Военный баланс 1917 г. казался очень благоприятным для Германии и ее союзников. На восточном фронте Германия захватила Ригу и острова Эзель, Даго, Моон и др. и сделалась почти хозяином в Балтийском море. Австро-Венгрия вернула себе Буковину и полностью всю Галицию. Обе союзницы крепко держали в своих руках обширные территории в России, Румынии и Франции, всю Бельгию, Сербию, Черногорию и Албанию. К их услугам была румынская нефть и хлеб, лес и иное сырье в оккупированных землях.

Россия вышла из империалистической войны революционным путем, и германские империалисты воображали, что революция в России пойдет им на пользу.

Победа австро-германских армий при Капоретто в октябре 1917 г. сделала Италию небоеспособной до самого конца войны. Итальянское поражение ослабило также и англо-французский фронт. Спасая свою союзницу от гибели, Франция и Англия перебросили на итальянский фронт 12 лучших своих дивизий. Англо-французские дивизии остановили продвижение немцев, но эти дивизии остались скованными на итальянском фронте. Итальянская армия без их помощи была не в состоянии удерживать фронт. Это ослабило англо-французскую армию и вынудило ее оставаться пассивной. Перевезенные во Францию войска США еще не закончили своего боевого обучения и не могли быть использованы. Германские подводные лодки все еще топили ежемесячно сотни судов.

Правда, были некоторые зловещие симптомы, которые могли заставить призадуматься более проницательных военных и политических руководителей Германии, чем Гинденбург и Людендорф, державших фактически в своих руках всю военную и политическую власть в Германии. Победа при Капоретто далась австро-германским армиям без больших потерь. Однако они не смогли использовать в полной мере победу над итальянцами до прибытия англо-французской помощи в Италию. Австро-германские армии не обладали необходимой подвижностью из-за недостатка лошадей в артиллерии и обозе. Не хватало кавалерийских масс для преследования врага и для расширения прорыва фронта.

Подводные лодки достигли весьма эффективных успехов, но эти успехи, как оказалось, не имели решающего значения. Жизнь опровергла иллюзии, создаваемые морскими властями Германии в начале 1917 г., будто подводные лодки потопят в пучине морской всех американских солдат. В течение всего 1917 г. и до конца войны германским подводным лодкам не удалось потопить ни одного американского военного транспорта. Американцы беспрепятственно перевозили под охраной военных кораблей свои войска во Францию. Не удалась и голодная блокада Англии. Подводные лодки затруднили, конечно, подвоз в Англию продо-

вольствия и сырья для промышленности, но не прервали его. На чем же базировалась уверенность в победе у союзников и предчувствие проигрыша войны у германских империалистов? Прежде всего на материальном истощении Германии и почти полном исчерпании людских резервов четверного союза, с одной стороны, и постоянном и беспрерывном пополнении сил в странах Антанты, с другой стороны.

Германия могла бы победить лишь в молниеносной войне, рассчитанной на короткий арок - 3 - 4 месяца. Вместо молниеносной получилась затяжная война, которая за 3% года до крайности истощила Германию. Германия и ее союзники не могли долго ждать развязки. Они должны были форсировать победу, не взирая ни на какой риск. Политика германского империализма в связи с этим становится все более авантюристической.

В сентябре 1917 г. в ставке верховного главнокомандующего германской армии происходило совещание, посвященное обсуждению военного, политического и экономического положения страны. В совещании принимали участие Гинденбург, Людендорф, имперский канцлер, военный министр, министр иностранных дел и представители всех важнейших ведомств. Результаты совещания Гинденбург резюмировал в записке от 10 сентября, которая дает ясную картину экономического и материального истощения страны. Совещание констатировало, что положение противников Германии улучшается. В их распоряжении имеются громадные человеческие резервы и неисчерпаемые материальные средства Соединенных штатов Америки. Германии приходится бороться с объединенными армиями союзников и с мировой промышленностью. Трудно указать тот момент, когда подводная война ослабит силы противников, поэтому вероятно, что они попытаются до наступления этого момента одержать решающую победу. Германия может одержать верх лишь в том случае, если она полностью обеспечит: 1) людские пополнения для фронта, 2) бесперебойную работу военной промышленности и 3) выкажет непреодолимую волю добиться победоносного мира¹ .

Совещание констатировало, что в устрашающей степени обнаружилась нехватка обученных пополнений для всех родов оружий. Неважно обстояло дело и в военной промышленности. Не хватало большого количества различных важных предметов военного снаряжения. Получался своеобразный заколдованный круг: недостаток солдатских кадров диктовал необходимость отозвания с заводов военнообязанных рабочих, а потребность расширения военной промышленности делала неизбежным отозвание с фронта квалифицированных рабочих. "Германия и Австрия задыхались в тисках войны и продовольственного кризиса. В то время как Англия, Франция и Северная Америка разворачивали все новые и новые резервы, у Германии и Австрии иссякали последние скудные резервы. Дело шло к тому, что истощенные до последней степени Германия и Австрия должны были в ближайшее время потерпеть поражение"² .

Однако печальное экономическое и продовольственное положение центральных держав не оказало сдерживающего влияния на германскую политику, в которой "вообще взяла верх после Бреста военная партия"³ . Людендорф и Гинденбург, опиравшиеся на крайние элементы финансового капитала и юнкерство, очертя голову бросались в новые авантюры.

Германские империалисты считали себя после заключения брестлитовского договора хозяевами Центральной, Восточной и Юговосточной

¹ "Die Ursachen des Zusammenbruches der Offensive im Jahre 1918". Reihe 4 Bd. II, S. 125 - 128. Anlage 2. В дальнейшем - "Die Ursachen...".

² "История ВКП(б). Краткий курс", стр. - 220.

³ Ленин. Соч. Т. XXX, стр. 383.

Европы. Они надеялись получить недостававшее им сырье, продовольствие и лошадей на Украине. Но для этого необходимо было предварительно "уничтожить" большевизм, поработить народы России, в первую очередь русский, украинский и белорусский народы. Крайние элементы, германского империализма стояли и после заключения брест-литовского мира... "за немедленное и общее наступление на Россию в целях занятия всей ее территорий и свержения советской власти"¹ . Но "такая война отвлекла бы силы от Запада, увеличила бы и без того чувствительную уже непрочность внутреннего положения в Германии, затруднила бы получение сырья из мест, объятых восстанием или пострадавших от разрушения железных дорог, от недосева и т. п. и т. д."² . Эти соображения сдерживали до некоторой степени и апетиты пангерманистов!.

Решить все три грандиозные задачи одновременно: покорить Восток, "уничтожить" большевизм и сокрушить Антанту - казалось невозможным даже Людендорфу и Гинденбургу. Тем не менее они были уверены, что смогут добиться поочередного решения этих задач.

Осуществляя свои разбойничьи планы на Востоке, германский империализм держал на Украине и в других захваченных им областях на Востоке больше полумиллиона солдат и не мог перебросить даже временно хотя бы часть этих сил на Запад. Вместо ожидавшегося увеличения ресурсов для ведения войны на Западе авантюра на Украине привела к ослаблению сил германского империализма и быстрому революционизированию германской армии.

Все указанные выше причины побуждали германское командование спешить вырвать "окончательную победу" у союзников, пока немцы еще располагали количественным превосходством войск на Западе и пока войска еще повиновались. Анализ всех известных сейчас документов приводит к выводу, что германское командование, ослепленное "успехами" на Востоке, шло на авантюру и на Западе. "Наступление было продиктовано общим положением. Другого выхода у нас не было"³ , - писал эксперт комиссии рейхстага ген. фон Куль.

Более серьезные наблюдатели считали, что Германия не может добиться победы военными средствами, и старались в этом убедить верховное командование, чтобы предотвратить катастрофу. В этом отношении заслуживает большого внимания записка швейцарского военного историка Штегемана: "Мысли о положении Германии" от 16 февраля 1918 г., которую тот прислал канцлеру⁴ . Штегеман осторожно советовал отказаться от Бельгии и попытаться заключить мир, ибо "Германия должна считаться с возможностью потерять в пути Австрию и Болгарию, не говоря уже о Турции"⁵ . Но все напоминания и призывы, исходившие от умеренных кругов буржуазии, были гласом вопиющего в пустыне. Верховное командование, вдохновляемое ост-эльбскими помещиками, Тиссенами, Стиннесами, Круппами, банковским капиталом и юнкерством, было занято организацией сокрушительного удара против Антанты, наивно воображая, что оно уже "победило" большевизм.

Такова была обстановка, когда Людендорф во второй половине марта 1918 г. начал серию кровавых битв, которые должны были дать "быстрое решение".

*

21 марта 1918 г. Людендорф начал наступление между Аррасом и Сен-Кантеном на Амьен с целью прорыва неприятельского фронта, разъединения французской и английской армий и уничтожения их поодиночке. На участке намечавшегося прорыва немцы имели двойное

¹ Ленин. Соч. Т. XXX, стр. 384.

² Там же.

³ "Die Ursachen..." Bd. II, S. 87 - 89.

⁴ Haussmann Conrad "Schlaglichter". S. 171. Berlin. 1924.

⁵ "Die Ursachen..." Bd. II, S. 96 - 97.

превосходство сил. Продолжавшаяся до 4 апреля битва причинила союзникам крупные потери, но не дала германскому командованию стратегического успеха. Ценой потери 150 тыс. бойцов немцы значительно продвинулись вперед, захватили много сотен орудий и пулеметов, но не достигли ни одной из поставленных ими целей. Амьен остался в руках французов. Был момент, когда английский главнокомандующий фельдмаршал Хейг хотел оставить Амьен и отступить за Сомму, к портам Ла-Манша, а Петэн дал приказ французской армии отступить на юг. Спасла положение твердость, проявленная ген. Фошем. 4 мая на конференции союзников в Бовэ Фош был назначен главнокомандующим всеми союзными армиями. Объединение всех сил союзников и установление единого командования имело громадное значение для исхода войны и ускорило победу союзников: "Катастрофа 21 марта, - пишет Ллойд Джордж, - спасла союзников"¹ .

9 апреля Людендорф начал второе наступление во Фландрии по обеим сторонам реки Лис с целью прорыва английского фронта и уничтожения английской армии, захвата побережья, надеясь этим принудить Англию к капитуляции. И в этой битве, длившейся до 30 апреля, превосходство сил было на стороне немцев. Но она стоила им 140 тыс. бойцов и также не дала желаемых результатов. Эта неудача не отрезвила германское командование и не убедило его в безнадежности попыток "прорыва" фронта. 27 мая немцы начали третье наступление, на сей раз в направлении на Шато-Тьери и Париж. Сражение разгорелось по всему фронту и продолжалось до 4 июня. И в этом большом наступлении перевес сил все еще был на стороне Германии. Она имела 204 пехотных дивизии против 181 дивизии у союзников. На франт между Реймсом и Суассоном немцы бросили 45 пехотных дивизий и 4500 орудий против 20 пехотных дивизий и 1500 орудий у французов. Они добились крупного тактического успеха: захватив сильные позиции на плато Шмен-де-Дам, они продвинулись на 60 км вперед, взяли около 60 тыс. пленных и 600 орудий, перешли Марну и вновь очутились там, где они были разбиты 6 - 9 сентября 1914 года. Петэн решил 4 июня перенести левый фланг союзников на р. Сомму. Это отдавало немцам все побережье Ла-Манша от Дюнкерка до устья Соммы. То, чего не смогли сделать германские войска, - это хотел за них сделать французский главнокомандующий Петэн. Своевременное вмешательство Фоша вторично помешало выполнить малодушное решение Петэна. Потеряв 130 тыс. человек, немцы и на этот раз решающего удара союзным армиям не нанесли. Их стратегическая цель не была ими достигнута.

Верховное командование германской армии даже и после этого сражения было настолько уверено в окончательной победе, что Людендорф стал подсчитывать, сколько ему еще нужно новых дивизий, чтобы добиться желаемых целей на Востоке и Западе. Оказалось, по его расчетам, не так много: нужно было всего еще 200 тыс. человек. Решено было взять 7 дивизий у австрийцев, отозвать некоторые немецкие войсковые части из Турции, набрать добровольцев среди немецких колонистов на... Украине, послать на фронт легко раненых. После проведения в жизнь этих мероприятий, писал Людендорф 30 июня канцлеру Гертлингу, он "закончит победоносно войну в этом году"² .

Совсем иначе оценивали военную обстановку другие военачальники. Баварский кронпринц Рупрехт, командовавший армейской группой на западном фронте, считал, что эта битва была "началом конца". Под ее непосредственным впечатлением он писал 1 июня 1918 г. Гертлингу, что германская армия может еще нанести некоторые удары врагу, но "решительной победы над ним одержать не сможет". Рупрехт советовал

¹ Ллойд Джордж "Военные мемуары". Т. V, стр. 244. М. 1938.

² Hertling K. von "Ein Jahr in der Reichskanzlerei. Erinnerungen an die Kanzlerschaft meines Vaters", S. 111 - 112. Berlin. 1939.

канцлеру начать мирные переговоры, пока еще имеются в руках козыри - угроза нового наступления. Однако и этот "прозревший" аннексионист, требовавший раньше присоединения Бельгии и Северо-восточной Франции к Германии, все еще верил, что германский империализм сможет сохранить все свои завоевания на Востоке. Ради их сохранения он, собственно, и соглашался на "уступки" на Западе. "Я так думаю, что мы должны будем удовлетвориться достигнутым на Востоке", - писал он.

15 июля 1918 г. Людендорф начал свое последнее наступление по обеим сторонам Реймса. Французы проделали тот же маневр, что немцы весной 1917 г.: они намеренно отступили, вследствие чего наступательный порыв немцев бесцельно выдохся. Немцам все же удалось продвинуться несколько вперед и форсировать реку Марну у Дормана на протяжении 20 км. Растерявшийся Петэн приказал приостановить подготовку к намечавшемуся на 18 июля контрнаступлению, намереваясь использовать эти войска для задержки продвижения противника на Эперно.

Но Фош поправил дело тем, что 18 июля на рассвете начал внезапно для немцев контрнаступление из леса Виллер-Коттере между Нуэрон-Венгрэ (4 км севернее р. Эн и Шато-Тьерри на р. Марне) во фланг образовавшемуся германскому выступу. 10-я французская армия ген. Манжена, подкрепленная 250 танками, разбила наголову 7-ю германскую армию кронпринца, после чего начали отступать и соседние германские армии. Подготовленное Людендорфом наступление во Фландрии, которому он придавал решающее значение, так и не состоялось. Все резервы были израсходованы у Реймса. Последняя попытка Людендорфа вырвать победу стоила Германии 160 тыс. бойцов, из них 40 тыс. пленными; кроме того немцы потеряли больше тысячи пушек и 6 тыс. пулеметов.

Наступление Людендорфа и контрнаступление Фоша явились переломным моментом в войне. Истощив все свои силы, германская армия теперь уже была неспособна к наступлению. Ближайшие недели показали, что она стала неспособна даже к длительной обороне.

Однако и в это тяжелое для германского империализма время агрессивно-империалистические круги Германии все еще настаивали на аннексиях на западе и востоке. В поданной Людендорфу полковником Гефтоном записке с изложением основ "политического наступления" имелся пункт о восстановлении Бельгии. Людендорф вычеркнул этот пункт, перед тем как послать записку Гертлингу. Невзирая на неудачи на западном фронте, а может быть, именно по этой причине, верховное командование выработало в начале июня новую программу "восточной политики". Она состояла в завоевании всей европейской части Советской республики и в "уничтожении" большевизма. В записке от 9 июня 1918 г. Людендорф писал Гертлингу, что военные потребности принуждают его перебросить часть дивизий с востока на запад. Оставшихся там войск могло оказаться недостаточно для проведения в жизнь его политики, ввиду этого "нам необходимо искать дальнейших союзников на Востоке". Такими союзниками, по мнению Людендорфа, являлись Финляндия и Украина, которую нужно "оберегать" ради имеющегося там сырья. "В Грузии представляется возможность, так же как и в Финляндии, умножить нашу мощь посредством незначительных военных сил... Если мы получим в Грузии опорный пункт, то следует надеяться, что Кавказ постепенно успокоится, и мы сможем получить оттуда столь нужное нам сырье". Людендорф предлагал использовать для этой цели пребывание в Берлине члена меньшевистского грузинского правительства Чхенкели¹ .

¹ Ludendorff E. "Urkunden der Obersten Heeresleitung uber ihre Tatigkeit 1916 - 1918", S. 488. Berlin. 1921.

Признание "самостоятельности" меньшевистской Грузии являлось, по мнению Людендорфа, "единственным средством держать жадную Турцию вдали от Грузии". Но, чтобы все же не раздражать своих союзников, Людендорф милостиво предоставлял в распоряжение турок железную дорогу Батум - Тифлис - Джульфа для перевозки турецких войск: их руками он, повидимому, хотел захватить Кавказ. Железная дорога Тифлис - Баку должна была остаться в немецких руках: "Там турки должны нам оставить первенство. Баку также не должен быть выдан туркам". Что Украина, Финляндия, Грузия, Баку, а следовательно, и нефтяные богатства России попадут в руки германского империализма, в этом верховное командование было уверено. Все же оно сознавало, что все эти марионеточные "государства" не в состоянии бороться против Советской республики. Наоборот, для их поддержки требовалось несколько десятков германских дивизий. Поэтому Людендорф считал необходимым связаться с кубанскими и терскими казаками и привлечь их на свою сторону¹ . С контрреволюционной верхушкой донского казачества германский империализм уже был связан давно и оказывал ей помощь. Германский империализм накануне своего разгрома попытался приступить к осуществлению этих планов. "От этого советского правительства нам нечего ожидать, - писал Людендорф. - Оно является для нас постоянной опасностью... Поэтому мне кажется все еще уместным сильное и беспощадное выступление против советского правительства".

Для облегчения борьбы с большевиками решено было также связаться с русскими монархическими группами, оказать им соответствующую помощь и добиться того, "чтобы монархическое движение действовало целиком в желательном нам направлении"² .

*

Была ли Германия в военном и в других отношениях в состоянии хотя бы только сопротивляться готовившемуся генеральному натиску союзников? Дисциплина в германской армии, как это видно из официальных документов, начала падать уже в 1917 году. Солдаты с трудом переносили окопную войну. На западном фронте, по свидетельству Людендорфа, появилось "много трусов", т. е. людей, не желавших воевать. Солдаты самовольно отлучались из эшелонов во время перебросок, войск с восточного на западный фронт и устраивали "беспорядки" на вокзалах. 5 апреля имели место крупные выступления на станции Берба. По сообщению штаба одной дивизии, в мае 1918 г. из эшелона в 555 нижних чинов и 76 унтер-офицеров самовольно ушли и не вернулись 80 солдат и 3 унтер-офицера. Из окон вагонов солдаты обычно бросали камнями в комендантов станций и кричали: "Бейте его!" Поведение солдат на остановках "походило на бунты". "Из поездов бросали на станцию даже ручные гранаты".

О политическом настроении солдатской массы в июне и июле 1918 г. в материалах следственной комиссии рейхстага говорится следующее: "На вагонах одного эшелона в Лимбурге 13 июня 1918 г. были надписи: "Мы воюем не за честь Германии, мы воюем за миллионеров". Нижние чины, по сообщению коменданта штеттинского вокзала, выставляли из окон вагонов красные флаги с надписями: "Долой войну!", "Да здравствует Франция!". 14 июня 1918 г. заместитель командующего военным округом в Алленштейне доносил: "Большое количество прибывающих из русского плена нижних чинов, а также и унтер-офицеров, благодаря пережитой революции, потеряли всякую дисциплину и принесли с собой столько большевистских идей, что они оказы-

¹ Ludendorff. Op. cit., S. 488.

² Ibidem, S. 489.

вают роковое влияние на своих товарищей"¹ . В поданной в июле начальником операционного отдела штаба верховного главнокомандующего полковником Бауэром записке кронпринцу Вильгельму говорится, что в армии наблюдаются весьма "нежелательные" явления: "Это бесспорно можно установить по увеличению числа перебежчиков, усилению шкурничества (Druckebergerei), все учащающихся случаев провинностей против военной дисциплины, из писем с фронта"² .

Эти факты, сообщенные лицами, занимавшими высокие посты в ставке верховного главнокомандующего, свидетельствуют о далеко зашедшем разложении германской армии. При этом надо учесть, что германская армия считала себя победительницей. "Победителям, - подчеркивал Бауэр, - как правило, присуще хорошее настроение. Тем серьезнее надо оценивать приведенные явления разложения"³ .

Несмотря на нараставший политический кризис в стране, военное командование и слышать не хотело о "компромиссном" мире. Когда в ответ на заявление ген. Смэтса, что под победой союзников не следует понимать полный разгром Германии и заключение мира в Берлине, статс-секретарь по иностранным делам фон Кюльман 24 июня заявил в рейхстаге, что "одними военными средствами, без дипломатических переговоров, едва ли можно добиться безусловного конца войны", то Гинденбург и Людендорф добились его отставки, хотя против нее были канцлер Гертлинг и кайзер. На совещании в ставке 1 июля 1918 г. Гертлинг, как школьник, защищался перед генералами и объяснял "неудачное выражение" фон Кюльмана тем, что тот "устал и не имел времени позавтракать", на что Гинденбург ему грубо возразил: "Статс-секретарь должен найти время, чтобы приготовиться к такой важной речи"⁴ . На место Кюльмана был назначен фон Гинце. В середине июля фон Гинце поставил Людендорфу вопрос, уверен ли он, что в этом наступлении он решительно и окончательно победит врага. Генерал заявил: "На это я отвечаю определенным "да"⁵ . Германское командование не видело и не понимало той опасности, которая о неотвратимой силой надвигалась на германский империализм.

Армии союзников Германии находились в еще худшем состоянии. После неудачного наступления против Италии в июне 1918 г. силы австро-венгерской армии совершенно иссякли. Она еще держала итальянский фронт, но лишь потому, что перед ней был враг особого рода - никуда негодная итальянская армия, которая не решалась наступать. Кроме того австрийцы все еще думали, что германская армия, столько раз выручавшая их из беды, все еще сильна и придет к ним на помощь. Австро-венгерская армия представляла после поражения на Пиаве оборванный и голодный сброд, неспособный ни к наступлению, ни к обороне. Началось массовое дезертирство. Дезертиры образовали целые вооруженные "зеленые отряды", с которыми регулярные войсковые соединения завтрашних дезертиров вели форменную войну, особенно в южных и юго-восточных лесных районах.

8 августа Фош начал первое крупное наступление в районе Амьена, т. е. там, где Людендорф хотел в марте уничтожить союзные армии. В первый день битвы между реками Соммой и Авр были полностью разбиты и почти уничтожены 16 германских пехотных дивизий. Война, к которой германский империализм готовился годами, теперь кончилась. Вместо нее началась та страшная война, которой, по словам

¹ "Die Ursachen..." Bd. IV, S. 14, 15.

² Bauer "Der grosse Krieg um Feld und Heimat", S. 222. Tubingen. 1921.

³ Bauer. Op. cit., S. 222.

⁴ Ludendorff. Op. cit., S. 491.

⁵ "Aemtliche Urkunden zur Vorgeschichte des Waffenstillsbandes 1918", N 2, S. 7. Berlin. 1928. В дальнейшем "Aemtliche Urkunden..."

Ллойд Джорджа, германский империализм не хотел, но которую зато хотели его противники. 8 августа ген. Людендорф назвал "черным днем в истории германской армии". К 25 августа немцы потеряли 100 тысяч пленными и 4 тыс. пушек¹ . Исход мировой войны для германского империализма был предрешен. Его армии были еще в состоянии некоторое время сопротивляться, но задержать армии Фоша хотя бы на один день они уже не могли.

После первых крупных поражений немецкие войска стали выходить из повиновения командирам. Дальнейшее затягивание войны грозило революцией. Тогда Людендорф и Гинденбург сочли целесообразным добиться дипломатическим путем военной передышки с целью дать отдых утомленным армиям, обучить свежие пополнения, а затем снова начать борьбу. 14 августа состоялось заседание коронного совета² под председательством кайзера. Совет был созван для обсуждения международного внутриполитического и военного положения в связи с поражением на фронте. На совете было вскрыто резкое ухудшение международного положения Германии, падение ее авторитета в нейтральных государствах и у собственных союзников, истощение сырьевых, материальных и людских резервов. "Австро-Венгрия, - докладывал статс-секретарь фон Гинце, - достигла предела своих сил"; Болгария истощила себя и больше ни на что не способна. Людендорф признал, что "нельзя больше надеяться на то, что мы сломим волю наших врагов военными действиями", но он считал все еще возможным постепенно парализовать волю врагов "стратегической обороной". Кронпринц и кайзер согласились с оценкой Людендорфа и Гинце. Гинденбург, наоборот, доказывал, что "удастся закрепиться на французской территории и таким способом, наконец, навязать врагам нашу волю". В связи с этим было решено не "уменьшать" военных целей, принять репрессивные меры по отношению к "крамольным" элементам внутри страны и поручить военным властям "навести порядок", позаботиться о пополнениях для фронта, учитывая, как выразился Вильгельм II, что "в Берлине еще шатаются толпы молодых людей". Коронный совет решил также изыскать подходящий момент, "когда мы сможем придти к соглашению с врагами". В качестве посредников имелись в виду испанский король или голландская королева. Под "подходящим моментом" подразумевался крупный успех на фронте. Сначала считали, что этот момент наступит "после нашего ближайшего успеха на западном фронте". А когда "наш успех" вылился в новое поражение, то и момент начала переговоров был отодвинут.

В это же время германское правительство получило и другой удар. Прибывшие в ставку на совещание австрийский император Карл и министр иностранных дел Буриан потребовали непосредственного обращения ко всем воюющим державам с предложением приступить к обсуждению условий мира. Немцы настаивали на только что принятом на кронном совете решении.

Вместе с тем в эту тяжелую для них минуту обе союзницы спорили до хрипоты о том, кого - Габсбурга или Гогенцоллерна - посадить на польский трон. Еще в конце августа Германия требовала при любом разрешении вопроса присоединения польского каменноугольного бассейна, Беловежской пущи и других польских районов в качестве "прусской государственной вотчины"³ . В Германии целый месяц тянулись бесплодные переговоры между Берлином и Веной по вопросу о заклю-

¹ Prinz Max von Baden "Erinnerungen und Dokumente", S. 314. Berlin. 1927.

² В заседании принимали участие Вильгельм II, кронпринц Вильгельм, Гертлинг, Гинце, Гинденбург, Людендорф, ген. Алесен, начальник гражданского кабинета кайзера Берг, начальник военного кабинета Маршал.

³ Ludendorff. Op. cit.

чении мира. Эти переговоры кончились 14 сентября сепаратным предложением Австро-Венгрии начать переговоры о мире¹ .

Но и после того, как выяснилось катастрофическое положение Австро-Венгрии, верховное командование германской армии все еще настаивало на полном сохранении своих аннексионистских военных целей. Людендорф заявил статс-секретарю Гинце 21 августа относительно Бельгии, что он "не может согласиться на восстановление status quo ante bellum". Когда 24 августа Гертлинг и Пайер приготовили декларацию, в которой было сказано, что Германия откажется после войны от Бельгии, то Людендорф отказался ее одобрить, и она была похоронена² .

Между тем разложение германской армии после первых поражений шло все ускоряющимися темпами. В докладной записке полевой почтовой цензуры при 6-й армии от 4 сентября 1918 т., в которой были подведены итоги просмотра 53 781 письма за время от 21 по 31 августа, приведены выдержки из писем солдат и офицеров, которые показывают настроение на фронте.

"Сейчас, - говорится в одном письме, - наше положение хуже чем когда бы то ни было, хуже чем во время битвы на Сомме в 1916 г., когда следовало уже по праву говорить о внутреннем разложении войска. Тогда настроение можно было поднять новыми успехами... Такое настроение, которое имеется сейчас у войска, когда, люди рады попасть в плен, - очень часто говорят о перебежчиках, - дольше оставаться не может. Что-то должно случиться, чтобы наших ребят опять направить на правильный путь"³ .

"Дальнейшие успехи Германии только удлинят войну, поражение принесет нам желанный мир", - писали солдаты.

К концу войны солдаты стали разбираться в причинах войны, стали правильно судить о том, за чьи интересы они отдают свою жизнь. В некоторых письмах высказывался такой взгляд: "Кто выражает воинственный образ мыслей, тот заинтересован в войне и получает от нее прибыли и выгоды". Многие солдаты желали потерять левую руку, лишь бы избавиться "от бесполезного смертоубийства". Общее намерение солдат было таково: "Незаметно уйти с фронта, как только можно будет это сделать". Солдаты усиленно обсуждали английские листовки: "За что вы отдаете свою шкуру" и др. - и отвечали позаимствованным из английских же брошюр изречением: "Wir kampfen nicht fur Vaterland, auch nicht fur unsere Ehre, wir kampfen nur als Unterstand fur die grossen Millionare"⁴ .

Разложение армии захватило в некоторой степени и офицерский состав. "И у наших офицеров нет никакой охоты (воевать), - отмечали солдаты. - Они этого не должны открыто высказывать, но тут и там они отпускают словечки, которые выдают их"⁵ .

Солдаты крайне отрицательно отзывались в письмах о специально издававшихся германскими властями солдатских газетах "Бельгийский курьер", "Лилльская военная газета" и "Кельнская народная газета". Но зато они с жадностью читали все, что попадалось им в руки вопреки бдительности начальства. В последний год войны английский, французский и американский пропагандистские центры буквально засыпали немецкие передовые линии и ближайший тыл листовками, брошюрами и книгами, отпечатанными на тончайшей папиросной бумаге. Революционизирующее действие этих листовок было столь велико, что

¹ Текст австро-венгерской ноты см. там же, стр. 517 - 520.

² "Die Ursachen...". Bd. III, S. 236.

³ Thimme H. "Weltkrieg ohne Waffen. Anhamg, Aktenbeilaigen", S. 266 - 267.

⁴ Ibidem, S. 269.

⁵ Ibidem, S. 271.

в целях борьбы с ними военные власти стали выдавать денежные премии, согласно утвержденной верховным командованием тарифной шкале, за каждый доставленный по начальству экземпляр листовки, прокламации, брошюры и т. д.

*

В первой половине сентября столь долго ожидавшееся "дипломатическое наступление" было открыто выступлением вице-канцлера фон Пайера в Штутгарте. В это время Германия еще защищала завоевательную программу. Пайер прямо заявил: "На Востоке мы уже имеем мир, и он остается для нас миром, нравится ли это нашим западным врагам или нет". Судьба Бельгии была поставлена в зависимость от целого ряда условий. Германия соглашалась "восстановить" Бельгию только при условии, если союзники возвратят Германии ее колонии, английские войска не останутся в Бельгии, а Бельгия заключит с Германией соглашение о разделе страны на две части: на Валлонию и Фландрию, - отдав Германии почти половину своей территории. Пайер милостиво выразил свое согласие поддержать идею создания Лиги наций, соглашался признать арбитраж в международных делах, но "в обмен" требовал обеспечения "свободы морей"¹ . Это была речь победителя, а не побежденного.

Через два дня австро-венгерское правительство обратилось непосредственно к правительствам всех воюющих государств с предложением собраться в нейтральной стране с целью "обсуждения принципов заключения мира"² .

Для широкой публики и даже для лидеров политических партий это выступление явилось громом с ясного неба и было воспринято как "начало конца". Сепаратное выступление Австро-Венгрии показало, что дело близится к концу. Доверие к правительству и верховному командованию сразу пошатнулось. 15 сентября армии союзников под командованием ген. Франше д'Эспре начали, как предвидел Людендорф, "маленькое наступление" в Македонии, прорвали болгарский фронт у Доброполья и через 10 дней разгромили болгарскую армию и веяли в плен 11-ю германскую армию, после чего Болгария капитулировала.

Ситуация стремительно изменилась в пользу Антанты, и последняя не имела никаких оснований торопиться с заключением мира. Отвечая Берлину и Вене, Бальфур назвал 16 сентября оба предложения "нечестными": "Это не попытка договориться о мире, это попытка ослабить наши силы"³ . Через день американское правительство отвергло предложение Австро-Венгрии и заявило, что США не желают вступать в переговоры о конференции по вопросам, относительно которых они уже столь ясно определили свою позицию⁴ (имелись в виду известные 14 пунктов Вильсона).

Хотя упадок духа болгарской армии и ее ужасное продовольственное положение давно были известны, однако болгарская катастрофа явилась совершенной неожиданностью для германского и австрийского верховного командования и дипломатии. Находясь в полном заблуждении относительно истинного положения вещей, верховное командование решило 26 сентября послать армию из 5 германских и 3 австрийских дивизий в Болгарию - не столько против армий Антанты, сколько для войны против болгарского народа. До прибытия главных сил генералу Шольцу было приказано стянуть все находившиеся германские войска на Балканском полуострове западнее Софии, на линии София -

¹ "Chronik der Friedensverhandlungen von N. Krauss und G. Roniger" S. 82. Berlin. 1920.

² "Aemtliche Urkunden...", N 5, S. 20 - 25.

³ Ллойд Джордж Д. "Военные мемуары". Т. VI, стр. 132. М. 1937,

⁴ "Chronik der Friedensverhandlungen...", S. 84.

Пирот. С циничной откровенностью об этом говорится в одном документе: "Официально эти войска должны служить опорой для отступающей болгарской армии, фактически же они должны защищать короля против его правительства"¹ .

Это были совершенно напрасные потуги: авантюра не могла быть приведена в исполнение. 29 сентября Болгария подписала полную и безоговорочную капитуляцию, сдавшись на милость победителя. Находившаяся в Македонии германская армия капитулировала 30 сентября. Тем временем на западном фронте союзные армии безостановочно продвигались вперед, забирая пленных, военные материалы и не давая ни одного дня передышки утомленным и дезорганизованным германским войскам.

Процесс разложения германской армии после поражения ускорялся не по дням, а по часам. О тем, что собой представляла в сентябре - октябре 1918 г. примыкавшая к фронту боевая зона, выразительно говорят документы комиссии рейхстага. Характерен следующий случай. Альпийский корпус прибыл на позиции западнее Несля. Едва появились альпийцы, как солдаты находившихся там ранее дивизий хлынули в большом беспорядке назад. Энергичные попытки альпийцев заставить людей остановиться и вернуться в бой были безуспешны. Солдаты кричали, обращаясь к альпийцам: "Удлинители войны!" ("Kriegsverlan-gerer!"). Немецкий офицер, как сообщается в официальном документе, видя, что два англичанина увели 20 немцев в плен, схватил винтовку и убил одного из англичан, на что из среды немцев раздались возгласы: "Выбейте винтовку из рук этого нахала"² .

На западном фронте находились две австрийские дивизии и австрийская тяжелая артиллерия. Германские солдаты встречали их ругательствами и негодующими вопросами: "Зачем вы здесь воюете, зачем вы удлиняете войну?"³ . 12 октября 1918 г. начальник станции Липшиц видел надписи на вагонах эшелонов: "Долой войну!", "Убивайте толстопузых!", "Да здравствует революция!". 27 октября 1918 г. один солдат произнес речь перед эшелонам в Острове и провозгласил ура в честь Либкнехта и Гаазе.

25 октября на вагонах одного эшелона нашли надписи: "Долой войну!", "Да здравствует Франция!", "Да здравствуют большевики!" и т. д. В непосредственном тылу бродили сотни и тысячи солдат, которые захватывали поезда, грабили военные склады и дезорганизовывали транспорт. Для восстановления порядка, разгрузки пробок на узловых станциях и упорядочения эвакуации боевых материалов командованию приходилось наряжать офицерские карательные экспедиции, так как на нижних чинов оно уже не могло положиться в таком ответственном деле. Начальник офицерского карательного отряда, читаем мы в материалах комиссии рейхстага, доносил 2 ноября из Намюра, куда отряд был отправлен для наведения порядка, что там солдаты "шлялись" тысячами. "Только незначительное число изъявило согласие возвратиться в свои части. Большинство же состояло из дезертиров, шкурников и грабителей, о которых сообщалось, что они напали на поезд с "провиантом и разграбили его, а ружья продали бельгийцам"⁴ .

5 ноября прикомандированный к штабу верховного главнокомандующего капитан Лоозе доносил о состоянии армейских групп ген. Гальвица и герцога Альбрехта. "Настроение здесь очень скверное. Войска более небоеспособны. В Меце один полк уже бунтовал. Нельзя больше показывать в кино портретов императора, Гинденбурга и Людендорфа: свищут. При показе портрета Гинденбурга в одном кор-

¹ "Aemfliche Urkunfden,..", N 6 und N 7, S. 26 - 28.

² "Die Ursachen...". Bd. VI, S. 21 - 22.

³ Bibl V. "Der Zerfall Oesterreichs". Bd. II, S. 543.

⁴ "Die Ursachen...". Bd. VI, S. 14, 15, 16, 17.

пусе раздался голос: "Тушите огни, беритесь за ножи, принесите две кухонные посудины для крови" ("Licht aus, Messer aus, zwei Kochgeschirre zum Blutfangen"). Одному оркестру, который играл "Германия превыше всех..." ("Deutschland, Deutsehland uber alles"), кричали: "Вон с этими песнями" и т. д. Такое же настроение этот офицер нашел и у войск армейской группы Альбрехта. "Солдаты желают мира во что бы то ни стало", - доносил он.

Таково было положение в прифронтовой полосе и сентябре и октябре 1918 года. На самом фронте солдаты отступали под непосредственным давлением армий Фоша, гибли массами и хотя еще не разбегались, но также были настроены против войны.

В гораздо худшем положении находилась австро-венгерская армия. Офицер связи при армии, действовавшей на Изонцо, доносил в начале октября в главную квартиру: "Верховному командованию известно, что из 15 дивизий армии Изонцо 7 располагают меньше чем одной третью, 3 - больше половины и только 5 дивизий -больше чем двумя третями полагающегося огнестрельного оружия". Болезни уменьшали ежедневно армию на 600 - 800 человек. В артиллерии не хватало людей для обслуживания пушек.

Армия была раздета и без обуви. "Каждый человек имеет в среднем одну смену белья. Однако бывают случаи, когда эта смена неполная: недостает рубашки или кальсон. Надо только видеть это белье, чтобы получить представление о нищете. В одной рубашке недостает рукава, в другой - нет спинки. Тяжело больные в лазаретах и в дивизионных санитарных учреждениях носят запущенное, рваное белье. Больные малярией должны ждать голыми, пока их лохмотья не будут выстираны и не высохнут. Не может быть и речи о чувстве солдатского достоинства, здесь оскорбляется простое человеческое достоинство"¹ . Тот же офицер генерального штаба сообщал: "В фронтовом полку каждому третьему человеку не хватает шинели". Армия голодала.

Солдаты знали и видели во время пребывания в отпуску, как обогащалась и спекулировала буржуазия, как окопавшиеся в тылу маменькины сынки занимались округлением своего капитала.

В Германии и Австро-Венгрии зрела гражданская война. 28 сентября Гинденбург и Людендорф пришли к заключению, что надо кончать проигранную внешнюю войну для того, чтобы попытаться выиграть "внутреннюю войну". В записке от 31 октября Людендорф писал о последних днях сентября месяца: "Я оказался перед фактом, что родина не дала армии достаточно людей и бодрого настроения. Меня охватывало горькое чувство покинутости, чувство одиночества... Родина недостаточно сделала для своей армии..."² . Это была, конечно, наглая ложь. "Родину" германский империализм заставлял в течение четырех лет всё отдавать фронту. И она отдала все. Больше взять было нечего. Иссякли все материальные ресурсы, люди были перебиты и перекалечены. "Родина" стала прозревать и больше не верила своим палачам. В другом месте он писал: "Наш боевой механизм уже больше не был полноценным. 8 августа показало падение нашей боеспособности, и такое состояние укомплектования лишило меня надежды найти стратегические мероприятия, которые снова укрепили бы положение в нашу пользу... Войну надо было кончать"³ .

С конца сентября победное настроение в господствующих кругах сменяется унынием. Растет и крепнет решимость отделаться от западного фронта и быстрым заключением мира сохранить костяк армии для "борьбы с большевизмом", т. е. для удержания русских областей и пора-

¹ Kerchnawe Hugo "Der Zusammenbruch der Oesterr-Ungar. Wehrmacht im Herbst 1918", S. 28.

² "Die Ursachen..." Reihe 4, Bd. 2, Anlage 11, S. 363.

³ Ludendorff E. "Meine Kriegserinnerungen", S. 531.

бощения их народов. А если руководители Антанты будут так глупы и соблазнятся выброшенным белым флагом, то после, поправив дела у себя дома и на Востоке, можно будет еще раз попробовать счастья на Западе. Эта нехитрая "идея" овладела теперь верховным командованием, кайзером, всеми буржуазными партиями, вплоть до руководства социал-демократической партии. Если уж надо будет отдать все захваченное на Западе, то нельзя ли попытаться закрепиться на Востоке? Этой навязчивой "идее" были подчинены все действия и мероприятия правительства и верховного командования.

*

" После 8 августа союзные армии ген. Фоша беспрерывно теснили германские войска и не давали им времени отдохнуть, собраться с силами для отпора. С 8 августа по 8 сентября союзные армии взяли в плен 150 тыс. немцев, захватили больше 2 тыс. орудий и 13 тыс. пулеметов. Германская армия разлагалась и таяла. Несмотря на все принятые меры, пополнить потери на фронте не удавалось. С апреля по сентябрь численность батальонов уменьшилась с 800 до 540 человек несмотря на расформирование 22 пехотных дивизий и пополнение ими оставшихся дивизий. Количество рот было уменьшено с четырех до трех в батальоне, а количество батальонов в полках уменьшено с трех до двух¹ . Военные власти брали для фронта людей, где только можно было: из числа возвращавшихся из Советской России пленных, с железнодорожного транспорта, из авиации, из "окопавшихся" в учреждениях и в многочисленных штабах так называемых "незаменимых". "Но эти элементы, - констатирует Людендорф в записке от 30 октября 1918 г., - были часто не на высоте положения. Войсковые части их брали неохотно. Они не хотели идти в пехоту и там драться"² .

Как только Гинденбург и Людендорф пришли к заключению, что войну надо кончить и что другого выхода нет, в Спа состоялось заседание коронного совета, в котором приняли участие фон Гинце и канцлер Гертлинг.

Гинце и помощники статс-секретарей министерства иностранных дел Розенберг, Берген и Штумм наскоро выработали 28 сентября план реорганизации правительства, состоявший в следующем: 1. Немедленная отставка Гертлинга и образование "парламентского" правительства и 2. Обращение к Вильсону с предложением начать переговоры о мире на основе его 14 пунктов³ . 29 сентября, в 10 часов утра, в Спа состоялось важное совещание для обсуждения военного и внешнего положения. На этом совещании присутствовали Гинденбург, Людендорф, полк. Гей и фон Гинце. Гинце предложил на выбор два решения: либо диктатуру во главе с диктатором, имя которого обещает победу, или "революцию сверху", включение широких кругов в правительство и переложение на большее количество плеч ответственности за исход войны.

Людендорф высказался против военной диктатуры, так как "победа исключена, а состояние армии требует немедленного заключения перемирия". Оба генерала одобрили "революцию сверху" и предложили обратиться к Вильсону с просьбой о перемирии. Но Гинденбург забыл, что он уже не победитель, а побежденный. Он настаивал на предъявлении Вильсону определенных условий: "Генерал-фельдмаршал поставил условием перемирия аннексию Брие и Лонгви, однако ген. Людендорф полагал, что теперь это уже не ко времени".

Вслед за тем состоялось заседание коронного совета у императора Вильгельма. Доклад Гинденбурга сводился к следующему: "Армия нуждается в немедленном перемирии". Было решено начать "революцию

¹ "Die Ursachen...". Reihe 4. Bd. II, Anlage 11, S. 362 und "Aemtliche Urkunden...", N 28, S. 67.

² Ibidem, S. 363.

³ "Aemtliche Ursachen...", N 12, S. 47.

сверху"¹ , т. е. ввести в Германии парламентарный режим. Эта "идея" сейчас же получила одобрение Людендорфа, Гинденбурга и кайзера. Тут же было решено обратиться к Вильсону с просьбой взять в свои руки восстановление мира на основе 14 пунктов, просить немедленно прекратить военные действия и заключить перемирие. Так как было хорошо известно, что Вильсон не станет разговаривать с существующим правительством, то было решено отставить Гертлинга, а пост канцлера предложить принцу Максу Баденскому.

Находясь уже на краю гибели, германский империализм все еще думал о захвате чужих земель. Он все еще надеялся присоединить французскую железную руду к рурскому и саарскому углю. "Это был противник, - говорит Ллойд Джордж, - который даже в своем поражении тянулся еще своими когтями к чужим землям". Военное поражение заставило верховное командование пожертвовать и Гертлинтом и Гинце, что означало при создавшихся военных и внутриполитических условиях фактическую потерю политической власти, ибо, по меткому выражению Мюллер-Мейнингена, оба руководителя - внутренней и внешней политики - были рабочими инструментами Людендорфа и Гинденбурга: "Людендорф управляет, Гинце его правая рука, которая бреет (barbiert), Гертлинг его левая рука, которая намыливает"² .

Генералы сразу превратились в пылких приверженцев "парламентарного" строя. Они так буйно напирали и торопили с образованием парламентского министерства, что кайзер, которого они достаточно вымуштровали за время войны и научили быстро поворачиваться, не поспевал. Образование нового правительства Макса Баденского требовало длительных переговоров с партийными лидерами. Торг о распределении портфелей между партиями затянулся на несколько дней, а между тем Людендорф телеграфировал 1 октября исполнявшему обязанности канцлера Пайеру, что мирное предложение должно быть немедленно отправлено: "Сегодня войска еще держатся, нельзя предвидеть, что будет завтра". В тот же день Гинденбург телеграфировал, что если Макс Баденский сформирует правительство до 8 часов вечера, то он согласен с отсрочкой отправки мирного предложения до следующего дня; в противном случае он требовал его отправки этой же ночью.

В то время как происходила вся эта суматоха в ставке и в правительственной верхушке, страна ничего не знала и не догадывалась, что война окончательно и бесповоротно проиграна. 2 октября майор фон дер Буше информировал, по поручению верховного командования, партийных лидеров рейхстага о положении на фронте и о причинах предстоящего обращения к Вильсону³ . Все, что они узнали, явилось для них полной неожиданностью. Один из присутствовавших на совещании сделал следующие зарисовки словно ошарашенных дубиной депутатов: "Эберт был смертельно бледен и не мог произнести ни одного слова; депутат Штреземан выглядел так, как будто с ним что-то приключилось; один граф Вестарп протестовал против безоговорочного признания 14 пунктов; министр Владов покинул зал со словами: "Теперь осталось только пустить себе пулю в лоб"⁴ .

Макс Баденский принял предложение сформировать новое, парламентское правительство с определенным намерением - спасти монархию и воспрепятствовать отправке предложения о перемирии. При всей своей неопытности этот, по словам князя Бюлова, "владетельный дилетант" и "княжеский неврастеник" все же лучше разбирался в политических вопросах чем Гинденбург и Людендорф. Он прекрасно знал, что такое

¹ "Die Ursachen..." Bd. VIII: Niemann A. Revolution von oben. Umsturr von unten, S. 105 - 109. Berlin. 1927.

² Hausmann Conrad "Schlaglichter", S. 220.

³ "Aemtliche Urkunden...", N 28, S. 66 - 68.

⁴ Prinz Max von Baden "Erinnerungen und Dokumente", S. 342. Berlin. 1927

обращение раскроет карты противникам и они потребуют безоговорочной капитуляции, что в действительности и случилось. Принц в течение нескольких дней прилагал все усилия к тому, чтобы сломить натиск генералов¹ . Он хотел наметить в своей программной речи в рейхстаге, условия мира и предложить их всем воюющим странам на обсуждение, не обращаясь с просьбой о перемирии. Когда он 2 октября вечером заявил на коронном совете: "Я противник предложения", - то кайзер его прервал словами: "Верховное командование считает это необходимым, а ты сюда не за тем пришел, чтобы создавать затруднения верховному командованию"² .

В то время престиж Гинденбурга и Людендорфа все еще был высок, их требования выполнялись беспрекословно. Желая спасти монархию, Макс фон Баденский решил подчиниться генералам, но предварительно письменно запросил Гинденбурга, отдает ли он себе отчет в том, что немедленное обращение к Вильсону означает: 1) потерю колоний, 2) потерю Эльзас-Лотарингии и чисто польских областей в восточных провинциях³ . Фельдмаршал в тот же день ответил: "Верховное командование настаивает... на немедленном отправлении мирного предложения нашим врагам"⁴ .

4 октября 1918 г. была отправлена через швейцарское правительство нота президенту Вильсону, которая заканчивалась следующими словами: "Во избежание дальнейшего пролития крови германское правительство просит о немедленном заключении перемирия на суше, на воде и в воздухе"⁵ . В тот же день австро-венгерское правительство обратилось через шведское правительство к Вильсону с такой же просьбой, мотивируя желание перемирия все теми же гуманными соображениями - "положить конец кровопролитию"⁶ .

Вильсон в своем ответе от 8 октября заявил, что он понимает германское предложение так: Германия признает безоговорочно 14 пунктов, а также и остальные условия будущего мира, сформулированные им в разных его посланиях к конгрессу. Следовательно, на мирной конференции надо будет лишь договориться о способе проведения в жизнь всех этих условий. Президент Вильсон далее заявил, что он не может передать своим союзникам предложения о перемирии, пока войска центральных держав находятся на их территории. Переговоры о перемирии невозможны до тех пор, пока "войска центральных держав не будут уведены из всех оккупированных областей"⁷ . В конце ноты Вильсон спрашивал, от чьего имени говорит Макс фон Баденский, говорит ли он от имени тех властей империи, которые до сих пор вели войну, и прибавил, что ответ на этот вопрос он считает очень важным.

Между 8 и 12 октября происходили совещания нового правительства с Людендорфом и Гинденбургом о том, какой ответ дать Вильсону. 11 октября Гинденбург и Людендорф представили свой проект ответной ноты Вильсону, заключительный пункт которого гласил: "Эвакуация занятых областей бывшей Российской империи, принимая во внимание неуверенность тамошнего положения, невозможна в интересах населения"⁸ .

Правительство принца Макса Баденского, однако, не включило это заявление в ноту, которую оно отправило Вильсону 12 октября, приняв все поставленные Америкой требования⁹ . Ответ на сей раз не заставил

¹ Ludendorff E. Op. cit., S. 335 - 345.

² Ibidem, S. 346.

³ "Aemtliche Urkunden...", N 32, S. 72.

⁴ Ibidem, N 33, S. 73.

⁵ Ibidem, N 34, S. 74.

⁶ Chronik der Friedensverhandlungen", S. 88.

⁷ "Aemtliche Urkunden...", N 37, S. 85.

⁸ Ibidem, N 38, S. 86 - 88.

⁹ Ibidem, N 41, S. 96.

себя долго ждать. Вильсон уже добился того, что его условия мира, выраженные в разных посланиях конгрессу, были безоговорочно приняты. 14 октября Лансинг ответил от имени президента, что необходимым условием перемирия является "создание удовлетворительной уверенности и гарантии сохранения современного превосходства армий США и союзников на фронте"¹ . Это был удар в сердце германского империализма.

Вся история с немедленным перемирием была затеям исключительно ради изменения в ближайшее время соотношения сил в пользу Германии. Пангерманская, а позже фашистская историография пыталась и пытается доказать, фальсифицируя факты, что прямодушная "просьба все еще непобежденной Германии о мире и перемирии" была хитростью Вильсона "превращена в безусловную капитуляцию"² . Насколько это утверждение не вяжется с фактами, свидетельствуют нота Лансинга от 14 октября и последовавшие после нее совещания в совете министров. Лансинг предупредил, что с Гогенцоллернами и милитаристами союзники разговаривать ее будут. "У германского народа имеется выбор. Он может изменить это положение, но пока это не произойдет, не может быть и речи о перемирии"³ .

Лишь теперь германская военщина поняла, что перехитрить ей никого не удалось, а сама она попалась в руки умного и полного сил врага. Усвоенная фашистами легенда о том, что германская армия "победоносно отражала все атаки союзных армий" и даже "победила", но революция вонзила ей нож в спину, после чего она, так и не побежденная якобы на поле брани, должна была сдаться на милость врага, была создана еще осенью 1918 года. Авторами этой легенды были Гинденбург и Людендорф - два генерала, проигравшие войну. Эта легенда была разоблачена 17 октября 1918 г. на заседании правительства министрами Зольфом, Гребером и Шейдеманом.

Нота Лансинга ставила во весь рост очень серьезную проблему, которая показала, что "революция сверху" оказалась бесполезной. Вильсон устами Лансинга говорил: если Германия хочет получить мир, то пусть она прогонит Гогенцоллернов, пусть посадит на цепь прусский милитаризм и обуздает юнкерство. До тех пор, пока он не порвет с навязанным ему прошлым, не может быть и речи о мире. Гинденбургу и Людендорфу нужно было добиться как можно скорее перемирия. Антанта, почувствовав свое превосходство, решила добиться полной - военной и политической - капитуляции Германии. Вильсон требовал полной эвакуации всех территорий, немедленного прекращения подводной войны и свержения Гогенцоллернов еще до начала переговоров о перемирии.

На историческом заседании кабинета министров 17 октября Людендорф, Гофман и Гей нарисовали мрачную картину состояния германской армии. Страна не могла дать необходимых пополнений. Большевистские идеи охватили солдат в тылу, на фронте и в оккупированных областях на востоке. Генерал Людендорф заявил, что офицеры, сопровождающие солдат на фронт, говорят: они иной раз не знают, кого они сопровождают - германских солдат или русских большевиков⁴ . "Это настроение, - продолжал Людендорф, - пришло в армию с родины, и я уверен, что сейчас, наоборот, отпускники приносят с собой домой очень скверное настроение". Людендорф настаивал на том, что "люди со скверным настроением" нам не нужны". Один штаб дивизии ему сообщил: "Они

¹ "Aemtliche Urkunden...", N 48, S. 109.

² Westarp Graf "Konservative Politik im letzten Jahrzehnt des Kaiserrechs". Bd. II.

³ "Aemtliche Urkunden...", N 48, S. 109 - 110.

⁴ Ibidem, N 57, S. 135.

опять отправили своих людей с востока на запад, их нельзя больше пускать в дело"¹ . Других же людей Германия не имела.

Совет министров согласился с Шейдеманом, что можно еще мобилизовать сотни тысяч людей, но изменить их настроение невозможно.

Верховное командование требовало, чтобы были приняты такие условия перемирия, которые позволили бы Германии через 2 - 3 месяца возобновить войну² . Это был исключительный по своей бессовестности шантаж, рассчитанный на дешевый эффект и беспочвенную надежду, что удастся переложить ответственность за поражение и тяжелые условия мира на правительство и народ. Припертый к стенке, Людендорф не мог, конечно, ответить, какими средствами он заставит Вильсона исполнить его волю. В его распоряжении находился лишь довольно шаткий аргумент, высмеянный в свое время Суворовым. "Солдатское счастье, - сказал Людендорф, - является частью войны, может быть, к Германии опять вернется, хотя бы еще один раз, солдатское счастье"³ . Он при этом забыл, что "солдатское счастье" бывает лишь у сильных. К тому, кто потерял силу, оно уже не возвращается. Лишь по одному пункту повестки дня было достигнуто трогательное единогласие между правительством Макса Баденского и верховным командованием - по восточному вопросу.

Совет министров, Людендорф и Гофман единодушно доказывали, что находящиеся на востоке войска крайне нужны на западе, но считали, однако, что необходимо сохранить оккупацию территорий на востоке. "Украину, - говорил Людендорф, - необходимо сохранить потому, что она нам, безусловно, нужна в экономическом и военном отношении. Мы не смогли бы вести войну на западе без лошадей с Украины"⁴ . Нужен был и украинский хлеб и, все то, что там имеется в изобилии. "Восточные провинции" необходимо оставить в руках Германии потому, - говорили представители министерства иностранных дел, - что в результате ухода немецких войск вновь воспламенится большевизм со всеми его последствиями. Исчезнет кристаллизационный пункт умиротворения русской смуты, вся Россия будет тогда отдана большевизму, и наши связи с Южной Россией будут разорваны"⁵ .

В результате обсуждения вопросов, поставленных Максом Баденским, пришли к заключению, что сопротивление Антанте безнадежно и невозможно, что во избежание худшего необходимо принять требования Вильсона.

Чувство обреченности нависло над господствующими классами Германии. В эти дни либеральный депутат рейхстага Гекшер писал князю Бюлову: "Прозвонил похоронный звон Германской империи... мы проиграли мировую войну". Говоря о политических настроениях, Гекшер писал: "Кое-где ужасный конец предпочитали все-таки ужасу без конца, может быть, и почувствуют первое время некоторое облегчение". Но "настоящая опасность, - продолжал он, - наступит тогда, когда герои устремятся из окопов на родину в поисках жилища, работы и хлеба. На этот момент все осмотрительные люди уже сейчас должны обратить свое внимание, чтобы предупредить внутреннюю катастрофу"⁶ .

20 октября германское правительство отправило третью ноту Вильсону с извещением, что оно принимает безоговорочно все его требования: подводная война прекращена, и все подводные лодки отозваны в отечественные гавани; было дано заверение, что отступающая армия не будет опустошать оставляемые ею местности. Правительство просило президента "создать условия для урегулирования мирного договора"

¹ "Aemtliche Urkunden...", N 57, S. 136.

² Ibidem, S. 150.

³ Ibidem, S. 129.

⁴ Ibidem.

⁵ Ibidem, S. 142.

⁶ Бюлов Бернгард "Воспоминания", стр. 514 - 515. М. 1935.

и выражало надежду, что он "не одобрит никаких требований, которые были бы несовместимы с честью германского народа и со справедливым миром"¹ .

Нотой от 23 октября Лансинг известил германское правительство о том, что ввиду принятия всех предварительных требований США и заявления, что новое правительство просит начать переговоры о перемирии не от имени тех, "которые до сих пор определили германскую политику и которые от имени Германии ведут настоящую войну", а от имени большинства германского народа, президент передаст просьбу о перемирии своим союзникам. Чтобы не было никаких неясностей, в ноте подчеркивалось, что Германия может получить лишь такое перемирие, которое сделает невозможным возобновление военных действий с ее стороны² . До тех пор пока действительная власть остается в руках, старых властителей, "Германия не может вести переговоры об условиях мира, а должна капитулировать"³ , т. е. сдаться на милость победителя. Вильсон заявлял, что юнкерство, милитаристы, кайзер и пруссачество являются препятствием к миру, что до тех пер, пока германский народ сам не устранит их с пути, ему нечего надеяться на снисхождение.

Сомнения Вильсона в искренности германского "парламентского" правительства и в его реальной власти над военщиной оказались правильными. 24 октября Гинденбург без ведома правительства обратился с воззванием к армии, в котором он назвал ноту Вильсона "недостойной Германии". "Вмешательство Вильсона в наши внутренние дела, - писал Гинденбург, - неприемлемо". Оно является "для нас, солдат, призывом к продолжению сопротивления до крайнего напряжения сил"⁴ .

Армейский приказ Гинденбурга вызвал открытый конфликт между верховным командованием и правительствам. Как только требования Вильсона сделались известными широкой публике, стали раздаваться голоса в пользу отречения от престола Вильгельма II и всей династии Гогенцоллернов. Народные массы и армия стали требовать от правительства занятия четкой позиции по отношению к форме государственного правления. Они требовали немедленного отречения кайзера Вильгельма и объявления республики. Постепенно политическая борьба против монархии была перенесена из министерских приемных и салонов в рабочие массы. А между тем верховное командование решило настаивать на отклонении ноты Вильсона и возвращении себе свободы действий⁵ . Оно старалось убедить правительство, что необходимо прервать переговоры, так как "наше войско находится непобеждённым на вражеской земле и оно не должно капитулировать". Требуя разрыва, Людендорф и Гинденбург возлагали надежды не на германскую армию, а на... "революцию во Франции"⁶ .

26 октября ген. Людендорф получил отставку, а на его место был назначен находившийся в то время на Украине ген. Гренер. Желая предотвратить отпадение Австро-Венгрии и заключение ею сепаратного мира, германское правительство сообщило нотой от 27 октября Вильсону, что власть находится всецело в его руках и что ему "подчинены также и военные власти", а "германское правительство ждет предложений для перемирия, которое откроет собой мир справедливости"⁷ .

Таким образом, германский империализм капитулировал еще за две недели до подписания перемирия.

В середине октября была разгромлена англичанами турецкая армия в Сирии, а 30 октября Турция сдалась на милость победителя, а все на-

¹ "Aemtliche Urkunden...", N 64, S. 167.

² Ibidem, N 76, S. 190.

³ Ibidem, S. 192.

⁴ Ibidem, N 76b, S. 196; N 81, S. 204.

⁵ Ibidem, N 79, S. 201.

⁶ Ibidem, N 82, S. 205.

⁷ Ibidem, N 85, S. 210.

ходившиеся в Турции германские войска и весь военно-технический персонал были интернированы.

24 октября началось наступление на итальянском фронте, а 3 ноября австро-венгерское командование подписало в Падуе продиктованные союзниками условия полной капитуляции. Австро-Венгрия - эта многовековая тюрьма десятков народов - была разрушена и перестала существовать.

В начале ноября, после разгрома германской армии, в Германии победила революция. 11 ноября германская делегация подписала в Компиенском лесу продиктованную Фошем полную капитуляцию. По условиям перемирия, германская армия выдала победителям всю боевую авиацию (1700 самолетов), 5000 тяжелых пушек, 25000 пулеметов, 3000 минометов, весь линейный, крейсерский и подводный флот, все боевые миноносцы и т. д., 5000 паровозов, 150000 вагонов, 5000 грузовых машин и т. д.

Ценой этих условий "непобедимая", и "непобежденная" в 1918 г., по утверждениям германских фашистов, германская армия купила себе возможность вернуться без оружия домой и избежать пленения. Только этой ценой германские империалисты избавили страну от вторжения победоносных союзных армий и от оккупации Германии.

Таковы исторические факты. Против них не устоят никакие фашистские легенды о "непобедимости" германской армии.

"История показывает, - сказал товарищ Сталин 3 июля 1941 г. по радио, - что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск и, наконец, была разбита англо-французскими войсками. То же самое нужно сказать о нынешней немецко-фашистской армии".

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Ф. НОТОВИЧ:

Комментарии: