Ян В. "Чингиз-хан". Повесть из жизни старой Азии (XIII век)

Государственное изд-во художественной литературы. М. 1939. 346 стр.

Среди лучших произведений советской литературы, отмеченных в 1942 г. высшей наградой - Сталинской премией, - следует остановить внимание на исторической повести В. Ян "Чингиз-хан".

Исторический роман в нашу героическую эпоху приобрел в широких читательских кругах особое значение, которого он не мог иметь в другое время. И едва ли можно найти исторический сюжет, более созвучный нашему времени, чем монгольское завоевание.

Грабительские полчища монголов, завоевавших в течение 1219 - 1221 гг. обширные территории Средней. Азии, потрясли сознание всего тогдашнего культурного мира. Один из выдающихся арабских ученых первой половины XIII в., историк Ибн-ал-Асир, современник событий монгольского нашествия, хотя и не свидетель их, пишет о завоеваниях монголов Чингиз-хана следующее: "Если бы кто сказал, что с тех пор, как Аллах всемогущий и всевышний создал человека, по настоящее время мир не содержит (ничего) подобного, то он был бы прав: действительно, летописи не содержат ничего (сколько-нибудь) сходного и подходящего. Из событий, которые они описывают, самое ужасное, что сделал Навуходоносор с израильтянами по части избиения (их) и разрушения Иерусалима. Но что такое Иерусалим в сравнении с (теми) странами, которые опустошили эти проклятые, где каждый город больше Иерусалима, И что такое израильтяне в сравнении с теми, которых они перебили. Ведь в одном (отдельно взятом) городе, жителей которых они избили, было больше, чем (всех) израильтян. Может быть, род людской не увидит (ничего) подобного этому событию до преставления света и исчезновения мира, за исключением разве Гога и Магога! Эти же (татары) ни над кем не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародыши"¹ .

Эти слова Ибн-ал-Асира отражают впечатление, которое произвели грабежи и опустошения монгольских полчищ на культурные круги Передней Азии. Человечество и до монгольского нашествия было знакомо с ужасами вторжения армий, разорявших цветущие земли. Однако никогда в прошлом бедствия не принимали таких размеров, никогда земля не видела столько трупов и развалин, как в годы походов Чингиз-хана.

Ибн-ал-Асир выразил надежду, что, "может быть, род людской не увидит (ничего) подобного этому событию". Увы, он глубоко ошибся! Гитлер и его разбойничьи армии далеко превзошли монголов Чигагиз-хана в грабежах, убийствах, во всех творимых ими злодеяниях. Ненависть к фашистскому агрессору, который захотел уничтожить самое дорогое в жизни - независимость нашей родины и благополучие ее обитателей, - облегчает возможность советскому писателю, принимающемуся за исторический роман о монгольском нашествии, перекинуть мост от действующих лит, произведения к своему читателю несмотря на всю отдаленность и своеобразие Двух этих эпох.

Но все же задача автора была нелегкой. Ведь хорошо известно, что Флобер, напечатавший свой знаменитый исторический роман "Саламбо", потратил на его написание свыше десяти лет. Может быть, самая большая трудность при изображении личности Чингиз-хана состояла в том, чтобы избежать искажения его подлинного образа. В стремлении пробудить в читателе сочувствие к народам, перенесшим столько бедствий от монгольских зверств, и законное чувство ненависти к виновникам этих бедствий автор мог наделить Чингиз-хана такими чертами, которыми тот фактически не обладал.

В. Ян проделал большую подготовительную работу. На книге лежит печать тщательного изучения соответствующих теме глав классического произведения В. В. Бартольда "Туркестан в эпоху монгольского нашествия". Автор отводит немало страниц центральной фигуре романа - Чингиз-хану. Но даже там, где непосредственно о Чингиз-хане не говорится, читатель ощущает его волю и направляющую руку. Образ Чингиз-хана много выиграл от того, что автор его рисует параллельно с обра-

¹ Тизенгаузен В. "Материалы по истории Золотой Орды", стр. 2.

зом Хорезм-шаха Мухаммеда - главного противника Чингиз-хана.

Чингиз-хан в изображения автора выступает человеком незаурядным. Это сильный, умный, энергичный военачальник. Его политическое сознание еще не доросло до мышления феодального государя: "Гениальный дикарь применял свои редкие организаторские способности все к более обширному кругу лиц и не видел разницы между качествами, необходимыми для начальника отряда в десять человек, и качествами, необходимыми для управления империей"¹ .

Слова эти сказаны не автором разбираемого произведения, а крупнейшим историком Востока В. В. Бартольдом, и если мы позволили себе их привести, то только потому, что эта исторически верная характеристика политического мировоззрения Чингиз-хана очень удачно претворена в художественно-литературном плане в рассматриваемой повести.

Автор хорошо показал, что руководящей идеей всей политической деятельности Чингиз-хана являлся военный поход с целью грабежа. Чингиз-хан мало думал о судьбах захваченных им территорий, особенно о судьбах живущего на них населения. Его интересовала лишь добыча да производительная сила взятых в плен ремесленников. Сознание людей того времени, как отмечено, было потрясено необычайными жестокостями, творимыми монголами. В описываемых автором сценах Чингиз-хан не раз проявляет худший вид жестокости - спокойную жестокость Чингиз-хан провел последние двадцать лет своей жизни в непрерывных походах и все свое внимание сосредоточил главным образом на тех сторонах человеческой деятельности, которые были связаны с войной. Характерно, что Чингиз-хан до самой смерти (1227) не думал об организации монгольского аппарата административного управления в завоеванных им странах. Хотя большую часть Средней Азии он отдал в управление своему второму сыну Чагатаю, однако не Чагатай фактически ею управлял. Для извлечения максимальных доходов из Средней Азии он счел наиболее целесообразным прибегнуть к услугам бывшего своего посла, купца и ростовщика Махмуд-Ялавача. Ему Чингиз-хан в последние годы жизни передал на откуп право взимания податей и повинностей.

Монголы в начале XIII в. находились еще на первой ступени развития феодального общества. Они были воинственны и охотно шли в походы, которые сулили им легкое обогащение. Сила военного гения Чингиз-хана сказалась в том, что он сумел, опираясь на старые кочевые членения войска - десятки, сотни, тысячи, тьмы (10 тыс.), - организовать замечательную по своей дисциплине и техническому оснащению армию. Характерно, что военная техника монголов была ниже той военной техники, которую они получили от китайцев и мусульманских народов Средней Азии, входивших в состав государства Хорезм-шаха Мухаммеда.

В противовес Чингиз-хану Хорезм-шах Мухаммед выступает в качестве феодального государя с чертами восточного деспота. Хорезм-шах Мухаммед, в изображения автора, - человек по своему времени культурный. Он очень высокого о себе мнения, считает себя величайшим государем, с которым никто не может сравниться ни могуществом, ни авторитетом. Он считает себя также и лучшим полководцем своего времени. В дни великих испытаний жизнь показала, что он не был достоин той ответственности, которую возложила на него история.

Автор убедительно показал, что этот на вид могущественный и грозный государь не был даже полновластным хозяином у себя во дворце в столице государства Ургенче. Мать Хорезм-шаха Мухаммеда - Туркан-хатун, - властная, энергичная и хитрая кипчачка, была фактически проводницей кипчачского влияния при дворе. Кипчакская знать, стоявшая во главе хорезмшахской гвардии, явно добивалась возможности хозяйничать при дворе и в государстве, стремилась захватить лучшие военные должности и связанные с ними большие доходы. Занятие этих должностей открывало кипчакской знати также возможность наживаться путем разнообразных должностных злоупотреблений. Знать эта влияла на Хорезм-шаха не только через Туркан-хатун, но и через высшие елее реакционного мусульманского духовенства. Хорезм-шах стремился освободиться от этого влияния, но, в конце концов, так и не сумел этого сделать. Кипчакские "генералы" вместе с Туркан-хатун ненавидели талантливого сына Хорезм-шаха - Джелаль-ад-дина, - видя в нем решительного противника всех своих планов. Они задумали добиться у Хорезм-шаха постановления о лишении Джелаль-ад-дина звания наследника престала и назначения на его место сына Хорезм-шаха от кипчачки - Кутб-ад-дина Овлаг-шаха. В конце концов они осуществили этот план.

Автору, несомненно, удалась глава "Заговор царицы Туркан-хатун", в которой описана сцена лишения Джелаль-ад-дина звания наследника престола и назначения наследником Кутб-ад-дина. Эта сцена убеждает читателя в том, что Мухаммед был слабым государем, подозрительным человеком, причем часто подозрительность эта была не обоснована и направлена на невинных. Автор правильно отмечает, что жестокость и несправедливость Хорезм-шаха сделали его непопулярным в глазах народа.

Компануя историческую повесть, намечая действующих лиц, автор встретился с наибольшими трудностями при изображении главного действующего лица повести-народа. Если своих героев, руководивших происходившими событиями, автор нашел в исторически известных фигурах, то подлинных героев народа ему пришлось создать своей творческой фантазией. Среди

¹ Бартольд В. "Улуг-бек и его время", стр. 33.

этих героев повести следует отметить кочевника-туркмена Кара-канчара, грозу купеческих караванов и знатных путешественников. Он выступает в качестве мстителя за насилия, чинимые туркменскому народу гражданскими и военными чиновниками Хорезм-шаха Мухаммеда. Его образ очерчен ярко, в нем благородство души переплетается с жестоким отношением к врагу. Тот, кого он удостаивал своей дружбы, мог быть уверен в его бескорыстной помощи и верности.

Интересна фигура шейха Меджд-ад-дина ал Багдади¹ родом, из Ургенча, столицы хорезмского государства, вольнодумца, скрывающегося от преследования реакционного духовенства и хорезмских властей. Это был образованный человек, дервиш, отрекшийся от всякой привязанности к каким-либо материальным ценностям. Активная отзывчивость к людскому горю - его наиболее ценная черта. Следует иметь в виду, что указанный шейх ничего общего не имеет с исторической фигурой хорезмского шейха Меджд-ад-дина ал-Багдади, ученика знаменитого Наджем-ад-дин Кубра. Меджд-ад-дин ал-Багдади был убит по приказанию Хорезм-шаха еще в 1216 г., т. е. за несколько лет до монгольского нашествия. Главной причиной убийства явились его связи с ортодоксальным духовенством и Туркан-хатун, с которыми у Хорезм-шаха были тогда нелады.

Внимание читателя привлечет, конечно, образ Курбан-Кызыка, земледельца, типичного крестьянина начала XIII в., в поте лица добывающего себе скудное пропитание. Над ним висит постоянная угроза, что султанский чиновник может отнять у него последний кусок хлеба под предлогом взыскания несуществующей недоимки или дополнительной подати. В этом худом, изможденном человеке бьется доброе сердце. Он оказался большим патриотом своей родины, способным на самую активную борьбу с монголами, в которой проявляет много энергии и сообразительности.

Читатель хорошо запомнит образ ловкого, хитрого посла Чингиз-хана - мусульманского купца Махмуд-Ялавача родом из Хорезма. Это был умный и тонкий наблюдатель. Состоя на службе у Чингиз-хана, выполняя по его поручению шпионские функции, он лучше самого Хорезм-шаха Мухаммеда разбирался в политической обстановке и хорошо знал реальное соотношение сил. Нельзя не поражаться, с какой легкостью он стал предателем своей родины. Главы, связанные с его именем, читаются с большим интересом. Таковы "Ночная беседа шаха с послом", "Что посол рассказал о Чингиз-хане", "Великий каган слушает донесение"

Основная часть повести посвящена знаменитому походу Чингиз-хана в Среднюю Азию. И здесь автору удалось показать полную растерянность хорезмского правителя, его двора и его чиновников. Бездарные кипчакские "генералы", у которых не было ни военных способностей, ни чести, ни честности, ни простой любви к стране, их питавшей, за весьма редким исключением, оказались трусами и изменниками. Хорезм-шах Мухаммед не доверял своим кипчакским военачальникам, не без основания считая их своими врагами. Он побоялся собрать главные силы своей армии в выгодном месте с целью дать генеральное сражение противнику, опасаясь, что неверные кипчаки могут напасть на него в ставке и совершить военный переворот. Руководимый этими соображениями, Хорезм-шах встал на совершенно безнадежный путь раздробленной обороны, распылив свои силы по отдельным городам. Несчастье хорезмского государства и живущих в нем оседлых народов; таджиков, хорезмийцев, тюрков, иранцев и кочевых народов - кипчаков и туркмен - заключалось прежде всего в том, что у руководителей государства не было единого плана и единой воли В то же время для успешной борьбы с Чингиз-ханом имелось в изобилии оружие, продовольствие, войска, а главное, народ был готов пожертвовать всем для изгнания монголов.

Весьма удачен образ, Джелаль-ад-дина - сына Хорезм-шаха. В нем имелись все необходимые качества полководца: военный талант, вера в свою правоту и в свои силы, а главное, связь с народом, который питал к нему большую симпатию. Он мог бы многое изменить в ходе событий, если бы в ответственный час для страны был на месте своего отца - Хорезм-шаха Мухаммеда. Как известно, Джелаль-ад-дин выступил на борьбу с Чингиз-ханом, проявил в ней много личной храбрости и уменья, однако его выступление запоздало и он не смог преодолеть монгольского натиска. В конечном итоге он был разбит Чингиз-ханом. Наряду с образом Джелаль-ад-дина автор художественно раскрыл образ подлинного среднеазиатского героя в борьбе с монголами - Тимур-Мелика. Защита Тимур-Меликом Ходжента и его знаменитый поход с небольшим отрядом вниз по Сыр-Дарье - целая героическая эпопея.

Более слабым в произведении В. Яна оказалось описание осады и взятия городов Бухары, Самарканда и Ургенча. Автор не развернул перед читателем картины жизни средневекового среднеазиатского города, хотя наиболее важные события повес пи происходят в городах и у их стен. При изучения эпохи автору следовало бы ознакомиться и с вопросами исторической топографии городов, которая в трудах В. В. Бартольда, М. Е. Массона и других авторов разработана достаточно полно. На стр. 339 дано коротенькое описание города Самарканда после разрушений, произведенных в нем войсками Чингиз-хана. Описание это не соответствует исторической действительности. Неправильно описывает автор и бухарскую цитадель. По его словам (стр. 170), цитадель находилась в шахристане, в действительности же она находилась вне шахристана, в чем можно убедиться и сейчас, так как в измеленном

¹ Ал-Багдади, по повести, был его псевдоним.

виде цитадель эта под именем "арка" сохранилась до наших дней.

Наряду с этим следует отметить, что автору удалось показать внутреннее разложение господствующего класса феодального общества на примере борьбы вокруг Бухары, Самарканда и Ургенча. Высшие представители командования, чиновничества, мусульманского духовенства оказались подлинными предателями, трусливыми и подлыми людьми, которые готовы были за сохранение жизни и имущества отдать честь, родину и жизнь сотен тысяч честных, любящих свою страну тружеников. Автору удалось показать и обстановку феодальной раздробленности среди русских князей, приведшей к поражению на реке Калке в 1223 году. Через всю книгу четко проходит исторически правильная мысль, что не могло быть победы, если не было единства плана и единства воли. Выше уже отмечалось, что автор всюду в представителях народа показал любовь к родной земле и готовность отдать жизнь для ее защиты. Однако автор должен был уделить им больше художественного внимания. Мы имеем в виду прежде всего среднеазиатских ремесленников, которые были крупной силой сопротивления агрессии.

В произведении В. Яна имеются и фактические ошибки, мимо которых историк-востоковед пройти не может Остановимся на наиболее досадных из них. На стр. 52 имеется примечание: "Мусульманство разделяется на две главные секты - суннитскую, исповедуемую турками-османами, и шиитскую (или шафиитскую) - главными поклонниками ее являются персы (иранцы)". Примечание это относится к фразе о том, что Мухаммед "принял ересь алидов-шафиитов". Между тем шафииты и шииты - не одно и то же. Шафииты представляли собою одно из направлений в мусульманской ортодоксии и принадлежали к суннитам. Далее, автор допускает ни на чем не основанное утверждение, будто Отрар накануне монгольского нашествия был одним из величайших городов Средней Азии (стр. 130, прим. 1). Отрар был тогда оживленным торговым городом, расположенным на караванном пути из Юго-восточной Европы и Хорезма в Монголию и Китай, но по численности населения он был много меньше Самарканда, Мерва, Бухары и других больших городов Средней Азии.

На стр. 39 (прим. 2) говорится о том, что Авиценна "за неверие и требование свободы разума был брошен в Исфагане в тюрьму, где и умер". Здесь две ошибки. Авиценна в Исфагане не сидел в тюрьме; в тюрьму Авиценна попал в Хамадане, когда был на службе в качестве везира у хамаданского буидского правителя Шеме-ад-даула, причем посажен был не за "требование свободы разума", а по другим мотивам, просидел очень недолго и вскоре был освобожден и возвращен на пост везира. Умер Авиценна не в тюрьме, а на свободе в 1037 г., окруженный вниманием друзей, состоя медиком при дворе исфаганского правителя Ала-ад-даула. Могила Авиценны находится в Хамадане.

Ошибочное утверждение о смерти Авиценны в тюрьме, да еще "на гнилой соломе" автор повторяет и в конце книги (стр. 342).

Неверно утверждение, что слова "Туркестан" тогда еще не знали (стр. 41, прим. 2) "Мавераннахр", как оседлая и культурная область, лежащая между Аму-Дарьей и Сыр-Дарьей, противопоставлялась "Туркестану" - области кочевников-тюрков. Эта терминология держалась долго и широко распространена была в начале XIII века.

Сообщение о том, что в Хорезме в XIII в. пили чай (стр. 53) - выдумка автора, не имеющая подкрепления в источниках. В то время этот напиток был неизвестен хорезмцам.

Автор называет Джелаль-ад-дина Мангуберти "ханом" (стр. 73). Последний этого титула никогда не носил, а после смерти отца титуловал себя хорезм-шахом или султаном.

Подобных ошибок можно было бы привести еще немало, однако отмеченные нами промахи в повести В. Яна нисколько не снижают ни художественных достоинств, ни познавательного и воспитательного значения этого выдающегося произведения.

А. Якубовский

-----

АНТОНОВСКАЯ А. "Великий Моурави". Гослитиздат. М. 1939. Ч. 1-я. 223 стр.; ч. 2-я. 278 стр.; ч. 3 - 4-я. 511 стр. Исторические романы. Предисловие, стихи и примечания Б. К. Черного.

Исторический роман занял выдающееся место в советской литературе. Ни один жанр беллетристки не давал я не дает столь полноценных, достойных великой русской литературы образцов, как исторический роман в творчестве А. Толстого, М. Шолохова, С. Сергеева-Ценского. В. Яна, С. Бородина и других авторов. К категории этих авторов примыкает " А. Антоновская своим многотомным и еще не законченным романом "Великий Моурави", который удостоен высокой правительственной награды - Сталинской премии.

Надо отдать должное смелости А. Антоновской, автору рецензируемого романа: она взяла тему очень трудную и запутанную. Изобразить историческую личность выдающегося народного вождя и крупно-

го полководца Георгия Саакадзе - задача весьма нелегкая. Ведь речь идет о полководце, который в грузинской историографии изображается то как предатель и враг грузинского народа, то как беззаветно преданный великий сын Грузии, то как изменник, раскаявшийся в своих злодеяниях и поднявший меч против поработителей родины - своих недавних союзников. В течение сравнительно короткой, но бурной жизни Саакадзе как военачальник и полководец сражался под различными знаменами, часто враждебными друг ДРУГУ. В этом смысле он поистине заслуживает клички "грузинского Алкивиада".

Время Георгия Саакадзе - это значительный этап в развитии не только грузинской, но и всемирной истории. На Западе в ту пору развернулись опустошительные события Тридцатилетней войны, выдвинувшей такого замечательного полководца, как Густав-Адольф. В России - это период кровавых войн между Россией и польско-литовскими захватчиками, завершившийся преодолением смуты и укреплением государства под властью новой династии Романовых. В Ближней Азии этот период отмечен появлением в Иране жестокого и свирепого узурпатора - шаха Аббаса Сефевида, последнего могущественнейшего деспота Ирана. Процесс преодоления феодальной раздробленности и формирования крупных монархических держав, обеспечивающих более быстрое развитие новых, капиталистических отношений в этот период, достиг своего высшего напряжения.

Однако расшатать феодальные устои на Востоке оказалось гораздо труднее, чем на Западе, где в XVII в. стали складываться крупные монархические государства, в недрах которых успешно развивался капитализм. В том и весь трагизм личной судьбы Георгия Саакадзе, что его деятельность протекала на исторической почве Востока и не могла дать тех плодотворных результатов, о которых он мечтал и к которым стремился. Но и то, чего он достиг, пробуждая сознание азнауров для борьбы с феодальной раздробленностью, поднимает его на целую ступень выше его современников.

Автор приложил немало труда к изучению жизни и быта Грузии той эпохи. Перед читателем оживают нравы и нравственные устои народа, создавшего свой красочный фольклор, свои религиозные обряды и исторические традиции. Грузия в ту пору была разобщена. Политическая структура ее характеризовалась наличием трех царств, не всегда солидарных между собой, и внутренними раздорами между владетельными князьями. Основным ядром трех грузинских царств являлась Картлия со столицей Тбилиси, западнее простиралось Имеретинское царство со столицей Кутаиси, а восточнее - Кахетинское со столицей Телави. Вспоминая славное прошлое, когда в лице могущественного царя Давида Возобновителя или царицы Тамары Грузия была сплоченной, грозной.

силой для иноземных захватчиков, современники Саакадзе - передовые, мыслящие люди - должны были стремиться к объединению своей родины, к подавлению центробежных сил, облегчающих возможное вмешательство и прямое порабощение страны извне. Однако на пути осуществления, подобного патриотического замысла стояло такое существенное препятствие, как мелкие княжества.

Чтобы вернее и полнее представить всю реакционность этих княжеств, достаточно вдуматься в следующую сжатую характеристику дореформенной Грузии, данную товарищем Сталиным: "Грузины дореформенных времен жили на общей территории и говорили на одном языке, тем не менее они не составляли, строго говоря, одной нации, ибо они, разбитые на целый ряд оторванных друг от друга княжеств, не могли жить общей экономической жизнью, веками вели между собой войны и разоряли друг друга, натравливая друг на друга персов и турок. Эфемерное и случайное объединение княжеств, которое иногда удавалось провести какому-нибудь удачнику-царю, в лучшем случае захватывало лишь поверхностно-административную сферу, быстро разбиваясь о капризы князей и равнодушие крестьян. Да иначе и не могло быть при экономической раздробленности Грузии"¹ .

Вслед за этой политической силой, наложившей реакционный отпечаток на социальную жизнь страны, определившей ее отсталость, забитость и бессилие, надо рассматривать сословие азнауров, выступающее в качестве противодействующей силы княжескому партикуляризму, разобщенности. Азнауры - это грузинские дворяне, имевшие заслуги перед царем и проявлявшие немало доблести в боях под царскими знаменами; они не оторваны от широких масс грузинского народа, стоят ближе к страданиям и нуждам народа, стараются установить более прямую государственную связь между царем и народом, минуя то промежуточное звено, каким является княжеская власть. Наконец одним из важнейших факторов политической жизни страны было грузинское духовенство в лице православной церкви Грузии, которая стремилась избавить страну от свирепых деспотов мусульманского Востока и связать ее судьбу с христианским единоверным Западом, т. е. с усилившейся тогда Россией.

Что же касается основной, хотя и потенциальной политической силы Грузии - грузинского народа, - то он стонал под тяжестью непосильных податей иноземным и отечественным эксплуататорам и был скован крепостническим гнетом, задерживавшим не только экономическое развитие страны, но и рост народонаселения.

Автор сумел яркими и правдивыми красками изобразить все эти политические! силы, все социальные группировки вплоть

¹ И. Сталин "Марксизм и национально-колониальный вопрос". Сборник избранных статей и речей, стр. 5 - 6. М. 1934.

до сословия ремесленников - амкаров. Азнауры и амкары, как правильно считает автор, являются самыми прогрессивными народными силами Грузия XVII века. Их вождь Саакадзе стремится к национальному освобождению Грузии, к усилению ее государственной мощи и к социальным преобразованиям. Саакадзе мечтает о том, чтобы вооружить азнауров, крестьян и амкаров против владетельных князей, и тогда, думает он, в Грузии установится для народа свободная жизнь, наступит конец кабальным условиям труда и осуществится объединение Грузии в одну мощную силу, свободную от иноземного гнета.

В дальнейшем Саакадзе стоит перед необходимостью расчленить эти две задачи (социальное преобразование и национальное объединение Грузии) и осуществить сначала одну, а затем уже другую. Сопротивление князей и растущее могущество иранского шаха Аббаса толкают его к попытке использовать эти враждебные силы одну против другой. Саакадзе решается на роковой шаг: он прибегает к помощи "льва Ирана" - шаха Аббаса - для разгрома княжеского сепаратизма и для социального переустройства Грузии под властью картлинского царя Луарсаба II. С этой целью он вступает в тайную переписку с шахом Аббасом, минуя грузинского царя, который мог бы быть помехой в осуществлении этих планов Шах Аббас умел ценить и награждать своих тайных агентов. Он осыпает Саакадзе своими милостями и тем самым заставляет как картлинского царя Георгия X, так и позже его преемника Луарсаба II считаться с этим опасным и способным азнауром.

Автор создал трогательную (исторически не совсем правдоподобную) любовную историю между Луарсабом II и сестрой Саакадзе - Текле. Историческая истина заключается в том, что царь смело идет на брак с Текле, понимая, что шурин его Саакадзе будет достаточно сильной опорой в его "державном труден и своей популярностью упрочит царский трон. Это хорошо понимали и князья, которые с самого начала усматривали в этом выборе жены не личные, как изображает автор, мотивы влюбленного Царя, а политические расчеты, основанные на использовании демократических сил против князей. Но при всем том царь уклоняется от смелой, последовательной борьбы с владетельными тавадами, и, наоборот, он в решительный момент предпочитает идти с ними на компромисс. Он готов также использовать азнауров и Демократические силы, но не хочет делать в их пользу никаких уступок. Будучи верным учеником своего воспитателя везира Шадамана Бараташвили, Луарсаб II не имеет иных политических идеалов, чем те, что ставил перед собой сам везир. Этот хитрый, тонкий политик при всем Сбоем большом уме, политическом кругозора и опыте все же остается верным хранителем былых традиций защиты княжеских привилегий. Бараташвили заметет ростка нового грузинского возрождения, но не воспринимает, а отвергает их. Именно на этом рубеже Бараташвили и Саакадзе выступают друг против друга как непримиримые враги, возглавляющие две противоборствующие партии, два различных социальных течения. Саакадзе для осуществления своих прогрессивных планов служит Ирану - шаху Аббасу, - Бараташвили же служит интересам Турции - султану Ахмеду I.

В конце концов Саакадзе понял свою ошибку; понял, что лучшие годы он посвятил бездушному, хитрому, кровожадному тирану, который вероломно и с невероятным цинизмом издевался над святынями его родины, над народом, свободой, религией и честью; который перехитрил его и выиграл партию. Сознавая всю горечь своего поражения, Саакадзе нашел в себе силы не унывать и продолжал игру. Умелыми маневрами он настолько усыпляет бдительность шаха, что тот дает ему свободу действий, хотя держит у себя в качестве заложника его старшего сына. Саакадзе во главе стотысячной армии Ирана идет на родную Грузию для окончательного покорения ее для "солнца Ирана". На самом же деле Саакадзе, пользуясь своей громкой славой полководца, своими полномочиями и обширной властью, жестоко мстят коварному деспоту. Он поднимает знамя восстания и, опираясь на грузинское ополчение, на славных "барсов", на своих испытанных в боях соратников, начинает разгром армии шаха, предварительно разделив ее на части, чтобы ослабить и окончательно добить ее. Руководя всеми боевыми операциями, он лично в открытом бою уничтожает таких крупных военачальников шаха, как Карчи-хан, Верди-бек и др.

Личная доблесть и отвага были характерными чертами этого замечательного воина и играли весьма важную роль в его возвышении как у царя, шаха, так и у грузинского народа. Однако Саакадзе был не только непобедимым рубакой, но и проницательным, мыслящим военачальником, который изучал опыт прошлых войн, размышлял о соотношении конницы и пехоты, о значении огневой мощи новых армий европейского образца, и, наконец, Саакадзе был наделен политической мудростью восточного царедворца. Все это, вместе взятое, создавало Саакадзе беспримерный успех как на политической арене, так и на полях сражений.

Таким образом, перед нами выдающаяся историческая фигура эпохи возрождения на Ближнем Востоке. Историко-познавательное значение романа огромно, особенно если иметь в виду тот значительный труд, который автор вложил в дело собирания материалов по фольклору и исторической Документации. Но не только в этом основная заслуга автора, а главным образам в том, что он решительно взялся за историческое оправдание роли и значения Саакадзе в грузинской историй, отбросив в сторону те мелкотравчатые, благочестивые взгляды политических обывателей различных вре-

мен, которые с ханжеским ужасом отшатнулись от него как от злодея, изменника. Автор показал, что действенному, энергичному патриоту того времени ничего иного не оставалось, как вооружиться волчьими нравами и лисьей хитростью для того, чтобы найти пути освобождения своего народа от двойного ига: феодального и иноземного порабощения. Когда маститый армянский историк Чамчян в своем капитальном труде "Армянская история" чернит память великого Моурави¹ , а грузинский народ воспевает и превозносит его как героя и освободителя, то для всякого непредубежденного ума становится ясно, где истина и кто прав. Разумеется, перед судом исторической науки образ Саакадзе будет выглядеть - несколько иначе, чем это представил автор данного романа. Историческая наука, учитывая не столько благие пожелания и патриотические стремления Моурави, сколько конкретные результаты его кипучей и противоречивой деятельности, отметит его ошибки, .пороки, ограниченность, чего не мог, да, вероятно, и не хотел видеть художник, который склонен несколько идеализировать своего героя, затушевывать его недостатки.

Действительно, в стремлении Саакадзе найти опору в Иране для осуществления своих освободительных планов не было ничего рационального, почему этот маневр и принес столько бедствий его же родине. Не лучше стало и тогда, когда Саакадзе перекинулся в лагерь султанской Турции: та же политическая отсталость, присущая и Ирану, мстила за себя и здесь; ведь именно турки и убили этого замечательного героя, причем мотивы этого злодейского акта были мелкие: личные интересы различных пашей и царедворцев из султанского сераля. Эти поучительные факты говорят о том, что из всех внешнеполитических ориентации самой здоровой и исторически разумной была ориентация на единоверную Россию, которая уже в этот период стала грозной и надежной силой для спасения Грузии от ужасающих злодеяний шаха Аббаса и его достойного соперника-султана. Как уже было указано, русскую ориентацию .поддерживала грузинская церковь, и в этом проявились ее дальновидность и историческое чутье. Саакадзе пользовался поддержкой церкви, но не умел учиться у нее. В тяге духовенства к России он усматривал чисто религиозные мотивы, не замечая весьма веских и здравых политических расчетов, которыми руководствовалась церковь. Дело в том, что Россия была олицетворением той западной культуры и цивилизации, к которым тянулся грузинский народ на протяжении последних веков и с которой стремились его разлучить все иранские шахи и турецкие султаны, прибегая к насильственным переселениям целых городов и деревень, истребляя непокорных "западников", не желающих менять свои передовые взгляды, обычаи и веру и погружаться в азиатчину, в духовное одичание.

Автор романа вывел на сцену свыше ста действующих лиц, но никто из них не отличается религиозностью, и для всех церковь и религия - лишь средство. Так например даже царь Луарсаб II, отказавшийся принять магометанство и впоследствии из-за этого принявший мученическую смерть, изображен автором не как религиозный человек, а как трезвый политик, который только из-за боязни потерять престиж у народа отвергает посягательства шаха на его веру.

Роман А. Антоновской - пока произведение незаконченное. Конец четвертой части содержит в себе обещание новой, пятой, а быть может, и шестой части. Автор должен нам рассказать о дальнейших жизненных этапах великого Моурави: о его службе султану, о его новых победах и его гибели от злодейских рук Хосров-паши и иных завистников его беспримерной военной славы. Но и в том виде, в котором он дан, этот объемистый труд представляет смелый и несомненно удавшийся творческий замысел, заслуживающий полного внимания со стороны читателей.

Аджемян

--- ¹ Чамчян "Армянская история". Т. III, стр. 675.

-----

Книга для чтения по истории средних веков под ред. проф. С. Д. Сказкина. Ч. 1-я. Раннее средневековье. Государственное учебно-педагогическое изд-во Наркомпроса РСФСР. М. 1940. 239 стр. 4 р. 50 к.

Настоящее пособие, предназначенное для учащихся старших классов, заслуживает внимания как удачный опыт популяризации исторических знаний среди нашей учащейся молодежи. Нужда в такой книге давно уже назрела. Перёд составителями сборника было два пути: 1) превратить книгу "в ряд исторических повестей и рассказов, в которых фантазия автора законодательствует над материалом", или 2) стать на почву исторического источника, придерживаясь прежде всего "исторической правды", которая бы воспитывала у учащихся подлинно историческое понимание прошлого и настоящего (стр. 3).

Авторский коллектив выбрал второй Путь, ню в то же время участники сборника сделали все возможное, чтобы, сохранив научный характер статей, придать им наиболее занимательную, живую, образную форму настоящего исторического рассказа. Это умелое сочетание строго научного со-

держания с блестящей, живой формой популярного изложения и составляет главное достоинство разбираемой работы.

В книгу вошло 16 очерков, принадлежащих десяти авторам (С. Д. Сказкин, А. Д. Эпштейн, И. И. Подольский, А. Е. Рогинская, Загрядский, Л. С. Чиколини, Ю. А. Бэр, А. А. Фортунатов, М. А. Зиновьев и Б. Кубланова). Статьи написаны на различные социально-политические темы из истории раннего средневековья; очень большое внимание - не менее четверти материала - посвящено истории культуры той эпохи.

Сборник открывается статьями о древних германцах (С. Д. Сказкин), древних славянах (А Д. Эпштейн) и эпохе великого переселения народов (И. И. Подольский).

В статье о древних германцах просто и ясно, прекрасным языком, на основе данных Цезаря и Тацита описывается общественный строй и быт древних германцев. В противоположность немецким националистским и фашистским писателям автор не скрывает его темных сторон, выражавшихся в жестокости, постоянных междуплеменных и внешних войнах и склоках, склонности германцев к грабежу и т. и. (стр. 6).

В статье "Древние славяне" умело соединен материал но истории южных и западных славят. Автору удалось ярко подчеркнуть храбрость славян (в этом отношении славяне не только не уступали, но даже превосходили германцев). Хорошо показана культура западных славян, обладавших многолюдными городами, принимавших участие в международной торговле, усердно занимавшихся земледелием, ремеслами, лесным хозяйствам и т. д. Все это опровергает фашистские клеветнические измышления о "дикости славян" и их неспособности к культурному и "государственному" прогрессу. Характеризуя общественный строй славян как родовой строй, автор сумел показать процесс разложения рода, выделения из его среды сильной знати. В ее руках был контроль над самими князьями; эта же знать свела на нет роль народного собрания, существовавшего у западнославянских племен вплоть до XI века. Близорукая политика знати, предпочитавшей в целях увеличения своего влияния союз с германскими феодалами, была одной из причин поражения славян в борьбе с немецкими завоевателями: "Знать покорна франкскому императору, а император благосклонен к знати, и за этот тесный дружеский союз высокую цену оплачивает весь бодрицкий народ, утративший свою независимость... В X веке бодрицкий князь отдает немецкому духовенству обширные поместья в каждом округе Бодрицкой земли" (стр. 27).

В статье "Гунны и Аттила" описан один из наиболее ярках моментов борьбы доживавшей свои последние десятилетия Римской империи с наступавшими на нее варварами. Под властью Аттилы образовалась громадная держава, включавшая в себя не только гуннов, но и целый рад славянских и германских племен. Аттила нападал и подвергал страшному разграблению владения Восточной Римской империи, он заходил далеко на запад вплоть до Орлеана, неоднократно угрожая захватить и разграбить самый Рим. Особенно беспощадно была разграблена им Северная Италия. Однако политика беспощадного грабежа и опустошения, подрывая производительные силы охваченных областей, в конце концов ударяла по самим завоевателям: "Гунны жестоко опустошили Ломбардию... Это бесцельное и хищническое разрушение богатой страны привело к тому, что вскоре Аттиле ничем было продовольствовать свое войско. В его лагере начались голод и эпидемии, породившие большие опустошения, чем любая война" (стр. 42).

Следующая группа статей, близко примыкающая но своей тематике к первым трем, - это статьи, посвященные франкскому обществу: "Франкское королевство Хлодвига Меровинга" (автор - тов. Загрядский) и "Суд времен Салической Правды" (автор - тов. Чиколини).

Статья о Хлодвиге очень живо рисует образ Хлодвига как завоевателя и объединителя франкских племен, заложившего основы сильнейшего из германских варварских королевств, образовавшихся на территории Римской империя. Вызывают замечание лишь два обстоятельства. В характеристике Хлодвига следовало бы упомянуть о его причастности к появлению записи Салической Правды. Без упоминания этого факта образ Хлодвига не может быть признан достаточно полным. Затем не совсем правильно автор толкует эпизод с суассонской чашей (или вазой). По мнению автора, эпизод показывает власть Хлодвига над рядовыми франками. На самом деле эпизод свидетельствует о другом - о том, что в это время еще сохранились патриархальные отношения между королем и рядовыми воинами. Король получает свою долю добычи по жребию. Любой рядовой воин на основе старого, неписанного обычая может возразить королю.

Своеобразно написана статья "Суд времен Салической Правды", Автор на основании текста Салической Правды попытался воспроизвести картину древнего франкского суда во всех егоформах, его систему судебного разбирательства, наказания и т. п. Надо сказать, что это ему в общем удалось. Рассказ представляет по внешности почти беллетристическое произведение, но читатель, знающий источник, легко убеждается в том, что каждая строчка статьи не выдумана автором, а основала на тексте салического закона. Нельзя лишь согласиться с автором в некоторых деталях. Так например напрасно он ставит радом с Салической Правдой Саксонскую Правду. Изданная Карлом Великим в IX в. Саксонская Правда представляет совсем иную форму законодательства, чем сборники старых судебных обычаев, отразившиеся в Салической Правде. Уж если Салическую Правду сравнивать с другими древними Правдами, то следовало бы указать вестготскую или бургундскую Правды, которые действительно были аналогичны салическому судебному

сборнику. Затем напрасно автор изображает франков V-VI вв. бородатыми: "Брат убитого, высокий молодой франк с русой бородой и усами, обвиняет воина, стоящего тут же" (стр. 75); или "Вот мой обидчик, - указывает он на коренастого, здоровенного человека, заросшего бородой" (стр. 78). Франки в ту эпоху и позднее, например при Карле Беляком, бороды не носили, нетолько усы. В этом легко убедиться при рассмотрении иллюстрированного материала, оставшегося от времен Меровингов и Каролингов.

Очень содержательные станки даны по истории Византии и арабов. Статья тов. Рогинской "Юстиниан" рисует яркими красками одного из наиболее выдающихся византийских императоров - Юстиниана I, правление которого оставило "столь заметный след в истории, что весь VI век называется веком Юстиниана" (стр. 46). Исчерпывающе показана административная, культурная и военная деятельность императора, причем вскрыты также и противоречия византийского абсолютизма. Осуществление великодержавных планов и содержание многочисленной бюрократии дорого обходились населению империи, задавленному налогами. Против императора ожесточенно боролись центробежные силы в лице сильной аристократии, оппозиционное настроение которой особенно резко выразилось в восстании Ника (532). Однако в характеристике цирковых партий чувствуется некоторый трафарет. "Зеленые" представлены как партия аристократии - и только. Между тем новейший исследования подчеркивают связь партий цирка (в частности "зеленых") со столичными диодами. Восстание 532 г. было не только аристократическим заговором; (хотя бы и с большим количеством приверженцев), но и выражением недовольства масс гор. Константинополя, имевших, со своей стороны, много причин для выступления против военно-бюрократического строя империи. Автор характеризует участие масс в восстании 532 г., как чисто пассивное (за интересы знати).

Особый интерес представляют увлекательно написанные две статьи об арабах Ю. А. Бэра: "Завоевания арабов" и "Арабская культура". Особенно следует отметить статью, повествующую об арабской культуре. У читателя остается самое благоприятное представление о высоких достижениях арабской культуры, синтезировавшей достижения многих древних и современных арабам культур. Вместе с тем автору удалось показать и оборотную сторону медали. При всех успехах арабской науки мировоззрение массы арабов было типично средневековым. По корану, "Аллах создал землю, на которой для равновесия, чтобы она не шаталась, поставил горы. Луна, звезды, солнце привешены к твердому небосклону и служат для освещения земли. Из сгустка крови аллах сотворил человека и для него создал животных" и т. д. (стр. 89).

В статье "Завоевания арабов" несколько трафаретно охарактеризованы причины быстрого завоевания арабами вестготской Испании. Автор изображает вестготское королевство как вполне сложившееся феодальное общество, в котором "противоречия между господами и крепостными были настолько остры, крестьяне и рабы так сильно ненавидели своих сеньоров, что при нападении извне вестготское государство не могло рассчитывать на помощь со стороны населения страны" (стр. 97). Это не совсем верно. Значительная часть вестготов потом эмигрировала на север, в Астурию, не желая подчиняться арабскому владычеству. Само вестготское королевство к приходу арабов еще переживало стадию раннего феодализма, и прежде всего состояние полной раздробленности. В конце концов именно эта раздробленность и организационная слабость вестготского государства и явились основной причиной поражения вестготов. Но нужно учесть и другое положение: арабы в начале VIII в. были в зените своего могущества; лиши более обширное по своим военным ресурсам франкское государство, объединившее под своей властью чуть ли не десяток германских племен, окрепшее в непрерывных войнах за Рейном, смогло в середине VIII в. остановить арабскую агрессию.

Раннее средневековое общество в его окончательно сложившемся виде (период IX-XII вв.) показано в статьях С. Д. Сказкина "Средневековая деревня и ее обитатели", Загрядского "Праздничный день в рыцарском замке" и Л. С. Чиколини, "Флоренция в XI-XII вв.".

Эти статьи дают учащимся обильный материал дли усвоения ими быта средневековой деревни и средневекового города. В статье С. Д. Сказкина очень ценным представляется материал о ранних крестьянских движениях в Западной Европе на почве жестокого крепостного права (стр. 129 - 132). В статье "Праздничный день в рыцарском замке", написанной в полубеллетристической форме, прекрасно описаны средневековый замок, его хозяева и гости, весь быт господствующего рыцарского сословия. Автору удалось показать расслоение в среде средневекового рыцарства. Его герой один из гостей, - небогатый рыцарь, - с завистью смотрит на богатого барона и на его сыта, без особого труда получающего рыцарское звание. Между тем небогатый "рыцарь серебряной звезды" только в результате многих опасных боев и подвигов достиг этого звания. В статью искусно вплетены мотивы из "песни о Роланде" которую перед гостями замка исполняет одни да сказителей старинных песен.

Статья Л. С. Чиколини "Флоренция XI-XII вв." интересна тем, что дает облик одного из наиболее выдающихся итальянских городов в самый ранний момент его возвышения. Это еще не Флоренция XIV - XV вв. - город мануфактур и банков, Медичи и гуманистов. Нет, это типичный маленький город раннего средневековья, каких были сотни, если не тысячи в разных странах средневековой Европы. Но читателю, знающему великое будущее этого города, тем интереснее проследить его первый рост. В этом отношении статья небезинтересна для студентов высшего учеб-

ного заведения (исторический факультет).

Несколько статей посвящено теме о крестовых походах: "Первый крестовый поход" (М. А. Зиновьев), "Крестоносцы в Византии" (А. Д. Эпштейн) и "Четвертый крестовый поход и Венецианская республика" (А. Д. Эпштейн), Все эти статьи насыщены большим конкретным материалом.

В первой статье - о начале крестовых походов - ярко описаны сцены осады и взятия крестоносцами восточных городов Антиохии и Иерусалима (стр. 167 - 172). Приведенный материал убедительно разоблачает лицо рыцарей-крестоносцев как подлинных грабителей и поработителей, набросившихся на цветущие восточные страны и беспощадно разграбивших их.

В статье "Крестоносцы в Византии", в которой описываются эпизоды из второго крестового похода, особенно обращает на себя внимание характеристика наглого поведения в Византии германского императора Конрада III и германских феодалов: "Армия немецких рыцарей прошла Дакию и начала продвигаться в глубь византийской территории. И сразу же возникли столкновения Крестоносцы вели себя необузданно и грубо. Они захватывали скот, запасы хлеба, продукты, ничего не желали покупать - с мечом в руках рыцари отнимали асе силой. Тех, кто сопротивлялся, рыцари убивали без колебания" (стр. 174) Для Константинополя был счастливым тот дань, когда, наконец, немецкие псы-рыцари покинули столицу, чтобы отправиться далее - в Малую Азию. "Тысячи людей собралась в гавани Золотого Рога. Тысячи глаз насмешливо и враждебно следили за всеми приготовлениями и сборами к отплытию. Колкие насмешки, слова жгучего презрения и гнева раздавались в толпе, которая с радостным нетерпением ожидала отъезда крестоносцев. Но вот последние приготовления закончились... Ветер вздул паруса кораблей и понес непрошенных гостей вдаль, навстречу новым неудачам" (стр. 177).

В статье того же автора о четвертом походе прекрасно показана мощь Венеции в начале XIII века. Очень ярко даны характеристики крупнейших исторических деятелей той эпохи - юты Иннокентия III и венецианского дожа Дандоло.

Наконец, последнюю группу составляют две статьи по истории западноевропейской культуры эпохи раннего средневековья. Это статья А. Фортунатова "Алкуин и школа при Карле Великом" и статья Б. Кублановой "Как обучались в средневековом университете".

Первая из этих статей дает очень симпатичный облик одного из самых ранних средневековых ученых, англо-сакса по происхождению, служившего при дворе Карла Великого, - Алкуина-Фланка. В статье очень хорошо использованы учебные пособия, составленные Алкуином и дающие наглядное представление о том, как и чему учили в средневековое время. Очень живо и наглядно, на фактах и биографии Алкуина, показаны "семь свободных искусств". перешедшие по наследству от античности к средневековью. Можно полностью согласиться с заключительными словами автора статьи; "Как ни несовершенна была школа средних веков с нынешней точки зрения, но заслуги Алкуина в истории европейской культуры значительны: в годы варварства и огрубения он не давал позабыть уроков классической древности, прививал любовь к книге и знанию и оставил после себя ряд продолжавших его работу учеников" (стр. 125).

Вторая из последней группы статей описывает быт и правы студентов средневекового университета, землячества, как основную организацию средневекового студенчества, а также содержание и приемы университетского преподавания в средние вша. Материал взят автором главным образом из практики двух наиболее ранних университетов Западной Европы: Парижского, являвшегося центром изучения схоластики, и Болонского, в котором особенно успешно изучалось римское право.

Таково содержание первой части "Книги для чтения". Профессор С. Д. Сказкин - лауреат Сталинской премии. Он известен рядам ценных научных и учебных работ, в которых глубина исследования и эрудиция сочетаются с прекрасной формой изложения. Данная гонга, вышедшая под его редакцией, отличается теми же чертами.

Следует добавить несколько слов о внешнем оформлении книги, которая производит самое положительное впечатление. Хорошая бумага, красивый переплет, масса (свыше сотни) рисунков при невысокой цене (всего 4 р. 50 к.) делают книгу привлекательной по внешнему виду и вполне доступной для массы наших советских школьников. Нужно надеяться, что издательство не замедлит с выпуском и следующих - второй и третьей - частей "Книги для чтения по истории средних веков", в известной степени подготовленных к изданию еще до начала великих событий 1941 - 1942 годов.

В. Семенов

-----

"Интернациональная литература" N 9 - 10. 1941. Огиз. М. - Л.

Содержание последнего номера "Интернациональной литературы", вышедшего в свет в апреле 1942 г., показывает, что журнал успешно перестраивается применительно к условиям борьбы свободолюбивых народов против фашистского варварства.

В рецензируемом номере журнала помещены интересные материалы, клеймящие позором германских насильников всех времен и современных варваров - фашистов.

В разделе "Героические традиции славянских народов" помещена глава "Битва

на Жижкове" из романа чешского писателя Элоиза Ирасек "Против всех". Битва на Жижкове - один из ярких эпизодов в истории гусистских войн - героической борьбы чешского народа против немецких насильников.

По-особому звучат в настоящее время слова Яна Жижки, талантливейшего чешского полководца, сказанные гуситам после указанной битвы: "Да. Не погибнет святая правда и не даст истребить нас!" (стр. 144.) Правое дело победит. Славян не удастся истребить немецким насильникам!

Заканчивается раздел замечательным стихотворением Анона Ашкерца "Великий язык". Это стихотворение воспевает величие славянства и призывает славян к единству под руководством старшего брата - (русского народа:

"Ты - старший брат, о русский наш язык.
Как братья связаны славяне меж собою.
Бесстрашен твой народ! И он велик!
Пускай он кликнет клич - мы все готовы
к бою!"
(стр. 146.)

С героическими традициями прошлого перекликается современная поэзия славянского народа. В стихотворении М. Важинской "Мы умножим славянскую славу", помешенном в разделе "Славянская поэзия", повторяются вековые чаяния славянства:

"До Москвы, до вишневой Полтавы
Пусть идет по славянской отчизне...
И зовет наша древняя слава
На борьбу с ненавистным фашизмом.
Крепкой дружбы броню мы наденем.
В этой дружбе залог нашей силы"
(стр. 92.)

Славянский народ уверен в победе над врагом. В сербской народной песне "Погибнут, как обры" говорится:

"Фашисты погибнут, как обры,
С земли исчезнут бесследно"
(стр. 94).

Исключительный интерес представляют помещенные в рецензируемом номере журнала избранные места из книги Марты Додд "Из окна посольства". Автор указанной книги - дочь американского посла в Германии. Она пробыла в Германии около четырех лет. За это время успела хорошо узнать жизнь Германии и ее фашистских заправил. Ее книга высоко оценена общественностью США.

Как представляла себе Марта Додд Германию и Гитлера до поездки в Берлин? "Гитлера, - пишет она, - я считала шутом, внешне похожим на Чарли Чаплина, который сжигает книги и ввел в своей стране диктатуру" (стр. 148). Это представление оказалось, однако, слишком наивным. Она увидела нечто более потрясающее в Германии, Свободную американку поражало поведение штурмовиков - гитлеровских молодчиков, "которые избивали всех, не отдававших честь нацистскому знамени" (стр. 150).

Автор книги разоблачает "социалистическую" программу фашистов. Она пишет: "Большинство промышленников и дельцов отлично понимало, что "социалистические" лозунги Гитлера - это только слова, и никоим образом не могут повлиять на их хозяйничание в области экономической жизни" (стр. 151). Фашистская Германия предстала перед свободолюбивой американкой окутанной густой сетью шпионажа и политического сыска. Там "Геббельс следит за Герингом, а Геринг за Геббельсом, оба они за гестапо, а гестапо - за ними обоими" (стр. 153). "Среди ночи, - пишет Марта Додд, - к дому подъезжал автомобиль, оттуда выскакивали эсэсовцы и через минуту увозили с собой мужчину или женщину, которых никто больше не видел" (стр. 153).

В Германии, пишет Марта Додд, "существует система террора, не знающая примера в истории... Надзор осуществляется при помощи системы страха и террора, перед которой бледнеют даже утонченно-гнусные методы инквизиции... Германия представляет собою новое Средневековье. Германское государство и германский народ живут по законам первобытной дикости... наиболее низменные и кровожадные инстинкты возведены в ранг государственных законов. Нацистские волки пожрали страну... Вся страна объята психозом террора" (стр. 168- 170). Много данных Марта Додд собрала о режиме в фашистских тюрьмах. "Большинство заключенных мужчин и женщин, - говорит автор, - заставляют чистить уборные голыми руками, при этом им говорится, что если они хотят есть чистыми руками, то они могут облизать их" (стр. 180).

Талантливая журналистка дает яркие портреты фашистских заправил, с которыми ей приходилось встречаться. Гитлер - "это самый фанатичный, стоящий почти на грани безумия, человек из всех государственных деятелей современного мира... Безумие, подлость, полное отсутствие ума, интеллекта ясно написаны на лице Гитлера - курс лечения у психиатра - вот что нужно этому человеку, который стоит во главе могущественного государства и угрожает всему современному миру... Подавляющая часть вины за возврат Германии к варварству и Средневековью падает на его плечи" (стр. 161).

Яркую характеристику Марта Додд дает Герингу. "Еще в юношеские годы, - пишет она, - он жил в атмосфере убийств, крови и ужасов, которыми полна воздушная война. Он упивался своим смертоносным делом... Издали тучная фигура Геринга кажется нелепой, но вблизи он просто страшен... _: Он жаден, толст, большой обжора и гурман... Геринг... это самый свирепый, самый безответственный и опасный человек во всей нацистской Германии... Этот крайне честолюбивый, жестокий, холодный, мстительный, лишенный всякой совести человек способен ввергнуть Германию в еще более глубокую бездну горя и крови... Геринг не останавливался ни перед убийствами, ни перед какими-либо другими способами уничтожения своих соперников" (стр. 162, 163).

Не менее уничтожающе охарактеризован Мартой Додд паяц Геббельс. У Геббельса,

говорит она, "лицо грызуна я такой же низменный ум".

В галерее портретов фашистских заправил подобающее место занимает мастерски написанный портрет Розенберга. "Розенберг, - пишет автор, - сумасшедший, выпущенный на свободу, и, кроме того, давнишний близкий друг. Адольфа Гитлера, который полностью подписывается под всеми ого теориями... Мистик, психопат, он является автором самой напыщенной, самой пустой и болтливой книги, когда-либо появившейся в этой, да, пожалуй, и во всякой другой области. "Миф двадцатого века" - его собрание лжи и нелепейшего теоретизирования, именуемого нацистской философией" (стр. 166, 167).

Не обошла молчанием американская журналистка и Риббентропа: "Этот виноторговец, не имеющий никаких особенных талантов, ни определенной профессии, ни к чему не проявлял особенных склонностей но тех пор, пока его не отыскал Адольф Гитлер... Риббентропа считали опасным и фанатичным нацистом, иностранная политика которого приведет Германию к гибели... Фон Риббентроп, - нацист, экстремист и сноб. Отличаясь не столько умом, сколько поистине кошачьей пронырливости, он несет на себе всю ответственность за нацистскую иностранную политику и, пробираясь к власти, успел нажить почти столько же врагов, сколько сам Розенберг" (стр. 167, 168).

О Гиммлере мы находим у Марты Додд следующие яркие строки: "Гиммлер был раньше никому неведомым школьным учителем с запятнанным прошлым... Низенького роста, брюнет с маленькими черными усиками, он прячет за стеклами очков пронизывающий взгляд крохотных, бегающих глазок хорька. Он неотступно следит за каждым враждебным или просто оппозиционным биением пульса страны" (стр. 168, 169).

Свои впечатления о фашистской Германии за четыре года пребывания в ней Марта Додд обобщила в следующих словах: "Я считаю, что ужас гитлеровского режима можно сравнить только с глубокой темной первобытностью самых диких племен и с самыми страшными годами инквизиции при Торквемаде" (стр. 180 - 181).

Материалы, опубликованные в N 9 - 10 журнала "Интернациональная литература", дышат ненавистью к германским насильникам и мобилизуют мировую общественность на борьбу против фашизма.

И. Ивашин

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: