Со времени поражения Франции в войне 1870 - 1871 годов французская буржуазия никогда не мирилась с потерей промышленных областей - Эльзаса и Лотарингии.

Едва закончилась колониальная горячка 80-х и 90-х голов и раздел земного шара между империалистами, как снова помыслы французской дипломатии обратились европейский континент.

Франко-русский союз, оформленный в 1891 - 1893 годах, англо-французское соглашение 1904 года, наконец Тройственное согласие (Антанта) 1907 года - этапы на пути активной французской политики окружения Германии.

Французская дипломатия упорно уклонялась от всякого серьезного политического соглашения с Германией. Еще в 1898 году, в период Фашоды¹ , Теофиль Делькассе, один из будущих творцов Антанты, вступив в министерство иностранных дел, нашел в сейфе министерства запись разговора своего предшественника, Габриэля Ганото, с немецким послом Мюнстером, в котором последний делал дружественные предложения. Новый министр не колеблясь оставил эти предложения без ответа.

Антанта была не только оборонительным союзом, но и наступательным. В основу англо-французского соглашения, как известно, был положен захват Марокко, а англо-русского соглашений - раздел Персии.

Жорж Клемансо, тогдашний председатель совета министров, уже через гон после образования Антанты, 28 июля 1908 года, прямо заявил будущему французскому послу в Петербурге Жоржу Луи:

"Я думаю о войне и нахожу, что она неизбежна. Я об этом даже, писал, хотя, может быть, это и не было нужно, но думаю я о ней всегда... нам надо держаться наготове, и при поддержке, которую мы получим со стороны Англии и России... и, может быть, также при поддержке Италии, где общественное мнение может обязать правительство об'явить себя на нашей стороне, мы можем победить. Во всех случаях это будет война за существование. Если мы будем побеждены, нас раздавят" (см. Жорж Луи "Записки посла", стр. 15).

Следующими вехами на пути подготовки войны были январь 1912 года и январь 1913 года. Сенатор Пуанкаре, один из наиболее упорных реваншистов, был призван" к власти сперва в качестве главы правительства, а затем и президента республики. С его приходом французская дипломатия значительно активизировала подготовку войны.

Новый президент всегда считал, как и Клемансо, что война с Германией неизбежна. Для этого он поспешил заменить в 1913 году посла в Петербурге Жоржа Луи бывшим министром Делькассе, тем самим Делькассе, который в первые же дни войны с гордостью заявлял: "Это моя политика торжествует сегодня. Сколько раз меня обвиняли в окружении Германии! Это я подписал соглашение с Англией, соглашение" с Италией, первое соглашение с Испанией. Это я самым действительным образом культивировал союз с Россией" (Р. Пуанкаре "Па службе Франции". Т. I, стр. 99).

Личные визиты Пуанкаре Николаю II и английскому королю Георгу укрепили Антанту и помогли выработке единого плана войны. Недаром газета "Таймс" после поездки Пуанкаре в Лондон писала о значении этого посещения, как "о самом важном; по своим последствиям из всех официальных визитов, бывших в последнее время" (Тарле "Европа, в эпоху империализма", стр. 232).

В июльские дни 1914 года французское правительство в особенности всячески поощряло агрессивные намерения царской России. Поль Дешанель, председатель палаты депутатов, говорил: "Большая часть тех, кто были в июле министрами, открыто называют Пуанкаре виновником войны. Во время смотра он сказал мне (то есть Дешанелю. - Я. Г. ): "Мне будет очень трудно

¹ Фашода - селение на Верхнем Ниле (Англо-Египетский Судан), по имени которого получил название инцидент между Англией и Францией. В 1893 году Фашода была занята французским отрядом, что привело к серьезному конфликту между Англией и Францией. Под нажимом Англии Франция пошла на уступки и очистила занятую ею территорию.

убедить русских". Он хотел сказать: "...убедить их, что нужно выступить" (см. Жорж Луи "Записки посла", стр. 57).

С момента об'явления войны главной целью французской дипломатии: было обеспечение победы. О мире между воюющими буржуазными правительствами без победы, без разгрома врага, о мире без аннексий и контрибуций не могло быть и речи.

"Нестерпимо слушать сладенького Каутского и К°, толкующих о демократическом мире так, как будто его могли заключить теперешние и вообще буржуазные правительства. Ибо на деле эти правительства опутаны сетью тайных договоров между собой, со своими союзниками и против своих союзников" (Ленин. Сот. Т. XIX, стр. 282).

В годы первой мировой империалистической войны усилия французской дипломатии сводились в основном к вербовке новых союзников в борьбе с врагом, к втягиванию в войну нейтральных стран и к обеспечению условий будущего грабительского мира, наиболее выгодного французскому империализму.

2

В архиве французского морского министерства среди прочих документов, "не подлежащих оглашению", имеется следующая телеграмма, составленная 3 августа 1914 года: "Тулон, Морское министерство. Атакуйте каждый немецкий военный корабль. Подтвердите получение. Начальник морского генерального штаба, вице-адмирал Ж. Пиве".

На этой телеграмме имеется надпись карандашом: "Не была отправлена. Смотри письмо президента республики". Текст письма президента гласит: "Дорогой министр. Я считаю, что по вопросу о Средиземном море вам надо выждать завтрашнего заседания совета министров. Преданный вам Р. Пуанкаре".

Когда впоследствии, через 1 1/2 года, морская комиссии сената потребовала от морского министра адмирала Лаказа выдать ей эти документы, она получила категорический отказ. В своем об'яснении совету министров президент Пуанкаре заявил, что если бы "я не принял этой меры предосторожности, меня могли бы обвинить в том, что я толкал к войне" (??). И он записал: в своем дневнике: "Все министры согласились со мною" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 271).

Возможно даже, что совет министров нашел доводы уважаемого президента достаточно вескими, но при ближайшем рассмотрении вопроса миролюбие Пуанкаре оказалось больше, чем сомнительным.

На письме Пуанкаре министру сделана, надпись: "Получено 3 августа 12 ч. 50 м. ночи в ответ на письмо министра от 3 августа в 12 ч. 15 м. ночи, в котором министр запрашивал, должен ли он отдать флоту приказ искать крейсеры "Гебен" и "Бреслау" и атаковать их" (там же, стр. 274). А ноту с об'явлением вовны германский посол Шен вручил французскому правительству 3 августа в 7 часов 30 минут. Таким образом, записку в морское министерство с предложением воздержаться от потопления "Гебена" и "Бреслау" Пуанкаре написал через 5 часов после начала войны. Вполне понятно, что тогда речь ужо шла не о "развязывании войны", которая уже развязалась. Дело заключалось в другом.

Турция всегда служила для французского империализма рынком вывоза капитала. Французские инвестиции в Турции до войны достигали 3 миллиардов франков. В Восточной Анатолии французские компании имели концессии на постройку железных дорог. Под французским контролем к значительной степени находились турецкие финансы. Вот почему французских дипломатов так усиленно беспокоили агрессивные планы царской России относительно Турции. Палеолог - французский посол в Петрограде - в начале войны (17 августа; 1914 года) добивался от русского министр иностранных дел Сазонова известных заверений по поводу Турции. "Вам небезызвестно, - говорил он министру, - что территориальная неприкосновенность и политическая независимость Турции остаются одним из руководящих принципов французской дипломатии" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 64).

Однако французская дипломатия не делана никаких усилии для того, чтобы привлечь Турцию к Тройственному согласию. Один из турецких деятелей, Джавид Бей, говорил французскому послу в Турции, что "противники французской ориентации в турецком правительстве являются с великолепными обещаниями со стороны Германии и упрекают его, Джавида, равно как Джемал-пашу и великого визиря, в том, что они находятся в оппозиции им, но никогда, ничего не предлагают от имени держав Тройственного согласия. Джавид Бей желал бы получить полномочие ответить им в свою очередь каким-нибудь положительным обещанием, например относительно отмены капитуляции" (там же, стр. 78).

По Франция совсем не собиралась отказываться от капитуляций и других льгот, которыми она располагала в султанской Турции. Дело в том, что более тесное сближение с Турцией могло привести к тому, что балканские страны бросились бы в об'ятия противника; кроме того это поста-

вино бы под угрозу военную помощь России, относительно которой нельзя было быть уверенным, станет ли она активно воевать, если ей не будет гарантирована нейтрализация проливов. Поэтому Бомпар, французский посол в Константинополе, в своих беседах с Джавидом отделывался туманными и расплывчатыми обещаниями. Делькассе в Париже, будучи уже министром иностранных дел, прямо говорил Извольскому, что он против привлечения Турции в коалицию. Больше того, он предлагал образовать на Балканах антитурецкий блок, нейтральных стран (см. "Международные отношения" (в дальнейшем "М. О."). Т. VI. Ч. 1-я, стр. 116 - 117).

Предшественник Делькассе на Кэ д'Орсей (т. е. французское министерство иностранных дел) Думерг усиленно предлагал России гарантировать целостность турецких владений и в то же время давал понять Извольскому, что "это не помешало бы нам (то есть России. - Я. Г. ) при ликвидации войны разрешить согласно нашим видам вопрос о Проливах" ("М. О." Т. VI. Ч. 1-я, стр. 57).

Французская дипломатия стремилась сохранить в Турции свои привилегии и капиталы и в то же время старалась поддерживать военный пыл Росши тайными обещаниями за счет Турции, а также привлекала, на свою сторону балканские страны.

Для того чтобы Россия в случае начала военных операций на юге да могла собственными силами занять Константинополь и проливы, французское правительство, так же как и английское, отдало распоряжение не препятствовать крейсерам германского флота "Гебену" и "Бреслау" пройти в восточную часть Средиземного моря, к берегам Турции. Как и предполагал Пуанкаре, оба крейсера вошли в Дарданеллы и были "куплены" Турцией у Германии. "Дело... сделано", - удовлетворенно заметил французский президент (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 46).

Теперь уже французская дипломатия считала более полезным иметь Турцию не союзником, а противником. "Было бы выгоднее втянуть Турцию в число наших противников, дабы таким образом покончить с ней", - откровенно заявлял видный чиновник министерства иностранных дел Понсо ("М. О.". Т. VI, N 259).

Поэтому 30 октября, после нападения германо-турецких кораблей на русские порты и корабли в Черном море, Бомпар вместе с русским и английским послами поспешил потребовать паспорта.

3

В первые 7 месяцев войны торг союзников с Италией и между собой по поводу Италии то разгорается, то затихает, в зависимости от хода военных действий. Не только чрезмерные аппетиты итальянской буржуазии, но и разногласия среди союзников препятствовали переходу Италии на сторону Антанты. Позицию Италии с наибольшей прямотой охарактеризовал итальянский посланник в Бухаресте Фашиоти.

"...чем дольше тянется война, - говорил он своему русскому коллеге Трубецкому, - тем слабее в качественном и количественном отношении становятся армии противников. Следовательно, голос Италии и Румынии приобретает тем более значения, чем позднее они положат свои силы на чашу весов" ("М. О.". Т. VI. Ч. 2-я, стр. 197).

4 августа 1914 года, в день об'явления Англией ультиматума Германии, Пуанкаре сделал следующую запись в своем дневнике: "Думерг и Вивиани сообщили мне сегодня одно довольно неудачное русское предложению: обещать уже теперь Италии Трентино и Валлону, если она примет участие в войне против Австрии" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 10).

Франция несклонна была уступать своей "латинской сестре" в начале войны даже Трентино. Позднее, когда все яснее стала вырисовываться сила германской армии, оккупировавшей Бельгию, и слабые результаты многочисленных обещаний Англии о присылке войск, точка зрения французского правительства начинает меняться. Ведь Италия, в отличие от Британии, могла выставить 1200 тысяч человек. Поэтому уже 12 августа 1914 года, сообщая итальянскому послу Титтони об об'явлении союзниками войны Австрии, Пуанкаре добавил:

"Возможно, стало быть, что это (т. е. война. - Я. Г. ) положит конец искусственному дуализму Австро-венгерской империи. У Италии свои национальные устремления. Настоящий момент имеет для нее решающее значение" (там же, стр. 45). Его намеки становятся еще более конкретными когда он начинает заверять собеседника, что французский флот будет бомбардировать Триест и Полу только в самом крайнем случае (там же).

Особенно большое значение французские империалисты придавали выступлению Италии на стороне Антанты в первые месяцы 1915 года, когда русская армия, не имея снарядов, отступала под ураганным огнем немецкой артиллерии, а все попытки генерала Жоффра прорвать фронт в Северной Франции оканчивались неудачей. Французской дипломатии было также известно, что выступление Италии на стороне союзников благотворно подействует на колеблющуюся Румынию. Пуан-

каре не раз передавали слова румынских деятелей, что "если Италия выступит, Румыния несомненно тоже выступит" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 154). Еще 3 октября 1914 года на Кэ д'Орсей узнали "из секретного и надежного источника", что между Румынией и Италией заключено соглашение и что ни одна из лих не выйдет из нейтралитета без согласия другой.

Французские дипломаты никогда не сомневались в том, что на будущей мирной конференция руководящая роль будет принадлежать не Италии, а Франции. И потому они не остановились перед обещаниями удовлетворения в будущем далеко идущих требований Италии.

Еще 21 сентября 1914 года французская адриатическая эскадра высадила в Антавари две батареи, чтобы держать под обстрелом бухту Каттаро. Этим мероприятием французы как бы приглашали итальянский флот присоединиться к совместному выступлению. По этому поводу Пуанкаре писал, что действия эскадры "не могут ей (то есть Италии. - Я. Г. ) не понравиться" (там же, стр. 172). 9 марта 1915 года совет министров принял решение послать отряд Риччиоти Гарибальди, сряжавшийся во французской армии, в Трентино для партизанской войны в тылу у австрийцев. Эта авантюра, как были убеждены все гарибальдийцы и некоторые министры, должна была заставить Италию вступить в воину.

Чтобы добиться быстрейшего принятия итальянских требований, Палеолог оказывал постоянное давление на царское правительство. Побережье Адриатики с Далмацией было еще раньте обещано Сербии. Сазонов долго не соглашался на изменение этого решения, тем более что помощь Италии была для России сомнительной, в то время как небольшая сербская армия с величайшим мужеством и храбростью отражала натиск австрийцев, облегчая тем самым положение русских на юго-западном фронте. Сазонов полагал, что обещания, которые давалась Италии за счет интересов Сербии, отрицательно повлияют на стойкость сербского правительства и сербской армии.

Только неоднократные заявления Палеолога и телеграммы Извольского, в которых последний сообщал, что во Франции придают огромное моральное и военное значение вступлению в войну Италии, и просил не сопротивляться итальянским требованиям, вынудили русское правительство Припять итальянские требования.

В связи с неуступчивостью России Пуанкаре пришлось даже послать Николаю II 19 апреля 1915 года довольно резкую телеграмму, в которой говорится:

"Мой дорогой и высокий друг! Позвольте мне сказать вашему величеству, как опасна, на мой взгляд, задержка принятия союзниками итальянского меморандума. Генерал Жоффр, как и его высочество великий князь Николай Николаевич, желает, чтобы выступление Италии последовало как, можно скорее, но единственный способ ускорить его - это немедленно подписать соглашение. Пока оно не подписано, можно опасаться, что переговоры внезапно будут сорваны непредвиденными обстоятельствами... Ваше величество, обладая столь высоким и просвещенным пониманием интересов союзных стран, несомненно, не преминет предотвратить разрыв, который мог бы повести к самым серьезные последствиям" (там же, стр. 382 - 383).

Через неделю после посылки этого письма, 26 апреля 1915 года, в Лондоне было, наконец, подписано соглашение с Италией, а через месяц Италия об'явила войну Австрии.

Но и после этого акта дипломатия Италии пыталась лавировать и в течение 15 месяцев, несмотря на все настояния французов, не вручала паспорта германскому послу.

Выступление Италии усилило рознь в ставе союзников. Сербию с тех пор не оставляло беспокойство. Она не знала, что именно было обещано Италии, но не без оснований полагала, что эти обещания были сделаны за ее счет. Русский париям не мог примириться с внедрением Италии на Балканах. Греция, которая сама метила на Албанию, стала относиться к союзникам с большой подозрительностью. "Чем больше расширяется коалиция союзников, тем труднее... руководить ею", - писал с горечью французский президент (там же, стр. 431).

4

Англо-французские империалисты придавали особенное, значение вовлечению в войну на стороне Антанты балканских государств: Болгарии, Греции и Румынии, ибо этим достигалось раз'единение сил противника, прекращался интенсивный обмен немецких вооружений га инструкторов на турецкое сырье и продовольствие. В целях осуществления этих планов и была предпринята дарданелльская экспедиция.

Значение дарданелльской операции и занятия Константинополя, предложенных Черчиллем, морским министрам Англии, вполне полно и достаточно цинично определил другой англичанин, посол в Париже лорд Френсис Берти. "Если это случится, - писал он, - то произойдут большие изменения. Болгария, Греция и Румыния, как голодные волки, бросятся на умирающего турка, чтобы отхватить себе кло-

чок, а турки повернут фронт и предадут своих друзей-гуннов. Я надеюсь, что общественное многие в Англии и заграницей "заставит державы отвергнуть в принципе русскую точку зрения о правах москвичей в отношении Константинополя и проливов" (Берти "За кулисами Антанты", залгись от 22 февраля 1915 года).

Дарданелльская кампания выявила англо-французские противоречия.

Англия взятием Дарданелл надеялась оградить Египет от немцев, а также захватить такие территории в Малой Азии или Сирии, которые могли бы послужить веским аргументом во время будущих мирных переговоров. Вначале англичане пытались устранить Францию от участил в дарданелльской экспедиции, несмотря на то что по морской конвенции, заключенной между союзниками, командование об'единенной эскадрой в Средиземном море должно было принадлежать Франции. Лишь после соответствующего протеста и поездки в Лондон морского министра Франция Оганьера в последних числах января 1915 года были выработаны условия, по которым командование флотом у берегов Сирии возлагалось на французов. Черчилль обязался после долгих споров не высаживать отдельно от Франции войска в Александретте, в которой Франция была особенно заинтересована.

Дарданелльская экспедиция должна была начаться 15 февраля. Неудача экспедиции грозила сильно подорвать влияние союзников не только на Балканах, но также в Египте, Марокко и Индии, где мусульмане составляли большую часть населения. Поэтому было решено держать экспедицию в строгой тайне, а в случае провала заявить, что союзный флот вовсе не имел намерения брать проливы, а получил задание лишь бомбардировать форты.

Как известно, произведенная 18 марта попытка прорыва через проливы окончилась неудачно, причем англо-французский флот понес большие потери. Высадка десанта на Галлипольском полуострове также ничего, кроме жертв, не принесла. Однако до конца года, до снятия последнего отряда десанта, союзная дипломатия продолжала возлагать на нее надежды. Французский посол в Лондоне Поль Камбон, с мнением которого считались в Елисейском дворце, писал в Париж:

"Я не перестану утверждать, что Болгария выступит только в том случае, когда мы перейдем через Дарданеллы. Наивно думать, что можно увлечь ее обязательствами, осуществления которых ей придется ждать в дальнейшем" (см. Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, сир. 438).

Неудачные действия в Дарданеллах усиливали колебания и в правительствах других нейтральных балканских государств. Союзники теряли надежды на скорое вступление их в войне. "Ни Румыния, ни Греция, - записывает лорд Берти 1 июня 1915 года, - как видно, не намерены выступить сейчас; мы не одержали еще достаточно успеха у Дарданелл, чтобы подбодрить их, аотступления и поражения русских было достаточно, чтобы их обескуражить" (Берти "За кулисами Антанты", запись от 1 июня 1915 года).

Чем яснее становилось, что дарданелльская кампания обречена на поражение, тем больше выступали наружу англо-французские противоречия. Китченер, английский военный министр, махнув рукой на Балканы, предложил направить британский экспедиционный корпус в Александрию и Порт-Саид. Он потребовал, чтобы туда же отправилось и французское войско. Но в планы французского империализма вовсе не входило защищать английский Египет. Францию продолжали больше всего интересовать и тревожить Балканы. Болгария, которой Антанта фактически ничего не могла предложить, кроме турецкой территории до линии Энос-Мидия, выступила на стороне Германия. Началось большое наступление австро-германских войск на Сербию. В интересах Франции надо было сохранить балканский фронт и тем самым оттягивать войска противников от западного фронта. Так родилась идея нового "восточного фронта", непосредственно на Балканском полуострове.

Китченер скептически относился к этой французской идее. Во время поездки в Мудрос у него появился новый проект нападения на Турцию. Он предложил захватить порт Александретту, недалеко от которой проходит Багдадская железная дорога. Но англичане в Сирии! Есть от чего волноваться французскому президенту. Ведь этот же проект давно вырабатывался французским генштабом и был положен под сукно из-за молчаливого противодействия Делькассе. "А теперь англичане опередят нас, - замечает Пуанкаре, - и, опасаясь осложнений в Египте и Индии, возьмут себе залог за наш счет" (Пуанкаре. Цат, соч. Т. II. стр. 139).

Ввиду твердого противодействия Франции план захвата Александретты был отставлен.

5

В 1915 году на западном фронте ничто не предвещало обещанной скорой победы Франции. Оптимистическим уверениям главнокомандующего о возможности прорыва фронта верили все меньше. Ударом на Бал-

канах можно было поднять общественное мнение, перейти от позиционной войны к маневренной и, наконец, с помощью военного нажима и интервенции принудить воевать нейтральные страны.

"Свой взгляд, - записывает Берти, - Бриан (вице-председатель кабинета. - Я. Г. ) изложил следующим образом чтобы улучшить положение в Бельгии и на севере Франции, следует распространить кампанию на Балканы. Экспедиция британских и французских войск в Салоники с участием греческой армии и при давлении со стороны России, несомненно, втянула бы в войну Румынию и определила бы позицию Болгарии, у которой, может быть, есть обязательство по отношению к Австрии и Германии... Если бы русские войска высадилась в Варне или вступили бы в Румынию, то королю и правительству Болгарии пришлось бы выбирать тещу совместными действиями с Антантой и падением" (Берти "За кулисами Антанты", запись от 4 февраля 1915 года).

Союзническая дипломатия для достижения своих целей не стеснялась в средствах, не останавливаясь даже перед свержением правительств нейтральных государств.

В другом месте тот же Берти откровенно писал, что экспедиция должна быть создана "с целью скомпрометировать Грецию и убедить Румынию помочь Сербии" (там же, запись от 3 Февраля 1915 года).

По поводу балканской экспедиции были разногласия не только у Парижа с Лондоном, но и внутри совета министров и комитета национальной обороны в самой Франции. Генерал Жоффр и Делькассе, сторонники развития решающих военных действий на территории Франции, были против экспедиции. Это противодействие послужило одной из причин ухода Делькассе и последующей отставки кабинета Вивший. На его место 30 октября 1915 года пришло "большое министерство" Аристила Бриана в составе 24 министров.

Жоффр после своего назначения генералиссимусом всех французских армий дал свое согласие на салоникскую экспедицию. Об'ектом деятельности была избрана Горения, что вытекало как из военно-стратегических, так и из дипломатических кланов союзников. Однако Греция не хотела выходить из своего нейтралитета. И это "вызвало нажим на Грецию со стороны Англии и Франции.

"Демократические ", "цивилизованные" державы применили при этом такие методы, как обещание компенсаций, подкуп, шантаж, провокационные нападения и т. д. Интервенция и свержение короля Константина, противника вступления Греции в шишу, были последними средствами "убеждения", пущенными в ход англо-французской дипломатией.

Еще в начале марта 1915 года Антанта, казалось, могла торжествовать: 7 марта греческий посланник, в Нише (Сербия) по поручению Венизелоса, председателя совета министров Греции, сообщил Пашичу, что правительство Греции приняло решение выйти из нейтралитета и предоставить в распоряжение союзников свой флот и сухопутную дивизию. Но вдруг в 11 часов вечера из Афин получилось известив об отставке англо-французского ставленника, Венизелоса. Король Константин осудил политику вмешательства в войну.

31 августа 1915 года совет министров Франции принял решение потребовать от Греции пропуска войск для оккупации Македонии. 3 октября Франция примяла предложение лорда Берги о гарантии в случае вступления Греции в воину территории ее владений и передачи ей после войны Смирны с хинтерландом. Бывший греческий премьер Венизелос находился в тесном контакте с французским посланником Гильменом. По настоянию их обоих французское правительство 17 октября 1915 гота приняло решение отдать Греции болгарское побережье Эгейского моря. Англия согласилась уступить Греции остров Кипр при условии, если Греция откроет военные действия против вступившей в войну Болгарии.

В октябре 1915 года в Салониках был высажен экспедиционный корпус союзников. Началась оккупация города и железной дороги на Ниш. Бесцеремонность союзников глубоко возмутит даже такого преданного сторонника Антанты, как Венизелоса. "Союзники, - воскликнул он, - поступают с Грецией, как с завоеванной страной!" (см Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 86).

Франция потребовала от России присылки войск для "охраны дороги Салоники-Ниш" и для давления на Румынию. Но Сазонов заявил Палеологу, что Россия "после страшных потерь, понесенных ею за последние 5 месяцев", не в состоянии послать солдат. "Есть предел человеческим силам. Наши войска, измучены, наши контингенты из рук вот плохи. Не требуйте от нас новых усилий" (там же, стр. 87).

Несмотря на эти действительные затруднения России французское правительство настаивало на присылке пушечного мяса. Пуанкаре собственноручно составил грозную инструкцию французскому послу в Петрограде: "Ипотека на Константинополь, которой добилась Россия, вот уже несколько месяцев играет роковую роль в балканском вопросе. Несомненно, она не осталась без влияния на нерешительность Румынии, на враждебность короля Фердинан-

да, на успех Германии у короля Константина. Когда Англия предприняла дарданелльскую экспедицию, Франция примкнула к ней только в надежде завоевать Константинополь для своей союзницы (?? - Я. Г. )... Сегодня... императорское правительство взваливает на Францию и Англию все бремя помощи Сербии, А между том, согласно всем сведениям, получаемым нами из Софии, значительная часть болгарской армии заявляет, что не будет сражаться против России. Стало быть, присутствие русских войск в Македонии и морская демонстрация перед Бургасом и Варной имели бы величайшее значение... Благоволите передать в дружественном и твердом тоне эти серьезные соображения императорскому правительству" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 93).

Но даже это послание не смогло заставить Россию отправить на Балканы войска. Лишь осенью 1916 года в Салоники был отправлен первый контингент русских войск.

Салоникская экспедиция первоначально не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Она не сумела оказать никакой военной помощи Сербии, не сумела даже соединиться с остатками сербской армии, которая вынуждена была искать убежища на Адриатическом побережье Албании. "Сербия, - пишет Ллойд-Джордж, - была покинута союзниками, вопреки торжественному обещанию своевременной поддержки. Греки, понятно, опасались, что их оставят на произвол судьбы. События войны на восточном фронте, естественно, произвели впечатление на все юго-восточные государства, в гораздо - большей степени, чем захват нескольких километров во Франции" (Ллойд-Джордж "Военные мемуары". Т. I - II, стр. 348).

В дальнейшем французские империалисты с помощью своих английских союзников прибегали ко все более грубым, но зато и более действенным средствам для вовлечения в войну нейтральных балканских государств.

Гильмен, как неоднократно доносил русский представитель Демидов, держал себя в Афинах вызывающе и сознательно шел на провокационные действия. В Парше стали готовиться к решительным действиям - к уничтожению греческого флота я бомбардировке греческих городов. 11 ноября 1915 года Пуанкаре записывает: "Правительство решило отправить морские силы и потребовать, чтобы Лондон сделал то же самое. Кроме того мы предложили Англии пристановить все платежи по ссудам для Греции, все льготы по снабжению я все поставки для Греции впредь до выяснения положения" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 137). Военная комиссия парламента также настаивала на применении решительных мер против Греции: "...только мощная демонстрация нашей военной силы мажет предупредить большую опасность на Балканах" (там же, стр. 138).

28 ноября, ночью, на рейде в Милосе появилась эскадра из французских, английских, русских и итальянских кораблей. На вопрос испуганного греческого премьера Скулудиса Гильмен откровенно ответил: "Пришла пора, когда греческое правительство должно отказаться от двусмысленной позиции".

Но Греция продолжала всеми силами сохранять нейтралитет.

Через несколько дней Гильмен со своими коллегами снова нанес визит Скулудису и (вручил ему очередной меморандум, в котором греческому правительству предлагалось увести свои войска из города Салоник и его окрестностей. Он требовал разрешения на поиски и уничтожение неприятельских, подводных лодок и на осмотр кораблей в греческих территориальных водах. Греция уступила силе и согласилась на эти требования, что фактически означало ликвидацию нейтралитета.

Однако союзникам этого было мало. 30 декабря французский генерал Саррайль, командующий экспедиционными силами, после отказа Скулудиса удалить из Салоник консулов враждебных Франции государств арестовал их и отправил в Марсель. Это "было вопиющим нарушением международного права и провокационным вызовом Германии на объявление войны Греции.

12 января 1916 года французы оккупировали, не считаясь с греческим протестом, остров Корфу, который стал базой новой сербской армии.

Когда весной 1916 года оборона Вердена настоятельно диктовала необходимость активизации остальных фронтов, французское правительство еще больше усилило нажим на Грецию и Румынию. Воспользовавшись просьбой Греции о займе, Бриан в начале марта потребовал пропуска сербских войск через греческую территорию в Салоники. Когда Греция отказалась дать свое согласие, французский кабинет был чрезвычайно возмущен этой "изменой" и решил принять принудительный меры - блокаду и прямую аннексию. Французские правительство задавило Греции: "Вы нарушаете свои обязательства благожелательного нейтралитета; мы в таком случае отказываемся от наших обязательств в отношении возвращения оккупированной территории" (там же, стр. 350).

Французская дипломатия взяла курс на свержение короля Константина. "Между Пуанкаре и Брианом, - записывает Бер-

та, - были разногласия по вопросу о том, как поступить с королем Константином. Пуанкаре - сторонник железного кулака, Бриан надеется на, ораторское искусство".

Для пропаганды и подготовки переворота Венизелос получил через английского капиталиста-трека по национальности - Базиля Захарова несколько миллионов франков.

1 сентября 1916 года французское правительство обсуждало вопрос о создании "революционного комитета", то есть интервенционного правительства Вензелоса, в Салониках. Но Бриан и министр финансов Рибо были тогда против этого плана, так как не были уверены в поддержке Англии, опасавшейся, как бы действия против короля не привели к установлению республики в Греции. "Грей встревожен возможностью революция в Афинах и падения короля, - отмечает Берти 2 сентября 1916 года. - Если он падет, то здесь отнюдь не захотят установить в Греция республику?"

9 сентября в Париже была получена телеграмма о нападении "на французскую миссию в Афинах. Мало кто сомневался в том, что это была очередная провокация французского посланника. Даже французский премьер и министр иностранных дел Бриан в совете министров "высказывает подозрение, что они (инциденты. - Я. Г. ), возможно, подстроены Гильменом и военным и морским атташе" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 401). Однако инциденты послужили хорошим поводом, и французский адмирал с молчаливого одобрения правительства высадил десант для "охраны французской миссии в Афинах". Только разногласия среди союзников- опасения Англии и прямое противодействие русского царя - дали королю Константину возможность еще несколько месяцев продержаться на престоле.

В июне 1917 года Франция силой заставила короля Константина отречься от престола. У власти был снова поставлен Вензелос, который 2 июля 1917 года порвал дипломатические отношения с Германией. Англо-французские империалисты добились своего: Греция вступила в войну на стороне Антанты.

6

Истинные цели войны значительно отличались от официальных версий, во имя которых французская буржуазия, так же как и буржуазия ее союзников и противников, посылала на убой миллионы трудящихся. За широковещательными об'явлениями о сокрушении германского милитаризма, упразднении вильгельмовского режима, о защите цивилизация и демократии, о создании Лиги наций и пр. и пр. скрывались действительные цели войны: отторжение территорий, расчленение побежденных стран, требования контрибуций.

Одновременно с первыми выстрелами союзники начинают создавать планы империалистической перекройки карты мира. Уже на второй день войны, 4 августа, в своем послании палатам и населению французский президент писал: "В течение более сорока лет французы, в своей искренней любви к миру, затаили в глубине своих сердец свое желание получить законное возмещение" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 491). В более интимных разговорах Пуанкаре не замедлил расшифровать, что это за "возмещение". 5 августа он записал о своей беседе с Клемансо: "Был момент - он (Клемансо. - Я. Г. ) произнес слово "Эльзас", и в памяти его встали картины 1870 года, - когда от волнения он прослезился. Я сам почувствовал у себя на глазах слезы" (там же, стр. 13). Стариковские слезы, как выясняется из дальнейших событий, относились не к Эльзасу 1870 года, а к Эльзасу и Лотарингии, завоеванным Францией в 90-х годах XVIII века, куда входила вся Саарская область с угольным бассейном.

Тотчас после первого германского поражения 5 - 9 сентября начинается интенсивная деятельность дипломатических канцелярий. "Победа на Марне, - замечает Берти, - оживила дух французов, и они уже готовы делить шкуру неубитого медведя".

Начались деятельные переговоры о переделе мира.

В своем "приблизительном наброске" Грей выставил следующие требования: 1) приобретение германских колоний; 2) нейтрализация Кильского канала; 3) сдача и потопление германского военного флота; 4) разрешение вопроса о Шельде; 5) передача Бельгии Люксембурга (немецкого); 6) компенсация Голландии за счет Германии; 7) военные контрибуции, 8) сведения на нет доминирующего положения Пруссии (см. "М. О.". Т. VI. Ч. 2-я, стр. 329).

Извольский прислал Сазонову следующие дополнительные условия, выдвинутые Францией (13 октября 1914 года): 1) исправление африканских границ; 2) сокрушение Пруссии; 3) отделение Ганновера; 4) передача Шлезвига Дании; 5) сохранение Австро-Венгрии.

Особенно активизировались переговоры вокруг дележа будущих завоеваний после вступления в войну Турции. Англия, терявшая в войне меньше чем другие союз-

вики, как всегда, пыталась больше всех получить. Уже 30 октября 1914 года, в день потопления русской канонерки, английский посол записал в своем интимном дневника: "Если дело дойдет до войны с турками, то мы должны выступить за создан но арабского халифата".

Франция, в свою очередь, предприняла решительные, шаги, чтобы определить свою долю добычи. Делькассе посетил Берти, с которым имел откровенный разговор. Вот как сам Берти рассказывает о нем; "Я давно подозревал поползновение Франции на Рейн, как, границу с Германией, а также вожделения ее на части Сирии. Все это было подтверждено Делькассе в академической беседе сегодня вечером. Франция займет Майнц, Кобленц, Кельн, Бельгия - Аахен... Он высказал предположение, что мы, как всегда, захотим все взять себе, и спросил, что я готов предоставить Франции. Я ответил - Эльзас-Лотарингию и все, что не понадобится нам самим!" (Берти "За кулисами Антанты", запись от 24 февраля 1915 года).

Этот не лишенный остроумия ответ английского посла не мог, конечно, удовлетворить французское правительство. Берти фактически ничего, кроме Эльзаса и Лотарингии, не обещал Франции.

О том, каковы были планы Франции на Востоке, мы узнаем из письма Пуанкаре к Палеологу, написанного в разгар переговоров о будущей судьбе Константинополя.

Президент писал 9 марта 1915 года по поводу передачи Константинополя:

"Первой, безусловно необходимой предосторожностью я считаю: не обсуждать публично будущей судьбы Константинополя и оставлять Румынию, Италию и все другие нейтральные государства в неведении относительно желаний России, ибо открыть им эти желания значило бы отпугивать их от поддержки, которую Сазонов, на мой взгляд, надеется купить слишком дешево... Отдача России Константинополя, Фракии, проливов и берегов Мраморного моря означает раздел Оттоманской империи. Мы не имеем никаких "разумных оснований желать этого раздела. Если он неизбежен, мы не желаем, чтобы он произошел за наш счет. Поэтому надо будет, с одной стороны, найти такую комбинацию, которая позволит нам успокоить наших мусульманских подданных в Алжире и Тунисе относительно дальнейшей независимости повелителя правоверных, и, с другой стороны, помимо сохранения наших институтов на Ближнем Востоке и соблюдения наших экономических интересов в Малой Азии, добиться признания ваших прав на Сирию, Александретту и вилайет Адану" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. I, стр. 343, 344).

Англо-французские империалисты были уверены, что в ходе военных действий Константинополь попадет им в руки и тогда они сумеют заставить истощенную войной Россию отказаться от своих поползновений. "Считают целесообразным (во Франция. - Я. Г. ), - откровенно записывал Берти, - чтобы Англия и Франция заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решать вопрос о будущем этого города и проливов" (Берти, запись от 26 февраля 1915 года).

Английская дипломатия после свержения египетского хедива и об'явления протектората над Египтом (18 декабря 1914 года) начала предпринимать энергичные шаги по созданию арабского халифата под английским покровительством. С шерифом Мекки были завязаны переговоры "довольно странные" и "не совсем своевременные", как замечает Пуанкаре (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 116 - 118). Ему был обещан халифат, взамен чего шериф Гуссейн должен был помочь англичанам против Турции.

Эти интриги английской дипломатии в арабских странах не могли не вызвать подозрения Франции. Для того чтобы успокоить свою союзницу, Англия предложила 27 октября 1915 года обсудить совместно план окончательного раздела Азиатской Турции и попутно добиться согласия на создание арабской империи.

Для переговоров в Лондон был послан генеральный консул в Бейруте Жорж Пико. Английское правительство не возражало против признания французской власти в Александретте, Адане и Киликии. За это Никольсон, помощник Грея, потребовал установления в Сирии и Ливане верховной власти меккского султана. Кроме того англичане настаивали на постройке железной дорога из Хайфы, что означало конкуренцию с Александретте кой железной дорогой. Английские предложения не могли быть по душе французскому правительству. В январе 1916 года Франции удалось вырвать согласие Англии на распространение французского влияния на Диван с Триполи и Бейрутом и на хинтерланд до Моссула. Взамен этого Англия потребовала Палестину Бриан не соглашался. Он добивался по меньшей мере раздела Палестины между Англией и Францией, а также кондоминиумы (совместного управления) Хайфской железной дорогой. Обращая внимание на английские предложения, Пуанкаре предостерегал правительство от коварства и хитрости, столь свойственных английской дипломатии. Англия предоставляла Франции как раз те области, которые, согласно франко-германскому соглашению от 15 февраля 1914 го-

да и англо-германскому соглашению от 15 июня 1914 года о Багдадской железной дороге, признавались германской сферой влияния. В то же время для себя Англия требовала территорий в той зоне, где Германия и Турция еще до войны признали ее права.

"Следовательно, - заявляет Пуанкаре, - если будет заключен мир, не дающий нам удовлетворения по всем пунктам, Германия потребует для себя то, что было уступлено нам, Англия же сможет сохранить за собой то, что мы признали за ней" (Пуанкаре. Цит. соч. Т. II, стр. 217).

Кабинет министров решил, что распределение будущих приобретений должно быть поставлено в зависимость от получения Францией полной доли турецкой добычи.

Что касается Моссула, то Англия добивалась оставления его за собой, и только с помощью России Франции удалось его отстоять.

В феврале 1916 года Пико совместно с Сайксом, бывшим английским военным агентом в Константинополе, составили проект договора о разделе Турции. 9 марта Сайке и Пико лично представили его в российское министерство иностранных дел. По этому проекту Азиатская Турция делилась на пять зон влияния. В статье 1-й было сказано, что Франция и Англия "готовы признать и взять под свое покровительство независимое арабское государство". Но для этого "в зоне "А" Франция и в зоне "В" Великобритания будут иметь право приоритета в предприятиях и местных займах, право назначать советников и чиновников". Из приложенной к проекту договора карте явствовало, что линия раздела сфер влияния начинается от Средиземного моря и идет по границе Палестины и Сирии, а затем на северо-восток, вплоть до персидской границы. Английская зона лежала южнее этой линия, а французская - севернее.

В статье 2-й говорилось, что в Киликии, Сирии и во всей полосе от Александреттского залива до Урмийского озера в Персии Франция, а в Месопотамии Англия устанавливают "такое управление или такой контроль, который они пожелают".

Палестина должна была находиться под международным управлением (статья 3-я). Ее порты Хайфа и Акра предоставлялись Англии (статья 4-я). Александретта становилась свободным портом для Англии, а Хайфа - для Франции (статья 5-я). Остальные пункты проекта договора устанавливали экономические привилегии для обоих государств и оговаривали недопущение в арабскую империю третьих стран.

Территория к северу от французской зоны предоставлялась России (см. "М. О.", Т. X, стр. 332).

Но Сазонов остался недоволен тем, что французские владения будут внедряться клином в русско-персидскую границу. Англичане тоже не были, очевидно, вполне довольны столь близким соприкосновением французов с Персией. Об этом наглядно свидетельствует разговор, зафиксированный в записи русского министерства иностранных дел за 10 марта. "Во время своего обычного посещения французский посол заявил, что между французским и английским правительствами уже состоялось окончательное соглашение и что поэтому он (проект) должен рассматриваться как дело решенное. Великобританский посол поспешил заявить, что полученные им от своего правительства указания во все не придают означенному проекту такого характера, а, наоборот, предписывают ему (послу) лишь представить выработанные предположения на одобрение русского правительства, нисколько не вменяя в обязанность настаивать на принятии их целиком" ("М. О.". Т. X, стр. 372).

Сайкс выступил посредником в переговорах между Францией и Россией. В ответ на русское беспокойство по поводу слишком большого проникновения европейской державы в Малую Азию Сайке успокоил Сазонова тем, что французы "обычно чересчур эксплуатируют местное население и не умеют возбуждать его симпатии к себе, как к нации" (там же, стр. 380).

После многочисленных препирательств этот договор о разделе Турции был принят 26 апреля - 30 мая 1916 года. Правда, Англия и в дальнейшем никогда не отказывалась от более широких притязаний в Палестине. Палестина являлась подступом (как к Суэцу, так в к Египту. Когда в апреле 1917 года Берти заявил Ллойд-Джорджу, что французы будут недовольны назревающим протекторатом над Палестиной, премьер прямо заявил: "Французам придется примириться с нашим протекторатом: мы явимся в Палестину как завоеватели и останемся там, так как не исповедуем никакой особой веры и являемся единственной державой, способной управлять магометанами, евреями, римскими католиками и вообще людьми, каких угодно религий". "В таком случае, - сказал Берти, - вы предлагаете, чтобы мы стали на место, которое занимали турий...?" "Да, - сказал Ллойд-Джордж" (Берти, запись от 20 апреля 1917 года).

Если Англия надеялась одурачить свою "союзницу и захватить Палестину, то и Франция не оставалась в долгу. Составив план раздела Оттоманской империи, французские империалистические круги, воз-

главляемые Пуанкаре, Думергом и другими, не оставляли идеи о расчленении Германии, о перенесении своей границы на Рейн и о захвате крупнейших немецких городов и богатейших территорий.

В этом пункте империалистические чаяния политиков третьей республики наталкивались на сильное противодействие британской дипломатии. Препятствия, чинимые" Лондоном, об'яснялись отнюдь не гуманными соображениями. Английская политика, как об этом свидетельствует вея ее история, никогда не была склонна, к подобным сентиментальностям. Она всегда оставалась на твердой, реальной почве наживы и выгоды. Одной из основных целей войны было для Англии сведение на нет экономической и политической роли Германии не только в Азии и Африке, но и в Европе. Это позволяло бы Великобритании играть первую скрипку в оркестре держав послевоенной Европы. Она отнюдь не намерена была уступать дирижерского пульта какой-либо другой стране. Занятие же Францией богатейших рейнских провинций, безусловно, означало закрепление за ней доминирующего положения на континенте и оттеснение британского флата на второстепенные позиции.

Вот почему Франции пришлось искать поддержки против Лондона в Петрограде, играя на агрессивных планах царской России и на англо-русских противоречиях на Ближнем Востоке. Однако к 1917 году из России стали приходить все более тревожные для империалистов вести. Назревала революция, которая грозила смести самодержавие. В начале 1917 года в Петроград был послан в качестве чрезвычайного посла министр колоний, бывший премьер и будущий президент, Гастон Думерг. Его миссия была тем более щекотливой, что он должен был добиться заключения договора о передаче Франции рейнских провинций втайне от английского и итальянского министров, вместе с которыми он прибыл в Россию.

14 февраля 1917 года, то есть за несколько дней до своего крушения, царское правительство подписало выработанное Думергом окончательное соглашение, в котором, кроме пунктов, относящихся к Эльзасу и Лотарингии и пунктов, где предусматривалась французская поддержка русских территориальных, притязаний, были следующие две статьи:

"3. Другие территории на левом берегу Рейна, входящие в настоящее время в состав Германии, будут полностью отделены от нее и полностью освобождены от ее политического и экономического господства.

4. Те из этих территорий, которые не будут включены в территорию Франции, составят автономное и нейтрализованное буферное государство и будут оккупированы французскими войсками до тех пор, пока не будут осуществлены требуемые союзниками гарантии..." ("Революционное движение во французской армии в 1917 году", стр. 195).

Дальнейшее развитие событий после окончания войны повлекло за собой некоторые изменения в соглашениях союзников в ущерб Франции, но это произошло уже помимо воли французской дипломатии.

* * *

Франция имела согласованнее со всеми своими союзниками, а с некоторыми из них вполне точные и подробные империалистические, грабительские планы, направленные к отторжению территорий у Германии, Австрии и Турции и даже к полному их расчленению.

Содержание этих договоров и было истинной целью французской буржуазии в первой мировой империалистической войне 1914 - 1918 годов, целью, которая тщательно скрывалась от французского народа и за которую он заплатил смертью 1500 тысяч лучших своих сынов, 3 миллионами раненых и 70 миллиардами золотых франков.

Приемы англо-французской дипломатии времен первой мировой империалистической войны очень мало изменились. Сейчас, когда англо-французские империалисты разожгли в Европе пожар второй империалистической войны, за высокопарными декларациями о спасении демократии и цивилизации, за кликушескими воплями буржуазных писак о великой миссии Франции и Англии, о "демократическом" союзе европейских стран и пр. и пр. империалистические правительства Франции и Англии снова тщательно скрывают от своих народов истинные цели войны, и лишь в тиши министерских кабинетов и посольских особняков снова под покровом непроницаемой тайны идет оживленная торговля за счет нейтральных стран, вербуются новые союзники, вырабатываются грабительские планы дележа еще не завоеванных территорий, снова и снова перекраивается карта Европы и всего мира.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Я. ГОЛЬДБЕРГ:

Комментарии: