Libmonster ID: RU-8700
Автор(ы) публикации: И. С. АНДРЕЕВА

Подводя итоги развитию советской философии, многие авторы стремятся дать "всем сестрам по серьгам"; однако на этом поле не повезло историко-философским трудам: на них почти не обращают внимания, хотя и в советское, и в постсоветское время публикации философских текстов прошлого, да и сами историко-философские исследования следует оценить как славу философии советской эпохи. К слову, не только философии. Речь идет о вкладе историко-философского наследия в культурное достояние страны. В наше время утраты укорененности и угасания исторического сознания обращение к духовной традиции крайне необходимо. Поэтому нельзя пройти мимо деятельности выдающихся историков философии советского времени. Чему- то они нас учат, к чему-то зовут, от чего-то предостерегают.

Нельзя забывать также и о том, что женщины России, получив в советское время равноправие, наравне с сильным полом усердно служили обогащению философского знания, что с давних пор и до сего дня остается неоцененным. Высшее достоинство женщины на интеллектуальном поле усматривают в ее "мужском уме"; на самом деле женщина "большого ума" способна видеть мир иначе, чем мужчина (о чем свидетельствуют современные гендерные исследования; см., например, [6]). Из далекого прошлого к нам пришли имена выдающихся женщин - мыслителей, покровительниц философии, либо стимулирующих развитие мудрости. Ярким примером является Диотима - "мистериальный философ, провидица", открывшая Сократу и последующим поколениям философов на протяжении тысячелетий значение b{qxei красоты, к которой стремится человек, отрешаясь от любви к отдельным предметам, телам и вещам. Только постепенно восходя от ощущения красоты в частностях материального мира к созерцанию идеи прекрасного и высшего Блага, можно понять сущность вечного духовного порождения в красоте: "духовная беременность - это жажда творчества, в любви

стр. 147


стремящаяся к бессмертию" (см.: Платон. Пир, 201d-212с). Можно вспомнить имена выдающихся немецких женщин эпохи романтизма в Германии, взлет активности женщин России на ниве философии в конце XIX - начале XX в., множество советских женщин, овладевших философией как профессией, стимулирующих освоение мира не для себя, а вокруг себя, обратившись к историко-философским штудиям, к просветительской деятельности.

Среди них Пиама Павловна Гайденко занимает видное место. Она внесла весомый вклад не только в развитие философской мысли, но, - шире, - непосредственно в культурную жизнь страны. Она вошла в философию в 60-е гг. (достоинство которых ныне иные видят в сидении на кухне с кукишем в кармане по адресу власть предержащих), когда был заложен фундамент и созрели первые плоды возрождения интереса к духовной истории России. Можно сказать, что интересы Гайденко и содержание ее работ неявно и явно несут на себе печать отечественной самобытной мысли.

Научная позиция П. П. Гайденко, в которой просматривается дистанцирование от культа рациональности, свойственного западной (и нашей в советское время тоже) мысли, и акцентируются мировоззренческие проблемы, была принята не только дома. Работы П. П. Гайденко получили признание на родине классиков немецкой философии XIX-XX вв. и в других странах, где неоднократно публиковались (см., например, [32 - 36] и др.). В 1992 г. она (вместе с Ю. Н. Давыдовым) прочла в Гейдельбергском университете курс лекций, посвященных М. Веберу, которые в 1995 г. были опубликованы в виде монографии в престижном немецком издательстве "Schuhrkamp" [37]. Ее дипломная работа - безупречный перевод работы Гегеля "Иенская реальная философия" - впоследствии была издана; были также переведены значительная часть гегелевской "Философии религии", статьи М. Вебера и др.; под ее редакцией вышли переводы Фихте; была написана книга о нем. П. П. Гайденко - автор десяти книг и более 250 статей. Ее научная квалификация - самой высокой пробы, авторитет непререкаем.

"Прорыв к трансцендентному"

Пожалуй, самое существенное, что сделала П. П. Гайденко на протяжении более чем 40 лет работы в области истории филосо-

стр. 148


фии, состоит в том, что именно она была одной из первых, кто заполнил духовный вакуум, возникший в годы советской власти в философии как профессии и в культурном пространстве страны: она вернула в мировидение сферу трансцендентного. Русская религиозно-философская мысль в то время была табуирована, ее носители были высланы из страны, погибали в ГУЛАГе, либо подвергались репрессиям и принуждались к молчанию. Их работы находились "под арестом" в спецхранах. Диалектический материализм - единственно доступная и "научная вершина философской мысли" - был обращен к "земному" миру и ограничен постулатами о "материальном единстве мира", о классах и классовой борьбе как "движущей силе истории", в которой человек "каплею льется с массами", а для морали достаточно считать нравственным то, wrn "служит делу коммунизма". Любая мысль о мире ином, либо об ином понимании мира здешнего "гасилась" в зародыше, обращение к отечественной традиции возбранялось. Новейший зарубежный опыт философской антропологии и онтологии также оставался сокрытым на полках спецхрана.

А между тем человек сохранял способность тосковать по вечным вопросам, по своей космической причастности, по запредельному марксистской диалектике смыслу жизни; он страшился смерти и безысходно или с надеждой раздумывал о той посмертной "загранице", о метафизических началах добра и зла, искал ответы на вопросы: "Зачем мы здесь?" или, например, "если Бога нет", почему все (или не все) "дозволено"? Только в конце 50-х и в 60-е годы "сезам" приоткрылся для особо настойчивых, но он "открылся" только для так называемой критики современной зарубежной философии: дореволюционная русская философия по-прежнему не "проступала" на страницах специальных изданий, не говоря о прочих. Среди счастливцев, работавших в спецхране, была П. П. Гайденко. П. П. Гайденко обратилась к вопросам мировоззренческим, разрабатываемым в европейской экзистенциалистской философии. Эта философия стала одним из наиболее влиятельных течений как западной, так и русской зарубежной мысли XX в. В фокусе экзистенциалистов были внимание к человеку в его отношении к бытию и проблемы бытия в их отношении к человеку. Чудо существования, радость бытия как такового, считали экзистенциалисты, безразличны к его физическому наполнению, что зависит в значительной степени от самого человека. Но само его существование - непостижимый

стр. 149


дар, то edhmqrbemmne, что от человека не зависит; он может уничтожить его, но создать свое собственное бытие он не в силах. Постижение этого бытия и возможность овладения им - задача экзистенциализма.

В 1962 г. П. П. Гайденко защитила кандидатскую диссертацию "Философия истории М. Хайдеггера" [17], тем самым положив начало обращению у нас в стране к экзистенциалистской философии. Ее первые статьи - "Проблема личности в экзистенциализме" [12], "Философия истории М. Хайдеггера и судьбы буржуазного романтизма" [17] и книги - "Экзистенциализм и проблемы культуры"[22] и "Трагедия эстетизма. К характеристике миросозерцания С. Киркегора" [14] - создали ей имя не только у философов (появились весьма престижные рецензии, см., например, [38]. В среде гуманитарной интеллигенции работы Гайденко были встречены с воодушевлением. И дело не ограничивалось просвещением. "Тонкая струна звенела в тумане" оков официального марксизма- ленинизма: в профессиональной деятельности открывались новые горизонты и темы. Вскоре появились работы о Н. А. Бердяеве рано ушедшей из жизни Ирины Балакиной, были защищены Н. В. Мотрошиловой диссертация о феноменологии Гуссерля, Э. Ю. Соловьевым об экзистенциализме. Работы П. П. Гайденко стимулировали формирование отечественной антропологической проблематики, культурологии и соответствующих разделов литературоведения.

Научное достоинство этих работ выдержало проверку временем. Они не утратили своей актуальности и значения: на философском "рынке" они остаются вне конкуренции, хотя со времени их первого появления сменилось два поколения. Объективное исследование текстов, стремление к непредвзятости, с максимальной полнотой (если верить гендерному анализу) выражающей "женское" стремление "утверждать мир вокруг себя", строгая последовательность, ясность мысли и слова, наконец, историческая ретроспектива и перспектива сохраняют свое значение и сегодня. Переизданные в 1997 г. ранние работы П. П. Гайденко ("Прорыв к трансцендентному") в свое время рецензировались таким известным ученым, как К. С. Бакрадзе [1], в наши дни они были отмечены Т. В. Васильевой, А. Л. Доброхотовым и др. Признается их важное значение для критики (хотя сама критика в книге отсутствует) "дискурсов" эпохи постмодернизма, взыскующих стать выразителями духа XXI в.

стр. 150


П. П. Гайденко уделяет большое внимание теоретическим истокам, принятым, преображенным или отвергнутым в экзистенциальной философии. Не лишено оснований, указывает она, представление об этой философии как о новом типе философии человека: акцент на существовании как на исходном определении человека объясняется реакцией на рационалистическую трактовку, господствующую в философии Нового времени от Декарта до Гегеля. Вспомним, что критика европейского рационализма была стержнем русской мысли в конце XIX - начале XX в. Проблема существования человека затенялась в рационализме далеко не случайно. В пантеистическом учении Гегеля не остается места для индивида как конечного единичного существа, человек предстает в ней ничтожной пылинкой в грандиозном процессе мирового духа, использующего мысли и жизни отдельных индивидов как средство в осуществлении великих целей, в своей основе для этих индивидов непостижимых: "хитрость мирового разума" в том и состоит, что для достижения "царства свободы" он употребляет одинаково как добрые, так и злые дела и поступки; христианское различение добра и зла теряет свое значение; единичное человеческое существование не находится в поле зрения.

Огромное влияние Гегеля на духовную жизнь XIX-XX вв. укрепило широкую убежденность во всемогуществе человека, которому надлежит полностью овладеть природой и обществом и подчинить их своим целям. Причем этот мировой процесс совершается с железной необходимостью, здесь индивидуальной воле не дано ничего изменить. Поэтому критики гегелевской философии абсолютного субъекта, послужившей теоретической базой для социальных утопий XX в., начинают с прорыва к трансцендентному. Речь идет о возвращении бытию его центрального места. Обращение к проблеме бытия, задвинутой на задворки засильем неокантианского и позитивистского методологизма и гносеологизма, радикально меняло постановку традиционных философских проблем, придавая им новый смысл.

П. П. Гайденко рассматривает теоретические и мировоззренческие предпосылки, истоки, становление и развитие экзистенциализма, а также влияние этого направления на философскую и теологическую мысль Запада в XX в. (К. Г. Гадамер, Р. Бультман, Г. Отт, М. Шелер, Э. Бетти и др.).

Раньше всего она обратилась к творчеству наиболее яркого мыслителя XIX в. С. Киркегора, оказавшего большое влияние на

стр. 151


экзистенциалистов XX в. не только обращением к проблеме человеческого существования, но и постановкой вопроса о бытии в целом. В дальнейшем проблема человека обсуждается в контексте более широкого поворота к бытию. Можно говорить даже о слиянии этих фундаментальных вопросов: "экзистенция есть одно из слов, которыми обозначают бытие" (К. Ясперс); М. Хайдеггер ставил перед собой задачу с помощью феноменологического анализа человеческого существования рассмотреть вопрос о смысле бытия. Это был способ освобождения от иллюзии полной автономности и всемогущества человека, "Я" которого, понятое как чистое мышление или абсолютный субъект деятельности, противостоит всему сущему как объекту господства, преобразования и использования.

При исследовании творчества С. Киркегора П. П. Гайденко встраивает его в исторический контекст, сопоставляя с классиками немецкой философии. Отказ от систематической формы повествования, традиционной для европейской философии, "косвенное изложение идей" (в том числе благодаря множеству псевдонимов) являет философию Киркегора как диалог автора с самим собой, высветляющий не только противоречивость сознания, но и непреодолимую противоречивость самого существования. Заключительным словом его учения является "вера в абсурд", "религия парадокса". Отсюда - многообразие и неоднозначность интерпретаций. Не будучи социальным мыслителем, Киркегор коснулся круга проблем, связанных с кризисом внутреннего мира личности, который составил нерв европейской философии XX в.

Трагическое, даже демоническое начало эстетизма Киркегор стремился преодолеть с помощью отказа от непосредственно чувственного отношения к миру, основанного на наслаждении, порабощающего человека, приводящего к его распаду, к утрате самого себя; спасение здесь видится в иронии, являющей лишь иллюзорную свободу. Реальный выход из этого состояния - обретение самого себя - достигается мучительным актом выбора: человек как бы расстается со своей свободой и многими возможностями; выбор совершается в минуту отчаяния с помощью не разума, а воли; так порождается духовная личность. Именно отчаяние и есть путь к становлению свободы, духовного абсолюта, личности как духовного существа.

Это положение, подчеркивает Гайденко, выводит датского мыслителя за пределы немецкой классической философии, ог-

стр. 152


раничивавшей человеческую личность областью мышления; Киркегор не отвергал абсолют; он лишь утверждал, что путь к его обретению лежит через субъект, т. е. абсолютное для человека дано опосредовано. Таким образом, движение к истине и красота не могут рассматриваться в качестве высшего принципа. Абсолютное различение добра и зла также не абсолютно, оно определяется свободным актом личности, в котором полагается лишь начало существованию добра и зла: добро обусловлено свободой, а не наоборот (как у Канта). Для Киркегора акт выбора по существу имеет космическое значение: вместе с ним в мире появляется то, чего не было изначально. С этим связана трактовка раскаяния, ответственности, принятия не внешнего, а внутреннего долга.

Эстетик у Киркегора, по определению П. П. Гайденко, выступает в двух измерениях - природно-непосредственное сразу бросается в глаза; второе, приглушенное - ироничное, обращенное к этическим аспектам учения. Чувственное измерение эстетизма, отрицающего духовный принцип, породило отношение к нему как к чему-то демоническому, как к соблазну (миф о Дон Жуане как соблазнителе). Отсюда - чувство трагической вины уже на эстетическом уровне из-за наслаждения запретным. Поэтому вера - единственная надежда человека, который не может спасти себя с помощью воли: она зла и сама нуждается в помощи; и в этом случае воля человека предстает как нечто демоническое, радикально помочь ей может именно нерассуждающая вера, которой покоряются в абсолютном смирении; с этической точки зрения такая бесчувственная, нерассуждающая вера абсурдна.

В ряде очерков о М. Хайдеггере и о К. Ясперсе размышления о судьбе западной культуры, о специфическом характере ментальности, определяющей ее лицо, П. П. Гайденко связывает с проблемами существования человека, которыми определяются учения этих мыслителей. Хайдеггер, по мысли Гайденко, - не столько интерпретатор, сколько узурпатор кантовской философии, - видел в кантовском учении не теорию познания (как это делали неокантианцы), а метафизику, с чем она соглашается. Сущность кантовской метафизики состояла, по Хайдеггеру, в усмотрении конечности человеческого познания. Наличие у человека чувственной и отсутствие интеллектуальной интуиции служит для Хайдеггера признаком конечности человеческого познания; в этом состоит водораз-

стр. 153


дел между Кантом и рационалистической метафизикой от Декарта до Лейбница.

П. П. Гайденко обратила внимание на проблему воображения у Хайдеггера (поставленную в свое время Кантом и не замеченную его последующими интерпретаторами), что послужило стимулом для ее освоения рядом советских ученых - не только самой Гайденко [15], но и, например, Ю. Бородаем [2], А. В. Гулыгой [23, 24] и др. Воображение, по Канту, - связующее начало между логикой и трансцендентальной эстетикой: чувственность и рассудок - два ствола одного и того же корня - трансцендентальной способности воображения. Сама эта способность, по Хайдеггеру, покоится на трансцендентальном схематизме - кантовском термине, у Хайдеггера получившем иную трактовку. По Хайдеггеру, это продукт способности воображения, выражающий единство прошлого, настоящего и будущего, т. е. историческое время, составляющее сущность трансцендентального Я. Однако, полагает П. П. Гайденко, Хайдеггер не прав, когда выводит из воображения не только созерцание, но и рассудок; он не прав, когда истолковывает принцип рекогниции по временной модели: Хайдеггер совершает подстановку нужного ему понятия, пытаясь подкрепить авторитетом великого мыслителя основной принцип собственной фундаментальной онтологии. По Хайдеггеру, человеческое существование не протекает во времени, оно есть само время: экзистенция есть бытие временем, а это значит, что время в основе своей экзистенциально: оно есть Я сам как конечное существо.

Обратившись ко второму периоду творчества Хайдеггера, отмеченного вниманием к философии культуры, П. П. Гайденко замечает его стремление увидеть пути к преодолению пропасти между мировоззренческой потребностью и академической философией. Хайдеггер хочет, пишет П. П. Гайденко, "заглянуть в бытие" [13], анализируя науку, искусство, философию, а также язык, в котором видит первоэлемент культуры. Через слово с человеком говорит само бытие: не человек говорит словами, а слова "говорят себя" через человека. Особую pnk при этом играет произведение искусства, являя себя как сокровенность явленного. Оно делает людей участниками истины и создает бытие друг-с-другом и друг-для-друга. Поэтому, соглашается Гайденко с Хайдеггером, западной рационалистической цивилизации грозит полная бездуховность: здесь сокрытость понимается не как тайна, а просто как непознанное, истина раскрывается не как

стр. 154


свет, а как нечто бесцветное, и тайна не раскрывается, а уничтожается.

Искусство же, особенно поэзия, по Хайдеггеру, не творит мир, а раскрывает его тайну, творя язык как материнское лоно культуры и исторической судьбы. Но истолкованная как поэзия, считает П. П. Гайденко, философия перестает удовлетворять критерию логической ясности, а Хайдеггер становится кем-то вроде прорицателя; философский текст превращается в своеобразный шифр, требующий разгадки. Заметим, что так и случилось с философией Хайдеггера во второй половине XX в.: его мысль неутомимо "расшифровывают" не только философы (включая последнюю генерацию постструктуралистов), но и культурологи, и литературоведы и т. п.

Внимание П. П. Гайденко привлекает также унаследованная Хайдеггером от В. Дильтея проблема герменевтики и, особенно, достоверности, актуальной в период релятивизма и скептицизма, разрушающих фундамент строгого знания. Сущее открывается бытию благодаря настроенности, предшествующей рефлексии; это - допредикативное "понимание выражения" - первичная форма открытости реальности. Поэтому понимание, по Хайдеггеру, онтологично, укоренено в бытии человека; соответственно свою онтологию он называет герменевтической: ее методом является понимание. Метод, таким образом, замечает П. П. Гайденко, не навязан извне; "предмет и метод равным образом герменевтичны" [13. С. 371]. Позже Хайдеггер развернул вопрос о бытии, обратившись к "вопрошанию языка". Человек держится сущего, а бытие, на самом деле ему близкое, остается чем-то далеким. Забвение бытия - не плод недомыслия или злой воли, а судьба бытия. И только язык - этот "дом бытия" - открывает человеку его бытие, но он в то же время и скрывает в себе бытие, являя и храня хранимое. Поэтому логика и диалектика не умеют раскрыть смысл бытия; только герменевтика как понимание и истолкование есть адекватный путь к раскрытию его смысла.

Обратившись к К. Ясперсу, П. П. Гайденко обсуждает главную мысль его философии: свобода и достоинство человека находятся под угрозой, и среди прочих факторов им угрожает именно наука как автономная и самостоятельная сфера деятельности. Противостоящим понятиям субъекта и объекта мира явлений, по Ясперсу, предшествовало нечто единое, нерасколотое; тоской по целостности оно дает о себе знать в этом расколотом мире.

стр. 155


Косвенное свидетельство наличия этого объемлющего проявляется на "границе". Выход за границу, т. е. трансцендирование, становится главным принципом философии Ясперса.

Ясперсу важно указать, отмечает П. П. Гайденко, на отсутствие логической зависимости между объемлющим и объемлемым. Поскольку объемлющее трансцендентно по отношению к объемлемому, постольку единственный путь от одного к другому - своего рода "прыжок"; это и есть трансцендирование. Логическое рассмотрение не отвергается, но логика вырождается в пустую игру понятий, если отчленяется от трансцендирования, т. е. от того движения, которое только и сообщает ей содержание. "Ясперс воспроизводит здесь мысль Канта о том, что бытие не может быть выведено из понятия" [13. С. 282].

Если подлинное место свободы, по Ясперсу, находится в запредельном мире, если умопостигаемая свобода не может быть выражена в понятиях, т. е. если она непознаваема и необъективируема, то как в таком случае может быть построена метафизика? Ясперс отказывается от ее построения. Он даже называет свое учение не философией, а философствованием, в котором мыслитель осуществляет отрицательную работу, так что кантовский критицизм, отмечает П. П. Гайденко, переходит у Ясперса в своеобразную апофатическую философию. Кроме того, Ясперс видит в положительном учении о Боге, в художественном и религиозном выражении божественного лишь намек, символическое указание на реальность, не выразимую в понятии. Способом постижения такой реальности является миф, да и то лишь как шифр бытия. Ясперс убежден в том, что свобода может быть спасена только путем укоренения ее в трансценденции, в сфере божественного. Эта сфера есть предмет не разума, но внеконфессинальной философской веры, в которой важную роль играет коммуникация между людьми.

Экзистенция как бытийное ядро личности открывается человеку в пограничных ситуациях, указывающих на конечность человеческого существования - на болезнь, страдание, вину, борьбу и, наконец, на смерть. Переживая конечность существования, человек способен открыть наличие трансцендентного мира, таинственным образом связанного с его собственным. Здесь коренится философская вера в "последнюю тайну". Чем отличается философская тайна от тайн науки и религии? Философская вера, полагает Гайденко, не вступает в противоречие с наукой, так же как и не претендует на замещение религии откро-

стр. 156


вения. От последней ее защищает некоторая доля скептицизма - осознанного незнания. В отличие от Ницше, отвергавшего разум, Ясперс подчеркивает, что скептицизм, очерчивая пределы знания, указывает не на ничто, а на нечто сущее, но непостижимое.

Обратившись к интерпретации мирового исторического процесса ("Истоки и цель истории", 1949), Ясперс делает ударение на едином пути развития человечества (против Шпенглера), на его духовной составляющей (против Маркса). Его "осевое время" мыслится как некий аналог современности, когда открываются безграничные возможности для коммуникации - и именно диалог культур и национальностей может стать средством предотвращения мировых столкновений. Коммуникация является противоядием от претензий на исключительность.

Таким образом, Гайденко показывает общие для классиков экзистенциальной философии XX в. мировоззренческие основы, важные для свободы человеческого существования. Это возможность сделать выбор в отчаянных пограничных ситуациях, это выход за пределы явленного нам мира к самому бытию, сохраняющему, но и приоткрывающему "в языке" свою тайну.

Обратившись к учениям НА. Бердяева и Ж. -П. Сартра, Гайденко обнаружила в их онтологическом нигилизме как его следствие разрушительный дух, подготовивший революцию и давший обильные всходы в конце XIX и в XX вв.

Как видим, проблемы, поднятые экзистенциализмом, сопоставимы с теми, что были в центре внимания отечественной мысли в домарксистскую эпоху (несмотря на их существенные различия, что требует особого исследования), потому что они принадлежат к сфере "вечных вопросов" философии, элиминированных на Западе позитивизмом, у нас - диалектическим и историческим материализмом, "чистота" которого строго соблюдалась.

Подводя итоги исследованию экзистенциализма, П. П. Гайденко отмечает наличие в нем утопических элементов: проблема утопического сознания имеет не только социальные корни; она связана с отвлеченной, казалось бы, философской темой - с проблемой бытия. Речь идет в этой связи о гипертрофии волевого начала, титанизме, предельном своеволии человеческого Я, пытающегося коренным образом перестроить мир. Источники любой утопии заключаются в болезненном неприятии зла и несправедливости, царящих в мире, и в ненависти к ним. Но это

стр. 157


святое чувство подчас перерастает в ненависть к самому миру и бытию как таковому, к Богу, сотворившему такой дурной и порочный мир. Именно тогда рождается радость разрушения. Для П. П. Гайденко предпосылкой перерастания ненависти ко злу в ненависть к миру является ослабление чувства собственной греховности (отсюда - гордыня и титанизм), способного открыть человеку "бревно в собственном глазу" и породить смирение как условие любви к другому - к ближнему и к миру как творению Божьему. Отвержение мира как творения злого Бога, восходящее к гностицизму, на самом деле является глубоким, часто невидимым, слоем сознания, который сумел разглядеть Ф. М. Достоевский и показал в Иване Карамазове, в Раскольникове, в Ставрогине. Здесь проявляется экстатическая жажда уничтожения настоящего ради будущего, сущего - ради небытия, утопии. Революционная идеология и онтологический нигилизм, пишет П. П. Гайденко, получили свое предельное воплощение в XX в. Поэтому новое рассмотрение старой, как сама философия, проблемы бытия поможет преодолеть то "господство деонтологизированного субъективизма", продуктом которого является "утопический активизм нового и новейшего времени в двух его вариантах: социальной революционности и технократической воли к полному переустройству, к "новому сотворению" мира - Земли и всего Космоса руками человека" [13. С. 480]. Но такая задача пока лишь поставлена и намечена в отдельных ее аспектах; ее предстоит решить будущим поколениям философов. Речь должна идти об "освобождении от той тирании субъективности, которая характерна для новоевропейской философии, особенно для последних столетий, и составляет идеологическую основу индустриальной цивилизации с ее агрессивным наступлением на все живое, включая и самого человека" [13. С. 7].

Рационализм на службе науки

В 70-е годы, не изменив интересу к онтологической и экзистенциалистской проблематике, П. П. Гайденко обратилась к рациональности и ее важнейшей составляющей - новоевропейской науке. Это было время кризиса неопозитивизма и распространения постпозитивизма, выдвинувшего науку на первый план. В России это было время эйфории по случаю научно-технической революции (когда были "физики в почете", а "лирики в загоне"), сулившей торжество новейших технологий, небывалый

стр. 158


технический прогресс, всеобщее благоденствие, взыскующее рационализации всех сфер жизни, включая "человеческий фактор". П. П. Гайденко положила в основу исследования рациональности ее культурно-исторические образцы, а становление, развитие и значение науки рассматривала в историко-философском контексте, ибо любая научная теория, играющая определяющую роль в научном знании, подчеркивает она, "предполагает свой идеал объяснения, доказательности и организации знания", который уходит корнями в культуру эпохи [20. С. 9].

Такой идеал, который формируется на базе определенной научной программы, претендующей на "универсальное истолкование всего существующего", чаще всего создается в рамках философской картины мира. Именно такая "программа представляет собой ту "точку", в которой смыкаются теоретические и мировоззренческие установки ученых" [27. С. 7]. Научная программа как бы переводит на язык научных категорий с трудом уловимую в строгих понятиях и как бы "разлитую в воздухе особенность данной культурно-исторической общности" [20. С. 556], обращенную к миру и связанную с данной социальностью и спецификой ее осмысления. Изменение картины мира и, как следствие, перестройка научной программы "влечет за собой перестройку стиля научного мышления и вызывает серьезный переворот в характере научных теорий" [20. С. 11].

Естественным центром изучения научных программ является проблема рациональности, указывает Гайденко, ее узурпировала наука Нового времени, но рациональность отнюдь не ограничивается наукой: эта тема обсуждается ныне как вопрос о смыслообразующем принципе жизненного мира и деятельности человека. И ключевым здесь является, подчеркивает Гайденко, вопрос об отношении к природе и себе подобным. Само содержание рациональности имеет исторический характер, хотя вплоть до конца XVIII в. разум рассматривался как нечто тождественное самому себе, изначально данное человеку, призвание и сущность которого - мыслить бытие.

Изучение исторической трансформации рациональности в античности, в Средние века, в Новое время и формирования специфического характера ментальности, определяющей лицо того или иного общества, предстало в монографиях и статьях П. П. Гайденко, а затем исследование этой проблемы осуществлялось на материале истории науки в докторской диссертации, посвященной эволюции понятия науки с VI в. до н. э. по XVI в.

стр. 159


Не претендуя на завершенность темы, Гайденко сосредоточивается на анализе научных программ, развивавшихся в Древней Греции с VI до III вв. до н. э., на много столетий определивших дальнейшее развитие науки. Она стремится показать, какое влияние на становление этих программ оказывало преображение мышления, связанное с философией элейской школы, подготовившей почву для разработки научных программ, с деятельностью софистов, поставивших в центр внимания вопросы о природе знания и сознания и т. д.

В Средние века унаследованным от античности научным программам было дано иное истолкование, в том числе и на основе "переворачивания" ценностной шкалы, в которой главными особенностями была трансцендентность Бога, сотворенная природа, лишенная самостоятельности, и человек, принимавший посюсторонний мир как явление иного, ему запредельного. В то же время познание природного мира внутренне связывалось с духовным планом человеческого бытия, которое соотносится с ним не прямо, а опосредовано.

В эпоху Возрождения секуляризация, обожение человека, рассматривавшегося теперь творцом самого себя и равным Богу, потребовали пересмотра ключевых понятий науки (материя, движение, становление и пр.). Эта эпоха стала преддверием создания новых научных программ. На фундаменте, заложенном Галилеем, сформировалось новое понимание науки, в основу которого легло убеждение в полном подчинении природных явлений механическим законам. Сложившиеся тогда научные программы - картезианская, ньютонианская, лейбницева и атомистическая - стали предметом рассмотрения в работе П. П. Гайденко, продолжившей тему ее докторской диссертации.

В XVI-XVII вв. совершается перестройка принципов научного мышления, обусловленная переходом от феодализма и мировоззренчески определившая становление капиталистического общества: научные программы того времени в теоретических построениях ученых со всей очевидностью выявили возникновение нового мировидения. Научная традиция не была прервана (научная революция, по словам А. Койре, стала следствием альянса Платона и Демокрита); но существенный поворот в научном знании позволяет говорить, полагает П. П. Гайденко, о новом этапе его развития, поскольку возникновение новых научных программ потребовало серьезной трансформации античных учений, начатой в эпоху Возрождения.

стр. 160


Результаты проделанной работы были сформулированы П. П. Гайденко в ряде тезисов. 1) Преображение взглядов на мир, ставших предпосылкой новой науки, выразилось в данную эпоху в понимании его как машины; механика из искусства превратилась в первую из наук. 2) Материя стала пониматься как вещество и тело, как самостоятельная субстанция - неизменная и постоянная основа природных явлений; изучение движения материи стало задачей науки. Принцип атомизма, трансформировавшийся из его античного (Демокрит) и средневекового аналогов (в номинализме), объясняющий внешнюю упорядоченность явлений наличием в их глубинной сущности беспорядочного движения изолированных частиц, присутствовал в той или иной степени в каждой научной программе. П. П. Гайденко показывает обусловленность популярности атомистической программы в том числе и культурно-историческими факторами - тенденцией "атомизации" общества, нашедшей выражение в социальной философии (например, Т. Гоббса, писавшего о "естественном праве каждого на все", когда индивиды- атомы пребывают в состоянии "войны всех против всех"). 3) Новая наука при изучении природы не нашла места понятию цели; вопрос, адресованный природе, "для чего", был объявлен вне закона: природа потеряла свой онтологический статус, а сторонники телеологии объявлялись приверженцами схоластики. Кант редуцировал сферу телеологии, и тем не менее он же учил о целесообразном единстве вещей, когда спекулятивный интерес разума рассматривает мироустройство единым по его целям (регулятивные идеи разума), в иерархии которых овладение физическими причинами не может являться конечной целью. Только понимание целесообразности, конечной целью которой является благо, ведущее к полному целесообразному единству как совершенству, есть показатель разумной человеческой деятельности. 4) Кардинальные последствия отказа от понятия цели выразились в трансформации социальной роли науки, связанной с практической ориентацией новоевропейского самосознания. Лозунг Ф. Бэкона "Знание - сила" определяет служение науки не ради выгод, а ради пользы для жизни и практики. Познание и эксперимент, обручение науки с техникой призваны покорить и преобразовать природу; человек станет ее подлинным господином (скорее, насильником), причастным к божественному творению.

стр. 161


Работы Гайденко, посвященные проблемам рациональности в истории науки, полемичны по исходным принципам и по материалу, привлеченному к исследованию. Естественно, что они вызвали большой интерес среди науковедов (см. рецензии [25, 26, 27, 28, 29]). Но автор не акцентирует полемику, она лишь наглядно и скрупулезно показывает, что познание предмета философии, как и исследование науки, не может ограничиваться инструментально-рационалистическими методами; необходимо понимание места рациональности в человеческом мире; следует учитывать культурно-исторические (в первую очередь мировоззренческие), историко-философские факторы, так же как беспокоиться о месте, какое человек занимает в этом мире.

"Пока мы не освободимся от мысли, что смысл вносит в мир только человек (человеческое сообщество, человеческая культура), пока не вернем природе ее онтологическое значение, каким она обладала до того, как технотронная цивилизация превратила ее в "сырье", мы не сможем справиться ни с проблемой рациональности, ни с экологическим и прочими кризисами. Ибо экологический кризис есть не только продукт индустриальной цивилизации в ее предметно-вещной форме, но и продукт особого, характерного для Нового времени типа ментальности..." [21. С. 8]. Сегодня беззащитность живой природы, чреватая геополитическими и иными проблемами, пишет Гайденко, решение которых не просматривается, ставит под угрозу существование человечества, да и всего живого на земле. Все еще господствуют "человекобожеские" претензии, и животрепещущее положение, что "природа - не только объект, которым мы овладеваем, она - наш дом, условие и источник нашего существования" [21. С. 444], практически все еще в полной мере не сознается. От научной рациональности, понятой как техника овладения природой, "необходимо вновь обратиться к разуму - той высшей человеческой способности, которая позволяет понимать высшую смысловую связь не только человеческих действий и душевных движений, но и явлений природы, взятых в их целостности, в их живой связи" [21. С. 14].

Долгое возвращение домой

Третий круг проблем, к которому еще в годы аспирантуры обратилась П. П. Гайденко, связан с историей отечественной философии. Интерес к русской философии возник благодаря

стр. 162


В. Ф. Асмусу, который посоветовал ей прочитать рецензию В. Э. Сеземана на "Бытие и время" Хайдеггера, опубликованную в эмигрантском журнале "Путь". Получив доступ в спецхран, она ознакомилась с работами Н. Лосского, И. Ильина, С. Франка, Б. Вышеславцева и других русских философов. Многие годы она изучала философию Серебряного века. Ей принадлежит одна из первых публикаций советского времени, посвященная К. Леонтьеву [11]. Но только в qepedhme 80-х годов исследование родного достояния получило возможность актуализироваться, когда были сняты запреты и начались издания наследия.

Восстановление прерванной традиции - задача непростая, а формирование полнокровной историко-философской общности - дело не одного десятилетия. "Сначала нас кастрировали, а теперь хотят, чтобы мы рожали", - высказался недавно В. В. Ванчугов [4]. П. П. Гайденко справедливо утверждает, что возрождение традиции требует "формирования школы как условия расцвета философии, на который мы надеялись, когда произошло освобождение от идеологической цензуры". Необходимо отказаться от авральных, нетерпеливых и нетерпимых суждений; требуются годы, чтобы освоить заново наше духовное богатство сквозь призму сегодняшнего опыта, быть может, "жизнь целого поколения" [7. С. И].

Хотя первые шаги сделаны, фундаментальные исследования актуальных проблем отечественного наследия в сфере онтологии, антропологии, теории познания и т. д. остаются в явном дефиците. Вклад П. П. Гайденко в это общее дело неоценим. Она активно содействует восстановлению живой традиции, представляя творческий путь и мировоззренческие позиции русских мыслителей конца XIX - начала XX в., их включенность в мировую культуру, выявляя их самобытность, сильные и слабые стороны, воспринятые и транслируемые в литературное творчество, в том числе и Серебряного века. В 2001 г. некоторые из этих статей в переработанном и существенно дополненном виде стали частью фундаментальной монографии "Владимир Соловьев и философия Серебряного века" [7].

Отечественные философы предчувствовали духовное расстройство, которое открылось перед людьми в годы двух революций и гражданской войны. В годы эмиграции они стремились поставить диагноз и найти средства для преодоления духовного безверия, когда хаос стихийных исторических сил приводил к со-

стр. 163


знанию бессилия, неведения и беспомощности. Конец XX в. свидетельствует о том, что эта эпоха не завершилась, что мы возвратились к ее началу: духовное и душевное смятение тому свидетельство. Возврат к отечественной философской традиции, аккумулировавшей трагический исторический опыт начала века не только нашей страны, но и мировой цивилизации, полагает П. П. Гайденко, - залог нашего сегодняшнего духовного самоопределения.

Дух, вера, нравственность - главные темы отечественных мыслителей - сегодня актуальны, как никогда. Важно, что эти вечные, непреходящие основы бытия обсуждались неотрывно от социально-политических проблем текущего дня. Урок современным интеллектуалам, не умеющим противостоять сиюминутным иллюзиям, одолевающим наше расколотое общество, не способным увидеть за злобой дня духовное содержание, сокрытый смысл бытия и пути преодоления столетней русской смуты.

П. П. Гайденко начинает книгу о Соловьеве с очерка о философии Ф. М. Достоевского, не сочинявшего философских трактатов, но последовательно проводившего мысль о пагубности для человечества обольщаться рационалистическими, позитивистскими и материалистическими иллюзиями (упорядочение мира подобно муравейнику или построению земного "хрустального дворца"); без любви, aeg соборности и вселенской правды, без Христа как векового идеала устроиться на земле нельзя: эти убеждения сближали Вл. Соловьева и Достоевского.

Но в этих идеях Гайденко усматривает и опасные тенденции. Для утопического сознания, одержимого мечтой о тысячелетнем царстве на Земле, характерно стремление не только перестроить общество, но и изменить как космический строй мира, так и саму природу человека. При всей своей проницательности, пишет Гайденко, Соловьев не замечает, что переносит на религиозную почву революционные устремления, которыми была пронизана секуляризированная культура Просвещения с ее верой в прогресс, в возможность создать человеческими силами совершенное и справедливое общество. Хилиастическая утопия стала пружиной стремления к обновлению христианства как средства спасения человечества, которую в XX в. подхватили представители так называемого "нового религиозного сознания". Несмотря на то, что и Достоевский, и Соловьев дали серьезную критику утопизма, отвергая революционный профетизм, их собственная религиозная утопия сыграла в духовной жизни

стр. 164


Серебряного века не менее разрушительную роль, чем утопизм просветительский.

Душа противится увидеть в Достоевском создателя разрушительной хилиастической утопии. Его идеал вековечный - Христос, он звал уподобиться ему. Его замечательные женщины любовью-жалением-терпением-служением спасали мятущихся героев, его "смешной человек" увидел путь к раю-счастью на земле, пожалев заброшенного ребенка. Его русские мальчики, полюбившие светлого Алешу и Илюшечку и поклявшиеся на его могиле служением пользе человечества, должны были эту клятву как-то реализовать. Но писателю не суждено было показать, как это произошло. Показала жизнь. Сколько русских мальчиков с середины XIX и на протяжении почти всего XX в. полегло ради лучшего будущего в актах террора, на баррикадах, в гражданской войне, в ГУЛАГе и на стройках коммунизма? И что же? Но люди неисправимы. В них не умирает стремление к идеалу, к постижению смысла бытия и существования, к самореализации путем служения истине и добру.

Фундаментальная соловьевская идея всеединства исходит из понятия вечного сущего, знание о котором не ограничивается логическими доказательствами, оно открывается в ощущениях и чувствах. Истина о таком подходе к действительности не может быть достигнута учениями, подчиняющими природу разуму (Декарт, Гегель). С точки зрения Соловьева, материализм следует оправдать как реакцию на метафизику разума. Но он, как и позитивизм, не способен схватить всеединство. Хотя никакая ступень философии не может игнорироваться, истина о сущем возможна лишь в том случае, если действительность берется в ее целом - и в своем абсолютном единстве и в ее абсолютной множественности. Такую истину о всеединстве, максимально обобщенную и максимально конкретную, не способно осуществить ни одно из претендующих на абсолютное знание философских направлений; освобождение от их односторонности возможно лишь путем возвращения к чистому авторитету веры. Такое цельное знание предполагает и знание о развитии бытия как порождения Сущего, и органическую эволюцию самого мышления. Сущее же как абсолют выше бытия, не вовлечено в "процесс и существует как один вечный акт" [7. С. 115].

С позиции всеединства человечество у Соловьева предстает не как природное явление, реально существующее на Земле, а как "всечеловеческий организм", человечество как вечная идея,

стр. 165


носительницей которой является София, понимаемая как центральный персонаж теокосмического процесса, в котором Божественное слово борется с космическим адским хаосом; конечная цель этой борьбы - от рождения натурального человека в космосе к рождению человека духовного в историческом развитии и в победе единства и любви над распадом и враждою. У Соловьева софийность воплощается в земной возлюбленной (эхо немецких мистиков) как Божественная женственность, что свидетельствует о неземном источнике эротического чувства. Это объективное воссоединение индивидуального человека с Богом, восстановление в нем живого и бессмертного образа Божия.

П. П. Гайденко усматривает в мистико- эротическом учении Соловьева о Софии и негативный элемент: София - своего рода божественный дух, премудрость Божия, душа мира - причастна половой любви, которая может стать средством преображения человека, если не будет связана с продолжением человеческого рода; высший смысл любви состоит в платонической любви мужчины и женщины, способной создать из двух ограниченных существ идеальную личность, в которой реализуется андрогинная природа человека как "индивидуализация всеединства". Софиология Соловьева, считает Гайденко, оказала магическое действие на его последователей, причем далеко не всегда положительное.

Историософия Соловьева есть попытка понять мировую историю как "длинный ряд свободных актов" в процессе формирования богочеловеческого единства, осуществить которое призван свободный от исключительности народ. Такая задача близка национальным особенностям русского народа. В конце 80-х годов Соловьев видел реализацию такого будущего для человечества в теократии, что прямо противоречило реалиям национальной жизни России и, в более широком смысле, пишет Гайденко, "стирало грани между временным и вечным, между земным и небесным" [7. С. 64]. Некоторое время Соловьев вслед за Гегелем отдавал дань имперсонализму: он представлял тогда историю как процесс, ведущий к высшей цели - царству Божию на Земле. Тем самым Соловьев не смог противостоять прогрессистским иллюзиям XIX-XX вв.

Соединив в Софии божественное и тварное начало, Соловьев вынужден был признать (вслед за гностиками), сам того не желая, что в возникновении мира зла и хаоса повинен сам Бог - разлад в самом божественном начале и суть мирового процесса предстает

стр. 166


здесь как борьба Божественного слова и адского начала за власть над мировой душой. Но в конце концов исторический процесс с внутренней необходимостью должен привести к торжеству добра, к победе единства и любви над распадом и враждой: "теодицея Соловьева, как ни парадоксально, имеет общий вектор с естественнонаучным эволюционизмом" [7. С. 6]. В конце жизни Соловьев пришел к эсхатологически- трагическому восприятию мира ("Три разговора" и "Повесть об антихристе"), тем самым преодолев иллюзии "прогрессизма".

Недостаточно жесткое проведение границы между временным и вечным, определяющее миросозерцание Соловьева, лежит в основе его нравственной философии, ядром которой является автономное понимание добра, не отделяемое, однако, от метафизики и религии: только окончательная победа божественного всеединства способна утвердить действительность сверхчеловеческого добра. Этика Соловьева тесно связана не только с идеей всеединства, но и с историософией, она фиксирует внимание на подвиге самоопределения и самоотверженности, зовет к аскезе, подвижничеству, к "мистическому эросу".

В "Оправдании добра" (1895) проблема автономии морали основывается на изначально присущей человеку идее добра, которую разум, создавая нравственную философию, развивает на почве опыта. Отвергая ницшеанскую идею имморализма, нравственный субъективизм Л. Толстого и покоящийся на объективизме авторитаризм в толковании нравственности, Соловьев сосредоточивался на анализе естественных корней нравственности - стыда, жалости и благочестия, или благоговения. Хотя в конце жизни он разочаровался в теократической утопии и в идее прогресса в целом, он все же еще считал, что мера добра в человечестве возрастает.

Большой интерес не только для историка философии представляет исследование той живой традиции, которая лежит в основе русской философии, в какой-то мере определяет ее исходные позиции и влияет на ее особенности. Экскурсы П. П. Гайденко в характеристику учений предшественников и вдохновителей соловьевской мысли - к Шеллингу и Гегелю - дают ключ к пониманию характера открытости русского мыслителя и русской мысли вообще немецкой классике, питавшей их поиски.

Современники Соловьева С. Н. Трубецкой и К. Н. Леонтьев внесли оригинальный вклад в круг проблем, обсуждаемых в философском сообществе конца XIX - начала XX вв., пред-

стр. 167


ставив разнообразие русской мысли. Религиозной философии XX в. посвящено несколько очерков, объединенных названием "Поворот к метафизике". Речь идет об "иерархическом персонализме" Н. О. Лосского, абсолютном реализме С. Л. Франка, анархическом персонализме Н. А. Бердяева. Заключает Гайденко описанием духовной смуты, охватившей часть русской интеллигенции в канун революции 1905 г. Речь идет о стремлении отменить старый мир, "преступить дозволенное" путем чуда и пр.

Книга завершается характеристикой модернистского "нового религиозного сознания" и культуры Серебряного века, ранняя заря которого занялась в начале 90-х годов XIX в. Его атмосфера, ключ к пониманию его символики заключается в идее Нового христианства, в "хотении Бога ради оправдания пола". Освящается ли пол через Бога или Бог через пол, вот в чем состоял вопрос. Сексуальная озабоченность авторов новой "церкви" - Христианства "третьего завета" в лице Д. Мережковского, 3. Гиппиус, Д. Философова и др. - дерзко заявила о себе не только как о первой общине христиан "крови и плоти", но и об ее претензии на аналогию с Божественной Троицей.

Религиозные игры с полом, пишет Гайденко, занятия двусмысленные и опасные, о чем свидетельствует попытка Мережковского ("Тайна трех", 1924) в символике Троицы соединить противоположные бездны - христианство и язычество, дух и плоть, небо и землю, Христа и Антихриста (то же и у Бердяева) как гарантию возможности "последней религиозной свободы". Гайденко называет проповедь Мережковского демоническим пансексуализмом и сатанизмом, эпидемией которого поражен XX в. Правда, замечает она, сатанисты XX в. откровенно враждебны христианству, тогда как Мережковский претендует на создание высшей его формы. Жажда апокалипсиса как всемирного пожара не угасла у Мережковского и позже. В 30-е гг. он продолжает разжигать пожар "религиозной революции", цель которой - разрушение государства во имя торжества общества. Анархизм освящается именем Христа и "Новой церкви". Гайденко не принимает ненависть к порядку, к любому созидательному начинанию и к самому бытию мира, тем более если эта ненависть отождествляется с христианской любовью. В блоковском "В белом венчике из роз впереди Иисус Христос" она усматривает соблазн учения Мережковского - "то самое кощун-

стр. 168


ственное переименование, ту сатанинскую подмену, которая растлевает человеческий дух в самой его интимной глубине" [7. С. 351], лишая его возможности различать добро и зло, истину и ложь.

Утопия "посюстороннего" преображения Вселенной, просматриваемая у русских мыслителей, заключает П. П. Гайденко, роднила "просвещенную личность" и "народную веру", религиозную интеллигенцию и мистические секты: отрицание "насквозь прогнившего" мира незримо объединяло далеко отстоящие друг от друга слои общества - образованную интеллигенцию и простой народ, влияло на профессиональных философов. И это единство в отрицании, по мысли Гайденко, стало динамитом русской смуты, вылившейся в одну из самых разрушительных революций и гражданских войн, какие знала история Нового времени.

П. П. Гайденко - одна из немногих служителей философского "факультета", кто на протяжении десятилетий оставался верным проблеме человека в его существовании и бытии и держал не только в уме отечественную мысль. Со всем прилежанием и скромностью обрабатывая исторический домен философии, она обнаруживает и не упускает из виду ее актуальные болевые точки; ее тревожат судьба смыслов самого бытия, сущего и мира, в котором мы все живем и который стремимся постичь. Своим трудом она как бы обращается к нам, сегодняшним: человече, помни, что ты - человек, храни "человеческое в человеке".

1. Бакрадзе К. С. Интересная работа о Хайдеггере // Вопросы философии. 1964. N 12.

2. Бородай Ю. М. Воображение и теория познания. М., 1966.

3. Ванчугов В. В. Женщины в философии. Из истории философии в России XIX - нач. XX в. М., 1995.

4. Ванчугов В. В. Очерк истории "философии самобытно-русской". М., 1994.

5. Васильева Т. В., Доброхотов А. Л. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997.

6. Веселова И. С. Рассказчики и рассказчицы: наблюдения над типами речевого поведения // Мифология и повседневность: гендерный подход в антропологических дисциплинах. СПб., 2001.

7. Гайденко П. П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М., 2001.

8. Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность. М., 1991.

стр. 169


9. Гайденко П. П. История греческой философии в ее связи с наукой. М., 2000.

10. Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.

11. Гайденко П. П. Наперекор историческому процессу // Вопросы литературы. 1974. N 5.

12. Гайденко П. П. Проблема личности в экзистенциализме // Вестник истории мировой культуры. 1960. N 5.

13. Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX в. М., 1997.

14. Гайденко П. П. Трагедия эстетизма. К характеристике миросозерцания С. Киркегора. М., 1970.

15. Гайденко П. П. Учение Канта и его экзистенциалистская интерпретация // Философия Канта и современность. М., 1974.

16. Гайденко П. П. Философия искусства Хайдеггера // Вопросы литературы. 1969. N 7.

17. Гайденко П. П. Философия истории М. Хайдеггера и судьбы буржуазного романтизма // Вопросы философии. 1962. N 6.

18. Гайденко П. П. Философия культуры Ясперса // Вопросы литературы. 1972. N 9.

19. Гайденко П. П. Философия Фихте и современность. М., 1997.

20. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980.

21. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Формирование научных орпср"II Нового времени (XVII - XVIII вв.). М., 1987.

22. Гайденко П. П. Экзистенциализм и проблемы культуры. М., 1963.

23. Гулыга А. В. Кант. М., 1970.

24. Гулыга А. В. Пятьдесят лет на Волхонке // Гулыга А. В. Эстетика в свете аксиологии. М., 2000.

25. Зотов А. Ф., Смирнова Н. М. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980.

26. Иволгин Г. Связь времен // Химия и жизнь. 1981. N 4. С. 72.

27. Лекторский В. А., Филатов В. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ // Вопросы философии. 1981. N 7.

28. Ракитов А. И. Исследование эволюции философских основ науки // Вопросы истории естествознания и техники. 1980. N 4.

29. Шрейдер Ю. А. Философские корни естественнонаучного мышления // Вестник АН СССР. 1981. N 5.

30. Яковлев А. А., Гайденко П. П. Философия Фихте и современность. М., 1979 // Вопросы философии. 1980. N 9.

31. Falkenberg R. Geschichte der neueren Philosophie. Leipzig, 1885.

32. Gaidenko P.P. Ist der Hegelsche Monismus eine der Quellen des Pantheismus? // Die Folgen des Hegelianismus. Munchen, 1998.

33. Gaidenko P.P. Libberta, diritto e responsabilita' personale come chiavi di volta della concezionne die Petr Struve // La critica al marxismo in Russia agli inici del secolo. Bibliotheca istra: Jaca Book. Milano, 1991.

стр. 170


34. Gaidenko P.P. Natur-und Technikbegriff in der beginnenden Neuzeit // Natur-und Technikbegriffe. Historische und systematische Aspekte: von der Antike bis zur okologischen Krise, von der Physik bis zur Aesthetik. Bonn, 1996.

35. Gaidenko P.P. The philosophy of freedom of Nikolai Berdiaev // Russian thought after communism.The recovery of a philosophical heritage. N.Y., 1994.

36. Gaidenko P.P. Das Problem des Rationalitat am Ausgang des 20. Jahrhunderts // Dialektik. Enzyklopedische Zeitschrift fur Philosophie und Wissenschaft. Hamburg, 1993. N 3.

37. Davydov J.N., Gaidenko P.P. Russland und Westen: Heidelberger Max-Weber- Vorlesungen. Frankfurt a.M., 1995.

38. Makolkin A. Russian, Stalinist and Soviet Re-Readings of Kierkegaard: Lev Shestov and Piama Gaidenko // Canadian Slavonic Papers/ Revue canadienne des slavistes. Toronto, 2002. Vol. XLIV. N 1 - 2.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/РУССКАЯ-ДИОТИМА-ПИАМА-ПАВЛОВНА-ГАЙДЕНКО

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Tatiana SvechinaКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Svechina

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

И. С. АНДРЕЕВА, РУССКАЯ ДИОТИМА: ПИАМА ПАВЛОВНА ГАЙДЕНКО // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 10.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/РУССКАЯ-ДИОТИМА-ПИАМА-ПАВЛОВНА-ГАЙДЕНКО (дата обращения: 29.03.2024).

Автор(ы) публикации - И. С. АНДРЕЕВА:

И. С. АНДРЕЕВА → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Tatiana Svechina
Yamal, Россия
2224 просмотров рейтинг
10.09.2015 (3123 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
РУССКАЯ ДИОТИМА: ПИАМА ПАВЛОВНА ГАЙДЕНКО
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android