Огиз. Государственное издательство политической литературы. 1946. XII. + 500 стр.

XXIX том сочинений Маркса и Энгельса является последним из девяти томов, в которых опубликованы письма двух основоположников марксизма. В наго вошли письма Энгельса за последние четыре года его жизни (1892 - 1895) и некоторые письма Маркса и Энгельса за более ранние годы, не вошедшие своевременно в соответствующие тома. Отдельные группы писем - письма к Зорге, Даниельсону, Бернштейну, Адлеру, Плеханову - были известны читателю и раньше, но большая часть из них публикуется сейчас впервые.

По содержанию XXIX том представляет собой органическое продолжение XXVIII тома, в который вошли письма Энгельса за 1888 - 1891 гг., почти те же адресаты, приблизительно те же проблемы, те же основные линии в развитии теоретической мысли и тактических советов. Том содержит около трёхсот писем, многие из них занимают по три - четыре страницы. В письмах перед нами, как живой, встаёт образ Энгельса последних лет его жизни - Энгельса, продолжателя дела Маркса, великого мыслителя, неутомимого исследователя, признанного вождя европейского пролетариата, полного революционной страсти вдохновителя международного социалистического движения.

После смерти Маркса Энгельс считал своей главной задачей сохранить для пролетариата литературное и рукописное наследство Маркса и в первую очередь довести до конца его незавершённый труд - II и III томы "Капитала" (II том вышел в свет в 1885 г., III том - в 1894 г.). В эту работу Энгельс внёс так много своего, что Ленин справедливо мог назвать II и III томы "Капитала" "трудом двоих - Маркса и Энгельса".

Письма, опубликованные в XXIX томе, дают возможность проследить, как работал Энгельс над III томом "Капитала". В этой работе перед ним возник ряд больших препятствий. Прежде всего, ему трудно было больными глазами разбирать почерк Маркса. Некоторые главы были написаны Марксом только начерно, другие вовсе отсутствовали, а отдельные места имелись в нескольких вариантах. Необходимо было воспроизвести весь творческий процесс Маркса над рукописью и это, конечно, мог сделать только Энгельс. Для этого требовались не только его исключительно глубокие знания в области политической экономии, совершенное понимание взглядов Маркса и та конгениальность, которая сложилась у Энгельса в результате сорокалетнего сотрудничества с Марксом, но и сознательный отказ от своей творческой индивидуальности. Чтобы совершить этот подвиг, Энгельс отказывался и от чтения, и от переписки, и от своей личной научной работы. Всё моё время, пишет он в марте 1893 г., "сейчас занято рукописью III тома великого, труда о капитале моего покойного друга Карла Маркса, которую я подготовляю к печати. Этот III том должен был бы выйти в свет уже много лет тому назад, но до сих пор мне ещё "и разу не удавалось совершенно освободиться на длительный срок, без чего я не мог довести дело до конца. Я вынужден отказываться от всякой другой работы, как бы соблазнительна она ни была, и брать только то, что абсолютно необходимо" (стр. 207). 30 декабря 1893 г. он пишет Зорге: "имею тебе сообщить.., что первая треть рукописи III тома вчера упакована в прочную клеёнку, и в ближайшие дни будет отправлена в печать... Если всё пойдёт хорошо, книга выйдет в сентябре" (стр. 276), - и, наконец, 1 января 1895 г. он смог послать экземпляр только что вышедшего из печати III тома "Капитала" П. Л. Лаврову. Надпись на титульном листе была сделана Энгельсом по-русски (стр. 352).

Энгельс часто отрывался от своей основной работы, чтобы, просмотреть и проредактировать очередное издание той или другой работы Маркса на одном из европейских языков. Он не считал себя вправе пропустить бесконтрольно ни одно издание произведений Маркса. Немецкий перевод "Нищеты философии", польский, чешский, армянский, румынский переводы "Манифеста Коммунистической партии", русский перевод "Наёмного труда и капитала", предполагаемый перевод "Капитала" на итальянский язык, переиздание "Классовой борьбы во Франции" с его введением и многие другие издания обсуждаются в письмах Энгельса за этот период. Энгельс пользуется законодательством об охране авторства, чтобы "не допускать переводов, которые делались бы людьми неумелыми или в других отношениях некомпетентными (не облечёнными доверием)" (стр. 306). Он требует от переводчика знания не только языков, но и предмета, который трактуется в данном произведении. Он, по возможности, сам проверяет переводы своих работ: "ведь могло бы случиться, что мои слова появились бы на свет в... искажённом виде, а я бы узнал об этом только много лет спустя, а может быть и вовсе не узнал" (стр. 341).

Большое место в переписке Энгельса за 1892 - 1895 гг. занимает борьба Энгельса за

материалистическую философию марксизма, за диалектический и исторический материализм.

В апреле 1892 г. Энгельс написал "Введшие" к английскому переводу своей брошюры "Развитие социализма от утопии к науке". Этому "Введению" Энгельс придавал большое значение, так как речь шла о высвобождении английского пролетариата из-под идеологического влияния буржуазии, "Я должен впервые, - пишет он Бебелю, - так сказать, предстать перед "образованной" британской публикой, тут надо поломать себе голову. И в результате получился длинный трактат о том и о сем, обо всём и ни о чём, через который красной нитью проходит злая насмешка над английской буржуазией; любопытно, что скажет на это английский филистер" (стр. 47).

В своём "Введении" Энгельс показывает, что именно английская буржуазия, которая так возмущается пролетарским материализмом, сама впервые выдвинула в XVII в. - ещё до французских философов XVIII в. - современный материализм, являвшийся идеологией передового тогда класса буржуа.

С начала 90-х годов германская социал-демократия, как единственная оппозиционная партия в Германии, привлекала в свои ряды многочисленных представителей буржуазной интеллигенции, которые заполняли партийную печать своими "исканиями". Энгельсу приходилось выступать против протаскивания идеалистических взглядов в марксистскую литературу. Так, в письме к Шмидту (стр. 392) он правильно вскрывает неокантианский характер ошибок этого экономиста, которые действительно привели его вскоре к открытому ревизионизму. Но, пожалуй, ещё больше Энгельсу приходилось бороться против опошления марксизма, против вульгарного экономизма. Он жалуется на то, что материалистическое понимание истории "в течение 20 лет, как правило, оставалось в работах молодых членов партии только трескучей фразой" (стр. 41). В письмах к Мерингу и Штаркенбургу (стр. 283) он указывает на то, что слишком часто молодые авторы, называющие себя марксистами, недооценивают идеологический фактор, отрицают за идеями "всякое воздействие на историю. В основе этого, - пишет Энгельс, - лежит шаблонное, недиалектическое представление о причине и следствии, как о двух неизменно противостоящих полюсах, и абсолютно упускается из виду взаимодействие. Эти господа часто намеренно забывают о том, что, как только историческое явление вызвано к жизни другими, в конечном итоге экономическими, причинами, так оно тоже воздействует на окружающую среду и даже может оказывать обратное действие на породившие его причины" (стр. 229 - 230). Энгельс указывает, что политика, первоначально определяемая экономикой, оказывает затем на неё обратное действие (стр. 284). В своей работе "Коротко о партийных разногласиях" товарищ Сталин необычайно ярко показал то огромное практическое значение, которое имели тогда для партии эти, казалось, чисто теоретические выступления Энгельса. Маркс и Энгельс доказали, что общественная жизнь является тем основанием, на котором строятся общественное сознание, и это было понято, говорит товарищ Сталин, "полумарксистами" так, будто идеи имеют в жизни очень малое значение. "Надо было доказать великое значение идей. И вот выступил Энгельс и в своих письмах (1891 - 94) подчеркнул, что идеи, правда, не падают с неба, а порождаются самой жизнью, но, родившись однажды, они приобретают большое значение, они объединяют людей, организуют их и накладывают свой отпечаток на породившую их общественную жизнь, - идеи имеют большое значение в историческом движении"¹ .

Энгельс живо интересуется конкретной историей отдельных стран. Письма его пестрят примерами, аналогиями, сопоставлениями. В изучении прошлого он видит путь к пониманию настоящего, к созданию будущего. Он рассматривает изучение истории как могучее средство для воспитания масс, для их подготовки к классовым боям. Во многих письмах он возвращается к вопросам истории Германии, указывает, насколько важно дать правильное, нефальсифицированное освещение этой истории. Он приветствует "Легенду о Лессинге" Меринга - эту "проведённую по всем правилам осаду прусской цитадели". Он подчёркивает, что необходимо развеять "монархически-прусскую легенду", прежде чем "Пруссия сможет раствориться в Германии" (стр. 41). Самому Мерингу он пишет: "Большой Вашей заслугой является то, что Вы расчистили дорогу в этой навозной куче прусской истории и показали истинную связь вещей. Современная прусская действительность делает это абсолютно необходимым, как ни неприятна эта работа сама по себе" (стр. 217). Из писем видно, что Энгельс сам собирался выступить в печати по основным вопросам германской истории, обобщив результаты своих исследований последних лет в новом "Введений" к "Крестьянской войне в Германии". Выполнение этого намерения он откладывал до окончания работы над III томом "Капитала", но так и не успел это осуществить. В большом письме к Мерингу от 14 июля 1893 г. читатель найдёт набросок истории Германии в XVI - XVIII веках, который звучит обвинительным актом против прусского юнкерства и немецкого филистёрства.

После смерти Маркса Энгельс один продолжал руководить международным социалистическим движением. Не занимая никакого официального поста ни в одной из существующих марксистских партий, Энгельс осуществлял это руководство в силу своего личного авторитета, в силу правильности того учения, которое он олицетворял собой. Разумеется, не все письма, написанные Энгельсом, сохранились и ещё не все они до нас дошли, но и те, которые мы имеем перед глазами, дают достаточное представле-

¹ И. В. Сталин. Соч. Т. I, стр. 218 - 119.

ние о масштабах деятельности Энгельса как вождя международной партии. Зорге в Америке, Лафарг во Франции, Плеханов, Засулич в России, Бебель, Каутский, Либкнехт в Германии, Адлер в Австрии, Турати в Италии, Иглесиас в Испании, Вандервельде в Бельгии, ряд менее известных имён в Болгарии, Румынии, Чехии и других местах - все они обращались к Энгельсу за помощью, всем Энгельс давал свои советы и наставления. Перед всеми Энгельс ставил одну общую задачу: сплочение пролетариата в самостоятельную партию для борьбы за пролетарскую революцию, за диктатуру пролетариата. Так, в письме к Каутскому Энгельс пишет: "В нашей тактике одно остаётся неизменным для всех современных стран нашего времени: вести рабочих к созданию собственной независимой партии, противостоящей всем буржуазным партиям" (стр. 113). "Ведь ближайшая цель рабочего движения - завоевание политической власти для рабочего класса самим рабочим классом", - пишет он американскому социалисту Визену (стр. 208). "Но чтобы обеспечить победу, чтобы сокрушить основы капиталистического общества, вам нужна, будет активная опора социалистической партии, более сильной, более многочисленной, более испытанной, более сознательной, чем та, которой вы располагаете", - пишет он Лафаргу (стр. 311). Направляя всё международное рабочее движение к одной цели, Энгельс учил рабочих каждой страны выковывать свою тактику, в соответствии с конкретными условиями данной страны. В его советах и наставлениях легко можно проследить те "две линии", которые Ленин отмечал в своём "Предисловии к русскому переводу книги: "Письма И. Ф. Беккера, И. Дицгена, Ф. Энгельса, К. Маркса и др. к Ф. А. Зорге и др.".

"Англо-американских социалистов очи (Маркс и Энгельс. - И. Б.) всего настойчивее призывали слиться с рабочим движением, вытравить из своих организаций узкий и заскорузлый сектантский дух. Немецких с. -д. они всего настойчивее учили: не впадайте в филистёрство, в "парламентский идиотизм"... в мещански-интеллигентский оппортунизм"² .

В Англии и Америке, где ещё не было массовых марксистских партий, где стоял ещё на очереди вопрос о внесении социалистического сознания в стихийное движение, Энгельс требовал от социалистов, чтобы для создания партии они использовали инстинктивное стремление масс к единству. Он писал Каутскому о немецких социалистах в Америке: "Вместо того чтобы разглядеть в американском движении элемент, который толкает его вперёд и должен, в конце концов, привести его, пусть даже ложными и окольными путями, к тем же выводам, что были привезены ими самими из Европы, они видят в этом движении только ложные пути презрительно взирают с высоты своего величия на глупых слепых американцев, похваляются своим ортодоксальным превосходством, отталкивают американцев, вместо того чтобы привлекать их, и сами, поэтому остаются маленькой немощной сектой" (стр. 324). Энгельс подчёркивает, что "американские условия заключают в себе очень большие и своеобразные трудности для систематического развития рабочей партии" (стр. 268). Одной из этих трудностей является далекие рабочих на "коренных и иностранных", причём последние в свою очередь делятся на множество мелких групп по национальностям. "К тому же ещё и негры. Чтобы да всего этого создать единую партию, требуются особенно мощные стимулы" (стр. 269).

В отсутствии единства Энгельс видит также одно из главных препятствий к развитию английского рабочего движения. Сообщая испанскому социалисту Иглесиасу описок английских рабочих организаций, он пишет: "Из этого перечня ты получишь представление о раздробленности, соперничестве и личных дрязгах, которые украшают здешнее рабочее движение" (стр. 325).

Он характеризует социал-демократическую федерацию как секту "в чистом виде. Она превратила марксизм в окостенелую догму, и поскольку она отворачивается от всякого не ортодоксально-марксистского рабочего движения (причём её собственный марксизм полон ошибок), т. е. делает как раз обратное тому, что рекомендуется "Коммунистическим манифестом", то она сама для себя исключает возможность стать чем-либо иным, кроме секты" (стр. 100). Сектантству социалистических группировок Энгельс противопоставляет классовое чутьё масс, инстинктивно ведущее их к социализму. Его вера в массы безгранична. "В массах социалистический инстинкт становится всё сильнее, но как только дело доходит до того, чтобы претворить инстинктивные стремления в ясные требования и мысли, начинается разброд... налицо одни секты, а партии нет" (стр. 356). "Движение среди рабочих масс идёт вперёд, - пишет он в другом письме, - идея обобществления средств производства всё более и более завоёвывает почву, и настанет день, когда сознательные массы вышвырнут вон всех интриганов и развращённых вождей" (стр. 326).

Энгельс с большим вниманием и надеждами следил за вновь возникающими в Англии массовыми организациями, за движением новых тредюнионов, за Независимой рабочей партией. Он верил, что массы смогут освободиться от продажных лидеров. "Конечно, среди руководителей, - пишет он о Независимой рабочей партии... даже лучшие в большинстве случаев - совсем как у вас в Америке - обладают свойственной парламентскому режиму роковой склонностью к интригам, но за ними стоят массы, которые либо научат их уму-разуму, либо выбросят за борт" (стр. 210). "Массы хотя и менее ясно видят, чем отдельные вожди, всё же они во много раз лучше, "чем все вожди в совокупности; только процесс развития сознательности протекает медленнее, чем где бы то ни было, потому что почти все старые вожди заинтересованы в том, чтобы направить это пробуждающееся сознание в том или ином особом направлении.

² Ленин. Соч. Т. XI, стр. 174.

иди, попросту говоря, его извратить" (стр. 359).

Энгельс разоблачает ложь псевдосоциалистических проповедников всеобщей гармонии и "сотрудничества" классов. Он характеризует фабианское общество как клику "буржуазных "социалистов" различного пошиба, от карьеристов до сентиментальных социалистов и филантропов, объединённых только страхом перед грозящим господством рабочих " готовых "а всё, чтобы предотвратить эту опасность, обеспечив руководство за собой, за "образованными". И если они при этом допускают нескольких рабочих в свой руководящий орган, для того чтобы эти рабочие играли в нём роль всегда бессильного меньшинства... то это никого не должно вводить в заблуждение" (стр. 115). Он разоблачает специфическую для Англии разновидность социал-реформаторов, готовых делать рабочим уступки, "потому что видят в них прекрасное и единственное средство предохранить массы от гораздо более социалистических, действительно социалистических, ересей" (стр. 32).

Вместе с тем Энгельс указывал на то, что оппортунизм лидеров находит поддержку и в среде самих английских рабочих, десятилетиями воспитывавшихся на либеральной политике и подкупавшихся своей буржуазией. "Можно, действительно, прийти в отчаяние от таких людей, как эти английские рабочие с их чувством воображаемого национального превосходства, с их в высшей степени буржуазными идеями и взглядами, с их "практической" ограниченностью, с их вожаками, насквозь пропитанными заразой парламентской коррупции" (стр. 308). Энгельс считал, что только тогда, когда Англия потеряет своё монопольное положение на мировом рынке, исчезнут вместе с рабочей аристократией и корни оппортунизма и наступит революционизирование английского рабочего класса.

"С крахом промышленной монополии Англии английский рабочий класс потеряет своё привилегированное положение. Наступит день, когда он весь... окажется на таком же уровне, на каком находятся рабочие других стран". Тогда "социализм снова появится в Англии"³ .

Мировой монополии Англии действительно в 90-х годах наступил конец - в этом Энгельс не ошибся. Но он не предвидел того, что монопольному положению Англии на смену в эпоху империализма придёт монопольное положение целой группы капиталистических держав, в каждой из которых создадутся условия для образования рабочей аристократий и для оппортунистической рабочей партии. Этот процесс, начавшийся ещё при жизни Энгельса, не был им подмечен, и это не могло не отразиться на отдельных его оценках и суждениях. Так, например, корня оппортунизма в германском рабочем движении Энгельс видят в первую очередь в наличии внутри партии чуждых классовых элементов, в "активизации мелкобуржуазных элементов в партии" (стр. 344), в "постоянном притоке "образованных" элементов" (стр. 159), но он не отмечает в качестве особого источника роста оппортунизма появление аристократической верхушки рабочего класса и в Германии.

Особое место в рецензируемом томе занимают публикуемые впервые письма Энгельса к Бебелю. Из всех руководителей германской социал-демократии Бебель полнее всех усваивал указания Маркса и Энгельса. "С Бебелем я лажу великолепно, - писал Энгельс. - Мы почти во всём придерживаемся одинаковых взглядов или легко приходим к соглашению уже в течение ряда лет, и это - благодаря его ясному, не только правильно воспринимающему факты, но и теоретически замечательно развитому уму - ни разу не составило для меня затруднения" (стр. 70). Тем не менее, Марксу и Энгельсу не раз приходилось указывать Бебелю на его ошибки, носившие оппортунистический характер, и в первую очередь на его примиренчество по отношению к оппортунизму. В письмах к Бебелю, Каутскому, В. Адлеру и В. Либкнехту Энгельс продолжал систематическую и неуклонную борьбу против оппортунизма и левого фразёрства в рядах германской социал-демократии, которую он и Маркс вели на протяжении стольких лет. Резко осуждая выступление берлинской группы так называемых "молодых", которые высказывались против парламентской деятельности партии, Энгельс указывал, как на одну из причин этих выступлений, на то, что некоторые социал-демократические депутаты рейхстага обуржуазились и пропитались филистёрством (стр. 156). "Речь Тутцауэра... для меня непостижима, - пишет он. - Ведь он говорит не как социал-демократ, а как торговец мебелью. Как это оказалось возможным? "Молодые" будут торжествовать" (стр. 191). Энгельс требует, чтобы социал-демократы в рейхстаге добивались демократизации государственного строя, "завоеваний в области гражданских свобод, усиления политического влияния рабочих, большего простора для их движения" (стр. 258). Он восстаёт против всякой мысли о сотрудничестве с прусским государством; ставит вопрос об исключении из партии баварского оппортуниста Фольмара, который выступил с проповедью государственного социализма (стр. 91). Он требует, чтобы из прошлых оппортунистических ошибок были извлечены уроки для партии. "Глупости, наделанные во времена пароходных субсидий и т. п., правда, дело прошлое, но те же люди всё ещё тут, и некоторые из них, во всяком случае, способны снова выкинуть что-нибудь" (стр. 156).

Когда Фольмар в погоне за голосами избирателей потребовал поблажек и поощрений для капиталистических вожделений баварского среднего и крупного крестьянства, Энгельс решительно протестовал против отказа от последовательной марксистской тактики (стр. 336) и в своей работе "Крестьянский вопрос во Франции и Германии" противопоставил кулацким лозунгам Фольмара лозунг союза социал-демократических рабочих с ост-эльбским сельским пролетариатом для взрыва "Германской империи прусской

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 2-я, стр. 275.

нации". Энгельс строго осуждал Либкнехта за занятую им в центральном органе партии "Vorwarts" примиренческую позицию в этом споре.

Лидеры германской социал-демократии ещё при жизни Энгельса пытались извратить основные положения революционного марксизма. В марте 1895 г., за несколько недель до смерти, Энгельс написал "Введение" к новому изданию работы Маркса "Классовая борьба во Франции". В этом "Введении" он призывал партию готовить пролетарские массы к вооружённому столкновению с господствующими классами. Этот призыв и ряд аналогичных мест был опущен правлением партии при опубликовании, а В. Либкнехт поместил в "Vorwarts" отдельные выдержки из него, совершенно искажающие его смысл. В письме к К. Каутскому 74-летний Энгельс с юношеским негодованием выражает протест против того, чтобы его изображали "в виде миролюбивого поклонника законности, во что бы то ни стало" (стр. 404). Он требует, чтобы это "позорное впечатление было изглажено" (там же), и обещает очень определённо высказать своё мнение на этот счёт "Либкнехту, а также и тем, которые - кто бы они ни были, - предоставили ему эту возможность исказить мои взгляды, не сообщив мне при этом ни олова" (стр. 405).

С особым вниманием Энгельс следил за политической жизнью Франции. Он высоко ценил её революционные традиции. Французы, пишет он, "всегда совершенствуются в непосредственной борьбе" (стр. 3), им ещё "представится случай показать свои хорошие качества" (стр. 163). Говоря о грядущей революции, Энгельс предвидит, что, поскольку все старые республиканские партии скомпрометировали себя окончательно, "наши люди во Франции станут единственно возможными руководителями государства" (стр. 180). В то же время он указывает на прочность бонапартистских традиций, всегда представлявших для Франции серьёзную опасность (стр. 181). В 1894 г., когда в парламенте образовалась социалистическая фракция в результате объединения гедистов с поссибилистами и группой радикал-социалистов во главе с Мильераном, Энгельс одобрил этот союз, но предостерегал от преобладания буржуазных элементов, предсказывал неизбежный раскол. Он настоятельно рекомендовал гедистам в случае, "если люди в объединённой фракции внесут предложения, с которыми вы не можете согласиться, и против вас будет большинство, - сохраните за собой право не только воздерживаться от выступлений в их защиту в палате, но и право обосновывать своё отрицательное мнение в своей печати, даже если во имя единства вам придётся голосовать за эти предложения" (стр. 322).

В ряде писем Энгельс даёт критику буржуазной демократии и парламентаризма. "Здешняя, так называемая "демократия", - пишет он про Англию, - крайне сужена косвенными ограничениями" (стр. 356). Рабочим не дают воспользоваться даже теми правами, которыми они обладают "на бумаге", составление и проверка избирательных списков очень затруднены и расходы по ним ложатся не на государство, а на кандидатов или на их партии, вследствие чего парламент остаётся "клубом богачей" (стр. 305). "Вся здешняя политическая жизнь пронизана парламентской коррупцией" (стр. 73). В Америке обстоит так же. "Американцы о давних пор доказали европейскому миру, что буржуазная республика - это республика капиталистических дельцов, где политика такое же коммерческое предприятие, как и всякое другое" (стр. 179).

Энгельс интересуется подробностями манипуляций "с торговлей голосами" при президентских выборах в Америке (стр. 71). Он указывает на порочность двухпартийной системы управления, при которой "каждый голос, не поданный за одного из кандидатов двух правительственных партий, считается как бы потерянным. А американец, как и англичанин, хочет оказывать влияние на своё государство и свой голос на ветер не бросает" (стр. 268). Энгельс призывает сломать, "арабское подчинение рабочих двум сильным буржуазным партиям" (стр. 307). Критикуя буржуазный парламентаризм, Энгельс, как подлинный демократ, стоит на страже прав народных масс, он требует расширения демократий. Он осуждает английского социалиста Кейр Гарди за то, что тог, "говоря о расширении избирательного права и других реформах, - которые только и могут сделать реальным избирательное право рабочих, - отзывается о них пренебрежительно, как о вопросах второстепенных, чисто политических, которые якобы должны уступить первенство социальным требованиям" (стр. 189).

Энгельс решительно высказывается за республиканскую форму правления: "Маркс и я в течение сорока лет неустанно повторяли, что для нас демократическая республика является единственной политической формой, в которой борьба между рабочим классом и классом капиталистов может сперва сделаться всеобщей, а затем притти к своему завершению вместе с решительной победой пролетариата" (стр. 16). Но он решительно предостерегает от каких-либо иллюзий относительно возможности использовать мирным путём буржуазное государство для каких-либо социалистических преобразований. "Республика, как и всякая другая форма правления, определяется по своему содержанию; пока она является формой буржуазной демократии, она так же враждебна нам, как любая монархия... Мы сможем вырывать у неё уступки, но никогда не возложим на неё осуществление наших собственных задач, даже имея возможность контролировать её меньшинством, настолько сильным, что оно в любой день могло бы превратиться в большинство" (стр. 291).

Однако и в этих письмах Энгельс не идёт дальше сформулированного им в "Критике Эрфуртской программы" положения о том, что парламентарная демократическая республика "является... специфической формой для диктатуры пролетариата"⁴ . "Республика по отношению к пролетариату, - пишет он Лафаргу, - отличается от монархии только тем, что она является готовой полити-

⁴ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 2-я, стр. 109.

ческой формой для его будущего господства" (стр. 291). Как известно, Ленин, опираясь на учение Маркса и на опыт двух русских революций, доказал, что "наилучшей политической формой диктатуры пролетариата является не парламентарная демократическая республика, а республика Советов"⁵ . Последние годы жизни Энгельса совпали с большим оживлением политической жизни в Европе и. Америке. Огромный рост массового движения, международные рабочие конгрессы, первое международное празднование 1 Мая, ряд избирательных побед рабочего класса на парламентских выборах во Франции, Англии, Бельгии, Австрии, Германии, крупные стачки, министерские кризисы, панамский скандал во Франции и ряд других событий нашли отражение в письмах Энгельса. "В такие времена, - пишет он, - моя переписка вырастает вдвое и втрое" (стр. 166). В эти годы уже давали себя чувствовать первые признаки перехода к новой стадии развития капиталистического общества - к империализму. Отдельные моменты назревающей новой эпохи не ускользнули от глаз Энгельса, но у него, разумеется, не было ещё данных для того, чтобы уловить черты складывающейся эпохи в целом. Он предвидел будущую мировую войну и предсказал её почти пророческими словами: "грядущую войну, коль скоро она начнётся, никоим образом не удастся локализовать, державы - континентальные, по крайней мере - будут вовлечены в неё в первые же месяцы, на Балканах война вспыхнет сама собой" (стр. 198). Энгельс предвидел, что война ускорит взрыв пролетарской революции: "Если война разразится, то на долю потерпевших поражение выпадет возможность и обязанность совершить революцию" (стр. 154). Но Энгельс не понял характера будущей войны как схватки двух груш империалистических держав, как борьбы этих держав за рынки и источники сырья, за передел мира. Энгельс, всю жизнь ненавидевший острой, активной ненавистью прусское юнкерство, прусское государство, прусскую военщину, видел в них силу прошлого и проглядел перерастание традиционного разбоя прусских феодалов в хищнический германский буржуазно-юнкерский империализм. Он видел конец промышленной монополии Англии, но не уловил "момент противоречий между Германией и Англией, противоречий, имевших уже тогда серьёзное значение и сыгравших потом почти определяющую роль в деле возникновения и развития мировой войны"⁶ . Таким образом, обсуждая возможность войны, Энгельс и в своих письмах 90-х годов продолжал придерживаться старой схемы революционной войны против царизма, которую он и Маркс развивали на страницах "Новой Рейнской газеты" в 1848 - 1849 годах. Он всё ещё видел в царской России последнюю твердыню общеевропейской реакции, всё ещё склонен был объяснять опасность войны интригами царской дипломатии (стр. 154, 198). Но Энгельс, так же, как и Маркс, очень пристально следил за революционным освободительным движением русского народа, он с нетерпением ждал революции в России, предугадывал то решающее влияние, которое она будет иметь на весь ход мировой истории.

Довольно большую группу писем образуют письма Энгельса к русским деятелям - Даниельсону, Плеханову, Засулич. После смерти Маркса Энгельс состоял в постоянной переписке с первым русским переводчиком "Капитала" Н. Ф. Даниельсоном (Николай - он). В письмах к нему Энгельс продолжал начатую ещё Марксом полемику по вопросу о судьбах русской общины. Опираясь на факты, которые были ему, сообщены отчасти и самим Даниельсоном, Энгельс доказывал несостоятельность взглядов народников на особый путь развития России и указывал на факт проникновения капитализма в русскую экономику. "С 1861 г. а России начинается развитие современной промышленности в масштабе, достойном великого народа" (стр. 37). Энгельс указывал Даниельсону на проникновение капитализма в деревню. "Между крестьянством и помещиком, повидимому, протискивается вперёд новый класс землевладельцев - деревенские кулаки и городские буржуа". Слово "кулак" Энгельс тоже здесь пишет по-русски, В письмах к Плеханову Энгельс даёт резкую оценку либерального народничества: "Что касается Даниельсона, боюсь, что с ним ничего не поделаешь... Совершенно невозможно полемизировать с тем поколением русских, к которому он принадлежит" (стр. 385). В этом же письме Энгельс вскрывает общественно-политические корни народничества: "в такой стране, как ваша, где современная крупная промышленность привита к первобытной крестьянской общине и где одновременно представлены все промежуточные стадии цивилизации, не приходится удивляться возникновению самых невероятных и причудливых сочетаний идей... Это стадия, через которую страна должна пройти. Постепенно, с ростом городов, изолированность талантливых людей исчезнет, а с нею исчезнут и эти идейные блуждания, вызванные одиночеством, бессистемностью случайных знаний этих чудаков-мыслителей, а отчасти также - у народников - отчаянием при виде крушения их надежд. В самом деле, народник, бывший террорист, вполне может кончить тем, что станет монархистом" (стр. 385).

Энгельс следил за деятельностью первые русских марксистов, участников группы "Освобождение труда", с интересом читал первые работы Плеханова, радовался его успехам. Ему не довелось перед смертью встретиться с тем, кто должен был принять выпавшее из его рук знамя революционного марксизма и понести его дальше к победам. Как известно, весной 1895 г. молодой Ленин совершил поездку заграницу для ознакомления с западноевропейским рабочим движением. Он был в Берлине, где читал в публичной библиотеке ранние работы Маркса,

⁵ История всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс, стр. 340.

⁶ И. Сталин "О статье Энгельса "Внешняя политика, русского царизма". "Большевик" N 9 за 1941 г" стр. 4.

ставшие библиографической редкостью; он познакомился с Лафаргом в Париже, с Плехановым, но от поездки в Лондон к Энгельсу воздержался, так как Энгельс был уже слишком болен и, очевидно, не смог бы принять его. Когда Энгельс умер, Ленин написал о нём некролог для нелегального социал-демократического сборника "Работник", выходившего в Женеве. Эта статья, озаглавленная "Фридрих Энгельс", до сих пор остаётся лучшим из того, что было написано о великом друге и соратнике Маркса. С выходом в свет XXIX тома подходит к своему завершению крупнейшее достижение марксистско-ленинской науки - многотомное издаете сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса, подготовленное Институтом Маркса - Энгельса - Ленина при ЦК ВКП (б). И не случайно давнишнее желание Маркса, план, который лелеял Энгельс до самых последних дней своей жизни, - "здание "полного собрания сочинений и притом не выпусками, а сразу целыми томами" (стр. 409) - смогло быть осуществлено впервые именно на русском языке. Россия была той страной, где учение марксизма нашло на рубеже XX в. наиболее широкое распространение, где оно было развито и поднято на новую ступень гением Ленина и Сталина, где его правильность каждый день подтверждается на опыте построения первого социалистического государства.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - И. БАХ:

Комментарии: