В период между двумя восстаниями декабристов (14 декабря 1825 г. в Петербурге и 29 декабря того же года на Украине) была предпринята попытка "возмущения" войск Литовского Отдельного корпуса, начавшаяся с отказа присягнуть Николаю I 24 декабря 1825 года.

Общество военных друзей, осуществившее это открытое выступление против правительства, уже привлекало ранее внимание историков. Еще в 1920 г. А. А. Сивере попытался выяснить наличие связей этого общества с декабристами. В дальнейшем многие специалисты рассматривали указанную организацию как одну из декабристских, отделяя ее от организаций так называемого филоматского (познавательного) типа, существовавших тогда на территории Литвы и Белоруссии¹ . Однако Обществу военных друзей они (за исключением П. Н. Ольшанского) уделили недостаточное внимание. Современных исследователей уже не удовлетворяет конспективное изложение материала о деятельности этого общества, отдельные аспекты его истории нуждаются в уточнении. Прежде всего, требует большей обоснованности вывод о декабристском характере Общества военных друзей. Необходимо выяснить, когда началась и как проводилась подготовка к выступлению, организованному его членами; каков его характер; существовали ли у него связи с другими тайными обществами России той поры.

4 декабря 1825 г. начальник штаба Литовского Отдельного корпуса Н. С. Вельяминов вернулся из Варшавы, где встречался с начальником Главного штаба цесаревича Д. Д. Курутой. В секретной беседе ему намекнули, что с присягой войск великому князю Константину Павловичу не надо торопиться. 14 декабря из Петербурга в Варшаву было послано донесение о вступлении на престол Николая I и предлагалось немедленно привести войска к присяге на верность новому императору. 21 декабря командир корпуса Ф. Ф. Довре получил официальный приказ о приведении войск к присяге, и в тот же день в Варшаве присягнули Николаю I.

На следствии по делу декабристов руководитель Общества военных друзей К. Г. Игельстром долго отрицал свою причастность к срыву присяги в Литовском пионерном батальоне, объясняя это просто "недоумением" и используя тот факт, что по закону престол должен был перейти к великому князю Константину. Только в мае 1826 г. он признался, что "мысль к непринятию присяги получил я первоначально от того, что Рукевич объявил мне, что в Санкт-Петербурге находятся две партии. Из чего я заключил, что должны быть междоусобия".

Вероятно, эти сведения обсуждались на собрании комитета Общества, где и было принято решение об агитации среди офицеров корпуса: "Назначено было нами ехать: капитану Игельстрому в 43-й егерский полк, Петровскому - в 47-й, а мне - в Самогитский гренадерский полк", - показывал на следствии член Общества А. И. Вегелин² . В результате анализа показаний подследственных выясняется, что план аги-

ОРЛОВА Наталья Кузьминична - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центрального государственного военно- исторического архива СССР.

¹ Дьяков В. А. Освободительное движение в России. 1825 - 1861 гг. М. 1977; Нечкина М. В. Движение декабристов. Т. 2. М. 1955; Ольшанский П. Н. Декабристы и польское национально-освободительное движение. М. 1959; Сивере А. А. "Тайное Общество Военных Друзей" (1825 г.). В кн.: Дела и дни. Кн. 1. Пг. 1920; и др.

² Центральный государственный военно-исторический архив (ЦГВИА) СССР, ф. 801, оп. 70, д. 45, ч. 1, лл. 1080, 1125.

стр. 166

тации обсуждался членами комитета Общества военных друзей 13 или 14 декабря 1825 года.

Для его осуществления Игельстром под предлогом посещения невесты предпринял спустя два дня поездку в Гродненскую губ., в места расположения 47-го и 48-го егерских полков. 18 декабря он был в Белостоке и, не заезжая в батальон, поехал к М. И. Рукевичу, у которого находились члены Общества Ф. В. Ордынский, А. И. Вегелин, Э. А. Петровский и Строковский. 20 декабря Игельстром с друзьями вернулся в город и встретился с находившимся на гауптвахте членом комитета А. М. Требинским, которому предложили провести агитацию среди офицеров одного из батальонов Белостокского пехотного полка. Чтобы не вызвать подозрения у командования, члены комитета покинули Белосток, договорившись, что будут ждать известий у Рукевича в Завыках, а Игельстром остался вместе с Петровским в городе.

На следствии Игельстром объяснил это необходимостью добиться у начальника штаба возвращения роты, от командования которой он был отстранен в августе 1825 года. Скорее всего ему было важно, чтобы о нужном дне первыми узнали члены комитета. Если бы приказ о присяге пришел неожиданно, то не осталось бы времени на соответствующую подготовку солдат. 22 декабря Игельстром на приеме у командования изложил свою просьбу о возвращении ему роты. А накануне в штаб был доставлен секретный конверт с приказом о приведении войск к присяге. Игельстрому поручили срочно отвезти пакет командиру Литовского пионерного батальона. Прежде чем выехать из Белостока, Игельстром отправил Петровского в Завыки с указанием организовать срыв присяги.

Накануне приведения войск корпуса к присяге руководители Общества военных друзей провели несколько заседаний: 19, 20 и 22 декабря. Согласно разработанному ими плану, предусматривалось поднять многие полки. Можно предполагать, что в тех из них, где велась агитация, ждали сигнала к выступлению. Это находит подтверждение в ответах Вегелина, который вспоминал на следствии, что вечером 23 декабря Игельстром сказал ему, будто Самогитский гренадерский полк не присягнет и ждет, чтобы кто-нибудь начал³ .

Для приведения Литовского батальона к присяге его роты были собраны в Брянске. Присягу назначили на 8 час. 24 декабря. На квартире поручика Сосновского собрались офицеры и Игельстром призвал их быть твердыми. Петровский так передавал содержание этой речи: "Он открыл нам, что это будет истинное добро,., а непринятие присяги будет также способствовать к восстановлению вольности, что он имеет известие из Санкт-Петербурга, где то же самое сделали". Капитан Я. И. Малафеев тоже показывал, что темой разговора была предстоящая присяга, а Игельстром сказал, что ему "известно, что большая часть России расположена в пользу е. в. цесаревича и что даже солдаты нашего батальона, с нетерпением ожидая приказа на учинение присяги цесаревичу, не хотят верить несбыточности сего"⁴ .

Поздно вечером офицеры разошлись по квартирам, но организаторы выступления спать не ложились, а начали агитацию среди солдат через унтер- офицеров и ефрейторов своих рот. "Некоторые из них приходили ко мне в комнату, к другим же я сам выходил,.. представляя им, что теперь удобный случай доказать усердие наше, - показывал Игельстром. Вегелин делал то же в 3-й пионерной роте, Петровский с П. П. Воеховичем - во 2-й. Они призывали солдат присягать Константину как "законному наследнику престола". Особый упор делался на возможности облегчения их участи в случае воцарения цесаревича, который определит солдатам жалованье по примеру польских войск и убавит срок службы.

³ Там же, л. 1135об.

⁴ Там же, лл. 893, 280.

стр. 167

Офицеры убеждали солдат держаться дружно, действовать согласованно⁵ .

Вот показания юнкера В. М. Кондратовича: "23 декабря... взошел ко мне капитан Игельстром и начал говорить, чтобы я постарался уговаривать 2-й роты людей, дабы нас хотят обмануть и неправильно привести к присяге, потому что в Санкт-Петербурге присягали Константину Павловичу. Как он уже известен, то и нам должно стараться ту же ночь уговаривать людей, ибо поутру будут приводить к присяге, а потому теперь только наступило удобное время и такого более не скоро дождемся".

В 8 час. 24 декабря все роты и команда понтонов были построены в каре на сборном месте. По спискам в батальоне числилось 1109 человек, в момент присяги налицо было 1020. В середине каре стоял аналой, рядом- священник, батальонный адъютант и командир батальона подполковник А. А. Обручев. Раздалась команда "На кра-ул!", батальонный адъютант зачитал манифест с приложениями. Когда читали последнее письмо Константина к вдовствующей императрице Марии Федоровне, Игельстром взмахнул шпагой и солдаты 3-й роты закричали: "Ура Константину Павловичу!". Их возглас был подхвачен другими ротами. Командир батальона, полагая, что кричат Николаю I, скомандовал "К ноге!", но тут услышал повторенное приветствие Константину.

Думая, что солдаты не поняли, кому следует присягать, Обручев еще раз зачитал документы, и, обходя роты, пытался убедить принести присягу Николаю I. Вернувшись на место, он повторил команду. Но ротные командиры, не позволяя солдатам снимать кивера, скомандовали "Отставить!". Подполковник опять обошел батальон, угрожая, что за неповиновение всех сошлют в Сибирь, а каждого десятого расстреляют; затем вызвал на середину каре ротных и приказал им разъяснить солдатам обстановку. Однако ротные старались поднять дух солдат, убеждая их "держаться прежнего".

Подполковник, заметив особенную активность 1-й и 3-й пионерных рот, подошел к ним и спросил: "Все ли вы слышали и понимаете прочитанное?" Солдаты отвечали, что все слышали, но "требуем в доказательство собственноручной подписи Его Императорского Высочества цесаревича"⁶ . В тот день было довольно холодно, войска стояли на сильном ветру уже несколько часов, недовольство солдат нарастало, присяга срывалась. Тогда батальонный командир решил присягнуть один, надеясь, что его примеру последуют другие офицеры. А Игельстром в это время стал выводить свою роту из каре, за ним последовали остальные, и присяга была сорвана. Спустя час в Белосток отправили капитана Малафеева с устным донесением о случившемся.

Организаторы выступления спешили сообщить об этом друзьям в других полках. В Самогитский гренадерский полк, где ждали сигнала, был отправлен прапорщик Воехович, которому Игельстром наказал "смело объявить" о срыве присяги; Петровский взялся сообщить в Несвижский карабинерный полк; Игельстром и Вегелин выехали в Белосток. Они торопились узнать, сумел ли Требинский организовать выступление Белостокского пехотного полка и послать связного в Луцкий гренадерский полк со следующей запиской: "Пионерный батальон по полученным из Санкт-Петербурга известиям присяги не учинил"⁷ . Но организовать выступление в широких масштабах все же не удалось. 25 декабря в Брянск прибыл начальник штаба Н. С. Вельяминов, и 26 декабря батальон присягнул Николаю I.

Подготовка отказа от присяги и непринятие ее в Литовском пионерном батальоне наводят на мысль о существовании связей Общества во-

⁵ Там же, лл. 1094 - 1095, 391 об., 835.

⁶ Там же, лл. 39об., 169об.

⁷ Там же, л. 1111об.

стр. 168

енных друзей с декабристами. "Военные друзья" начали готовиться к событиям 24 декабря задолго до того, как стала известна дата приведения войск к присяге. Подготовка велась среди офицеров и солдат, причем приемы агитации были похожи на те, которые использовали декабристы, в качестве формального предлога для выступления также выдвигавшие верность Константину.

Предположения о связях Общества военных друзей с декабристами основываются главным образом на показании Игельстрома о полученном им письме за подписью "К:х:л:б:к:р", на которое впервые обратил внимание польский историк Г. Мосцицкий, опубликовавший это письмо⁸ . Тогда же встал вопрос о его достоверности. Ольшанский привел ряд аргументов в пользу его подлинности, считая основным аргументом активизацию членов Общества военных друзей с 22 декабря, когда Игельстром получил письмо. Между тем документы следствия однозначно свидетельствуют о более ранней дате начала подготовки выступления в корпусе. Другой исследователь также считает, что такое письмо могло существовать, ссылаясь в качестве довода на подпись под ним и полагая, что если бы Игельстром хотел запутать следствие, то указал бы другую подпись. Третье мнение в пользу существования письма высказал Б. С. Клейн, который провел скрупулезный анализ маршрута декабриста В. К. Кюхельбекера, полагая, что письмо было отправлено им сразу же после отъезда из Петербурга, чем и объясняется его появление в Белоруссии: он ожидал восстания⁹ .

В первой половине мая 1826 г. шли интенсивные допросы членов Общества военных друзей, но не было показаний Игельстрома, долго отрицавшего факт существования тайного общества и не раскрывавшего, естественно, своей подлинной роли. Срыв присяги в батальоне он объяснял личной инициативой. Председатель следственной комиссии П. Я. Перрен в беседе с Игельстромом как бы между прочим упомянул, что Требинский вынужден будет во всем признаться; в противном случае его ожидает наказание, соответствующее званию, и намекнул, что спасти его от шпицрутенов может только признание Игельстрома. На следующий день последнему сказали, что угрозы подействовали и Требинский дал показания.

Игельстрома ознакомили с ответами Требинского от 4 апреля. Игельстром не подтвердил его показаний и сам ничего не открыл. Тогда была предпринята еще одна попытка: Игельстрому устроили очную ставку с Требинским, проинструктировав последнего, о чем надо говорить и как себя вести. После этого Игельстром написал ответы на вопросные пункты, предложенные комиссией, но был осторожен и немногословен, признаваясь только в том, что уже было известно, и лишь 13 мая написал об "известиях о партиях в Санкт- Петербурге", которые получил от Рукевича¹⁰ .

Следственной комиссии была косвенно известна причастность Руке-вича к деятельности Общества военных друзей. Но этих сведений было недостаточно для обвинения, поскольку Рукевич отвечал отрицательно на все вопросы. Перрен предложил Требинскому убедить Игельстрома показать на Рукевича. Это подействовало, и 24 мая Игельстром пишет "дополнительные показания": "В бытность мою пред половиной декабря у Рукевича слышал я от него, что в Санкт-Петербурге по получении известия о кончине блаженной памяти императора Александра Павловича изволила пожаловать е. и. в. Мария Федоровна с е. и. в. Николаем Павловичем, предлагая признать е. и. в. Николая Павловича законным нас-

⁸ Moscicki H. Mlodziez liteWska i dekabrysci. - Biblioteka Warszawska, 1910, t. 1, zesz. 3, s. 496; Ольшанский П. Н. Новые документы о русско-польских связях. В кн.: Славянский архив. М. 1959, с. 107.

⁹ Букчин С. В. "Оныя присяги не приняли". - Неделя, 1975, N 50; Клейн Б. С. Найдено в архиве. Минск. 1968, с. 46.

¹⁰ ЦГВИА СССР, ф. 801, оп. 70, д. 45, ч. 1, лл. 1080 - 1081.

стр. 169

ледником, уверяя при этом, что пылкость его высочества цесаревича послужит ко вреду государства. Но гвардия, которая в сие время собралась около Сената, по данному ей знаку закричала: "Да здравствует государь император Константин Павлович!", - чем принудила всех бывших в Сенате к учиненню присяги на верность его высочеству цесаревичу"¹¹ .

Эти показания были переписаны набело и скреплены подписями членов комиссии, однако Игельстром отказался их подписать, ибо убедился в предательстве Требинского, которого и ранее подозревал в том. Свою догадку он сумел передать другим подследственным. И через два дня комиссии были представлены новые показания.

26 мая Игельстром написал следующее: "21 декабря 1825 г., будучи здесь, в Белостоке, и проходя из лавок к дому Рукевича, был я встречен на Васильковской улице незнакомым жидом, который спросил меня, не я ли капитан Игельстром. Получив утвердительный ответ, вручил мне письмо, которое было запечатано облаткой, а сам удалился; развернув оное, я читал: "Я еду из Санкт-Петербурга, где по получении известия о кончине блаженной памяти государя императора Александра Павловича изволила пожаловать в Санкт-Петербургский Сенат е. и. в. Мария Федоровна с е. и. в. Николаем Павловичем, предлагая признать е. и. в. Николая Павловича законным наследником, уверяя при этом, что пылкость его высочества цесаревича может послужить ко вреду государства. Но гвардия, которая собралась около Сената, по данному ей знаку закричала: "Да здравствует государь император Константин Павлович!", чем принудила всех бывших в Сенате к учиненню присяги на верность е. в. цесаревичу. Впоследствии по полученным будто известиям из Варшавы, что е. в. цесаревич отказывается от престола, приказано было привести к присяге на верность е. и. в. Николаю Павловичу все находившиеся в Санкт-Петербурге войска, но оныя присяги не приняли и решились ожидать прибытия е. в. цесаревича. После сих подробностей я уверен, что весь Литовский корпус не будет хладнокровно взирать на то, что законного наследника лишают престола; тем более что служа под начальством оного, все чины сего корпуса узнали характер своего начальника и верно будут держать сторону е. и. в. цесаревича. Имею честь быть и прочее - К:х:л:б:к:р"¹² .

Подпись под письмом говорит в пользу того, что оно было отправлено В. К. Кюхельбекером. Именно он покинул столицу вечером после поражения восставших и направился к Константину просить за "своих несчастных товарищей"¹³ . Обстоятельства, при которых Игельстром признался в получении письма, свидетельствуют о его осторожном отношении к тексту. Игельстром сознавал, что мера наказания всех будет зависеть от его показаний.

Текст воспроизведенного письма делится надвое: в первой части сообщалось о присяге Константину, во второй - о переприсяге (или присяге) Николаю I, то есть о событиях 14 декабря 1825 года. Показания Игельстрома от 24 мая почти совпадают с первой частью показаний от 26-го. Одни и те же сведения и в той же формулировке приписывались то Рукевичу, то Кюхельбекеру. Почему же Игельстром отстаивал перед следственной комиссией справедливость последних показаний? Думается, что, попав в сети, расставленные комиссией с помощью Требинского, он не просто наговаривал на Рукевича, а проговаривался, что "первоначально" узнал о "партиях" от Рукевича (показания 13 мая), а под влиянием Требинского ("тем самым вину не прибавим") показал, что Рукевич сообщил ему и о присяге Константину (показания 24 мая).

Игельстром удержался от рокового шага и отказался подписать свои

¹¹ Там же, ч. 2, л. 43.

¹² Там же, лл. 44 - 45.

¹³ Восстание декабристов. Т. 2. М. - Л. 1926, с. 153.

стр. 170

же показания, так как они обвиняли невинного. Понимая, что неосторожным свидетельством он почти погубил Рукевича, Игельстром решил признаться в получении известий о событиях в столице якобы от какого-то незнакомого лица (показания 26 мая).

Кроме показаний Игельстрома, других источников, подтверждающих получение им письма, в распоряжении исследователей нет. Допрошенные комиссией Требинский и Вегелин ответили, что подобного письма не видели. Кюхельбекера же не допрашивали по указанию Константина: в секретном предписании командиру корпуса Довре великий князь предложил запретить следственной комиссии принимать впредь к рассмотрению ответы такого рода и поставить ей в обязанность судить Игельстрома только за те вины, которые уже открыты, не запутывая следствие "отвлеченными обстоятельствами", ибо они есть не что иное, как "выдумка подсудимого, не заслуживающая никакого внимания, но клонящаяся к запутыванию и проволочке дела"¹⁴ .

Как уже говорилось выше, членами Общества военных друзей в середине декабря было принято решение об организации срыва присяги. При агитации они использовали сведения о "двух партиях". Накануне присяги Игельстром ссылался на "известия из Санкт-Петербурга", где "то же самое сделали", и Кондратовичу говорил, что извещен о событиях в столице. Собираясь отправить связного в Луцкий гренадерский полк, Игельстром намеревался сообщить, что пионерный батальон не принял присяги вследствие "полученных из Санкт- Петербурга известий".

Откуда Игельстром мог узнать о событиях 14 декабря 1825 года? Высочайший манифест от 19 декабря о восстании на Сенатской площади и подробное "Описание происшествия 14 декабря" от 21 декабря были разосланы по армиям и корпусам лишь в самом конце декабря. В Варшаву "Описание..." было доставлено 30 декабря и, согласно предписанию Константина от 31-го, разослано по воинским частям корпуса¹⁵ . Можно допустить, что Игельстром, находясь под арестом, каким-то образом сумел познакомиться с сообщением о розыске "государственного преступника" Кюхельбекера и использовал эту информацию для введения в заблуждение следственной комиссии. Но это противоречило показаниям подследственных об осведомленности Игельстрома относительно действий войск в столице. Значит, сведения, которые использовали "военные друзья" при агитации, были получены не из официальных источников.

¹⁴ ЦГВИА СССР, ф. 16230, оп. 1, д. 642, л. 97об.

¹⁵ Там же, ф. 25, оп. 161-А, св. 494, д. 774, л. 43.

Постоянный адрес данной публикации: