Исследование революции 1917 г. и гражданской войны неизбежно приводит к поиску мотивов и ментальных оснований участия в них различных социальных групп и личностей. В свою очередь, это требует внимательного изучения эволюции общественного сознания в первую очередь тех групп, которые имеют особенно сильное влияние на политическую культуру общества. Например, репрессированный омский литератор Борис Федорович Леонов (1900 - 1977 гг.), будучи сыном сельского священника, выпускником Первого Орловского духовного училища и недоучившимся семинаристом, в октябре 1918 г. вступает в партию большевиков и уходит добровольцем в Красную армию. Позднее становится и комиссаром. Насколько же подобная эволюция была типичной для детей священников - поповичей и семинаристов того времени?

Прежде чем обратиться непосредственно к семинаристам и поповичам, стоит сказать о предреволюционном положении РПЦ. А. И Солженицын справедливо отмечает: "Православная Церковь, собственно говоря, серьезно нельзя было говорить о ней в образованном кругу уже в начале XX века. Стыдно считалось идти в храм, креститься, причащаться. Это невероятно позорно было уже до большевиков, тут не надо валить на большевиков, это было уже тогда подготовлено. В крестьянстве падал авторитет Церкви, тоже падала религия. Откуда у нас было столько, в общем, сельских бандитов, всяких воров, хулиганов, которые шли охотно в эти красногвардейские отряды. Оттуда же все"¹. Автор "Красного колеса", правда, не вполне отвечает на вопрос о причинах такого падения авторитета РПЦ. Невиданное снижение авторитета церкви было следствием не только деятельности либеральных и социалистических агитаторов, но и результатом разрушения основ патриархального сознания, глубокого социально-экономического кризиса и кризиса духовного, в том числе из-за набирающих силу модернизационных процессов.

Весьма важно в этой связи свидетельство и наблюдения современника революционных потрясений деятеля РПЦ митрополита Вениамина (Федченкова) (1880 - 1961 гг.). Он родился в крестьянской семье, окончил духовное училище и семинарию в Тамбове. В 1903 г. поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, на последнем курсе которой принял монашество. Митрополит с горечью констатирует: "...В 1917 - 1918 гг. обвалилось на Русь и безбожие... Откуда оно? Вопрос большой... Кратко сказать можно так: видимость была более блестящая, чем внутренняя сила. Быт, обряды традиции - хранились; а силы веры, горения, огня благодатного уже было

Сизов Сергей Григорьевич - доктор исторических наук, профессор Сибирской государственной автомобильно-дорожной академии. Омск.

мало... Я... не видел горения в своих учителях, никто нас не зажигал даже и не заговаривал с нами о внутренней жизни... Катились по инерции. Духовная жизнь падала, замирала: одной внешностью не поддержать ее... А там шла и подпольная работа среди учащихся... Попадались уже и нигилисты среди нас - хотя и очень редко. А еще важнее: кругом семинарии уже зажигались иные костры; дым от них залетал и к нам, но не сильно все же...

Но - повторю - силы духа уже было мало. Очень многие семинаристы уходили по светским путям, пастырское служение не влекло их уже: значит, остывать стали и эти, мощные прежде классы духовенства..."². Отметим, в годы учебы митрополита Вениамина в семинарии (конец XIX в.) духовная ситуация в учебных заведениях этого типа еще была более стабильна, но в предреволюционные годы традиционные духовные скрепы еще более ослабли.

Митрополит пытается понять причины роста религиозного равнодушия и попросту безверия. Отдельные причины подмечены им верно. "Мы воспитывались в твердом воззрении, что все можно и нужно понять, объяснить; что все в мире рационально... И вся наша богословская наука, в сущности - схоластическая, рассудочно-школьная, стояла на этом базисе: все понятно. Если не есть, то должно быть. Все можно понять. В частности, и все предметы веры должны быть непременно "доказаны" умом и уму... Никаких тайн!

И это в догматике, и в философии, и в Священном писании... В сущности, мы были больше католическими семинаристами, фомистами (Фома Аквинский), чем православными, духовно-мистическими воспитанными в живом опыте школярами... Это была великая ошибка всего духа нашей школы; рационализм - не в смысле философском, а практически учебном. Нас воспитывали в идолопоклонстве уму, - чем страдало и все наше интеллигентское общество XIX в., особенно же с 60-х годов. И этот яд разлагал веру, унижал ее, как якобы темную область "чувства", а не разума. И постепенно рационализм переходил у иных в прямое неверие, безбожие"³.

Мнение владыки Вениамина подтверждается наблюдениями и других авторов. О том, что русское просвещение вело к господству нигилизма, писал и Н. А. Бердяев: "...Русское просветительство, по максималистическому характеру русского народа, всегда оборачивалось нигилизмом. Вольтер и Дидро не были нигилистами. В России материализм принял совсем иной характер, чем на Западе. Материализм превратился в своеобразную догматику и теологию. Это поражает в материализме коммунистов. Но уже в 60-х гг. материализм получил эту теологическую окраску, он стал морально обязательным догматом и за ним была скрыта своеобразная нигилистическая аскеза. Был создан материалистический катехизис, который был усвоен фанатически широкими слоями левой русской интеллигенции. Не быть материалистом было признано нравственно подозрительным. Если вы не материалист, то значит вы за порабощение человека и народа. Отношение русских нигилистов к науке было идолопоклонническим. Наука, - под которой понимались, главным образом, естественные науки, в то время окрашенные в материалистический цвет, - стала предметом веры, она была превращена в идол. В России в то время были и замечательные ученые, которые представляли особенное явление. Но нигилисты-просветители не были людьми науки. Это были верующие люди и догматически верующие"⁴.

Николай Александрович обратил тогда же внимание и на роль в революционном движении выходцев из духовного сословия. "Не случайно в русском нигилизме большую роль играли семинаристы, дети священников, прошедшие православную школу. Добролюбов и Чернышевский были сыновья протоиереев и учились в семинарии. Ряды разночинной "левой" интеллигенции у нас пополнялись в сильной степени выходцами из духовного сословия. Смысл этого факта двоякий. Семинаристы через православную школу получали формацию души, в которой большую роль играет мотив аскетического мироотрицания"⁵.

Итак, заметные успехи просвещения, науки и промышленности XIX в. настолько повлияли на русское образованное общество, что уже в конце того же века рационализм занимает ведущие позиции как методологическая основа даже в духовных семинариях, оттесняя на второй план религиозную веру. Он в какой-то мере становится не просто научной методологией, а своеобразным вариантом "веры", да к тому

же и некой обязательной нравственной парадигмой для образованных людей. Одним из последствий этого кризиса стал заметный рост нигилизма, атеистических и социалистических настроений в российских семинариях этого времени.

В начале XX в. в 58 православных семинариях обучалось свыше 20 тыс. человек⁶. Учащиеся нередко становились предметом внимания со стороны различных радикальных организаций. Среди семинаристов того времени были уже убежденные сторонники разного рода либеральных и социалистических идей, которые вскоре приняли активное участие в революционных событиях.

Характерно, например, что в 1909 г. орловские семинаристы провели забастовку, где, кроме всего прочего, потребовали сокращения преподавания богословских предметов и "свободу организации ученических кружков". Преподаватель семинарии, скрывшийся за псевдонимом "Старый педагог", по поводу "кружков" писал: "Опыт давно показывал, что все ученические кружки, лишенные надзора начальства и руководства преподавателей, какое бы громкое название они не носили, делаются орудием политической агитации и антирелигиозной и безнравственной пропаганды. Поэтому такие кружки никогда не будут дозволены ученикам, сколько бы петиций они не подавали"⁷. Такое заключение преподавателя семинарии отнюдь неслучайно.

Забастовка 1909 г., как выяснилось, охватила многие семинарии. В мемуарах выдающегося военачальника А. М. Василевского (в прошлом поповича и семинариста) об этой забастовке также упоминается. Одной из главных причин ее было решение Министерства народного просвещения запретить доступ в университеты и институты лицам, окончившим четыре общеобразовательных класса семинарии. В Костроме после того как не удалось уговорить семинаристов вернуться к занятиям, учебное заведение было закрыто. Все активисты были высланы полицией из города. К занятиям учащиеся вернулись лишь через несколько месяцев после того, как их требование (разрешить поступление в вузы) было частично удовлетворено⁸. Характерно и свидетельство Василевского о том, что выпускники семинарии избегали священнического поприща. По приводимым им данным в мемуарах, из 16 выпускников иркутской семинарии 1914 г. только двое изъявили желание остаться в духовном звании, а остальные были намерены пойти в вузы. В Красноярске ситуация была еще хуже: никто из 15 ее выпускников не захотел принять священнический сан. Подобная ситуация была и в костромской семинарии⁹.

А. М. Василевский - выходец из бедной многодетной семьи деревенского священника в Костромской губернии, окончив Кинешмское духовное училище и четыре класса Костромской семинарии, в 1914 г. сдал семинарские экзамены досрочно и с группой единомышленников отравился в военное училище, а оттуда - на фронт. Некоторые колебания привели его в 1918 г. из армии на учительское поприще. Но после призыва в Красную армию в апреле 1919 г. он принял активное участие в гражданской войне и навсегда связал судьбу с военным делом. Маршал так описывал причины изменения своего мировоззрения (не забудем, конечно, что книга писалась в условиях советской цензуры): "Я все больше осознавал, что Великая Октябрьская социалистическая революция - подлинно народная революция. Под ее воздействием формировалось и мое сознание. Полнее стало понятие родины, патриотизма. Родина - это Советская Россия, страна трудового народа, ниспровергшего мир насилия и несправедливости и решившего осуществить на своей земле идеалы лучших умов человечества, идеалы социализма"¹⁰. Соединение патриотизма и стремления к справедливому новому обществу очень характерно для бывших семинаристов.

Исследователь взаимоотношения общества и церкви верно отмечает, что "на общественное недовольство "поповичи" реагировали особо остро - сказывался их особый социально-психологический склад"¹¹. В качестве примера приводятся взгляды большевика Е. А. Преображенского (1886 - 1937 гг.), происходившего из семьи священника г. Волхова Орловской губернии. Окончил он, правда, не семинарию, а гимназию, но "на четырнадцатом году пришел к убеждению, что бога не существует", после чего проникся "отвращением к религии", которое все более усиливалось в связи с тем, что он мог наблюдать "всю религиозную кухню с ее закулисной стороны"¹².

Таким образом, жаждущая веры и справедливости душа молодого человека, разочаровавшись в религии, производит своеобразную подмену православия радикальными революционными идеями. Подобные подмены отнюдь не являлись чем-то ис-

ключительным. И. Б. Леонов, вполне возможно, испытал нечто подобное. "Закулисную сторону религиозной кухни" он тоже хорошо знал, а годы обучения в Орле, скорее всего, укрепили его неверие. В учебном заведении, призванном готовить священников и учителей, в начале прошлого века нередко ходили по рукам революционные прокламации и книги. Известно, сколько сыновей и внуков священников (поповичей) было среди революционеров-демократов! Как тут не вспомнить, что И. В. Сталин (учился в Горийском духовном училище и Тифлисской семинарии), А. И. Микоян, А. Ф. Мясников, П. А. Сорокин, Н. Д. Кондратьев и некоторые другие политические деятели России тоже были когда-то семинаристами, а некоторые революционеры "ленинского призыва" (П. Н. Лепешинский, Е. А. Преображенский и др.) хотя и не стали семинаристами, но были поповичами. И в этой связи можно сказать, что немалое число семинаристов начала XX в. оказались продолжателями дела революционеров-разночинцев второй половины века XIX-го. В целом же среди семинаристов конца XIX - начала XX в. наблюдалось причудливое смешение идей революционной романтики, нигилизма, либерализма и особенно социализма.

Как замечает историк Т. Г. Леонтьева, "ранее замечавшиеся в поведении семинаристов склонности к нигилизму и юношескому буйству в новых условиях нашли себе удобный выход. Их действия порой не лишены были революционного романтизма, который у части воспитанников перерастал в фанатизм разрушения. Понятно, что таковых было меньшинство, но иные из них становились образцом агрессивности, неверия и аморализма. В любом случае, по некоторым подсчетам, в руководящем ядре эсеров "поповичи" составляли 9,4%, у большевиков - 3,7%, кадетов - 1,6%. В последующем "поповичей" в рядах революционеров вроде бы не прибавилось, но не будет преувеличением сказать, что именно семинарский тип мировосприятия оказался характерен для революционной элиты в целом"¹³. Эти подсчеты, конечно, приблизительны, но они ярко свидетельствуют не только об активном желании поповичей участвовать в политике, но и о заметном радикализме их устремлений: эсеры и большевики явно предпочитаются кадетам.

Падение монархии многие семинаристы восприняли с одобрением. Не исключением был Борис Леонов. Вот отрывок из рассказа "Снег". "Ты помнишь тот радостный, долгожданный день? Под лучами мартовского солнца таял снег, ослепляя глаза. Люди растерянно улыбались. Они не верили своему счастью. Как, неужели это правда? Двуглавый орел остался без короны! Отныне не страшны призраки и звери. Все победит русская весна. Христос воскрес!

Так чувствовали многие. На улицах празднично гремела "Марсельеза". Незнакомые обнимались. И после долгого угрюмого молчанья всем захотелось говорить"¹⁴.

Современный исследователь Л. А. Седов пишет о соблазнах большевизма для тогдашней молодежи. "Социализм оказался идеальным соблазном для "русских мальчиков" как называл русскую революционную демократию Достоевский, одержимых нетерпением достичь всеобщего счастья, притом на "научной основе единственно правильного" теоретического постижения мира. ...Русская революция оказалась делом рук подростков-утопистов, фанатиков, полуобразованных мечтателей и своекорыстных невежд. Самоуверенное невежество или полузнайство подростка не приемлет медленные постепенные решения жизненных проблем. Оно тяготеет к насилию и революции, отвергая диалог и реформу"¹⁵.

Если характерным явлением был приход молодежи вообще в ряды революционеров, то явлением вполне типичным стал интерес молодых поповичей и семинаристов к именно социалистическим идеям. Отказ от высокой религиозной идеи приводил многих из них к замещению ее поиском земных идеалов, строительства царства справедливости и счастья в земной жизни. Вот два свидетельства современников в этой связи. Ю. В. Готье писал о своем знакомом: "Под конец он был коммунистом и видным партийным деятелем не то в Тамбове, не то в Моршанске. Он начинал с того, что желал быть священником; долго был фанатичным кадетом, а с 1917 г. сошел с ума, стал не то народным социалистом, не то с.-р., а кончил большевиком... Раздерганный неврастеник... почти роковым образом должен сделаться коммунистом". В. И. Вернадский упоминал как характерный типаж революционера - "очень ограниченный коммунист из поповичей"¹⁶. Как видим, такие персонажи в бурную революционную эпоху были достаточно распространены.

Стоит отметить и как одно из проявлений этого рост конфликтности в отношениях "отцов" и "детей", в том числе и в семьях священников. Характерный пример - семья Бориса Леонова, конфликты поколений в которой были очень острыми. Когда Борис стал большевиком, то отношения с родителями были порваны окончательно. Исследователи революционных событий неоднократно отмечали, что в ходе революционных событий этот конфликт проявил себя самым ярким образом. Современник революции, меньшевик С. О. Португейс отмечал: "Те мальчики и девочки, которые до октября кое-как поддерживали худой мир с отцами, после октября решили обойтись без них и построить свою Россию на собственный страх и риск. ...Разрыв между поколениями, который нам был раньше известен в формах элегических, "тургеневских", принял форму яростно-животных"¹⁷. Безусловно, этот острейший конфликт поколений придал особую ожесточенность гражданской войне.

Показательны для понимания мотивов участия бывших семинаристов в гражданской войне на стороне большевиков стихотворения Леонова "Святая Русь" и "У жертвенника" (1919 г.)¹⁸. В них открывается сложность его отношения к России и гражданской войне. В строках звучит искренняя любовь к Родине, но сколько же здесь всяких нюансов! Мотивы Леонова перекликаются с тем, что закладывалось учебой в духовном училище и семинарии, святоотеческим наследием, деревенскими традициями. Теория монаха Филофея "Москва - третий Рим" легко встраивается Леоновым в канву других, более современных идей и событий. Само понятие "Святая Русь" для большевика, казалось бы, звучит несколько странно. Но в мировоззрении Бориса идея социальной справедливости органично соединяется с патриотическими, даже великодержавными настроениями. Леонов излагает собственное понимание революции и своего места в ней. Он участвует в сражениях не просто как большевик, а как русский человек. Родина в крови, а он как "верный сын" должен помочь ей и "защитить от врагов". И в этом случае не просто коммунисты и Красная армия, а сама Родина, "Святая Русь" выступает под "багровым флагом". Поэтому-то под этим флагом сражается и Борис Леонов.

Таким образом, эволюция мировоззрения молодых русских поповичей и семинаристов в начале XX в. от религии к атеизму, строительству царства божьего на земле не являлась редкостью (хотя абсолютизировать эту тенденцию, конечно, нельзя). В немалой степени причины этой эволюции связаны с существованием глубокого духовного кризиса российского общества, тесно связанного с социально-экономическими процессами. Разрушение патриархального общественного уклада, традиционных общественных институтов, существующие социальные и экономические проблемы, обостренные первой мировой войной во многом определили эту эволюцию мировоззрения. Рационализм и жажда справедливости повели многих семинаристов на фронты гражданской войны. Не стоит абсолютизировать участие выпускников семинарий только на стороне красных: было немало и тех, кто принял противоположную сторону. Интереснее другое: и те, и другие планировали будущее России, в большинстве своем, исходя не столько из религиозных, сколько из псевдорелигиозных, мессианских соображений Белой или Красной идей.

Судьба многих поповичей-семинаристов, переквалифицировавшихся в годы гражданской войны в комиссаров, а позднее ставшими партийными деятелями, учителями, журналистами, культпросветработниками впоследствии была весьма сложной. Далеко не все из них нашли себя в новой социалистической действительности. Пока советская власть не создала собственную интеллигенцию, она мирилась с ними, не забывая периодически напоминать им о "непролетарском происхождении". Многих, в том числе и Б. Ф. Леонова ждало жестокое разочарование, оттого, что "новый мир" оказался совсем не таким прекрасным, как они надеялись. Впоследствии немало семинаристов покинуло партию в ходе многочисленных "чисток", а часть их стали жертвами политических репрессий. Не менее важно и явление противоположного характера: резкое разочарование в идеях социализма и коммунизма в конце XX в. и приход заметной части комсомольской молодежи к религиозным убеждениям в годы "перестройки" и в начале постсоветского периода истории России.

Примечания

1. СОЛЖЕНИЦЫН А. И. Стенограмма выступления в Российской государственной библиотеке (май 2000 г.). Цит. по: http://www.e-journal.ru/p_kultura-st1 - 9.html.

2. Митрополит ВЕНИАМИН (ФЕДЧЕНКОВ). О вере, неверии и сомнении. СПб., М. 1992, с. 34.

3. Там же, с. 35.

4. БЕРДЯЕВ Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М. 1990, с. 38 - 39.

5. Там же, с. 40.

6. ЛЕОНТЬЕВА Т. Г. Вера и бунт: духовенство в революционном обществе России начала XX века. - Вопросы истории. 2001, N 1, с. 31.

7. Старый педагог. По поводу забастовки учеников духовной семинарии. - Орловские Епархиальные Ведомости. 1909, N 51, 20 декабря, с. 1286.

8. ВАСИЛЕВСКИЙ А. М. Дело всей жизни. Кн. первая. М. 1989, с. 12.

9. Там же, с. 12 - 13.

10. Там же, с. 40.

11. ЛЕОНТЬЕВА Т. Г. Ук. соч., с. 33 - 34.

12. Деятели СССР и революционного движения России. М. 1989, с. 584.

13. ЛЕОНТЬЕВА Т. Г. Ук. соч., с. 40.

14. Государственный архив Омской области (ГАОмО), ф. 3269, оп. 1, д. 18, л. 11.

15. РЖЕВСКИЙ Л. (СЕДОВ Л. А.) Коммунизм - это молодость мира. - Синтаксис (Париж). 1987, N 17, с. 39 - 41; Цит. по: КАРА-МУРЗА А. А., ПОЛЯКОВ Л. В. Русские о большевизме. Опыт аналитической антологии. СПб. 1999, с. 158.

16. Цит. по: ЛЕОНТЬЕВА Т. Г. Ук. соч., с. 40.

17. ИВАНОВИЧ Ст. (ПОРТУГЕЙС СО.) Наследники революции, - Современные записки (Париж). 1927, N 30, с. 480. Цит. по: КАРА-МУРЗА А. А., ПОЛЯКОВ Л. В. Ук. соч., с. 157.

18. ГОРОВОЙ С. И. Борис Леонов (Рукопись). - Государственный литературный музей И. С. Тургенева (г. Орел), объединенный фонд, д. 16519/Г, л. 1 - 13.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - С. Г. Сизов:

Комментарии: