Литература о Ришелье огромна и всегда была злободневна. "Есть в истории нашей страны люди, чья посмертная жизнь по интенсивности ничуть не уступает их реальной жизни, - настолько живо непрестанное движение наших воззрений и наших страстей творит перемены, которыми мы терзаем их память, настолько быстро наши современные споры вновь и вновь приводят нас к ним. Ришелье - один из первых среди таких людей", - писал в 1893 г. Фаньез в рецензии на книгу Аното о Ришелье¹ . Эти слова справедливы и для последующих лет вплоть до нашего времени.

Интенсивность изучения деятельности Ришелье объясняется тем, что внутренняя и внешняя политика кардинала и впоследствии не потеряла своей актуальности. Успех его дипломатии, подготовившей последующую гегемонию Франции на континенте, окружил ореолом его фигуру. Потеря Францией Эльзас-Лотарингии, так же как идея реванша, снова фиксировала на нём внимание историков и публицистов. Версальский мир вызвал ожесточённую полемику между французскими и немецкими историками, в которой детально исследовался вопрос о рейнских границах и аннексии Эльзас-Лотарингии в Тридцатилетней войне. Что касается внутренней политики Ришелье, то она вплоть до недавнего времени рассматривалась как итог его чисто личной инициативы. Долго державшаяся иллюзия, будто до прихода Ришелье к власти для Франции вовсе не был закрыт английский путь развития и что именно Ришелье своим деспотизмом убил все живые силы страны и подготовил торжество абсолютизма, в глазах людей XVIII в. сделала его ответственным за этот абсолютизм, а XIX век увидел в нём же причину всех революций. И, наконец, в канун второй мировой войны некоторые историки, немилосердно утрируя известные стороны деятельности Ришелье, попытались усмотреть в нём нечто вроде "фюрера" Франции XVII века.

Ришелье при жизни вызывал искреннее восхищение немногих и ярую ненависть большинства. Причудливые перипетии его посмертной судьбы полны такой же страстности. Но в процессе этой страстной борьбы крайностей постепенно и медленно вырабатывалась объективная точка зрения на истинное значение для истории Франции одного из величайших её сынов. Ришелье долго пришлось ждать беспристрастного суда потомства, той репутации, которую он называл "единственным благом, могущим удовлетворить великую душу".

* * *

Первые значительные научные труды о Ришелье появляются в середине XIX века² . К этому времени уже был накоплен довольно значительный запас печатных источников по истории XVII в., и во французских и иностранных архивах ведётся упорная работа по розыску и изданию новых документов, работа, в силу отсутствия в то время архивных инвентарей, исключительно трудоёмкая и сложная. Действие её начнёт сказываться несколько позже. Первые два историка, посвятившие Ришелье значительные и интересные страницы, - Тьерри и Мишле, - оперируют исключительно печатными источниками, и самый характер последних в значительной степени определяет содержание их книг. Для эпохи Ришелье эти источники сводятся к серии мемуаров, собраниям законодательных актов и международных договоров, собранию материалов о Генеральных Штатах и других представительных учреждениях, изданному накануне французской революции, и к "Политическому завещанию" Ришелье. Это засилье нарративного и законодательного материала лишь слегка разбавлено несколькими воскрешёнными из забвения трудами историков, современников Ришелье, использовавших некоторое количество документов³ .

Для Тьерри в его широком историческом полотне "Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия" (1853) Ришелье является крупнейшим деятелем, гением, "расчистившим путь для нового общества", создавшим условия для роста буржуазии и для поглощения ею всех прочих классов. Посвященные ему страницы - панегирик в серии прочих панегириков, составляющих

Статья представляет сокращённое изложение главы из работы, посвященной первым годам правления Ришелье.

¹ "Revue historique". Vol. 53, p. 374.

² Это не значат, что историки XVIII в. и первой половины XIX в. не писали о Ришелье. Но недостаток места заставляет здесь опустить рассмотрение их трудов, равно как и множества второстепенных книг XIX-XX вв., посвященных кардиналу.

³ Следует отметить, что все виды источников используются в ту пору некритически. К критике источников XVI-XVII вв. было приступлено систематически лишь в самом конце XIX века.

эту книгу. Конкретный анализ его деятельности состоит в основном из комментирования трёх пунктов программы, изложенной кардиналом в "Политическом завещании" (приведение аристократии к покорности, ликвидация гугенотской партии и возрождение международного Авторитета Франции), и из перечисления нескольких статей ордонанса Мишо. Мемуары противников Ришелье (и традиция ходячего мнения XVIII в.) подсказали Тьерри характеристику министра, "заглушившего в себе и подавившего в благородных натурах вечные принципы морали и человечности". Так сложился у Тьерри, в согласии с его общей концепцией, образ министра, привлекательного силой своего политического гения, направленного на благо французской буржуазии, но отталкивающе жестокого.

В противоположность Тьерри, уделившему Ришелье лишь несколько страниц, Мишле посвятил ему в своей "Истории Франции" большие томы. В книгах "Henri IV et Richelieu" (1857) и "Richelieu et la Fronde" (1859) дана подробная политическая история правления кардинала, хотя и изобилующая отступлениями, рисующими "моральный облик" эпохи⁴ . Точка зрения Мишле на французский XVI в. предопределила его резко отрицательное суждение о Ришелье, а использование гугенотских источников, которые залегают в его книгах целыми пластами, сообщило всему труду ярко конфессиональный характер. Разгром гугенотской партии, осуществлённый Ришелье, является, по мнению Мишле, величайшим несчастьем для Франции, поскольку только гугеноты могли бы превратить страну в процветающую буржуазную республику на манер Голландии.

Вся эпоха кардинала рисуется автором как царство серой и унылой посредственности и торгашества (в противоположность героическому XVI в., из которого Мишле сделал увлекательнейший роман). Даже в борьбе с Испанией Ришелье остаётся испанофилом, ибо следует методу Испании, убивая как раз ту политическую партию (гугенотов), которую он должен был бы направить против врага. Что касается создания национального единства - основной задачи, стоявшей перед Францией XVII в., - то как раз Ришелье свернул с того правильного пути, который был намечен и осуществлён Генрихом IV, а именно - примирения религий и партий, - и своим деспотизмом и ярым католицизмом выжег всё живое, что было в стране. Изложение событий даётся у Мишле всегда в конфессиональном плане, и это оказало такое сильное воздействие на всю последующую историографию, что отказ от подобной точки зрения - дело лишь совсем недавнего прошлого. Особенно бесплодным приём Мишле оказался в. области внешней политики, где лёгкость объяснения тех или иных мероприятий конфессиональными причинами вовсе снимала необходимость доискиваться причин социально-политического порядка.

Так же как и Тьерри, Мишле работал только над печатными источниками и даже первые три тома публикации Авенеля⁵ использовал в совершенно ничтожной степени. Оба историка задались грандиозной целью осмыслить всю историю Франции, и общее количество исследованных ими памятников очень велико, но для каждой отдельной эпохи они могли поднять новь лишь в самом поверхностном слое.

Следующая стадия в исследовании правления Ришелье открывается капитальной публикацией Авенеля: "Lettres, instructions diplomatiques et papiers d'Etat du cardinal de Richelieu, recueillis et publies par Avenel" (1853 - 1877. 8 томов). Авенель был скромнейшим человеком, ничем не отмеченным за свою работу, которой он отдал 35 лет жизни. Но имя его неразрывно соединено с именем Ришелье. Его публикация и по сию пору может считаться образцовой по тщательности и полноте, а в ряду французских изданий того времени (ср., например, публикацию писем Генриха IV, сделанную Берже де Ксивре) она была совершенством. Авенель издал и прокомментировал огромный по размерам и первоклассный по качеству архивный материал, который впервые вполне точно и конкретно показал размах и содержание деятельности Ришелье. Правда, его работе, как и всем ей подобным (т. е. собраниям писем и бумаг крупных деятелей), присущ весьма существенный порок - односторонность. В большинстве случаев реакция адресатов остаётся неизвестной, реальное воздействие писем, инструкций не может быть учтено. В глазах Авенеля и его современников личность крупного политика заслоняет собой весь объём его политической деятельности: публикатор тщательнейшим образом отбирает материал, принадлежащий только самому Ришелье, и больше всего боится, как бы ненароком не проскочило письмо (lettre de bureau), которое кардинал лишь подписал, а не составил или продиктовал⁶ . Историк задаётся целью выловить в политике Ришелье всё индивидуальное, лично ему и только ему принадлежащее. Эта вполне естественная в то время тенденция в значительной степени предопределила общий характер работ, появившихся после публикаций Авенеля. Столь полно и блестяще документированная одинокая фигура кардинала приняла гиперболические размеры и поглотила окружавшую её среду, долго остававшуюся бескрасочным, плоским фоном, на котором развёртывалась титаническая деятельность всемогущего гениального деспота.

Ранке в своей "Franzosische Geschichte" (т. II. 1854) первый систематически использовал (но частично, только для первых лет правления Ришелье) этот богатейший источ-

⁴ Именно здесь мы находим знаменитое кредо Мишле о примате явлений социальной психологии над фактами политической истории: "Les grands faits moraux de l'epoque sont plus irmportants qu'aucun fait politique" ("Henri IV et Richelieu", p. 261).

⁵ См. ниже.

⁶ Этот приём особенно досаден в издании писем Генриха IV, где опущено множество официальных писем, но собраны все собственноручные любовные записки короля.

ник⁷ , не исчерпанный до конца и в наши дни. Но те архивные материалы, которые открыл и изучил он сам, - донесения иностранных резидентов⁸ , - естественно, ориентировали его преимущественно на внешнюю политику, а высокое качество этого типа источников определило в значительной степени интересную и объективную трактовку материала. Разумеется, и к этим донесениям мы теперь успешно применяем источниковедческую критику, но сто лет назад эти источники чрезвычайно выгодно отличались своей надёжностью от господствовавшего тогда нарративного и законодательного материала. Занятые только злобой текущего дня, фиксируя непосредственно пёстрый калейдоскоп событий, чуждые каких-либо историографических тенденций, они зачастую навязывали исследователю своё понимание отдельных событий, которое, во всяком случае, было ближе к истине, чем суждение историка 1850-х годов, обладавшего весьма ограниченным запасом сведений. Ранке привлекает, порой очень удачно, и публицистику эпохи; наиболее трудный источник - мемуары Ришелье⁹ - используется им всегда в сопоставлении с другими материалами. К конфессиональным вопросам и к личности Ришелье он совершенно равнодушен. Он кратко суммирует огромное значение деятельности Ришелье для Франции и в международном масштабе; он отрицает деспотическую жестокость кардинала, отмечая лишь его безжалостную твёрдость. Основным дефектом его работы в наших глазах является отсутствие в ней рассмотрения многих важных вопросов. Разумеется, для нас теперь его книга поверхностна, но эта поверхностность не индивидуальна; она присуща общему уровню исторических знаний той эпохи.

Первое издание книги Caillet "L'administration en France sous le ministere du cardinal de Richelieu" вышло в 1859 г., заканчивая, таким образом, на протяжении шести лет целую серию важных работ о Ришелье. Рассматривая только административную деятельность кардинала, она, естественно, дополняет исследование Ранке. Кайе перерыл огромное количество рукописей в парижских и провинциальных библиотеках и архивах; он первый использовал в монографии о Ришелье такое количество неизданных источников, и в этом его огромная заслуга. Но в основу! своего исследования он положил самые лёгкие - для нахождения и суммирования - тексты, лёгкие потому, что они, можно сказать, сами собой навязываются, а именно: всевозможные регламенты (reglaments) королевского совета; парламентов, местных и финансовых учреждений и т. п. Это явление совершенно аналогично тому, как при самом первом синтезе общей политической истории законы, ордонансы и наказы ставятся во главу угла и тенденции законодателя не противостоит ещё бесконечное разнообразие реальной жизни, модифицирующей или даже уничтожающей эту тенденцию. Так же категорично, как Тьерри излагает наказы третьего сословия на Генеральных Штатах, Кайе излагает историю административных учреждений при Ришелье, по воле которого издаются бесчисленные постановления, аккуратно сменяющие друг друга. Столь же категорична и оценка: "Всё, что Ришелье совершил за время своей бессмертной диктатуры, среди непрестанно возникавших препятствий, превосходит всякое воображение"¹⁰ .

Это солидное и чрезвычайно свежее исследование было встречено критикой крайне сочувственно. Оно казалось всем прочнейшим фундаментом для построения детальной истории правления кардинала и долгое время действительно было таковым. Ибо огромная и по сию пору не поддающаяся хотя бы примерному численному подсчёту масса разнообразных рукописных источников, отражающих реальную жизнь, лежала ещё не тронутой.

Жорж д'Авенель первый копнул их, первый всерьёз занялся социальными отношениями и экономикой. В большом труде "Richelieu et la monarchie absolue" ("1884 - 1890) он совсем отстраняется от рассмотрения внешней политики кардинала, признавая, однако, всё её величие и значимость. Четыре тома д'Авенеля представляют собой редкий по темпераменту и страсти политический памфлет против Ришелье. Аристократ, издёрганный французскими революциями XIX в., особенно Коммуной, горько и глубоко страдавший от политической смерти своего класса, д'Авенель во всём винит Ришелье. Кардинал представляется ему зачинателем на французской почве столь непереносного для аристократии этатизма. Это он, Ришелье, превратил монархию традиционную¹¹ в абсолютную, разорвал связи короля с народом, уничтожил местную самостоятельность, убил политическую жизнь и инициативу. Франция могла, подобно Англии, без повторных жестоких классовых столкновений превратиться в буржуазное государство, сохранив королевскую власть и старую аристократию. Д'Авенель перечёл огромное количество рукописных источников, но отовсюду он брал только то, что привлекало его заострённое и пристрастное внимание. Он первый дал подробный анализ финансов и денежного хозяйства, но не в объективном плане исторического исследования, а для непрерывного сравнения уровня жизни, платежей, налогов и т. п. XVII в. и 1880-х годов. Вычислив (главным образом на основании изменения веса драгоценных металлов в монете) некий коэфициент реальной стоимости денег по перио-

⁷ Авенель снабжал Ранке своими материалами ещё в рукописи.

⁸ Английских, итальянских, но главным образом фландрских (т. е. представителей Испанских Нидерландов) из брюссельского архива.

⁹ Многие историки занимались всего лишь изложением этого сложного и часто двусмысленного источника.

¹⁰ Caillet, Op. cit., p. XIII, 2-me ed. 1861.

¹¹ Monarchie traditionnelle - термин, за который д'Авенелю сильно досталось от критики.

дам в отношении к золотому франку 80-х годов XIX в., он полагал, что у него в руках находится прекрасный объективный критерий для суждения о материальном благополучии каждого периода и для сравнения этих периодов между собой, и предавался этим вычислениям и сравнениям с чрезвычайным усердием, таким образом, что они всякий раз превращались в его умелых руках в средство для охаивания политики Ришелье. Когда в 1920 - 1930 гг. работы Раво и Озе полностью опровергли правильность коэфициента, вычисленного д'Авенелем (который совсем не учёл изменений счётной единицы денег, monnaie de compte), Озе язвительно писал: "Это просто восхитительно! У вас в руках некий коэфициент, и дело в шляпе. Экономическая история превращается в простую игру в гусёк! Мы можем в любой момент при помощи простых средств точно знать реальную цену вещей, реальную величину состояний отдельных лиц или сословий. Понятно, что люди торопливые и жаждущие полной уверенности были очарованы таким методом"¹² . Действительно, метод д'Авенеля сорок с лишком лет довлел над исследователями экономических отношений при Ришелье, не говоря уже о прочей истории Франции.

Что касается социальных отношений, то на изображении их тенденция автора сказалась ещё более порочным образом. Так, например, дворянство в трактовке д'Авенеля похоже - в политическом отношении - на кроткую овечку, что делает жестокую политику кардинала по отношению к дворянам бессмысленной и деспотичной.

Книга д'Авенеля безнадёжно устарела в своих выводах и суждениях, но в ней собрано огромное количество красочных фактов, перебрано такое множество событий и людей, что в этой части она и до сих пор никем ещё не пересмотрена и не обновлена. С подробной и достаточно жестокой критикой д'Авенеля выступил в 1890 г. новый исследователь Ришелье - Габриель Аното (Hanotaux). Повторяя слова Паскаля: "Господин кардинал не пожелал быть разгаданным" (M. le cardinal n'a pas voulu etre devine"), он констатировал общую неудачу концепции д'Авенеля. Он сам заканчивал в это время первый том большого исследования о Ришелье¹³ , и за ним были к тому времени годы плодотворной работы в самом закрытом и самом заманчивом для историка архиве - в Архиве министерства иностранных дел. Ему удалось разыскать и опубликовать интереснейшие рукописи самого Ришелье¹⁴ , и он был в то время безусловно лучшим знатоком этой эпохи. В 1893 г. появился первый том его "Histoire du cardinal de Richelieu", где подробной биографии кардинала до 1614 г. предпослан обширный обзор "Франция в 1614 г."¹⁵ , блестящий по форме очерк с использованием массы интересных и свежих (т. е. воскрешённых из полного забвения) печатных источников XVI-XVII вв.: описаний Франции, политических и юридических трактатов, публицистики и т. п. Второй том (1614 - 1624) вышел в 1896 г. и основан на множестве рукописных источников. Но Аното в эти годы всё больше отходит от науки к политической деятельности, и уже во втором томе начинается постепенное соскальзывание на более поверхностный анализ, шаблон, повторения, всё реже встречаются удачные и оригинальные обобщения, которыми изобиловал первый том. Экономики он не касается совсем: считалось, что на этому вопросу д'Авенель сказал всё.

Аното первый высказал со всей твёрдостью убеждение в бесцельности суда над Ришелье: "Лучше стремиться к пониманию того, что он сделал, чем к пустой забаве рассуждений о том, что он должен был бы сделать". Но в двух последних томах "Истории Ришелье", выпущенных через 40 лет (в 1933 - 1935) и в смысле материала совершенно не обновлённых с 1890-х годов, когда они были подготовлены, это "понимание", пройдя призму длительной политической карьеры. А на фоне растущей опасности со стороны фашисткой германии превратилось в откровенную апологию Ришелье, французского "фюрера" XVII в.; спасшего страну то разрухи. Любопытно отметить, что если бы последние два тома вышли вскоре после первых (разумеется, без этой позднейшей тенденции), они встретили бы такое же признание, как и начало труда. Но в 1930-х годах их ожидало всеобщее осуждение не только из-за политического дужка: самый метод работы и материал его оказались безнадежно устаревшими.

Таким образом, эти два исследования: д'Авенеля - по различным вертикальным разрезам - и Аното - в хронологической последовательности - истории правления кардинала, взаимно дополняя друг друга, дали в 1890-х годах синтез, так сказать, второго тура. Он гораздо глубже, чем синтез 1850-х годов Мишле, Ранке, Кайле. Он сделан на ином материале и использовал 40 лет развития исторической науки. Современникам он снова кажется незыблемым фундаментом, как в свое время книга Кайе.

Из множества работ XX в.: монографий, статей, источников - в настоящей заметке могут быть указаны лишь важнейшие. Но, разумеется, весь комплекс исследований - от больших до малых, и больше всего по экономике и социальным отношения Франции XVII в., - создал тот богатый запас фактов и обобщений, которым питается историческая наука наших дней.

Ещё в 1894 г. вышла большая работа Фаньеза "Le pere Joseph et Richelieu" (два тома), посвященная неизменному дипломатическому помощнику кардинала, капуцину отцу Жозефу, она и до сих пор остаётся лучшей книгой по дипломатии Ришелье.

¹² Hauser H. "Recherches et documents sur I'histoire des prix en France de 1500 a 1800", p. 76. Paris. 1936.

¹³ Научная и политическая карьера Аното очень интересно рассказана им самим в мемуарах "Mon temps". 2 vols. Paris. 1933 - 1938.

¹⁴ "Maximes d'Etat et fragments politiques du cardinal de Richelieu" ("Melanges his toriques". Vol. III. 1880).

¹⁵ Есть русский перевод. Ганото "Франция перед Ришелье" М. 1903.

Фаньез вводит много новых архивных материалов, в том числе и из иностранных архивов, воскрешает забытые с XVII в. публикации дипломатических депеш. Он настроен очень панегирически по отношению к обоим "преосвященствам" (eminences) и зачастую наивен в суждениях о внутренних делах, которые фигурируют редко, но, как и Ранке, следуя остроумным и тонким суждениям дипломатических донесений, он даёт хотя и беглую, но ясную и точную картину дипломатической деятельности Ришелье.

Фаньез много занимался изучением публицистики эпохи Ришелье. С его лёгкой руки пошли усиленные поиски старых брошюрок, крошечных по размерам запрещённых памфлетов, бесконечно дискутировались вопросы об авторстве этих "стрел, ранящих больнее шпаги", исследовалась ярая полемика Матье де Морга с Ришелье и т. д.

В 1907 г. выходит первый том мемуаров Ришелье в издании "Societe de l'histoire de France" - прекрасное критическое издание, растянувшееся выходом вплоть до наших дней. Подготовительная работа отражена в специальных выпусках - "Rapports et notices", где детально исследуются вопросы о рукописях мемуаров, об их загадочном составителе, об источниках, объясняется смысл самого термина "мемуары" как подготовительных материалов для составления задуманной "Истории" правления Ришелье. Активное участие в этой работе принимает Батифоль, выпустивший до 1914 г. несколько книг очерков по эпохе Людовика XIII ("Au temps de Louis XIII"; le roi Louis XIII a vingt ans"), где с привлечением огромного количества архивного материала тщательно трактуются главным образом биографические темы. Вышедшая в 1912 г. книга Делоша "La maison du cardinal de Richelieu" даёт интереснейшую историю накопления колоссального состояния Ришелье, управления им и т. д. О значении этой темы в экономическом и социальном отношения говорить излишне: детальное исследование одного из крупнейших богатств первой половины XVII в. чрезвычайно обогащает наше знание эпохи.

Война и особенно Версальский мир вновь вызывают к жизни образ Ришелье¹⁶ , но на этот раз в полемику вступают и немецкие историки. Вильгельм Моммсен в книге "Richelieu, Elsa'ss und Lothringen" (1922) ставит целью изучение постепенности формирования задач внутренней и внешней политики Ришелье. Моммсен мало исследовал всю сложность явлений внутренней жизни Франции, и ему в этом отношении опереться почти не на кого (он не работал во французских архивах, а Аното мало помогает для решения таких вопросов), но он правильно и резко подчёркивает, что перемена курса внешней политики Франции произошла не при Ришелье, а до него - в 1621 - 1622 гг., и прямо заявляет, что она развивалась бы в этом направлении, даже если бы Ришелье и не появился. Это очень важный момент в историографии Ришелье: из всесильного гения, осуществляющего только свою личную волю, он становится лишь гениальным выразителем объективных задач, имманентно присущих развитию французского абсолютизма. Ограничивая себя внешней политикой, но никогда не теряя её связи с внутренним положением страны, Моммсен показал на исчерпывающем материале французских, итальянских, немецких печатных источников, как постепенно расширялись планы Ришелье, как входили в лих в разных - и отнюдь не стабильны; - аспектах Эльзас и Лотарингия, как силой всех событий, а вовсе не в силу, запланированных в 1624 г. "рейнских границ" пришла Франция к аннексии этих территорий. Вокруг этой книги разгорелась полемика, завершившаяся в 1936 г. книгой Бауштедта "Richelieu und Deutsch-land von der Schtocht bei Breitenfeld bis zum Tode Bernhards von Wimar", где военная и дипломатическая история указанного периода подана в свете чисто актуальных требований, предъявляемых автором к современной Франции, которая должна не вмешиваться во внутренние дела Германии и не мешать образованию в ней сильной власти, а также не изолировать её морально в европейском общественном мнении, т. е. отказаться от политики в духе Ришелье (esprit de Richelieu), который, таким образом, оказывается виновником первой мировой войны. На этом пока остановилось изучение внешней политики Ришелье.

Послевоенные работы Делоша¹⁷ и Батифоля¹⁸ почти все посвящены углублённой биографии Ришелье и окружавшей его среде " построены на огромном архивном и печатном материале. В результате исследований этих авторов мы имеем подробные и отлично документированные биографии Ришелье и членов его семьи, историю его состояния, историю публицистики его времени и его собственных произведений, интересный анализ его литературных вкусов и его стиля. Чрезвычайно обогатился и усложнился психологический облик кардинала, блестяще очерченный Делошем. Батифоль убедительно доказал истинную сущность термина "первый министр" в 1624 г. (иерархическое размещение членов королевского совета только по их званию и титулу, так что в момент вступления Ришелье в совет в нем оказалось два "первых министра": кардинал Ларошфуко и он) и осветил многие эпизоды политической карьеры Ришелье. Но все эти работы отнюдь не претендуют на завершённость. Именно с 1920-х годов во французской историографии, посвященной Ришелье, появляется отчётливое сознание,

¹⁶ Batiffol "Richelieu et la question d'Alsace. 1021"; Babelon "Le Rhin dans l'histoire" etc.

¹⁷ Deloche "Autour de la plume du cardinal de Richelieu. 1922; "Les Richelieu - le pere du cardinal". 1922.

¹⁸ Batiffol "La journee des dupes", 1925; "Richelieu et le roi Louis XIII". 1934; "La forlune du cardinal de Richelieu". 1935, etc.

что лишь огромные усилия нескольких поколений историков, которые освоят колоссальный архивный материал, приведут к созданию настоящей истории правления Ришелье. Уже в 1928 г. в книге Пажеса "La rnonarhie d'ancien regime en France" почти все суждения о кардинале негативны: Ришелье не был всеобъемлющим министром, не управлял финансами, не ведал местной администрацией, не распоряжался структурой армии и т, п. Ещё интереснее в этом отношении статья Пажеса о королевском совете при Людовике XIII¹⁹ , проникнутая чрезвычайной осторожностью (типичной для всей историографии 1930-х годов: историки усваивают стиль, присущий представителям естественных наук, и выражения "как будто", "кажется" и т. и. вытесняют прежнюю категоричность выводов). При изучении деятельности королевского совета он принуждён вовсе отбросить источники (главным образом регламенты), на которых построены книги Кайе и д'Авенеля, так как эти постановления вовсе не применялись или применялись плохо. Единственным надёжным источником являются постановления (arrets) королевского совета, т. е. реальная жизненная практика, чрезвычайно далеко отстоящая от твёрдых формул регламентов, отражающих лишь теоретическое состояние (etst theorique) важнейшего органа центральной власти. Постановлений этих сохранилось десятки тысяч, и одна их обработка займёт немало времени, но без их привлечения невозможно теперь никакое углублённое исследование о центральном управлении при Ришелье.

Распространение подобных установок делает понятным то почти единодушное осуждение, которое встретила книга Бурхарда "Richelieu. Der Aufstieg zur Macht" (1935), и не столько из-за общего её тона, аналогичного тону последнего тома Аното, но именно за попытку дать ещё раз суммирующую работу по Ришелье без привлечения архивных материалов.

На неизданных рукописях, хранящихся в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, основывали частично свои диссертации советские историки: проф. В. В. Бирюкович, исследовавший политику Ришелье по отношению к финансистам²⁰ , и проф. Б. Ф. Поршнев, занимавшийся народными движениями при Ришелье²¹ .

¹⁹ "Etudes sur l'histoire administrative et sociale de l'ancien regime", publics sous la direction de M. Georges Pages. 1938.

²⁰ Частично опубликована в "Исторических записках" Института истории АН СССР, NN 2 и 3.

²¹ Частично опубликована в "Учёных записках" исторического факультета Московского областного педагогического института. Т. II. М. 1940; в сборнике "Средние века" N 1, М. 1942 и N 2, М. 1946.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. ЛЮБЛИНСКАЯ:

Комментарии: