I

После завоевания царской Россией в 1555 - 1557 гг. Башкирия сделалась объектом колониального грабежа и хищнической эксплоатации со стороны русских помещиков, татарских мурз и купцов. Башкирский народ всячески угнетали, подвергали чудовищным оскорблениям и даже физически уничтожали; открыто захватывались земли башкирских крестьян, их жилища и зимовки разрушались, а их самих сгоняли с веками насиженных мест в наихудшие уголки края.

В 1798 г. царское правительство ввело в Башкирии особый кантональный режим. Башкирские крестьяне-общинники были превращены в военное сословие, их подчинили кантонным начальникам из башкирских феодалов и попечителям из русских дворян. Общее руководство царской администрацией в Башкирии принадлежало генералу, носившему название командующего башкирским войском. В башкирских деревнях был введен военно-полицейский порядок и господствовала военная дисциплина, была установлена система военно-судебной расправы.

Царское правительство из башкирских феодальных элементов организовало целую армию колониальной бюрократии: кантонные начальники, зауряд-хорунжие, кошные урядники, командные старосты, войсковые имамы (духовные лица); правящую верхушку этой армии составляли башкирские попечители из русских дворян, командующий башкирским войском, его помощники и т. д., и в полной зависимости от них находилась вся экономическая, политическая и даже личная жизнь башкирских трудящихся; произволу и насилиям над народом со стороны этой армии чиновников не было предела. Кантонные начальники имели право в принудительном порядке посылать башкирских крестьян работать на казенные и частные заводы, на золотые прииски, в рудники и т. д. Башкирские крестьяне воинскую повинность отбывали со своим конем и седлом, в своем обмундировании и со своим фуражом и продовольствием, и в то же время они платили подати и различные специальные сборы на содержание башкирского войска, количество которого доходило до двух десятков. В газете "С-Петербургские ведомости", в статье "Башкиры до 1865 г.", читаем: "Сравнивая повинности башкир с повинностями свободных хлебопашцев податного сословия, к которому башкиры как вотчинники земель наиболее подходят, и полагая служебную обязанность войска взамен рекрутской повинности, увидим, что башкиры более отягощены податями чем последние"¹ .

Отбывание одной только воинской повинности было уже непосильно для башкир, а между тем, кроме нее, башкир разоряли еще ежегодные наряды на работы, которые они отбывали в Оренбургском крае и куда они обязаны были являться ее своими телегами и лошадьми² . Отправляясь для отбывания этих нарядов, башкиры-общинники на выдававшиеся им задаточные деньги должны были запасаться одеждой и обувью с таким расчетом, "чтобы им хватило на все время работы, равно как и для обратного следования, дабы не иметь надобности приобретать их в пути или на работах. Если задаточных денег было недостаточно, то во всяком случае было надобно заготовлять такие вещи заимообразно от общества с возвратом впоследствии из заработной платы", - писал в 1860 г. командующий башкирским войском³ . Маломощные общинники не могли снабжать "заимообразно" одеждой и обувью членов общины, отбывающих по нарядам на работы в Оренбургскую губернию, так как в общине "самая нищета" господствовала и у подавляющего большинства общинников не было "ни достаточного корма скотине, ни пиши для себя, ни теплой одежды"⁴ . Это могли делать только башкирские байские эле-

¹ "С-Петербургские ведомости" N 235 за 1865 год.

² Там же.

³ Чкаловский (Оренбургский) областной архив. Фонд оренбургского генерал-губернатора. Архив N 213. Дело 139. Рапорт командующего башкирским войском N 9482. 17 августа 1860 года.

⁴ "С. -Петербургские ведомости" N 235 за 1865 год.

менты, владевшие крупными табунами лошадей и гуртами скота: они ссужали башкир деньгами и натурой на кабальных условиях, причем при неуплате долга они забирали у несостоятельных должников последний домашний скарб и скот или принуждали их отрабатывать долг.

В результате колониальной политики царизма и феодально-крепостнического грабежа значительная часть башкирских крестьян лишилась лучшей земли и скота, являющегося для них главным средством существования.

Огромная масса башкирского населения скотоводческих и полускотоводческих районов влачила жалкое существование. В 1858 г. оренбургскому и самарскому генерал-губернатору командующий башкирским войском генерал Балкашин доносил, что "башкиры, обитающие в северозападной части Оренбургской губернии (в то время обнимала и Уфимскую. - Ш. Т.), в южной части Вятской и югозападной - Пермской, где не только нет излишних земель, но и ощущается недостаток в них, давно уже покинули кочевую жизнь и обратились к земледелию". "Но так обстоит дело, - тут же отмечает генерал Балкашин, - только на северной окраине Башкирии. Напротив того, живущие в землях, ограничиваемых с юга и востока горам" Уралом, а с запада - рр. Иком, Белой, Уфой и Аем, а также владельцы дач, расположенных к югозападу от этого пространства, в губерниях Оренбургской и Самарской, и к востоку от Уральского хребта, в губерниях Оренбургской и Пермской, если сеют хлеб, то единственно потому, что от них это требуется. Эти башкиры не только не богаче своих однороднее, пользующихся ограниченным количеством поземельных угодий, но несравненно беднее их, резко отличаясь от них как по степени зажиточности и устройству домашнего быта, так и по образу жизни. Зимой они живут в темных и неопрятных хижинах, едва согреваемых чувалом, ходят в белье, едва прикрывающем наготу, питаются самой скудной пищей, одним куртом"¹ . Нужно заметить, что одним куртом, без мяса и молока, нельзя существовать. Вследствие, катастрофического падения скотоводства в башкирских общинах трудовое башкирское население было лишено необходимых продуктов питания. В Уфимской губернии, где наиболее густо жили башкиры, на один двор приходилось лошадей: в 1848 г. -6 голов, а в 1865 г. - 2,59 головы, т. е. по отношению к 1848 г. всего 43%; на 100 жителей лошадей в 1848 г. приходилось 96 голов, а в 1865 г - 45 голов; мелкого скота в 1848 г. -126 голов, а в 1865 г. - 70 голов; крупного рогатого скота в 1848 г. на один крестьянский двор-4 головы, а в 1865 г. - 1,42 головы² . Сопоставление данных 1848 и 1865 гг. показывает, что за 17 - 18 лет количество лошадей сократилось на 66%, крупного рогатого скота - на 64%.

Убыль скота происходила главным образом у башкирских общинников. Не удивительно, что трудовое башкирское население в Бирском, Осинском, Пермском уездах "из-за недостатка хлеба вынуждено было получать хлеб в кредит с условием платить 3 пуда за 1 пуд"³ , причем большая часть башкирской бедноты взятый взаймы хлеб и другие продукты отрабатывала. Многие башкирские крестьяне этих, районов, в особенности беднота, в принудительном порядке посылались на работы на золотые прииски и рудники Южного Урала в качестве углежогов, по сплаву лесоматериалов и продукции уральских заводов. Платили им за эту работу гроши, но и те редко целиком попадали в их руки и в большей части застревали в карманах кантонных и юртовых чиновников, контролировавших работу башкир.

Такова была неприглядная жизнь башкирских общинников ко времени реформы 1861 года.

II

Вслед за реформой, проведенной по отношению к государственным, удельным и помещичьим крестьянам, по положению 19 февраля 1861 г., последовала реформа и в отношении башкир.

14 мая 1863 г. было издано специальное положение о башкирском войске, которым башкиры приравнивались к крестьянскому сословию, но до разрешения вопроса о их новом административном устройстве временно оставлены были в ведении военного министерства, причем сохранялось и войсковое управление с кантонными, юртовыми аппаратами, только число кантонов было сокращено с 28 до 11. Население кантонов башкирского войска в это время составляло 1036500 душ мужского и женского пола. Из них в Оренбургской губернии было 811906 душ. По уездам они распределялись так: в Оренбургском уезде - 84025 человек, Верхнеуральском - 73258, Троицком - 26171, Челябинском - 39124, Бирском - 192097 Мевзелинском - 89339, Белебеевском - 135083, Уфимском - 86898, Стерлитамакском - 85911 человек ⁴ . Остальные 224594 души башкирского населения находились в Пермской губернии, в уездах Шадринском, Екатеринбургском, Осинском,

¹ Чкаловский областной архив. Дело оренбургского военного губернатора за 1857 год. Архив N 72, лл. 70 - 83. Курт - башкирский сыр.

² Эти данные взяты из "Военно-статистического обозрения Российской империи", за 1848 год. Т. XIV, ч. 2-я, стр. 63 и "односоточной" переписи, произведенной Уфимским статистическим комитетом в 1865 году.

³ "Оренбургские губернские ведомости" N 29 за 1859 год.

⁴ Кречетович, И. "Крестьянская реформа в Оренбургском крае (по архивным данным)". Т. I, стр. 574.

Красноуфимском; в Вятской губернии в Сарапульском уезде; в Самарской губернии в Бугульминском и Бугурусланскрм уездах. Из 1036500 душ башкир-вотчинников было 587 479 душ, прилущенников - 449021¹ .

После проведения нового административного устройства было обнародовано 2 июня 1865 г. новое положение о башкирах, которым окончательно отменялась кантонная система для башкир, перешедших теперь в ведение общих губернских и уездных гражданских учреждений. Оренбургская губерния в этом же году была разделена на две самостоятельные губернии - Оренбургскую и Уфимскую.

Положением от 14 мая 1863 г. и положением от 2 июля 1865 г. было подтверждено право собственности башкир на уцелевшую от грабежа часть их вотчинных земель, которыми они владели до реформы. Деление башкирских земель на 134 общины сохранялось и по новому устройству (во многих случаях эти земельные общины соответствовали административным волостям). На официальном языке их называли башкирскими вотчинными дачами. В этих 134 башкирских общинах всего земли (удобной и неудобной) было 13857866 десятин² . Земли по губерниям распределялись следующим образом: в Уфимской губернии в 87 общинах - 6959525 десятин, в Оренбургской губернии в 26 общинах - 4955411 десятин, в Пермской губернии в 12 общинах - 1479287 десятин, в Самарской губернии в 7 общинах - 432739 десятин; в Вятской губернии в 2 обшинах - 30910 десятин³ . Большая часть этих земель была покрыта лесом, около 1 млн. десятин было неудобной каменистой или болотистой почвы.

В условиях разложения общины у башкир общинная форма землевладения в действительности для байских элементов служила прикрытием для их эксплоататорской деятельности, а для царского правительства - орудием фискального вымогательства.

После замены военной службы и натуральных повинностей казенными и земскими денежными "поборами" эти последние вместе со всевозможными штрафами сделались главным средством для экономического закабаления трудовых элементов в башкирских общинах и толкали башкир-общинников к разорению и нищете. "Поборы" эти были не только велики по своему размеру, но, самое главное, они раскладывались среди общинников так, что главная их тяжесть падала на бедноту и среднее крестьянство. Бай-феодальные и бай-куштанские элементы в башкирских общинах от них не страдали. Исчислялись налоги с общего количества "общинной вотчинной" земли, а раскладывались между общинниками не по фактическому владению или пользованию земельными угодьями, а по числу ревизских или наличных душ в семье. Беднота, у которой земли фактически на хозяйство приходилось по одной десятине и даже меньше, зачастую относительно платила больше, чем платили бай-феодалы и бай-куштаны, пользовавшиеся сотнями десятин угодий и безграничными лесными богатствами. Таким образом, от фискальной политики царизма у башкир страдали только лишь трудовые элементы, огромная масса которых, будучи не в состоянии выдержать тяжесть налогового пресса и эксплоатации ростовщиков, окончательно разорялась. Совершенно очевидно, что башкирские трудовые хозяйства не в состоянии были выплачивать таких налогов, какие взимались, например, в Булекой-Кудейской общине, состоявшей из аулов Ново-Кулева, Мечетлина, Чураша, Исрикова, Исаева, Башкирской шиды, Ишмуратова, где ежегодно всяких повинностей приходилось около 90 рублей на ревизскую душу, или в среднем приблизительно 120 - 140 рублей на двор⁴ ; тем более не могли выплатить таких налогов там, где кроме того были еще недоимки, доходившие до 20 - 30 рублей⁵ на душу населения. Таких сумм не могла платить не только башкирская беднота, но и среднее крестьянство, поэтому сборы податей обычно сопровождались продажей у башкирского общинника последнего скота, домашнего скарба, построек. Это не могло не возбуждать в нем "против его воли и помимо его сознания - действительно революционное озлобление против поборов и готовность решительной борьбы с средневековьем"⁶ .

III

Царизм, подвергая башкирский народ беспощадному колониальному грабежу, намеренно культивировал в башкирских общинах я "патриархально-феодальный гнет для того, чтобы держать массы в рабстве и невежестве"⁷ . В то же время царское

¹ Чкаловский областной архив. Фонд N 3. Архив N 117, л. 134 (из докладной записки командующего башкирским войском). Припущенниками назывались отдельные семьи, а иногда и целые аулы как башкирские, так и других национальностей, поселившиеся в прошлом на вотчинной земле башкирских общин по полюбовному соглашению.

² Чкаловский областной архив. Фонд оренбургского губернатора за 1857 г. Архив N 233, лл. 70 - 83; см. также "Законы, распоряжения и сведения для руководства при размежевании башкирских дач", стр. 121, СПБ 1899.

³ Чкаловский областной архив. Фонд оренбургского губернатора. Архив N 925/2, лл. 15 - 21.

⁴ Михайлов. Доклад на уфимском губернском собрании земских начальников в 1901 году.

⁵ "Живая старина". Вып. 3-й, стр. 326. М.

⁶ Ленин. Соч. Т. XIV, стр. 83.

⁷ И. Сталин "Марксизм и национально-колониальный вопрос", стр. 61. 1934

правительство стремилось задушить малейшие зачатки национальной культуры.

Товарищ Сталин говорил: "Политика царизма, политика помещиков и буржуазии по отношению к этим народам состояла в том, чтобы убить среди них зачатки всякой государственности, калечить их культуру, стеснять язык, держать их в невежестве и, наконец, по возможности руссифицировать их. Результаты такой политики - неразвитость и политическая отсталость этих народов"¹ . Флагом руссификации прикрывались грабительские подвиги колонизаторов: русских помещиков, купцов, кулаков, правящей бюрократии и православных миссионеров. Сама же русификаторская политика царизма преследовала исключительно цели духовного порабощения.

Чтобы обеспечить влияние православных миссионеров в целях "обрусения" башкир, царское правительство законом 1870 г. подчинило все башкирские школы ("мектебе") министерству просвещения и в 70-х годах начало открывать при них русские классы, а кроме того создавало так называемые русско-башкирские школы (впрочем, число последних не достигло даже десятка). Это вызвало в народе законное сопротивление, вылившееся в 1879 - 1880 гг. в "выступление политического протеста под религиозной оболочкой". Однако сама по себе политика руссификации и колониальный гнет не смогли бы привести в движение широкие крестьянские массы, если бы наряду с ними не действовал Другой фактор - земельный вопрос.

IV

"Что касается крестьян, то их участие а- национальном движении зависит прежде всего от характера репрессий. Если репрессии затрагивают интересы "земли".., то широкие массы крестьян немедленно становятся под знамя национального движения² . В Башкирии так и происходило.

Во время проведения реформы у башкир в 1863-1865 гг. царским правительством было решено из многоземельных башкирских дач отмежевать запас для наделения башкир-вотчинников и припущенников малоземельных дач. Этот "запас" был отмежеван в первую очередь и был взят под охрану. Однако ни один башкир, как вотчинник так и припущенник, земли из этого "запаса" не получил. Весь этот "запас" царским правительством попросту был экспроприирован. Вместо предусмотренного законом 10 апреля 1832 г. и положениями 1863 и 1865 гг. 40 десятин надела на душу в многоземельных дачах и не ниже 15 десятин на душу в малоземельных дачах был установлен для вотчинников максимальный надел в 15 десятин; а вместо надела в 30 десятин для припущенников военного ведомства и в 15 десятин для припущенников гражданского ведомства ограничились отведением им надела, установленного положением 39 февраля 1861 г. для помещичьих крестьян. В результате после проведения размежевания у многих башкир-вотчинников земельные наделы оказались много ниже 15 десятин на мужскую душу, записанную по 10-й ревизии. Что же касается военных и гражданских припущенников в башкирских общинах, то им оставлено было от 2 до 5 десятин на ревизскую душу (10-й ревизии), притом наихудшего качества. Оставшаяся же после наделения припущенников земля также причислена была к "запасу" и вместе с "запасом", отмежеванным из многоземельных дач, перешла в ведение министерства государственных имуществ, т. е. фактически была экспроприирована. В число экспроприированных таким путем земель попали самые лучшие угодья башкир, которыми они еще недавно пользовались в качестве пастбищ, сенокосов и т. д.

Однако и после отмежевания указанного выше "запаса" и после закрепления за башкирами оставшихся земель в качество надела расхищение этих сохранившихся земельных угодий башкир-вотчинников продолжалось при всяческом содействии царского правительства и местной колониальной администрации. Дальнейшее разграбление башкирских земель было особенно облегчено с изданием закона о башкирских землях от 10 февраля 1869 года³ . Этим законом разрешена была продажа башкирских общинных угодий при наличии согласия двух третей общинников, причем в законе говорилось, что административные власти не должны входить в рассмотрение выгодности или невыгодности для башкир заключаемых сделок. Эта оговорка в законе была сделана в интересах колониальных эксплоататоров и облегчила экспроприацию башкирских земель. Началось открытое расхищение башкирских общинных земель купцами, кулаками и помещиками. Чтобы получить согласие башкир на продажу общинных земель, пускались в ход насилие, пытки, угрозы и подкупы; цены на землю устанавливались крайне низкие, продажная цена десятины земли исчислялась в большинстве случаев копейками. В купчих крепостях точные границы "продаваемой" земли не указывались, при отмежевании же в большинстве случаев захватывали вдвое и втрое больше земли, чем было указано в купчих крепостях, причем никакие протесты и жалобы башкир во внимание не принимались. Все это происходило при непосредственном содействии представителей самодержавия, начиная от исправников, мировых посредников, губернаторов и кончая генерал-губернатором Оренбургского края и царскими министрами.

В Бирском уезде, Уфимской губернии, один из мировых посредников, помещик Фок, при оформлении приговоров на "про-

¹ И. Сталин "Марксизм и национально-колониальный вопрос", стр. 69 - 70.

² Там же, стр. 12.

³ См. Полное собрание законов. Т. XIV, стр. 148 - 156.

дажу" общинных башкирских земель "стращал розгами, острогом, всеми возможными наказаниями и, таким образом, у более трусливых вызывал скорое согласие, самых же упорных он сажал в карцер (так называемую чижовку), нетопленный в 12-20° мороза, держал их там до тех пор, пока не вырывал у них таким образом согласия на приговор"¹ . Путем таких насилий мировой посредник Фок в 1872 г. добился от Качкинской башкирской общины составления приговора на "продажу" "Балакчинской дачи" с дикорастущим лесом, в которой считалось 30 тыс. десятин, за 30 тыс. руб., т. е. по 1 рублю за десятину. В качестве "покупателя" выступил купец-лесопромышленник Уткин. Мировой посредник Фок, волостные чины во главе со старшиной и купец Уткин, имея в своих руках спрятанный от общинников план "Балакчинской дачи", точно знали, что в этой даче не 30 тыс., а 80 тыс. десятин, поэтому они усердно добивались включения в приговор следующей оговорки: "Если в Балакчинской дате окажется более тридцати тысяч десятин, то он, Уткин, не обязан оплачивать обществу за большую землю". Представители власти путем насилия принудили башкир-общинников включить эту оговорку в приговор. За это, как только приговор вошел в законную силу, мировой посредник Фок получил от купца Уткина из этой же Балакчинской дачи 3 тыс. десятин земли с прекрасным хвойным лесом по безденежной "купчей крепости" и приличный куш деньгами; судебный следователь, принимавший участие в составлении приговора для устрашения, также получил 3 тыс. десятин; волостной старшина получил 2 ящика чаю и 500 рублей серебром, а волостной писарь - 1 ящик чаю и около 300 рублей серебром.

При помощи этого же мирового посредника Уткин в 1874 г, совершил другую "купчую крепость" с другой башкирской общиной, состоявшей из аулов: Кубиязовского, Карткисяковского и Кигазинского, - на продажу ими 50 тыс. десятин из "Уфа-Таныйской дачи" за 8 тыс. руб., т. е. по 16 копеек за десятину. В этой даче, расположенной По р. Танып, оказалось также не 50 тыс., а 100 тыс. десятин земли с хвойно-сосновым строевым лесом. Уткин эту дачу заложил в Саратовско-Симбирском земельном банке за 100 тыс. рублей, заработав, таким образом, 92 тыс. рублей. Вырученные деньги он пустил в оборот для эксплоатации тех же башкир, которым принадлежала дача. Из этой дачи Уткиным было вывезено за один только год 40 тыс. сосновых брусьев на 300 тыс. рублей. Кроме того им сплавлялись мочало, бревна, плашки я т. п. В качестве рабочей силы Уткин за бесценок эксплоатировал как колониальных рабов башкирских бедняков. Одним словом, все, что было возможно извлечь из этой дачи самым грубым, хищническим образом, то все Уткиным было взято² .

Не менее красочным является и следующий факт. В 1872 г. сами члены уфимского по крестьянским делам присутствия: действительный статский советник Эверсман Н. Э., коллежский асессор Н. А. Заварецкий, вместе с известным лесопромышленником Морозовым - "купили" у Булекой-Кудейской общины, состоявшей из аулов Ново-Кулева, Мечетлина, Исрикова, Чураша, Исаева, Башкирской шиды, Ишмуратова, 35 тыс. десятин земли со строевым и товарным лесом за 45 тыс. рублей. В приговоре было оговорено, что "если при отмежевании той земли за покупщиками окажется, в описанных границах в приговоре, более показанного количества десятин, то мы, продавцы, и доверители наши не должны требовать платежа денег за излишнюю землю, а в случае недостатка земли мы, покупщики, не вправе требовать от башкир-продавцов ни прирезки земли или возвращения уплаченных денег" ³ . Как видно из документов уфимского жандармского управления, члены уфимского по крестьянским делам присутствия Н. Э. Эверсман и Н. А. Заварецкий, а также и "всемогущий" лесопромышленник Морозов, имея у себя на руках план генерального размежевания "башкирских дач", точно знали, что приобретаемая ими дача заключает в себе не 35 тыс., а 78 тыс. десятин. Знал это и губернатор, знали волостные чиновники и волостной старшина из местных башкирских феодалов.

В 1875 г. при составлении приговора на "продажу" земли с прекрасным строевым и товарным лесом некоему Бунакову, известному своими связями среди чиновничьей бюрократии Уфимской губернии, башкирские крестьяне Мурзаларской общины, Златоустовского уезда, местными властями "были привлекаемы к подписи (на приговоре. - Ш. Т.) силою", некоторых же, более упорствовавших, связали, по распоряжению властей, как бунтовщиков и "заключили под стражу при волостном управлении", где "содержали по 12 суток, а потом направляли на усмотрение судебных властей". Их держали до тех пор, пока от них не добились "согласия". В результате Бунаков приобрел 45 тыс. десятин самой лучшей земли с прекрасным сосновым лесом по 34 коп. за десятину. В приговоре вместо 45 тыс. десятин была указана площадь в три раза меньшая, т. е. 15 тыс. десятин⁴ .

Башкиры Калчыр-Табинской волости по поводу приговора на "продажу" их общинной земли чиновникам Заварецкому, Сель-

¹ Центральный архив революции (ЦАР). III отделение, 3 эксп., дело N 82 за 1872 г., лл. 53 - 59.

² См. Ремезов "Очерки из жизни дикой Башкирии". 1887.

³ ЦАР. III отделение, 4 эксп., дело N 149 за 1872 г., лл. 1 - 6.

⁴ Башкирское центральное архивное управление. Фонд Уфимской губернии. Присутствие по крестьянским делам. Архив N 172, л. 20.

димирову и Свешникову в своем заявлении, поданном в уфимское по крестьянским делам присутствие, писали следующее: "1) Земля продана за очень дешовую цену, т. е. по 30 копеек за десятину; 2) 19 человек, которые фигурируют в числе подписавших приговор, не были на сходе; 3) при проверке приговора, когда поверенные стали говорить, что землю продать не желают, мировой посредник приказал посадить их под арест, и эта мера подействовала таким устрашающим образом, что остальные молчали; 4) когда просители с уполномоченными прибыли в Уфу, чтобы присутствовать при утверждении судебной палатой купчей крепости, то полицмейстер их отправил обратно по местожительству этапным порядком, дабы они не могли препятствовать совершению купчей крепости, а уполномоченных посадили под арест и водили в палату под стражей для "рукоприкладства" до тех пор, пока купчая крепость не была окончательно утверждена".

Такими же методами были приобретены земли от башкирских общин генералом Шостом - 32800 десятин в Темясевской волости; начальником лесного ведомства Уфимской губернии Михайловым, формально по приговору, - 5 тыс. десятин, а в действительности - 7576 десятин; Холуденевым - 15 тыс, десятин (в действительности при размежевании оказалось 21200 десятин); мировым посредником Сергеевым- 13 тыс. десятин (при размежевании оказалось 18 тыс. десятин). Покупная цена всех этих земель была около 78 коп. за десятину. Некиим Тароторовым было куплено 25 тыс. десятин по 92 коп. за десятину, причем после размежевания оказалось 45 тыс. десятин; Грибасовым в Бирском уезде было куплено 8 тыс. десятин, после же размежевания оказалось 24 тыс. десятин, т. е. в 3 раза больше, и т. д. и т. д.

Мы привели лишь несколько примеров из многочисленного количества земельных захватов. Но и из этих фактов вполне ясно, что здесь была не купля и продажа, а организованный грабеж. Только с 1869 по 1876 г., т. е. за 5 - 6 лет, по таким "купчим крепостям" в одной Уфимской губернии было захвачено 851938 десятин башкирской общинной земли, причем по "купчим крепостям" числится всего лишь 595670 десятин; таким образом, 256268 десятин было просто украдено колониальными дельцами.

По одному только Уфимскому уезду за этот период 40 покупателями (среди них было 18 купцов, 6 кулаков, 11 чиновников, 5 помещиков) приобретено было формально но "купчим крепостям" 191 тыс. десятин, а фактически - 280 тыс. десятин земли, а в Бирском уезде небольшая группа помещиков и купцов захватила 265 тыс. десятин в среднем по 37 коп. за десятину. Н. В. Ремезов, в 1880-1881 гг. участвовавший в сенаторской ревизии по Уфимской губернии, писал: "Результатом уфимской, оренбургской губернской жизни прошлого десятилетия, с 1869 по 1879 гг. нужно признать расхищение около двух миллионов десятин башкирских земель". Так как в подсчет не вошли "мелкие" участки, то эти цифры не отражают всего размера земельных захватов колонизаторов; они представляют итог только наиболее крупных земельных захватов за эти годы. Между тем, как известно, наиболее многочисленным разрядом колонизаторов являлись кулаки о них, в конце концов, не могла не заговорить даже такая газета, как "Северный вестник", на страницах которой (в статье Пономарева) в 1886 г. писалось: "Эти кулаки по технике вряд ли уступят своим великороссийским собратьям... Оли буквально охватили все уезды необъятного Приуралья; они умело и затейливо расставила ловушки, и разве какая-нибудь счастливая случайность помешает им целиком слопать величественную и роскошную Башкирию"¹ . Кулаки не только захватывали общинные земли у башкир: они угрожали башкирским земледельцам и скотоводам полной экспроприацией.

Н. В. Ремезов, описывая грабеж кулацкими элементами башкирских земель в степной части Стерлнтамакского и Белебеевского уездов, на правой стороне р. Белой в Стерлитамакском и Уфимском уездах, по обеим сторонам р. Уфимки в Бирском уезде, пишет: "И над всеми описанными пространствами в миллион и более (разрядка моя. - Ш. Т.) десятин" орудует "кулак грубый, невежественный, который истощает леса и порабощает население. Он весьма ловко обделывает свои делишки, забрав в руки земство и даже среднюю администрацию, не говоря уже о мелкой. И при помощи их забирает все богатство, на которое не успели наложить свои руки крупные "тузы" (из купцов и помещиков, - Ш. Т.)" ² .

V

Одним из наиболее грабительских я реакционных мероприятий в Башкирии в пореформенный период явилось создание "азиатского крупного землевладения", как говорил Ленин, "крепостнической системы "раздачи имений"³ , т. е. раздача тысяч десятин земли "придворным лизоблюдам", царским чиновникам разных рангов и категорий.

Юридическое основание системы "раздачи имений" было положено законом от 4 июня 1871 г., изданным в ответ на представление оренбургского генерал-губернатора Крыжановского; закон этот давал право министру государственных имуществ по собственному усмотрению продавать в Оренбургском крае земельные участки до 2 тыс. десятин в собственность "лицам, более заслуженным" перед самодержавием, "от водворения коих ожидалось более пользы", которые "по хозяйственной (нужно понимать политической. - Ш. Т.) благонадежности своей являлись желательными

¹ "Северный вестник" N 2 за 1886 год.

² Ремезов Н. "Очерки из жизни дикой Башкирии", стр. 104 - 105.

³ Ленин. Соч. Т. IV, стр. 172

в правительственных видах землевладельцами". Для этой цели, писал генерал-губернатор Крыжановский, "должны поступить до 3 миллионов десятин башкирских земель"¹ в пределах только его генерал-губернаторской власти, т. е. в Оренбургской, Уфимской, Самарской губерниях.

Конечно, была очевидна трудность осуществления такой грандиозной экспроприации земель башкирских общин в интересах кучки титулованных разбойников - русских крепостников. Поэтому заправилы министерства государственных имуществ и министерства внутренних дел решили экспроприировать сперва "запасные земли", выделенные и выделяемые в башкирских общинах, признанных царским правительством "многоземельными"; земли эти, как сказано было выше, официально предназначались для наделения башкир из малоземельных дач. Пока в подавляющем большинстве башкирских общин эти так называемые запасные земли не были отмежеваны, крепостники свои подлинные намерения и дели тщательно скрывали от народа, и это им удавалось.

"Не успели, однако, - писал Коваленский, - башкиры помириться с мыслью об отмежевании от них запаса, как запас этот начал распродаваться на льготных условиях и на запасных землях явились владельцами посторонние лица"² ; среди них были такие фигуры, как управляющий министерством государственных имуществ статс-секретарь князь Ливен, который получил 3584 десятины по безденежному "всемилостивейшему" пожалованию; товарищ министра государственных имуществ князь Куломзин получил по дарственной записи через жену 2178 десятин; управляющий министерством внутренних дел тайный советник князь Маков получил 2313 десятин; действительный статский советник Ордин - 940 десятин; генерал-майор Коль - 1793 десятины; тайный советник Ушаков - 2539 десятин; тайный советник Холодковский - 2 тыс. десятин; полковник Штанге - 2039 десятин; коллежский советник Ивашеннев - 1850 десятин; тайный советник и мировой посредник Виленской губернии Климов -1939 десятин; генерал-майор Гейне - 2227 десятин; генерал-майор Граве, раньше захвативший в Оренбургском уезде 50 тыс. десятин, получил еще 1828 десятин; действительный статский советник Монюжский - 1887 десятин; статский советник Юзефович-1017 десятин и т. д. В их числе оказались и семь родственников самого оренбургского генерал-губернатора, получившие 8864 десятины прекрасной земли: из них генерал-майор Крыжановский (брат генерал-губернатора) получил 2150 десятин, полковник Крыжановский (сын генерал-губернатора - 1543 десятины; полковник Леонтьев (зять генерал-губернатора) -1627 десятин; дочь генерал-губернатора-1711 десятин; сам генерал-губернатор получил в порядке "всемилостивейшего пожалования" 6293 десятины в 1876 г., и т. п., и т. д.³ .

В итоге этого колониального разбоя только лишь в одной Уфимской губернии, не считая огромного количества земельных угодий перепроданных переселенцам, латифундии помещиков с 1360 267 десятин в

¹ "Всеподданнейший доклад сенатора Коваленского императору Александру II по делу о распродаже башкирских земель". 1881; напечатан в приложении к книге, Шпицера "Прошлое башкирского народа". Уфа. 1930.

² Там же.

³ Многие из лиц, считавшихся по хозяйственной благонадежности своей желательными в правительственных видах землевладельцами, предпочитали, как говорил В. И. Ленин, "простое маклерство землей". "В Уфимской губ. в одном только уезде, - пишет Ленин, - дворяне и чиновники сделали такую операцию с проданными им... (по закону от 4 июня 1871 г. - Ш. Т.) землями: они заплатили казне за земли 60 тыс. руб., а через два года продали эти же земли за 580 тыс. руб., т. е. получили за простую перепродажу больше полумиллиона рублей!" (Ленин. Соч. Т. IV, стр. 171). И во всех остальных уездах Уфимской и Оренбургской губерний весьма много участков, полученных на основании закона от 4 июня 1871 г., было перепродано в третьи руки. Статский советник Юзефович. получивший, по указанному закону, за 4804 руб. 1017 десятин в Мензелииском уезде, перепродал эту землю купцам и кулакам за 25 тыс. руб.; Фонвольский полученные им за 506 руб. 329 десятин около деревни Силантьевой, в Бирском уезде продал тут же крестьянам этой деревни за 15 тыс. руб., т. е. в 30 раз дороже; вдова флигель-адьютанта Малостова, получившая в 1879 г. за 6 тыс. руб. в Мензелинском уезде участок в 2082 десятины, в 1880 г. заложила его за 32 тыс. руб.; тайный советник барон Гойнингов-Гюнэ, купивший 2 тыс. десятин за 2 тыс. руб., половину участка, т. е. тысячу десятин, перепродал соседним крестьянам за 17 тыс. руб.; генерал-майор Крыжановский (брат генерал-губернатора) в 1878 г. получил в Оренбургском уезде 2150 десятин и в том же году заложил их за 9 тыс. руб.; генерал-майор Гецог 1378 г. получил в Оренбургском уезде 2227 десятин за 7373 руб., продал в том же году их за 56716 руб.; коллежский советник Страшинский в 1879 г. получил в Белебеевском уезде за 848 руб. 665 десятин, в 1880 г. продал их за 10 тыс. руб. - (См. "Волжский вестник", статья "Зякамское лесное хозяйство" в N 138 за 1884 год); полученная самим генерал-губернатором Крыжановским корабельная роща под названием "Святые ключи" была продана им елабужскому купцу Стахееву, по официальным данным, за 250 тыс. рублей (см. "Неделя" N 9 за 1894 г. Екатеринбург). Так поступали с башкирской землей многие "благородные" разбойники. Значительная часть остальных своп участки сдавала по высоким ценам в аренду нищавшим или вновь переселявшимся крестьянам.

1869 г. возросли до 1957332 десятин в 1879 г., впрочем, и после 1879 г. экспроприация продолжалась.

Из цитированного уже "Всеподданнейшего доклада сенатора Коваленского..." видно, что к 1 января 1881 г. из вновь поступивших в казну башкирских земель одни лишь леса составляли 157172 десятины, "из коих, - писал Коваленский, - 99413 дес. были тотчас же "проданы" служащим лицам" по баснословно дешевым деизм, в распоряжении казны осталось 57758 десятин. Кроме того, пишет далее Коваленский, "ожидается к поступлению из башкирских дач в казну еще около 260 тыс, десятин" для той же цели. В течение 1881 г. были розданы крепостникам и эти земли. Сенатор Коваленский в своем отчете констатирует, что "в настоящее время (1881 г.) распродажа запасных башкирских земель в качестве свободных казенных - уже факт совершившийся". Впрочем, по данным Уфимской земской управы, и после 1881 г. в распоряжение министерства государственных имуществ поступило более 500 тыс. десятин, которые не успели раздать вследствие разразившегося в Башкирии восстания. Многочисленные случаи экспроприации башкирских общинных земель описаны Н. В. Ремезовым в книге "Очерки из жизни дикой Башкирии", о которой Ленин писал: "Очерки из жизни дикой Башкирии" - живое описание того, как "колонизаторы" сводили корабельные леса и превращали "очищенные" от "диких" башкир поля в "пшеничные фабрики". Это - такой кусочек колониальной политики, который выдержит сравнение с какими угодно подвигами немцев в какой-нибудь Африке"¹ .

Раздававшиеся крепостникам почти бесплатно земли нарезались по возможности вперемежку с крестьянскими. Например в Белебеевском уезде участок в 528 десятин, переданный 21 июня 1879 г. полковнику Королеву, был нарезан около деревень Уязыбашевой и Анясевой; переданный 7 мая 1879 г. подполковнику Битковскому участок в 665,7 десятины был нарезан при деревнях Уязыбашевой и Большой Каркалиной; переданный 24 мая 1879 г. подполковнику Радину участок в 611,1 десятины - при деревнях Каркалитамаковой и Анясевой; переданный 13 июня 1879 г. подполковнику Майснеру участок в 1067,4 десятины - рядом с деревней Тляцкей Гайны; переданный 19 октября 1879 г. баронессе Ракосовской участок в 736,6 десятины при деревне Киргизмияковой; переданный 18 июня 1879 г. вдове генерал-майора Нелидовой участок в 2373,6 десятины при деревнях Баязатовой и Бузатовой; переданный 18 ноября 1879 г. вдове статского советника Толстой участок в 1075,9 десятины- при деревне Зильдяровой н т. д.²

Некоторые участки нарезались так, что в их состав попадали целые крестьянские селения. Так например жене Римского-Корсакова, дочери оренбургского генерал-губернатора Крыжановского, за 2 тыс. руб. было нарезано 1744 десятины, включая 60 крестьянских дворов. Только под влиянием башкирско-крестьянского восстания в 1882 г. она "уступила эту землю обратно этим же крестьянам" "за 34 тыс. рублей"³ . Княгине Багратион (вдове генерал-лейтенанта А. А. Багратиона) 2 июля 1878 г. за 7400 руб. нарезали 1800 десятин из Кандинской башкирской общинной дачи, включив целый Вознесенский починок в 42 двора с 284 душами. По этому поводу сенатор Коваленский в названном выше "Всеподданнейшем докладе..." писал, что хотя этим крестьянам постановлением Главного комитета по устройству сельского состояния и предоставлено право переселиться на другие казенные земли, но они, затративши свой капитал и труд на землю, купленную у башкир, не оставляют свой участок и, по всей вероятности, придется выдворить их военной силой, если только княгиня Багратион не покончит с ними миролюбиво ⁴ . Последняя покончила с крестьянами "миролюбиво" только под влиянием поднимавшегося в губернии восстания, продав им в 1882 г. их же землю за 35 тыс. рублей.

Отвод дворянам земельных латифундий вперемежку и по соседству с крестьянскими землями обеспечивал этих крепостников-помещиков дешовой рабочей силой и выгодными арендаторами. Одним словом, все делалось так, "чтобы создать поскорее новый рай для помещиков и новый ад, для крестьян"⁵ . В результате экспроприации .общинных земель башкирские трудящиеся были поставлены в крайне трудные условия.

Башкиры деревни Ташлиной, Белебеевского уезда, в 1879 г. жаловались прибывшему к ним уфимскому губернатору "па чрезмерную строгость управляющих участками, взыскивающих с них деньги за самые ничтожные потравы и захватывающих... в свою пользу принадлежащий им скот не только на потравах, но даже тогда, когда если он по недосмотру хозяев перейдет за соседнюю границу"⁶ . Даже уфимский губернатор вынужден был признать, что в жалобах башкир "есть немалая доля основательности, имеющей место и по некоторым другим участкам". Конечно, нельзя ожидать, чтобы он сказал больше.

Не менее красочным является и следующий факт: марийцы (припущенники башкир) деревни Аскин, Бирского уезда, после размежевания, как писал в 1880 г. участник сенаторской ревизии Ремезов, "вместо предположенного количества земли... получили в надел только третью часть, так что в настоящее время по числу наличных 70 душ им приходится терпеть большой недостаток в земле, а арендовать ее от казны или посторонних лиц совер-

¹ Ленин. Соч. Т. III, стр. 194.

² Башкирское центральное архивное управление. Архив N 1159, лл. 72 - 84.

³ "Неделя" N 9 за 1894 год.

⁴ "Всеподданнейший доклад сенатора Коваленского..."

⁵ Ленин. Соч. Т. IV, стр. 171.

⁶ Баш. ЦАУ. Фонд уфимского губернатора. Архив N 1159, лл. 59 - 60.

шенно негде". Отмежеванная же от них земля под видом "запасного участка" в 1877 г. досталась действительному статскому советнику Галкину-Врасскому, который поручил заведывание ею некоему Ивану Зуеву. "Участок этот, - пишет Ремезов, - находится на другой стороне речки Аскин, против самой деревни, так что между черемисами и Зуевым беспрестанно происходят столкновения". "Зуев, - продолжает Ремезов, - устраивает черемисам самые невыносимые стеснения, а потом жмет их через посредство местных властей... Аскинцы уплатили Зуеву выкуп за пойманных им на общей речке Аскин гусей более 70 рублей".

Бунаков, захвативший у мурзаларских башкир 45 тыс. -десятин земли, как только "был введен во владение этой землей по всем правилам крепостного искусства", всем проживающим на этом участке башкирам немедленно "в пользовании землею отказал"¹ , несмотря на то что башкиры издавна пахали и сеяли хлеб на этой земле и у них и тогда были там посевы. Бунаков объявил башкирам, чтобы они "заплатили ему аренду и впредь отнюдь не касались бы его земли без его ведома".

Лаптев в 1875, г. приобрел у гирейкип-чакских башкир лесную дачу в 10 тыс. десятин, в которой на основании существовавшего договора башкиры деревень Ново-Сеитовой и Куглиной имели право пользоваться построенными ими кочевками, "мели право снимать сено, драть лубье, рубить лес, необходимый для постройки и ремонта кочевок² , собирать валежник и сухостой для отопления, в договоре было оговорено" что эти права должны перейти и к их потомству. Лаптев в 1879 г. самым грубым образом нарушил этот договор: "разрушил их (башкир. - Ш. Т.)кочевки и 12 кирпичных ям для сидки дегтя, вместо них сам построил разные заведения", начал накладывать арест на лесоматериалы, которые вырабатывались башкирами в своей лесной даче. Кроме того в 1879 г. землемер межевого корпуса Лавров отвел башкирам в качестве душевых наделов, вопреки их желаниям, совершенно неудобную и каменистую землю, тогда как удобные земли были включены в участок Лаптева (10 тыс. десятин), причем межа проведена была в полутора верстах от деревни Ново-Сеитовой. Между тем только земля, отмежеванная для Лаптева, давала башкирам возможность кормить летом скот. Все дачи Гирей-Кипчакской волости были на самом хребте Урала. "Хлебопашество в них немыслимо, да им и не занимаются. Леса, когда-то великолепные сосновые боры, теперь вычищены, в недалеком будущем при содействии, конечно, Лаптева останется от них только воспоминание. Пчеловодство и звероловство - пропитание для всех не составляют, следовательно, средства к существованию единственно может доставлять скотоводство, которое башкиры вели на кочевках среди лесов; эти места лучшие попали к Лаптеву"³ , - пишет Ремезов.

В результате подобных захватов пастбищ и полей многие башкирские общинники, вчерашние землевладельцы, превратились в арендаторов, на кабальных условиях, пастбищ, лугов и полей не только у так называемых льготных захватчиков-помещиков, но и- у тех купцов или кулаков, которым башкиры отчуждали свои земли по "купчим крепостям"⁴ . В "Трудах Вольного экономического общества" мы читаем об этом следующее: "Нередко по недостатку травы на собственном пастбище башкиры арендуют зимние пастбища для лошадей у тех же самых купцов, которым они продавали свои земли. Башкиры Абдулловки платят купцам за зимнее пастбище от 40 копеек до 1 рубля с каждой лошади. Аренда пастбища обходится дороже. В деревне Старом Юлдашеве башкиры арендуют пастбища у купца Плешанова. за что "иногда жеребчик дадим ему, иногда поработаем", - говорят башкиры". "В деревне Юлтыеве, в Среднем Ильясове, Нижнем Бахтиярове пастбище снимается, - говорится там же дальше, - у гг. Слободчикова, Шихабалова, Нурлина и Плешанова по 1 рублю в месяц с каждой лошади, причем расплата производится иногда деньгами, иногда отработкой, бороньбой и сенокошением; в деревне Новом Юлдашеве башкиры снимают пастбище у того же купца Плешанова с обязательством за каждые 10 лошадей взбороновать две десятины земли. Домохозяин, располагающий четырьмя лошадьми, переплатит купцам в лето и осень за пастьбу лошадей от 12 до 20 рублей и т. д."⁵ .

VI

Экспроприация лучших башкирских общинных земель и жестокая фискальная политика тяжело отразились на башкирском хозяйстве и в первую очередь на скотоводстве, в особенности там, где велось полукочевое скотоводческое хозяйство, требовавшее значительного земельного простора, а между тем с беспрерывной экспроприацией земли простор этот из году в год суживался. В результате скотоводство у башкир повсеместно пришло в упадок. Так, в Уфимской губернии в 1846 г. на 100 жителей приходилось лошадей - 96,59, крупного рогатого скота - 59 голов,

¹ Баш. ЦАУ. Фонд уфимского губернского по крестьянским делам присутствия. Архив N 172, л. 20.

² Здесь башкиры кочевали не в войлочных кибитках (кошах), а в постоянных маленьких деревянных избушках, крытых дранкой.

³ Ремезов, Н. "Очерки из жизни дикой Башкирии", стр. 115 - 121.

⁴ Слово "продавали" следует в этом случае взять в кавычки, потому что "продажа", "купля" была только формальной, по существу же купцы так же грабили башкирские земли, как и захватчики-помещики.

⁵ "Труды Вольного экономического общества". Т. II, стр. 377. 1885.

а в 1895 - 1897 гг. -38 лошадей и 22 головы крупного рогатого скота.

О том, как быстро шло разорение башкирских аулов, говорят и следующие данные¹ : в 5 волостях, в 44 селениях Шадринского уезда, Пермской губернии, из 2044 домохозяйств в 1892 г. 710 семейств были бездомными и ютились в чужих домах, жили по 2 - 3 семейства в одном помещении. В этих же волостях в 1892 г. приходилось в среднем 1 корова на 5 семейств, 1 овца на 7 семейств; 803 семейства (40%) были безлошадными н вовсе не сеяли хлеб.

В Красноуфимскам уезде, Пермской губернии, в 1890 г. у 3617 башкирских дворов было скота до 10 200 голов, что в среднем составляло на одно хозяйство 2,8 головы. Хозяйств без крупного рогатого скота было 797, или 22%. Лошадей было 5333, или в среднем на одно хозяйство 1,4 лошади: безлошадных было 1044 хозяйства, или 28,8%; т. е. более четверти всех хозяйств. Наибольшее число хозяйств без крупного скота было у башкир в обезземеленных общинах (31,5%), а потом у башкир-припущенников - 24,8%.

В башкирских общинах Красноуфимского уезда в 1849 г. крупного скота приходилось на хозяйство 3,1 головы, а в 1890 г. - только 1,3 головы, т. е. почти в 3 раза меньше; сильно уменьшилось и количество лошадей: с 3,5 голов на двор в 1849 г. до 1,5 в 1890 г., т. е. вдвое.

На обеднение башкир указывают и данные подворной переписи 1875 г. по Бугурусланскому уезду, Самарской губернии, где у башкир приходилось крупного скота на двор 3,3 головы, дворов безлошадных было 19% (у русских крестьян 10%), дворов без всякого скота - 16,5%.

В Бугульминском уезде. Самарской губернии, по переписи 1885 - 1886 гг., оказалось хозяйств, не имевших никакого скота: у башкир-вотчинников-15,9%, у припущенников - 21,8%.

В Златоустовском уезде, в 1-й Айлинской волости, на каждый башкирский двор приходилось в среднем 1,5 лошади, 1 голова крупного рогатого скота, 1 % мелкого рогатого скота. Самое большое количество скота было во 2-й Айлинской волости, а именно: на 1 двор -4 лошади, 3,5 головы крупного рогатого скота и 2% мелкого рогатого скота.

Катастрофическое падение скотоводства у башкир сопровождалось резким сокращением посевов. В этом отношении довольно показательны данные² министерства внутренних дел о посевах башкирских общин в Красноуфимском уезде, Пермской губернии, где посевная площадь с 5,5 десятины на двор в 1852 г. сократилась к 1890 г. до 3,1 десятины, т. е. уменьшилась на 2,7 десятины. Из 3617 хозяйств в том же, Красноуфимском уезде насчитывалось хозяйств, имевших свои посевы, 981, т. е. 27,1%, остальные же, т. е. почти три четверти домохозяев, не сеяли хлеба, не имели огородов и существовали за счет заработков на стороне и у своих баев.

Одновременно с разорением огромной части башкирского аула в нем рядом с байско-феодальными хозяйствами появляются хозяйства бай-куштанские (кулацкие), эксплоатирующие почти даром рабочую силу башкирской бедноты. Например в Екатеринбургском уезде, кроме хозяйств, засевавших до 5 десятин и составлявших 15,61 % хозяйств, имевших посевы, 6.54 % хозяйств засевали до 10 десятин, 5,22 % - до 25 десятин, 1,50 % - до 50 десятин и 0,36 % - свыше 50 десятин.

Из занимающихся хлебопашеством 52,1% хозяйств обрабатывали землю своим скотом, 38,2% - супрягой, 9,6% - путем "найма" байского рабочего скота за отработку в его хозяйстве. При этом у 22% хозяйств не было никаких сельскохозяйственных орудий. По Красноуфимскому уезду таких хозяйств было еще более - из 3617 хозяйств у 1804 не было никаких пахотных орудий.

Таким образом, башкирское крестьянство раскалывалось, выделялись бай-куштаны (богачи) и многочисленная беднота - джарлилар. Быстро росло количество бесскотных, безлошадных и однолошадных бедняцких хозяйств: уже к концу второй половины XIX в. в Уфимской губернии было башкирских дворов без всякого скота 19,43%, бескоровных - 42%. безлошадных - 31,57%, однолошадных - 37,42%, двухлошадных - 17,12%, трех и более лошадных - 13,99%³ и в Вятской губернии было дворов без всякого скота 17,9%, безлошадных - 32,2%, однолошадных - 46,2%, двухлошадных -14,9%, многолошадных - 6,7%⁴ ; в Екатеринбургском уезде, Пермской губернии, дворов без всякого скота было 25%; безлошадных и однолошадных бедняцких хозяйств - 58,92%, двухлошадных - 26,8%, имевших трех и более лошадей - 15%. Безлошадные и однолошадные хозяйства своего посева почти не имели.

Формы эксплоатации башкирской бедноты байскими элементами носили полуфеодальный и феодальный характер. Баи, например, зимой раздавали бедноте за "тамак жалы", т. е. некоторое количество продуктов питания (мясных и молочных) в счет заработка во время летних кочевок. Они иногда раздавали беднякам скот с условием: заготовить на зиму сено и доставить его в указанное баем место, приплод

¹ Нижеприводимые данные о башкирских хозяйствах Пермской и Самарской губерний взяты из сведений, собранных земским отделом министерства внутренних дел. Чкаловский областной архив. Фонд оренбургского губернатора. Чкаловский областной архив N 225/2, лл. 15 - 21. 1888 - 1902.

² Там же.

³ Данные взяты из текущей статистики Уфимской губернской земской управы за 1899 год.

⁴ Данные взяты из сборника "Материалы по истории Татарии второй половины XIX в.". Издание Академии наук.

от этого скота также отдавался баю, а равным образом и часть молока (эта форма эксплоатации называлась havn). Нередко баи пользовались "ома" ("помощь") бедноты. Байские элементы обогащались тем больше, чем больше разорялся башкирский аул. Многие из башкирской бедноты всю свою землю сдавали в аренду, а сами на время жатвы нанимались за весьма низкую плату к своему же арендатору-кулаку или помещику и сжинали им почти весь хлеб без хлопот, сопряженных с наймом поденщиков и издольных рабочих из крестьян и в особенности из заводских людей¹ . В зауральских районах иена уборки десятины "не превышала 2 рублей при заблаговременном найме башкир, тогда как за это оплачивалось 3 рубля 50 копеек при найме рабочих во время жатвы"² , хотя и это было тоже низкой оплатой. Цена на башкирскую рабочую силу снижалась еще тем, что им платили за работу обычно натурой.

Крайне низкая оплата труда у башкир была результатом господства кабальных отношений. "Перед началом взыскания с них вторых податей, т. е. в феврале, нуждающиеся башкиры, давно продавшие весь свой хлеб еще прошедшей осенью, перед первым "побором", - писал Сабанеев, - являются к владельцу и управляющему и каждый из них объявляет, сколько он желает взять на себя десятин и с каким количеством серпов выйдет на жатву"³ . В ряде районов западной Башкирии в силу этого рабочая сила была очень дешева. Так, плата за уборку десятины хлеба обычно колебалась от 1 р. 70 к. до 2 р. 50 к. Подавляющее число башкирской бедноты вынуждено было искать заработка за пределами своего аула и волости в хозяйствах помещиков и русских кулаков, на уральских горных заводах и золотых приисках; -многие уходили на заработки в бурлаки и гоняли за ничтожную плату плоты по Волге, Белой, Каме, Уфимке. В горно-лесных районах башкирское население занималось изготовлением изделий из леса и сбывало их лесопромышленникам, получая за это гроши.

Таким образом, во второй половине XIX в. огромное большинство трудового населения у башкир не имело нормального обеспечения ни от скотоводства, ни от земледелия, ни от лесного промысла и бедствовало. Царившие среди них нищета, голод, эпидемии приводили к превышению смертности над рождаемостью, т. е. к вымиранию башкир. "Уфимская статистика доказывает, - писал некий Гумеров Д., - что с 1870 г. башкиры постепенно идут к вымиранию", - и приводил цифры, показывающие, что каждые 10 лет у башкир вымирало 100 тыс. душ населения.

В N 2 журнала "Северный вестник" за 1886 г., в статье Пономарева о башкирах Оренбургской губернии, сказано: "Наступил период вымирания. В 146 магометанских (т. е. башкирских- Ш. Т.)приходах местная статистика отметила черный крест: смертность превышает рождаемость. При этом замечательно то обстоятельство, что наибольшее число вымирающих приходов выпадает на долю двух уездов: Оренбургского и Орского, - главным образом испытавших давление привилегированных классов населения". Этот автор показывает, что в Оренбургском и Орском уездах смертность у башкир была выше смертности русского населения больше чем в 2 раза, а в Верхнеуральском уезде - даже в 5 раз выше чем у русского населения. Вымирание башкир, делает вывод Пономарев, происходит особенно сильно там, где "наиболее успешно и старательно опутаны башкирские деревни людьми сильными, капитальными, ворочающими большими делами и принимавшими наибольшее участие в мобилизации (экспроприации. - Ш. Т.) башкирской земельной собственности".

Таковы были результаты колониальной политики царизма: расхищения башкирских земель, административного произвола, фискального гнета, религиозных притеснений, русификаторства, поощрения грабительских "подвигов" колонизаторов, разорявших башкир-общинников. "Царизм выступал в качестве палача и мучителя нерусских народов"⁴ . Все это не могло не вызвать протеста со стороны башкирского народа.

VII

Во второй половине XIX в. одним из серьезных протестов башкирского народа против колониально-национального гнета и колониальных грабежей было "волнение башкир" в 1874 г. в районах, расположенных на границе Пермской и Уфимской губерний.

Внешне это выступление было связано с введением всеобщей воинской повинности. Башкиры, по сообщению пермского губернатора, полагали, что у них "с привлечением к воинской повинности на общем основании отберут в казну землю, которой они пользуются на правах вотчинников", упорно отказывались доставлять властям выписи из метрических книг, необходимые для составления призывных списков. Сопротивление башкир приняло настолько серьезный характер, что министр внутренних дел счел необходимым предложить оренбургскому муфтию ^ отправиться в Осинский уезд, Пермской губернии, и, пользуясь авторитетом звания и личным своим влиянием, "склонить башкирское население к безотлагательному и полному исполнению возложенных на них обязанностей⁵ . При помощи муфтия С. Тевке-

¹ Сабанеев "Очерки Зауралья и стенное хозяйство на башкирских землях", стр. 125. 1873.

² Там же, стр.. 58.

³ Там же, стр. 124.

⁴ "История ВКП(б)". Краткий курс, стр. 6. 1938.

⁵ ЛОЦИА (Ленинградское отделение Центрального исторического архива). Министерство внутренних дел. Департамент духовных дел инославных исповеданий. Магометанский отдел. Дело 69. Ч. 1-я (брожение среди магометан), лл. 30 - 62.

лева, мулл и местных феодалов это движение, начавшееся в марте 1874 г., к июлю было ликвидировано, прежде чем оно успело охватить остальные районы Приуралья. Однако его отзвуки докатились до башкирских крестьян Стерлнтамакского и Белебеевского уездов, Уфимской губерния. В основе этого движения башкирских крестьян, как и в других случаях, было стремление не допустить экспроприации своих земель государством, а о том, что царское правительство намеревается это сделать, башкиры знали.

Кое-где движение с самого качала приняло аграрный характер. Так, летом 1874 г. башкиры деревень Яширгановой и Ибраевой, Карагушевской волости, Стерлитамакского уезда, Уфимской губернии, не допустили отмежевания из своего общинного владения участка земли для помещика Крашенинникова, претендовавшего на него на основании купчей, составленной насильственным путем за 30 лет до этого. "Яростные порывы толпы, - пишет начальник уфимского жандармского управления, - дошли до того, что заставили выехавших к размежеванию лиц сначала скрыться, а лотом спастись бегством". Как видно, уже в 1874 г. движение башкир начинало принимать аграрный характер. Но необходимо отметить, что и тогда башкиры вспомнили о Е. И. Пугачеве Начальник уфимского жандармского управления в 1874 г. писал, что в башкирских аулах Карагушевской волости, Стерлитамакского уезда, "в говоре народа существует слух, что в той местности появились черкесы или татары, которые возбуждают башкир, за отниманием у них земли повторить пугачевский бунт с местью на местных чиновников и помещиков"¹ . Конечно, дело было не в черкесах или татарах; настоящей причиной, почему башкиры хотели "повторить пугачевский бунт с местью на местных чиновников и помещиков", был колониальный грабеж и национальный гнет со стороны царизма в лице царских чиновников, местных помещиков, купцов, кулаков. Башкирские трудящиеся массы вспомнили имена Е. И. Пугачева и Салавата Юлаева, и эти имена стали как бы знаменем начинавшегося движения.

VIII

Непосредственной причиной целого ряда выступлений башкирских крестьян было размежевание башкирских земельных дач, в особенности выделение так называемого "запаса", официально предназначавшегося для наделения землей башкир-общинников в малоземельных дачах, а фактически намеченного для раздачи дворянам, служившим чиновниками в Оренбургском крае. По словам сенатора М. Е. Коваленского, "отмежевание запасных земель из владения башкир само по себе было мерой стеснительной для башкирского населения, как всякая мера, лишавшая население права пользования землей, находившейся до того времени в его владении". Первоначально отмежевание "запаса" проходило спокойно, так как "башкиры подчинились этому распоряжению правительства вполне уверенные, что отделяемый из принадлежащей им земли запас предназначается для наделения башкир малоземельных дач и что до того времени, пока в таком наделении не явится необходимость, запас останется в их пользовании, хотя и под условием арендной платы в казну"² .

Как правило, в запас отмежевывались лучшие земли, очень часто лесные угодья. В лесных местностях население, занимавшееся до того главным образом лесными промыслами, стеснялось в занятиях, обеспечивавших его существование. Лесничие, в непосредственное управление которых переходили выделяемые в запас лесные участки, по словам уфимского губернатора, "отстраняя башкир, сами производили из этих участков продажу дров, сдачу в аренду сенокосной и пахотной земли и допускали припущенников к пользованию не иначе как на правах арендаторов, взыскивая известную плату, соразмерно количеству десятин с каждой"³ .

"Несомненно, - должен был признать управляющий делами уфимского губернатора Шраменко, - что такое положение припущенников должно было послужить, так сказать, первым шагом к недовольству со стороны их и к неурядице"⁴ . В первое время эти "неурядицы", как было отмечено, вызывались главным образом изъятием из общинного владения лесных участков, чем огромная часть башкирского населения и припущенников из других национальностей, живших также за счет сбыта лесных изделий, ставилась в крайне тяжелое положение. Поэтому конфликты в связи с лесными порубками носили в Башкирии особенно острый характер как одна из форм классовой борьбы. Вот один из многочисленных примеров: 2 мая 1876 г. пристав 1-го стана Белебеевского уезда, Уфимской губернии, с начальством лесного управления, лесничими и полицейскими чинами явился в деревню Мендянову, Гайны-Ямакской волости, "намереваясь приступить к освидетельствованию леса, самовольно вырубленного жителями деревни Мендяновой" из участка, отмежеванного в запас. Башкиры, окружив представителей власти, начали кричать: "У нас земля своя, нет никаких казенных запасных участков". Несмотря нз это пристав попытался отобрать вырубленный лес и вместе с сельскими чинами пошел с обыском по дворам. Но "в первом попавшемся дворе башкира Фаттахутдина Халимова они встретили множество женщин и ребят, вооруженных рогачами, которые не допустили пристава

¹ Баш. ЦАУ. Фонд уфимского губернатора N 43. Архив N 114, л. 1.

² Шпицер "Из прошлого башкирского народа". Приложение. Доклад сенатора Коваленского по ревизии Уфимской и Оренбургской губерний. 1930.

³ Баш. ЦАУ. Фонд уфимского губернатора. Архив N 1159. Опись 54, лл. 63-65.

⁴ Там же.

на двор". В ответ на угрозы и приказания пристава "бросить рогачи и топоры" они продолжали "буйство". Только после долгих усилий полицейским удалось арестовать одну из руководительниц восставших женщин-башкирок, Слубику Хакимову, а другую, Бибкаю Рахматуллину, "не представлялось возможности взять, - по словам пристава, - потому, что она стояла с топором, кроме сего была окружена башкирами и ребятишками, вооруженными рогачами". Башкиры "как бы незаметно переходили со двора на двор, так что, - пишет пристав в донесении уфимскому губернатору, - продолжать дальнейший обыск не было никакой физической возможности". Не помог приставу и приезд башкирского феодала, старшины Гайны-Ямакской волости. Старшина и вызванные им понятые по дворам "не пошли на том основании, что в каждом дворе видели вооруженных баб, которые могли им нанести удары, а главное, они опасались башкир"¹ .

Таким образом, вначале волнения башкир вызывались не самым отмежеванием "запаса", а стеснениями в пользовании угодьями, что было только следствием отмежевания "запаса". Когда же запасные земли стали раздаваться по льготной цене чиновникам, башкиры резко изменили свое отношение и к самому отмежеванию "запаса", как и вообще к размежеванию общинных земель, тем более что назначение участков в льготную раздачу чиновникам производилось из дач, где межевание даже еще не было закончено. Началось сопротивление башкир самому отмежеванию "запаса". Так например осенью 1880 г. при размежевании Илькульмино-Кулильминской дачи, Белебеевского уезда, Уфимской губернии, башкиры отказались дать понятых и рабочих, необходимых при межевании² . Летом 1881 г. при размежевании Булярской волости, Бирского уезда, башкиры деревни Кипчак избили понятых.

Упорное сопротивление отмежеванию "запаса" оказали 5 октября 1879 г. башкиры Девятернинской общины, Исанбаевской волости, Сарапульского уезда, Вятской губернии. Выслушав решение об отмежевании из их земель "запаса" в количестве 1299 десятин и о предоставлении из него пахотной земли в количестве 214 десятин "в арендное содержание башкирцу (купцу) деревни Сосновой Рясулову", башкиры наотрез отказались признать тот и другой акты я заявили, что они не примут новых владенных грамот и не допустят "посторонних во владение". 18 октября 1879 г. исанбаевский волостной старшина Биктмиров объявил башкирам Девятернинской общины, что межевание уже утверждено сарапульским уездным по крестьянским делам присутствием, и потребовал "дачи подписи в слышании сего". Башкиры категорически отказались от дачи подписей, продолжали "пользоваться отрезанной а казну землей, не допустили Рясулова к пользованию арендованной им землей, а воспользовались ею сами"³ . Неоднократные попытки местных властей в течение 1880, 1881 и последующих лет "убедить" башкир путем "увещаний", угроз и уговоров, в частности через ахуна, главу мусульманского духовенства окружающих районов, не увенчались успехом: башкиры оказывали упорное сопротивление и не допускали ни лесничих, ни арендатора Рясулова к выделенным участкам.

Сопротивляясь отмежеванию "запаса", башкиры не признавали и новых помещиков, получавших землю на основе льготной раздачи, и не допускали их до владения отведенными им участками. Так, в конце 1879 г. уфимский губернатор доносил, что башкиры Зильдярской, Киргиз-Миякинской и Гайны-Ямакской волостей, Белебеевского уезда, не признают прав новых владельцев: "Хотя отмежевание состоялось в силу закона, границы как владений (башкир. - Ш. Т.), так и отошедших земель были точно указаны межевыми признаками, но тем не менее башкиры эти до сего времени не могут помириться с мыслью о потере земли... Считая оную своим неотъемлемым достоянием и не теряя надежды на возвращение участков в свое владение, башкиры смотрят на новых собственников не как на законных владельцев, а как на пришельцев, нарушающих их имущественные интересы, и по этой причине не признавая прав их на приобретенные с высочайшего соизволения участки, истребляют на оных леса, самовольно распахивают пашни и косят сено. Такое же самовольство творится башкирами на участках, владельцы коих не приступили к устройству собственного хозяйства. Положение же владельцев, отдававших в аренду участки, еще хуже. Тут башкиры уже положительно бесчинствовали. Так например у г. Иванова сожгли хутор, отняли семена и избили одного из арендаторов, а при объявлении им судебным приставом решения мирового судьи о восстановлении нарушенного права, отозвались, что они "знать ничего не хотят"⁴ .

Арендаторы статского советника Иванова - бугурусланский купец Поликарп Пожиткин и кулак Петр Овсянников - писали: "С 1 августа 1879 г., вступив в арендованное владение землей (777 дес.) г. Иванова, мы тотчас же занялись постройкой, воздвигнули жилой дом, амбары, обвели заплатой, распахали степи 70 дес. для яровых посевов и собрали и сложили 20 стогов сена, но все это башкиры деревни Тамьян-Таймасово уничтожили и даже всем участком, завладели, не признавая продажу по высочайшему повелению". В первый раз башкиры сожгли дома аренда-

¹ Баш ЦАУ. Фонд канцелярии уфимского губернатора. Архив N 1041. Опись 54, лл. 1 - 8.

² "Всеподданнейший доклад сенатора Коваленского..."

³ ЦАР Департамент полиции. Архив N 606. Ч. 11-я. 1884 г. "О крестьянских волнениях в Вятской губернии", лл. 43 - 51.

⁴ Баш, ЦАУ. Фонд уфимского губернатора. Архив N 1159. Опись 54, л. 15.

торов в конце октября 1879 г., об этом было донесено властям, которые произвели дознание, однако это не удержало башкир, и в январе и феврале 1880 г. они сожгли у арендаторов амбары, ограду и 10 стогов сена. 15 марта брату арендатора, Гаврилу Овсянникову, "причинили истязание и ограбили его"; 22 марта свезли и "разделили 10 стогов сена, и тут же башкирец Мухаметзариф с помощью других башкир отнял с насилием вещи у П. Овсянникова, и всей землей завладели, часть распаханной земли обсеяли своими семенами и не допустили арендаторов пользоваться землей". После целого ряда неудачных попыток усмирить башкир местными средствами арендаторы написали обо всем этом уфимскому губернатору. Из доклада судебного пристава видно", что восставшие башкиры не считались ни с решениями мирового судьи, ни с внушениями судебного пристава и отказывались подчиняться. 11 мая 1880 г., донося об этом, пристав просил прокурора Зминогородского и белебеевского исправника послать "команду 50 человек солдат", без которых, писал он, "лишен возможности выполнять", по упорству башкир, возложенное на него поручение. Только применение военно-полицейских сил принудило башкир деревни Тамьян-Таймасова подчиниться распоряжениям властей, и 30 сентября 1880 г. уфимский губернатор смог доложить в министерство внутренних дел и оренбургскому генерал-губернатору, что "Пожиткин и Овсянников беспрепятственно произвели уборку хлеба, самовольно засеянного башкирами на земле", арендованной у дворянина Иванова. Впрочем, это "спокойствие" длилось недолго¹ .

Сопротивление башкир отводу земельных участков лицам, приобретавшим башкирские земли при помощи подкупов, насилий и обмана, все усиливалось. Так, весной 1881 г. башкиры деревень Седяшевой, Тургеневой и Урюш-Битуллиной, Байкибашевской волости, Бирского уезда, прогнали с работ землемера Васильева, явившегося для отмежевания участка, "купленного" бирским купцом П. Ф. Тароторовым, и избили понятых и рабочих² . Башкиры деревни Дюртюйли, того же уезда, весной 1881 г. прогнали землемера Чернявского. Более серьезным было выступление 25 - 26 июня 1881 г. башкирских крестьян деревни Кигазы, Кубиязевской волости, Бирского уезда³ . Поводом к выступлению послужил захват бирским купцом М. Я. Петровым земли, прилегавшей к арендованным им у башкир мельницам. Петров считал эту землю своей на основании решения суда "по давности бесспорной владения". Тот же землемер Васильев, который был прогнан башкирами Байкибашевской волости, явился и в Кубиязевскую волость отводить "спорный" участок Петрову. Башкиры не допустили землемера до межевания. Петров со страху бежал, тогда башкиры напали на арендованную им мельницу, избили находившихся в ней людей и унесли все, чтв только можно было взять, а что взять было нельзя, сломали и изрубили. Разгромом мельницы дело не ограничилось, ночью башкиры-крестьяне прокопали плотину при деревне Кигазах, плотину прорвало.

Решительное сопротивление межеванию было оказано башкирами деревень Узунларовой, Айтмамбетовой и Азовой, Кумрук-Табынскэй волости. Стерлитамакского уезда, Уфимской губернии. Осенью 1881 г. в эти деревни был прислан землемер Траппер для отмежевания 15 тысяч десятин, "купленных" дворянином А. Д. Дашковым и купцом А. С. Софроновым у башкир Кумрук-Табынской волости. Покупка была оформлена против воли башкир названных деревень, и их протесты не были приняты в расчет. Софронов, понимая, что межевание не обойдется без инцидента, захватил с собой двух казачьих офицеров и несколько рядовых казаков. В деревне Узунларовой произошла стычка. "Башкиры поколотили Траппера с компанией и отняли ружья у казаков". Сам Траппер насилу унес ноги, и то, как он сам говорил, ему пришлось уходить "не по дороге, где его хотели убить, а на плоту вниз по реке Инзерю". Дело об этом "бунте" разбиралось в уфимской судебной палате 14 июня 1882 г., и привлеченные к ответственности башкиры были приговорены к тюремному заключению на срок от полугода до трех с половиной лет.

Еще до объявления приговора судебной палаты, 6 июня 1882 г., Траппер вновь приступил к отмежеванию "проданного" участка. На этот раз он приехал в сопровождении стерлитамакского уездного исправника Бородина, понятых из соседних русских селений, урядников, сотских и десятских. На улице в деревне Айтмамбетовой собралась большая толпа башкир, жителей этой деревни и соседней с ней Азовой. "Толпа запрудила улицу и не позволила понятым идти на место работы. На увещание исправника разойтись толпа отвечала криками и угрозами убить каждого, кто осмелится идти в их дачу. Попытка арестовать наиболее буйствовавших осталась безуспешной, так как арестованные были толпой тотчас же вырваны из рук исправника. Понятые были выгнаны из деревни". За новое сопротивление межеванию было привлечено к ответственности 130 человек. Уфимской судебной палатой 18 февраля 1883 г. 47 человек были приговорены к различным наказаниям: от ареста при полиции на 3 недели до отдачи в исправительные арестантские отделения на 1 год⁴ .

Башкиры выступали не только в связи с размежеванием земель: они протестовали и против гнусной русификаторской политики царизма. В специальном "Обзоре о беспорядках в магометанском населении

¹ Баш. ЦАУ. Фонд уфимского губернатора. Архив N 1159. Опись 54, л. 93 - 94.

² "Казанский биржевой листок" N 59 за 1881 год.

³ Там же, N 69.

⁴ Ремезов Н. "Очерки из жизни дикой Башкирии", стр. 104 - 115.

восточных губерний"¹ , составленном в 1879 г. Косаговским и советником Бикчуриным, имеются следующие данные об антируссификаторском движении в Башкирии:

"В Уфимской губернии настроение умов вообще среди магометанского населения по поводу распространившихся между ними слухов относительно уничтожения будто бы магометанской религии, - по мнению г. Бикчурина, - настолько напряженно, что какой-либо ничтожный случай может породить весьма неприятные и даже пагубные последствия.

Почти в одно время с получением в волостных управлениях разосланного циркулярного объявления уфимского губернатора с разъяснением о ложности распространившихся между башкирами и татарами вышеотмеченных слухов были присланы также от председателя уфимского комитета общества Красного креста предложения об открытии подписки на добровольные пожертвования в пользу больных и раненых воинов. Перед этим только последовало распоряжение о заведении, по примеру русских сел, при башкирских деревнях набатных колоколов на случай пожаров.

Все это в совокупности привело магометанское население в довольно сомнительное положение, а между башкирами, из их же среды, явились такие "злонамеренные личности", которые успели убедить народ, что пожертвованные деньги будто бы поступят в казну за приготовленные для магометан красные кресты, которые хотят надеть на них при крещении, колокола же будто бы повесят на минаретах мечетей. Те же люди уверили башкир, что красные кресты в значительном количестве уже присланы в волостные правления и что пока о них не говорят".

5 февраля 1879 г., в базарный день, в деревне Сафаровой, Уфимского уезда, было большое стечение народа с окрестных селений; волостной старшина, собрав сход, начал объявлять разные распоряжения губернского начальства. Народ неожиданно, пишет Бикчурин, "с яростью бросился на старшину и писаря, требуя от них немедленной выдачи крестов. Одни из башкир начали бить чем попало писаря, другие схватили старшину за ворот, потащили его в правление и заперли в одну темную комнату, из которой он, только выломав окно, успел убежать в квартиру станового пристава. Вслед за этим разъяренная толпа с шумом и криком ворвалась в самое волостное правление, начала обыск в шкафах с делами, поднимала половые доски, лазила на чердак, в квартире писаря обшарила его сундуки, срывала со стен обои, надеясь найти там мнимые кресты".

Противоруссификаторское движение охватило довольно широкие слоя населения в крае и становилось очень опасным для самодержавия. Поэтому, кроме увещаний через муфтия мусульман всей России, находившегося в Уфе, и угроз, власти стали применять репрессии. "Главные виновники этого бунта" были арестованы и заключены в уфимский тюремный замок. Однако движение все расширялось, и в деревне Терме "был побит волостной старшина другой волости".

Из сообщения управляющего Оренбургским учебным округом министру народного просвещения от 9 января 1879 г. видно, что ученики русских классов при медрессе в деревнях Куручаевой и Старо-Думеевой, Белебеевского уезда, в качестве протеста против насильственного крещения магометан перестали обучаться русскому языку, хотя муллы и учителя означенных деревень были, по мнению управляющего Оренбургским учебным округом, "лица вполне благонадежные"² . Противохристианизаторские выступления имели место и в других уездах Приуралья. Несмотря на то, что движение это вызвано было религиозными мотивами, оно, по существу, направлено было против колониально-национального гнета и против самодержавия. "Религиозная оболочка" в ходе движения быстро терялась, потому что "выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития, а не одной России"³ .

Итак, если для 1874 г. можно отметить только начало башкирского национального движения, то с 1879 г, начинается его подъем, движение охватывает широкие массы крестьянского населения Уфимской и отчасти Пермской и Оренбургской губерний. Подъем этот происходил 8 тесной связи с революционной ситуацией 1879-1880 гг. в России и восстаниями татарских крестьян в Спасском, Казанском, Лаишевском уездах соседней Казанской губернии и Бугульминском уезде Самарской губернии.

IX

Чем дальше развивалось башкирское движение, охватывая широкие народные массы, тем быстрее переходило оно на путь революционной борьбы против носителей колониального и национального порабощения, против крепостников и царских чиновников, за революционно-демократическую ломку средневековых крепостнических пережитков.

Центром движения в Уфимской губернии были Белебеевский и Бирский уезды Оттуда оно перекинулось в Стерлитамакский, Уфимский, Златоустовский уезды, Уфимской губернии, в Сарапульский уезд, Вятской губернии, и Красноуфимский уезд, Пермской губернии. Повсюду борьба башкирских масс была направлена как против представителей царской власти и русских помещиков, так и против местных феодалов, антиколониальное движение тесно сплеталось с антикрепостническим. В 1880 г. башкиры аула Качганова, Бе-

¹ ЛОЦИА. Министерство внутренних дел. Департамент духовных дел. Отд. N 33. 1879, лл. 50 - 53.

² ЛОЦИА. Министерство внутренних дел. Департамент духовных дел. Магометанское отделение N 33. 1879 г. (инородческие школы), л. 159.

³ Ленин. Соч. Т. II, стр. 520.

лебеевского уезда, заставили управляющего имением статского советника Губаря и действительного статского советника Каминского покинуть дом, где он проживал. Восставшие говорили, что названные дворяне, раздав башкирам "в кортом земельные угодия, брали у них деньги, а между тем, когда нужно было на этих угодиях произвести пахоту и косьбу, они их туда не допускали". Башкиры заставили вернуть деньги, уплаченные дворянами за "кортом", угрожая в противном случае разгромить все имения этих дворян. Подобные же выступления происходили и в других местах. Например у помещика Кулаковского в том же, 1880 г. башкиры "избили жестоко приказчика, прогнали арендаторов, намеревавшихся приступить к посеву на распаханной земле, самовольно засеяли свой хлеб и роздали даже другим лицам из крестьян"¹ .

В "памятной записке, составленной к поездке уфимского губернатора в Белебеевский уезд"² , читаем: "В ночь на 28 апреля 1880 г. на хуторах - тайного советника Лоде, находящемся в 10 верстах от деревни Труптайшевой, Альшеевской волости, 1-го стана Белебеевского уезда, и действительного статского советника Аксенова, находящемся близ деревни Кайраклов, 1-го стана того же уезда, сгорели от поджога: у первого - молотильный сарай с разными земледельческими орудиями на 6608 рублей, а у второго - все строения и разное имущество на 5000 рублей". Вызванные уфимским губернатором по этому поводу для "увещаний" башкиры деревни Ташлы жаловались, на "чрезмерную строгость управляющих участком, взыскивающих с них деньги за самые ничтожные и неумышленные потравы и захватывающих будто бы в свою пользу принадлежащий им скот не только на потравах, но даже тогда, если он по недосмотру хозяев перейдет за соседнюю границу". Притеснения башкир помещиками были настолько значительны и очевидны, что уфимский губернатор, вообще покровительствовавший помещикам, вынужден был признать, что "в оправданиях башкир есть немалая доля основательности, имеющей место и по некоторым другим участкам"³ .

Башкиры упорно боролись с притеснениями, которые им приходилось испытывать от захватчиков их земель. Движение это росло, башкиры громили имения новых и старых помещиков. Так, в декабре 1881 г. башкиры и татары деревни Абпаевой, Белебеевского уезда, в числе 70 - 80 человек, произведя "нападение на лес в Акуновской даче майора Батырь-Гирея Шагин-Гиреевича Тевкелева, прогнали полесовщиков, подкрепленных дворовыми служителями и некоторыми из крестьян деревни Ахуновой, а вырубленный материал увезли в свою деревню"⁴ . Особенно с 1882 г. башкирская крестьянская масса начинает переходить к более активной форме борьбы против колонизаторов и крепостников.

Оренбургский муфтий Салим Гирей Шагин-Гиреевич Тевкелев и гвардии ротмистр Кутлуг-Ахмет Тевкелев подали уфимскому предводителю дворянства князю Кугушеву заявление, в котором писали: "Родовые недвижимые имения, которыми первый из нас распоряжается в качестве опекуна над малолетним своим внуком, князем Исмагилом Ахмет Гиреевичем Чингизом, в последние два года стали подвергаться нападениям соседних башкир и совместно с ними живущих мурз (бывшие военные поселяне из татар. - Ш. Т.), которые руководятся в своих действиях еще неслыханным до настоящего времени произволом и с беспощадным самоуправством расправляются с полевой и лесной стражей. Ареной вторгательств со стороны наших соседей служат преимущественно леса. Здесь обыкновенные порубки, всегда и везде встречающиеся, давным давно перешли в лесные грабежи, совершаемые скопищами людей, вооруженными топорами, дубинами, ружьями, сопровождаемые насилием и буйством против лесохранителей, понятых, сельских, волостных и полицейских властей от деревенского десятника до станового пристава включительно, поджогом сторожевых помещений и угрозами перебить лесную стражу"⁵ . Духовный авторитет муфтия Тевкелева не остановил на этот раз религиозного башкирского и татарского крестьянина, которого "действительно революционное озлобление против поборов и готовность решительной борьбы с средневековьем"⁶ привели к восстанию против крепостников.

Разгром в Белебеевском и Уфимском уездах имений мусульманских дворян и крупных духовных лиц, как муфтия и его родственников, является наглядным подтверждением того, что писал В. И. Ленин в 1897 г.: "Что касается до демократических элементов в угнетенных народностях..., то всякий знает и видит, что классовые противоречия внутри этих категорий населения гораздо глубже и сильнее, чем солидарность всех классов подобной категории против абсолютизма и за демократические учреждения"⁷ .

Имения Тевкелевых и их родственников подвергались полному разгрому и в 1882 и в 1883 годах. В 1882 г. доверенный Тевкелева неоднократно жаловался елабужскому исправнику Вятской губернии о самовольных порубках леса Тевкелева в Елабужском уезде и просил прислать вооруженную силу для охраны лесов и устранения вооруженного сопротивления со стороны порубщиков⁸ .

13 января 1882 г. башкиры и татары на 20 подводах напали на лесную дачу князя

¹ Баш. ЦАУ. Фонд уфимского губернатора. Архив N 1159, лл. 67 и 68.

² Там же, лл. 93 - 94.

³ Там же, лл. 25 - 26.

⁴ ЦАР. Департамент полиция. Дело N 312. Ч. 23-я, лл. 4 - 14, за 1883 год. "О волнениях крестьян Уфимской губернии''.

⁵ ЦАР, Департамент полиции. Дело N 312. Ч. 23-я, лл. 4 - 6 за 1883 год.

⁶ Ленин. Соч. Т. XIV, стр. 83.

⁷ Ленин. Соч Т. II, стр 178.

⁸ Кировское архивное управление. Фонд вятского губернатора. Архив N 63 за 1882 год.

Чингиза (внука муфтия, который был его опекуном), прогнали полесовщика Губайдуллина, угрожая "лишить его жизни, и сделали весьма большую порубку сырорастущего леса, который и увезли домой". Разгром этой дачи значительно затруднил и работу поташного завода князя Чингиза, потому что лес подвергся сплошной порубке. 15 января 1882 г. 50 башкир снова вторглись в ту же дачу, причем оказали решительное сопротивление волостному старшине, старавшемуся их задержать; не помогло и появление пристава с полицией. Пристав, полицейские и приглашенные ими понятые были выгнаны. Нападения на имение князя Чингиза стали происходить чуть не ежедневно. "В марте, апреле и мае 1882 г. нападения крестьян - шаранбаш-князевцев - стали до того частовременны, - писал Тевкелев, - что трудно даже перечесть составленные киняшевским волостным правлением акты по этому предмету"¹ .

5 мая 1882 г. шаранбаш-князевцы "засеяли вспаханную приказчиком князя Чингиза землю", 27 и 28 мая "не допустили его служащих косить луга", а .4 июня "самовольно было выкошено самими шаранбаш-князевцам несколько десятин его луговых угодий"² . С этого времени, пишут Тевкелевы в своем заявлении, "нападения стали делаться почти ежедневно и к концу 1882 г. перешли в открытый грабеж". 13 ноября шаранбаш-князевцы явились рубить лее в числе 100 человек, "вооруженных кольями и ружьями". 22 декабря они напали в Кичкиняшевской волости на полесовщиков, отняли у них ружья, а от избиения полесовщиков спас только волостной старшина.

В описанный период времени, указывается в заявлении муфтия Тевкелева, "истреблено шаранбаш-князевцами и присоечинившимися к ним башкирами деревни Турбеевой и с другими деревнями всего до 500 дес. лучшего сырорастущего леса, а в январе 1883 г, прекратилась для Чингиза и самая возможность въезда в принадлежащую ему дачу, так, что даже дрова для его поташного завода покупаются тепеоь у соседнего землевладельца ген. Ренбелинского"³ . Не была оставлена в покое и лепная дача брата муфтия майора Батыр-Гирея Тевкелева. "В январе, феврале, марте и апреле 1882 г., - пишут Тевкелевы в своем заявлении, - порубки и в лесу майора Тевкелева не прекращались, а дерзость и самоуправство лесоистребителей с каждым разом все увеличивались"⁴ .

Как явствует из заявления муфтия С. Тевкслева, башкиры выезжали на 30, 40 и более подводах под прикрытием такого же числа вооруженных охранителей, грозились убить на месте лесничего мурзы Ахмета-Гирея Чаньгтряа и едва не изрубили топорами мурзу Ибрагима Биглова и его сына Ямйна Биглова. "В феврале 1883 г., - пишет Тевкелев, - абзановцы, остановленные лесной стражей при выезде из лесу, стреляли в нее и затем беспрепятственно уехали с вырубленным лесом домой"⁵ .

Классовая ненависть религиозного башкирского и татарского мужика по отношению к крепостникам была настолько сильна, что от борьбы и разгрома имений "благородных" мурз его не могли удержать не только полицейская сила и угрозы мировых судей, но даже и духовный авторитет муфтия Тевкелева.

Восставшие башкирские и татарские крестьяне нападали на имения и всех остальных крупных землевладельцев, безразлично башкир, татар и русских дворян. "В последние (1879 - 1881) годы и преимущественно с 1882 г., -писал член уфимского губернского собрания дворянства Пекер, - башкиры Белебеевского уезда стали открыто, целыми массами вторгаться в участки частных владельцев, истребляя леса, увозя сено, сгоняя с полей рабочих людей их... В волостях Киргиз-Миякинской, Зильдярской изгнаны ими десятки владельцев, насилием и угрозами они почти лишены возможности фактически пользоваться своей поземельной собственностью. Оттуда беспорядки эти распространились почти по всему уезду: аграрное волнение охватило огромный район". Это заявление Пекера подтверждается протокольными постановлениями уфимского губернского собрания дворянства от 27 июня 1883 г., из которого видно, что не только в участках дворян Тевкелевых, князя Чингиза, генерала Баумгартена и статских советников Иванова, Губаря, Китицина, Аксакова, Аксенова, Похвистнева, Лоде, Кавровского, Кураковского, но и во "многих других башкиры, выезжая толпами среди бела дня, истребляют лес до тла, гонят с земли арендаторов, арендовавших ее у владельцев. В случае сопротивления со стороны владельцев или их управляющих и полесовщиков башкиры наносят им побои и увечия, нередко убивают и жгут усадьбы". В постановлении указываются и факты личной расправы с помещиками, например дворянин Кардовский сам "был избит до полусмерти и ограблен и спасся, бросившись в реку". Семья дворянина Гопянского спаслась от нападавшей толпы башкирских крестьян, только отстреливаясь из ружья, причем один из крестьян был убит.

В июле 1883 г. управляющий имением генерала Воронова, '"желая остановить открытое истребление его леса толпой в 60 человек, был схвачен и изувечен и с переломом ребер увезен умирающий в больницу"⁶ . Опасаясь такой же участи, многие помещики и их управляющие обратились в бегство.

К лету 1883 г. восставшими башкирами в Белвбеевском уезде был уничтожен целый ряд дворянских гнезд. "Усадьбы дворян Лоде, Аксакова, Нолькина. Березовского были сожжены до тла". Управляющий дворянина Нолькина "тепел спастись бегством в ближайшее селение от нападавшей

¹ НАР. Департамент полиции. Дело N 312. Ч. 23-я, лл. 6 - 10.

² Там же.

³ Там же.

⁴ Там же.

⁵ Там же.

⁶ Там же.

на усадьбу вооруженной толпы башкир", которые, разгромив усадьбу Нолькина, "угнели с собой скот". Приказчик дворянина Березовского, раньше немало издевавшийся над башкирскими крестьянами, при разгроме усадьбы Березовского спрятался в одной из комнат дома; узнав об этом, башкиры заперли двери дома и решили его сжечь, но приказчик "спасся неизвестно каким образом". Арендатор мельницы у того же дворянина Березовского, находившейся от его усадьбы в 25 верстах, "был убит с семьей, и мельничные строения сожжены". В то же время была сожжена и "усадьба дворянина Чернявского, все население усадьбы в числе 5 человек убито, и управляющий дворянин Тейс пропал бесследно, весь помещичий хлеб увезен из амбара"¹ .

Приведенные факты наглядно показывают, как башкирские и татарские крестьяне расправлялись со своими врагами. Уничтожая помещичьи усадьбы, они захватывали пахотные и сенокосные угодья и начинали ими пользоваться. Иногда помещики не решались оказывать сопротивление или оказывали только слабое сопротивление, и башкиры довольно беспрепятственно вступали во владение их угодьями. Так, летом 1883 г. к полковнику гвардии (мурзе) Тевкелеву "соседние башкиры пришли и заявили, что решили и будут владеть одним из его полей"; подобное же выступление башкир имело место и в имении ротмистра Тевкелева в Уфимском уезде. Как видно, башкиры боролись за землю и в особенности, за лес, который для многих из них являлся одним из основных источников средств существования.

Бирские башкиры окончательно разгромили имение мурзы Киреева, истребляя его лес и нанося побои н увечья его полесовщикам. "Угрозами и насилием" башкиры довели его до того, что, не видя "возможности пользоваться своим имением", он вынужден был бросить его и уехать. "Открытые и повальные" порубки башкирами производились начиная с 1882 г. и до 1884 г. в дачах Галаева, Уткина, Тороторова, Рахманова, Бравина, Савина и т. д.

Движение захватило и Стерлитамакский уезд. В Кси-Табынской волости, в даче, находившейся в общем владении дворянина Дашкова с купцом Софроноиым (в ней было 16 тыс. десятин), в 1882 г. башкиры сожгли часть строений этих помещиков, а служащие "спаслись от ярости башкир, запершись во владельческой конторе". Владельцы Дашков и Софронов были "лишены возможности распоряжаться своим имением". В том же уезде, около деревни Кызгын, дача дворянина Карташевского, в которой было 6160 десятин, в течение 1881 - 1883 гг. была "вырублена башкирами наповал", а в заводской даче при Богоявленском заводе купца Г. Пашкова в мае 1883 г. имела место "ожесточенная битва башкир деревни Янгизкаен с полесовщиками". Исход этой битвы, как отмечается в постановлении уфимского губернского собрания дворянства от 27 нюня 1883 г., "был печальный для владельца"; до 10 полесовщиков, понятые, сотские и урядники были жестоко избиты и едва спаслись бегством земля была захвачена, и "истребление дачи продолжается", констатируется в постановлении. В это же время, примерно в мае - июне 1883 г., в своей усадьбе, недалеко от Уфы, был ранен "выстрелом, произведенным снаружи", дворянин Дубасов.

Начиная с 1883 г. наряду с башкирами и русские крестьяне начали принимать деятельное участие в движении. Национальная рознь, сознательно разжигавшаяся царскими колонизаторами, сменилась пониманием общности классовых интересов, и русские крестьяне, как и башкиры, стали жечь и громить помещичьи имения и убивать их владельцев. Так, в Бирском уезде в начале 1883 г. крестьяне, явившись на поля помещика Ермолаева, который владел имением "уже с прошлых веков", согнали его рабочих и объявили, что "поля эти они, крестьяне, будут брать в свою собственность". Когда же на место столкновения явился управляющий помещика, то крестьяне "нанесли ему тяжкие раны топорами", и он, весь "израненный", убежал в Уфу "искать защиты". Так в Бирском уезде поступали крестьяне и со многими другими дворянами.

На уфимском губернском собрании дворянства 27 нюня 1883 г. дворянин из Бирского уезда В. А. Фок " заявил, что в имении его жены после пятилетнего "бесспорного", совершенно "спокойного" владения (имение было приобретено в 1875 г.) "начались беспорядки вследствие распространившегося между соседними крестьянами слуха об отобрании земель от владельцев и разделе их между крестьянами. По словам В. А. Фока, крестьянами в имении была "вся земля захвачена, лесная дача беспощадно вырублена, лесная стража насильственно удалена и один из них убит, зашит в куль и положен на дорогу". Указывая на разгром и ряда других дворянских имений в Белебеевском и Бирском уездах, В. А. Фок признал, что такие факты "далеко не единичны, напротив, нарушение владении увеличивается все более и более, охватывает все большую и большую часть губернии, и положение землевладельцев становится все безнадежнее; административные власти и полиция в этих делах положительно бездействуют, самые аграрные преступления из единичных самовольных захватов переходят в возмутительные грабежи, поджоги и убийства дворян и охранителей их собственности".

Не избежал Фок и окончательной расправы: летом 1886 г. крестьяне застрелили его в то время, когда он выходил из купальни.

Были крестьянские выступления и в Уфимском уезде. Так, недалеко от Уфы, в имение к дворянину Раль явились крестьяне, бывшие крепостные его жены, и заявили, что "они решили взять себе из этого имения особый участок в 50 десятин и будут пользоваться им невзирая ни на что"² .

¹ ПАР. Департамент полиции. Дело N 312. Ч. 23-я, лл. 6 - 10.

² Там же.

Положение, в каком оказались помещики в Уфимской губернии, дворянин М. В. Кураковский обрисовал таким образом: начиная с 1882 г., говорит он, "мы непрестанно слышим о самоуправстве башкир и крестьян, захвате дворянских земель, истреблении в огромных размерах лесов, насилиях против дворян и их служащих с нанесением побоев и увечий, потрясающие убийства целыми группами, поджоги усадеб, наконец, открытый переход в некоторых местах поселян к самовольному разделу владельческих полей, - все это в последнее время совершается в нашей губернии открыто, на глазах у всех". "Дерзость поселян, - говорит он дальше, - в этом отношении увеличивается с каждым днем и превосходит всякое вероятие. Понятие о праве собственности и законе совершенно расшаталось. Аграрный пожар скоро уже охватит всю губернию, и тогда последствия могут быть громадны и потребуют многих жертв для своего уничтожения". Такие же заявления были сделаны еще и многими другими дворянами на уфимском губернском собрании дворянства 27 июня 1883 года.

Крестьянское движение, начавшееся в Уфимской губернии в 1879 г. и продолжавшееся вплоть до 1884 г., охватило и ряд волостей Пермской губернии, находящихся на границе с Уфимской губернией. Так, башкирские и русские крестьяне деревни Тойне-Озерска, Красноуфимского уезда, Пермской губернии, в половине мая 1883 г. напали на арендаторов земли помещика Жуковского и на лесного сторожа его дачи, нападение сопровождалось "нанесением последним побоев, уничтожением сох, телег и поджогом балагана". Помещик Жуковский, получив об этом телеграмму в Петербурге, немедленно вошел в министерство внутренних дел с ходатайством о немедленной защите его собственности. "Малочисленность и вследствие этого бессилие полиции в той местности, в которой находится мое имение, заставляют меня, - писал он министру внутренних дел, - опасаться, что крестьяне Тойне-Озерска, Пермской губернии, Красноуфимского уезда, ободренные первым успехом, решатся напасть на следующую деревню моих арендаторов, которым они также своевременно угрожали, а потом перейдут к заводу". Дальше он заявляет, что "только самые энергичные и крутые меры способны остановить разрастающиеся вожделения крестьян отнять у нас землю. В полной надежде, что пора политики черни прошла, что собственность будет гарантирована в России, я вручаю охрану имущества и безопасность семьи в руки вашего превосходительства как представителя высшей администрации". В заключение он говорит, что ему "уже не вернуть к жизни одного из лучших и честнейших арендаторов, Полонянкина (находящегося при смерти от побоев)"¹ .

На заявление этого крепостника в министерстве внутренних дел отозвались очень быстро. Пермскому губернатору было предложено принять решительные меры к подавлению "волнения". В Тойне-Озерск были посланы полицейские силы, и восстание было быстро ликвидировано. Восстание тонне-озерцев не имело поддержки со стороны крестьян и других районов губернии.

В Уфимской губернии движение в течение зимы 1884 г. было почти подавлено. Однако когда судебные следователи "стали усердно производить следствие" по делам о восстании, то начальник уфимского губернского жандармского управления должен был донести о том, что во многих местах имеют место такие факты, как "избиение урядника, ослушание полиции и отказ с угрозой судебному следователю и исправнику в арестовании виновных", и что все "это производится скопом"² .

* * *

Борьба башкирских крестьян-общинников не могла не оказать влияния и на политику царского правительства. Закон 15 июня 1882 г., которым была запрещена продажа башкирских земель в частные руки и отменена передача их служилым дворянам, вне всякого сомнения, издан под влиянием той волны протеста, которая охватила Башкирию в 1879 - 1884 годах.

Борьба башкирских крестьян-общинников в 1879 - 1884 гг. несмотря на ее стихийный характер имеет огромное политическое значение в пореформенной истории Приуралья. Это был первый и очень сильный удар по политике царизма, стремившегося в пореформенный период насадить в Приуралье и Заволжье крупных помещиков, которые "являлись бы всегда надежными сторонниками всякого произвола и угнетения"³ .

Башкирские крестьяне боролись против создания нового "азиатского крупного землевладения"⁴ , боролись за уничтожение уже созданного, являвшегося в их крае опорой царизма и оплотом империи, обрекавшего "миллионы крестьян и рабочих на постоянную кабалу новым помещикам"⁵ и приводившего "к процветанию кабальных и ростовщических приемов хозяйства"⁶ .

Башкирские крестьяне боролись против захвата купцами и кулаками лучших участков их земли, против ростовщичества, развивавшегося под заботливым покровительством царских чиновников и башкирских феодальных элементов. Наконец, их борьба была направлена против стеснений, которым подвергался их язык, против политики "русификаторства".

Движение башкирских крестьян все больше и больше принимало характер борьбы за

¹ ЦАР. Департамент полиции III. Дело До 449. 1883. "О принятии мер к прекращению самоуправства крестьян деревни Тойне-Озерска, Красноуфимского уезда", лл. 1 - 2 и 3 - 6.

² ЦАР. Департамент полиции. Дело N 88. Ч. 29-я, лл. 17 - 22. 1884.

³ Ленин. Соч. Т. IV, стр. 172.

⁴ Там же.

⁵ Там же, стр 169.

⁶ Там же, стр. 172.

революционно-демократическую ломку пережитков крепостничества, за ликвидацию колониального и национального гнета. Особенно знаменательным является то, что в 1882 - 1884 гг. движение стало направляться не только против русских колонизаторов: помещиков, купцов, кулаков, - но и против башкирских и татарских феодалов, включая и духовных: ахундов и муфтия с его родственниками, у которых башкирские и татарские крестьяне громили и жгли имения, рубили леса, захватывали пашни. При этом национальная рознь, сознательно разжигавшаяся царскими чиновниками и колонизаторами из русских помещиков, купцов, кулаков, уступила место пониманию общности интересов. Татарские, марийские, русские крестьяне совместно с башкирами принимают деятельное участие в движении; имели место и выступления горнозаводского населения в Уфимском и Стерлитамакском уездах.

Однако движение носило стихийный характер, оно было лишено сколько-нибудь прочного организационного руководства, у него не было сколько-нибудь ясной политической программы, как, впрочем, это имело место всюду, где крестьянство выступало одиноко, не имея руководителя в лице "революционного класса", способного "на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство"¹ . Крестьянская масса сама, кроме раздробленных восстаний, "но освещенных никаким политическим сознанием"² . на более организованные выступления не была способна. Однако не следует отрицать громадной революционной роли активного выступление крестьянских масс в пореформенный период.

В движении 1879 - 1884 гг. в башкирских аулах бай-феодальные и бай-куштанские (кулацкие) элементы и духовенство проводили предательскую линию, выступали против народа.

Борьба, которая велась в Башкирии в 1879 - 1884 гг., показала, что одинокое выступление башкирского народа недостаточно для его национального и социального освобождения, что для этого необходимо его совместное выступление со всем русским народом против самодержавия.

Царское правительство, временно победив башкирских крестьян, поставило их в невыносимые условия: колонизаторы из помещиков, купцов, кулаков и т. д. свирепствовали над побежденным народом. Однако этим борьба не была закончена. Все это было предвестником будущих боев народа против проклятого строя - "тюрьмы народов".

¹ Ленин. Соч. Т. XVIII, стр. 245.

² Ленин. Соч. Т. XV, стр. 143.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Ш. ТИПЕЕВ:

Комментарии: