Libmonster ID: RU-7018
Автор(ы) публикации: Н. РУБИНШТЕЙН

1

В октябре 1939 г. исполнилось 60 лет со дня смерти крупнейшего представителя буржуазной историографии в России - Сергея Михайловича Соловьева. В этом же году исполнилось 60 лет со дня выхода в свет последнего тома его "Истории России с древнейших времен".

В 29 томах этого монументального труда впервые все известное тогда по истории России с древнейших времен до XVIII в. (по 1775 г.) было сведено в единую систему. "История России" - от начала до конца плод большой самостоятельной научной работы, которая впервые подняла и ввела в научный оборот обширный новый документальный материал; и до сих пор зачастую историк знакомится с этим материалом только по труду Соловьева. Для многих поколений историков труд Соловьева был своего рода энциклопедией знаний по русской истории. К "Истории России" примыкает ряд специальных исследовательских работ Соловьева начиная с двух диссертаций (магистерской - "Об отношениях Новгорода к великим князьям"; 1845 г., - и докторской - "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома", 1847 г.) и кончая монографиями, посвященными внешней политике Екатерины II и Александра I ("История падения Польши" и "Император Александр I. Политика - Дипломатия"). Соловьев положил также начало русской историографии.

Соловьев не замыкался в рамки строго "академической" науки. Он выступал и с публичными чтениями (например о Петре Великом) и с популярными статьями на исторические темы. В своих статьях он откликался и на животрепещущие вопросы современности. "Исторические письма" (1858 г.) были откликом на вопросы, поставленные в связи с подготовкой крестьянской реформы; в 1863 г., в период польского восстания, он написал "Историю падения Польши", а в начале Балканской войны 1877 - 1879 гг. - очерк о внешней политике Александра I.

Каждая новая работа Соловьева, выход каждого тома его "Истории" являлись крупным событием и вызывали оживленные отклики сторонников и противников - западников и славянофилов. Представители передовой русской мысли 60-х годов, великие русские просветители Чернышевский и Добролюбов отмечали большое научное значение работ Соловьева.

И все-таки приходится сказать, что исчерпывающей оценки работы Соловьева до сих пор не получили.

Современники рассматривали и расценивали Соловьева с точки зрения своих научно-политических концепций. Представитель западнического лагеря Кавелин искал у Соловьева прежде всего подтверждения государственной концепции русской истории. Славянофилы, наоборот, критиковали Соловьева и полемизировали с ним как с представителем государ-

стр. 92

ственной школы. Как представителя этой школы восприняла его и последующая историография.

В последнем виноват, может быть, В. О. Ключевский, ученик и преемник Соловьева по кафедре русской истории в Московском университете. В своей известной речи о Соловьеве и в статьях о нем он свел исторические взгляды Соловьева все к той же концепции государственной школы.

"История России" Соловьева в изложении Ключевского превращалась в историю русского государства. Предшественницей "Истории России" Соловьева оказывалась "История государства российского" Карамзина, а преемницей государственной школы являлась школа юридическая; сам Соловьев неразрывно связывался с теоретиком государственной школы Чичериным.

Взгляды государственной школы были изложены Соловьевым наиболее последовательно в известной первой главе XIII тома, написанного в 1863 - 1864 гг., уже после выхода основных исторических работ Чичерина и, можно думать, под влиянием последнего. Ключевский был учеником не только Соловьева, но и Чичерина. Он отожествил взгляды обоих. Но в этом отожествлении значительно упрощались исторические воззрения Соловьева. Нельзя не отметить, что Чернышевский, высоко ценивший исторические труды Соловьева, не отожествлял его с Чичериным, против которого направлял свою острую критику.

2

Сам Соловьев дал ряд конкретных указаний на теоретические истоки своих научных воззрений. Сын священника, он получил светское образование в московской гимназии к рано пристрастился к истории. Вспоминая свои первые научные впечатления, связанные с Карамзиным и Эверсом, Соловьев писал: "У Карамзина я набирал только факты; Карамзин ударял только на мои чувства, Эверс ударил на мысль; он заставит меня думать над русскою историею"1 . Одним этим указанием Соловьев как бы подчеркивал свою связь с новым направлением исторической науки XIX в., с буржуазной историографией, и отмежевывался от исторических воззрений XVIII века. В Московском университете (1838 - 1842 гг.) Соловьев слушал лекции Каченовского и Погодина. Он сам подчеркивал впоследствии значение критического направления, представителем которого являлся Каченовский2 . Погодину же Соловьев дал в своих "Записках" резко отрицательную оценку, отказав ему в каком-либо значения для русской историографии. Впрочем, следует полагать, что крайности этой оценки были вызваны в значительной мере обострением личных отношений между ними.

Другая линия идейных влияний связывала Соловьева с гегельянством. В Московском университете идеи Гегеля распространяли историки-западники: знаменитый Грановский, читавший всеобщую историю, Крюков, читавший древнюю историю, и др. Соловьев ознакомился в подлиннике с "Философией истории" Гегеля и отдал дань увлечению его идеями, хотя, как он сам пишет, "отвлеченности были не по мне, я родился историком"3 .

По окончании университета Соловьев отправился заграницу с семьей графа Строганова в качестве домашнего учителя. В Берлине он слушал Ранке, Раумера, Риттера, в Париже - лекции Гизо, Мишле и др. Он был особенным поклонником Гизо. Непосредственное знакомство с истори-


1 "Записки С. М. Соловьева", стр. 60. Спб. Изд-во "Прометей". В дальнейшем в сносках - "Записки".

2 См. "Биографический словарь профессоров и преподавателей Московского университета". Ч. 1-я. М. 1885.

3 "Записки", стр. 60.

стр. 93

ческой мыслью Западной Европы и конкретные знания по всеобщей истории расширили научный кругозор Соловьева и способствовали успешному развитию его научной деятельности.

Связь с западноевропейской исторической мыслью шла, таким образом, прежде всего по линии буржуазной исторической школы, выросшей на идеях французской буржуазной революции. Наряду с этим Риттер представлял новые позитивистские тенденции, выделяя значение природного фактора в истории; Риттера впоследствии дополнил Бокль.

Широкий размах источниковедческой и в первую очередь археографической деятельности в России также способствовал развертыванию исторических исследований Соловьева. В 1828 г. началась работа первой археографической экспедиции под руководством Строева. В 1839 г. она была реорганизована в Археографическую комиссию, которая развернула широкую издательскую деятельность и с 40-х годов приступила к изданию полного собрания русских летописей. В 40-х годах Общество истории и древностей при Московском университете положило начало научному периодическому изданию по истории (Временник - Чтения).

После возвращения в Москву, в 1844 г., Соловьев приступил к сдаче магистрантских экзаменов и защите магистерской диссертации. Вначале, как ученик Погодина, он был враждебно встречен представителями молодого научного направления в университете (Грановским, Кавелиным, Крюковым). Но, ознакомившись с его диссертацией, они увидели, что Соловьев стоит на одних с ними научных позициях. К этому же времени относится и прямой разрыв Соловьева с Погодиным). После того как Соловьев блестяще защитил магистерскую диссертацию, ему было поручено чтение курса русской истории в Московском университете. В 1847 г. он защитил докторскую диссертацию и получил звание профессора. С 1851 г. началась его систематическая работа над созданием "Истории России с древнейших времен". Каждый год регулярно выходил один том его "Истории", и в 1879 г. - в год его смерти - вышел последний, незаконченный, 29-й том. Этот труд был делом его жизни и оборвался вместе с его жизнью.

К составлению "Истории России" Соловьев подошел уже сложившимся ученым с цельной и законченной общей концепцией русской истории.

3

В ряду идеологических предпосылок исторической концепции Соловьева первое место принадлежит гегельянской философии и французской исторической школе. Они представляли передовую историческую мысль того времени, вводили в науку принцип внутренней закономерности развития, принцип историзма.

Значение философии Гегеля заключалось в том, что она пыталась показать развитие самих идей в конкретной исторической действительности. Именно в том и состояло истинное значение и революционный характер гегелевской философии, "что она раз навсегда показала, как нелепо приписывать вечное и неизменное значение каким бы то ни было результатам человеческого мышления и действия. Истина, которую должна была познать философия, представлялась Гегелю уже не в виде собрания готовых догматических положений, которые остается только зазубрить, раз они открыты; для него истина заключалась в самом процессе познавания, в длинном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на высшие"1 .

Содержание мира и закономерность его развития Гегель видел в развитии идеи; в этом заключался идеализм гегелевской философии, кото-


1 Ф. Энгельс "Людвиг Фейербах". К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XIV, стр. 637.

стр. 94

рая ставила наголову действительную связь идей и материальной жизни. Но при этом самая идея у Гегеля не дается сразу в готовом и сложившемся виде: она сама лишь в процессе развития постепенно обогащается новым содержанием, она сама развивается. И это развитие идеи совершается не вне исторической действительности, а через конкретную историческую действительность; закономерность ее развития превращается в закономерность развития реальной исторической действительности. Гегелевская диалектика, теория исторического развития как "самодвижения", была попыткой дать философский синтез конкретного исторического развития, установить единство закономерности исторического процесса. Гегель, по выражению Ленина, "гениально угадал диалектику вещей... в диалектике понятий"1 .

Но поскольку его философия оставалась все же "диалектикой понятий", то содержание исторического процесса и его закономерность понимались Гегелем чисто идеалистически и получали свое разрешение в "идеологических", надстроечных элементах. История народа получает свое разрешение в истории государства. И хотя само государство рассматривается исторически, как продукт всего исторического процесса в его целом, в конечном итоге оно приобретает самодовлеющее значение. Так философия Гегеля сочетала революционный, диалектический метод с реакционной апологетикой государственной власти, с фактической идеализацией прусской монархии.

Принципы французской буржуазной революции получили отражение в буржуазной исторической науке пореволюционной Франции: у Тьерри, Гизо, де Баранта и других. Буржуазная историография обозначает переход от направления, "которое ограничивалось шумихой государственных мероприятий", к изучению самого общества, его внутреннего развития. Именно так определяли тему своего изучения Гизо и Тьерри.

Гизо писал: "Общество, его состав, образ жизни отдельных лиц, в зависимости от их социального положения, отношения различных классов лиц, - словом, гражданский быт людей (l'etat des personnes), - таков, без сомнения, первый вопрос, который привлекает к себе внимание историка, желающего знать, как жили народы, и публициста, желающего знать, как они управлялись". "Прежде, чем стать причиной, учреждения являются следствием; общество создает их прежде, чем начинает изменяться под их влиянием; и вместо того, чтобы о состоянии народа судить по формам его правительства, надо, прежде всего, исследовать состояние народа, чтобы судить, каково должно было быть, каково могло быть его правительство"2 .

В частности в этом плане впервые разрабатывалась история западноевропейского феодализма; этот принцип стал руководящим и для русских историков западнического направления. Изучение этих вопросов подводило их ближайшим обрезом к пониманию "диалектики вещей" в постановке вопроса о классовой борьбе. Правда, это историческое направление оказалось неспособным понять ни подлинные корни, ни органическое значение классовой борьбы в развитии исторического процесса. Отсюда выведение классовой борьбы и классового деления общества из факта завоевания как исходного момента всей западноевропейской истории при переходе к средним векам. Отсюда превращение истории общества в историю юридических учреждений, в историю государства. Это "государственное" направление в конечном итоге характерно и для Гизо, и для Тьера, и для ряда других.


1 Ленин "Философские тетради", стр. 189. 1938.

2 Guizot "Essais sur l'histoire de France". Цитирую по книге Н. Бельтова (Плеханова) "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю". Плеханов Г. Соч. Т. VII, стр. 73 - 74.

стр. 95

4

Отражая передовые идеи западноевропейской буржуазной науки, Соловьев представлял в то же время передовую мысль растущей русской буржуазии. Окончательное оформление его исторических воззрений, его концепции русской истории приходится на 50-е годы XIX в. - период краха николаевской крепостнической монархии.

В центре исторических исследований Соловьева была эпоха Петра I, изучение петровских реформ; вокруг них сосредоточены основные вопросы русской истории, она основной рубеж в ее развитии. Но для Соловьева реформы Петра I - это прообраз тех реформ, которые должны были быть проведены в его время; деятельность Петра I - образец для правительства Александра II; позже, в своих "Записках", он доводит до конца это сравнение и признает банкротство неудачного преемника Петра I. Реформы Петра I вместе с тем - начало того преобразования России, которое, в представлении Соловьева, призваны были завершить буржуазные реформы 60-х годов; изучение петровских реформ есть вместе с тем изучение истоков новой реформы.

Поклонник петровской монархии и преобразовательной деятельности Петра, Соловьев отнюдь не распространяет оценки последней и на российскую монархию конца XVIII в. и первой половины XIX века. В "Истории России" он не дошел до этого вопроса, но в его "Записках" сохранились блестящие по яркости и вдумчивости характеристики московского самодержавия времен Екатерины II, всех этих "русских благочестивейших и самодержавнейших папаш и мамаш". Соловьев дал также замечательную по остроте характеристику просвещенного абсолютизма Александра I, который так заботился о своих "неблагодарных детях", что "даже хотел их выпустить на волю - под надзор Аракчеева"1 .

С исключительной остротой нарисовал Соловьев мрачную картину николаевского царствования, полицейского режима "николаевской тюрьмы", в которую была превращена вся Россия. Требование реформы было непосредственным результатом, извлеченным из опыта полицейской монархии. "Все, начиная с самого верха, стремились выйти из положения, созданного Николаем"2 .

Эти политические воззрения Соловьева важны для нас потому, что они вносят существенную поправку в общую характеристику его, как представителя государственной школы. Соловьева непосредственно связывают с охранительно-монархическими тенденциями, присущими правому гегельянству, представленному у нас Чичериным. Но Соловьев был выразителем идеологии буржуазии, идущей вверх, под знаком борьбы за реформу. Своему мировоззрению, сложившемуся в 50-е годы, он остался верен и после.

Позднее, в своих "Записках", Соловьев признал банкротство своих надежд на реформы 60-х годов: "Преобразования производятся успешно Петрами Великими; но беда, если за них принимаются Людовики XVI-ые или Александры II-ые... Судьба не послала ему Ришелье или Бисмарка; но дело в том, что он (Александр II) не был способен воспользоваться Ришелье или Бисмарком; у него были претензии, страх слабого человека казаться слабым, несамостоятельным; - под внушениями этого страха он в одно прекрасное утро прогнал бы Ришелье или Бисмарка"3 .

Это была одна сторона выводов, сделанных Соловьевым. Другая сторона отражена в его "Публичных чтениях о Петре Великом" (1872 год). Здесь Соловьев еще раз вернулся к своей излюбленной теме, к центральному вопросу своих исследований - петровским реформам; но к этому времени в оценке их у Соловьева произошла заметная эволюция.


1 "Записки", стр. 119.

2 Там же, стр. 157.

3 Там же, стр. 168 - 169.

стр. 96

XIII-XVI томы "Истории России" писались в период 1863 - 1866 гг., когда была еще жива вера в реформу, и в них особенно подчеркивалось значение самого Петра I как реформатора, примеру которого должен был следовать Александр II. В 70-е годы с верой в Александра II как преобразователя было покончено. Правительство стало сводить на-нет первые результаты реформы. И Соловьев акцент переносит с реформатора на самую реформу. Он особенно подчеркивает историческую обусловленность и неизбежность реформы, созревшей и подготовленной помимо и независимо от преобразователя, "носителя и выразителя народной мысли", являющегося "сыном своего времени, своего народа"1 .

Но историческая идеализация петровской реформы имеет и свою оборотную сторону. Соловьев и для России желает буржуазной монархии, "сверху" осуществляющей необходимые реформы и устраняющей всякое движение "снизу". Соловьев в "Записках" заявляет себя "приверженцем орлеанской династии и министерства Гизо"; он "не мог понять, чего еще французам нужно более того, что они имели в этом?"2 . Сильное государство выступает носителем великодержавных тенденций растущей буржуазии, воплощает буржуазную идею великодержавного национализма, отношение господствующей нации к подчиненным, угнетенным народам.

Так внутренняя противоречивость буржуазной идеологии порождает двойственность двух научно-политических концепций, двух исторических воззрений: теории закономерного развития исторического процесса и государственной теории в истории.

Соотношением этих двух точек зрения и определяется, в конечном итоге, содержание научных исследований Соловьева и их историческое значение.

5

"Около 1835 г., - писал Чернышевский, - мы после безусловного поклонения Карамзину встречаем с одной стороны скептическую школу, заслуживающую всякого уважения за то, что первая стала хлопотать о разрешении вопросов внутреннего быта, но разрешавшую их без всякой основательности, с другой, - "высшие взгляды" Полевого на русскую историю. Через десять лет ни о высших взглядах, ни о скептицизме нет уже и речи: вместо этих слабых и поверхностных попыток, мы встречаем строго ученый взгляд новой исторической школы, главными представителями которой были гг. Соловьев и Кавелин: тут в первый раз нам объясняется смысл событий и развитие нашей государственной жизни"3 .

Идея исторического развития составляет, таким образом, основную черту исторического мировоззрения Соловьева, отмеченную Чернышевским. Идею исторического развития выдвигает Соловьев против славянофилов с их шеллингианским учением об "абсолютной идее", существующей вне истории, заключающейся в народном духе и непосредственно раскрывающейся в народной жизни. В статьях "Шлецер и антиисторическое направление в истории" и "Исторические письма" (обе откосятся к 50-м годам) Соловьев выступает против славянофильской идеализации прошлого, называя ее "буддизмом", философией застоя в истории.

Историческое развитие осуществляется в его внутренней закономерной обусловленности, история есть процесс закономерного развития - к этому положению Соловьев возвращается неоднократно, стремясь к раскрытию тех общих законов, которые определяют развитие каждого народа. "Естественно и необходимо" - такова его излюбленная формула


1 "Собрание сочинений С. М. Соловьева", стб. 971. Спб. 1900. Изд. т-ва "Общественная польза". В дальнейшем в сносках "Соч.".

2 "Записки", стр. 75.

3 Чернышевский Н. "Очерк гоголевского периода русской литературы", стр. 224 - 225. П. 1892.

стр. 97

закономерности развития. Правда, самое представление о закономерности развития сохраняет у него внешний, абстрактный, идеалистический характер. Его концепция лишена того подлинного научного обоснования, которое дал только марксизм с его учением об общественно-экономических формациях и диалектикой развития производительных сил и производственных отношений.

Соловьев заменяет научное объяснение идеалистическим сравнением общественной жизни с жизнью человеческого организма: "Народы живут, развиваются по известным законам, проходят известные возрасты, как отдельные люди, как все живое, все органическое"1 .

Соловьев всегда и везде ставит себе целью установить закономерность развития, показать ее в связи и взаимной обусловленности исторических явлений. В 3-й главе IV тома "Истории России", разбирая вопросы периодизации русского исторического процесса, Соловьев выделяет как основную задачу исторической науки раскрытие связи между периодами: "Наука мужает, и является потребность соединить то, что прежде было разделено, показать связь между событиями, показать, как новое проистекло из старого, соединить разрозненные части в одно органическое целое, является потребность заменить анатомическое изучение предмета физиологическим"2 . Поэтому "отсутствие связи между периодами" выдвигается им как основной признак порочности существующих схем истории России.

Эта мысль выражена Соловьевым со всей последовательностью уже в его предисловии к I тому: "Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию - вот обязанность историка в настоящее время, как понимает ее автор настоящего труда"3 .

Это стремление сохранить единство и связь повествования, представление о нераздельности отдельных частей исторического процесса отразилось даже на внешней структуре текста. Если взять "Историю" Щербатова или Карамзина, то у них в самом внешнем делении на томы, части, книги отчетливо выступает внутреннее разделение материала, его расчленение на обособленные периоды. У Соловьева как бы нарочито стираются грани, "ибо в истории ничто не оканчивается вдруг и ничто не начинается вдруг; новое начинается в то время, когда старое продолжается"4 .

Органичность развития предполагает единство закономерности в историческом развитии отдельных народов.

"Давно, - пишет Соловьев в "Исторических письмах", - принимали одинаковость законов, как для организмов природных, так и для общественного, давно старались обращать внимание людей на эту одинаковость"5 .

Для Соловьева это конкретный вопрос о единстве закономерности истории России и истории Западной Европы. Вокруг этого вопроса шла горячая полемика между славянофилами и так называемыми западниками. Славянофилы утверждали полную самобытность и своеобразие исторического развития России. Но и представители государственной школы были западниками весьма условно: они, правда, признавали тожество конечной цели развития - превращение России в буржуазное государ-


1 Соч., стб. 970.

2 Соловьев С. "История России". Кн. I, стб. 1339. Издание т-ва "Общественная польза". 1911. В дальнейшем в сносках "История России" без указания автора.

3 Там же, стб. 1.

4 Там же, стб. 1339.

5 Соч., стб. 850.

стр. 98

ство, - но утверждали полное своеобразие и специфичность путей к этой цели в России и на Западе.

В этом смысле у двух родоначальников государственной школы можно найти формулировки, до крайности напоминающие славянофилов и тем более Погодина. Старший из представителей этой школы, Кавелин, уже в своей ранней работе - "Взгляд на юридический быт древней России" - писал: "В истории (России и Западной Европы. - Н. Р. ) - ни одной черты сходной, и много противоположных. В Европе дружинное начало создает феодальные государства; у нас дружинное начало создает удельное государство... В Европе сословия, у нас нет сословий... у нас одинаковое устройство городов и сел, и нет среднего, как нет и других сословий" и т. д.1 . Он заканчивает противопоставлением деревенской России городской жизни Западной Европы. В том же духе высказывался и главный теоретик этой школы - Чичерин; его характеристика истории России строится на последовательной антитезе: у нас все - "совсем другое". Это положение дано и в истории развития государственной власти в статье "Духовные и договорные грамоты" и в работе "О народном представительстве". Различие это проявлялось прежде всего в разной роли государства, в разнице отношений между государством и обществом.

Уже в этом принципиальном вопросе Соловьев разошелся с представителями государственной школы. "Пора бросить старые толки о различии наших и западных общественных отношений на основании завоевания и незавоевания... И у вас было завоевание: этого факта нельзя вычеркнуть из летописей", - писал Соловьев в "Исторических письмах"2 . Точно так же в IV томе "Истории России" Соловьев формулирует мысль о сходстве функций родового начала у нас и феодального на Западе. И даже в первой главе XIII тома, где дано противопоставление России и Запада, он, в сущности, не доходит до прямой антитезы; он, скорее, склонен говорить о запаздывании в историческом развитии России, о некотором отставании ее от Запада, но пути у них одни и те же.

6

Государственная концепция русской истории в ее основных элементах была сформулирована с крайней последовательностью Чичериным. Она служила обоснованием тезиса, по которому на Западе все общественное устройство создано деятельностью общества "снизу", а у нас оно "получило бытие от государства", т. е. "сверху"; там действовало "начало права", у нас - "начало власти". Это различие обосновывалось "объективными" причинами. Бескрайняя восточноевропейская равнина, нигде не расчлененная горами, не создавала условий для прочной оседлости населения, для внутреннего объединения народных сил. Отсюда непрерывное "шатание" населения по русской степи, его "бродячий характер"; "бродят" все: от князя, переходящего с одного княжеского стола на другой, и до последнего крестьянина. Эти естественные условия и привели к слабости общественной организации: распыленное по огромной степной равнине или затерянное в лесах, население не сложилась в прочные общественные союзы, оно неспособно было создать свою общественную организацию. Отсюда пассивность народной массы и активная роль государственной власти, которая опережает развитие народа и сама творит его историю. "Князья собрали воедино разрозненные славянские племена, князья по частному праву наследования раздробили это приобретенное ими достояние, князья же впоследствии соединили в одно тело разрозненные части", - так определил Чичерин историю России до XVI века3 .


1 Кавелин К. Соч. Т. I, стб. 6; то же на стб. 220 и в других местах.

2 Соч., стб. 870.

3 Чичерин Б. "Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей" в его "Опытах по истории русского права", стр. 285. М. 1858.

стр. 99

Основные элементы этой схемы Соловьев наметил уже в статье "Шлецер и антиисторическое направление", воспроизвел в первой главе XIII тома и еще раз повторил в последней своей статье - "Начала русской истории". У Соловьева на первом плане поставлена антитеза географических условий - ставшая классической антитеза дерева и камея. На Западе - "камень" (горы) разделил территорию Европы на замкнутые части естественными государственными границами; у вас - огромная равнина без естественных границ, определяющих расселение местного населения, и без естественной защиты от нашествия врагов - "азиатцев", - кроме лесов на севере, куда уходит население из южной степи. На западе - "камень", из которого строятся прочные феодальные замки и городские укрепления; у нас - дерево, лес, непрочные деревянные строения и городские частоколы, где ничто не привязывает к месту, не создает прочной оседлости. "Природа для Западной Европы, для ее народов была мать; для Восточной, для народов, которым" суждено было здесь действовать, - мачеха"1 . Отсюда слабость племенной организации в древней Руси, "жидкое состояние", в котором долго остается народная масса. Отсюда и роль колонизации в русской истории. Отсюда, наконец, и роль государства в организации общественных сил, в прикреплении всех слоев населения к государственной службе или тяглу - теория закрепощения и раскрепощения сословий, в которой представители государственной школы искали исторического обоснования происхождения крепостного права и в то же время обоснования своей программы крестьянской реформы. "Централизация восполняет недостаток внутренней связи, условливается этим недостатком и, разумеется, благодетельна и необходима, ибо без нее все бы распалось и разбрелось: это хирургическая повязка на больном члене"2 .

В самую концепцию государственной школы Соловьев вносит при этом два новых элемента, едва намеченных в ней ранее.

Это, во-первых, борьба с "азиатцами", или, по выражению Соловьева, "борьба леса со степью", - длительная борьба русского народа с кочевыми народами Востока, вторгавшимися из Азии в русские степи и сменявшими друг друга в этой борьбе вплоть до XVII века. М. Н. Покровский в своих историографических лекциях дал яркую характеристику этой темы у Соловьева3 . Но он выделил лишь одну отрицательную ее сторону: националистическую, даже расовую трактовку вопроса о самих "азиатцах", к которой иногда скатывался Соловьев, считая народы Востока "неисторическими" народами. М. Н. Покровский не заметил другой стороны в постановке этого вопроса: Соловьев рассматривал реальный и, несомненно, существенный исторический факт, которым пытался обосновать задержку исторического развития России, ее отставание от народов Западной Европы. Действительное значение факта борьбы русского народа с татарами и другими народами было показано классиками марксизма-ленинизма.

Другой стороной этой же темы была проблема колонизации. Колонизация - это "наступление леса на степь", Европы на Азию, второй этап борьбы с "азиатцами". Теория колонизации приобретает, таким образом, тот же националистический характер, превращается в своеобразное выражение особой исторической миссии русского народа. Если борьба с кочевниками объясняла отставание исторического развития России, то колонизация должна была дать обоснование развития и складывания национальной основы русского государства, постепенно создававшегося в процессе исторического развития. Здесь сказывается ограни-


1 "История России". Кн. 3, стб. 645.

2 Там же.

3 В лекциях "Борьба классов и русская историческая литература". См. в сборнике Покровский М. Н. "Историческая наука и борьба классов". Вып. 1. М. -Л. 1933.

стр. 100

ченность теории Соловьева, неспособной раскрыть реальное единство в многообразии исторической действительности, разрешенное марксистским учением о многонациональном государстве.

И все-таки уже в этих внутренних изменениях схемы заключалась известная попытка придать чисто формальной схеме государственной школы характер органического развития.

Две концепции, столкнувшиеся в историческом мировоззрении Соловьева, неизбежно должны были видоизменить одна другую. Теория органического развития позволила Соловьеву частично преодолеть ограниченность государственной школы, а учение последней в известной мере исказило основные положения органической теории.

7

Для Чичерина, главного теоретика государственной школы, географические условия объясняют разрыв между обществом и государством, их действие чисто отрицательное: они снимают проблему общественного развития, упраздняют народ как действующую силу, чтобы развязать руки государству. Поэтому они не объясняют самого процесса исторического развития, а история государства ставится в зависимость от действия случайных внешних явлений, так, варяги создали дружинный строй Киевской Руси, а монголы - московское единодержавие.

Соловьев вносит ряд принципиальных оговорок. Прежде всего, действие географического фактора не безгранично; Соловьев говорит, что наступает такой момент в развитии общества, когда человек сам подчиняет себе природу и перестает зависеть от природных условий. "Если народ, особенно во время своего младенчества, сильно подчиняется природным условиям обитаемой им местности, то, с постепенным развитием его духовных сил, замечается обратное действие, изменение природных условий под влиянием народной деятельности"1 .

Географические условия не упраздняют закономерности развития, они только замедляют его темпы: "В истории распространения европейской цивилизации мы видим постепенное движение от запада к востоку по указанию природы, ибо на Западе сосредоточиваются самые благоприятные условия для ранних успехов цивилизации и постепенно ослабевают, чем далее на восток"2 . Действие географического фактора не устраняет значения развития народных сил, не определяет непосредственно развитие государства, а само осуществляется через них; в росте народных сил - источник развития государственной организации. Так, отмечая значение географических условий при перемещении центра русской истории на северовосток, Соловьев видит их действие прежде всего в их влиянии на размещение населения, на накопление экономических ресурсов, и лишь через эти элементы общественного развития определяется ими развитие государственности.

Поэтому государство не превращается у Соловьева в совершенно самостоятельную, самодовлеющую силу; здесь нет разрыва между развитием общества и государства, напротив: последнее ставится в тесную связь, в непосредственную зависимость от первого. "Мы должны следить за развитием, ростом государства, вместе с развитием, ростом народа, за постепенным уяснением сознания его о себе, как едином целом"3 .

В "Наблюдениях над жизнью народов", говоря о двух типах складывания государства: механическом присоединении территорий и "органическом" объединении народа, - Соловьев рассматривает складывание русскою государства как органическое и тожественное в этом смысле развитию всех европейских государств4 .


1 "Наблюдения над исторической жизнью народов". Соч. стб. 1118.

2 "История России", кн. 3, стб. 626.

3 Соч., стб. 632.

4 Об этом также в "Истории России", кн. I, стб. 1341.

стр. 101

В полемике с Соловьевым представитель славянофилов Хомяков бросил фразу о том, что Соловьев "рассматривает не историю России, даже не историю государства Российского (намек на Карамзина. - Н. Р. ), а только историю государственности в русской истории"1 . Хомяков исходил при этом из того, что понятие государственности беднее содержанием, менее конкретно. Но это понятие у Соловьева было шире, охватывало более богатое конкретное содержание. Хомяков отметил здесь не слабую, а сильную сторону концепции Соловьева. На место государства как конкретной и потому обособленной силы, самостоятельно действующей в истории, ставится государственность как форма общественной организации, как продукт исторического развития.

У историков-государственников, у Чичерина, как до них у Погодина, государство устраняет народ. У славянофилов народ противостоит государству: Соловьев решительно выступает против этого "незаконного развода народа и государства". Государство есть необходимая форма для народа, который немыслим без государства, говорит Соловьев, но "правительство, в той или другой форме своей, есть произведение исторической жизни известного народа, есть самая лучшая поверка этой жизни"2 . Так Соловьев изучает, как "складывался внизу фундамент, на котором построилось здание Московского государства"3 .

Это положение у Соловьева ограничивается идеалистической сущностью его научной теории. Государство рассматривается им не как продукт общественного развития, не как орудие угнетения в руках господствующего класса, обусловленный внутренними противоречиями самой общественной жизни, ростом классовых противоречий, а как отражение общественной жизни, взятой в ее условном единстве. Поэтому государство оказывается у Соловьева надклассовой силой, стоящей над внутренними противоречиями общественной жизни, оно тем самым приобретает в какой-то мере самодовлеющий характер; "шумиха государственных мероприятий" выступает на первый план. "Подробности, анекдоты о государях, о дворах, известия о том, что было сказано одним министром, что думал другой, сохранят навсегда свою важность, потому что от этих слов, от этих мыслей зависит судьба целого народа и очень часто судьба многих народов". Но здесь автор в конечном" счете отсылает к своему общему положению - в деятельности правительственных лиц он ищет отражение народной жизни: историк "должен изучать деятельность правительственных лиц, ибо в ней находится самый лучший, самый богатый материал для изучения народной жизни"4 .

В таком же плане получает свое разрешение и второй большой, принципиальный вопрос - о роли личности в истории. Разрешение и этого вопроса не лишено двойственности, ярко отразившейся в трактовке Петра I. С одной стороны, Петр - "вождь" своего народа, "революционер на троне", повернувший направление развития своего народа. Эта линия ярче всего проведена в более ранней разработке истории Петра - в "Истории России". Но уже и здесь автор спешит в дальнейшем выровнять линию. "Великий человек, - говорил Соловьев в "Публичных чтениях о Петре Великом", - является сыном своего времени, своего народа... он высоко поднимается, как представитель своего народа в известное время, носитель и выразитель народной мысли"5 . В этом процессе именно народу, его историческому развитию, хотя и взятому в его условном, идеалистическом понимании, принадлежит решающее значение: "Великий человек дает свой труд, но величина, успех труда зависит от


1 Замечания на статью Соловьева "Шлецер и антиисторическое направление". Хомяков А. С. Соч. Т. III, стр. 282.

2 Соч., стб. 1126 и 1122.

3 "Исторические письма". Соч., стб. 894.

4 "Наблюдения над исторической жизнью народов". Соч., стб. 1123 - 1124.

5 Соч., стб. 971.

стр. 102

народного капитала, от того, что скопил народ от своей предшествовавшей жизни, предшествовавшей работы"1 .

Так, при всех отклонениях Соловьев последовательно возвращался к утверждению общей закономерности исторического процесса. И в стремлении охватить все многообразие его содержания ой расширяет круг тех элементов, которые, по его представлению, определяют развитие народной жизни. "Три условия имеют особенное влияние на жизнь народа: природа страны, где он живет; природа племени, к которому он принадлежит; ход внешних событий; влияния, идущие от народов, которые его окружают"2 .

Природа страны, географические условия, - фактор, хорошо известный современной Соловьеву историографии. В общей схеме государственной школы географический фактор являлся единственной решающей силой, определяющей все развитие исторического процесса; и именно полная зависимость от этого внеисторического фактора развязывала действие стихийных сил, открывая с другого конца свободу действия государству. У Соловьева географический фактор введен в определенные рамки, указаны пределы его воздействия.

Вторым элементом является "природа племени": "Народ похож на своего родоначальника не вследствие одного физического происхождения от него: народ воспитывается в преданиях, которые идут от этого родоначальника и в которых отразилась его личная природа, его взгляды и отношения... Так составляется народный образ"3 .

Но правильно развить эту мысль и последовательно ее провести Соловьеву мешают его идеалистические взгляды. Поэтому в конечном итоге Соловьев пришел к типично этнографическому пониманию народа, что особенно резко отразилось в его поздних литографированных курсах лекций, развивавших идею об особой исторической миссии арийской расы.

Третье условие - "ход внешних событий" - представляет самый существенный и решающий элемент в составе выдвинутых Соловьевым условий. "Ход внешних событий" - это вся живая ткань исторической жизни в ее нераздельной целостности. Именно здесь находит свое наиболее полное выражение принцип органического рассмотрения исторической действительности. Действительное научное познание своеобразия исторического развития народа стало возможно лишь на основе исторического материализма и потому было недоступно Соловьеву. Но в идее органической целостности исторической жизни Соловьев находит опору против односторонности подчинения исторического развития воздействию внешних причин. За этой еще не определенной формулировкой стоит очень важная и положительная принципиальная идея: закономерность надо искать не в воздействии внешних сил, а в самом историческом процессе, взятом в его органической целостности. Эту мысль Соловьев попытался изложить по-своему в уже не раз цитированных нами "Исторических письмах": "Если одно начало усиливается, то это происходит необходимо вследствие слабости других начал... историк не имеет права, бросивши то, что действует, и своим действием объясняет нам все в прошедшем и настоящем, обратить внимание преимущественно на то, что находится в бездействии или действует слабо, развивается медленно... обязанность историка показать причины, почему одно начало действует на первом плане, а другие действуют слабо, медленно... здесь обязанность его оканчивается, ибо этим он вполне освещает настоящее, как результат прошедшего... историк, увлекшись каким-нибудь сочувствием, не смеет перемешивать явления по произволу, не смеет выставить на первом плане то, что на нем не находится, ибо настоящее сейчас же обнаружит фальшь: настоящее есть такая же поверка прошедшего и на-


1 Соч., стб. 974.

2 "Начала русской земли". Соч., стб. 761.

3 Соч., стб. 1119.

стр. 103

оборот, как в арифметике вычитание поверяется сложением, сложение вычитанием"1 .

Эта система исторических воззрений Соловьева - как с ее сильными, так и с ее слабыми сторонами - нашла свое конкретное выражение в его "Истории России с древнейших времен".

8

Уже в первой своей диссертации Соловьев в смене старых городов новыми искал органический принцип перехода от первого ко второму периоду русской истории - от Киевской Руси к так называемому удельному периоду.

В своей докторской диссертации - "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома" - Соловьев выступил с принципиальной критикой принятой периодизации русской истории. Он отбрасывает прежде всего термин "монгольский период", примененный Погодиным и рядом его предшественников. Соловьев видит в монгольском завоевании лишь внешнее событие, а периодизация должна определяться развитием органического содержания народной жизни. В силу этого он отвергает и другой распространенный в историографии термин - "удельный период". Понятие удела, как указывает Соловьев, хронологически выходит за рамки того периода, с которым оно обычно связывается: уделы известны в Киевской Руси еще с X века. С другой стороны, своим содержанием оно далеко не покрывает сложного комплекса отношений названного второго периода в истории России, с которым его обычно связывают. Таким образом, Соловьев отметает чисто юридическое понимание удельного периода и ищет для этого периода более реальной и содержательной характеристики. Он находит ее в развитии государственных отношений, в борьбе родового и государственного начала. Соответственно он намечает четыре отдельных периода в развитии государственной власти до конца XVI века. Первый период - от Рюрика до Андрея Боголюбского - характеризуется господством родового строя; второй период - от Андрея Боголюбского до Ивана Калиты - период борьбы родового и государственного начала; в третий период - от Ивана Калиты до Ивана III - происходит объединение Руси вокруг Москвы; четвертый период - "до пресечения Рюрикова дома" - завершается окончательным торжеством государственных отношений над родовыми, торжеством, "купленным страшной, кровавой борьбой с подыхающим порядком вещей"2 .

Законченную систематическую характеристику русского исторического процесса Соловьев дал уже в предисловии к I тему "Истории России". Он отбрасывает идею о "норманском периоде", как перед этим он отбросил и идею монгольского периода: "При начале русского общества не может быть речи о господстве норманнов, о норманском периоде"3 . Напротив, князья-норманны сами подчинились местному общественному строю, усвоили принципы родовых отношений.

"Через ослабление родовой связи между княжескими линиями, через их отчуждение друг от друга и через видимое нарушение единства Русской Земли приготовляется путь к ее собиранию, сосредоточению, сплочение частей около одного центра, под властью одного государя"4 .

Этот процесс был закреплен перенесением политического центра на север. Изменениям, связанным с этим перемещением, была посвящена первая, магистерская диссертация Соловьева. Здесь Соловьев снова под-


1 Соч., стб. 895.

2 Соловьев С. "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома", стр. VI. 1847

3 "История России", кн. I, стб. 2.

4 Там же, стб. 3.

стр. 104

черкивает основное значение развития государственных отношений и внешнюю, второстепенную роль татар в этом процессе. Иван IV завершает этот период русской истории. XVII в. и половина XVIII в. составляют, по существу, третий период - период вступления России в систему европейских государств и вместе с тем период европеизации России деятельностью Петра I. И здесь Соловьев еще раз возвращается к своей основной идее об органичности исторического развития, определившего деятельность Петра, а не определяемого ею: "Преобразователь воспитывается уже в понятиях преобразования, вместе с обществом приготовляется он итти только далее по начертанному пути, докончить начатое, решить нерешенное. Так тесно связан в нашей истории XVII век с первой половиной XVIII; разделять их нельзя"1 . С середины XVIII в. начинается последний, новый период русской истории; его завершением должны были явиться реформы 60-х годов. Таковы основные моменты периодизации русской истории по Соловьеву.

9

В этой общей схеме первый период русской истории определяется господством родового начала. Соловьев начинал историю России с описания господства примитивных, догосударственных отношений, с первобытных форм общежития, устанавливая в истории России последовательное восхождение от низших форм общежития к высшим. Он отвергал всякую идеализацию нашей древней истории, которую по-своему пытались возродить славянофилы. Соловьев, утверждая наличие родового быта на Руси, тем самым устанавливал единство исторического развития России и Западной Европы.

Самое понятие родового строя как исходного момента в развитии государственных отношений Соловьев заимствовал, с одной стороны, у Гегеля и русских гегельянцев (Грановский; Кавелин), с другой - из работы Эверса "Древнейшее право руссов". Как и у Эверса, родовой строй выступает у Соловьева прежде всего как система междукняжеских отношений. Единство княжеского рода, по Соловьеву, сообщает Киевской Руси политическое единство; таким образом, для Соловьева родовой строй не является стадией общественно-экономического развития народа.

Но Соловьев отлично видел, что историческая действительность не укладывается в схему чисто междукняжеских отношений, что конкретные вопросы княжеского владения решались в конечном счете реальной вооруженной силой, княжескими междоусобицами, в которых активное участие принимали местные силы (бояре, вече, город). Поэтому в конкретном изображении эпохи действие родовых отношений между князьями сочеталось с действием этих реальных внутренних сил. Власть принадлежала княжескому роду, каждая земля считала обязательной власть представителя княжеского рода, но не чувствовала себя связанной в выборе этого представителя, в замене одного члена рюрикова рода другим его членом.

В связи с этим Соловьев сделал попытку связать между собой родовые княжеские отношения и общественное развитие. При этом родовые отношения как основу общественного строя Киевской Руси он противопоставил дружинной организации, принесенной варягами, их торжеством обосновывая внутреннюю преемственность развития. Из системы родовых отношений Соловьев выводил и отношения между городами и землями Киевской Руси; отношения между старшими и младшими городами оказывались развитием тех же первоначальных отношений родового старейшинства.

"Семейные славянские понятия, отразившиеся на отношениях князей, отразились также и на отношениях городов, вследствие чего города


1 "История России", кн. I, стб. 10.

стр. 105

новопостроенные вошли к древним в отношение младших к старшим, т. е. должны были находиться в воле последних"1 .

Надо иметь в виду, что у самого Соловьева понятие рода далеко не отличается четкостью. В его представлении понятие рода, как это справедливо подметил уже К. Аксаков, в значительной мере сливается с семьей (в более широком представлении о кровном союзе). В статье Соловьева "Начала русской земли" характеристика родовых отношений включает фактически и явления общинного строя.

Теория господства родового строя в Киевской Руси вызвала с этой стороны решительную полемику славянофилов, противопоставлявших роду общину. Многие возражения славянофилов были справедливы, но их убедительность ослаблялась тем, что община рассматривалась ими не исторически.

Пониманию родовых отношений Соловьев дает еще другое распространительное толкование, на которое не было до сих пор обращено достаточного внимания в историографии. Подводя итоги периоду складывания Московского государства, Соловьев писал: "Новые европейские государства разделяются на две группы: на группу государств германских и на группу государств славянских; в первых мы видим господство так называемых феодальных отношений, во вторых, и преимущественно в России, - видим господство родовых княжеских отношений". "Феодальная цепь на Западе и родовая связь на Востоке кажутся так слабы, так ничтожны при страшной борьбе материальных сил и, несмотря на то, благодаря известной экономии человеческих обществ, эти две нравственные связи, нравственные силы так могущественны, что в состоянии охранить государственное единство; несмотря на частные нарушения обязанностей - феодальных на Западе, родовых на Востоке - вообще эти связи признаются безусловно... феодализму на Западе и родовым княжеским отношениям на Востоке бесспорно принадлежала опека над новорожденными европейскими обществами в опасный период их младенчества"2 .

Из эволюции родовых отношений выводится система местничества как реализации политических притязаний боярства3 .

В борьбе с остатками родового начала завершается утверждение самодержавия в XVI веке. В этой последней интерпретации понятие родового начала переносится уже на ту сумму отношений, которой мы сейчас характеризуем период феодальной раздробленности.

В теории родового строя Соловьева особенно резко сказалась его зависимость от государственной юридической школы. Понятие рода было взято им из схемы развития государственных отношений и не раскрывало реальных общественных отношений. Именно отсюда происходит особенно резкий разрыв между схемой и реальным содержанием и создается внутренняя противоречивость самой схемы, в которую Соловьев пытался вобрать реальный исторический материал. Теория родового строя противоречила действительному развитию общественных отношений; в рассматриваемый Соловьевым период родовые отношения уже сменялись территориально-племенной организацией, русские земли переходили к системе государственных отношений классового феодального общества. Схема заслонила от него эти явления. Но заслуга Соловьева состояла в том, что он подметил сложность самых явлений и остановил на них внимание исследователя. В конкретной постановке вопроса открывалась внутренняя связь со следующим периодом русской истории и возможность нового подхода к его истолкованию.


1 Соловьев С. "Об отношениях Новгорода к великим князьям", стр. 26. 1845.

2 "История России", кн. I, стб. 1342 - 1343.

3 См. Соловьев С. "О местничестве". "Московский литературный и ученый сборник", 1847; "Исторические письма" в Соч.

стр. 106

10

Формально Соловьев шел от давнишней схемы периодизации русской истории, связывая начало нового периода с внешним фактом политической истории - с перенесением столицы в северовосточную Русь, во Владимир. Перемещение исторической арены, изменение географической среды должно было объяснить внутренние изменения исторической жизни, определившие новый период истории России. Новый период характеризуется прежде всего борьбой старых городов с новыми - вольных вечевых городов Киевской Руси, к которой принадлежал и Новгород, с новыми княжескими городами, представлявшими уже личное владение князя, его собственность. В этой связи проблема новых городов превращалась, однако, в частный случай более общего, определяющего начала, характеризующего новый период в целом, - начала собственности, вотчинного (т. е. наследственного) владения. Эта формулировка дана Соловьевым уже в его исследовании "Об отношениях Новгорода к великим князьям". Ее основное положение сводится к утверждению, что в северовосточной Руси "собственность господствует над родовыми отношениями", "понятия собственности, наследственности владения, начали господствовать над понятиями семейными"1 .

То же положение дается и в докторской диссертации Соловьева: "Понятие... об отдельной собственности явилось на севере вследствие преобладания там городов новых, которые, получив свое бытие от князя, были его собственностью"2 .

"Исход борьбы между старым городом и новыми имел решительное влияние на дальнейший ход событий", - повторяет Соловьев и в XIII томе "Истории России"3 . И здесь это связывается с торжеством понятия "собственность". Андрей Боголюбский - "первый пример привязанности к своему, особому, первый пример оседлости... и отсюда начинается новый порядок вещей"4 .

В этой характеристике необходимо прежде всего остановиться на ее основном элементе - начале собственности, оседлости. При всей своей ограниченности оно нее же выводит нас за рамки чисто политических отношений и вводит в систему отношений общественных. Правда, в нем еще заметно преобладает юридическое понятие - землевладение, но оно включает уже и представление о землевладельческом вотчинном хозяйстве. Характеристика вотчинных отношений сохраняет реальное значение для нашей науки, поскольку они представляют одно из конкретных проявлений системы феодальных отношений.

Разойдясь с обоими теоретиками государственной школы, Соловьев отделяет понятие вотчинных отношений как отношений землевладельческих от понятия государственных отношений. Вотчинные отношения землевладения как система частноправовых отношений не покрывают собой отношений государственных, а лишь составляют материальную основу, условия развития последних: вотчинное владение князя, его господство в новых городах, составляет материальную опору его борьбы за укрепление и расширение его политической власти в условиях одновременного ослабления и упадка старых городов, также связанного с развитием новых общественных отношений. Здесь основа развития государственных отношений, и Соловьев ставит проблему непосредственного перехода от старых, родовых, т. е. догосударственных, отношений к отношениям государственным.


1 Соловьев С. "Об отношениях Новгорода к великим князьям", стр. 32 и 35.

2 Соловьев С. "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома", стр. V.

3 "История России", кн. 3, стб. 642.

4 Там же, стб. 641.

стр. 107

Соловьев прослеживает реальный процесс постепенной победы новых отношений над старыми, государственных - над родовыми. Именно в этом плане рассматривает он развитие государственного строя в "Истории отношений между русскими князьями Рюрикова дома". Это борьба "за собственность и за государственные отношения против родовых", "борьба государственного начала с родовым началом", наконец, "окончательное торжество государственных отношений над родовыми"1 . "Родовые княжеские отношения должны уступить место единовластью" - так определяется положение Московской Руси XV в. в "Истории России"2 .

Родовые отношения не исчезают сразу, а лишь постепенно уступают место в борьбе с новыми отношениями. Делается попытка вместо механического перехода от одного начала к другому показать динамику реальной борьбы нового со старым, воспроизвести процесс исторического развития. Родовые отношения создавали, по Соловьеву, не только разобщенность замкнутых кровных союзов, но и элементы связи между ними, действовавшие до тех пор, пока создались основы иной, более прочной системы отношений. Последняя создавалась оседанием князя, его новым отношением к населению и отношением народа к князю как вотчиннику своей земли. Борьба, начатая Андреем Боголюбским в XII в., затянулась почти на четыре столетия, она характеризуется медленной поступательной политикой московских князей: "Все они похожи друг на друга; в их бесстрастных ликах трудно уловить историку характеристические черты каждого; все они идут по одному пути, идут медленно осторожно, но постоянно, неуклонно; каждый ступает шаг вперед перед своим предшественником, каждый приготовляет для своего преемника возможность ступить еще шаг вперед"3 .

В изложении Соловьевым самой истории образования Московского государства ярко выделяются два момента, наглядно отражающие характер его подхода к историческим явлениям.

Первый - возвышение Москвы, исходный момент "собирания" русской земли, конкретного процесса складывания Московского государства. Верный своей основной исторической концепции, Соловьев и здесь начинает с анализа географических условий возвышения Москвы.

Москва - географический центр северовосточной Руси и "пограничное место между старою, Южною, и новою, Северною Русью"4 . Поэтому население южных княжеств, а потом и пограничных княжеств северовосточной Руси, постоянно находившееся под угрозой татарских набегов, искало себе убежище в Московском княжестве. Оно спасалось туда и потому, что политика московского князя была умнее: он умел ладить с Ордой, и население Московского княжества меньше страдало от татарского гнета. Отсюда большая густота населения в Московском княжестве, а значит, и большее богатство, большие реальные силы московского князя. Кроме того центральное положение делало Москву посредницей в торговых отношениях между княжествами, между Востоком и Западом. Эта торговая роль Москвы способствовала накоплению средств у московского князя, что влекло за собой увеличение внутренних ресурсов, рост влияния московского князя и тяготение к нему остальных княжеств.

Сильная сторона концепции Соловьева заключалась в том, что источник государственного объединения вокруг Москвы он ищет прежде всего в материальной базе, в объединении народа и в ресурсах на-


1 Соловьев С. "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома", стр. IV, VI, X.

2 "История России", кн. 3, стб. 1343.

3 Там же, стб. 1119.

4 Там же.

стр. 108

родной силы, а не сводит весь этот процесс к субъективному моменту - к счастливым свойствам московских князей-"собирателей", как это делал до Соловьева Карамзин, а после - многие представители буржуазной историографии.

Признание наличия материального и географического факторов возвышения Москвы явилось реальной основой для снятия внешнего фактора, привлекавшегося для его объяснения, - татарского ига. "Москва обязана своим величием ханам", - писал в свое время Карамзин. С этим положением не сумел разделаться и Погодин, к нему вернулся Чичерин, а за Чичериным пошел Ключевский1 . Соловьев первый указал на необходимость искать реальную внутреннюю основу возвышения Москвы, совершившегося помимо и вопреки татарской политике. При этом вразрез с обычной трактовкой Соловьев отнюдь не отожествляет развитие государственного строя северовосточной Руси с возвышением Москвы. В этом смешении больше чем сам Соловьев повинны его продолжатели.

Соловьев иначе чем предшествовавшие ему историки подошел и к оценке поворотного момента в истории русского государства XVI в. - политики Ивана IV, опричнины. Для дворянской историографии, для Щербатова или Карамзина, опричнина, борьба Ивана IV с боярством, вообще лишена какого-либо реального исторического смысла; это продукт патологического состояния, Ивана IV, разрыв царя с его мудрыми советниками, источник неисчислимых бедствий. На этой точке зрения стоял и Погодин. Кавелин первый дал уже иную оценку политики Ивана IV, увидев в опричнине борьбу за государственное начало, против боярства как реакционной силы, а в Иване IV - предшественника Петра I. Но в понимании Кавелина Иван IV отражает лишь первые зародыши нового, лишь "мечту" о государстве - мечту, для осуществления которой еще не созрели реальные условия; поэтому и в опричнине Кавелин видит, в конечном итоге, лишь месть за понесенную неудачу.

У Соловьева опричнина Ивана IV - не начало, а завершение длительного периода борьбы за торжество государственного начала. Смысл опричнины именно в том и состоял, что события созрели, что почва для разгрома боярства была готова; опричнина и явилась последним, решающим ударом. В "Истории России" Соловьева опричнина впервые рассматривалась как акт сознательной и исторически оправданной политической деятельности; в ее оценке существо явления отделялось от уродливых внешних форм, порожденных условиями эпохи. Правильный исторический подход к вопросу позволил Соловьеву приблизиться к правильному его разрешению. Эти мысли Соловьева получили свое дальнейшее развитие в буржуазной историографии только у Платонова и косвенно были отражены у Павлова-Сильванского. Значительная часть последующих историков, прежде всего Ключевский, сделала в решении этого вопроса шаг назад по сравнению с Соловьевым.

11

Последним этапом в поступательном движении русской истории, показанным у Соловьева, является царствование Петра I - "эпоха преобразований". Уже предисловие к I тому "Истории России" подчеркивало идею исторической подготовленности реформы ("преобразователь воспитывался уже в духе преобразования"), идею "тесной связи в нашей истории XVII в. с первой половиной XVIII". Постепенно значение петровской реформы в концепции Соловьева все возрастает, превращаясь в основной центр, в стержень всего русского исторического процесса. Этой теме


1 Впрочем, сам Соловьев впал при этом в другую крайность, значительно преуменьшив тяжесть татарского ига и тем самым значение народной борьбы против господства Золотой Орды (см. "История России", кн. I, стб. 1219). Он, скорее, отмечал роль Орды в развитии торговых связей Московской Руси с Востоком.

стр. 109

подчинено все содержание русской истории в его последних литографированных курсах лекций.

Но в постановке и этого вопроса Соловьеву не удалось уйти от известной двойственности. В его концепции то и дело прорывается мысль о великой личности, направляющей ход исторического развития. Это особенно отчетливо проступает в XIV томе "Истории России", в сравнении "нашей революции начала XVIII в." с французской революцией 1789 г.: "В России один человек, одаренный небывалою силою, взял в свои руки направление революционного движения, и этот человек был прирожденный глава государства"1 . Даже в "Публичных чтениях", где идея внутренней обусловленности преобразования проведена еще резче и последовательнее, звучит идеализация Петра I: "Народ поднялся и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя; - вождь явился"2 .

Но в конечном итоге личное начало подчинялось идее общей закономерности развития народной жизни. Петр "является вождем в деле, а не создателем дела, которое потому есть народное, а не личное, принадлежащее одному Петру", - пишет Соловьев в том же, XIV томе "Истории России"3 . Идея исторической обусловленности петровской политики является основной идеей концепции Соловьева. "Последователи исторического направления, - писал он, - тесно связывают обе половины русской истории - допетровскую и послепетровскую; в явлениях последней видят результаты явлений первой"4 .

В период переоценки ценностей, наступающий для буржуазии перед лицом борьбы рабочего класса за пролетарскую революцию, буржуазная литература начинает последовательно снижать историческое значение петровских преобразований и роль самого Петра как преобразователя. Уже Ключевский и особенно решительно Милюков подчиняют всю политику реформ требованиям, порожденным войной; по Милюкову, вся петровская реформа совершается случайно и походя, без системы и продуманной цели, для нужд одной войны. Соловьев и здесь оказывается на большей научной высоте нежели его последователи и ученики: "Война входила в общий план преобразования, как средство для достижения ясно сознанных, определенных целей этого преобразования, входила в общий план, как школа, дававшая известное приготовление народу, приготовление, необходимое в его новой жизни, новых отношениях к другим народам"5 . Трактовка Соловьевым петровских реформ подтверждает прогрессивность для своего времени его исторических взглядов.

12

Но эта полнота исторической трактовки была возможна для Соловьева лишь до тех пор, пока его государственная концепция не вступала в прямое противоречие с пониманием органического развития общественных отношений, пока развитие государственной деятельности отражало и соответствовало поступательному ходу исторического процесса.

Но там, где государство вступало в конфликт с народом, Соловьев уже не в состоянии раскрыть закономерности развития, не может дать объективной оценки роли народных масс и их борьбы с господствующими классами. Это идет, несомненно, от его классового мировоззрения, как представителя буржуазной России. В его понимании исторического развития России находит законное место Петр с его реформами; но для народной борьбы, для народных восстаний нет места. Между тем завершение в XVI в. ликвидации феодальной раздробленности и переход к


1 "История России", кн. 3, стб. 1055.

2 Соч., стб. 1001.

3 "История России", кн. 3, стб. 1055.

4 Соч., стб. 1593.

5 Там же, стб. 1060.

стр. 110

феодальному абсолютизму сопровождались нарастанием новых противоречий; поднималась активная народная борьба против феодальной системы отношений. Эта борьба выливается в ряд народных восстаний, начиная с крестьянской войны начала XVII в., за которой в XVII в. следуют городские движения и восстание под руководством Разина, раскол, а в XVIII в. - крестьянские войны, Булавин и Пугачев. Для всего этого нет надлежащего места в том плане развития последовательного прогресса, который дается Соловьевым. Поэтому в изображении XVII в. Соловьев отбрасывает, не понимает и не хочет видеть всего того, что входит в конфликт с государственным началом.

В трактовке Соловьева народное движение - это анархия, бунт. Казачество - это праздная масса, отказывающаяся от всякого труда, "охотники до гулянья". В этом плане вся история Московского государства превращается в историю борьбы начала государственного с антигосударственным, анархическим началом, представленным казачеством. "Казачество усиливалось на счет государства, вытягивая из последнего служебные и производительные силы1 . Уход в казачество означал отказ от тягла. В плане теории закрепощения и раскрепощения государственной школы тягло есть обязательная повинность, наложенная в равной мере на все сословия русского общества в интересах укрепления государства. Поэтому отказ от тягла становится отказом от общенародной повинности и представляется, таким образом, как бунт ленивого человека против общегосударственных и общенародных интересов.

Как история народных движений, так и история народов, входивших в состав русского государства, не могли найти себе место в тесных рамках государственной концепции Соловьева. История народов России лишалась всякого самостоятельного содержания и значения, превращалась из субъекта в объект исторического процесса. Отдельные народы появляются в изложении Соловьева лишь тогда, когда возбуждается вопрос об их политическом подчинении.

Так, лишь при изложении истории XVII в., в связи с историей борьбы Московского государства за украинские земли, перед Соловьевым реально возникает вопрос об украинской истории. Даже традиционная глава по истории Литовско-русского государства отсутствует в "Истории России" Соловьева, остающегося последовательным в единстве своей политико-исторической темы. Верный принципу государственного начала, Соловьев резко отмежевывается от широкого народного движения украинского казачества, проводя свой общий взгляд на казацкие движения в специальной статье "Малороссийское казачество до Хмельницкого". Впрочем, и в этих тесных пределах работа Соловьева все же сохраняет свое научное значение. Тщательная обработка нового, ранее не тронутого исторического материала и архивных источников, не охваченных даже последующей публикацией Археографической комиссии, широта подхода к теме, которая ставится в связь со всем комплексом внешних и внутренних отношений рассматриваемого периода, - все эти характерные черты научной системы Соловьева находят полное отражение и в этих главах его "Истории".

Еще бледнее чем Украина отражены в "Истории" Соловьева другие народы России. В общей истории России они еще больше чем украинский народ выступают как объект царской политики. Что же касается их национальной борьбы против политики царизма, то она воспринимается лишь как антигосударственное начало.

13

Эпохой Петра I фактически заканчивалась основная часть "Истории России". Дальнейший период Соловьев уже не мог дать в том же це-


1 "История России", кн. 3, стб. 1472.

стр. 111

лостном, законченном рассмотрении. Чем дальше, тем больше усложнялись самые общественные отношения, тем сложнее становилась и задача раскрытия внутренних связей, которыми определялось их развитие, тем труднее становилось сведение их к государственному началу. Эту же трудность отметит потом Ключевский. А между тем именно здесь Соловьеву приходилось полностью поднимать новину. По XVIII веку отсутствовали не только научные исследования, но даже серьезные публикации источников; здесь не было и такого сводного источника, как летопись; полное собрание законов - этого также не следует забывать - было плодом лишь XIX века.

По истории XVIII в. Соловьев впервые поднимал нетронутые груды материалов, и не случайно разделы послепетровской истории, особенно годы царствования Екатерины II, часто носят характер лишь первоначального свода материалов. В таких условиях обобщить материал было трудно. Но его работа "История падения Польши" показывает исключительное уменье даже в этом, не разработанном тогда еще периоде объединить разнородные элементы и дать их органический синтез.

В "Истории падения Польши" Соловьеву удаетесь вскрыть внутреннюю связь явлений, показать западную политику Россия не в отрыве, а в органической связи ее с восточной политикой, с борьбой на Черном море; ему удалось установить связь между внешней политикой России и внутренней политикой самой Польши и внешней политикой Европы того времени. Этот учет всех элементов, понимание целого во всем его многообразии, во всех его частях, и является одним из основных свойств научной мысли Соловьева.

В "Истории падения Польши" Соловьев правильно наметил и основную линяю внутреннего развития Польши, процесс разложения шляхетской Польши, определившийся в итоге банкротства ее внутренней и внешней политики; он правильно указал на национальные противоречия в самой Речи Посполитой. Но вместе с тем он прикрывал национальной и религиозной идеей реакционную сущность политики русского царизма, смысл второго и особенно третьего раздела Польши, как создание плацдарма в борьбе против Французской революции. Начав с правильной мысли о разрыве между политиками шляхетской Польши и интересами польского народа ("народ был нем"), Соловьев с полным пренебрежением прошел мимо народного движения 1794 г. в Варшаве, на котором сказалось влияние Французской революции.

Особо выделяется группа историографических исследований в общем комплексе научно-исследовательских работ Соловьева. Основные из них: "Писатели Русской истории XVIII века", "Н. М. Карамзин и его "История государства российского", "Август-Людвиг Шлецер", "Шлецер и антиисторическое направление" - написаны в середине 50-х годов1 . Эти работы положили начало русской историографии. Соловьев заканчивает свои историографические исследования Карамзиным, т. е. исторической наукой XVIII века.

В своих историографических работах Соловьев намечал пути дальнейшего развития истории, утверждал свою линию в науке. Переходом от историографии к исторической программе была его статья "Шлецер и антиисторическое направление". В полемике со славянофилами Соловьев отстаивал принцип подлинного историзма в историческом исследовании: "Последователи исторического, направления с глубоким вниманием и сочувствием следят за строением великого здания; замечают, как участвует в этой постройке каждый век, каждое поколение, что прибавляет к зданию прочного, остающегося; участие к строителям, к пере-


1 Все указанные работы вошли в том сочинений С. Соловьева в изд. т-ва "Общественная польза".

стр. 112

довым людям в деле созидания усиливается при виде тех страшных препятствий, с которыми они должны были бороться"1 .

14

Научная деятельность Соловьева оставила исключительно глубокий след в русской исторической науке. Из нее в той или иной мере исходили и современники Соловьева и вся последующая буржуазная историография. Через 25 лет после его смерти, в 1904 г., В. О. Ключевский, являвшийся тогда руководителем буржуазной исторической школы, говорил: "29 томов его "Истории" не скоро последуют в могилу за своим автором. Даже при успешном ходе русской исторической критики в нашем ученом обороте надолго удержится значительный запас исторических фактов и положений в том самом виде, как их впервые обработал и высказал Соловьев: исследователи долго будут их черпать прямо из его книги, прежде чем успеют проверить их сами по первым источникам"2 .

Сам Ключевский, стремясь ярче осветить народную жизнь, экономику и социальные отношения, шел за государственной теорией Соловьева - Чичерина в общих контурах своей схемы и во II томе "Курса русской истории". Такова в известкой мере трактовка возвышения Москвы; от Соловьева шел Ключевский и в общей трактовке Петра Великого. В этом смысле продолжением школы Соловьева оставалась в известной мере и вся школа Ключевского. Принцип органического развития и связи истории России с историей Западной Европы выделил у Соловьева и Н. П. Павлов-Сильванский; в трактовке Петра I он также шел от Соловьева. Из VI тома Соловьева выросла трактовка XVI в. и опричнины Грозного в исследованиях Платонова.

Но в условиях нараставшего кризиса буржуазной науки и несмотря на развитие Лениным марксистской концепции русской истории буржуазные и мелкобуржуазные историки все более обращаются к самым слабым сторонам научной мысли Соловьева. Уходя от закономерности исторического развития, обернувшейся против них, они берут у Соловьева его схему, которая связывала его с государственной школой. Эту схему воспроизвел и значительно усилил Милюков, ее воспроизвел и Плеханов в своей работе "История русской общественной мысли".

Но сила Соловьева была именно в том, что подлинный историзм часто брал в нем верх над схемой государственной истории. Труды Соловьева сохраняют свое значение и сейчас именно теми сторонами, которые связаны с его историзмом. Однако самый принцип целостного, диалектического рассмотрения исторической действительности во всей ее конкретности, основанный на исключительном чувстве живой исторической действительности, "живой жизни" (Ленин) получает свое полное обоснование и раскрытие лишь на твердой базе марксистской теории исторического материализма.

С большой полнотой и убедительностью показана Соловьевым связь истории России с западноевропейской истерией; после Соловьева ни один буржуазный историк не сумел вскрыть эту связь с такой полнотой и обстоятельностью.

В таких труднейших вопросах, как история возвышения Москвы, как утверждение самодержавия при Иване IV, как преобразовательная деятельность Петра I, труды Соловьева являлись наиболее передовыми в буржуазной историографии и представляют известную ценность до сих пор.

Наконец, "История России" является действительно монументальным сводом огромного научно проверенного исторического материала, которым пользуются историки до сих пор.


1 Соч., стб. 1615.

2 Ключевский В. "Очерки и речи", стр. 39. М. 1913.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/СЕРГЕЙ-МИХАЙЛОВИЧ-СОЛОВЬЕВ-1820-1879

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Вacилий СмогоржевскийКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/admin

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Н. РУБИНШТЕЙН, СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ СОЛОВЬЕВ. 1820-1879 // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 18.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/СЕРГЕЙ-МИХАЙЛОВИЧ-СОЛОВЬЕВ-1820-1879 (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Н. РУБИНШТЕЙН:

Н. РУБИНШТЕЙН → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Вacилий Смогоржевский
Минск, Беларусь
4267 просмотров рейтинг
18.08.2015 (3146 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
1 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
12 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ СОЛОВЬЕВ. 1820-1879
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android