Ранняя история английского парламента принадлежит к числу тех проблем, которые уже несколько веков не сходят со страниц исторической и политической литературы. Это объясняется не только чисто теоретическим интересом историков к этой давно минувшей эпохе. Начиная с середины XVII в. к ней неизменно обращались политические деятели разных стран Европы в поисках за аргументами для партийной полемики и за примерами и образцами для своей практической деятельности.

Историография ранней истории парламента была всегда насыщена духом политической борьбы. В начале XVII в. лидеры парламентской оппозиции в Англии в своей ожесточённой борьбе с защитниками королевской прерогативы старались опереться на древние парламентские традиции английского народа. И свежий ветер нарастающей революционной борьбы, врываясь в архивы и кабинеты антикваров, заставлял по-новому звучать давно забытые документы, превращая их в острое орудие борьбы с абсолютизмом Стюартов. "Великая хартия вольностей"¹Иоанна Безземельного и статут de tallagio non concedendo Эдуарда I были использованы составителями петиции о правах 1628 г. в качестве аргументов против королёвского деспотизма. В конце XVII и в XVIII в. вопрос о происхождении парламента становится объектом ожесточённой политической полемики между публицистами торийского и вигского направлений, когда, по словам Маколея: "Тори цитировали из старинных сочинений выражения почти такие же раболепные, какие слышались с кафедры Менверинга; виги приискивали выражения такие же смелые, как и строгие, какие раздавались с судейского кресла Бредшоу. Один разряд писателей приводил многочисленные примеры того, что короли вымогали деньги без разрешения парламента; другие представляли случаи, в которых парламент присваивал власть подвергать королей наказанию"² .

Когда в XVIII в. парламент утвердился как ведущее учреждение в политической жизни Англии и прерогатива королевской власти была до крайности ограничена, острота политических противоречий между тори и вигами сгладилась. Это способствовало тому, что вопрос о происхождении парламента отчасти утратил политическую актуальность. Но традиционные партийные точки зрения продолжали воздействовать на историографию этого вопроса и в XIX веке. В то же время он приобретает большую актуальность за пределами Англии, сначала во Франции, а затем и в Германии. В 20-х и 30-х годах XIX в. к нему обращается Гизо, который в своих экспериментах по созданию ограниченной буржуазной монархии во Франции ищет опоры в английском историческом опыте³ . Во второй половине XIX в., когда в Пруссии, а затем во вновь созданной Германской империи вводится юнкерская конституция "сверху", к ранней истории английского парламента обращается крупный немецкий историк Гнейст, в поисках за образцами для современной ему прусской и имперской конституции⁴ .

Но и в самой Англии не умерло до сих пор политическое значение проблемы. Когда во время войны 1914 г. Англия столкнулась с бронированным кулаком Германской империи, традиционная древняя "английская свобода" превратилась в патриотическое знамя борьбы, а история английского парламента в символ превосходства Англии над Германией.

Видный английский историк профессор Поллард в 1920 г. в работе, посвященной многовековой истории английского парламента, расценивал всю войну 1914 - 1918 гг. как конфликт между парламентаризмом и автократией⁵ . Вторая мировая война ещё более усилила преклонение перед древними парламентскими традициями Англии и интерес к ранней истории парламента. В 1944 г., в разгар войны, виднейший современный английский историк Дж. М. Тревельян писал, повторяя слова буржуазных историков XIX в.: "В сфере чистой политики Британия прославилась как мать парламента. Отвечая инстинктам и темпераменту своего народа, она создала в ходе веков систему, которая соединила элементы, часто оказывавшиеся несовместимыми у других народов: действенность исполнительной власти, народный контроль и личную свободу"⁶ .

В наши дни древние "парламентские традиции" Англии превращаются в устах идеологов английской реакционной буржуазии в лозунг борьбы против подлинной народной демократии, против первого социалистического государства в мире. Повторяя зады буржуазно-либеральной концепции XIX в. о тысячелетней давности английской демократии, об особенностях англо-саксонских учреждений, реакционные английские деятели типа Черчилля и Идена противопоставляют английский парламентаризм единственной подлинной демократии - советской - и видят в нём специфическое создание гения англо-саксонской расы, недоступное другим народам. Обветшалые теории

¹ Текст Великой хартии вольностей был найден в январе 1628 г., а петиция о правах была подана в парламенте в марте того же года.

² Маколей. Соч. Т. VI. "История Англии". Ч. 1-я, стр. 28.

³ Guizot "Histoire des origines du gouvernement representatif en Europe". 1851.

⁴ Гнейст "История английских государственных учреждений". Москва. 1885 (предисловие).

⁵ Pollard "The evolution of parliament", p. 379. 1920.

⁶ Trevelvan "A shortened history of England", p. 2. 1944.

XIX в. возрождаются вновь в наши дни и, чуть подновлённые и подкрашенные, используются новыми поджигателями войны в качестве знамени в борьбе с СССР, в борьбе за мировое господство англо-саксонского империализма.

Таков тот общий политический фон, на котором развивалась буржуазная историография средневекового английского парламента и который оказывал постоянное влияние на различные её направления. Так как литература по конституционной истории Англии поистине неисчерпаема, то в настоящем обзоре, конечно, не смогут найти отражения все работы, посвященные ранней истории английского парламента. Автор ставит своей целью начертить лишь общую линию развития историографии этого вопроса и дать характеристику наиболее выдающихся историков.

Как было отмечено выше, серьёзное изучение ранней истории парламента началось, строго говоря, только в XIX в., в связи с общим подъёмом исторической мысли и особым интересом к средневековой истории во всех странах Европы. Изучению ранней политической и конституционной истории Англии способствовали также публикации Государственной архивной комиссии в Англии, предпринятые по распоряжению парламента. В результате деятельности этой комиссии достоянием широкого круга историков и читателей как в Англии, так и за границей стали такие важные документы ранней политической истории, как Статуты английского королевства, начиная с "Великой хартии вольностей", Парламентские свитки с конца XIII в. и многочисленные документы, относящиеся к парламентам конца XIII и начала XIV в., вошедшие в издание Пельгрева "Parliamentary writs".

На протяжении почти всего XIX в. в историографии этого вопроса господствовало буржуазно-либеральное, или вигское, направление. Оно вело свою родословную от поборников парламентских привилегий XVII в. и вигских политиков конца XVII и XVIII века. От своих идеологических предков оно унаследовало восторженное преклонение перед древностью английских парламентских традиций и твёрдую уверенность в безусловном превосходстве английского политического строя в прошлом и настоящем над политическим строем всех других стран. В XVII и отчасти ещё в XVIII в. эти представления служили острым оружием в борьбе английской буржуазии за окончательное установление её политического господства. В XIX в., когда это политическое господство было окончательно закреплено и непререкаемый авторитет парламента был признан и тори и вигами, преклонение перед совершенствами древней английской конституции превратилось в идеологическое выражение самоудовлетворённости английской буржуазии, ощущавшей себя полновластной хозяйкой как внутри страны, так ив области международных отношений. В сфере исторической мысли это преклонение отразило победоносное шествие молодого английского капитализма. Успехи капитализма в производстве и торговле, в войне и дипломатии создавали ему ореол исключительности и непобедимости в глазах представителей господствующего класса, пожинавшего богатые плоды этих успехов. В этих условиях, превративших буржуазную Англию в главную руководящую силу мировой экономики и политики, вигская концепция заняла господствующее положение в буржуазной историографии сначала в Англии, а затем и на континенте. Основные положения этой концепции сложились в самом начале XIX в. и вполне отчётливо выражены уже в вышедшей впервые в 1818 г. работе Галлама "Положение Европы в средние века"⁷ . Затем они подверглись некоторым, в общем незначительным, изменениям и окончательно оформились и выкристаллизовались в работе Стеббса "Конституционная история Англии", вышедшей в 1875 году⁸ . К этому направлению из английских историков можно отнести также Кембля, Пельгрева, Фримена. Его представители подвергались влияниям со стороны разных течений общеевропейской исторической мысли. Галлам, несомненно, испытал на себе сильное влияние романтической историографии, Пельгрев и Кембль стояли ближе к исторической школе права, Фримен во многом находился под влиянием школы Ранке, а Стеббс, которого называли "английским Вайтцем", был в то же время близок к позитивизму. Но все эти методологические различия в английской буржуазной историографии XIX в. отступали на задний план перед единством концепции конституционной истории Англии, которая позволяет отнести всех этих историков к одному направлению. К этому направлению можно отнести также Гизо и Гнейста, которые, не будучи англичанами, выражали в своих работах взгляды, весьма близкие к взглядам перечисленных выше английских историков.

Основные положения вигской концепции, в той или иной мере свойственные всем её представителям, сводятся к следующему:

1. Традиционализм в изображении истории английской конституции, которая рассматривается как постепенное и непрерывное развитие определённых исторических тенденций, с древнейших времён заложенных в политических учреждениях Англии. Внешним образом эти тенденции определяются у разных историков по-разному. Для Галлама это принцип ограниченной монархии, для Фримана - "древняя английская свобода", для Гизо - принцип "разделения властей", для Стеббса - многовековая борьба "нации" за свободу и т. д.

2. Германизм, в разной степени свойственный всем представителям этого направления, подтверждавший древность "английской свободы" и находившийся в полном соответствии с господствовавшими установками общеевропейской буржуазной историографии XIX века. Он выражается главным образом в преклонении перед древними местными учреждениями англо-саксов, в которых все историки этого направления видят базу средневекового парламента.

⁷ Hallam H. "The State of Europe during the Middle ages". 1818.

⁸ Stubbs "Constitutional history of England". Vol. I-II. 1875.

3. Либеральная точка зрения, изображавшая развитие парламента в средневековой Англии как результат длительной борьбы "нации" за свободу, против деспотизма королей. При этом под "нацией" понимается в применении к XIII и XIV вв. баронство, рыцарство и горожане и совершенно игнорируется тот факт, что основная масса населения средневековой Англии - вилланы - не принимала никакого участия в этой борьбе и ничего не получила от победы "конституционных принципов" и что пресловутая "английская свобода" в средние века носила весьма ограниченный сословный характер. В игнорировании этого факта историками XIX в. особенно ярко сказывается буржуазная ограниченность их концепции и, её консерватизм. Этот консерватизм сказывается и в другом. Старая вигская концепция переживает в XIX в. весьма характерное изменение, превращаясь из боевого оружия идущей к власти буржуазии, каким она была в XVII в., в оружие, направленное против более радикальных политических доктрин начала и середины XIX века. Её основные положения, некогда служившие для борьбы против королевского абсолютизма, используются теперь для борьбы против резких изменений в существующем политическом строе, против опасностей революции или слишком решительных реформ. Парламентский строй XIII и XIV вв. рассматривается как база современного буржуазного парламентаризма, как идеал, не нуждающийся в серьёзных изменениях. Эта консервативная тенденция, особенно сильная у Фримена и Гизо, сложилась у них "не без влияния революции 1848 года. Но она явственно заметна уже и у Галлама, который писал задолго до революции 1848 года.

4. Для всех историков этого направления характерна историко-правовая точка зрения на возникновение английского парламента и его раннюю историю. Поэтому их больше всего интересует не конкретно-историческая действительность, порождающая тот или иной институт, а развитие учреждений, переход от одного учреждения к другому, одного правового принципа к другому - более "совершенному".

5. Для вигского направления в целом, как и вообще для всей буржуазной исторической науки этого периода, характерно стремление к широким обобщениям, к построению общей концепции, на основании обзора весьма широкого круга источников. Историки этого направления иногда выходят за рамки чисто политической истории и в своём конкретно-историческом анализе, в поисках объяснений для изменений, совершающихся в области права и учреждений, затрагивают и социально-экономические вопросы. Поэтому буржуазно-либеральное направление, опираясь на обширный материал источников и развиваясь в эпоху, когда буржуазная историческая мысль ещё могла прогрессировать, внесло много положительных данных в изучение ранней истории парламента. При всех своих недостатках и буржуазной ограниченности оно способствовало выяснению ряда весьма важных вопросов и пришло к ряду выводов, которые до сих пор не утратили своего значения. К таким выводам относится, в частности, взгляд на английский парламент как на сословное представительство и, следовательно, признание определённой социальной роли этого учреждения, а также выяснение основной структурной особенности английского парламента по сравнению с сословными собраниями в других странах - эту особенность все историки вигского направления видели в объединении рыцарства с горожанами в палате общин и духовных магнатов со светскими в палате лордов. Они справедливо подчёркивали большое значение развития так называемого "среднего класса" - горожан и рыцарства, - указывая на специфическое положение последнего в английским обществе. Наконец, они в общем правильно оценивали место английского парламента в общей системе английского государства, подчёркивая его финансовые полномочия, из которых развились все остальные его функции.

Однако вследствие классовой ограниченности и идеалистической основы буржуазного исторического мировоззрения историкам вигского направления не удалось выяснить вопрос о социальных корнях и социальном значении средневекового английского парламента в целом.

Наиболее интересное и яркое выражение буржуазно-либеральная концепция получила в работах Гизо, одного из основателей французской исторической школы эпохи Реставрации. Его взгляды по этому вопросу особенно чётко высказаны в его публичных лекциях "По истории происхождения представительных учреждений в Европе"⁹ , читанных им в 1820 - 1821 гг. в College de France. Изданы эти лекции впервые были в 1851 г., подвергшись значительной переработке под влиянием революции 1848 года. Недаром в предисловии к лекциям Гизо говорит, что с тех пор, как он читал эти лекции, "не только короли и законы, но и самые корни управления, корни самого общества затронуты, обнажены и почти вырваны"¹⁰ .

По словам Маркса, брошюра Гизо "Почему удалась английская революция?" имела своей целью доказать, "что лишь скверный характер французов виной тому, что июльская монархия 1830 г. потерпела позорный крах после 18-летнего мучительного существования, а не обнаружила той долговечности, которою наслаждается английская монархия с 1688 г."¹¹ . Точно так же лекции Гизо по истории английского парламента в средние века были призваны объяснить миру, почему во Франции никак не удалось создать идеальную конституционную монархию, тогда как в Англии она существует с незапамятных времён. Лекции Гизо представляют собой смесь исторического сочинения с политическим памфлетом. В них с предельной яркостью вырисовываются классовые корня буржуазно-либеральной концепции происхождения английского парла-

⁹ Guizot. Указ. соч.

¹⁰ Там же. Предисловие.

¹¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. VIII, стр. 275.

мента, и это придаёт им особый, специфический интерес. Основное отличие английской истории от истории других европейских народов Гизо видит в том, что в Англии с очень давних пор, с XIII в., существует "представительная система управления", тогда как у других народов, возникнув в средине века, она затем бесследно исчезает и в муках рождается вновь только в XIX веке. Под "представительной системой" вообще Гизо понимает "ограниченную конституционную монархию", весьма далёкую от подлинной демократии. Последняя, по его мнению, - "это только средство нападения и разрушения, и она никогда не может служить основанием для свободы"¹² . Напротив, "всюду, где мы встречаем сочетание легитимности и конституционности, мы видим процветание народов и правительств". Таким именно "процветанием народов и правительств" представляется Гизо вся история Англии, которую он выставляет как пример для подражания другим народам и особенно французам. Уже самое это определение "представительной системы" вскрывает консерватизм взглядов Гизо и определяет его точку зрения на историю возникновения "английского парламента.

В соответствии с этим взглядом основное достоинство английской политической истории Гизо видит в непрерывности и традиционности её развития, которая отразилась в преемственности учреждений, доживших без особых изменений до революции XVII века. Зародыши представительной системы он видит уже у англо-саксов, у которых намечалось "разделение властей", являющееся, по мнению Гизо, основным условием существования представительной системы. Это "разделение властей" - сначала между королём и "советом мудрых", а затем, после нормандского завоевания, между королём и "советом магнатов" - привело к тому, что национальная консолидация Англии происходила не только вокруг короля, но и вокруг этих совещательных органов. Благодаря этому привилегии отдельных лиц очень рано стали превращаться здесь в общее право, первым документом которого была "Великая хартия вольностей". Во время борьбы за хартию и "баронской войны" между королевской властью и этими совещательными органами происходила скрытая или открытая война, так как "разделение властей" ещё не сложилось окончательно. Но в конце XIII в., в царствование Эдуарда I, эта борьба завершилась созданием парламента¹³ . Основным фактором, приведшим к созданию парламента в форме сословного представительства, Гизо считает появление на исторической сцене рыцарства и горожан - "среднего класса", допущение которого в парламент значительно расширило базу "разделения властей" и придало ему политическую устойчивость, которой оно прежде не имело. Вместе с ними в политической жизни появилась "третья сила", вклинившаяся между королями и знатью, от поддержки которой стали теперь зависеть обе эти стороны. Благодаря наличию этой "третьей силы" Эдуард I вынужден был пойти на создание парламента, последующая история которого представляет борьбу этих трёх элементов. Здесь, оставляя свои теоретические рассуждения о "разделении властей" и переходя к конкретно-историческому анализу, Гизо в силу своего "исторического таланта"¹⁴ и концепции классов, характерной для ряда историков французской школы эпохи Реставрации, даёт в общем довольно правильный анализ политической ситуации, приведшей к созданию парламента. Подчёркивая значение слияния представительства рыцарей и горожан в палате общин, в чём он справедливо видит основную отличительную черту английского парламента, он замечает: "Неверно, что аристократия и народ составили в Англии союз против королевской власти и что из этого союза родилась английская свобода. Скорее наоборот - разделение феодальной аристократии чрезвычайно увеличило значение общин. Гражданские вольности нашли в них достаточно силы сопротивления, а королевская власть достаточную опору"¹⁵ . Эта мысль Гизо тем более интересна, что английские историки буржуазно-либерального направления обычно видели в борьбе за парламент лишь совместные действия "нации" под руководством баронов. Являясь плодом большого политического опыта Гизо, эта мысль намечает пути к раскрытию внутренних социальных противоречий, приведших к возникновению английского парламента. Но Гизо останавливается на пороге, не вступая в область социальных отношений. Пытаясь далее выяснить причину соединения горожан и рыцарей в палате общин, он ограничивается самым поверхностным объяснением, ссылаясь лишь на то, что те и другие в отличие от баронов были выборными представителями и что они были одинаково заинтересованы в делах графств¹⁶ . Ещё менее научно обоснованы и совершенно тенденциозны его рассуждения о достоинствах "избирательной системы" XIII и XIV веков. Главным её достоинством Гизо считает то, что она основывалась не на всеобщем избирательном праве, а на принципе личных способностей (capacite) каждого избирателя. Эти "способности", по мнению Гизо, определялись и должны были определяться в конечном итоге их имущественным положением¹⁷ . Круг избирателей ограничивался только представителями высшего и "среднего класса"¹⁸ . Эта "мудрая" ограниченность средневекового избирательного права заставляет Гизо сказать, что "в избирательной системе Англии XIV в. мы находим почти все основные принципы разумной и свободной избирательной системы".

Можно привести ещё много примеров противоречия конкретно-исторического анализа у Гизо его собственным обобщающим политическим выводам. Как большой и про-

¹² Guizot. Указ. соч. Т. I, стр. 106.

¹³ Там же. Т. II, стр. 116.

¹⁴ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Т. VIII, стр. 275.

¹⁵ Guizot. Указ. соч. Т. II, стр. 276.

¹⁶ Там же, стр. 275.

¹⁷ Там же, стр. 228.

¹⁸ Там же, стр. 265.

ницательный историк, Гизо нередко правильно объясняет отдельные исторические события и политические отношения, но, находясь на идеалистических позициях и будучи связан определённой политической тенденцией, он видит общие причины происхождения парламента не в общественном развитии страны, а в постепенном укреплении принципа "разделения властей". Основное же достоинство древней "английской свободы" заключается для него в сословной ограниченности этой "свободы", которую он готов принять за образец французской "легитимной конституционной монархии", над созданием которой он сам так долго работал.

В этом французском варианте вигской концепции у Гизо особенно чётко обнаруживаются классовые истоки буржуазно-либерального направления и тот консервативный элемент, который, как отмечено выше, становится преобладающим в вигской историографии XIX века.

Из английских историков этот своеобразный "либеральный" консерватизм ярче всего выразил Фримен. Эдуард Фримен (1823 - 1893), убеждённый либерал, один из крупнейших английских историков XIX в., писал свои основные работы несколько позднее Гизо. Находясь под сильным влиянием школы Ранке, он был одним из первых английских историков, применивших широкий материал источников к политической истории Англии. Его основные работы - "Завоевание Англии норманнами" (1867 - 1871) и "Правление Вильгельма Рыжего" (1882) - построены на огромном материале источников. Однако для его взглядов на возникновение и раннюю историю английского парламента гораздо характернее его небольшая работа "Развитие английской конституции с древнейших времён"¹⁹ .. Это - не научное исследование, а скорее восторженный гимн в честь английской конституции. Именно поэтому здесь особенно выпукло выступают основные линии концепции Фримена.

Фримен стоит на позициях крайнего германизма. В отличие от Стеббса, Пельгрева, Галлама и Гизо, Фримен совершенно отрицает положительное влияние на судьбы английской истории каких бы то ни было других этнических элементов - кельтских, римских и нормандских. "Я утверждаю, - говорит он, - что то, что есть в нас германского, - это не только один элемент из многих, - это сама жизнь и сущность нашего национального существования"²⁰ .

Зародыши всего политического развития Англии Фримен видит исключительно в древних англо-саксонских учреждениях, которые, развиваясь постепенно и непрерывно, привели будто бы к созданию парламента в Англии. Вся последующая политическая история Англии есть развитие "древней германской свободы", которая рисуется Фрименом в самых идиллических тонах. Нормандское завоевание имело для Англии только отрицательное значение, так как оно временно подавило первобытную "английскую свободу". Но свобода не погибла окончательно, и вся дальнейшая политическая история Англии - борьба за "Великую хартию вольностей", "баронская война", создание парламента при Эдуарде I - представляет собой борьбу англо-саксов за освобождение от нормандской тирании.

Победа "англо-саксонского принципа" выражалась в постепенном возврате к древней свободе, в постепенном освобождении англо-саксонских институтов от тиранических нормандских наслоений. Это постепенное освобождение привело при Эдуарде I к созданию парламента, в котором нашли своё выражение все основные принципы английской свободы, сохранившиеся почти без изменений вплоть до XIX века²¹ .

Окончательно это освобождение завершается только после "славной революции", "вернувшей современное законодательство к простым принципам, которые примитивная мудрость наших предков никогда не ставила под вопрос"²² . Таким образом, английский либерал XIX в. Фримен видит прогресс политического развития Англии с древнейших времён в своеобразном "консерватизме". Этот консерватизм выражается не только в традиционной преемственности учреждений, но и в прямом возврате к духу архаических политических форм. Очевидно, именно эта консервативная точка зрения и заставляет Фримена так подчёркивать германизм. Консерватизм Фримена особенно ярко проявился в объяснении, которое он даёт этому "обратному" развитию английской политической истории. Он даже не пытается объяснить его социальным или экономическим развитием Англии. "Английская свобода" развивается вне времени и пространства, и те или иные политические формы, которые она принимает, являются в значительной мере результатом случайности. Так, например, слияние рыцарей и горожан в одну палату Фримен склонен объяснить лишь случайным стечением обстоятельств или преднамеренным планом королевской власти²³ . Истинные причины консервативного развития "английской свободы" Фримен видит в том, что англичане как народ положительный "всегда избегали вносить в свою жизнь какие-нибудь изменения из одной любви к абстрактным теориям"²⁴ . Поэтому изменения в английской конституции проходили без разрушения существующих с древности институтов, тогда как во Франции, где учреждения создавались ради добрых и дурных целей абстрактными идеями отдельных людей, во время революции старый порядок совершенно исчез. "С тех пор, - с некоторой долей презрения замечает Фримен, - ни одно из французских учреждений, ни одна из форм законодательной и исполнительной власти не в состоянии просуществовать более 20 лет"²⁵ .

¹⁹ Freeman "The growth of the English Constitution from the earliest times". 1872.

²⁰ Freeman. Указ. соч., стр. 23.

²¹ Там же, стр. 90.

²² Там же, стр. 143.

²³ Там же, стр. 95.

²⁴ Там же, стр. 68.

²⁵ Там же, стр. 67.

Этим последним заявлением Фримен выдаёт себя с головой: оно не столько объясняет "консерватизм" английской история, который в применении " возникновению английского парламента является чистейшей фантазией, сколько объясняет "консерватизм" концепции либерала Фримена. Весь его сарказм направлен против французских революционных традиций. Это реакция английского буржуа на события европейской революции 1848 г. и на события Парижской коммуны, современником которых был Фримен. Только страх перед революционными потрясениями современной ему Европы мог толкнуть крупного историка и знатока источников, каким был Фримен, на создание такой концепции происхождения английского парламента. Она решительно не соответствует действительности и не находит никакого подтверждения в источниках, которые, напротив, свидетельствуют об огромном влиянии нормандского завоевания и его социальных последствий на политическое развитие Англии. Ещё менее обоснованным является мнение Фримена о том, что современная ему английская конституция сложилась в своих основных чертах уже в конце XIII века. Всё это есть плод откровенной классовой тенденции, с помощью которой Фримен, как представитель английской либеральной буржуазии, пытался, с одной стороны, обосновать непрерывность развития английской конституции, а с другой стороны, доказать, что величайшим злом для неё всегда были и будут всякие нововведения.

В более осторожной форме политическая тенденциозность выступает в знаменитой работе Стеббса "Конституционная история Англии" 1875 года²⁶ . По сравнению с Гизо и Фрименом Стеббс более объективен. Его работа меньше выявляет индивидуальные взгляды автора и является синтезом всего того, что было сделано до Стеббса в области конкретно-исторического исследования и в области обобщений по данному вопросу. Вместе с тем эта капитальная работа, охватывающая всю политическую историю Англии с древнейших времён до XV в., представляет собой наиболее полное выражение буржуазно-либеральной концепции XIX века. Здесь отражаются все её достоинства и недостатки. Главное достоинство "Конституционной истории" по сравнению с работами других историков в этой области заключается, во-первых, в том, что она построена на огромном материале строго отобранных и критически проверенных источников.

Вторым, не менее важным достоинством работы Стеббса является то, что в анализе английской конституционной истории он уделяет гораздо больше места, чем другие историки буржуазно-либерального направления, вопросам социально-экономического развития. Придавая главное значение развитию права и учреждений, он, тем не менее, не ограничивается только сферой узко "конституционной истории" и пытается представить её как сложный органический процесс, в котором переплетаются и взаимодействуют самые различные стороны общественной и политической жизни. Оба эти достоинства ставят работу Стеббса значительно выше работ всех его предшественников; он нередко находит новые, более правильные объяснения тех явлений, которые уже до него были объектом изучения. Поэтому многие выводы Стеббса, особенно по отдельным, частным вопросам парламентской истории, до сих пор не утратили своего значения. Стеббс также стоит на германистических позициях. Но его германизм гораздо более сдержан, чем германизм Фримена. Стеббс далёк от того, чтобы видеть в современных ему англичанах потомков чистой англо-саксонской расы. Германские основы он видит не только в истории Англии, но и в истории всех других великих европейских держав - Франции, Германии и Испании. Общим источником истории всех современных народов Европы он считает общественный строй древних германцев, с описания которого он и начинает свою конституционную историю. Главным достоинством этого строя он считает наличие монархии, ограниченной "национальным советом", и местных демократических учреждений. Если у других народов развитие феодальных отношений, или, как называет его Стеббс, "переход от персональной к территориальной организации", приводит к окончательному исчезновению древнегерманских институтов, то у англо-саксов, у которых процесс этот проходил гораздо медленнее, древние учреждения в их англо-саксонской форме сохранились вплоть до нормандского завоевания, которое ещё более укрепило и оживило их. Здесь Стеббс решительно расходится с Фрименом. В нормандском завоевании он видит великое благодеяние для Англии, потому что оно привело к слиянию двух правовых систем и двух национальностей благодаря надстройке "лучше консолидированной" нормандской государственности над "лучше организованной" английской провинциальной системой управления. Таким образом, "сильнейшие элементы обеих систем были объединены"²⁷ . Это объединение привело к укреплению и новому расцвету местных провинциальных английских учреждений после нормандского завоевания. На этой двойной основе, по мнению Стеббса, и развивалась английская конституционная история. С конца XI по конец XIII в. она представляла собой своеобразное балансирование между "народной свободой" и "административным давлением". Реформы Генриха II склонили весы на сторону "административного давления". "Великая хартия" и Симон де Монфор усилили значение "народной свободы". Наконец в царствование Эдуарда I равновесие установилось в форме парламента. Появление этого учреждения Стеббс связывает с появлением представительных учреждений в других странах Европы. Парламент для него - это прежде всего сословное представительство, и его появление в XIII в. подчёркивает единство общеевропейского исторического процесса. Однако специфику парламента по сравнению

²⁶ Stubbs. "Constitutional history of England". Vols. I, II, III.

²⁷ Stubbs. Указ. соч. Т. VI, стр. 216.

с представительными учреждениями других стран Стеббс видит в том, что парламент одновременно являлся центром объединения старинных местных учреждений дофеодального происхождения - собраний сотен и графств²⁸ . Комбинация этих двух элементов, феодально-сословного и дофеодального, была делом царствования Эдуарда I, которое фактически создало средневековый парламент в том виде, в котором он просуществовал до конца средних веков. Концентрация в парламенте представительства от местных учреждений была результатом длительной борьбы "нации" за свободу. Под влиянием постоянного давления "снизу" королевская власть была вынуждена пойти на уступки и создать парламент, в то же время используя это новое учреждение в своих интересах и строя его по заранее намеченному плану²⁹ . Таким образом, парламент, по мнению Стеббса, возник как результат сложной политической борьбы между королём и "нацией", борьбы, в которой король пытался использовать в своих интересах навязанное ему новое учреждение. При всей отвлечённости формулировок, в этой общей концепции происхождения парламента содержится правильная мысль о том, что политическая история Англии складывалась под воздействием и при взаимодействии королевской власти, особенно усилившейся после нормандского завоевания, и тех дофеодальных, провинциальных учреждений, которые сначала использовались королём для борьбы с баронством, а затем составили известный противовес к дальнейшему усилению самой королевской власти.

Процесс создания парламента, таким образом, представляется Стаббсу как сложный органический процесс, далёкий от той прямой линии, которую начертил Фримен. Какое же конкретное содержание вкладывает Стеббс в эту общую схему? Видя в парламенте прежде всего сословное представительство, он тем самым признаёт, что боровшаяся за свою свободу "нация" состояла из разных сословий. Он уделяет очень много внимания постепенному развитию этих отдельных сословий - баронства, духовенства, рыцарства и горожан - и их взаимоотношениям. Подчёркивая, подобно всем другим историкам буржуазно-либеральной школы, специфику английского "третьего сословия", включившего в свой состав и рыцарство и горожан, Стеббс один из первых справедливо указывал на противоречия между рыцарством и баронством, заметив по этому поводу, что "рост рыцарства в противоречии с интересами баронского класса может составить для исследователя социальной истории очень интересный, хотя и трудный предмет"³⁰ .

Однако сам Стеббс отворачивается от этого "трудного предмета" и обходит его стороной. Говоря о причинах общности интересов рыцарства и горожан, он, подобно Фримену и Гизо, объясняет её тем, что и те и другие выбирались и что они привыкли действовать сообща в собраниях графств. Указывая на взаимодействие англо-саксонских и нормандских институтов, Стеббс не раскрывает социальной сущности этих национальных взаимоотношений. И хотя он все время говорит о сословиях, но в конечном итоге борющаяся за свою свободу "нация" выступает у него в нерасчленённом виде. Признавая сословные различия между баронством, с одной стороны, и рыцарством и городами - с другой, Стеббс в то же время изображает баронов как вождей политической борьбы XIII в., защищавших интересы всей "нации". Внутри самой "нации", противостоявшей королевскому деспотизму, он не видит внутренней борьбы и противоречий, и поэтому парламент представляется ему как нечто единое, как орган национальной гармонии. Ещё характернее то, что, подобно всем своим предшественникам, Стеббс совершенно игнорирует тот факт, что вилланы не принимали прямого участия в политической борьбе, приведшей к созданию парламента, и ничего не получили от торжества "английской свободы".

Таким образом, Стеббс всё же остаётся на почве политических и правовых отношений, не решаясь перешагнуть в область социальной истории. Причина этого лежит в методологических основах концепции Стеббса и является результатом его теоретического эклектизма и идеализма. Социально-экономическая обусловленность истории не представляется ему её главной основой. Он придаёт ей значение лишь как одному из многих факторов и притом не самому главному, воздействующему на исторический процесс. Гораздо большее значение он придаёт фактору расы, права и особенно преемственности политических учреждений. Поэтому при относительной широте своего исторического кругозора и при всём знании источников Стеббс не смог подняться над ограниченностью представлений вигской концепции. Возникновение английского парламента оставалось для него скорее итогом постепенного прогрессивного развития институтов от англо-саксонской эпохи до XV в., чем результатом конкретных социальных и политических условий второй половины XIII века.

Все последующие попытки дать обобщающую историю английской конституции во всех отношениях стоят ниже обобщений Стеббса. Это относится прежде всего к работе Гнейста "История английских государственных учреждений", которая представляет собой "прусский вариант" концепции Галлама-Стеббса. Гнейст подчёркивает особую роль королевской власти в Англии как носительницы национального единства и защитницы низших классов и совершенно смазывает политическую остроту конфликтов XIII века. В парламенте он видит не результат противоречий и борьбы между королём и нацией, но "органический союз государства и общества, с которым не могла сравняться ни одна представительная организация на континенте"³¹ .

²⁸ Stubbs. Указ. соч. Т. II, стр. 214.

²⁹ Там же, стр. 539.

³⁰ Там же, стр. 194.

³¹ Гнейст "История английских государственных учреждений", стр. 441.

Таким образом, вигское направление оставило вопрос о социальных причинах возникновения парламента открытым. Не удалось ответить на него и историкам более молодого поколения, хотя как раз в 80 - 90-х годах XIX в. началась энергичная разработка социальной и, в частности, аграрной истории средневековой Англии, дававшая все возможности для ревизии вигской концепции. Однако специалисты по социально-экономической истории Англии не пытались использовать добытые ими данные для объяснения особенностей политической истории Англии, а наследники школы Стеббса обходили молчанием эти новые достижения, считая, что вопросы социальной истории выходят за рамки их исследований. Таким образом, разрыв между социальной и политической историографией средневековой Англии ещё больше увеличился на рубеже XIX и XX веков.

Этот разрыв особенно ярко отразился на новом направлении в области конституционной истории Англии, которое зарождается как раз в 80 - 90-х годах XIX века. Его появление было естественным результатом начавшегося упадка буржуазной исторической мысли. Одним из внешних проявлений этого упадка в разных областях истории и во всех европейских странах был отход большей части историков от общих вопросов в область частных исследований на основе скрупулёзного анализа отдельных источников. Для большинства исторических трудов характерными становятся боязнь обобщений и рабское следование за источниками. Широкие концепции, которые легко создавались историками XIX в., уступают место исследованиям, посвященным отдельным, иногда весьма узким проблемам. Вместе с тем на этом этапе лозунгом исторической науки становится применение новых методов в изучении источников и более осторожное и критическое отношение к ним. Это, естественно, порождает критику старых, складывавшихся десятилетиями концепций в различных областях исторической науки. Многие её положения, считавшиеся аксиомой в середине XIX в., утрачивают своё обаяние и становятся объектом резкой, хотя и не всегда справедливой, критики со стороны историков молодого поколении³² . Это новое веяние коснулось и конституционной истории Англии. Правда, в Англии, где парламентские традиции всегда были окружены особенным уважением и где вообще традиция играла значительно большую роль, чем в других европейских странах, критика вигской концепции никогда не была слишком резкой. Однако всё же делались попытки ревизовать и критиковать её на основании более тщательного изучения источников. К новому направлению в историографии средневекового парламента примыкали историки различных политических взглядов, и поэтому ему труднее дать политическую характеристику, чем вигской концепции. Его сторонники не создали и не пытались создать новой стройной концепции конституционной истории, которая могла бы заменить старые построения. Их работа шла по линии осторожного разрушения возведённого вигскими историками, здания. Поэтому объединяющим моментом, который позволяет отнести их к одному направлению, является их критицизм по отношению к исследовательским методам предшествующей историографии и к положительному содержанию вигской концепции конституционной истории Англии. Но в то же время нетрудно видеть, что критическая, работа историков этого направления, независимо от их принадлежности к либеральному или консервативному лагерю, была направлена главным образом против "либеральных" устоев вигской концепции и пыталась заменить их консервативными. К этому направлению, которое мы в дальнейшем будем условно называть "критическим", хотя его "критицизм" был весьма относителен, можно отнести Мэтланда и Полларда из английских историков, Людвига Риса из немецких и Паске из французских. К нему же близок и крупный французский историк Пти Дютайи. Его основная работа - "Феодальная монархия в Англии и Франции" - доведена только до 1267 г. и, следовательно, не затрагивает эпохи возникновения парламента при Эдуарде I. Но его взгляды на "Великую хартию" и "баронскую войну", а также его дополнения к сделанному им французскому переводу Стеббса показывают, что он весьма критически относился ко многим взглядам вигской концепции.

Характерным примером этого "критицизма" является небольшая работа немецкого историка Риса "История избирательного права в Английский средневековый парламент", вышедшая в 1885 году³³ . Она посвящена очень узкому вопросу и даёт новое и во многом правильное представление об избирательных порядках XIII-XIV веков. Вместе с тем она ставит и более общий вопрос о причинах возникновения английского парламента. И здесь Рис решительно расходится с вигскими историками, отрицая всякое сознательное стремление англичан XIII в. к созданию парламента, которое он считает фантазией историков³⁴ . Единственной "причиной приглашения в парламент представителей городов и графств, по мнению Риса, было желание короля обеспечить более эффективный контроль над местной администрацией графств и, в частности, над шерифами. Таким образом, происхождение парламента было обусловлено, по мнению Ряса, исключительно интересами королевской власти, покорным орудием которой и являлся парламент на протяжении XIII и XIV веков. Такая постановка вопроса стремится свести на-нет господствовавшее в XIX в. представление о том, что парламент

³² Например, эта эволюция сказалась в критике марковой и вотчинной теории в Германии и Франции, в критике классической манориальной теории Виноградова-Сибома в Англии.

³³ Riess "Geschichte der Wahlrecht zum englischen Parlamentum in Mittelalter". 1885.

³⁴ Там же, стр. 2 - 6.

возник в результате борьбы "нации" за свободу.

Ещё резче ставит вопрос французский историк Паске в своей монографии "Опыт исследования происхождения палаты общин"³⁵ . Анализируя источники, касающиеся состава, функций и организации парламентов эпохи Эдуарда I, Паске в конце своей работы приходит к выводу, что "не нация потребовала представительства в парламенте от короля, но король наложил на своих подданных обязательство быть представленными в его парламентах. Эдуард I превратил в обычай то, что до него было только исключением, не для того, чтобы приобщить всю нацию целиком к управлению государством, но для того, чтобы укрепить королевскую власть"³⁶ . Отсюда Паске делает и ряд частных выводов. Он отрицает заинтересованность представителей графств и городов в парламенте, считая участие в нём неприятной повинностью для них. Отрицает он также всякое серьёзное значение права разрешать налоги, считавшегося раньше одной из главных функций парламента. Главной же функцией этого учреждения он вместе с Рисом считает административный контроль над провинциальным управлением с помощью поступающих с мест петиций. Таким образом, Паске открыто выступает против ряда основных положений буржуазно-либеральной школы XIX века.

Наиболее характерная критика вигской концепции в Англии принадлежит перу Мэтланда. Этот виднейший английский историк конца XIX и начала XX в. посвятил конституционной истории Англии ряд специальных работ, большинство которых относится к раннему периоду его деятельности - к 80-м годам XIX века. Ему принадлежит "Конституционная история Англии" - курс лекций, читанный им в Кембридже в 1887 - 1888 гг., но изданный только в 1908 году. Эта работа, охватывающая конституционную историю Англии с древнейших времён до XIX в., не претендовала на оригинальность и внешне оставалась в рамках концепции Стеббса. Однако Мэтланд гораздо резче, чем Стеббс, подчеркнул значение нормандского завоевания для развития феодализма и конституции Англии. Он впервые вполне чётко выразил мысль, что английский парламент, так же как и вся предшествовавшая ему политическая борьба, есть порождение феодализма, принесённого нормандским завоеванием, а вовсе не результат непрерывной эволюции англо-саксонских учреждений. Однако под феодализмом Мэтланд понимал не определённую форму общественных отношений, а лишь определённую правовую систему, в которой господствует "поземельное право". Сводя, таким образом, феодализм к поземельному праву и не раскрывая социального содержания этого понятия, Мэтланд фактически не объясняет социальных причин происхождения парламента ссылкой на его феодальную основу. Поскольку участие в парламенте баронов, рыцарей и горожан Мэтланд считает исключительно результатом их отношения к королю как к верховному собственнику всей земли в Англии³⁷ , постольку он игнорирует их роль в создании парламента. Этот взгляд особенно ярко отразился в другой работе Мэтланда - в его вступительной статье к изданным им документам парламента 1305³⁸ . Здесь Мэтланд приходит к выводу, что в царствование Эдуарда I парламент не являлся самостоятельным политическим учреждением, что он созывался исключительно в интересах короля и что "сессии королевского совета составляли сердце и сущность каждого парламента"³⁹ . В соответствии с этим главной причиной созыва парламентов в эту эпоху он считает не потребность получить разрешение на сбор налогов или обсуждать в нём важные политические вопросы, а стремление королевского совета получать петиции с мест от представителей общин и использовать этих представителей в качестве экспертов и свидетелей при разборе этих петиций. В другой своей статье, "Посетители собраний графств"⁴⁰ , Мэтланд доказывает, что эти собрания не являлись, как обычно считают, органами местного самоуправления для свободных людей Англии, но были лишь органами центрального правительства на местах, и участие в них было неприятной феодальной повинностью свободных держателей короны и крупных магнатов. Это положение неизбежно приводит его к заключению, что и участие в парламенте представителей городов и графств было вовсе не правом, а феодальной повинностью. Поэтому, хотя "Конституционная история" Мэтланда не создаёт никакой новой цельной концепции, весь комплекс его взглядов на раннюю парламентскую историю обнаруживает ряд расхождений с историками буржуазно-либерального направления. При этом при сравнении "Конституционной истории" Мэтланда с одноименной работой Стеббса бросается в глаза пристрастие Мэтланда к чисто юридическому анализу. Для него история английской конституции есть прежде всего история английского публичного права, которое рассматривается изолированно от других сторон общественной жизни. В этом смысле работа Мэтланда строится на более узкой основе, чем работа Стеббса, Галлама и других. К работам критического направления относится и капитальная работа профессора Полларда "Эволюция английского парламента", вышедшая в 1920 г.⁴¹ и охватывающая историю парламента с XIII в. до начала XX века. Выступая в качестве горячего поборника парламентаризма, Поллард видит в нём "действительно величайший дар английского народа цивилизации всего мира"⁴² . Но, не-

³⁵ Pasquet "Essai sur les origines de Chambre des communes". Paris. 1919.

³⁶ Там же, стр. 261.

³⁷ Maitland "Constitutional history of England", p. 155.

³⁸ "Memoranda de parliamento Roll". Series. Vol. 98, introduction.

³⁹ Там же, стр. LXXXVIII.

⁴⁰ "The suitors of the County Court". "English historical review". Vol. XI. 1888.

⁴¹ Pollard. Указ. соч.

⁴² Там же, стр. 3.

смотря на этот лозунг традиционного либерализма, главное значение парламента в английской историк Поллард видит не в развитии "принципа английской свободы", а в том, что он способствовал созданию национального единства Англии. "Великая заслуга парламента в средние века, - говорит он, - состоит не в том, что он сделал Англию конституционным государством, но в том, что он способствовал её превращению в национальное государство"⁴³ . Поллард не придаёт слишком большого значения парламенту как органу, ограничивающему власть короля. Он справедливо подчёркивает, что на разных этапах истории парламент не был одним и тем же учреждением и что нельзя проводить прямую линию от парламента XIII в. к парламенту XX или даже XVI века. Но став на эту более историчную и объективную позицию, он впадает в другую крайность. Поллард вместе с Рисом, Паске и Мэтландом отвергает всякое значение "борьбы нации за свободу" в создании парламента и видит в нём лишь, результат активности королевской власти: королевский совет всегда составлял основу парламента; представители городов и графств в парламенте всегда получали свои полномочия "сверху", а не "снизу" и являлись скорее королевскими чиновниками, чем полномочными представителями с мест. Поэтому Полларда совершенно не интересует тот социальный фон, на котором развивался парламент в каждую эпоху и, в частности, в XIII веке. Идя в этом отношении ещё дальше Риса, Паске и Мэтланда, он заявляет, что парламент вообще не был в эту эпоху сословным представительством. Различия между баронами, рыцарями и горожанами в парламенте были не результатом различий их в социальном положении, а следствием произвола короны, которая захотела создать эти различия⁴⁴ .

Само собой понятно, насколько такой взгляд извращает всю конкретно-историческую картину Англии XIII в., в которой все социальные различия представляются в виде чисто формальных отличий, установленных по произволу короны. Английское феодальное государство во главе с королём и парламентом оказывается необъяснимым феноменом, висящим в воздухе, так же как и всё построение Полларда. Таким образом, восставая против идеализации раннего парламента историками либерального направления, Поллард в некоторых отношениях уходит дальше их от правильного понимания социальной сущности раннего парламента. В работе Полларда особенно резко сказался разрыв между изучением политической и социальной истории Англии XIII и XIV веков. Хотя взгляды историков "критического" направления по отдельным вопросам часто расходятся, хотя их работы очень различны по типу и хотя никто из его представителей не создал, как отмечалось выше, своей стройной концепции происхождения парламента, всё же можно установить некоторые основные положения, характерные для всего этого направления в целом:

1. Историки этого направления, возникшего как реакция на господство вятской концепции, иногда в завуалированной, а иногда в открытой форме подрывали рад её положений. Традиционным представлениям о непрерывном развитии английской" конституции с древнейших времён они противопоставляли критический анализ фактической истории парламента на каждой стадии его развития. Подчёркивая принципиальное различие между парламентом XIII и XVII вв., они оказывались в этом отношении более объективными и историчными, чем Стеббс и его школа.

2. В частности, они правильно отмечали большое влияние нормандского завоевания на английское политическое развитие и справедливо критиковали теорию "древней английской свободы", порывая с германистическими традициями XIX века. Некоторые из них подчёркивали феодальные корни происхождения парламента (Мэтланд, Паске), объясняя его возникновение не столько развитием отвлечённых принципов, сколько воздействием феодального права на политическую жизнь Англии. Наконец, все рассмотренные выше историки этого направления подвергли резкой критике либеральную легенду о многовековой борьбе "английской нации" за английскую свободу и ограниченную монархию и правильно подчеркнули роль королевской власти в создании парламента. Поэтому "критическое" направление способствовало уяснению многих вопросов ранней парламентской истории и освобождению её от груза либеральной фразеологии.

3. Однако, как будто бы поставив вопрос о происхождении парламента на более реальную почву, историки этого направления в некоторых отношениях ушли дальше от правильного понимания вопроса, чем Стеббс и его коллеги. Сосредоточии внимание на критическом пересмотре отдельных проблем, они часто упускали из виду общую картину исторического развития Англии в XIII и XIV вв. и совершенно исключали из круга своих интересов вопросы социальной истории, связанные с развитием парламента, к которым вынуждены были обращаться историки либерального направления в своём стремлении построить широкие концепции. Поэтому они сводили всю историю возникновения парламента к активности усиливающейся королевской власти, совершенно игнорируя ту социальную среду, в которой он возник и которая оказывала влияние на его деятельность. В этом настойчивом отрицании участия различных слоев общества в создании парламента, которое особенно ярко сказалось в отказе Полларда считать парламент сословным представительством, отражается, между прочим, дальнейшая эволюция исторической концепции буржуазного либерализма к консервативным воззрениям торийского типа. Либеральные историка Поллард и Мэтланд отчасти, хотя и в очень осторожной форме, возвращаются к воззрениям торийских историков XVII и XVIII вв., которые изображали средневеко-

⁴³ Pollard. Указ. соч., стр. 7.

⁴⁴ Там же, стр. 77.

вый парламент как создание и покорное орудие королевской власти. Впрочем, эта эволюция не является неожиданной, она продолжает те тенденции, которые явственно звучали уже в работах Фримена и Гизо и которые, естественно, должны были усилиться к концу XIX века.

Появление на рубеже XIX и XX вв. "критического" направления было не столько результатом потребности исторической науки опереться на новые частные исследования, сколько следствием тех сдвигов в экономике, политике и идеология, которые происходили в это время в Европе. Это был переходный период от эпохи промышленного капитализма к эпохе империализма. Обострение социальных и экономических противоречий подрывало политическую и идеологическую базу английского и общеевропейского капитализма и разрушало концепции, сложившиеся в период его прогрессивного развития. Английский парламентаризм теперь не мог считаться спасительным средством от всех социальных и политических зол, каким он считался в начале XIX века. Ни в Англии, ни в других странах Европы парламентская система не "спасала" от кризисов и стачек, от массового рабочего движения. А с тех пор, как парламентская система утвердилась в других странах, нельзя было считать парламент неповторимым созданием английской истории. Отсюда критическое развенчивание старой вигской концепции при сохранения внешнего пиетета перед ней. Отсюда торийская окраска ранней конституционной истории, стремление оторвать историю парламента от её социальных предпосылок и представить его как учреждение, созданное по воле стоящей над классами и сословиями королевской власти.

"Критическое" направление не создало никакой новой положительной концепции ранней конституционной истории. Это объясняется тем, что его критика носила внешний, поверхностный характер, не затрагивая методологических основ буржуазно-либеральной школы XIX века. Стоя на той же почве буржуазного идеалистического мировоззрения, историки нового направления критиковали лишь отдельные положения своих предшественников. В силу этого они не могли преодолеть разрыв между политической и социально-экономической историей Англии и лишь ещё больше углубили его. Поэтому, несмотря на ряд частных успехов и достижений, "критическое" направление в целом отразило общий упадок буржуазной исторической мысли на рубеже XIX и XX вв. - её бегство от обобщений в область частных исследований и отказ от изучения классовых столкновений прошлого.

В этом отношении работам западноевропейских историков средневекового парламента можно отчасти противопоставить работы русских медиевистов по этому вопросу. Таких работ немного, так как русские историки, естественно, меньше занимались этими проблемами, но наследие, которое оставила русская дореволюционная историография в этом вопросе, стоит в некоторых отношениях выше, чем наследие западноевропейской историографии. Работы Ковалевского, касающиеся ранней истории парламента, - "Английская конституция и её историк 1880 г." (его рецензия на конституционную историю Стеббса) и отчасти "Общественный строй Англии в конце средних веков" - и особенно небольшие работы Петрушевского - "Очерки из истории английского государства и общества в средние века" (первое издание, 1903 г.) и "Великая хартия вольностей" - резко отличаются от современной им западноевропейской историографии тем, что в них мы встречаемся с первой попыткой найти социальное истолкование специфических особенностей политического строя средневековой Англии. Именно с этих позиций Ковалевский критикует "Конституционную историю" Стеббса и работы его предшественников за то, что они изучали историю парламента почти исключительно с политической точки зрения. Петрушевский, в общем принимая схему Стеббса, старается наполнить её конкретным социальным содержанием и подчеркнуть, что изменения в политическом строе Англии определялись изменениями в её социальном строе. И Ковалевский и Петрушевский, стоявшие, как и их западноевропейские коллеги, на методологических позициях позитивизма, не могли до конца правильно вскрыть социальные причины возникновения английского парламента, и их концепция также вызывают серьёзные возражения у историка-марксиста. Однако следует подчеркнуть, что именно русским историкам принадлежит заслуга постановки вопроса о необходимости связать политическую историю средневековой Англии с её социально-экономической историей.

*

Современная буржуазная историография в области ранней истории парламента продолжает линию, намеченную историками конца XIX и начала XX века. Хотя многие из современных историков отказались от ряда положений, выдвинутых "критическим" направлением, и обнаруживают тенденцию возвратиться к взглядам Стеббса и его предшественников, но это мало отразилось на методологических установках и характере современных работ по данному вопросу.

В этих работах ещё резче бросается в глаза отсутствие определённой самостоятельной концепции, которую хоть в какой-то мере можно было бы сравнить с концепцией Галлама - Стеббса. Попытки дать обобщающие работы, поскольку они делались в последнее время, представляют собой обычно перепевы взглядов Стеббса с некоторыми дополнениями из арсенала историков "критического" направления. Характерный пример таких попыток дают работы известного американского историка Адамса "Происхождение английской конституции" 1912 г. и "Конституционная история Англии" 1920 года⁴⁵ . Хотя обе они по времени написания относятся скорее к периоду расцвета "критического" направления, но по своим общим воззрениям Адаме занимает среднюю

⁴⁵ Adams "The origin of English Constitution". 1912; "Constitutional history of England". 1920.

позицию между ним и вигской концепцией. С одной стороны, он видит в конституционной истории Англии развитие "механизма ограниченной монархии"⁴⁶ , которое происходило в форме борьбы "наций" против королевского абсолютизма ⁴⁷ ; с другой стороны, он, следуя за Мэтландом, решительно порывает с германистической традицией и выводит возникновение английского парламента из развития "политического феодализма", принесённого в Англию нормандским завоеванием. Подобно многим современным зарубежным историкам, Адаме проводит резкое различие между "политическим" и "экономическим" феодализмом. Экономический феодализм, по его мнению, возник в Англии в X в. и просуществовал до XV в., аполитический был принесён туда в XI в. нормандским завоеванием и исчез уже в XIII веке. Став на эту ложную точку зрения, Адаме заранее лишает себя возможности искать объяснений возникновения парламента в развитии английского общества XIII вив столкновении различных социальных групп. Поэтому его работа не вносит ничего принципиально нового в уже сложившиеся до него воззрения на раннюю конституционную историю Англии.

Такое же промежуточное положение занимает обширная "Конституционная история средневековой Англии" Джолиффа, вышедшая в 1937 году⁴⁸ . Казалось бы, что такая капитальная и почти единственная за последние несколько лет обобщающая работа по конституционной истории средневековой Англии должна была дать какие-то новые выводы. Но на самом деле книга Джолиффа ещё менее оригинальна, чем работы Мэтланда и Адамса того же названия. Правда, она во многом дополняет предшествующие работы новыми фактическими данными, почерпнутыми из ранее не использованных источников. В ней имеется ряд интересных деталей об административной системе эпохи Генриха III, о развитии городов, о личном бюджете короля и государственных финансах. Но в общем она представляет собой лишь добросовестную сводку конкретных данных, добытых исследователями со времени смерти Стеббса, и не пытается по-новому осветить и осмыслить вопрос о происхождении и социальном значении парламента. Однако даже такие обобщающие работы являются большой редкостью в современной английской историографии.

Основным типом работы по конституционной истории Англии является теперь исследование, посвященное какому-нибудь частному вопросу или разностороннему анализу какого-нибудь одного источника. Примером работы такого типа является книга М. Кларк "Средневековое представительство и принцип согласия в Англии и Ирландии"⁴⁹ . Эта монография представляет попытку выяснить характер средневекового английского парламента с помощью одного, до сих пор не исследованного источника - анонимного трактата начала XIV в. "Modus tenendi parlamentum". Доказав достоверность этого трактата, который долгое время считался фальшивкой, Кларк, тщательно анализируя его, пытается доказать правильность ряда положений Стеббса, подвергавшихся нападкам со стороны историков "критического" направления.

Так, она подчёркивает значение представительства от общин на самых ранних этапах существования парламента и видит его основную функцию в разрешении субсидий. Характерно при этом, что эту функцию парламента Кларк выводит из отвлечённого "принципа согласия" (consent), который существовал, по её мнению, и в римской республике, и в империи, в варварских обществах, у англо-саксов и в феодальной системе, где он выражал взаимоотношения между сеньором и вассалом. Соединение этого "принципа согласия" с представительством и создало в XIII в. парламент. Но почему это соединение произошло в XIII в., автор никак не объясняет.

Работа другого современного историка, Вилкинсона, "Исследования по конституционной истории XIII и XIV вв. и 1937 г.⁵⁰ распадается на ряд частных исследований по отдельным вопросам ранней парламентской истории. Вилкинсон так же прочно стоит на стеббсовских позициях. Полемизируя с Мэтландом, Рисом и Паске, он доказывает, что парламент уже в XIII в. был по преимуществу "политическим собранием", а не только местом для подачи петиций королю⁵¹ . Не только бароны, но и представители общин являлись туда, чтобы "обсуждать". Парламент и королевский совет были различными и притом соперничающими учреждениями, борьба которых лежала в основе политических конфликтов эпохи Эдуарда II. Но вопрос о причинах происхождения парламента и о его социальном составе мало интересует Вилкинсона. Он принимает парламент XIII и XIV вв. как нечто данное, ограничиваясь лишь тщательным исследованием отдельных сторон его деятельности.

Такой же характер носит работа М. Мак-Кизак "Городское представительство в средневековом английском парламенте"⁵² . Правда, эта работа представляет особый интерес, так как на основании тщательного обследования английских городских архивов она освещает одно из самых тёмных мест в истории средневекового парламента - городское представительство. Путём остроумного сопоставления разнообразных источников Мак Кизак выясняет состав городов, приглашавшихся в парламент в XIII, XIV и XV вв., функции городских представителей в парламенте, изменения в их личном составе от XIII к XV веку. Она опровергает

⁴⁶ Adams "Constitutional history of England", p. 3.

⁴⁷ Там же, стр. 144.

⁴⁸ Joliffe J. "Constitutional history of medieval England". 1937.

⁴⁹ Clarke M. "Medieval representation and consent in England and Ireland". 1936.

⁵⁰ Wilkinson "Studies in the Constitutional history of the thirteenth and fourtheenth centuries". Manchester University press. 1937.

⁵¹ Там же, стр. 14, 15.

⁵² MacKisack M. "The parliamentary representation of the English boroughs during the Middle ages". 1932.

мнение Мэтланда, Полларда, Паске и других о том, что для горожан участие в парламенте было неприятной повинностью, и тем самым реабилитирует старую точку зрения буржуазно-либеральной школы на участие в парламентах как на почётное право городов. При выяснении личного состава горожан, заседавших в парламенте XIV и XV вв., Мак Кизак обнаруживает, что в эту эпоху часто под фирмой городских представителей скрывались рыцари, иногда из отдалённых графств, законоведы и профессиональные "парламентарии", постоянно заседавшие в парламенте под видом представителей от разных городов или графств. Это её открытие лишний раз подчёркивает важное политическое значение парламента в XIV и XV вв. и показывает тесную связь между интересами рыцарства и городов в эту эпоху.

Однако всё это лишь отдельные наблюдения по частному вопросу, за рамки которого автор избегает выходить, предоставляя читателям самим делать более общие выводы о происхождении и значении парламента в средние века.

В применении к современной буржуазной историографии ранней истории парламента трудно говорить о какой-то определённой школе или даже направлении, хотя бы в таком широком смысле, какой придавался выше понятию "критического" направления. Её наиболее характерной чертой является именно отсутствие определённого направления, цельной и ясно выраженной концепции. Кризис буржуазной исторической мысли, который нашёл своё выражение в "критическом" направлении, естественно, продолжается ив наши дни. Этим объясняется то, что даже серьёзные и добросовестные буржуазные историки наших дней ограничиваются лишь тем, что дополняют новыми фактическими данными или подтверждают вновь открытыми источниками давно высказанные гипотезы. Попытки некоторых из них осторожно "реабилитировать" средневековый парламент от нападок "критического" направления идут, в конце концов, с тех же позиций чистой политической истории, а поэтому выражаются лишь в скрупулёзной отделке деталей, не затрагивая общих вопросов.

История средневекового парламента в глазах современных буржуазных историков попрежнему остаётся лишь эволюцией отвлечённых принципов. Если Галлам, Фримен и Стеббс видели в ней развитие принципа "ограниченной монархии", или "английской свободы", а Мэтланд, Поллард и Паске - выражение усиления королевской власти, то Кларк ищет в нём воплощения столь же отвлечённого принципа "согласия". Таким образом, при всём различии исследовательских приёмов и политических тенденций, всех буржуазных историков, разных школ и направлений, объединяют их общие методологические позиции. Все они ищут причин возникновения парламента не в социальной политической борьбе XIII в., а в прогрессивном развитии учреждений, сложившихся задолго до возникновения парламента. Лишённая своей социально-экономической базы, оторванная от реальной исторической среды, в которой она развивалась, история средневекового парламента продолжает оставаться объектом постоянной сознательной или бессознательной фальсификации. Отвлечённая схема развития принципов легко наполняется любым политическим содержанием. И "объективные" научные исследования Вилкинсона, Кларк и Мак Кизак могут легко быть использованы английскими реакционными политиками для доказательства исключительности англо-саксонской расы и совершенства английской буржуазной демократии. Выход из этого тупика лежит на пути преодоления разрыва между социально-экономической и политической историей, характерного для буржуазной историографии⁵³ .

Выполнить эту задачу может только советская историческая наука, вооружённая марксистско-ленинской методологией. Ей предстоит ещё сдвинуть с мёртвой точки исследование этого вопроса, поставить его на правильную основу и дать фундаментальную критику буржуазной историографии от Галлама до Джолиффа.

⁵³ Отдельные попытки в этом направлении делались некоторыми современными английскими историками. В этом смысле интерес представляет работа Джекоба "Исследования по истории баронской реформы и восстания 1258 - 1265" (Jacob "Studies in the period of baronial reform and rebellion". 1925).

В этой работе, построенной главным образом на локальных, ранее не использованных источниках, выясняется состав партии Симона де Монфора и все события баронской войны трактуются как, социальный конфликт, одной из главных причин которого был рост социальной и политической значимости рыцарства и городов в XIII веке. Однако и Джекоб, подобно другим современным буржуазным историкам, страдает боязнью обобщений и обходит молчанием вопрос о классовой ограниченности английской "феодальной конституции", к которой абсолютно непричастна была основная масса жителей Англии XIII в. - вилланство.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Е. ГУТНОВА:

Комментарии: