Libmonster ID: RU-10455

О КРЫМСКОЙ ВОЙНЕ

В N 12 "Исторического журнала" за 1944 г. появилась большая, очень обстоятельная и содержательная рецензия проф. Дружинина на II т. моего исследования о Крымской войне.

Меньше всего автору может придти желание полемизировать против таких серьёзных и лестных отчётов, как эта рецензия, и если мне всё же хочется внести кое-какие уточнения, то я повинуюсь следующему соображению. Обоим издательствам, выпустившим в свет мою книгу (Военмориздат и издательство Академии наук), не удалось обеспечить получение этой книги всеми теми, кто желал её прочесть, и я вполне убеждён, что 99% читателей "Исторического журнала" узнают не только о содержании, но, быть может, и о самом факте существования моей работы исключительно из рецензия тов. Дружинина. Поэтому мне и кажется полезным сказать несколько слов о тех пунктах, относительно которых я не могу согласиться с автором отзыва.

1. Проф. Дружинин находит, что я недостаточно говорю об общественных настроениях в России в период Крымской кампании. Не могу принять этого упрёка: я цитирую и изданные и неизданные суждения славянофилов (в том числе некоторые абсолютно никем до меня не затронутые), привожу и мнения Грановского, Тургенева, С. М. Соловьёва, Пирогова, Льва Толстого, мнения, высказанные в период войны. Это, очевидно, ускользнуло от внимания рецензента. Что касается Добролюбова и Чернышевского, то мне и незачем было их касаться, ибо их высказывания уже выходят за хронологические рамки моей работы, посвящённой дипломатии и войне в 1853 - 1856 годах. О Добролюбове и Чернышевском и об очень многих других мне придётся сказать немало, если удастся осуществить намерение (о котором я говорю в своей книге) написать работу по истории русской и европейской дипломатии 1856 - 1863 годов. А в этих двух томах говорить о всех последствиях Крымской войны было бы совершенно неуместно, да и невозможно: предмет слишком огромен.

2. Рецензент находит, что, приведя полемику между специалистами по вопросу о полезности или губительности потопления части флота перед Севастополем, я воздерживаюсь от окончательного приговора по этому предмету. Сам проф. Дружинин решает вопрос в пользу полезности потопления. Но ведь эта полемика между большими специалистами, адмиралами и военно- морскими техниками и крупными тактиками морского боя длится вот уже девяносто лет и никак не может окончиться. А началась полемика ещё со времён Корнилова и Нахимова, которые были в отчаянии от приказа Меншикова, и Нахимов своей волей и вопреки приказу сберёг часть флота и прекрасно его использовал во время войны, чему я привожу доказательства. Как же можно решать сплеча, вполне категорически вопрос, по которому существует и на Западе и в России целая строго Специальная и противоречиво судящая литература? Увы! При совсем скромных размерах нашего с Дружининым авторитета в области военно-морского судостроения и тактики обороны побережий наш "окончательный" вердикт никак не убедит читателя. Оттого я и воздержался от столь властного личного вмешательства в ярые споры адмиралов и военно-морских теоретиков. И напрасно рецензент не последовал моему примеру.

3. Проф. Дружинин находит, что я недооценил значение мин в морской войне и не сказал о "повреждениях, причинённых минами английскому флоту". Нет, никаких повреждений ни английскому, ни французскому флоту русские мины не причинили, и я привожу убедительные документы, доказывающие, что они и не могли таких повреждений причинить, и у нас опыты с минами" были тонша ещё не удачны. Это и сеть одно из многочисленных доказательств технической отсталости, до которой довёл Россию николаевский режим и которая является аксиомой для историка. Точно так же и подземную минную проводку в Севастополе не я "недооцениваю", а рецензент сильно переоценивает. И Тотлебен признаёт тоже, что не только подземные мины вовсе не "сорвали планы противника по подготовке штурма", но именно та главная мина, которая должна была взорвать французов при их нападении на Малахов курган, к сожалению, вовсе не была ещё готова к роковому дню последнего штурма! А о героической, тяжкой и опасной подземной работе русских сапёров и землекопов я не только говорю, но и привожу подлинный, мною "первые найденный архивный документ, прослеживающий эту работу час за часом.

4. Рецензент не согласен со мной, что союзные главнокомандующие совершили ошибку, не напав на Севастополь с северной стороны тотчас после Альмы. В этом он безусловно заблуждается! Не только все рус-

стр. 112

ские генералы и адмиралы без единого исключения всегда утверждали, что эта грубая ошибка неприятеля спасла Севастополь в сентябре 1854 г., но и вражеское командование уже очень скоро это признало, и когда после войны Тотлебен категорически сказал Канроберу об этой англо- французской ошибке, то Канробер уже и сам понял её очень хорошо ещё до того. А Нахимов (как я и указываю в книге) с ликованием твердил, что непременно после войны возьмёт специально отпуск, чтобы съездить в Париж и "сказать дурака" французскому главнокомандующему. Об этой бесспорной и счастливейшей для русских ошибке никогда и споров не поднималось в военной литературе. "Если б я это знал, я бы повесил Семт-Арно!" - воскликнул Наполеон III, говоря с князем Долгоруковым (уже после войны) об этой ошибке французского и английского командования. Ведь великий подвиг Тотлебена, его сапёров и землекопов в том и заключается, что они успели этой ошибкой вполне воспользоваться и с лихорадочной быстротой блистательно укрепили незащищённый с севера город. 5. Наконец, об одном из моих выводов, формулированных в словах "Великий колосс выдержал страшные удары в 1854 - 1855 гг. и не только не пал, но и не пошатнулся", рецензент пишет, что "если под "великим колоссом" понимать николаевскую империю, то это утверждение неверно".

Но мне и в голову не могло придти подобное "понимание"! Ведь об мои тома - сплошной обвинительный акт против гниющего, мертвящего режима николаевщины, упорно сводившей к нулю все героические усилия защитников Севастополя! Конечно, под "великим колоссом" я понимал великий русский народ, и даже самая формулировка была навеяна приводимой мною в главе о падении Севастополя цитатой из Некрасова о "народе-герое", который "не шатнулся до конца". Но считаю, во всяком случае, уместным отметить, что раз формулировка способна порождать недоразумения, значит, её должно уточнить, и ещё месяца за два до появления рецензии проф. Дружинина я это сделал: в полностью отпечатанном в ноябре, но ещё не вышедшем в свет II т. моей книш (издательство Академии наук) я заменил слова "великий колосс" славами "великий русский народ", потому что и в устных беседах читатели спрашивали у меня разъяснений.

По существу же, одним из выводов, которыми я больше всего дорожу, и является опровержение того шаблона, который так распространён в западноевропейской литературе и который нелепо преувеличивает размеры русского поражения. Не говоря уже о злобном и наглом прусско- саксонском шовинисте Трейчке, не говоря о мерзостной ругани и злорадных издевательствах по адресу, русского народа в нынешней немецкой псевдонаучной литературе (по поводу Крымской войны), вспомним, что и в писаниях, например, таких далёких созерцателей русских исторических событий, как американский дипломат статс-секретарь в кабинете Вильсона Лансинг, мы находим (в его воспоминаниях) выходки о моральной слабости русского народа в годы. Крымской войны. Моя книга теперь переводится в Америке, и, когда она выйдет в свет, мне хочется послать скорому на умозаключения господину Лансингу экземпляр...

Вот и всё, что я хотел прибавить для читателя "Исторического журнала" в дополнение к рецензии проф. Дружинина, так отчётливо и вдумчиво уловившего основные моменты ?в содержании II т. моего исследования.

Акад. Е. Тарле

СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ

Выступление акад. Е.. В. Тарле с опровержением моих замечаний на его книгу дают и мне основание ещё раз взять себе слово, чтобы развить и уточнить высказанные мною мнения.

1. Начну с подводной минной войны - с вопроса, в котором у акад. Е. В. Тарле не достигнуто полной ясности. Если читатель развернёт 412 - 413 стр. II т. "Крымской войны", то он встретит два несогласованных между собой утверждения: на стр. 412, ссылаясь на рапорт адмирала Литке, автор устанавливает полную непригодность подготовленных русских мин, а на 413 стр., ссылаясь на донесения французского адмирала Пэно, он сообщает о повреждениях, причинённых кронштадтскими минами французскому флоту. Теперь (в письме в редакцию) акад. Тарле уже категорически утверждает: "Нет, никаких повреждений ни английскому, ни французскому флоту русские мины не причинили... Они и не могли таких повреждений причинить, и у нас опыты с минами были ещё не удачны". Так ли это?

Если мы обратимся к специальным военно-историческим исследованиям по данному вопросу, то окажется, что акад. Тарле допускает явную ошибку. Опыты с подводными минами начались в России с 1831 г., причём впервые, независимо и раньше, чем в Западной Европе, у нас был найден наиболее эффективный способ воспламенения подводных мин с помощью гальванического тока. Опыты продолжались в 40-х годах и были вполне удачны. По данным авторитетного специалиста М. Борескова, во время Крымской кампании подводные мины изготовлялись не только акад. Якоби, но и целым рядом русских военных инженеров - Сергеевым, Зацепиным, Боресковым и т. д. Мины были заложены около Кронштадта, Ровеля, Дюнамюнде, Свеаборга, Керчи, на устьях Днепра, Днестра и Дуная. Хотя величина зарядов была невелика, погружённые мины произвели определённое действие. "Этими-

стр. 113

минами, - сообщает М. Боресков, - были повреждены английские пароходы "Merlin", "Ferefly", "Вумчур" и "Бульдог". Последний получил весьма значительные повреждения, и вообще все эти пароходы были отправлены в доки для исправления и более не принимали участия в военных действиях". У того же Бюрескова - можно прочесть рассказ английского морского офицера, пережившего взрыв на корабле "Merlin", и узнать о вышкой оценке русских мин, сделанной английским генералом Delafield 1 .

Историческая роль русской подводной войны 1854 - 1855 гг. точно определена другим крупным специалистом по минному делу - В. Калугиным: "Россия в Крымскую кампанию первая даёт пример обширных и систематичных минных заграждений и обнаруживает их истинное значение" 2 . В числе основных причин, парализовавших действия союзников на Балтике, полковник Б. А. Мошнин прямо указывает на русские мины и минные заграждения 3 .

Бесспорно, николаевский режим довёл страну до крайней технической отсталости, но отсюда вовсе не следует, что историк имеет право усматривать отсталость даже там, где, наоборот, были смелые искания и успешные результаты. И тогда, вопреки действовавшей системе, из среды русского народа выдвигались инициативные и талантливые люди, которые стремились преодолеть господствующую рутину и обеспечить реализацию своим изобретениям. На общем фоне военно- технической отсталости дореформенной России ярко выделяются и противоположные явления, без которых не могла бы развернуться упорная борьба на Чёрном и на Балтийском морях: замечательные фортификационные формы, созданные при обороне Севастополя, бомбические орудия системы Пексано, которые способствовали синопской победе, и гальванические мины, впервые изобретённые и применённые нами в подводной войне. Царизму никогда не удавалась задавить творческие силы русского народа.

2. То же самое можно сказать о подземной минной войне, которой акад. Тарле качается в своей книге "скользь - менее чем на трёх страницах (314 - 317). Читатель ничего не сможет узнать из II т. "Крымской войны" - ни о задачах, ни о методах, ни о тактических результатах этой напряжённой подземной борьбы, о которой в свое время так восторженно отзывались иностранные и русские специалисты. Отрывочные сообщения царю великого князя Михаила и реляция генерал-майора Семякина, приводимые в тексте книги, не могут восполнить недостающего анализа и оценки деятельности русских минёров. Акад. Тарле ограничивается попутным указанием, что эта подземная работа была опасна и поглощала немало сил, но, по его мнению, она не сыграла решающей роли в истории севастопольской осады. Акад. Тарле утверждает, что я сильно переоцениваю всю эту "подземную минную проводку в Севастополе". Верно ли это?..

Если мы разберёмся в богатом фактическом материале, который собран под руководством Тотлебена в большом коллективном труде "Описание обороны г. Севастополя", и особенно в специальной сводке инженер-полковника Фролова 4 , то перед нами раскроется такой ход событий. Соорудив против Севастополя земляные укрепления и установив свои батареи, союзники начали подготовку будущего штурма непрерывной артиллерийской канонадой. Неприятель наступал сначала на Городскую сторону, занимавшую правый фланг крепости, и сосредоточил главный огонь на 4-м бастионе, считая его ключом всей позиции. Героический отпор, оказанный бастионом, остановил наземное продвижение противника. Тогда он поставил своей задачей взорвать бастион или, по крайней мере, произвести взрывы на ближайших подступах к укреплению, чтобы внести дезорганизацию в оборону и тем самым облегчить проведение штурма, Тотлебен разгадал этот замысел и незаметно для неприятеля повёл под землёй контрминное наступление. Несмотря на отсутствие нужных приборов и хороших вентиляторов, приливы воды и земляные обвалы русские сапёры после упорной двухмесячной работы достигли неприятельских галерей и произвели в них неожиданный сильнейший взрыв. Эта блестящая операция дезорганизовала, но не остановила минные работы противника. В течение следующих месяцев шло непрерывное подземное состязание между атакующим и обороняющимся. Противник прилагал все усилия, чтобы приблизиться к 4-му бастиону путём постройки новых колодцев, производства взрывов и захвата образовавшихся воронок, но всюду наталкивался на разветвлённую и энергично действовавшую контрминную систему севастопольцев. В ап-


1 Боресков М. "Руководство по минному искусству в применении его к подводным минам и гидротехническим работам", стр. 12 - 15. СПБ. 1876; Гаврилов П. "Подводные мины", стр. 8 - 10, 48. СПБ. 1899; "Минное дело во флоте". "Военная энциклопедия", под ред. генерал-лейтенанта К. И. Величко и др. Т. XV, стр. 311.

2 Калугин Б. "Оборона берегов подводными минами". Ч. 1-я, стр. 3. СПБ. 1887.

3 Мошнии В. "Оборона побережья", стр. 311. СПБ. 1901. Мошнин подтверждает сильные повреждения, нанесённые четырём английским судам русскими подводными минами.

4 Описание обороны г. Севастополя. Составлено под руководством ген. -адъют. Тотлебена. Ч. 1-я, особенно стр. 556 - 660; ч. II, отд. I, стр. 125, 134 - 138, Л95, 196; отд. II, стр. 16 - 17, 43 - 44, 152 - 154. СПБ. 1863; "Минная война в Севастополе в 1853- 1855 гг." под руководством Г. А. Тотлебена составил инженер-полковник Фролов; ср. Записки начальника штаба севастопольского гарнизона кн. В. И. Васильчикова. "Русский архив" N 6 за 1891 г., стр. 218 - 219; современная сводка дана у майора А. Н. Лаговского. Оборона Севастополя, стр. 103 - 109, 124 - 127. М. 1939.

стр. 114

реле 1855 г. союзники начали усиленную бомбардировку, надеясь завершить её штурмам, а штурм облегчить подземными взрывами, но, встретив комбинированный отпор 4-го бастиона и на земле и под землёю, вынуждены были отказаться от своего плана. К концу осады французы оказались не далее той подземной позиции, на какой их застал первый удавшийся русский камуфлет.

По заключению инженер-полковника Фролова, Принятому и Тотлебемом, "упорное сопротивление контрмин 4-го бастиона имело весьма важные последствия. Нравственное влияние, произведённое им на французов, было одной из главных причин, почему французы не решились штурмовать это укрепление, к которому подступы их ещё в октябре месяце были подведены на расстояние 65 сажен". Фролов, а с ним и Тотлебен считают, что "контрмины 4-го бастиона способствовали продлению осады по меньшей мере на 5 месяцев"1 .

Союзники предпочли перенести главный удар на Корабельную сторону, занимавшую левый фланг крепости, особенно на Малахов курган, являвшийся ключом всей позиции. Тотлебен и здесь вовремя разгадал замысел противника; используя опыт подземной борьбы у 4-го бастиона, он разработал план контрминной войны на новом угрожаемом участке. К несчастью, ранение Тотлебена и бюрократическая волокита штаба помешали выполнению плана 27 августа 1855 года. Малахов курган был захвачен французами. Однако это событие, предопределившее падение Севастополя, не перечёркивает значения предшествовавшей подземной войны. Изучая опыт севастопольской обороны, военные специалисты извлекли из него важные уроки - они установили не только грандиозный размах минных работ, но и крупные преимущества русского минного искусства: наши минёры взрывали заряды не огнепроводным шнуром, как союзники, а гальваническим током, необычайно повышавшим эффективность взрыва; кроме того русские минёры держались энергичной наступательной тактики, не только останавливая, но отодвигая назад подземные работы атакующего. Вот какую оценку дал этим операциям современный 'Крупный специалист проф. В. .В. Яковлев: "Минные работы, ведённые русскими под Севастополем, по своей обширности и глубокой продуманности послужили во всех отношениях образцом такого рода работ на довольно далёкое будущее. Это было признано не только своими русскими историками, но и иностранными"2 . По мнению английского автора, участвовавшего в севастопольской осаде и писавшего о ней на страницах "Times", русская минная система значительно превосходила английскую и французскую. По его словам, русские подземные работы представляли "самое изумительное и самое чудесное зрелище искусства и науки, соединённых с самою непреклонною силою воли и самым неутомимым трудолюбием" 3 . Опыт севастопольской минной войны, собранный и обобщённый Фроловым, тогда не был положен в основу "Наставления для сапёрных батальонов по минным работам и минной войне" и был заимствован Австрией при составлении аналогичной инструкции для обучения инженерных войск. Можно ли после этого согласиться с акад. Тарле, что он правильно оценил "подземную минную проводку в Севастополе"?

3. Перехожу к спорному вопросу об отказе союзников штурмовать Севастополь после битвы ,на Альме. По словам акад. Тарле, "все русские генералы " адмиралы всегда утверждали, что эта грубая ошибка неприятеля спасла Севастополь в сентябре 1854 г... Об этой бесспорной и счастливейшей для русских ошибке никогда и споров не поднималось в военной литературе". Такое категорическое утверждение не соответствует действительности. Русский генерал академик Н. Ф. Дубровин в своих солидных трудах о Крымской войне специально поставил вопросы: "Должны ли были союзники атаковать северную часть города или не должны? Могли ли они овладеть ею или не могли?" Сделав детальный анализ создавшегося положения, генерал Дубровин пришёл к выводу, что несмотря на крайнюю слабость северных укреплений союзное командование ?вынесло вполне правильное решение: "При таких условиях благоразумие требовало отказаться от штурма и для самостоятельности действий, прежде всего обеспечить свой тыл и примкнуть к такому месту, которое было бы недоступно для обхода русских войск. Итак, движение на юг было необходимо для союзников"4 . Аналогичное мнение мы находим в иностранной военно-исторической литературе. Если мы раскроем известную "Историю военного искусства" Ганса Дельбрюка, то прочтём там разбор сложившейся ситуации, который заканчивается следующими выводами: "Опасения Корнилова и Тотлебена относительно внезапного нападения едва ли были обоснованы... если бы даже союзники знали об ожидавших их в будущем жертвах и страданиях, то и тогда им не следо-


1 Фролов, стр. 156 - 157. Один из главных участников обороны, ганерал А. П. Хрущов, несмотря на свою суровую критиму фортификационной системы Тотлебена согласен, что перед 4- м бастионом "успехи французов были остановлены нашими минёрами энергическим ведением подземной войны". "История обороны Севастополя. Записки генерал-адъютанта А. П. Хрущова", стр. 91 СПБ. 1889.

2 Яковлев В., дивизионный инженер, заслуженный деятель науки и техники, проф. "Краткий очерк история подземной минной войны", стр. 41. М. 1938.

3 Там же.

4 Дубровин Н. "Восточная война 1853 - 1856 гг.", стр. 143 - 146. СПБ. 1878; его же "История Крымской войны и обороны Севастополя". Т. I, стр. 325 - 332. СПБ. 1900.

стр. 115

вало решаться на внезапное нападение". Полемизируя с Тотлебеном и Ниэлем, автор утверждает, что если бы на месте Сент-Арно, Канробера и Раглана был действительно великий полководец, например Наполеон, то и тогда нельзя было ожидать немедленного штурма: "На основании всего известного нам о Наполеоне, мы можем сильно сомневаться в том, чтобы он сломя голову бросился на Севастополь. Прежде чем наносить удар, он всегда подтягивал все наличные силы; будучи вообще смелым, даже отчаянным, он в этом отношении был осторожным" 1 .

Среди современников тоже не было единодушия в данном вопросе. Прославленный начальник севастопольского штаба генерал В. И. Васильчнков не видел в рассматриваемых действиях союзников никакой "грубой ошибки"2 . В 1856 г. в "Морском сборнике" была напечатана статья С. Грейга, который оспаривал мысль о безнадёжном положении Севастополя после Альмы и доказывал возможность и неминуемость "хорошего отпора" в случае внезапной атаки 3 .

В 1855 г. французский официоз "Moniteur" так излагал мотивы, побудившие союзное командование отказаться от немедленного штурма Севастополя: "Ответственность начальства обязывает прежде всего, к благоразумию, а благоразумие приписывало главнокомандующим не ходить на приступ, имея не более 50 тысяч человек, расставленных на скале, терпевших недостаток в артиллерии, в боевых припасах, в резерве и не имевших позади себя укреплений на случай неуспеха, а единственным убежищем корабли свои. Это значило предоставлять случаю всю участь экспедиции, и на это нельзя решиться за 800 миль от своего отечествам "4 . Военный обозреватель "Аугсбургской всеобщей газеты", полемизируя с "Moniteur", в данном вопросе был с ним вполне согласен: "Только люди, вовсе не понимающие дела, стали бы требовать, чтобы союзники попытались взять Севастополь одним ударом, - в этом "Монитеру" нет надобности извиняться" 5 .

Таким образом, вопрос оказывается вовсе не таким простым, каким он представляется акад. Тарле. Если историк встречается с разногласием в рядах военных специалистов, он не должен ограничиваться ссылкой на личные мнения участников событий, хотя бы это были Нахимов, Канробер и Наполеон III. Субъективные мнения современников - особенно если они высказаны в ЧЕСТНЫХ беседах и передаются третьими лицами - далеко не бесспорный материал при выяснении истины. Тот же Нахимов, на которого ссылается акад. Тарле, и после флангового движения союзников к Балаклаве был уверен в неизбежности близкого падения Севастополя, а Севастополь оборонялся потом 111 /2 месяцев и устоял бы ещё дольше, если бы не бездарность и беспечность, штабных бюрократов6 . Очевидно, истерик должен действовать более объективными и; точными методами: уяснить себе создавшуюся военную обстановку, сделать ее анализ. -и 'вынести самостоятельное решение, опираясь на богатый опыт военной истории. Но как раз этого не делает акад. Тарле. Вдумываясь в соответствующие страницы "Крымской войны", читатель неизбежно вынесет впечатление о немотивированности и глупости решения союзников: генерал Бэргойн, по неизвестным причинам, советует воздержаться от штурма, английский главнокомандующий Раглан "проявляет полную-нерешительность, а французский главнокомандующий маршал Сент-Арно, "тяжко больной, распростёртый на кушетке... (ему оставалось жить ещё ровно семь дней)", немедленно соглашается с Бэргойном? (стр. 42, 43). Так рождается "неожиданная, грубейшая, чреватая неисчислимыми последствиями ошибка союзного командования", спасшая Севастополь от неминуемой катастрофы. Перед нами - старая версия об исторической случайности, возникшей в связи с предсмертной болезнью маршала Сент-Арно, очень сходная с другой, широко известной версией о насморке Наполеона" помешавшем французам выиграть Бородинское сражение. На самом деле противник вовсе не был таким наивным и потерявшим; всякую золю. После победы на Альме союзники решили атаковать Севастополь одновременно с суши и с моря; была предпринята морская разведка под руководствам адмирала Гамелена; опрашивались русские пленные и местные жители; производился осмотр русских укреплений; сам Сент-Арно был еще достаточно бодр, чтобы записывать в дневник о ходе событий и о своих планах. Когда Гамелен сообщил о потоплении части русского флота, а союзники убедились в наличии вновь возведённых укреплений", был созван военный совет, который вынес решение - изменить прежний план и двинуться на юг, по направлению к Балаклаве.

Что же побудило союзное командование отказаться от идеи немедленного штурма? Нужно помнить, что организация штурма" требовала предварительной подготовки. Осадной артиллерии ещё не было. Запасы боевых припасов и продовольствия были


1 Дельбрюк Г. "История военного искусства в рамках политической истории". Т. V, стр. 35. М. 1937 (глава о Крымской войне написана Э. Даниэльсом).

2 "Записки кн. В. И. Васильчикова", "Русский архив" N 6 за 1891 г., стр. 179 - 184, 188.

3 "Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя, под ред. Н. Дубровина". Вып. I, стр. 126. СПБ. 1871.

4 Там же. Вып. IV, стр. 262.

5 Там же, стр. 278.

6 Насколько ошибочны могут быть непосредственные впечатления участников, показывает пример интересного и вдумчивого бытописателя севастопольской эпопеи - С. С. Урусова. Выпуская в 1866 г. свои воспоминания, он должен был многое изменить в своих первоначальных записях. "Изменить, - разъясняет Урусов, - потому что новые исследования действий, которые я некогда осуждал, показали мне, что я во многом заблуждался" (кн. С. С. Урусов "Очерки восточной войны", стр. V. М. 1866).

стр. 116

очень ограниченны. Близкая и надёжная морская база отсутствовала, и сообщение с флотам было сильно затруднено. При слабой постановке разведки не имелось подробных и точных сведений ни о местности, ни о силах Севастополя. С тыла и фланга могла неожиданно напасть крымская армия. Преграждение рейда затопленными судами врывало план комбинированной атаки с суши и с моря. А главное, русское сопротивление на Альме, сведения о необыкновенной энергии, проявленной гарнизоном и населением Севастополя, и потрясающая весть о затоплении русского флота - всё говорило о могущественной силе ожидаемого отпора 1 . Конечно, сведения- союзников об укреплениях и численности гарнизона страдали большими ошибками, но не эти ошибки сыграли решающую роль в изменении принятого плана. Решающую роль, как правильно полагал русский генерал А. М. Зайончковский2 , сыграло сознание высокой моральной силы защитников ч" Севастополя. Именно этот моральный фактор, ярко проявившийся в штыковых атаках русской пехоты, в изумительно быстром сооружении батарей и в героическом самопожертвовании Черноморского флота, при данном положении союзнической армии испугал её командование перспективой страшных потерь и возможной неудачи. Состояние Севастополя в этот критический момент было хорошо схарактеризовано английским участником и историком войны Кинглеком: "Стойкий и решительный народ оставался защищать город, покинутый главнокомандующим вместе с его армиею. Блистательная декорация рухнула, но позади её очутились гранитные стены. Корнилов не мог сказать защитникам, что под рукою на случай надобности находится армия или флот, но он справедливо мог сказать, что город будет защищаться по-русски"3 , Вот почему союзними решила сначала занять южные бухты, чтобы обеспечить непосредственную связь между армией и флотом, и, расположившись у берега на прочных позициях, подготовить недостающие средства наступления.

Возникает вопрос: имели ли союзники разумное основание для своих опасений и колебаний? Или положение Севастополя, слабо укреплённого с суши и численно неизмеримо уступавшего врагу, было действительно безнадёжным и обречённым? Может ли город, не имеющий долговременных укреплений, отразить натиск превосходящего силами неприятеля?.. На этот вопрос отвечает военная история и отвечает положительно. Не будем ссылаться на наши современные победы под Москвой и Ленинградом. Возьмём яркий пример обороны слабо укреплённого пункта из истории той же Крымской войны. Акад. Тарле сам описывает эту борьбу - у Петропавловска на Камчатке, где союзники располагали шестью военными судами с 204 орудиями и двухтысячным десантом против 6 наскоро построенных батарей и 56 морских орудий. Тем не менее маленький гарнизон, сплоченный патриотическим подъёмом и руководимый учеником Лазарева, талантливым и энергичным адмиралом Завойко, сумел блестяще отразить неприятельские атаки и прогнать целую союзническую эскадру. Опыт показывает, что положения "безнадёжные" с военно-технической точки зрения могут оказаться совершенно иными, если моральная сила сражающегося войска становится источником не только отваги и стойкости, но также искусства и энергии. Это вполне подтвердил дальнейший опыт севастопольской обороны, которая перечеркнула; обычные, рутинные военные оценки. Акад. Тарле, считая положение Севастополя после Альмы безнадёжным и обречённым, недооценивает этого морального фактора войны в своих суждениях о перемене плана союзников. Но если мы учтём этот фактор, как учитывало его союзное командование, мы должны будем признать переход противника на южную сторону не случайной неожиданностью, а закономерным последствием сложившейся обстановки. Волевой подъём защитников крепости - вот что спасло Севастополь в сентябрьские дни 1854 года.

4. Мне не придётся много говорить по вопросу о затоплении Черноморского флота, так как акад. Тарле решительно отводят от себя требование самостоятельно высказаться по этому спорному вопросу. Но я должен признаться, что это воздержание крупного историка, автора большого двухтомного исследования о Крымской войне, представляется мне очень слабо мотивированным. Дело не в "авторитете" Е. В. Тарле или моём, а в готовности и уменьи разрешить поставленную, но не разрешённую военно-историческую проблему. Я вовсе не рекомендую акад. Е. В. Тарле решать этот вопрос "сплеча" и не думаю, что он "сплеча" решал многочисленные спорные вопросы военной истории, затронутые в его крупном исследования. Наоборот, я хотел бы видеть в его работе подробный и систематический анализ всех доводов за и против затопления с точной формулировкой ответа, который вызолит читателя из состояния естественного недоумения. Вопрос слишком важен - от его решения зависит не только общая оценка действий Черноморского флота, но и ваша характеристика всей обороны Севастополя в целом. Наличие богатой полемической литературы по данному вопросу не затрудняет, а облегчает положение исследователя: обильный материал помогает ему вдуматься в существо выдвинутой проблемы и если не прекратить спор новыми решающими аргументами, то по крайней мере


1 Bazaneourt "L'expedition de Crimee. L'armee francaise a Gallipoli, Varna et 'Sevastopole, T. I, p. 247 - 250; Bazancourt "L'expedition de Crimee. La marine francaise dans la mer Noire et la Baltique". T. I, p. 248 - 257. "Крымская экспедиция. Рассказ очевидца, французского генерала". Пер. Маркова, стр.59 - 61. М. 1855;, ср. Дубровин Н. "Восточная война 1853- 1856 гг.", стр. 143 - 147. СПБ. 1888.

2 Зайончковский А. "Оборона Севастополя". Подвиги защитников, стр. 31. СПБ. 1904.

3 Материалы под. ред. Н. Дубровина. Вып. III, стр. 298. СПБ. 1872.

стр. 117

наиболее обоснованное и правильное суждение. Ссылка историка на свою некомпетентность не может быть принята читателем штудирующим сотни страниц "Крымской войны", заполненных изложенных операций. Если автор взялся писать не только об истории дипломатии в период Крымской войны, но и о ходе боевых действий на суше и на море, он должен быть вооружён соответствующими знаниями и выводами. Акад. Тарле блестяще доказал свою полную подготовленность в этом отношении: его яркое описание исторических сражений построено на предварительном глубоком-продумывании специальных, чисто военных вопросов. Интерес "Крымской войны" как раз заключается в самостоятельном и новом освещении ряда военных событий - битвы у Балаклавы, сражения под Инкерманом, штурма 18 июня и пр.

На протяжении своего двухтомного труда автору приходится встречаться со многими спорными вопросами, не один раз разбираться в полемике специалистов, выбирать то или иное решение, вносить те или другие коррективы. Приведу два примера такого самостоятельного и вполне убедительного решения специальных, трудных вопросов. В I т., на стр. 649 - 650, акад. Тарле вступает в полемику с б. начальником севастопольского штаба кн. В. И. Васильчиковым (а его мнение было господствующим в военных я гражданских кругах) по вопросу о стратегическом расположении русских военных сил во время Восточной войны 1853- 1856 годов. Е. В. Тарле находит новый угол зрения и доказывает, что принятое расположение войск объяснялось не "эгоизмом Петербурга", как утвержден Васильчиков, а вполне разумными и обоснованными "военными расчётами. На стр. 406 - 414 того же I т. акад. Тарле даёт описание действий и характеристику Нахимова во время Синопского боя. Хотя автор не разбирает перед читателем высказанных диаметрально противоположных оценок этого сражения, но каждому, знакомому с литературой по данному вопросу, совершенно ясно, что акад. Тарле решительно отвергает иностранную версию о "синопской войне" и мнение капитана Кладо о рутинёрстве Нахимова.

Почему же автор так непоследователен, когда он переходит к затоплению Черноморского флота? Почему о" считает возможным категорически высказываться по одами вопросам (о подземной минной войне и пр.) и отводить от себя другие? Читатель вправе ожидать от компетентного (и авторитетного!) историка акад. Тарле ясного и точного ответа на все вопросы его военно- исторической темы. Без "личного вмешательства в ярые споры адмиралов и военно-морских теоретиков" не может быть дальнейшего продвижения научно-исторической мысли.

5. Большое, принципиальное значение имеет вопрос о настроениях русского общества в период Крымской кампании. Напомню читателю, в какой связи был затронут этот вопрос в моей рецензии на "Крымскую войну" акад. Е. В. Тарле. Я указывал, что автором выдвинута важная проблема о взаимодействии тыла и фронта, но при её разрешении недостаточно освещен вопрос о влиянии общественных настроений на ход боевых операций, в частности о роковом разрыве тыла и фронта, вытекавшем из кризиса крепостнического строя. В своём настоящем выступлении акад. Тарле оспаривает моё замечание, ссылаясь на то, что он привёл мнения Грановского, Тургенева, С. М. Соловьёва, Пирогова, Льва Толстого; что же касается Чернышевского и Добролюбова, то их высказывания выходят за хронологические грани 1853 - 1856 гг. и относятся уже к другой тема - о последствиях Крымской войны.

Внимательно пересматривая цитации акад. Тарле, мы убеждаемся, что о С. М. Соловьеве во II т. не сказано ни одного слова, а Лев Толстой упоминается вскользь (на 3 и 465 стр.), в связи с "Севастопольскими рассказами", причем никаких высказываний Л. Толстого о войне, о севастопольском командовании, о штабной бюрократии автором не использовано. На стр. 202 приведено отрицательное мнение Н. И. Пирогова о личности бывшего главнокомандующего Меншикова, но извлечь из этой цитаты какие бы то ни было данные об отношении великого хирурга к войне, к господствовавшей системе административного хаоса и преступной неподготовленности (а этим материалом изобилуют письма Пирогова) представляете" невозможным. На стр. 409 приводится высокий отзыв Т. Н. Грановского о погибшем адмирале Нахимове, но и здесь мы не найдём ни одного намёка на то глубокое, трагическое противоречие, которое характеризовало в это время отношение к войне Грановского, Соловьёва, Кавелина и других представителей прогрессивного лагеря. Остаются суждения того же Т. Н. Грановского и И. С. Тургенева, вызванные падением Севастополя и приведённые автором на стр. 464 - 465. В этих суждениях звучит политическая нота протеста против "николаевщины", но они относятся к последнему моменту - уже определившегося исхода кампаний - и не могут характеризовать общественных течений, влиявших на состояние боевого фронта. В этот момент и реакционный Погодин, преданный идеолог николаевского режима, заговорил либеральным языком, и карьерист Валуев, метивший в министры, начал играть з политическую оппозицию. Всё, что акад. Тарле говорит дальше о нарастании раздражения и негодования "против общих условий государственного из общественного быта, сделавших бесполезными великие жертвы, принесённые севастопольскими героями", относится целиком к послесевастопольскому периоду, т. е. к теме о последствиях военных событий, которой автор как раз не хочет касаться в настоящем исследовании. А настроения различных общественных группировок до падения Севастополя, моральное состояние тыла во время развёртывания военных операций, отношение общества к самоуверенно начатой и неудачно ведущейся войне исчерпываются у акад. Е. В. Тарле (как я уже отмечал в рецензии) высказываниями славянофилов и А. О. Смирновой. Но и эти высказывания (преимущественно старика Аксако-

стр. 118

ва и его сыновей Ивана и Константина), как ни интересны некоторые впервые публикуемые письма, не дают всестороннего представления даже о позиции славянофилов. Если мы суммируем суждения Аксаковых и Хомякова, то сможем дать такую характеристику их взглядов: несмотря "на критику николаевского режима они приветствовали начавшуюся войну с точки зрения идей наступательного панславизма; но по мере нарастания внешнеполитических неудач иссякала их вера в освободительно-славянскую миссию правительства и в несокрушимую мощь николаевской армии, разочарование и уныние соединялись у них со скорбным сознанием, что панславистские цели не могут быть осуществлены прогнившим аппаратом крепостнической империи. Но если мы откроем воспоминания А. И. Кошелева и сочинения Ю. Ф. Самарина, то увидим там уже иную позицию, занятую левым крылом славянофилов: у них панславистская идея отступала на задний план перед мыслью о гибельности гниющего николаевского режима. Вот как характеризовал Кошелев отношение к Восточной войне - своё и своих единомышленников: "Высадка союзников в Крым в 1854 Р., последовавшие затем сражения при Альме и Инкермане и обложение Севастополя нас не слишком огорчили, ибо мы были убеждены, что даже поражения России сноснее, а для неё даже и полезнее того положения, в котором она находилась в последнее время. Общественное и даже народное настроение, хотя отчасти бессознательное, было в том же роде"1 . Такое мнение господствовало не только в рядах левых славянофилов, оно было широко распространено в среде передовой русской интеллигенции с самого начала Крымской кампании. Правдивый бытописатель 60-х годов Н. В. Шелгунов, в осторожной, предназначенной для печати редакции своих мемуаров говорит о проявлениях официального патриотизма накануне войны, но тут же делает существенную оговорку: "Впрочем, наше патриотическое увлечение не доходило до чувств 12-го года; правда, и война была ненародная, да и дух уж был не тот: в воз духе носился патриотический либерализм, и число радующихся поражениям увеличивалось" 2 .

То, что эзоповским языком 80-х годов Щелгунов называет "патриотическим либерализмом", было более сложным и глубоким явлением: оно включало в себя и оппозицию левых славянофилов, и либерализм западников, и революционное, течение разночинных демократов. Лозунг "Чем хуже, тем лучше", который упоминает в своих неизданных записках Д. А. Милютин, объединял разнообразные круги русского общества. Акад. Тарле сожалеет, что Милютин не уточняет своих указаний, не называет ни одного имени, но мы имеем подтверждение этого факта и в материалах, идущих от революционных демократов середины 50-х годов. Напрасно Е. В. Тарле утверждает, что высказывания Добролюбова и Чернышевского выходят за хронологические рамки его работы (1853 - 1856): пораженческие взгляды Н. А. Добролюбова зафиксированы в его студенческом журнале "Слухи" в ,1855 г.3 , а аналогичные мысли Н. Г. Чернышевского, высказанные в "Прологе" устами Волгина, ретроспективно отражают переживания времени войны4 . Всех этих данных мы не находим в двухтомном исследовании акад. Тарле; его материал о настроениях правых славянофилов даёт одностороннее и потому неправильное изображение настроений передового русского общества (1864 - 1855 годов. Читатель не получит из этого капитального труда всестороннего представления о том крупном историческом факте, который умеренный Ю. Ф. Самарин называл "разобщением правительства с народом" и который вылился в форму трагического разрыва между тылом и фронтом. Современникам было ясно, что "подобный недруг, отнимая возможность у правительства располагать всеми подвластными ему средствами и в случае опасности, прибегать без страха к подъёму народной силы, воздействует неизбежно на общий ход военных и политически" дел"5 . Передовые, патриотически настроенные люди России в 1854-І1655 гг. сочувствовали героизму русской армии и высоко оценивали подвиги севастопольцев, но они не считали начавшуюся войну своей, народной войной и не хотели победы и укрепления ненавистного самодержавия. Такое настроение, вытекавшее из всей обстановки нараставшего социально-политического кризиса, говорило не о моральной слабости русского народа (как ошибочно думает Лансинг и ему подобные авторы), а о моральной некредитоспособности царского самодержавия, потерявшего поддержку даже многих убеждённых монархистов. Самарин был безусловно прав: при подобных условиях не могло быть военной победы, "ибо внешняя; сила и политическое значение государства- зависит... более всего от цельности и крепости общественного организма"6 .

Повторяю: к большому сожалению, II т. "Крымской войны" акад. Е. В. Тарле даёт так же мало материала на эту тему, как и ранее вышедший I том. Обещание автора, высказанное им в предисловии, "всюду касаться тех черт русской внутренней политики и общего состояния страны, которые естественно и непосредственно увязываются с ходом военных событий и дипломатических конфликтов", осталось невыполненным, так же как не выполнено и другое обещание автора - ввести читателя в обстановку западноевропейского тыла и подробно познакомить читателя со взглядами на войну


1 Записки А. И. Кошелев а, стр. 81- 82. 1884; ср. сочинения Ю. Ф. Самарина. Т. II, стр. 17. ,М. 1878. Из старших славянофилов к этой позиции приближался Иван Аксаков.

2 Шелгунов Н. "Воспоминания", стр. 25 - 26. М. и П. 1923.

3 Добролюбов Н. Соч. Т. IV, стр. 436 - 437. М. 1935.

4 Чернышевский Н. "Пролог", стр. 25 - 26, 206. M. 1936.

5 Самарин Ю. Соч. Т. II, стр. 18.

6 Там же.

стр. 119

Маркса и Энгельса 1 . Эти досадные пробелы уменьшают познавательное значение работы Е. В, Тарле, так как мешают читателю на конкретном материале "Крымской войны понять причинную обусловленность военных побед и военных поражений, правильно понять характер войны и её место в истории нашей страны.

6. Только что рассмотренный вопрос связан с другим, не менее важным, принципиальным вопросом - о нашей исторической оценке Восточной войны 1853 - 1856 годов. Уточняя свои формулировки, акад. Тарле разъясняет нам, что под "великим колоссом", - выдержавшим удары и даже не покачнувшимся, он разумеет не царскую империю, а великий русский народ. Читатель с большим удовлетворением встретит такое толкование автора, однако замена слова "колосс" словом "народ" возбуждает новое недоумение, если мы внимательно вчитаемся в контекст заключения. С термином "колосс" у академика Тарле ассоциированы подписание и аннулирование Парижского трактата, победы на Кавказе, в Средней Азии " на Дальнем Востоке, "великодержавне России", прочность её государственного кредита, - словом, явления, характеризующие не самостоятельную жизнь и борьбу русского народа, а положение и деятельность государственной власти. Изложение, которое "раньше было логичным и стройным, становятся теперь сбивчивым и неясным.

Но допустим, что акад. Тарле прав, и всё, что он говорит об условности поражения и о дальнейшем укреплении России, нужно отнести к русскому народу, а не к официальной императорской власти. Устраняют ли его толкование и его словесная поправка методологическую ошибку, допущенную на 570 - 673 страницах II тома? Нет, не устраняют. Ошибка акад. Тарле заключается в том, что он отождествляет русский народ и царскую власть, сливая их в едином, неразделимом понятии российской государственности. Внося свою поправку, акад. Тарле тем самым утверждает, что поражение понёс русский народ, но это было "поражение" в кавычка", условное и ограниченное, перечёркнутое последующими завоеваниями и дипломатическими победами. Вразрез с содержанием собственной книги автор не делает здесь необходимого принципиального различения, которое проникало собой сознание прогрессивных современников Крымской войны и которое вытекает из объективной действительности XIX и начала XX века. Ни Чернышевский, ни Грановский, ни Соловьёв, ни левые славянофилы не могли взять на себя ответственности за дипломатию и стратегию Николая I, а следовательно, за содержание и результаты Парижского трактата. Не русский народ был виновен в бездарной и гибельной дипломатии 1850 годов, которую так уничтожающе разоблачит акад. Е. В. Тарле в I т. своего исследования; не русский народ самоуверенно начал Восточную войну, бросив 80-тысячную армию на турецкую территорию; не русский народ довёл страну до вопиющей технической отсталости и заполнил командные посты невежественными карьеристами,. А когда война перекинулась в русские пределы, русскому народу оставалось героически защищать свою территорию, заливая своей кровью подступы к Севастополю и сознавая, что ведение войны зависит не от него, а от чуждого и неумелого правительства. В лице трудящихся масс и передовых деятелей народ противостоял тогда официальной государственности, воплощавшей в себе отмиравшую крепостническую систему. Это была эпоха не Петра, I, выражавшего прогрессивные тенденции исторического развития, это был переломный период от феодального к капиталистическому строю, когда шла напряжённая борьба между русским народом, уверенно шедшим вперёд, и дворянским правительством, пытавшимся остановить это прогрессивное движение.

Ленинская оценка падения Порт-Артура ("Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению" 1 ) вполне приложима к падению Севастополя и к проигрышу Восточной войны 1853 - 1856 годов. Не нужно преуменьшать размеров и влияния поражения 1856 г. - они были действительно громадны, но они наносили удар прежде всего официальной самодержавно- крепостнической царской власти.

Ведя борьбу с фашистами и учёными типа прусско-саксонского шовиниста Трейчке, мы должны неустанно и систематически доказывать эту историческую истину - об антагонизме русского народа и российского царизма в эпоху, предшествовавшую революции 1917 года. Не надо закрывать глаза на очевидные факты: со времени Крымской войны несмотря на крупные экономические и культурные достижения русского народа международный вес Российского государства заметно и неуклонно уменьшался. Какие "бы частичные успехи ни отмечал" внешнюю политику императорской России после 1856 г., мы никогда не забудем, что реакционный царизм последовательно привёл страну в 1878 г. к Берлинскому конгрессу, в 1905 г. - к падению Порт-Артура, Мукдену " Цусиме, в 1914->1917 гг. - к новым поражениям на западе. Только окончательная победа народа, одержанная в февральские и октябрьские дни 1917 г., дала нашему государству несокрушимую силу и подготовила почву для выполнения его всемирноосвободительной миссии в современной борьбе против фашизма.

Таковы те доводы, которые не дают мне права признать выдающийся труд акад. Е. В. Тарле о Крымской войне свободным от всяких пробелов и ошибок.

Проф. Н. Дружинин


1 Тарле Е. "Крымская война". Т. I, стр. 15, 9.

1 Ленин. Соч. Т. VII, стр. 49.

 


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ПИСЬМА-В-РЕДАКЦИЮ-2015-11-08

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Svetlana GarikКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Garik

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 08.11.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ПИСЬМА-В-РЕДАКЦИЮ-2015-11-08 (дата обращения: 28.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Svetlana Garik
Москва, Россия
716 просмотров рейтинг
08.11.2015 (3063 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
8 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android