"Допустим даже, что Вам легко будет пустить в дело секиру революции, но поручитесь ли Вы в том, что сумеете ее остановить?"

Из письма декабриста Матвея Муравьева-Апостола.

I

Южное общество декабристов было организовано в марте 1821 г. Решение об его организации было принято Южной управой Союза благоденствия, которая почти полностью влилась во вновь образованное общество и составила его основное ядро во главе с Пестелем. Возникла крупнейшая тайная организация декабристов, значительным идеологическим памятником которой явилась "Русская правда" Пестеля. Внутренняя история Южного общества декабристов почти совершенно не изучена, между тем она представляет несомненный интерес. Она помогает нам разобраться в классовом существе Южного общества, в его программе и тактике.

В литературе о декабристах принято изображать историю Южного общества статически: оно рисуется какой-то неизменной величиной, с которой на всем протяжении ее истории "произошли", собственно говоря, два основных события: во-первых, оно возникло, во-вторых, было ликвидировано правительством в 1825 г., ликвидировано так быстро, что центр его "даже" не смог выступить. Эта схема неверна: Южное общество пережило очень сложный процесс внутреннего развития. Крупным явлением в этом процессе является кризис Южного общества в 1823 - 1824 гг.

Поражение испанской революции было поворотным пунктом в истории идеологии декабризма. Обычно в литературе о декабристах вопрос о влиянии испанской революции берется в целом, без учета внутреннего развития революции и того, что ее победное начало и ее трагический конец оказали различное влияние на внутреннюю историю декабристов.

Поражение испанской революции вновь с величайшей остротой поставило вопрос о тактике. Почему погибла испанская революция? Как нужно было действовать ее руководителям, чтобы она не погибла? Что нужно изменить в тактике той будущей революции, "на подобие испанской", которую хотели осуществить декабристы? Скудость известий и сложность событий не позволили ответить на этот " вопрос сейчас же - осознание причин гибели революции и проверка собственных планов были вопросом длительной работы.

Первым этапом в этом направлении было собрание членов общества в Каменке 24 ноября 1823 г.¹ . Основным вопросом, обсуждавшимся здесь, был вопрос о причинах поражения революции в Испании и об уроках этого поражения для декабристов. Что нужно делать, чтобы "не следовать дурному примеру Испании и оградить себя от возможности неудачи"² , - именно так ставился вопрос на собрании в Каменке.

Следственная комиссия очень заинтересовалась собранием в Каменке, но только потому, что там обсуждался еще раз вопрос о цареубийстве. Присутствовавшие на совещании декабристы: Пестель, Давыдов, Волкон-

¹ Ср. "В. Д." IV, с. 178 - 179.

² Дело Сергея Муравьева-Апостола, "В. Д." IV, с. 342.

ский, Сергей Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин (Юшневского не было)³ , конечно, не были расположены сообщать те подробности, о которых их не спрашивали. Но даже в материале, собранном следствием, можно заметить многое, крайне интересное для нас. Эти данные восполняются соображениями о тех сторонах испанских событий, которые не могли не остановить на себе пристального внимания сторонников военной революции.

6 марта 1820 г., напуганный революционным натиском восставших войск, испанский король Фординанд VII подписал манифест о созыве кортесов Испания стала конституционной страной. Фактически ставшая во главе страны Хунта - нечто вроде временного правительства - не только не свергла короля, но даже не сместила его. Она ограничилась только тем, что объявила ему свое недоверие, заявив, что будет зорко следить за тем, выполнит ли король программу своих обещаний. Позиция Хунты оказалась таким образом половинчатой и бесхребетной. Во все время владычества Хунты вплоть до 1823 г. Фердинанд VII носил королевский титул. Достаточно было французским интервенционистским войскам вступить летом 1823 г. в Мадрид, как сохраненный королем титул приобрел сразу огромное политическое значение. Абсолютная власть Фердинанда VII была немедленно восстановлена, а на участников революции посыпались репрессии. Риэго, глава революции, пытался вновь поднять восстание в войсках. 17 августа в казармах корпуса генерала Зайя, расположенного в Малаге, Риэго призывал к новому восстанию, но не встретил отклика. Около месяца вел он упорную партизанскую борьбу в горах Сиерра Морены, но потом был выдан французским властям. Пестель и другие члены Южного общества, собравшиеся в Каменке, хорошо знали обо всем этом из газет, особенно французских.

Конечно внимание собрания в Каменке сосредоточилось на вопросе о Фердинанде VII. Зачем оставили его в живых, да еще с королевским титулом? Если бы испанцы уничтожили его вместе со всеми его отпрысками, испанская монархия не могла бы быть восстановлена так просто. Ошибка испанцев - сохранение короля и его семьи. Вопрос о цареубийстве стал в глазах декабристов-южан важнейшим моментом тактики военной революции. Лишь полное уничтожение царствующего дома, казалось, обеспечивало успех всей тактики в целом, обеспечивало успех революции "на подобие испанской". Именно тут Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин согласились с планом уничтожения царской семьи. Сергей Муравьев так и не сознался в этом на следствии, но показания Пестеля и ряда других полностью опровергли его утверждение.

Но самая тактика военной революции "на подобие испанской" не ставилась под вопрос правой политической группировкой южан, - эта тактика казалась незыблемо правильной.

Сергей Муравьев-Апостол, всячески защищаясь от показаний, уличавших его в согласии на убийство всего царствующего дома, сообщил несколько деталей спора: "На означенных совещаниях в Каменке было действительно говорено об Испании, но не в поддержание необходимости истребления всей царской фамилии, а в доказательство необходимости введения конституционного порядка в России посредством временного правления, ибо рассуждаемо было, что испанцы не в том сделали ошибку, что сохранили жизнь королю и всей королевской фамилии, а в том лишь, что они королю вверили введение опровергнутой им однажды конституции"⁴ . Это утверждение, что из испанских событий якобы не делалось вывода о необходи-

³ О том, кто присутствовал на этом совещании, упоминает Сергей Муравьев-Апостол: "В Каменке... кроме Юшневского все члены, бывшие в Киеве в начале года, находились..." ("В. Д." IV, с. 350).

⁴ Дело Сергея Муравьева-Апостола, "В. Д. " IV с. 350.

мости цареубийства, не соответствовало действительности и опровергалось показаниями других членов, и самая связь вопросов о цареубийстве и о неудаче испанской революции в приведенных выше словах С. Муравьева вскрывается очень ясно. С. Волконский показывал, что С. Муравьев первый поднял вопрос об уничтожении всего царствующего дома, и Пестель склонялся к правильности этого показания. Именно в Каменке, по показанию Пестеля, "объявил Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин, что они мнения свои переменили и ныне совершенно так же судят, как и мы прочие судили на контрактах 1823 г. О сем начали говорить они, и кажется, что именно Сергей Муравьев, а потом участвовали и мы все остальные в сем разговоре, продолжая держаться прежних наших суждений контрактов 1823 г."⁵ .

Пестель, как и другие члены собрания, считал, что уроки испанских событий еще раз подтверждают необходимость полного уничтожения царствующего дома. Пестель показывал, что в связи с этим в Каменке еще раз обсуждался вопрос о создании отряда цареубийц - "cohorte perdue", - и он вновь приводил все доводы о необходимости разделить действие революции на "заговор" и "переворот".

Но собрание в Каменке не ограничилось вопросом о причинах неудачи испанской революции. Пестель был слишком проницателен и умен для того, чтобы не заметить еще одной важнейшей стороны вопроса - массового движения. Этот вопрос, повидимому, был поднят самим Пестелем и неразрывно был связан с вопросом о цареубийстве, который по-разному разрешался Пестелем и правой частью общества. В то время как правая группировка (С. Муравьев - Апостол, Волконский, Давыдов, Бестужев) ставила вопрос об охранении конституции от посягательств оставшегося в живых короля, Пестель думал об овладении массовым движением, о том, что крепостническая контрреволюция попытается, пользуясь именем оставшегося в живых члена царствующего дома, как знаменем, поднять часть народных масс на борьбу с революцией. "Вы успели уговорить их (членов Южного общества. - М. Н. ) и на истребление всей императорской фамилии, - обвиняет Пестеля одна из следственных анкет, основываясь на показании целого ряда свидетелей, - убеждая в особенности тем, что если останутся великие князья, то неминуемо произойдет междоусобная война, что не только в войсках, но и в народе найдется много лиц, которые сделают частные бунты или волнение, и что это воспрепятствовало бы ввести новый порядок вещей, особенно в провинциях"⁶ .

Ясно одно: самый замысел военной революции революции без участия масс, стал у Пестеля под знак вопроса. Он не отказывался от всей тактики в целом и защищал ее на собрании в Каменке, но разгром испанской революции уже наложил тень сомнения на принятую и обдуманную тактику.

Корни внутреннего разлада Пестеля и корни происшедшего в нем перелома нужно искать именно тут. Рост массового движения внутри страны, поражение испанской революции и отсюда сомнение в правильности избранной тактики действия без масс - вот глубочайшая причина внутренней трагедии Пестеля. В первую очередь она важна для нас по своему значению в жизни тайного общества. Классовый смысл этой трагедии вождя Южного, общества ясен: под напором возраставшего массового движения, лозунги которого не совпадали с лозунгами Южного общества, рушился задуманный утопический "блок" среднего дворянина и крепостного мужика. Ставилась проблема: или против этого мужика в тесном союзе с Никитой Муравьевым во имя сохранения за помещиком и земель, и поли-

⁵ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 179.

⁶ Там же, с. 143 (разрядка моя. - М. Н. ). Ср. с. 217 - 218.

тического господства, или... с мужиком против Никиты Муравьева. Против последнего плана восставало все дворянское существо, столь живое в Пестеле, ибо этот план означал кровавое восстание масс, "пугачевщину", гражданскую войну, все, против чего так протестовал Пестель. Оставался лишь первый план. Но испанская революция своим исходом показала его гибельность. Военная революция была разгромлена потому, что она не овладела массовым движением. Третьего выхода не было.

Во всей этой "душевной драме" чрезвычайно мало личного, она насквозь социальна. Дело тут, конечно, не в "теоретичности", "сухости" или "бюрократизме" Пестеля, разочаровавшегося в своих мечтах. Классовая действительность доказывала утописту нереальность его замысла совершить революцию без масс, а решиться на революцию с участием масс он также не мог и не хотел.

Либеральная часть южан сделала свои выводы из нового поворота событий. Сергей Муравьев еще раз решительно говорил о необходимости немедленного выступления: нужно было предупредить массовое движение, взять инициативу в свои руки. "Я с 1823 г. в Киеве, в Каменке при всяком случае уговаривал всегда членов отбросить всякую медленность, доказывая, что, решившись раз на толикое дело, они поступили бы безрассудно, оставаясь в бездейственности, что они сим умножают лишь опасности, на каждом шаге нам угрожающие"⁷ .

Выводы из испанских событий стали общим достоянием всех членов Тульчинской управы, вероятно не раз обсуждавших эти вопросы в своей среде, начиная с лагерей и кончая царскими маневрами 1823 г.

Центральным событием 1824 г. явилась поездка Пестеля в Петербург. Это была последняя попытка Пестеля выступить в качестве руководителя всего заговора в целом. Он еще не пришел в тот момент к отказу от действий по обществу, наоборот, развивал лихорадочную деятельность по объединению обществ. Но центром внимания Пестеля становится Петербург; Северное общество тревожит его больше, чем Южное, хотя и в Южном, как увидим ниже, далеко не все обстояло благополучно.

Кажется совершенно ясным, что одним из значительных оснований поездки должна была быть необходимость обсудить всем Обществом причины поражения испанской революции. Тактика военной революции была общей тактикой всего заговора декабристов: Общество соединенных славян, единственная организация не согласная с этой тактикой, влилось в Южное общество лишь осенью 1825 г.

Перед отъездом в Петербург в феврале 1824 г. Пестель повидался с Сергеем Муравьевым-Апостолом и подробно изложил ему платформу объединения обществ. Свидание произошло в Киеве и длилось "целые сутки"; в нем участвовал и Бестужев-Рюмин. Муравьев-Апостол уже слегка обрисовался как лицо, тяготеющее к Северу. Основными пунктами платформы были: создание общей директории с диктаторской властью над обоими обществами; разумеется, тут предполагалось основное руководство Пестеля и принятие "Русской правды" всем обществом декабристов в целом. За Пестеля тогда было поражение испанской революции, показавшее, что политика руководителей испанского переворота не была достаточно правильной. "Перед отъездом... своим в Петербург Пестель говорил мне, - показывает Сергей Муравьев-Апостол, - что он намерен все средства употребить, чтобы совершенно слить в одно оба общества, что для сего намерен он предложить Северному обществу признание над собою директорства Южного, обещая им таковое признание и со стороны Южного; что он более всего ожи-

⁷ Дело Сергея Муравьева-Апостола, "В. Д." IV, с. 349.

дает сопротивления нащет принятия Русской правды, тем паче, что в Северном обществе существует конституция, сочиненная Н. Муравьевым, и что сопротивление сие тем более ему неприятно будет, что он не может отступиться от Русской правды, признанной всем Южным обществом, но что во всяком случае употребит он возможное старание для совершенного соединения и введения единодушия между обоими обществами"⁸ .

С. Муравьев-Апостол в тот момент пошел видимо на уступки и, вероятно больше из стратегических соображений, не возражал против плана Пестеля. К тому же он был уверен в силе общества на Севере и в прочности платформы Никиты Муравьева. Но в том, что этот разговор Пестеля с С. Муравьевым перед отъездом в Петербург уже был первым этапом создания единого фронта, убеждает нас и показание А. В. Поджио, заявившего, что в 1824 г. Пестель подозревал обоих братьев Муравьевых - Сергея и Матвея (последний был, так сказать, южным агентом на Севере)- в том, что они хотят отделиться. "Сие решило Пестеля ехать в Петербург и видеть все своими глазами", Следовательно, в момент отъезда Пестель уже ясно видел назревшую опасность раскола в самом Южном обществе.

Приезд Пестеля в Петербург (в начале марта 1824 г.) был крупным событием в жизни Северного общества. Созывались заседания, происходили отдельные встречи и велись длительные споры. Но все это захватывало лишь руководящую верхушку северян. "В бытность мою в Петербурге виделся я преимущественно с тремя директорами", - показывает Пестель⁹ . Он упрекал Северное общество в бездеятельности и, по словам Трубецкого, "выхвалял"¹⁰ Южное. Н. И. Лорер в "Записках" передает слова Пестеля, позже обошедшие чуть не всю литературу о нем: "Chez nous au midi les affaires vont mieux"¹¹ . Между тем именно в этот момент "южные дела" особенно тревожили Пестеля.

Эти слова Пестеля были обращены к Лореру, будущему секретарю Пестеля, с которым он впервые тогда познакомился.

Лорер пишет в своих "Записках", что виделся с Пестелем в Петербурге сейчас же после того, как Пестель туда приехал. "... Я получил записку от Е. П. Обол[енского], - пишет Лорер, - в которой он меня уведомлял, что П. И. Пестель в Петербурге, и советовал мне к нему представиться, вызываясь сам это сделать на другой день. Я согласился и утром отправился в кавалергардские казармы, где Пестель остановился у своего брата, тогда ротмистра этого полка, ныне [он] сенатором в Москве. Оболенский, тут же находившийся, прямо назвав меня, прибавил: из наших.

И вот где я в первый раз увидел человека умного, оригинального, игравшего тогда и впоследствии большую роль в нашем тайном обществе и бывшего одним из главных деятелей его. Пестель был небольшого роста, брюнет с чёрными беглыми, но приятными глазами. Он и тогда, и теперь, при воспоминании о нем, очень много напоминает мне Наполеона I. На нем был длинный, широкий армейский сюртук с красным воротником, штаб-офицерскими почерневшими эполетами, лежавшими на плечах более назад, нежели наперед. Сначала он принял меня холодно, но при известии, что я член общества, Пестель улыбнулся и подал мне руку, и тут же, как бы кстати, сказал Оболенскому:

- У вас, в Петербурге, ничего не делается, сидят, сложа руки, chez nous au midi les affaires vont mieux". А об вас я уже давно слышал и много хорошего, а вы теперь только приняты... Это непростительно Северному обществу. Я думаю, - продолжал он, - скоро можно будет начать дело,

⁸ Дело Сергея Муравьева-Апостола, "В. Д." IV, с. 353.

⁹ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 162.

¹⁰ Дело С. Трубецкого, "В. Д." IV, с. 15.

¹¹ "У нас на Юге дела идут лучше".

Быв новичком еще, о многом догадываясь только и не зная вполне, что это за дело, я помню, что слова его меня тогда и удивили, и навели какую-то робость. Мы расстались с тем, чтоб свидеться уже в полку как сослуживцам"¹² .

Свидание Пестеля с Лорером дает нам любопытный штрих: сейчас же по приезде в Петербург глава Южного общества наладил связь с ячейкой последнего на Севере, организованной Барятинским. Пестель с величайшим вниманием относился к деятельности этой ячейки, виделся с Оболенским, узнал о вновь принятых членах и выразил желание лично познакомиться с только что принятым в Общество Н. И. Лорером. В этой обстановке понятна и знаменитая фраза Пестеля о делах на юге. Конечно дела там шли лучше, чем на севере, но подчеркнуть это обстоятельство перед только что принятом новичком было совершенно необходимо: Лорер отправлялся на юг в Вятский полк - его надо было соответствующим образом настроить.

"Бездеятельность" северян, упрек, который вновь и вновь возникает в устах представителей Южного общества, конечно, не "случайное" явление. Корни "бездействия" северян уходили в аграрный кризис 20-х годов, который на время отодвинул вопрос о переходе помещичьего хозяйства на капиталистические рельсы, в обостренное кризисом массовое движение эпохи; в результате этих факторов либеральный помещик терял свою "революционность". Всякая попытка даже самого либерального "переворота" грозила серьезнейшими осложнениями, грозила началом массовой революции, которая могла бы попросту смести все либеральные планы. Поэтому "бездействие" тайной организации, работавшей под лозунгами буржуазной перестройки России, хотя бы и по "прусскому" образцу, возрастало, и личный состав организации пополнялся чрезвычайно туго. Революционные перспективы обращались против "революционной" организации.

План Пестеля потерпел почти полный провал. Решительно было отвергнуто принятие южно программы. Много споров вызвал проект "разделения земель". Идеологи дворянства не видели необходимости в малейших "уступках мужику". "С Рылеевым виделся только один раз и говорил про одно только разделение земель", показывает Пестель. Рылеев не был согласен с проектом Пестеля. "С Тургеневым имел я также только одно свидание, и предмет разговора был разделение земель, против которого он спорил"¹³ . Никита Муравьев спорил "особенно против избирательной системы и разделения земель"¹⁴ , указывает также Пестель.

По вопросу о республике также не было единодушия. Из трех директоров, с которыми главным образом и виделся Пестель, - Никиты Муравьева, С. Трубецкого и Е. Оболенского, больше других был согласен на республику последний. Никита Муравьев, правда, еще уверял Пестеля, что остается республиканцем в душе и лишь для виду сочиняет конституцию в монархическом духе, но Пестель ясно видел, что если даже поверить Никите на слово, то его республика и республика Пестеля - две совершенно различные вещи: Никита Муравьев особенно спорил против избирательной системы Пестеля. При существовавшем положении в Северном обществе, при отчетливо намечающейся линии на умеренную программу, при еще раз подтвержденном отказе от революции и боязни решительных действий Пестель правильно понял, за кем из директоров Северного общества остается основное руководство. Видя в Никите Муравьеве прежде всего теоретика, а не практика, не рассчитывая также и на первенствующую роль Оболенского, Пестель хотел договориться с Трубецким, значение которого в Северном обществе было для него бесспорным.

¹² "Записки декабриста Н. И. Лорера", М. Соцэкгиз, 1931, с. 70 - 71.

¹³ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 162.

¹⁴ Там же, с. 163.

С другой стороны, показания Трубецкого о Пестеле полны негодования и ненависти к этому новоявленному Наполеону, человеку, "никакого имени не имеющему", но желающему "сесть в директорию". О своем знакомстве с объединительным планом Пестеля С. Трубецкой говорит, что, "выслушав такой вздор, я уведомил наших членов, что Пестель бредит"¹⁵ .

Пестель был слишком умен и проницателен, чтобы не догадаться о таком отношении к нему, и все же окончательный план его отлился в чрезвычайно отчетливую форму: составить директорию над обоими обществами из трех лиц - Пестеля, Трубецкого и Юшневского. Доводом "за" Юшневского являлась его бездеятельность: "Юшневский только одно имя носит члена их правления, но что он просил оставить его в покое и от дел общества удалился, почему было бы нас действующих только двое". Себе же Пестель освобождал поле действия довольно иезуитским способом: он в Тульчине, Трубецкой в Петербурге, расстояние громадное, сноситься по каждому вопросу невозможно, остается одно - заранее согласиться на любые обоюдные действия, выдать, так сказать, друг другу carte blanche. "... Каждый из нас, - показывает С. Трубецкой об этом проекте, - даст другому клятву, что он будет согласен на все, что товарищ его будет делать, следовательно, ни один связан другим не будет. Я ему ответил, что на это никак согласиться не могу"¹⁶ . Второй чрезвычайно важный пункт объединительной платформы Пестеля - создание единой директории - также терпит полное фиаско.

Итоги поездки были чрезвычайно ничтожны. От Северного общества Пестель добился только подтверждения старого обещания поддержать выступление южан, выступать совместно. Но это обещание не было новостью - его привез еще Барятинский. Не за этим приезжал Пестель.

Печальные итоги своей поездки Пестель изложил в следующей сводке всего происшедшего: "Условие о единодушном действии было заключено со всеми тремя директорами, причем замечались некоторые оттенки: единодушнее всех с к[н]. Оболенским, а менее всех с Никитою Муравьевым. С Трубецким говорили между прочим, что ежели не республика будет принята, то избрать Александра Николаевича в императоры при регентстве. Со всеми же тремя положено было, что ежели они найдутся в необходимости действия начать, то мы их должны поддержать и обратно они нас. Есть ли же необходимости не встретится, то перед приступом к действию долженствовало предшествовать взаимное соглашение, по которому решится тогда, где, как и что делать. При сем было говорено и об объявлении через Сенат нового порядка вещей. О сообщении сего заключения прочим членам остался я в безвестности, но сказывали они, что оное будет сделано"¹⁷ .

Показания С. Трубецкого всячески умаляют приведенное выше соглашение, низводя его до самого ничтожного обещания: "согласились только подумать о сношениях обоих обществ, но чтоб каждое оставалось под своим собственным управлением"¹⁸ . Это показание, конечно, неверно - обещано было именно то, о чем показывает Пестель. Это доказывает весь дальнейший ход событий во время восстания. Показания Никиты Муравьева добавляют интересную деталь к итогам поездки Пестеля, в остальном не противореча ему: "Пестель согласился на следующее определение: оставить оба общества в их настоящем положении, сколько помню до 1826 г., а тогда собрать уполномоченных от обоих обществ, которые бы уже согласились в началах и избрали бы вместе общих правителей для всего общества"¹⁹ . Другими словами, Пестель не отказался от своего объедини-

¹⁵ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с 163. Ср. дело Трубецкого, "В. Д." I, с. 15.

¹⁶ Показание С. Трубецкого, "В. Д." IV, с. 16.

¹⁷ Показание Пестеля, "В. Д." IV, с. 163.

¹⁸ Показание С. Трубецкого, "В. Д." I, с. 16.

¹⁹ Дело Никиты Муравьева, "В. Д." I, с. 308.

тельного плана, а отодвинул его в будущее, но это лишь сильнее подчеркивало неудачу этого плана в настоящем.

Перед Пестелем, возвратившимся из Петербурга в армию в конце июля 1824 г., встал вопрос - как сообщить о происшедшей неудаче, какой линии держаться. Руководство всем обществом фактически оказалось не у Пестеля, но сказать об этом своему южному коллективу Пестель так и не решился до конца. Он стремился пока скрыть надвинувшийся кризис, поддерживать бодрость и уверенность в руководимом им коллективе. Это, конечно, не было обманом из самолюбия членов Южного общества, ни тем не менее - малодушием с его стороны. Это было тактическим приемом. Поэтому понятен становится тон его сообщениий по приезде на юг. Первым делом Пестель заехал к Сергею Муравьеву-Апостолу и Бестужеву-Рюмину в Белую церковь и пробыл с ними два дня. Свидание это отнюдь не носило характера конспиративной встречи трех вождей, это было свидание со всем основным ядром тогдашней Васильковской управы.

С. Трубецкой показывал, что его более всего успокоило то обстоятельство, что Пестель не смог бы выступить самостоятельно, без Северного общества: "Я увидел, что ему необходимо содействие петербургского Общества, и следовательно, что он не может привести намерения своего в действие по одному собственному произволу и собственными средствами. Я заключил тогда из сего, что он не такою большою силою располагает, как желает заставить думать о себе"²⁰ . Основной задачей Пестеля при свидании с Васильковской управой было - доказать обратное. Перед отъездом из Белой церкви Пестель, Сергей Муравьев, Бестужев-Рюмин и Тизенгаузен обедали вчетвером у Швейковского. Собрался весь основной актив Васильковской управы. "Прежде, нежели к Швейковскому поехали, просили меня Бестужев и Муравьев в разговоре с Тизенгаузеном прилагать много жару и говорить о начале действия в 1825 г., ибо они мне сказывали, что Тизенгаузен непременно ожидает начала действий в 1825 г., а им для управления васильковскими членами необходимо, чтобы и я в сем духе говорил с Тизенгаузеном, ибо по его характеру сие им нужно. Почему и исполнил я сие согласно их желанию"²¹ .

Но гораздо характернее сопоставление показаний директоров Северного общества о результатах поездки Пестеля с показаниями о том же тех южных членов, которые узнали о результатах непосредственно от Пестеля. К числу этих южан относятся Давыдов, Волконский, Поджио, Лорер. Будущий предатель Майборода, пользовавшийся в тот момент неограниченным доверием Пестеля, от него же узнал о результатах поездки.

В то время как первая группа директоров Северного общества, Трубецкой и Никита Муравьев единодушно, несмотря на все перекрестные сопоставления свидетельств, настаивают на неудаче поедки, и к этому же сводится показание самого Пестеля, южные члены, информированные Пестелем, решительно говорят об удаче. "Полковник Пестель, ездивший в Петербург, точно брал с собою сочиненные им законы - Русскую правду - и на счет будущего образа правления имел с Муравьевым и другими тамошними членами рассуждения, после коих они согласились с мнением его, Пестеля", показывает Н. И. Лорер²² . Сводку показаний дает одна из анкет следственного комитета, адресованная Пестелю: "По словам князя Волконского и подполковника Поджио северная управа (во время бытности вашей в Петербурге в 1824 г.) приняла преступное предложение Южного общества, в Киеве начатое, а в Каменке у Давыдова утвержденное в 1823 г. - о введении республиканского правления си-

²⁰ Показание С. Трубецкого, "В. Д." I, с. 27.

²¹ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 158 (разрядка моя - М. Н. ).

²² Дело Н. И. Лорера. См. "Записки декабриста Н. И. Лорера" с. 295.

лою и о истреблении всей императорской фамилии... По возвращении вашем из Петербурга в 1824 г. вы удостоверительно рассказывали младшему Поджио, Лореру и Майбороде... что хотя в сношениях ваших с северными членами и много встретили сопротивления, но наконец вы успели согласить их на все свои предположения, ударив по столу рукою и сказав им решительно: "Так будет же республика" и... что хотя также много спорили в Петербурге против написанной вами Русской правды, а некоторые не соглашались на покушение против жизни императрицы Елизаветы Алексеевны, но силою доводов своих вы убедили северных членов принять вашу конституцию и согласиться на все без изъятия и что Никита Муравьев должен был сжечь конституцию, им написанную". Кое-что тут нужно отбросить как явное преувеличение. Явно неправдоподобно, например, приписываемое Пестелю утверждение о том, что Н. Муравьев якобы сжег свою конституцию. Но совершенно ясно, что самая тенденция к преувеличению успехов дана была рассказом Пестеля, представлявшего результаты поездки как победу, а не как поражение. Характерно, что сама знаменитая "Так будет же республика" появляется лишь в версии Южного общества. Пестель сам отказался от нее на следствии. Но если и не принимать во внимание этого отказа, то характерно отсутствие этой фразы в показаниях северян. Повидимому Пестель и не говорил никогда этих знаменитых слов. Единогласного решения о республике на этот раз не было. От знаменитого восклицания Николая Тургенева "Le president sans phrases", брошенного на съезде коренной управы Союза благоденствия в 1820 г., до полумифического восклицания Пестеля в 1824 г. - "Так будет же республика" - идет нисходящая кривая. Заговор декабристов явно более правел.

В 1820 г. за исключением одного Глинки все высказались за республику, победила левая фракция Союза благоденствия. В 1824 г. Пестель якобы восклицает: "Так будет же республика", ударяя рукой по столу, но удар не находит отклика. Символично утверждение Пестеля, что он, собственно, ничего не сказал, а только ударил рукой по столу²³ .

Естественно предположить, что неоходимость держать себя после поездки в Петербург так, как будто все идет самым лучшим образом, углубила тяжелый в Пестеле разлад самим с собой, зародившийся в конце 1823 г. Но обещание Северного общества действовать вместе - соломинка, за которую он хватается. Лишь бы только было выступление, а там будет видно; в обстановке переворота самый ход событий может вынести "Русскую правду" вперед как революционное знамя. И во имя этого переворота - лишь бы только общее выступление состоялось - Пестель идет на тяжелые уступки Север ному обществу, переступая через принципиальные программные установки и через собственное самолюбие во имя тактических соображений.

Но внутренний разклад Пестеля с самим собой прогрессировал. 1825 год резко его усилил. Пестель почти прекратил деятельность по Обществу.

Работать дальше во имя совместного выступления в надежде, что може быть "Русская правда" победит? А если и победит, если полностью исполнятся желания, то хорошо ли будет? "Русскую правду" сметет массовое движение. Так правильна ли самая программа, правильна ли избранная тактика без массового выступления, правильна ли социальная ориентация?

Повидимому наиболее раннее свидетельство об этом переломе Пестеля принадлежит Ивашову, к которому Пестель относился "как к брату". Ивашов показывает, что Пестель говорил ему в начале 1825 г.²⁴ о своем желании покинуть Общество. Вероятно, эти слова Пестеля стояли в прямой связи с рассказом о киевских контрактах 1825 г., когда решительно обозна-

²³ Дело Пестеля, "В. Д.", с. 163.

²⁴ Дело Ивашова N19, л. 25 об.

чилась победа Сергея Муравьева-Апостола над Пестелем, что окончательно сломило внешнюю выдержку Пестеля. Очень важно и свидетельство Барятинского, вернувшегося в Тульчин в самом конце 1824 г. или в начале1825 г.; в нем важно подчеркнуть указание на неоднократность подобных разговоров Барятинского с Пестелем: "Пестель однако уже часто мне по дружбе, которая нас соединяет, говорил, что он тихим образом отходит от Общества, что это ребячество, которое может нас погубить, и что пусть они себе делают, что хотят"²⁵ . До какого разочарования должен был дойти Пестель, чтобы назвать "ребячеством" дело тайной организации, за которое он с отчаянным упорством боролся почти девять лет. Это говорит о том, что кризис его убеждений достиг величайшей остроты.

Письмо матери от 14 мая 1825 г. свидетельствует о религиозном состоянии Пестеля. Мать была очень обрадована его апрельским письмом, где он сообщал ей о нахлынувшием на него религиозном чувстве на пасху 1825 г. "Vous vous etes toujours montre de si bonne foi dans vos opinions, vos sentimentset vos recherches, - пишет ему мать, - que je ne doute nullement de la solidite de vos sentiments pieux une fois que vous en etes bien penetre"²⁶ . Письмо дает любопытное свидетельство об увлечении Пестеля благочестивыми произведениями проповедника Дрезеке: "Puisque vous vous occupez parfois de lectures pieuses je vousenvoie ci-joint l'annonce d'un ouvrage de Draeseke qui est la suite d'une premiere collection"²⁷ . Упомянутое объявление было вырезано из гамбургской газеты. Мать жалеет, что у нее самой нет возможности купить эту новую работу и послать сыну. 20 мая 1825 г. отец Пестеля посылает ему какую-то работу Дрезеке. Именно в этом же 1825 г. Пестель был "у исповеди и святого причастия"²⁸ после пятилетнего перерыва; ранее он отговаривался от исполнения этой обязанности "неимением лютеранского священника".

Кроме этих посторонних свидетельств мы имеем и показание самого Пестеля, отличающееся, как всегда, исключительной ясностью и полной отчетливостью: "В течение всего 1825 г. стал сей образ мыслей во мне уже ослабевать, и я предметы начал видеть несколько иначе, но поздно уже было совершить благополучно обратный путь. Русская правда не писалась уже так ловко, как прежде. От меня часто требовали ею поспешить, и я за нее принимался, но работа уже не шла, и я ничего не написал в течение целого года, а только прежде написанное кое-где переправлял. Я начинал сильно опасаться междоусобий и внутренних раздоров, и сей предмет меня сильно к цели нашей охладевал..."²⁹ .

Известный разговор Пестеля с Лорером, приведенный в "Записках", происходил уже во второй половине года, незадолго до восстания. Он полностью правдоподобен и рисует нам кульминационный момент внутреннего разлада Пестеля, Заговорщик, конспиратор, Пестель говорит о плане... принести повинную Александру I, чтобы этой ценой купить конституцию. Будет хуже, когда начнутся "междоусобия", когда начнется гражданская война, - как бы говорил Пестель правительству, - лучше уступите во время, и тем спасете многое. Конечно, при такой логике, не было и речи о "Русской правде", - Пестель видел ясно победу программной

²⁵ Дело Барятинского, N 401, л. 6 об.

²⁶ "Вы показывали себя всегда с такой хорошей стороны в ваших мнениях, чувствах и исканиях, что я ничуть не сомневаюсь в прочности ваших религиозных чувств, раз вы ими проникнуты так глубоко".

²⁷ "Поскольку вы занимаетесь иногда религиозным чтением посылаю вам приложенное тут объявление об одной работе Дрезеке, которая является продолжением первой серии".

²⁸ Показание Пестеля, "В. Д." IV, с. 89.

²⁹ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 92.

линии Никиты Муравьева. На такой конституции самодержавие может быть и сторговалось бы с декабристами, если бы "чернь" на Сенатской площади 14 декабря оказалась бы в большем количестве и лучше сорганизованной...

"Однажды, придя к Пестелю вечером, по обыкновению я застал его лежащим, - рассказывает Н. И. Лорер. - При моем входе он приподнялся и после краткого молчания, с челом сумрачным и озабоченным, сказал мне как-то таинственно:

- Николай Иванович, все, что я вам скажу, пусть останется тайной между нами. Я не сплю уже несколько ночей, все обдумывая важный план, на который решаюсь... Получая чаще и чаще неблагоприятные сведения от управ, убеждаясь, что члены нашего общества охладевают все более ... к notre bonne cause³⁰ , что никто ничего не делает в преуспеяние ее, что государь извещен даже о существовании общества и ждет благовидного предлога, чтобы нас всех схватить, - я решился дождаться [18]26 года (мы были в ноябре 1825 г.), отправиться в Таганрог и принесть государю повинную голову с тем намерением, чтоб он внял настоятельной необходимости разрушить общество, предупредив его развитие дарованием России тех уложений и прав, каких мы добиваемся"³¹ .

Аграрный кризис 20-х годов и рост массового движения решили вопрос о победе умеренной дворянско-либеральной программы Севера над южной утопией. Победа осталась за Севером. К 1825 г. явственность этой победы становилась все значительнее. Это сказалось прежде всего на "смене" вождей. Руководство Южного общества мало-помалу из рук Пестеля сосредотачиваясь в руках энергичного Сергея Муравьева-Апостола, агента Севера на беспокойаом Юге.

Интересно проследить за постепенным развитием и укреплением этой победы. Вопрос о "победе Севера" есть лишь другая сторона вопроса о кризисе Южного общества декабристов.

II

"Пестель - человек опасный для России", сказал К. Ф. Рылеев в 1824 г. при обсуждении вопроса о слиянии Северного и Южного обществ. Характерно, что он прибавил: "Для России и для видов общества"³² . Во имя той "революции", которая была желательна Северному обществу, Пестеля нужно было убрать или, если это невозможно изолировать его или нейтрализовать. По мнению Рылеева, необходимо было "не выпускать его из виду и знать все его движения". Возникший было у северян проект доказать несостоятельность Пестеля теоретическим путем вскоре был отброшен. Во всяком случае намерение кого-то из северян "написать конституцию в опровержение пестелевой", о котором говорит С. Трубецкой, - было отвергнуто Северным обществом. "Я нашел меру сию вовсе ненужною", - показывает С. Трубецкой³³ . Нужные же меры были приняты и шли по линии организационной: не спорить по теоретическим вопросам, не убеждать, а изолировать; путем организационных мероприятий поставить Пестеля и его группу в Южном обществе в положение вынужденного бездействия.

В свете этого понятны и те организационные меры, которые были приняты для нейтрализации основанного А. П. Барятинским в 1823 г. отделения Южного общества на Севере. Руководящая головка Северного общества - Никита Муравьев и Трубецкой - приняли спешные меры в этом на-

³⁰ "К нашему делу".

³¹ "Записки декабриста Н. И. Лорера", с. 79.

³² Дело Рылеева, "В. Д." I, с. 174.

³³ Дело Трубецкого, "В. Д.", I, с. 53.

правлении. Вадковскому и Поливанову было объявлено, что Барятинский не имел права их принимать, они были "переприняты" и этим поставлены под непосредственное и ближайшее наблюдение северян. "Раздраженный" Н. Муравьев, показывает Барятинский, "мне сие никогда не простил и после моего отъезда уверил (как я сие после узнал от Пестеля) Вадковского и Поливанова, что я их не имел права принимать, и с ново они были переприняты, что меня крайне оскорбило"³⁴ .

Следующим шагом на пути намеченной борьбы с Югом было создание, опорной базы северян в самом Южном обществе. Сергей Муравьев-Апостол был избран как лицо, могущее противостоять Пестелю. Васильковская управа, руководимая им, была намечена в качестве опорной базы. Член Васильковской управы - полковник И. С. Повало-Швейковский - был использован для первоначальных переговоров. Он привез в 1824 г. С. Трубецкому, Н. Муравьеву и Н. Тургеневу письмо от Сергея Муравьева-Апостола с предложением соединиться и действовать вместе и повез обратно письмо С. Трубецкого. Васильковская управа сговаривалась с Севером через голову Пестеля. Это происходило в острый момент разлада: Пестель только что уехал из Петербурга на Юг, опасность союза с Пестелем стала для Севера особо очевидной.

Нужно сознаться, что момент был выбран подходящий. С. Трубецкой показывает в энергичных выражениях, что дал полковнику Швейковскому "письмо к Сергею Муравьеву.., где описывал, как бредил Пестель и как я не понимаю, если он с ним в связи, - то как может оставаться, если он все знает"³⁵ . В одном из последующих показаний С. Трубецкой упоминает и о любопытной конспиративной форме, в которую он облек свой призыв к С. Муравьеву-Апостолу: "Я не осмелился... писать открыто и описал в виде трагедии, которую читал нам общий знакомый и в которой все лицы имеют ужасные роли"³⁶ .

Понятна и та сравнительная беззаботность, которая была проявлена С. Трубецким к планам выступления С. Муравьева и Бестужева, - особенно беспокоиться, действительно, было незачем - глубоких расхождений не было. "Мне не нравился план действия их, но я о том не говорил им, и, напротив, оказал согласие действовать по оному, имея в мысли, что он может быть переменён"³⁷ , откровенно показывал С. Трубецкой. Заметим попутно, что их планы выступления имели и другую цель - определить Пестеля. Агенты Севера на Юге правильно рассчитали, что именно по этой линии они могут перекрыть все планы Пестеля, который чем дальше, тем больше выставлял препятствий к немедленному выступлению.

Осенью 1824 г., когда С. Муравьев-Апостол получил письмо С. Трубецкого с недвусмысленным предложением действовать в духе Северного общества, он получил в этом же смысле и другое письмо - от брата своего Матвея, жившего в то время в Хомутце, родовом имении Муравьевых. Это письмо, датированное 3 ноября 1824 г.³⁸ , представляет собой редкий образец конспиративной переписки декабристов до восстания, дошедшей до нас в очень ограниченном количестве писем. Важно, что Матвей Муравьев в свою очередь видимо подвергся давлению Севера, стремившегося использовать его как орудие воздействия на брата. "К чести тамошних (членов Северного общества - М. Н.) я должен сказать, что они с уважением отзываются о вас, чего с вашей стороны я не вижу", с раздражением пишет он брату. Далее

³⁴ Дело Барятинского, N 401, л. 42 об.

³⁵ Дело С. Трубецкого, "В. Д." I, с. 16; ср. т. IV, с. 276.

³⁶ Там же, с. 87.

³⁷ Там же, с. 101.

³⁸ Ср. Воспоминания Матвея Муравьева-Апостола, с. 79, сноска 1-я.

Матвей Муравьев сообщает о впечатлении, какое произвело на северян посещение Пестеля в 1824 г. В этом сообщении легко видеть, во-первых, повторение мнения С. Трубецкого о том, что Пестель "бредит", а, во-вторых, ясное указание на аграрный проект Пестеля как на уступку массе, рычаг, которым ее можно "привести в движение" и сделать сочувствующей планам переворота. Действия Пестеля на Севере были объяснены (совершенно согласно с С. Трубецким) только "ничтожным тщеславием". "И все это делается из ничтожного тщеславия, ради того, чтобы тоном учителя навязывать писаные гипотезы, о которых одному лишь богу известно, применимы они или нет. Раздел земель, даже как гипотеза, встречает сильную оппозицию. И я спрашиваю вас, дорогой друг, скажите по совести: возможно ли привести в движение такими машинами столь великую инертную массу. Наш образ действий, по моему мнению, порожден полным ослеплением..." Наконец письмо с предельной ясностью формулирует, основной вопрос всей тактики, основную проблему успеха восстания с точки зрения декабристов: "Допустим даже, что вам легко будет пустить в дело секиру революции, но поручитесь ли вы в том, что сумеете ее остановить" (разрядка моя - М. Н. ).

В этом же письме Матвей Муравьев проводит интереснейшее сравнение положения, создавшегося в 1824 г. с восстанием Семеновского полка в 1820 г. и решительно подчеркивает разницу между линией массового восстания и линией офицерства, которая выражала собой стремление к совершенно другому "порядку вещей". "Армия первая изменит нашему делу, - пророчит Матвей Муравьев, - приведите мне хотя бы один пример, который бы, не скажу доказывал, а лишь позволил бы предполагать противное. Нашелся ли хотя бы один офицер Семеновского полка, который подверг себя расстрелянию. Вы меня спросите, зачем им подвергать себя этому. Но дело идет не о той пользе, которую это принесло бы, а о стремлении к другому порядку вещей..." (разрядка моя - М. Н.).

Первая попытка Сергея Муравьева взять инициативу восстания в свои руки относится еще к 1823 г. Это известный "бобруйский план", который не был приведен в исполнение потому, что встретил сильнейшее противодействие прежде всего со стороны Пестеля, а также и со стороны Каменской управы.

Видимо уже в этот момент Пестель представлял себе ясно, какую роль хочет играть в Обещстве Сергей Муравьев-Апостол. В этом свете чрезвычайно любопытно показание подполковника Поджио, что Пестель потому и поехал в Петербург в 1824 г., что подозревал Сергея и Матвея Муравьевых в намерении действовать сепаратно, заключив союз с Севером через голову Пестеля. Это показание Поджио, взятое в целом, конечно, не соответствовало действительности: в 1824 г. дело еще не зашло так далеко. Но во всяком случае показание Поджио любопытно; по его словам, Пестель "подозревал обоих братьев Муравьевых, что они хотят отделиться, - сие решило Пестеля ехать в Петербург и видеть все своими глазами".

В декабре 1824 г. верный друг Пестеля Н. Лорер, вернувшись из поездки "в Малороссию", прямо сообщил Пестелю о холодности и враждебности к нему С. Муравьева. Надо предполагать, что до сведения Лорера мог довести об этом и Матвей Муравьев, которого Лорер посетил во время поездки. Матвей Муравьев отозвался об этом агенте Пестеля с чувством большого недоброжелательства, о чем ярко свидетельствует его письмо к брату Сергею от 3 ноября 1824 г.³⁹ .

³⁹ М. И. Муравьев-Апостол, Воспоминания и письма. Предисловие и примечания С. Л. Штрайха. Журнал "Былое", 1922, с. 79 - 80; ср. с. 81.

В конце 1824 г. кн. Волконский ездил в Петербург и привез Пестелю письмо от Оболенского, в котором тот сообщал, что дела идут хорошо, и "просил ускорить присылкою Русской правды"⁴⁰ . Эти сведения мало обрадовали Пестеля, - внутренний его кризис, сомнения в собственных планах уже зашли слишком далеко. Повидимому именно в связи с подобными требованиями о присылке "Русской правды" стоят уже цитированные выше показания о ней Пестеля: "От меня часто требовали ею поспешить, и я за нее принимался, но работа уже не шла"⁴¹ .

Между тем взятая Сергеем Муравьевым линия получает дальнейшее развитие. После бобруйского плана следующим этапом этого развития является так называемый первый белоцерковский план.

План этот возник в конце 1824 г. В 1825 г. опять предполагался царский смотр 3-го корпуса. Предполагалось, что Александр I остановится в Белой церкви - имении графини Браницкой, которое и должно явиться местом выступления тайного общества. Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин, авторы плана, проектировали поставить в караул к государю членов тайного общества, переодетых солдатами, "захватить" императора и "нанести ему удар". Дальнейший план действий после расправы с царем состоял в следующем: "Издание двух прокламаций, одну - войску, другую - народу, затем следование 3-го корпуса на Киев и Москву с надеждою, что к нему присоединятся прочие на пути его расположенные войска без предварительных даже с ними сношений, полагаясь на общий дух неудовольствия государства. Между всеми сими действиями 3-го корпуса надлежало всем остальным членам союза содействовать революции. Остальной части Южного округа занять Киев и в оном оставаться. Северному округу поднять гвардию и флот, препроводить в чужие краи всех особ императорской фамилии⁴² и тоже сделать требование сенату, как и 3-й корпус. Потом ожидать от обстоятельств, что окажется нужным к дальнейшим действиям"⁴³ . Так показывал Пестель о белоцерковсом плане. Он же подчеркивал ту часть плана, которая оставляла всю инициативу за Сергеем Муравьевым-Апостолом и изолировала Пестеля и его сторонников: "3-й корпус не требовал от остальной части Южного округа никакого содействия в первоначальном действии, но чтобы потом одинаковые с ним объявить чувства и намерения и завладеть войском"⁴⁴ . Обсуждение этого плана и было основным вопросом очередного съезда главарей Южного общества на контрактах 1825 г. Впервые на этих контрактах присутствовал новый член, выдвигавшийся Пестелем в руководящее ядро Южного общества, - А. П. Барятинский.

Чтобы понять остроту момента, нужно иметь в виду еще одно обстоятельство. В конце 1824 г. центр Северного общества внезапно передвинулся, и вместо Петербурга оказался... в Киеве, в нескольких часах езды от Васильковской управы и немногим дальше от Тульчина и Линцов. Диктатор и руководитель - князь С. Трубецкой, решительнейший антагонист Пестеля, приехал в Киев в качестве дежурного офицера штаба 4-го пехотного корпуса. Князь приехал с женой и с пожитками и прочно обосновался в Киеве почти на год. Подобный "визит" Севера на Юг, конечно, в корне отличался от всех предыдущих визитов Юга на Север. Последние были сравнительно мимолетны, первый - прочен и рассчитан на подлинное воздействие. Характерно, что С. Трубецкой уже был в Киеве во время контрактового

⁴⁰ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 162, ср. с. 121 и "Алфавит декабристов", "В. Д." VIII, с. 57.

⁴¹ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 92.

⁴² В момент этого показания следственная комиссия еще не выяснила полностью вопроса об уничтожении всего царствующего дома.

⁴³ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 104.

⁴⁴ Там же.

съезда и не участвовал в последнем. Приходится предполагать, что он и его южные друзья не хотели действовать скоропалительно; надо было выждать, осмотреться и полностью разобраться в обстановке.

Пестель, как бы ни был тяжел его внутренний кризис, не находил в себе резко порвать с основанным им обществом. Но оставаясь в нем, он по ходу вещей оставался все же на роли руководителя. События влекли за собой Пестеля, заставляя его действовать и отстаивать ту линию, которая была признана в обществе как линия Пестеля. "Fatta la fritatta"⁴⁵ - бросил однажды Муравьев-Апостол по другому поводу - эти же слова можно применить и к делам тайного общества. Каша, действительно, была заварена. Противоречия обострялись. Новый план действий, имевший целью выбить инициативу из рук Пестеля, вновь предлагался вниманию съезда руководителей общества. И Северное общество, так сказать, самолично явилось на Юг, чтобы пойти в атаку и закрепить плоды предполагавшейся победы.

Личный состав съезда 1825 г. (последнего в жизни тайного общества съезда) на контрактах вообще был несколько необычен⁴⁶ . Бестужев-Рюмин отсутствовал, вместо него позицию С. Муравьева поддерживали Повало-Швейковский и Тизенгаузен; линию Пестеля представляли: Пестель, Барятинский, присутствовал также Юшневский. Колеблющаяся Каменская управа, представленная Давыдовым и Волконским, в данном случае поддержала Пестеля, что и дало при голосовании провал первого белоцерковского плана.

Во всех отношениях замечательно то обстоятельство, что белоцерковский план, столь решительно отвергнутый на контрактах 1825 г., возродился вновь во всех своих деталях во второй половине года, как будто никто его и не отвергал. Чтобы понять уверенную настойчивость Сергея Муравьева и его группы, надо принять во внимание прежде всего деятельность Сергея Трубецкого.

Эта деятельность рисуется чрезвычайно ясно по показаниям самого Трубецкого. "В 1824 г., в исходе, отправился я в 4-й корпус... Одна из обязанностей моих была наблюдать за Пестелем, ибо он вовсе отделился"⁴⁷ .

С. Трубецкой немедленно по приезде завязал сношения с Васильковской управой. "Князь Сергей Трубецкой по прибытии в Киев действовал с сею управою", лаконично, но многозначительно показывает Пестель⁴⁸ . В киевской квартире С. Трубецкого останавливались Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин, когда приезжали в Киев. Особенно облегчались эти свидания, когда 9-я дивизия, где служил С. Муравьев, стала ходить на караул в Киев. Бестужев-Рюмин, часто видевшийся с Пестелем, был избран С. Трубецким для надзора за Пестелем. Васильковская управа сносилась с Пестелем через Бестужева-Рюмина и поэтому легко могла собирать о нем сведения. С. Трубецкому было тем легче сделать юного Бестужева своим орудием, что он был старым знакомым его семьи. Свидетельство С. Трубецкого о том, что члены Васильковской управы дали друг другу слово действовать против Пестеля, заслуживает большого внимания. Во всяком случае острый антагонизм между Васильковской и Тульчинской управами не подлежит сомнению. "Скоро по приезде моем в Киев увиделся я с Сергеем Муравьевым-Апостолом, - показывает С. Трубецкой, - который уверил меня, что он нимало не сдался Пестелю и что он с другими членами Общества из их дивизии дали друг другу слово против Пестеля. Что они Пестеля ненавидят, но что Пестель имеет доверенность к Бестужеву, через которого они и наблю-

⁴⁵ Итальянская поговорка: "каша заварена".

⁴⁶ Состав присутствовавших на контрактовом съезде 1825 г. приведен в показаниях Пестеля ("В. Д." IV, с. 104, 169) и Бестужева-Рюмина (там же, с. 196).

⁴⁷ Дело С. Трубецкого, "В. Д." I, с. 10; ср. с. 35 и т. IV, с. 238.

⁴⁸ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 110.

дают Пестеля, с которым нужна большая осторожность в сношениях, ибо он весьма подозрителен..."⁴⁹ .

В этой атмосфере и происходили переговоры о совместных действиях Северного и Южного обществ, столь часто и столь неудачно поднимавшиеся раньше Пестелем. На этот раз переговоры шли через голову прежнего вождя. Нет ничего удивительного, что друг северян, с одной стороны, и глава северян- с другой, сумели договориться. В создавшихся условиях, конечно, невозможно было говорить об организационном слиянии обществ - Пестель все же существовал еще, но Юг, представляемый в этих переговорах С. Муравьевым, и Северное общество, представленное С. Трубецким, приняли наиболее конкретный план выступления из всех принимавшихся ранее, и заключили союз в организационном смысле гораздо более прочный,, чем все заключенные ранее. В этих переговорах закреплялась победа Севера над Югом. Формулу этой победы дает в своих показаниях сам Сергей Муравьев, и это показание имеет большое значение, если рассмотреть его на фоне всей истории Южного общества и его идеологической борьбы с северянами. "Можно сказать, что до самого приезда в Киев князя Трубецкого весьма мало существовало единодушия между обоими обществами, но при отъезде своем в Петербург кн. Трубецкой сказал мне, что, узнав сам положение Южного общества, он употребит все свое старание для привлечения северных членов к единодушному соединению к нашему..."⁵⁰ . Победа Севера над Югом была уже очевидна.

Нет сомнений, что в основу соглашения была положена какая-то программа. Следователи не поинтересовались ею, а сами подследственные, конечно, не взяли на себя инициативы рассказа. Конституция Никиты Муравьева, как раз законченная к концу 1824 г., вполне могла явиться такой программой. Глухое и беглое указание Сергея Муравьева на то, что единственной уступкой северян было принятие республики, может быть и является редким документальным осколком этого сговора. Он осторожно показывает вскоре после приведенного выше свидетельства о соглашении обществ, что главной причиной несогласия Северного и Южного обществ была "Русская правда", признанная Южным обществом и не во всем одобряемая Северным, согласным однако же на введение республиканского правления в России, но с некоторыми изменениями против "Русской правды"⁵¹ . Конечно, ненавистное северянам "разделение земель" входило в таком случае в число этих вскользь упомянутых "некоторых изменений" и заменялось более приемлемым положением: "Земли помещиков остаются за ними"⁵² .

Между тем в воздухе уже носились тревожные слухи о том, что Общество предано. Бобрищев-Пушкин I показывает, что первые слухи об этом появились летом 1825 г.⁵³ .

Пестель получил от Давыдова письмо о предательстве Бошняка в августе 1825 г. По этому поводу Пестель вызывал Сергея Муравьева-Апостола в Линцы для предупреждения⁵⁴ .С. Трубецкой тогда был в Киеве; он уехал оттуда в Петербург лишь в ноябре 1825 г., примерно за месяц до ареста Пестеля⁵⁵ .

В этой обстановке и возник так называемый второй белоцерковский план - проект революции, совершаемой Севером и Васильковской управой через голову Пестеля, проект, выработанный Васильковской управой и

⁴⁹ Дело С. Трубецкого, "В. Д." I, с. 35; ср. с. 101.

⁵⁰ Дело Сергея Муравьева-Апостола, "В. Д." IV, с. 353.

⁵¹ Там же, с. 354.

⁵² Одно из положений конституции Никиты Муравьева.

⁵³ Дело Бобрищева-Пушкина, N 422, л. 20 об.

⁵⁴ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с. 152, 172.

⁵⁵ Дело С. Трубецкого, "В. Д." I, с. 10.

принятый Северным обществом в лице С. Трубецкого. Этот проект окончательно закрепил победу Севера над Югом.

Второй белоцерковский план во многом походил на первый. Начало действий предполагалось опять таки во время царского смотра 3-го корпуса, который на этот раз ожидался в мае 1826 г. Расправа с Александром I предполагалась в Белой церкви. Далее 3-й корпус под начальством Сергея Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина занимал Киев и Москву, а Северное общество в то же время - Петербург. Северное общество назначало временное правление. В определенный момент Сергей Муравьев оставлял занявший Москву 3-й корпус под начальством Бестужева и ехал в Петербург. В Киеве тыл революции охранял бездействующий "обсервационный" корпус, во главе которого решили поставить... Пестеля. Этим полностью достигалась цель - изолировать Пестеля от движения, декабристов.

Пестель дал прекрасный анализ подобных характерных сторон плана. Приводим его показание полностью⁵⁶ . "По окончании лагеря 3 корпуса в Лещине приезжал ко мне Бестужев-Рюмин и сообщил мне план Васильковской управы о начатии возмущения во время смотра 1826 г. Сей план был ими сделан и мне сообщен⁵⁷ , а не по предварительному совещанию со мной изготовлен. Сему служит доказательством, что они друг другу дали слово не откладывать оного ни под каким видом, прежде нежели я имел сведение о сих намерениях и о происшедшем в лагере при Лещине, и что когда они перед лагерем имели намерение сие, то было оное на контрактах мною и прочими отвергнуто. Сие обстоятельство может также служить доказательством и тому, что мое влияние не так было сильно и неограниченно, как членам показывается... Сие намерение действовать в мае 1826 г. есть то самое белоцерковское неоднократно мною упоминаемое предположение, о котором я еще показывал в одном из первых пунктов ответов моих... Главные его черты были: изведение государя императора во время смотра и шествие на Москву. Сие принимал 3-й корпус на себя. Потом совместно и современно: революция в Петербурге через Северное общество, коему предоставлялось назначение Временного правления, и наконец составление лагеря при Киеве чрез остальную часть Южного общества. Из сего плана изволит Комитет усмотреть, что главное и начальное революционное действие Васильковская управа предоставляла себе чрез 3-й корпус, к которому долженствовали присоединиться все те прочие войска 1-й армии, которые к революции пристанут; что действие по революционному значению второе, а по устройству временного правления важнейшее предоставлялось Петербургскому округу, а всем прочим членам и управам с директорией Южного края предоставлялось действие во второй армии и херсонским поселениям для составления при Киеве одного так сказать обсервационного, пограничного и притом бездействующего⁵⁸ корпуса"⁵⁹. К этому анализу остается только полностью присоединиться и приблизительно датировать его: из дел соединенных славян видно, что лещинский лагерь кончился в сентябре, войска уходили на зимние квартиры 15 сентября⁶⁰ . Отсюда следует, что второй белоцерковский план был вновь

⁵⁶ Разрядка везде моя, кроме оговоренных далее случаев - М . Н.

⁵⁷ Разрядка Пестеля.

⁵⁸ Разрядка Пестеля.

⁵⁹ Дело Пестеля, "В. Д." IV, с, 169; ср. с. 284 (показание С. Муравьева-Апостола), с. 96 и 104.

⁶⁰ М. В. Нечкина, Общество Соединенных славян. Л. -М. 1927, с. 82.

разработан и согласован с Трубецким до сентября, так как отлучиться в Киев во время маневров было, конечно, невозможно.

Победа Севера нуждалась теперь в прочном организационном закреплении. Необходимо было ввести Сергея Муравьева в состав Южной директории, где до сих пор находились лишь Пестель и Юшневский. Настроения Юшневского уже были достаточно известны, - он стремительно отходил от линии Пестеля и не стал бы противиться победившему Северу, так как и за линией С. Муравьева-Апостола было бы обеспечено решающее значение. План этот был поставлен на очередь еще в начале пребывания С. Трубецкого в Киеве. С. Трубецкой показывает, что было решено "достать" от Пестеля "причисление Муравьева к их главному правлению"⁶¹ , относя это, повидимому, к начальному своему ознакомлению на месте с делами Южного общества.

Юшневский показывал следствию, что Пестель потому согласился ввести Сергея Муравьева в директорию, что "боялся его силы". Это свидетельство надо признать вполне справедливым. Вопрос следственного комитета также с полным соответствием действительности содержит попутное утверждение, что С. Муравьев был введен в состав директории "из опасения, чтобы он не отошел от нашего общества"⁶² . Победа Севера была ясна Пестелю, и он сознательно уступил победителю перед угрозой раскола в Южном обществе.

Наступали тревожные дни кануна восстания.

⁶¹ Дело С. Трубецкого, "В. Д." I, с. 16.

⁶² "В. Д." IV, с. 99.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - М. НЕЧКИНА:

Комментарии: