Выйти на рассмотрение философско-методологических вопросов, касающихся темы "синергетика и язык", можно разными путями. Некоторые из этих путей можно считать уже достаточно проторенными, некоторые- чуть намеченными тропинками. Но есть еще и совершенно неразведанные. К таким неразведанным тропинкам я отношу и ту, которая пролегает через концепцию личностного знания М. Полани.

Синергетика находится "по ту сторону" традиционных эпистемологических дихотомий, в частности таких, как дихотомия "относительное- абсолютное", "внешнее- внутреннее", "естественное- искусственное". В этом смысле синергетика трансдисциплинарна и, в то же время, претендуя на роль посредника в диалоге естественнонаучного и социогуманитарного знания, она междисциплинарна. Здесь, возможно, более уместен термин Фуко - Делеза. Я имею в виду трансгрессию. Но, держась ближе к опыту познания как он существует в современной науке, я буду говорить, что здесь и теперь, в контексте этого опыта, синергетика осознается как междисциплинарное направление. При этом слово "осознается" я здесь использую в его гештальтистской интерпретации, о чем подробнее будет говориться ниже. А пока про междисциплинарностъ синергетики.

Вот что пишут по этому поводу Данилов и Кадомцев, именующие синергетику "Х-наукой": "В отличие от большинства новых наук, возникавших, как правило, на стыке двух ранее существовавших и характеризовавшихся проникновением метода одной науки в предмет другой, Х-наука возникает, опираясь не на граничные, а на внутренние точки различных наук, с которыми она имеет ненулевые пересечения: в изучаемых Х-наукой системах, режимах и состояниях физик, биолог, химик и математик видят свой материал, и каждый из них, применяя методы своей науки, обогащает общий запас идей и методов Х- науки"(1)

Таким образом, синергетика - "контактная наука", наука, сфера обитания которой - это зоны контактного взаимодействия разных дисциплин, что звучит пока загадочно. В самом деле, что мы можем еще сказать об этих контактах, областях "ненулевого пересечения"? Ясно,

(1) Данилов ЮЛ., Кадомцев Б.Б. Что такое синергетика // Нелинейные волны и самоорганизация. М., 1983.

стр. 13

что сформулированный в таком виде вопрос требует уточнения, контекстуализации. И уточнения прежде всего в отношении той позиции, с которой он задается. Очевидно, что физик, биолог, химик и математик действительно видят "свой материал", видят с точки зрения своей дисциплины, под углом присущего ей подхода, ее концептуальной перспективы. Здесь уместны и такие выражения как "горизонт", "парадигма" и т.д. Очевидно также, что это видение есть динамически стабильный процесс, и опирается он на достаточно устойчивое интерсубъективное согласие. Кроме того, это видение селективно, определено целостным набором предпосылок, установок, ценностных норм, наконец, используемым языком. Последнее для меня наиболее существенно, а потому весь пафос моего дальнейшего изложения будет определяться попыткой превратить это последнее в первое, опираясь при этом на две концепции: концепцию синергетической коммуникации и концепцию личностного знания М. Полани.

Начнем с Полани, согласно котором вышеупомянутое видение есть динамический гештальт-процесс, имеющий личностно-обусловленный характер, в основе которого лежит молчаливое, неартикулированное, неявное знание . Перечисленные выше фигуры физика, биолога, химика, математика - список можно продолжить вплоть до фигуры социолога и философа - это не просто по-разному названные субъекты познавательной деятельности, имеющей общее название "наука". Это субъекты, личностно вовлеченные в тот социокультурный исторический процесс, который наукой называется. Я не буду обсуждать здесь вопрос о том, что наукой называется, а что нет. Проблема демаркации границ науки, конечно, важна, но не сама по себе, а всегда под углом вопроса, для чего и во имя чего она становится. То же самое касается и междисциплинарных границ на всех уровнях, включая границу между естествознанием как наукой о природе и знанием гуманитарным. Достаточно вспомнить об осуществленном еще в 1912 г. Виндельбандом жестком разграничении наук на номотетические (естественные) и идеографические (гуманитарные). Или об аналогичных попытках разграничить науки о живом - биологические - от наук неорганических, прежде всего физических.

Я обращусь теперь к Полани. который для меня является во всех отношениях ключевой фигурой в той части современной философии науки, которая ориентирована непосредственно на синергетику и переоткрывается ею заново в новом диалоге. Интерес к Полани обусловлен также и тем, что сейчас в более широких междисциплинарных рамках, которые потенциально включают себя как естественнонаучное, так и социогуманитарное знание, личностное знание Полани конституирует ту "срединную" познавательную позицию, которая имплицитно или, точнее, когерентно ей предполагается синергетикой. Однако слово - Полани. "Я верю, что призван искать истину и утверждать найденное мною,

стр. 14

несмотря на весь связанный с этим риск. Эта сентенция, кратко суммирующая мою фидуциарную программу, выражает то основное убеждение, которым я считаю себя обязанным руководствоваться. Но если так, то утверждение данной сентенции должно согласовываться с ее содержанием, практически воплощая то, к чему это содержание обязывает...

И дело действительно так и обстоит. Ведь произнося эту сентенцию, я одновременно и говорю о том, что я обязуюсь совершать посредством мысли и речи, и совершаю это. Всякое исследование в области наших фундаментальных верований и убеждений может быть непротиворечивым лишь в том случае, если оно предполагает свои собственные выводы. Такое исследование по самому своему смыслу должно содержать в себе логический круг.

И это последнее высказывание само может служить примером того действия, которое оно узаконивает. Ибо оно очерчивает основание моего рассуждения, опираясь при этом на эти же самые основания. Мое допущение логического круга и доверие к этому допущению могут быть оправданы лишь убежденностью, что в той мере, в которой я выразил свое чувство интеллектуальной ответственности в качестве моей личностной веры, в той же мере я могу быть уверен, что выполнил фундаментальные требования самокритицизма; убежденностью, что я действительно обязан сформировать такие личностные верования и могу с полным правом и ответственностью их придерживаться, даже если я вижу единственное оправдание такого в том, что на той же основе, что и утверждаемые им факты, говоря логически, вся моя аргументация есть не что иное, как разработка этого круга. Это систематический курс обучения самого себя быть верным своим убеждениям"(2)

Прервем несколько затянувшееся цитирование. Зафиксируем важные для нас особенности подхода Полани к науке, той позиции, которую он выстраивает. Это, во-первых, позиция самообучения вере, как вере самому себе. Это, если угодно, технология внутренней самоорганизации личности ученого, пребывающего в науке, делающего эту науку, находящего путь к себе через посредство науки, обретающего уверенность в преодолении сомнений и т.д. В данном случае просматриваются глубокие параллели с концепцией самоактуализирующейся личности А. Маслоу; параллели, кстати говоря, признававшиеся как Полани, так и Маслоу.

Итак, личностная позиция - это позиция человека, взрастившего в себе веру (не обязательно религиозную), веру в себя, но не самоуверенного, а открытого миру, себе и другим. Логический круг, в таком случае, есть просто одна из проекций на плоскость логики его пути обретения себя, своей бытийной устойчивости. Но ведь мы хорошо знаем и о так

(2) Полани М. Личностное знание. М, 1985.

стр. 15

называемых порочных логических кругах. Мы хорошо знаем о том, что логики на протяжении веков напряженно боролись с этими кругами, затрачивая много сил для их обнаружения и исключения из практики научного дискурса.

Зададимся наивным вопросом: а зачем, почему это делалось? По-видимому потому, что логический круг отождествлялся с "топтанием на месте", ни к чему не вел, кроме, если трактовать проблему медико-психологически, к патологии психической или шизофрении. То же касается и логического противоречия, которое, однако, в образе фазового портрета динамической системы, такой как, скажем, регулятор холодильника (пример Грегори Бэйтсона - кибернетический эквивалент логики), представляет собой колебания.

Но если логический круг - это только проекция (причем, одна из проекций) на пути "обретения себя, но никоим образом не топтания на месте"? Таким образом, личностная позиция многомерна. А ее логический круг - знак-символ ее устойчивости и, одновременно, - динамичности. Но все эти рассуждения осмысленны, только если мы располагаем критериями различения ситуаций замыкания логического круга в качестве познавательного и, более того, экзистенциально значимого события, возвращения к тому же самому.

Личностная позиция самоорганизована и динамична. А ее существование в качестве таковой предполагает, помимо прочего, знание навыков саморазвития и умения пользоваться ими, навыков внутреннего мастерства, сопрягаемого с мастерством, профессионально проявляемым внешне в искусстве Мастера. В самом начале (Предисловии) к своей книге "Личностное знание" Полани пишет: "Может показаться, что эти два слова - Личностное и Знание - противоречат друг другу: ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим, объективным. Но это кажущееся противоречие разрешается иной трактовкой самого понятия "знание".

Главным ключом для пересмотра этого понятия стали для меня открытия гештальтпсихологии. Я хочу по-своему развить применение понятия "гештальт". Для меня знание - это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства. Акт познания осуществляется посредством упорядочения ряда предметов, которые используются и как инструменты или ориентиры, и оформления их в искусный результат, теоретический или практический. Можно сказать, что в этом случае наше осознание этих предметов является "периферическим" по отношению к главному "фокусу" осознания той целостности, которой мы достигаем в результате..."(3).

(3) Там же.

стр. 16

Теперь я перейду от представленной в цитате "Я-позиции-Полани" к моей собственной "Я-позиции". Естественно, я не могу пока ее представить полностью. Весь текст и должен явиться таким представлением. Но некоторую интенцию, векторность ее я, надеюсь, уже могу обозначить здесь и теперь. Именно следуя Полани, но не только Полани, я хочу развить далее понятие "гештальт", придав ему коммуникативное измерение, с одной стороны, и автопоэтическое - с другой. В этом, если говорить кратко, и состоит то, что я называю феноменом синергетики в постнеклассической науке и культуре постмодерна.

Можно также сказать и о коммуникативной интерпретации понятия "гештальт". С одной, однако, оговоркой. Интерпретация понятия - это так или иначе, но всегда интерпретация, которая зависит от контекста, целей и т.д. Даже использование термина "понятие гештальт" предполагает некую интенцию интерпретации. Именно понимание гештальта скорее как вещи, как статичной заданной структуры, но не как процесса. Вообще говоря, эта интерпретация всегда "философски нагружена". Так, первоначальное открытие феномена гештальта немецкими психологами (Кафка, Вертгаймер) как динамической самодостраивающей себя целостности структуры поля зрительного восприятия получило впоследствии вполне стерильную позитивистскую и физикалистскую редукционистскую интерпретацию, что в значительной мере ограничило те большие эвристические возможности, которые это открытие тогда в себе потенциально содержало. Лишь в 50-х годах эти возможности были первоначально использованы в гештальт-терапии Фрица Перлза(4) как альтернативы психоанализу Фрейда, и в философии науки Полани как альтернативы "ложному идеалу научной беспристрастности".

Коммуникативная интерпретация гештальта должна быть внутренне самосогласована, иметь круговой характер. Здесь не обойтись без упомянутого "циклического" отношения к предмету. Нужно показать, что гештальт коммуникативен, коммуникация имеет характер гештальта. Показать, сочетая герменевтику, феноменологию и языковую игру в духе Витгенштейна. А во все эти ингредиенты добавить еще нечто "по пути". И это нечто - Х-наука, называемая нами иногда синергетикой, для которой характерна именно срединная позиция личностного знания - знания между полюсами субъективности, с одной стороны, и незаинтересованной объективности, с другой.

А если принять во внимание временной, исторический характер синергетики, то возникает образ пути синергетики, ее "Дао", ее встреч как событий.

Нельзя не сказать, что личностный путь синергетики сопряжен с определенным риском. Если иметь в виду первый ее предикат, "личностный",

(4)Перлз Ф. Гештальт-подход и свидетель терапии. М, 1996.

стр. 17

то на некоторые из опасностей обратил внимание и сам Полани. "Как только такая программа сформулирована (систематического курса обучения себя самого быть верным своим убеждениям), она, как может показаться, грозит разрушить самое себя. Ей грозит сползание в субъективизм, поскольку, ограничиваясь выражением своих собственных убеждений, философ может пристраститься говорить только о себе". Рецепт лечения или профилактика философского невротизма (и не только философского), порождаемого подобным пристрастием - терапия языка, контроль за его адекватным использованием. Здесь Полани когерентен позднему Витгенштейну.

Чтобы не пристраститься "говорить только о себе", декларативные предложения ради точности следовало бы формулировать в "фидуциарном модусе", ставя перед ними слова "я полагаю что...". Однако эта языковая реформа, которая бы связывала каждое утверждаемое высказывание с его субъектом, точнее даже не реформа, а программа развития культуры употребления языка в науке, с необходимостью предполагает достаточно надежное крепление языковой коммуникации и на другом полюсе - "полюсе вещей", о которых это высказывание говорит.

Для понимания замысла Полани полезно все его собственные высказывания соотносить с концептом гештальта (или паттерна), который иерархически организует (самоорганизует) то структурированное, открытое, динамическое целое, то становящееся семантическое поле, в котором личностное знание себя обнаруживает. Это важно и для ответа на вопрос "что такое синергетика". Ибо именно в личностном знании, знании-гештальте, паттернах лингвистических, визуальных, тактильных и их знаковых обозначениях синергетика себя и обнаруживает, дополняя, развивая и замыкая коммуникативно концепт гештальта. Как я надеюсь далее показать, вклад синергетики в философию науки как науки, ориентированной на междисциплинарность, состоит в том, что синергетика активизирует, стимулирует процесс осознавания (не самосознания, и не методологической рефлексии, а именно осознавания в его гештальтистском понимании) как особого способа самонаблюдения, осуществляемого с позиции "здесь и сейчас".

К осознаванию я буду неоднократно возвращаться. Сознавание или осознавание - основа метода гештальт-терапии, о которой тоже будет далее довольно много говориться, особенно в связи со становлением современной психотерапии как новой науки о человеке, ориентированной на реальность автопоэйзиса и "третью", промежуточную, эпистемологическую позицию, задаваемую личностным знанием "здесь и теперь".

Но "здесь и теперь" в научном познании, вообще говоря, отличается от "здесь и теперь" в естественном жизненном мире человека. Личностное знание в науке, не совпадает с жизненным знанием человека или его

стр. 18

знанием жизни, житейской мудростью. Но проводя различие между личностным знанием (позицией) в науке и знанием, определяемым повседневными и будничными структурами повседневности, его не следует преувеличивать, ибо между ними существует тонкая и многосторонне разветвленная связь. Синергетика эту взаимосвязь не просто открывает, она ее распознает в новом контексте.

Как же возникает личностная позиция в науке, как она становится? Я не буду пытаться дать компактно представленный в тексте ответ на этот вопрос, по смыслу своему эквивалентный вопросу "Что такое синергетика".

Личностная позиция, представленная в тексте книги Полани "Личностное знание", конечно же интерпретируется мной с позиции личностной приверженности, вовлеченности - самоотдаче синергетике, этой загадочной Х- науке, где X символизирует для меня не просто некую незавершенность, но некий познавательный гештальт; причем незавершенность принципиальную, которая может переживаться по-разному, например, в работах Ф. Гиренка она предстает в образе метафизики "ускользающего бытия".

Личностная позиция - это некий обобщенный гештальт, открытый динамический топос, целостность. Полани ее иллюстрирует, записав (символически) элементы, объединенные контекстом ситуации вовлеченности, в сопоставлении с теми ее самыми элементами, рассматриваемыми извне, отстраненно от ситуации вовлеченности.

Конкретно, речь идет например о фактуальном высказывании. Итак, фактуальное высказывание рассматривается нами с двух разных позиций: внутренней, личностной, позиции личностно пристрастной и т.д. и позиции внешней, позиции незаинтересованного, беспристрастного наблюдателя. Тогда мы имеем:

Изнутри: как личностно пристрастное p {утверждение, облеченное доверием говорящего, p удостоверяющее факты}

Извне: как выражающее субъективное мнение, декларативное высказывание, предполагающее факты.

Различие двух позиций состоит, согласно Полани, в целостности первой и необязательности, не необходимости контингентности второй. Первая позиция целостна, потому что в ней реализуется целостность гештальта, целостность, которая в синергетике получает свое самосогласованное объяснение. Забегая несколько вперед, скажу, что синергетика предлагает модель (рамки) для реинтерпретации гештальт-подхода, придавая этому подходу форму становящейся, открытой коммуникации. При этом синергетика, вводя в рассмотрение обобщенные "лазерные принципы" параметра порядка, принципа подчинения, а также принципа круговой причинности, дает возможность продвинуться в понимании смысла символов Полани, с

стр. 19

помощью которых он пытается разъяснить различие личностной и безличностной позиций в научном познании.

Стрелки в личностной позиции, как уже говорилось, указывают на "силу вовлеченности", убежденности, конгруэнтности личности, а фигурные скобки указывают на согласованность вовлеченных в ситуацию элементов. В фигурных скобках Полани находятся конгруэнтные или -когерентные, если пользоваться лазерно-синергетической метафорой, -элементы, или, точнее, подсистемы. При этом для понимания дальнейшего нужно иметь в виду, что развитие синергетического подхода в том его виде, как оно реализовалось в синергетической сетевой модели распознавания образов, затем в моделях интерсубъективного согласия в процессах языкового обмена в широком понимании, включающем как вербальный, так и невербальный коммуникативный обмен, открыло возможность лучшего понимания смысла фигурных скобок Полани. Для удобства и краткости я буду далее говорить просто о фигурных скобках Полани, имея в виду динамически связанную совокупность элементов, образующих в своей связанности динамическую форму, паттерн, описываемый параметром порядка, который с точки зрения элементов подсистем может восприниматься как целевая причинность, переживание вовлеченности, трансцендентная духовная ценность, вера, порыв, всеобщность, центральный мировой порядок, вовлеченность в мировой порядок, чувство причастности к этому порядку и т.д.

В принципе речь идет об эпистемологическом гештальте науки, который распадается на элементы и не воспринимается как целостность с позиции внешнего, личностно не включенного в ситуацию наблюдателя. Подчеркну, что для Полани это не психология научного творчества и не описание паттерна поведения ученого в науке. Хотя ко всему этому сказанное имеет отношение, но не сводится.

После открытия гештальт-феноменов самоорганизации зрительного поля такие видные представители гештальт-психологии, как Вертгеймер, Келер, Дункер, уделяли много внимания вопросам творчества, творческой деятельности, психологии творчества, сделав ее предметом экспериментального рассмотрения. Но описание экспериментов было задано их приверженностью к языку внешнего, объективного, бесстрастного наблюдателя. Рассогласование формы языка и того, что с помощью этого языка гештальтисты, открывшие феномен психологической целостности, стремились сообщить научному сообществу, стало одним из оснований либо для неприятия их концепции в целом, либо для ее принятия только в частичном и ограниченном виде.

Сходный мотив обнаруживается у Дэвида Бома, выдвинувшего целую программу реформы языка в квантовом контексте, поскольку используемый язык классической физики не когерентен квантовому контексту,

стр. 20

что, собственно говоря, и есть источник нескончаемых квантовых парадоксов(5).

Разница между личностной и внеличностной позициями у Полани принципиальна. Личностная позиция - это позиция высоко мотивированная, динамичная, самоконгруэнтная, если пользоваться языком современного нейро- лингвистического программирования (НЛП). Картина познания в личностном измерении вводит в рассмотрение движущие силы познания, идею динамического паттерна, формы, которые, будучи незавершенными, диктуют "пребывающему внутри" ученому страстное стремление завершить ее. Но эта картина - не апологетика субъективности. Это картина познания, которая включает в себя как необходимый параметр порядка веру ученого, личностно причастного процессу поиска истины, решения задачи и осознающего в этом качестве свое призвание. Вообще говоря, эта вера, хотя и сходна с религиозной, тем не менее не совпадает с ней.

Полани подчеркивает, что оставаясь все время в безличностной внешней позиции, будучи слепо приверженным этой позиции как подлинно научной и объективной, мы низводим до уровня субъективности ту когерентную, личностно обусловленную связь, которая символизируется стрелками и фигурными скобками в верхней позиции.

Между обеими позициями, внешней и внутренней, должна быть установлена связь, понимаемая как некий диалоговый процесс, коммуникация, согласие. Полани не отрицает в принципе необходимость внешней позиции. Он лишь настаивает на необходимости ее включения в общие рамки сети взаимосвязанных гештальтов личностного знания.

Внешняя позиция призвана иметь смысл именно как личностно ориентированная позиция, как коммуникативная возможность актуализации сомнения, акта его реализации. Но это личностный акт, удовлетворяющий потребность в сомнении, акт, обеспечивающий открытость первой позиции, ее недогматичность, гибкость, открытость выбору будущего. Сомнение служит целям разотождествления некритической приверженности той или иной конкретной всеобщности. Сомнение может быть представлено как акт перехода от первого ряда элементов ко второму .

Инструментом сомнения может быть рефлексия. Тогда позиция второго ряда - это позиция рефлексирующей личности. Это тоже личностная позиция, позиция Декарта, позиция всеобщности сомнения. Но она будет оставаться личностной в той мере, в какой она сохраняет связь с первой - фидуциарной позицией веры, доверия к себе и миру, своему собственному бытию в мире. Первая позиция - это, вообще говоря, позиция личностно переживаемая как личностный кризис, как сбой коммуникации,

(5) Bohm D. Wholeness and the inplicate order. N.Y., 1980.

стр. 21

кризис идентичности, иногда достигающий патологического чувства утраты собственного "я".

Выход на критическую рефлексивную позицию для ученого имеет смысл, если, пережив сомнения, обретя опыт переживания их, он может вновь вернуться в ситуацию, изображаемую первым рядом взаимосвязанных элементов. Однако это возвращение может оказаться невозможным, если лицо, пытающееся его совершить, осознает, что такого рода движение включает в себя акт собственного личностного суждения, и вследствии этого будет считать такой переход неоправданным именно по причине его личностного характера.

Здесь концепция личностного знания, в том виде как она представлена Полани в структуре "коммитмента" - пленения аттрактором, целью, жаждой идеального всеобщего, жаждой, имеющей глубокие биологические корни в эволюционном процессе, а может быть в самой большой истории Вселенной, имеет далеко не тривиальное, имеющее глубокий смысл пересечение с современными психотерапевтическими моделями.

И в этом месте наших рассуждений мы приходим (посредством личностного знания Полани) к новому пониманию синергетики как "контактной науки". Это "контактная наука" того же свойства, что и гештальт-подход, о котором уже ранее говорилось и будет еще говориться. "Контактная" в том смысле, что, делая предметом рассмотрения систему "организм-окружающая среда" и рассматривая эту систему как целостный и. вообще говоря, незавершенный гештальт, контактная наука стремится удерживать в фокусе своего рассмотрения зону взаимодействия организма со средой, образуемую организмом контактную границу. Тем самым контактная граница становится "фигурой переднего плана". Что же касается позиции наблюдателя, его месторасположения, то указать ее достаточно сложно. Немного упрощая, но все же полезно с коммуникативной точки зрения представить эту позицию как трансверсальную в контексте ситуации встречи. Это не традиционная классическая метапозиция. То, что она "третья" и "между", в философском контексте может быть так же зафиксировано, что она где-то "между" позициями чистой феноменологии Гуссерля и герменевтики Дильтея.

Ну, а ссылки на гештальт-подход вводят в контекст всего рассмотрения свою родную "синергетическую динамику неоднозначности", коннотативность, умножаемость смыслов, множественность интерпретаций, нелинейность в противоположность единственности, линейности заданности смысла и т.д.

Тем самым в математический и естественнонаучный дискурс, считавшийся дотоле эталоном чистоты коммуникативного акта (Р. Барт), вторгается вероятностный коннотативный шум, грозящий разрушить всю истинно научную коммуникацию в целом. Но это с точки зрения линейной классической

стр. 22

науки. Для синергетики с ее открытиями странных аттракторов, детерминированного хаоса коннотативностъ, неоднозначность, метафоричность -не препятствие научному сообщению как тексту-посланию, а в принципе его необходимый составной элемент. Ведь в конце концов приемник этого сообщения, его реципиент - это не просто регистрирующее автоматическое устройство, но ученый, личностно вовлеченный в тот же коммуникативный канал, что и отправитель сообщения.

Научный текст сближается с текстом литературным, в него входит, как говорят, "нарративный" элемент.

Здесь предоставляется удобный случай проиллюстрировать специфику неоднозначности третьей позиции как фокусировку на границе контакта. В конце концов, одну из причин этой неоднозначности можно приписать тому, что с этой позиции междисциплинарная граница ненаблюдаема. Если, конечно, она будет строго статичной. Но вот как интерпретирует результат работы Тома "Топология и лингвистика" Ю.И. Манин. По его словам, этот результат состоит в обнаружении довольно скрытого, но тесного структурного параллелизма между фрагментами двух языков: "человеческого" языка обыденной жизни и языка ньютоновой механики в его крайне схематизированном и топологизированном варианте".

Далее идет любопытная интерпретация интерпретации. По словам Манина, "точка зрения самого Тома отличается от сформулированной выше подчеркиванием ассиметрии ситуации: для него язык ньютоновской механики служит вместилищем "смысла" (плана содержания) для человеческого языка (плана выражения). Это составляет разительную параллель к так называемой "гипотезе Сепира-Уорфа" в этносемиотике, которая предполагает почти причинную связь между средствами выражения, скажем, индоевропейских языков, и той естественнонаучной картиной мира, наследниками и строителями которой мы являемся. Это обстоятельство делает возможным рассматривать статью Тома не только как результат, но и как интересный объект исследования"(6).

В контексте множественности интерпретаций предложу и свою, вступив тем самым в заочный диалог с заинтересованными сторонами. Возникает искушение "параллелизм фрагментов двух языков", о котором говорит Манин, превратить в синергетическое кольцо, своего рода коммуникативный языковый гештальт, исторический, кросскулътурный, лингвистический инвариант, глубинный паттерн, проявляющийся в наблюдаемых языковых паттернах индоевропейских языков и той естественнонаучной картины мира, которая и сейчас существенным образом определяет наше мировоззрение.

(6) Манин Ю.И. Математика и физика. М, 1979.

стр. 23

В пользу такого предположения может свидетельствовать, например, необычайная устойчивость декартово-ньютоновой "парадигмы" в различных областях научного познания, например в медицине. И это при том, что именно в медицине эта парадигма уже достаточно давно подвергается серьезной критике, причем критике не чисто апофатической, отрицательной, но достаточно, на мой взгляд, конструктивной.

Но не только в медицине декартово-ньютонова парадигма подвергается сомнению. Сомнение в ее претензиях на универсальность в культуре западноевропейской цивилизации высказывалось и в философии, причем это сомнение имеет по нашим временам уже вполне почтенный возраст, даже если это сомнение философское. Об этом смотри блестящую работу Рорти "Философия и зеркало природы", а также другие работы этого автора.

Но я веду свой разговор, обозначая и осознавая себя наблюдателем и по преимуществу из другого "автопоэйзиса". Это автопоэйзис по преимуществу естественнонаучного дискурса, естественнонаучных гештальтов, программ теорий, доктрин, парадигм, подходов и пр. Это и третий мир проблем Поппера, и мир личностного знания Полани, и одновременно сопряженный с этим миро< мир неявного, неявленного, молчаливого, невыговоренного, неартикулированного знания. Молчаливое, неартикулированное знание всегда выступает в качестве "имеющего место", присутствующего совместно в личностной позиции, как позиции "третьего пути", позиции "идущего человека". Человека, идущего вместе с другим, с другом. Человека, встречающегося с другим, готовым к такой встрече, готовым к событию. Молчаливое знание - это не иррациональное знание, и даже не а-рациональное знание. Это скорее знание в действии, знание, реализуемое в действии человека как мыслящего, ощущающего, чувствующего и переживающего существа. Это знание-навык, знание-умение, знание-мастерство, знание-искусство, а в науке это прежде всего знание как искусство познавать. Это знание организовано, точнее самоорганизовано в форме гештальта, гештальта открытого, незавершенного, стремящегося - иногда страстно и неудержимо - завершить себя, удовлетворить себя, что в ситуации познания (научного) есть стремление найти, обнаружить нечто неизвестное, непонятное, выполнить свою миссию, исполнить предназначение и т.д. Такого рода переживания незавершенности, стремления завершить, слиться, дополнить имеют свое выражение в области человеческой любви, ее переживания, переживания, которое охватывает широкую палитру действий, чувств, эротики слов, образов и ощущений, от экстаза в творчестве художника, поэта, музыканта, философа, нашедших ключ, испытывающих озарение, переключение гештальта "фон-фигура", инсайт, или еще то, что Маслоу назвал "пиковым опытом". Все это вместе можно еще было бы назвать опытом переживания тотальной захваченности процессом

стр. 24

самоорганизации личности. Причем таким опытом, который преобразует личность. Это ответвление моего дискурса имеет отношение к образу встречи Полани и Маслоу, как я ее вижу здесь и теперь.

Итак, взгляд на ньютонианскую лингвистику из моего автопоэйзиса. Вместе с Маниным. Напомню, что Манин видит в статье Тома "интересный", как он пишет, "объект исследования". Я не могу, однако, разделить эту позицию полностью, и не потому, что с ней как бы не согласен, а потому, что я не понимаю эту статью в ее собственно математических измерениях. То есть, я догадываюсь о намерениях Тома, поскольку соотношу его текст "Топология и лингвистика" с программой "На пути...". Но я очень мало знаком с остальными работами Тома. Тем не менее, чувство совместной разделяемое? целого, паттернов общего гештальта позволяет мне дальнейшие рассуждения некоторым телеологическим образом оправдать.

Дело в том, что для Тома ньютонова механика, представленная математически ее гамильтоновым формализмом, в виде системы уравнений, вполне допускает две крайние интерпретации: локально-причинную и телеологическую. Последняя кореллятивна ее формулировке в виде вариативного принципа наименьшего действия. Так что уже классическая, гамилътонова механика вполне совместима с разными картинами мира: телеологической и локальной причинно-следственной. Поэтому когда Манин говорит, комментируя Тома и даже интерпретируя интерпретацию Тома, что модель Тома как бы обосновывает гипотезу лингвистической относительности Сепира-Уорфа о "причинной связи между средствами выражения и той естественнонаучной картиной мира, наследниками и строителями которой мы являемся", то я бы хотел возразить, что провозглашенным намерением Тома в тексте "Топология и лингвистика" было уйти от линейно-денотативной модели письма, как семиотической модели, в основе которой лежит модель языка Фердинанда де Соссюра, причем уйти в первую очередь от классического догмата Соссюра о "произвольности знака".

Знак вовсе не произволен, если посмотреть на него с позиции гештальт- подхода, то есть синергетической нелинейной целостности зрительного и символического процессов, взаимосвязанных через обратимый кольцевой процесс перевода (Веккер).

Эта непроизвольность знака особенно отчетливо переживается в контесте религиозного дискурса. Религиозные тексты телеологичны дважды. И они тем более отвечают критерию быть религиозным текстом, письмом, чем более резонируют в них, сливаясь и отождествляясь до неразличимости, два личностных образа-гештальта: мой и Бога. Поэтому в религиозном тексте каждое слово, каждый знак - на своем месте. Отсюда становится понятной та удивительная устойчивость, всепоглощаемость хорошо выстроенного, когерентного самому себе религиозного

стр. 25

дискурса, удивительное (если смотреть с внешней позиции сочувствующего наблюдателя) сочетание эмоционального и интеллектуального начал в нем.

Это удивительное сочетание особенно отчетливо присутствует в текстах такого автора каким был о. Павел Флоренский, в личности которого органическим образом сочетались рациональная научная мысль и живая религиозная традиция верующего христианина православной ориентации, ориентации той ее разновидности, истоки которой коренятся, видимо, и в мистическом опыте исихазма.

Эти заключительные слова я написал не без колебаний. Но при этом я достаточно уверенно соотношу свои рассуждения с работами С. С. Хоружего(7), сделавшими меня, как я смею надеятся, вовлеченным, хотя и молчащим соучастником синергийной коммуникации с областью дискурса, организованного в своей артикулированной семиотической упорядоченности вокруг концентра молчаливого знания, именуемого в его нерасчлененной целостности "мистическим опытом".

(7)Хоружий С.С. К феноменологии аскезы. М., 1998.

Постоянный адрес данной публикации: