TADEUSZ LEHR SPLAWINSKI. O pochodzeniu i praoj czvznie slowian. Poznan. 1916. 237 str.

ЛЕЕР-СПЛАВИНСКИЙ Т. О происхождении и прародине славян.

Исследование выдающегося польского лингвиста посвящено научно-актуальной проблеме этногенеза славян, которой в настоящее время уделяют так много внимания советские историки. Об этногенезе славян было высказано много противоречивых суждений. Обилие научных теорий свидетельствует не только о сложности самой проблемы, но и о том, что попытки её разрешения до сих пор не удовлетворяли исследователей. Из этого вытекала необходимость вновь пересмотреть вопрос, тем более что с развитием научных знаний совершенствовались и методы изучения этого сложного вопроса. Если одни из исследователей главным образом исходили от данных сравнительного языкознания, то другие пользовались также данными археологии и другими вспомогательными науками и, таким образом, подходили более углублённо к исследуемому вопросу.

Основным недостатком многочисленных теорий об этногенезе славян является то, что проблема этногенеза славян заменялась проблемой пранарода, праязыка и прародины. Во всех этих теориях славяне выступают как уже сформировавшееся в этническом отношении единство. При этом оставался открытым вопрос: как же образовалось это этническое славянское единство? Между тем только постановка вопроса об этногенезе славян открывает новые пути в исследовании вопроса о месте жительства славян.

Под влиянием индоевропейских теорий языкознания в исторической науке долгое время господствовала теория об азиатской прародине европейских народов. Исследователи исходили из ошибочного представления, будто общеарийское племя, как известное этническое единство, жило некогда на первоначальной азиатской родине и говорило на одном, общем языке. Сторонники азиатской теории, однако, допускали, что арийцы пришли в Европу не на пустое место, а столкнулись с её аборигенами неарийского происхождения. Последним ещё не было известно употребление металлов, тогда как арийцам они были знакомы ещё на первоначальной азиатской прародине. Согласно этой теории, славяне принадлежат к западной ветви арийского племени, которое, в свою очередь, распалось на две группы: северо-европейскую, или германо-славянскую, и южно-европейскую, или греко-итало-кельтскую. Первая надвинула на историческую сцену германцев и славяно-литовцев; славяне-литовцы впоследствии, в свою очередь, разделились на славян и литовцев. Славяне и германцы заняли Срединную и Бостонную Европу. Сначала славяне обособились от германцев, а затем, несколько позже, - и от литовцев. Эта "азиатская" теория происхождения славян поддерживалась в русской буржуазной историографии такими видными исследователями, как С. М. Соловьёв и В. О. Ключевский. Первый полагал, что славяне, выйдя из Азии, поселились на Дунае, который стал для славян прародиной, откуда и началось расселение славян. В данном случае С. М. Соловьёв полностью следует нашей летописной традиции. В. О. Ключевский внёс некоторые поправки в теорию своего учителя. Согласно его теории, славяне, поселившись на Дунае, потом передвинулись к Карпатам, которые и стали второй прародиной славян.

В польской историографии такие выдающиеся исследователи, как М. Бобржинский, В. Смоленский и А. Брюкнер, остались верны традиционной азиатской теории, хотя стройное её здание уже было расшатано ударами научной критики. Азиатская теория и теперь ещё не сошла окончательно с исторической сцены. В последнее время в её защиту выступил польский этнолог К. Мошинский, который считает, что истоки славянского языка находятся на Востоке, "правдоподобно в Азии, на северном пограничье великой степи". Мошинский основывает свои выводы на данных сравнительного языкознания, вместе с тем относясь отрицательно к данным археологическим¹ .

По справедливому замечанию Т. Леер-Сплавинского, К. Мошинский в дальнейшем приближается к сторонникам восточноевропейской прародины славян, отмечая, что "где-то уже за несколько сот лет до н. э. славяне занимали огромное пространство от диких полей вплоть до побережья Балтики включительно" (стр. 10).

Азиатская теория, созданная главным образом немецкими историками, вызвала отпор со стороны славянских исследователей. Уже Иосиф Добровский утверждал, что славяне являются в Европе такими же стародавними поселенцами, какими являются греки, германцы и римляне. Известный польский историк Иоахим Лелевель утверждал, что славяне, хотя и под другими названия-

¹ Maszynski K. "Kultura ludowa slowian". T. II. Krakow. 1933.

ми, не менее двух тысяч лет живут в местах нынешнего поселения своего - между Одером, Вислой, Неманом, Днепром, Днестром и Дунаем. Вслед за этим польским историком Юрий Венелин также предполагал, что "славяне суть старожилы в Европе, наравне с греками и латинянами".

Павел Шафарик, известный автор "Славянских древностей", отмечал, что ни одному из исследователей североевропейских древностей не приходило в голову, что "славяне были там старожилами, древнейшими обитателями". Шафарик утверждал, что прародиной славян были северо-западные и северо-восточные отроги Карпат, т. е. области, приблизительно совпадающие с пределами нынешней Галиции, Волыни и Подолии. Гипотеза Шафарика прочно вошла в обиход пауки. Она оказала известное влияние на теорию В. О. Ключевского о двух славянских прародинах. И. Е. Забелин, Д. И. Иловайский и Д. Я. Самоквасов не только были сторонниками глубокой самобытности славян в Европе, но даже находили возможным генетически связывать славян с древними скифами. Впрочем, эта теория скифского происхождения славян не получила всеобщего признания. Однако замечание И. Е. Забелина, что скифы-пахари жили по обеим сторонам Днепра, к северу, по крайней мере до Киева, где впоследствии жили поляне, заслуживает внимания. По словам Н. П. Загоскина, "мысль а генетической связи славян с древними скифами представляется весьма вероятной, так как нельзя же в самом деле допустить, чтобы обширное славянское племя появилось на арене истории из ничего. Но это мнение, - в этом следует сознаться, - до сих пор остается на уровне более или менее удачной и остроумной гипотезы"² .

До конца XIX в. теория П. Шафарика о прародине славян была господствующей в науке. В начале XX в. известный профессор Пражского университета Любор Нидерле приступил к пересмотру суждений П. Шафарика о "Славянских древностях", имея в своём распоряжении новый богатейший археологический материал. Л. Нидерле, автор монументального труда "Славянские древности", в основном примыкает к теории Шафарика, допуская, однако, возможность расширения территории прародины славян на западе - за Вислу, а на востоке - на бассейн Днепра с Десной, Припять и Березину. Граница славянской прародины простиралась, по мнению Нидерле, от Карпат до Могилёва на Днепре на северо-востоке, от Вислы на северо-западе до Киева на юго-востоке³ .

Однако теория Шафарика - Нидерле уже не удовлетворяла исследователей. Профессор Краковского университета Ростафинский на основании данных общеславянского словаря о растениях и животных, обитавших на славянской прародине, ищет её в Центральной России⁴ , а профессор того же университета Разводовский, анализируя названия рек в Центральной и Восточной Россия и убедившись в индоевропейском происхождении большей части этих названий, считает, что прародина славян значительно восточнее, "где-то за Неманом и Днепром"⁵ .

К проблеме славянской прародины обратился и акад. А. А. Шахматов. Балтийцы и славяне, по мнению А. А. Шахматова, некогда составляли одну семью, а потом, спустя несколько веков, разделились на две новые семьи - балтийскую и славянскую. Первоначальным же местом жительства славян А. А. Шахматов считает балтийское побережье, а именно - южное течение Немана и Западной Двины⁶ . Однако, по Шахматову, это была только первая прародина славян, откуда они после передвижения готов на юг двинулись на запад и заняли опустевшую Привислинскую низменность. Таким образом, Привислинский край можно считать второй родиной славян. Впрочем, теория А. А. Шахматова не встретила поддержки со стороны специалистов. Проф. М. К. Любавский справедливо отметил, что "это мнение, опирающееся главным образом на филологические соображения, пока ещё остаётся в стадии гипотезы и нуждается в дальнейших размышлениях"⁷ . Затем теория А. А. Шахматова подверглась обстоятельной критике со стороны лингвиста Г. А. Ильинского⁸ .

Акад. А. И. Соболевский, не ставя перед собой специальной задачи определения прародины славян, вместе с тем коснулся проблемы их этногенеза. По его мнению, славяне появились на стыке двух этническо-лингвистических элементов, из которых один был близок к бал гам и был общим языком для славяно-балтийских племён, а другой представлял собой скифское наречие. Смешение обоих наречий произошло за один - два века до н. э. на территории Прибалтики.

Наконец, теории о славянской прародине были дополнены теорией археологов Я. Костжевского и Л. Козловского. Оба учёные считают, что так называемая лужицкая культура была культурой расширенной территории славянской прародины до Средней Лабы на западе и до Буга на востоке, от устья рек Одры и Вислы на севере до Карпат на юге (стр. 11).

Эти разнообразные и противоречивые теории свидетельствуют о тех трудностях, которые стояли перед исследователями.

Необходимо отметить, что исследователи уже не довольствуются одними филологическими данными, их круг источников стал значительно разнообразнее. Оки пользуются данными археологии, антропологии и исто-

² Загоскин Н. "История права русского народа". Т. I, стр. 311. Казань. 1890.

³ Niderle L. "Manuel de l'antiquite slave". T. XI.

⁴ "Известия отделения", XXV, стр. 423.

⁵ T. Lehr-Splawinski, стр. 10. "Известия отделения", стр. 123.

⁶ Шахматов А. "Введение в курс истории русского языка". Птгр. 1917.

⁷ Любавский М. "Лекции по древнерусской истории до конца XVI века", стр. 31. М. 1915.

⁸ Ильинский Г. "Проблема славянской прародины в научном освещении А. А. Шахматова". "Известия отделения". Т. XXV, стр. 119 - 436.

рической этнологии, - другими словами, их метод комбинированный. Однако поставленная исследователями проблема всё же, по существу, не была разрешена.

Новое исследование проф. Т. Леер-Сплавинского посвящено тому же вопросу - о происхождении и прародине славян. Его работа была написана в тяжёлые годы немецкой оккупации, когда польским учёным было запрещено заниматься наукой и когда учёный получал тайком из библиотеки нужные ему для работы книги.

Т. Леер-Сплавинский отказался от одностороннего филологического метода А. А. Шахматова и применил комбинированный метод Л. Нидерле и др. Он признаёт, "что поставленная им проблема не может быть разрешена без помощи других вспомогательных наук, среди которых археология по праву должна занять виднейшее место. В этом отношении Т. Леер-Сплавинский разошёлся с польским исследователем К. Мошинским (стр. 144). Впрочем, данные сравнительной лингвистики всё же занимают первое место в его труде.

К сожалению, исследователю не были доступны как труды советских учёных, так и материалы археологических раскопок, которые так планомерно производились в СССР.

Исследование Т. Леер-Сплавинского распадается на две части. В первой в крайне сжатой форме излагается точка зрения автора (стр. 1 - 144). Вторая часть посвящена "примечаниям", в которых часто содержатся ценные исследования по отдельным вопросам (стр. 144 - 223).

В исследовании Т. Леер-Сплавинского семь глав.

Первая глава посвящена "наидревнейшим историческим сведениям о славянах". Во второй главе автор изучает место праславянского языка в языковой индоевропейской семье. В третьей главе рассматривается "местопребывание славян в свете географических названий". Четвёртая глава посвящена "перспективам доисторическо-этническим". Пятая глава касается "перспектив антропологических". В главе шестой рассматриваются "показатели этнографические и социально-правовые". Наконец, в последней главе подводятся итоги исследования.

Уже одно перечисление глав исследования Т. Леер-Сплавинского свидетельствует о том, что в основе его лежат данные языка. Свидетельства археологических памятников, данные антропологии, этнографические и социально-правовые имеют лишь вспомогательное значение.

Помещённый в N10 "Вопросов истории" за 1946 г. автореферат проф. Леер-Сплавинского достаточно обстоятельно излагает ход исследования автора, что избавляет нас от необходимости реферировать соответствующие главы его работы. Мы остановимся лишь на вопросе о лужицкой культуре, который вызвал значительные разногласия среди исследователей.

Немецкая археологическая школа считала лужицкую культуру либо немецкой либо этнически иллирийской. Польская школа в лице Я. Костжевского, Л. Козловского и Т. Сулимирского относит её к праславянской. Впрочем, в последнее время Л. Козловский отошёл от своей первоначальной точки зрения, полагая, что в начальной стадии своего развития лужицкая культура представляет неотделившееся прибалтийско-славянское население, и только с выделением прибалтов в начале железного века лужицкая культура осталась на территории, заселённой приславянским населением (стр. 207).

Сам же Т. Леер-Сплавинский полагает, что лужицкая культура не была ни немецкой, ни иллирийской, ни праславянской. Она была общей для трёх племенных групп: праславянской, иллирийской и кельтской (стр. 104 - 105). Однако, по мнению автора, весьма правдоподобно, что на праславянской территории, охваченной полностью лужицкой культурой, она в дальнейшем своём культурно-этническом развитии сыграла важную роль, более значительную, чем в кельтском или иллирийском районах (стр. 103).

Чтобы в этом убедиться, Т. Леер-Сплавинский прослеживает дальнейшие судьбы доисторического развития на польской территории, которые он представляет в следующем виде. В конце бронзового века заметна "сильнейшая экспансия" лужицкой культуры на восток - на территории Волыни, Подолии и части Украины (стр. 103), где она столкнулась с так называемой комаровской культурой бронзового века за 1500 - 1300 лет до нашей эры. Автор полагает, что эта культура была, "без сомнения", фракийской, по обеим сторонам Карпат, до северо-западного побережья Чёрного моря (стр. 103). От смешения лужицкой культуры с фракийской в конце бронзовой эпохи и в начале железного века, приблизительно в 700 - 600 гг. до н. э., на территории Верхнего Днестра, в глубине Волыни и Подолии, возникает "новая культурная группа", отличная от лужицкой, и которую принято называть культурой высоцкой (стр. 103). Население на этой территории, как принято считать в науке, известно под именем невров, о которых упоминает Геродот (стр. 104) и которых Т. Леер-Сплавинский считает, бесспорно, славянскими. Таким образом, лужицкая культура стала одной из составных частей культуры высоцкой. Рядом с этим лужицкая культура распространилась на Кашубское поморье и также стала "основным элементом в кристаллизации целого культурного района, который мы вправе признать праславянским" (стр. 105). Группа кашубской культуры, отличная от других локальных групп лужицкой культуры, стала перерастать в отдельную культуру, с погребением в каменных гробах (стр. 105). Т. Леер-Сплавинский считает более правильным назвать её культурой поморской (стр. 105). Справедливо отмечая, что нет никаких оснований говорить о германском влиянии на формирование поморской культуры, Т. Леер-Сплавинский считает, что "так называемая поморская культура представляет особую стадию в развитии лужицкой культуры на общей с ней этнической основе" (стр. 105). Эта

поморская культура встретилась в Польше с другим этапом в развитии лужицкой культуры, которую принято называть культурой гробов колпачных. Эта культура между 700 - 400 гг. до н. э. распространилась на всей" Средней Польше, на юге доходя до Нижней Силезии, а на востоке она охватывала Полесье, Волынь, Червоную Русь. На большей части этой территории происходило смешение обеих культур (стр. 106). По мнению Т. Леер-Сплавинского, население культуры поморской, передвигаясь с севера, растворило в своей среде местные потомки старого, лужицкого населения. В период культуры гробов колпачных распространяется погребение в ямах, которое стало новым этапом в развитии культуры на основе лужицкой культуры с примесью культуры поморской и гробов колпачных (стр. 107).

Культура погребения в ямах, известная под именем пшеворской была близка к культуре так называемой оксывской, от которой она отличалась металлическими изделиями. По мнению автора, эта культура связана с последними фазами культуры поморской, и нет никакого основания считать её германской. Если в ней имеются черты, сближающие её с германскими культурами, главным образом в области металлических изделий, то их проникновение - результат культурных влияний и ввоза готовой продукции из Скандинавии. Культура погребения в ямах, в своих группах, пшеворской и оксывской, можно признать, по мнению автора, "за доисторическое свидетельство дальнейших фаз в кристаллизации этническо-языковой праславянской общности" (стр. 108).

На той же территории незадолго до наступления н. э. появляется новый элемент в образовании языковой топномастики польских земель, а именно германской (стр. 109). Незадолго до нашей эры население Поморья группы оксывской культуры погребения в ямах подверглось нападению прибывшего морем из Скандинавии германского племени, возможно, готов или родственных им гепидов (стр. 109).

С момента наездов готов на Поморье появляются первые исторические сведения, касающиеся привислянской территории, какие находятся у Плиния Старшего, Тацита или же географа александрийского Птоломея во II в. н. э. (стр. 110). Название венетов, о которых вспоминают Плиний и Тацит, по мнению Т. Леер-Сплавинского, "очевидно, относится к территории оксывского погребения в ямах, а может быть, и ко всей той культуре" (стр. 111).

Изучение этническо-культурного развития на территории от р. Лабы до р. Волги, начиная с конца эпохи неолита вплоть до исторических времён, приводит Т. Леер-Сплавинского к выводу, что с небольшими изменениями основным географическим центром, где происходили этническо-культурные встречи и изменения, была территория бассейна Одры и Вислы, "которую и следует признать за собственную колыбель и прародину славянского племени" (стр. 114). В последних двух главах Т. Леер-Сплавинский стремится восстановить праславянский антропологический тип с привлечением более поздних этнографических и социально-правовых данных.

В итоге своего исследования вопроса о происхождении и прародине славян Т. Леер-Сплавинский приходит к следующим выводам:

1. Основным этническо-языковым базисом, из которого выросли праславяне, была индоевропейская народность культуры шнуровой керамики, распространившаяся из-за Одры и встретившаяся с племенами, происходившими из северо-восточного пограничья Европы и Азии, представленными культурой гребенчатой керамики, этническо-языковыми предками угрофинских народов.

2. В результате ассимиляции населения с более высокой культурой шпуровой керамики на огромном пространстве, которое тянется от Одры до бассейна Оки и Средней Волги, образовалось прибалтийское объединение, с точки зрения языковой индоевропейское: с антропологической точки зрения то было смешением элементов нордических, представленных индоевропейским населением шнуровой керамики и лапидальной расы восточно-европейской, с угро-финской основой. Первый из факторов был сильнейшим и преобладающим на всей территории.

3. Образование этническо-языкового объединения протобалтийских предков позднейших балтов и славян было результатом проникновения культуры шнуровой керамики из Срединной Германии на этническо-языковой праугрофинской основе.

4. Тогда же образовалась общность языковая балтийская, славянская и германская, причём объединение славян более связано в словарном отношении с группой германцев, чем балты.

5. Население культуры шнуровой керамики является предками позднейших германцев, славян и балтов, причём наречие восточно-индоевропейское позднейших славян и балтов разнилось от западно-индо-европейского наречия позднейших германцев.

6. Новое индоевропейское вторжение, падающее на начало бронзового века, исходит с той же территории, что и первое вторжение - "шнуровцев". Это было население, говорившее на одном языке, сначала представленное унетыцкой культурой, которая во второй период бронзового века переросла в так называемую культуру лужицкую.

7. Период культуры лужицкой охватывает почти тысячелетие (1300 - 400 г. до н. э.) и является первым этапом в образовании праславянской общности и сопровождался отрывом от протобалтийской территории. С этого времени была разорвана языковая общность предков позднейших балтов и славян. Тогда протобалты и протославяне были обособлены в этническо-языковом отношении.

8. Культура лужицкая может быть отождествлена с первобытными венетами. Она - новый момент в развитии языка предков славян, хотя, поскольку нам неизвестен венетский язык, невозможно определить его точно. Несомненно, что отдельные венетские

слова сохранились в отдельных народных словах.

9. Формирование культуры поморской было третьим моментом в образовании праславянского объединения в период железного века (700 - 400 гг. до н. э.). Поморская культура распространяется к югу, где она встречается в Польше с эволюцией лужицкой культуры, так называемой культурой колпачных гробов.

10. Этот процесс культурных изменений продолжается несколько столетий и, конечно, оказал влияние на эволюцию праславянской языковой общности, хотя положительных данных о конкретных изменениях нет в распоряжении исследователя.

Н. Четвёртая стадия в кристаллизации этническо-языкового праславянского объединения связана с так называемой культурой погребения в ямах. Она совпадает с упоминаниями о венетах Плиния, Тацита и Птоломея.

Таков ответ Леер-Сплавинского на поставленные им три вопроса.

Интересное и ценное исследование Т. Леер-Сплавинского - новая попытка разрешить вопрос о происхождении и прародине славян с точки зрения индоевропейской теории. В методологическом отношении труд Леер-Сплавинского делает известный шаг вперёд по сравнению с трудами других индоевропеистов. Славяне не выступают на прародине, отмеченной Леер-Сплавинским, как уже сложившийся этническо-языковый и культурный элемент. Он формируется в длительном процессе встреч и скрещения разных этническо-языковых и культурных элементов. Таким образом, происхождение славян - длительный, вековой процесс. Это теоретическое положение - основной стержень всего исследования Леер-Сплавинского. В этом отношении труд его представляет выдающееся явление в европейской историографии. Т. Леер-Сплавинский справедливо считает, что процессы этногенеза и формирования языкового единства отнюдь не являются результатом однолинейного развития одного племени. Взаимные связи и скрещение отдельных племён в конечном итоге содействовали образованию единой этнической общности, известной под именем славян. Таким образом, в методологическое отношении труд Леер-Сплавинского кажется приближающимся к учению творца яфетической теории - Н. Я. Марра, утверждавшего, что скрещение - "процесс, столь ж" необходимый вначале для зарождения вообще человеческой речи, как впоследствии для выработки новых, более совершенных её типов и для зарождения многочисленных видов и подвидов"¹⁰ .

Леер-Сплавинский оканчивает своё исследование показом того, где окончательно сложилась этническая общность славян, занимавшая определённую территорию (прародину), единую в языковом отношении. Разделяя теорию прародины и праязыка. Т. Леер-Сплавинский выступает чистейшим индоевропеистом, который отличается от А. А. Шахматова, М. С. Грушевского, Л. Нидерле тем, что он нашёл прародину славян в другом месте. Хотя ему нельзя отказать ни в огромных, всесторонних знаниях источников, ни в тонкости наблюдений, однако эти поиски таинственной прародины славян - лучший показатель того, что в действительности не было ни прародины славян, ни дальнейшего её распада вследствие массовой миграции.

Хотя Т. Леер-Сплавинский не ставит вопроса об индоевропейской прародине, но она у него существует где-то в Центральной Европе, где уже в конце неолитической эпохи стали выделяться какие-то этнические и языковые группы, которые продвигались на восток, где они смешивались в этническо-языковом и культурном отношении с местными аборигенами.

В действительности, несмотря на внешнее сходство между методологическими приёмами Н. Я. Марра и Т. Леер-Сплавинского, между ними существует огромная разница в соотношении процесса этногенетического развития. Т. Леер-Сплавинский, находясь, как и другие польские археологи, под известным влиянием немецкой археологической школы (во главе с Коссины), лёгшей в основу фашистского расизма, представляет себе этногенетический процесс весьма односторонне. Более культурные племена, идущие с запада, из Центральной Германии, ассимилируют первоначальные поселения, местный "этногенетический субстрат", который в процессе скрещения с пришлым этногенным элементом полностью в нём растворяется. Таким образом, местному "этногенному субстрату", который рассматривается исследователем как некая абстрактная этническая категория, отводится чисто пассивная роль - быть одним из этнических ингредиентов нового этногенетического образования. При такой постановке вопроса об этногенезе славян Т. Леер-Сплавинский не принимает во внимание той культурной среды, которая является результатом творческой деятельности местного "этнического субстрата".

Такой взгляд на существо процесса этногенеза далёк от взглядов Н. Я. Марра и совпадает со взглядами археологической школы Коссины. В основе марксистского понимания этногенеза лежит процесс развития производительных сил, переход от одной стадии общественного развития к другой, сопровождаемый этническими скрещениями на основе общей тенденции к этнической "интеграции".

Никак нельзя согласиться с Т. Леер-Сплавинский. М, будто культура шнуровой (верёвочной) керамики является результатом миграций с запада, равным образом как и культура ленточной керамики. Основной причиной смены культур является не то, что пришлое, более культурное поселение прививает местному поселению более высокую культуру, а общее развитие производительных сил.

Для нас появление, например, культуры верёвочной (шнуровой) керамики является не результатом миграции извне, но выражением общего процесса перехода от преобладания земледелия при культуре так назы-

¹⁰ Марр Н. Избранные сочинения. Т. I, стр. 131.

ваемой ленточной керамики к преобладанию скотоводства, а вместе с тем перехода от материнского рода к патриархату (как это в своё время показал ещё покойный Кричевский).

Т. Леер-Сплавинский считает образование лужицкой культуры результатам миграций из Германии, тогда как в действительности её образование имеет самостоятельное значение и не связано с миграционными культурными веяниями, идущими из Германии. В исследовании Т. Леер-Сплавинского "нордический элемент" выступает повсюду как "демиург" исторического процесса. Таким образом, Т. Леер-Сплавинский находится полностью под влиянием немецкой археологической и исторической науки, которая пытается всю раннюю и позднюю культуру славянских народов, в особенности поляков, объяснить влиянием культуры, идущей из Германии. Стоит только вспомнить рассуждения фашистских "историков" об отсутствии у славян, и у поляков в частности, собственной культуры. Славяне, по их мнению, - лишь "субстрат" для усвоения более высокой, немецкой культуры. Т. Леер-Сплавинский, разумеется, не разделяет подобной точки зрения, но, тем не менее, его исследование льёт воду на мельницу фашистской историографии. Вместе с тем Т. Леер-Сплавинский чрезмерно расширяет территорию намеченной им "прародины" славян. В её состав автор включает территорию собственно Польши, Галицию и Волынь, т. е. в основном всю территорию Польши, но для такой распространённой "прародины" славян нет никаких оснований, даже если только оперировать данными, приводимыми самим исследователем.

Все свои выводы Т. Леер-Сплавинский основывает главным образом на данных топонимики, однако топонимический материал требует осторожного к себе отношения, и с рядом наблюдений автора, вероятно, не согласятся многие из лингвистов. Во всяком случае, Е. Карский, А. Кочубинский, А. Шахматов расходятся в своих лингвистических наблюдениях с краковским учёным, а вся "топонимика" для Т. Леер-Сплавинского - это основной материал, который лишь дополняется археологическим материалом.

Большой труд Т. Леер-Сплавинского лишний раз доказывает полную несостоятельность объяснения этногенеза славян с точки зрения индоевропейской теории непрерывных миграционных потоков, неизвестно по каким причинам направляющихся на восток.

Верный индоевропейской теории, Т. Леер-Сплавинский не считается с культурным развитием Восточной Европы. Между тем последняя уже в неолитическую эпоху отнюдь не была единой в культурном отношении. Неолитические стоянки разбросаны по всей Восточной Европе, от Урала до Балтийского моря, от Белого моря до морей Чёрного и Каспийского. Неолит в Восточной Европе охватывает несколько тысячелетий. Для его конца на юге Восточной Европы характерна культура полей погребения. Она известна под названием трипольской культуры по имени м. Триполья, в окрестностях которого была открыта эта культура. Памятники последней найдены под Киевом, в Подолии, Бессарабии, Галиции, Семиградии, Молдавии, Фракии, Фессалии. Археологические раскопки открывали новые районы трипольской культуры, которой посвящены замечательные исследования Т. Пассек. Для трипольской культуры характерны своеобразная роспись сосудов, остатки глиняных мазанок, орудия из камня, рога и кости, приручение животных, а также зачатки земледелия.

В Восточной Европе в конце неолитической эпохи южный неолит существенно отличался от северного. Конечно, выяснить этническую принадлежность населения периода трипольской культуры не представляется возможным вследствие отсутствия каких бы то ни было данных. Но если, по мнению Т. Леер-Сплавинского, в конце эпохи неолита на территории Польши господствующим типом культуры была культура гребенчатой керамики, то юг Восточной Европы был представлен более высокой культурой, среди предметов которой попадались и изделия из меди.

Распространение культуры бронзового века в Юго-Восточной Европе было результатом известного влияния со стороны Эгейского моря и государств Малой Азии. В то же время Прикарпатье входило в области влияния среднедунайской или адриатической бронзовой культуры. Конечно, на территорию Юго-Восточной Европы могли проникать памятники бронзовой культуры как с Запада, так и с Востока, при несомненном преобладании предметов Востока. Поэтому следует признать значительным преувеличением Леер-Сплавинского, будто индоевропейское население с началом другого тысячелетия до н. э. охватило огромные пространства Европы, доходя на западе до Рейна, а на востоке до Волги и предгорий Кавказа (стр. 202). Никто из исследователей не отрицает, что под названием венетов надо понимать славянские племена. В этом случае следует поставить вопрос, была ли территория венетов западной границей славянских поселений или она была прародиной славян, возникшей в результате распада индоевропейской этническо-языковой общности. С нашей точки зрения, венетская прародина - только западная граница славянства, а венеты - только основная этническая база в процессе формирования западного славянства вообще и польского в частности.

Рассматривать здесь во всём объёме вопрос со этногенезе славян не представляется возможным. Это проблема огромной важности и нуждается в самостоятельном исследовании. Мы же ограничимся лишь указанием, от каких теоретических предпосылок мы должны отправляться при изучении вопроса об этногенезе вообще. Проблеме этногенеза уделяли много внимания классики марксизма-ленинизма и ряд выдающихся советских учёных, в особенности акад. Н. Я. Марр.

Н. Я. Марр, творец яфетической теории, писал: "Процесс возникновения племени, а тем более народа, это длительный акт нара-

стания всё новых и новых скатывавшихся в один клубок слоев не только в различные эпохи но и в различных местах"¹¹ .

Подводя итоги взглядам Н. Я. Марра по вопросу об этногенезе, А. Д. Удальцов справедливо замечает: "Таким образом, основной процесс этногенеза - это процесс развития от множества к единству, процесс этнической интеграции"¹² .

Конечно, "наряду с этим основным, ведущим процессом, не отменяя его, проявляется одновременно и вторичный, побочный процесс этнической диференциации, процесс распадения более крупных племён, народов, народностей, и образование как бы основных племён и народов, отчасти на почве локальных скрещений"¹³ .

"Диалектика обоих процессов в их общей связи и создаёт своими противоречиями, а равно и неравномерностями развития отдельных племён и народностей, развивающихся то более быстро, то более замедленными темпами, - ту конкретную для каждой данной эпохи объективную этническую многообразную действительность, которая и составляет предмет изучения этногенетики¹⁴ .

В труде Т. Леер-Сплавинского развитие этногенетического процесса идёт обратным путём - от единства к множеству. Согласно нашей теории, венеты отнюдь не представляли собой славянской этнической общности. Они были лишь одним из протославянских этнических элементов, представлявших собою продукт племенных скрещений.

Другим компонентом протославянской этнической общности были анты и склавины, о которых говорят византийские писатели VI в. и которые, в свою очередь, также являются продуктом разнообразных этнических скрещений. От скрещения этих трёх этнических славянских элементов складывается первоначальное ядро славянской общности. "В своём дальнейшем расширении, - говорит А. Д. Удальцов, - эта общеславянская народность, скрещиваясь с близкими ей народностями лугийской, иллирийской, отчасти алано-сарматской, всё более и более консолидируется, а в то же время и диференцируется, давая начало различным племенам и народам восточных, русских, западных и южных славян, сходных и в то же время отличных друг от друга"¹⁵ .

Не следует, конечно, упускать из виду, что "самые формы и степени таких скрещений аккультурации могут быть весьма различны в зависимости и от уровня развития взаимодействующих племён или народов и от конкретных исторических условий этого процесса".

Таким образом, мы никак не можем согласиться с основной методологической установкой автора. Леер-Сплавинскому не были знакомы последние работы русских этнографов и археологов. Это произошло и не по вине автора. Всё же нельзя ограничиваться при исследовании поставленного им первостепенной важности вопроса только польскими, немецкими и отчасти финскими работами, в которых часто можно встретить много субъективизма, ненаучных и антинаучных теорий и приёмов исследования, и принимать их выводы почти без критического анализа. Вследствие этого проблема этногенеза у автора получила одностороннее освещение.

Акад. В. Пичета

¹¹ Марр Н. Избранные сочинения. Т. V, стр. 13.

¹² Удальцов А. "Теоретические основы этногенетических исследований". "Известия АН СССР". Серия истории и философии. Т. I, N6, стр. 257. М. 1944.

¹³ Там же, стр. 257 - 258.

¹⁴ Там же.

¹⁵ Удальцов А. Указ. соч., стр. 258.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. ПИЧЕТА:

Комментарии: