Libmonster ID: RU-16526
Автор(ы) публикации: А. П. ШЕСТОПАЛОВ

После выступления Александра II 30 марта 1856 г. перед предводителями московского дворянства, послужившего первым шагом на пути к освобождению крепостного крестьянства, в Министерстве внутренних дел развернулась работа по выработке общего плана реформы. Начать было решено с составления исторической записки о крепостном праве в России, написание которой было поручено товарищу (заместителю. - А. Ш.) министра внутренних дел А. И. Левшину. По его мнению "нужно было пересмотреть все законодательство русское с уложения царя Алексея Михайловича и, если не прочитать, то пройти со вниманием все собрание законов". Было очевидно, что как бы ни велась дальше разработка "общего плана", без такого обобщающего документа обойтись было нельзя. Сама по себе достаточно трудная, задача эта осложнялась секретностью всей деятельности в этом направлении, неукоснительного соблюдения которой требовал Александр II. Объясняя ее необходимость, Левшин писал: "Тайна была нужна и страшна потому, что боялись преждевременного открытия ее миллионам крепостных людей"1 . Это ограничивало даже возможность привлечения к работе требуемого числа сотрудников. Над запиской работал один Левшин, ему помогали два чиновника. Историческая записка была закончена лишь к концу 1856 г. и 20 декабря представлена министром внутренних дел С. С. Ланским Александру II вместе с докладом, в котором обосновывалась необходимость создания особого комитета для выработки основных принципов будущей реформы.

Этот комитет должен был быть "не временным, но постоянным, не только рассуждающим, но и действующим; он не должен останавливаться на вопросах, ему предложенных, но самому себе их предлагать, или сбирать в публике и разрешать...". В состав его, по мысли автора доклада, должно было войти ограниченное число лиц, "убежденных в необходимости идти к новому порядку". Кроме "верховного комитета" предлагалось создать ряд "временных, так сказать, технических комитетов из составителей проектов об освобождении крестьян, из благонамеренных помещиков и некоторых представителей дворянства". Эти комитеты должны были заниматься практическими вопросами 2 .

Предложение Ланского о создании Верховного комитета не являлось чем-то новым, особые комитеты являлись традиционной формой обсуждения государственных преобразований в XIX веке. Однако, принимая предло-


Шестопалов Александр Павлович - кандидат исторических наук, профессор Московского гуманитарно-экономического института

стр. 39


женную министром организационную форму, Александр II вовсе не собирался следовать рекомендациям Ланского по существу. Новое учреждение создавалось в глубочайшей тайне (сам министр не склонен был делать его "секретным", полагая, что секретность прежних комитетов была одной из главных причин неуспеха их проектов), а его кадровый состав явно противоречил пожеланию Ланского составить его из лиц "убежденных в необходимости идти к новому порядку". Последнее вообще было неосуществимо. Высшая петербургская бюрократия не принадлежала к числу искренних сторонников крестьянской реформы, а приглашать в комитет для обсуждения основного государственного вопроса университетских профессоров, литераторов, "красных" чиновников типа Н. А. Милютина, казалось делом несерьезным.

Формирование комитета было поручено председателю Государственного совета и Комитета министров князю А. Ф. Орлову. В представленном 29 декабря 1856 г. докладе императору Орлов предложил включить в состав комитета следующих высших сановников империи: Д. Н. Блудова, В. А. Долгорукова, П. П. Гагарина, С. С. Ланского, В. Ф. Адлерберга, К. В. Чевкина, М. А. Корфа и Я. И. Ростовцева3 . Делопроизводителем нового комитета был назначен государственный секретарь В. П. Бутков. Именно они, вместе с министром финансов П. Ф. Броком и самим Орловым и составили новый Секретный комитет, первое заседание которого состоялось 3 января 1857 г. в Зимнем дворце в кабинете императора. "Для избежания разных толков" приглашения на 3 января были разосланы только накануне4 .

В состав комитета вошел весь цвет высшей российской бюрократии, влиятельнейшие сановники, демонстрировавшие свой высокий профессиональный уровень и преданность престолу на протяжении нескольких десятилетий. В этом составе не хватало лишь Киселева, бывшего послом в Париже, но комитет, да и сам император рассчитывали на его советы и консультации по крестьянскому делу. Большинство членов комитета были противниками освобождения крестьян, но иного выбора у императора не было. Заменить их другими, более сочувствующими крестьянскому делу, чиновниками, можно было лишь понизив статуальный уровень созданного учреждения. На подобные кадровые перестановки Александр II тогда еще не был готов.

Первым лицом Секретного комитета (исключая самого Александра II) был Алексей Федорович Орлов (1787 - 1861 гг.). Орлов являлся крупнейшим государственным деятелем своего времени. Внебрачный сын генерал-аншефа, графа Ф. Г. Орлова и полковницы Т. Ф. Ярославовой, Орлов получил домашнее образование, а затем учился в пансионе аббата Николя. В возрасте 14 лет поступил на службу в Коллегию иностранных дел, а в 1804 г. был переведен юнкером в лейб-гвардии Гусарский полк и вскоре произведен в корнеты. Алексей Орлов был участником войн 1805 и 1806 - 1807 гг. с Францией, проявил себя храбрым офицером в Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах русской армии 1813 - 1814 годов. Отличился в сражениях под Витебском, Смоленском, Красным, под Люценом, Бауценом, Дрезденом. При Бородино получил семь ранений, но выжил. В своей военной карьере Орлов дослужится до "полного" генерала - генерала от кавалерии.

В 1816 г. Орлов был пожалован во флигель-адъютанты к Александру I, в июне 1820 г. назначен генерал-адъютантом. 14 декабря 1825 г. Орлов остался верен верховной власти: он первым из полковых командиров привел к Николаю I вверенную ему часть, а затем с оружием в руках двинулся в атаку против мятежников. До конца дней император помнил услугу, оказанную ему Орловым, он приблизил его к себе, удостоив особым доверием и дружбой.

Во время русско-турецкой войны 1828 - 1829 гг. Орлов проявил себя как умелый и тонкий дипломат. Благодаря его усилиям в 1829 г. был подписан Адрианопольский мирный договор с Турцией. С этого времени Орлов постоянно использовался императором для различных дипломатических миссий и визитов.

стр. 40


После смерти А. Х. Бенкендорфа в 1844 г. он сменил его на посту шефа жандармов и главного начальника 3-го отделения Собственной Е. И. В. канцелярии, одновременно получив назначение командующим Императорской Главной квартирой. Пользуясь неограниченным доверием императора, Орлов, в свою очередь, был самым точным исполнителем воли монарха.

В царствование Александра II, попечителем которого Орлов являлся в конце 1830-х - начале 1840-х годов, его положение нисколько не изменилось. Сын Николая I с особым почтением и уважением относился к своему бывшему "дядьке". В феврале-мае 1856 г. Орлов возглавлял российскую делегацию на Парижском конгрессе, подведшем итоги Крымской войны, вновь проявив свои выдающиеся дипломатические способности. Вскоре он был назначен на высшие посты в бюрократической иерархии, возглавив Государственный совет и Комитет министров. Одновременно Орлов выполнял функции председателя Кавказского и Сибирского комитетов.

Страдая с конца 1850-х годов тяжелой болезнью, он в январе 1861 г. просил увольнения со всех должностей. Его смерть в мае 1861 г. была тяжелой утратой для любившего его императора.

Об Орлове много писали и говорили при жизни, его деятельность была у всех на виду. А. С. Пушкин в своем послании к нему писал: "О ты, который сочетал // С душою пылкой, откровенной // (Хотя и русский генерал) // Любезность, разум просвещенный...". Николай I отзывался о нем, как о человеке "надежном, умном и истинно русском". Характеризуя Орлова как блестящего царедворца, ловкого политика и удачливого дипломата, современники отмечали вместе с тем его эгоизм, лень, сибаритство. М. А. Корф, не любивший Орлова, оставил следующее суждение о нем: "Граф Орлов, никогда ничем не занимавшийся, холодный, себялюбец, никого уж теперь не обманывающий личиною благородства и рыцарства... не понимающий решительно никакого дела, при всех этих достоинствах в такой еще степени ленив, что даже и между русскими составляет изъятие и потому во всем не касающемся его личных интересов и интересов его друзей совершенно в руках и обладании своих подчиненных". Граф В. А. Соллогуб, хорошо знавший Орлова в последние годы жизни, с сожалением писал: "В старости ум его ослабел, память ему изменила, и он находился в состоянии, близком к помешательству; тем не менее все относились к нему с большим почтением, и проживавшие в провинции его бывшие знакомые или подчиненные считали, бывая в Петербурге, своею обязанностью его посетить"5 .

Когда встал вопрос о том, кто будет замещать председательское кресло (в отсутствие императора) в Секретном комитете по крестьянскому делу, двух мнений не было: Алексей Федорович Орлов. К тому времени Орлов был одним из крупнейших землевладельцев России: ему вместе с супругой принадлежало 171370 дес. земли и различных угодий в ряде губерний6 . Мироощущение и экономические интересы этого сановника были чрезвычайно далеки от дела, которое он вынужден был возглавить. Но уклониться было нельзя, с величайшей неохотой николаевский тяжеловес стал крупнейшим "крестьяноведом".

Дмитрий Николаевич Блудов по праву принадлежит к числу самых известных деятелей XIX века. Его отцом был рано умерший богатый владимирский помещик Н. Я. Блудов, матерью - Е. Е. Тишина. В числе близких родственников Блудова мы находим имя крупного государственного деятеля и поэта Г. Р. Державина. Получив хорошее домашнее образование, Блудов поступил на службу в Коллегию иностранных дел. С юности он отличался литературной одаренностью, писал критические статьи, эпиграммы, занимался переводами; в его друзьях числились В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, Н. М. Карамзин. В 1815 г. он был одним из основателей и активных участников литературного общества "Арзамас".

С воцарением Николая I в декабре 1825 г. Блудов был назначен в Верховную следственную комиссию по делу декабристов, именно его доклад о тайных политических обществах фактически послужил материалом для при го-

стр. 41


вора Верховного уголовного суда. Впоследствии Блудов оказался автором многих манифестов Николая I. На протяжении своей долгой государственной службы Блудов занимал множество ответственных постов и должностей. Среди них: Главноуправляющий духовными делами иностранных вероисповеданий (1828 г.), министр внутренних дел (1832 - 1839 гг.), член Государственного совета (1832 г.), Главноуправляющий 2-м отделением Собственной Е. И. В. канцелярии и председатель департамента законов Государственного совета (до 1861 г.), президент Петербургской Академии наук (1855 - 1864 гг.). На склоне лет Блудов был удостоен назначения на высшие бюрократические посты в Российской империи: в 1861 - 1864 гг. он председательствовал в Комитете министров, а в 1861 - 1863 гг. являлся председателем Государственного совета. Блудов был сторонником проведения постепенных реформ государственного аппарата при сохранении самодержавного правления. В 1857 г. он подал Александру II "Записку о судебных установлениях", предлагая разделение судебных и административных властей, ликвидацию сословных судов, введение суда присяжных. Вклад Блудова в разработку судебной реформы 1864 г. ощутим и бесспорен.

Оценки личности Блудова оказались, по преимуществу, положительны. Многие современники отмечали его скромность, удивительное обаяние, доброжелательность, отзывчивость, трудолюбие, образованность (Дмитрий Николаевич в совершенстве владел несколькими европейскими языками). Батюшков отзывался о нем как об "ослепительном фейерверке ума". Ф. Ф. Вигель в своих воспоминаниях отмечал: "Он часто удивлял меня своим умом, а впоследствии начинал меня им ужасать". Француз И. Оже был в восхищении от Блудова: "Быстрый, логический ум, обилие мыслей, живость и меткость выражений невольно заставляли признавать его превосходство над собою. Он чувствовал свое превосходство и давал его всем чувствовать; но это высокомерие не оскорбляло чужой гордости. Французский язык он знал со всеми особенностями, свободно владел им. Память у него была изумительная, он говорил как книга". По свидетельству П. И. Иванова, "будучи весьма небогат, граф Блудов, сделавшись весьма важным государственным сановником, не изменил ни образа жизни, ни характера в приемах, жил очень просто, был враг роскоши и блеска, не делал различия между посещавшими его по чинам, богатству и другим подобным соображениям, а смотрел только на ум и достоинства душевные, был ко всем неизменно любезен и доброжелателен... Граф Блудов обладал самой счастливой памятью, был неистощим в рассказах... Слушая его рассказы или поучительную беседу, никто не вспоминал, что находится в присутствии первого сановника в государстве"7 .

Став членом Секретного комитета по крестьянскому делу, Блудов всегда следовал в фарватере императорской политики; Александр II был неизменно доволен старым мудрым сановником, тонко чувствовавшим поступательный ход нового времени. Блудов не особенно продвигал дело вперед, но и не тормозил, в практической политике последнее оценивалось как "государственный взгляд на решение проблемы". Хотя Блудов и был небогат, тем не менее около 2500 дес. родовой земельной собственности (совместно с женой) в разных губерниях создавали определенное материальное благополучие 8 .

Граф Модест Андреевич Корф (1800 - 1876 гг.), происходивший из старинной немецкой баронской фамилии, был одним из самых образованных и замечательных людей своего времени. Сын сенатора, тайного советника барона Генриха-Ульриха-Казимира(Андрея Федоровича) и О. С. Смирновой в 1817 г. закончил Царскосельский лицей, где учился вместе с будущим канцлером князем A.M. Горчаковым и А. С. Пушкиным. Дарования Корфа особо раскрылись на службе во 2-м отделении Собственной Е. И. В. канцелярии. Фактический руководитель отделения М. М. Сперанский увидел в нем своего будущего "наследника" на государственном поприще, привлек его к работе над крупнейшими кодификационными трудами - 45-томным Полным собранием законов Российской империи и 15-томным Сводом законов. Сперанский же обратил внимание Николая I на молодого способного чиновни-

стр. 42


ка. Карьера Корфу была обеспечена. С мая 1834 г. он - статс-секретарь Е. И. В., с декабря того же года исполняющий должность государственного секретаря (утвержден в должности в январе 1839 г.), в 1843 г. Корф был назначен членом Государственного совета.

На этих постах Корф сблизился с придворными кругами и императорской семьей, пользовался расположением Николая I, назначавшего его руководителем дел различных правительственных комитетов и поручавшего ему редактирование важнейших государственных актов. "Это человек в наших правилах и смотрит на вещи с нашей точки зрения", - отзывался о Корфе Николай I. Будучи одним из самых квалифицированных юристов своего времени, Модест Андреевич читал курс правоведения младшим братьям будущего императора Александра II, а позднее и детям самого сына Николая I.

Корф был разносторонне одаренным человеком, энциклопедичность его познаний поражала современников. Перу Модеста Андреевича принадлежит ряд крупных исторических трудов: "Восшествие на престол императора Николая I", "Жизнь графа Сперанского" (в двух томах), "Брауншвейгское семейство". Корф явился одним из членов-учредителей Императорского исторического общества в 1866 году.

Александр II, как и его отец, всецело доверял Корфу. В декабре 1861 г. он назначается главноуправляющим 2-м отделением Собственной Е. И. В. канцелярии, с 1864 по 1872 гг. Корф возглавлял Департамент законов Государственного совета. Крупнейший законовед, он принимал активное участие в подготовке судебной и земских реформ. Консервативная основательность Корфа не помешала ему примкнуть в конце жизни к лагерю либеральной бюрократии.

Корф был наделен незаурядными деловыми качествами, столь необходимыми для чиновника, успешно совершавшего государственную карьеру, - умением быстро схватывать существо предмета, обобщать и приводить в строгий порядок множество разнородных и противоречивых данных, четко и ясно излагать самые запутанные вопросы и самое главное - огромной работоспособностью. Все это в сочетании с безупречной исполнительностью и благоговейной преданностью престолу обеспечило Корфу восхождение на самые высоты государственного управления. Вполне справедливую характеристику Корфу дал академик Я. К. Грот: "Деятельность свою он (Корф. - А. Ш.) умел окружить каким-то особенным блеском... Порядок делопроизводства был доведен до совершенства. Дела решались безостановочно; во всех канцелярских отправлениях господствовала величайшая точность; переписка бумаг отличалась щегольским изяществом... Барон Корф недаром служил прежде под начальством Сперанского: он обладал мастерством в изложении самых запутанных дел, сжатость и ясность речи достигли под его пером высшей степени...". Свидетельство Д. А. Милютина дополняет характеристику Грота: Корф был человеком "с высокой культурой и государственным умом; ...олицетворение деликатности, приличия в формах и речах..."9 .

Назначение Корфа в Секретный комитет по крестьянскому делу в 1857 г. свидетельствовало о полном доверии к нему императора. Александр II полагал, что обширные знания сановника сослужат добрую службу запутанному делу. Модест Андреевич был активным участником всех секретных комитетов по крестьянскому вопросу, автором ряда итоговых документов. В 1846 г. Корф записал в дневнике: "Указ о недвижимой собственности крепостных людей подписан, и притом слово в слово как был нами, - или лучше сказать, мною - составлен..."10 . В 1847 г. специально был создан Комитет для рассмотрения проекта Корфа о разрешении крестьянам имений, продаваемых с публичных торгов за долги, выкупаться на волю, результатом деятельности которого стал указ 8 ноября 1847 года. По мнению В. О. Ключевского, этот закон, будь он реализован, мог иметь очень важное значение, поскольку "две трети дворянских имений состояли в неоплатных долгах казенным учреждениям". Поэтому, считал историк, "освобождение крестьян можно было совершить чисто финансовой операцией, назначив срок для уплаты долгов, и потом конфисковать имения"11 .

стр. 43


Не случайным человеком в этой когорте оказался действительный тайный советник Владимир Петрович Бутков (1813 - 1881 гг.). Старший сын историка, академика, сенатора П. Г. Буткова и В. И. Карнеевой, получив образование в Петербургском главном училище, начал службу в сентябре 1832 г. в канцелярии Военного министерства. Старательный, трудолюбивый чиновник успешно постигал азы канцелярской науки. В 1850 - 1853 гг. Бутков являлся управляющим делами Комитета министров, в 1851 г. был пожалован в статс-секретари Его Императорского Величества, с 1854 по 1864 гг. - государственный секретарь. Свою работу Владимир Петрович знал в совершенстве. Современники вспоминали, что, обладая замечательной ловкостью в канцелярской работе, он был "в состоянии провести ночь напролет за письменным столом". Опираясь на свое умение выбирать людей, Бутков значительно улучшил личный состав государственной канцелярии. Владимир Петрович отличался предупредительностью, внимательным отношением к окружающим, готовностью всякому оказать услугу. "Без преувеличения можно сказать, что в чиновном мире мало было людей, которым бы он не оказал той или другой услуги".

Бутков внес значительный вклад в разработку судебной реформы 1864 г., под его председательством были организованы комиссии для разработки проектов судебных уставов. После утверждения судебных уставов в январе 1864 г. Бутков в 1865 - 1866 гг. возглавлял комиссию для разработки законоположений об их введении. Вплоть до своей вынужденной, по причине болезни, отставки в 1872 г. Владимир Петрович являлся членом Государственного совета по Департаменту законов, членом Комитета министров. В декабре 1863 г. Бутков был избран почетным членом Петербургской Академии наук12 .

Когда встал вопрос о главном делопроизводителе в Секретном комитете по крестьянскому делу, Александр II не сомневался в своем выборе. Через несколько лет, 18 февраля 1861 г., на всеподданейшей записке с проектами законоположений по крестьянскому делу, представленной Бутковым, император написал: "Теперь при окончании всей главной работы, считаю священным долгом искренно благодарить вас и всех ваших помощников, за все ваши добросовестные и неутомимые труды по сему важному делу"13 .

Министр путей сообщения Константин Владимирович Чевкин (1802- 1875 гг.) происходил из старинного дворянского рода. Его отцом был генерал-майор, подольский гражданский губернатор В. И. Чевкин, матерью - польская дворянка С. Хржановская. Учился Чевкин в пансионе иезуитов в Санкт-Петербурге, а затем в пажеском корпусе, по окончании которого в 1822 г. начал службу в гвардейском Генеральном штабе в чине прапорщика. Принимал участие в русско-иранской (1826 - 1828 гг.), а затем и в русско-турецкой войне 1828 - 1829 гг., был награжден боевыми орденами. В 1831 г. Чевкин получил чин генерал-майора, в 1843 г. - генерал-лейтенанта, а в 1856 г. стал генералом от инфантерии.

Константин Владимирович внес значительный вклад в развитие российского горного дела, неоценимы его заслуги в деятельности по строительству и управлению железными дорогами. С октября 1855 г. Чевкин исполнял должность главноуправляющего, а с января 1856 по октябрь 1862 гг. являлся главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. По его предложению в России было учреждено специальное управление телеграфами. В 1863- 1873 гг. Чевкин возглавлял Департамент государственной экономии Госсовета. Он состоял почетным членом многих технических советов, в декабре 1855 г. был избран почетным членом Петербургской Академии наук14 .

По отзывам современников, Чевкин был человек безукоризненно честный, однако крайне медлительный и осторожный. Прусский посланник в Санкт-Петербурге Бисмарк писал, что Чевкин был "человек в высшей степени тонкого и острого ума, каким нередко отличаются горбатые люди, обладающие своеобразным строением черепа"15 . Князь Долгоруков, характеризуя Чевкина, отмечал: "Человек очень умный, очень образованный, очень

стр. 44


трудолюбивый... Он превосходно держал себя в вопросе об освобождении крестьян..."16 .

Наибольший вклад в решение крестьянского вопроса, как в период деятельности Секретного комитета, так и в последующие годы внесли министр внутренних дел С. С. Ланской и генерал-адъютант Я. И. Ростовцев.

Имя Сергея Степановича Ланского должно быть названо среди первых деятелей крестьянской реформы, вклад его в подготовку крупнейшего преобразования века поистине бесценен.

Род Ланских ведет свое начало от Франца (Франциска) Лонского - выходца из Польши, обосновавшегося в России в XV веке. В истории широко известно имя одного из фаворитов Екатерины II - А. Д. Ланского. Данное обстоятельство, несомненно, способствовало успешной карьере его ближайших родственников. Из семи двоюродных братьев фаворита трое стали сенаторами, один - членом Государственного совета и один, Степан Сергеевич,- отец будущего министра внутренних дел С. С. Ланского - гофмаршалом, а его племянник генерал-лейтенант П. П. Ланской стал мужем вдовы Пушкина - Н. Н. Гончаровой17 .

Получив домашнее образование, тринадцати лет отроду Ланской поступил на службу в Коллегию иностранных дел. В период 1815 - 1824 гг. он служил в министерстве финансов, являясь в 1817 - 1823 гг. одним из директоров Комиссии по погашению долгов. Но в 1824 г. служебное восхождение Ланского было прервано, согласно его прошению на имя министра финансов Е. Ф. Канкрина он был уволен со службы. Свою просьбу об отставке Ланской мотивировал тем, что "будто бы оказался на плохом счету у правительства" 18 . Подобное утверждение не было лишено оснований. К моменту отставки Ланской являлся активным членом ряда масонских лож, а ранее входил в первые декабристские организации. С запретом в августе 1822 г. масонских лож, Ланской дал подписку о непринадлежности к тайным обществам19 . Задолго до 14 декабря 1825 г. прервалась оппозиционная политическая деятельность Ланского, он не привлекался по делу декабристов.

Однако принадлежность Ланского к масонам и декабристам все же сказалась на его служебной карьере. После отставки в период 1824 - 1830 гг. он служил "по выбору" дворянства в Богородском уезде Московской губернии, а затем дважды избирался на трехлетний срок судьей московского совестного суда20 . В 1830 г. Ланской возвратился на государственную службу. Через год он был назначен Костромским, а еще через три года - Владимирским губернатором, в 1834 г. был произведен в сенаторы. Пребывая в должности губернатора, Ланской неоднократно удостаивался от Николая I "выражения Высочайшего удовольствия за успешное взыскание недоимок" во вверенных ему губерниях.

1 января 1850 г. Николай I назначил Ланского членом Государственного совета, в связи с пятидесятилетием пребывания на государственной службе он в том же году был произведен в действительные тайные советники.

Высшей ступенью его бюрократической карьеры стал пост министра внутренних дел в июле 1855 г., к этому времени лишь два года отделяли Ланского от семидесятилетнего рубежа21 . Отправленный в отставку Д. Г. Бибиков, как известно, не пользовался императорскими симпатиями. Но почему выбор пал на казалось бы уходящую с политической авансцены Ланского? Проще всего последнее объяснить общей нехваткой профессиональных управленцев в государстве. Но, очевидно и то, что к этому времени Ланской являлся одним из самых опытных высших должностных лиц империи. Мало кто из российских чиновников так прекрасно разбирался во всех тонкостях и нюансах бюрократической системы управления. Практически не было ни одного структурного подразделения в этой системе, где бы Ланской в том или ином качестве не проходил службу. Современники отмечали, что ведущим принципом в служебной деятельности Ланского, а она продолжалась более 60 лет, был принцип беспрекословного подчинения воле императора и точного следования его указаниям. Сочетание этих трех факторов предопределило царский выбор. Он оказался точным.

стр. 45


Сергей Степанович Ланской был небогат. В его владении имелось родовое имение в 150 десятин в Тверской губернии, немного приобретенной земли с крепостными и дом в Петербурге22 .

Якову Ивановичу Ростовцеву (1804 - 1860 гг.) принадлежит приоритетное место среди реформаторов конца 1850-х годов. Сын директора училищ Санкт-Петербургской губернии, действительного статского советника И. И. Ростовцева и А. И. Кусовой, дочери богатого петербургского купца, получил образование в Пажеском корпусе, по окончании которого в марте 1822 г. был выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Егерский полк. Близость к будущим декабристам - К. Ф. Рылееву, князю Е. П. Оболенскому, Ф. Н. Глинке - тем не менее не привела его в ряды Северного общества. Желая избежать кровопролития, накануне восстания декабристов, 12 декабря 1825 г. Ростовцев сообщил великому князю Николаю Павловичу (будущему императору Николаю I) о готовящемся заговоре, но не сообщил имен заговорщиков. В день восстания, 14 декабря 1825 г., он находился в рядах войск, верных Николаю I, был ранен. Новый император обладал хорошей памятью, поступок Ростовцева был оценен, а сам молодой офицер приближен к престолу. С января 1826 г. вплоть до смерти великого князя Михаила Павловича, брата Николая I, Ростовцев неотлучно находился при нем, состоя в различных должностях. В сентябре 1849 г. после смерти великого князя Михаил Павловича Ростовцев был назначен начальником штаба наследника цесаревича (будущего императора Александра II), занявшего должность главного начальника военно-учебных заведений. Отношения великого князя и Ростовцева носили чрезвычайно искренний характер, дружба между императором и его подчиненным продолжалась вплоть до смерти Ростовцева.

В феврале 1855 г. после вступления на престол Александра II Ростовцев был назначен начальником Главного штаба Е. И. В. по военно-учебным заведениям. Деятельность Ростовцева на этом посту оказалась на редкость полезной и плодотворной. С февраля 1856 г. Яков Иванович стал членом Комитета о раненых, а в марте 1856 г. назначен членом Государственного совета и присутствующим в Комитете министров. В 1859 г. Ростовцев получил чин генерала от инфантерии, еще раньше - в 1849 г. был назначен генерал-адъютантом. Ростовцев состоял почетным членом Петербургской Академии наук, Петербургского, Московского и Киевского университетов, Императорской Академии художеств, действительным членом Императорского Русского географического общества23 .

По отзывам современников, Ростовцев не обладал большими познаниями, но взявшись за дело, вкладывал в него всю душу и энергию, отдаваясь этому делу с юношеским энтузиазмом. Он отличался большой доступностью и справедливым отношением к подчиненным, с которыми был неизменно вежлив и корректен. Императорскую власть он боготворил и идеализировал, приказания этой власти ставил выше велений совести. По характеристике Долгорукова, Ростовцев "человек с весьма добрым сердцем; очень любимый в частной жизни за свои личные качества, за свою обязательность, за свою вежливость, с умом весьма идеальным, он был одарен тончайшей хитростью. Искусный и ловкий царедворец, он сумел приобрести вполне личное расположение и доверие Александра Николаевича, и положение его было весьма блистательно..."24 .

Назначение Ростовцева в Секретный комитет по крестьянскому делу не было случайным: он не был специалистом в крестьянском вопросе, но доверительные отношения с императором делали его присутствие среди коллег вполне понятным и объяснимым. Он буквально положил жизнь на алтарь крестьянской реформы, она стала конечным итогом его государственной деятельности.

Самыми непримиримыми и наиболее активными противниками крестьянской реформы в Секретном комитете оказались В. А. Долгоруков, П. П. Гагарин и М. Н. Муравьев.

Князь Василий Андреевич Долгоруков был заметной фигурой николаевского и александровского времени. Сын статского советника князя А. Н. Дол-

стр. 46


горукова и Е. Н. Салтыковой, получив домашнее образование, поступил на военную службу в 1821 г. юнкером лейб-гвардии Конного полка. Во время восстания 14 декабря 1825 г. находился в Зимнем дворце во внутреннем карауле и с тех пор пользовался благосклонностью Николая I. Современники рассказывали, что проходя в тот день мимо корнета Долгорукова, перед выходом на площадь, император спросил, может ли он на него надеяться. "Ваше Величество!" - отвечал молодой офицер: "Я - князь Долгоруков!" В этом лаконичном ответе князя была выражена полная преданность и верность его царствующему роду, которыми он отличался на протяжении всей своей жизни. Теплые отношения связывали Долгорукова и с цесаревичем Александром Николаевичем, которого он сопровождал в 1838 - 1841 гг. в его путешествиях по Европе и России. С 1845 г. Долгоруков - генерал-адъютант, а с 1856 г. - генерал от кавалерии. В 1848 г. Василий Андреевич был назначен товарищем военного министра, а через четыре года возглавил военное министерство. Управляя военным министерством и в годы Крымской войны особых лавров себе не снискал, ожидаемую отставку в апреле 1856 г. принял вполне спокойно. Впрочем, свои непосредственные функции генерал выполнял грамотно и вполне профессионально, за что и был отмечен орденом святого Владимира 1-й степени: "в воздаяние примерной деятельности и отличной распорядительности по передвижению войск и снабжению всем боевым продовольствием и другими потребностями".

Политическое забвение сановника продолжалось недолго. Уже в июне 1856 г. Долгоруков занял место главного начальника 3-го отделения Собственной Е. И. В. канцелярии и шефа корпуса жандармов. На этом посту князь пробудет десять лет. После покушения Д. Каракозова на жизнь императора в апреле 1866 г. Долгоруков подаст в отставку, настояв, чтобы в приказе вместо "уволен по прошению", было подчеркнуто "уволен от должности". Отставленный генерал хотел, чтобы вся Россия знала, что он и возглавляемое им ведомство не смогли предотвратить это покушение25 .

Назначенный членом Секретного комитета по крестьянскому делу, Долгоруков с самого начала был решительно настроен против крестьянской реформы, считая, что крепостное право - оплот российского государства, преобразования же открывают путь к революции и крушению монархии. Будучи владельцем 4,5 тыс. душ крестьян в Нижегородской и Костромской губерниях, Долгоруков имел и собственный экономический интерес, его оппозиция власти в этом вопросе вполне понятна и объяснима.

Павел Павлович Гагарин (1789 - 1872 гг.), происходивший из древнего княжеского рода, занимает особое место в плеяде знаменитых государственных деятелей России XIX века.

Второй сын Московского обер-коменданта генерал-поручика князя П. С. Гагарина от брака с Т. И. Плещеевой получил разностороннее домашнее воспитание, а затем учился в пансионе аббата Николя в Санкт-Петербурге. Двенадцати лет Гагарин был причислен юнкером к Московскому архиву иностранных дел, в 16 лет стал камер-юнкером Высочайшего Двора. Несколько лет находился на военной службе, состоя преимущественно в адъютантских должностях. После увольнения по болезни от военной службы, Гагарин оказывается на гражданской службе в Сенате. Его бюрократическая карьера не была стремительной, но служебное положение было твердым и основательным. В январе 1831 г. Гагарин был назначен сенатором, в декабре 1843 г. произведен в действительные тайные советники, а в октябре 1844 г. стал членом Государственного совета, принимая участие в рассмотрении преимущественно юридических вопросов. Будучи с января 1862 г. председателем Департамента законов Госсовета, принимал активное участие в обсуждении законопроектов судебной реформы, выступая ее горячим защитником. Пиком его государственной карьеры стало назначение в феврале 1864 г. председателем Комитета министров, одновременно, в феврале - декабре 1864 г. он являлся председателем Государственного совета. Кроме того, был председателем комитетов: Западного, Сибирского, Кавказского и по делам Царства

стр. 47


Польского. Гагарин был уже немолод, в 1865 г. он был вынужден уступить свои высокие должности брату императора, великому князю Константину Николаевичу. За отменную государственную службу Гагарин был удостоен всех возможных орденов и званий, он был одним из немногих высших сановников империи, получивших чин действительного тайного советника 1-го класса (1868 г.), соответствующего по Табели о рангах чину генерал-фельдмаршала26 .

По своим политическим убеждениям Гагарин был строгим консерватором, но не ретроградом. Долгоруков писал о нем: "Очень умный, очень способный...". По свидетельству Д. А. Милютина, "Князь Гагарин был бесспорно человек умный, благонамеренный и деловой. До самой смерти он много работал, входил в дела, принимая их горячо к сердцу. К сожалению не всегда взгляд его на дела был вполне современный. Не принадлежа, собственно, к числу завзятых крепостников и ретроградов, он, однако, стойко держался на почве консервативной и боялся слишком быстрого продвижения вперед", и поэтому "князь Гагарин часто тормозил дела"27 . Двойственной оказалась характеристика, данная князю М. А. Дмитриевым: "Князь Гагарин был человек очень умный, знаток в законах и судопроизводстве, бойкий, резкий, смелый и, по русским понятиям, честный, то есть деньгами не подкупный; но честолюбивый, угодник власти и готовый на все из почести и возвышения".

Интересные заметки о князе Гагарине оставил известный общественный деятель И. С. Аксаков, которому довелось в 1844 г. принимать участие в сенатской ревизии по Астраханской губернии. Князь Гагарин предстает в письмах Аксакова незаурядной личностью: умен, неутомим в работе, людей ценит по деловым качествам, демократичен, неприхотлив в быту. На каждом шагу он разрушал стереотипы в головах местных чиновников. Исправник, за месяц посланный встречать князя, проспал его незаметный проезд: князь едет без всяких остановок в пути, без церемоний и торжественности, не в карете, а в простой кибитке. Никто не мог предположить, что князь отправится осматривать затопленные водой жилища астраханцев, когда ошалевшие от изумления мужики и бабы бросались за князем в воду; а на эмбинских промыслах в своем присутствии заставит чиновников считать, и вспотевшие от волнения и усердия чиновники сразу обнаружат непривычку к операции, которую должны совершать ежемесячно28 . Будучи знаком с местным губернатором И. С. Тимирязевым, князь Гагарин отказался у него бывать, чтобы исключить всякое пристрастие29 . Замеченные недостатки Гагарин стремился исправить прямо на месте, ему удалось добиться увольнения губернатора еще до окончания своей астраханской миссии.

Современники отмечали мрачный характер князя, его неприветливость, излишнюю резкость, но притом высочайшую порядочность и бескорыстие. Качества, весьма редкие для тогдашних правительственных чиновников.

Оказавшись членом Секретного комитета по крестьянскому делу, Гагарин, благодаря своему уму и отменному знанию законов, становится одной из центральных действующих фигур подготовительного процесса. Взгляды Гагарина резко расходились со взглядами Александра II, но император умел ценить и противоположное мнение. Оппозиция Гагарина в крестьянском вопросе отражала общее отношение большинства дворянства к отмене крепостного права. Александр II, несмотря на высокие государственные интересы, не мог не считаться с экономическими нуждами своей социальной опоры.

Михаил Николаевич Муравьев (1796 - 1866 гг.) был одной из самых колоритных личностей XIX века. Муравьев происходил из древнего дворянского рода, известного с XV века. Его отцом был известный общественный деятель, генерал-майор Н. Н. Муравьев, мать - А. М. Мордвинова также принадлежала к знатной фамилии. В отличие от многих высших сановников своего времени Муравьев был широко образованным человеком, отличался выдающимися математическими способностями. Когда ему исполнилось 14 лет, он основал Московское общество математиков. В научном мире хорошо знали и высоко ценили этого яркого человека, он состоял членом многих ученых

стр. 48


обществ и учреждений. Почти десяток лет Муравьев являлся вице-председателем Императорского Русского географического общества

Однако научная деятельность не стала основным делом его богатой, наполненной людьми и событиями, жизни. Начав военную службу в 1812 г. в качестве прапорщика, он участвовал в Отечественной войне 1812 г., во время сражения при Бородино был ранен на знаменитой батарее генерала Раевского. В 1820 г. ему был пожалован чин подполковника, но вскоре Муравьев был отправлен в отставку по состоянию здоровья. Молодой офицер не избежал политических влияний своего времени, будучи активным членом декабристских "Союза спасения" (1817 г.) и "Союза благоденствия" (член Коренного совета в 1819 г.), участвовал в Московском съезде 1821 года. Но разочаровавшись в оппозиционном движении, вышел из всех организаций и в дальнейшем участия в тайных обществах не принимал. В отставке жил в имениях Хорошково и Лузинцы Смоленской губернии, где занимался сельским хозяйством, приобрел навыки умелого, опытного помещика. Узнав о восстании 14 декабря 1825 г. в Санкт-Петербурге, выехал в Москву, где и был арестован и помещен в Петропавловскую крепость.

Допросы Муравьева в Следственной комиссии показали его полную непричастность к декабрьским событиям. По повелению Николая I в июне 1826 г. Муравьев был освобожден с оправдательным аттестатом и представлен императору. Вся последующая верноподданическая деятельность Муравьева никогда не давала поводов усомниться в преданности и верности Михаила Николаевича. Его служебная карьера была стремительной. Причисленный к Министерству внутренних дел, Муравьев в 1828 г. становится Могилевским, а в 1831 г. - Гродненским гражданским губернатором, в 1835- 1839 гг. он занимает должность Курского военного губернатора. Население этих губерний не любило Муравьева за его грубое, жестокое управление, отношение же верховной власти к нему было прямо противоположным. В 1842 г. Муравьев получил чин тайного советника и был назначен сенатором, с января 1850 г. он член Государственного совета, а к 1856 г. дослужился до генерала от инфантерии. После ухода П. Д. Киселева в 1857 г. Муравьев возглавил Министерство государственных имуществ.

Вершиной его политической популярности стало назначение в мае 1863 г., в разгар польского восстания, Виленским, Гродненским, Ковенским и Минским генерал-губернатором, командующим войсками Виленского военного округа. Для подавления вспыхнувшего восстания Муравьев был наделен чрезвычайными полномочиями. Генерал оправдал оказанное ему доверие, восстание было потоплено в крови, прибалтийские и белорусские земли остались в составе императорской России. Имя Муравьева как "истинно русского человека и патриота" было у всех на устах, печать сотворила из генерал-губернатора нового кумира. Михаил Николаевич Муравьев был возведен в графское достоинство, удостоен всех высших российских орденов, включая и орден Андрея Первозванного. В 1898 г. ему был воздвигнут памятник в Вильно30 .

Отношение современников к Муравьеву было двойственным. Всеми признавался его недюжинный ум, отменная образованность и начитанность, блестящие административные способности. Отказывали же ему в чисто человеческих качествах. По словам Долгорукова "Муравьев по уму и по образованию человек истинно замечательный. Познания его обширны, многосторонни и основательны, деятельность изумительна; благодаря своему здоровью, столь же медвежьему, как и характер его, он может работать по четырнадцать часов в сутки, но сколь высоко он стоит по уму и образованию, столь низко стоит он по нравственным свойствам своим. Характер его составлен из двух стихий, двух стремлений, алчных и ненасытимых: властолюбия и жадности к деньгам. Чувство личного достоинства, честь, совесть для него не существуют; все это для него слова, пустые звуки; власть и деньги - вот его религия"31 . По словам А. А. Валуева князь А. Ф. Орлов, говоря о министрах, отозвался о Муравьеве: "Он всех их умнее, но смотрит то вперед, то назад. То по сторонам, чтобы только себе не повредить". Гротескную характеристику Муравьеву дал

стр. 49


ненавидевший его А. И. Герцен: "Заговорщик, выходящий из тюрьмы с повышением чина, генерал, никогда не бывавший в сражениях, раболепный нахал, обыкновенный казнокрад - искоренитель злоупотреблений, палач-инквизитор, оканчивающий жизнь за смертным приговором"32 .

К моменту назначения в феврале 1858 г. членом главного комитета по крестьянскому делу Муравьев имел определенный опыт управления Министерством государственных имуществ. Но преемник Киселева на этом посту был весьма далек от реформаторских устремлений своего предшественника.

Остальные члены Секретного комитета на протяжении всей его деятельности ничем не выделялись, но их позиции при голосовании зачастую предопределяли то или иное направление в решении крестьянского вопроса. Этими голосами император дорожил, они были не лишними.

Владимир Федорович Адлерберг (1791 - 1884 гг.) происходил из дворянского рода шведского происхождения. Его отцом был полковник русской службы, командир Выборгского пехотного полка Густав-Фридрих (Федор Яковлевич) Адлерберг. Мать - Анна-Шарлотта-Юлиана (Юлия Федоровна) фон Багговут с 1797 г. состояла воспитательницей при младших сыновьях императора Павла I великих князьях Николае и Михаиле Павловичах, была близка к императрице Марии Федоровне. Адлерберг был товарищем детских игр Николая Павловича и до конца дней будущего императора оставался одним из самых близких к нему людей.

Образование Адлерберг получил в пажеском корпусе. Будучи участником Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии 1813 - 1814 гг., отличился в сражениях при Бородино, при Люцене и Бауцене. Назначенный в мае 1817 г. адъютантом к великому князю Николаю Павловичу, Адлерберг не разлучался с ним до самой кончины императора, в течение 39 лет всюду сопровождая его, исполняя самые доверенные поручения и заменяя секретаря в походах и путешествиях. Начав в 1811 г. службу в качестве прапорщика лейб-гвардии Литовского полка, Адлерберг уверенно поднимался по ступеням военной и придворной службы. В 1820 г. был произведен в полковники, в 1833 г. - в генерал-лейтенанты, в 1843 г. стал генералом от инфантерии. Еще раньше, в 1828 г. Адлерберг был удостоин звания генерал-адъютанта. Являясь доверенным лицом, вначале Николая I, а затем и Александра II, Адлерберг регулярно возглавлял различные ведомства, комиссии и комитеты. В 1842 - 1857 гг. он занимал пост главноначальствующего над Почтовым департаментом, именно при нем были впервые введены в России знаки почтовой оплаты - штемпельные конверты и почтовые марки. С 1852 по 1870 гг. Владимир Федорович являлся министром Императорского двора, с 1842 г. и до конца жизни он оставался членом Государственного совета. Современники отмечали безукоризненно строгое исполнение Адлербергом возлагаемых на него обязанностей. Резолюции он писал такие обстоятельные, что секретарям оставалось только списывать их вместо ответа на бумаги. Крупного политического значения Владимир Федорович не имел, хотя многие важные доклады шли через его руки. Постоянно участвуя в различных совещаниях по делам государственной важности, он зарекомендовал себя убежденным консерватором, мало сочувствующим прогрессивным начинаниям. Не отличаясь выдающимися государственными способностями, Адлерберг старался не вмешиваться в дела, не подлежащие его ведению. Встретившись с серьезной аргументацией противника, мог вполне поддержать данную точку зрения, не настаивая на своем мнении. Службу он любил неистово, до такой степени, что потеряв зрение, попытался это скрыть даже от Александра II, бездеятельность ему претила33 . Небезынтересна оценка Адлерберга, данная ему послом Пруссии в России Отто фон Бисмарком: В. Ф. Адлерберг "...самая светлая голова из тех, с кем мне приходилось там встречаться, человек, которому недоставало только трудолюбия, чтобы играть руководящую роль"34 .

Назначенный членом Секретного комитета по крестьянскому делу, Адлерберг не был столь заметен, как другие его члены, но определенную лепту

стр. 50


в решение крестьянской проблемы все же внес, будучи верным и надежным проводником императорской линии в этом вопросе.

Петр Федорович Брок (1805 - 1875 гг.) происходил из прусского рода, его отец в 1787 г. перешел на русскую службу. Окончив Московский университет, в 1821 г. Петр Брок поступил на службу в Главное управление путей сообщения, с 1825 г. состоял в Департаменте внешней торговли Министерства финансов. 18 лет (с 1831 по 1849 гг.) прослужил в канцелярии Комитета министров, последние 5 лет в должности помощника управляющего делами Комитета министров. В мае 1849 г. Брок был назначен исполняющим должность товарища министра финансов (утвержден в этой должности в мае 1852 г.). В апреле 1853 г. Брок стал министром финансов, в том же году - членом Государственного совета. Финансовые мероприятия Брока диктовались главным образом тяжелыми условиями Крымской войны. Одной из главных задач министра финансов явилось изыскание средств для покрытия чрезвычайных расходов. В январе 1858 г. он получил чин действительного тайного советника. С 1858 г., после отставки с поста министра, присутствовал в департаменте государственной экономии Государственного совета, с 1862 по 1864 гг. возглавлял этот департамент. В 1872 г. из-за болезни отошел от дел. Современники считали Петра Федоровича чиновником способным, знающим, профессионалом своего дела, но бесцветным и малоинтересным35 .

Брок имел 4 тыс. десятин земли неродового имения, получив в приданое за женой свыше 6 тыс. десятин. Назначенный членом Секретного комитета по крестьянскому делу, Брок себя ничем не проявил, в большинстве случаев оказываясь послушным царской воле.

Заменивший Брока в комитете (в марте 1857 г. - Л. Ш.), действительный тайный советник Александр Максимович Княжевич (1792 - 1872 гг.) был выходец из дворянского рода сербского происхождения. Его отец - Максим Дмитриевич Княжевич - был губернским прокурором в Уфе и Казани. По окончании в 1809 г. Казанского университета поступил на службу в Министерство финансов, в котором и проработал практически всю свою жизнь. В молодом возрасте одновременно со службой занимался литературно-издательской деятельностью, которая сблизила его с литературным миром.

Пиком государственной карьеры Княжевича стал пост министра финансов(1858 - 1862 гг.). Тогда же, в 1858 г., он был назначен членом Государственного совета. Под его руководством была разработана и проведена операция по финансированию крестьянской реформы 1861 года36 .

По отзывам современников, Княжевич был честным и добросовестным чиновником, с хорошим образованием, гуманным, снисходительным к человеческим слабостям и недостаткам, не обладавшим, впрочем, ни широтой взглядов, ни смелостью действий. По словам Долгорукова, "бюрократ, отнюдь не лишенный ума, тонкий и хитрый, как все русские бюрократы, хорошо владеющий канцелярской рутиной, он вырос и преуспел при режиме старых злоупотреблений. Призванный на государственное поприще в новую эпоху, он воспринял ее язык и внешние формы, оставаясь в глубине души прежним старым чиновником"37 .

Последние годы жизни Княжевич заседал в Государственном совете, но был тих и незаметен.

В Главный комитет по крестьянскому делу Княжевич был введен скорее по должности, чем по другим возможным соображениям. Не имея самостоятельной линии в крестьянском вопросе, он обычно смыкался с мнением большинства.

Открывая комитет, Александр II "изъявил свою непременную волю, дабы все рассуждения, какие будут происходить в настоящем собрании, были сохранены в строгой тайне". Император напомнил присутствовавшим, "что вопрос о крепостном праве в России давно занимает правительство". По его мнению "введенное сначала неточными и неясными постановлениями и распоряжениями Правительства, впоследствии же получившее настоящие размеры и свойство от недоразумений, неправильных толкований закона и от

стр. 51


злоупотреблений власти, крепостное у нас состояние почти отжило свой век"38 . Речь императора была тщательно выверена и продумана.

После торжественного вступления государственный секретарь Бутков прочитал доклад министра внутренних дел от 20 января 1856 г. и приложенную к нему историческую записку, "содержавшую краткий исторический обзор крепостного состояния в России и мер правительства, к сему предмету относящихся". После ознакомления с этими документами император предложил сановникам высказаться по вопросу: "следует ли приступить теперь к каким-либо мерам для освобождения крепостных людей?" В журнале заседания 3 января 1857 г. помещено краткое резюме по обсуждавшемуся вопросу: "Собрание признало единогласно, что в настоящее время умы помещиков и принадлежащих им крепостных людей, особенно крестьян, находятся в каком-то ожидании. Помещики знают или же предполагают, что правительство думает об освобождении их крестьян; но не имея сведения: на каких основаниях и когда совершится это освобождение и получат ли они или не получат какое-либо, более или менее соразмерное за свои права вознаграждение, видимо и сильно беспокоятся. Крестьяне, предугадывающие желание правительства освободить их, думают, что одни помещики препятствуют исполнению видов оного...".

Сановники единодушно признали, что "само по себе крепостное состояние есть зло, требующее исправления", но "все меры, кои до сих пор были принимаемы к уничтожению у нас крепостного состояния помещичьих крестьян, почти не имели никакого успеха. Это были, так сказать, одни мысли без тела". Что же касается сути поставленного императором вопроса, то ответ на него оказался вполне прогнозируемым: "В настоящее время и для успокоения умов и для упрочения будущего благосостояния государства необходимо приступить безотлагательно к подробному пересмотру, как всех доныне изданных постановлений о крепостных людях, так и всех бывших и имеющихся в виду предположений по сему предмету с тем, чтобы при этом пересмотре были положительно указаны начала, на которых может быть приступлено к освобождению у нас крепостных крестьян, впрочем к освобождению постепенному, без крутых и резких переворотов, по плану тщательно и зрело во всех подробностях обдуманному". Комитет виртуозно избежал прямого ответа на поставленный вопрос, но, судя по журналу заседания, "государь император, выслушав сии рассуждения и заключение, изволил вполне оные одобрить" 39 . В тот январский день никто из присутствовавших на заседании, не исключая и самого императора, не был готов ответить на вековой вопрос российской истории. Теоретическое знакомство с крестьянским вопросом не предполагало его немедленной практической реализации.

Между тем, в Министерство внутренних дел продолжали поступать записки и проекты частных лиц по вопросу об освобождении крепостных крестьян. Среди проектов полуфантастического характера имелись и серьезные профессиональные работы, уже получившие широкую известность в обществе - рукописи записок Кавелина, Самарина, Кошелева. Но либеральные проекты известных общественных деятелей, даже будучи прочитаны, едва ли могли соответствовать мерному реформаторскому ритму, избранному членами комитета.

На втором заседании Секретного комитета 17 января "признано было необходимым прежде всего определить порядок производства работ, комитету порученных, и способ совершения их". По первому предмету комитет признал необходимым "приступить к пересмотру и соглашению двух законоположений:

1. Об обязанных поселянах; и 2. О свободных хлебопашцах". Кроме того, комитет наметил "обсудить другие способы освобождения крепостных крестьян, кои прежде были предлагаемы и ныне вновь предлагаются по сему предмету". В результате этих работ, констатировал журнал заседания, "комитету откроется большая удобность составить подробный план освобождения их, - освобождения постепенного, без крутых и резких переворотов, и без мер насильственных". По второму предмету председатель комитета объяс-

стр. 52


нил, что "из всех собранных комитетом материалов будут составлены в государственной канцелярии подробные и обстоятельные записки об историческом ходе и существе законов о свободных хлебопашцах и об обязанных крестьянах", а также "о всех вообще бывших и имевшихся в виду способах прекращения крепостного состояния" для внесения их на окончательное рассмотрение комитета. Срок составления этих записок не намечался. Вся эта обширная деятельность, рассчитанная на медленное, обстоятельное и ничем не подгоняемое обсуждение, должна была привести, в конце концов, только к указанию "главных начал", на основании которых могли быть исправлены существовавшие законоположения об обязанных поселянах и свободных хлебопашцах, а также главных оснований "всех других предположений к постепенному освобождению крепостных людей"40 .

Выработкой проекта крестьянской реформы, на основании этих "главных начал" и "главных оснований", должна была заняться специально создаваемая с этой целью Приуготовительная комиссия, в состав которой вошли три члена Секретного комитета: П. П. Гагарин, М. А. Корф, Я. И. Ростовцев. Таков был план работы комитета, утвержденный Александром II.

Впрочем, Корф41 и Ростовцев, ссылаясь на поверхностное знание крестьянского вопроса и отсутствие крестьян, попытались выйти из состава комиссии. Тогда князь Орлов вынужден был объяснить им, что "все члены комитета находятся почти в том же положении; что если они и владеют крестьянами, то все-таки не имеют и не могут иметь сведений о всех подробностях сельского хозяйства и обстоятельствах сельского быта, но это не может препятствовать им излагать свое мнение в общих государственных видах". Отсутствие специальных знаний, по мнению Орлова, не должно было мешать членам Приуготовительной комиссии, тем более, что они могли постоянно приглашать на ее заседания "людей опытных в сельском хозяйстве", "преимущественно из помещиков, известных хорошим управлением своих крестьян, и принадлежащих при том к различным полосам империи" 42 .

Заседание 17 января оказалось достаточно бурным, однако разногласия возникли не при обсуждении плана работ, а вокруг частного вопроса: предложения Ростовцева об издании именного указа Сенату, "как средства успокоить встревоженные умы и крестьян и помещиков". Председатель комитета, "принимая во внимание постепенно усиливающееся состояние умов в публике, и опасаясь, что при этом едва ли удобно сохранять в тайне существование настоящего комитета, предложил к обсуждению вопрос: не следует ли принять какие-либо по этому предмету меры". Большинство членов комитета высказалось за придание занятиям комитета некоторой гласности, "чтобы откровенным изложением видов правительства успокоить умы и крестьян, и помещиков". Наиболее целесообразной мерой для достижения общественного компромисса послужил бы высочайший именной указ Правительствующему сенату, проект которого и был представлен комитету. Прослушав текст проекта, председатель комитета поставил вполне естественный вопрос: "есть ли в настоящее время надобность издавать этот указ?" В развернувшейся дискуссии обнаружились прямо противоположные точки зрения.

Старейший член комитета Блудов не признал нужным не только издание указа, но и принятие каких-либо мер по прекращению существовавшего брожения умов. Опытный сановник сразу обнаружил основной недостаток, предлагаемых в указе мер: "Сии законы (о вольных хлебопашцах и об обязанных крестьянах. - А. Ш.), даже исправленные и дополненные, относясь лишь к частным и довольно редким случаям, не могут вполне и окончательно разрешить великой предлежащей правительству задачи". С другой стороны, заключал Блудов, "опыт неоднократно указывал, что почти каждое распоряжение правительства представляется людьми злонамеренными вовсе не в том, иногда и в совершенно противном виде". Сановник понимал, что помещики вряд ли поверят заверениям правительства о неприкосновенности их собственности, а крестьяне, разочаровавшись в намерениях правительства, "могут потерять всякое к оному доверие и предаться отчаянию, кото-

стр. 53


рое, к сожалению, нередко ведет к беспорядкам и самым злодействам". Таким образом, делал вывод Блудов, существует реальная опасность того, "чтобы обнародование оного (указа. - Л. Ш.) не произвело действия совершенно противного тому, которого желают и ожидают прочие члены"43 (комитета. - А. Ш.). Опытный царедворец и службист был истинно государственным человеком, любой возбуждаемый в обществе вопрос всегда ему был интересен лишь с точки зрения государственных интересов и нужд. Время рассекречивания только созданного комитета еще не наступило, предлагаемый обществу черновой материал нуждался в тщательной обработке.

Шеф жандармов Долгоруков разделял опасение Блудова в том, "что издание предложенного указа, при всей определительности его выражений, даст новый повод и случай людям злонамеренным объяснять его иначе, и чрез то возбудит крестьян к новым, может быть еще сильнейшим волнениям". Он полагал, что "в настоящих обстоятельствах должно действовать с большею настойчивостью, нежели когда-либо, дабы остановить яд, разливаемый в народе неблагонамеренными людьми или мыслителями". Спасение от крамолы Долгоруков находил не в издании подобных указов, а в конкретных превентивных мерах в центре и на местах. Он предлагал "расширить, по возможности, власть местных начальств, дать им соответственные предписания и искоренить в них страх ответственности за несоблюдение в чрезвычайных случаях формального делопроизводства"44 .

Семь членов комитета признали необходимым издание представленного Ростовцевым указа. "Не подлежит сомнению, - свидетельствует Журнал заседания, - что нет между помещичьими крестьянами прямых волнений, но есть однако же брожение в умах, и брожение довольно сильное. Но если нет волнения между крестьянами, то оно весьма заметно в самих помещиках". Интересы социальной опоры престола были близки петербургским бюрократам, выходцам из той же дворянской среды. Обеспокоенное помещичье дворянство с нетерпением ожидало разъяснения официальной позиции правительства, и предлагавшийся указ, казалось бы, должен был расставить все точки над "i". "Для успокоения помещиков нужно, - свидетельствовало большинство во главе с Орловым, - чтобы они знали, что правительство вовсе не посягает на их права и собственность, и что оно предположило действовать в вопросе освобождения крестьян мерами постепенными, и при том теми, кои определены в законах, ныне действующих".

Этот указ, по убеждению семи членов, жизненно важен и для успокоения самих крестьян. "В распространившейся между ними надежде на свободу, они убеждены, что царь, желает ее, но противятся сему помещики". Необходимо было объявить, что правительство пересматривает законы о свободных хлебопашцах и об обязанных крестьянах. Пересмотр именно этих двух законов был указан комитету, как главная цель его учреждения, Александром II в заседании от 3 января 1857 года. Недостатки и просчеты этих двух законоположений были очевидны, но как посчитали 7 членов, "именно для отвращения этих недостатков и указан государем императором пересмотр, имеющий главною целью определить те меры, которые необходимы...". Влиятельное большинство не видело необходимости "указывать же теперь на какие-либо другие виды или же принимать в основание своих действий какие-нибудь другие предположения", несогласные с волей императора, определившего цель и порядок действий комитета. Семь членов полагали составленный указ "для избежания ложных или преждевременных разглашений, сколь возможно скорее напечатать в сенатской типографии и разослать в самом большом числе экземпляров ко всем губернаторам и во все губернские правления". Такая позиция большинства вполне может быть названа радикальной, так как она содержала в себе идею гласности и сделала бы необратимой саму постановку вопроса о преобразованиях. Но можно предположить и иное. Подобной инициативой высшая бюрократия пыталась переложить всю ответственность за возможные последствия издания указа на самодержца, в то время как тот еще к такому поступку не был готов.

стр. 54


стр. 55


Наиболее гибкую позицию по этому вопросу занял князь Гагарин. Не отрицая необходимость напечатания указа, он полагал, что "едва ли удобно в настоящее время так положительно высказать виды правительства в отношении только сих двух законов, не имевших со времени их издания и доселе, почти никакого действия, тогда как при предстоящем рассмотрении того, что было доныне предложено для изменения отношений помещиков к их крестьянам, встретится может быть надобность в положении других начал... относительно освобождения крестьян".

Сановник предложил отсрочить на несколько недель издание указа до выработки "главных начал" постепенного прекращения крепостного у нас состояния". Таким образом, правительство оказывалось не связанным ранее прозвучавшими обещаниями, сохранив возможность гибкого маневрирования между интересами общества и государства. Позиция Гагарина вполне соответствовала тогдашнему пониманию императором крестьянской проблемы. На журнале Секретного комитета он собственноручно написал: "Исполнить, относительно же возникшего разногласия согласен с одним членом, то есть с князем Гагариным"45 .

Несмотря на все меры предосторожности, действия Секретного комитета вскоре стали известны широким кругам русского общества. Общий тон суждений не отличался корректностью и дружелюбностью по отношению к чиновничьей бюрократии. "Мы дворяне-помещики, - писал И. В. Павлов из Москвы к сенатору Княжевичу, - именно те даже, которые желают этой меры, боятся ее в том случае, если она будет решена только комитетом без участия мнений и местных соображений всех маленьких. Будь они люди самые добросовестные, но они все-таки люди кабинетные, решительно не знающие и не могущие ни откуда узнать настоящих обстоятельств, и сверх того, нисколько не подумают озаботиться об интересах дворянства... В настоящем вопросе знание местных условий тем важнее, что никакой общей нормы нельзя поставить даже целой губернии, а иногда и уезду...".

В другом письме выражалась неприкрытая ярость и страх перед Секретным комитетом: "Секретный комитет - это эмансипация! Помешались на слове да и мутят. Все вскормлены на казенных испеченных хлебах, а из простого люда знают извозчиков, ямщиков, да дачных дворников! Корф конечно умнее и дельнее их всех, но далее Павловска на Руси не был... Муравьев это что-то неприкладное, ...а князь Орлов тот откровенно сознался, что хотя он владеет значительными имениями, но никогда оными не занимался и потому чувствует, что у него голова идет кругом. Это почтенное собрание напоминает мне квартет Крылова"46 .

Общее мнение помещичьей провинции о сути крестьянского вопроса было выражено в письме тамбовского помещика П. Н. Б-ва к бывшему сенатору М. Н. Ж-ву, придерживавшегося иной точки зрения. Его содержание - зеркальное отражение миропонимания и мироощущения десятков тысяч мелких и поместных помещиков. "Вы пишите об эмансипации. Под этим словом разумею я вольность народа. Вы называете крепостное право противоестественною зависимостью, а я совершенно противного мнения, и нахожу, что нигде крестьянин так не успокоен и не обеспечен, как наш помещичий крестьянин, разумеется, у доброго господина, который выгоды своих крестьян соединяет со своими собственными...". Очевидно, понимая, что вышеприведенный аргумент в пользу сохранения крепостного права не убедителен, автор рисует картину вселенского государственного катаклизма в случае нарушения существующего порядка вещей. "Разрушить этот порядок значит приготовить гибель государству. Непросвещенный народ, не имея истинного понятия о сущности свободы, тотчас употребит ее во зло, и те крестьяне, которые под покровительством добрых господ наслаждаются мирною и спокойною жизнью, сделаются пьяницами, разбойниками и душегубцами.. Они непременно восстанут против всех властей, отклонятся от церкви и сделаются не только бесполезными, но даже вредными для государства... К несчастию до трона доходят лишь случаи, выражающие жестокое обращение

стр. 56


помещиков с крестьянами... а между тем по этим, довольно немногочисленным примерам, правительство делает неправильное заключение о всей массе (дворянства. -А. Ш.), и полагает, что посредством эмансипации можно отвратить зло. Ложная мысль! Дурных помещиков должно строго наказывать, отнимать у них имения и т. п., напротив добрых награждать и поощрять. Вот это было бы лучшею и полезнейшею эмансипациею". Тревога провинциального помещика в начале 1857 г. была понятной, но малоосновательной, поскольку сам Секретный комитет еще не выработал четкой и ясной позиции в крестьянском вопросе.

К концу февраля 1857 г. из Государственной канцелярии в Секретный комитет поступил ряд записок: о разных предположениях касательно освобождения крепостных людей, о дворовых людях, об обязанных крестьянах, о свободных хлебопашцах, о праве собственности крепостных людей. Разбор всех этих материалов, а также записок, проектов и предложений частных лиц по крестьянскому вопросу, переданных из министерства внутренних дел, Секретный комитет поручил Приуготовительной комиссии, с тем, "чтобы она определила основания предстоявших комитету работ и соображения свои внесла на окончательное рассмотрение комитета"47 .

Приуготовительная комиссия, проработав два месяца убедилась, "что из всех поступивших проектов решительно ни один не представляет полного и удобоисполнимого плана, по которому можно было бы приступить к общему изменению отношений между помещиками и крепостными людьми"48 . Заседания ее проходили в упорных, но бесплодных спорах, ибо ни одна из спорящих сторон не считала возможным пойти на уступки. Только к 20-м числам марта было достигнуто некоторое соглашение между Ростовцевым и Гагариным. 21 марта Гагарин записал в своем дневнике: "Ростовцев пришел ко мне, он принимает мою мысль, - личная свобода без условий и без земли, но с усадьбой и постройками по воле помещика; он требует только согласия крестьян". Этот компромисс был оформлен в виде общего мнения, в котором были все же оговорены оставшиеся разногласия: Ростовцев настаивал на обязательности согласия крестьян, а Гагарин исключал из предложений Ростовцева усиление земской полиции и власти предводителей, а также учреждение особого отделения при СЕ. И. В. канцелярии. Однако и это соглашение оказалось недолговечным. Уже 4 апреля Гагарин был вынужден констатировать: "Наши мнения слишком различны, чтобы их объединить" 49 . В конце концов Приуготовительная комиссия была вынуждена расписаться в собственной беспомощности, подтвердив, что даже "изменение и упрощение законоположений о вольных хлебопашцах и обязанных крестьянах могут быть определены и представлены не прежде, как по утверждению начал, которые будут для того приняты в полном собрании Секретного комитета и удостоены высочайшего утверждения". Законы о вольных хлебопашцах и обязанных крестьянах оказались исторически ограничены и мало применимы в новых условиях, новые же "главные начала" реформы комиссия предложить не смогла. В результате, в Секретный комитет поступили три отдельных мнения.

Наиболее обстоятельной является записка Ростовцева, датированная 20 апреля 1857 года50 . Записка сразу определяла позицию автора по крестьянскому вопросу: "Убеждения людей мыслящих, просвещенных и любящих отечество в том, что человек человеку не должен принадлежать, что человек не должен быть вещью, а потому в необходимости освобождения крестьян сказывается требование правды, справедливости и благоразумия". Высказав столь решительно свою точку зрения, Ростовцев, излагая историю крестьянского вопроса в первой половине XIX в., подвергает критике законы о свободных хлебопашцах и обязанных крестьянах, а также другие проекты отмены крепостного права и приходит к выводу о том, что они не могут быть приняты. Во-первых, освобождение крестьян без земли, так же как и с небольшим участком ее, невозможно. Во-вторых, предоставление крестьянам достаточного надела без вознаграждения будет несправедливо, так как разорит владельцев земли. В-третьих, выкуп земли также не может быть осуще-

стр. 57


ствлен, так как для единовременного выкупа не хватит средств, а разновременный опасен для государства: он продолжался бы довольно долго и мог бы вызвать крестьянские волнения.

Говоря о "великой государственной пользе" освобождения крепостных крестьян, Ростовцев предупреждал, что это требует "величайшей осторожности", так как крепостное крестьянство "по самому нравственному своему состоянию требует за собой особого надзора и попечительства..." "Вообще, - писал он, - нельзя отвергать истины, что из полного рабства невозможно и не должно переводить людей полуобразованных вдруг к полной свободе". Следовательно, "крепостных следует подготовить к свободе постепенно, не усиливая в них желания освобождения, но открывая все возможные для того пути".

Освобождение крепостных крестьян, по мнению Ростовцева, потребует трех периодов:

1) безотлагательного умягчения крепостного права, когда крестьяне увидят что правительство действительно заботится об улучшении их участи;

2) постепенного перехода крепостных крестьян в обязанные. На этом этапе крестьяне остаются лишь крепкими земле, получая право распоряжаться своею собственностью, и делаются совершенно свободными в семейном быту;

3) полной свободы всех крестьян в России: и помещичьих, и государственных, и удельных, и заводских.

На возражение, что народ потребует, не ожидая этих долгосрочных мер, "полной свободы" и сам освободит себя, Ростовцев уверенно отвечал: "Если правительство будет продолжать волновать умы, ничего не пересоздавая, то может разразиться народная революция. Кто дерзнет поручиться за будущее? А если правительство, опасаясь предполагаемой революции, мерою отважною, крутою и, к несчастью России, неотгаданною, само, так сказать, революцию вызовет? Правительству идти вперед необходимо, но идти спокойно и справедливо, настойчиво и религиозно; остальное во власти Божьей". Свою обширную записку "О средствах освобождения крестьян от крепостной зависимости" Ростовцев закончил выражением уверенности в том, что "если бы государя бог сподобил хотя двинуть с места этот полувековой вопрос не словом, а делом, то он совершил бы много добра и России, и человечеству, не колебля никаких основ и ничьих прав. Остальное пусть довершат другие, как ход времени, их умудрит и научит".

Солидная по объему (около 50 страниц), записка Ростовцева тем не менее, не содержала ничего принципиально нового. Программа, предложенная им, по существу, ничем не отличалась от решений секретных комитетов николаевского времени, также признававших на словах необходимость отмены крепостного права и вместе с тем откладывавших ее осуществление на неопределенный срок. Даже аргументация, использованная Ростовцевым, носила вторичный характер, создавала ощущение давнего знакомства с предложенным документом. Пространные рассуждения сановника по исследуемой проблеме несколько разбавляли общий сухой, канцелярский тон записки, не отличавшейся ни оригинальностью, ни необходимым, при написании подобных сочинений, профессионализмом. Впрочем, для развития взглядов Ростовцева по крестьянскому делу, весьма характерно его признание, выраженное в конце этой записки: "На эту святую работу, - писал он, - я не вызывался, мало для нее способный и мало для нее приготовленный. Я даже просил меня от нее уволить, но Государь отклонил мою просьбу, и я, как мог, как сумел, высказал свои убеждения, хотя и с малым знанием дела, но с полною любовью к человечеству, и к Отечеству, и к Государю".

Второй член Приуготовительной комиссии, Гагарин, в своей записке "О средствах к добровольному изменению отношений помещиков к крестьянам", датированной 5 мая 1857 г., пытался доказать, что освобождение крестьян с землей может привести к полнейшему упадку сельского хозяйства. "Руководствуясь экономическими расчетами о большей производительности крупных помещичьих товарных имений в сравнении с мелкими крестьяне-

стр. 58


кими хозяйствами, носившими чисто натуральный характер, Гагарин не считал возможным наделить крестьян при освобождении землей. "В самодержавной империи нашей свобода может только быть лично дарована крестьянам, без прав на землю, и должна состоять в личном их ограждении от притеснений владельца". Для Гагарина связь верховной власти и дворянства священна: "помещики, как поземельные собственники, составляют собою твердую опору престола и государства, следовательно, всякое стеснение их интересов и владельческих прав не может оставаться без влияния на быт империи". "Представляется во всех отношениях удобным, - писал он, - дарование помещикам права освобождать крестьян целыми селениями без условий и без земли. Такая мера... не изменяет хозяйственного быта ни сих последних, ни помещиков и оставляет в государстве тот правительственный порядок, который существует в настоящее время". Для упрочения оседлости крестьян Гагарин предлагал, чтобы "при освобождении помещики отдавали им в пользование усадебные места с домами, каждой семье отдельно, и оставляли в полном их распоряжении, доколе сами они или их потомство останутся на землях прежнего господина". На возможные возражения оппонентов, что предлагаемое им освобождение крестьян без земли приведет к возникновению сельскохозяйственного пролетариата, Гагарин отвечал, "что сельского пролетариата нигде не было и быть не могло, а в России количество земли так значительно, что землепахарь не может опасаться не иметь работы". Вполне "справедливым" и "полезным" автор записки считал и сохранение за помещиками вотчинной власти над крестьянами, предоставив первым расправу над ними "в проступках и маловажных преступлениях"51 .

Истоки гагаринского проекта, предусматривавшего полное обезземеливание крестьян и сохранение вотчинной власти помещиков, имели еще более давнюю историю, чем основания ростовцевской записки. Его проект отмены крепостного права (впрочем, таких слов Павел Павлович вообще никогда не употреблял) полностью повторял законы 1816 - 1819 гг., отменившие крепостное право в Остзейских губерниях.

Гагарин оказался удивительно прозорлив, предугадав в своей записке то, что в ходе экономического развития ближайших лет займет главное место в помещичьих интересах: ценность земли. Выдвигая во всех своих проектах на первый план ценность земли, князь Гагарин в ходе подготовки крестьянской реформы был наиболее последовательным и профессиональным защитником помещичьей земельной собственности, полного обезземеления крестьян или, по крайней мере, наделения их наименьшим наделом земли. Гагарин никогда не был многословен, но его четкая, утонченная аргументация являлась солидным противовесом предлагаемых преобразований. Гагарин не был оппозиционером, но ему претило петь хором, дар государственного солиста в нем отмечали все его современники. В первую очередь, сам император.

Записка третьего члена Приуготовительной комиссии барона Корфа была самой краткой. Не останавливаясь на подробностях будущего устройства крестьян, Корф предложил начать дело с циркуляра министерства внутренних дел всем губернским предводителям дворянства, с получением которого они должны были начать обсуждение условий реформы. Корф полагал, что все предыдущие попытки решения крестьянской проблемы оказались тщетными потому, что "дело было всегда начинаемо не снизу, не от корня, а сверху от вершины. Его обдумывали и обсуждали не помещики..., а лица, если и владеющие поместьями, то проведшие всю жизнь на службе, в отдалении от всякой возможности к всяким наблюдениям". Только поместное дворянство, наиболее знающее сельский быт, было способно обеспечить правильное решение этого вопроса. В этой работе дворянство, по мнению Корфа, должно руководствоваться следующими "тремя главными началами": 1) Избежать "всяких средств крутых и насильственных", 2) Отстранить меры "такого рода, которых выгоды одной стороне обращались бы, прямо или косвенно, в отягощение другой", 3) Отстранить все то, "что потребовало бы со стороны государственного казначейства пожертвований, могущих воспрепятствовать

стр. 59


окончанию дела". Для обсуждения этих вопросов барон намечал шестимесячный срок.

В заключении Корф подчеркнул: "Создадим если еще не тотчас что-нибудь положительное и окончательное, то по крайней мере полный к тому план; бросим полумеры и призраки мер, хотя бы для того, чтобы не повторялись слова одного умного человека, что правительство, делая по крестьянскому делу один шаг вперед, в то же время всегда делает два шага назад". Корф не считал себя специалистом в крестьянском вопросе, но длительное топтание правительства на месте в этой сфере ни для кого не было секретом. По мысли сановника, успех мероприятия может быть достигнут "только через мысль государя императора, выраженную в рескрипте великой княгине Елене Павловне 26 октября 1856 г., то есть, через подготовку материалов по делу освобождения крестьян из советов и наставлений опыта". По-видимому, Корф был знаком не только с ответом императора на записку Елены Павловны и Милютина, но и с самим великокняжеским проектом, содержавшим общий план крестьянской реформы.

Проект Корфа был далек от затеоретизированного проекта Ростовцева, ему были чужды гипертрофированные помещичьи взгляды Гагарина, цель его была предельно ясна: поставить крестьянский вопрос на практические рельсы. По сути своей предложения Корфа были близки к официальному проекту министра внутренних дел - проекту Ланского-Левшина, реализация которого привела бы к достаточно быстрому и наиболее безболезненному в тех условиях освобождению крестьян. Однако, поскольку весной и летом 1857 г. большинство членов Секретного комитета находились еще в стадии ознакомления с крестьянским вопросом, идеи Корфа тогда показались им "возбудительными"52 .

Комитет, как свидетельствовал доклад А. Ф. Орлова "не мог, по чрезвычайной важности дела, тотчас приступить к рассмотрению его подробностей, но... положил: мнения сии препроводить ко всем членам комитета с тем, чтобы они прочитали их дома и сообщили свои замечания..."53 . Изучение этих материалов членами Секретного комитета затянулось до середины июня. Молчание прервал Ланской, представивший свои замечания 13 июня 1857 года.

Министр внутренних дел критически отнесся к положениям, выдвинутым в проектах Ростовцева и Гагарина. Предложение же Корфа об обращении к дворянству министр назвал "самым основательным и надежным". Видя в Корфе союзника, Ланской разделяет его предложение: "Не возбуждая никаких толкований в низших слоях народа, воззвание такого рода, обращенное к дворянству, успокоит его, указав меру пожертвований, к которым оно должно готовиться; польстит самолюбию его, показав, что государь с доверием приглашает его к участию в великом деле; наложит печать молчания на тех, которые желали бы выразить свое неудовольствие или ропот; наконец, если бы помещичьи крестьяне каким-либо способом узнали, что правительство занимается деятельно улучшением их участи, то и тогда мысль о том, что дворяне помогают в этом деле, смягчит, если не уничтожит подозрение их против помещиков"54 . В этом вопросе взгляды Корфа и Ланского полностью совпали, они оказались единомышленниками. Еще в записке от 26 декабря 1856 г., фактически послужившей к образованию Секретного комитета, Ланской настаивал на необходимости образования особых местных комитетов для выработки условий освобождения. Корф фактически повторил мысль министра внутренних дел.

В обращении к дворянству, по мнению Ланского, необходимо было указать "каких главных начал должно оно придерживаться в суждениях своих". В качестве таких "начал" министр сформулировал следующие три вопроса: "1) остается ли земля по-прежнему во владении помещиков? 2) если остается за помещиком право владения, то должно ли быть ограждено право пользования крестьян землею, им отведенною, т.е. может ли помещик безусловно согнать со своей земли освобожденных поселян, или должен подчиниться законным ограничениям, 3) могут ли помещики ожидать от правительства

стр. 60


какого-либо вознаграждения за личность крестьянина и за землю, если закон обяжет наделять ею освобожденных крестьян"55 .

Но Ланской не согласился с мнением Корфа сосредоточить все дело разработки проекта реформы в местных дворянских комитетах. По его мнению, общие начала должны быть указаны и разработаны в центральном органе и направлены на места. "Трудно предположить, - писал Ланской, - чтобы большинство дворянства решило указанные вопросы против себя, а как другая сторона - крестьяне - к обсуждению сих вопросов призваны быть не могут, то и следует прежде всего эти вопросы решить в Петербурге; все остальное выльется из них само собою и будет обсуждено в губерниях основательнее и лучше, за правительством же, во всяком случае, останется право пересмотра, отмены и нового указания мер, соответствующих его намерениям"56 . Ланской не отличался про крестьянски ми убеждениями, но он понимал, что неподдержанное правительством крестьянство, вряд ли поддержит его реформаторские начинания.

Тем временем, уезжавший за границу, в Киссинген, Александр II потребовал, чтобы князь Орлов прислал ему при журнале или без журнала Секретного комитета, мнения трех членов Приуготовительной комиссии. 21 июня 1857 г. Председатель государственного совета и Комитета министров направил императору на курорт Киссинген всеподданейший доклад с препровождением записок Ростовцева, Гагарина и Корфа, а также мнения Ланского. В докладе Орлов отмечал, что комитет пока подробно не рассмотрел эти документы и не принял по ним никакого решения. Однако, как следовало из доклада Орлова, большинство членов комитета отвергли предложение Корфа об образовании местных комитетов: "многие члены комитета выразили свое опасение, что поручение дворянству каждой губернии составить соображения о будущих отношениях к ним крестьян без сомнения взволнует умы и помещиков, и крестьян, возбудит много толков и даже может быть причиною разных между помещичьими крестьянами беспокойств и волнений". Полностью разделяя это мнение, Орлов вслед за Ланским вновь указал на необходимость предварительной разработки "главных оснований": "Только указание правительством главных оснований будущих отношений помещиков и крестьян принесет пользу делу, при обращении к дворянству каждой губернии". Орлов заверил императора в том, что в ближайшее время комитет приступит к определению этих оснований и способов освобождения крестьян, напомнив при этом Александру II высказанное им ранее пожелание осуществлять это действие постепенно, "без мер и переворотов крутых, резких и насильственных, действуя в сем важном государственном деле осторожно и благоразумно"57 .

Но император в Киссенгене знакомился не только с материалами Секретного комитета, большое впечатление на него произвела переданная А. М. Горчаковым записка барона Гакстгаузена, одного из крупнейших специалистов в области аграрных отношений в Пруссии и России. Немецкий ученый, назвав "вопрос об освобождении крестьян" политическим и притом самым важным не только в отношении России, но и для всей Европы, сообщил русскому императору, что "радикальная партия Мадзини и братии в Англии возлагает теперь главную надежду на социальную революцию в России. Опыт же указывает, - продолжал Гакстгаузен, - что предводители этой партии не просто мечтатели, но люди, верно рассчитывающие и проницательные". Александр II знал, что организованная оппозиция режиму в России отсутствует, но он знал и другое: промедление с освобождением крестьян неминуемо приведет к обострению социально-экономического и политического кризиса в его собственной стране, к последующим катаклизмам, размеры которых окажутся несопоставимыми с известными потерями господствующего класса в ходе превентивной реформы. Необходимость отмены крепостного права, по мысли Гакстгаузена, вытекала из политических соображений предотвращения революционных потрясений. Император вполне разделял мысль ученого о том, что "в России нельзя останавливаться на полпути, что невозмож-

стр. 61


но важнейшие вопросы народного существования предоставить их собственному развитию, что правительство обязано первое принять в них обдуманное и деятельное участие, дабы события, опередив его, не завладели браздами и не вырвали уступок, которые повлекли бы к его падению". Против последней фразы император счел возможным написать на полях: "Совершенно справедливо, и в этом моя главная забота"58 .

В июне 1857 г. Александр II несколько раз встречался с русским послом во Франции Киселевым, которого поразила решимость императора в крестьянском вопросе: "Крестьянский вопрос меня постоянно занимает. Надо довести его до конца. Я более чем когда-либо решился и никого не имею, кто помог бы мне в этом важном и неотложном деле". Занося царские слова в дневник, Киселев замечает: "Вообще мне показалось, что государь совершенно решился продолжать дело освобождения крестьян, но его обременяют и докучают со всех сторон, представляя препятствия и опасения"59 .

Доклад Орлова вместе с приложенными записками членов Приуготовительной комиссии и замечаниями Ланского император передал для ознакомления Киселеву. Через два дня Киселев представил царю свои соображения. Заключительное резюме Киселева едва ли отличалось от мнения большинства членов Секретного комитета: "Я полагаю, что даровать полную свободу 22 миллионам крепостных людей обоего пола не должно и невозможно. Не должно потому, что эта огромная масса неподготовлена к законной полной свободе. Не должно потому, что хлебопашцы без земли перешли бы в тягостную зависимость землевладельцев и были бы их полными рабами или составили пролетариат, невыгодный для них самих и опасный для государства". Далее Киселев указывал, что наделение крестьян землей либо сохранение за ними находящихся в их пользовании земельных наделов невозможно без вознаграждения. Компенсация же помещиков за эти земли, составляющие более 40 млн. десятин, едва ли, по его мнению, в финансовом отношении возможна. "По сим уважениям, - писал он, - я смею думать, что возбуждать вопрос о даровании полной свободы не следует". Таким образом, Киселев оказался противником немедленной отмены крепостного права.

Консервативная позиция Киселева, его согласие с большинством членов Секретного комитета удивила, но не обескуражила императора. Его резолюция на докладе Орлова засвидетельствовала царскую неудовлетворенность деятельностью Секретного комитета: "Я прочел все бумаги с большим вниманием. Из чтения... сих бумаг я еще больше убедился, как дело это трудно и сложно, но при всем этом желаю и требую от вашего комитета как к сему приступить, не откладывая этого под разными предлогами в долгий ящик. Гакстгаузен отгадал мое главное опасение, чтобы дело не началось само собой снизу"60 .

Решительный и определенный тон резолюции не оставлял никаких сомнений в недовольстве императора работой Секретного комитета. Очевидно, что общие эмансипационные идеи, получившие дальнейшее развитие во время пребывания императора за границей, значительно усиливались его опасениями "освобождения снизу". Эти опасения, и ранее высказывавшиеся царем, усилились по мере того, как Секретный комитет шестью месяцами бесплодной работы расписался в своем бездействии. Правительство и помещики уже не могли вполне понимать друг друга и расходились в оценке положения: для правительства вопрос об освобождении становился вопросом первостепенной государственной важности, для помещиков - их вотчинные права и экономические выгоды напрочь заслоняли государственный интерес. Именно с этого периода начинается уже более явное и откровенное сопротивление крепостников эмансипационным намерениям правительства.

С возвращением в двадцатых числах июля императора из Киссингена в Петербург деятельность Секретного комитета, продремавшего несколько месяцев, оживилась. В начале августа в состав Секретного комитета был введен великий князь Константин Николаевич, полностью разделявший взгляды своего брата по крестьянскому вопросу. Император не скрывал, что ввод

стр. 62


великого князя должен активизировать работу комитета по подготовке крестьянской реформы. Константин Николаевич в первой половине августа провел несколько важных совещаний с наиболее влиятельными членами Секретного комитета: Ростовцевым, Орловым, Ланским, Чевкиным.

14 и 17 августа в комитете обсуждался поставленный императором вопрос о том, как приступить к реформе. После тщательного и подробного обсуждения всех подготовительных материалов Комитет пришел к убеждению, что ныне невозможно приступить к общему освобождению крепостных крестьян, поскольку они "вовсе не приготовлены к получению внезапно и вдруг свободы". Комитет констатировал, что "общее объявление их (крестьян. - Л. Ш.) свободными расстроит вековые отношения их к помещикам и может поколебать порядок и спокойствие в государстве". Принимая во внимание, что "не только помещики и крестьяне, но даже само правительство в настоящее время" не подготовлено к реформе, комитет предложил всю подготовку реформы разделить на три периода.

Первый период - приуготовительный. Правительство должно "всячески смягчить и облегчить крепостное состояние", предоставить помещикам "возможность увольнять крестьян по взаимным с ними соглашениям", а также собрать все необходимые для реформы сведения и материалы.

Второй период - переходный. На протяжении этого периода правительство принимает меры к освобождению крепостных крестьян, но уже не по взаимному соглашению между ними и помещиками, а "обязательному, только не вдруг, а постепенно, шаг за шагом". В этом периоде крестьяне должны "постепенно приобретать" свои личные права, "оставаясь более или менее крепкими земле".

Третий период - окончательный. В этом периоде крестьяне должны были получить личные права и быть "поставлены в отношениях своих к помещикам как люди совершенно свободные"61 .

План, разработанный Секретным комитетом, практически полностью совпадал с предложениями Ростовцева. Признавая необходимость отмены крепостного права, оба проекта отодвигали его реализацию на неопределенный срок. Тем не менее, план реформы, разработанный Секретным комитетом был утвержден царем 18 августа. На подлинном Собственною Его Императорского величества рукою было написано: "Исполнить, относительно же разногласия разделяю мнение большинства. Да поможет нам Бог, вести это важное дело, с должною осторожностью к желанному результату. Искренно благодарю Г.г. членов за первый их труд и надеюсь впредь на их помощь и деятельное участие во всем что касается до сего жизненного вопроса".

Император, еще совсем недавно требовавший не откладывать решение вопроса об отмене крепостного права "под разными предлогами в долгий ящик", в августе согласился, с казалось бы, наиболее неприемлемым планом решения крестьянского вопроса. Сказался ли в этом достаточно слабовольный характер Александра II и способность его в силу этого принимать нередко диаметрально противоположные решения в зависимости от влияния на него в данный момент того или иного лица? Такой ответ был бы неубедителен и некорректен. В последние годы жизни Николая I его наследник был значительно правее отца в подходах к крестьянскому делу, вопрос об отмене крепостного права вообще им не ставился. Будучи крепостником по натуре, он стремился к сохранению существующего порядка вещей. Крымская война, продемонстрировавшая чудовищную отсталость империи, заставила Александра II и его окружение переменить весь комплекс взглядов и подходов к разрешению глобальных государственных проблем, в том числе и по отношению к крестьянскому вопросу. Но решившись на освобождение крестьян, Александр II, не имевший тогда еще четкого представления о началах реформы, не мог дать конкретных руководящих указаний своему непосредственному окружению. Последнее же, отнюдь не страдавшее радикализмом в решении крестьянского вопроса, не просто колебалось в сроках реализации, но и откровенно затягивало работу по подготовке основных принципов рефор-

стр. 63


мы, ссылаясь на высокие государственные интересы. Император, желавший ускорения дела, не знал как к нему приступить, его же окружение "аргументировано" подсказывало ему "наилучший" план реформы, который император и вынужден был скрепить своей подписью.

В августе 1857 г. ничто не предвещало крутого поворота в крестьянском вопросе, однако в сентябре 1857 г. в столицу прибыл виленский генерал-губернатор В. И. Назимов, появление которого изменило ситуацию. Получив отношение министра внутренних дел и копию доклада Левшина в ноябре 1856 г., Назимов около четырех месяцев не предпринимал никаких официальных шагов. Известно, что переговоры с дворянством продолжались и велись успешно. По его сообщению, он разговаривал с дворянами "о необходимости улучшения и упрочения быта помещичьих крестьян и не только не встретил ни одного противоречивого мнения, но, напротив, нашел во всех полное сознание в необходимости этого в нынешнее время". 12 марта 1857 г. Назимов разослал предводителям дворянства письма с предложением обсудить этот вопрос в комитетах. Комитеты, однако, собрались нескоро: Гродненский - 25 мая, Ковенский - 30 мая, Виленский - 15 июля. Правительство желало, чтобы этот вопрос обсуждал очень узкий круг лиц: кроме предводителей дворянства, предполагалось пригласить только несколько дворян. В действительности же, летом 1857 г. в комитетах каждой из губерний работало около 25 - 30 человек, а обсуждало вопрос значительно больше. Представители дворян, собравшиеся летом 1857 г. в свои губернские города, знали уже, для какой цели их созвали, но не имели никаких указаний от правительства. А правительство тогда полагало, что дворяне "сами поймут", как нужно решать. Для большинства собравшихся дворян освобождение крестьян было желательным, но все же часть была против освобождения.

Единогласное решение об освобождении крестьян (без земли) было принято в Гродненской и Ковенской губерниях, но в Виленской настроение части дворян и в особенности губернского предводителя дворянства Домейко оказалось иным. Большинство Виленского комитета приняло решения, практически не отличавшиеся от решений соседних губернских комитетов, но затем не настояло на представлении своего решения правительству, а послушно последовало за своим председателем, открытым противником реформы, Домейко. Высказавшись за необходимость отмены крепостного права, Виленский комитет (большинство вместе с меньшинством), тем не менее, занялся выработкой новых инвентарных правил, то есть вопросом не уничтожения, а "исправления" крепостного права. Такая непоследовательность была возможна только потому, что и большинство комитета не очень твердо было уверено в необходимости реформы. Домейко не послал решения большинства Назимову. Более того, пользуясь властью председателя комитета, он всячески затягивал дело, ссылаясь на то, что такой важный вопрос должен быть решен всем дворянством губернии. Наконец, в сентябре 1857 г. труды комитета были доставлены Назимову. Получив протоколы комитета, то есть проект инвентарных правил, Назимов был взбешен. Домейко было послано гневное письмо за представление "совершенно неуместного мнения". Председатель Виленского комитета, получив взбучку, вскоре прислал все необходимые материалы, в том числе и мнение большинства, признанного Назимовым мнением Виленского комитета62 .

Решения всех трех комитетов летом 1857 г. имели одинаковый характер: все комитеты признали необходимым бесплатное личное освобождение крестьян, однако вся земля и все недвижимое крестьянское имущество должны были перейти в собственность помещиков. После такого "освобождения" крестьяне превращались в кабальных арендаторов или батраков.

Заключение Назимова к губернским проектам было кратким. Губернатор признал, что крестьянская реформа для края давно назрела, что работа с инвентарями подготовила крестьян к мысли о близком освобождении, которое они ждут с напряженным нетерпением. Затем генерал-губернатор в крайне неопределенной форме высказал мнение о необходимости обеспечения кре-

стр. 64


стьян некоторой оседлостью. В отношении организационном, он предложил, чтобы проекты, выработанные губернскими комитетами, поступили бы в общую для трех губерний комиссию, составленную частично из дворян, частично из чиновников. Проект, выработанный этой комиссией, по мнению Назимова, должен был поступить на утверждение императора, а затем обратно возвратиться в край "для составления полного и окончательного положения"63 .

25 сентября 1857 г. Назимов отослал все документы министру внутренних дел, а вскоре и сам уехал в Петербург. "Он не привез ничего нового, - писал Левшин, - ничего положительного, но требовал, чтобы ему были даны наставления как действовать, объясняя, что без точных указаний ему неприлично возвратиться в свои губернии". По своей должности генерал-адъютанта Назимов почти каждый день своего пребывания в Петербурге виделся с Александром II, который "слыша повторения, что ему не дано еще ответа, пришел в нетерпение и приказал, чтобы в течение осьми дней вопрос был решен"64 .

В те же дни Александр II писал из Петербурга А. И. Барятинскому: "Я нашел здесь всех крайне озабоченными освобождением крестьян, что естественно, потому что касается более или менее интересов всех классов. Но к несчастию, с нашей манией болтать и выдумывать то, о чем никогда не было и речи, возбуждают страсти и создают лихорадочное беспокойство, которое хотелось бы унять. Все это не остановит меня, однако, в моем стремлении довести, с божьей помощью, до благополучного завершения меру, которую я считаю жизненно важным вопросом"65 .

После высочайшего повеления Секретному комитету не оставалось ничего другого как заняться проблемой вплотную. Учитывая особенное положение западных губерний и готовность дворянства "вместо исправления инвентарей" освободить крестьян от крепостной зависимости, Комитет вынужден был признать, что было бы "не только бесполезным, но даже вредным препятствовать подобным желаниям дворянства". Исходя из этого, Комитет на заседании 2 ноября постановил "...разрешить дворянству сих 3-х губерний теперь же приступить к обсуждению всех вообще подробностей, относящихся до этого важного и обширного дела"66 . Левшин писал в связи с этим: "...Комитет встрепенулся и впросонках поручил министру внутренних дел С. С. Ланскому вместе с министром государственных имуществ М. Н. Муравьевым составить в течение трех дней проект рескрипта, в котором указать генералу Назимову, на каких именно основаниях он должен приступить к делу. Поручение это министр Ланской передал мне". Началась бешеная работа. Автор "Материалов для истории упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян в России" иронически писал об этом: "Комитет и министр внутренних дел принялись сочинять общими силами, кажется, сами хорошенько не зная, чего хотят. Писали, доделывали, опять сочиняли; сосчитано, что работали до 18 человек"67 . Но основную работу проделали Левшин с помощниками в течение 48 часов.

Составленная Левшиным записка с изложением основ, на которых предполагалась отмена крепостного права в западных губерниях, была рассмотрена и исправлена Ланским и Муравьевым и 8 ноября представлена в Секретный комитет. Главные ее положения полностью совпадали с предложениями записки министра внутренних дел от 26 июля 1857 г.: помещики оставались собственниками всей земли, но должны были предоставлять часть ее в пользование крестьянам (размер участков земли не оговаривался), крестьяне должны были выкупить усадебную оседлость; устанавливался переходный период сроком от 8 до 12 лет. К прежним предложениям Ланского было добавлено, что за помещиками сохраняется вотчинная полиция, но крестьяне, образуя особые сельские общества, получают и свое управление68 .

Все попытки членов Секретного комитета уклониться от немедленного решения этого вопроса были напрасны: в новой ситуации верховная власть проявляла настойчивость. 5 ноября Гагарин записал в своем дневнике: "Император недоволен отсутствием доброй воли у комитета по освобождению и

стр. 65


медленностью заседаний. Великий князь Константин сказал мне, что пришел в отчаяние, когда увидел настроения членов столь многочисленного комитета"69 .

9 ноября 1857 г. Секретный комитет в основном согласился с предложениями Левшина. Было решено изложить их в двух документах: в рескрипте императора на имя Виленского генерал-губернатора, где будут указаны "непреложные и неизменные начала", и в отношении к Назимову министра внутренних дел, где должны быть перечислены начала, "подлежащие обсуждению" и могущие "быть измененными в подробностях". Эти два документа, составленные по-видимому Бутковым, были обсуждены Секретным комитетом 16 и 18 ноября в присутствии Назимова, а затем вместе с журналом трех ноябрьских заседаний представлены царю. Его резолюция гласила: "Благодарю гг. членов комитета за первый и решительный приступ к сему важному делу. Да поможет нам бог довершить его повсеместно к благу России"70 .

19 ноября Александр II записал в свой дневник: "До 3/4 12 работал подписал рескрипт генерал адъютанту Назимову для освобождения крестьян литовских губерний"71 . Официально же журнал Секретного комитета был подписан 20 ноября. Через два дня Александр II писал Барятинскому: "Великий вопрос об освобождении крестьян сделал первый шаг. Дворянство трех литовских губерний обратилось ко мне с просьбой разрешить это для их крестьян, а я, естественно, дал им свое согласие, объявив рескриптом на имя генерал-губернатора Назимова главные основания, на которых они могут это сделать, и предоставив комитетам, избранным дворянством в каждой губернии, позаботиться о разработке деталей на местах. Этот рескрипт, который публикуется, успокоит, я надеюсь, все наше дворянство, а крестьяне выбросят из головы разные химеры, которыми хотели их питать неблагонамеренные люди. Мне кажется, что эти основания столь же разумны, сколько и справедливы. Дай бог, чтобы дворянство остальной империи последовало вскоре этому примеру". Эта же мысль была сформулирована Александром II 22 ноября 1857 г. во время приема воронежского губернатора Синельникова. Император, рассказав ему об адресе литовских дворян и о состоявшихся распоряжениях, прибавил: "Я решился дело привести к концу и надеюсь, что вы уговорите ваших дворян мне в этом помочь"72 .

Позиция царя, по мнению СВ. Мироненко, в этих трех документах совершенно разного назначения - официальной резолюции, дневнике и частном письме - идентична и выражена ясно. В отличие от Секретного комитета, большинство членов которого, с одной стороны, полагало, что рескрипт Назимову и его практические последствия укладываются в рамки задач первого периода (в частности - собрать материалы для будущих решений), с другой, усматривало в рескрипте решение частного, а не общего для всей России вопроса73 , царь видел в нем начало практического решения крестьянского вопроса.

Рескрипт от 20 ноября 1857 г. устанавливал организационные формы и давал общие установки при выработке проектов "об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян". Рескрипт установил, что первоначальные проекты должны выработать губернские комитеты. Комитеты должны состоять из лиц, выбранных дворянами по одному на уезд, и из двух помещиков, по назначению начальника губернии. Председателями комитетов назначались губернские предводители дворянства. Проекты, выработанные губернскими комитетами, представлялись в общую для всех трех губерний комиссию. Комиссия составлялась из членов - выборных от каждого губернского комитета (по два человека от комитета) и из членов по назначению (по одному помещику от каждой губернии по назначению генерал-губернатора и одного члена на всю комиссию по назначению министерства внутренних дел). Председателя комиссии назначал генерал-губернатор. Проект, выработанный общей комиссией, представлялся в министерство внутренних дел.

Установки при выработке проекта рескрипт давал следующие: реформа должна была проводиться "не иначе, как постепенно, дабы не нарушить су-

стр. 66


шествующего ныне хозяйственного устройства помещичьих имений". За помещиками сохранялось "право собственности на всю землю", но крестьянам оставлялась "их усадебная оседлость, которую они в течении определенного времени, приобретают в собственность посредством выкупа"; сверх того предоставлялось "в пользование крестьян надлежащее, по местным удобствам, для обеспечения их быта и для выполнения обязанностей пред правительством и помещиком, количество земли, за которую они платят оброк или отбывают работу помещику". В важнейшей своей части рескрипт был противоречив, чем не преминули воспользоваться помещики при выработке проектов реформы. Противоречие заключалось в том, что земля вся признавалась помещичьей собственностью, но в то же время часть этой земли (усадьбы) помещик должен был продать крестьянам, а еще часть (участки) предоставить им в пользование, то есть помещик становился все же неполным собственником всей своей земли.

Правительство в значительной мере удовлетворило просьбу дворян о предоставлении возможности им самим выработать условия реформы, но, установив рескриптом положения, которые не подлежали обсуждению, оно поставило деятельность комитетов в определенные рамки.

На другой день после подписания рескрипта министр внутренних дел послал Назимову секретное отношение, в котором конкретизировал задачи, поставленные перед комитетами и комиссией. Проект двух министров предусматривал, что в послании министра внутренних дел Назимову будут даны указания, которые на местах можно будет принять, но можно и отвергнуть. Но отношение Ланского от 21 ноября 1857 г. имело отнюдь не рекомендательный характер, "в дополнение к правилам, изложенным в рескрипте... государь император высочайше соизволил повелеть"74 , то есть оно давало более пространную редакцию рескрипта, которую надо было не обсуждать, а выполнять. Основные положения министра внутренних дел сводились к тому, что "уничтожение крепостной зависимости крестьян должно быть совершено не вдруг, а постепенно... Для переходного состояния следует назначить определенный срок по усмотрению губернских комитетов не свыше 12-ти лет". Еще раз подтверждалось положение, что помещики остаются владельцами всей земли, но они обязаны продать крестьянам усадьбу и "сверх того предоставляется в пользование крестьянам... надлежащее количество земли", которое не должно быть отчуждаемо. Смысл рескрипта был ясен: правительство не соглашалось на безземельное освобождение огромной массы помещичьих крестьян.

Усадьбу крестьяне должны были выкупить в переходное время, то есть, не позднее, чем через 12 лет. Выкуп делался независимо от той платы, которую крестьяне должны были вносить помещику за пользование участком. О выкупе участков, как в рескрипте, так и в отношении министра, речи не было. Повинности в пользу помещиков должны были отбывать только те крестьяне, которые пользовались землей. Следовательно, безземельные крестьяне и батраки освобождались сразу, "сии последний не могут быть требуемы на работу иначе как за вознаграждение". Размер повинностей должен был находиться в зависимости от размера и качества участков, иначе говоря, в соответствии с инвентарями. Помещику оставлялась вотчинная полиция. С введением нового положения продажа, дарение, обмен крестьян, переселение их без их согласия на другие участки запрещались. "Нерадивых" и "порочных" крестьян помещик еще мог сдавать в рекруты, но уже с согласия крестьянского общества. "Если комитеты, - заключал Ланской свое отношение к Назимову, - по местным уважениям, признают неудобным принять которые - либо из этих соображений, то я просил бы Ваше Превосходительство поручить комитетам, в своих окончательных мнениях, объяснить подробно причины, препятствующие принятию оных"75 . Последний документ разъяснял цель рассылки во все губернии адресованных Назимову рескрипта и отношения: еще раз упомянув об "особом удовольствии", с которым император разрешил Назимову начать дело освобождения крестьян в подчинен-

стр. 67


ных ему губерниях, Ланской добавлял, что документы рассылаются на случай, если бы дворянство других губерний изъявило подобное желание76 .

Комитет признал полезным опубликование рескрипта в "Журнале Министерства внутренних дел", чтобы "успокоить дворянство внутренних губерний": рескрипт дан генерал-губернатору определенных губерний. Большинство комитета все еще надеялось замкнуть крестьянскую реформу в рамках трех западных губерний. Между тем, Ланской настаивал и на публикации текста своего отношения. Министр обратился к Александру II за разрешением конфиденциально сообщить губернаторам и предводителям губернского дворянства его текст и такое разрешение получил. Секретный комитет был вынужден продублировать решение императора, согласившись опубликовать отношение министра внутренних дел вместе с рескриптом императора.

Дальнейшие события развивались по правилам детективного жанра. Зная преобладающие в комитете настроения секретности, Ланской немедленно отдал распоряжение чиновнику по особым поручениям П. И. Мельникову отпечатать достаточное количество экземпляров. В ночь с 23 на 24 ноября 1857 г. 75 печатных экземпляров рескрипта и отношение министра внутренних дел были отправлены на Николаевскую железную дорогу для рассылки. На другой день Ланской сказал своему подчиненному: "Вы, вероятно, удивлялись моей вчерашней торопливости, а ведь нынче ночью было мне приказано помедлить, но я мог ответить, что уже поздно"77 .

О наличии острой борьбы против публикации и, в особенности, официальной рассылки этих документов губернаторам и губернским предводителям империи, сообщалось в записках известного славянофила А. И. Кошелева: "Во главе оппозиции стоял председатель Государственного совета князь А. Ф. Орлов, и он решился всем авторитетом своего звания и своей опытности подействовать на молодого императора. Он отправился во дворец, приказал о себе доложить государю, и как в это время из кабинета императора выходил старик граф Адлерберг (министр императорского двора. - А. Ш.), то Орлов сообщил ему в коротких словах о цели своего приезда. Входит он в кабинет императора, говорит ему самым сильным и настойчивым образом против опубликования упомянутого рескрипта и почти на коленях умоляет государя не открывать эры революции, которая поведет к резне, - к тому, что дворянство лишится всякого значения и, быть может, и самой жизни, а его величество утратит и престол. Когда князь Орлов выходил из кабинета государя, то ожидавший его выхода граф Адлерберг спросил его: "Ну что?" - "Потрясен", - ответил с улыбкою Орлов, - рескрипт не будет опубликован". Еще не успел князь Орлов отъехать от дворца, как доклад министра внутренних дел об обнародовании рескрипта был уже государем утвержден и тотчас возвращен по принадлежности"78 . Старый царедворец не поспевал за временем, император же уже опережал его. Он еще не был лишен некоторых внутренних колебаний, но они уже не мешали общему поступательному ходу крестьянского дела.

Сочетание этих двух выдающихся документов - рескрипта императора и отношения министра внутренних дел, второй из которых конкретизировал общие и довольно расплывчатые положения первого, сделало необратимым приступ к отмене крепостного права по всей Российской империи. Принципиальная новизна постановки вопроса в первой правительственной программе реформы, сформулированной в рескрипте и отношении Ланского на имя Назимова, состояла в том, что речь здесь шла об уничтожении, а не о "смягчении" крепостного права, о реформе, обязательной для помещиков, а не ориентированной, как прежде, на "их добрую волю". Менялся сам характер законопроекта - на смену принципа келейного обсуждения в николаевских секретных комитетах пришел принцип гласности с привлечением дворянства. Публикация этих документов стала первым гласным инструментом уже легализованной реформы. Первый рубикон был перейден, но праздновать общую победу еще было рано.

26 ноября начальник 111 Отделения князь Долгоруков, не скрывавший своего негативного отношения к реформе, в своем циркуляре внушал губер-

стр. 68


неким штаб-офицерам, что высылаемые им копии рескрипта и отношения Ланского Назимову "относятся только до трех губерний: Виленской, Гродненской и Ковенской и посылаются к вам с тем, чтобы вы могли предупредить всякого рода вредные толки, если таковые возбуждены будут разбором или разъяснением содержания означенных бумаг". Долгоруков предписывал жандармским штаб-офицерам под строжайшей ответственностью не передавать своего экземпляра "никому решительно, ни начальствующим лицам, ни подчиненным, ни знакомым" и тем более не дозволять с него копии, даже в своем присутствии79 .

Консервативная группировка в правительстве была влиятельной, но на данном этапе ее влияние уже не было определяющим. Александр II, колеблясь в малом, неизменно выдерживал общее направление крестьянской реформы. 23 ноября в Секретном комитете был поставлен вопрос о Петербургской губернии. Петербургское дворянство еще в конце царствования Николая I представило в министерство внутренних дел свои соображения о введении инвентарных правил, определявших взаимные отношения помещиков и крестьян. В начале 1857 г. оно вновь напомнило о своих пожеланиях, послав соответствующее ходатайство в Секретный комитет по крестьянскому делу. Долгое время прошение петербургского дворянства оставалось без движения. Но в конце 1857 г., воспользовавшись в новых условиях этим старым представлением, правительство фактически навязало петербургскому дворянству рескрипт об отмене крепостного права. 5 декабря петербургским дворянам также было разрешено открыть губернский комитет для составления проекта положения об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян и основаниях, ранее изложенных в рескрипте генерал-губернатору Назимову. Спустя несколько дней, 9 декабря, во время встречи императора с уездными предводителями петербургского дворянства, Александр II обратился к ним: "Я привык надеяться на все дворянство и предоставил вашей губернии начать это дело. Знаю, что будет много труда, но я надеюсь на вас и поручаю вам это дело. Надеюсь, что вы примете в нем искреннее участие и обратите внимание ваше на класс людей, заслуживающий, чтобы положение его правильно обеспечено. Нельзя было медлить долее; должно было заняться теперь же этим предметом, не откладывая его вдаль. Моя непреклонная воля, чтобы это было исполнено"80 .

Официальная правительственная линия в этот период не отличалась особой последовательностью. Рескрипт Игнатьеву, как и рескрипт Назимову, сопровождался пояснительным отношением министра внутренних дел. Текст его существенно отличался от соответствующего отношения, обращенного к дворянству трех западных губерний. Прежде всего из него были устранены термины "освобождение крестьян", "упразднение крепостного права", замененные неопределенным выражением "улучшение быта крестьян". Было также указано, что при определении размера натуральных повинностей за пользование пахотной землей и размера выкупа следует учитывать "местные удобства и промысловые выгоды"81 , другими словами, верховная власть узаконивала скрытый выкуп за личность крестьян.

Русское образованное общество с восторгом встретило радостную весть. 28 декабря 1857 г. в Москве 180 представителей, преимущественно творческой интеллигенции, отпраздновали это событие на торжественном обеде, данном в купеческом собрании. В выступлениях Каткова, Станкевича. Павлова, Бабста, Кавелина прозвучала полная поддержка предпринятым шагам верховной власти. Особенно эмоциональной и зажигательной оказалась речь известного купца Кокорева, провозгласившего тост "в честь и славу тех людей. Которые в чувствах истинной любви к государю будут содействовать нашему выходу из кривых и темных закоулков на открытый путь гражданственности!" По окончании обеда гости долго стояли перед портретом императора, раздавались восторженные крики "ура!"; вечер закончился пением всеми присутствующими народного гимна.

Первым откликнулось на царский призыв нижегородское дворянство. В подписанном 17 декабря всеподданнейшем адресе было выражено едино-

стр. 69


душное желание "принесть его императорскому величеству полную готовность исполнить его священную волю на основаниях, какие его величеству благоугодно будет указать". В ответ на адрес последовал рескрипт нижегородскому губернатору А. Н. Муравьеву от 24 декабря 1857 г., отметивший инициативу нижегородского дворянства: "Поручаю вам, - писал Александр II губернатору Муравьеву, - объявить сему благородному сословию мое совершенное удовольствие за новое доказательство всегдашней готовности нижегородского дворянства содействовать исполнению намерений правительства, устремляемых к благу общему. Мне в особенности было приятно видеть, что оно первое поспешило воспользоваться случаем дать пример сей готовности изъявлением усердного желания способствовать, зависящими от него средствами, предпринимаемому ныне важному и равно полезному для всех в государстве состояний делу"82 .

После нижегородского послания московский генерал-губернатор Закревский и московское дворянство оказались в неловком положении. Москва служила естественным ориентиром для дворянства великорусских губерний, нередко присылавших сюда своих представителей для выяснения, на каких началах будет вестись дело. В таких условиях Александр II возлагал на вторую столицу большие надежды, как впрочем, и решительно настроенные против реформы сановники из его ближайшего окружения. Выжидательная позиция Москвы, верно расцененная современниками, как пробный шар, пущенный противниками реформы не без участия петербургских чиновников во главе с Орловым83 , должна была определить, насколько прочно правительство вступило на путь реформы. Планы противников эмансипации были нарушены адресом нижегородского дворянства. Далее отмалчиваться было уже неприлично. Скрепя сердце, Закревский подал записку императору, в которой сообщил, что московские помещики "видят себя между двух крайностей, имея, с одной стороны, высочайший вызов содействовать правительству в улучшении быта крестьян, а с другой, опасаясь бездействием возбудить против себя ненависть низшего сословия". Заканчивал Закревский записку пожеланием выждать результатов эксперимента в Литовских и Петербургской губерниях. По-видимому, престарелому московскому начальнику реформа все еще представлялась лишь региональным экспериментом, не затрагивавшим центральные губернии. Становилось очевидным, что московские власти явно не соответствуют духу назревших перемен, политическая карьера почивавшего на прежних заслугах Закревского явно клонилась к закату.

Под давлением императора 7 января 1858 г. "прозревшее" московское дворянство подало-таки соответствующий адрес, просивший "соизволения на открытие комитета для составления проекта правил, которые комитетом будут признаны общеполезными и удобными для местностей Московской области". Таким образом, попытка помешать распространению реформы на территорию великорусских губерний не удалась. Сорвалась и попытка московского дворянства выторговать себе особые условия при выработке местного проекта. Она лишь усугубила растущее недовольство императора, который в ответном рескрипте 16 января, составленном в откровенно холодных и сухих выражениях, отклонил притязания москвичей о предоставлении их губернскому комитету особых привилегий. Рескрипт требовал, чтобы проект положения для Московской губернии "был составлен на тех же главных началах, кои указаны дворянству других губерний, изъявившему прежде желание устроить и улучшить быт своих крестьян". Решимость верховной власти приступить к объемным преобразованиям в крестьянском вопросе была настолько очевидной, что дворянская оппозиция была вынуждена смириться с изменившейся политической ситуацией. "Правительство показало... дворянству, - писал автор публикации "На заре крестьянской свободы", - что оно приступает к реформированию отношений к помещикам вне зависимости от высказываемого со стороны последнего согласия, а в форме общегосударственной меры. Дворянство должно было понять, что ходатайство с его сто-

стр. 70


роны о дозволении открыть у. себя комитеты является не более как политическим этикетом, а не правом желать или не желать предстоящего освобождения крестьян"84 .

Тронувшийся московский лед вызвал настоящий адресный ледоход. За период с 14 января 1858 г., когда был открыт первый, Петербургский, комитет, и до апреля 1859 г. было открыто 45 губернских комитетов и две Общие комиссии - Виленская и Киевская. Создание последних отражало особенности положения регионов.

Последнюю черту под секретностью подготовки реформы подвело учреждение Главного комитета по крестьянскому делу, что фактически означало переименование Секретного комитета. Высочайшее повеление об учреждении в непосредственном ведении и под председательством государя "Главного комитета по крестьянскому делу для рассмотрения постановлений и предложений о крепостном состоянии" было подписано императором 16 февраля 1858 г., а 18 февраля того же года было объявлено указом Сената 85 . Работа над началами крестьянской реформы вступила в новую стадию.

Примечания

1. Русский архив, 1885, N 8, с. 476, 480 - 481.

2. Там же, с. 489, 491 - 492.

3. ПОПЕЛЬНИЦКИЙ А. З. Секретный комитет в деле освобождения крестьян от крепостной зависимости. - Вестник Европы, 1911, N 2, с. 48 - 49.

4. Впоследствии в его состав вошли также министр государственных имуществ М. Н. Муравьев, великий князь Константин Николаевич, министр юстиции В. Н. Панин, а ушедший в отставку Н. Ф. Брок был заменен А. М. Княжевичем.

5. ФЕДОРЧЕНКО В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий. Т. 2. Красноярск - Москва. 2000, с. 173 - 174.

6. ЗАХАРОВА Л. Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856 - 1861. М. 1984, с. 55.

7. Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон в 12 томах. Биографии. Т. 2. М. 1992, с. 300 - 301; ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 135 - 137.

8. ЗАХАРОВА Л. Г. Ук. соч., с. 57.

9. ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 576 - 577.

10. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 728, оп. 1, д. 1817, ч. 9, с. 81.

11. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Курс русской истории. T.V. М. 1988, с. 256.

12. Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон, т. 2, с. 699 - 701; ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 173 - 174.

13. Русский биографический словарь, т. 3. СПб. 1908, с. 523.

14. Там же, т. 22. СПб. 1905, с. 89 - 113.

15. ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 2, с. 515 - 516.

16. ДОЛГОРУКОВ П. В. Петербургские очерки. М. 1992, с. 453 - 454.

17. ПЕТРОВ П. Н. История родов русского дворянства, т. 11. М. 1991.

18. МАЙКОВА К. А. Первые декабристские рукописи в Румянцевском музее. М. 1975, с. 66.

19. ПЫПИН А. Н. Русское масонство в XVIII и первой четверти XIX вв. СПб. 1916, с. 363, 423, 456, 459.

20. ПЕТРОВ П. П. Ук. соч., с. 112.

21. Русский биографический словарь, т. 10. СПб. 1914; ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 622 - 623.

22. ЗАХАРОВА Л. Г. Ук. соч., с. 56.

23. ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 2, с. 326 - 328.

24. ДОЛГОРУКОВ П. В. Ук. соч., с. 476.

25. Русский биографический словарь, т. 6, СПб. 1905, с. 503 - 506; ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 399 - 400.

26. Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон, т. 3, с. 561; ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 254 - 255.

27. ОРЖЕХОВСКИЙ И. В. Из истории внутренней политики самодержавия в 60 - 70-х гг. XIX в. Горький. 1974, с. 30 - 31.

28. АКСАКОВ И. С. Письма из провинции. М. 1991, с. 9, 34, 105.

29. Там же, с. 9.

30. ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 2, с. 83 - 84.

31. ДОЛГОРУКОВ П. В. Ук. соч., с. 315 - 316.

32. Колокол, N 228, 1 октября, 1866.

33. Русский биографический словарь, т. 1. СПБ. 1896, с. 75 - 76; Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон, т. 1, с. 102.

34. ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 14 - 15.

стр. 71


35. Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон, т. 2, с. 556 - 557; ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 154 - 155.

36. Русский биографический словарь, т. 9. СПБ. 1903; ФЕДОРЧЕНКО В. И. Ук. соч., т. 1, с. 548 - 549.

37. ДОЛГОРУКОВ П. В. Ук. соч., с. 480.

38. Журналы Секретного и Главного комитетов по крестьянскому делу, т. 1. СПб. 1915, с. 1.

39. Там же, с. 2, 3.

40. Там же, с. 5 - 7.

41. Автор материалов "На заре крестьянской свободы" сообщал следующую версию нежелания Корфа участвовать в работе Секретного комитета: "барон Корф имел тайную надежду сделаться производителем дел, а следовательно главным действующим лицом комитета. Назначение на эту должность Буткова ему было неприятно и послужило главною причиною отказа". На заре крестьянской свободы (1857 - 1861). - Русская старина, т. 92, 1897, N 10, с. 16.

42. Журналы Секретного и Главного комитетов по крестьянскому делу, т. 1, с. 7 - 8.

43. Там же, с. 9 - 10.

44. Там же, с. 11 - 12.

45. Там же, с. 5, 12 - 16.

46. Русская старина, т. 92, 1897, N 10, с. 17, 18.

47. ЛЯЩЕНКО П. И. Последний секретный комитет по крестьянскому делу. 3 января 1857 - 16 февраля 1858 г. СПб. 1911, с. 19.

48. Впрочем, из всех проектов Ростовцев делал исключение для проекта тайного советника Позена, находя его "вполне практическим, умеряющим все опасения, обильным в благих последствиях, введением ипотечной системы. Он был бы превосходен, если бы указал финансовые для осуществления своего средства и был бы окончательно развит в административном отношении". - Вестник Европы, 1911, N 2, с. 56.

49. ГАРФ, ф. 728, оп. 1, д. 2197, ч. 5, л. 20.

50. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1180, оп. XV, д. 9, л. 303 - 308.

51. Там же, л. 329 - 335.

52. РУЖИЦКАЯ И. В. М. А. Корф в государственной и культурной жизни России. - Отечественная история, 1998, N 2, с. 55.

53. МИРОНЕНКО С. В. Крестьянский вопрос в последнем секретном комитете (1857). Проблемы истории СССР. М. 1976, с. 281.

54. РГИА, ф. 1180, оп. XV, д. 9, л. 364 - 365.

55. ЛЕВШИН А. И. Достопамятные минуты моей жизни. - Русский архив, 1885, N 8, с. 503.

56. ПОПЕЛЬНИЦКИЙ А. Ук. соч., с. 62.

57. Там же, с. 62 - 63.

58. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. К вопросу о деятельности Секретного комитета по крестьянскому делу в 1857 г. Исторические записки АН СССР, т. 58. М. 1956, с. 338.

59. ТАТИЩЕВ С. С. Император Александр Второй. Его жизнь и царствование. Книга первая. М. 1996, с. 336.

60. РГИА, ф. 1180, оп. XV, д. 9, л. 370, 436.

61. Журналы.., т. 1, с. 18 - 19.

62. УЛАЩИК Н. Н. Иэ истории рескрипта 20 ноября 1857 г. Исторические записки АН СССР, т. 28, М. 1949, с. 169, 172.

63. Там же, с. 172.

64. Русский архив, 1885, N 8, с. 527.

65. МИРОНЕНКО С. В. Ук. соч., с. 287 - 288.

66. Журналы.., т. 1, с. 27 - 29.

67. Русский архив, 1885, N 8, с. 527; Материалы для истории упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян в России, т. 1. Берлин. 1860, с. 138.

68. Русский архив, 1885, N 8, с. 527 - 532.

69. ГАРФ, ф. 728, оп. 1, д. 2197, ч. 5, л. 54об.

70. Журналы.., т. 1, с. 27, 29 - 32.

71. ГАРФ, ф. 678, оп. 1, д. 311, л. 109.

72. МИРОНЕНКО С. В. Ук. соч., с. 289; ТАТИЩЕВ С. С. Ук. соч., с. 345.

73. П. П. Гагарин в своем дневнике в записи от 19 ноября 1857 г. заключал: "Воображают, что приняли решение, относящееся исключительно к трем западным губерниям, а решили весь вопрос". ГАРФ, ф. 728, оп. 1, д. 2197, ч. 5, л. 56об.

74. Журналы.., т. 1, с. 33 - 36.

75. Там же, с. 35 - 40.

76. Русский архив, 1885, N 8, с. 534.

77. Там же, с. 533 - 535.

78. Русское общество 40 - 50-х годов XIX в., ч. 1. Записки Л. И. Кошелева. М. 1991, с. 100.

79. ГАРФ, ф.109, 4 эксп., оп. 197, д, 199, л. 26.

80. ТАТИЩЕВ С. С. Ук. соч., т. 1, с. 347.

81. Журналы.., т. 1, с. 48.

82. ТАТИЩЕВ С. С. Ук. соч., с. 348 - 349.

83. Русская старина, 1881, N 5, с. 1.

84. Там же, 1898, N 1, с. 87.

85. ГАРФ, ф. 1180, оп. XV, д. 8, л. 9, 33-33об.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ЛИЦА-И-ДЕЛА-СЕКРЕТНОГО-КОМИТЕТА-ПО-КРЕСТЬЯНСКОМУ-ДЕЛУ-1857-1858-ГГ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Россия ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

А. П. ШЕСТОПАЛОВ, ЛИЦА И ДЕЛА СЕКРЕТНОГО КОМИТЕТА ПО КРЕСТЬЯНСКОМУ ДЕЛУ. 1857-1858 ГГ. // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 25.02.2021. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ЛИЦА-И-ДЕЛА-СЕКРЕТНОГО-КОМИТЕТА-ПО-КРЕСТЬЯНСКОМУ-ДЕЛУ-1857-1858-ГГ (дата обращения: 28.03.2024).

Автор(ы) публикации - А. П. ШЕСТОПАЛОВ:

А. П. ШЕСТОПАЛОВ → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Россия Онлайн
Москва, Россия
1427 просмотров рейтинг
25.02.2021 (1127 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
3 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ЛИЦА И ДЕЛА СЕКРЕТНОГО КОМИТЕТА ПО КРЕСТЬЯНСКОМУ ДЕЛУ. 1857-1858 ГГ.
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android