В новейшем, по выражению одного из рецензентов, "авторитетнейшем и авторизованном" исследовании Джона Л. Гэддиса "Джордж Ф. Кеннан: американская жизнь"¹ центральное место занимает тема дебюта летом 1947 г. малоизвестного тогда дипломата в качестве едва ли не творца внешнеполитической стратегии США. Именитый автор, пожалуй, самой полной биографии Кеннана уделил особое внимание ключевому отрезку в жизнедеятельности почитаемой им "дипломатической Кассандры" -дипломата, ученого-историка и публициста с момента перерыва в службе с весны 1946 до весны 1947 г., т.е. до назначения руководителем Управления внешнеполитического планирования госдепартамента².

¹ Thompson N. Ideas Man. The Legacy of George Kennan. - Foreign Affairs. January/February 2012, v. 91, N 1, p. 148. Новая книга Гэддиса заслуживает особого внимания прежде всего как источник по истории "холодной войны". Исследование, базирующееся на изучении рукописного наследия Джорджа Фроста Кеннана, его дневников и писем, отняло у историка почти три десятилетия, проведенного в постоянном живом общении с самим Кеннаном и с людьми, входившими в его ближайшее окружение. Эти контакты не могли не отразиться на общих представлениях самого Гэддиса, сблизив его вновь с так называемыми ревизионистами (Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life. New York, 2011). Более того, ему пришлось отказаться от собственного постулата о независимости (или ограниченной зависимости) американской внешней политики от влияния чисто внутренних факторов и настроений в обществе. Между тем, опубликовав в 1987 г. книгу "Долгий мир. Исследования по истории холодной войны" (Gaddis J.L. The Long Peace. Inquires into the History of the Cold War. New York, 1987), Гэддис восславил кеннановскую доктрину "сдерживания", приписав именно ей сохранение мира и предотвращение советско-американского конфликта. Как теперь выясняется, сам автор доктрины уже с момента ее появления не был столь категоричен. В публикуемом ниже документе эта черта понимания Кеннаном роли США в глобальной политике после 1945 г., думается, представлена достаточно прозрачно.

² Личность Кеннана и его деятельность как дипломата, историка и теоретика в области внешней политики в последние десятилетия породили значительную литературу. Назовем только наиболее заметные труды, вышедшие в США: Gellman В. Contending with Kennan: Toward a Philosophy of American Power. New York, 1984; Stephanson A. Kennan and the Art of Foreign Policy. Cambridge, 1989; Harper J.L. American Vision of Europe: Franklin D. Roosevelt, George F. Kennan, and Dean Acheson. New York, 1994; Hixson W.L. George F. Kennan. Cold War Iconoclast. New York, 1989; George F. Kennan and the Origins of Eisenhower's New Look. Princeton, 2004; Kuklick B. Blind Oracles. Intellectuals and War from Kennan to Kissindger. Princeton, 2006; Congdon L. George Kennan: A Writing Life. Washington (Del.), 2008 и др. Из новейших работ отечественных историков можно назвать следующие, написанные на новой источниковой базе и без искажений, диктуемых политической конъюнктурой: Болховитинов Н. Н. Полвека спустя. Послесловие к статье: Кеннан Д. Ф. Америка и русское будущее. - Новая и новейшая история. 2001, N 3, с. 94-

Останавливаясь на этом очень важном, хотя и кратковременном этапе насыщенных новым опытом преподавательской деятельности Кеннана в Национальном военном колледже, Гэддис пишет, что прошедшего нелегкую школу в предвоенной и военной советской столице молодого американского дипломата увлекла идея "заложить интеллектуальные основы американской большой стратегии, которая способна была бы противостоять советскому вызову"³. Амбициозная цель потребовала раскрепощенного воображения и проникновения в проблему "Россия и русские" в историческом и социокультурном контексте. Давнее увлечение Кеннана Россией, русской классической литературой и общественной мыслью, знание советских реалий ставили его вне конкуренции не только в дипломатическом ведомстве, но и среди доморощенных советологов в университетских и журналистских кругах, пребывавших во многих случаях в плену унаследованной от отдаленных времен представлений.

Даже кратковременный опыт преподавания привел Кеннана к мысли о том, что именно ему надлежит истолковать "правильное понимание" необходимости выработки адекватного новой обстановке внешнеполитического курса. Иными словами, оставляя прошлому память о Рузвельте, но и не грозя потенциальному противнику беспощадной расплатой за притязание стать вровень с Америкой в конкурентной борьбе за мировое лидерство⁴. Лекциям Кеннана в Национальном военном колледже предшествовала ставшая событием в дипломатии "холодной" войны "длинная телеграмма", посланная из Москвы 22 февраля 1946 г., в которую он вложил, если воспользоваться точным определением Гэддиса, самостоятельно выработанное им "историческое постижение прошлого, которое позволяло ему предвосхищать будущее"⁵.

Сделавшая знаменитым Кеннана, тогда временного поверенного в делах США в СССР, "длинная телеграмма" была странным образом напрямую связана с первой большой послевоенной речью И. В. Сталина в Большом театре 9 февраля 1946 г. В американской (и не только) печати эта речь получила однозначную оценку, как призыв "к оружию". Однако из того, что мы узнаем сегодня у Гэддиса, она оставила Кеннана в первое время совершенно невозмутимым⁶. Заметим, кстати, что в мемуарах, опубликованных в 1967 г., говоря об обстоятельствах происхождения "длинной телеграммы", Кеннан вообще не сказал ни слова о всполошившей западную прессу речи генералиссимуса. Он не спешил реагировать на всеобщий раздражитель, поскольку, по его мнению, в речи не было ничего существенного, что могло бы своей воинственностью привлечь внимание и тем более насторожить госдепартамент. В Вашингтоне знали, что Советский Союз слишком слаб, чтобы пойти на провокационные выпады против США, уже располагавших атомным оружием⁷.

Существенно подкорректировав себя самого, а заодно и своих коллег (не обязательно единомышленников)⁸, Гэддис переводит внимание на Вашингтон, где президент Трумэн и видные чиновники госдепартамента вкупе с непреклонными сверхпатриотами решили открыть публике глаза на глубоко спрятанные между строк сталинской

98; Мальков В. Л. Неизвестный Кеннан. Заметки о морфологии мышления дипломата. - Россия XXI, 2003, N 4, с. 136 - 169; Печатное В. О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. Документальные очерки. М., 2006, с. 412 - 658; Орлик И. И. Уроки Джорджа Фроста Кеннана. -Вестник Института Кеннана в России, 2008, вып. 14, с. 76 - 88 и др.

³ Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 249.

⁴ См.: Hixson W.L. Op. cit., p. 32 - 35.

⁵ Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 215.

⁶ Ibid., p. 216.

⁷ Cm. Kuklick B. Op. cit., p. 37.

⁸ Cm. Leffler M. A Preponderance of Power. National Security the Truman Administration and the Cold War. Stanford, 1992, p. 108. В своем обобщающем труде, непосредственно предшествующем биографии Кеннана, Гэддис, останавливаясь на генезисе "длинной телеграммы", писал о "непримиримости" Москвы, возмутившей Запад и вынудившей его в качестве ответной меры изменить свою внешнеполитическую стратегию (см.: Gaddis J.L. The Cold War. A New History. New York, 2005, p. 29).

речи коварство и зло ее автора, придав ей "эффект от выстрела по форту Самтер"⁹. Деятели новой администрации Трумэна вроде министра военно-морского флота и в скором времени министра обороны Джеймса Форрестола увидели в ней чуть ли не объявление третьей мировой войны¹⁰.

В передаче Гэддиса Кеннан, оставшийся после отъезда Гарримана в посольстве США в качестве поверенного в делах, явно запаздывал с реакцией на запрос Вашингтона и своих непосредственных кураторов в госдепартаменте. "Молчание Кеннана, -пишет Гэддис, - поразило Э. Дёрброу¹¹, и не его одного"¹². Вскоре Кеннан понял, чего от него хотят, и, преодолевая хворь, сомнения в своей способности изложить в краткой депеше наблюдения и размышления за много лет, принялся за диктовку. Непомерно длинная телеграмма в пяти частях ("как протестантская проповедь восемнадцатого века")¹³ 22 февраля 1946 г. была отослана из здания посольства на Моховой улице в Москве в Вашингтон. Кеннан опасался, что его упрекнут в злоупотреблении вниманием руководства слишком подробным описанием традиций и особенностей русской истории. Но на сей раз от него никто и не ждал отписки в духе каждодневного отчета из посольства в адрес Белого дома или руководства госдепартамента, лаконичного по форме, но часто бессмысленного по существу.

Текст "длинной телеграммы" (примерно из 8 тыс. слов)¹⁴ был составлен Кеннаном в соответствии с угаданными им "пожеланиями" Вашингтона и в манере аналитического сочинения. Свои наблюдения и выводы относительно новой сверхдержавы -Советского Союза, его внутренней жизни и внешней политики - Кеннан, условно говоря, рассредоточил "по полкам", в соответствии с практическими целями, которые он преследовал в постижении, как он сам писал, "мистической России" на переломе от войны с гитлеризмом к хрупкому и расколотому послевоенному миру. В сущности, поручение срочно дать анализ советской внешней политики в связи с речью Сталина 9 февраля 1946 г. явилось одним из таких, отнюдь не первым и не последним посылом к решению многоплановой сложной задачи. Строительным материалом для нее послужили черновые наброски, дневниковые записи, сделанные впрок и ждущие своего времени с тем, чтобы быть использованными в подходящее время.

Как и ожидалось, в суждениях о советском строе, советской внешней политике и советском восприятии Запада в документе выдерживался обвинительный уклон. Но Кеннан не был бы Кеннаном, если бы и реалии Америки и прямо, и косвенно не подверглись им "испытующему критическому взгляду". Это выразилось, в частности, в осуждении "истерического антисоветизма". Обосновывая политику "сдерживания" в отношении Советского Союза, Кеннан делал акцент, как еще раз подтверждает рецензент книги Гэддиса в процитированном выше обзоре в "Foreign Affairs" не на угрозе применения США военной силы, а на дипломатии "мягкой силы" наряду с созданием реальных, многообразных препятствий для экономического развития и распространения влияния Советов на страны и территории, входящие в его геополитическую орбиту, в обозначенный Сталиным "пояс безопасности" СССР¹⁵. В телеграмме отсутствовало прогнозирование военного нападения Советского Союза на Запад ни в скором времени, ни в отдаленном будущем.

Гэддис описывает редчайший случай в истории дипломатии: всего одна отосланная из далекой столицы, ставшей враждебной страны, секретная депеша, сочиненная

⁹ Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 217. (С обстрела южанами форта Самтер в апреле 1861 г. началась гражданская война в США 1861 - 1865 гг. - Прим. ред.)

¹⁰ The Forrestol Diaries. Ed. by W. Millis. New York, 1951, p. 135, 136.

¹¹ Видный чиновник госдепартамента и приятель Кеннана.

¹² Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 217.

¹³ Ibid., p. 218.

¹⁴ См. текст "длинной телеграммы": Foreign Relations of United States, 1946, v. VI, p. 696 - 709.

¹⁵ Thompson N. Op. cit., p. 149; Сталин И. В. Соч., т. 16, ч. 1. M., 2011, с. 169.

"сравнительно неизвестным дипломатом", превращается в базовый документ для новой глобальной стратегии США. Едва получив телеграмму, государственный департамент немедленно разослал ее в свои представительства за рубежом, руководству военного и военно-морского ведомств, командованию воинских контингентов за пределами США, даже генералу Джорджу Маршаллу, который находился с особо важной миссией в Китае с целью урегулирования отношений между компартией Китая и Гоминьданом. "Длинная телеграмма" оказалась на столе и у коллеги Кеннана, английского посла в Москве Фрэнка Робертса сразу же после того, как была получена в Вашингтоне. В кругах лондонской элиты в анализе Кеннана увидели только одно - подтверждение своих подозрений в отношении опасной амбициозности намерений Кремля. Обращенная к мировому общественному мнению фултонская речь Уинстона Черчилля (5 марта 1946 г.), не заставившая себя ждать, хотя и отличалась по тональности от помеченного грифом "секретно" сочинения для избранных Кеннана, вместе с ним, констатирует Гэддис, стала "воплощением истории холодной войны"¹⁶.

Самому Кеннану вряд ли понравилось бы это сравнение, хотя последний и сознавал, что именно он первым нажал на спусковой крючок. Из всех одобрительных откликов на свое сочинение "для служебного пользования" он благосклоннее всего отнесся бы к тем, в которых содержалась похвала проявленному им реализму без истерии. Как бы то ни было, мотивы "советского поведения" официальному Вашингтону показались вскрытыми до конца, и ничего лучшего для объявления их доказательством существования гигантского "коммунистического заговора" против Запада не существовало. Совершенно неожиданно, как позднее неодобрительно и с горькой иронией писал сам Кеннан, его "педагогические усилия" были признаны образцовыми, исключительно полезными и достойными подражания¹⁷.

После возвращения в апреле 1946 г. в Соединенные Штаты и перехода в качестве "прикомандированного" дипломата на преподавательскую должность в Национальном военном колледже в Форте Макнейр (г. Вашингтон) Кеннан вскоре становится популярным лектором и участником закрытых семинаров и многочисленных "круглых столов" в правительственных учреждениях и исследовательских центрах¹⁸. Он в высшей степени востребован, что позволяет ему быть весьма свободным в общении с условно говоря первичным составом советологов - как гражданских, так и военных. Пропаганда идеи "сдерживания" Советского Союза становится фирменным знаком мероприятия, инициированного и оплаченного госдепартаментом. Однако Кеннан стремился отстоять свое право высказывать собственные идеи и не связывал себя прочно вошедшими в обиход благодаря средствам массовой информации призраком советской угрозы.

Мы узнаем из книги Гэддиса, что импульсом к переосмыслению формулы баланса сил при опережающем военно-техническом потенциале США была атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки. Наличие "победоносного оружия" поначалу внушало оптимизм, но вскоре это обернулось психологическими и идеологическими издержками для США. Кеннан начал знакомиться с первыми серьезными размышлениями об этом новом явлении в мировой политике и военном деле, когда в руках у него оказался вышедший в 1946 г. сборник статей под редакцией профессора Йельского университета Бернарда Броди "Абсолютное оружие: атомная энергия и мировой порядок"¹⁹. Книга наводила на грустные размышления. Кеннана поразил афоризм, сформулированный

¹⁶ Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 227, 225.

¹⁷ Kennan G.F. Memoirs 1925 - 1950. Boston- Toronto, 1967, p. 294; Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 229.

¹⁸ Подробно обо всех обстоятельствах появления "длинной телеграммы" в контексте размышлений Кеннана о Советском Союзе и его лидерах см. в его мемуарах: Kennan G.F. Memoirs 1925 - 1950, p. 271 - 297. Дальнейшая полемика вокруг изложенных в них постулатов раскрыта в кн.: Печатное В. О. Уолтер Липпман и пути Америки. М., 1994, с. 214 - 239.

¹⁹ The Absolute Weapon: Atomic Power and World Order. New York, 1946.

одним из авторов сборника: "Лучший способ избежать ядерной войны - поставить войну под запрет..., лучший способ запретить войну - это быть готовым прибегнуть к ядерному оружию". Поразмыслив, Кеннан пришел к выводу, что эта идея свидетельствует о бессмысленности упований на атомное оружие.

То, что Кеннан стал разделять идею о неприемлемости военного риска в эпоху ядерного оружия - он называл его "самоубийственным" - отражало нечто большее, чем страх перед повторением Хиросимы. Самым существенным изменением в связи с появлением атомного оружия Кеннан посчитал невозможность возвращения к стратегическому мышлению XVIII в.: абсолютную победу одерживает сильнейший, который и захватывает территорию врага. Что касается противоборства с СССР, то он для себя более или менее четко обозначил пределы конфронтационной политики и мер по утверждению чисто военного превосходства Америки в случае крайнего обострения конфликта интересов. Война немыслима. Нужно было обладать немалым мужеством, чтобы в момент погружения Америки в состояние послевоенного антисоветского невроза, получившего название маккартизма, в выступлениях в различных аудиториях ставить и развивать эту тему, не останавливаясь перед критикой эгоистичных схем контроля над ядерным оружием и безостановочного пополнения его запасов.

В лекциях перед кадетами Национального военного колледжа, интеллектуалами и бизнесменами во время "больших гастролей" по Соединенным Штатам с целью ознакомления американцев с "реалиями русской ситуации", Кеннан предупреждал своих слушателей не видеть ее сквозь розовые очки, но и не демонизировать Советский Союз. В целом его обзоры, интервью и лекции носили преимущественно просветительский характер и были свободны, как он сам писал в отчете, от "алармистского взгляда на советско-американские отношения"²¹. После фултонской речи Черчилля, шпионских скандалов, напряженности вокруг Ирана и Турции²², твердо выражены самим президентом Трумэном и его ближайшими советниками взглядов на мировую обстановку как на разделенную пропастью непримиримых идеологических разногласий ("два образа жизни"), среду обитания послевоенных поколений людей, после публичного осуждения конгрессом жестов "умиротворения" тоталитарной власти Кремля²³ желание Кеннана рассматривать возможности урегулирования ситуации без использования мер военного характера, выглядело далеко не для всех одинаково оправданно. Консенсусная психология брала верх. Призыв отдать предпочтение разным формам дипломатического давления, контрпропаганде и подрывной деятельности перед прямолинейными военными акциями мог не понравиться в первую очередь высшему командованию вооруженных сил США, вплотную занятому подготовкой военных баз в мире для ведения глобальной (третьей) войны и военными демонстрациями²⁴.

Опасность созревала изнутри. "Нервозность Кеннана осенью 1946 г., - пишет Гэддис, - вызывало осознание того факта, что слишком мало американцев понимают различие между дипломатией и войной: считалось, что в случае неудачи первой немедленно должна разразиться война"²⁵. А между тем, полагал Кеннан, в эпоху ядерного

²⁰ См. Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 234, 235.

²¹ Ibid., p. 238.

²² См. Егорова Н. И. "Иранский кризис" 1945 - 1946 гг. Взгляд из российских архивов. - Холодная война. Новые подходы, новые документы. М., 1995, с. 294 - 313; Кочкин Н. В. СССР, Англия, США и "турецкий кризис" 1945 - 1947 гг. - Новая и новейшая история, 2002, N 3, с. 58 - 77; Гайдук И. В. В лабиринтах холодной войны: СССР и США в ООН, 1945 - 1965 гг. М., 2012, с. 73 - 100. Через много лет Кеннан признает ложность многих пережитых его страной военных тревог. О наделавшем много шума "турецком кризисе" Кеннан писал в мемуарах: "Туркам нечего было страшиться, кроме самого страха... Важно признать, как я полагаю, что советская угроза была тем, чем она была на самом деле - преимущественно политической опасностью, а не угрозой военного нападения" {Kennan G.F. Memoirs 1925 - 1950, р. 316, 317).

²³ См. Leffler M.P. A Preponderance of Power, p. 100.

²⁴ Ibid., p. 113.

²⁵ Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 243.

оружия альтернативы дипломатии, политике по существу уже не могло быть. Придя к такому заключению, Кеннан настороженно отнесся и к бескомпромиссной позиции военных кругов, и к разгоравшемуся конфликту между Трумэном и рузвельтовскими либералами. Он назвал "дурманом" призывы министра торговли, бывшего вице-президента Г. Уоллеса, настаивавшего на продолжении "теплых отношений" с Советским Союзом²⁶. Раскол в обществе становился очень глубоким²⁷. Симпатии к Уоллесу, связавшему себя с поддержкой левых сил и политики Кремля, Кеннан не разделял. Но, убеждал он своих слушателей, имеется богатый арсенал средств, в том числе и таких, которые опираются на "логику силы" и способны успешно воздействовать на Советский Союз. Оставаясь твердыми и вместе с тем терпеливыми и разумными, Соединенные Штаты как подлинно лидирующая в мире держава займут позицию, которая побудит Сталина быть более покладистым, осторожным и, главное, заставит очень остро почувствовать уязвимость обороны его стороны. Признавая успех турне Кеннана и с целью объяснения новой американской стратегии госдепартамент США в декабре 1946 г. на началах строгой секретности посылает его в Оттаву. Канадцы должны были знать, что после отставки Уоллеса, Бирнса, заявлений самого Трумэна о нежелании "нянчиться с Советами" Вашингтон не пойдет на уступки Москве, хотя будет избегать прямой конфронтации. Но, делая следующий шаг, Кеннан остался верен себе: Сталин не планирует внезапного нападения. И вообще оно едва ли возможно в ближайшие 10 - 15 лет²⁸.

Канадский визит Кеннана предшествовал важной в его биографии череде событий, окончательно закрепившей за ним роль ведущего, но, как выяснилось, далеко не всегда удобного авторитета по части анализа "русской ситуации". Лучше узнав положение в американской глубинке, Кеннан неизменно заключал свои выступления тезисом о теснейшей связи внутренней и внешней политики. Само понятие "сдерживание" раскрывалось им как сочетание превосходящей военной мощи с опережающим развитием американской модели общества, достижения им превосходства экономического, политического и морального над Москвой и социализмом. Этот критицизм кеннановского мировоззрения не разделяли многие, если не большинство его коллег и официальных лиц.

Разногласия усилились к началу 1947 г., и как раз 7 января Кеннана пригласили выступить в Совете по внешней политике в Пратт-Хаузе (Нью-Йорк). Через много лет он выразит сожаление, что выводы, сделанные на основе этого выступления, далеко разошлись с его намерениями. Хотя истины ради следует сказать, что в этом повинен был и он сам.

Краткий пересказ Гэддисом этого выступления Кеннана не дает полного представления о его сути и о той тональности, в которой проходила дискуссия в Пратт-Хаузе 7 января 1947 г.²⁹Между тем в обмене мнениями принял участие ряд видных специалистов по России, военных экспертов, публицистов, бизнесменов и дипломатов (X. Болдуин, С. Кирк, Ф. Альтшуль, Дж. Фишер, Дж. Робинсон, М. Флоринский и др.). Характер их вопросов и поднятые ими темы дали возможность Кеннану высказаться, не следуя заранее подготовленному плану, не устанавливая пределов дозволенного и не увлекаясь морализаторством. Стенограмма не велась, но запись дискуссии была сделана профессиональной рукой одного из участников заседания. Всегда взыскательный к себе Кеннан не был удовлетворен своими беглыми зарисовками советской жизни со всеми ее положительными и отрицательными сторонами, закрытостью и восприим-

²⁶ См. The Forrestal Diaries. New York, 1951, p. 154, 155,206 - 210.

²⁷ См. Печатнов В. О. От Джефферсона до Клинтона. Демократическая партия в борьбе за избирателя. М., 2008, с. 160 - 167; его же. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. М., 2006, с. 438, 439.

²⁸ Gaddis J.L. George F. Kennan: an American Life, p. 246.

²⁹ Ibid., p. 250, 251.

чивостью к зарубежному опыту, недоверием к внешнему окружению и гибкостью в контактах с ним. О чем-то можно было сказать полнее и убедительнее.

Но оказывается, что рассуждения Кеннана, в которых слышались ностальгические нотки в связи с утратой им прямого контакта с культурой России, произвели должное впечатление на присутствовавших. Вскоре последовало предложение видного журналиста-международника Гамильтона Армстронга, главного редактора печатного органа Совета журнала "Foreign Affairs", выступить на страницах этого влиятельного издания и поделиться с его читателями своими размышлениями о России, русских и советско-американских отношениях. Но речь не шла о простом воспроизведении лекции для избранной аудитории вроде той, что участвовала в дискуссии 7 января 1947 г. Кеннану предлагалось выступить анонимно (он числился сотрудником госдепартамента) с программной статьей и в соответствии с замыслом оказывающего ее автору покровительство министра военно-морского флота Дж. Форрестола. Было гарантировано одобрение цензурной комиссией госдепартамента. Кеннан дал согласие, все же остальное происходило как бы помимо него, включая (как можно понять из мемуаров самого Кеннана) и предложение о названии для статьи в июльском номере "Foreign Affairs" за 1947 г.³⁰ В журнальном варианте "длинная телеграмма" должна была называться "Источники советского поведения". Доведение текста дипломатической депеши до кондиции программной статьи не было безобидной процедурой. По крайней мере, такое впечатление вынес сам Кеннан, вчитавшись в нее и с неудовольствием неожиданно обнаружив сходство статьи "X" с текстом выступления президента Трумэна 12 марта 1947 г. ("доктрина Трумэна"), которое не нашло у него положительного отклика.

Он считал, что статья, авторство которой вскоре было раскрыто, сыгравшая в его личной судьбе и в обосновании новой внешнеполитической стратегии США важнейшую роль, содержала, "несомненно, немало серьезных недостатков"³¹. Среди основных и самых серьезных Кеннан назвал крен в сторону военного "сдерживания" Советского Союза, которое понималось как готовность прибегнуть к силе или угрозе силой³².

Еще не пришло время, когда Кеннан мог писать все, что он думал о том, какими должны быть отношения США с Советским Союзом сразу после Второй мировой войны, когда продвижение интересов Америки приобрело глобальный и по нарастающей наступательный характер. Позднее он самокритично признал это в своей опубликованной в 1986 г. статье "Мораль и внешняя политика"³³. В более подходящей обстановке академической дискуссии, когда Кеннан мог чувствовать себя раскованно, он использовал разнообразную аргументацию в передаче своего отношения к России довоенной и послевоенной, прибегая к более или, напротив, менее жесткому тону вплоть до отхода от догматического мышления, обычного для пропагандистов американизма. Содержание выступления 7 января 1947 г. более всего напоминает непринужденный, не скованный формальными обязательствами и правилами разговор с достаточно подготовленными слушателями, расположенными услышать не только изобличения сталинского деспотизма и его экспансионистских планов, а трезвую оценку ситуации в СССР советской модели развития, ее сильных и слабых сторон, причин напряженности в советско-американских отношениях.

³⁰ Кеппап G.F. Memoirs, 1925 - 1950, р. 354 - 367.

³¹ Ibid., p. 357. Возникшая смысловая и понятийная путаница не была преодолена и самим Кеннаном. Став в апреле 1947 г. директором Управления внешнеполитического планирования госдепартамента, он вынужден был за внешней уверенностью в себе скрывать свои колебания и неопределенность взглядов. Подробнее об "уловках разума" автора доктрины "сдерживания" см. Печатнов В. О. Сталин, Рузвельт, Трумэн, с. 589 - 638.

³² Кеппап G.F. Memoirs, 1925 - 1950, р. 358, 359.

³³ См. русский перевод: Кеннан Дж. Мораль и внешняя политика. - Мир перемен, 2009, N 1, с. 73 - 84, которому предпослана краткая, но содержательная статья И. И. Орлика "В назидание американским президентам... и не только" (Мир перемен, 2009, N 1, с. 68 - 72).

Выступления Кеннана и участников дискуссии в Пратт-Хаузе 7 января 1947 г. не стенографировались. Велась запись, в ходе которой были допущены некоторые сокращения, а возможно, и незначительные искажения. Естественно, перевод текста, осуществленный автором публикации, отражает все эти особенности, что ни в коей мере не затрудняет понимание его смыслового значения.

В. Л. Мальков, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, заслуженный деятель наук РФ

* * *

Файл "Россия" Не для публикации Конфиденциально

ОТЧЕТ О ДИСКУССИИ НА ТЕМУ "СОВЕТСКАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА"³⁴

Председатель: Уильям X. Шубарт

Докладчик: Джордж Ф. Кеннан

Тема: Советское мышление и его влияние на советскую внешнюю политику

Третий симпозиум

7 января 1947 г.

Краткое изложение дискуссии

Совет по внешней политике 58 Ист 68 Стрит, Нью-Йорк 21

Аналитическая группа по советской внешней политике собралась на свое третье заседание в 7 ч вечера, в четверг 7 января 1947 г. в Гарольд Пратт-Хауз для обсуждения темы "Советское мышление и его влияние на советскую внешнюю политику".

Присутствовали: Уильям X. Шубарт, председатель; Джордж Ф. Кеннан, докладчик; Фрэнк Альтшуль; Хэнсон У. Болдвин; Джозеф Барнс; Эдвин де Т. Бетел; Джон С. Кэмпбелл; Джон Д. Кёртис; Норрис Даррелл; Артур X. Дин; Уильям Диболд-мл.; Стефен Дагген; Джон Фишер; Майкл Т. Флоринский; Джордж С. Франклин-мл.; Хантингтон Джил-Крист; Гарри X. Харпер-мл.; Артур А. Хоутон; Эдвин С. Хойт-мл., составитель отчета; Кларенс Э. Хэнтор; Грейсон Кирк; Фрэнсис У. Ла Фарг; Портер Маккивер; Чарльз П. Нойес; Альфред Огдон; Генри В. Пур; Эверетт Т. Кеннеди Стивенсон; Р. Гордон Вэссон.

М-р Шубарт представил м-ра Кеннана.

М-р Кеннан: Советское мышление и его влияние на советскую внешнюю политику.

М-р Кеннан начал свое выступление с замечания, что на обсуждаемый вопрос нет ясного ответа. Оглядываясь назад, он приходит к выводу, что, участвуя в различного рода обсуждениях, он и сам высказывал различные точки зрения на него. Это многообразие возможных ответов показывает, что вопрос о влиянии советского мышления своими корнями уходит далеко вглубь, является сложным и тонким, что делает его непохожим на поведение человека.

Однако по возможности следует различать некоторые факторы, которые помогают разобраться в поставленном вопросе. Среди них три являются [особенно] важными: 1) "идеология", 2) русские традиции и национальный тип мышления и 3) внутренние условия советского режима.

³⁴ Публикуемый документ в крайне ограниченном количестве копий был разослан членам Совета по внешней политике. В их числе был и небезызвестный Аллен Даллес, член Совета, будущий директор ЦРУ, с которым Кеннан поддерживал доверительные отношения после возвращения из Москвы весной 1946 г. (Seeley G. Mudd Manuscript Library. Princeton, N.J. Allen W. Dulles Papers. Box 30. Council Report, January 7, 1947).

I. Идеология

М-р Кеннан сказал, что под "идеологией" он понимает марксистско-ленинскую доктрину в том виде, в котором она сегодня распространяется Кремлем. Марксистская доктрина не является движущим началом советских действий. Это движущее начало кроется значительно глубже. Мы подойдем к этому ближе в ходе дискуссии по поводу третьего фактора, обозначенного выше. Сочинения Маркса не содержали никаких рекомендаций в отношении того, как действовать Советам. Они имеют дело с переходом к новым условиям производства. Они не предусматривают во всех деталях принципов управления социалистическим государством будущего. Маркс не мог предвидеть, что его идеи будут подвергнуты испытанию в одной из самых слаборазвитых стран и что они будут навязаны сверху небольшой группой революционеров. Более того, даже Ленин никогда не мечтал, что диктатура пролетариата будет продолжаться много десятилетий, и он был бы разочарован, если бы предвидел это. Никаких детальных планов не содержится в учении Маркса и Ленина, и Кремль вынужден был играть свою мелодию на слух.

Тем не менее, идеология играет значительную роль. Прежде всего, она функционирует в качестве подобия внутреннего ока или призмы, сквозь которую советские комиссары обретают видение окружающего мира. Их образование не знает никаких других способов выражения. Старые большевики были группой весьма образованных людей. Но сегодня советский режим питается той картиной внешнего мира, которой живет новое поколение коммунистов, а у этой группы марксистско-ленинский жаргон пропитывает все дискуссии об объективной действительности.

Второе, идеология диктует форму, в которой должны быть представлены все решения Кремля. Преимущественно советская политика как бы остается незащищенной в глазах мирового сообщества, если ее лишить претензий на идеологическую значительность. По этой причине они при каждом повороте в политике должны на словах выражать преданность делу международного рабочего класса. Они никогда не должны быть слишком вежливыми или слишком сердечными в отношении буржуазных правительств и должны следовать мучительным путем между двумя крайностями. В этом объяснение нерешительности Советского Союза в формулировании им его политики и лаконичной формы, в которой он это делает.

И, наконец, нужно сказать, что идеология влияет на советский метод. В ней содержится главный принцип, который позволяет оправдывать используемые методы поставленной целью. Этот принцип не унаследован от Маркса и скорее обязан своим появлением глубинным особенностям русского менталитета. Он стал главным камнем преткновения между элементами русского революционного движения и был воспринят современным коммунистическим движением. Сегодня он является официальным принципом советского правительства.

Результатом стало отсутствие сдерживающих факторов в поведении советских лидеров. Очень часто их действия отличаются от криминальных только благодаря подчинению действий главной цели. Этот результат объясняет свободу режима от более гуманных и терпимых духовных качеств русского народа. Его лидеры не переносят этот дух и позволяют себе действовать без оглядки на этические соображения. Все это противоречит высокой морали русского народа.

II. Национальные обычаи и традиции

Воздействие национальных обычаев и традиций на советское мышление и советскую политику у нас, в Соединенных Штатах, недооценивается. В действительности же существует удивительное постоянство в наших отношениях с Россией, которые следует рассматривать как проблемы текущего дня.

М-р Кеннан проиллюстрировал этот вывод, зачитав отрывки из донесений Нейла С. Брауна и Томаса Сеймура, американских представителей при царском правительстве в 1854 г. В этих донесениях отмечаются проявление русскими страха перед иностранным влиянием, особые трудности в деле получения виз для путешествий по России, факт, что посланники оказались заподозренными в шпионаже, а их прислуга

подвергнута расспросам на предмет того, что они привезли с собой. Они также жаловались на цензуру и на огромные трудности в получении информации. Оба посланника отмечали, что они сталкивались с превосходным умением со стороны правительства держать в напряжении иностранного представителя без какой-либо компенсации за доставленное беспокойство. Начиная с самой ранней своей истории Россия не знала миролюбивых и дружественных к ней соседей. Она вынуждена была воевать с ними со всеми. Ее договоры всегда носили характер перемирия, диктуемого стремлением к передышке. Поэтому внешний мир воспринимался в России в качестве враждебной силы, с которой мирное сосуществование невозможно.

В русском характере всегда присутствовали сильные элементы ксенофобии, уживавшейся бок о бок со славянским восхищением и подражанием всему иностранному. Это можно видеть в сочинениях Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Толстого и в нападении на немецкое посольство в 1914 г., а также на примере инцидентов, в которые были вовлечены американские представители в Москве.

Наконец следует сказать о традиционном мессианстве России в отношении пограничных государств. Это проявлялось в старой идее Святой Руси, простирающейся на все пространство, на котором царит православие. Во времена Ивана Грозного русские говорили о Москве как о "Третьем Риме". В их представлении не существовало никаких ограничений на распространение их власти, и они рассматривали Россию как страну, призванную завоевать весь мир.

Все эти традиции и верования вполне удачно сочетаются с современной советской идеологией. Идея Святой Руси находит свое логичное продолжение в идее неизбежного конфликта с капитализмом; традиционная ксенофобия проявляется сегодня в преследовании "шпионов, предателей и саботажников"; концепция предопределения расширения России вполне отвечает концепции неизбежности мировой революции.

III. Внутренние особенности советской власти

Всем режимам-парвеню всегда было свойственно сильное ощущение собственной небезопасности. В этой связи м-р Кеннан высказал предположение, что советское правительство может служить классическим примером. Оно постоянно опасается двух противников, один из них был внутренний, а другой - внешний.

Из-за внутренней угрозы советский режим никогда не мог отказаться от применения силы. Он всегда действовал против интересов больших масс народа. Он всегда представлял собой меньшинство, которое оказывает влияние на волю большинства, на диктатуру пролетариата, действующую в лучших традициях большинства, но посредством решений, навязанных сверху.

В России во все времена существовала внутренняя оппозиция, и она всегда рассматривалась как опасный фактор. Поэтому внутренняя безопасность всегда являлась главной заботой Кремля, и весь аппарат власти действует в соответствии с признанием существования внутренней оппозиции. Органы власти, которые не выполняли непосредственные задачи безопасности, подверглись сокращению, а те, которые служат этой задаче, стали сегодня самыми важными правительственными учреждениями.

Однако советское правительство не в состоянии признать существование широкой оппозиции. Отсюда внутренняя угроза всегда объяснялась как отражение внешней угрозы. Лица, подвергшиеся чисткам, представлялись в качестве агентов иностранных государств. Таким образом, [ссылки на] внешнего врага являются официальным прикрытием мер, предпринимаемых против врага внутреннего.

В лице немцев и японцев всегда существовала внешняя угроза. В каких-то случаях не существовало организованной враждебной деятельности, которую легко было бы устранить путем самых элементарных мер примирения и доброжелательства. Однако, несмотря на разного рода виды внешней опасности, русскому народу никогда не предлагались разные варианты ее объяснения. На судебных процессах 1930-х годов французский генеральный штаб изображали в таких же злонамеренных тонах, в каких позднее описывались действия германского генштаба. Режим медлил с признанием

угрозы со стороны Германии в 1930-х годах, в то время как всячески продолжал подчеркивать значение враждебного англо-американского капиталистического лагеря.

Внешняя угроза была логичным и неизбежным элементом советской системы мышления. Если бы таковой не существовало, ее следовало бы выдумать. Однако субъективно, по крайней мере для представителей советского режима, она была реальностью. Но идею внешней угрозы и враждебного окружения России разделяют не только советские руководители. Она имеет важное значение и для каждого находящегося на более низшей ступени иерархии в тайной полиции или в партийной бюрократии, потому что если внешний мир не является враждебным, он и его организация лишаются смысла существования. Этот факт подтверждает принцип диалектического материализма, согласно которому идеология вытекает из глубочайших социальных и политических реалий, а не наоборот.

М-р Кеннан подчеркнул, что ни капли сознательного лицемерия или цинизма в этих доктринах нет. Русские, без сомнения, твердо убеждены в том, что они являются верными последователями Маркса, Ленина и [идеи] мировой революции. Следует признать, что эти люди являются фанатиками. Как утверждал Гиббон³⁵, лишь маленький шаг отделяет энтузиазм от жульничества.

Обращаясь к коннотации этих черт советского образа мышления, м-р Кеннан не находит причин для пессимизма. Он полагает, что другие черты русского характера создают идеальную возможность для США и других стран сдерживать силу русских, если это будет делаться тактично, не провокационным образом и достаточно продолжительное время - одним словом так, чтобы содействовать внутренним изменениям в России. Если эти изменения произойдут, никто не будет им более рад, чем сами русские.

М-р Кеннан полагает, что нет необходимости в проведении "жесткой политики". Вместо этого нам следует проводить исполненную достоинства и самостоятельную политику в мире. Если мы продемонстрируем, что наши цели бескорыстны и что мы способны их твердо отстаивать, русские никогда не решатся бросить нам вызов.

Но к русским нельзя подходить, как пытается нас убедить м-р Уоллес, на основе личных отношений, путем теплых рукопожатий и обворожительных улыбок. Мы имеем дело не с капризами и характерами отдельных персон, речь идет о глубоко укоренившемся типе мышления, опирающемся на движущую силу великой идеи и взгляд на мир, который сформировался на основе опыта столетий.

Отвечая на вопрос м-ра Шубарта, м-р Кеннан сказал, что желание русского народа добиться изменений лежит ближе к поверхности, чем думают у нас в стране. Существует большое желание увидеть новое руководство с новым подходом к проблемам и установить иные отношения с внешним миром. Отсюда отчасти понятно, почему сейчас в России происходит больше репрессий, чем прежде.

М-р Фишер выразил сомнение в отношении того, что русские заинтересованы в новом руководстве.

М-р Кеннан сказал, что, хотя оппозиция неорганизованна, в народе существуют моральная усталость и апатия. Он почувствовал недавно в России, что Кремль потерял контроль над духовными силами народа. Народ развил в себе сопротивление политической пропаганде. Когда от них требуют, они все еще маршируют по Красной площади, но уже сейчас совсем не чувствуется большого энтузиазма. С другой стороны, церковные праздники, хотя и не рекламируются, открыто привлекают все больше стихийно откликающихся на них и с энтузиазмом участвующих в них людей. Это не остается незамеченным в Кремле. Он чувствует для себя угрозу политического вакуума, который может стать опасным вдвойне, если будет поддерживаться из-за рубежей России. Вот в чем причина возникновения "железного занавеса". Эмоционально поддерживаемая

³⁵ Гиббон Эдуард (1737 - 1794) - почитаемый Кеннаном английский историк, автор знаменитого труда "История упадка и разрушения римской империи".

сила партийной доктрины, похоже, испарилась. Правительству пришлось обратиться к национализму как к ведущему фактору, чтобы успешно завершить войну.

М-р Варне заметил, что в последние три или четыре года русские власти позволили большему числу своих граждан установить контакты с внешним миром, чем это было прежде. Русские иностранные корреспонденты сейчас более многочисленны и более откровенны со своими коллегами, чем это имело место в начале 1930-х годов.

М-р Кеннан сказал, что умножение контактов русских с их коллегами за рубежом практически уравнивается фактом отсутствия иностранцев в России. Видимо, они пришли к выводу, что контакты за рубежом менее опасны.

М-р Стивенсон спросил м-ра Барнса, что он слышал о его русских друзьях-журналистах после того, как они возвратились на родину.

М-р Барнс ответил, что он получал письма из России.

М-р Стивенсон сказал, что он знает многих американских технических экспертов, которые писали своим русским друзьям, но не получили ответа.

М-р Франклин спросил м-ра Кеннана, что ему известно о других фактах, которые настраивают его на оптимистический лад относительно будущего наших отношений с Россией.

М-р Кеннан ответил, что с самых ранних времен столкновений с кочевниками русская дипломатия была чрезвычайно гибкой. Русские всегда давали понять, что готовы отступить. Они также своим поведением создавали уверенность, что очень осторожны в военном отношении, никогда не беря на себя обязательств, которые бы превышали их возможности. Когда они наталкивались на силу, в особенности на моральную, они признавали ее с усмешкой, но не обращали ее против вас. М-р Кеннан, однако, добавил, что он решительно отвергает надменность или препирательства в отношениях с русскими. Наоборот, нам следует тщательно оценивать их настроения. Однако мы ничего не достигнем путем глупых уступок русским без того, чтобы получить что-либо quid pro quo (равноценное взамен). Они подводят итоги каждый вечер, а утром заново определяют свои цели. Уступки, не поддающиеся объяснению, выводят их из равновесия и заставляют спрашивать с их представителей за неосведомленность о слабых сторонах вашей позиции. Они видят в вас искушенных соперников, которые не уступают, не получив что-либо в качестве компенсации. М-р Кеннан привел пример с американским судном, которое требовалось поставить в сухой док Мурманска. Советские власти отказались отдать необходимые распоряжения, командование военно-морского флота заявило, что это дело наркомата внешней торговли, а наркомат внешней торговли в свою очередь заявил, что это в компетенции военно-морского флота. Затем наркомат внешней торговли запросил американское посольство о групповой визе для 300 морских чинов с тем, чтобы принять несколько буксиров в США. И только путем задержки этой самой групповой визы и обмена ее на разрешение использовать сухой док мы смогли обеспечить ремонт американского судна в Мурманске. Чиновник, отвечавший за данную операцию, не мог сделать это в виде любезности в отношении иностранного государства, пока он не сумел показать, что СССР каким-то образом не получит что-то взамен.

М-р Вэссон сказал, что он находит затруднительным представить себе, как сочетаются мысль о русской ксенофобии с сообщениями путешественников в России XIX и XX столетий (в особенности представителей компаний Интернэшнл Харвестер и Зингер) о том, что им было позволено путешествовать безо всяких ограничений, причем с ними обращались по-королевски. Нельзя также не сказать об интенсивных и близких по характеру интеллектуальных обменах между США и Россией в XIX веке.

М-р Кеннан сказал, что обе тенденции существовали всегда бок о бок. Русские люди действительно были дружественно настроены по отношению к иностранцам, но русское правительство - как царское, так и советское - пыталось и пытается подавить это чувство дружелюбия. Русская ксенофобия в реальности является официальной реакцией на дружелюбное отношение к иностранцам, которое широко распространено.

М-р Флоринский заметил, что период с 1854 г. (именно в этот год появились донесения американских дипломатов, которые м-р Кеннан цитировал в своем выступлении) был отмечен ростом крайнего национализма в России³⁶, хотя наряду с этим в русской литературе проявился дух интернационализма. Но это чисто литературное явление не имело большого значения. Матерью министра иностранных дел Нессельроде была католичка, отцом - лютеранин, а сам он принадлежал к англиканской церкви. Однако он являлся одним из самых ярких представителей русского национализма.

М-р Маккивер сказал, что Объединенные Нации вынуждают русских подключаться к повседневной международной кооперации.

М-р Дагган остановился на существенном вкладе России в международное сотрудничество и инициативу в Гааге и в Лиге Наций. Это относится и к настоящему времени.

М-р Кеннан высказал мысль, что во многих отношениях советское правительство - прямой наследник допетровской России. В 1917 г. Москва снова стала столицей³⁷, а русские границы снова оказались такими, какими они были до Петра. Два века в Санкт-Петербурге стали периодом, когда режим оказался оторванным от народа и не связанным с ним.

М-р Флоринский не согласился с этой точкой зрения. В его представлении советское правительство было ближе всего к режиму Николая I.

М-р Кирк полагает, что советское правительство было вытеснено из международного сотрудничества после революции. Ему кажется, что они теперь приветствуют официальное признание, которое возвратилось вместе с участием в таком взаимодействии.

М-р Кеннан согласился, признав, что существует множество фактов, которые противоречат друг другу в советском подходе к мировым делам. Можно говорить о присутствии как скрытого желания добиться престижного статуса члена мирового сообщества, так и о препятствиях к этому, корнями уходящих в далекое прошлое.

М-р Пур задал м-ру Кеннану два вопроса. Будут ли русские подходить к научным проблемам таким, например, как атомная энергия с идеологических позиций? И второй: чем мотивирована их особая заинтересованность в Азербайджане? Марксом и Лениным или заботами о территориальном единстве?

Что касается вопроса об атомной энергии, м-р Кеннан ответил в том духе, что, как ему кажется, русские будут руководствоваться жесткими идеологическими установками. Они будут приспосабливаться к ситуации, но станут это делать медленно, прибегая к идеологической аргументации. Данный вопрос затрагивает их самые глубинные опасения, особенно в отношении инспекции. Есть железная логика в нашем плане контроля, и они (русские. -В. М.), возможно, согласятся с ним (за исключением, может быть, вопроса о вето), но это окажется медленным процессом, в ходе которого они постоянно будут стремиться занять самые выгодные переговорные позиции.

Что касается вопроса о прилегающих территориях и в особенности Азербайджана, м-р Кеннан сказал, что он не может сильно винить русских за занятую ими позицию. Они пришли к народам по всему периметру их азиатских границ как цивилизующая сила. Их власть фактически была бы на руку движению Азербайджана по пути прогресса. Поэтому их ощущение своей особой миссии по отношению к таким народам не может считаться несправедливым. Там существует вакуум, который, как им кажется, естественно мог бы быть ими заполнен. С другой стороны, мы не находимся в таком положении, чтобы сделать что-либо конструктивное для народов на этой территории. Затем следует также принять во внимание озабоченность русских собственной безопасностью. Их желание предотвратить посягательства иностранцев на иранскую нефть еще сильнее, чем их желание присвоить ее. Достойно сожаления то, что, как

³⁶ Это естественно, поскольку в 1854 г. в Крымскую войну на стороне Турции против России вступили Англия и Франция. - Прим. ред.

³⁷ Точнее, в 1918 г. - Прим. ред.

кажется, мы приняли в штыки последнее изменение позиции русских в Азербайджане. Было трое американских журналистов, которые на первом же джипе вошли в Табриз, а наш консул произнес речь, которую ему не следовало бы произносить.

М-р Робинсон заявил: если мы согласимся с выводами, что сила необходима для сохранения существующей власти и что советские руководители должны преувеличивать опасность на границах СССР с тем, чтобы оправдать содержание этой силы, то не означает ли это, что режим обязан своим сохранением этим угрозам и, стало быть, не может позволить себе устранить их?

М-р Кеннан сказал, что вместе с падением Германии и Японии кое-кто в СССР и в самом деле был напуган тем, что они столкнутся с дружественно настроенным к ним окружающим миром. В таком мире многие русские не смогли бы найти оправдания всевозможным ограничениям и полицейской системе. Сельское хозяйство является особенно чувствительным пунктом в этом смысле. Во время войны коммунистическая партия полностью взяла в свои руки управление колхозами. Такая централизация власти и жесткие методы руководства оправданны, только если признать, что России угрожают извне. М-р Кеннан выразил сомнение в отношении того, что полицейская система в России выживет в условиях разоружения. Возможно, находящиеся у руля власти люди не смогут продолжать руководить страной в случае, если будут созданы условия для подлинного мира. Поэтому он думает, что сейчас сохраняется немного шансов установить всеобщий мир, который может оказаться прочным только в том случае, если будет отвечать истинному соотношению сил. Но м-р Кеннан думает, что русские пойдут в ногу с остальным миром в строительстве мирных условий, и он надеется, что и другие режимы, пришедшие к власти в результате других революций, последовательно будут становиться все более зрелыми.

М-р Кёртис заметил, что советское правительство всегда в состоянии спровоцировать международную напряженность, если оно в ней заинтересовано, используя пропаганду и не заботясь о том, есть ли нужда в ней в реальной жизни.

М-р Кеннан сказал, что были примеры, когда становилось очевидным, что некоторые лица снабжали Сталина ложными данными для того, чтобы восстановить его против нас. Некоторые люди в России, видимо, заинтересованы в обострении отношений с внешним миром. К сожалению, мы ничего с этим не можем поделать. Могу привести хороший пример с инцидентом, который случился в Австрии. Русский офицер, без разрешения севший в американский военный эшелон, был убит американским сержантом из состава команды, сопровождавшей поезд. Военный трибунал оправдал сержанта, когда выяснилось, что этот самый русский офицер ранее угрожал сержанту пистолетом и снова полез в карман и всем своим видом показал американцам, что он хочет воспользоваться пистолетом. На русских наблюдателей, присутствовавших на процессе, произвела впечатление объективность суда. Однако позднее агентство ТАСС пришло к заключению, согласно которому русский офицер не вынимал пистолет, что только и делало стрельбу на поражение полностью оправданной. Позднее маршал Конев в письме генералу Кларку заявил, что версия агентства ТАСС является убедительной, хотя его собственные офицеры присутствовали на суде. Это означает, что версия, выдвинутая ТАСС, стала официальной версией для русских. В связи с описанным инцидентом встает вопрос о том, что кто-то сознательно ухватился за возможность возбудить в русских людях враждебные чувства против нас, американцев.

М-р Альтшуль спросил о возможности какого-либо изменения в отношении русских в лучшую сторону по мере того, как они будут приближаться к обретению собственной атомной бомбы.

М-р Кеннан не думает, что это изменит их отношение или что они вообще намереваются применить бомбу, особенно против городов. Они знают, что в противном случае им придется признать крах их целей, а также то, что никто не сможет выиграть в атомной войне. Они мудрее, чем мы в этом смысле.

М-р Фишер сказал, что за последние пять лет большее число русских представителей за рубежом стали невозвращенцами, чем это было в прошлом.

М-р Кеннан заметил, что из первой группы молодых русских из дворянских семей, которую Петр Великий послал за границу учиться кораблестроению, более половины не вернулось в Россию. Он добавил, что последнее время появляется все больше примеров того, что русские, уполномоченные вести контакты с нами, выражают желание вести беседы с нами, выходящие за пределы их конкретных заданий. Один из таких советских представителей даже сделал удивившее нас заявление, что советскому правительству следует проводить соответствующую линию, хотя он и сомневается, что оно сделает это.

М-р Кеннан, отвечая на вопрос о ситуации в колхозах, сказал, что во время войны размеры частной собственности увеличились. Впредь каждый крестьянин по закону может иметь один гектар земли для личных нужд (что не входит в состав земельных угодий, которые используются коллективно), этот земельный надел последовательно может быть увеличен до пяти гектаров. По большей части домашняя птица, как и фруктовые деревья во многих хозяйствах также находятся в частных руках. Во время войны деревня существовала в основном благодаря труду женщин и детей. Теперь советское правительство пытается изъять продукцию, которая производится в частных хозяйствах, и это давление оказывается в тот самый момент, когда идет демобилизация армии, а мужское население возвращается в деревню. Это вызывает напряжение, которое отражается на уровне сельскохозяйственного производства. Далее, война серьезно ударила по производству тракторов, вызвав его понижение. Что касается лошадей, то их всегда недоставало с момента первой волны коллективизации. Поэтому для пахоты широко стали использоваться коровы. Это в свою очередь привело к падению производства молока. Удобрений также стало не хватать. Эта ситуация, возникшая в результате войны, затормозила развитие всей системы колхозов.

М-р Флоринский попросил объяснить, почему [в 1946 г.] Совет народных комиссаров был переименован в Совет министров, почему Красная Армия уже так не называется и почему Советы вывели свои войска из Азербайджана.

М-р Кеннан полагает, что переименование Совета народных комиссаров проистекает частично из тенденции отдать дань памяти эпохе самодержавия, а частично из желания преодолеть путаницу, поскольку существуют комиссары в армии, в секретной службе и т.д. М-р Кеннан не дал никакого объяснения ликвидации названия "Красная Армия". Другим изменением стало исключение слова "оборона" из названия министерства вооруженных сил. Что касается ситуации в Северном Иране, то впечатление такое, что Кавам³⁸ "собирается надуть русских". Он сейчас находится в таком положении, когда может сказать им, что если они хотят законным путем получить нефтяные концессии в Иране, то должны позволить ему провести нормальные выборы. С другой стороны, если они желают заполучить их незаконным образом, он не может отвечать за ту реакцию ООН, которая последует за этим. Русские сейчас не хотят дополнительных трудностей с ООН, хотя и стремятся получить нефтяные концессии. Кавам обещал им предоставить такие концессии, и когда они их получат, то фактически вновь завладеют провинцией, потому что соглашение позволяет им установить контроль над территорией, где расположены скважины.

М-р Флоринский спросил, одобрит ли парламент соглашение о нефтяных концессиях.

М-р Кеннан сказал, что он не может делать каких-либо предсказаний относительно иранского парламента.

Запись выполнил Эдвин С. Нойт-мл.

³⁸ Кавам-эс-салтане, Ахмед, иранский политический деятель, 27 января 1946 г. в очередной раз стал премьер-министром Ирана. 20 - 25 февраля 1946 г. Кавам посетил Москву, где состоялись его переговоры со Сталиным и Молотовым по вопросам вывода советских войск из Ирана, нефтяной концессии, а также по азербайджанскому вопросу. К концу 1946 г., опираясь на поддержку США и Англии, Кавам добился ослабления влияния СССР в Южном Азербайджане (см. Гасанлы Д. СССР - Турция: от нейтралитета к холодной войне (1939 - 1953). М., 2008, с. 508).

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: