50 лет тому назад в Саратове умер один из самых замечательных общественных деятелей прошлого столетия, властитель дум лучших людей своего времени, последовательный революционный демократ, "замечательно глубокий критик капитализма" и "величайший представитель утопического социализма в России", как его называл Ленин¹ , умер крупнейший историк, в своих выводах подошедший вплотную к историческому материализму. В лице Чернышевского, замученного царскими палачами, Россия потеряла не только замечательно глубокого критика капитализма, вскрывшего беспомощность и фетишизм буржуазной политической экономии: 50 лет тому назад умер большой художник слова, оставивший нам бессмертные "Что делать?", "Пролог к прологу" и ряд других художественных произведений. Чернышевский был "великим гегельянцем и материалистом", - так оценил его роль в истории общественной мысли в России Ленин. Чернышевский и Добролюбов были "социалистическими Лессингами", - так их называл Энгельс.

Многолюдные собрания по всей Стране Советов, посвященные пятидесятилетию со дня его смерти, многочисленные издания трудов великого русского писателя и материалов о его жизни и борьбе являются выражением глубокой любви нашего народа к Николаю Гавриловичу Чернышевскому и высокой оценки его деятельности, о которой он мечтал, сидя в Петропавловской крепости семьдесят семь лет тому назад.

"Наша с тобой жизнь принадлежит истории, - писал он 5 октября 1862 г. жене Ольге Сократовне, - пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям, и будут вспоминать о них с благодарностью, когда уже не будет тех, кто жил с нами".

Конечно, такие люди, как Чернышевский, рождаются нечасто. Чернышевский принадлежит к славной фаланге революционных демократов-разночинцев, пришедших на смену дворянским революционерам-декабристам. Его происхождение и воспитание в семье священника и учеба в духовной семинарии мало способствовали тому, чтобы Чернышевский мог стать социалистом и революционером. Однако мы знаем, что нередко под влиянием чувства протеста против отупляющего действия среды одаренные люди и из духовных семинарий выходили революционерами. Величайший революционер нашего времени Иосиф Виссарионович Сталин в беседе с Эмилем Людвигом рассказал, как ненависть к иезуитам-воспитателям в духовной семинарии и к методам их воспитания толкнула его пятнадцатилетним юношей на революционную борьбу.

Доклад на заседании Академии наук СССР и Союза советских писателей, посвященном 50-летию со дня смерти Чернышевского, 28 октября 1939 года.

¹ Ленин. Соч. Т. XVII, стр. 224 и 342.

Так и Чернышевский не оправдал надежд своих официальных воспитателей. Когда Чернышевский защищал диссертацию, ректор Петербургского университета проф. Плетнев в раздражении заметил ему: "Кажется, я на лекциях читал Вам совсем не то". Несмотря на то что всякая живая мысль тщательно изгонялась из преподавания в университете, такие люди, как Чернышевский, находили дорогу к родникам творческой, революционной мысли.

Чернышевский, чуткий, впечатлительный, воспитанный на произведениях лучших наших писателей, с юношеских лет жадно впитывал освободительные идеи своего времени.

Семья готовила его к карьере священника. Чернышевский стал атеистом.

Пушкин, Лермонтов и Гоголь были его любимыми писателями. Он считал их произведения выше всего, написанного художниками слова в его время. Белинский и Герцен оказали на него огромное влияние, они-то больше всего и толкнули его к изучению философии Гегеля и Фейербаха.

В эти годы уже оформилось коммунистическое мировоззрение великих основоположников научного пролетарского социализма - Маркса и Энгельса. А молодой Чернышевский жадно впитывал идеи утопического социализма.

Ленин указывает три основных источника, три составные части марксизма; он говорит, что марксизм "есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX в. в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма"¹ .

Чернышевский стал материалистом, взяв лучшее из того, что дала немецкая философия Гегеля и Фейербаха. "Чернышевский называет метафизическим вздором всякие отступления от материализма и в сторону идеализма и в сторону агностицизма", - писал Ленин в своем капитальном философском труде "Материализм и эмпириокритицизм". "Чернышевский - единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников. Но Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса"² .

В отсталости русской жизни и надо искать объяснения того, что, черпая в общем из тех же трех основных источников, из тех же сокровищниц мысли, из которых черпали Маркс и Энгельс, Чернышевский стал идеологом утопического крестьянского социализма, идеологом и вождем крестьянской революции, тогда как Маркс и Энгельс стали идеологами и вождями социалистической пролетарской революции. В Западной Европе революционные годы 1846 - 1850 ознаменованы были грозными выступлениями пролетариата, в России же такого революционного пролетариата еще не было, в России не было еще покончено с крепостниками-помещиками, в России крестьянство было тем основным классом-сословием, судьба которого привлекала к себе внимание лучших людей, начиная от Радищева и декабристов и кончая Чернышевским. Ленин указывает, что вся обстановка 50-х и особенно 60-х гг. создавала уверенность в возможности, близости и даже неизбежности крестьянской революции. Маркс и Энгельс считали вполне возможной и вероятной такую революцию и одно время даже возлагали на нее определенные большие надежды.

Когда мы знакомимся даже с основными чертами учения Черны-

¹ Ленин. Соч. Т. XVI, стр. 349.

² Ленин. Соч. Т. ХIII, стр. 295.

шевского, перед нами встает величественный образ ученого-историка, философа, экономиста. Еще в семинарии Чернышевский поражал сверстников и преподавателей своими большими познаниями. Он читал все, что только можно было достать в небольшой библиотеке отца и в школе, и жадно усваивал прочитанное. Его любовь к иностранным языкам и знание их напоминают нам молодого Владимира Ильича, который также очень серьезно относился к изучению древних и новых языков. Впоследствии Чернышевский писал: "Какою отраслью знания может интересоваться публика, которую не интересует история. Можно не знать, не чувствовать влечения к изучению математики, греческого или латинского языков, химии, можно не знать тысячи наук и все-таки быть образованным человеком; но не любить историю может только человек, совершенно не развитый умственно".

Больше всего внимания молодой Чернышевский уделял истории, философии и политической экономии. В дневнике студента Чернышевского упоминаются сочинения Гизо, О. Тьерри, Мишле, Шлоссера, Баранта, Беккера; он изучал по политической экономии Адама Смита, Рикардо, Мальтуса, Адольфа Бланки, по философии - Гегеля, Канта, Фейербаха, французских материалистов - Гельвеция, Гольбаха, Ламетри, Дидро. В особенности же Чернышевский увлекался французскими социалистами и изучал Фурье, Сен-Симона, Э. Кабе, Пьера Леру, Прудона, Консидерана, Луи Блана, причем вначале его больше всего заинтересовал Луи Блан, учеником и последователем которого он считал себя некоторое время.

Энгельс об исторических и критических работах Чернышевского и Добролюбова писал эмигрантке из России Е. Паприц, что созданное ими стоит "бесконечно выше всего того, что создано в Германии и Франции официальной исторической наукой"¹ .

Какие же исторические личности привлекали внимание Чернышевского, кто был героем в его глазах?

В статье "Тюрго, его ученая и административная деятельность" Чернышевский пишет: "Только для тех сохраним наше удивление, которые, опережая свою эпоху, имели славу предусматривать зорю грядущего дня, имели мужество приветствовать его приход; возвышать независимый и гордый голос, когда против вас шумит мнение современного общества; бороться с силою, которая оклевещет вас на пользу толпы" которая не понимает или не знает вас; в самом себе находить свое ободрение, свою силу, свою надежду; с непреклонной душою, со святой жаждою справедливости итти к цели, не озираясь, вдет ли за вами толпа, и достигнуть высот, только путь к которым можно указать отстав тему своему поколению, и кончить жизнь в горьком одиночестве своего ума и своего сердца, - вот что достойно вечного удивления. И в честь тех, которые были способны к такому подвигу, должна возжигать свой фимиам история". Если б Чернышевский написал эти слова в конце своем жизни, то они относились бы прежде всего к нему самому, ибо он опередил свою эпоху, предвидел зорю грядущего дня, возвысил независимый и гордый голос свой против царизма и паразитов-помещиков, шел к цели без оглядки и кончил жизнь в горьком одиночестве своего ума и своего сердца.

Может показаться, что Чернышевский идеализирует роль отдельной выдающейся личности, которая действует, не озираясь, идет ли за ней толпа? Нет, бывали такие моменты в истории, когда вождь революционной партии оставался в меньшинстве: революционным меньшинством были большевики во II интернационале, революционным меньшинством были Карл Либкнехт и Роза Люксембург в германской социал-демократии.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 389.

Чернышевский в вопросе о роли личности в истории подошел вплотную к историческому материализму. В "Очерках гоголевского периода" Чернышевский писал: "Кто вникнет в обстоятельства, среди которых должна была действовать личность гоголевского периода, ясно поймет, что характер ее совершенно зависел от исторического нашего положения; и если представителем критики в это время был Белинский, та потому только, что его личность была именно такова, какой требовала историческая необходимость. Будь он не таков, эта непреклонная историческая необходимость нашла бы себе другого свидетеля, с другой фамилией, с другими чертами лица, но не с другим характером: историческая потребность вызывает к деятельности людей и дает силу их деятельности, а сама не подчиняется никому, не изменяется никому в угоду. "Время требует слуги своего".

Чернышевский воплотил в себе такой тип историка-публициста, о котором Ленин говорил, что публицист есть историк современности. В статье "Чичерин как публицист" Чернышевский писал, что историк - это прежде всего политик, отстаивающий свои убеждения, и что не проводить свои убеждения могут только те из историков, которые не имеют их. "Если бы он (Чичерин), - читаем мы у Чернышевского, - сам подумал о том, были ли равнодушны Фукидид, Тацит, Макиавелли, де-Ту, Тьерри, Шлоссер, Гиббон, или даже хотя такие историки, как Гизо, Тьер, Маколей, к тем событиям и людям, о которых писали, он увидел бы, что ни один, сколько-нибудь сносный историк, не писал иначе, как для того, чтобы проводить в своей истории свои политические и общественные убеждения"¹ .

Чернышевский как материалист считал чрезвычайно важным, чтобы, историк обращал внимание на материальные условия жизни народа. Чернышевский считал, что эти материальные условия быта играют едва ли не главную роль в жизни, "коренную причину почти всех занятий", и с этой точки зрения критиковал таких историков, как Шлоссер и Гизо.

Уже тогда Чернышевский подверг резкой критике расистские теории и показал их эксплоататорский, классовый характер. Чернышевский сделал это, говоря о работе Агассиза, защитника расовой теории в Северной Америке, который рассматривал историческую науку как служанку рабовладельцев-плантаторов. Когда эти плантаторы "серьезно встревожились за судьбу своих плантаций и увидели надобность защищаться от нападений аболиционистов, то нашлись у них на ораторскую, газетную, ученую борьбу громадные силы, как нашлись после на военную. Как при начале вооруженного столкновения большинство специалистов по военному делу стало на сторону рабовладельцев, так и б ученой борьбе плантаторы располагали трудом людей, более авторитетных, чем антропологи аболиционистов... Рабовладельцы были люди белой расы, невольники - негры; потому защита рабства в ученых трактатах приняла форму теории о коренном различии между разными расами людей"² .

Чернышевский признавал классовую борьбу важнейшим фактором истории, и с этой точки зрения он смотрел и на национальный вопрос. Он говорил, что внутри каждой нации имеются сословия, классы, и эти сословия, классы между собою отличаются в гораздо большей степени и умственно и нравственно, чем, скажем, рабочий класс одного народа отличается от рабочего класса другого народа. Отсюда - один шаг до признания общности интересов рабочего класса всех стран, до признания пролетарского интернационализма, сформулированного впервые К. Марксом.

¹ Чернышевский, Н. Соч, Т. IV, стр. 479.

² Чернышевский, Н. Соч. Т. X, стр. 82. Предисловие к русскому переводу "Всеобщей истории" Вебера.

Чернышевского не удовлетворяли историки прошлых времен. Он записывает в своем дневнике: "Надобно сызнова писать всю среднюю и новую историю, чего еще не сделали, не начато". Со студенческой скамьи он мечтал о том, что ему удастся выполнить эту задачу. Он ясно видел классовый угнетательский характер самых демократических государств Запада и в своих работах хотел показать эту угнетательскую роль буржуазного государства. "Имея независимое правительство, - иронически пишет Чернышевский в автобиографии, - каждое государство имеет и свои особенные законы. В Англии вешают, во Франции рубят головы, - разница; в Англии солдат набирают вербовкой и секут (ныне уж очень мало); во Франции набирают солдат конскрипцией, но вовсе не секут"¹ .

Огромное впечатление на Чернышевского произвела революция 1848 г., и наиболее значительными являются исторические работы Чернышевского, посвященные европейским революциям конца XVIII - первой половины XIX веков. Таковы его работы "Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X", "Июльская монархия". Его интересует лионское восстание 1831 года. Он напоминает, что лозунг лионских ткачей "Жить работая или умереть в бою" есть воскрешение коммунистических идей Бабефа.

Философские взгляды Чернышевского складывались под непосредственным влиянием Гегеля и Фейербаха.

Гегелем русская передовая интеллигенция увлекалась не только в 30 - 40-х годах, но и позже. Поэт Жемчужников шутливо запечатлел в стихах это увлечение:

"В тарантасе, в телеге ли
Еду ночью из Брянская,
Все о нем, все о Гегеле,
Моя дума дворянская".

Наиболее выдающимися левыми гегельянцами были Герцен и Белинский. О Герцене Ленин писал: "В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля. Он понял, что она представляет из себя "алгебру революции". Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом"² .

Познакомившись с учением Гегеля еще двадцатилетним юношей, Чернышевский в октябре 1848 г. записывает в дневнике, "что отныне он "решительно принадлежит Гегелю". А через три месяца Чернышевский пишет уже, что он несогласен с робкими выводами Гегеля. Чернышевский считал, что Гегель боится сделать революционные выводы из своего учения, боится сказать, "что должно быть вместо того, что теперь есть", и потому удаляется от бурных преобразований действительности и заботливо охраняет существующее. "Гениальности не вижу, - записывает Чернышевский 27 января 1849 г., - потому что строгих выводов не вижу еще, а мысли большею частью нерезкие, а умеренные, не дышат нововведениями".

Чернышевский не был согласен с правыми русскими гегельянцами, считавшими, что все существующее разумно, и поэтому оправдывавшими царское самодержавие. В январе 1849 г. Чернышевский записывает в дневнике, что задача истории - "показывать, как из состояния рождаются стремления и действия, как действия и события вели народ или часть его от одного состояния и положения в другое"³ . Позднее,

¹ Чернышевский, Н. "Литературное наследие". Т. I, стр 102.

² Ленин. Соч. Т. XV. стр. 464.

³ Чернышевский, Н. "Литературное наследие", Т. I, стр. 680.

в 1856 г., Чернышевский высказал свое отношение к гегелевской диалектике в "Очерках гоголевского периода русской литературы". Называя диалектику Гегеля "гениальной" и "изумительно сильной", Чернышевский писал: "Ведь каждый глупец мог бы, кажется, догадаться, что жизнь есть ряд перемен, что все в мире изменяется и что одна крайность влечет за собой другую; а в открытии этих истин заключается едва ли не главная тайна гегелевской философии"¹ .

В чем же Чернышевский видел сущность гегелевского "диалектического метода мышления"?

"Сущность его состоит в том, - писал Чернышевский, - что мыслитель не должен успокаиваться ни на каком положительном выводе, а должен искать, нет ли в предмете, о котором он мыслит, качеств и сил, противоположных тому, что представляется этим предметом на первый взгляд: таким образом, мыслитель был принужден обозревать предмет со всех сторон, и истина являлась ему не иначе, как следствием борьбы всевозможных противоположных мнений". Чернышевский указывает, что философия Гегеля обязывает тщательно анализировать каждое явление, рассматривать условия времени и места возникновения явления, обстоятельства и причины его возникновения. Словом, "Отвлеченной истины нет; истина конкретна"² .

Но наиболее глубокое влияние на Чернышевского имела философия Людвига Фейербаха, с которой он познакомился в начале 1849 г. благодаря Ханыкову, одному из членов революционного кружка Петрашевского. "Сущность христианства" Фейербаха произвела на Чернышевского огромное впечатление. Это влияние Фейербаха укреплялось и углублялось в дальнейшем все более. В 1850 г. Чернышевский отмечает в дневнике: "Скептицизм в деле религии развился у меня до того, что я почти решительно от души предан учению Фейербаха". С Фейербахом Чернышевский уже не расставался до конца. Диссертация Чернышевского "Эстетические отношения искусства к действительности", написанная в 1853 г., и другая его значительная работа - "Антропологический принцип в философии" - проникнуты идеями Фейербаха.

Чрезвычайно ярко рассказывает Ив. Палимпсестов в своих "Воспоминаниях земляка о Чернышевском", как Чернышевский, воспитанный в религиозной семье священника, резко выражал свои новые, атеистические взгляды. Зайдя в Саратове к Палимпсестовым и указывая на висевшую в углу икону, Чернышевский сказал Палимпсестову: "Что это, Иван Устинович, вы все попрежнему живете?" "Попрежнему", - отвечал тот. "И за Николая Павловича (т. е. за царя) молитесь?" "Молюсь". "И свечи нерукотворному ставите?" "Ставлю". "Да перестаньте жить по преданиям старины глубокой; поезжайте в Питер, и вы просветитесь истинно невечерним светом". "У нас один невечерний свет, которого и тьма не объяст", - сказал Палимпсестов. "Нет, этот свет уже отжил свои века", - возразил Чернышевский.

Знакомство с Фейербахом, придававшим, как и Энгельс и Маркс, большое значение естествознанию, заставило Чернышевского приняться усиленно за чтение книг по физике, астрономии, геологии, биологии. Чрезвычайно интересно, что среди книг, прочитанных молодым Чернышевским, находятся книги, которые впоследствии читал и молодой товарищ Сталин в тифлисской семинарии, причем также, судя по воспоминаниям Капанадзе, Кецховели и других, большую роль играла "Сущность христианства" Фейербаха и книги по геологии Ляйелля. Впоследствии из Вилюйска Чернышевский писал по поводу присланных новых

¹ Чернышевский Н. Соч. Т. II, стр 122 - 123.

² Там же, стр. 187.

книг, что для него, "знавшего когда-то Фейербаха чуть не наизусть, нового в них - только технические мелочи".

Чернышевский был виднейшим экономистом. Его труды по политической экономии, в особенности его примечания к Джону Стюарту Миллю, произвели большое впечатление на Маркса; русский язык Маркс начал изучать в значительной степени для того, чтобы познакомиться в подлиннике с трудами Чернышевского.

Чернышевский считал необходимым свою научную работу направить прежде всего в сторону изучения социальных условий жизни трудящихся. "От его сочинений веет духом классовой борьбы"¹ , - писал Ленин. В особенности это следует сказать о таких работах Чернышевского, где содержится критика буржуазной экономической науки. Эти работы Чернышевского, устаревшие в значительной степени после появления "Капитала" Маркса, в свое время сыграли в России громадную роль, наложили отпечаток на всю экономическую науку, на исторические исследования, на формирование революционной мысли в России.

Плеханов был неправ, когда писал в 1890 г., что и для своего времени Чернышевский не был большим знатоком политической экономии. Достаточно сослаться на Маркса, который считал Чернышевского "великим русским ученым и критиком", мастерски осветившим банкротство буржуазной политической экономии. Говоря об экономистах, которые "старались согласовать политическую экономию капиталистов с притязаниями пролетариата", Маркс писал: "Это - банкротство "буржуазной" политической экономии, как мастерски выяснил уже в своих "Очерках политической экономии по Миллю" великий русский ученый и критик Н. Чернышевский"² .

В письме к редактору "Отечественных записок" К. Маркс писал: "В послесловии ко второму немецкому изданию "Капитала" я говорю о "великом русском ученом и критике" с тем высоким уважением, какого он заслуживает. Ученый этот в своих замечательных статьях исследовал вопрос, должна ли Россия, чтобы перейти к капиталистическому строю, начать с уничтожения поземельной общины, как того добиваются либеральные экономисты, или же, наоборот, она может, не претерпевая всех мучений этого строя, усвоить все плоды его, развивая собственные исторические данные. Он высказывается в смысле последнего решения"³ .

Чернышевский очень хорошо был знаком с произведениями великих утопистов-социалистов, несомненно, в большой мере оказавших влияние на его взгляды на законы экономики. Чернышевский выступает глубоким критиком нарождавшегося в России капитализма. Великий демократ и социалист домарксового периода, Чернышевский в ту эпоху, когда демократизм и социализм, по словам Ленина, не были еще отделены в России друг от друга, дал острую и всестороннюю критику мероприятий по освобождению крестьян в 1861 году. Он дал эту критику с точки зрения развития классовой борьбы, с точки зрения выгоды для крестьян тех или иных форм надела землей или выкупа земель, с точки зрения интересов крестьянства и дальнейшего развития революционной борьбы.

Ленин приводит рассуждения Чернышевского (Волгина) из замечательного произведения "Пролог к прологу".

"Пусть, - говорит Волгин, - дело освобождения крестьян будет передано в руки помещичьей партии. Разница не велика". И на замечание собеседника, что, напротив, разница колоссальная, так как помещичья партия против наделения крестьян землей, он решительно отвечает: "Нет,

¹ Ленин. Соч. Т. XVII, стр. 342.

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVII, стр. 13.

³ См. Ленин. Соч. Т. I, стр. 472. Документы и материалы.

не колоссальная, а ничтожная. Была бы колоссальная, если бы крестьяне получили землю без выкупа. Взять у человека вещь или оставить ее человеку - разница, но взять с него плату за нее - все равно. План помещичьей партии разнится от плана прогрессистов только тем, что проще, короче. Поэтому он даже лучше. Меньше проволочек, вероятно, меньше и обременения для крестьян. У кого из крестьян есть деньги, тот купит себе землю. У кого их нет - так нечего и обязывать покупать ее. Это будет только разорять их. Выкуп - та же покупка".

"Нужна была именно гениальность Чернышевского, -говорит Ленин, приводя эти выдержки из "Пролога к прологу", - чтобы тогда, в эпоху самого совершения крестьянской реформы... понимать с такой ясностью ее основной буржуазный характер".

"Чернышевский понимал, - пишет далее Ленин, - что русское крепостническо-бюрократическое государство не в силах освободить крестьян, т. е. ниспровергнуть крепостников, что оно только и в состоянии произвести "мерзость", жалкий компромисс интересов либералов (выкуп - та же покупка) и помещиков, компромисс, надувающий крестьян призраком обеспечения и свободы, а на деле разоряющий их и выдающий головой помещикам. И он протестовал, проклинал реформу, желая ей неуспеха, желая, чтобы правительство запуталось в своей эквилибристике между либералами и помещиками и получился крах, который бы вывел Россию на дорогу открытой борьбы классов"¹ .

Чернышевский начал изучать политическую экономию с Адама Смита, Рикардо и Милля и к трудам этих экономистов отнесся с большим уважением. Он изучал Мальтуса и Годвина. Он подверг резкой критике вульгарных экономистов Бастиа, Моллинари, Рошера, Рау, Шевалье, говоря о них как о "так называемых экономистах", к ним относил он и русских экономистов Горлова, Вернадского, работы которых также подверг резкой отрицательной критике.

Для Чернышевского важна была не только констатация тех или иных фактов, для него важны были выводы. Так, в статье "Капитал и груд" Чернышевский пишет: "Прежняя теория провозглашала товарищество между народами, потому что благосостояние одного народа нужно для благосостояния других. Новая теория проводит тот же принцип товарищества для каждой группы трудящихся. Прежняя теория говорит: все производится трудом; новая теория прибавляет: и потому все должно принадлежать труду (разрядка моя. -Ем. Я .); прежняя теория говорила: непроизводительно никакое занятие, которое не увеличивает массу ценностей в обществе своими продуктами; новая теория прибавляет: непроизводителен никакой труд кроме того, который дает продукты, нужные для удовлетворения потребностей общества, согласных с расчетливою экономиею. Прежняя теория говорит: свобода труда; новая теория прибавляет: и самостоятельность трудящегося"² .

Пока в России не было еще открытой острой борьбы за освобождение крестьян, идеи Адама Смита находили широкий доступ в среду образованного дворянства, и далее пушкинский Евгений Онегин

"Читал Адама Смита,
И был глубокий эконом,
То есть, умел судить о том,
Как государство богатеет,

¹ Ленин. Соч. Т. Т, стр. 178-180.

² Чернышевский, Н. Соч. Т. VI, стр. 44.

И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет",

Чернышевский видел слабые стороны учения Адама Смита, но он видел и то, как официальная наука пытается учение Адама Смита, Рикардо вытеснить учением вульгарных экономистов, учением исторической школы Рошера.

Свое экономическое учение Чернышевский стремился обосновать на трудах классической политической экономии - на одном из источников марксизма.

Ведь и Энгельс признавал, что учение Рикардо о том, что рабочему как единственному настоящему производителю принадлежит весь общественный продукт, приводит прямо к коммунизму.

В чем видел Чернышевский основные недостатки учения Адама Смита и других представителей классической политической экономии? Чернышевский критиковал узость исторического кругозора Адама Смита, его попытки ограничить изучение экономических отношений только рамками существующего экономического строя, его непоследовательность, а главное - равнодушное отношение к положению пролетариата.

Конечно, в произведениях Чернышевского можно найти немало высказываний, которые свидетельствуют, что у него сильны были и пережитки некоторых идеалистических теорий. Так, многие вопросы Чернышевский рассматривает с точки зрения' "разума" или с точки зрения отвлеченного принципа "природы вещей". Маркс и Энгельс видели к этих его чертах сходство с великими просветителями Лессингом и Дидро. Тем не менее несмотря на эти недостатки Чернышевскому принадлежит громадная заслуга расчистки путей для торжества марксистской теории.

Незрелостью экономических отношений в России, отсталостью России и отсутствием в ней организованного пролетариата в значительной степени объясняется, почему Чернышевский не мог стать на точку зрения марксизма. Его социалистические теории отражают эту отсталость общественных отношений России, в которой почва тогда была более благоприятна для развития крестьянского утопического социализма, а не научного социализма Маркса - Энгельса.

Чернышевский был великим предшественником марксизма в России. Именно этим и объясняются глубокая любовь и уважение к Чернышевскому основоположников коммунизма. Чернышевский не боялся развития капитализма, и этим он отличается от многих последователей утопического социализма. Наоборот, от развития капитализма он ожидал роста производительных сил, улучшения жизни. Эту мысль он проводит в статье "Суеверия и правила логики" и в ряде других статей.

Чернышевский видел в политической экономии науку, которая должна помочь человечеству наилучшим образом организовать производство в интересах трудящихся, научить наилучшим способом распределять производимые человеком ценности, найти такое экономическое устройство общества, которое являлось бы совершенным с точки зрения развития производительных сил, с точки зрения производства и распределения ценностей.

"Наука, - говорит Чернышевский, - которая должна быть представительницею человека вообще, должна признавать естественным только то, что выгодно для человека вообще, когда предлагает общие теории. Если она обращает внимание на дела какой-нибудь нации в отдельности, она должна признавать естественными те экономические учреждения, которые

выгодны для этой нации, т. е., в случае разделения между интересами разных членов нации, выгодны для большинства ее членов"¹ .

Следовательно, Чернышевский считал, что люди науки должны работать в интересах трудящегося большинства наци и.

Чернышевский считал, что политическая экономия должна разработать законы, наиболее полезные для большинства народа, законы, которые вели бы к максимальному удовлетворению потребностей общества.

Чернышевский считал, что "основной предмет исследований политической экономии находится в теории распределения; производство занимает ее только как подготовление материала для распределения"² .

В примечаниях Чернышевского к Джону Стюарту Миллю можно найти чрезвычайно много ценных мыслей, свидетельствующих о том, что Чернышевский в своих взглядах приближался к взглядам Маркса. Оценка, которую дает Чернышевский классической политической экономии, в общем совпадает с оценкой Маркса и Энгельса. Точно так же и отрицательное отношение к вульгарным экономистам у Чернышевского совпадает с таким же отношением к ним у Маркса и Энгельса.

"У французских экономистов, - пишет Чернышевский, - следовавших за Жаном Баптистом Сэ, нельзя найти ни одной свежей мысли. Их сочинения содержат только бесцветное повторение мыслей, высказанных Адамом Смитом, Мальтусом и Рикардо... Теория Сэ... поверхностна и фальшива". "Кэри - мертвый схоластик, тупой мономан".

Чернышевский высмеивает Бастиа. "У Бастиа уже доказано, - пишет он, - что бедным не на что жаловаться, что каждый работник получает надлежащее вознаграждение, что если и есть на свете люди, получающие меньше, чем им следовало бы, то эти люди не какие-нибудь ткачи, швея, земледельческие батраки, - нет, а капиталисты, рантьеры, фабриканты, банкиры и другие обиженные судьбой несчастливцы, возбуждающие зависть в неразумных чернорабочих. Бастиа доказал уже, что если сосчитать, сколько жертв приносится для общего блага и сколько благодеяний обществу оказывается Ротшильдом, Миресом и сподвижниками их, то надобно беднякам благословлять судьбу свою и воздвигать памятники заживо этим своим благодетелям"³ .

Как было уже отмечено. Чернышевский еще на студенческой скамье увлекался французскими социалистами-утопистами. Первый, кто на него произвел огромное впечатление, явился для него "первым учителем", был Луи Блан. 30 июля 1848 г. Чернышевский записывает в дневнике: "Я верю, что будет время, когда будут жить по Луи Блану: "Chacun produit selon ses facultes et regoit selon ses besoins" (каждый производит в меру своих способностей и получает в меру своих нужд) - это необходимо должно быть, когда производство увеличится и собственности не будет в строгом смысле,, потому что у каждого всегда будет все, чего ему захочется, и потому предварительно захватывать и хранить будет не для чего"⁴ .

8 сентября 1848 г. Чернышевский записывает в дневнике, мысленно обращаясь к французской буржуазии: "Эх, господа, вы думаете, дело в том, чтобы было слово республика, да власть у вас - не в том, а в том, чтобы избавить низший класс от его рабства не перед законом, а перед необходимостью вещей... не в том дело, будет царь или нет,

¹ Чернышевский, Н. "Капитал и труд". Соч. Т. VI, стр. 35 - 36.

² Там же, стр. 14.

³ Чернышевский, Н. Соч. Т. VI, стр. 340.

⁴ Чернышевский, Н. "Литературное наследие". Т. I, стр. 219 - 220.

будет конституция или нет, а в общественных отношениях, в том, чтобы один класс не сосал кровь другого"¹ .

Однако, хотя Чернышевский вначале считал Луи Блана "великим человеком" и мечтал о том, что сам станет чем-то вроде Луи Блана, вскоре он разочаровался в нем. В своих примечаниях к "Основаниям политической экономии" Милля (1860 - 1861 гг.) Чернышевский уже пишет, что "Луи Блан человек вовсе не из тех первоклассных мыслителей, каковы были Сен-Симон, Фурье, Роберт Оуэн. Он только человек очень даровитый"² . Тем не менее Луи Блан наложил глубокий отпечаток на социалистические взгляды Чернышевского. Достаточно вспомнить кооперативные мастерские, которые пропагандирует Чернышевский в "Что делать?", или планы организации промышленно-земледельческих товариществ, чтобы увидеть в этом развитие идей Луи Блана. Не меньшее впечатление произвел на Чернышевского Фурье. С учением Фурье его познакомил петрашевец Ханыков. Чернышевский во многом не соглашался с Фурье, и тем не менее в романе "Что делать?" чувствуется огромное влияние Фурье; "Сон Веры Павловны" - разве это не восторженная пропаганда фаланстера Фурье?

Летом 1850 г. Чернышевский знакомится с учением сен-симонистов. Ценным в учениях утопических социалистов Чернышевский считал то, что, проникая в рабочие массы, учения эти становятся там знаменем борьбы за революционное, социалистическое преобразование общества. В "Очерках гоголевского периода русской литературы" Чернышевский об учениях французских социалистов-утопистов писал: "В то время во Франции возникали, как противоречие бездушному и убийственному учению экономистов, новые теории национального благосостояния. Идеи, одушевлявшие новую науку, высказывались еще в фантастических формах, и предубежденным или руководившимся своекорыстными побуждениями противникам легко было, оставляя без внимания здравые и высокие основные идеи новых теоретиков и выставляя в утрированном виде мечтательные увлечения, которых в начале не избегает ни одна новая наука, осмеивать системы, им ненавистные. Но под видимыми странностями и под фантастическими увлечениями скрывались в этих системах истины и глубокие и благодетельные"³ .

Чернышевский значительно ушел вперед от своих учителей - социалистов-утопистов. Он был убежден, что человеческое общество развивается в сторону социализма. "Экономическая история движется к развитию принципа товарищества", - писал Чернышевский в примечаниях к Миллю. Чернышевский не был сторонником мелкобуржуазного производства: он понимал и отстаивал преимущества и выгоды крупного машинизированного производства. Чернышевский считал, что для этого необходимо установить социалистический строй, сосредоточив в руках народа землю и капиталы; он был убежден, что социализм уничтожит кризисы, неизбежные при капиталистическом строе.

* * *

Верно ли, как это утверждают многие литературоведы, что Чернышевский незнаком был с работами Маркса и не испытал на себе влияния гениального основоположника научного социализма? Утверждение это, как нам кажется, основано на недостаточном знакомстве с фактами или на игнорировании некоторых фактов. А факты эти таковы.

¹ Чернышевский, Н. "Литературное наследие", Т. I, стр. 266.

² Чернышевский, Н. Соч. Т. VII, стр 640.

³ Чернышевский, Н. Соч, Т, II, стр, 194 (разрядка моя. - Ем. Я.).

В литературных кругах, близких молодому Чернышевскому, были в обращении тетради "Deutsche-franzosische Jahrbucher", в одной из которых напечатана была статья Энгельса "Очерки политической экономии". Чернышевский знаком был с членами кружка петрашевцев, близок был к петрашевцу Ханыкову и другим, пользовался книгами из библиотеки этого революционного кружка. А в библиотеке петрашевцев имелись сочинения Маркса и Энгельса.

Затем Чернышевский встретил, конечно, имена Маркса и Энгельса в "Справочном энциклопедическом словаре" Старчевского (вышел в 1848 г.), он, как известно, написал рецензию на несколько томов этого словаря. В этом словаре, в статье "Философия современная", Чернышевский не мог не прочесть: "Ни Маркс, ни Энгельс, которых, кажется, можно принять за главнейших проповедников нового германского материализма, ни другие еще не обнародовали ничего, кроме частных черт этого учения"¹ . Само собой разумеется, что Чернышевский не мог пройти таимо учения этих "главнейших проповедников нового германского материализма" - Маркса и Энгельса.

Затем "Современник" не только стал на защиту Энгельса против Гильдебранда, книга которого "Политическая экономия настоящего и будущего" вышла в русском переводе в 1860 г., но и называл Энгельса "одним из лучших и благороднейших немцев". В сентябрьской книжке "Современника" за 1861 г. была напечатана статья Шелгунова "Рабочий пролетариат в Англии и Франции", в которой приводились обширные выписки из книги Энгельса "Положение рабочего класса в Англии".

В майской книжке "Современника" за 1861 г. была помещена без подписи статья "Экономия чувствительности, машина и человек, французские рабочие ткачи в Лионе". В этой статье излагаются взгляды, свидетельствующие о несомненном знакомстве редакции "Современника" с учением научного социализма, в частности с "Коммунистическим манифестом" Маркса и Энгельса. В этой статье читаем: "Вся задача новых экономистов заключается в освобождении работников от гнета капитала... Европейское общество распадается на два класса, на капиталистов и рабочих. Оба класса, сильные каждый в своем роде, стоят враждебно один против другого, и настоящий общественный порядок Западной Европы покоится именно на господстве капитала над рабочей силой без капитала... Пролетариат и вызванное им сознание необходимости изменить экономические условия настоящего европейского общества не составляют дела случая. Кто не видит во всем этом работы истории, тот не поймет ни смысла явления, ни его значения. Пролетарий вовсе не нищий и не лентяй. Нищий не работает. В этом виде пролетарий есть явление новой истории, только в нынешнем столетии он явился на западе Европы в виде сознательного, самостоятельного целого. До XIX столетия бедных, нуждавшихся в общей помощи, было, может быть, больше, чем теперь, но о пролетариате не было речи. Он - плод новой истории".

Разве это - не изложение соответствующих мыслей "Коммунистического манифеста"?

Впоследствии в вилюйской ссылке Чернышевский получил первый том "Капитала" Маркса. Можно себе представить, с какой жадностью должен был он наброситься на этот труд. Однако не осталось никаких следов, на основании которых можно было бы более определенно сказать об отношении Чернышевского к "Капиталу" Маркса. Известно, что Чернышевский отзывался с большой похвалой о достоинствах экономического учения Маркса и считал лишь, что учение диалектического материализма можно было бы изложить проще.

¹ "Справочный энциклопедический словарь". Т. XI, стр. 139. Изд. К. Крайя. 1848.

Огромный интерес представляет отношение Маркса и Энгельса к Чернышевскому. Выше был приведен отзыв Маркса об экономических работах Чернышевского. Известно, что Маркс принял горячее участие в попытке Германа Лопатина освободить Чернышевского из вилюйской ссылки. После ареста в Сибири Лопатин писал губернатору Синельникову: "Во время пребывания моего в Лондоне, я сошелся там с некиим Карлом Марксом, одним из замечательнейших писателей по части политической экономии и одним из наиболее разносторонне образованных людей в целой Европе. Лет пять тому назад этот человек вздумал выучиться русскому языку; а выучившись русскому языку, он случайно натолкнулся на примечания Чернышевского к известному трактату Милля и на некоторые другие статьи того же автора. Прочитав эти статьи, Маркс почувствовал глубокое уважение к Чернышевскому. Он не раз говорил мне, что из всех современных экономистов Чернышевский представляет единственного, действительно оригинального мыслителя, между тем как остальные суть только простые компиляторы, что его сочинения полны оригинальности, силы и глубины мысли, и что они представляют единственные из современных произведений по этой науке, действительно заслуживающие прочтения и изучения; что русские должны стыдиться того, что ни один из них не позаботился до сих пор познакомить Европу с таким замечательным мыслителем; что политическая смерть Чернышевского есть потеря для ученого мира не только России, но и целой Европы"¹ .

В переписке с Даниэльсоном, переводчиком "Капитала" на русский язык, Маркс не раз отзывался с большой похвалой о Чернышевском и выражал желание напечатать что-нибудь о его жизни и деятельности, чтобы вызвать сочувствие к нему в Западной Европе. Маркс и Энгельс, узнавши об аресте Лопатина, очень тревожились за судьбу Чернышевского. Умер Чернышевский, когда Маркса не было уже в живых, Энгельс же писал Даниэльсону: "Мы слышали здесь с большим огорчением и сочувствием о смерти Н. Г. Чернышевского", и, зная, как мучили Чернышевского, он заметил, что, может быть, смерть явилась для Чернышевского благом.

Вся научная деятельность Чернышевского в области философии, политической экономии, истории, изучение им великих французских утопистов - все это привело его к выработке социалистического мировоззрения, которое не было марксистским, а в тогдашних условиях России и не могло быть таким. Но мировоззрение это близко подходило к марксизму, оно готовило, расчищало почву для марксизма, несмотря на то, что в нем были элементы утопизма.

* * *

Когда Чернышевский оканчивал университет, у него сложилось уже социалистическое мировоззрение, он был уже убежденным революционным демократом и столь же убежденным атеистом. Уже тогда он отчетливо понимал, что если он не хочет оставаться равнодушным к судьбам народа, то неминуемо должен будет столкнуться с царским правительством. Одно время, еще студентом, он думал, что, может быть, будет лучше, если абсолютная монархия продержится до тех пор, пока вызреет в народе революционная сознательность и когда станет возможным переход власти "в руки самого низшего и многочисленного класса, - земледельцы плюс батраки, плюс рабочие". Но в январе 1850 г. в дневнике он отмечает, что пришел к другим выводам. "Теперь я говорю: погибни,

¹ "Герман Александрович Лопатин" Автобиография. Показания и письма. Статьи и стихотворения. Библиография, стр. 71. Петроград. 1922.

чем скорее, тем лучше, пусть народ не приготовленный вступит в свои права; во время борьбы он скорее приготовится; пока ты не падешь, он не может приготовиться, потому что ты причина слишком большого препятствия развитию умственному даже в средних классах".

Решившись жениться на Ольге Сократовне Васильевой, Чернышевский считал долгом открыть ей свои революционные настроения и свои опасения. 19 февраля 1853 г. во время объяснения с Ольгой Сократовной между ними произошел такой разговор:

"С моей стороны было бы низостью, подлостью связывать со своей жизнью еще чью-нибудь и потому, что я не уверен в тем, долго ли буду я пользоваться жизнью и свободой. У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят меня в крепость, бог знает, на сколько времени. Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою - я такие вещи говорю в классе.

- Да, я слышала это, - отвечала Ольга Сократовна.

- И я не могу отказаться от этого образа мыслей. Может быть, с летами я несколько поохладею, но едва ли.

- Почему же? Неужели в самом деле не можете вы перемениться?

- Я не могу отказаться от этого образа мыслей, потому что он лежит в моем характере, ожесточенном и недовольном ничем, что я вижу кругом себя. Теперь я не знаю, охладею ли я когда-нибудь в этом отношении. Во всяком случае до сих пор это направление во мне все более и более только усиливается, делается резче, холоднее, все более и более входит в мою жизнь. Итак, я жду каждую минуту появления жандармов, как благочестивый схимник каждую минуту ждет трубы страшного суда. Кроме того у нас будет скоро бунт, а если он будет, я буду непременно участвовать в нем".

"Это непременно будет, - говорил ом, возражая па насмешливые сомнения Ольги Сократовны. - Неудовольствие народа против правительства, налогов, чиновников, помещиков все растет. Нужно только одну искру, чтобы поджечь все это. Вместе с тем растет и число людей из образованного кружка, враждебных против настоящего порядки вещей. Готова и искра, которая должна зажечь этот пожар. Сомнение одно - когда это вспыхнет? Может быть, лет через десять, но я думаю, скорее. А если вспыхнет, я несмотря на свою трусость не буду в состоянии удержаться. Я приму участие.

- Вместе с Костомаровым? - спросила Ольга Сократовна.

- Едва ли, - отвечал Чернышевский, - он слишком благороден, поэтичен; его испугает грязь, резня. Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня... А чем кончится это? Каторгою или виселицею"¹ .

Чернышевский ошибся только в сроках. Жандармы пришли за ним через 9 лет.

Политическая деятельность Чернышевского была наиболее яркой и период его работы в журнале "Современник". Журнал этот основан был в 1836 г. Александром Сергеевичем Пушкиным, в 1847 г. журнал перешел в руки Некрасова и Панаева. У журнала были прочные демократические традиции; он группировал вокруг себя лучших публицистов и художников того времени.

С 1856 г., когда Некрасов на время уехал заграницу, Чернышевский становится фактическим редактором "Современника" и руководит журналом вместе с Добролюбовым. "Современник" пользовался громадной популярностью среди прогрессивной молодежи я каждая его книжка раскупалась нарасхват. Между Чернышевским, Некрасовым и Добролю-

¹ Чернышевский, II. "Литературное наследие", стр. 556 - 557.

бовым существовали исключительно близкие отношения. В особенности велика была любовь Чернышевского к Добролюбову, которого он считал способнейшим, талантливейшим человеком в России.

Роль Чернышевского и Добролюбова в тогдашней общественной жизни была громадна. Вот что писал об этом Шелгунов:

"Замечательно, какую громадную умственную работу совершили эти два человека (Чернышевский и Добролюбов), каждый в своей области, и как, пополняя один другого, они составляли одно законченное целое. Все они знали, все понимали, все могли разрешить. Едва ли в какую-либо будущую эпоху умственного пробуждения России будет возможно что-нибудь подобное этому медовому месяцу нашего общественного мышления, этому громадному напору накопившейся силы и той энергии, с какой эта сила стремилась разрушить косность и расчистить ниву для ростков новой жизни"¹ .

О том, какую громадную литературную работу выполнил Чернышевский с 1855 по 1863 гг., свидетельствуют 11 томов полного собрания его сочинений, написанных в этот период. Он был блестящим литературным критиком. Его "Очерки гоголевского периода" являются ярким продолжением деятельности Белинского в области литературной критики. Его работы по политической экономии, талантливые, увлекательные, тесно связанные с современностью, его статьи на исторические темы, его философские работы привлекали всеобщее внимание, будили и формировали демократическую революционную мысль. В особенности громадное, значение приобрели его статьи против крепостников и против представителей нарождающейся буржуазии. Он ненавидел русских либералов, которые в его глазах мало чем отличались от откровенных реакционеров-крепостников.

Писать Чернышевскому приходилось, лавируя между проволочными заграждениями строгой цензуры; вместе с Добролюбовым он выработал эзоповский язык, которым они высказывали самые радикальные революционные мысли.

Чернышевский, Добролюбов и Некрасов в борьбе против крепостничества и против дворянско-буржуазного либерализма занимали крайнее левое крыло. Они были руководителями того течения русской общественной мысли, которое враги окрестили нигилизмом. В действительности нигилизм был крайним радикализмом мысли, связанным с проповедью революционных форм борьбы и наиболее крайних выводов, к которым пришла тогда революционная мысль Западной Европы. Именно на этой почве произошел у Чернышевского и Добролюбова разрыв с Тургеневым и затем - острый конфликт с Герценом. Как известно, Герцен сделал крупную политическую ошибку, взяв на себя роль советчика царя, стараясь уговорить царя провести либеральные реформы. Когда "Современник" резко напал за это на Герцена, последний ответил в N 44 "Колокола" от 1 июня 1859 г. статьей "Very dangerous!" ("Весьма опасно!"), "В последнее время, - писал Герцен, - в "нашем журнализме стало повевать какой-то тлетворной струей, каким-то развратом мысли". Герцен назвал "Свисток" Добролюбова, выходивший ввиде приложения к "Современнику", "особым балаганчиком для освистывания первых опытов свободного слова литературы". Герцен в раздражении против Чернышевского и Добролюбова дошел до того, что стал упрекать их, "что по этой скользкой дороге можно досвистаться не только до Булгарина и Греча, но (чего, боже сохрани) и до Станислава на шею"² .

Чтобы объясниться с Герценом, Чернышевский выехал заграницу и в Лондоне, соблюдая все предосторожности, дважды виделся с Гер-

¹ Шелгунов "Воспоминания", стр. 170.

² Герцен, А. Полное собрание сочинений и писем. Т. X, стр. 11, 12, 15, 1919.

цепом. Он действовал так осторожно, что полиция ничего не знала об этих свиданиях.

В N 64 "Колокола" от 1 марта 1860 г. напечатано "Письмо из провинции", подписанное "Русский человек". Письмо это, несомненно, принадлежит Чернышевскому, в нем Николай Гаврилович упрекает Герцена и его единомышленников в том, что они поют в тон помещичьему либерализму. "Как ни чисты ваши побуждения, - писал Чернышевский, - но, я уверен, придет время, - вы пожалеете о своем снисхождении к августейшему дому. Посмотрите - Александр II скоро покажет николаевские зубы. Не увлекайтесь толками о нашем прогрессе, мы все еще стоим на одном месте; во время великого крестьянского вопроса нам дали на потеху, для развлечения нашего внимания, безыменную гласность; но чуть дело коснется дела, - тут и прихлопнут. Так и теперь господин Галилеянин (Чернышевский имел в виду статью Герцена "Ты победил, Галилеянин!" - Ем. Я.) запретил писать о духовенстве и об откупах. Нет, не обманывайтесь надеждами и не вводите в заблуждение других, не отнимайте энергии, когда она многим пригодилась бы... наше положение ужасно, невыносимо, и только топор может нас избавить, и ничто кроме топора не поможет!.. Вы все сделали, что могли, чтобы содействовать мирному решению дела, перемените же тон, и пусть ваш "Колокол" благовестит не к молебну, а звенит набат! К топору зовите Русь. Прощайте и помните, что сотни лет уже губит Русь вера в добрые намерения царей. Не вам ее поддерживать"¹ .

Вот о чем спорили Чернышевский и Герцен.

Поездка Чернышевского в Лондон, несомненно, имела большое значение для Герцена, она выправила в значительной степени линию последнего - революционный демократ взял в нем верх над либералом.

Статьи Чернышевского против крепостников вызвали величайшее раздражение всего реакционного и либерального лагеря.

В чем же видел Чернышевский спасение народа, за что он боролся? Спасение русского народа Чернышевский видел в крестьянской общине; блестящая защита общины сделала его одним из родоначальников революционного народничества в ту пору, когда демократизм и социализм в сознании передовых людей России сливались в одно. Чернышевский был уверен, что если община не сохранится, а крестьяне получат землю в личную собственность с правом продажи, то это принесет неисчислимые бедствия народу. Еще в июне 1857 г., защищая общину, Чернышевский писал: "Каждый земледелец должен быть землевладельцем, а не батраком. Должен сам на себя, а не на арендатора или помещика работать... Как скоро допустим, что при эмансипации земля дается в полную собственность не общине, а отдельным семействам с правом продажи, они продадут свои участки и большинство сделается бобылями. Освобождение будет, когда - я не знаю, но будет; мне хотелось бы, чтобы не влекло за собою превращение большинства крестьян в безземельных бобылей! К этому я хотел бы приготовить мысль образованных людей, давно приготовленных к эмансипации"² .

Таким образом, Чернышевский считал, что сохранение крестьянской общины важно не при всяких условиях, а только при наличии определенных гарантий - "во-первых, принадлежность ренты тем самым лицам, которые участвуют в общинном владении. Но этого еще мало. Надобно также заметить, что рента только тогда серьезно заслуживает своего имени, когда лицо, ее получающее, не обременено кредитными обязательствами, вытекающими из самого ее получения"³ .

¹ См. Герцен, А. Полное собрание сочинений. Т. X, стр. 228 - 229.

² "Переписка Чернышевского", стр. 127 - 129. 1925.

³ Чернышевский, Н. Соч. Т. IV, стр. 306.

Чернышевский враждебно встретил царский манифест 19 февраля 1861 г., которым крестьянство было ограблено в пользу помещиков. Манифест вызвал ряд восстаний обманутых царем крестьян. Это революционное настроение крестьянства отразилось и на передовой революционной интеллигенции. Мы имеем в виду появление прокламации Михайлова "К молодому поколению", выход нескольких номеров революционного журнала "Великорусе" и возникновение общества "Земля и воля". С деятелями революционных организаций и кружков Чернышевский находился в близких отношениях. Положение Чернышевского в общественном движения было таково, что каждое вновь появившееся воззвание, каждое подпольное издание жандармы приписывали ему, как автору.

Зимой 1861 г. Шелгунов написал воззвание "К солдатам", Щапов - "К раскольникам, сектантам", Чернышевский написал прокламацию "К барским крестьянам". Прокламация эта начинается приветствием: "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон". В прокламации дается резкая критика манифеста 19 февраля 1861 г. с точки зрения крестьянства: "Просто сказать, всех в нищие поворотят помещики по царскому указу... не к воле, а к тому оно идет, чтобы в вечную кабалу вас помещики взяли, да еще в такую кабалу, которая гораздо и гораздо хуже нонешней". Прокламация призывала готовиться к восстанию. "Мы знаем, что покуда нет приготовленности, а когда приготовленность будет, нам тоже видно будет. Ну, тогда и пошлем такое объявление, что пора, люди русские, доброе дело начинать, что во всех местах в одну пору начнется доброе дело, потому что везде тогда народ готов будет и единодушие в нем есть и одно место от другого не отстанет. Тогда и легко будет волю добыть. А до той поры готовься к делу, а сам виду не показывай, что к делу подготовка у тебя идет". Выдал Чернышевского провокатор Костомаров.

В 1862 г. начались студенческие волнения, а вслед за этим в Петербурге вспыхнули страшные пожары, реакционеры приписали Чернышевскому и студенческие волнения, и крестьянские волнения, и пожары. Враги Чернышевского засыпали III отделение доносами на Чернышевского, требованиями расправы с ним. Одновременно произошло событие, оказавшее большое влияние на дальнейшую судьбу Чернышевского. Герцен послал с некиим Ветошниковым письмо в Россию о том, что он и Огарев готовы издавать заграницей "Современник" с участием Чернышевского. Царские шпионы сообщили по телеграфу о посылке письма. Ветошников по приезде был сейчас же схвачен, у него обнаружено было письмо Герцена. Упоминанием в письме имени Чернышевского жандармы воспользовались, чтобы арестовать Чернышевского. Он был посажен в Петропавловскую крепость. Началась фабрикация обвинения против Чернышевского при помощи провокаторских показаний и подложных писем, якобы идущих от Чернышевского.

Чернышевский просидел 678 дней в Петропавловской крепости, в Алексеевском равелине, который российские императоры построили для своих опаснейших политических врагов. Сам царь Александр II стал во главе следственной комиссии по делу Чернышевского. Сколько людей - и каких людей! - погибло в этом Алексеевском равелине! Великий писатель, ученый с мировым именем очутился в страшном каземате равелина, но он не считал еще борьбу оконченной. Очень скоро он убедился в ничтожестве имеющихся против него улик. Он надеялся выйти из тюрьмы, принялся за работу, и надо поражаться гигантской энергии, проявленной им. В равелине он написал "Что делать?"- свое политическое завещание революционной России. Когда впоследствии Чернышевского, уже измученного каторгой и ссылкой, один из посетителей спросил: правда ли, что его преследовало царское правительство больше всего за роман "Что делать?", он ответил, что им "Что делать?" написано тогда, когда он сам уже ничего делать не мог.

Огромную работу выполнил Чернышевский во время заключения в Петропавловской крепости. Кроме "Что делать?" и начатой повеста "Алферьев" и другой повести "Повесть в повести" Чернышевский перевел XV и XVI томы "Всеобщей истории" Шлоссера, VII и VIII томы "Истории Англии" Маколея, перевел "Историю XIX века" Гервинуса и "Историю Соединенных Штатов" Неймана; составил заметки для биографии Руссо на 46 листах, начал переводить книгу Крике "Племена и народы" и ряд других работ. Всего им было написано свыше 300 полулистов.

Хотя он успокаивал свою семью, что скоро выйдет на свободу, но сам он был уверен в том, что его осудят. Судили его не за те или иные факты - факты не были доказаны, - а его судили как опасного политического врага; с ним решили разделаться и разделалась подло, издеваясь над чувствами народа. Сенат приговорил 35-летнего Чернышевского к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы в рудниках на 14 лет с последующим вечным поселением в Сибири. Царь утвердил этот приговор, лицемерно сокративши срок каторжных работ наполовину с тем, чтобы потом гноить Чернышевского еще 14 лет в Сибири! Приговор произвел удручающее впечатление на всех передовых Людей того времени и вызвал глубокое возмущение.

19 (31) мая 1864 г. в Петербурге на Мытной площади над Николаем Гавриловичем Чернышевским был совершен обряд "гражданской казни". Вокруг черного эшафота кольцом стояли конные жандармы, оттесняя несколько сот человек, главным образом студенческой молодежи, пришедшей на это позорное зрелище. Позади эшафота был забор, за ним стояли толпы фабричных и вообще простонародья. Немало согнано было туда сыщиков, подслушивавших разговоры в толпе.

Вот показалась у эшафота черная глухая карета. Жандарм открыл дверцы; вышел пожилой человек с седеющими волосами. Его повели на черный помост эшафота, на конце которого высился черный столб, а у столба привинченные кольцами цепи. Два палача встретили Чернышевского: один снял с него фуражку, другой' повесил ему на грудь черную доску с надписью белым "Государственный преступник". Чиновник прочитал приговор: "По указу его императорского величества..."

Спокойно слушал этот гнусный приговор Чернышевский и только время от времени снимал очки и протирал их от дождя пальцами. Казалось, он продолжает думать какую-то свою спокойную думу, не обращая внимания на враждебные возгласы из среды собравшихся; он знал, что эти враждебные возгласы либо полицейских сыщиков, провокаторов, либо возгласы обманутых шпионами, жандармами, попами людей, считавших Чернышевского "поджигателем", "изменником".

Чтение приговора окончилось. Чернышевского подвели к позорному столбу и приковали к нему цепями. С четверть часа один из величайших русских людей стоял прикованным к позорному столбу, со своими думами. Он спокойно посматривал вокруг, и не видно было волнения на лице его. Чернышевский владел собой и не дал палачам царским повода радоваться.

Наконец, палач снял с него цепи, вывел на середину эшафота и переломил над его головой шпагу. Какая-то женщина бросила на эшафот букет цветов - это была Михаэлис - сестра Шелгунова, ее тут же арестовали. Чернышевского усадили в карету и увезли снова в Петропавловскую крепость.

Герцен после этой казни писал в "Колоколе" (N 186, 1864 г.): "Неужели никто из русских художников не нарисует картины, представляющей Чернышевского у позорного столба? Этот обличительный

¹ Герцен, Полное собрание сочинений. Т. XVII, стр. 261.

холст будет образ для будущих поколений и закрепит шельмованье тупых злодеев, привязывающих мысль человеческую к столбу преступников", "Чернышевский был вами (различными Катковыми, как сказано было несколько выше в этой же статье - Ем. Я.) выставлен к столбу на четверть часа, а вы..: на сколько лет, останетесь привязанными к нему?

Проклятье вам, проклятье, и если возможно - месть!"¹ .

Спустя с лишком полвека после этой позорной казни смог народ отомстить за это поругание одного из лучших русских людей, крупнейшего ученого, мыслителя и пламенно преданного народу социалиста домарксова периода. После Чернышевского погибли целые поколения революционеров в поисках настоящего пути. Путь этот найден был позже революционными марксистами, но искали его в России и русские просветители Белинский, Чернышевский, Добролюбов. "Тупые злодеи", приковавшие на четверть часа Чернышевского к позорному столбу, низвергнуты были рабочими и крестьянами в 1917 г. под руководством партии Ленина-Сталина, всегда относившейся с величайшим уважением к Чернышевскому. Перед народом во всей омерзительности вскрыты теперь гнусные дела "тупых злодеев", губивших цвет русского народа, погубивших Чернышевского. А имя Чернышевского вписано в историю освобождения народов СССР как имя одного из лучших людей русского народа.

После обряда "гражданской казни" начался скорбный путь Чернышевского по каторге и ссылке. Он был отправлен в Нерчинскую каторгу. Он надеялся, что когда кончится срок тюремного заключения, он сможет вернуться к работе. Тяжела была жизнь Чернышевского на Нерчинской каторге. Но он яе терял бодрости духа, он работал и поражал своей работоспособностью всех, кто с ним сталкивался. 18 апреля 1868 г. Чернышевский писал жене, что со следующей весны он, по всей вероятности, будет жить в Иркутске или Красноярске, "тогда, - мечтал Чернышевский, - придет время писать для печатанья и будет можно воспользоваться множеством планов ученых и беллетристических работ, которые накопились у меня в голове за эти годы праздного изучения и обдумыванья"² .

Окончился срок каторги, а Чернышевского не освобождали. Он с тревогой и тоской спрашивает в письме к жене 12 января 1871 г.: "Долго ли еще протянется это промедление?" Но вместо долгожданной свободы пришло "совершенно секретное" предписание о переводе Чернышевского в Вилюйск и о заключении его там в камеру, где прежде содержался "арестант номер 11".

Чернышевского отправляют зимою 1871 г. в далекий, далекий путь от Александровского завода Нерчянской каторги к Вилюйску. В заброшенном городишке снова острог, снова тюрьма. Чернышевский жил там тяжелой жизнью, одинокий, заброшенный. Письма, журналы доходили редко, почта не ходила иногда по нескольку месяцев, телеграфа не было. Скудная пища, почти тюремный режим, издевательское отношение стражи, гнусные доносы, обыски. В нелегальном журнале "Общее дело" в 1879 г. появилось описание жизни вилюйского узника: "В занесенной снегом пустыне, в убогой промерзлой лачужке, с вооруженными солдатами у дверей", тихо домучивается великий страдалец. Рано поседевшая голова его уже сдружилась с терновым венком; лавровый - увенчает его могилу. Не радостные приветствия и теплые братские речи раздаются вокруг него, но погребальные напевы, снежные вьюги, дикие завывания волчьей стаи. Пожираемый скорбутом, мертвящею тоскою, больной, голодный, он работает по ночам, при свете сальной' свечи, и поздний сон не освежает его больную голову... шестнадцать лет прошло, как

¹ Герцен. Полное собрание сочинений. Т. XVII, стр. 261.

² "Чернышевский в Сибири". Переписка с родными. Вып. I, стр. 11 - 12. С. -Петербург. 1912.

палачи завалили склеп тяжелым камнем и невыносимо стало дышать в нем". В том же году в "Набате" о Чернышевском писали: "У кого тлеет хоть искра души, поймет, что вынес этот невинный мученик, с громадными умственными потребностями, с жаждой жизни и деятельности, шестнадцать лет захлопнутый в своем каменном гробу! Есть нравственные страдания до того ужасные, что перед ними тускнеет распятие, прокатывание на гвоздях кажется отдыхом"¹ .

Революционные народники хотели сплети Чернышевского, Дважды Герман Лопатин пытался организовать побег Чернышевскому. Организация проваливалась в самом начале. Наиболее смелая попытка освободить Чернышевского из Вилюйска была сделана замечательным революционером того времени Ипполитом Мышкиным. Переодевшись жандармским офицером, он добрался уже до Вилюйска, но там исправник заподозрил подлинность его полномочий. Мышкин был арестован и впоследствии казнен. Положение Чернышевского после этого еще более ухудшилось. Он подвергался унизительным обыскам, и после одного из них, когда полковником Купенковым у него было отобрано все им написанное (около пуда), Чернышевский стал сжигать все, что писал. Страшно читать рассказ об этом старожилки города Вилюйска Евдокии Васильевны Корякиной, близко знавшей Чернышевского: "Писал он все. Пишет, пишет, бывало, а потом начинает жечь, пока все не сожгет. Спрашиваю я его: зачем это ты, Гаврилыч, пишешь, а потом жгешь? А он посмотрит на меня, губами поведет, глаза печальные, печальные, да так ничего и не скажет"² . Чернышевский написал в Сибири, повидимому, "Примечания к "Капиталу" Маркса, который он там получил, роман "Отблески сияния", "Рассказ из Белого зала", в последний он хотел вложить все лучшие мысли, чаяния и надежды человечества. Роман этот Чернышевский начал писать еще в руднике "Кадае".

Тем не менее политически царизм не мог сломить Чернышевского. В 1874 г. в Вилюйск послан был адъютант генерал-губернатора Восточной Сибири Винников с целью побудить Чернышевского написать царю о помиловании. Мы знаем, что такой видный политический деятель, как Михаил Бакунин, в свое время написал унизительную "Исповедь" - просьбу о помиловании царю Николаю I. Чернышевский не унизился до этого. Вот что рассказывает сам Винников: "В острожке я не застал Чернышевского, жандарм указал мне в сторону озерка, недалеко от острожка, прибавив, что "арестант гулять вышел, это он делает ежедневно", - было это часа в два. Я увидел Чернышевского сидевшим на скамеечке, лицом к озерку, в сером одеянии, с открытой головой. Я подошел к нему и представился, проговорив, что мне, между прочим, поручено генерал-губернатором спросить вас - "всем ли вы довольны? Не имеете ли претензий?" Он встал со скамейки, быстро оглядел меня сквозь очки с ног до головы, оглядел, не торопясь, самого себя, нагнув при этом голову. Затем, приподняв ее, он проговорил: "Благодарю вас! Кажется, всем доволен и претензий не имею". Я попросил его сесть, сел и сам рядом, проговорив, что мне еще нужно поговорить с ним по одному важному обстоятельству. Он сел просто, непринужденно, без всякого видимого интереса на сухощавом, бледножелтоватом лице, поглаживая рукой свою клинообразную бородку, глядя на меня через очки невозмутимо-спокойно. При этом я заметил его откинутые назад волосы, морщины на широком, загоревшем лбу, морщины на щеках и сравнительно белую руку, которою он поглаживал бороду. Я приступил прямо к делу: "Николай Гаврилович! Я послан в Вилюйск со специальным поручением от генерал-губернатора именно к вам... Вот, не угодно

¹ Клевенский, М. "Н. Г. Чернышевский в нелегальной литературе 60- 80-х гг". "Литературное наследство" N 25 - 26., стр. 562. за 1936 г.

² "Сибирские вести" за 1912 г., стр. 51.

ли прочесть и дать мне положительный ответ в ту или другую сторону". И я подал ему бумагу. Он молча взял, внимательно прочел и, подержав бумагу в руке, может быть, с минуту, возвратил мне ее обратно и, привставая на ноги, сказал: "Благодарю. Но, видите-ли, в чем же я должен просить помилования?! Это вопрос... Мне кажется, что я сослан только потому, что моя голова и голова шефа жандармов Шувалова устроены на разный манер, - а об этом разве можно просить помилования?! Благодарю вас за труды... От подачи прошения я положительно отказываюсь".

По правде сказать, я растерялся и, пожалуй, минуты три стоял настоящим болваном.

- Так, значит, отказываетесь, Николай Гаврилович?!

- Положительно отказываюсь! - и он смотрел на меня просто и спокойно.

- Буду просить вас, Николай Гаврилович, - начал я снова, - дать мне доказательство, что я вам предъявил поручение генерал-губернатора.

- Расписаться в прочтении? - докончил он вопросом.

- Да, да, расписаться.

- С готовностью! - И мы пошли в его камеру, в которой стоял стол с книгами, кровать, и, кажется, кое-что из мебели. Он присел к столу и написал на бумаге четким почерком:

"Читал, от подачи прошения отказываюсь. Николай Чернышевский".

Уезжая от него, мне сделалось стыдно за себя, а может быть что и другое", - добавляет Винников"¹ .

В Вилюйске Чернышевский узнал о тяжелой болезни Некрасова и писал Пыпину: "Если, когда ты получишь мое письмо, Некрасов еще будет продолжать дышать, скажи ему, что я горячо любил его, как человека, что я благодарю его за его доброе расположение ко мне, что я целую его, что я убежден: его слава будет бессмертна, что вечна любовь России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов. Я рыдаю о нем" ² .

Пыпин передал больному Некрасову привет Чернышевского. Некрасов уже умирал. Он сказал едва слышно, предсмертным топотом: "Скажите Николаю Гавриловичу, что я очень благодарю его; я теперь утешен; его слова дороже мне, чем чьи-либо слова"³ .

Когда поэт А. К. Толстой, близкий к Александру II, во время охоты, вскоре после осуждения Чернышевского, на вопрос царя, что нового в литературе, ответил: "Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского", - Александр II недовольно сказал: "Прошу тебя, Толстой, никогда не напоминать мне о Чернышевском"⁴ .

21 год каторги, тюрьмы и ссылки получил Чернышевский от царского правительства за огромную работу, которую он выполнил для народа, так царское правительство расправилось с ним.

Лишь в ночь с первого на второе сентября 1883 г. Чернышевский выехал из Вилюйска под именем "секретного преступника N 5"; Чернышевскому разрешили вернуться в Европейскую Россию, но лишь по дороге он узнал, что ему назначен местом жительства город Астрахань. 22 октября 1883 г., через 17 лет, Чернышевский увиделся с семьей. Здесь, в Астрахани, а затем в Саратове протекли его последние годы. Он выполнил здесь новую большую работу. Чернышевский не хотел сдаваться. Он работал до последнего часа своей жизни и уже больной,

¹ Кокосов, В. "К воспоминаниям о Н. Г. Чернышевском". "Русское богатство" за 1905 г. N 11 - 12, стр. 172 - 173.

² "Чернышевский в Сибири". Т. II, стр. 200.

³ Там же, стр. 210.

⁴ Там же, стр. XLIII.

в бреду, продолжал диктовать перевод "Всеобщей истории" Вебера и выполнил еще целый ряд других литературных работ.

Попы, которые ненавидели Чернышевского в течение всей его жизни за его атеизм, за его революционную деятельность, похороны его осквернили своим участием и гнусными некрологами. Цензура царская строго следила за тем, чтобы в печати не появилось каких-либо хвалебных статей о Чернышевском, чтобы правду не сказали о Чернышевском. Но эту правду нельзя было скрыть. Как ни строга была цензура, но значительная часть произведений Чернышевского была издана еще при царизме. Действительно же полное собрание сочинений Чернышевского возможно стало издать только после Октябрьской социалистической революции. Только революция сделала возможной достойную оценку деятельности Чернышевского, имя которого было символом борьбы для многих поколений.

Марксисты, критически относящиеся к утопическому характеру социалистических взглядов Чернышевского, ценят в нем одного из великих революционных демократов, последовательного материалиста, предшественника революционной марксистской мысли, человека, который много сделал для того, чтобы "расчистить путь революционному движению в России. Мы видим, с каким величайшим уважением писали о нем Маркс и Энгельс, как заботились они о Чернышевском.

В многочисленных своих высказываниях о Чернышевском Ленин раскрывает перед нами образ этого великого мыслителя, для которого, как и для Белинского, любовь к благу родины была единственной страстью.

Чернышевский - глава целого поколения революционных просветителей русского народа. Он любил свою родину, любил свой народ. Ленин в 1920 г. писал в "Детской болезни "левизны" в коммунизме": "В течение около полувека, примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России, под гнетом невиданно дикого и реакционного царизма, жадно искала правильной революционной теории, следя с удивительным усердием и тщательностью за всяким и каждым "последним словом" Европы и Америки в этой области. Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы"¹ .

Н. Г. Чернышевский под гнетом невиданного, дикого и реакционного царизма жадно искал правильной революционной теории и выстрадал неслыханными муками и жертвами, невиданным революционным героизмом, невероятной энергией и беззаветностью исканий право на то, чтобы благодарное потомство поставило его в ряд с величайшими деятелями революционного движения.

Чернышевский в романе "Что делать?", рисуя жизнь людей при социализме, писал: "То, что мы показали тебе, не скоро будет в полном своем развитии, какое видела теперь ты. Сменится много поколений прежде, чем вполне осуществится то, что ты предощущаешь. Нет, немного поколений: моя работа идет теперь быстро, все быстрее с каждым годом, но все-таки ты еще не войдешь в это полное царство моей сестры; по крайней мере, ты видела его, ты знаешь будущее. Оно светло, оно прекрасно. Говори же всем: вот, что в будущем, будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего. Стремитесь

¹ Ленин. Соч. Т. XXV, стр. 175.

к нему, работайте для его, приближайте его, переносите из него в настоящее все, что можете перенести"¹ .

Но осуществление социализма стало возможно тогда, когда на смену утопическому социализму пришел пролетарский научный социализм Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, когда победила Октябрьская социалистическая революция, когда стало возможным для этого будущего строить свободно, радостно, с сознанием того, что мы делаем большое историческое дело мирового значения.

"Прометеем на скале" назвал Чернышевского Плеханов. Чернышевский был действительно таким Прометеем, тело которого расклевывали гнусные палачи. Но мысль Чернышевского осталась вечным памятником плодотворности гигантских усилий одного из тех замечательных людей, которых дал человечеству русский народ. Чернышевский уверен был в победе народа и сделал все, что мог, для этой победы.

Ленин писал, что есть две России: одна Россия - Пуришкевичей, Россия реакционеров, и другая Россия - Россия революционная, Россия, которая указывает путь человечеству; и в числе людей, которые символизируют эту Россию, Ленин называл имя Чернышевского² .

"Мы знаем так же верно, как дважды два четыре, что за ночью последует день, и кто доживет до светлого дня, конечно, будет наслаждаться сиянием более ярким и живительным, нежели какой давали светила ночи, которые озаряют наш путь наш во мраке", - писал Чернышевский.

И мы, ученики Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, с благодарностью вспоминаем о Чернышевском, о славном деятеле минувшей эпохи, когда только брезжила заря свободы, о Чернышевском, который и в одиночестве, в казематах Алексеевского равелина Петропавловской крепости и на далекой Нерчинской каторге, в глухом Вилюйске - всюду гордо нес знамя освобождения русского народа от царизма, знамя социализма.

Это знамя подняли в новую эпоху Ленин и Сталин. Они создали нашу непобедимую партию, они привели нас к великим победам социализма. Они научили нас любить таких славных предшественников наших, как Белинский, Добролюбов, Чернышевский.

¹ Чернышевский, Н. Соч. Т. IX, стр. 265.

² См. Ленин. Соч. Т. XVII, стр. 143.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Ем. ЯРОСЛАВСКИЙ:

Комментарии: