Libmonster ID: RU-10563

В литературе до недавнего времени подчеркивалось, что Короленко решительно осуждал террористические действия врагов Советской власти - сторонников директории, петлюровцев, деникинцев и т. д., но не говорилось о столь же смелых выступлениях писателя против "бессудных казней", творимых чрезвычайными органами Советской республики, об осуждении им всевозможных нарушений юридических и нравственных норм. Умалчивалось и о критике им советского бюрократизма, который не только зародился, но и расцвел уже в годы гражданской войны в условиях жесткой конфронтации противоборствовавших сил и становления однопартийного режима.

Положение начало меняться лишь в последние годы, когда появились первые публикации писем Короленко того периода1 . В 1985 г. в США, а через пять лет у нас вышла летопись жизни и творчества Короленко2 , в которой приведены материалы, характеризующие общественно-политические и нравственные позиции писателя после октября 1917 года. Теперь стало ясно, почему переписка писателя за последние годы его жизни не воспроизводилась в советских изданиях3 .

Хранящиеся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина письма Короленко председателю Совнаркома Украины Х. Г. Раковскому весьма существенно дополняют и расширяют представление об общественно-политических настроениях писателя во время гражданской войны и непосредственно после нее. Основной пафос этих писем - протест против расправ в административном порядке, крайне редких даже для царского режима. Несмотря на старость и плохое состояние здоровья. Короленко неуклонно отстаивал в них общечеловеческие нравственные, политические и юридические ценности. До настоящего времени об этих письмах почти ничего не было известно. О них лишь упоминала дочь писателя, С. В. Короленко, приведя выдержку из одного письма4 . В "Летописи жизни и творчества" цитируются, причем очень небрежно (с ошибками, неотмеченными купюрами и т. п.), только пять писем.

Первые контакты между Короленко и Раковским относятся к 1900 г., когда последний прибыл в Петербург. Подозрительные для властей связи молодого социалиста привели к тому, что полиция предложила ему немедленно покинуть пределы России5 . Короленко выступил в его защиту, пытался, хотя и безуспешно, отстоять его право проживать в Петербурге, хлопотал за него через разных лиц6 .

Контакты возобновились в Румынии, где с 1903 г. постоянно проживал Раковский и куда неоднократно, еще с середины 90-х годов XIX в. наведывался Короленко по


1 Короленко В. Письма к Луначарскому. - Новый мир, 1988, N 10; его же. "Если возможен еще выход для России, то он только в одном: в возвращении к свободе". - Родина, 1989, N 3.

2 Негретов П. И. В. Г. Короленко. Летопись жизни и творчества. 1917 - 1921. М. 1990.

3 1917 годом завершается и "Описание писем В. Г. Короленко" (М. 1961). В Собрание сочинений писателя не вошло ни одно из его писем советским государственным и партийным деятелям (Короленко В. Г. Собрание сочинений. Т. 10. Письма 1879 - 1921. М. 1956).

4 Короленко С. В. Книга об отце. Ижевск. 1968.

5 Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР) СССР ф. 102, оп. 226, д. 15429, лл. 11 - 17, 27 - 40.

6 Беренштам В. В. Г. Короленко как общественный деятель и в домашнем кругу. Берлин. 1922, с. 55.

стр. 3


приглашению брата своей жены В. С. Ивановского (народника, эмигранта, проживавшего в г. Тулча под именем П. Александрова)7 . При его посредстве Короленко вошел в круг руководителей румынского социалистического движения, подружился с К. Доброджану-Геря, еще одним русским народником-эмигрантом, ставшим теоретиком и организатором рабочего класса Румынии8 . Дружеские отношения установились у Короленко и с супругой Раковского Александриной9 .

В 1907 г. Раковский был арестован и изгнан из Румынии как иностранец. Короленко внимательно следил за всеми перипетиями его борьбы за возвращение в Румынию. 4 августа 1912 г. Доброджану-Геря информировал писателя о въезде Раковского в страну и получении им всех "конфискованных прав гражданства"10 . В 1916 г. Раковский был арестован румынскими властями, а позже отправлен в Яссы. После Февральской революции в российской социалистической печати стали выдвигаться требования, чтобы Временное правительство добилось его освобождения. 1 мая 1917 г. он был там освобожден из-под домашнего ареста русскими революционными солдатами, а затем выехал в Россию. Военный министр Временного правительства А. И. Гучков осудил тех, кто "самовольно" освободил "агента германской армии" Раковского.

В Совете солдатских и офицерских депутатов штаба Румынского фронта, очевидно, было известно о знакомстве Короленко с Раковским. По получении телеграммы Гучкова от 20 апреля (3 мая) Совет обратился к Короленко с просьбой сообщить свое мнение о Раковском. Короленко ответил: "Да, я знаю доктора Раковского давно... И я считаю своей нравственной обязанностью заявить, что отвергаю с глубочайшим негодованием всякую мысль о возможности обвинения, возведенного на него румынскими властями. Раковский не мог быть немецким агентом! Это, несомненно, злая клевета, пущенная противниками румынских социалистов"11 .

В июне писатель обратился в "Русские ведомости" с письмом, в котором изложил обстоятельства дела и добавил, что к гласному ответу его побуждают сообщения из Румынии о расстрелах социалистов по обвинению в том, что они были агентами Германии. "И я радуюсь за доктора Раковского, которому не пришлось предстать перед этим судом"12 . 24 июня Короленко получил телеграмму от Раковского с благодарностью за поддержку13 . В июле кампания против Раковского приняла широкие масштабы. В нее включился известный публицист В. Л. Бурцев, который утверждал, что Короленко лишь "по явному недоразумению" высказался о Раковском как о "независимом писателе и друге дела русского народа"14 . Короленко опубликовал открытое письмо Бурцеву, в котором писал, что имеет основания считать себя обвиненным вместе с Раковским ("Если он - немецкий агент, то я - его укрыватель"), и, опровергая утверждения Бурцева, подчеркивал: "Я часто бывал в Румыния и говорю не понаслышке, как Вы, а как очевидец"15 .

После Октябрьской революции Раковский вступил в большевистскую партию, выполнял ряд ответственных поручений ее руководства и СНК РСФСР. Переписка между ним и Короленко, начавшаяся еще летом 1917 г., продолжалась. Но письма последнего за 1918 г., к сожалению, не сохранились.

Как видно из двух писем и одной телеграммы Раковского за этот год, Короленко добивался освобождения известного историка С. П. Мельгунова, арестованного в Москве, и других лиц, преследуемых советскими властями, выступал против заложничества и иных проявлений красного террора. Раковский 4 октября 1918 г. писал Коро-


7 В 1905 г. Раковский и Александров совместно оказывали помощь матросам броненосца "Потемкин", сдавшимся румынским властям в Констанце.

8 В фонде Короленко сохранился ряд писем Доброджану-Геря за 1904 - 1917 гг. (Отдел рукописей (ОР) ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 22, д. 76, лл. 1 - 50).

9 В фонде Короленко сохранился даже портрет А. Раковской (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. III, карт. 53, д. 37).

10 Там же, разд. II, карт. 22, д. 76, л. 35.

11 Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ) СССР, ф. 1701, оп. 2, д. 519, лл. 8 - 9.

12 Там же, л. 10; Русские ведомости. 17.VI.1917.

13 ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 1.

14 Речь, 7.VII.1917.

15 Русские ведомости, 12.VIII.1917.

стр. 4


ленко: "Я должен заметить, что прежде всего террор был введен в практику нашими противниками. Несмотря на то, виновен или нет данный большевик, данный красноармеец или данный советский служащий - их безразлично расстреливали, считая их солидарно ответственными. "Круговая порука" в гражданской войне была провозглашена нашими противниками. Тогда и мы решили прибегнуть к институту заложничества, чтобы предупредить дальнейшие зверские расправы с нашими товарищами... Я согласен, что о нас создается неблагоприятное впечатление, но мы вынуждены прибегать к этим мерам и делаем это без всякой охоты"16 .

Между Короленко и Раковским переписка активизировалась после того, как последний в январе 1919 г. возглавил Совнарком УССР. В фонде Короленко сохранились оригиналы 17 писем и телеграмм Раковского Короленко, черновики и авторские копии 34 писем Короленко Раковскому за 1919 - 1921 годы. Большая часть черновиков Короленко с исправлениями и дополнениями написана черными чернилами на отдельных листах и имеет его подпись и дату. Некоторые из них сохранились в "Копировальной книге", куда писатель заносил тексты наиболее важных своих писем17 . Получение Раковским подавляющего большинства этих писем подтверждается содержанием его ответов.

Короленко обращался к Раковскому как к государственному деятелю и как к близкому человеку, который не только имел возможность прямого вмешательства с целью смягчения террора, освобождения явно невиновных людей, наказания зарвавшихся представителей государственных и партийных органов, но и охотно откликался на требования и просьбы Короленко.

Письма Короленко Раковскому ранее не публиковались. Ниже приводятся без каких-либо сокращений все 34 сохранившиеся письма писателя, которые были отправлены адресату. Отточия в тексте принадлежат автору. Без оговорок исправлены незначительные описки. В цитатах из писем Раковского, приводимых в примечаниях, устранены болгаризмы. Подготовка текста, введение, примечания Г. И. ЧЕРНЯВСКОГО.

II

20/111 - 1919.

Дорогой Христиан Георгиевич,

Много у меня есть, о чем поговорить с Вами, но... я чрезвычайно затрудняюсь. Будь Вы по-прежнему только Раковский, мой добрый знакомый, затруднения бы не было. Будь Вы лицо чисто официальное, в прежних условиях я обратился бы к Вам, как привык это всегда делать, с открытым письмом в печати. Но - Вы и мой добрый знакомый, и официальное лицо. В печати я ничего сказать Вам не могу: независимой печати теперь нет. Когда-то в 70-х годах пронеслась тревожная весть: Александр II решил было уничтожить все газеты кроме "Правит[ельственного] В[естни]ка" и "Губернских ведомостей". Его успели отклонить от этого. Даже тогдашним его министрам это показалось вредной утопией. Теперь эта утопия осуществлена: кроме официальных и официозных изданий, - ничего другого почти нет. И я считаю, что для вас же самих, для данной власти, это чрезвычайно вредно: вы не слышите независимой критики и все происходящее для вас получает одностороннее освещение.

Конечно, пользуясь своим знакомством, я мог бы Вам сказать то, что хотелось бы напечатать. Но... Вы представьте себе ясно, как мне, старому писателю, привыкшему высказываться гласно и открыто, труд-


ЧЕРНЯВСКИЙ Георгий Иосифович - доктор исторических наук, профессор Харьковского университета.

16 ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 42, л. 3.

17 Там же, разд. I, карт. 46, д. 11, лл. 49 - 50, 58; разд. II, карт, 15, лл. 467 - 468. Дубликат копии одного письма (N 10) хранится также в ЦГАЛИ СССР.

стр. 5


но переходить на литературу докладных записок хотя бы и доброму знакомому. И вот почему я воздержусь от искушения подробно излагать то, что вижу и о чем чувствую потребность говорить. Воздержусь по крайней мере от конкретных подробностей, которыми привык иллюстрировать свои мысли и ограничусь бледными общими чертами. Никого не обвиняя и не обличая (для таких обвинений отдельных лиц из видных местных большевистских администраторов у меня пока нет и данных) - скажу лишь о главных мотивах, которые намечает сама жизнь и которые сказываются всюду.

Прежде всего, о "неблагонадежности". Теперь она у вас называется "контрреволюционностью", но сущность ее та же. Она только повернута в другую сторону. Кто-нибудь скажет, что в этом и есть главное дело. Нет, это не так! Мы в свое время возмущались "неблагонадежностью" не потому, что она была направлена против нас, а потому, что она - средство глупое, бесцельное и глубоко безнравственное, так как судит и карает не за поступки, а за "образ мыслей". С этой точки зрения, как ее ни называйте, она остается безнравственной... Когда людей сажают в тюрьмы только за то, что они "хлеборобы"1 или только за то, что они монархисты, то я считаю это посягательством на ту область, которая должна оставаться неприкосновенной, с чем можно бороться лишь убеждением и деятельностью, но не карой. Карать можно лишь за поступки, но не за мысли. Раз допустить другое, - Вы окажетесь в положении прежнего царского правительства: переполнятся тюрьмы до такой степени, что потом и сами не разберетесь. Будут выходить "свирепые курьезы", и станет расти общее негодование. И это будет трагедия: даже недурные люди будут делать дурное дело. Надеюсь, Вы не скажете, что это "буржуазный предрассудок".

Дальше: с кем или с чем вы воюете? Достаточно ли того, чтобы данный человек принадлежал к буржуазии или к хлеборобам, чтобы объявлять его врагом народа, поставленным вне закона? Очевидно, недостаточно. Бороться нужно с условиями строя, а не с людьми, пока они не совершают известных поступков. Иначе это будет не борьба за идеи и за новый уклад жизни, а звериная свалка. Если бы у нас была независимая печать, а не только "Правит[ельственные] вестники" и "Московские ведомости", то вы бы узнали, сколько по разным чрезвычайкам, особенно уездным, томится людей только за "звание" или за убеждения, сколько льется слез матерями, женами, детьми, сколько это вызывает недоумения, сочувствия к жертвам и даже негодования. В самой широкой просто среде. И опять не буржуазный предрассудок, - что из этих слез, вздохов, суждений, как из незаметных испарений, накапливаются грозовые тучи. Царское правительство этому не верило и свалилось. Правда, держалось долго. Но ведь корни его были глубоки: врастали столетиями... Теперь все совершается гораздо быстрее. Считаю важным и для вас, чтобы это прекратилось.

Дальше: "буржуазия" назначается на принудительные, то есть по существу каторжные, работы. Для чего это? Именно для того, чтобы поставить людей (все-таки людей, не правда ли?), и притом людей, которых марксисты еще недавно считали относительно последним классом, - чтобы поставить их вне закона и подвергнуть унижению и издевательствам. Верный намеченным себе рамкам, я не стану приводить иллюстраций, пока опять поразительных и трагических. И опять тут люди, может быть и недурные, следуя ложному "началу", совершают явно нехорошее дело. Между прочим - биржи труда уже заявили свой протест против соревнования этих невольных и ни к чему в этом случае негодных конкурентов. Нельзя ли прекратить эту мрачную нелепость каким-нибудь общим разъяснением.

Далее: мне когда-то в одной речи (по поводу Гациского2 ) пришлось

стр. 6


описывать два типа администраторов: одни дают свободу почти на просторы всему, что закономерно нарождается из жизни; другие считают, что без их вмешательства даже трава не вырастет и приказывают ее подтягивать кверху мерами власти. Большевики задались огромными задачами (по-моему, вообще в данное время в целом невыполнимыми) и... слишком часто похожи на администраторов второго типа. Вы обходитесь без самоуправлений (петлюровцы их не уничтожали). Вы все думаете сделать бюрократическим путем, и огромные задачи еще усложняете страшно, вмешиваясь в то, что шло и может идти дальше без вас, притом гораздо лучше, потому что велось бы привычными людьми. От этого жизнь сразу чувствует на себе вмешательство, во-1-х, бюрократическое, во-2-х - неумелое. Вред от этого огромный, и опять же не только для жизни, но и для вас...

Почему я - не большевик и даже выступавший против большевиков - пишу все это? Вот почему. Приглядываясь к происходящему, я ниоткуда не вижу того, что мог бы признать настоящим, правильным, верным. Все партии несут односторонность, ослепление, жестокость. И будет большим выигрышем для дела оздоровления, если во всех начнут проявляться более ясные взгляды. Пока среди людей гостят только озверение и свирепость, - давний враг человека, природа, покоренная культурой, освобождается из-под его власти и идет на него стихийной войной. И никто из вас, взаимно враждующих, этого не хочет как следует увидеть. Вам только бы победить противника. Это как в этой войне: не догадались, что проиграли все, в конце концов, даже победители. Мы, может быть, близки к таким страшным бедствиям, о которых нынешнее положение далеко еще не дает полного понятия, и потому главное теперь - поскорее собрать все силы против этой опасности. Тот, кто это сумеет сделать, возьмет настоящую линию и заслуженно станет во главе сначала простого спасения страны от неслыханных надвигающихся бедствий, а затем и ее обновления. Тот, кто ни на что не глядя, будет думать только о победе над соперниками и о власти, - ничего не достигнет, погибнет сам и погубит страну в общей катастрофе. Пока все вы, дерущиеся из-за власти, этого не видите, потому что ослеплены борьбой. А между тем нам, не ослепленным, это уже видно. Это начинают замечать и массы, голоса которых вы не слышите, потому что всюду его подавляете. Назначаются, напр[имер], "свободные выборы", но с непременным условием - выбирать коммунистов. Это ведь тактика земских начальников.

Еще два слова. Тюрьмы и чрезвычайка у нас перегружены. Когда-то один жандармский генерал, которому я наговорил резкостей по поводу глупых обысков, в том числе и у меня, показал мне целый сундук, наполненный доносами, и сказал: "Мы не можем не давать им хода... Мы сами во власти доносчиков". Подлейшее из бытовых явлений - охочий донос - действует во все времена при бессудности и произволе. И те самые охочие люди, которые прежде доносили жандармам, часто теперь доносят вашим чрезвычайкам. Во всяком случае психология доноса всегда одна. И если теперь можно сказать, что есть часть и не прямых подлецов, сводящих личные счеты доносами, то ведь и прежде были искренние черносотенцы. Но нет ничего опаснее, как очутиться во власти доноса. А ваши администраторы уже в значительной степени попали под эту власть. И это опять опасно для вас самих.

Говорят, скоро откроет свои действия революц[ионный] трибунал. Говорят, - предстоят расстрелы. Берегитесь этого средства. Виселицы не помогли Романовым, несмотря на 300-летние корни. В политической борьбе казни вообще недопустимы, а их было уже слишком много. Жестокость заливала всю страну и все "воюющие" на внутренних фронтах в ней повинны. Вы, большевики, не менее других. Если можно указать

стр. 7


на массовые казни, совершаемые добровольцами и петлюровцами, то вам не вычеркнуть из своей истории таких же массовых казней заложников. На днях в полтавских "Известиях" было напечатано о расстрелах без суда, по распоряжению кременчугской чрезвычайки. Этим теперь не удивишь и не поразишь, даже не запугаешь. А вот если бы нашлась сторона, которая сказала бы: довольно жестокостей; довольно мести; мы не мстим - политическим противникам, а только боремся с ними в открытом бою, - то это, прежде всего, поразило бы всех. Это было бы ново и показывало бы поворот, на который способна только сила, сознающая себя и свои задачи.

Боюсь, что это утопия... Постарайтесь хоть ограничить насколько возможно применение казней. Я когда-то боролся с казнями, ставшими "бытовым явлением" при царской власти3 . И теперь я продолжаю следить за этим явлением. И должен сказать: такого разгула казней, подчас ничем, да, ничем не оправдываемых, я никогда себе не представлял.

Если бы Вы захотели и смогли положить предел хотя бы этому разгулу политических казней, - это было бы новое, истинно разумное и истинно полезное человеческое слово в страшной свалке, которою охвачена вся Россия и от которой она погибает. И это не повредило бы вашему делу, а, наоборот, направило бы его по более верной дороге. Мишле4 , психолог великой революции, указывал, что черные раскаты контрреволюционного настроения раздались в том же Сентантуанском предместье, через которое провозились жертвы на гильотину. Есть свои самостоятельные процессы и в душевной жизни масс. Есть в ней свои приливы и отливы, не зависящие теперь только от непоср[едственных] матер[иальных] интересов. И порыв "довольно жестокостей" может стать самостоятельным душевным процессом, могучим, как морской прибой. Есть признаки, что это уже начинается.

Вл. Короленко

20 марта 1919.

P. S. Надо бы сказать еще многое, между прочим - о национальном украинском вопросе. Много нагрешил украинский шовинизм в период своего разгула. Но я боюсь, что большевизм порой впадает в "русопятство" и пренебрегает к законным и естественным стремлениям к самоопределению. Россию к бюрократической централизации уже не вернуть: ей несомненно предстоит идти дальше путем автономии областей или даже федерации. Жизни не остановить, и истинная государственная мудрость состоит лишь в верном и своевременном определении ее конечного направления.

Нельзя ли также хоть несколько ограничить оргию реквизиций: у людей зараз отнимают и квартиру, и все имущество, вплоть до мелочей. Это и несправедливо и жестоко, И делается в "24 часа"!

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 1 - 4, 8.

2

10 апр[еля] 1919

Дорогой Христиан Георгиевич,

К большому письму, в котором речь идет об общественных делах, прибавляю небольшую частную просьбу.

Есть в Петербурге писатель Аркадий Георгиевич Горнфельд5 , сотрудник (увы! - теперь уже бывшего) "Русского богатства". Это человек талантливый (литературный] критик), необыкновенно симпатичный и страшно беспомощный. Он горбун, слаб, с трудом двигается без посторонней помощи, и при всем этом в нем поражает отсутствие озлоблен-

стр. 8


ности и спокойная и светлая жизненная философия. Вы легко себе представите, каково теперь этому хорошему и беспомощному человеку в Петрограде. Я мечтаю помочь ему как-нибудь оттуда выбраться, иначе он погибнет. Был бы очень благодарен за содействие этой маленькой эвакуации. Для этого, кажется, нужно во-1-х, разрешение въезда на Украину и, по его состоянию, также разрешение воспользоваться каким-нибудь поездом, санитарным или делегатским. Если бы можно было облегчить для него это дело, когда он будет готов к выезду, - я был бы очень за это благодарен.

Есть ли сведения о румынских друзьях: Гере6 , Зарифопулах7 , Вашей жене8 ? Авдотья Семеновна9 еще в Одессе и не может оттуда выбраться. Жму руку.

Ваш Вл. Короленко

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 13.

3

2/15 апр[еля] 1919 г.

Дорогой Христиан Георгиевич,

Сейчас получил телеграмму, подписанную Мирра10 . В ней сообщается, между прочим, о Вашей болезни. От души желаю выздоровления. Большое спасибо за Горнфельда и... увы! новая просьба. Помните, я раз писал Вам о деле С. П. Мельгунова11 в Москве. Вы тогда ответили, что, по справкам, среди арестованных его фамилия не значится. Это было верно: к тому времени он был уже отпущен. Но вчера я получил известие, что он арестован опять. Не знаю, какие преступления на него возводятся в смысле "неблагонадежности". Но думаю и даже уверен, что они не могут быть серьезны. А арест его - дело очень серьезное: он душа кооперативного издательства "Задруга", около которого существует много литературных работников и работников печатного дела. На мой взгляд - теперь восстановление, а не разрушение всякого производства является самой жизненной задачей и, ввиду этого, решаюсь опять написать Вам. Надеюсь, что это мое письмо застанет Вас уже здоровым. Жму руку.

Вл. Короленко

Привет общим знакомым, в том числе тов[арищу] Торговцу12 .

Не благодарю специально за приостановку бессудных казней, так как уверен, что Вы сделали это в интересах справедливости и самого большевистского] правительства. Во всяком случае - это было нужное и хорошее дело со всех точек зрения.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 15.

4

4 мая 1919

Дорогой Христиан Георгиевич,

Вчера я отправил Вам ответную телеграмму, сегодня пишу подробнее сразу по нескольким вопросам.

Первое: как видите из телеграммы - произошло какое-то недоразумение: ни я и никто из моей семьи ни прямо, ни косвенно жалоб на притеснения местных властей не приносили13 . Был только один небольшой период времени, когда ко мне стали ходить "реквизиторы" и объявили, что у меня отберут две комнаты (в том числе один даже заявил о реквизиции моего рабочего кабинета, который весь занят моими бумагами, материалами и рукописями). В это время я ждал возвращения жены, но это соображение нимало не смущало реквизиторов: она найдет себе

стр. 9


место в другой какой-нибудь квартире! Однако при первом же заявлении об этом высшей реквизиционной власти - попытки были прекращены, и меня оставили в покое. Теперь жена уже вернулась вместе с сопровождавшей ее прежней нашей жилицей, а на днях ждем еще племянницу с ребенком и так[им] образом квартира вполне достаточно насыщена и уплотнена. Вообще ни на какие "притеснения" и неприятности со стороны местных властей лично пожаловаться не могу и случай с попытками реквизиции привожу лишь как характерный для этого дела вообще. Если бы не исключительное отношение ко мне14 , то комнаты у меня были бы отобраны, мебель и шкапы, в которых я в известном порядке держу свои рукописи и материалы, - были бы тоже взяты для будущих жильцов, и я мог бы быть даже разлучен с женой при недостатке помещения. Я уже писал Вам об этих порядках, о том, что при реквизиции квартир у выселяемых отбирается все, даже до мелочей, и человек лишается сразу и своего привычного жилья, и своей обстановки. В таком положении очень много людей, в том числе вчера я узнал, что эта участь постигает одного из моих давних знакомых - у него отбирают его дом и теперь решается только вопрос: позволят ли ему остаться в своем доме, хотя бы теснясь в двух комнатах со всей немалочисленной семьей. Таков общий порядок с реквизициями, и несомненно, что тут делается много ненужного, лишнего и жестокого.

Я очень благодарен Вам за добрые советы - переехать на юг. Но выполнить это мне трудно. В мои годы такие переселения даются не легко и вдобавок - моя участь уже такова, что и там едва ли мне будет спокойнее. Ко мне лично и здесь относятся со вниманием, а от общих вопросов не уйти и там. И там ко мне будут обращаться, как и здесь, с заявлениями и упреками, почему я молчу, почему не пишу, как писал прежде, при царской власти, разоблачительных статей и т. д. Публика, особенно попроще, не понимает, что теперь и писать-то мне негде. Я не так, конечно, наивен, чтобы ждать, что большевистские власти, хотя бы мягкие, станут приноравливать свой образ действий к состоянию моего здоровья и сердца. Но когда чрезвычайка начинает серию расстрелов без суда, расстреливает не бандитов, а политических противников "за прошлое", причем больных вывозят на кладбища, кладут на доске над готовой могилой, пристреливают, как собак, и "без формальностей" сваливают в яму и тотчас зарывают, - то где бы это ни происходило, в Полтаве или в Крыму, я все равно не могу оставаться безучастным. А именно таковы были условия бессудных казней, по поводу которых я Вам телеграфировал15 . Даже местный "исполком" не знал о том, что таким образом расстреляны не одни бандиты. Теперь эта ненужная свирепость остановлена, и я не могу себе представить такого места и такого положения, где я мог бы остаться безучастным зрителем таких происшествий и не сделать попытки вмешаться. Если бы этот "чрезвычайный" прием продолжался, то теперь, когда начал действовать революц[ионный] трибунал, - у него несколькими десятками подсудимых было бы меньше. А между тем несколько дней назад судили некоторых Ильинских. Упорно говорили, что этот 70-л[етний] старик был тоже назначен к расстрелу. А на суде рядом свидетельских] показаний установлено, что они отлично относились к населению и что приговор противоположного свойства был вынужден каким-то негодяем, грозившим селянам контрибуцией в 30 тысяч, если приговор не будет составлен. Картина вышла такая яркая, что главный свидетель обвинения был тут же арестован, а подсудимых оправдали под гром рукоплесканий всех слушателей. Аплодировали все красноармейцы. Даже караулившие подсудимых часовые отставили ружья и приняли участие в рукоплесканиях. Но... оправданные просидели месяцы в тюрьме, причем их сын, тоже арестованный, заразился тифом и умер...16 .

стр. 10


Об этих Ильинских я тоже хлопотал, шатаясь в чрезвычайку. Хлопотала и Прасковья Семеновна17 , но, конечно, нам отвечали, что есть все данные, что это злые враги народа, что подтверждается общественным] приговором и т. д. И вот, каковы эти данные!.. Есть большая вероятность, что Ильинского расстреляли бы без хлопот с гласным судом и без скандала, а заступничество "старика Короленка" легко было бы объяснить его излишним благодушием и непониманием требований революции!

Кончая это длинное письмо, скажу 2 слова о Сподине, о котором упомянул в телеграмме18 . Для меня его дело, по поводу которого я тоже усиленно хлопотал, имеет особое значение. Он был (при гетмане!) миргородским комендантом. Это увечный инвалид, человек очень благодушный и, по моим сведениям, никаких экстренных поступков не совершал, в карат[ельных] экспедициях лично не участвовал, арестов не производил, расстрелов тем более. Ограничивался формальным исполнением предписаний гражд[анской] власти и тяготился должностью коменданта, с которой и перешел на должность помощника командира полка в Ромны. Петлюровцам уже не служил и устранился вообще, ища других, более мирных, занятий.

И вот его арестуют. Расследуют и отпускают. Потом арестуют другой раз. Опять отпускают и затем после пасхи арестуют в третий раз. При этом больному сердцем старику приходится пережить несколько ночей в ожидании "казни административным порядком". Но для меня, помимо жестокости всей этой процедуры, - есть в этом деле другая, более важная сторона: можно ли казнить или иным образом тяжко карать людей только за то, что они служили прежним правительствам? Или судить можно только за выходящие из ряда злоупотребления и жестокости. Если можно, тогда за Сподиным потянется ряд других таких же дел с полицейской, чиновничьей и военной мелкотой, и власти доноса и личных счетов не предвидится конца! Конечно, и тут можно сказать, что "у нас есть данные" и т. д. Но я должен прибавить в заключение, что я старый корреспондент и публицист. Мне приходилось много писать в труднейшие времена о самых острых вопросах. Статьи мои проходили даже при царской цензуре и ни разу не опровергались. Я не просто "благодушный старик". Я знаю, что значит утверждать что бы то ни было, и никогда не говорю и не пишу наобум. Поэтому расследования, предпринимавшиеся с целью опровержений и предания меня суду, обнаруживали каждый раз, что я писал даже меньше, чем мог написать, но то, что написано - неопровержимо.

Теперь писать для печати мне негде. Приходится поневоле говорить о частных случаях, превратиться в "ходатая". Но отказаться от вмешательства в окружающую жизнь, хотя бы в ее частностях, - не могу, где бы я ни находился. Все-таки благодарен Вам за добрый совет.

Мне остается сказать еще о предложении советского издательства19 . В такой общей форме мне ответить трудно. Дело в том, что мои сочинения уже ранее отданы разным издательствам по различным договорам, уже оплаченным авансами, в которых я нуждался. Многие мои произведения уже и изданы. А Вы знаете, что это значит в настоящее время - издать книгу. Поэтому я не считаю себя вправе, отдавая свои сочинения (в такой вдобавок общей формулировке), нарушать свои обязательства. Мне нужно было бы поэтому знать более детально, что именно предполагается издать и о каждом произведении придется входить в особые соображения. Советское издательство, конечно, может пустить гораздо дешевле, чем издательские кооперативы, с которыми я имею дело. Но я не считаю себя вправе (и никого более) подрывать их интересы, нарушая заключенные с ними договоры. Жму руку и желаю всего хорошего.

В л. Короленко

стр. 11


Полтава, Малосадовая, д. N 1

P. S. Хочу еще прибавить несколько слов по поводу издательства. Конечно, дешевая книга - дело хорошее, но свобода развития печати вообще - дело еще лучшее. Издательство "на казенный счет" не может заменить свободного издательства в широком смысле и останется делом искусственным и стеснительным для литературы, если оно заявит претензию на первенство и преобладание на книжном рынке. А до новых форм этого дела ждать еще долго и, как и в других областях, гораздо легче уничтожить существующие формы производства, чем создать новые.

Чувствую, что мне придется еще писать Вам о многом. Но это в другой раз, если найдете время для чтения письма "старика Короленко". Вот и в этом отношении много пришлось бы сказать о пользе и необходимости широкого и свободного печатного слова...

Теперь Сподин и его семья сам просит* суда, чтобы не быть арестованным в 4-й раз. Я просил только отдать его мне на поруки до суда.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 17 - 18.

5

18 мая 1919 Полтава

Дорогой Христиан Георгиевич,

Из присланной Вами телеграммы Зиновьева20 я вижу, что у вас вышло некоторое недоразумение: я Вам писал, что огромное большинство моих произведений отдано по договорам разным кооперативным издательствам (трем), и в таких широких размерах, как предполагает петроградское издательство, я располагать ими не вправе вообще. Ведь это значило бы прямо нарушить заключенные договоры, по которым многое уже издано, многое начато изданием, многое оплачено авансами. Издатели сделали затраты, а в это время я передаю издание другим.

Итак, в столь широких размерах передать свои произведения петербургскому издательству я не могу. Речь может пойти лишь о некотором ограниченном числе таких рассказов или статей, которые или еще никому для издания отдельными брошюрами не отданы, или почему-либо пока издателями фактически изданы быть не могут. Первых очень мало (из названных в письме к таким принадлежит только небольшая серия статей "По еврейскому вопросу"). Остальное распределено между "Книгоиздательством писателей", "Задругой" (оба издательства в Москве) и "фондом народной литературы имени Короленко". Кроме того, по договору "Задруга" же издает полное собрание моих сочинений21 . Может быть, можно выделить еще что-нибудь, но этого нельзя сделать без сношений с этими товариществами, а на это, при нынешних почт[овых] сношениях, нужно время. Я уже написал, и приходится подождать ответа.

Сказать Вам правду, ко всякому казенному издательству, в том числе и большевистскому, сердце у меня по первому движению не лежит. Самое дорогое для писателя, и притом писателя, для которого это дело есть дело жизни, - полная независимость от всякой власти. А вы, большевики, теперь власть и притом власть, нечего греха таить, подавляющая часто другие убеждения. Поэтому понятно, что первое побуждение независимого писателя - уклониться при издании от "казенного" все-таки штемпеля. Я говорю себе: режимы у нас сменяются часто, но должны быть такие области жизни, в которых жизнь останавливаться не должна. Одна из таких областей - распространение книги. Поэтому не следует уклоняться от совместной работы в этом деле, пока в нем не сказываются худшие стороны казенной монополии, пока в нем идет только


* Так в тексте.

стр. 12


положительная работа, а не подавление казенными средствами соперников на книжном рынке. А этого пока, кажется, нет (как было относительно периодической прессы, когда газеты и журналы закрывались, а бумага реквизировалась в пользу "официозов"*). Ввиду этого соображения я и не уклоняюсь принципиально от "петерб[ургск]ого издательства". Порядок и режимы меняются. Пусть книги остаются. Но перенести центр тяжести своих изданий в это издательство, - я не могу, и до тех пор, пока свободно располагаю своими сочинениями, - этого не сделаю.

Из серии "По еврейскому вопросу", которая названа в списке и которою я вправе располагать, - один полубеллетристический очерк "Дом N 13" - тоже был издан уже другими. Но я думаю, что после переговоров с издателями мне удастся присоединить и его к сборнику этих статей. Кроме того, есть еще одна статья, написанная в последние годы (до революции), озаглавленная "Мариампольская измена". Она была напечатана в "Русск[их] ведомостях]" и перепечатана в брошюре "Дело Гершановича", изданной в Москве Обществом распространения правильных сведений о евреях. В этой брошюре есть очень много опечаток и, если будет решено издать ее, то я пришлю корректированный экземпляр.

Не буду более загромождать этого письма. Вам, наверное, работы много. Но не могу не прибавить несколько слов об одном старом ученом, живущем теперь в Одессе. Это б[ывший] казанский профессор] Г. Я. Афанасьев. У него реквизировали 3 комнаты, взяли пишущую машину, забрали у сына-студента чертежный стол и теперь, как он пишет, грозят выгнать и всю семью из квартиры. Нельзя ли оставить старика, много поработавшего для просвещения, и его семью в покое и вернуть пишущую машину и чертежный стол? Не отбирать белья и платья, которого и так мало.

Простите, что затрудняю Вас мелочами. И то воздерживаюсь сильно. Если бы дать себе волю, - закидал бы письмами этого рода.

Не могу удержаться еще от общего соображения. Когда-то крестьяне воображали, что достаточно отобрать землю от бывших помещиков, чтобы наделить ею все крестьянство. Теперь "пролетариат" и власти, его представляющие, переживают такую же наивную абберацию: думают, что достаточно раздеть буржуазию, чтобы одеть всех нуждающихся пролетариев. Раздеть, - ничего нет легче. Но одеть такую массу нуждающихся, - наивная мечта, ведущая к нехорошим последствиям. Желаю всего хорошего.

Вл. Короленко

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 19 - 20.

6

2 июня 1919. Полтава

Дорогой Христиан Георгиевич!

Опять мне приходится писать Вам по делу принципиального и очень широкого общественного значения.

В апреле исполнилось 50-летие существования харьковского О[бществ]а Грамотности22 . Это учреждение, которым не один Харьков мог гордиться, так как и по задачам, и по их исполнению, и по широте и глубине их постановки, это было одно из лучших просветительных учреждений России. Десятки лет ему приходилось бороться


* Это случилось, между прочим, и с "Русск[им] богатством". Журнал закрыли, бумагу реквизировали, а книгами из нашего склада красноармейцы топили печи (прим. - Короленко).

стр. 13


с прежним правительством, и не раз вся просвещенная Россия с живым участием следила за драмой этой борьбы. Общество бывало накануне закрытия, но дело было поставлено так широко, и в нем были уже заинтересованы такие широкие круги населения, что даже самодержавные министры не решились поднять на него руку и все откладывало*.

С революцией, казалось, эта постоянная опасность должна бы исчезнуть навсегда. Гетманская Украина, вернее шовинистическая часть гетманского правительства, косилась на этот проводник общей культуры, но и тут никаких решительных шагов сделано не было. После этого пришли большевики.

Первые два месяца и вашего режима тоже, казалось, были не неблагоприятны для Общества. Правда, оно сразу лишилось многих источников дохода (городская и земская субсидия, проценты с пожертвованных капиталов, платы за арендуемые у О[бщест]ва помещения и т. д.), но это вытекало из общих мер вашего правительства и не было направлено прямо против Общества. Наоборот. О[бщест]во встретило внимательную благожелательность и признание со стороны Всеукраинского Комиссариата Просвещения, который, в возмещение утраченных доходов, ассигновал на неотложные нужды 54 тысячи рублей.

Но тут выступает уже новый мотив. Я уже писал Вам о худшей стороне бюрократизма, который складывается в вашем классово диктаторском строе. На нем отражается стремление все взять в свои руки, даже то, что отлично шло и до сих пор под одними общественными силами, без начальственного вмешательства. Большевикам действительно кажется, что нельзя даже траве предоставить расти на воле и солнце, а надо непременно подтягивать ее мерами "комиссаров" и их подчиненных. При этом, конечно, затаптывается очень многое, что росло до сих пор само собой.

Большевизм старается всюду задавить всякое самоуправление. Прежде всего, вы уничтожили городские самоуправления и земства. И если этой зимой все мы будем жить в таком же холоде, в каком жили Москва и Петроград, то очень легко доказать, что это результат не только общего расстройства транспорта и т. д., но также и результат того, что уничтожено гор[одское] самоуправление, и нынешнее правительство слишком самонадеянно взяло на себя все дело снабжения топливом, тогда как прежние самоуправления только умело регулировали цены, держа наготове не более 1/5 запасов топлива. Остальное предоставлялось частной инициативе.

Но это вопрос другой. Возвращаюсь к Общ[еству] грамотности. Харьковский отдел народного образования уже посягает на превосходное учреждение, сумевшее вырасти на просторах и солнечном свете даже при царском режиме. "В видах развертывания собственной просветительной работы", для которой, казалось бы, есть много места и не затрагивая этой не "казенной", а чисто общественной инициативы, он начинает дробить живое и цельное дело, растаскивая его по разным своим отделам. Так, постановлено "перенять" у О[бщест]ва 4 библиотеки-читальни, справочное бюро по вопросам внешкольного образования (с прекраснейшей библиотекой, созданной в течение многих лет усилиями комитета, работавшего умело и с любовью), ну, и так далее; дело зачем-то дробится, книги, музеи и т[ому] под[обное] будут перетаскиваться с места на место, создадутся особые штаты, потребуется огромное увеличение расходов на чисто бюрократическую постановку дела, которое при самых неблагоприятных прежних "царских" условиях сумело вырасти, развиться и процветать.

Нужно ли это делать? И для чего? Для того, чтобы показать твор-


* Так в тексте.

стр. 14


чество там, где его не было, чтобы вышло красиво в отчетах, то есть на бумаге? А самое дело от этого может только затормозиться и пострадать.

Слышишь кругом жалобы "а страшную массу работы, которою завалены большевистские работники. Нужно признать, что в этом много правды. Но нужно также отнестись критически к вопросу, нужна ли значительная часть этой работы, состоящая в переделке того, что и без того хорошо сделано, и в постановке на иной лад того, что стояло хорошо, удобно и прочно?

Теперь о другом.

Нельзя не приветствовать упразднения уездных чрезвычаек, если только... это не останется только на бумаге. После вмешательства здешнего губ[ернского] исполкома и Вашей телеграммы23бессудные расстрелы, о которых я Вам писал, прекратились в Полтаве. Но уездные чрезвычайки продолжали расстрелы до последнего времени. Еще недавно расстреляли до десятка человек в Кобеляках, да и в других уездных городах происходит то же.

Недавно, говорят, увезли к вам в Киев троих миргородцев. Шаруду, Сегала и еще третьего их товарища Ястребцова (все крестьянская молодежь), вероятно, в связи с последним миргор[одским] восстанием24 . Я не знаю, какие против них улики. Зато знаю, что вне политики это прекрасные молодые люди. Одного из них, Шаруду, я знал по крестьянской семье, жившей в Шишаках. И у меня сжимается сердце при мысли, что, быть может, эта молодая жизнь уже прекратилась... Ах, как нужно, как нужно побольше гуманности.

В Киев, как мне известно, послана телеграмма о том, что из Харькова приехали милиционеры (70 человек) и захватили 12 жителей полтавского села Прасковеевки25 без ведома полтавских властей. Это чудовищное злоупотребление на почве местных счетов. Жму руку и желаю всего хорошего.

Вл. Короленко.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 22 - 23.

7.

И июня 1919. Полтава

Дорогой Христиан Георгиевич,

Сегодня (11 июня) в местных "Известиях" напечатано сообщение о том, что по постановлению полтавской губернской чрезвычайной] комиссии расстреляны четыре " контрреволюционера": Никитюк, Красиленко, Запорожец и Марченко (последний почти мальчик 17 лет). Вы, вероятно, помните, что по поводу расстрела чрезвычайкой 8 человек (в апреле) я послал Вам срочную телеграмму. От Вас (спасибо!) на след[ующий] же день (7 или 8 апр[еля]) пришла телеграмма, прекратившая намеченную серию расстрелов. Мне Вы тоже телеграфировали, что открывается трибунал, на справедливость работы которого вполне можно полагаться26 . После этого бессудных расстрелов у нас более не было. Трибунал пытался ввести работу в русло возможной законности. Приезжавшие из Киева юристы, а также председатель трибунала содействовали этому течению.

К сожалению, во всем этом не было достаточной твердости и устойчивости. На днях мы прочитали, что из Киева командирована социалистическая инспекция (в таком роде), опять для усовершенствования и направления деятельности м[естных] чрезвычайных комиссий. И вот, именно после этого начались опять бессудные расстрелы. Я говорил с некоторыми членами "инспекции", рабочими. В одной из статей (или

стр. 15


речей) по поводу этой инспекции говорилось об "инстинкте рабочих". К сожалению, кроме инстинкта, в таких вопросах нужно еще понятие об элементарных основах правосудия, а тут совершенно отсутствует понятие, что, когда административно-следственное учреждение, хотя бы "коллегиально" постановляет приговоры (о смертной казни!), то это есть по существу бессудная расправа, убийство, а не исполнение приговора. Я уже писал Вам, как в трибунале с торжеством оправдали Ильинских (мужа и жену), тогда как чрезвычайкой Ильинский уже был намечен в ту серию расстрелов, которая была прекращена Вашей телеграммой: приговору единодушно рукоплескали даже красноармейцы... И вот теперь опять бессудные расстрелы, в том числе юноши, почти мальчика Марченко и артиста украинской труппы Красиленка. Нужно знать, какое значение украинское общество придает группам своих артистов. Театр долгое время "был единственным очагом украинской культуры и все, что относится к театру, заставляет украинца насторожиться. А тут бессудное ночное убийство по какому-то тайному постановлению, просто на улице, собирающее на утро толпу видом человеческой крови... Кому это полезно, кому это служит?

Мне говорят, что в других местах совершается еще больше жестокостей, и у вас в Киеве они происходят "в порядке красного террора". Недостаточно назвать данное явление порядком, чтобы совлечь с него позорный характер свирепой и бессудной жестокости и, когда я читаю в ваших газетах известия о "палачах- белогвардейцах", то мне невольно приходит в голову, - что их газеты в свою очередь пишут о том, что происходит у нас. И мне грустно думать, что со всем этим связывается Ваше имя.

Но вернусь к Полтаве. Нужно что-нибудь одно: или поддержать то течение законности, которое исходит из трибунала и его работников, или... не играть в правосудие, когда тут же происходят бессудные казни, без видимости суда, без защиты, без гласного опроса свидетелей, по постановлению чисто административного и (нечего закрывать на это глаза) всеми осуждаемого учреждения.

В день после казни я был в чрезвычайной комиссии, и там мне сказали, что это 'был не их приговор, что расстрелы произведены по приговору "особого отдела" и что чрезвычайная комиссия напечатает в этом смысле опровержение. Сегодня этого опровержения нет. Но характерно то, что сущность якобы прекращенного явления - восстанавливается так легко, - стоит только переменить в чисто 'бюрократическом порядке кличку - и расстреливают опять сколько угодно без суда. Я расспрашивал, что это за "особый отдел". Говорят, - главная его задача - борьба с дезертирством. Но в данном случае ничего похожего на дезертирство не было.

Зачем я Вам пишу все это? Вы как-то мне телеграфировали, что скоро ответите на мои письма. Этого ответа я не получил. Не думайте, пожалуйста, что я в претензии. Отлично понимаю, что Вам и некогда, и... ну, и многое другое. Я Вам пишу не для полемики, а потому, что не могу молчать, вспоминая то время, когда мы о многом (важнейшем) думали одинаково. Потому, наконец, что думаю, и теперь есть еще многое, что остается у нас общим. И, может быть, иное слово старика Короленка, сохранившего буржуазные предрассудки о свободе, о правосудии, о святости человеческой жизни - найдет отклик и в большевистских душах.

Хотел подробно написать Вам о возмутительном деле, когда некто Куликов27 (видимо харьковский военный), родом из села Прасковеевки Полт[авского] уезда, вмешавшись в местные дела, без ведома полтавских властей, арестовал 10 крестьян и 2-х учительниц, увез в Харьков и там подверг их пыткам с целью вынудить согласие в "к[онтр]ре-

стр. 16


волюции". При этом из Прасковеевки он вывез не только подсудимых, но и "своих" ad hoc* избранных следователей. В N 2 от 7-го мая харьковской газеты "Знамя"28 напечатано, что эти "следователи" жестоко пытают подсудимых. Не стану пускаться в подробности, так как дело поставлено уже официально, и полтавские власти требуют восстановления "подсудности". Удастся ли это, - неизвестно. По-видимому, все дело - местные счеты.

В заключение - две "частности". Есть у Вас в Киеве старая, больная, почти умирающая писательница Алекс[андра] Станисл[авовна] Шабельская29 . Когда-то она работала в "Отеч[ественных] записках" и ее повести обращали внимание. Теперь она больна и несчастна. В первый приход большевиков убили ее сына. В январе ее выселили из ее квартиры. Одиннадцать лет она получала пенсию после мужа - профессора. Теперь и в этом ей делают затруднения. Нельзя ли сделать что-нибудь для облегчения положения этой старой и глубоко несчастной писательницы?

И еще: киевской чрезвычайной комиссией арестован врач Алексей Вас[ильевич] Базилевский. Один очень уважаемый у нас кременчугский гражданин доктор Шарый, человек с хорошим прошлым, просит меня сообщить Вам, что Базилевский отнюдь не контрреволюционер и вообще не заслуживает репрессий, что я охотно наполняю30 . Жму руку. Всего хорошего.

Вл. Короленко,

13 июня 1919

P. S. Ради всего святого, - прекратите бессудные расстрелы, кто бы ни производил их: особый отдел, чрезвычайка или еще кто-нибудь. Сейчас узнал, что агенты чрезвычайки провоцируют юношей, искусственно создают заговоры и уже опять в результате намечаются будто бы расстрелы по этим "заговорам", вызванным искусственно. Это нужно прекратить спешно. Таково между прочим дело какой-то девушки Храневич, Акимова Михаила и других. Боюсь, что мое письмо опоздает. Буду хлопотать и здесь, в том числе и в самой чрезвычайке и в исполкоме.

Сподин, о котором я Вам писал и который теперь отпущен трибуналом под мое поручительство, говорит очень определенно - "особый отдел" опять намерен арестовать для бессудной расправы. Неужели этот позор, несмотря на все бывшее, может совершиться?! В трибунале, рассмотрев его дело, ничего серьезного не нашли, и еще не покончили дела, так что неизвестно, будет ли он за что-нибудь предан суду, о чем сам просит, чтобы избавиться от возможности новых арестов. Я писал Вам, какое значение придаю этому делу и почему так хлопочу.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 24 - 26.

8

18 июня 1919

Дорогой Христиан Георгиевич,

Над вами, т[о] е[сть] над вашей партией, очевидно сгущаются тучи. Я сужу не столько по газетным сообщениям о продвижениях деникинцев и не по слухам, которых много и которые, конечно, преувеличены, как по тому росту жестокостей, которые всегда являются результатом страха. В Харькове уже "расстреливают буржуазию" (так озаглавлена заметка в наших официальных "Известиях") и берут заложников.


* Специально для этого случая (лат.).

стр. 17


Страх плохой советчик. Я помню в последние дни петлюровщины у нас даже ждали большевиков: чувствовалось, что идет сила, сознающая себя и более спокойная. Значит, не будет погромов, убийств и жестокостей. И хотя позади у вас стояли уже другие примеры, т[о] е[сть] тоже жестокостей ненужных и бесцельных, но это как-то затушевывалось (теперь "прошлое" затушевывается быстро). И действительно вначале большевики держали себя у нас, как более спокойная сила. Теперь - это уже тоже прошлое. А настоящее? Весь город знает, что особый отдел наметил уже 4-х человек, уже раз ночью приезжал автомобиль, чтобы свезти их в темноте на кладбище и там расстрелять. В числе этих четырех есть жертва провокации, 17-летний мальчик. Командующий войсками, говорят, приостановил эту казнь и приказал передать в трибунал. Но - это точно неизвестно. Известно только, что весь город следит с тревожным участием за судьбой этих четырех, повисших между жизнью и смертью, между гласным судом и казнью без суда, по решению какого-то темного безгласного учреждения... Приедут ночью, усадят на автомобиль, увезут на кладбище. Расстреляют в темноте, бросят, может быть, еще живых в готовые могилы и зароют... Вы легко представите себе - на чьей стороне сочувствие простой, не захваченной враждою и ненавистью среды... Ведь человечность-то все-таки еще не угасла.

И к чему это? Неужели Вы думаете, что это может помочь или устрашить и предупредить. Такие широкие "бытовые" влияния и чувства, разливающиеся от фактов, - есть самая вредная агитация для вас и для всякого, кто в растерянности прибегнет к насилию.

Откуда на вас идет опасность? Не от одних прямых врагов, а от условий, вами создаваемых. Для Вас, конечно, не тайна, что в деревне растет антикоммунистическое настроение и рядом с показной покорностью нарастает повстанческое настроение, в котором, прежде всего, примут участие те, кто теперь прикидывается вашими приверженцами, кто сам запугивает среду именем большевистской власти. Когда первый раз пришли большевики в марте - перед ними хлынули в город много деревенских крестьян, которые якобы помогали большевикам. Какие-то явно недисциплинированные кучки шныряли преимущественно по окраинам, врывались в дома, грабили и убивали. Когда пришли окончательно большевики, - они схлынули. При мне одна такая кучка распалась, скрываясь за углами. Это показался Шмедин, начальник одного из полков... Теперь эти грабители давно в деревнях забрали силу, арестуют, грабят, убивают арестованных (я доставил данные по такому делу местным властям) и, уверяю Вас, - первые ждут новой перемены, чтобы забежать вперед перед деникинцами.

И вы думаете, что тут вам помогут "заложники"?! Вот в Харькове взяли Владимира Павловича Носовича31 . Это человек, имя которого одно время (при царском режиме) знала вся интеллигентная Россия. Он мужественно провел следствие о Ленских расстрелах, о Рейнботе32 , о Сухомлинове33 . Его теперь взяли заложником. Зачем? Чтобы расстрелять в случае опасности? Кого этим можно устрашить, что можно предупредить? Что за дело темной массе, закипающей по селам, да и в городе от того, что жизнь стеснена во всяком шаге, что ничего нужного нет, что можно (иным) и пограбить, - до того, что под страхом расстрела сидит у вас человек, заявивший себя когда-то мужественным и честным гражданином.

У нас был однажды арестован в качестве заложника Сергей Георг[иевич] Семенченко, бывший гор[одской] голова. Он многим известен в городе и в своей деревне, где у него небольшое имение. Его опасность - для многих пожалуй горе, но не для тех, кто готовит выступления против вас... Вообще - инстинкт заложничества - позорный

стр. 18


пережиток варварства, ныне ничем не оправданный и бесцельный. К чести наших местных властей, у нас он еще не привился. "Заложников", взятых около месяца назад, отпустили скоро и пока не берут новых. Какое же из этих течений возьмет перевес: харьковский "красный террор", диктуемый страхом, или более спокойное пока наше местное настроение. На Вашем месте я более доверился бы настроению командующего войсками Егорова34 , заменившего судом трибунала темный приговор особого отдела, и тех членов губисполкома, которые не теряют головы и не хватаются за жестокости.

В прошлом году пронесся слух при отступлении большевиков, что они наметили заложником меня35 . Может быть, это и неправда. Я тогда не придал этому значения и в самый день отступления ездил на вокзал, чтобы выхлопотать освобождение 6-ти крестьян. Это нам (депутации) удалось и, когда начались гетманские неистовства с "виленским застенком", я отметил в газете факт этого освобождения в момент возбуждения и суеты... Но - представьте себе, что слух был бы верен и меня взяли бы "заложником". Кого бы это огорчило и устрашило? Огорчило бы пожалуй кое-кого, но те, кто с вами тогда боролся, потирали бы руки и радовались бы. Поверьте, что так же теперь потирают руки и радуются те, кто конспиративно работает против вас, при виде "заложников", уважаемых людей, которым от вас грозит опасность. Их это нимало не устрашит, а большевиков, прибегающих к этому средневековому варварству, покрывает позором.

От души желаю, чтобы Ваше имя можно было присоединить к тем, кто борется с "заложничеством", а не к тем, теряющим голову, кто к нему прибегает.

Всего хорошего. Вл. Короленко

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16 а, д. 63, лл. 27 - 28.

9

20 июня 1919

Дорогой Христиан Георгиевич,

Отвечаю на Ваш запрос относительно расстрелов в Полтаве36 с некоторым опозданием. Это потому, что мне нужно было собрать точные сведения, а между тем эти два дня ушли у меня среди волнений об одной жизни: человека уже приговорили. Город жил под мраком возможной неправедной казни. Речь шла об артисте украинской труппы Островском, писателе- драматурге и режиссере. Я уже писал Вам об этом: украинское общество очень чутко к своим талантам, особенно артистам и писателям, а Островский человек чрезвычайно привлекательный и популярный. Казнь его, опять бессудная и неправедная, была бы жестоким вызовом совершенно законным чувствам украинцев, даже ваших приверженцев. Один из членов партии с[оциалистов]- р[еволюционеров] коммунистов-боротьбистов37 , принимающий видное участие в революционной жизни Полтавы, под начальством которого стоял отряд в ноябре 1918 года, занявший Полтаву до прихода регулярных советских войск, подал по этому делу официальное заявление, в котором пишет между прочим: "Не знаю - саботаж это или что-нибудь другое, но мой революционный долг велит мне высказать мое глубокое убеждение в том, что бессмысленный террор, направленный против нейтральных лиц, каким я считаю Островского, - это работа в пользу контрреволюции".

Теперь дело пересылается, вместе с Островским, в Киев, и от киевского особого отдела зависит эта жизнь, за которой теперь с участливой тревогой следят тысячи даже ваших украинцев. Если бы Вы захотели ознакомиться с этим делом, то в нем должна быть записка Мате-

стр. 19


пы Бугаевского, из которой я привел эту цитату и из которой совершенно ясно, что даже при допущении правильности некоторых обвинений, - это была бы месть за прошлое по отношению к нейтральному теперь человеку. Месть за то, что он смел в прошлом быть украинцем-самостийником. "Теперь, - пишет тот же ваш человек, боровшийся рядом с вами, - многие, стоявшие тогда в оппозиции советской власти, изменили свое отношение к ней и, если не стали ее активными сторонниками, то во всяком случае, не являются и врагами... Если применять расстрелы ко всем тем, кто относится к советской власти нейтрально, то пришлось бы расстрелять половину всего населения".

Я думаю, что половина - это сказано мало, а при таких мерах эта доля все увеличивается, переводя невольно все большие массы в прямое недоброжелательство.

Как видите, - это все еще дань тому волнению, которое держало меня в своей власти эти дни, когда решалась судьба этого приговоренного человека, теперь отправляемого в Киев. Я от всей души взываю даже не о милосердии к нему, а о простой справедливости, правосудии и... о простом благоразумии власти.

Теперь перехожу к общему вопросу. Вы хотите иметь конкретные сведения о полтавских расстрелах. Вот они.

Вначале после прихода большевиков, сменивших потерявших голову петлюровцев, все отмечали отсутствие казней и смену свирепостей всякого рода порядком и сравнительным спокойствием власти. Но затем в местной газете стали появляться известия, сначала из уездных городов, о казнях, по постановлению ЧК. Сначала казалось, что дело идет о бандитах, которые действительно производили зверские убийства целых семей, и я не обратил сразу особого внимания на это явление, в чем теперь очень виню себя. Уже 4-го марта в Кременчуге были расстреляны "контрреволюционеры" Волков и кондуктор трамвая Батушин (полт[авские] Изв[естия] 13 марта). Затем в конце марта появилось известие, что уже в Полтаве расстреляно 3 челов[екака]: 1 - 2 (Бойко и Шавкун) за бандитизм, 3) Давид Ефимов, "работавший в самодержавной охране до прихода большевиков 22 марта 1918 г." (т[о] е[сть] месть за прошлое). Затем 5-го апреля разразилось над Полтавой мрачное известие о массовом расстреле (8 человек), по поводу которого я Вам тогда телеграфировал. Даже в исполкоме считали, что это только бандиты, но когда я привел известные в городе фамилии, то исполком тотчас же приостановил дальнейшие казни (которых намечено было 35). Обстановка этих казней вызывает прямо содрогание. Ночью людей привели к открытым уже могилам на кладбище, ставили на доску над ямой, пристреливали; человек падал в яму и его закапывали, может быть еще живым! Левченка (больного) положили на такой доске, т[ак] как ни сидеть, ни стоять он не мог. Второй, мне известный, был Шкурупий, крест[ьянин] из Решетиловки. У него, да и то в общем владении, было 15 десятин, но человек это был толковый, и его хлеборобы посылали в Берлин. Этого оказалось достаточно: значит, деятель. Я о нем хлопотал и справлялся, собирал сведения и после, и прихожу все более и более к убеждению, что погиб он невинно. При гетмане он был назначен волостным головой, но отказался, не желая играть политической роли. У хлеборобов было и другое течение: чисто хозяйственное, группировавшееся около с[ельско] - х[озяйственного] общества, и Шкурупий в Берлин ездил с хозяйственными] целями. Я на все это указывал в чрезвычайке и был горестно поражен неожиданным расстрелом Шкурупия. Решетиловка местечко (более 12 тыс. душ), и в нем долго не забудут этой казни толкового мужика. Теперь идет очень заметный процесс сближения бедного и среднего крестьянства, что уже признало и большевистское правительство, а Шкурупий

стр. 20


и был выдающийся середняк. Но все это совершенно недоступные расстреливающему аппарату соображения.

Не помню и сейчас не могу привести фамилии остальных расстрелянных. Знаю только, что, если были тут 2 - 3 бандита, то не больше. Остальные "контрреволюционеры", "неблагонадежность" которых часто совершенно не доказана.

После этого, - спасибо Вам и местному исполкому, - чрезвычайка была ограничена в казнях, а затем и из прежнего ее состава были кое-кто преданы суду (что довольно скандальным обвинениям), а затем частью удалены. Расстрелы все-таки продолжались по уездам. Особенное впечатление произвели убийство мальчика Комиссарова (лет 13-ти), затребованного кременчугской чрезвычайкой и пропавшего без вести в дороге, и расстрел Кобелякской чрезвычайкой Новицкого.

Но вот, в ночь с 8-го на 9 мая произошел новый факт. Ночью на Кобелякской улице, ведущей к кладбищу, раздались отчаянные крики и выстрелы. Оказалось это вели 4-х человек на кладбище. Они были скованы, но.., кто-то все-таки будто бы побежал. Побежал один, но уложили из ручных пулеметов всех. На утро в этом месте собиралась толпа, которую разогнали, но которая все-таки еще видела лужи крови, которую обнюхивали собаки. Трудно изобразить впечатление этой картины, причем к ней прибавились еще отчаянные вопли родных... Тут были расстреляны: Марченко (юноша лет 17), Никитюк (сын рабочего на водопроводе), Красиленко (артист укр[аинской] труппы) и Запорожец. Все политические. Не думаю, чтобы десятки прокламаций и агитаторов могли произвести такое действие, какое уносила с собой эта толпа, шедшая и ехавшая из деревень в город и обратно. Общее убеждение опять, что расстреляны невинные... Да при таких условиях иного настроения и быть не может. Исполнительный] комитет тоже узнал об этом после факта. Я Вам об этом деле писал, и этим письмом вызвана Ваша телеграмма.

В полт[авских] "Известиях" было вскоре напечатано, что такие-то расстреляны по постановлению] Ч. К. Но через 2 - 3 дня последовало опровержение. Чрезв[ычайная] комиссия отклоняла это от себя. Расстрел произведен особым отделом ("Известия", 14 июня).

То страшное действие, тот вред для советской власти, который, как туча, подымается от человеческой крови, проливаемой таким образом, мне кажется, оценен до известной степени местными властями. По кр[айней] мере после этого при выдаче ночью арестованных для неизвестных целей в тюрьме стали требовать, по указанию Губ[ернского] тюремно-карат[ельного] комитета, точных указаний и исполнений формальностей. Благодаря этому была задержана выдача 13 июня одного, а 14-го - четырех человек. Благодаря этой формальности жена одного из приговоренных обратилась к командующему войсками Егорову. Егоров приостановил казнь и распорядился передать дело (или дела?) в трибунал. Егоров уже успел заявить себя в открытом бою с григорь-евцами38 , и он, очевидно, держится того взгляда, что для чести бойца лучше иметь сотню лишних противников в открытом бою, чем одну такую "победу" в тылу, как победа 8 июня на Кобелякской улице города Полтавы, одержанная особым отделом.

Еще черточка: при таких же мрачных обстоятельствах был потребован глухою ночью еще один арестованный в том же июне м[еся]це. Выдача благодаря формальностям задержана, и после этого... тот же человек признан ни в чем не повинным и освобожден из-под стражи.

Вы пишете в телеграмме, что я должен принять в соображение ту погромную волну, благодаря которой могут пролиться реки крови39 . Да, я принимаю все это в соображение. Вообще, я считаюсь с действительностью. Но я вижу ее не с одной только стороны. Я учитываю так-

стр. 21


же и то, что все эти темные расстрелы молвой приписываются большевикам из евреев, что создается легенда, что расстрелянных 8 июня вели будто бы только евреи из чрезвычайки и т. д. и т. д. Я не большевик. Одно время я думал все- таки, что если большевизм сумеет удержаться в пределах спокойствия и самообладания, то весьма вероятно, что именно ему суждена победа в борьбе, и тогда ему же самому придется стать лицом к лицу с своими основными огромными ошибками и бороться на мирной уже почве с их последствиями. И это я замечал у многих.

Теперь, под влиянием "красного террора", заложничества, бессудных казней это настроение исчезает. Вера в силу вашей власти теряется потому, что вы (я говорю не лично) теряете голову, начинаете гоняться за призраками и, уничтожая отдельных лиц, создаете "бытовые явления", которые сразу действуют на массы40 .

Да, я не большевик, но я и не петлюровец, и не деникинец, не верю в пользу внешнего вмешательства. Я не активный политик. Но я верю, убежден, знаю, что есть все-таки и моральная сила, которой стоит проснуться и многое изменится. Поэтому я стараюсь пробудить человечность среди озверения, и я не только верю, но и знаю, что она не вредит, а помогает в самой борьбе. Мужество в открытом бою, человечность к побежденным! - вот истинная формула человеческой, а не звериной борьбы. Теперь мало кто понимает, как силен стал бы тот, кто сумел бы честно проявить это настроение... Но у вас, большевиков, его нет. Это доказывает киевский и харьковский "красный террор".., "порядок красного террора"... В Полтаве этого пока меньше, чем на запад и на восток от нас. Но и этого, как Вы видите, слишком достаточно. А главное: идет борьба разных течений, и если победит более жестокое, то сорвутся с цепи самые нелепые и для вас же вредные жестокости.

Я писал Вам свои соображения о заложничестве. У нас уже тоже хватают заложников. Какой смысл в этом? Во времена войны я следил за этим явлением и не помню, чтобы хоть раз военных заложников расстреляли. А у нас это уже было, а в Харькове и есть теперь.

Чувствую, что пора кончать, но мне приходится еще сказать об одном деле, не относящемся к расстрелам, но волнующем еще более. Я пытался обойтись без Вашего вмешательства, думая, что дело до такой степени очевидно и до такой степени возмутительно, что достаточно поставить его точно и ясно перед любою властью, и оно будет непременно прекращено. Но теперь вижу, что без экстренного вмешательства не обойдется. Местные власти поразительно бессильны.

Дело вот в чем: есть в Полтавском уезде большое село Прасковеевка. В этом селе боролись две местные партии. Местные жители говорили мне, что дело завязалось из-за какого-то "кабанця". Простите, это похоже на анекдот, но, как увидите, все здесь похоже на мрачный и кровавый анекдот. Случилось так, что член одной партии, крестьянин Кулик (или Куликов), человек очевидно способный, сделал карьеру: стал комендантом гор[ода] Харькова (теперь занимает видный пост в военно-артиллер[ийском] ведомстве). Он приехал на родину в побывку "во всей полноте власти" и счел возможным вмешаться в эти счеты. Привез с собой красноармейцев, взял в плен двух учительниц (Страшанскую, жену священника, и Дудник), а также 10 крестьян и, не доведя до сведения местных властей, увез в Харьков. Вместе с ними увез членов противной партии и сделал их следователями ad hoc по этому делу. После этого в одной из харьковских газет "Знамя" (от 7 июня, N 2) появилось известие, что над какими-то полтавцами, содержащимися в арестном доме (в Безуглом переулке) производятся пытки тоже полтавскими следователями (то есть прямыми их прасковейскими врагами).

стр. 22


Я довел об этом до сведения всего состава юридической комиссии при трибунале (или исполкоме). Были посланы три телеграммы в Киев и одна в Харьков о восстановлении подсудности и о препровождении немедленно арестованных в Полтаву. Но... никаких результатов до сих пор нет. А между тем один из этих полтавцев уже запытан до смерти (Антоний Корецкий), а трое других лежат при смерти в больнице. Был командирован кто-то в Харьков. Местный исполком согласился отпустить арестованных в Полтаву, но военное ведомство (влияние Куликова) не соглашается и хочет судить их военным судом. Пытки подтверждены официально и возбуждено дело... Что же будет значить суд и приговор при таких условиях. Я много писал о пытках при царской власти. Но такого примера не запомню. При царской власти я бы описал это в газетах. Теперь должен делать "доклады". После оглашения в газетах вся Россия содрогнулась бы от негодования и ужаса. После "докладов" людей продолжают мучить и напугивать, чтобы вынужденными сознаниями и оговорами лучше обставить дело*.

Что делать! Докладываю еще в одну инстанцию. Неужели нет силы, которая прекратила бы это вопиющее и столь явно нелепое кровавое безобразие.

Затем - жму руку и от души желаю Вам всего хорошего.

Вл. Короленко.

ОР ГБЛ. ф. 135, разд. 11, карт. 16а, д. 63, лл. 29 - 33.

10

Дорогой Христиан Георгиевич,

Прошу внимания к просьбе представителя Совета харьковских областных кооперативных союзов, - которые ходатайствуют о Владимире Павловиче Носовиче, арестованном в качестве заложника. В качестве старого публициста могу сказать, что его имя известно по расследованию Ленских событий, а также по делам Рейнбота и Сухомлинова. Вся передовая Россия относилась к его деятельности сочувственно. Я Вам о нем уже писал в связи с заложничеством.

Жму руку.

Вл. Короленко

15 июля 1919. Полтава

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 15, д. 1, л. 424; ЦГАЛИ СССР, ф. 234, on. 4, д. 17, л. 1.

II

14(27) февр[аля] 1920 г.41

Дорогой Христиан Георгиевич,

Опять я к Вам и опять "по делу". Есть у меня в Харькове хороший знакомый, Борис Семенович Одер. Он - убежденный кооператор, меньшевик по убеждениям. По делам кооперации ему приходилось ездить в Ростов, откуда он вернулся. В Харькове под его редакцией выходила газета "Наш путь". Кроме того, он был выставлен кандидатом в гласные (а может быть и избран. И то, и другое, - т[о] е[сть] и


* Не ясно ли, что вопрос о виновности этих прасковейцев в контрреволюции не может быть разрешен раньше, чем они будут изъяты из-под власти этих прасковейских же следователей и пока не будет восстановлена подлинная подсудность. Иначе - приговор только горькая насмешка над "революционным правосудием" (прим. - Короленко).

стр. 23


газета, и звание гласного, - было при деникинцах. Слышу, что все это теперь ему ставится в вину.

Я лично знаю Одера, как очень порядочного человека и отнюдь не деникинца или реакционера. Но меня побуждает к этому письму даже не одно личное расположение к хорошему человеку, а еще более важный общий вопрос: когда пришли деникинцы, они стали хватать направо и налево людей, которые работали при большевиках. Теперь пришли большевики и неужели станут поступать так же с теми, кто работал при деникинцах. Я понимаю, что для деникинцев очень важно, чтобы с их уходом и с приходом большевиков край обратился в пустыню. Это заставляет население с нетерпением ждать их возврата. То же соображение я прочитал недавно в местной полтавской газете: люди, делающие хотя бы и нейтральное дело при деникинцах, являются их прихвостнями. Было бы гораздо лучше для большевизма, если бы этого не было. Иначе сказать, - большевизм, как и деникинство, требует, чтобы с его уходом край обращался в пустыню.

Теперь вопрос: что же было бы с жизнью, если бы признать законность такой борьбы, - жизнь иссякла бы. И той, и другой стороне пришлось бы бросить борьбу в опустевшей стране. К этому и идет: Полтава кажется уже 14-й раз переходит из рук в руки. То же и Харьков. Теперь у нас опять советская власть. Надолго ли? Гадать не стану. Во всяком случае не исключена возможность новой перемены, и опять какая-нибудь сторона скажет людям, делавшим при вас нужные нейтральные дела, без которых жизнь должна замереть: "Вы этим поддерживали наших врагов. По настоящему вы не должны были ни есть, ни пить, ни заботиться об отоплении во времена большевизма, ни издавать газеты, ни лечить больных, ни учить детей, а только ждать с тоской нашего возвращения ["]. Приблизительно то же говорят теперь истые коммунисты в своих органах. Неужели возможно, что эта точка зрения восторжествует, и простейшие элементарные отправления общественной жизни могут считаться преступлением против большевизма. Жизнь не должна и не может остановить свои обычные процессы из-за острой борьбы направлений, которой пока не видно конца. Та или другая партия могут только прибавить излишние и бесцельные преследования, что, как я не перестану доказывать, вредит высокому делу.

У меня сердце облилось кровью, когда я прочитал в газетах о расстреле киевской ЧК Влад[имира] Павл[овича] Науменко. Я знаю его как честного человека и общественного деятеля, в свое время отказавшегося от поста попечителя из-за узкого шовинизма тогдашней власти. Думаю, что эта казнь надолго останется ярким кровавым пятном на деле большевизма. Я, конечно, ни на минуту не думаю приравнивать нынешний случай к случаю Науменка. Но думаю, что и вообще преследование, хотя бы и смягченное, за разницу убеждений, за издание газеты, за участие в гор[одском] самоуправлении во время бесконечных междоусобий, разрывающих теперь Россию, есть явление, с которым не должна мириться в своей среде ни одна из воюющих сторон, уважающая свое дело и рассчитывающая на уважение других.

Желаю всего хорошего.

Вл. Короленко.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 34 - 35.

12

Дорогой Христиан Георгиевич,

Я уже раз писал Вам по делу Бориса Семеновича Одера. Теперь узнал определенно, что он арестован 26 февраля по ордеру Ч. К. Для

стр. 24


меня очевидно, что это недоразумение. Я хорошо знаю Бориса Семен[овича] Одера, так как, состоя при царской власти под надзором полиции в Полтаве, он жил у меня на квартире. Он меньшевик, выступал активно в собраниях, редактировал кооперативную газету в Харькове и своего образа мыслей не скрывал. Во время власти у нас деникинцев я написал статью о "власти доноса", которую перепечатали несколько газет. Власть доноса сказывается при всякой перемене режима, и я уверен, что только злостный донос, какая-нибудь личная месть, водящая пером доносчика, могла вызвать арест Б. С. Одера, как "контрреволюционера" или деникинца.

Вот несколько слов, которые я, пользуясь предоставившимся случаем, хотел прибавить к предыдущему письму о беспокоящем предмете.

Желая всего хорошего.

Вл. Короленко

12 марта (28 февр[аля]) 1920 г. ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 15, д. 1, л. 464.

13

16(29) марта 1920 г.

Дорогой Христиан Георгиевич,

Очевидно, одной из тягот, сопряженных с Вашим теперешним положением, является между прочим и получение писем и просьб от В. Г. Короленко.

После Вашего возвращения я писал Вам три раза. Один раз по поводу приговора к смертной казни трех человек по постановлению Ч. К. и два письма по делу моего хорошего знакомого Бориса Семеновича Одера, арестованного в Харькове (кооператора) Мне говорили после, что в это время Вы были больны тифом. Надеюсь, теперь выздоровели.

Теперь я опять с новой (вернее - опять со старой) просьбой. В Москве, как я узнал, арестован Сергей Петрович Мельгунов, стоящий во главе издательства "Задруга". Я когда-то Вам писал о нем, когда он тоже был арестован. Вы тогда сделали телеграфный запрос и ответили мне, что по телеграмме, полученной Вами из Москвы, в числе арестованных Мельгунов не значится. И действительно, в это время он был уже освобожден. Может быть, это случайное совпадение, но близкие к Мельгунову люди приписывают благоприятный результат Вашему запросу, и теперь они опять обращаются ко мне, т[о] е[сть] через меня, очевидно, к Вашему заступничеству. Мельгунов - человек резкий и прямолинейный. Думаю, что этим вызван и его арест. Одно из преимуществ таких характеров (при многих неудобствах) то, что при резкости и прямолинейности не следует предполагать чего-нибудь утаенного, недоговоренного и скрытого. Сколько мне известно, в последние месяцы Мельгунов был целиком поглощен издательскими делами и своими историческими исследованиями.

Желаю Вам всего хорошего, Вл. Короленко.

Нет ли известий из Румынии об общих друзьях?

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 36.

14

Дорогой Христиан Георгиевич,

Розалия Михайловна Аренштейн может рассказать историю одной "реквизиции", очень похожей на прямое разграбление. Думаю, что рас-

стр. 25


следование с целью прекращения наконец таких "реквизиций" входит в интересы всякой власти.

Жму руку и желаю всего хорошего.

Вл. Короленко

4 апр[еля] 1920 г. ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 37.

15

15(28) ап[реля] 1920

Дорогой Христиан Георгиевич,

Я еще не знаю результатов вчерашнего заседания, на котором решалась судьба трех "петлюровцев". Я надеюсь, что эта казнь, которая составила мрачную страницу в истории полтавского трибунала, не состоится. Мне пришлось по поводу арестов "комиссаров" во время деникинской власти отметить, что полт[авский] трибунал не вынес ни одного смертного приговора. Один такой приговор по отношению к заведомому бандиту, - не был приведен в исполнение (я в этом деле никаких ходатайств не предъявлял). Об этом факте правосудия большевистского полтавского] трибунала я имел возможность писать в газетах, и я этой возможности радовался. Неужели теперь придется отметить политические казни и притом по удивительному делу, где в центре стоял мальчишка, совершеннолетие которого так и осталось невыясненным. "Начитавшись некоторых книг, как Пинкертона, Тараса Бульбу и другие, у меня появилась большая фантазия сделаться каким-нибудь знаменитым полководцем. И вот мой воображаемый полк состоял из нас двух, меня и моего младшего брата, 11-ти лет, который явился помощником моим и в сооружении печати.., которая и повлекла за собой наше несчастие... Когда мне 26 марта сказали, что меня освободят, то я с радостью признался и даже представил буквы и печать. Безусловно, мне теперь об этом стыдно и напоминать...". И т[ак] д[алее]. Это из исповеди приговоренного Засенко. Неужели возможна казнь в таком деле? Не хочу этому верить.

У меня почему-то есть тяжелые предчувствия. Мне кажется, что еще далеко до успокоения и творческой работы, о которых пишут ваши газеты. Чувствую, что еще будут катастрофы и новые перемены. И мне так хочется, чтобы среди этого кровавого хаоса все более проникали факты смягчения и человечности. Возможно, что мои предчувствия обманчивы и ваши сведения точнее. Но если я не прав в этом, - тем более необходимо то, о чем я пишу. Силе вообще подобает великодушие.

Желаю Вам всего хорошего.

Вл. Короленко

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 39.

16

Дорогой Христиан Георгиевич,

Опять то же дело, о котором я говорил при свидании: о передаче в революционный] трибунал вместо администрат[ивного] решения (дело Герштейна). Вы тогда передали записку тов. Коцюбинскому42 . Последний, как Вам известно, был захвачен повстанцами и теперь находится в Харькове. А в это время Ч. К. уже постановила приговор в административном порядке без судебного разбирательства. Ввиду

стр. 26


этого не могу опять не облегчить Якову Исаковичу Глейзеру возможности повидаться и изложить дело Вам. Жму руку и желаю всего хорошего.

Вл. Короленко

5 мая 1920 г. ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 40.

17

7 июня 1920

Дорогой Христиан Георгиевич,

Опять с тем же, все о том же! У нас началась оргия бессудных расстрелов. Третьего дня расстреляли пять человек, в том числе двух мельников. Об одном из них я лично видел (и передал начальнику Ч. К. Щанову) заключение официального лица о том, что предавать суду не за что. А вот расстрелять без суда оказалось достаточно оснований... Я помню, прежде Вы (вместе с прежними полтавскими властями) останавливали бессудные расстрелы Ч. К. Теперь это разыгрывается в настоящую оргию. Очевидно, спасение республики зависит от того, чтобы были расстреляны несколько человек без всяких оснований43 .

На днях отпущен на волю Калюжный, приговоренный к расстрелу даже рев[олюционным] трибуналом. Что же говорить о приговорах Чрезвыч[айной] комиссии. Рабочие ходатайствовали об освобождении Аронова, но их ходатайство запоздало, как и мое.

Теперь к Вам отправляется молодой человек по такому же поводу. Мне самое дело неизвестно. Для меня достаточно, что это опять возможный приговор административно-следственного учреждения, и просьба состоит в передаче суду. Неужели нельзя остановить оргию бессудных расстрелов? Неужели в самом деле от бессудности зависит спасение республики. Тогда - дело плохо, п[отому] что бессудные расстрелы только всех решительно, кроме самих их участников, глубоко возмущают, указывая на неуверенность и нервность власти.

Жму руку.

Ваш Вл. Короленко

(см. на обороте)*

P. S. Александре Георгиевне наш общий привет и большая благодарность за перевод статьи Доброджану44 . Теперь все тревожные случаи, которые овладевают мною всецело, поэтому не могу пока писать более подробно. Но вскоре собираюсь написать Ал[ександре] Г[еоргиевне] специальное письмо, где не будет речи о расстрелах и казнях. Пока скажу лишь, что в статье Костики45вижу того же умного Герю, каким знал его и ранее. По некоторым чертам заключаю, что он болен (как и я, его старый друг).

От души шлем привет,

Вл. Короленко

7 июня 1920

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 42 - 43.

18

11 июня 1920 г. Полтава

Обращаюсь к Вам еще раз, Христиан Георгиевич, с глубоким отчаянием в сердце.


* Дальнейший текст написан не на обороте, а на следующем листе.

стр. 27


То самое, что предшествовало прошлогодней эвакуации в Киеве и Харькове, но что в значительно меньшей степени было у нас, - теперь водворилось и в Полтаве: слепой, безоглядный красный террор, - признак растерянности, возрастающей жестокости, сопровождающей обыкновенно не сознание силы и прочности положения, а прямо скажу - страха.

А. В. Луначарский вероятно рассказывал Вам, как я, больной и нервно расстроенный, приехал к нему на митинг, чтобы вымолить отмену казни пяти человек, в том числе мельников Аронова и Миркина. При этом я привез ходатайство рабочих и официальное заключение представителя компетентного по продовольствию учреждения, что в деятельности Аронова (Миркин только служащий) нет состава преступления. Рассказал Вам Луначарский и о том, чем это кончилось: они расстреляны еще накануне46 . Теперь родные ходатайствуют, чтобы им выдали тела для погребения на евр[ейском] кладбище. Местные власти отказали. Кто представляет себе глубину религиозного чувства евреев и кто уважает чужие убеждения, тот поймет, какое это имеет значение и почему следует уважать этот "предрассудок". Вот почему я не отказался просить Вас обратить внимание на эту просьбу родных, которую изложит податель этого письма. А кстати пользуюсь случаем, чтобы сказать и еще кое- что.

Не стану надолго возвращаться к делу расстрелянного Зосенка (с его мальчишеским заговором) и Баштанника. Один из приговоренных по тому же делу к смерти (Калюжный) теперь распоряжением центральной власти освобожден совершенно. От души этому радуюсь, но не кажется ли Вам, что размах маятника от казни к полной свободе через несколько дней слишком уж резок и указывает на некоторую неуравновешенность правосудия... Даже правосудия!.. Что же говорить о расстрелах в административном порядке. И не следует ли после этого пересмотреть таким же образом дела других осужденных по тому же делу (например, Степана Вас[ильевича] Сидорука, присужденного в концентрационный лагерь до конца гражд[анской] войны?).

А против приговоров административных, да еще приговоров к смертной казни, я, как человек и гражданин, протестую от всей глубины души и не перестану протестовать до смерти. Теперь вот опять, говорят, привезли из Миргорода 36 человек, повинных в заговоре. В числе их есть три девушки, вернее девочки (две 17 и одна 18 лет). Можно ли сомневаться, что эти гимназистки действовали без полного разумения? Сколько мне известно, они участвовали в той стадии заговора, которая, благодаря присутствию в наивной организации сыска, была раскрыта ранее даже приступа к осуществлению. Даже при царской власти не было казней за одни намерения. Я много писал против тогдашних смертных казней, и в свое время большевики цитировали эти мои статьи, направляя цитаты против временного правительства. Я наверное не доживу до того, чтобы посмотреть на действия самих большевиков, как на прошлое. Но неужели историку придется отметить со стороны русской республики XX века не только вспышку, но и закрепление казней за намерения. И мне так горько думать, что с этим может быть связано Ваше имя.

А между тем уже, по-видимому, назревает новый приговор и опять в административном порядке. Во времена деникинцев они в Полтаве разрыли и выложили на земле 16 трупов. Трудно представить, какое это произвело впечатление и какую вызвало вражду к большевикам47 . Опасаясь изуверного озлобления против оставшихся в городе большевиков, я попытался разъяснить в местной газете, что у нас в Полтаве казнили по большей части только бандитов. Конечно, я не мог защищать бессудных казней даже для бандитов. Но все-таки я имел основание указы-

стр. 28


вать, что у нас советские власти проявили сравнительную умеренность, и всюду, где мог, призывал к тому же деникинцев. Теперь этого аргумента в пользу общего смягчения жестокостей междоусобия, на случай новой перемены, у меня уже нет и я с отчаянием вижу, как безоглядная жестокость водворяется даже там, где недавно ее не было. Не перестану повторять до смерти: устраните хоть бессудные казни. Это неизгладимый позор для нашего отечества и для самой революции.

Возвращаюсь на минуту к делу мельников. Все отзывы о них, в том числе отзывы рабочих, самые лучшие. Они казнены за спекуляцию, т[о] е[сть] за то, что хлеб для помола покупали не по одной твердой цене. Но если бы держаться твердых цен, т[о] е[сть] заставить покупать хлеб втрое, вчетверо дешевле его действительной цены теперь, когда деревне приходится платить сто или полтораста рублей за одну иголку, то никакими казнями вы не выманите хлеб для города. Невольно вспоминается одна петиция парижских рабочих Конвенту в дни великой франц[узской] революции. Очнувшись от угара красного террора, вызванного м[ежду] прочим дороговизной, - они писали Конвенту: "Мы просим хлеба, а вы пытаетесь накормить нас казнями". Тогда тоже казнили Ароновых и Миркиных, но гильотина не помогла, и в ней пришлось разочароваться. Можно ли думать, что расстрел сможет успешнее регулировать цены?

Да, я пишу это письмо с глубоким отчаянием в сердце. Мрак этот уже надвинулся, а средств борьбы я не вижу. Прежде мне удавалось кое-чего добиться и через местные власти, и при Вашем вмешательстве. Теперь местные власти далеко превзошли те случаи, которыми тогда вызывались мои обращения, а Вы... Вы как будто все больше закрываете слух перед призывами к умеренности и человечности. А между тем тучи сгущаются перед новой грозой, которую меры советской власти только ускоряют.

Ну, что делать! Мне, пожалуй, глядеть на это уже поздно, но надеюсь, что до конца дней мой слабеющий голос будет отстаивать те же начала правды, на которых по-настоящему покоится сама революция.

В заключение позвольте пожелать Вам всего хорошего в истинном смысле. Вспоминаю при этом о том времени, когда я, Вы и Геря были еще во многом и главнейшем согласны.

Вл. Короленко

P. S. По городу разнесся слух (пока только слух для меня), что в числе 5 расстрелянных с Ароновым был священник Сретской церкви Полиевкин Радченко. Кроме того, уже несомненно арестован свящ[енник] Богоугодного заведения (больницы) Герасим Тарасенко и сын. Кроме того, несомненно арестован свящ[енник] Николаевской церкви Гавриил Коваленко. Молва, встревожившая свыше меры, говорит даже о предстоящих расстрелах священников.

Прибавлю, что за 1 1/2 недели до расстрела Аронова губисполком писал в ЧК о том, что, по заключению юрисконсульта, необходимо или освободить Аронова, или передать дело его в ревтрибунал.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 44 - 45.

19

Я собрался написать Вам, Христиан Георгиевич, длинное и обстоятельное письмо по поводу того, что происходит у нас в Полтаве, но содержание его и характер тех событий, которых оно должно касаться, до такой степени меня волнуют, что я вынужден отложить его на время, когда хоть несколько придет в равновесие мое настроение. Поэтому поневоле буду краток.

стр. 29


Я Вам уже писал, что у нас предстояло решение судьбы лиц, привезенных из Миргорода и обвиняемых в так наз[ываемом] миргородском заговоре. Писал также, что среди них есть три гимназистки: Лященко, Пищалка и Приступа, девушки (или, вернее, девочки), из которых старшей 18 лет. Теперь дело это уже решено, конечно, не судом, а чрезвычайной] следственной комиссией, которая считает себя вправе постановлять приговоры к смертной казни! Я уже протестовал против этого перед местными властями и получил любезный ответ, что дело передано в Харьков. Но теперь известно, что оно уже решено: в ночь с субботы на воскресенье (2-го - 3-го июля) 12 человек уже расстреляны по решению ЧК. В том числе казнены: Лагурец и Пучко, по общему отзыву их знавших несовершеннолетние, и одна из девушек, о которых я писал, - гимназистка Пищалко, вдобавок душевно неуравновешенная.

Прибавлять к этому нечего. Даже при царской власти стеснялись казнить детей, да еще "в административном порядке" без суда. Ныне в Украинской Республике такое административное детоубийство уже приобретает характер "бытового явления". Так как у нас нет органов гласности, в которых я мог даже при царской власти протестовать против тогдашней эпидемии смертных казней, то я вынужден ограничиться этим письмом к Вам.

Прошу Вас принять Виктора Германовича Рикмана, который может дать Вам, если Вы пожелаете, более подробные сведения о том, что происходит в Полтаве.

Желаю Вам истинно хорошего.

Вл. Короленко

6 июля 1920 г.

Виктор Германович Рикман до последнего времени работал в Полит[ическом] Кр[асном] Кресте48 вместе с Прасковией Семеновной.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 46.

20

Дорогой Христиан Георгиевич,

Вчера мне сообщили о телеграмме, полученной, по Вашему распоряжению, полтавскими властями с запросом о моем здоровье и с предложением облегчить мне в случае надобности поездку в какую-нибудь санаторию или даже на Кавказ. Очень благодарю Вас за это участие, но в таких экстренных мерах нет надобности. Я болен давно и хронически (сердцем), в настоящее время особенного обострения нет, а истинное спокойствие... - где его найдешь теперь? Поэтому еще раз - очень Вам благодарен за участие, но повторяю: ни в каких экстренных мерах надобности не предстоит49 .

Этой личной благодарностью я хотел бы ограничить свое письмо, но... приходится кстати сказать еще несколько слов по одному общественному делу. Я, как Вам известно, участвовал в основании (еще при директории) Лиги спасения детей и состою ее почетным председателем50 . Главным ее делом было устройство на Украине колонии для великорусских детей. Когда советские власти вынуждены были в прошлом году эвакуироваться из Полтавы, то все дело колоний было передано сов[етскими] властями в руки нашей Лиги. Теперь, по уверению здешнего комздрава Волкового, центральные власти поставили будто бы на очередь вопрос о закрытии Лиги, как общественного учреждения, в содействии которого советские власти не нуждаются, и (по официальному заявлению комздрава Волкового наркомздрав Гуревич51 уже два раза спрашивал его - закрыта ли полтавская Лига. Я никак не могу понять,

стр. 30


чем вызвано такое отношение к Лиге? Теперь, конечно, ее работа сильно сократилась, но и теперь она ведет несколько учреждений, польза которых не подлежит спору. Ее швейная мастерская обшивает приюты и ясли, ее игрушечная мастерская снабжает игрушками все детские учреждения и вырабатывает модели для руководительниц детских садов, очагов и т. д. Ее отдел снабжения заготовил и, по рецептам врачей, распределил во время сильной эпидемии дизентерии огромное количество препаратов для детского кормления, как муку Нестле, белковое молоко, крахмал и т. д.

Теперь комздрав Волковой заявил в официальном] заседании, будто в харьковских газетах он видел декрет о закрытии Лиги повсеместно. Откуда такое предубеждение против учреждения, которое, возникши по общественной инициативе, кроме большой пользы, ничего не приносило. Лучше ли поведут дело чисто бюрократические учреждения, - большой вопрос. Неужели это еще один признак бюрократизации, преобладания чиновничества? Здесь, на месте, это чувствуется сильно. Необходимо выяснить - и чем скорее, тем лучше, - действительно ли это мертвящее веяние идет из центра. Затем жму Вашу руку и желаю всего хорошего.

Ваш Вл. Короленко

10 августа 1920

Во время Вашего отсутствия я послал когда-то письмо Александре Георгиевне. Надеюсь, она его получила?52

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 48.

21

Дорогой Христиан Георгиевич,

Михаил Ильич Перцович передаст Вам это письмо и расскажет Вам о деле, волнующем теперь у нас весь город. Опять дело о расстреле нескольких человек и о борьбе посредством расстрелов со спекуляцией и взяточничеством. И спекуляция, и взяточничество - явления, конечно, отвратительные, но попытка бороться с ними не широкими разумными мерами, а казнями еще отвратительнее и главное - бесцельна. Жизнь берет свое обходными путями. Тов. Перцович расскажет Вам об обстоятельствах, сопровождающих это дело, которые быть может склонят Вас воспротивиться бесцельной казни. Что можно сделать в таком деле испугом, - по-моему, немного, - уже сделано, и если где бы то ни было возможно предупредить пролитие крови, на которое наше время так щедро, то я надеюсь, что Вы употребите на это свое влияние.

Ваш Вл. Короленко

13 августа 1920 г.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 49.

22

Дорогой Христиан Георгиевич,

Еще одно письмо прибавляется к длинному ряду моих писем, которые Вам наверное уже надоели. Что делать! Такова судьба и моя, [и] Ваша. Вы делаете свое дело, мне приходится давать исход своей писательской и гражданской совести в бесплодных, может быть, письмах и протестах.

На этот раз прошу внимания к рассказу Бориса Сергеевича Стопневского. У нас арестовали (как видно, чекисты) Михаила Дмитриеви-

стр. 31


ча Токаревского - это человек выдававшийся своей общественной деятельностью. До революции был преследуем, сидел в тюрьмах, ссылался. После революции был председателем губернской земской управы и городским головой. Последние года 1 1/2 занимался только кооперативами, заведывал между прочим культурно-просветительным отделом полт[авской] спілки споживчих товариств*. Никто здесь и не смотрит серьезно на его арест: подержат и выпустят, как прежде держали ни за что жандармы. Не впервой. Беда только в том, что Токаревский - человек серьезно больной (у него начало туберкулеза) и для него эта маленькая ошибка может стоить жизни. Просьба состоит в том, чтобы Михаила] Дмитриевича Токаревского отпустить до разъяснения ошибки на поруки.

Желаю всего хорошего.

Вл. Короленко

21 авг[уста] 1920 г. Полтава ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 50.

23

Дорогой Христиан Георгиевич,

Софья Даниловна Трегуб (или, быть может, Александра Платоновна Пономарева, если Софье Даниловне не удастся получить из ЧК пропуск, - что не всегда удается) передаст это мое письмо, касающееся ареста моего доброго знакомого Константина Ивановича Товкача. Арестован он не по распоряжению ЧК, а по уполномочию особого отдела, данному товарищу Капустянскому производить обыски и аресты лиц подозрительных. Константин] Иванович Товкач навлек подозрение очевидно тем, что он - украинский уроженец, во-1-х, и, во-2-х, является заметным общественным деятелем (был председателем гор[одской] думы). На вопрос жены (которая за временным отсутствием мужа была арестована, как заложница), за что постигает арест ее мужа, - тов. Капустянский ответил, что он подлежит аресту за саботаж, так как не явился на службу после отпуска, кончившегося 8-го августа. Но это - явное недоразумение, так как, служа в обществе "Хуторянин", он был официально уволен губземотделом. Он служил по выбору общего собрания, и, по-видимому, сменить его могло общее собрание. Но, чтобы не создавать лишнего конфликта, он подчинился решению губземотдела, о чем и подал официальное заявление. Таким образом, причина, выставленная товарищем Капустянским, отпадает. Мне известно, что уже сравнительно давно Конст[антин] Иванович Товкач удалился от всякой партийной работы, занимаясь только работой профессиональной, и никаких действительных (хотя бы отдаленно) поводов к аресту подать не мог. Остается только украинство53 и видная (бывшая) общественная деятельность, делавшая его своего рода "неблагонадежным". Неужели этого достаточно?

Желаю всего хорошего.

Вл. Короленко

31 авг[уста] 1920 г. ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 51.

24

Дорогой Христиан Георгиевич,

К письму о докторе Тюрьморозове54 и о явной ошибке советского правосудия присоединяю теперь письмо более общего значения. Вы, ве-


* Союз потребительских обществ (укр.).

стр. 32


роятно, помните, как мы говорили во время Вашего посещения Полтавы о расстреле заложников. Я доказывал полную недопустимость и даже бесполезность этого остатка варварства средних веков, которым даже во время войны обе стороны пользовались лишь для взаимных попреков, а не для действительного употребления. Вы и Ваши товарищи возражали, но согласились в конце концов с тем, что меру эту если можно применять, то лишь с крайней осторожностью. С стесненным сердцем, мне пришлось прекратить возражения55 .

И вот у нас это уже началось. В полтавских "Известиях" от 30 сентября тек[ущего] года (N 99) напечатан угрожающе длинный список расстрелянных (36 человек) и в том числе (под N 9) помещены фамилии Вовка, Гаврася и Штефана, расстрелянных по официальной мотивировке "в качестве заложников за своих сыновей, ввиду непрекращающихся бандитских выступлений в данной местности". О собственной вине этих отцов ничего не упоминается.

В таком деле стоит только начать. Затем в силу вступает возрастающая инерция жестокости, бюрократическая рутина и варварская практика растет, ширится, создавая собственную традицию. И я уже знаю случаи такой "неумеренности" в применении заложничества, которые способны возмутить всякую душу. На одну и ту же семью обрушивается возможность таких казней заложников без конца. Я привел выше расстрел Штефана - отца за сына. Казалось бы, этого не только достаточно, но и слишком много. Но этим варварский обычай у нас не удовлетворяется. Когда отец был уже арестован и сидел под угрозой расстрела, то разыскиваемый сын явился добровольно, чтобы его выручить. Местный военный комитет выдал ему бумагу о добровольной явке и с этой бумагой отправил его, без конвоя, в Полтаву. Здесь он пришел к дяде, брату Штефана - заложника, Федору Архиповичу Штефану. Тот, разумеется, мог только посоветовать племяннику пойти с бумагой в чрезвычайную] комиссию. Разумеется, усердствовать более, чем военный комитет, и хватать племянника лично у этого дяди не было причины. Но дезертир Штефан раздумал и в ЧК не явился, а скрылся из Полтавы. Отца расстреляли, а затем призвали дядю и потребовали доставить племянника сначала в трехдневный срок, а потом в недельный. Не говорю уже о крайней безнравственности такого приема, когда власть свою обязанность по ловле преступника возлагает на его близких родственников, превращая их в своих сыщиков. Но... - податлив русский человек! - дядя Штефан, под угрозой расстрела, все-таки отправляется на поиски, ищет по-видимому усердно, о чем имеет свидетельство местных властей и, разумеется, не находит. Сын не явился для спасения отца, неужели он явится для спасения дяди (с которым он вдобавок имеет очень мало общего!). Мне случилось говорить с этим дядей после того, как ему повторили, что он может быть расстрелян, если племянник не найдется. На меня он призвел впечатление совершенно лояльного относительно советской власти человека (м[ожет] быть, даже слишком лояльного), и я в этом разговоре выразил уверенность в невозможности такого варварского и бессмысленного вдобавок расстрела. Теперь этот дядя, Федор Архипович Штефан, вероятно, ждет своей участи в ЧК юго-зап[адного] фронта (от тов. Капустянского?). Неужели я ошибся и чудовищное дело все-таки возможно?!

Теперь второй случай из мне известных (а сколько мне неизвестных!). Под Полтавой, верстах в 5-ти, есть село Яковцы. В этом селе жил крестьянин Григорий Владимирович Белоконь, натура артистическая, гармонист, песенник, участник любительских спектаклей, душа всякого общества. Около двух месяцев назад случилось убийство коммуниста. Никому не приходит в голову мысль даже о соучастии Белоконя в этом убийстве. Убийца уже известен властям. Но - он жил в

стр. 33


Яковцах, а Белокойь тоже жил в Яковцах. Его арестовали и заявляют, что он будет расстрелян, если убийца не найдется. Опять - какой смысл в этой варварской жестокой угрозе. Если уже сын Штефана не явился для спасения отца и допустил его расстрел, то можно ли думать, что убийца коммуниста явится, чтобы спасти приятного человека, которого встречал на вечерницах.

Из этих примеров видно, что обычай, который я считаю варварским и бесполезным, - только доказывает в применении все свое варварство и бесполезность. Я считаю, что он только глубоко вреден с вашей же точки зрения, потому что вооружает ваших противников справедливым негодованием населения. Неужели это будет продолжаться, шириться, расти?

Желаю Вам всего хорошего.

Вл. Короленко

12 окт[ября] 1920 г.

P. S. Мне известны в самое последнее время случаи, когда отцы под угрозой расстрела, конфискации всего имущества и сожжения хаты - отправляются на поиски сыновей. Даже в случае порой успешности таких поисков, - едва ли можно поздравить с такими отдельными успехами какую бы то ни было власть. Я очень прошу сделать это мое письмо известным и другим Вашим товарищам.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д, 63, лл. 52 - 53.

25

Дорогой Христиан Георгиевич,

Письмо это передаст Вам Яков Степанович Дорошенко.

Дочь его, Софья Яковлевна, по муже Беневская, арестована 6 октября особым отделом юго-зап[адного] фронта. Служила секретарем в Губкоже, зарабатывала себе этим средства для себя и для двух детей. В Полтаве живет с 1905 года. Мне хорошо известно, что политикой она никогда не занималась. После ареста до 28 октября никаким допросам не подвергалась, а 29-го вывезена в Харьков, очевидно, без расследования и, по-видимому, без допроса, что особым отделом делается часто.

По-видимому, вывоз в Харьков еще ничего особого не представляет56 . Но если принять к сведению, что перед этим сажают и держат в холодных и голодных тюрьмах, затем везут в не менее холодных "теплушках", затем держат в тюрьме в Харькове и порой высылают на север, если прибавить к этому, что Беневская - мать двух детей, - то Вы согласитесь, что для всего этого нужны хоть какие-нибудь основания. В данном случае их не было. Вообще особый отдел ю[го] - зап[адного] фронта отличается в этом отношении особой щедростью. Бывали случаи, когда людей высылали таким образом только за отказ поступить в агенты57 . Буду очень благодарен за внимание к просьбе Дорошенка.

Желаю всего хорошего.

Вл. Короленко.

2 ноября 1920 г. (См[отри] на обороте).

P. S. В письме ко мне, с которым обратились ко мне рабочие и сослуживцы Беневской, за полной безнадежностью других обращений, говорится:

"В течение трех лет совместной службы мы убедились, что это человек глубоко честный, труженик безукоризненный. О политической де-

стр. 34


ятельности говорить не приходится совершенно, так [как] все свободное от службы время она посвящала детям. Занятая службой и семейными обязанностями, была далека не только от политики, но и от общественной деятельности, и мы убеждены, что ее арест произведен по доносу, ни на чем не основанному".

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 54*.

26

Дорогой Христиан Георгиевич,

По делу осужденного Киевским ревтрибуналом И. Я. Цейтлина киевский Бунд ходатайствует о замене наказания отправкой на фронт. С этим ходатайством едет в Харьков жена осужденного Анна Михайловна Цейтлин, и я с своей стороны прошу внимания к ней.

Желаю всего хорошего.

Вл. Короленко.

5 ноября 1920 ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 55.

27

Дорогой Христиан Георгиевич,

Дочь моя Софья58 едет сегодня или завтра в Харьков по делам "Лиги спас[ения] детей", и я хочу воспользоваться этой поездкой, чтобы написать несколько слов не по делам Лиги.

На днях увезли отсюда Нестора Романовича Левченка, фельдшера, работавшего по переселенческой организации, а в последнее время служившего "спілке"**. Я считаю, что кооперация является настоящей переходной ступенью от буржуазного к социалистическому строю. Дело, однако, не в этом, а в том, что Левченка увезли отсюда без допроса, без расследования, даже, кажется, не предъявив никакого обвинения. Теперь у нас это делается часто. Это, конечно, легче, чем бережно относиться к свободе стольких людей, которые, быть может, совсем не заслуживали ареста, тюрьмы, этапов. "Там разберут", - это старинное русское правило, когда приходилось хватать русского гражданина за шиворот. На этом зижделась когда-то вся административная ссылка.

Так вот, я и прошу Вашего внимания к судьбе таких административно высылаемых вообще, к судьбе Н. Р. Левченка, в частности.

Затем желаю всего хорошего.

Ваш Вл. Короленко

11 ноября 1920 г.

P. S. Вчера встретил на улице одну из той стайки французских гувернанток, о которых писал Вам как-то ранее59 . Они получили право выезда и очень благодарят Вас. Но при этом новое горе. Местные власти ограничивают выдачу таких разрешений только француженками, а, например, швейцарки таким разрешением воспользоваться не могут. И вот, я знаю такую швейцарку, которая грустно провожает взглядом улетающую стайку своих товарок, но присоединиться к ней не может. Нельзя ли было бы дать соответствующее разъяснение?

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 56.


* В верхнем левом углу листа надпись рукой Короленко: "Дело "Вызволение Украины". Визволення - освобождение (укр.).

** Союз (укр.).

стр. 35


28

Дорогой Христиан Георгиевич,

О деле, служащем предметом настоящего моего обращения к Вам я уже писал товарищу Капустянскому - уполномоченному юго-зап[адного] фронта. Дело это - ничем не объяснимый арест кооператора Сергея Александровича Фесенка. Личность и деятельность С. А. Фесенка мне, как профессиональному наблюдателю (публицисту) полтавской жизни, хорошо известна. Поэтому я послал тов. Капустянскому заявление, прося присоединить его к делу. Таким образом при деле должно находиться все, что я имел показать, и я повторяться не стану. Там же я просил отпустить С. А. Фесенка на мое поручительство. Теперь он отослан в Харьков, и это столь же основательно, как многое, что делалось прежде, делается с свободой людей в административном порядке, без всякого пристального расследования.

Моя убедительная просьба состоит в том, чтобы дело Фесенка было рассмотрено внимательно, а тогда, я уверен, он будет освобожден. - Желаю Вам всего хорошего.

Ваш Вл. Короленко

18 ноября 1920 г. Полтава, М. Садовая N 1 ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 57.

29

Дорогой Христиан Георгиевич,

Присоединяю свою горячую просьбу к просьбе уважаемого Ив. Ив. Горбунова- Посадова60 . Какой в самом деле вред советской власти может принести старая больная женщина и не гораздо ли больший вред принесет известие, что органы советской] власти замучили в застенках шестидесятилетнюю любимую племянницу Л. Н. Толстого. Не надо быть контрреволюционером, можно быть даже коммунистом, и все-таки такое известие отзовется в сердце каждого самым неблагоприятн[ым] для сов[етской] власти образом. Поэтому я надеюсь, что просьба Ив. Ив. Горб[унова]-Посадова найдет живой отклик в Вашем сердце. Желаю Вам всего хор[ошего], в том числе исполнения хорошего дела.

Ваш В. К[ороленко]

29 декабря] 1920 ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 46, д. 11, л. 13.

30

Дорогой Христиан Георгиевич,

Из прилагаемой при этом копии моего письма к тов. Драголюку, исполняющему теперь должность председателя губ[ернского] исполкома61 , Вы увидите, в чем дело. Дело в страшном злоупотреблении провокацией, которое не может потерпеть ни одна уважающая себя власть. Дело разбирается в Ч. К. сегодня и возможно, что Ч. К. признает это дело подсудным себе в административном порядке и, может быть, завтра важнейшие подсудимые будут расстреляны. Если бы это случилось, то существ[ующая] власть понесет страшный моральный урон. Только разбирательство в ревтрибунале может восстановить дело в его истинном характере и размерах. Иначе будут говорить (не без основания) что

стр. 36


казнь административным порядком только прикрывает злоупотребление самой власти.

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш Вл. Короленко

27 янв[аря] 1921 г. ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 46, д. 11, л. 33.

31

Дорогой Христиан Георгиевич,

Митрофан Семенович Дудченко, по убеждениям христианин, отправляется в Харьков и желал бы повидаться с Вами. Он живет чисто трудовою жизнью, близок к народу и, думаю, мог бы рассказать Вам кое-что небезынтересное и для Вас. Зная о моем личном давнем знакомстве с Вами, он обратился ко мне с просьбой облегчить ему возможность повидаться с Вами, что я охотно и исполняю.

Будьте добры, скажите Митрофану Семеновичу, - верен ли недавно слышанный мною слух, будто общий наш приятель Геря-Доброджану умер?

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш Вл. Короленко

5 февраля 1921 г. ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 58.

32

Дорогой Христиан Георгиевич,

Посылаю Вам, во-1-х, Переяславское Объявление, из которого Вы убедитесь, что представители советской власти санкционировали переяславскую провокацию62 . Теперь по этому делу арестован в Полтаве член переяславского политбюро63 Шаров и его семья, а затем, как передают из Переяслава, там арестованы также и заведующий Политбюро Зайцев и его жена. Как видите, гнусный прием провокации не остался без влияния на допустивших его представителей советской власти. Теперь еще более необходимо провести это дело через Революционный] трибунал при свете гласности. Затем посылаю Вам также копию моего письма к председателю Полт[авской] Ч. К,, из которого Вы увидите, до какой степени легко отношение Ч. К. к человеческой жизни и как необходимо положить этому предел какой- нибудь общей мерой.

Завтра с этим письмом увозят также многих украинцев, о которых я Вам писал. Поручительство мое и многих коммунистов не оказало никакого действия.

Правда ли я слышал, что будто Геря-Доброджану умер?

Желаю Вам всего хорошего.

Вл. Короленко

Полтава 15 февраля 1921 г.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 59. Машинопись, пожелание и подпись - автограф.

Приложение.

Председателю Полтавской губернской чрезвычайной комиссии.

Мне хочется высказать несколько мыслей, которые не дают мне покоя вообще, а с некоторых пор особенно угнетают мое настроение и занимают мой ум. Особенно не дает мне покоя один случай. Это - рас-

стр. 37


стрел Гр. Гр. Вяткина, бывшего жандарма (список, появившийся в "Известиях" 24 декабря истекшего года). О причинах его расстрела говорится только:

"Вятжин Григ[орий] Григ[орьевич], 43 л[ет], гр[ажданин] Вятской губ[ернии], Яранского уезда, Кудиновской вол[ости,] дер[евни] Бебенинская за службу при царском режиме жандармом и за хранение оружия без надлежащего разрешения".

Итак, этот человек расстрелян, как бывший жандарм. Нельзя же расстрелять человека только за то, что он не спросил разрешения на какой-нибудь револьвер. Я считаю себя повинным в смерти этого человека, хотя расстреляли его вы, а не я. Но у меня были его родные, и я их успокоил, - тогда как мне надо было поднять усиленную тревогу и напрячь все силы для его спасения. Но мне казалось чудовищным, чтобы его могли расстрелять: ведь со времени его службы жандармом прошло 12 лет! С тех пор он жил в деревне и занимался сельскохозяйственным трудом. Этот выход с жандармской службы делает ему только честь. Вам в Ч. К. были представлены отзывы односельцев, которые (как и мне) единогласно удостоверяли, что Вяткин был честный труженик и ничего более.

И все-таки вы административным порядком его расстреляли, и я при этом успокаивал его близких! Этого случая я никогда себе не прощу и никогда его не забуду. В моей молодости я много скитался по свету и вольно и невольно. В своих воспоминаниях мне приходится много раз отмечать "хороших людей на плохих местах". Одного из таких несомненно хороших людей, отказавшегося вдобавок от звания жандарма при царе двенадцать лет назад, вы казнили, и я, успокаивая его родных, принял часть вины за совершение этой казни из доверия к тому, что даже и в Ч. К. не казнят несомненно невинного человека, не выступающего ни бандитом, ни контрреволюционером.

Все это я говорю потому, во-1-х, что этот случай не дает мне покоя, а, во-2-х, потому, чтобы указать вам, до какой степени Ч. К. порой легко относится к человеческой жизни. У меня есть слабая надежда, что эта смерть несомненно невинного человека в состоянии навести на размышления об осторожности в вопросах, касающихся человеческой жизни. Об этой осторожности я и прошу теперь вообще и в частности относительно Ивана Гермогеновича Лубеного, священника, обвиненного в контрреволюции. Дело его закончено и должно, вероятно, на днях поступить в "коллегию". Если перечислить все, что его семья (жена и дети) натерпелись за это время, то, я думаю, что этого слишком достаточно, чтобы не прибавлять к этим страданиям еще казни близкого человека. Впрочем, быть может, о казни нет и речи, но он священник, как Вяткин - бывший жандарм, и это заставляет относиться с тревогой к его участи.

Может быть, Вы найдете нелишним прочесть в коллегии это мое письмо.

Вл. Короленко Полтава 15 февраля 1921 г.

P. S. Считаю нужным добавить, что свящ[енник] Лубяной болен сыпным тифом и, по отзыву сестры милосердия, едва ли сможет оправиться.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, лл. 59 - 60.

Машинопись; пожелание и подпись в тексте письма, подпись и постскриптум в приложении - автограф.

стр. 38


33

Дорогой Христиан Георгиевич,

На сей раз пишу Вам по просьбе прихожан здешней римско-катол[ической] церкви. Их священник арестован уже неск[олько] месяцев назад и содержится в конце[нтрационном] лагере под Полтавой. Они уже несколько раз подавали просьбы о его освобождении, но до сих пор безуспешно. Между тем с этим вопросом связаны значительные] духовные интересы. А католический] священник здесь один не только на Полтавскую] губ[ернию], но и на соседние, напр[имер] на Кременчугскую. Так как некому исполнять духовные требы, то из такого положения истекают для многих большие духовные мучения. Многие склонны смотреть на это как на предрассудок, к которому отношение может быть только ироническое. Но кажется, что это большая ошибка. Если для неверующего человека тут есть только "предрассудок", то для всех, знающих, что такое веротерпимость и сколько времени потребовалось на то, чтобы воспитать ее в обществе, тут есть нечто, что должно быть святым для всякого, кто воспитал в себе истинное восприятие свободы. Представители католического полтавского очень обширного прихода выяснят Вам все значение для них этого вопроса. И я надеюсь, что если не вопросы католической веры и ее оценки, то вопрос о веротерпимости найдет должный отклик у советской власти.

7 марта 1921 г.

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 46, д. 11, лл. 47 - 48.

34

Председателю Совнаркома тов. Раковскому От Полтавского Красного Креста

Заявление

По дошедшим до нас сведениям, трудно поддающимся проверке, которые, однако, подтверждаются упорными ходящими по городу сведениями, 2-го июня была расстреляна группа лиц по постановлению коллегии при Губчека. Высшая мера применена к этим лицам без санкции Высшего Правительства, в нарушение уже изданных циркуляров. Таким Образом, обвиняемые были лишены гарантии, которая признана за ними Советским правительством. Общественное мнение этим сильно взволновано. По мнению многих лиц, знавших отдельных обвиняемых из группы казненных, они не заслуживали этой меры наказания. Другие были настолько молоды, что, вероятно, Высшая власть посмотрела бы на их поступки с более человечной точки зрения. Судьба третьей категории лиц была решена будто бы не без некоторой доли личного пристрастия, к чему подало естественный повод нарушение закона...

Ввиду устранения возможности повторения подобных фактов, мы просим Высшее Правительство сделать надлежащее подтверждение о том, чтобы приведение приговоров высшей меры наказания без санкции Цукчрезкома не практиковалось более.

Почетный председатель Вл. Короленко Председательница П. Ивановская

15 июня 1921 год

ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 63, л. 61. Рукопись неизвестного лица. Подпись Короленко - автограф. Подпись П. С. Ивановской сделана также его рукой.

стр. 39


ПРИМЕЧАНИЯ

1 "Хлеборобами" на Украине в годы гражданской войны именовали группу националистических политических организаций консервативного характера. Наиболее известная из них - партия хлеборобов-демократов, продолжавшая действовать в эмиграции и выступившая с инициативой объединения "хлеборобских" организаций в Союз хлеборобов Украины (1920 г.).

2 Гацисский А. С. (1838 - 1893) -литератор, статистик, этнограф, председатель Нижегородской ученой архивной комиссии. Под его редакцией был издан "Нижегородский сборник" в 10-ти томах с обширным фактическим материалом. В связи с 50-летием Гацисского Короленко выступил с речью на юбилейном вечере (ЦГАЛИ СССР, ф. 234, оп. 2, д. 14, лл. 1 - 2). После смерти Гацисского Короленко опубликовал статью "Из истории областной печати (Памяти А. С. Гацисского)", ("Русские ведомости", 18, 26.XI; 8.XII.1894). В статье рассматривались общественные взгляды и научные заслуги Гацисского.

3 Имеется в виду статья Короленко "Бытовое явление", направленная против смертной казни, которая, по его словам, вошла, "как хозяйка, в дом русского правосудия". Помещенная впервые в журнале "Русское богатство" (1910, NN 3, 4), статья получила широкий резонанс, была перепечатана в ряде стран. На нее откликнулись Л. Н. Толстой, А. М. Горький, К. И. Чуковский и многие другие писатели и общественные деятели.

4 Мишле Ж. (1798 - 1874) - французский историк, автор "Истории Франции" (17 тт.) и "Истории Французской революции" (7 тт.). Видел свою главную задачу в раскрытии психологии французского народа, стремился реконструировать его прошлое с помощью художественных средств.

5 Горнфельд А. Г. (1867 - 1941) -литературовед, сотрудничал в журналах "Русское богатство" (был членом редколлегии), "Журнал для всех", "Восход". Автор статей* по теории литературы (см. Письма В. Г. Короленко к А. Г. Горнфельду. Л. 1924).

6 Доброджану-Геря (Кац) К. (1855 - 1920). В юности участвовал в российском народническом движении. В 1875 г. эмигрировал в Румынию, где стал марксистом и одним из основателей и идеологов румынского социалистического движения. Автор многочисленных трудов по проблемам истории, социологии и литературоведения. Способствовал пересылке марксистской литературы из Западной Европы в Россию.

7 Сведения о семье Зарифопулов отсутствуют. Известно лишь, что Зарифопул (или Зарифопол, как его называл Раковский) в октябре 1918 г. находился в России. 4 октября 1918 г. Раковский писал Короленко: "Зарифопол и моя супруга отправляются лишь завтра из Одессы. Там они застряли из-за "испанки" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. Н, карт. 32, д. 43, л. 4).

8 Раковская А. Г. (1875? - 1946?) - супруга Раковского, учительница математики, деятельница румынского рабочего движения. Выступала в румынской социалистической печати, а затем в изданиях румынских интернационалистов в Советской России под псевдонимом Иляна Праля (Presa municitoreasca si socialista din Romania. Buctiresti. 1968. Vol. II, part. II, p. 546). Оказывала большую помощь Раковскому в его государственной и общественно- политической деятельности. Находилась вместе с ним в ссылке в Астрахани, Саратове и Барнауле (1928 - 1934). В 1943 г. арестована в Ташкенте и приговорена к пятилетнему заключению. Скончалась в лагере.

9 Короленко Евдокия (Авдотья) Семеновна (1855 - 1940) - жена Короленко. Участница народнического движения. На протяжении всей совместной жизни (1885 - 1921) оказывала помощь Короленко в переписке, ведении архива и т. д. Весной 1919 г. находилась на лечении в Одессе и оказалась отрезанной от Полтавы, где жил писатель, линией фронта.

10 Мирра - секретарь Раковского как председателя СНК УССР.

11 Мельгунов С. П. (1879 - 1956)-русский историк и публицист, автор трудов по истории церкви и общественных движений в России. В 1920 г. приговорен к расстрелу по делу "Тактического центра". В 1921 г. амнистирован. Осенью 1922 г. выслан за границу. В связи с арестом Мельгунова советскими властями в Москве Короленко уже осенью 1918 г. хлопотал о его освобождении. 4 октября 1918 г. Раковский написал Короленко, что занимается этим делом (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 2), а вслед за этим телеграфировал: "Прошу верить, что с моей стороны все будет сделано для облегчения его участи" (там же, л. 10).

12 Торговец В. - участник революционного движения в Румынии, политэмигрант в СССР. В 1918 г. работал вместе с Раковским. В январе 1919 г. стал вторым секретарем Временного рабоче-крестьянского правительства Украины.

13 30 апреля 1919 г. Раковский телеграфировал Короленко: "Стороной узнал, что Вам чинятся неприятности. Председателем ЦИК Петровским и мною даны телеграммы [о] прекращении всяких притеснений. Лично настаиваю, как друг, поехать [в] Крым на поправку здоровья. Сообщите, чтобы сделать необходимое распоряжение". На телеграфном бланке рукой Короленко записан текст его ответа от 3 мая: "Никаких телеграмм [с] жалобами на неприятности моя семья не посылала. Мелкие случаи устраняются местными же властями. На предложение петербургского издательства отвечаю Вам письмом. Благодарю Вас за внимание. Короленко" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд.

стр. 40


II, карт. 32, д. 43, л. 13). За три недели до этого, 14 апреля, Короленко получил охранное свидетельство на квартиру (Негретое И. И. Ук. соч., с. 102).

14 Еще 23 января 1919 г. Раковский писал Короленко: "Наши красноармейские командиры относятся к Вам с величайшим уважением и любовью" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. И, карт. 32, д. 43, л. 18).

15 Телеграмма Короленко Раковскому о бессудных казнях не обнаружена.

16 Полтавская газета подробно информировала о деле Софьи и Виктора Ильинских, оправданных революционным трибуналом (Известия, 3.V.1919).

17 Ивановская П. С. (1853 - 1930) - сестра жены Короленко, активная участница народнического движения в России. Была приговорена к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. В 1906 г. эмигрировала в Румынию к брату. Возвратилась в Россию в начале первой мировой войны. Жила в семье Короленко. В 1919 - 1920 гг. - председательница полтавской организации Красного Креста.

18 Видимо, имеется в виду не сохранившаяся телеграмма о бессудных казнях. В ответ Раковский телеграфировал: "Мне сообщено, что Сподин освобожден" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 11). Вскоре Раковский писал Короленко: "Мору Вас уверить, что ни один указанный Вами случай не остается мною не расследованным" (там же, л. 19).

19 3 мая 1919 г. Раковский телеграфировал Короленко: "Издательство при Петербургском исполкоме просит Вас дать согласие на издание ряда Ваших произведений. В случае принципиального согласия телеграфьте мне. Об условиях с Вами снесется петербургское издательство. Жду ответа на мою последнюю телеграмму. Привет. Раковский" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 14).

20 В конце апреля 1919 г. Раковский телеграфно сообщил Короленко о предложении Г. Е. Зиновьева издать ряд произведений писателя и просил скорейшего ответа (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 12).

21 В 1917 - 1922 гг. кооперативное издательство "Задруга" выпустило "Сочинения" Короленко. Вышли тома 1 - 6, 15 - 20 (тт. 15 - 17 совместно с издательством "Кооперация").

22 Харьковское общество распространения в народе грамотности (1869 - 1920) - общественная организация, работавшая не только в Харькове и губернии, но являвшаяся всероссийским методическим центром культурно- просветительной работы. Общество выступило инициатором издания Энциклопедии внешкольного образования (1910 - 1912), в 1915 г. провело всероссийский съезд по разумным развлечениям.

23 В фонде Короленко телеграмма Раковского, связанная с бессудными казнями, не обнаружена. Видимо, речь идет о телеграмме, направленной местным властям.

24 В ночь на 3 апреля 1919 г. в г. Миргороде имела место попытка вооруженного выступления против Советской власти. Во главе стоял бывший царский офицер Дубчак. 4 апреля мятеж был легко подавлен.

25 Правильно Парасковеевка. В 1941 г. село было переименовано в Куликовку в честь Г. И. Кулика (см. прим. 27).

26 8 июня 1919 г. в связи с информацией Короленко о деле Сподина Раковский телеграфировал писателю: "Относительно Сподина сделан запрос [в] трибунал, на справедливость работы которого можно вполне полагаться" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 16).

27 Имеется в виду Кулик Г. И. (1890 - 1950) - председатель ревкома с. Парасковеевка в январе 1918 г., затем организатор отряда "червоного (красного) казачества" в этом же селе. В дальнейшем занимал различные командные должности в Красной Армии. С 1939 г. - заместитель наркома обороны, Маршал Советского Союза (с 1940 г.). В марте 1942 г. разжалован в генерал-майоры. После войны вновь занимал командные должности, но затем обвинен во враждебной деятельности и расстрелян по сфабрикованному приговору. По поводу неблаговидной деятельности Кулика в Парасковеевке и Харькове Раковский писал Короленко 24 июня 1919 г.: "О Куликове назначено строжайшее следствие..." (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 19).

28 Попытка издания газеты "Знамя" - органа Харьковского комитета Украинской партии левых социалистов-революционеров (меньшинства) была предпринята в мае 1919 года. Удалось выпустить два номера (6 и 7 мая). Газета была запрещена местными советскими властями.

29 Шабельская А. С. (1845 - ?) (настоящая фамилия Монтвид) - писательница, автор ряда романов. Печаталась в журналах "Отечественные записки", "Русская мысль", "Русское богатство" и др. 24 июня 1919 г. Раковский писал Короленко: "Получил адрес Шабельской и распорядился, чтобы ей была оказана помощь" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 21).

30 24 июня 1919 г. Раковский сообщил Короленко об освобождении Базилевского и продолжал: "Но из дальнейших сведений, получившихся о нем, [я узнал, что он] вряд ли заслуживал освобождения" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 19).

31 Носович В. П. - в 1912 - 1917 гг. сенатор, обер-прокурор Первого департамента Правительствующего сената. Получил известность, главным образом, благодаря следствию по делу В. А. Сухомлинова, во время которого были раскрыты вопиющие факты неподготовленности России к войне и коррумпированности военного министра. На судебном процессе выступал обвинителем и энергично требовал строжайшего приговора Сухомлинову.

стр. 41


32 Рейнбот (Резвой) А. А. (1868 - 1918)-генерал царской армии. За административно-полицейский произвол в период, когда он был московским градоначальником (1906 - 1907 гг.), под нажимом общественного возмущения был уволен и отдан под суд. В 1911 г. приговорен к одному году заключения. Вскоре освобожден из-под стражи. В годы первой мировой войны командовал дивизией.

33 Сухомлинов В. А. (1848 - 1926) - генерал, с 1909 г. военный министр. После неудач русской армии на фронте в 1915 г. снят с должности, а в начале 1916 г. арестован, затем переведен под домашний арест. После Февральной революции арестован вновь и обвинен в государственной измене. На суде в августе - сентябре 1917 г. обвинение не подтвердилось, но Сухомлинов был признан виновным в недостаточной подготовке армии к войне и приговорен к бессрочной каторге, замененной заключением. В 1918 г. был амнистирован и эмигрировал.

34 Егоров А. И. (1883 - 1939)-советский военный деятель, Маршал Советского Союза (с 1935 г.). В 1917 - 1918 гг. - левый эсер, с 1918 г. - член РКП(б). В годы гражданской войны командовал армиями и фронтами. В 1931 - 1937 гг. - начальник Генерального штаба Красной Армии, в 1937 - 1938 гг. - первый заместитель наркома обороны. В 1938 г. обвинен во вредительстве и вскоре расстрелян.

35 Слухи о том, что Короленко собираются сделать заложником при отступлении советских войск из Полтавы весной 1918 г., получили широкое распространение. Если такой замысел имел место, то он был пресечен Раковским, побывавшим в Полтаве как раз в это время. В газете "Известия" он писал: "Я разговаривал с председателем Полтавского совета Алексеевым и он категорически утверждал, что вопрос о заложничестве Короленко не только не обсуждался в совете, но и никогда не будет обсуждаться" (Известия, 6.IV.1918). Помимо весьма дипломатичного и двусмысленного характера процитированного выше заявления Раковского, надо иметь в виду свидетельство А. С. Новикова-Прибоя о том, что в первые месяцы после Октябрьской революции Короленко объявили контрреволюционером (Новиков- Прибой А. С. На крестьянском съезде. - Правда, 11.V.1990).

36 В телеграмме Раковского Короленко от 6 июня 1919 г. говорилось: "Прошу сообщить конкретно о расстрелах. Не упускайте из виду погромную волну, которая, если не будет быстро пресечена, покроет страну тысячами невинных жертв. Всем известно, что происходило в районе, где господствовали временно григорьевцы (см. примеч. 38. - Г. Ч.) и петлюровцы" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 15).

37 Боротьбисты - украинская партия левых эсеров. Образовалась в мае 1916 г. в результате раскола украинских эсеров. Получила название по имени своей газеты "Боротьба" ("Борьба"). После Октябрьской революции приняла советскую платформу. В 1919 г. представители этой партии вошли в Советское правительство Украины. В марте 1920 г. приняла решение о самороспуске. Бывшие ее члены вступали в КП(б)У в индивидуальном порядке. Во второй половине 30-х годов руководители партии боротьбистов были репрессированы, большинство из них расстреляно.

38 Григорьевцы - участники антисоветского восстания в южной части Украины в мае-июне 1919 г. во главе с С. Григорьевым, бывшим офицером царской армии и армий украинских националистических правительств, а затем командиром бригады и дивизии Красной Армии. После подавления восстания Григорьев бежал в ставку Н. И. Махно, где был убит.

39 См. прим. 36.

40 20 июля 1919 г. Короленко записал в дневнике: "Раковский, к моему великому огорчению, поплыл уже по этому течению: киевские "Известия" то и дело печатают длинные кровавые списки расстрелянных без всяких действительных оснований" (Негретов П. И. Ук. соч., с. 119).

41 С середины июля 1919 г. переписка Короленко с Раковским прервалась более чем на полгода в связи с тем, что 29 июля Полтава была занята деникинскими войсками. Освобождена она была 10 - 11 декабря. 18 февраля 1920 г. Короленко писал П. С. Ивановской: "Я вчера сделал, что мог: дал письмо к Раковскому, прося, чтобы он сделал все возможное, чтобы помешать казням по решению Ч. К." (Негретов П. И. Ук. соч., с. 138). Это письмо обнаружить не удалось.

42 Коцюбинский Ю. М. (1895 - 1937) - советский партийный и военный деятель. Член РСДРП с 1913 г., участник Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Член ЦК КП(б)У с 1918 года. В 1920 г. - член Полтавского губкома КП(б)У и губисполкома. В 20-е годы на дипломатической работе, затем заместитель председателя СНК УССР. Обвинен во вредительской деятельности, в частности в "украинском сепаратизме", и расстрелян.

43 16 мая 1920 г. Короленко записал в дневнике: "Расстрелы по решению Чрезвычайной комиссии возобновились" (Негретов П. И. Ук. соч., с. 147).

44 По просьбе Короленко А. Г. Раковская перевела статью К. Доброджану-Геря "Мое интервью" с румынского на французский язык. Автограф перевода хранится в фонде Короленко. В конце рукописи Раковской - приписка с приветом Короленко и его семье и пожеланием здоровья (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. III, карт. 47, д. 20, лл. 1 - 13). 6 июля 1920 г. Короленко написал письмо Раковской (там же, разд. II, карт. 16а, д. 62, л. 3).

45 Речь идет о Доброджану-Геря.

46 Луначарский приехал в Полтаву 7 июня 1920 г. и посетил Короленко. Состоя-

стр. 42


лась долгая беседа. Как сообщил затем Короленко своим близким, Луначарский предложил ему писать "все, что он думает о происходящем, и обещал печатать его "письма" в сопровождении своих ответов" (Короленко С. В. Книга об отце, с. 349). После встречи Луначарский выступал на митинге в городском театре. Получив информацию о готовящейся казни пяти человек, в том числе Аронова и Миркина, Короленко отправился в театр и после митинга попросил Луначарского добиться отмены казни. Луначарский дал обещание, но на следующее утро сообщил Короленко, что названные лица были расстреляны еще до его приезда в город. С 19 июня по 22 сентября 1920 г. Короленко обратился к Луначарскому с шестью письмами (Новый мир, 1988, N 10). Но свое обещание Луначарский не выполнил. Ни на одно из писем он не ответил; опубликованы в Советской России письма не были. Их издание было осуществлено за рубежом (Короленко В. Письма к Луначарскому. Париж. 1922). По словам Л. Б. Каменева, В. И. Ленин проявил интерес к этой публикации (Правда, 24.IX.1922).

47 Эксгумация трупов жертв ЧК в Полтаве была произведена деникинцами 2 августа 1919 года.

48 Политический Красный Крест-система нелегальных групп помощи политзаключенным и ссыльным в царской России, существовавшая с середины 70-х годов XIX века. В начале XX в. группы Политического Красного Креста были созданы и за границей. В 1917 г. организация стала легальной и сохранилась после Октябрьской революции до 30-х годов, постепенно сокращая масштабы своей деятельности, а затем существуя лишь формально. Короленко был избран почетным председателем полтавского Политического Красного Креста в ноябре 1918 г. (Негретов П. И. Ук. соч., с. 86).

49 Лишь очень редко Короленко упоминал о состоянии своего здоровья, которое продолжало ухудшаться. Раковский писал ему позже, 28 февраля 1921 г.: "Я горячо буду отстаивать перед Вами мое предложение о посылке Вам врачей отсюда (из Харькова. - Г. Ч.). Не то, чтобы я сомневался в опытности и знаниях Ваших врачей, но потому что они слишком хорошо знают больного и его болезнь, у них может быть как раз некоторое субъективное отношение. Иногда свежий врач отмечает то, что хороший, но постоянно лечащий не видит" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 27). В 1921 г. по настоянию Раковского видные харьковские медики провели у Короленко несколько консилиумов.

50 Лига спасения детей была основана по инициативе Короленко в 1918 г. с целью оказания помощи нуждающимся детям. Существовала до 1926 года. В январе 1919 г. Раковский сообщил Короленко, что, по словам Каменева, предложение относительно помощи детям, представленное полтавской делегацией Ленину, "принято всецело и остается только выработать техническую сторону дела в согласии с продовольственными комиссариатами" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 17).

51 Гуревич М. Г. - член партии большевиков, участник революционного движения в дооктябрьский период, нарком здравоохранения Украины (1920 - 1925 гг.). В дальнейшем на различных должностях в органах здравоохранения. Арестован во второй половине 30-х годов и погиб в заключении.

52 Сохранились два письма Короленко Раковской - уже отмеченное от 6 июля (см. прим. 44) и 29 июля 1920 года. Во втором - Короленко ходатайствовал за отправку на родину нескольких бывших французских гувернанток (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 62, лл. 1 - 4).

53 В письме от 28 февраля 1921 г. Раковский решительно возражал против обвинения Короленко, "что мы, якобы, арестуем украинских интеллигентов потому, что они украинцы". Раковский продолжал: "В одной Полтавской губернии 67% всех школ обучают детей исключительно на украинском языке. Я Вам посылаю румынскую газету, откуда Вы увидите, что русские эмигранты за границей - из Киева - обвиняют нас, что мы украинизируем русских. Одно и другое из этих обвинений неосновательно. Наша программа: равенство языков. Государство должно обеспечить и украинскую и русскую культуру и в то же самое время не допускать, чтобы язык и национальность служили предлогом притеснения и эксплуатации. Борясь против русификаторов, мы удерживаем и ретивых украинизаторов" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 28).

54 Письмо о докторе М. Е. Тюрьморозове в фонде Короленко не сохранилось. О содержании этого письма можно судить по воспоминаниям близкого к писателю в 1919 - 1921 гг. полтавского адвоката В. Беренштама, сообщавшего, что Тюрьморозова судил ревтрибунал за то, что он выдал рабочему железной дороги освобождение от работы по болезни, а тот в этот день работал в другом месте. Короленко разъяснял, что у рабочего был нарыв на ладони и ту работу, которой он занимался обычно, он исполнять не мог. Тюрьморозов был приговорен к ссылке на север. Короленко доказывал Раковскому нелепость этого приговора. В результате мер, предпринятых Раковским, врач был освобожден (Беренштам В. Ук. соч., с. 102).

55 Раковский встречался с Короленко в Полтаве не менее четырех раз. Первая встреча состоялась, очевидно, весной 1918 г. (см. прим. 35), вторая - 9 февраля 1919 г., третья - в середине апреля и четвертая - 10 сентября 1920 года. 1 сентября 1920 г. Раковский телеграфировал Короленко: "На днях буду [в] Полтаве и с тов. Порайко (в то время председатель полтавского губисполкома. -Г. Ч.) рассмотрю все случаи, о которых Вы сообщаете в Ваших письмах" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43,

стр. 43


л. 24). Беренштам сообщал, что, бывая в Полтаве, Раковский "постоянно заезжал к Короленко, подолгу выслушивал от Владимира Галактионовича рассказы о разных неправдах и обидах населения, записывал даваемые сведения и, насколько я знаю, всегда шел навстречу" (Беренштам В. Ук. соч., с. 57; см. также: Негретое П. И. У к. соч., с. 91, 142, 168).

56 В других случаях отправку арестованных в Харьков Короленко оценивал с гораздо большим беспокойством. 4 августа 1920 г. он писал Луначарскому, что формула "отправить в Харьков" равносильна формуле "отправить на тот свет" (Новый мир, 1988, N 10, с. 204).

57 В черновике письма говорилось также: "Я понимаю, конечно, что без шпионства и тайной агентуры не может обойтись никакое правительство, но... вербовать агентов нужно иными способами и наказывать за отказ честного человека от этой почетной роли - возмутительнее всего, что я слыхал до сих пор". На черновике имеется авторская помета: "Сильно изменено. О предложении агентуры выкинуто. Копия оставлена особо" (Негретов П. И. Ук. соч., с. 175).

58 Короленко С. В. (1886 - 1957) - дочь писателя. Окончила философский факультет Высших Бестужевских курсов в Петербурге. Работала учительницей. Одновременно с 1903 г. помощник и секретарь отца. После создания мемориального музея Короленко в Полтаве до конца своей жизни работала его директором.

59 Короленко ошибся. О французских гувернантках он писал не Раковскому, а Раковской 29 июля 1920 г.: "Обращаюсь к Вашему посредничеству по следующему женскому делу. Ко мне обратилась стайка молодых француженок, которые очутились в безвыходном положении. За изгнанием из Полтавщины многих буржуазных семейств у них не стало работы, и они стремятся вернуться на родину. По их словам, в прошлом году Христиан Георгиевич отнесся с большим вниманием к положению их товарок и облегчил им возможность вернуться на родину. Теперь ко мне обратились за посредничеством следующие француженки: (следуют имена и фамилии четырех женщин на французском языке). Я в свою очередь обращаюсь за посредничеством к Вам. Было бы добрым делом дать возможность этим, запутавшимся среди чужих междоусобий французским пташкам - улететь от наших бурь на родину. Может быть, Вы им в этом деле поможете?.." (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 16а, д. 62, л. 1).

60 Горбугов-Посадов И. И. (настоящая фамилия Горбунов) (1864 - 1940) - педагог и публицист, последователь идей Толстого. Составитель многих сборников художественных произведений. Руководитель основанного Толстым издательства "Посредник" (1897 - 1925). В рассматриваемый период жил в Полтаве.

61 Копия письма председателю Полтавского губисполкома не обнаружена, но сохранился его черновик (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. I, карт. 46, д. 11, лл. 31 - 33).

62 Переяславская провокация - дело по обвинению во взяточничестве и спекуляции ряда жителей г. Переяслава. По просьбе Короленко Раковский добился проверки этого дела, причем оказалось, что во взяточничестве было замешано лицо, которому поручалось вести следствие. Невиновные люди были освобождены, а подлинные преступники арестованы и преданы суду (Беренштам В. Ук. соч., с. 58). По поводу последних обращений Короленко Раковский писал ему 28 февраля 1921 г.: "Ко всем письмам и всем Вашим вмешательствам относился и отношусь с должным вниманием и искренно радовался, когда условия помогали их удовлетворить. После ликвидации фронтов внутренняя обстановка создается более благоприятная и необходимость в мерах репрессии чувствуется меньше" (ОР ГБЛ, ф. 135, разд. II, карт. 32, д. 43, л. 30). 17 апреля Короленко записал в дневнике о переяславском деле: "Затушить его было невозможно. Революционный трибунал осудил со всевозможной мягкостью Шарова. Зайцевых участвовали двое - муж и жена - осудили только мужа: к смертной казни условно на год. Теперь он уже, наверное, смеется над этим приговором" (Негретов П. И. Ук. соч., с. 197).

63 Видимо, имелся в виду Переяславский уездный (или городской) комитет КП(б)У.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ПИСЬМА-В-Г-КОРОЛЕНКО-Х-Г-РАКОВСКОМУ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

German IvanovКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Ivanov

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

ПИСЬМА В. Г. КОРОЛЕНКО Х. Г. РАКОВСКОМУ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 15.11.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ПИСЬМА-В-Г-КОРОЛЕНКО-Х-Г-РАКОВСКОМУ (дата обращения: 29.03.2024).

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
German Ivanov
Moscow, Россия
1884 просмотров рейтинг
15.11.2015 (3058 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
22 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ПИСЬМА В. Г. КОРОЛЕНКО Х. Г. РАКОВСКОМУ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android