Решения партии и правительства о высшей и средней школе выдвигают как одну из важнейших и первоочередных задач создание стабильных учебников для всей учебной сети.

Редакция "Историка-Марксиста" в выполнение этих решений приступает, начиная с настоящего N журнала, к систематическому разбору учебной литературы и программ по истории.

-----

Партиздат, 1932 г., стр. 416.

Выход учебника, в котором дается трактовка основных вопросов истории народов СССР как "систематическое обобщение работы всего исторического коллектива в целом", не может не обратить на себя внимания нашей научно-педагогической общественности. В оценке учебной исторической литературы мы должны исходить из требования нашей партии к теоретическому фронту, о поднятий изучения истории на подлинную научно-большевистскую высоту, о "полной выдержанности направления от первой до последней страницы книги" (Ленин), а также из последних решений ЦК о низшей и средней школе, подчеркивающих Особую необходимость создания для каждой научной области образцовых учебников и сообщения учащимся широкого исторического кругозора на основе знания исторических фактов.

Рассматривая с этой точки зрения учебник т. Ванага, мы должны сказать, что автору, несмотря на отдельные недостатки, пропуски и ошибки, имеющиеся в книге, в основном удалось справиться со своей задачей и сделать данный "очерк" полезным пособием для сети партпросвещения.

Достоинством книги является то, что она, в общем правильно ставя основные проблемы истории народов ССОР, сообщает читателю значительный конкретный фактический материал из прошлого революционного движения народов, входящих в СССР.

Автор довольно широко использовал ленинские высказывания по истории России, хотя следует отметить, что далеко не все богатство ленинского наследства нашло себе применение в его книге.

Наиболее удачными разделами ее являются: II ("Классовая борьба и реформы 60-х годов" и в особенности III ("1861 год породил 1905 год"), где развитие капитализма в пореформенный период рассматривается под единственно правильным углом зрения - назревания предпосылок революции 1905 г. и создания условий для перерастания буржуазно-демократической революции в Россия в социалистическую.

Положительной стороной книги является и то, что в ней сравнительно широко дается разоблачение чуждых и враждебных ленинизму буржуазных и мелкобуржуазных исторических взглядов, в частности троцкистской схемы исторического развития России.

Исходя из того, что в основе троцкистской характеристики русского самодержавия (его надклассовой природы), народничества, "перманентной" революции и т. д. лежали антимарксистские взгляды на развитие капитализма в Россия, автор дает правильную критику троцкистского тезиса об искусственном и колониальном характере капитализма в России.

Вместе с тем надо однако отметить, что т. Ванаг не всегда правильно излагает в "очерке" суть своих прошлых ошибок в вопросе о развитии капитализма и финансового капитала в России. На стр. 186 (§ 70) автор стремится показать, что полутроцкистская сущность его ошибок заключалась якобы в утверждении об экономической отсталости России. Таким образом у автора получается, что тезис об отсталости России в ряду капиталистических стран есть положение не ленинское и не сталинское, а троцкистское.

Надо сказать, что подобный ошибочный (взгляд встречается к сожалению не только у одного т. Ванага. Как вполне справедливо заметил М. Н. Покровский, "изображать Россию как самую отсталую страну в ряду империалистических стран вовсе не есть один из догматов троцкизма, как хотели бы нам внушить авторы "Истории ВКП(б)" - это опять относится к азбуке ленинизма"¹.

Наименее удачным как по существу, так и по форме изложения, является первый раздел книги "Крепостничество и крестьянские войны". Здесь в наибольшей степени сказывается тот недостаток книги, который до известной степени дает себя знать и в других ее разделах, а именно известный схематизм и догматичность изложения.

Конкретные исторические события и факты преподносятся читателю не в форме исторического изложения, рассказа о том, "как было дело", а лишь в порядке иллюстрации (и то не всегда) к голым теоретических формулам: принципиальные выводы появляются иногда не как заключения, сделанные на основании фактического материала, а как декретированные отвлеченные догмы.

Такая форма изложения приводит в частности, к тому, что отдельные главы и параграфы книги не всегда достаточно (внутренне связаны. При устранении этих недостатков учебник в гораздо большей мере отвечал бы запросам и требованиям той аудитории, на которую рассчитан.

Схематизм сказывается у автора в трактовке рада существенных проблем. Так, на стр. 68 им выставляется тезис: крестьянские войны были единственной (разрядка автора - А. Б. ) движущей силой исторического процесса XVII и XVIII вв.".

Конечно верно то, что крестьянские революции - движения Болотникова, Разина, Пугачева - являлись для своего времени "локомотивами истории". Но классовая борьба закрепощенного крестьянства не ограничивалась только своей высшей формой - крестьянскими войнами.

Наряду с последними история знает также массу мелких, раздробленных, местных "бунтов", не получивших характера общенародных движений; наряду с массовым террором против дворян в период пугачевщины общеизвестны факты убийства, бойкота помещиков, поджогов дворянских имений и в так называемое "мирное" время.

Разве все эти и им подобные конкретные формы классовой борьбы не являлись движущей силой исторического развития?

С другой стороны, из поля зрения автора совершенно исчезла роль города, классовой борьбы в городах и городских революций в период феодализма. Россия XVII и XVIII вв. знала ряд крупных народных мятежей в городах, революций городских "низов", "черного" посадского люда против дворянско-купеческих "верхов", восстаний, поднимавшихся нередко до демократического террора против эксплоататоров.

Мы думаем вопреки автору, что все это также являлось "движущей силой" исторического процесса и далеко не маловажным его фактором, который никак нельзя сбрасывать с весов истории.

Все тот же схематизм автора, недостаток конкретно-классового анализа привел и к другому, бьющему в глаза своей неясностью утверждению, будто названный Дмитрий был "крестьянским царем" (стр. 38).

Попытка автора обосновать свой взгляд ссылкой на два указа, которые были изданы Дмитрием! ("о кабальном холопстве" и "о беглом крестьянстве"), не может не вызвать недоумения: ведь на подобном же основании можно и Павла I (издавшего указ о трехдневной барщине) и Владимира Мономаха (запретившего с закупом обращаться, как с холопом) зачислить в разряд "крестьянских царей".

¹ М. Н. Покровский, По поводу некоторой путаницы, "Историк-марксист" N 1 - 2, 1932 г.

Неверной является также и характеристика источника и корней меньшевистских взглядов о реакционности крестьянских войн.

Автор пишет: "Крестьянские войны XVII и XVIII вв. потерпели одна за другой поражение. На этом основании и при помощи фальсификации высказываний Энгельса о характере крестьянского движения в России меньшевизм создал теорию реакционности крестьянских войн и крестьянского движения вообще" (стр. 68).

Нам кажется, что это слишком поверхностное объяснение. Действительным источником меньшевистских взглядов о реакционности крестьянских войн является схематическое, доктринерское представление меньшевиков о развитии капитализма в России. Меньшевики не видели прогрессивности крестьянской борьбы за землю, так как просмотрели крупнейшую "историческую особенность России", не заметили за борьбой крупных и мелких собственников "борьбу мелких буржуазных и крупных феодальных собственников"² .

Как известно, Ленин характеризовал взгляды меньшевиков вообще и их взгляды на крестьянское движение в частности как "струвистский марксизм", как "карикатуру на марксизм". Меньшевики, формально приняв "букву" марксизма, отбросили его революционно-критический, диалектический метод. Меньшевики "затвердили", что крупное производство прогрессивнее мелкого, и отсюда делали вывод о реакционности борьбы мелких хозяев-крестьян против крупных хозяев-землевладельцев. Эти взгляды меньшевиков непосредственно смыкались с либерально-струвистской оценкой крестьянского движения как борьбы отсталого мелкокрестьянского натурального хозяйства с крупным прогрессивным производством барщинного имения.

Таким образом мы имеем здесь у автора ненужное упрощенна вопроса, смазывание его принципиальной сущности, игнорирование действительного классового источника, струвистско-либеральных корней меньшевистских взглядов. А отсюда и критика этих взглядов оказывается в значительной степени направленной мимо цели или бьющей не так сильно, как нужно.

Некоторая склонность автора к абстрактно-схематическим выводам сказывается и в его утверждении, что крестьянские войны в эпоху феодализма были неизбежно обречены на неудачи и поражения (см. стр. 45).

В такой постановке имеется момент проповеди неизбежности поражения всякого восстания феодального крестьянства, "философия" бессмысленности крестьянских войн. Верно, что в конечном счете максимальных успехов, полной победы достигает крестьянское движение только под руководством рабочего класса, лишь в сочетании с пролетарской борьбой. Но отсюда не следует, что крестьянское движение в эпоху феодализма вообще но может быть успешным при условии союза с революционной городской буржуазией и под ее руководством. М. Н. Покровский неоднократно приводил факты успешных восстаний феодальных крестьян в Тоскане, в Швейцарии, наконец во Франции в конце XVIII в.

Из отдельных, частных ошибок первого раздела книги необходимо отметить следующее.

Автор почему-то ограничивает феодализм в России рамками Северо-восточной Руси, т. е. Московского центра; на рубеже XII и XIII вв., - пишет он, - на нынешней территории центральных районов РСФСР сложились феодальные отношения" (стр. 5).

Образование феодализма в России автор относит, как мы видим, лишь к XII и XIII вв. Это расходится с утверждением Ленина о существовании феодально-крепостнических отношений в России с IX в.³ .

В дальнейших разделах книги, гораздо более удачных, чем первый, иногда

² Ленин, т. IX, изд. 1-е, стр. 462; разрядка наша - А. Б.

³ Ленин, Левонародничество и марксизм, т. XVII, изд. 3-е, стр. 514.

дает себя знать все тот же схематический подход т. Ванага в объяснению исторических явлений, о котором мы говорили выше. Это замечание относится в частности к утверждению автора, что капитализм в России с 1861 г. развивался "по прусскому пути", "по прусскому образцу" (см. стр. 139, 165, 191 и др.).

В свое время Ленин предупреждал И. И. Скворцова-Степанова об опасности впасть в шаблон, в "ошибочное, механическое перенесение к нам во многом верного и во всех отношениях крайне ценного немецкого образца", вследствие забвения отличительных особенностей буржуазного развития России.

Нам думается, что в данном случае т. Ванаг не избежал этой "опасности", придав проблеме двух путей самодовлеющее, универсальное значение, подогнав и втиснув все конкретно-исторические особенности развития русского капитализма в голую схему, готовую заранее формулу.

Разве по "прусскому образцу" в России наряду с самым передовым промышленным и финансовым капиталом, вооруженным по последнему слову техники, по-"американски", концентрированным, существовала самая "дикая, отсталая деревня, миллионы мелких, раздробленных крестьянских предприятий, с совершенно первобытной техникой. В какой другой стране имело место это сочетание необычайно распространённых "низших и худших", примитивных форм капитала, капиталистической работы наряду с крупной промышленностью, по темпам своего развития обгонявшей американскую?

Где имелось такое тесное переплетение всех "прелестей" самой современной капиталистической эксплоатации, с почти средневековой кабалой, крепостническими пережитками, массовыми голодовками крестьян и пр.

Наконец то обстоятельство, что мы имели самый передовой революционный пролетариат в мире рядом с наиболее трусливой и слабой буржуазией, что у нас капитализм сгнил и умер ранее, чем успел "расцвести", и т. д. и т. п., разве все это богатство жизненных противоречий и своеобразий развития русского капитализма можно механически уложить в формулу автора?

Ленин никогда не рассматривал вопрос о "двух путях" развития отвлеченно или с узко экономической точки зрения, вне связи с ходом и исходом борьбы, классов и партии в' эпоху буржуазно-демократической революции в России. Для Ленина гвоздь всей проблемы о "двух путях" заключался именно в борьбе двух реально возможных типов политического и экономического "раскрепощения" России - либерально-помещичьего и пролетарско-крестьянского. Борьба классов и партий поставила на очередь вопрос о "двух путях", и только эта борьба могла его разрешить, т. е. определить, по какому пути пойдет развитие России.

В формулировке т. Ванага мы имеем недооценку реально существовавших, выросших в пореформенной России сил и тенденций, направлявших развитие по второму пути - по пути создания "демократической" буржуазной России.

"Программы кадетов и трудовиков... - писал Ленин, - рельефно выразили это развитие реальных путей, которые находятся оба в рамках капитализма, которые проводятся в жизнь неуклонно в течение более полувека"⁴ .

В этих утверждениях автора сказывается своеобразная идеализация помещичьего землевладения, переоценка буржуазных тенденций в развитии помещичьего хозяйства. Эта черта обнаруживается между прочим и в заявлении т. Ванага, что уже к 20-м гг. XIX в. у нас был "массовый" (?) переход помещиков к производству хлеба на продажу (см. стр. 90).

За подобными формулировками исчезают столь известные факты, как стремление крепостников, сделавших поневоле шаг "по прусскому пути" в 1861 г., при первой же возможности делать "шаги" назад ("контрреформы" Александра III); как неудача "столыпинщины" - этого более позднего и более серь-

⁴ Ленин, т. XV, изд. 3-е, стр. 98.

езного шага "прусскому пути", чем реформа 1861 г., который было однако шаг "столь же неуверенный, столь же колеблющийся, столь же неудачный, столь же несостоятельный, как прежде"⁵ ; словом характеристика т. Ванага смазывает тот несомненный факт, что и в начале XX в. по сравнению о "пуришкевичами" прусский юнкер был настоящим "европейцем".

Несколько замечаний о главах VIII и IX.

Характеризуя народничество, автору следовало бы, по нашему мнению, отметить ту заслугу народничества в освободительном движении России, на которую указывал Ленин, а именно постановку ими вопроса о капитализме в России. Народники неверно этот вопрос разрешили, но они первые его поставили.

Не совсем верной является характеристика т. Ванагом реакционности народнического социализма. На стр. 245 читаем: "социализм" революционного народничества был утопичен и благодаря этой утопичности - реакционен". В такой формулировке стирается различие между весьма несходными типами утопического социализма. Может быть утопический социализм Прудона, который выражает собой предрассудки и мещанские иллюзии мелкого буржуа, и может быть утопический социализм Оуэна и Фурье, который заключает в себе зерна пролетарского научного социализма. Между тем в учебнике оба эти вида утопического социализма взяты за одну скобку (см. стр. 226).

"Социализм" народничества был реакционен потому, что он был разновидностью буржуазного и мелкобуржуазного социализма, потому, что он "в пережитках прошлого искал образцы для своих теоретических построений" (Ленин), потому, что он был протестом мелкого буржуа против крупного капиталистического производства и капиталистического прогресса вообще.

В главе "Массовое движение" недостаточно освещен вопрос о причинах особой революционности рабочего класса в России. В учебнике говорится о двойном и тройном гнете, лежавшем на пролетариате царской России, по но поставлен во всем его значении вопрос об особой, исключительной роли революционной теории в России в деле превращения пролетариата нашей страны не только в гегемона русской революции, но и в авангард революции международной. "Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, - писал Ленин, - Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарования, проверки, сопоставления опыта Европы. Благодаря вынужденной царизмом эмигрантщине революционная Россия обладала во второй половине XIX в. таким богатством интернациональных связей, такой превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного движения, как ни одна страна в мире"⁶ . Все это составляло историческую особенность развития марксистской теории в России и в огромной мере обусловило революционную силу и идейное влияние большевизма внутри страны и на международной арене.

Известная недооценка значения роли революционной теории называется у автора при разборе и некоторых других вопросов.

Так например, упадок влияния "экономистов" в рабочем классе объясняется экономическим кризисом (стр. 281), мысль же, что "экономизм был вытеснен ожесточенной борьбой старой "Искры" (Ленин), не нашла себе ясного выражения. На стр. 284 мы встречаем утверждение, что "будь у рабочей массы во время обуховской обороны в руках оружие, самодержавие уже в это время неминуемо познакомилось бы с вооруженным восстанием рабочих". Между тем Ленин, говоря о дне 9 января 1905 г., когда, как известно, уже начали строиться баррикады на Васильевском острове, подчеркивал, что дело организации вооруженного восстания в этот момент упиралось прежде всего не в недостаток

⁵ Ленин, т. XI, изд. 2-е, стр. 237 и 452.

⁶ Ленин, т. XVII, изд. 1-е, стр. 119.

оружия, а в отсутствие еще достаточно сильной и крепкой партийной организации среди петербургских рабочих.

На стр. 287 распад зубатовских организаций объясняется тем, что "отсталые слои рабочих вовлекались в революционную борьбу всей политической системой диктатуры крепостников-помещиков". При таком объяснении читатель не получает достаточно отчетливого понятия об отличии тред-юнионистских приемов борьбы от действительной социалистической борьбы пролетариата, таким образом умаляется огромной важности задача перерастания профессиональной экономической борьбы рабочих в настоящую классовую, политическую борьбу.

Автор дает в основном правильную характеристику внешней политики царизма, рассматривая ее как продолжение внутренней политики, как средство разрешения внутренних экономических и политических противоречий в стране и прежде всего как средство удовлетворения интересов крепостников. О знало в освещении конкретных вопросов этой области автор иногда грешит уже известным нам схематизмом и упрощенчеством.

Разбирал экономические мотивы, которые преследовались царизмом в Крымской войне 1854 - 1855 гг., автор непонятным образом забывает о тех задачах царской России в этой войне, которые М. Н. Покровский связывал с "ситцевым империализмом", т. е. с борьбой за персидские и турецкие рынки для русской хлопчатобумажной капиталистической промышленности.

Так же несколько упрощенно рассматриваются в учебнике мотивы, приведшие царскую Россию к русско-японской войне: эта война рисуется автором главным образом как война за "плодоносные земли и необозримые пастбища". Общеизвестно, что основное содержание этой империалистической войны составляла борьба за передел мира, за господство над морем, над океаном. "Решен вопрос о преобладании над морем - главный, коренной вопрос настоящей борьбы", писал Ленин, после капитуляции Порт-Артура.

По мнению автора, империалистический характер русско-японской войне придавало прежде всего и главным образом участие на стороне России, французского финансового капитала, и только вслед за ним, так оказать "попутно", выступали интересы русской буржуазии, которая, "несмотря на ее худосочие и малокровие, с жадностью готова была броситься на эксплоатации Манчжурии и Кореи". "Но тот капитал, - подчеркивает далее автор, - который она могла вывезти в колонии, был недостаточен для этого" (стр. 810).

Подобная трактовка представляет собой затушевывание самостоятельных империалистических интересов и целей, которые царизм вместе с русской буржуазией преследовали в своей политике на Дальнем Востоке. Тов. Ванаг но показал здесь переплетения во внешней политике царизма XX в. военно-Феодального империализма с империализмом капиталистическим. Характеризуя политику России в Китае и Манчжурии в начале XX в, как политику грабежа, насилия, авантюристских захватов, Ленин писал: "Кому выгодна эта политика? Она выгодна кучке капиталистов-тузов, которые ведут торговые дела с Китаем, производящих товары на азиатский рынок, кучке подрядчиков, наживающих теперь бешеные деньги на прочных военных заказах... Такая политика выгодна кучке дворян, занимающих высокие посты на гражданской, военной службе... Самодержавное царское правительство и в этом случае, как и всегда, оказывается правительством безответственных чиновников, раболепствующих перед русскими капиталистами и дворянами"⁷ .

Нельзя также целиком согласиться с трактовкой автором вопроса о влиянии внешней политики самодержавия на его внутреннюю политику. Автор, не отвечая по существу на вопрос о причинах, приведших к контрреформам Александра III, пытается объяснить эти последние как результат неудачи царизма на Берлинском конгрессе 1878 г. "Законодательство конца XIX в. служило в руках крепостника одним из мощных орудий борьбы против "чистки земель".

⁷ Ленин, т. IV, изд. 1-е, стр. 14.

Оно призвано было компенсировать неудачи агрессивной внешней политики царизма" (стр. 173).

Известно, что неудачи реакционных классов во внешней политике, как правило, всегда вынуждали их становиться на путь буржуазно-либеральных реформ, а победа этих классов во внешней политике, наоборот, давала простор для развитая реакции внутри страны. В качестве примера можно указать, что поражение Пруссии в войне с Францией в начале XIX в. ускорило крестьянские реформы в Пруссии, а победа последней во франко-прусской войне 1871 г. способствовала проведению бисмарковского закона против социалистов. Поэтому, если говорить о внешних причинах, которые способствовали осуществлению "контрреформ" Александра III, то их надо искать не там, где их ищет автор. Они заключались в успехах русской колониальной политики, в победоносном продвижении русских войск в глубь Средней Азии (в конце 70-х и начале 80-х гг.).

Эти успехи завоевательной политики русского царизма и благоприятствовали оживлению реакции внутри страны.

Но основной причиной "реформы" Александра III был прежде всего разгром народнической революции. В 1879 - 81 гг. XIX в., в России была налицо революционная ситуация, со всеми характерными признаками последней. "Никогда правительство Александра II не было так непопулярно, как на другой день после Берлинского конгресса", говорит М. Н. Покровский. В то же время в стране царил очень острый, затяжной промышленный кризис, а с 1879 г. к нему присоединился и аграрный кризис, усугубленный голодом 1880 г. На этом фоне шло сильнейшее политическое брожение, происходили массовые политические процессы (1877 г. - "процесс "пятидесяти", 1878 г. - процесс "193") создавались политические - рабочие организации (создание в 1878 г. "Северного русского союза рабочих"), вспыхивали крупные стачки в Петербурге и нарастал новый подъем крестьянского движения. На эти годы падает и расцвет революционной деятельности партии "Народной воли". Россия, по определению Маркса и Энгельса, представляла собой в этот момент передовой отряд революционного движения в Европе. В начале 80-х гг. царизм разгромил народническую революцию, и вслед за этим разгромом наступило торжество реакции, последовали "контрреформы" Александра III.

"Второй раз после освобождения крестьян волна революционного прибоя была отбита, и либеральное движение вслед за этим и вследствие этого второй раз сменилось реакцией"⁸ .

Большим недостатком в нашей учебно-педагогической работе является слабой знание учащимися конкретной истории.

Задача учебника - восполнить этот пробел, помочь читателю получить знание конкретных (исторических фактов, необходимых дат, цифр, и т. п. Оценивая книгу т. Ванага с этой стороны, необходимо отметить, что иногда конкретно-историческое изложение подменяется в ней чистым "теоретизированием" и "методологизированием". В качестве примера можно указать на трактовку опричины (см. стр. 29), характеристику местничества (см. стр. 28), определение роли сената в XVIII в. (см. стр. 35).

Вместе с тем встречаются абсолютно недопустимые извращения фактов. Особенно бросается в глаза грубейшая ошибка в вопросе о результатах голосования по 1-му параграфу устава на II съезде партии. В учебнике утверждается, что "подавляющее большинство приняло ленинскую формулировку" (стр. 293). Общеизвестно, что по данному вопросу съездом была принята меньшевистская формулировка (впрочем отнюдь не "подавляющим", а очень незначительным большинством голосов).

Как могут происходить подобные "ошибки" в учебнике, в работе над которым помимо автора принимал участие ряд других товарищей, который про-

⁸ Ленин, т. "V, изд. 1-е, ст. "Ганнибалы либерализма".

верялся и исправлялся редакторами, выпущен в массовом тираже в 1932 г. и рассчитан на огромное количество читателей?

На стр. 164 приводится в искаженном виде цифра дохода среднего крестьянского двора (цифра взята из работы Ленина, но почему-то без указания источника). Чистый доход середняцкого хозяйства в конце 80-х гг. XIX в. в Воронежской губ. равнялся не 17 р. 83 к., как утверждается в "очерке", а 48 р. 41 к., 17 р. 83 к. - это был чистый денежный доход⁹ .

Необходимо наконец остановиться на некоторых существенных пропусках, допущенных составителями учебника. Как бы ни был "краток" и "сжат" очерк истории народов СССР, в нем без сомнения должны быть достаточна освещены такие вопросы, как условия и причины образования феодализма в России, причины более длительного существования крепостного права в России сравнительно с другими странами. Все эти проблемы совершенно обойдены в учебнике. Почти отсутствует в нем изображение экономической основы, на которой росло самодержавие в России; в этой связи выпала проблема развития товарно-денежных отношений. Совершенно обойдены петровские реформы, не показана действительная роль купечества в Московском государстве, нет "предыстории капитала" - процесса первоначального накопления капитала в его специфически русских формах. Исчезла из поля зрения автора классовая борьба в городах.

В заключение - еще одно пожелание. М. Н. Покровский в своей последней статье (см. "Историк-марксист" N 1 - 2, 1932 г.) писал о необходимости раз навсегда покончить с "обезличкой", какая у нас все еще наблюдается при составлении руководств, учебников и пр. Читатель должен знать, кто из сотрудников или из "принимавших участие" в работе над книгой за какой материал и за какой раздел отвечает. Это требование в известной мере относится и к рецензируемому учебнику.

⁹ Ленин, т. IX, Аграрный вопрос в России к концу XIX в., изд. 1-е, стр. 652.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - АФИНОГЕНОВ, БАРМИН:

Комментарии: