Libmonster ID: RU-7267
Автор(ы) публикации: Б. ГРЕКОВ

Моя задача заключается в том, чтобы показать, как М. Н. Покровский изображает тот период истории России, который мы называем периодом существования Киевского государства, или "империи Рюриковичей", т. е. период вызревания и оформления феодальных отношений, показать, как представления М. Н. Покровского об этом предмете отразились на его схеме истории России домосковского и отчасти московского времени.

I. УПРАЗДНЕНИЕ М. Н. ПОКРОВСКИМ "ИМПЕРИИ РЮРИКОВИЧЕЙ"

Киевское государство, или "империя Рюриковичей", - варварское государство, которое сумело подчинить себе огромные пространства, населенные различными народами, преимущественно восточными славянами. Это варварское государство сменило собой родовой строй с наличием многочисленных племен, находившихся в хроническом состоянии войны друг с другом и тем самым ослаблявших себя и делавшихся легкой добычей более сильных соседей. По сравнению с родовым строем период существования Киевского государства был периодом сплочения сил, грозных для окружавших его складывающихся или уже сложившихся государств.

Этот киевский период в истории нашей страны оставил глубокий след в памяти народа, запечатлелся в созданной самим народом истории, дошедшей до нас в форме былинного эпоса. Все известные богатыри древности стремятся в стольный Киевград, к киевскому князю Владимиру. Среди них народный любимец - крестьянский сын Илья Муромец. Он никогда не забывает того, что он крестьянский сын, за крестьян он готов драться и с самим Владимиром; но если враги грозят русской земле, Илья идет защищать ее вместе с другими богатырями. Илья не щадит врагов и не знает поражений. Он создает славу и Киеву и князю Владимиру.

Киевский период истории России не случайно очень ярко отображен в нашем былинном эпосе.

К. Маркс, указывая на значение киевского периода в истории Восточной Европы, подчеркивает прежде всего беспрерывное возрастание "империи" с IX по XI столетие, которое вызывало тревогу в соседних государствах. Он проводит аналогию между империей Карла Великого и Киевским государством, считая роль этих двух варварских государств - одного - в истории Западной Европы, другого - в Восточной - в основном одинаковой. Эти империи были предшественницами европейских государств. После их распада начинают образовываться главнейшие государства в Западной и Восточной Европе. Маркс уделил большое внимание этому вопросу, у М. Н. Покровского же мы обнаруживаем игнорирование столь большого политического факта нашей истории.

стр. 41

В важнейшем труде М. Н. Покровского - "Русская история с древнейших времен". Т. I - Киевского государства совсем нет. М. Н. Покровский делает это вполне сознательно. В главе об "Образовании Московского государства" он пишет: "Говорить о едином "русском государстве" в киевскую эпоху можно только по явному недоразумению"1 . Автор не только отрицает существование единого русского государства: он не признает в этот период наличия государства вообще. Трактуя о киевских смердах и опровергая точку зрения на смердов, как на "государственных крестьян", он прямо заявляет: "Там, где не было государства, трудно найти "государственное имущество" живое и мертвое"2 . "Никакой почвы для "единого" государства - и вообще государства, в современном нам смысле слова - здесь не было"3 . И это суждение не случайно. В другом своем труде - "Очерк истории русской культуры" - он высказывается по этому предмету еще яснее. Он считает, что "общественные классы появляются... в историй (России. - Б. Г.) довольно поздно". Он относит появление классов к "XVI примерно столетию". А была ли какая-нибудь государственная власть и раньше? - спрашивает М. Н. Покровский и отвечает на этот вопрос: "Нет, не было, потому что те, сначала племенные, потом военно-торговые, позже феодально-земледельческие ассоциации, какие мы встречаем в России до образования Московского государства Ивана IV, весьма мало были похожи на то, что мы называем "государством"4 .

Такой ответ объясняется в значительной мере и тем, что автор исходит из немарксистского понимания государства. Он считает, что "отличительным признаком (государства. - Б. Г.) являются единства территории и единство верховной власти" (разрядка Покровского - Б. Г.), Дальше мы встречаем у Покровского совсем неожиданные открытия. Оказывается, в догосударственное время "большая семья" или иначе "род нашей летописи" совпадает с понятием государства5 . Нечего и говорить, как далеки эти взгляды Покровского на государство от определения основоположников и классиков марксизма6 .

Отрицая за Киевской Русью право называться государством, М. Н. Покровский все же немало страниц посвящает именно этому периоду истории России. Киевскую Русь он называет то "некоторым целым"7 , то "военно-торговой ассоциацией"8 , то "своеобразной фор-


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 170. 1920.

2 Там же, стр. 95.

3 Там же, стр. 81.

4 Покровский, М. Н. "Очерк Истории русской культуры", Ч. 1-я, стр. 245, 3-е. изд. На том же настаивает Покровский и в "Русской истории в самом сжатом очерке": "Наказаний вначале не было, потому что городская Русь X - XI вв. еще не знала общественных классов", стр. 22, 4-е. изд.

5 Там же, стр. 244 - 245.

6 Разбираемые книги Покровского написаны до появления в свет работ В. И. Ленина "Государство и революция" и "Лекция о государстве". Однако и в последующих изданиях М. Н. Покровского эти работы не использованы. Но в распоряжении М. Н. Покровского, во всяком случае, была книга Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства".

7 "Князья только представитель некоторого целого, которое вовсе не думало отчуждать в их пользу все свои права". Покровский, М. Н. "Русская история древнейших времен". Т. I, стр. 80.

8 Там же, стр. 81.

стр. 42

мой военно-торговой республики"1 . Наиболее пространное определение Киевской Руси у М. Н. Покровского следующее: "Великое княжение" Олега было временным соединением в руках одного лица власти над многими самостоятельными политическими единицами"2 . Но несколькими строками ниже он своим разъяснением этой "самостоятельности политических единиц", в сущности, аннулирует весь смысл своего утверждения: "... юридически ни Олег, ни Мономах, - пишет он, - никогда не упраздняли этой самостоятельности, - им, по всей вероятности, это и в голову не приходило, как не приходило в голову тогдашнему боярину, объединив в своей вотчине сотни крестьянских дворов, лишить, хотя бы один из них, его хозяйственной самостоятельности"3 . Это сравнение власти киевского князя с властью боярина-вотчинника над своими крестьянами совершенно уничтожает приведенное выше определение Покровским политического строя федерации, потому что сущность феодальной вотчины и состоит именно в том, что хозяйственно самостоятельные крестьянские дворы благодаря внеэкономическому принуждению объединяются политической властью хозяина. Между хозяйственной а и политической самостоятельностью огромная принципиальная разница, у М. Н. Покровского одно понятие подменяется другим.

Однако Покровский все же говорит и о "государственном строе" Киевской Руси, очевидно, позабыв свое категорическое отрицание не только государства, но даже почвы для его образования. "Федеративный" и "республиканский" характер древнерусского государственного строя, - пишет Покровский, - на самых ранних, из известных нам, ступенях его развития устанавливается таким путем вполне определенно"4 . Значит, Киевская Русь есть федерация республик, т. е. государство. Как Покровский пришел к этому выводу? В каком отношении этот вывод находится с отрицанием государства в этот же период? Что бы проследить путь, которым шел М. Н. Покровский, мы должны будем прежде всего обратиться к его исходным положениям и проследить нить его рассуждений.

Несмотря на то, что М. Н. Покровский полемизирует с теми, кто до него считал, что торговля, обмен являлись осью, около которой вертелась вся политическая история киевского периода (Шторх, Ключевский), он сам является ярким последователем этого направления. Древняя Русь - это Русь "городская"5 . Войны князей - это "своеобразная форма первоначального накопления торгового капитала"6 . Сочетание войны, торговли и разбоя объясняет происхождение древнерусских городов, о которых Покровский говорит тоже очень сбивчиво: город у него то "военный стан" князя, то "просто стоянка разбойников, хоронивших здесь награбленное ими добро, которым они готовились торговать в чужих землях"7 , то Киев и Новгород у него - "мировые коммерческие центры"8 . Если даже для Киева и Новгорода сделать исключение, хотя Покровский говорит о всех городах "ве-


1 Покровский, М. И. Русская истоки с древнейших времен". Т. I, стр. 102.

2 Там же, стр. 80.

3 Там же, стр. 81.

4 Там же.

5 Там же, стр. 110.

6 Там же, стр. 67.

7 Там же, стр. 69.

8 Там же, стр. 61.

стр. 43

ликого водного пути", то остальные города оказываются зачисленными в "стоянки купцов-разбойников", в "типичные паразиты" по отношению к своей стране.

Чтобы проследить появление общественных отношений, существовавших в X - XI вв., М. Н. Покровскому надлежало бы вспомнить определение рода и его дальнейшей эволюции в работах Моргана и Энгельса. Но Покровский считает, что оперировать с родом и родовым строем значит возвращаться к идеалистическим теориям Соловьева и его последователей. Тут Покровский не учитывает того, что Соловьев и его последователи не выдумали рода, а только неправильно его понимали.

На место рода и сельской общины-марки Покровский вводит "печища" XVI в., открытые А. Я. Ефименко на севере. Он убежден, что "в некоторых местах русской равнины географическая обстановка IX - X вв. сохранилась почти в полной неприкосновенности до очень позднего, сравнительно, времени: таковы были великорусский север, нынешняя Архангельская губерния до XVII в. и западнорусское Полесье до XVI приблизительно века"1 . "Печище" на севере, "дворище" в Полесье Покровский принимает за остатки первобытного коммунизма и старается при помощи этих, несомненно, пережиточных явлений объяснить далекое прошлое народов, образовавших "союз федеративных республик". "Печища и огнища" (иначе "дворища"), по мнению Покровского, - это уцелевшие на великорусском севере и в западнорусском Полесье осколки первобытной коммунистической общины, по которым можно судить о далеком прошлом русского народа вообще. "В дворищном землевладении мы имеем перед собою остаток подлинного коммунизма"2 , - пишет М. Н. Покровский. Но "к началу исторической жизни" славяне, по мнению Покровского, уже успели образовать патриархальную большую семью, где кровные элементы значительно разбавились пришлыми членами, принимавшимися по экономическим соображениям.

Эта "хозяйственная организация семьи, - пишет Покровский, - необходимо предполагала военную организацию для охраны продуктов хозяйства"3 . Во главе этих организаций стоит "отец", глава, "самодержец в широчайшем значении этого слова". "Разрастаясь естественным путем, семья могла при благоприятных обстоятельствах сохранить свое хозяйственное единство... Так образовывалось племя, члены которого были связаны общим родством, а, стало быть, и общей властью"4 . При этом глава семейства становился уже племенным князем. С другой стороны, "печище", по мнению Покровского, могло эволюционировать либо в вотчину либо в город. Если "печищу" удавалось сохранить характер "самодовлеющего экономического целого", оно превращалось в вотчину. Если этого "основного экономического условия" не было, - образовывался город. Покровский старается убедить своего читателя в том, что город этого периода представлял собой совокупность "печищ" или" "огнищ", которые вели


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 13.

2 Там же.

3 Там же, стр. 17 и 18. Ср. Соловьев, С. М. "История России с древнейших времен", стр. 54, изд. о-ва "Польза", где С. Соловьев говорит о роде и неограниченной власти главы рода.

4 Покровский, М. Н. "Русская история древнейших времен". Т. I, стр. 19.

стр. 44

коллективное хозяйство, но занимались не земледелием1 и промыслами, а торговлей и разбоем. Так как торговля того периода была "разбойничьей" (Raubhandel), то отсюда и характеристика города как стоянки разбойников-купцов, как "паразита" по отношению к окрестной стране.

Эти "разношерстные", новые по отношению к "печищам" элементы, уверяет нас Покровский, не входили в туземные организации "печищ", а составляли особую "искусственную военную организацию", "сотню". Так рядом со "старцами градскими" появляются десятские и сотские с тысяцкими, которые начинают играть главную роль2 .

Покровский свою "городскую Русь" делит на два периода. Стоянкой разбойников-купцов русский город был, по его мнению, не всегда.

"Разбойничья торговля, на которой зиждилось благополучие русского города", относится к периоду VIII - X вв.3 , после чего город, не переставая быть паразитом, приобретает черты демократической республики. Две "революции" (1068 и 1113 гг.)4 , из коих последняя, по мнению Покровского, "демократическая", "юридически закрепляют успех киевской народной массы, которая не даром с тех пор является полной хозяйкой на политической сцене". В доказательство своего вывода Покровский указывает на годы 1146 - 1147, которые, по его мнению, дают нам такую полную картину "народоправства", какой мы не найдем и в источниках новгородской истории. На самом же деле, едва ли можно тут найти сколько-нибудь заметные следы "народоправства"; выступления народные были в Новгороде нередки, иногда они имели грозный характер, но народ в управлении страной участвовал весьма и весьма относительно.

Киевскую Русь и после X в. Покровский трактует как Русь городскую, паразитическую, лишь весьма медленно "перегнивающую" в Русь деревенскую. Покровский считает, что своеобразный городской строй, существовавший в Киевской Руси, сохранился почти целиком до татарского погрома. Только "татарский разгром одним ударом закончил" этот процесс5 , причем "ничего иного, кроме распадения города, здесь не требовалось"6 .

Таким образом, вместо Киевского государства М. Н. Покровский устанавливает в общей схеме истории России особый период господства "городской волости" и "городского права"7 , в противоположность следующему периоду - татарскому и московскому, где, по мнению Покровского, утверждается деревня и "право деревенское"8 . Этот период "городской волости", у Покровского, заменяет собой период Киевского государства.

Есть ли основания для того, чтобы в какой-либо мере согласиться с положениями Покровского? Мне кажется, что таких оснований


1 М. Н. Покровский убежден, что город IX - X вв. никогда не был связан с деревней.

2 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 84.

3 Там же, стр. 96 - 97.

4 М. Н. Покровский злоупотребляет термином "революция" и в других своих работах по истории древней России.

5 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 105.

6 Там же, стр. 102.

7 Там же, стр. 172.

8 Там же, стр. 96.

стр. 45

нет. Прежде всего, все имеющиеся в нашем распоряжений материалы опровергают положение Покровского о том, что Киевская Русь была бесклассовым обществом. Так например в "Русской Правде", даже в древнейшей ее части, мы находим наличие классов; в "Правде" Ярославичей, приблизительно середины XI в.. мы находим господ и зависимое от них население - рабов и нерабов; в летописных сообщениях о X - XI вв. также имеется много убедительных материалов о наличии классов и о классовой борьбе. Если же оказывается несостоятельным тезис Покровского, что Киевская Русь была бесклассовым обществом, отпадает и его утверждение, что Киевская Русь не была государством.

Нет также достаточных аргументов и в защиту представления Покровского о Киевской Руси как "Руси городской" в том смысле, как она у него обрисована, В наличии городов в IX - XI вв. на территории Киевского государства сомневаться не приходится; 30 названий городов известны нам из разных исторических источников этого периода, но и этими названиями далеко не исчерпывается список существовавших тогда городов. Известно также, что города эти были не только стоянками разбойников-купцов, а ремесленными и торговыми пунктами и выполняли также военные и административные функции, т. е. играли крупную политическую роль.

Возникновение городов есть показатель определенной ступени в развитии общества. Покровский, строя свою схему, игнорирует факты. А между тем письменные источники и памятники материальной культуры позволяют нам говорить о возникновении городов в Восточной Европе в результате того же самого экономического и политического процесса, который протекал и в Западной Европе, если не считать тех городов Западной Европы, которые она унаследовала от Римской империи. Археологические данные дают возможность говорить о том, что наши города древнего периода имели связь с окружающими их деревнями и селами, что эти города были не только торговыми пунктами, но и производственными ремесленными центрами.

Ключевский, внушивший Покровскому идею о городской Руси, рассуждает несколько осторожнее своего горячего последователя. Ключевский, собственно говоря, грешен тем, что он внешнюю торговлю делает первопричиной возникновения городов. Но, во-первых, он говорит только о шести городах во-вторых, он не видит столь резкого разрыва между городом и деревней. Покровский же не только построил свою схему на самом слабом положении Ключевского, но и довел его до абсурда. Покровского и Ключевского в представлений о городах IX - X вв. объединяет то, что оба они считают происхождение наших городов не результатом внутреннего развития, а следствием внешнего толчка, следствием движения на юг норманнов, "типичных представителей разбойничьей торговли"1 .

Исходя из этих основных положений, Покровский идет по тому же пути еще дальше Ключевского и оказывается в чрезвычайно затруднительном положении, для выхода из которого требуется совершенно исключительное средство. Понадобилось татарское нашествие, которое, по мнению Покровского, разрушением городов-паразитов облагодетельствовало Русь и вернуло ей ее, так сказать, нормальный облик. На самом же деле наличие городов в Киевской Руси не даст нам никаких оснований для признания за городами той роли, какую


1 Покровский, М. Н. "Очерк истории русской культуры". Ч. 1-я, стр. 54.

стр. 46

отвёл им Покровский, а также и для отрицаний значения деревни. В средние века деревня политически доминирует над городом, потому что, в конечном счете, в городе хозяевами положения являются бояре, могущество которых корнями уходит в деревню. Этот тезис остается в силе и дли государства Киевского. Непоколебимым остается и представление Маркса о Киевском государстве как о политическом образовании, аналогичном империи Карла Великого1 .

Неправильное положение Покровского в этом важном вопросе тем удивительнее, что он в другом месте того же своего Труда признает наличие бояр, крупных землевладельцев ив X и XI вв., признает и их политическое значение, говорит он и об угнетенных бедняках в Киеве. Разве это не классы? Разве это не база для государства?

Города Киевского государства имеют свою историю, показывающую рост экономической и политической жизни в стране. Покровский проводит неправильную, ненаучную мысль о необходимости уничтожения киевских городов для Дальнейшего роста нашей страны, тогда как удар, нанесенный этим городам татарскими ханами, был ударом по экономике нашей страны и политическому ее положению, ударом, надолго задержавшим дальнейшее ее развитие.

Покровский не понял Киевской Руси. Не понял он и дальнейшего хода истории России. Иначе он не мог бы утверждать, что история Московского государства и история "империи Рюриковичей" - это не этапы в развитии одного и того же процесса, а два параллельных процесса.

II. ДЕРЕВНЯ М. Н. ПОКРОВСКОГО В ПЕРИОД ЕГО "ГОРОДСКОЙ РУСИ" И ВОПРОС О ФЕОДАЛИЗМЕ В РОССИИ

Процесс феодализации земледельческого общества прежде всего выражается в создании таких общественных отношений, при которых крупные земельные собственники монополизируют право на землю и присваивают себе право на труд непосредственного производителя, владеющего всеми условиями производства кроме земли. Класс феодалов прибегает для этого главным образом к внеэкономическому принуждению. Последнее достигается либо при помощи открытого насилия либо через органы государства, т. е. организованной власти землевладельцев-феодалов.

М. Н. Покровский в своей "городской Руси" уделяет деревне очень незаметное место. Деревенская Русь и победа деревенского права, по Покровскому, - явление более позднего времени. В то же время, когда процветали города, паразитировавшие за счет Деревни, деревня а изображении Покровского не играет никакой сколько-нибудь существенной роли.

"Крупное землевладение, - пишет Покровский, - в России мы встречаем уже в очень раннюю эпоху. Более полная редакция "Русской Правды" в основном своем содержании никак не моложе XIII в., а отдельные ее статьи и гораздо старше. А в ней мы уже Находим крупную боярскую вотчину с ее необходимыми атрибутами: приказчиком, дворовой челядью и крестьянами, обязанными за долг2 работать на барской земле ("закупами"). "Боярин "Русской Правды", - прежде


1 К. Маркс "Секретная дипломатия XVIII в."

2 Покровский не признает, что некоторая часть крестьян уже в это время работала на своего хозяина не только за долг.

стр. 47

всего крупный землевладелец"1 . Стало быть, уже в XII - XIII вв. Покровский видит наличие крупного землевладения. Если его в этом убеждает пространная "Русская Правда", то нельзя не высказать удивления, почему он игнорирует "Правду" Ярославичей середины XI в., откуда пространная "Правда" заимствовала основной материал о крупной вотчине. Это тем более удивительно, что сам Покровский считает бояр даже первой половины X в. - времени договоров Руси с греками - тоже крупными землевладельцами2 .

Если признать наличие крупного землевладения в X - XI вв., что, в конечном счете, и делает Покровский, "печищам" и "дворищам" приходит конец, по крайней мере в тех районах, где боярство успело освоить землю, поскольку сам Пакровский говорит о дробление "печища" как "показателя того способа, каким возникала крупная вотчинная собственность древней Руси"3 . Городская Русь у него начинает "перегнивать" в деревенскую сколько-нибудь заметным образом только при татарах и при их содействии.

Приходится недоумевать, когда Покровский, сделав свое заключение о сравнительно раннем появлении крупного землевладения в России и именно на основании ясных показателей "Русской Правды", сейчас же словно забывает об этом и совершенно спокойно принимает трактовку "Русской Правды", по Ключевскому.

Ключевский считает, что общественная среда, которая выработала право, послужившее основанием "Русской Правды", - это "большой торговый город" - Село в "Русской Правде" остается в тени, на заднем плане. "Русская Правда" есть по преимуществу уложение о капитале"4 . Покровский просто его повторяет: "Правда Русская", - говорит он, - сложилась в чисто городской обстановке, она не занимается сельскими жителями"5 . Этот тезис, очевидно, и для Покровского и для Ключевского имеет решающее значение: если "Русская Правда" действительно выросла в городе и для горожан, тогда исходный пункт их дальнейших рассуждений не должен вызывать сомнений. Ну, а что, если это совсем не так, что, если "Русская Правда" имеет в виду больше всего и прежде всего деревню? Тогда построение Покровского и Ключевского рушится само собой не только в основном своем костяке, но и во всех деталях.

Не трудно доказать, что "Правда" Ярославичей имеет дело преимущественно с деревней. Она изображает крупную вотчину с мертвым и живым, в том числе и человеческим, инвентарем. Можно думать, что это - специальное законодательство о княжеских вотчинах, распространяемое, однако, и на всякую крупную вотчину. Так как "Правда" Ярославичей относится приблизительно к середине XI в. и так как в ней изображается вотчина в уже сформированном виде, то возникает вопрос о том, когда же она успела приобрести такие определенные черты. Само собой разумеется, что для этого необходимо время. Следовательно, и в "Правде" Ярослава, памятнике значительно


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 27 - 28. Вопреки мнению Покровского, основной костяк пространной "Правды" относится не к XIII, а к XII веку.

2 Покровский, М. Н. "Очерки по истории русской культуры". Ч. 1-я, стр. 62.

3 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 37.

4 Ключевский, В. О. "Курс русской истории". Ч. 1-я, стр. 304 - 306. Изд. 1914 года.

5 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I. стр. 82.

стр. 48

более раннем, необходимо признать наличие крупной вотчины, хотя бы и не в столь законченном виде.

В пространную "Правду" в основном вошло все законодательство "Правды" Ярославичей о вотчине и получило тут несколько дополнений. Между прочим, в пространной "Правде" имеется ценнейшее указание на то, что закон, трактующий о княжеской вотчине, распространяется и на вотчину боярскую. Устав Мономаха еще больше расширяет наше представление о вотчине.

Конечно, в "Правдах" отражен и город, но ни одна из них ни в коем случае городским кодексом названа быть ее может. "Правды" отражают различные этапы в развитии киевского общества, занявшего территорию в бассейнах Волхова-Днепра, причем и деревне и городу там отведено соответствующее место. Есть полное основание утверждать, что боярство, живущее часто около князя в городе, было сильно именно своей связью с деревней. Здесь корни их экономической мощи и политического значения. Поэтому не удивительно, что "Русская Правда" так много внимания уделяет именно деревне. Она не является исключением среди известных нам европейских варварских "Правд". Ни о каком специальном периоде, когда господствовал город со своим особым городским правом, противополагаемым праву деревенскому, здесь речи нет.

При изучении общественных отношений древней Руси, прежде всего, возникают вопросы об общине, о появлении частной собственности на землю, об образовании крупного землевладения и судьбе в процессе феодализации общества мелкого производителя-крестьянина. У Покровского мы находим весьма сбивчивые замечания по этим вопросам.

Все наши археологические и письменные источники позволяют признать совершенно правильным утверждение Покровского о том, что "в нынешней Московской или Владимирской губерниях существовало земледелие с незапамятных времен"1 . Почему бы Покровскому не проверить этого своего утверждения и не продолжить изучение земледелия и в других районах Киевского государства? Несомненно, Покровский должен был бы придти к тем же выводам и о Поднепровье. Но он! колеблется: с одной стороны, он принимает на веру мнение Ключевского о том, что "славяне исстари были народом промысловым и промыслы их были преимущественно, если не исключительно, лесные"2 ; с другой стороны, он склонен признать и показания письменных источников. "Если мы, - пишет он, - обратимся к древнейшим письменным свидетельствам о восточных славянах, к древнейшим текстам, мы найдем в них полное подтверждение приведенной выше характеристики этих славян как народа земледельческого, но стоящего в то же время на очень невысокой степени культуры"3 ; и тут же, через одну страницу, опять возвращается к Ключевскому: "Характер славян как лесного народа, живущего, между прочим, и даже на первом месте, бортничеством (разрядка автора. - Б. Г. ) также выступает у арабского географа очень выпукло"4 . (Покровский имеет в виду Ибн-Даста, показания которого о земледелии у славян он приводит.) Несмотря, однако, на эти колебания Покровский считает, "что земледелие было у славян занятием далеко не второстепенным". Он пишет:


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 6.

2 Там же, стр. 9.

3 Там же.

4 Там же, стр. 11.

стр. 49

"Для XII века мы имеем уже Несомненные свидетельства того, что пахота с помощью лошади была общераспространенным явлением в южной Руси". Если для XII в. сторонник промысловой Руси считает возможным признать земледелие при помощи лошади, а значит, и соответствующего нашейного орудия общераспространенным, - это очень много значит. Несомненно, Покровский вспоминает здесь речь Владимира Монамаха на Долобском съезде, где Мономах так ярко нарисовал идущего за своим конем пахаря-смерда. Но ведь Долобский съезд - это самое начало XII века. Почему же не признать пашущего конем смерда и для XI и для X веков? Ведь в "Правде" Ярославичей смерд имеет своего коня, и, конечно, конь ему нужен не для чего иного, как именно для пашни.

Несмотря на все это, М. Н. Покровский продолжает игнорировать деревню. Но как ни старается он отодвинуть деревню на второй план, деревня сама заставляет о себе говорить, стремится занять принадлежащее ей по праву место. Говоря о своих городских демократических республиках, Покровский, между прочим, указывает, что в городах, возглавлявших эти республики, князья были "наемными сторожами", те же князья в деревне были хозяевами-вотчинниками. По мнению Покровского, это и была "политическая антиномия", которую приходилось разрешать Киевской Руси. Покровский считает, что вопрос: какое из двух прав: городское или деревенское - возьмет, верх - "в дальнейшем развитии был роковым для всей судьбы русских республик"1 . Нетрудно представить себе всю безнадежность этой "антиномии" в самой схеме Покровского.

Признавая наличие княжеского землевладения в довольно раннее время и детально разрабатывая вопросы организации вотчины, Покровский, казалось бы, должен был правильно понять и развитие феодальных отношений в России. Но заранее усвоенная точка зрения "а этот процесс мешает ему видеть то, что отражено в наших источниках. Он твердо верит в особые пути развития русской деревни.

"Здесь (в Западной Европе. - Б. Г. ), - пишет он, - картина рисуется приблизительно такая. В самом начале оседлого земледелия земля находится в руках тех, кто ее обрабатывает... Исходной формой поземельной собственности была собственность не личная, а общинная. Мало-помалу, однако же, общинная собственность разлагалась, уступая место индивидуальной; параллельно с этим шла дифференциация и среди самого населения общины. Более сильные семьи захватывали себе все больше и больше земли, более слабые теряли и ту, что была в их руках первоначально, попадая в экономическую, а затем и в политическую зависимость от сильных соседей. Так возникла крупная феодальная собственность. Для некоторых стран - Англии, например, - свободная община как первичное явление, феодальное имение, как вторичное, позднейшее, считаются в настоящее время доказанными. О России этого никак нельзя сказать"2 . Почему? Потому что вопрос о русской общине, по мнению Покровского, еще не решен. М. Н. Покровский тоже его не решает и не может решить, потому что он считает одним из наиболее типических признаков общин - переделы. А так как переделов в древней Руси, как это прекрасно показано у Павлова-Сильванского3 , не было, то и русскую общину Покровский берет


1 Покровский, М. М. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 96

2 Там же, стр. 34.

3 Павлов-Сильванский. Н. П. "Феодализм в удельной Руси", стр. 105 и 120 и сл. 1910.

стр. 50

под сомнение и делает следующее заключение: "...у нас феодализм (и Крупное землевладение как неотъемлемая его принадлежность. - П. Г.) развился непосредственно на почве того коллективного землевладения, которое мы определили как первобытное", - землевладений "печищного" или "дворищного"1 . Так как, по мнению Покровского, "в печище не было индивидуальной собственности", а это была "коммуна", то Покровский видит своеобразие русского исторического процесса прежде всего в том, что Россия, обойдя сельскую общину, сделала непосредственный скачок от первобытного коммунизма к феодализму. Как это произошло, у Покровского указаний нет.

Источники, и среди них прежде всего "Русская Правда", говорят нам о том, что Россия развивалась совершенно так же, как и другие европейские страны, что и ей была известна сельская община - марка.

Покровский почему-то не обратился непосредственно к этим источникам. А между тем уже тогда, когда Покровский писал свою книгу, было известно мнение Энгельса о русской сельской общине. "Только около десяти лет тому назад, - пишет он, - было доказано существование таких больших семейных общин и в России; теперь все признают, что они столь же глубоко коренятся в русских Народных обычаях, как и сельская община (разрядка моя. - В. Т. ). Они упоминаются в древнейшем русском своде законов, в "Правде" Ярослава, под тем же самым названием (вервь), как в далматских законах; их можно также найти е польских и чешских исторических источниках"2 . Покровскому, который считал" себя марксистом, конечно, следовало бы знать и мнение Маркса о русской общине. Маркс дал точный ответ на этот вопрос. Он писал, что все в русской общине "абсолютно, до малейших деталей, тождественно с первобытной германской общиной"3. Еще яснее он высказывался по этому предмету в письме к Засулич. Не учел Покровский и работы Павлова-Сильванского о русской общине и его критических замечаний на исследование А. Я. Ефименко. Отсюда у Покровского и отрицание общины-марки, ничем не аргументированное, построенное на игнорировании источников и работ своих предшественников.

Не будь этого крупного и произвольного допущения, Покровский, может быть, избежал бы многих других ошибок и прежде всего противопоставления русского исторического процесса - Западноевропейскому.

Отрицая наличие в древней России общины-марки, Покровский неправильно подходит к дальнейшей истории деревни и к вопросу о крестьянстве в России.

Крупное, имение без крестьян - это то же, что фабрика без рабочих, говорил Покровский. Это, конечно, бесспорная истина. Но как представляет себе Покровский имение Древнерусского вотчинника (князя, боярина, монастыря и т. п.)? Как Покровский подходит к вопросу о рабочей силе древнерусской вотчины, т. е. к крестьянству?

"Общее название для массы сельского населений в древнерусских памятниках - "смерды"4 , - замечает Покровский. Но вопрос о смердах ему представляется очень простым: по его мнению" "тексты дают нам довольно отчетливые признаки их юридического положения".


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 35.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 1 -я, стр. 42.

3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXIV, стр. 126 - 127.

4 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен" Т. I, стр. 93.

стр. 51

"Нужна была обширная литература, - говорит он, - чтобы создать "вопрос" о смердах"1 . Для Покровского это, стало быть, вопрос в кавычках. Смерд для него - это лишь крестьянин-данник. Дань - "коренной признак" смерда2 . Но дальнейшие наблюдения Покровского над смердами показывают, что дело совсем не так просто. Покровский, например, обращает внимание на то, что "в дипломатических переговорах "смерд" оказывается чем-то вроде княжеского холопа", что о смердах спрашивают, чьи они, между тем как о свободном горожанине нельзя было задать такого вопроса. Покровский устанавливает "более тесную зависимость смердов от княжеской власти" и успокаивается на том, что эта зависимость и есть нахождение смердов под данью. "Положение смерда как данника и делало его специально княжеским человеком"3 . Это, конечно, - не решение вопроса, потому что Покровский не показывает самого важного: в каком отношении находился древнерусский крестьянин - смерд - к крупным вотчинникам вообще? Покровский даже и не упоминает о том, что не только в дипломатических переговорах, но и в "Русской Правде" середины XI в. среди рабочего инвентаря крупного имения смерд и холоп тоже поставлены рядом. Следовательно, и тут смерды трактуются как "что-то вроде холопа". Только в примечании к перечню "возможных рабовладельцев" в Киевской Руси ("князь, боярин, монастырь") в "Очерке истории русской культуры" Покровский, упоминая об известном спорном месте в "Правде" Ярославичей, говорит: "Благодаря ошибке переписчика в одном из списков "Русской Правды" получилась возможность говорить о "смердьем", т. е. крестьянском холопе. Но увы! На самом деле данное постановление доказывает лишь, что крестьянин и холоп в глазах древнерусского закона имели одну и ту же цену"4 . Так как Покровский не выделяет особой категории смердов, то можно подумать, что он здесь говорит о всех смердах, но тогда возникает естественный вопрос о том, как быть с приведенным выше определением смерда-данника.

Как же все-таки Покровскому рисуется положение с рабочей силой в крупном имении. Он говорит, что крупное землевладение раннего периода сочетается с мелким хозяйством: "Каждая отдельная деревня (входящая в состав крупной вотчины. - Б. Г. ), каждый отдельный крестьянский двор... пахали свой отдельный участок земли, а сам вотчинник со своими холопами довольствовался одной "деревней" или немногим больше"5 . У этого хозяйственного типа есть одно существенное сходство... "с печищем" или "дворищем". И там и тут данная хозяйственная группа стремится удовлетворить все свои потребности своими средствами, не прибегая к помощи извне и не нуждаясь в ней. Но есть и очень существенное различие: там плоды общего труда шли "тем, кто сам же трудился: производитель и потребитель сливались в одном тесном кружке людей. Здесь производитель и потребитель отделены друг от друга: производят отдельные мелкие хозяйства, потребляет особая группа - вотчинник с его дворней, чадами и домочадцами" (разрядка моя. - Б. Г. )6 . Это уже типичная феодальная вотчина, Пок-


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 93.

2 Там же, стр. 95.

3 Там же, стр. 96.

4 Покровский, М. Н. "Очерки истории русской культуры". Ч. 1-я, стр. 45.

5 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 29.

6 Там же, стр. 31 - 32.

стр. 52

ровский ее так и называет, но не делает отсюда соответствующих выводов. Он знает, что мелкие хозяйства, обязанные кормить боярина-феодала, - это крестьянские, смердьи хозяйства, находящиеся под властью вотчинника, что не один князь является вотчинником, и все-таки продолжает уверять нас, что смерд-это княжеский данник, тогда как совершенно очевидно, что называть эти обязанности крестьян по отношению к своим вотчинникам "данью" нельзя. В определении смерда, сделанном Покровским, отразилась его трактовка процесса возникновения и развития феодальных отношений. 47-я глава "Капитала" не оказала на него никакого влияния. Он остался грубым экономическим материалистом, и только в одной из совсем поздних своих статей он встал в этом вопросе на более правильный путь1 .

Конечно, одним признаком обложения данью юридическая природа смерда не может быть определена: вопрос гораздо сложнее, чем думает Покровский. Смерд - это настоящий крестьянин, который может быть и свободным и зависимым, может быть и княжеским, и боярским, и церковным.

У Покровского такая манера излагать свои мысли, что не всегда легко разобрать, к какому периоду он относит свои рассуждения о тех или иных явлениях. В данном случае выводы Покровского о вотчине иллюстрируются фактами из новгородских писцовых книг XV в. и из других источников еще более позднего происхождения. Но, поскольку он считает крупную вотчину одним из необходимых элементов феодализма и полагает, что феодализм в России вырос "непосредственно" вслед за первобытным коммунизмом, мне кажется, мы имеем основание отнести вотчинные порядки, нарисованные Покровским, и к раннему периоду феодализма. Тем более что "мужей" времени договоров с греками он считает крупными землевладельцами.

Совершенно несомненно, что часть смердов, именно смерды, вошедшие со своими дворами и деревнями в вотчину, была людьми зависимыми; возможно, эта зависимость имела особый характер. Но не требует никакого доказательства то обстоятельство, что феодальная вотчина не мыслима без зависимого крестьянства.

Ошибки Покровского в этом вопросе не ограничиваются его неправильными заключениями по поводу положения смердов. В вотчине - на барской пашне, в барском хозяйстве - работали не только смерды, но и другие категории зависимого населения, вынужденные работать на своего господина. М. Н. Покровский из этой категории вотчинных людей останавливается лишь на закупах.

По мнению Покровского, закупничество есть результат деятельности капитала в деревне2 . Покровский видит аналогию между известным процессом на севере России с его черносошным крестьянством XVII в. и Киевской Русью в том, что здесь и там он находит независимое от землевладельцев крестьянство. Процесс образования крупной земельной собственности на русском севере XVII в. путем поглощения мелкого землевладения Покровский рассматривает как образчик такого же процесса, отраженного в "Русской Правде" XIII в.3 и


1 Покровский, М. Н. "Марксизм и особенности исторического развития России", стр. 34. 1925.

2 "Что капитал работал не только в городе, а и широко вокруг него, об этом мы можем судить по развитию среди сельского населения закупничества". Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 88.

3 М. Н. Покровский без всяких на то оснований относит "Русскую Правду" к XIII веку На самом деле хотя отдельные части "Русской Правды" и возникли разновременно, но, тем не менее, хронологически дальше XII в. ни одна из ее частей не восходит, если, конечно, не считать отдельных вставок.

стр. 53

Псковской грамоте XV века. "Русская Правда", - пишет Покровский, - знает уже особый разряд крестьян, очень смущавший всегда наших историков-юристов. Это так называемые закупы. Они занимали промежуточное положение между свободным крестьянином, "смердом" и холопом и превращались в холопов с большою легкостью".

М. Н. Покровский не удовлетворяется таким расплывчатым определением и пытается представить хозяйственную и правовую природу закупа, но и тут он впадает в противоречия и, в конце концов, наделяет закупа следующими чертами: это крестьянин, имеющий "лично ему принадлежащую лошадь и свое собственное имущество, в том числе и земельный участок" и "какое-то собственное хозяйство". В то же время это крестьянин, вынужденный для уплаты долга работать на барщине и настолько утративший "свою самостоятельность, что на суде стоял почти на одном уровне с холопом". Если мы обратимся к "Русской Правде", единственному (если не считать "Митрополичьего Правосудия") источнику, сравнительно полно рисующему положение закупа в древнерусском обществе, то мы найдем там совершенно иную характеристику закупа.

Дело в том, что у закупа нет имущества: ни коня, ни плуга, ни даже бороны. Это недавний крестьянин, который разорился настолько, что продолжать свое крестьянское существование уже не может и вследствие этого вынужден идти в кабалу. Он получает от хозяина некоторую сумму денег (вероятно, это и есть "купа", как полагают М. Н. Покровский и ряд его предшественников, включая и Карамзина)1 и начинает работать на своего господина в господском хозяйстве: господским конем пашет господскую землю, ухаживает за господским скотом и пр. Положение его действительно довольно близко к холопу, хотя он и не холоп. Это, по терминологии "Русской Правды", "закуп ролейный". Есть закупы не ролейные, т. е. такие, которые работают не на господской пашне, а выполняют другие поручения своего господина и даже живут, быть может, в городских барских усадьбах. Таким образом, становится понятным, что именно гонит недавнего крестьянина в кабалу - крайняя нужда, полная невозможность вести свое собственное хозяйство.

Возникает вопрос: мог ли хозяин, крупный землевладелец, ограничиться трудом холопов и закупов? Если речь идет о собственной, небольшой для того времени барской запашке, то, быть может, и мог, но ведь мы прекрасно знаем, что крупное землевладение того периода всегда сочеталось с мелким хозяйством, что крупный землевладелец - феодал - всегда стремился расширить свои владения именно с тем, чтобы возможно большее количество мелких крестьянских хозяйств, способных отдавать хозяину часть своего продукта или труда, включить в состав своей вотчины.

Дав правильную картину организации феодальной вотчины, М. Н. Покровский проглядел в феодализме одну очень важную черту - именно специфическое для феодализма положение крестьянина.

Отмечая три основных признака феодализма: господство крупного землевладения, связь с землевладением политической власти и наличность известной иерархии землевладельцев2 , - Покровский опу-


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 43. Очень интересна попытка объяснить один из вариантов термина "куна" - "хова" См. Максименко, Н. А. "О закупах "Русской Правды".

2 Там же, стр. 27.

стр. 54

екает наиболее существенный признак феодализма - зависимость крестьянства. "Пропуск" объясняется тем, что М. Н. Покровский в данном случае шел за нашими историками-юристами значительно послушнее чем, например, Павлов-Сильванский, для которого, несмотря на то что он тоже принадлежал к школе историков-юристов, было ясно, что при феодальных отношениях совершенно неизбежна та или иная степень зависимости крестьянина.

Послушно следуя за плеядой крупных историков-юристов, замыкаемых блестящей фигурой В. О, Ключевского, Покровский продолжает говорить о задолженности крестьянина как источнике крепостничества и фактически исключает внеэкономическое принуждение. Идя за Ключевским, Покровский вопрос о возникновений крепостного права относит к XVI - XVII векам. Это "закрепощение, - пишет он, - было заключительным моментом длинной драмы", а "сейчас", Т. е., как раз в период возникновения и разрастания феодальных отношений, "мы, - продолжает Покровский, - еще довольно далеки от этого момента"1 . Другими словами, Покровский оказался несостоятельным защитником феодализма в России.

Неверно поняв весь процесс древнейшей истории нашей страны, начиная с представления о сущности родового строя и крестьянской общины, он неверно представил и весь феодальный период. К тому же он неправильно понимает самую сущность феодальных, общественных отношений. Некоторые его утверждения поистине удивительны. То он говорит, что Россия от первобытного общества непосредственно перешла к феодализму, характерным признаков которого он сам считает крупное землевладение, уже существовавшее в X в., то вдруг, оказывается, что в X - XI вв. у нас еще не было классов.

III. ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ "ГОРОДСКОЙ РУСИ" М. Н. ПОКРОВСКОГО

В "Очерке истории русской культуры" М. Н. Покровский период Киевского государства называет "блестящим моментом" нашей истории, высокая материальная культура которого выдерживает сравнение с современной ей западноевропейской, что, однако, не мешает ему настаивать на отсутствии классов в этот период. Но так как труд Покровского, можно сказать, соткан из противоречий, то не приходится удивляться тому, что он довольно подробно изображает государственный строй того общества, государственное бытие которого сам же отрицает.

Для Покровского не имеет значения тот факт, что на Волхове приблизительно к середине IX в. уже успел образоваться некий политический центр, объединивший северо-западных славян (ильменских и кривичей), народы Прибалтики (чудь) и северные народы мерю и весь, что эти народы в то время с переменным счастьем уже вели борьбу со скандинавами, что Рюрик, если верить преданию, был" приглашен на помощь одной из борющихся сторон в сложной обстановке рождающегося государства, подобно тому как и позднее варяжские дружины приглашались на помощь борющимися сторонами в Киеве и Новгороде. Не интересует его и несомненный факт еще более сложной истории южной Руси, известной греческим источникам альтернативно то под термином "скифы", то под термином ρως. Он готов признать под Куябой Ибн-Даста Киев, но не делает из этого никаких выводов. Покровский совершенно игнорирует факт нашествия Руси или скифов на Византийское побережье Русского (Черного) моря и на самый Кон-


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 44.

стр. 55

стантинополь, старые связи южной Руси с хозарским царством, наличие Руси на Северном Кавказе. Вместо учета всех этих событий, без которых нельзя понять образования Киевского государства, Покровский довольствуется очень поверхностным разбором легенды о призвании Рюрика и двумя-тремя весьма сомнительными замечаниями о князьях Рюриковичах. Читатель, не имеющий возможности пользоваться источниками, желающий познакомиться с фактами древнерусской жизни по книге Покровского со столь многообещающим заголовком, несомненно, будет введен в заблуждение.

Как ни мало интересуется М. Н. Покровский конкретной политической историей своей "городской Руси", он все же не может пройти мимо самых показательных сторон ее политической организации. Я имею в виду вече и князя - предметы, которым М. Н. Покровский отводит довольно значительное место и о которых им высказано много оригинальных, но, к сожалению, далеко не всегда верных замечаний.

1. Покровский о древнерусском князе. "Сторож в городе, вотчинник в деревне" - эта характеристика положения князя, отчасти навеянная Ключевским1 , кажется недостаточной и самому М. Н. Покровскому. Он старается показать древнерусского князя с различных сторон, но все же "военный сторож" у него доминирует.

По мнению М. Н. Покровского, князья только воевали и "рубили города". "Ни одного факта внутреннего строительства ни для Рюрика, ни для его ближайших преемников, - пишет Покровский, - летописец привести не сумел: то немногое, что мы от него узнаем, сводится к тому, что Рюрик "срубил город над Волховом" и продолжал то же в других местах, везде "срубая города" и ставя в них варяжские гарнизоны. Олега, Игоря, Святослава мы встречаем опять-таки лишь в роли руководителей военных действий..., и лишь по поводу Ольги мы узнаем кое-что о внутренней работе княжеской власти, но эта внутренняя работа сводилась к установлению "даней и оброков"... Чтобы найти князя-реформатора, так или иначе пытавшегося установить в земле порядок, нам нужно подняться до первой половины XII столетия, где в лице Владимира Всеволодовича мы и найдем, по всей вероятности, оригинал портрета, в различных вариантах повторяемого летописью"2 . Покровский считает, что летописец изображал всех древнерусских князей по образу и подобию единственного известного ему Владимира Всеволодовича Мономаха. Но оказывается, что и этот "реформатор" - прежде всего "храбрый и удачливый генерал". Ну, а раз "генерал", значит, для роли реформатора и он не годится. Да и не нужны эти реформаторы, так как "внутренний порядок население умело поддерживать само: когда в Новгородской земле суд вечевого города сложился в свою окончательную форму, княжеская инициатива из него была вовсе устранена". "И в XIII в, как и в IX князь был нужен, прежде всего другого, для ратного случая"3 .

М. Н. Покровский не допускает мысли, что князь мог быть нужен


1 О "военном найме" князей, о "наемных охранителях", "наемниках" Ключевский говорит не раз, между прочим, в "Курсе русской истории". Т. I, стр. 166. 1918.

2 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 77 - 78.

3 Там же, стр. 78 - 79.

стр. 56

не только для ратного случая, что он вырос как историческая необходимость, что князь возглавлял государство, т. е. организованное господство одного класса над другим, что он не мог отказаться от "внутренней" деятельности, поскольку существование князя вызвано было борьбой классов и оправдывалось наличием этой борьбы. Наконец, и "ратный случай", о котором Покровский склонен говорить с явным пренебрежением, требует к себе более внимательного и более научного отношения.

Читатель вправе требовать серьезного освещения истории "империи Рюриковичей" с ее постоянными войнами. Грубо и варварскими средствами сколоченное государство Рюриковичей было все же явлением, более прогрессивным по сравнению с тем временем, о котором повествует Маврикий Стратег, когда все мелкие племенные славянские начальники (а их было множество) воевали друг с другом беспрерывно, ослабляли друг друга и легко делались добычей более сильных соседей! Не даром византиец Маврикий советовал поддерживать среди славян именно этот строй, выгодный для Византии, не даром он боялся, как бы "общая война не спаяла их под одну власть". История Новгорода периода республики говорит нам лишь о перемещении государственных функций, а не об их упразднении или их отсутствии. Вече и его аппарат в данном случае до некоторой степени заменили князя, поскольку новгородское боярство нашло эту форму своего господства более соответствующей своим интересам. Вместо того чтобы изучить происхождение и эволюцию княжеской власти в связи с происходящими изменениями в общественных отношениях, М. Н. Покровский ограничивается только некоторыми вскользь брошенными сомнительного свойства замечаниями. "Настоящие князья, - говорит он, - не потомки местных патриархальных владык, а люди, пришлые из Швеции" (это варяги). Они пришли "с родом своим", что Покровский понимает как "переселение целого небольшого племени", а не как прибытие Рюрика со своими родственниками.

Если "настоящие князья" - варяги, то, стало быть, местные князья ненастоящие. Что же это за князья? В каких они отношениях находятся к настоящим? На эти вопросы мы у Покровского ответа не находим1 .

Много внимания М. Н. Покровский уделяет появлению новой династии, "призванию" Рюрика.

Чтобы объяснить это событие, Покровский рекомендует придерживаться летописного предания, но сам толкует этот летописный текст весьма произвольно: новгородские славяне "приняли к себе на известных условиях одного из варяжских конунгов с его шайкой с тем, чтобы он оборонял их от прочих норманских шаек"2 , у славян "был заключен ряде Рюриком и братьями"3(термином "призвание" автор пользуется несколько ниже), а дальше оказывается, что все это есть не что иное, как "завоевание". Зато Покровский, буквально


1 Впрочем, в другой своей книге М. Н. Покровский трактует историческую роль князя иначе и, нужно сказать, лучше. Он указывает на то, что князь стал "сторожем" только приблизительно в XII веке, "Очерк истории русской культуры", стр. 248.

2 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I. стр. 20.

3 Там же, стр. 21.

стр. 57

идя за летописцем, относится с полным пренебрежением к местным князьям. Летописцу это было нужно, так как он обслуживал династию Рюриковичей и ставил себе задачу оправдать не только их существование, но и их политику. Что руководило Покровским, когда он местных князей объявил ненастоящими, - неизвестно. Нужно отдать справедливость, что и Рюриковичам он уделяет немного внимания, совершенно не учитывая, что-то или иное положение князи является прекрасным показателем эволюции общественного и политического строя Киевского государства. Покровский пользуется этим ценным материалом по-своему, с явными натяжками и, естественно, приходит к неприемлемым выводам.

Несомненно, что летописец, представитель определенного класса, имеет свои политические взгляды, осуществляет определенные политические задачи. Поэтому отношение наше к летописи как к историческому источнику должно быть сугубо осторожным. Но в нашем распоряжении, кроме летописи, имеются договоры с греками, документы, непосредственно созданные конкретными интересами договаривающихся сторон - Византии и Руси.

Обе договаривающиеся стороны фиксируют здесь условия, которыми они собираются руководствоваться в течение определенного времени. Эти договоры имеют для нас большую ценность.

При просмотре византийско-русских договоров прежде всего бросается в глаза то, что договоры эти заключаются от имени князя, выступающего в качестве полномочного представителя своей страны, хотя и с ведома и согласия своих подручных. Договор 907 - 911 гг. заключен делегатами, посланными "от Олега, великого князя русского, и от всех, иже суть под рукою его светлых бояр..." В договоре 945 г. послы князя Игоря к византийскому двору говорят о себе так: "Мы от рода русского... послании от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья и от всех людей русские земли..." Они прибыли "к великим царем греческим створити любовь с самеми цари со всем боярством и со всеми людьми греческими на вся лета". Власть византийского императора нисколько не умаляется от того, что рядом с упоминанием греческих царей стоят "все боярство" и "все люди греческие".

В договорах неоднократно упоминаются русские светлые князья и бояре, находящиеся "под рукою" великого князя. Напрасно М. Н. Покровский, вслед за Соловьевым, старается уверить читателя, что только Андреем Боголюбским было произнесено "роковое слово подручник в противоположность князю". Подручник-это и есть тот, кто находится "под рукою", а "под рукою" князей Олега, Игоря и Святослава находилось много "княжья" и боярство. Эти князья, по-видимому, не были ни в каких родственных отношениях с династией Рюриковичей. Скорее всего, это уцелевшие от уничтожения местные князья, местное боярство и те "мужи", которых великие князья сажали в завоеванных ими областях и городах. В договорах именно великие князья являлись представителями государства. Русский великий князь ведет сношения с византийским императором, великому князю император сообщает о всех недоразумениях, возникавших в связи с невыполнением условий договора, великий князь посылает русские корабли в Византию, он же снабжает их удостоверениями о том, что они посланы именно от него, а не прибыли сами по себе, запрещает своим послам и гостям делать бесчинств? в Греческой стране, он может просить помощи у греческих царей, и сам дает обязательство в случае

стр. 58

нужды помогать своей военной силой грекам, он гарантирует неприкосновенность Корсунской страны и дает от своего имени обещание хранить "любовь правую", "дондеже солнце сьяет и весь мир стоит".

Святослав в договоре 971 г. говорит: "Аз Святослав, князь русский, якоже кляхся, и утверждаю на свещенье сем роту свою. Хочю имети мир и свершену любовь".

Конечно, власть великого князя не была еще самодержавной: самодержавие выросло позднее и на другой почве, - но эта власть была достаточно сильна, чтобы гарантировать привилегированным классам их господство над зависимым населением и возможность получения новой добычей дани. Власть первых Рюриковичей - это, конечно, не абсолютизм Людовика XIV, но она, во всяком случае, похожа на власть Карла Великого.

Покровский допускает ошибку, когда функции этих князей старается ограничить только военным делом.

Нет никаких сомнений в том, что князья и их подручники, в первую очередь, - люди военные, "генералы", как их определяет М. Н. Покровский, но ведь, для того чтобы быть генералом, недостаточно бряцать оружием. У каждого средневекового рыцаря, с ног до головы обвешанного оборонительным и наступательным оружием, предполагается земля, на которой сидят зависимые от него люди, обязанные своим трудом снабжать всем необходимым своего хозяина и тем самым делать его боеспособным. Государство гарантирует каждому рыцарю эти возможности, но тот "генерал" или те "генералы", которые стоят во главе государства, должны по необходимости принимать меры к тому, чтобы государство не рассыпалось, чтобы оно не стало жертвой агрессии соседа. Генерал, не выполнявший этого, рисковал очень многим. Поэтому за шумом битв необходимо различать повседневную политическую работу, без которой не мыслимо существование никакого государства. И такую работу князья со своими боярами, несомненно, вели систематически. Летописец говорит о ней мало, потому что она сама собой разумеется. Он останавливает свое внимание на фактах небудничного значения и только вскользь дает понять, что скрывается за крупными событиями, то радостными для его родины, то печальными.

М. Н. Покровский с некоторым пренебрежением и очевидной недооценкой упоминает о фактах построения новых городов первыми Рюриковичами. Лишь для Ольги он делает исключение, но и тут самым явным образом умаляет смысл ее работы, низводя ее только на установление даней и оброков.

В летописи мы находим много указаний на то, что Рюриковичи строили новые города, овладевали чужими городами.

Рюрик занял чужие города и действительно "раздал мужем своим грады". Летописец поясняет, что основное население в этих городах - не варяги, а в Новгороде - славяне, в Полоцке - кривичи, в Ростове - меря, в Белоозере - весь, в Муроме - мурома. Рюрик посадил там представителей своей власти, и только осуществление этой операции дало право летописцу заявить, что "теми всеми обладаше Рюрикк Так же действует и преемник Рюрика: Олег по занятии Смоленска и Любеча сажает там "муж свой". В одном из вновь занятых городов - Киеве - сел сам Олег и заявил, что это будет его столица. Покорение города означало подчинение всей земли, связанной с городом, так как деревня сама по себе была беззащитна.

Олег не довольствуется завоеванием чужих городов. Он строит

стр. 59

новые, без чего он не может осуществлять своей власти. Сам Покровский очень удачно отметил эту связь устроения городов с вопросами дани. В летописи мы находим: "Се же Олег нача городы ставити и устави дани словеном, кривичем и мери..."

О деятельности Ольги в этом отношении летописец сообщает еще больше фактов.

Не только М. Н. Покровский, ню и другие историки не обратили внимания на самое важное указание в летописи: "И иде Вольга по Деревстей земли с сыном своим и с дружиною, уставляющи уставы и уроки; суть становища ее и ловища... и устави по Мете повосты и дани и по Лузе оброки и дани; ловища ее суть по всей земли, знаменья и места и иовосты, и сани ее стоять в Плескове и до сего дня, и по Днепру перевесища и по Десне, и есть село ее Ольжич и доселе"1 . Летописец говорит тут о двух хронологических моментах: о прошлом, современном Ольге, и о настоящем, современном летописцу. Факты настоящего здесь носят характер доказательства несомненности фактов прошлого. Таков творческий прием летописца. Что хочет доказать летописец? Для Деревской земли он говорит об установлении уставов и уроков, для Новгородской - по Мете погостов и даней, и по Луге - оброков и даней. Термины очень ответственные. По-видимому, речь здесь идет, по существу, об одном и том же, но выражения употреблены разные. Едва ли, (например, в Мстинском и Лужском районах Ольга устанавливала нечто разное, а между тем по Мете оказываются "погосты", тогда как по Луге "оброки". Я думаю, что между погостом и оброком есть разница, но в известном аспекте это, может быть, одно и то же. Это видно из итогов "реформ" Ольги: в Деревской "суть (т. е. и сейчас, при летописце, есть. - Б. Г. ) становища ее и ловища", в Новгородской - "ловища ее суть по всей земле знамения и места и повосты, и сани ее стоять в Плескове и до сего дня, и по Днепру перевесища (и села. - Новгородская летопись) и по Десне, и есть село ее Ольжичи и доселе". Тут летописец даже расширил территорию, где "внутренняя деятельность" киевского князя имела еще при нем явные следы, включив Днепр и Десну. Именно по Десне и стояло это Ольгино село - Ольжичи 2 .

Оказывается, вся территория Киевского государства имеет следы путешествия Ольги. Сани Ольги стояли в Пскове. Их берегут в память об Ольге, берегут, конечно, те, кому дорога эта память, т. е. те, в чьих интересах проводилась "реформа". Это служит доказательством того, что Ольга действительно объезжала эту землю; можно предположить, что село Ольжичи названо так в честь Ольги; оказывается, что есть "доселе" и погосты. Но ведь погостов Ольга устроить не могла: она застала их готовыми, так как установление их относится к глубокой старине. Но суть тут не в самых установлениях: погосты, знамения, ловища, места, села и пр., а в том, что все это связывается с именем Ольги. Смысл "реформы" Ольги заключался не только в устройстве городов, но и в проникновении в самую толщу местной деревенской жизни. Отбирая для себя погосты, села, ловища, обозначая их своим "знамением" ("Знаменный дуб" "Рус-


1 Лаврентьевская летопись под 946 я 947 годами. В 3-й Новгородской летописи под 947 годом то же место читается несколько иначе: после путешествия ее по Деревской земле "Иде Ольга к Новугороду и устави по Мете погосты и дань (дани), и ловища ее суть по всей земли и знамение и места по всей земли и погосты; а санки ее стоять во Пьскове и до сего дни; по Днепру перевесища и села, и по Десне есть селю ее и доселе".

2 Барсов, Н. П. "Очерки русской исторической географии", стр. 143. Варшава. 1885.

стр. 60

ской Правды"), Ольга в разных пунктах наименее прочно освоенной территории (Древлянской и части Новгородской) старается создать хозяйственно-административные пункты, взять их на свое имя и передать в управление людям, обязанным в то же время выполнять и задачи политического укрепления власти киевского князя на местах. Так поступали всегда и позднейшие князья и цари, хотя в другой уже обстановке.

Покровский не замечает, что устроение городов не было нейтральным явлением. Это было связано не только со стратегией, но и с экономикой и политикой. Известно, что Владимир строил города, так сказать, по плану. "Се недобро, еже мало город около Киева, - говорил он, - и нача ставити по Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугне; и поча нарубати мужи лучьшии от словен, и от кривич, и от Чюди, и от Вятич, и от сих насели грады; бе бо рать от печенег, и бе воюяся с ними о одоляя им"1 . Еще интереснее краткая заметка летописца под 991 годом: "Володимер заложи град Белгород и наруби в не от инех городов и много людий сведе в онь; бе бо любя град сь".

Тут можно сделать несколько интересных выводов: 1) города необходимы как защита от врага; 2) в города вербуются "лучшие мужи" (несомненно, предполагается, что эти "лучшие мужи" явятся в города со своими дружинами); 3) "лучшие мужи" вербуются не только из славян, но из народов Прибалтики (чудь); 4) о варягах здесь ничего не говорится; 5) одними "лучшими мужами" дело не ограничивается: привлекаются из других городов "люди". Особенно это вероятно для Белгорода, княжеского замка, где гарнизонную службу несла княжеская дружина. Под "людьми" здесь, скорее всего, можно разуметь ремесленников и купцов. Во всяком случае, археологические данные позволяют нам видеть, по крайней мере в большинстве городов, ремесленное производство, обслуживавшее определенный район.

Итак, оказывается, что княжеская власть в Киевском государстве не может быть сведена к формуле Покровского - "наемный сторож в городе, вотчинник в деревне". Если ничего нельзя возразить против второй части этой формулы (вотчинник в деревне), то очень много возражений вызывает ее первая часть: во-первых, она решительно не подходит к периоду существования "империи Рюриковичей", когда киевский князь был несомненным главой не только своей дружины, но и всего варварского государства; во-вторых, если она и годится для последующего периода, то далеко не для всех феодальных государств и полугосударств, на которые распалась "империя Рюриковичей". Ни Даниил Романович Галицкий, ни Всеволод III Большое гнездо, ни Александр Невский не подходят под понятие - наемных сторожей городов. В Новгороде, где после событий 1136 г. значение князя действительно было очень умалено и функции его сильно сужены, эта формула могла бы быть до некоторой степени принята, и то если бы она вообще могла выразить существо правового положения князя. На самом деле мы этого не видим. Это - не столько определение, сколько простая острота, которыми вообще изобилуют труды Покровского. Неудовлетворительность решения этой проблемы у М. Н. Покровского обнаружится еще ярче, если мы рассмотрим его рассуждения о другой силе - о вече, - с которой в период феодальной раздробленности князьям постоянно приходилось сталкиваться.


1 Лаврентьевская летопись под 988 годом.

стр. 61

2. Вече у М. Н. Покровского. После трудов Моргана и Энгельса не остается никаких сомнений в том, что народное собрание ведет свое происхождение от родового строя.

Но и при родовом строе роль народного собрания зависела от той ступени развития, на какой этот строй находился в данный момент.

Морган указывает на то, что народное собрание появляется лишь на высшей ступени варварства. В начальный же момент образования государства "старое народное собрание, - говорит Энгельс, - продолжало для вида существовать, но также становилось все более и более собранием лишь низших военных начальников и вновь нарождающейся знати"1 .

Конечно, в разных частях Европы, у разных народов конкретный процесс развития государственной власти протекает неодинаково, но в основном этапы его развития, установленные Энгельсом, верны для всех народов.

Так, в славянском обществе, стоящем на высшей ступени варварства, мы находим народное собрание. В X в., когда наличие Киевского государства не вызывает у нас никаких сомнений, мы уже видим в Киеве князя с подчиненными ему князьями и боярами. Имеется там, по-видимому, и совет старейшин; в экстренных случаях, быть может, собирается в Киеве и других городах и вече, о чем точных сведений у нас нет, но, во всяком случае, это уже не то вече, о котором упоминал Прокопий. Ни в X, ни в первой половине XI в. для развития вечевого строя благоприятных условий в Киеве не было. Власть киевского князя была слишком сильна, чтобы ядом с ней могло процветать вече. Если не считать исключительных случаев, у нас нет сведений о вечевых собраниях. К таким исключительным случаям относится осада городов печенегами (Киева в 968 г. и Белгорода в 997 г.) при отсутствии князей с их дружинами.

Во время осады этих городов в них происходят народные собрания, но, конечно, уже не те, какие были в период варварства. На этих собраниях главную роль играют старейшины, те самые, которые составляют и обычную думу при князе. Характерно, что при наличии князя в городе вече в X в. не встречается. При князе мы видим всегда совет старейшин города, или иначе старцев градских и бояр.

Со старейшинами и боярами Владимир решает вопрос о принятии христианства, по совету старцев и бояр он посылает послов в Византию для ознакомления с христианским культом, вместе со старцами и боярами князь принимает отчет от послов в исполнении поручения, князь со старцами и боярами решает вопрос о преимуществах вир перед местью.

По мере упадка Киева как политического центра, объединявшего значительные пространства, и ослабления власти киевского князя, по мере усиления отдельных частей "империи Рюриковичей" в этих отдельных ее частях поднимается политическое значение крупных городов, способных играть роль местных центров и отстаивать независимость своей области от притязаний старой матери городов русских. В этих городах вырастает значение вечевых собраний, с которыми


1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 1-я. Ф. Энгельс "Происхождение семьи, частной собственности и государства", стр. 129.

стр. 62

приходилось уже считаться и пригородам и князьям1 . Это, несомненно, новый этап в истории всей страны и в то же время и веча. Но это вече хотя и связано с прошлым, но качественно отлично от старого народного собрания. Здесь собирается тоже народ, но этот народ уже далеко не тот, какой был в период родового общества. Это народ, противопоставляющий себя господствующим классам и борющийся с ними за свои собственные интересы.

М. Н. Покровский признает, что вече имеет свою историю, и по этому поводу говорит: "...было бы очень неосторожно думать, что вече на всем протяжении своей истории всегда было одним и тем же..."2 . В другом месте он пишет: "Мы отделяем древнейшее племенное вече... от позднейшего городского". Все это очень приемлемо. Но фраза, которая следует за только что процитированной, вызывает у нас некоторое смущение. Покровский отделял племенное вече от городского потому, что "связывать эти два явления как последовательные звенья одной цепи развития" он не видит никаких оснований. "Киевское городское вече возникает, - пишет он, - можно сказать, на наших глазах в совершенно определенной социально-экономической обстановке; нет ни малейшего смысла искать ему отдаленных предков"3 .

Высказав совершенно правильную мысль о том, что киевское вече XII в. отлично, от веча родового общества полян, Покровский напрасно говорит, что нет ни малейшего смысла в поисках хотя бы и отдаленных предков киевского народного собрания XII века. Ведь задача историка прежде всего и заключается в том, чтобы изучать общественные явления в их последовательном развитии. Покровский не желает этим заниматься. Изложив свои принципиальные соображения и успокоившись на том, что нет смысла углубляться в прошлое для изучения вечевых собраний XII в., он в своих рассуждениях о вечевом строе города ограничивается лишь фактами XII века. "Древнерусские республики, - пишет он, - начали аристократией происхождения, а кончили аристократией капитала. Но в промежутке они прошли стадию, которую можно назвать демократической. В Киеве она падает как раз на первую половину XII века. В этот период хозяином русских городов является действительно народ"4 .

Покровскому, конечно, известно, что наши источники до XII в. дают мало сведений о вече: для начала XI в. мы имеем два упоминания - в Киеве и Новгороде (1015, 1016 гг.), для конца века - одно - в Киеве (1068 г.); для X в. - одно, несомненно, легендарное, сочиненное позднее (осада Белгорода печенегами). Мы, конечно, не собираемся упрекать Покровского в том, что он отдает свое внимание вечу


1 Известия о вечах X - XII вв. встречаются в наших летописях под следующими годами: в Белгороде - 997 г. (легендарный рассказ об осаде Белгорода печенегами); в Киеве - 1015 г. (не совсем ясный намек), 1068, 1113, 1146, 1147, 1150 гг.; во Владимире Волынском - 1097 г.; в Звенигороде - 1147 г.; в Полоцке - 1159, 1186 гг.; в Смоленске - 1185 г.; в Ростове - 1157, 1175 гг.; в Суздале - 1157, 1175 г.; во Владимире на Клязьме-1157, 1175, 1176 гг.; в Переяславле - 1175 г.; в Рязани - 1177 г.; а Новгороде Великом - 870 г. (рассказ, вызывающий сомнения, о приглашении на стол Владимира), 1016, 1136, 1137 годы.

Замечание А. Е. Преснякова о том, что до XI в. в наших источниках отсутствуют "всякие указания на вечевую деятельность", можно признать правильным если не считать двух, свидетельств, вызывающих справедливое недоверие, о чем говорилось выше.

2 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 73 - 74.

3 Покровский, М. Н. "Очерки истории русской культуры". Ч. 1-я, стр. 247.

4 Покровский М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 73 - 74.

стр. 63

XII в., упрек наш относится лишь к принципиальному отказу изучать вече в его историческом развитии.

Но и трактовка М. Н. Покровским характера вечевых собраний АИ в. вызывает ряд замечаний. Ссылка М. Н. Покровского на знаменитое место Лаврентьевской летописи под 1176 г. об "изначальности" вечевых собраний требует комментария. Это место летописи которое обычно приводят в доказательство исконности вечевых собраний действительно говорит о городских народных собраниях, но отнесение этого института в глубокое прошлое ("изначала") без серьезных оговорок невозможно. Под 1176 г. в Лаврентьевской летописи помещен удивительный по яркости рассказ о борьбе владимирских ремесленников и мелких купцов с ростовским и суздальским боярством Победа владимирских "новых", "мезинных" людей над старым родовитым боярством Ростова и Суздаля дала летописцу повод для размышлений: всегда и везде было так, что пригороды подчинялись решениям старших городов, а здесь вышло как раз наоборот Это быпо "чудо". "Мы же да подивимся чюду новому и великому и преславному Матере Божья, - пишет летописец, - како заступи град свой от великих бед и гражаны своя укрепляет: на вложи бо им Бог страха и не убояшаяся князя два имуще в власти (волости. - Б. Л) сей и боляр их прещенья ни во что же положиша, за 7 недель безо князя будуще в Володимери граде, толико возложше всю свою надежю и упование к святей Богородице и на свою правду. Новгородци бо изначала и смольняне и кыяне и полочаие и вся власти яко же на думу на веча сходятся, на что же старейший сдумают, на том же пригороды станут а зде город старый Ростов и Суждаль и вси боляре, хотяще свою правду поставити, не хотяху створити правды Божья, но "како нам любо", рекоша, "тако створим: Володимерь есть пригород наш... не разумеша правды Божья исправити Ростовци и Суждальци, давний творящеся старейший; новии же людье мезиний Володимерстии уразумевше, ящася по правду крепко"1 . "Не хотяще покоритися Ростовцем зане молвяхуть: "пожьжем и паки ли посадника в нем (городе Владимире. - Б. Г. ) посадим: то суть наши холопи каменьницы"2 - (в Никоновской летописи этот перечень расширен: холопи, каменносечци и древодельцы и орачи. - Б. Г. ).

Летописец подчеркивает мысль, что вечевые собрания в Ростове и Суздале были издавна, что в этих собраниях решающая роль принадлежала старой знати, боярству, что знать через вечевые собрания старшего города до сих пор всегда держала в повиновении пригороды. Так, уверяет нас летописец, было "изначала", а сейчас произошло нечто новое, до сих пор небывалое. Это "изначала" относится не только к существованию вечевого строя, а прежде всего к обязанности пригородов подчиняться городам, к господству знати над людьми "мезинными". Упоминаемая, в этом летописном рассказе знать и есть те "светлые бояре", представителями которых в договорах с греками являлся в свое время великий князь киевский. До известного времени этот "изначальный" порядок держался. Затем в нем появилась трещишь Распад Киевского государства на так называемые "уделы" объясняется тем, что к известному времени успели образоваться области, достаточно окрепшие, которые не только перестали нуждаться в помощи киевского князя, но и увидели выгоду в отделении от Киева. Такова судьба всех скороспелых варварских монархий. У каждой из крупных частей бывшего Киевского государства появились свои соб-


1 "Лаврентьевская летопись", стр. 358 - 359. 1897.

2 Ипатьевская летопись", стр. 405. 1871.

стр. 64

ственные интересы, идущие вразрез с недавним политическим строем. Зачем, в самом деле, вмешиваться Новгороду, Смоленску, Полоцку и др. в запутавшиеся дела Киева, зачем платить ему дань, зачем посылать свои войска в распоряжение киевского князя, когда и деньги и войско нужны им самим, новогородским, смоленским, полоцким боярам, для осуществления их собственных задач, с которыми они сейчас могут справляться и самостоятельно, без помощи Киева?

Но дело тут не только в боярах. На примере ростовско-владимирских событий 1176 г. мы видим новую силу, победившую бояр, - это город с его купеческим и ремесленным населением. С этой силой вынуждены считаться и князья. Окрепшие области стараются обзавестись собственными князьями. Многим князьям это на руку, так как они таким путем перестают быть подручниками киевского великого князя. Но окрепшие области продолжают расти благодаря еврей силе, начинают распоряжаться сами своей судьбой, пытаясь превратить и князей в орудие своих планов. Это удается им далеко не всегда и не везде: в одних местах мы видим полное низведение князей на служебное положение - это там, где сильное боярство со своими собственными дружинами захватывает в руки власть (Новгород в середине XII в. или неудавшаяся попытка сделать то же в Ростове и Суздале - убийство князя Андрея); в других местах городские низы - ремесленники и купечество - в борьбе с боярством нуждаются в помощи княжеских дружин, здесь княжеская власть крепнет (Галицко-Волынское княжество в первой половине XIII в.), а иногда и забирает в свои руки власть (Владимирское княжество и особенно княжение Всеволода III).

Это и есть период расцвета того городского вечевого строя, который нам хорошо известен. Этот период для разных областей неодинаков: новгородское боярство, хотя и вынужденное считаться с городской массой и вечевым строем города, сумело, однако, занять в стране господствующее положение и в течение нескольких веков (до 1478 г.), за исключением моментов революционного выступления городских низов, не выпускало из своих рук власть, поставляя всегда из своей среды выборных посадников и тысяцких, весьма успешно пользуясь при этом вечевым строем как своим аппаратом. Здесь вече умирает вместе со смертью боярства. То же мы видим и во Пскове. Во Владимире вече тоже прекращает свою жизнь сравнительно рано.

Еще до Покровского вопрос о вече был предметом серьезных размышлений, Покровский мог использовать современную ему литературу и внести в нее свои поправки, но он этого не сделал, так как отсутствие в его творчестве подлинного историзма не позволило ему найти правильного пути для разрешения вопроса.

М. Н. Покровский не замечает или не хочет замечать всей сложности общественной и политической жизни в различных частях Киевского государства1 , не учитывает и изменений, происходящих во вре-


1 В. И. Сергеевич много потрудился, чтобы показать эту сложность, но, к сожалению и он представлял себе положение князя неизменным " течение нескольких веков нашей древности. Формула, которая, по мнению Сергеевича, определяет существо междукняжеских отношений, - это улаживание своих столкновений войной или договором. "Договорное начало, - пишет он, - в княжеских отношениях проходит через всю нашу историю". Это верно только отчасти. Верно только для периода так называемых уделов. Но ведь этому периоду предшествовал другой, когда эта формула уже непригодна" когда не договаривались князья друг с другом, а один киевский великий князь требовал признания своей власти и рядом с собой другой подобной власти не терпел. Сергеевич, В. И. "Русские юридические древности". Т. II, стр. 119.

стр. 65

мени. Для него "политические нравы Владимира, несмотря на то что это был новый город, а может быть, благодаря именно этому, ничем не отличались от таких же нравов Киева и даже Новгорода..."1 . "...борьба Владимира и Ярополка Святославовичей в 977 - 980 гг. или Ярослава Владимировича с братьями (Святополком, Мстиславом и Брячиславом Полоцким) в 1016 - 1026 гг. нисколько не менее... заслуживает названия "княжеских усобиц" нежели распря Изяслава Мстиславовича с Ольговичами или Юрием Долгоруким в половине XII века"2 .

Не удивительно, что при такой постановке вопроса у М. Н. Покровского не получилось необходимой четкости в изображении отдельных периодов истории нашей страны. Сделав совершенно правильное замечание относительно того, что не на всем протяжении существования веча оно было одним и тем же, отметив также, правда, очень своеобразно и, к сожалению, неверно (древнерусские республики "начали аристократией происхождения, а кончили аристократией капитала"), существенные изменения на протяжении известного времени в структуре древнерусского общества, он не стремится углубить свою мысль и показать ее на конкретных материалах. Покровский не возражает против того, что древнерусским князьям "приходилось вращаться в очень сложной среде, что они находились в известных отношениях к народу, к другим владетельным князьям и, наконец, к своим вольным слугам", но он не учитывает отдельных периодов в истории России, имеющих особое значение и требующих специального изучения.

Покровский не замечает специфики политического строя России в период созидания и расцвета империи Рюриковичей и, верный своему представлению древней Руси как городской, он изображает вече как "городское ополчение", иначе, "вооруженный город", "народное ополчение с правами верховного учредительного собрания", "самодержавную армию". Князь, по мнению Покровского, есть "главнокомандующий этой армией" и тоже "самодержавный", пока эта самодержавная армия его "слушалась", и "бессильнее чем любой сельский староста", когда это послушание прекращалось. И в то же время вече и князь у него - "совершенно равноправные силы", хотя почему-то тут же обнаруживается, что "древнерусская, демократия" ("вече") "в споре с князьями всегда оказывалась более сильной до тех пор, пока... городские ополчения не уступили место крестьянско-дворянской армии великого князя Московского".

"Какое бы мы вече ни взяли, - пишет Покровский в заключение, - южнорусское или даже позднейшее, новгородское, мы встретим в общих чертах ту же картину"3 .

Представление это совершенно неправильно: нельзя сводить деятельность вечевых собраний к "спорам с князьями", кстати, "споры" эти далеко не всегда оканчивались победой вечевых собраний, нельзя называть вече народным ополчением и, тем более, самодержавной армией.. Должно сказать, что выводы эти не являлись результатом большой предварительной работы автора над изучением имеющихся в изобилии фактов: они построены лишь на одном факте, на изображении в летописях (главным образом в Ипатьевской) событий 1146-


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 99.

2 Там же, стр. 97.

3 Там же стр. 74 - 76.

стр. 66

1147 г." которые при ближайшем рассмотрении не дают оснований для подобных заключений.

Прежде чем рассматривать события 1146 - 1147 г., попробуем разобрать основной тезис Покровского, явившийся исходным и для понимания им этих событий. Покровский считает, что в XII в. "хозяином русских городов является, действительно, народ".

На вопрос, кто был подлинной силой на вечевых собраниях, ответить совсем не так просто, как это сделал М. Н. Покровский. Возьмем для примера осаду в 1146 г. Звенигорода (около Львова)1князьями Всеволодом и Игорем Ольговичами. На второй день осады "створиша вече звенигородьчи, хотячеся передати. И бе у них воевода Володимир муж Иван Халдеевич, изоима у них мужи 32 и уби я и когождо их перетен напол, поверже я из града; тем и загрози. И начата ся Звенигородци оттоле бити (сь)3 без лести"4 . Очевидно, в Звенигороде на вече играл главную роль не "народ", если достаточно казнить нескольких "мужей", чтобы изменить решение вечевого собрания.

В истории киевских вечевых собраний 1146 г. мы находим два совершенно разных по своему составу веча: одно - собрание несомненных сторонников князя Игоря, которого брат его Всеволод Ольгович хотел насильно навязать киевскому народу, другое - враждебное первому. Первое целует крест Игорю и обнаруживает полную готовность его поддерживать. Это вече собирается по зову князя в самой аристократической части города, "на горе", в "Ярославовом дворе". Тут смело можно подозревать сильную боярскую группу, руководившую собранием. Второе собралось по собственной инициативе у Туровой божницы. Это вооруженные люди на конях, готовые к бою. Вызванный на это вечевое собрание князь идет с дружиной, становится в засаду и посылает на вече для переговоров своего брата. Это вече не просто ведет переговоры с князем, а призывает его к ответу, судит его и, в конце концов, приглашает другого князя. Тот факт, что собравшиеся на этом вече были на конях, говорит о том, что тут опять-таки не весь народ киевский, так как мы хорошо знаем, что далеко не у всех киевлян были лошади. Кто были эти собравшиеся, с уверенностью сказать трудно.

Я не собираюсь сейчас решать едва ли не самый сложный в истории древней России вопрос - вопрос о вече, но из всего вышесказанного хочу сделать несколько заключений. Они могут быть сведены к следующим положениям:

1) вече ведет свое происхождение от родового строя;

2) с появлением варварского государства вече теряет благоприятную почву для своего существования. В достаточной степени сильная власть киевского князя не имеет нужды входить в "соглашения" с народом и ограничивается совещанием с дружиной, преимущественно старшей. Вечевые собрания (сведений точных у нас нет) вероятны в тех случаях, когда города, предоставленные собственной инициативе, оказывались в трудном положении;

3) вечевые собрания в городах оживляются с конца XI в., в связи с ростом отдельных частей Киевского государства и, в частности, возглавляющих эти части городов;


1 Соловьев, С. М. "История России с древнейших времен". Т. I, стр. 336. Примечание 4-е.

2 В другом списке: "изыма у них муж",

3 В другом списке: "битись".

4 Ипатьевская летопись. "Полное собрание русских летописей". Т. II, стр. 22.

стр. 67

4) вечевые собрания живут долго на северо-западе (Новгород, Псков) как результат определенного соотношения классовых сил, при; котором феодальная знать, захватившая в свои руки власть и ограничившая в своих интересах власть князей, не могла уничтожить народное собрание, но была достаточно сильна, чтобы превратить вече в орудие своих интересов.

Очень хорошо понимаю, что эти положения требуют большего аппарата доказательств чем тот, который, по условиям места, я мог привести в настоящей статье. Допускаю даже, что я в чем-нибудь здесь и не прав. Но, несомненно, я прав в одном: вече имеет свою историю, ее надо изучить, а не отказываться разыскивать для веча XII в. "отдельных предков", как это делает Покровский. В этом его несомненная ошибка.

Произвольное, противоречащее фактическому материалу представление о "некотором целом", которое Покровский не решается даже назвать государством, не дало ему возможности понять и правильно изобразить политический строй Киевской Руси. Даже наиболее яркие стороны политического строя Киевского государства - князь и вече в "городской Руси" Покровского приобрели искаженные черты. С одной стороны, это искажение стоит в прямой зависимости от общей схемы Покровского, с другой - мы должны констатировать факт невыдержанности построения даже и в рамках его же собственной схемы: в то время когда, по схеме, города должны были бы обнаруживать признаки упадка (XII в.), поскольку приблизительно с этого времени уже начинается "перегнивание" городской. Руси в деревенскую (см. следующую главу), оказывается, что в результате победы городской демократии города в это время обнаруживают наибольшую силу. При таких условиях взаимные отношения князя и веча не могли получить правильного освещения.

IV. "УПАДОК" ГОРОДСКОЙ РУСИ М. Н. ПОКРОВСКОГО

При любом изображении общественных отношений и политической организации древней Руси, при любой характеристике дофеодальной и феодальной Руси вопрос об изживании одного периода и переходе к следующему всегда остается вопросом первостепенной важности.

Поскольку у Покровского нет Киевского государства, естественно, мы не найдем у него и распада этого государства, т. е. перехода к периоду феодально-раздробленного существования Руси. Покровский так и говорит о своем союзе федеративных республик, что здесь "рассыпаться было нечему", т. е., другими словами, его федерация республик, несмотря на то, что он иногда ее называет "некоторым" целым", оказывается в перманентно рассыпанном состоянии.

Но М. Н. Покровский все же замечает, что в XI - XII вв. на самом деле произошло нечто серьезное: если не распад, то упадок. Но что именно, это не так легко понять из книги Покровского. С одной стороны, речь идет как будто об упадке городов, поскольку с упадком городов связывается у Покровского новый этап в развитии русского общества - победа деревенского права над городским (знаменитое "перегнивание" Руси городской в Русь деревенскую). Но, с другой стороны, оказывается, что тот же период был и периодом расцвета городской демократии.

Разобраться в том, что собственно здесь происходило, по книге Покровского действительно очень трудно. Мы так и не знаем точно, что же это за упадок, как его понять и оценить, шаг ли это назад

стр. 68

или шаг вперед. Покровский в свой "упадок" вносит существенные ограничения. "...Упадок, - пишет он, - был больше кажущийся, ибо те способы производства и обмена, к каким переходит с одной стороны суздальская, с другой - новгородская Русь XIII в., сравнительно с предыдущим периодом были несомненным экономическим прогрессом"1 . Стало быть, "упадок" касается не всего Киевского государства, а лишь "киевских волостей". Но и здесь возникает вопрос, как этот "упадок" городов, даже только Киевской области, согласовать с утверждением Покровского о росте демократии, об улучшении юридического и экономического положения низших классов, о превращении городов-паразитов в города-центры демократических республик.

Попробуем пойти за Покровским дальше и проследить дальнейший ход его мысли.

По поводу замечания В. О. Ключевского о "торжествующих" в XII в. над Русью кочевниках М. Н. Покровский задает совершенно естественный вопрос: "Почему же это кочевники, над которыми торжествовали князья X - XI столетия, сами стали торжествовать в XII веке?"

Он не соглашается с Ключевским, установившим две причины:

1) "юридическое и экономическое принижение низших классов",

2) "княжеские усобицы". Покровский считает, что "положение низших классов в XII в. не ухудшилось, а улучшилось по сравнению с XI в.", а второе, что усобицы были и в X и в XII вв., т. е. тогда, когда Русь торжествовала над кочевниками. Мы ниже вернемся к разбору этих возражений Покровского. Покровский считает, что причинами, обусловившими торжество кочевников, были: 1) "Разбойничья торговля", "внеэкономическое присвоение", иначе "хищническая эксплуатация страны... - говорит он, - могла продолжаться только до тех пор, пока эксплоататор мог находить свежие, нетронутые области захвата"; "неограбленных земель" больше не осталось, пришлось довольствоваться более "элементарными формами экономической, а с ней и всякой иной культуры"2 ; "Опустошив все вокруг себя своей хищнической политикой, древнерусский город падал, и никто не мог задержать этого падения"3 . 2) Потеря значения "великого водного пути из варяг в греки" в связи с крестовыми походами, благодаря чему Киев и "все остальные из этапных пунктов на большой дороге международного обмена превратились в захолустные торговые села на проселке"4 . 3) "Грандиозный татарский погром", "содействовавший превращению городской Руси в деревенскую"5 и нанесший последний "удар" стране, уже ослабленной половецкими набегами6 .

Выше мы уже говорили о городской Руси Покровского, и сейчас я не хочу возвращаться к этой части основного его тезиса. Хочу обратить внимание на другую сторону вопроса. Верно ли, что в основе процесса перехода к феодально-раздробленному существованию Руси лежит обнищание страны? Это положение, следствием которого якобы явилось "падение городов", не соответствует действительности. Если мы дадим себе труд присмотреться к фактическому про-


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 98.

2 Там же, стр. 97 - 98.

3 Там же, стр. 102.

4 Там же, стр. 110.

5 Там же, стр. 103.

6 Там же, стр. 104.

стр. 69

цессу отпадения отдельных частей от власти Киева, то нам сразу бросится в глаза факт, что отпадают от Киева экономически наиболее мощные части (Новгород, Полоцк, Ростово-Суздальская земля, Галицко-Волынская и др.), причем города здесь отнюдь не падают, а растут. Если говорить об экономическом упадке, то это справедливо лишь по отношению города Киева, который должен был обеднеть по двум причинам. Первой причиной было то, что Киев, лишившись политического привилегированного положения, лишился и права собирания даней, которые шли раньше Киеву, а сейчас оказались перехваченными новыми политическими центрами. Вторая причина, хронологически возникшая несколько позднее первой, - это передвижка торговых путей, прошедших мимо Киева.

Если мы согласимся с тем, что история России, несмотря на несомненное наличие индивидуальных черт, в основной линии своего развития ничем принципиально не отличается от других европейских стран, что деревня и город находятся здесь в, так сказать, нормальных отношениях, что "заграничная" торговля, игнорировать которую мы не имеем никаких оснований, не нарушает существа этого развития, - тогда мы должны будем, отнесясь отрицательно к "городской Руси" Покровского, отвергнуть и ее "перегнивание" в Русь деревенскую. Само собой разумеется, что и татарское завоевание, которое, по мнению Покровского, помогло "перегнивание" и сыграло в истории России прогрессивную роль, нам придется расценивать по-иному. Для нас Киевское государство, или "империя Рюриковичей", - не миф, а подлинный исторический факт, доказываемый всеми имеющимися в нашем распоряжении материалами, факт, имеющий многочисленные аналогии во всемирной истории и прежде всего в варварской империи Карла Великого. Проблемой являются лишь причины распада варварских Скороспелых монархий. Эти монархии, создаваемые при помощи концентрации материальных ресурсов и военных сил в определенном центре и дающие возможность господствующим классам расширять свои владения и укреплять свою власть на местах, падают, в тот момент, когда отдельные части грубо сколоченного, "лоскутного" государства перерастают" организационные средства своего центра, становящегося благодаря этому помехой их дальнейшему развитию. Варварские монархии помогают созреть тем силам, которые затем их и разрушают.

Рост отдельных частей заключается в их экономическом подъеме, в изменении соотношения классов (развитие частной собственности на землю, расширение кадров эксплуатируемых, изменение форм эксплуатации и рост городов), в появлении своих собственных политических задач, идущих часто вразрез с политическими интересами объединяющего их центра. Так распалась монархия Карла Великого, так распались Польша, Золотая Орда, Дунайская Болгария и другие государства того же типа. Что касается распада Киевского государства, то он лишь совпадает, с упадком Киева как значительного центра международной торговли, и это обстоятельство делает процесс раздробления Киевского государства более интенсивным. Совершенно верно, что столкновения в княжеской среде были и в X и в XI веках. В этом отношении Покровский прав, но он решительно не прав, отождествляя факты X и XII - XIII веков. Ошибка очень серьезная, и она вытекает из неправильного представления политической структуры Киевского государства, из отрицания варварской "империи Рюриковичей".

Здесь особенно ярко выразилось отношение М. Н. Покровского

стр. 70

к конкретной истории России этого периода. Покровский словно ее забыл, забыл, что историю ведают люди, что историк обязан учитывать поведение этих людей, считаться с мотивами их действий, иначе многочисленные факты политической истории этого периода, несомненно, предостерегли бы Покровского от ошибок. Отсюда его абстрактные Схемы, не выдерживающие соприкосновения с фактами.

Разве не вытекает из фактов, что IX - X века были периодом сложения огромного варварского государства, сумевшего сплотить разрозненные и враждующие между собой племена, стать грозным для внешних врагов и дать возможность дальнейшего развития страны? В X в. положение Киева и его князя было достаточно прочно.

Понятно, почему все столкновения между князьями X и первой половины XI в. (да их и было за два века, в сущности, только два: после смерти Святослава и смерти Владимира) окончились торжеством Киева и только с середины XI в. мы видим иную картину. Тут уместно, перефразируя Покровского, поставить вопрос: почему в X и в значительной части XI в. Киев торжествует над сепаратистскими тенденциями родственников (и не родственников) киевского князя, а в XII в. эти родственники торжествуют над Киевом? Почему на Любенском съезде вполне официально прозвучал новый принцип в междукняжеских отношениях: "кождо да держит отчину свою", несмотря на энергичные вооруженные попытки Киева защитить старый строй, несмотря на осуждение этого принципа рядом тогдашних политических деятелей, среди которых был сам Владимир Всеволодович Мономах? Об этом ясно говорит и летописец конца XI в., противопоставляя прошлое своему настоящему. Политика древних князей удостаивается признания летописца. Он даже готов их идеализировать за то, что они "расплодили... землю Русскую". Современные летописцу политические факты его далеко не радуют: "За наше несытьство навел Бог на ны поганые, а скоты наши и села наши и имения за теми суть, а мы своих злых дел не останем"1 . Осуждал новый порядок 80-х годов XII в. и автор "Слова о полку Игореве": "Тогда при Ользе Гориславичи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человеком скратишась. Тогда по Русской земле редко ратаеве кикахуть, но часто врани граяхуть, трупия... себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие". "Усобица князем на поганые погыбе, рекоста бо брат брату: "се мое, а то мое же". И начаша князи про малое "се великое" молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании со всех стран прихождаху с победами на землю Русскую"2 .

Он явно не сочувствовал этому положению вещей.

Ни один из современников этих крупных политических событий нашей истории, конечно, не мог бы повторить слов Покровского о том, что "рассыпаться было нечему". Они ясно видели распад государства, но задержать его было невозможно, потому что дело здесь не в "княжеских усобицах", а в выросшей самостоятельности новых центров, которые, как мы видели, часто самостоятельно вели новую политическую линию и принуждали и своих князей признать эту политику. "Княжеские усобицы" - это лишь внешнее проявление могучего внутреннего процесса, нервом которого были противоречивые интересы отдельных, обособившихся от Киева частей. Наивно думать, что особые интересы и отличия политического строя, скажем,


1 "1-я Новгородская летопись", стр. 2, 1888.

2 "Слово о полку Игореве", стр. 68. Изд. Academia. 1934.

стр. 71

Новгорода, Владимирского, Галицко-Волынского или Рязанского княжеств есть следствие распада Киевского государства, а не его причина. Перед нами продолжающийся, но лишь более интенсивно, старый процесс внутреннего роста отдельных областей Киевского государства, в XII в. получивших возможность вести свою собственную политику без оглядки на Киев. Внутри этих обособленных частей, кроме роста городов, наиболее заметным фактом является наступление вотчинников-феодалов на общинную крестьянскую землю, расширение боярского землевладения, укрепление политического значения бояр, столкновение боярских интересов с интересами растущего города и возникающая отсюда борьба. Политическая сила феодала покоилась не столько на успехах его "грабительской" торговли, сколько на расширении его власти на землю и увеличении эксплуатируемых кадров крестьянства. Факт политического преобладания деревни в средние века остается непоколебленным несмотря на попытки Покровского его аннулировать. Не надо забывать, что в городах в той или иной степени хозяйничают те же феодалы, сила которых в земле, т. е. в деревне.

Отсюда возникает важнейший вопрос - необходимость изучения форм эксплуатации, т. е. изучения эволюции форм земельной докапиталистической ренты. Покровский на эту сторону дела не обратил ли малейшего внимания, а между тем тут разгадка сложнейшей проблемы. Само собой ясно, что формы земельной докапиталистической ренты не неизменны: их эволюцию можно проследить на конкретном материале. Конечно, сделать это нелегко, так как наши источники не дают возможности решить вопрос окончательно, но тем не менее они могут помочь нам покончить с абстрактными представлениями Покровского.

В "Русской Правде" мы находим и отработочную ренту (эксплуатация челяди - рабов и рядовичей всех типов) и ренту продуктами не только в виде перерождающейся в натуральную ренту дани, но и венде захвата внеэкономическим путем земель крестьянской общины и превращения свободных крестьян-общинников в зависимых и крепостных. Результаты этого процесса совершенно четко видны в Вислицком статуте и других более поздних памятниках. Тут, конечно, приходится весьма внимательно изучать и формы зависимости эксплуатируемой массы. Покровский сделал это весьма неудачно, а между тем по тому же вопросу так много и ярко писали и Маркс, и Энгельс, и Ленин.

М. Н. Покровский прошел мимо всех замечаний и предостережений. Нельзя в общей и категорической форме говорить ни о "принижении низших классов" (Ключевский), ни об "улучшении" их положения (Покровский), необходимо каждый раз учитывать отдельные слои эксплуатируемой массы и говорить не "вообще", а о каждой категории населения в отдельности и тогда уже делать вывод. Это замечание относится не только к начальному моменту истории крепостничества, а к истории крепостного права в целом - ко всему периоду существования феодальных отношений, не мыслимых без зависимого крестьянства.

Распад варварской империи Рюриковичей был неизбежен, так как она не только не имела средств обеспечить дальнейшее развитие своих отдельных частей, но и мешала их самостоятельности, выкачивая из них деньги, продукты и людей. Следствием этого распада неизбежно явилось ослабление военной мощи государства в целом.

стр. 72

Каждая из частей бывшего Киевского государства располагала уже Значительно меньшими военными силами, к тому же расходовала их на борьбу друг с другом. Вот почему как раз в это время начинают "торжествовать" кочевники.

Несколько Слов о кочевниках.

Покровский слишком много значения придает "торжеству" то Киева над ними, то их над Киевом. Но дело тут не только в военных столкновениях. Нельзя всех кочевников считать по отношению к русским внешней силой - это несомненное упрощение вопроса и неверное его освещение: необходимо учесть то, что значительная часть этих "кочевников" уже давно осела на территории Киевского государства в значительной степени растворившись в массе "русского" (славянского) народа, а наиболее сильные из этих "кочевников" сумели организовать как раз в период распада Киевского государства свое собственное государство (Кыпчакское). С ними в первую очередь и столкнулись татарские орды в 1223 году.

Так наступил период "настоящего феодализма", период феодальной раздробленности. Вопреки утверждению Покровского это был особый период по отношению к периоду предшествующему (империя Рюриковичей) и последующему (объединение земель вокруг Москвы)1 . В период наибольшего ослабления сил русского народа (этот термин для того времени можно употреблять только в смысле этническом) появляются прекрасно организованные и технически оснащенные войска татарских ханов. Даже перед лицом этой несомненной опасности раздробленные феодальные единицы не сумели сплотиться: противоречивые интересы отдельных частей бывшего Киевского, государства, соотношение классовых сил и политической структуры отдельных княжений, являвшиеся причиной непрекращающихся войн и безнадежной запутанности взаимных сношений, - все это делало сплочение разрозненных частей невозможным даже в такой грозный момент, когда сильный враг находился на территории этих враждующих государств и полугосударств.

Кыпчаки, первые получившие смертельный удар, обратились за помощью к "русским", а "русских" как организованной силы и не оказалось: вместо них были киевляне, рязанцы, черниговцы, суздальцы, новгородцы и т. д., находящиеся друг с другом в непримиримой вражде, исключающей возможность объединения. Торжество татарских ханов здесь находит исчерпывающее свое объяснение.

Панегирик татарским ханам, пропетый М. Н. Покровским, вытекающий из его ложного представления о дофеодальном и феодальном периодах нашей истории, ни на чем не основан и при первом соприкосновении с фактами рушится как карточный домик.

Вот какую картину рисует М. Н. Покровский: "Татарщина шла не только по линии разложения старой Руси, а по линии сложения Руси новой - удельно-московской (терминология!! - Б. Г. )". Татары "организовали правильную систему раскладки (податей. - Б. Г. ), которая на много веков пережила самих татар... первые упоминания о "сошном письме"... связаны с татарской данью XIII в.: раньше, по всей вероятности, огулом платила вся "вервь"... "Московскому правительству впоследствии ничего не оставалось, как развить далее татарскую систему, что оно и сделало". "Татары... внесли глубокие изменения и в социальные отношения. В классическую пору Киевской


1 Покровский отрицает и это. "Рассыпаться было нечему, стало быть, нечего было и собирать". "Русская история с древнейших времен". Т. I, стр. 171.

стр. 73

Руси "под данью" было только сельское население, городское не платило постоянных прямых налогов... в татарское "число" попали все горожане и сельчане безразлично".

Тут каждая мысль, каждая формулировка вызывают справедливые возражения. Откуда взял Покровский, что татары ввели "сошное письмо"? Если бы он не поленился развернуть Лаврентьевскую летопись, он бы увидел, что летописцу очень хорошо известна система раскладки дани по "дымам", "ралам" и "плугам". Олег, освободив от власти хозар северян и радимичей, стал брать с них дань, "якоже хозарам даяху", т. е. от "дыма". Святослав сделал то же самое с вятичами, узнав от них, что они платят дань хозарам "по щьлягу от рала". Владимир повторил поход на вятичей, победил их и "возложи на нь дань от плуга, якоже и отец его имаше".

Можно привести бесконечное количество примеров, однако и этих фактов достаточно, чтобы показать полную произвольность и необоснованность утверждения Покровского и установить, что московское правительство пользовалось своей, известной уже в киевский период истории системой обложения. Само собой разумеется, что эта система не могла быть застойной: она изменялась и в киевское время и позднее.

Чтобы установить, что города и до нашествия татар облагались данью, обратимся к тому же источнику XI века.

В летописном рассказе о войне Ольги с древлянами говорится: "Древляне затворишася в граде и боряхуся крепко из града". Ольга посылает к осажденным искоростенцам сказать: "Что хочете доседети? а вей гради ваша предашася мне, и ялися по дань, и делают нивы своя и земле своя, а вы хочёте измрети гладом, не нмучеся по дань". Когда же эти переговоры возымели действие, Ольга - говорит искоростенцам: "дайте ми от двора по 3 голуби да по 3 воробьи..." Искоростенцы "собраша от двора по 3 голуби и по 3 воробьи..." Ольга довольна. Она говорит доставившим эту дань искоростенцам: "...идете в град, а я заутра отступлю от града...". Они "внидоша в град... и обрадовашася люди в граде..." Затем следует пожар в Искоростени, Ольга "старейшины града изнима и прочая люди овых изби, а другие работе предасть мужем своим, а прок их остави платити дань".

Конечно, рассказ о мести Ольги - опоэтизированное предание, попавшее в летопись не позже XI в., но от этого детали рассказа не теряют своего значения. Несомненно, что город так же, как и деревня, платил дань. Чем в этом отношении город того периода отличался от деревни, - это вопрос будущих исследований, но, во всяком случае, нет никаких оснований делать такие определенные заключения, какие мы видим у М. Н. Покровского: город-гнездо разбойников-купцов, город-паразит, город-центр демократической республики; городское право, противоположное деревенскому, и пр. и пр. На самом деле, город, кроме 5 - 6 крупных городов, как экономическая единица в X - XI вв., во всяком случае еще не столь резко отделился от деревни" как позднее, и потому делаются вполне понятными слова Ольги, "вси гради ваша предашася мне и ялися по дань и делают нивы своя и земле своя". Не спасает Покровского и его замечание в "Очерке по истории русской культуры", где он говорит, что "если на город накладывается дань, это имело такое же значение, как современная контрибуция"1 . Ольга обложила все древлянские города данью, и ни один


1 Покровский, М. Н. "Очерк истории русской культуры". Ч. 1-я, стр. 185.

стр. 74

источник не сообщает, что это была мера экстренная, единовременное взыскание контрибуции.

Никаких изменений в социальный строй русского общества татары не внесли и не могли внести, так как сами очень скоро переняли способ производства покоренных ими народов южных степей, Крыма, Северного Кавказа и Поволжья. Нам также хорошо известно, что сбор дани татары поручили русским князьям. Очень странными кажутся рассуждения М. Н. Покровского относительно раскладки татарами дани в русских городах. М. Н. Покровский пишет о Новгороде: "Татарские данщики ездили по улицам и считали дома: каждый дом, кому бы он ни принадлежал, платил одно и тоже". Это происходило якобы оттого, что татары не умели учитывать размеры торгового капитала, и "новгородские капиталисты могли на этом спекулировать: "и творяху бояре себе легко, а меньшим зло"1 .

Почему татары не умели учесть торгового капитала, непонятно: мы хорошо знаем, что с купцами и торговым капиталом татары прекрасно были знакомы и, во всяком случае, "учитывали" их очень хорошо: купцы служили татарам как разведчики, защита торговли была одним из обычных приемов политики татарских ханов.

Покровский утверждает, что татары сами распределяли дани по новгородским улицам и домам. Если принять это положение, то становится непонятным, как же могло случиться, что именно новгородские бояре делали себе легко, а меньшим зло2 . Наконец, кто бы ни "учитывал", а дворы новгородских граждан не платили одинаково одно и то же, как утверждает Покровский, а платили по-разному, по несправедливой раскладке новгородского же боярства.

Успех татарского войска объясняется, конечно, тем, что ханы не встретили на Руси организованного отпора в то время, когда сами были многочисленны и организованы. Феодальная раздробленность - вот основная причина поражения разрозненных русских и нерусских дружин. В смысле общественного строя победители стояли ниже побежденных. Кроме гнета "неминуемой дани",3 легшей новой тяжестью на плечи непосредственного производителя как в городе, так и в деревне, власть татарских ханов русскому народу ничего не дала. А те несомненные успехи русского народа, которые были достигнуты им в течение двухсотлетнего владычества Орды, достигнуты вопреки Орде и послужили средством для освобождения от ее власти. Не следует, конечно, забывать и того процесса внутри татарского государства, который вел эту варварскую империю к распаду и тем ослаблял ее мощь, как раз в то самое время, когда Русь объединялась вокруг Москвы в новую политическую силу. Разрушение татарами городов, превращение культурных очагов в пустыню есть обычный итог варварского вторжения, и решительно ничего прогрессивного, как уверяет нас М. Н. Покровский, в этом не было.


1 Покровский, М. Н. "Русская история с древнейших времен" Т. I стр. 107.

2 В 1-й Новгородской летописи действительно есть фраза: "и почаша ездити окаяньнии по улицам, пишюче домы христьянские", но эта фраза стоит после замечания "творяху бо бояре себе легко, а меньшим зло". Возможно, что раскладку делали бояре, а татарские писцы ездили с боярами и вели учет дани, по указанию бояр. Иначе непонятно, как бояре смогли переложить тяжесть да/ни с себя на народную массу.

3 Акты археографической экспедиции. Т. I, N 35 и др.

стр. 75

Теория Покровского о "городской Руси и перегнивании ее в деревенскую", созданная им взамен истории возникновения, созревания и распада "империи Рюриковичей", обнаруживает свою несостоятельность во всех своих частях - как начальной, так и завершающей. Специальное рассмотрение последней, завершающей части приводит нас к необходимости отвергнуть ее основную мысль целиком и заняться восстановлением подлинной истории. Руси, как она представлена нашими источниками.

Не отрицая особо выгодного международного торгового положения некоторых русских городов (Киева и Новгорода прежде всего), мы должны признать, что отношения между городом и деревней в Киевском государстве не дают основания дйя установления особого периода "городской Руси" Покровского, что процесс вызревания феодализма шел у "нас в основном тем же путем, как и в других соседних европейских странах, что варварская империя сыграла в этом отношении свою роль и распалась тогда, когда она оказалась неспособной поспевать за новыми требованиями жизни. Причем этот распад ни в коем случае не связан с упадком городов, а с несомненным мощным подъемом в их развитии.

Что касается деревни, то она, как мы видели, тоже переживала в этот период новый этап своей истории. Рост крупного землевладения (увеличение количества крупных землевладельцев и расширение их земельных владений) при условии сочетания его с мелким хозяйством выразился: 1) в овладении новыми пространствами крестьянской земли, т. е. в превращении свободных общинников в людей, находящихся в разной степени зависимости - до крепостничества включительно, и 2) в доминирующем значении ренты продуктами.

Но этот этап не был итогом "перегнивания городской Руси в деревенскую", а явился результатом длительного старого процесса, начавшегося в момент образования классов в земледельческом обществе, каковым и было, несомненно, общество славян XIII - XV веков.

Итак, во всех четырех разделах настоящей статьи мы видели расхождение построений Покровского с фактами и ненаучный подход к этим фактам.

В заключение мне хотелось бы указать на то, что своей неверной Трактовкой Киевской Руси М. Н. Покровский сыграл на руку тем, кто хотел видеть в России варварскую страну, создавшуюся где-то на глухом северо-востоке, не имеющую права включиться в число европейских государств. Отрицание факта существования Киевского государства лишает нас сильного оружия в борьбе с извращениями прошлого народов нашего Союза.

Возвращение к подлинным фактам прошлого этих народов дает нам совершенно определенную картину одного из важнейших моментов нашей истории, соответствующую периоду империи Карла Великого в истории западноевропейских государств1 .


1 ОТ РЕДАКЦИИ: Статья академика Грекова будет напечатана в Сборнике против "концепции" Покровского, подготовляемом Институтом истории Академии наук. Здесь статья помещена в сокращенном виде.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/КИЕВСКАЯ-РУСЬ-И-ПРОБЛЕМА-ГЕНЕЗИСА-РУССКОГО-ФЕОДАЛИЗМА-У-М-Н-ПОКРОВСКОГО

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Lidia BasmanovaКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Basmanova

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Б. ГРЕКОВ, КИЕВСКАЯ РУСЬ И ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА РУССКОГО ФЕОДАЛИЗМА У М. Н. ПОКРОВСКОГО // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 22.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/КИЕВСКАЯ-РУСЬ-И-ПРОБЛЕМА-ГЕНЕЗИСА-РУССКОГО-ФЕОДАЛИЗМА-У-М-Н-ПОКРОВСКОГО (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Б. ГРЕКОВ:

Б. ГРЕКОВ → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Lidia Basmanova
Vladivostok, Россия
1535 просмотров рейтинг
22.08.2015 (3142 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
КИЕВСКАЯ РУСЬ И ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА РУССКОГО ФЕОДАЛИЗМА У М. Н. ПОКРОВСКОГО
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android