М. Н. ТИХОМИРОВ. Псковское восстание 1650 года. Из истории классовой борьбы в русском городе XVII века. Изд. Академии наук СССР. М. и Л. 1935. 203 стр. с 34 рис. и картой. 6 р. 25 к., перепл. 2 руб.

Посадские восстания, широкой волной прокатившиеся в середине XVII в. по территории Московского государства, в последнее время привлекают усиленное внимание историков-исследователей. Появился ряд работ, задачей которых является изучение сущности этого движения и выяснение общих (для всего Московского государства) и частных (для отдельных посадов) причин, обусловливавших вспышки этих волнений. К группе таких работ относится и монография М. Н. Тихомирова о псковском восстании 1650 года. Впрочем, цели и задачи данного исследования самим М. Н. Тихомировым не формулированы. Обычное для научных работ предисловие, в котором читатель находит ответ на этот вопрос, в книге отсутствует. Только в конце своего исследования (стр. 179 - 182) М. Н. Тихомиров дает обзор источников и литературы, относящихся к его теме; из отдельных мест этого обзора и можно установить, какую задачу ставил перед собой автор.

В самом начале обзора источников и литературы М. Н. Тихомиров указывает, что основным недостатком всех предшествовавших его исследованию работ, касавшихся псковского восстания, начиная с "Истории России с древнейших времен" С. М. Соловьева, являлось "затушевывание" их авторами "классовых черт восстания" (стр. 179). Отсюда можно сделать вывод, что одной из основных задач исследования М. Н. Тихомирова будет выяснение социальной сущности волнений в Пскове. Далее, останавливаясь на своей первой работе, посвященной тому же вопросу¹ , М. Н. Тихомиров подчеркивает необходимость пересмотра некоторых высказанных в ней "суждений о характере восстания", так как они "должны быть в настоящее время отвергнуты" (стр. 180). В частности, М. Н. Тихомиров отмечает здесь неправильность своих прежних представлений "о малом развитии партизанского движения" в Псковской области в период восстания и о "причинах компромисса между Псковом и московским правительством". Здесь же отмечается и особый характер этой первой монографии автора, которая хотя и "была написана на изучении архивного материала, но носила наполовину популярный характер" (стр. 130). Следовательно, в рецензируемой нами работе автор предполагал связать выяснение классового характера восстания с внимательным изучением крестьянского движения, вспыхнувшего в то же время в крае, причем все исследование должно было явиться не научно-популярной книжкой (или, по терминологии автора, "наполовину популярной"), а научной монографией, основанной на первоисточниках.

Эти задачи исследования и его характер позволяют предъявить к автору определенные требования. Читатель книги М. Н. Тихомирова вправе ждать от него ответа на вопросы: какое место занимает псковское восстание среди других городских движений середины XVII века? Какие черты изучаемого им эпизода

¹ М. Н. Тихомиров "Псковский мятеж 1650 года". М. 1919.

из истории классовой борьбы на посадах Московского государства будут в Пскове аналогичны движениям в других местах и какие будут свойственны только псковскому восстанию? Наконец, обусловлены ли новые характерные черты движения в Пскове особыми условиями жизни в Псковской области или об'яснения этих новых явлений приходится искать в изменениях, происшедших в то время во всем Московском государстве, по сравнению с предшествующим периодом, к которому относятся волнения на других посадах?

*

"Первая глава монографии М. Н. Тихомирова посвящена восстанию в Москве и дана под заглавием "Московское государство в половине (середине? - А. С. ) XVII в. и восстание 1643 г. в Москве". Основной задачей этой вводной главы является выяснение социальной сущности московского восстания, "которое, говорит автор, "имеет целую (? - А. С. ) литературу и, тем не менее, до сих пор остается в достаточной мере неясным. В особенности мало освещены те социальные силы, которые выступили в этом восстании. Между тем наши источники совсем недвусмысленно говорят об участниках восстания" (стр. 5). На основании анализа этих источников (отрывок из Толстовского сборника, опубликованный Платоновым, Лейденская брошюра, донесения Поммеринга, Псковская летопись и др.) автор приходит к ясно формулированному выводу. "Следовательно, - говорит он, - посадские люди и стрельцы были движущими силами московского восстания 1648 года" (стр. 6). Но уже на следующей странице эта отчетливая формулировка изменяется и мы получаем другой ответ. "Восстание 1648 г., - говорит здесь автор, - зародилось в среде посадских людей, вернее, меньших и середних посадских людей, поддержанных в решительную минуту стрельцами. Но уже в это время (какое? - А. С. ) заметны были признаки (какие? - А. С. ) того, что это движение не ограничится только средой дворян (о дворянах в предыдущем изложении не говорилось ни слова. - А. С. ) и посадских людей. Есть известие, что в июне 1648 г. боярские холопы просили царя вернуть им свободу, после чего 6 из них были обезглавлены, а 72 заключены под стражу" (стр. 7). Итак, оказывается, движение охватывает и дворян, и холопов, и стрельцов, и посадских людей. Отчетливого ответа и обещанной ясности мы не получили и ни на шаг не подвинулись, после разъяснений автора, в понимании природы восстания. Больше того, эта характеристика гораздо менее отчетлива и убедительна чем те характеристики, которые имеются в нашей литературе.

Состав участников движения в Москве неоднократно рассматривался в монографиях, посвященных этому восстанию, причем изучению подвергались, "между прочим", как раз те источники, которыми пользовался и М. Н. Тихомиров. Напрасно, например, исследование о московском восстании проф. Бахрушина автор называет просто "сводкой" (стр. 183, примечание 3). В этой работе (а ей в первой главе своего исследования следует и М. Н. Тихомиров) дан внимательный анализ показаний источников, на основании которых можно установить, какие социальные слои населения подняли восстание, какие примкнули к нему позднее и какие ему противодействовали. Основной силой движения, по мнению Бахрушина, являлись средние и низшие слои посадского населения; к ним примкнули стрельцы и позднее присоединилось дворянство. Здесь мы находим указание и на выступление холопов, подавленное правительством. Проф. Бахрушин следующим образом резюмирует свои наблюдения: "Бунт был... отнюдь не выражением чувств низших социальных слоев населения, а групп, сравнительно обеспеченных, это был бунт средних классов населения, восстание тяглых посадских людей, к которому примкнули стрелецкое войско и городское дворянство"¹ . Как видим, вывод проф. Бахрушина совпадает с выводом Тихомирова, только дан гораздо раньше его и более отчетливо сформулирован.

¹ С. В. Бахрушин "Московский мятеж 1648 года". Сборник статей в честь М. К. Любавского, стр. 741, 746, 748, 749 - 750, 752. Петроград. 1917.

Но в литературе давно уже была высказана и другая точка зрения, согласно которой с самого начала московского восстания в нем принимали участие и являлись одной из основных его сил городовые дворяне и дети боярские. Эта точка зрения была выдвинута проф. П. П. Смирновым в его работе "Челобитные дворян и детей боярских всех городов в первой половине XVII века" (М. 1915). Эти же утверждения он повторил в 1929 г. в исследовании "Правительство Б. И. Морозова и восстание в Москве 1643 г." (Ташкент). В последней работе проф. Смирнов так отвечает на поставленный М. Н. Тихомировым вопрос: восстание "произошло потому, что летом 1648 г. в Москве соединились против правительства три реальные силы. Это были: 1 черные сотни и слободы Москвы, 2) стрелецкий гарнизон и 3) поместная армия, дворяне и дети боярские. К ним, как увидим, вскоре пристала, плохо скрывая свое истинное лицо, боярская оппозиция против Морозова, которая не замедлила сделать попытку овладеть положением и направить развивавшиеся события по нужному для нее руслу"¹ . Этот ответ, вопреки утверждениям М. И. Тихомирова, вполне отчетлив.

Из сопоставления двух указанных точек зрения можно увидеть, что спорным является только один вопрос: были ли городовое дворянство и дети боярские инициаторами восстания вместе с посадскими людьми (как думает проф. Смирнов), или поместная армия только присоединилась позднее к начавшемуся помимо нее движению (точка зрения проф. Бахрушина)? М. Н. Тихомиров не ставит и не разрешает этого вопроса. "Участие дворянства и детей боярских в восстании мм, по существу, не отмечается. Между тем точка зрения проф. Смирнова подтверждается опубликованным им переводом челобитной "простого народа" царю, текст которой шведский резидент Поммеринг каким-то путем добыл в Москве и в переводе на шведский язык отправил королеве Христине в качестве приложения к своему донесению о московских июньских событиях² .

Проф. Бахрушин в своей работе обходит молчанием этот памятник, несмотря на то что этим источникам, если только он не будет опорочен, ученый спор разрешается в пользу проф. Смирнова. Подлинность документа как будто бы не подлежит сомнению в связи с единогласным признанием всеми исследователями большой точности всех сообщений Поммеринга о московском восстании. Единственно, что может вызвать у нас сомнение, - это точность перевода челобитной на шведский язык и ее дата. Знает эту челобитную и М. Н. Тихомиров, но при анализе состава участников восстания в Москве он, как и проф. Бахрушин, игнорирует данный памятник. Правда, в отличие от проф. Бахрушина, он выясняет свое отношение к данному источнику в примечаниях к первой главе исследования.

Не ставя вопроса о подлинности русского текста, бывшего в руках Поммеринга, М. Н. Тихомиров утверждает, что челобитная эта "была подана, несомненно, позже 2 июня, так как уже в прошлом говорит о "шатости" и "великой буре" в Москве и в других городах.., а о черных людях говорит... в третьем лице. Жалобу приносили, как видно... московское и городское дворянство, гости и торговые люди..." Возражая, далее, проф. Смирнову, указавшему на возникновение блока, "единачества", между средними классами посада и городовой поместной армией, М. Н. Тихомиров пишет: "Если уже говорить об "единачестве", то оно было между дворянами и прожиточными торговыми людьми, напуганными восстанием, которым надо приписать составление этой челобитной. Этим и объясняется сохранность челобитной, не уничтоженной при ее подаче" (стр. 183 - 184, примечание 3). Начнем с последнего аргумента: челобитная эта не

¹ П. Смирнов "Правительство Б. И. Морозова и восстание в Москве 1648 года", стр. 49.

² П. Смирнов "Челобитные дворян и детей боярских всех городов в первой половине XVII века", стр. 50 - 65.

сохранилась; сохранился только перевод ее, сделанный для Поммеринга. В руках Поммеринга была, конечно, не подлинная челобитная, а только ее копия, которую он получил теми же путями, какими собирал все секретные сведения о делах Московского государства. По данной его предшественнику шведским правительством инструкции, он должен был "иметь в Московском государстве своих агентов и корреспондентов", причем ему рекомендовалось "войти в сношение с кем-либо из царской канцелярии, или с доверенными царю лицами, или с переводчиками"¹ . Одним из таких агентов и была доставлена Поммерингу копия челобитной, о которой, несомненно, шли разговоры в широких кругах дворянства и приказных людей. Неубедительны и соображения М. Н. Тихомирова, основанные на изучении текста источника.

Не следует забывать, что мы имеем дело не с подлинным текстом челобитной, а с ее переводом, за буквальную точность которого никто поручиться не может. Следовательно, все выводы, сделанные на основании только буквального понимания текста памятника, будут неизбежно носить характер только более или менее вероятных предположений. Если же прибегать к такому использованию данного источника, то необходимым условием будет максимальное внимание к его тексту. М. Н. Тихомиров утверждает, что в переводе челобитной о "шатости" и пр. говорится "в прошлом".

"Обращаемся к тексту документа. "И вот, - читаем в нем, - весь народ во всем Московском государстве и его порубежных областях от такой неправды в шатость приходит (в примечании к этому месту дан буквальный перевод: "учится возбуждаться к восстанию. - А. С. )" вследствие чего большая буря подымается в твоем царском стольном городе Москве и в иных многих местах, в городах и уездах"² . О "шатости" и "великой буре" здесь, вопреки утверждению М. Н. Тихомирова, говорится не "в прошлом", а в настоящем. Челобитчики только угрожают восстанием, если правительство не примет мер к устранению злоупотреблений, на которые они жалуются.

Едва ли можно сомневаться в том, что напряженность положения в Москве перед началом восстания была всем ясна. Да и ранее для многих была очевидна неизбежность конфликта между правящей группой боярства и некоторыми слоями населения. Иностранные наблюдатели московских настроений того времени предсказывали неизбежность волнений. Тем более те, кто был непосредственно захвачен этими настроениями, могли говорить о том, что народ "учится возбуждаться к восстанию".

Неубедительно указание М. Н. Тихомирова и на то, что авторы могли написать о волнениях "в городах" только в том случае, если признать, что челобитная была подана после той даты, которую поставил на ней Поммеринг, т. е. после 2 июня, так как волнения произошли в городах вслед за московским восстанием. Поммеринг приложил перевод челобитной к донесению, датированному 6 июля. До этого срока, в июне, произошли вспышки волнений в Козлове, в Челнавском остроге и в Соли-Вычегодокой. Самые ранние сведения о козловских событиях могли быть получены только 14 - 15 июня, а о волнениях в Соли-Вычегодской - только 24 - 25 июня. Волнения в других местах произошли позднее (в Курске - 5 июля, в Великом Устюге - 8 июля), и сведения о них были получены в Москве после отправления Поммериигом его донесениям. Но и перед 1 июня происходили волнения. Непосредственно перед июньскими событиями произошло столкновение с свозчиком крестьян в Каргополе, в мае разыгрались волнения в Томске, в 1645 и 1647 гг. брожение охватило Устьянские волости. Помнили, конечно, в Москве и волнения на посадах в конце 30-х годов, непосредственно предшествовавшие Земскому собору 1642 года. Челобитчики помнили о тех требо-

¹ Г. В. Форстен "Сношения Швеции с Россией в царствование Христины". "Журнал Министерства народного просвещения". 1891. Ч. 275, стр. 358.

² Текст челобитной от 2 июня см. у П. Смирнова "Челобитные дворян и детей боярских в Москве 1648 года", стр. 50 - 65.

ваниях, какие выдвигались служилыми людьми и посадами на этом Соборе, о чем говорит содержание челобитной, предшествующее приведенному отрывку и совпадающее с негодующими возгласами делегатов Собора 1642 г. о "неудобь сказаемых" каменных палатах и богатствах правительственных чиновников, нажитых ими "неправедным своим мздоимством".

Указание челобитной на волнения "в городах", таким образам, не противоречит дате Поммеринга: "бунташное" время в Московском государстве началось задолго до июня 1648 года. Подача челобитной, если даже принять предположение М. Н. Тихомирова, не может быть отодвинута далее 10 июня, так как в этот день была подана другая челобитная от имени "дворян московских, и жильцов, и дворян, и детей боярских разных городов, и иноземцев, и гостей, и гостинные и суконные и всяких сотен и слобод торговых людей", т. е. от тех же сословных групп, которые перечислены в переводе Поммеринга. В этой челобитной было выставлено требование созыва Земского собора, а 12 июня правительство высылает Морозова, напуганное сведениями, что между городовыми служилыми людьми и тяглым населением Москвы происходят какие-то совещания. К этому моменту правительство уже капитулировало, удовлетворив выдвинутые поместной армией и посадом требования, и подача челобитной такого содержания, какое мы находим в переводе Поммеринга, была бы совершенно ненужной¹ .

Относительно "черных людей", которые смущают М. Н. Тихомирова, приведем опять текст подлинника:

"Ибо среди всех черных людей слышится возмущение к мятеж от неправд". Слова "черных людей" в примечании заменены буквальным переводом: "всех крестьян". Здесь опять только угроза неизбежным восстанием. Перечень челобитчиков, на который указывает, далее. М. Н. Тихомиров, по мнению издателя, испорчен переводчиком. Но и в этой испорченной редакции мы читаем, что челобитная писана от имени "простого московского дворянства, городовых служилых людей, гостей и торговых людей, больших и меньших чинов в Москве против высших правителей".

В неудачном шведском переводе мы встречаем обычное для челобитных городского дворянства и детей боярских того времени стремление придать просьбе характер выступления "всей земли". Попытка М. Н. Тихомирова термином "прожиточные люди" подчеркнуть особый характер документа, содержание которого свидетельствует будто бы о страхе челобитчиков перед восстанием, находится в прямом противоречии со всем тоном и характерам памятника и с приведенными выше сведениями об активном участии дворянства и детей боярских в борьбе за созыв Земского собора и за высылку Морозова. Поэтому соображения М. Н. Тихомирова о "несомненности" более позднего происхождения челобитной представляются недостаточно продуманными, так же как не колеблют утверждений проф. Смирнова и предположения проф. Бахрушина, что дворянство съехалось к Москве не ранее 5 - 6 июня. Наличие в Москве части поместной армии к самому началу волнений едва ли может подвергаться сомнению² .

Но если даже отрицать участие поместной армии в самом начале московского восстания, то исключительное значение выступлений дворянства и детей боярских 10 июня и в последующие дни не сможет подлежать сомнению, и исследователь не имеет права проходить мимо этого факта. Думаем, что М. Н. Тихомиров в первой главе своего исследования не дал достаточно полного и внимательного анализа социальных сил, "которые выступили в этом восстании" (стр. 5), а это не позволило ему в дальнейшем отчетливо установить и новые явления в изучаемом им движении в Пскове. Таким новым явлением в 1650 г., по

¹ Челобитная 10 июня упоминается у П. Смирнова "Несколько документов к истории Соборного уложения и Земского собора 1648 - 1649 годов", стр. 8. М. 1913.

² П. Смирнов "Несколько документов к истории Соборного уложения и Земского собора 1648 - 1649 годов". М. 1913.

сращению с посадскими волнениями 1648 г., было активное противодействие восставшим со стороны дворянства и детей боярских. Этот вопрос М. Н. Тихомировым изучен недостаточно. Самый факт борьбы псковского дворянства с восставшими он установил с полной отчетливостью, но не сделал всех выводов, какие мог сделать.

Во второй и третьей главах исследования Тихомирова: "Псков в первой половине XVII в." и "Классовая борьба в Пскове в первой половине XVII в." (стр. 9 - 43) - приводятся краткие сведения из истории Пскова, дается внешний облик Пскова в XVII в., каким он представляется исследователю по расписным спискам и сказаниям иностранцев, и приводятся данные, характеризующие противоречивость интересен отдельных групп населения псковского города и посада.

В этой части исследования нам представляются прежде всего спорными наблюдении автора, относящиеся к составу населения псковских сотен, и его особый взгляд на характер этих сотен. Изучив материалы сыскного дела 1631 г. о злоупотреблениях псковского воеводы кн. Д. М. Пожарского, автор пришел к следующему выводу: "...Псковские сотни были не только административно-политическими единицами, но носили на себе черты цехового строя: ведь и в средневековом западноевропейском городе представители даже замкнутых цехов не представляли всего населения отдельных городских кварталов и улиц, определяя только их лицо своим большинством" (стр. 11). Вывод этот автор основывает на имеющихся в "сказках" данного дела сведениях о профессиях лиц, дававших показания (стр. 10 - 11). Приходится подчеркнуть, что выбранный для этой цели источник едва ли может считаться надежным, и поэтому нет никакой уверенности в полном перечислении всего населения сотен.

Далее, самый текст данных обыскных сказок как раз в той части, которая содержит перечисление лиц, дающих показания, в данном источнике построен настолько своеобразно, что допускает различные толкования. В качестве примера приведем отрывок перечисления соседей Пятенного ста Петровского конца, подсчет по которому включен М. Н. Тихомировым в текст исследования. Здесь читаем: "Петровского конца Пятенного ста лодкой Федор Михайлов, Истобник, да тое ж Пятинной сотни суседи: Тимофей Михайлов Матерой, Иван Торочок, Огородник, Герасим Иванов Погорелянин, Иван Алексеев Сомра, Григорий Климентеев, Яков да Андрей да Петр Антоньевы, Федор Софонов, Григорей да Игнатей Офонасьевы дети, Солодовники, Пятой Михайлов Погорелянин, Петр Здобников, Михайло Онтонов Вершаник, Третьяк Ржевитин, Кирило Лучаним, Петр Сапожник, Иван Семенов, Карп Иванов, Бочары, Прокопей Огородник, Харлампей Омельянов, Федор Павлов, Ждан Максимов, Пронка Перхов, Мясники, Михей Маков, Сафон Иванов Сусленики, Богдан Иванов Самочерного, Богдан Степанов Шапочник, Монойла Ананьин Замочник, Матфей Бородин, Онуфрий Сырник, Юрей Фелатьев, Ондрей Тиханов Красильники"¹ . Мы сохраняем текст и пунктуацию П. Иванова, опубликовавшего этот текст.

Нетрудно убедиться в том, что подсчет профессий по этому документу дает возможность исследователю объединить в одной профессии всех тех лиц, которые предшествуют суммарному обозначению ремесла: "солодовники", "бочары", "сусленики" и пр. Тогда в противоречии с этим подсчетом будут находиться указания на профессию отдельных лиц. В солодовниках окажется огородник, в бочарах - сапожник, в суслениках - огородник, в красильниках - сырник, шапочник и замочник. Можно идти другим путем, считая общее обозначение относящимся только к двум - трем фамилиям, предшествующим этому обозначению. Тогда солодовниками придется считать только Григорья да Игнатья Афанасьевых детей, бочарами - только Ивана Семенова и Карпа Иванова и т. д. М. Н. Тихо-

¹ Следственное дело о кн. Д. М. Пожарском во время бытности его воеводой в Пскове. "Чтения в Обществе истории и древностей российских". Кн. I, стр. 56. 1870 год.

миров пошел еще третьим путем: он считает относящимися к данной профессии всех тех лиц, которые предшествуют общему ее обозначению, до того момента пока в тексте ему не встретится указания на индивидуальную профессию какого-либо отдельного лица. Так, при перечислении восьми лиц, после которых указывается профессия "бочары", он встречает в середине текста Петра Сапожника, и это заставляет его отнести к бочарам только тех двух лиц, которых подьячий поместил между словами "сапожник" и "бочары". Своеобразие документа и возможность самых различных толкований его при определении производственного характера псковских сотен неизбежно ведут к непрочности делаемых на основании таких подсчетов выводов.

Далее, М. Н. Тихомиров для доказательства приведенного выше положения произвел подсчет только в Пятинном, Кстовском и Мокролужском стах и на основании подсчета только в этих сотнях делает общий вывод о производственном характере всех сотен. Между тем в деле имеются показания еще соседей Житницкого, Великоулицкого, Жирковского, Староловицкого, Завелицкого, Никольского, Петровского и Раковскаго ста. Придавая такое важное значение подобного рода показаниям, автор обязан был произвести подсчет профессий во всех сотнях. Ведь вопрос о происхождении и первоначальном значении сотен до сих пор не может считаться решенным в нашей литературе¹ . Не могут быть признанными достаточно убедительными и попытки обоснования теории существования цеховых организаций, предложенные отдельными историками² . Поэтому к решительному выводу М. Н. Тихомирова о производственном характере псковских сотен приходится относиться особенно осторожно. Подсчет указаний на профессию по всем сотням Пскова, сказки "соседей", которые вошли в следственное дело о Пожарском, по методу, принятому М. Н. Тихомировым, убеждает нас в том, что можно говорить только о сосредоточении в отдельных сотнях именно тех профессий, на которые указал М. Н. Тихомиров. Оказывается, что можно говорить о сосредоточении кожевников в Кстовском сте, кузнецов - в Мокролужском и солодовников - в Пятинном. Все другие профессии не позволяют сделать таких наблюдений, если, конечно, не допускать произвольных объединений бочаров с солодовниками, как это делает М. Н. Тихомиров.

О производственном характере сотен на основании показаний данного документа говорить нельзя. Нельзя сделать такой вывод и потому, что территориальное преобладание в одной сотне кожевников, в другой - солодовников, в третьей - кузнецов легко объясняется самым характером данных производств. Кожевни находились на берегах рек, так как кожи необходимо было вымачивать в реке. Поэтому и здесь кожевни оказались на берегу р. Поповы в одном сте. Квасоварам и солодовникам также нужна была вода. Кузницы во всех городах помещались на выездах города, на его окраине (предосторожность от пожаров), обычно в одном месте. Без подтверждения данными других документов точка зрения о производственном характере сотен, выдвинутая М. Н. Тихомировым, принята быть не может, а подтвердить ее он мог бы только указанием на то, что "цехами" Олеарий назвал московские сотни.

С большей полнотой нужно было осветить вопрос о количественном и сословном составе населения в Пскове в первой половине XVII века. М. Н. Тихомиров не дает характеристики эволюции Пскова в этом отношении, черты которой уже намечались в нашей литературе³ . Не использованы им и указания на имею-

¹ А. Е. Пресняков "Княжое право в древней Руси", стр. 173 - 190. П. 1909.

² М. В. Довнар-Запольский "Организация московских ремесленников в XVII веке". "Журнал Министерства народного просвещения" N 9 за 1910 год; Т. Ефименко "Очерк организации ремесленников в Московском государстве". "Журнал Министерства юстиции" N 4 за 1914 год; А. Пруссак "Строительные рабочие в Московском государстве", "Архив истории труда в России", кн. 8.

³ П. Г. Любомиров "Очерк истории нижегородского ополчения 1611 - 1613 гг.", стр. 15 - 17. П. 1917.

щиеся источники, которые даны в работах проф. Смирнова "Города в Московском государстве в первой половине XVII века" и проф. Яковлева "Приказ сбора ратных людей"¹ . Цифровая характеристика, данная М. Н. Тихомировым (стр. 15 - 16), приобрела бы большую отчетливость при использовании этих данных, как большую отчетливость приобрел бы и его общий вывод, что Псков этого времени - "типичный военный порубежный город, в котором служилые люди составляют чуть ли не половину боеспособного населения" (стр. 16). Ведь М. Н. Тихомирова интересует не столько боеспособность населения, сколько его социальный состав. Следует также отметить и недостаточно точную терминологию автора, когда он служилых людей по прибору (стрельцы, казаки, пушкари) называет "наемные ратные люди" или просто "ратные люди" (стр. 21, 31, 32). Второй термин шире того значения, которое придает ему автор, а первый относится к другим разрядам военнослужилых людей (иноземцы).

М. Н. Тихомировым допущена ошибка и в приводимых цифрах количества возвращенных в посад посадских людей, вышедших из тягла. Эти данные М. Н. Тихомиров заимствует из статьи Н. Шаховской "Сыск посадских тяглецов и закладчиков". Но у Шаховской даны два ряда цифр: цифры поданной посадскими людьми в Сыскной приказ росписи людям, которых посад считал подлежащими возвращению в тягло, и цифры фактически возвращенных в посад по распоряжению приказа беломестцев и закладчиков. Первых было 188 человек (эту цифру приводит и М. Н. Тихомиров, а вторых - всего 75; последнюю цифру он должен был привести² . Между тем правильное понимание данных сыска далеко не безразлично для темы, рассматриваемой М. Н. Тихомировым, так мак неудовлетворение требований посада вызывало раздражение тяглых людей и содействовало той "розни" между тяглым миром и владельцами белых мест, которая наблюдалась в это время и позднее. Среди этих владельцев было значительное число стрельцов, помещиков, духовенства и казаков, т. е., как раз тех групп, которые все или в значительной своей части были враждебно настроены по отношению к посадским тяглым людям в момент восстания 1650 года. Данные о составе владельцев белых дворов мы находим в росписи, поданной посадскими людьми в 1637 - 1638 гг., т. е. за год до сыска³ . По этой росписи из 155 белых дворов, вышедших из тягла, 43 двора принадлежали стрельцам, 31 - помещикам и (архиепископам) детям боярским, 26 - белому духовенству, 16 - казакам, 9 - монастырям и их закладчикам⁴ .

Использование этих данных дало бы М. Н. Тихомирову возможность установить одну из причин расхождения интересов отдельных социальных групп населения Псковского посада. Изложение же автором противоречий между этими группами сводится, в конце концов, к подбору им иллюстраций для подтверждения основного положения, сформулированного следующим образом: "В самой среде посадских людей классовая рознь к половине (точнее к середине. - А. С. ) XVII в. достигла крайних пределов. Основная масса псковского населения - "молодшие люди" - явно противополагалась небольшой кучке "лучших" людей" (стр. 25). В этой формуле отсутствует одна часть посадского населения, которую автор просмотрел, а именно - "середние посадские люди". Он упоминает ее только между прочим, рядом со служилыми людьми по прибору в итоговой сводке "всяких чинов людей" по Пскову (стр. 39). Это игнорирование "середних посадских людей" не проходит для автора безнаказанным, так как позднее именно оно приводит его к уклончивой характеристике состава псковского правительства, сменившего.

¹ П. П. Смирнов "Города Московского государства в первой половине XVII века". Т. I. Вып. 1 - 2. Киев. 1917 - 1919; А. И. Яковлев "Приказ сбора ратных людей", стр. 370 - 372, 423 - 424.

² Шаховская "Сыск посадских тяглецов и закладчиков". "Журнал Министерства народного просвещения" за октябрь 1914 г., стр. 300 - 301. Примечание I; Тихомиров. Цит. работа, стр. 25.

³ Дата сыска указана М. Н. Тихомировым неверно. Сыск был проведен не в 1636 г., а в декабре 1639 года.

⁴ А. И. Яковлев "Приказ сбора ратных людей", стр. 423 - 424.

революционную "всегородную избу" перед ликвидацией восстания. Автор ограничивается в этой характеристике руководителей псковского мира в данный период указанием на то, что они были ставленниками "лучших" людей (стр. 149).

К сожалению, суммарной характеристикой ограничивается автор и при анализе состава псковских дворян и детей боярских (стр. 38 - 39) и совершенно уклоняется от анализа отношений, сложившихся к моменту восстания в уезде между дворцовым, служилым и монастырским землевладением, между крестьянами и различными группами землевладельцев. Правда, здесь автор находился в очень трудном положении, так как переписных книг по Псковскому уезду и по Пскову за 1646 г. не сохранилось, но некоторый материал можно было бы найти в оброчных книгах по Псковскому уезду и посаду и в описках книга частновладельческих земель¹ , а также в десятне псковских дворян и детей боярских за 1621 год. Совершенно не использованы автором такие же материалы по пригородам и связанным с ними губам, хотя такой материал имеется по Гдову, Опочке, Острову. Вообще состав населения пригородов не дан М. Н. Тихомировым, как не использованы им и другие материалы, отчасти уже указанные в литературе² .

*

Более полным и обстоятельным изложение М. Н. Тихомирова становится только тогда, когда он переходит к рассказу о самом восстании. Здесь автор привлек значительный архивный материал (изданный и не изданный), и неполнота анализа приводимых им сведений связана, по нашему мнению, с недостаточной разработкой данных, относящихся к вопросам, рассмотренным в первых главах его монографии, которые должны были бы ввести читателя в конкретную обстановку условий развития восстания.

Отметим только некоторые неясности в изложении, в отдельных случаях вызванные стремлением автора с особенной яркостью подчеркнуть своекорыстность действий "лучших" людей, совершенно ясную и без этих подчеркиваний, и "близорукость" действий агентов правительства. Так, изложению истории начала восстания автор предпосылает цитату из царской грамоты псковичам и затем высказывает те недоумения, какие у него вызывает ее содержание. Но все эти недоумения легко разрешатся, если принять во внимание то назначение, какое авторы грамоты придавали ей. Она посылалась в Псков для того, чтобы склонить к повиновению наиболее "благонадежные" слои населения и вызвать раскол среди примкнувших к восстанию. Вот почему восстание и приписывается "немногим" людям. В объяснении того же восстания, посланном шведам, московское правительство указывало, что в волнении виновны "псковичи и посадские и всяких чинов худые людишки, воры и мятежники", которые "взволновався по воровскому умышлению, завели воровской завод, и собрався гилем били в колокол сполошным обычаем". О "многих" посадских людях и стрельцах, которые "невежеством с большим шумом" пришли к архиепископу, говорится в первой грамоте, посланной в Псков. Посольский приказ редактировал грамоты в зависимости от тех целей, которые в каждом отдельном случае преследовались их посылкой. Следовательно, едва ли возможно говорить, как это делает М. Н. Тихомиров, о какой-то единой, официальной версии в изложении хода восстания³ .

Представляется излишним и сомнение автора в правдивости справки о ценах на хлеб, данной для шведов правительственным агентом по закупке хлеба, псковичем Ф. Емельяновым, который сообщал, что он купил хлеб по 36 алтын 4 деньги. Для уличения его М. Н. Тихомиров указывает цену на хлеб, существовавшую в Пскове 9 лет спустя - в 1659 году. Но ведь в 1650 г. цена хлеба была связана с недородом, и сами псковичи в хорошо известной автору челобитной, указав

¹ С. Веселовский "Сошное письмо". Т. II, стр. 619 - 620. М. 1916.

² Например у П. П. Смирнова "Из истории классовой борьбы в городах Московского государства". "Исторический сборник". Вып. 3, стр. 83 - 91. Л. 1934.

³ М. Н. Тихомиров. Цит. работа, стр. 44; К. И. Якубов "Россия и Швеция в первой половине XVII века". М. 1897 - 1898. "Чтения Общества истории и древностей российских". Кн. 3 и 4 за 1897 г. и кн. 1 за 1898 г., стр. 292, 372.

на неурожай 1649 г., жаловались на дороговизну: "Покупался, государь, всякий хлеб дорогою ценою, ржи московскую четверть по 40 алт. з гривной и по 40 по 8 алт."¹ . Не подлежит сомнению, что Емельянов наживался на этих операциях, и что спекуляция хлебом была выгодна для имевших запасы зерна дворян, но приведенная М. Н. Тихомировым оправка о ценах 1659 г. только удивляет читателя.

Недостаточно отчетливо автор рисует положение "всегородной избы" в первый момент восстания. Он говорит о двоевластии этой избы и воеводы. Но, кроме этих официальных властей, уже в самом начале восстания зародился третий орган правительства - "начальные люди воровства", которые были избраны восставшими, но не сумели удержать в это время власть; об этом автор упоминает, но не в достаточно отчетливой форме.

С большей определенностью следовало бы показать хронологию развития восстания: его первый период - с 28 февраля по 3 марта, когда движение носило стихийный характер и когда определялась расстановка сил; второй период - с 3 по 17 или 20 марта, в течение которого дворянам, "лучшим" людям " духовенству удалось подчинить своему влияний "середних" и "молодших" людей и, "подавав на поруки" заводчиков волнений, ввести все движение в легальные формы подачи челобитной царю² , и, наконец, позднейший, третий, период. Тогда, может быть, М. Н. Тихомирову не нужно было бы называть делегированных в Москву челобитчиков "случайными людьми", так как их стремление отгородиться от движения объясняется полностью их принадлежностью к "лучшим" людям и тем приемом, какой был им оказан в Москве. Тот самый Прошка-мясник, который позднее говорил, что его нанял... в свое место... Степашко Шепелин, был ведь "лучшим" человеком ("а они-де лучшие люди к тому воровскому заводу не приставали"). Первоначально он прямо говорил, что его послали в челобитчиках "псковские попы, и казаки, и стрельцы, и посадские лучшие и середине люди". Сысой Григорьев не "поехал" вместо отца (как говорит М. Н. Тихомиров), а по его словам, был "послан" посадскими людьми вместо отца. Состав делегации объясняется именно тем положением, какое сложилось в Пскове к моменту ее посылки. "Случайным", уж если угодно, в этой делегации был стрелец Юшка Щербаков; совершенно справедливо М. Н. Тихомиров считает его представителем наиболее революционно-настроенной части Псковского посада, против желания которой эта челобитная посылалась. Не даром же немедленно по приезде в Новгород Щербаков начал агитацию, за что и был арестован новогородским воеводой³ .

Изложение М. Н. Тихомировым "большой", как он ее называет, Челобитной и ее анализ сделаны с достаточной подробностью. Отметим только неправильную цитату из этой челобитной (о требованиях стрельцов), приведенную в тексте исследования, в силу чего искажается полный и точный смысл процитированного абзаца. "А преж, государь, сего... Ивану Васильевичу... служили ему, - читаем в челобитной, - мы же руские люди, дворяне и дети боярские и стрельцы, а Литва, государь, и немцы рейтары и салдаты у него не слаживал и..." (стр. 73) и т. д. Подчеркнутые слова пропущены М. Н. Тихомировым. Между тем фраза о рейтарах и солдатах имеет значение для характеристики настроений стрельцов. Организация полков иноземного строя вызывала тревогу среди стрелецкого войска, так как в связи с ней ходили неясные слухи о ликвидации стрелецких приказов. Циркулировали эти слухи и в Пскове: "А ныне есть-де указ, что ратных людей в казаки и в стрельцы и в пушкари и во всякие твои государевы служилые чины на мертвые и на выбылые места не ставить..."⁴ . В связи с этим возрастало недовольство стрельцов, что и нужно было отметить.

¹ К. И. Якубов "Россия и Швеция в первой" половине XVII в.", стр. 344.

² Там же, стр. 316. .

³ М. Н. Тихомиров. Цит. работа, стр. 54 - 57; Якубов. Цит. работа, стр. 315, 316 и сл.

⁴ К. И. Якубов. Цит. работа, стр. 358. Слухи о ликвидации стрелецкого войска были лишены оснований. Об отношении царя Алексея к стрельцам см. К. В. Базилевич "Денежная реформа царя Алексея Михайловича и восстание вМоскве 1682 г.", стр. 104 - 105. М. и Л. 1936.

Следовало также остановиться и на той части челобитной, в которой посадские люди добивались поручения Н. И. Романову разбора их дела, так как он, по словам челобитной, "государю о всем радеет и о земли болит". Роль Н. И. Романова и Я. К. Черкасского, возглавлявших в 1648 г. боярскую оппозицию правительству Морозова, М. Н. Тихомировым и в первой главе исследования, где он касается этого вопроса, не выяснена до конца. Данные им объяснения происхождения боярской оппозиции сводятся к указанию на отстранение Романова и Черкасского "от дел правления" и оттеснение их новыми правителями "на задний план" (стр. 5). Едва ли можно признать такое объяснение исчерпывающим, а аналогия характера этой оппозиции с французской фрондой (стр. 136) не помогает делу. Гораздо интереснее и убедительнее данные, собранные проф. Смирновым и неиспользованные М. Н. Тихомировым. Проф. Смирновым была указана связь с городами группы бояр - крупных землевладельцев, возглавляемых Романовым и Черкасским. "В то время, как вся светская аристократия, - пишет он, - имела в городах 4,2% принадлежащих ей дворов, боярин Н. И. Романов считал в городах 22,9% своих крестьянских и бобыльских дворов... и около 1602 дворов крестьян в посадских слободах. У кн. Я. К. Черкасского было 100 дворов в городах, не считая подмосковных - Останкина и Марьиной рощи. Между тем у Б. И. Морозова в его колоссальных владениях, насчитывавших в 1646 г. 6034 двора, в различных породах имелось всего полдесятка боярских дворов, т. е. около 0,08% его владений, которыми не стоило дорожить¹ .

Эти данные говорят о разных типах вотчинного хозяйства и дают ключ к пониманию колеблющейся политики в отношении сыска посадских людей закладчиков в конце 30-х и в первой половине 40-х годов, когда у власти стояли представители этой оппозиции, и того резкого антагонизма между двумя группами правящего класса, который мы наблюдаем в начале царствования Алексея. Относительно Пскова можно было бы указать и одно, правда, случайное свидетельство о связях закладчиков Романова с псковскими торговыми людьми: "Во 137 году купили на Москве кабаки псковские москвичи Ивана Никитича закладщик Хмелевской с товарищи"² . Торговые связи закладчиков Романова создавали ему известность среди торговых людей по всему Московскому государству, а положение оппозиционера доставило ему некоторую популярность, тем более что "вывод" в посад закладчиков сам по себе питал в их среде если не революционные, то оппозиционные настроения.

Очерк внутреннего устройства Пскова в период восстания, т. е. организации революционной власти, дан М. Н. Тихомировым подробно. Отметим только один мелкий факт и недостаточную обоснованность заключительного вывода автора, где он сближает правительственную организацию восставшего Пскова с учреждениями прежнего "вольного города". На стр. 95 М. Н. Тихомиров указал, что во всенародной избе сидел только один дворянский делегат, Иван Чиркин. М. Н. Тихомирову известно, что в период выработки челобитной в земской избе сидели, кроме старост, и выборные люди "дворяне Ондрей Окунев и иные" (стр. 70). На стр. 97 - 98 автор говорит: "В целом устройство восставшего Пскова поражает своим сходством с более ранним временем эпохи псковской самостоятельности. В самом деле, мирской сход чрезвычайно напоминает собой древнее "вече"... Всегородная изба имеет несомненное сходство с псковской "господой" времен самостоятельности, а двое всегородных старост невольно напоминают двух псковских посадников. Такая параллель четко бросается в глаза. Это обстоятельство свидетельствует о том, что представления о былой "вольности" в известном смысле играли организующую роль в оформлении некоторых трупп восставшего Пскова".

¹ П. Смирнов "Правительство Б. И. Морозова и восстание в Москве 1648 г.", стр. 77.

² Цит. по "Трудам Псковского археологического общества". Вып. 7, стр. 89. Примечание I, Псков. 1911.

Это мысль не новая. Проф. Бахрушин, отмечая особенности местных восстаний середины XVII в., также считает, что "в Пскове и в Новгороде в событиях 158 г. громко звучат исторические переживания давнего прошлого"¹ . Но аналогия между указанными явлениями чисто внешняя и ни в каком отношении не помогает уяснению сущности учреждений как древнего Пскова, так и Пскова в период восстания 1650 года. Еще Никитским было указано, что характерной чертой для древних Новгорода и Пскова является "сосредоточение важнейших должностей в руках известного числа боярских фамилий", в том числе и должностей посадников² Ключевский, рассмотрев вопрос о деятельности совета в Новгороде и Пскове, приходит к выводу, что "в двойственном характере учреждения отражалась двойственность положения класса в нем и через него действовавшего: завися от массы по политическому устройству вольного города, этот класс господствовал над ней в экономической жизни"³ . Как видим, и Ключевский присваивает "господе" определенное классовое содержание, а орган господства бояр едва ли можно сравнивать с "всегородной избой" Пскова. Внешним является и сходство мирского схода с вечевым собранием. Что касается совпадения числа посадников с числом земских старост, то не проще ли искать прецедента, например, в 1631 г., когда в Пскове было также 2 старосты, как было их 2 и во все последующие годы. Формулировка же основного тезиса М. Н. Тихомирова - "представления... играли организующую роль в оформлении некоторых групп восставшего Пскова" - совершенно непонятна.

*

Очень важным является очерк восстания в псковских пригородах (глава 9) и крестьянского движения в период восстания (глава 10). К сожалению, отсутствие характеристики общего состояния пригородов Пскова и отношений, сложившихся в уезде, не позволяет автору дать углубленный анализ приведенных им в известность и изложенных фактов. Поэтому для читателя остается совершенно неясным соотношение сил, например в Опочке, и причины, по которым Опочецкий посад не присоединился к восстанию. Не ясны роль посадских людей в Гдове и других пригородах и связь пригородов с пригородными городами, а поэтому не ясна роль стрельцов в организации повстанческих отрядов в уезде.

В конце концов не ясна и роль Печерского монастыря, имевшего не только хозяйственное, но и военное значение. Авторам только собраны факты, извлеченные им из архивных дел, относящихся к псковскому восстанию, но дальше этого собирания фактов автор не пошел.

Таким же собиранием фактов ограничивается М. Н. Тихомиров и в очерке крестьянского движения. Его утверждения: "В июне и в июле крестьянские волнения приняли особенно большой размах" (стр. 114); "В июле - августе он (район партизанских действий. - А. С. ) охватывал не только Псковский уезд со всеми его пригородами, но перекатился в Порховский уезд" (стр. 119 - 120) - являются только обобщением имеющихся в документах показаний. Фразу же: "Крестьянство мстило помещикам за долгие годы издевательств и непосильной работы" (стр. 117) - нельзя признать углубленным анализом. Отсутствие общей характеристики распределения вотчин и поместий между отдельными группами землевладельцев не дает автору возможности связать имеющиеся в его распоряжении сведения со сложившимися в уезде отношениями. Поэтому у него совершенно отсутствуют данные об участии в движении монастырских и церковных крестьян, если не принимать во внимание случайного указания на роль монастырских служек (стр. 108); нет указания на расслоение в среде крестьянства и т. д. Недостаточно отчетлив и заключительный вывод автора в этой же главе: "Псков, Опочка (? - А. С. ),

¹ С. В. Бахрушин "Московский мятеж 1648 г.", стр. 770.

² Никитский "Очерк внутренней истории Пскова", стр. 147 - 148. П. 1873.

³ В. О. Ключевский "Боярская дума", стр. 206. М. 1902, 3-е изд.

Остров, Изборск, Гдов, Порхов, Великие Луки, Новгород, Олонец в той или иной степени вошли в сферу восстания, центром которого попрежнему был Псков" (стр. 123. Разрядка моя. - А. С.). Но ведь "степень" участия в восстании крестьянства и пригородов является, именно тем вопросом, на который читатель ждет ответа от М. Н. Тихомирова.

В следующих главах автор подробно излагает факты внутренней борьбы в Пскове, историю подавления восстания, дает характеристику деятельности созванного по этому случаю Земского собора и, наконец, постепенного угасания революционного настроения псковичей, подчинившихся влиянию "лучших людей" и стрелецкого командного состава, которыми и была подготовлена сдача Пскова правительственным войскам. В заключение своего исследования автор отмечает особенно острые классовые столкновения в Пскове в более позднее время, когда возникали "меж посадскими людьми великие вражды в их оскорблениях", и особенно напряженное положение в 1666 г., когда Псков "опять был близок к открытому восстанию" (стр. 177).

Характеристика значения псковского восстания в общем ходе посадских волнений середины XVII в. автором не дается и в заключительных главах исследования. Думается, что и здесь сказывается недостаточное внимание автора к анализу восстания 1648 г. в Москве и отсутствие у него более подробных сведений о соотношении отдельных социальных групп населения в псковских пригородах, в Псковском и соседних уездах.

Таким образом, вопросы, поставленные нами в начале статьи, М. Н. Тихомировым не разрешаются. Между тем на основании изучения материалов о московском восстании автор мог бы установить основные черты посадских волнений в 1648 г., а собранные им факты по восстанию в Пскове давали ему возможность со всей определенностью подчеркнуть специфические черты восстания, которые придают ему особое значение в общем ходе классовой борьбы в Московском государстве.

Активная роль городовой поместной армии в московских событиях связана с теми настроениями городового дворянства и детей боярских, какие нашли свое отражение и в "одиначной" елецкой записи 1646 г., и в участии некоторых детей боярских в волнениях в Томске, в Козлове, и в последующих выступлениях этих групп служилых людей в Кромах, Чугуеве и пр. Наоборот, в Пскове мы видим, как дворяне и дети боярские, недостаточно сильные для прямого сопротивления восставшим посадским людям и стрельцам, использовали все возможности для ликвидации восстания, для восстановления "порядка". В каком же отношении изменился этот "порядок" по сравнению с 1648 г., когда дворянство было к нему в оппозиции? Думаем, что ответ придется искать в тех решениях Земского собора 1649 г., которыми отменялся "крестьянский выход". Этими статьями Уложения устранялась основная причина, вызывавшая оппозиционные настроения поместной городовой армии по отношению к верхушке той же поместной армии (боярству и московскому дворянству), стоявшей у власти. Именно это изменение общих условий определило позицию псковских дворян в 1650 году. В предшествующие годы мы этого не наблюдаем. Помощь воеводе в ликвидации волнений в Курске, оказанная курскими дворянами и детьми боярскими, обусловливалась особым характером курского мятежа; роль дворянства в Пскове является новой чертой, характерной и для истории классовой борьбы последующего времени.

Затем в Пскове, как и в Москве, а также и в некоторых других городах мы видим участие в волнениях стрельцов. В отношении этой группы служилых людей мы можем также отметить одну новую черту на основании данных о восстании в Пскове: зарождение особых профессиональных требований стрелецкого войска, связанных с изменением в его положении. Иностранцы, писавшие о волнениях в Москве, отмечали, что стрелецкое войско в глазах правительства потеряло прежнее доверие после отказа вооруженной рукой подавить восстание. Слухи об этом циркулировали среди стрельцов. Создание полков иноземного строя, иноземные инструктора в войсках московского царя - все это заставляло предполагать.

что существование прежних условий военной службы поставлено под угрозу. И если эти опыты реформ не противоречили интересам дворянства и детей боярских, а, наоборот, совпадали с их желаниями, то стрелецкое войско должно было к ним относиться иначе. Вот почему наряду со знакомыми нам чертами деления стрельцов на две группы (на группу лойяльных по отношению к власти "старых" стрельцов и на оппозиционно настроенных "новоприборных", как это было в Москве и в Курске) мы отмечаем и новую: неудовольствие иноземными войсками, о чем мы говорили выше. Это ставит псковское восстание в связь с последующими "возмущениями" стрельцов, когда против восставшего стрелецкого войска, так же как и в Пскове, выступает поместная армия, обрекая на неудачу все попытки такого рода.

Нужно отметить и несколько особую роль духовенства в псковском восстании. Белое и черное духовенство, против владельческих прав которого на дворы и слободы в городах выступало в 1648 г. посадское население и интересы которого страдали так же, как интересы всех крупных землевладельцев в связи с отменой "выходных лет", оказывало в 1648 г. в большинстве случаев только пассивное сопротивление. Но раздражение представителей церкви было настолько сильным, что пассивное сопротивление готово было перейти в вооруженную защиту своих интересов.

В Москве и в городах была группа духовенства, которая считала необходимым временно примириться со своими потерями и пойти на необходимые уступки. Наиболее ярким представителем этой группы был Никон, будущий патриарх, который эту тактику проводил в Новгороде в момент восстания в 1650 году. Приблизительно такую же позицию, повидимому, занимал и Макарий в Пскове. Но в Пскове мы наблюдаем и новое явление: к восставшим примкнули и некоторые представители низшего белого духовенства. В 1648 г. таких фактов мы не встречали, но они установлены для последующего времени: известно участие некоторых представителей низшего духовенства в движении, возглавленном Разиным.

Псковское восстание и в этом отношении дает нечто новое по сравнению с предыдущим периодом.

Но едва ли не самым интересным новым явлением в псковском восстании было участие в нем уездного населения - крестьян и именно крестьян поместных и вотчинных. Участие "уездных людей" в волнениях поморских и вообще северных посадов объясняется особыми условиями жизни северной окраины Московского государства. Крестьяне здесь были "черносошные" и не знали личной зависимости. Налоговое бремя одинаково тяготило и посадских тяглых людей и крестьян, как общей у них была и ненависть к "кулакам-мироедам", против которых иногда и направлялось восстание. Интересы крепостного крестьянства были чужды блоку посадских людей и поместной армии. Поэтому и незаметно никакого участия крепостных крестьян в волнениях даже тех посадов, которые были центрами уездов с развитым поместным и вотчинным землевладением. В 1650 г., когда происходило псковское восстание, положение изменилось. Отмена "крестьянского выхода" разбила блок посада с городовым дворянством и детьми боярскими. Включение в посад беломестцев, хотя бы практически и не везде еще к данному сроку осуществленное, уничтожило видимое единство выступлений посадского "мира". В оппозиции правительству и социальной верхушке посада оказались низы посадского населения. Естественным их союзником теперь было крепостное крестьянство, положение которого резко ухудшилось после закрепления Уложением победы городовых служилых людей. Участие крестьян в псковском восстании и отмечает это изменение в расстановке социальных сил движения, в появлении у него новых целей и задач. Псковское крестьянство подвергает разгрому помещичьи дворы и направляет свои удары прежде всего на помещиков, дворо и душевладельцев. А это опять-таки связывает псковское восстание не с посадскими волнениями 1648 г. и предшествующих лет, а с теми крестьянскими движениями, какие мы видим позднее, когда крестьянство примыкает к казачьим восстаниям, превращая их в кре-

стьянскую войну и находя союзников своему движению в социальных низах посада, в работных людях всякого рода "заводов", в бурлаках, скоплявшихся по водным, торговым путям, и т. д.

В этих новых, по сравнению с 1648 г., явлениях и заключается, по нашему мнению, основной интерес псковского восстания. Оно не завершает собой движений первой половины XVII в., а отражает новые тенденции классовой борьбы, какие и найдут свое полное выражение в последующих этапах ее развития.

М. Н. Тихомиров собрал значительный новый архивный материал, сообщил ряд новых фактов, сделал ряд интересных наблюдений. Но намеченные выше вопросы остались вне его внимания, и изучение, в частности, крестьянского движения в Псковской области в период восстания 1650 г. еще ждет своего исследователя.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. СПЕРАНСКИЙ:

Комментарии: