Libmonster ID: RU-9169

Условия рецепции

В связи с расширением сферы коммуникаций проблема перевода приобрела в XX в. определяющее значение во всех областях познания и культуры. Как и почему это произошло, какие следствия философского и эпистемологического плана это породило - эти вопросы я рассматриваю в работе "Познание и перевод. Опыты философии языка"1. Вместе с тем у этих вопросов есть и культурно-историческая, и своя концептуально-терминологическая сторона, которые будут далее рассматриваться на примере психоанализа. Роль перевода в культуре не есть величина постоянная и неизменная. В России проблема перевода приобрела особенную актуальность с начала постсоветского периода. В самом деле, разрушение идеологических барьеров в отношениях между Россией и Западом, активные научные и культурные контакты вывели на первый план вопрос об усвоении неусвоенного, об апроприации вытесненного. Если в течение почти 60-ти лет (с конца 1920-х по конец 1980-х годов) современная западная гуманитарная мысль лишь ограниченно допускалась в советское культурное пространство, то 1990-е годы представляют собой на этом фоне разительный контраст. Они стали, в частности, периодом широкого освоения современной западной научной и философской мысли. В это же поле притяжений попадает и интерес к психоанализу: новые из-


1 Автономова Н. С. Познание и перевод. Опыты философии языка. М., 2008.

стр. 56

дания, новые переводы, которые начались как раз на переходе к новой, "постсоветской" эпохе в 1989 г., когда после долгого перерыва впервые были переизданы некоторые классические работы Фрейда.

В общем и целом этот период отмечен настоящим культурным потрясением - в частности, потому что отныне речь шла уже не о постепенном усвоении нового, как обычно бывает при "нормальном" взаимодействии культур, но о резком прорыве и одновременном появлении на культурной и интеллектуальной сцене - подчас вне всякой логики и хронологии - текстов и культурных продуктов разных периодов. Эта сцена подчас оказывалась пестрой, красочной, хаотичной. Так, в искусстве и искусствоведении постмодерн мог появиться раньше недоосвоенного модерна, в философии неофеноменология могла прийти раньше перевода и изучения работ Гуссерля (хотя в начале XX в. было сделано несколько переводов Гуссерля на русский), а в том же психоанализе какие-то новейшие подходы могли возникнуть перед читателем прежде, чем ему удавалось освоить классическое психоаналитическое наследие. У читателя все это создавало ощущение шока, растерянности, которые могут преодолеваться лишь постепенно, а потому не вполне преодолены и сейчас, когда информационный вакуум успешно заполняется.

Сложность процессов усвоения нового общеизвестна. Тем более это относится к такому течению, как психоанализ, который представляет собой в равной мере теорию и практику, идеологию и набор конкретных методик. Как можно "перевести", "перенести" психоанализ и соответственно освоить, усвоить его? Может ли вообще это порождение западной культуры быть перенесено через свои границы - идеологические, социальные, исторические?2.


2 О том, что значит непреодолимая идеологическая граница на пути психоанализа, мне довелось узнать не понаслышке. Переведенная мною в начале 1980-х годов книга "Рождение психоаналитика: от Месмера до Фрейда" Р. де Соссюра и Л. Шертока [Chertok L., Saussure R. de. Naissance d'un psychanalyste: de Mesmer a Freud, Paris: Payot, 1973], пролежала в столе редактора издательства "Прогресс" десять лет и вышла в свет только в 1991 г., когда психоанализ получил правительственную поддержку от самого Б. Ельцина. Наличия в заглавии одного только слова "психоанализ" было достаточно, чтобы в течение долгих лет полезная книга почти учебного профиля оставалась запрещенной к публикации. В дальнейшем мне пришлось быть свидетелем того, как постепенно преодолевались идеологические барьеры в процессе развивающихся взаимодействий российских и французских исследователей, но это - тема отдельного рассказа.

стр. 57

Этот вопрос всегда остро стоял в истории психоанализа - и при жизни Фрейда, и после его смерти. Тем более остро стоит этот вопрос применительно к постсоветской ситуации, которая не имеет "нормального" непрерывного исторического опыта усвоения психоанализа и должна сейчас осваивать сразу многое и разное.

Известный французский историк психоанализа Элизабет Рудинеско, анализируя историческую обстановку, при которой психоанализ может укореняться и развиваться, некогда отметила четыре необходимых для этого условия1. Это: наличие в общественном сознании такой концепции душевной болезни, которая бы не прибегала к ссылкам на сверхъестественные причины; наличие правового государства, признающего ограниченность своей власти над гражданским обществом и индивидами и, в частности, "свободу слова"; сформированность слоя интеллигенции, осознающей свои права и обязанности и способной их защищать; наконец, развитие модернистской литературы - т.е. особой культуры обращения со словом, которая оказывается чувствительной к открытиям психоанализа. Это, конечно, не столько "необходимые условия", сколько фактические обстоятельства, сложившиеся в Западной Европе в эпоху Фрейда. Но именно с них начинается отличие в судьбе психоанализа в Европе и в России.

Что касается Франции, то в ней все эти отмеченные выше условия сложились не сразу, но рано или поздно развились все. Что же касается России, то в ней имелись, хотя и в офаниченном виде, первое и последнее условия - медицинско-психиатрическая концепция психической болезни, с одной стороны, и вкус к модернистской литературе, с другой: как известно, в первой четверти в. Россия славилась своими литературными и художественными экспериментами, и эти открытия из культуры не исчезли. Однако в России не было ни второго, ни третьего условий существования и развития психоанализа: ни правового государства, ни способной активно защищать свои права интеллигенции. Эти нехватки уже сыграли роковую роль в исчезновении психоанализа в 1930-е годы, а ныне, можно предположить, от развития этих сторон общественной жизни будут в известной степени зависеть дальнейшие шансы российского психоанализа на выживание, развитие, распространение.


3 Roudinesco E. Comment ecrire l'histoire de la psychanalyse? // Carrefours sciences sociales et psychanalyse: le moment moscovite // Sous la dir. de B. Doray et de J. -M. Rennes. L'Harmattan, 1995. P. 255 - 263.

стр. 58

Историческая траектория и "забытые" события

Этапы истории психоанализа в России можно контурно обрисовать так. Первое пришествие Фрейда на российскую почву, как считают историки, началось уже в конце XIX в. В последнее предреволюционное и первое послереволюционное десятилетие психоанализ был довольно широко распространен в России: с одной стороны, в среде земских врачей, а с другой - в декадентской литературной среде (Бенедикт Лившиц, например, называл себя в "Полутораглазом стрельце" убежденным фрейдистом). В послереволюционной России психоанализ воспринимался как последнее слово западной материалистической науки. При этом на первый план выдвигалась задача раскрепощения энергии, сдавленной вытеснениями, и обращения ее на общее дело, на пользу человечеству. Таким образом, акцент ставился на психоанализ как науку и как эмансипационную (освободительную) практику4. Речь шла, конечно, прежде всего об освобождении энергии пролетариата. В более умном виде эти идеи развивались В. Н. Волошиновым, в менее умном и даже гротеском, скажем, А. Залкиндом.

Правда, этот период был недолгим: смена социокультурных приоритетов, переход от революционного порыва к централизованному планированию и государственному регулированию упразднил установку на личную эмансипацию. В 1930-е годы лозунг "освобожденного труда" сменился лозунгом выполнения директив пятилетнего плана любой ценой. В соответствии с этим сдвигом общественных настроений былые адепты психоанализа переменили область своих интересов еще до того, как политико-идеологические давления принудили психоанализ исчезнуть со сцены5.

Второе пришествие Фрейда на российскую культурную почву-с перерывом в шестьдесят лет - началось с конца 1980-х годов. В этом возобновлении интереса к психоанализу в России перекрещивались разные побуждения: заполнить мировоззренческий вакуум, отведать ранее запретный плод, облегчить боль от ран и травм, в изобилии выпавших на долю российского человека. При


4 Пружинина А. А., Пружинин Б. И. Из истории российского психоанализа // Философия не кончается. Из истории отечественной философии. 1920 - 1950-е годы. М., 1998. С. 118 - 152.

5 Эти процессы трактуются историками психоанализа по-разному, что заслуживало бы отдельного обсуждения. См., в частности: Miller M. Freud au pays des Soviets. Paris: Seuil, 2001.

стр. 59

этом подчас возникал соблазн прямо противопоставить утерянной идеологической опоре в лице марксизма новую - фрейдистскую. Таким образом, ни "научного", ни "эмансипативного" интереса второе пришествие психоанализа на российскую почву не несет: этот интерес скорее "идеологический" (замена старого мировоззрения) и "психотехнический" (поиск быстрого успеха в лечении).

После долгого перерыва внедрение психоанализа в культуру несло в себе и шансы открытия, и возможности догматизации. С одной стороны, возникали различные формы "нормальной" работы - издание журналов, переводы, создание ассоциаций, практика и обучение (в основном через зарубежных учителей, приезжающих в краткие командировки) и проч. С другой стороны, особенно поначалу, неофиты были явно склонны к лакировочному догматизму и в отношении к Фрейду, и в отношении к самим себе. Так, Фрейд подчас представал как героическая личность, окруженная любящими учениками, как творец радикально нового мировоззрения и создатель чудодейственного лечебного средства. Сами же адепты подчас выдавали себя за давних и убежденных психоаналитиков, издавна практиковавших где-нибудь в Сибири... Эта линия была представлена, например, А. Белкиным, который, впрочем, много сделал затем для развития психоанализа.

При этом довольно распространенной тенденцией стало стремление возвышать и героизировать собственное место в истории психоанализа, а вследствие этого замалчивать или преуменьшать роль тех исследователей бессознательного и психоанализа, работа которых предшествовала нынешнему "ренессансу". Так, недооценивая доперестроечный период в исследовании проблематики бессознательного, некоторые критики - как в России, так и на Западе - замалчивали чрезвычайно важную роль Тбилисского симпозиума 1979 г. по проблеме бессознательного, а также роль его организаторов - Филиппа Вениаминовича Бассина (1905 - 1992) с советской стороны и Леона Шертока (1911 - 1991) с французской - в развитии франко-российских гуманитарных контактов. Это было особенно выгодно тем, кто в более легкие перестроечные времена претендовал в российском психоанализе на лавры первооткрывателей. На самом же деле, роль Тбилисского симпозиума нельзя преуменьшить уже хотя бы потому, что четырехтомные Труды симпозиума, доступные в библиотеках, в течение целых десяти лет (с 1979 по 1989) давали достойный материал для размышлений (в том числе, из первых рук, тексты иностранных

стр. 60

участников - в переводах или в оригиналах) тем, кто интересовался бессознательным и психоанализом6. Их выход свидетельствовал о реабилитации проблематики бессознательного, но еще не был и не мог быть знаком реабилитации психоанализа, однако он сыграл важную роль в подготовке сообщества к восприятию психоанализа. Когда настали новые времена, эти люди были забыты - каждый в своей стране. В России те, кто продвигал уже легализованный психоанализ, не хотел вспоминать о тех, кто прокладывал им путь. Во Франции в силу традиционной непримиримости психоанализа к гипнозу и внушению такое направление интереса сразу делало человека изгоем в среде психоаналитиков. Бассин и Шерток были фигуры спорные, противоречивые, часто вступавшие в дискуссии друг с другом. Однако именно благодаря их усилиям, их многолетней научной дружбе мы обязаны тем, что Тбилисский симпозиум состоялся, несмотря на все препятствия и препоны, с которыми сталкивались его организаторы.

Другое событие, которое столь же или даже парадоксальным образом более забыто в наши дни, - это крупнейшая русско-французская конференция "Психоанализ и науки о человеке". Оно случилось уже не в эпоху "застоя", как Тбилисский симпозиум, но в самом начале постсоветского периода. Конференция была организована в Москве весной 1992 г., после долгих лет подготовки, силами ряда институтов Академии наук (прежде всего Института философии), а с французской стороны - Межминистерской миссией исследований и экспериментов (MIRE). Это было время большого интереса к России, а также время взаимного российско-французского энтузиазма, когда в конференции "Психоанализ и науки о человеке" рвались участвовать самые известные ученые. С французской стороны это были такие видные фигуры, как Морис Годелье, Жан-Жозеф Гу, Люсьен Сэв, Ив Коэн, Лоран Тевено, Клод Фожерон, Элизабет Рудинеско, Анри Руссо, Клод Рабан, Моник Шнайдер, Даньель Берто, Анн Мюксель и мн. др. С российской стороны в заседаниях участвовали В. Лекторский, Б. Пружинин, В. Ядов, Б. Грушин, В. Подорога, С. Хоружий, Н. Макашева, А. Аникин и др. (автору этих строк довелось быть как организатором конференции, так и ее участником, выступившим


6 Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Тбилиси: Мецниереба, 1978. Т. I-III. Т. IV по итогам симпозиума вышел в Москве на русском и на французском языках: Inconscient: la discussion continue / Sous la dir. de A. Pranguichvili, F. Bassine, P. Chochine. Moscou: Progress, 1989.

стр. 61

с докладом на заседании, посвященном психоанализу и теории познания).

На конференции рассматривались социальные, культурные, политические, исторические аспекты психоаналитической проблематики. Разнообразие форм и способов такого взаимодействия психоанализа с науками о человеке с трудом умещались в рамки отдельных секций. Это были экономические, социальные, психологические аспекты денег (соответственно французским и русским руководителями секции были В. Топалов, А. Аникин), смысл труда, мотивация, конфликты (И. Кло, В. Ядов), нормы, право, отклонения, социальная динамика (К. Фожерон, Б. Грушин), история и амнезия (К. Ингерфлом, В. Зинченко), трансляция ценностей и процесс социализации (Ж. Мэтр, О. Генисаретский); пленарные заседания были посвящены проблемам психоанализа и теории познания (П. Гийомар, В. Лекторский), социогуманитарной экспертизе сложных социальных объектов (И. Шварц, В. Степин), кризису цивилизации и трансформации менталитетов. Важной составляющей в работе конференции было также обсуждение проблем психоанализа в контексте эпистемологической проблематики. В этой связи можно назвать выступления, посвященные проблеме аффекта в широко понимаемых познавательных процессов (Моник Шнайдер), соотношению психологизма и антипсихологизма и его роли в концептуализации психоанализа (Ивон Брес), отношению психоанализа к науке вообще и отдельным наукам, в частности (Эрик Лоран и др.).

Однако приходится отметить, что в данном случае попытка культурного диалога на стыке психоанализа и социально-гуманитарных наук не породила резонанса, на который была вправе рассчитывать, и не нашла продолжения. Получилось так, что "перенос" не стал "переводом" и пониманием, и тому были свои причины культурного и историко-познавательного характера. Если первый французский десант в Тбилиси (1979) привез с собой (наряду с более традиционными подходами) учение Лакана как средство борьбы против "хозяев, богов, тиранов", то этот, второй французский десант на конференции стремился представить в России нечто гораздо более мирное и конструктивное: то, как реально работает психоанализ в тесном контакте с социально-гуманитарными дисциплинами, в каких аналогиях, подходах, методах он присутствует в этих познавательных областях. Однако, по-видимому, именно здесь (кроме, пожалуй, философов и эпистемологов) обнаружилось наибольшее непонимание и отчуждение, так как в отличие от французского

стр. 62

российский психоанализ (и тогда, в начале 1990-х, и поныне) не имеет никаких форм значимого присутствия в профессионально сложившихся и академически солидных областях гуманитарного познания.

Важно также иметь в виду - и на московской конференции это нашло свое выражение, - что марксистская мысль во Франции в течение долгого времени развивалась в сфере притяжения к психоанализу, выступавшему как область анализа субъекта, языка, символа, форм социального обмена, как средоточие многоплановых междисциплинарных пересечений. Одновременно с этим силой, цементирующей все эти процессы, стала во Франции психоаналитическая и философская концепция Жака Лакана: он оказался властителем дум целой эпохи и сумел привлечь на свою сторону гуманитарную и художественную интеллигенцию самых различных ориентаций. В обстановке кризиса главных философских направлений и господствующих идеологических систем (ситуация, в чем-то сходная с нашей) многие направления гуманитарной мысли так или иначе повернулись к человеку как индивиду. А понятия психоанализа - это прежде всего средства, которые концептуализируют структуры и процессы индивидуальной психики, направляющей человеческую судьбу. Если считать (как это делает, например, Ж. Лапланш) главным в человеке его стремление к самоистолкованию и тем самым к подкреплению и пересмотру той структуры изначальных символов, которая складывается у ребенка в первые годы жизни, тогда, по-видимому, мы можем считать психоанализ своего рода "ферментом преобразований", который, в частности, проявляет себя при взаимодействии психоанализа с другими формами гуманитарного знания.

Так в чем же причина вытеснения этого крупнейшего события из интеллектуальной истории постсоветской России? В чем причины этого дефицита исторической памяти и исторической рефлексии? Быть может, среди причин этого явления - еще не произошедшая консолидация российского психоаналитического сообщества, его настороженность по отношению к более прочным, хотя и быстро менявшимся, традиционным гуманитарным дисциплинам? Отмечу также, что и представители российской гуманитаристики (психологи, социологи, экономисты), во всяком случае, на этой московской конференции относились к психоанализу с некоторой напряженностью и недоверием, подчас приписывая ему реальные или, чаще, мнимые, или давно преодоленные пороки, такие, как натурализм и пансексуализм. Российских исследователей устрашало

стр. 63

умонепостигаемое разнообразие ответвлений и школ французского психоанализа, тонкости концептуальных и доктринальных различий между ними. Что же касалось французов, то они искренне изумлялись тому иррациональному контексту, в котором расцвел у нас здесь интерес к душе, телу, бессознательному. В самом деле, религия, магия, увлечение оккультизмом или астрологией - ко всему этому трезвый (хотя и увлекающийся) ум француза может относиться либо иронически, либо сочувственно - как к проявлению душевной болезни общества. Но важнее другое. Сотрудничество с западными коллегами в области гуманитарного познания еще пару десятилетий назад в таких объемах и формах было немыслимо.

Отнюдь не случайно в кулуарах конференции ее нередко называли "Тбилиси-2". И для россиян, и для большой группы французских психоаналитиков Тбилисский симпозиум но проблеме бессознательного в 1979 г. был крупным событием. Вышло, однако, так - история часто шутит, и об этом здесь уже неоднократно говорилось, - что в наши дни очень многим хотелось бы об этом забыть. Ведь многие наши соотечественники некогда ознаменовали Тбилисский симпозиум либо неучастием, либо активным противодействием, а теперь склонны отзываться о нем пренебрежительно. Что же до французов, то они в те далекие времена чуть было не пошли на поводу априорных иллюзий о необходимости политических демонстраций любой ценой - вне зависимости от места, времени и конкретных условий. Бури и грозы таились в накаленной атмосфере Тбилиси. Но теперь уже точно можно сказать: четыре увесистых тома материалов симпозиума, взрастивших целое поколение исследователей в духе интереса к проблематике бессознательного, - разве это не было победой?

На Московской конференции все было иначе: царила атмосфера человеческого доверия. Однако от доверия, как оказалось, еще далеко до понимания: общие языки и возможности перевода подходов и традиций не были выработаны. Но от этих контактов, от этого события остался слой произнесенного, выговоренного (и даже отчасти опубликованного7) познавательного опыта, который может дать новые всходы, если российский психоанализ, углубивший ныне в институциональные дела и клиническую практику, вновь


7 Психоанализ и науки о человеке. По материалам российско-французской конференции "Психоанализ и науки о человеке" (30 марта - 3 апреля 1992 г.) / Под. ред. Н. С. Автономовой и В. С. Степина. М., 1995; Carrefours sciences sociales et psychanalyse: le moment moscovite / Sous la dir. de B. Doray et de J. -M. Rennes. Paris: L'Harmattan, 1995.

стр. 64

заинтересуется психоанализом как теорией, как особой формой знания о человеке.

Современные парадоксы

Как бы то ни было, нельзя не отметить, что "второе пришествие" психоанализа столкнуло постсоветского читателя с таким идейным хаосом, которого не было во времена первого пришествия Фрейда на российскую почву. Ранний и классический Фрейд, его ближайшие ученики (особенно Юнг с его архетипами бессознательного), неофрейдистские социальные перетолкования (Хорни, Фромм, Салливан), парадоксальный "возврат к Фрейду" Жака Лакана8, работы немецких аналитиков на стыке с герменевтикой (А. Лоренцер), но также работы, посвященные восточным психотехникам, измененным состояниям сознания, нетрадиционным формам религиозного опыта, - все это одновременно претендует на читательское внимание. От разных "других" исходят противоречивые импульсы. Через кого и как самоопределяться растерянному читателю?

Во всем этом приходилось разбираться, а для этого была нужна, в частности, и поначалу мощная просветительская работа. Она отчасти делается, но не во всем и не всегда. Например, работы Лакана, даже уже тогда, когда во второй половине 1990-х годов начали переводиться, в течение долгого времени выходили без какого-либо понятийного комментария и без вступительных статей (таково, кажется, было французское условие перевода и издания Лакана), а потому они, как правило, не становятся предметом обсуждения за пределами достаточно узкого круга, а в целом воспринимались достаточно поверхностно. А жаль... Если бы лакановская концепция человека как изначально расщепленного существа (концепция, трагическая по сути своей) была переводима на более доступный язык, она могла бы оказаться более созвучной сути "русского


8 Почти тридцать лет назад мне довелось впервые представить Лакана советскому читателю: Автономова Н. С. Психоаналитическая концепция Жака Лакана // Вопросы философии. 1973. N И. С. 143 - 151. Ср. также: Avtonomova N.Lacan: renaissance ou fin de la psychanalyse // L'Inconscient: la discussion continue. Moscou: Progress, 1989. P. 313 - 328; Avtonomova N. Lacan avec Kant: l'idee du symbolisme // Lacan avec les philosophes. Paris: Albin Michel, 1991. P. 67 - 132; разделы в книге: Автономова Н. С. Познание и перевод. Опыты философии языка. М., 2008 (Глава четвертая. Лакан: парадоксы познания бессознательного; Глава пятая. Фрейд, Лакан и другие: в спорах о теории и практике психоанализа).

стр. 65

характера" и "русской души", нежели некоторые американские рецепты психологического взбадривания и адаптации любой ценой, независимо от индивидуального состояния и наклонностей человека. Отмечу, однако, что за последнее десятилетие лакановская концепция и вытекающие из нее практики становятся предметом все более широкого и интенсивного обсуждения. Можно назвать немало интересных исследователей (особенно в Санкт-Петербурге): это прежде всего В. Мазин, А. Черноглазое, переводчик лакановских Семинаров, А. Юран9 и др.; совсем недавно в России начал издаваться "Международный Психоаналитический журнал" при участии дочери Лакана Жюдит Миллер. Кажется, и в современной Франции после спадов и охлаждений лакановские течения вновь привлекают к себе заинтересованное внимание.

Характерной особенностью современного периода в российском психоанализе является довольно быстрая его институционализация без должной, как мне представляется, его проблематизации: размножаются институты, ассоциации, группы, как правило, ориентированные на те или иные западные традиции. Можно назвать многих энтузиастов, трудящихся на ниве российского психоанализа. Однако парадокс нынешней ситуации заключается в том, что практически все составляющие психоанализа в современной России еще не "созрели", еще находятся в процессе становления. Так, еще не возник "пациент", "анализант" - или, иначе говоря, тот слой материально, социально, интеллектуально подготовленных, высоко ценящих свое душевное здоровье людей, для которых психоанализ стал бы жизненной потребностью. Не существует и аналитика, который мог бы с полным правом называть себя психоаналитиком - т.е. прошедшим должную подготовку в виде личного и дидактического анализа. Осознающие это люди скромно считают себя психотерапевтами "с ориентацией на психоанализ", менее скрупулезные


9 Читателю представлены, большей частью в переводах А. Черноглазова, важнейшие работы Лакана. Среди них упомяну такие, как "Функция и поле речи и языка в психоанализе" (М., 1996), "Инстанция буквы в бесознательном или Судьба разума после Фрейда" (М., 1997), а также ряд лакановских Семинаров: Работы Фрейда по технике психоанализа (1998): "Я" в теории Фрейда и в технике психоанализа (1999); Изнанка психоанализа (2008); Образования бессознательного (2002); Четыре основные понятия психоанализа (2004); Этика психоанализа (2006); Тревога (2010); Еще (2011). За последние годы вышел ряд интересных работ В. Мазина, А. Черноглазова, А. Юран; их перечень читатель найдет на сайте http://www.lacan.ru/biblio.htlm ("Лаканалия").

стр. 66

люди, напротив, бесцеремонно говорят от имени психоанализа, преподают психоанализ - например, в частных университетах, где "психоаналитиков" подчас готовят одновременно с "социальными работниками". "Дикий анализ" встречается и в среде практиков, и в среде "прикладных аналитиков", сочиняющих психоаналитические портреты политических деятелей - от Чаадаева до Путина...

Хотя в этот начальный период по-настоящему подготовленных аналитиков в России нет или очень мало, процесс их подготовки - за границей или на месте - идет очень интенсивно и в самых разных формах. Большую роль в этом процессе играет Российская психоаналитическая ассоциация, которая стремится привлечь в свои ряды максимально разносторонних участников, не выдвигая жестких доктринальных ограничений и гостеприимно привлекая представителей регионов, сторонников самых разных психоаналитических, психотерапевтических концепций, самых разных традиций. Среди наиболее ярких и удачных мероприятий, проведенных РПО за последнее время, можно назвать конгресс, посвященный 150-летию со дня рождения Фрейда10. Однако и теперь, когда более или менее успешно идут практические процессы подготовки кадров, особую роль в этих процессах наряду с различными формами практики, публичными супервизиями (обсуждением конкретных клинических случаев более опытными коллегами) играют тексты, книги. Роль просветительской, издательской работы в этом плане невозможно переоценить. Казалось бы, в ней не должно быть тех двусмысленностей и противоречий, которые наблюдаются во всех других областях психоаналитической работы. Но здесь есть свои трудности, к которым мы сейчас и переходим.

О трудностях перевода

Как переводить психоанализ на русский язык? Каким быть русскоязычному Фрейду? Как относиться к этому относительно новому для российской культуры концептуальному языку? Стоит ли его максимально унифицировать с тем, чтобы выработать своего рода койне? Стоит ли напротив его максимально разнообразить с тем, чтобы апробировать те или иные переводческие варианты?


10 См.: Материалы международной психоаналитической конференции "Зигмунд Фрейд - основатель новой научной парадигмы: психоанализ в теории и практике". Т. I, II. М., 16 - 17 декабря 2006 г. Центральный Дом ученых РАН. М., 2006. Я была на нем сопредседателем секции истории и эпистемологии психоанализа.

стр. 67

Как сохранить верность оригиналу при переводе, как обеспечить точность передачи мысли при явных различиях в культурных реальностях и в словесной материи, какую роль играет в процессе перевода наше отношение к родному языку, к языку оригинала, к языку вообще?

Психоанализ оказывается привилегированным объектом для исследования проблематики перевода сразу во многих смыслах - не только при переводе понятий, но и при изучении психоанализа как знания и как практики. Так, в психоанализе проблема перевода возникает между различными уровнями сознания в широком смысле, между разными языками, разными семиотическими системами. Царский путь бессознательного - сновидение, а потому трактовка сновидных мыслей, преобразованных в образы и сюжеты, а потом рассказанных - это тоже разные формы перевода, хотя переводу здесь подлежит не само бессознательное, но те следы, которые оно оставляет, и те превращенные формы, которые оно принимает в сознании. Механизмы перевода работают (или же не работают, ломаются) при переходе образного в словесное, при различного рода афазиях - речевых нарушениях, возникающих при сохранности органов речи и слуха, при образовании тех или иных телесных симптомов как компромиссного ответа на пережитые душевные напряжения, при отнесении эмоций, пережитых в прошлом в контакте с близкими людьми, на аналитика, а в самой общей форме - при том переносе неосознаваемого опыта в язык, который собственно и выступает как условие возможности психоанализа. В любом случае изучение различных форм психоаналитического перевода может в дальнейшем обогатить нас как эмпирией, так и теоретическими прозрениями.

Нельзя не отметить, что перевод психоаналитической литературы представляет собой немалую сложность для всех культур и языков. Во Франции, как известно, работа над "Полным Собранием Сочинений" Фрейда, которая уже практически почти завершена, вызывала и до сих пор вызывает бурные споры11. Появление этого издания следовало как внутренним тенденциям (первоначальные французские переводы Фрейда были подчас достаточно далеки от оригинала, а новые стремятся ближе подойти к означающему слою оригинала), так и некоторым внешним импульсам, подчас противоречивым. Так, оно было реакцией на английское "Стан-


11 Французское полное собрание сочинений Фрейда: Freud S. (Euvres completes - Psychanalyse. Paris: P.U.F.

стр. 68

дартое издание" с его идеей определенной медикализации и профессионализации психоанализа. До какого-то момента казалось, что англоязычный вариант - это и есть идеальный Фрейд, и это мнение всячески навязывалось как психоаналитикам, так и широким кругам читателей12. Однако вскоре стало очевидно, что англоязычный Фрейд при всех его очевидных и неоспоримых достоинствах несет на себе следы времени и тех стратегических предпочтений, которые выдвигались на первый план создателями этого издания13. В России переводы фрейдовских работ в начале XX в. иногда выходили раньше, чем в других европейских странах, однако из-за перерыва традиции ряд предложенных некогда терминов ныне устарел. К тому же с самого начала некоторые термины вводились бессистемно - разными переводчиками и в разные периоды. Лондонское издание Фрейда на русском языке не решило этих проблем, и к тому же было исключительно трудно доступным. В течение довольно долгого времени постсоветские издания Фрейда представляли собой в большинстве случаев перепечатки старых переводов без указания на переводчиков и годы издания, без какого-либо научного аппарата и комментария. Справочная психоаналитическая литература ныне чаще всего переводится с английского, что переносит на русскую почву те смысловые обертоны, которые определены английским выбором эквивалентов.

Средством моего участия в работе над русским психоаналитическим языком стал перевод классического французского Словаря фрейдовского психоанализа. Именно его - "Словарь по психоанализу" (Vocabulaire de la psychanalyse) Ж. Лапланша и Ж. -Б. Понталиса14 - я выбрала для перевода в ситуации терминологического и концептуального разброда. Фундаментальное значение этого словаря не было поколеблено выходом в свет новых замечательных энциклопедических словарей во Франции и в Германии. Публикация этого классического словаря терминологии


12 Английское полное собрание сочинений Фрейда: Freud S. The Standard Edition of the Complete psychological Works / Translated from the German under the General Editorship of James Strachey. In XXIV vol. 1958 - 1974.

13 Среди дискуссий о сравнительных достоинствах и недостатках англоязычного издания отмечу особо: Ornston D.G. How Standard is the "Standard Edition"? // Freud in Exile. Psychoanalysis and its Vicissitudes / Timms E., Segal N., eds. New Haven and London: Yale Univ. Press, 1988.

14 Laplanche J., Pontalis J. -B. Vocabulaire de la psychanalyse, Paris: P.U.F., 1967. M., 1996 (первое рус. изд. в нашем переводе).

стр. 69

классического фрейдизма, как хочется надеяться, позволяет ввести минимум связности порядка в хаотическую пестроту подходов, выковать некоторые концептуальные ориентиры в поле заново рождающегося российского психоанализа. "Словарь" позволяет читателю лучше разбираться в логике и хронологии развития психоаналитической мысли - ее основных понятий, ее ранних изводов и ее позднейших приобретений.

Теперь я могу сопоставлять уже два слоя историко-культурного опыта, связанного с работой над данным источником. Первое издание, решающее ознакомительные информативные задачи, вышло в 1996 г. в издательстве "Высшая школа" и сразу же стало библиографической редкостью; второе, переработанное, с расширенным аппаратом, появилось в 2010 г. в издательстве "Гуманитарная инициатива"15. Если двадцать лет назад психоаналитическое поле в России было практически свободно, то сейчас оно перенасыщено разноголосием подходов, тенденций, языков. За те двадцать с лишком лет, которые прошли после начала публикации работ Фрейда и других представителей психоанализа в постсоветской России, произошли разительные изменения. Если, как уже отмечалось, в начале 1990-х не существовало практически ни одного серьезного издания энциклопедического типа, то сейчас психоанализ и психоаналитическая литература чрезвычайно широко издастся и представляет собой одну из наиболее востребованных - людьми близких к психоанализу профессий и широкими слоями читателей.

В целом, полагаю, Словарь Лапланша и Понталиса сейчас больше нужен и широкому, и подготовленному российскому читателю, чем в середине 1990-х годов, когда он впервые появился в России. Тому есть несколько причин. Словарь внятен и систематичен, это не азбука для начинающих, а серьезная книга, самое влиятельное европейское собрание терминов классического психоанализа на шести языках (немецкий, французский, английский, итальянский, испанский, португальский), если добавить русский - то будет семь. В нем представлена не докса, но концептуальное ядро концепции и динамика ее становления. Возникает впечатление, что чем больше новых интерпретаций наслаивается на основные понятия классического фрейдистского языка, тем выше значение этого Словаря: он


15 Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. 2 переработ. и расшир. изд. М., СПб., Гуманитарная инициатива, 2010. Перевод и научное редактирование, а также вступительная статья ко второму изданию и послесловие Н. С. Автономовой.

стр. 70

обнажает основы, на которых строится все здание классического фрейдизма как научной дисциплины и практики.

Сейчас существуют уже свыше двадцати переводов Словаря на иностранные языки. Как правило, они делались группами переводчиков, из-за чего неизбежно страдало единство терминологии. Я решилась на перевод Словаря в одиночку - решив лично отвечать за выбор терминологии и последовательность их проведения. Сложность в данном случае заключалась в переводе французских интерпретаций немецкой терминологии: иначе говоря, нельзя было забывать об оригинале и его понятийном оснащении, хотя в данном случае работа велась через французские интерпретации оригинальной терминологии.

Анализируя задним числом сам процесс работы над переводом Словаря, можно было бы привести немало примеров того, как совокупный опыт перевода, зафиксированный в разных языках, помогал выбирать русские эквиваленты. Вот лишь один такой пример. Речь идет о знаменитом фрейдовском понятии Besetzung (по-французски - investissement). Это понятие - опорное для всей экономическо-энергетической системы фрейдовской трактовки психики. Нет таких языков, в которых выбор термина достаточно близко соответствовал бы немецкому эквиваленту по всем смысловым параметрам. Немецкое Besetzung предполагает "оккупацию" (города, страны, места). Соответствующий французский термин в военном смысле предполагает скорее окружение, нежели занятие места, но гораздо чаще используется в финансово-экономическом смысле - размещение капиталов, вложение их в предприятие и др. Как известно, для перевода Besetzung в английском психоаналитическом языке было предложено греческое слово cathexis, однако в более современных английских переводах все чаще появляется investment. В известных нам русских текстах переводчики устремлялись либо в сторону "инвестиций", либо в сторону непонятного, но красивого греческого "катексиса" (при этом под влиянием переводов с английского в русский психоаналитический язык вошло даже прилагательное "катектический").

В данном случае, стремясь передать на русском языке германское единство понятия, я избрала, можно сказать условно, романский путь, исходя из тех смысловых обертонов, которые привносятся в немецкое Besetzung его испанским и португальским (carga), итальянским (carica) эквивалентами. Этот путь приводит нас к русскому слову "нагрузка". Оно хорошо соответствует энергетическим смыслам фрейдовской концепции функционирования

стр. 71

психики (поскольку фрейдловский "экономизм" это прежде всего "энергетизм"). И вместе с тем существенно, что оно допускает необходимое в данном случае образование близких по смыслу понятий от того же корня. Ведь в немецком языке мы сталкиваемся не с единичным термином, а с целым понятийным гнездом. Выбор "нагрузки" в качестве опорного эквивалента позволяет сохранить понятийную цельность этой смысловой группы ("разгрузка", "противонагрузка", "сверхнагрузка", "перенагрузка" и проч.). Насколько нам известно, ни в одном из русских переводов Фрейдов это понятийное единство не было сохранено.

Как правило, я стремилась сохранять понятийные гнезда, объединяемые общим корнем. Однако иногда раздробление единого немецкого термина оказывалось печальной неизбежностью. Так, понятие Angst, которое у Фрейда участвует во многих сочетаниях, передавалось мною обычно как "страх" ("невроз страха", "истерия страха", "автоматический страх" [по-французски соответственно nevrose d'angoisse, hysteric d'angoisse, angoisse automatique], но иногда и как "тревога" ("сигнал тревоги" [signal d'angoisse]) или даже "тревожность". Отметим, что применительно к данному термину (равно как и в других аналогичных случаях) французская редакционная коллегия Полного Собрания Сочинений Фрейда запрещает раздробление термина"', однако это требование, в принципе вполне понятное, далеко не всегда оказывается осуществимым из-за различия смысловых объемов слов в языках оригинала и перевода.

Некоторые понятия трудно поддаются истолкованию на всех языках. Например, фантазия, фантазм. Как известно, Фрейд предпочитал термин "фантазия" или "фантазирование"; греч. "фантасма" встречается у него крайне редко. Как поступили с этим термином другие европейские языки? Французы используют только термин "фантазм", усилив тем самым специфически "морбидные", связанные с болезнью моменты. В английском психоаналитическом языке была сделана отчаянная попытка хоть как-то (пусть графически - соответственно через различие начальных букв - f и ph) разграничить оттенки смысла: так, более близкое к уровню сознания


16 См. об этом: Bourguignon A., Cotet P., Laplanche J., Robert F. Traduire Freud. Paris: P.U.F., 1989. Независимо от того, как отнестись к этому требованию о сохранении цельности терминологической единицы (его не всегда можно провести последовательно, хотя к этому следует стремиться), сам факт выпуска серьезной работы о принципах перевода, предварявшей публикацию Полного собрания Фрейда на французском языке, - это хороший пример для каждого, кто ведет объемную переводческую работу.

стр. 72

фантазирование предлагалось именовать "fantasy", а содержания бессознательных психических процессов - "phantasy"; однако эта попытка не привела и вряд ли могла привести к успеху, ибо открывала дорогу произвольным истолкованиям. В моем переводе термин "фантазия" используется в более общем смысле (детские фантазии, бессознательные фантазии), а термин "фантазм" - в более конкретном смысле (например, фантазм материнской груди). При этом приходилось учитывать, что в ряде случаев понятие "фантазматический" (например, фантазматический объект) очень близко понятию "воображаемый".

Выбор терминов при переводе во многом определяет (иногда в ложном направлении) истолкование соответствующих понятий. В этом мы убеждаемся вновь и вновь. Известный пример, который важен и в нашем случае, связан с фрейдовскими терминами Instinkt и Trieb (в старых русских переводах встречается слово "позыв"). Перевод Trieb на французский как pulsion или на английский как instinct породил много споров (отметим, что современные английские переводчики подчас предпочитают drive - вариант, некогда отвергнутый при составлении Standard Edition). Слово "pulsion" не принадлежит обыденному французскому языку в отличие от его немецкого прототипа, и это можно считать его недостатком. Что же касается английского instinct, то он и вовсе смешивает понятийные нюансы и приводит к явной физиологизации понятия. Именно физиологизацию и натурализацию переносят в нынешнюю российскую трактовку фрейдовских понятий те современные переводы с английского, которые не вникают в историю переводческих проблем вообще и перевода психоаналитической литературы, в частности.

Неудивительно, что в ряде случаев мне приходилось прибегать и к неологизмам. Некоторые неологизмы возникали при образовании на русском языке сложных слов с немецкой приставкой Ur-. Это - "первофантазии", "первовытеснение", "первосцена" и другие (по-французски соответственно "refoulement originaire", "scene originaire", "fantasmes originates"). К группе неологизмов относятся и такие термины, как "целепредставление" (Zielvorstellung, representation-but), "Я-сообразный" (conforme au moi, Ichgerecht), "последействие" (apres-coup, Nachtraglichkeit) и др. В любом случае критериями выбора понятий была судьба термина-кандидата в языке перевода, его смысловые обертоны, его занятость; морфологические возможности изменения слова, его способности к словообразованию, особенно важные для сохранения немецких

стр. 73

понятийных гнезд и др. Все это - лишь малая часть терминологических вопросов, которые возникали при переводе. Ряд новых вопросов возник в процессе переработки текста для нового издания Словаря в 2010 г., когда потребовалось учесть и те концептуально-терминологические изменения, которые произошли в российском психоанализе и процессах его рецепции за последние двадцать лет17.

Однако при этом в результате перекрещивания тенденций, приносимых в Россию главными европейскими традициями психоанализа, существующего на немецком, английском, французском языках, в восприятии читающих, слушающих, практикующих возникает подчас неразрешимая путаница. Разумеется, полный рациональный контроль над переводом в принципе невозможен, в нем всегда остается много неосознанного. Однако спор о терминах - это не просто обсуждение каких-то технических деталей. Выработка словаря базовых классического фрейдизма (в Словаре их свыше 300) позволяет закрепить основные элементы психоаналитического познания и опыта и в конечном счете расширяет возможности критических дискуссий, связанных с освоением и развитием психоанализа. Предсказать заранее, какие из предложенных русскоязычных понятий останутся в языке, а какие будут заменены другими, заранее невозможно, однако шанс у тех или иных переводческих гипотез, как представляется, есть. А сама эта рефлексивная переводческая работа - условие коммуникации как в российском психоаналитическом сообществе, так и за его пределами.

Запоздание как шанс?

В целом само существование практики переводов в культуре подчиняется некоторым закономерностям. Их можно проследить в тех случаях, когда значимые тексты культуры, живущие в XX в., переводятся по нескольку раз. Как правило, в первый раз переводчики переводят их более вольно, приближая эти произведения к читателю, но позднее неизбежно возникает и другое культурное устремление, в силу которого нас более всего начинает


17 О переработке Словаря см.: Автономова Н. С. Словарь по психоанализу. Концептуальные языки и проблема перевода // Философские науки. 2010. N 4. С. 16 - 34; Концептуальный язык как фундаментальная проблема гуманитарных наук (опыт перевода Словаря по психоанализу) // Психоаналитический Вестник. 2010. Вып. 21. N 1. С. 77 - 94.

стр. 74

интересовать, как это происходит в языке оригинала, у "самого Фрейда", каковы выразительные средства его языка, способы мысли и ее изъяснения. Соответственно возникает потребность в переводе, который мог бы приблизить читателя к концептуальному языку оригинала. В центре водоворота этих тенденций находится и процесс переводов психоаналитической литературы в нашей стране. Вышел перевод "Учебного издания" Фрейда. В полном разгаре - издание Полного собрания сочинений Фрейда на русском языке18. Каков объединяющий принцип работы, выполняемой высокопрофессиональным коллективом, какова ее концептуальная доминанта? Представляется, что в любом случае она должна быть связана с учетом существующего психоаналитического многоязычия и осознанной выработкой собственного концептуального языка. Как помыслить его идеал: как общий текст на метауровне, сводящий к единствам все существующие варианты? Или, скажем, как (потенциально) двуязычное издание с комментариями и приведением разночтений? Важно, что издатели сразу же сформулировали здравую и плодотворную задачу: путем "обратного перевода" повернуть переводческую работу в русло исходных германоязычных понятий19, иначе говоря, понятий оригинала, сколь бы интересными ни представлялись нам те или иные вторичные варианты или переводы фрейдовских понятий на другие языки. А потому это издание готовится и выпускается как совместная работа "переводчиков, психоаналитиков, филологов-германистов и специалистов по австрийской культуре конца XIX - начала XX вв."20.

Разумеется, не все могут работать в таком рефлексивном и междисциплинарном ключе, да и не все (или не сразу) смогут воспользоваться плодами этой работы. В самом деле, практикующие психоаналитики так или иначе втянуты в логику рынка, защиты брэнда своей группы, продвижения своих западных партнеров. Вопрос о состоянии русского концептуального психоаналитического языка может не входит в круг их прагматических интересов и может им противоречить. Ведь на практике иногда удобнее


18 Фрейд З. Собрание сочинений в 26 т. / Пер. с нем. СПб., 2006.

19 Мазин В. Рождение психоанализа в переводе (послесловие) // Фрейд З., Брейер Й. Исследования истерии // Собрание сочинений в 26 томах. Т. 1. СПб., 2005. С. 369 - 410; Он же. Переводы Фрейда // Психоаналитический вестник. 1999. N 1 (17). С. 187 - 201.

20 Решетников М. Почему появилось это издание? (предисловие главного редактора) // Фрейд З. Брейер Й. Исследования истерии // Собрание сочинений в 26 томах. Т. 1. СПб., 2005. С. 6.

стр. 75

пользоваться незатейливыми транслитерациями (переносом в кириллицу) иностранных слов и понятий, потому что так может быть легче общаться с иностранными коллегами (теми, у кого заимствовано данное понятие), проще опознавать "своего" в группе. Вводя те или иные новые переводческие решения, как я иногда делала это в своей работе над Словарем, мы не навязываем их как закон для практикующих психоаналитиков, привыкших к иным терминологическим предпочтениям. Однако приходится давать себе отчет в том, что для того, чтобы провести какое-то новое, непривычное переводческое решение, приходится временно "подвешивать" все прикладные интересы, резонно полагая, что в конечном счете это решение сможет внедриться в практику и продвинуть ее с помощью ресурсов обновленного концептуального языка.

Однако не следует думать, будто речь идет лишь о локальных процессах на местной интеллектуальной и культурной сцене. Российскому психоанализу предстоит сейчас не только выстроить свой концептуальный язык, но и суметь рассказать об этом своим западным учителям, партнерам, коллегам, объяснить специфику принимаемых терминов, относительные преимущества (или недостатки) их концептуальной фактуры по сравнению с основными выборами и решениями западных версий психоанализа. Л иначе западные коллеги (в первую очередь пользующиеся англоязычным и франкоязычным психоанализом) всегда будут относиться к российским психоаналитическим текстам как к проекциям своих терминологических языков. Разумеется, не стоит преувеличивать рефлексивную озабоченность западных специалистов: этими аспектами будут интересоваться немногие, но суть дела от этого не меняется. В любом случае хочется надеяться, что "русский Фрейд" станет узнаваемым собеседником в пространстве западной или точнее мировой психоаналитической мысли. Тем самым, наряду с аббревиатурой GW (немецкое издание Фрейда: Gesammelte Werke), SE (английское издание Фрейда: Standard Edition) OCF-P. (французское издание OEuvres completes de Freud - Psychanalyse), русскоязычная аббревиатура ПСС (Полное собрание сочинений Фрейда - на русском языке) будет опознаваться в европейском культурном пространстве как брэнд перевода, осуществившего не только национальный, но и общезначимый вклад в общую работу понимания.

Как уже неоднократно отмечалось, современный российский психоанализ появился на культурной сцене после долгого

стр. 76

перерыва в развитии, тогда как другие европейские традиции психоаналитической мысли уже успели укрепиться (что, впрочем, не значит, что они не изменяются) в процессе собственного развития и перекрестных дискуссий. А потому те, кто сейчас в России читают, пишут, переводят, работают с психоанализом, обязаны учитывать реальное психоаналитическое многоязычие - как оно звучит в мире и как оно проникает в нашу страну. В силу этого вызова современный российский психоанализ - в каком бы варианте он ни формулировался и ни осуществлялся - парадоксальным образом оказывается на переднем крае смысловой и терминологической динамики самоопределения. Уже сложившиеся европейские психоаналитические культуры подчас мало внимательны друг к другу. Напротив, в России сейчас существует широкий интерес - культурный, лингвистический, который подталкивает к овладению разными концептуальными языками и переводу с одного на другой.

В наши дни работа с психоаналитической терминологией предполагает, таким образом, не только стабилизацию языка психоанализа, но и продолжение концептуально-терминологических экспериментов. Она объединяет вокруг себя специалистов самых разных компетенций. Среди них - историки психоанализа, лингвисты, литературоведы, культурологи, психологи, психиатры, социологи, культурологи, экономисты и др. Можно надеяться, что таким способом будет постепенно преодолеваться то отчуждение, которое лежало в основе исторических "вытеснений" и "забвений", о которых у нас выше шла речь. Вытесняемое из общения вновь входит в общие дискуссии и приводит к образованию новых проблемных пересечений. И происходит это не чудом наития и не перебором случайных ассоциаций, но путем усиления взаимоувязанных рефлексивных процессов - как в области истории психоанализа, так и в области его терминологии. А потому перед всеми - теоретиками и практиками, клиницистами и "метапсихологами", а также представителями других смежных наук о человеке - стоит общая задача: сделать так, чтобы различные формы, виды, направления психоанализа научились полноценно говорить по-русски, обогатили русский концептуальный язык и тем самым - в процессах перевода и поиска адекватных форм рецепции психоаналитического "слова" и "дела" - раскрыли новые возможности мысли и общения.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ПЕРЕВОД-И-РЕЦЕПЦИЯ-ПСИХОАНАЛИЗА-В-ПОСТСОВЕТСКОЙ-КУЛЬТУРЕ-исторические-и-концептуально-терминологические-аспекты

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Tatiana SemashkoКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Semashko

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Н. С. Автономова, ПЕРЕВОД И РЕЦЕПЦИЯ ПСИХОАНАЛИЗА В ПОСТСОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ (исторические и концептуально-терминологические аспекты) // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 15.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ПЕРЕВОД-И-РЕЦЕПЦИЯ-ПСИХОАНАЛИЗА-В-ПОСТСОВЕТСКОЙ-КУЛЬТУРЕ-исторические-и-концептуально-терминологические-аспекты (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Н. С. Автономова:

Н. С. Автономова → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Tatiana Semashko
Казань, Россия
1270 просмотров рейтинг
15.09.2015 (3118 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ПЕРЕВОД И РЕЦЕПЦИЯ ПСИХОАНАЛИЗА В ПОСТСОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ (исторические и концептуально-терминологические аспекты)
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android