(с) 2000 г.

Отношение советского правительства к войне Франции в Алжире определялось проводившейся СССР политикой антиимпериализма, антиколониализма, защиты мира. Названные основополагающие принципы, казалось, делали СССР безусловным союзником алжирского национально- освободительного движения. Эта позиция была выражена и в советской прессе, и в отечественной историографии (1). Но становление такой позиции произошло далеко не с самого начала войны и не без колебаний со стороны советского руководства. Об этом свидетельствуют, в частности, французские и алжирские досье из Архива внешней политики РФ, ставшие доступными для исследователей в последние годы. Наибольший интерес представляют дневники посла СССР во Франции С.А. Виноградова. Среди его французских собеседников были политики Э. Фор и Ги Молле, Ш. де Голль, Ж. Сустель, М. Дебре, деловые люди, журналисты, предприниматели, руководители Французской коммунистической партии (ФКП) Ж. Дюкло, В. Роше, М. Торез. С.А. Виноградов часто встречался и с дипломатами арабских и африканских государств, прибегавшими к посредничеству советского посла. Большой интерес представляют досье Африканского департамента Министерства иностранных дел СССР: донесения посольств в Тунисе, Марокко, Египте.

В последние годы появились мемуары отечественных дипломатов, существенно обогащающие представления о советской внешнеполитической деятельности 50-х - 60-х годов, в частности, книги О.А. Трояновского, в те годы работавшего помощником министра иностранных дел В.М. Молотова, затем помощником первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева по внешнеполитическим вопросам (2), и Ю.В. Дубинина - сотрудника советского посольства в Париже (3). Доступ к более широкому кругу источников, а также личные беседы с О.А. Трояновским и А.А. Ахтамзяном - людьми, причастными к внешнеполитической деятельности СССР в годы алжирской войны, позволяют предположить, что отношение Советского Союза к алжирской проблеме было не столь однозначным, как это представлено в официальных источниках и историографии. Здесь переплетались интересы идеологии и реальной политики, уступая подчас место дипломатической и ведомственной интриге.

Обичкина Евгения Олеговна - кандидат исторических наук, доцент Московского государственного института международных отношений (университета) МИД РФ.

1 Поспелова Н.Г. Алжир. М., 1959; Глухарев Л.И. Алжирская проблема. М., 1961; Молчанов Н.Н. Внешняя политика Франции. М., 1961; Колосков И.А. Внешняя политика современной Франции. М., 1964.

2 Трояновский О.А. Через годы и расстояния. М., 1998.

Запись беседы А.А. Ахтамзяна с автором 12 ноября 1996 г. содержит сведения о разногласиях между руководством I Европейского отдела и Отдела Африки Министерства иностранных дел СССР по вопросу о признании Временного правительства Алжирской Республики. В начале 1962 г. в издательстве "Международные отношения", по сведениям А.А. Ахтамзяна, работавшего в этом издательстве, был подготовлен к печати сборник документов по алжирской проблеме. Набор был рассыпан из-за противодействия I Европейского отдела, приложившего немало усилий для того, чтобы начался франко-советский диалог. - Архив автора.

3 Дубинин Ю.В. Дипломатическая быль. Записки посла во Франции. М., 1997.

стр. 19

Первое упоминание об алжирском конфликте в донесениях Виноградова датируется 16 ноября 1954 г. (4), когда становилось очевидным, что террористические акты против европейцев, совершенные в ночь на 31 октября 1954 г., явились началом систематического вооруженного противостояния только что созданного фронта Национального Освобождения (ФНО) Алжира французским колониальным властям. С лета 1955 г. один из молодых стажеров советского посольства в Париже В. Рыбаков занимался исключительно алжирским досье (5). Таким образом, с самого начала алжирского восстания Москва была хорошо информирована о трудностях, с которыми столкнулась Франция в ее североафриканских владениях. Однако алжирское восстание заслонили другие проблемы: в центре советских внешнеполитических интересов стоял тогда вопрос о перевооружении Германии и связанная с ним проблема ратификации договора о Западноевропейском союзе (ЗЕС) французским Национальным собранием, разрешившаяся, к удовлетворению СССР, отклонением договора, что могло означать открытие новых тем в советско-французском диалоге.

Причины внутреннего порядка также затрудняли возможность быстрой и однозначной реакции советского правительства на начало алжирского восстания. Это было время смены советского руководства, прихода к власти Н.С. Хрущева. Во внешнеполитической области его политика испытывала влияние колебаний советского руководителя. Для внешней политики Хрущева были свойственны крутые повороты, что не могло не сказаться на отношении к алжирскому вопросу, поскольку оно определялось двумя составляющими хрущевского внешнеполитического курса: открытостью к диалогу с Западом, в частности с Францией, и стремлением к гегемонии в антиколониальном движении. Алжирская война постепенно заняла в эти годы важное место в геополитической стратегии Советского Союза, и отношение к ней находилось в прямой зависимости от ее успехов и неудач.

В позиции советского руководства в алжирском конфликте выделяется несколько этапов. С ноября 1954 г. до 1958 г. преобладало прохладное отношение к алжирскому национально-освободительному движению. Не последнюю роль в этом сыграла инерция сталинских традиций, присутствовавшая в политике В.М. Молотова, занимавшего до 1956 г. пост министра иностранных дел. В годы войны Сталин не доверял националистам в колониально-зависимых странах. Эта инерция сыграла на руку французам во время наметившего стараниями Хрущева и Виноградова советско-французского диалога, к которому Молотов относился скептически. Советское руководство не проявило особой радости по поводу антифранцузского восстания в Алжире, тем более, что "французские друзья" (так называл Виноградов в своей переписке руководителей ФКП) и другие французские собеседники советского посла были единодушны в стремлении заставить Москву видеть в этом восстании происки англичан и американцев против позиций Франции в Северной Африке (6). Дюкло и Торез предупреждали, что речь идет об усилении в странах Магриба угрозы проникновения США - "более сильного империалистического хищника", и потому более опасного, чем Франция. Для них ситуация в Северной Африке была чревата повторением Индокитая. Французские коммунисты хотели бы, чтобы события в Алжире развивались по иному сценарию, чтобы это была совместная политическая борьба трудящихся арабов и европейцев за демократизацию управления Алжиром, равноправие местного населения и повышение уровня жизни (7).

Доклады Виноградова, официальная советская пресса и историография обходят молчанием террористические акции алжирских националистов против мирного европейского населения. Лишь раз слово террор, взятое в кавычки, проскальзывает в

4 Архив внешней политики (далее - АВП РФ), ф. 0136, оп. 44, п. 259, д. 9, л. 228.

5 Дубинин Ю.В. Указ. соч., с. 33.

6 Э. Фор, тогдашний министр экономики и финансов, В. Роше и Р. Гийо, члены Политбюро ЦК ФКП. - АВП РФ, ф.0136, оп. 44, п. 259, д. 9. л.228, 233.

7 Ж. Дюкло, 9 декабря 1954 г. Там же, с. 248-249.

стр. 20

записках советского посла (8). Об убийствах мирных французских граждан в Алжире в них говорится, как о провокациях, направленных на дестабилизацию правительства Ги Молле (9). В то же время советское руководство не выказывало солидарности и братских чувств в отношении ФНО. Тому были веские причины. Коммунистическая партия Алжира в те годы еще не присоединилась к ФНО и не принимала участия в вооруженной борьбе, алжирские коммунисты не только не имели влияния внутри ФНО, но и испытывали на себе враждебное отношение его руководства. "Французские друзья" неоднократно предупреждали советских товарищей об антикоммунистическом характере ФНО, сообщали о серии акций и угроз представителей ФНО во Франции в адрес французских коммунистов, действовавших среди алжирских рабочих (10).

Помимо недоверия, вызванного антикоммунизмом алжирских националистов, и внимания к соображениям "французских товарищей", сдержанная позиция СССР в отношении ФНО определялась не только идеологией. Отклонение французским парламентом договора о ЗЕС, предусматривавшего перевооружение Западной Германии, а также франко- американские трения по поводу Алжира породили у советского руководства надежды на возможность диалога с Францией по германской проблеме, и надежды эти в значительной степени подогревались французскими политиками.

Москва стремилась оторвать Францию от англо-американского тандема. В "большой четверке" вершителей судеб Германии это открыло бы новые возможности для советской дипломатии. Авансы Франции имели иную подоплеку: она хотела нейтрализовать СССР в алжирском конфликте. Французское правительство опасалось возможности советской помощи Алжиру, сопоставимой с той, которую оказывал Советский Союз Египту при президенте Г.А. Насере. В 1955 г. председатель совета министров Франции Э. Фор интересовался у Виноградова, могли бы улучшиться позиции Франции в Северной Африке, если бы Франция пришла к соглашению с СССР в Европе по германской проблеме (11). Любопытен и такой штрих: депутат П. Лебон просил СССР помочь Франции военными вертолетами для борьбы с "подстрекателями" в Алжире (12). Французы давали понять советскому послу, что они рассчитывают на поддержку СССР в алжирском конфликте.

В этой дипломатической игре Виноградов избрал уклончивую позицию. В беседе с Фором он ограничился общими замечаниями: "Франция должна решать свои проблемы собственными силами, в соответствии с духом времени, уважая стремление всех народов к независимости" (13). Характерно, что в мае 1955 г. советский посол избегал уточнения, что речь идет об алжирском народе. Однако это вовсе не означало, что советские руководители могли себе позволить отвернуться от восставших алжирцев. В Москве было известно, что ФНО рассчитывал на часть советского вооружения, поставлявшегося Насеру через Чехословакию (14). Об этом Дюкло сообщал Виноградову в октябре 1955 г. Советские газеты начали публиковать сообщения, обличавшие французскую политику в Алжире, делегация СССР в ООН голосовала за включение алжирского вопроса в повестку дня Генеральной Ассамблеи ООН в октябре 1955 г. Императивы интернациональной солидарности в данном случае одержали верх над дружескими авансами французской дипломатии.

Создавалось впечатление, что французское руководство с пониманием отнеслось к идеологическим мотивам голосования СССР в ООН. Оно совпало с подготовкой официального приезда Фора в Москву. Это был первый визит такого уровня с начала "холодной войны". Глава французского правительства подчеркивал, что хотел бы совершить свой первый выезд за пределы страны не в Вашингтон, как это делали его

8 АВП РФ, ф. 0136, оп. 46, п. 269, д. 4, л. 265-266.

9 Там же, л. 97.

10 АВП РФ, ф. 68, оп. 4, п. 4, д. 5. л. 27-29.

11 АВП РФ, ф. 0136, оп. 4, п. 259, д. 9, л. 233.

12 Там же, п. 265, д. 5, л. 154-155 (23.VI.1955).

13 Там же, оп.44, п.262, д.136, л.133.

14 Там же, оп. 45, п.265, д. 5, л. 222-223.

стр. 21

предшественники, а в Москву. Под давлением ряда депутатов и министров, возмущенных советским голосованием в ООН, Фор отказался от поездки в Москву, заверив советского посла, что этот вынужденный шаг означает лишь перенос, но не отмену визита (15). Вскоре правительство Фора ушло в отставку.

Его преемник Ги Молле в мае 1956 г. прибыл в Москву для встречи с Хрущевым. Во время обсуждения министрами иностранных дел СССР и Франции формулировки соответствующего пункта советско-французского коммюнике, советская сторона настаивала на формуле, оглашенной Виноградовым: "Советские руководители проявляют понимание испытываемых Францией в Алжире трудностей и выражают пожелание, чтобы алжирская проблема была урегулирована в духе времени, в интересах как французского, так и алжирского народов, поскольку нельзя отрицать наличия исторически сложившихся связей между Алжиром и Францией" (16). Министру иностранных дел Франции К. Пино не понравилась фраза о решении алжирского вопроса "в духе времени". Он заявил, что это будет недостаточно гладко звучать по-французски. Как вспоминает присутствовавший при разговоре Трояновский, Хрущев спросил у него, блестящего знатока английского языка, хорошо ли это звучит по-английски, и, поскольку ответ был утвердительным, эта формула так и осталась в официальных документах. В то же время Хрущев согласился с позицией Парижа: Франция должна сама урегулировать алжирскую проблему. Тогда признание конфликта в Алжире внутренним делом Франции было на руку и советской дипломатии, ибо подразумевало невмешательство французских союзников по Североатлантическому пакту (НАТО). Для Франции же это было гарантией против интернализации конфликта.

Во Франции позиция СССР вызвала большое удовлетворение. Франко- советским отношениям должно было добавить теплоты внимание французских политиков к советскому опыту преодоления обособленности мусульманских народов Средней Азии, которым постоянно "козырял" Хрущев, выступая за прогресс освобождающихся колониальных народов: французская сторона выказала интерес к интеграции мусульман в советский народ и к освоению целинных земель, имея в виду разработку программ модернизации Алжира (17).

Непродолжительное сближение Хрущева с правительством Ги Молле происходило не без учета интересов ФКП. Французские коммунисты мечтали тогда о втором издании Народного фронта и просили Москву не ставить правительство левых, возглавлявшееся Ги Молле, в трудное положение на международной арене (18). В апреле 1956 г. коммунисты голосовали за предоставление французскому правительству всей полноты полномочий в Алжире, хотя и настаивали при этом на переговорах с руководителями алжирского национально-освободительного движения и предостерегали против эскалации репрессий. В беседе с Виноградовым в апреле 1956 г. Дюкло так обосновал позицию французских коммунистов: алжирская нация находится только в стадии своего формирования, следовательно, мусульманская и арабская солидарность для алжирцев сильнее, чем национальное самосознание. Поэтому война породит подъем мусульманского фундаментализма и фанатизма, во избежание чего необходимо скорее покончить с этой войной (19).

Но скоро выяснилось, что ни СССР, ни ФКП ничего не выиграли от сочувственного отношения к трудностям французского правительства в Алжире.

Алжирский вопрос вскоре был оттеснен на второй план Суэцким кризисом. На митинге в Москве 30 июня 1956 г. Хрущев приветствовал национализацию Египтом Суэцкого канала и угрожал "империалистам Запада". Жесткая позиция советского руководителя впечатлила арабских лидеров: советская мощь и решимость ее применить для защиты "арабских друзей СССР" отныне не вызывали сомнений.

15 Там же, л.220.

16 Там же, оп. 46,п. 269,д. 4,л.163-164.

17 Там же, л. 44, 201.

18 Там же, л. 105.

19 Там же, л. 126.

стр. 22

Что касается алжирцев, они тогда еще не относились к таким друзьям. Советское посольство в Париже получило новые свидетельства связей алжирцев с американцами: 19 ноября 1956 г. посол Египта в Париже Абдель-Наби сообщил Виноградову, что во время ареста пяти алжирских лидеров французские власти нашли у них документы, подтверждавшие, что алжирское восстание финансировалось американцами, в частности нефтяной компанией АРАМКО, которая стремилась прибрать к рукам нефтяные месторождения в Сахаре. Советский посол намеревался разоблачить эту связь, но египтяне не желали наносить вред ФНО Алжира в глазах мировой общественности (20). В Министерстве иностранных дел СССР сообщению об американском финансировании придали большое значение.

К концу лета 1956 г. потепление в отношениях СССР и Франции закончилось: Суэцкий кризис, августовские волнения в Познани, а затем октябрьское восстание в Будапеште породили новую волну антисоветизма во Франции. "Особые отношения" Москвы и Парижа были заморожены.

Теория мирного сосуществования двух систем, выдвинутая Хрущевым на XX съезде КПСС, идеологически обосновывала солидарность социалистических стран с угнетенными народами. Политика мирного сосуществования позволяла идти на компромиссы с Западом, не теряя из виду конечной цели - победы над капитализмом в идеологическом и экономическом соревновании. Приоритет в этой борьбе всегда принадлежал пролетарскому интернационализму, даже в ущерб соображениям реальной политики и государственным интересам СССР.

Весной 1957 г. Советский Союз начал проявлять первые признаки моральной поддержки "алжирским патриотам". Однако это делалось не от имени правительства, а от лица массовых организаций, в частности - профсоюзов (ВЦСПС).

В апреле 1957 г. ВЦСПС направил телеграммы солидарности двум алжирским профцентрам. Тексты обеих телеграмм правились в I Европейском отделе Министерства иностранных дел, что отложилось в материалах мидовского досье (21). В итоговых текстах нашли отражение и интересы ФКП, и нежелание советского руководства осложнять отношения с Францией. В телеграммах выражена надежда, что "совместные усилия всех миролюбивых народов, в первую очередь, французского народа могут привести к законному и справедливому урегулированию конфликта" (22).

В марте 1956 г. посол Сирии в Париже Махассен (23) с горечью говорил Виноградову, что великие державы, включая и СССР, "хотят принести в жертву алжирцев" во имя сохранения хороших отношений с Францией. Виноградов сообщал в Москву, что Махассен "по существу поставил вопрос о возможности оказания СССР помощи национально-освободительному движению в Северной Африке", хотя не был официально уполномочен на это своим правительством. Махассен предупредил также, что арабские страны готовятся вынести алжирский вопрос на Генеральную Ассамблею ООН, и выразил надежду, что советское правительство найдет подходящую форму для своего выступления в защиту алжирского народа (24).

Поскольку эта беседа состоялась в разгар подготовки визита председателя французского правительства Ги Молле и министра иностранных дел Пино в Москву, ответы советского посла были уклончивыми. Однако ко времени голосования по алжирскому вопросу в ООН ситуация изменилась: после московской встречи с Хрущевым Ги Молле в беседе с Аденауэром в Люксембурге выразил поддержку западному плану

20 Там же, л. 255.

21 Там же. оп. 41, п.71, д.31, л.17-18.

22 Там же, л. 18.

23 Виноградов отмечает в записке, что Махассен принимал участие в борьбе против англо-французских колонизаторов в Сирии вместе с сирийскими коммунистами, что должно было служить хорошей рекомендацией.

24 АВП РФ, ф. 0136, оп. 46, п. 269. д. 4, л. 101.

стр. 23

урегулирования германского вопроса (25), чем обесценил в глазах Москвы главный мотив проявленного СССР "понимания" французских трудностей в Алжире. Напрасно Пино 25 июня, накануне голосования, просил Виноградова, чтобы СССР воздержался при голосовании: "Для меня лично и для моей политики (после поездки в Москву. - Е.О.) это имело бы катастрофические последствия" (26).

Советские представители проголосовали за включение алжирского вопроса в повестку дня Генеральной Ассамблеи ООН, что в глазах французов таило угрозу интернализации конфликта. В принципе официальная позиция СССР оставалась неизменной: 3 декабря 1957 г. советский делегат, высказываясь с трибуны ООН за мир в Алжире, повторил положения о праве народов на самоопределение и о необходимости мирного урегулирования алжирской проблемы. В то же время советское руководство задумывалось о целесообразности позиции благожелательного для Парижа невмешательства в алжирский вопрос, тем более, что августовский кризис 1956 г. в Познани и октябрьские события 1956 г. в Венгрии вызвали новую вспышку антисоветизма во французской прессе. Однако тема страданий алжирского народа и преступлений французских колонизаторов звучала в советских средствах массовой информации.

Хотя недоверие к антикоммунистически и тогда еще проамерикански настроенным лидерам ФНО Алжира по-прежнему заставляло советское руководство колебаться в вопросе поддержки алжирских повстанцев, идеологическое противостояние с Западом вынуждало исключить всякие сомнения в авангардной роли СССР в антиимпериалистической борьбе. В то время как дипломаты следовали прежней линии, алжирский вопрос для советского руководства с 1957 г. вышел из исключительно дипломатической сферы и приобрел особое общественное звучание в контексте борьбы СССР "за гуманизм, против ужасов войны и национального угнетения". Двойственность советской позиции нашла отражение, в частности, в том, что советская делегация подготовила к сессии Генеральной Ассамблеи ООН в декабре 1957 г. два выступления, различных по тону и потому по-разному воспринятых французами. Первое произнес заместитель министра иностранных дел В.В. Кузнецов, оно было благожелательно воспринято французами. Председатель комиссии по иностранным делам Национального собрания М. Шуман и министр иностранных дел К. Пино заявили Виноградову, что второе выступление А.И. Соболева, "резкое по тону", их расстроило. Тогда же французское правительство поручило Пино заявить формальный протест против некоторых высказываний Хрущева в Минске 22 января 1958 г., который сказал: "Правительства, во главе которых стоят люди, заверяющие, что они верят в бога, продолжают сейчас кровопролитную войну в Алжире, войска этих правительств... имеют в своей среде и священников, которые благословляют убийства людей и служат молебны победе оружия, которым убивают беззащитных арабов в Алжире". В ответ на претензии Пино Виноградов заявил: "Наша позиция по алжирскому вопросу не означает, что мы одобряем... колониальную войну в Алжире". В то же время он назвал протест Пино "неуместным", так как в Минске Хрущев выступал в качестве первого секретаря ЦК КПСС, а не главы советского правительства (27).

Новым поводом для изложения советской позиции послужила французская бомбардировка тунисской деревни Сакхиет-Сиди-Юсеф, вблизи которой располагался лагерь алжирцев. 1 марта 1958 г. советский посол должен был вручить Пино письмо министра иностранных дел СССР А.А. Громыко по поводу намечавшегося совещания глав правительств СССР, США, Англии и Франции. При этом Виноградов огласил ряд новых моментов в позиции СССР по алжирскому вопросу. Во-первых, выразив надежду

25 После острой борьбы вокруг ратификации Парижских соглашений 1954 г., в марте 1955 г. Франция приняла план перевооружения ФРГ, предусматривавший вступление ФРГ в НАТО и Западноевропейский союз (ЗЕС).

26 АВП РФ, ф. 0136, оп. 46, п. 269, д. 4, л. 164, 199.

27 27 и 8 января 1958 г. - АВП РФ, ф. 0136, оп. 48, п. 276, д. 4, л. 6, 64, 115.

стр. 24

на мирное решение проблемы, советский посол поменял прежнюю формулировку, содержавшую пожелание, чтобы в ходе этого решения были учтены интересы обоих народов: французского и алжирского. Речь теперь шла только о "законных интересах алжирского народа" (28). Во-вторых, Виноградов впервые сказал о "законных правах алжирского народа на независимость", в то время как прежде речь шла лишь о самоопределении (29).

В фокусе беседы было признание послом СССР невозможности сохранения прежней советской позиции, что оправдывалось лицемерной ссылкой на мнение советской общественности. "Советская общественность не может не осуждать действия французского правительства в Алжире... Советское правительство не может не считаться с настроениями советской общественности и не сможет продолжать придерживаться той позиции в алжирском вопросе, которую занимало до сих пор" (30).

Когда Пино спросил у Виноградова, отчего, настаивая на мирном, переговорном урегулировании конфликта, СССР не повлияет на руководство ФНО в пользу заключения соглашения с Францией, советский посол ответил, что СССР не имеет контактов с ФНО. Посол не лукавил. Разговор состоялся 1 марта 1958 г., а первые контакты советских дипломатов с представителями ФНО были установлены через два дня - 3 марта 1958 г. Инициатива принадлежала алжирцам. Посредником выступали руководители Египта, но лидеры ФНО настаивали на прямых контактах с советскими дипломатами. Алжирцы хотели обсудить позицию ФКП в алжирском вопросе, а также добиться поставок советского оружия. Они просили о дипломатической поддержке в ООН, но еще настойчивее добивались денег, вооружения и продовольственной помощи для своих беженцев в Тунисе и Марокко (31). Москва разрешила советским дипломатам в Каире встретиться с алжирцами, но рекомендовала воздержаться от обсуждения деликатных вопросов о позиции ФКП и о поставках оружия. В инструкциях было сказано, что "оружие по-прежнему будет направляться через Чехословакию в Египет, в соответствии с договоренностью с Насером, ...в строго секретном порядке и без информации об этом руководителей ФНО" (32).

Документы Министерства иностранных дел СССР свидетельствуют о постоянной неудовлетворенности алжирцев с тем, что Насер передавал им мало советского оружия, но не дают представления о том, были ли просьбы алжирцев об увеличении поставок вооружений удовлетворены советской стороной.

В то время советское руководство не было готово активно поддерживать ФНО. У него не было полной ясности об ориентации алжирских лидеров. Сомнения Кремля усиливала информация, поступавшая из советского посольства в Каире, о разногласиях среди политического руководства ФНО, а также о стремлении ориентировавшегося на СССР Египта, с одной стороны, и Туниса и Марокко, настроенных проамерикански, с другой стороны, повлиять на ФНО Алжира. Хотя в Москве были также информированы о конфликте алжирцев с тунисским лидером Бургибой в связи с началом строительства через территорию Туниса американского трубопровода для алжирской нефти, было ясно, что исход этой арабской, а отчасти и американской интриги вокруг Алжира предсказать трудно, также как и дальнейшее поведение руководства ФНО (33). В Москве узнали о конфликте алжирцев с американцами после неудачных переговоров в Мадриде, на которых последние потребовали у ФНО серьезных гарантий американских интересов в нефтеносной Сахаре в обмен на помощь деньгами и вооружением. Одновременно один из руководителей ФНО Ламин Дебархин заявил, что американцы предали алжирцев, оказывая экономическую помощь Франции (34).

28 Там же, л. 131-132.

29 Там же, л. 133.

30 Там же, л. 132.

31 Там же, ф. 68, оп. 4, п. I, д. 5, л. 22.

32 Там же. Слова "без информации об этом руководителей ФНО" в документе зачеркнуты.

33 Там же, л. 23, 29.

34 Там же, л. 16.

стр. 25

Антиимпериалистические стремления алжирцев к подлинной независимости отныне трудно было ставить под сомнение.

В соответствии с избранным курсом на гуманитарную поддержку национально-освободительного движения Алжира, советские общественные организации: Красный Крест и Красный Полумесяц, ВЦСПС, с февраля 1958 г. начали оказывать алжирским беженцам помощь медикаментами, одеждой, продуктами. Первые алжирские студенты стали получать стипендии комитета молодежных организаций при ЦК ВЛКСМ (35). В 1958 г. их было в Москве пятеро, в 1959 г. - шестеро. Таким образом, помощь шла по каналам, которые формально не являлись правительственными.

Значение Алжира в глазах советского правительства подчеркивал тот факт, что до лета 1958 г. документы, касавшиеся Алжира, сходились в I Европейском департаменте министерства иностранных дел СССР, в досье по Франции. Летом 1958 г. алжирские дела были переданы в ведение департамента Африки, в центре интересов которого стояло укрепление позиций СССР в Северной Африке, в то время как работники европейского отдела дорожили в первую очередь развитием советско-французских отношений. Разница подходов сказалась на дальнейшей выработке советской позиции в отношении Алжира.

Приход к власти во Франции Де Голля не внес больших изменений в позицию СССР. Вначале в Москве выжидали, не совсем ясно представляя себе связь между реакционным мятежом военных, на которых в СССР смотрели как на фашистов, и установлением нового политического режима - "диктатуры генерала Де Голля" (36).

В то же время, еще до событий 1958 г. французские собеседники советского посла - от голлистов до коммунистов - были единодушны: только Де Голлю в тогдашних условиях под силу решить алжирскую проблему (37).

Когда в ответ на призыв Де Голля к референдуму, 19 сентября 1958 г. было провозглашено Временное правительство Алжирской республики (ВП АР), советское руководство оказалось перед деликатным выбором: лидер национально-освободительного движения Алжира Ф. Аббас (38) из Каира обратился к СССР за дипломатическим признанием (39), Де Голль же довел до сведения Москвы, что признание будет расценено как акт, "враждебный Франции" (40).

В Москве решили занять выжидательную позицию, дав ей двойственное обоснование. Один подход предназначался для служебного пользования: "Можно в принципе признать ВПАР, но не торопиться с официальным признанием" до оглашения результатов референдума и законодательных выборов в ноябре 1958 г. Это делалось, "учитывая пожелания французских друзей" (41). Другой подход, изложенный, в частности в ответе на запрос правительств Ирака и Египта, был предназначен для зарубежных правительств: "Мы проявляем некоторую осторожность по отношению к Временному правительству. Мы будем его поддерживать и признаем его, если его практическая деятельность будет соответствовать целям и задачам национально-освободительного движения алжирского народа" (42).

Министр информации ВПАР Язид передал через В.А. Зорина, возглавлявшего

35 Там же, оп. 02, п. I, д. I, л. 8; Там же, оп. 3, п. I, д. 5, л. 23-24.

36 Там же, оп. 4, п. I, д. 6, л. 3-4.

37 АВП РФ, ф. 68, оп. I, п. I, д. 5, л. 40, в беседе с М. Торезом 29 января 1955 г. (АВП РФ, ф. 0136. оп. 44, п. 262, д. 36, л. 32), с депутатом-голлистом Г. Палевским 10 октября 1956 г. (АВП РФ, ф. 0136. оп. 46, п.269, д. 4,л.266).

38 Из справки МИД СССР: "Ф. Аббас - один из наиболее известных буржуазных националистов Алжира... По неофициальным сведениям Ф.А. характеризуют в некоторых французских кругах как деятеля, способного вызвать раскол в руководстве ФНО, к которому он примкнул, якобы, с ведома французских властей". - АВП РФ, ф. 68. оп. 2, п. I, д. 5.

39 АВП РФ, ф. 68, оп. 4, п. 1, д. 5, 52-53.

40 Там же, л. 65.

41 Там же, л. 41.

42 Там же.

стр. 26

советскую делегацию на 13-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН, что алжирские руководители собираются в Пекин и были бы рады по дороге встретиться с советским руководством. Москва решила "принять в неофициальном порядке алжирскую правительственную делегацию, направляющуюся в Пекин" (43).

Громыко впервые в речи в ООН 18 сентября 1958 г. высказался за переговоры между Францией и ФНО (44).

В марте 1959 г. в СССР прошли Дни солидарности с алжирским народом. Французы на этот раз не выказали беспокойства (45). Де Голля, очевидно, более заботила возможность крупномасштабной помощи Алжиру военным снаряжением со стороны СССР и Китая, что могло бы сделать алжирцев еще более непримиримыми и затянуть урегулирование конфликта (46). Об этом говорили Виноградову и тогдашний премьер-министр Франции Дебре, и член правительства Ж. Сустель.

В Министерстве иностранных дел СССР вовсе не стремились афишировать советскую помощь Алжиру. Несмотря на то, что помощь советского Красного Креста алжирским беженцам в 1959 г. вдвое уменьшилась по сравнению с 1958 г., заместитель министра B.C. Семенов опасался, "не будет ли это слишком дразнить Францию?". Это написано его рукой на полях проекта соответствующего сообщения для публикации в газетах и по радио, составленного в Исполкоме Обществ Советского Красного Креста. Министерство иностранных дел СССР опасалось обвинений в связях с Алжиром за спиной Франции, и мидовские пометки на проекте сообщения Красного Креста свидетельствуют о проявленной в этом осторожности. Так в проекте написано: "Исполком КК и КП СССР выражает надежду, что этот дар, направленный от чистого сердца советскими людьми, явится существенным вкладом в деле облегчения участи алжирских беженцев, в деле укрепления братских связей между народами Советского Союза и Алжира". Последние слова не вошли в текст официального сообщения, в мидовской редакции ссылка на братские узы с алжирцами была вычеркнута (47).

Действуя в том же духе, посол СССР в Марокко Д. Пожидаев и заместитель председателя Государственного комитета по культурным связям с зарубежными странами при Совете Министров СССР П.С. Крюков сочли нецелесообразным предоставлять советские фильмы для демонстрации в лагерях алжирских беженцев (48). Видимо, эти работники не хотели, чтобы у французов сложилось впечатление, что СССР хочет укрепить свои позиции, хотя бы только культурно-идеологические, в Северной Африке. Что касается алжирцев, то они стремились столкнуть Францию с СССР. Об этом свидетельствует история с отправкой из Марокко в Одессу 96 раненых алжирцев в августе 1959 г. Работники советского посольства жаловались на незаинтересованность алжирских представителей, занимавшихся этим, в получении ранеными марокканских паспортов, которые должны были служить им прикрытием в случае, если бы советское судно было бы остановлено французскими патрулями. Алжирцы же дали понять советским сотрудникам, что "если произойдет конфликт, то они от него выиграют, так как в этом случае Франция испортила бы свои отношения с СССР, а это было бы на руку алжирцам" (49). Однако это не устроило бы советских руководителей: осторожность в вопросе помощи алжирцам объяснялась нуждами европейской политики СССР: Хрущев готовился к прорыву в германском вопросе и рассчитывал на Де Голля. Парижские собеседники посла Виноградова связывали

43 Там же, ф. 0136, оп. 49, п. 279, д. 5, л. 10.

44 АВП РФ, ф. 68, оп. 4, п. 1, д. 5, л. 40.

45 С.А. Виноградов отмечал, что французский министр информации П. Фрей лишь вскользь упоминал об этом 2 апреля 1959 г. - Там же, л. 81.

46 Об этом говорили Сустель и Дебре на встречах с Виноградовым 22 апреля и 26 июня 1959 г. - Там же, л.102, 162.

47 АВП РФ, ф. 68, оп. 3, п. I, д. 5, л. 2-6.

48 Там же, л. 8-9.

49 Там же.

стр. 27

позицию Де Голля в берлинском вопросе и алжирскую проблему. Так генерал Катру заявил: "Вопрос о Берлине имеет для Франции второстепенное значение по сравнению с Алжиром. Как только Де Голль освободится от Алжира, все вспомнят его политику 1944-45 гг." (50)

Когда премьер-министр Дебре просил СССР поддержать деголлевский план Константины, в октябре 1959 г. (51), Хрущев пошел навстречу французским пожеланиям. Однако оценка инициативы Де Голля по алжирскому урегулированию была уклончивой. Выступая в Верховном Совете СССР, Хрущев отметил, что эта инициатива могла бы сыграть позитивную роль, если ее реализация будет учитывать права алжирцев на свободу и независимость. Обтекаемость этого заявления объяснялась тем, что истинная оценка плана Константины советским правительством была иной: "Французское правительство, проявляя заинтересованность в прекращении военных действий в Алжире, в то же время стремится оттянуть политическое урегулирование алжирской проблемы на неопределенное время..., чтобы решить вопрос о будущем Алжира в соответствии со своими интересами" (52). В выступлении в Верховном Совете Хрущев учитывал сообщения посла Дежана о решении своего правительства пригласить Хрущева посетить Францию с официальным визитом. Кроме того, на ту же осень была назначена встреча представителей СССР, США, Англии и Франции по германской проблеме. Но настроения главы СССР менялись в зависимости от поведения Де Голля. Последний вызывал неудовольствие советского руководителя своим противодействием немедленному созыву встречи в верхах по берлинской проблеме, и советский делегат в ООН обрушился на преступления "французской военщины в Алжире" (53). Де Голль на это не реагировал: он хотел использовать визит Хрущева для решения проблемы, которая стала ключевой в переговорах с ФНО: нефть Сахары. В разгар подготовки к визиту главы советского государства Де Голль предлагал включить в его программу поездку в Сахару, в район нефтедобычи Хасси-Мессауд (54). Хрущев не хотел ехать в Сахару гостем французского правительства, французские коммунисты тоже были против этой поездки, но советский руководитель не желал также портить свой еще не начавшийся визит во Францию и отложил окончательное решение до приземления в аэропорту Орли. Хрущев не поехал в Сахару, а посещение Франции породило у него эйфорию по поводу возможности соглашения с Западом (55). Но эти настроения развеялись после полета американского самолета-разведчика "У-2" над СССР. Майская встреча "большой четверки" была сорвана, надежды на понимание Де Голлем советской позиции в берлинском вопросе не оправдались.

В конце лета 1960 г. Хрущев отправился в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Главной темой выступления на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН он сделал обличение колониальной политики империализма. Решимость, с которой советский лидер встал во главе антиколониальных сил, возросла еще и потому, что первенство в борьбе с империализмом оспаривалось руководством Китая и Югославии, прямо обвинявших Хрущева в "соглашательстве" с Западом (56).

С трибуны ООН Хрущев заявил о признании де-факто ВПАР и предложил проект резолюции, которую советская печать назвала "смертным приговором" колониализму: "Немедленно предоставить всем колониальным странам... полную независимость и свободу в строительстве собственных национальных государств" (57). Де Голль на это сказал Виноградову: "Вы признали де-факто алжирское правительство и готовы

50 АВП РФ, ф. 136, оп. 43, п. 78, д. 2, л. 15.

51 Там же, л. 31. План Константины - очередной план реформы французского управления Алжиром, провозглашенный Де Голлем во время поездки по Алжиру в г. Константина.

52 АВП РФ, ф. 0136, оп. 49, п. 279, д. 5, л. 242; ф. 68, оп. 4, п. 1, д. 5, л. 50.

53 Там же, л. 162.

54 АВП РФ, ф. 0136, оп. 49, п. 279, д. 5, л. 367.

55 Трояновский О.А. Указ. соч., с. 218-220.

56 АВП РФ, ф. 68, on. 3, п. 1, д. 5, л. 22-24.

57 СССР и страны Африки. Сборник документов, т. II. М., 1963. с. 9.

стр. 28

оказывать ему всяческую помощь. Скоро вы, по-видимому, будете посылать против нас танки и пулеметы" (58). Впрочем, еще в феврале 1960 г. французы захватили в ходе военных операций против ФНО советское и чехословацкое оружие, о чем Де Голль тогда еще уведомил Виноградова. Советский посол объяснил тогда, что оружие могло быть продано алжирцам Израилем, захватившим его у египтян во время арабо-израильского конфликта, но Де Голль высказал подозрение, что оружие продолжает поступать алжирцам через Марокко (59).

В октябре 1960 г. в Москву, проездом в Китай прибыла делегация ФНО Алжира во главе с Аббасом. Визит в Пекин имел статус официального, в Москве же их пребывание тогда не афишировалось, встречи с советскими руководителями проводились в основном в подмосковной правительственной резиденции. Алжирцы добивались дипломатической поддержки и поставок вооружения (60). К тому времени алжирские лидеры отодвинули свой антикоммунизм на задний план и стали вести себя гораздо разумнее по отношению к СССР, с серьезной поправкой на условия идеологической битвы вокруг колониальных народов: в январе 1960 г. МИД СССР информирован о том, что алжирцы уже твердо рассчитывали на поддержку СССР и других социалистических стран (61).

Советская материальная помощь алжирцам была скромной и осуществлялась с согласия ЦК КПСС. Им были в строго секретном порядке предоставлены советские экспонаты с проходившей в Тунисе международной промышленной выставки: 4 грузовика, санитарная машина, одна "Волга", три станка, общей стоимостью 30 тыс. долл. (62) Но несравненно большую роль играла идеологическая поддержка: антиколониализм становился главной линией советской политики.

17 ноября 1960 г. открылся Университет Дружбы Народов в Москве. В советской прессе появились разоблачения "зверств колонизаторов", и хотя основными были тогда события в бельгийском Конго, преступления "французской военщины" не были в ней обойдены молчанием (63).

Возросший авторитет СССР в арабском мире определил трансформацию франко-советского диалога по алжирской проблеме. В марте 1961 г. Де Голль попросил Хрущева повлиять через советские каналы на алжирцев в пользу их соглашения с Францией (64), но одновременно отказался от предложенного Москвой официального дипломатического посредничества в алжирском урегулировании. В феврале 1961 г. он говорил Виноградову: "Если бы мы приняли вашу помощь, то вы бы заявили, что алжирский вопрос решен благодаря вам" (65).

Весной 1961 г. советское руководство уже определило свою позицию по поводу будущего Алжира: в отличие от прежней линии, эта позиция не отличалась ни пониманием французских интересов в Сахаре, ни озабоченностью судьбой "белого меньшинства". Что касается последнего, то советские наблюдатели расценивали его в целом как массовую базу колонизаторов и ультра. В СССР больше не говорилось о решении конфликта в интересах двух народов, алжирского и французского, а только о праве алжирского народа, пропали и ссылки на исторические связи между Францией и Алжиром, характерные для позиции 1956-1958 гг.

Вопрос о Сахаре лежал в другой плоскости: для СССР в этом случае речь шла об эскалации неоколониалистских интересов крупного французского и международного капитала, стремившегося завладеть богатствами африканских народов. Кроме того, военное присутствие Франции в Сахаре стало предметом беспокойства советского

58 АВП РФ, ф. 0136, оп. 50, п. 282, д. 4, л. 306.

59 АВП РФ, ф. 0136, оп. 51, п. 287, д. 5, л. 69.

60 АВП РФ, ф. 68, оп. 5, п. 5. д. 4, л. 26.

61 АВП РФ, ф. 68, оп. 4, п. 1, д. 3, л. 6.

62 АВП РФ, ф. 68, оп. 6а, п. 3, д. 8.

63 СССР и страны Африки, т. II, с. 133-134.

64 АВП РФ, ф. 0136, оп. 51, п. 287, д. 5. Даты: 3, 14 и 16 марта.

65 Там же, л. 70.

стр. 29

руководства, поскольку после скандала, связанного с полетом американского самолета-разведчика "У-2", оно не склонно было верить авансам Де Голля в отношении его намерения проводить политику независимости от НАТО, тем более, что послом Виноградовым в Москву сообщалось о значении для НАТО французских военных баз в Бизерте и Сахаре на случай возникновения европейского конфликта из-за Берлина (66).

Эта позиция СССР была озвучена в речи министра иностранных дел СССР Громыко в ООН 26 сентября 1961 г. Он критиковал Францию, "которая затягивает переговоры с ФНО, стремясь подавить борьбу алжирского народа, подорвать его территориальную целостность и национальное единство" в интересах нефтяных монополий Запада" (67).

Тогда же отношения между советским правительством и ВПАР стали официальными: стороны обменялись поздравительными телеграммами по случаю национальных праздников (68).

Вопрос о юридическом признании ВПАР все еще оставался открытым. Существовали серьезные разногласия по этому вопросу в Министерстве иностранных дел СССР между I Европейским и Африканским отделами. Последний выступал за признание ВПАР с 1961 г. МИД СССР был предупрежден: признание ВПАР повлечет за собой отзыв послов, т.е. снижение уровня дипломатических отношений. Против немедленного дипломатического признания ВПАР выступали в течение всего 1961 г. и французские коммунисты. Они опасались, что это усилит в руководстве ФНО сторонников войны до победного конца и затормозит мирное урегулирование конфликта (69). Такие опасения сохранялись вплоть до завершения Эвианских переговоров (70).

Однако Эвианская декларация положила конец колебаниям Хрущева: нельзя было дольше тянуть с признанием ВПАР, не навлекая на себя обвинения в поддержке неоколониалистов. Опасаться в этом случае надо было не только Китая и Югославии, но и разочарования "арабских друзей". В день опубликования Декларации 19 марта 1962 г. Хрущев направил председателю правительства Алжирской республики Юсефу Бен Хедда поздравления по случаю победы алжирского народа. Он заявил о юридическом признании ВПАР и выразил готовность установить с Алжиром дипломатические отношения (71).

После этого, в соответствии с предшествовавшими заявлениями французского правительства, посол Франции Дежан был отозван из Москвы, а Виноградов должен был покинуть Париж. Однако, как и предполагали в Москве, вскоре отношения на уровне послов были восстановлены. Это случилось после референдума в июле 1962 г., когда Франция признала независимость Алжира.

66 Там же, л. 95-96.

67 Там же, л. 412-413.

68 АВП РФ, ф. 68, оп. 5, п. 2, д. 4, л. 5-6, 8, 13-18.

69 Например, М. Торез 29 августа, 29 сентября и 20 ноября 1961 г. - АВП РФ, ф. 0136, оп. 51, п. 287, д. 6, л. 106, 112, 202.

70 Эвианские переговоры (весна 1962 г.) - франко-алжирские переговоры в г. Эвиан, на которых Алжир был представлен ФНО, об условиях урегулирования алжирской проблемы. Переговоры завершились Эвианской декларацией, в которой Франция признала самоопределение Алжира.

71 Правда. 20.III.1962.

Постоянный адрес данной публикации: