150-летний юбилей французской буржуазной революции отмечен в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина особой экспозицией одного из зал (N 34), в котором выставлены гравюры, относящиеся к периоду нарастания революции (1789 - 1794 годы).

Выставка графики ГМИИ имени Пушкина иллюстрирует не только ведущие политические события французской революции, но показывает также отклики на них широких демократических кругов и дает оценку этих событий, в которых, раскрывается постепенный рост народного самосознания. Среди изобразительных искусств графика занимала, в эпоху революции особое положение: на ее долю приходилась огромная роль наглядной пропаганды, злободневной хроники, которую в наше время выполняют кино, фото и печатаемые типографским способом плакаты.

На выставке представлена графика двоякого рода: часть произведений исполнена известными крупными мастерами, часть - представляет собой работы безыменных художников, более быстро, а зачастую и более остро откликавшихся на текущие политические события. Для своих произведений они использовали главным образом технику офорта. Изображение давалось легкими контурными линиями, и по отпечатании каждый экземпляр от руки раскрашивался акварельными красками. Эти произведения просты, непритязательны и, хотя были общедоступны но цене, часто выполнены с большим вкусом.

Выставка начинается с обзора исторических событий, с "Клятвы в зале для игры в мяч" (19 июня 1789 года) - гравюры резцом Хельмана с рисунка Монне. Этот эпизод победившая буржуазия в дальнейшем рассматривала как момент своего политического рождения и считала его достойным запечатления для потомства. На гравюре изображен гимнастический зал, где сгруппировались взволнованные депутаты, среди которых, как это ясно видно по костюмам, преобладают депутаты третьего сословия. Галереи заполнены возбужденными зрителями всех возрастов и общественных положений. Желая подчеркнуть смысл и значение происходящего события, художник прибегает к приемам старого, академического искусства и вводит аллегорические фигуры: на облаках Франция умоляюще простирает руки к собранию депутатов; повержены темные силы произвола. Свобода взлетает с жезлом, увенчанным фригийским колпаком, ставшим эмблемой свободы во время французской революции, и Слава венчает новых героев нации.

На выставке имеется экземпляр портрета председателя этого собрания - мэра Парижа Бальи - с характерной надписью: "Ни в чем не нуждается тот, кто служит своему отечеству".

стр. 144
Память о тревожных днях перед взятием Бастилии: отставка Неккера, выступление Камилла Демулена в Пале-Рояле 12 июля 1792 года - вдохновила, одного замечательного французского художника XIX века, Домье, к созданию изумительного художественного произведения, являющегося одним из лучших экспонатов выставки. Камилл Демулен - герой дня - показан несколько в глубине, но его гибкая фигура четким силуэтом выделяется на светлом фоне дворца, галереи которого заполнены зрителями. К оратору в непреодолимом порыве стремится взволнованная толпа: он кажется вдохновителем и дирижером той бури чувств и движений, которая кипит вокруг. Художник не доказывает зрителю почти ни одного лица. Лишь одно лицо обращено к нам - лицо испуганного, растерянного старика-аристократа, которому нет места в общем порыве. Несмотря на то что это произведение не относится непосредственно к эпохе революции, Музей включил его в выставку. Исторический колорит момента так глубоко прочувствован и так выразительно передан Домье, что кажется, мы лично присутствуем при событии.

Взятие, Бастилии изображено на гравюре Хельмана с рисунка Монне. Справа видна старинная, выстроенная в конце XIV века крепость с ее высокими (25 метров) восемью башнями и толстыми стенами (шириной от 1 1/2 до 2 1/2 метров). На гравюре изображен момент, когда внутренний двор крепости и под'емный мост были уже заняты восставшими. Образовавшаяся накануне национальная гвардия и весь народ вооружены ружьями и пушками, захваченными в Доме инвалидов. Гарнизон крепости отстреливается. Несмотря на жертвы осаждающие мужественно и воодушевленно продолжают нападение.

Отклик на события того же дня дает народный раскрашенный лубок, изображающий граждан, несущих на пиках но Гревской площади, перед зданием городской ратуши, головы коменданта Бастилии де Лонэ и старшины торговцев Парижа де Флессель. Описав шествие, автор прибавляет: "Вот как рано или поздно божественная справедливость наказывает изменников".

О громадном значении происшедших событий для роста революционного сознания напоминает на выставке несколько наивная по форме, но острая но мысли, гравюра неизвестного мастера (акватинта1 ) "Ниспровергнутый деспотизм" ввиде многоголовой гидры. Под ней имеется такой любопытный текст: "12 июня 1789 года, около 4 часов вечера, на дороге из Версаля к Парижу был замечен дикий зверь ужасного, чудовищного вида. Знатоки уверяют, что он относится к аристократической породе и намеревался опустошить столицу. Тотчас закричали: к оружию, к

Клятва в зале для игры в мяч (19 июля 1788 года). Гравюра Хельмана по рисунку Монне.

1 Акватинта - разновидность офорта.

стр. 145

Камилл Демулен произносит речь в Пале-Рояле 12 июля 1792 года. Акварель Домье.

оружию! Все граждане сбежались с ружьями и алебардами, но напрасно искали чудовище-истребителя. Наконец, 14-го числа узнали, что оно укрылось в берлогу, называемую Бастилией, у Сент-Антуанских ворот. Сбежались и осадили его; после того, как его захватили в этом последнем убежище, ему наперебой сносили головы, так как чудовище имело их несколько, подобных головам гидры, и их нужно было снести все, чтобы помешать им возродиться".

Гравюры, относящиеся к 1789 - 1790 году, в целом распадаются на две основные группы: одни отражают восторженные иллюзии, наивную веру в то, что уже достигнуто благополучие золотого века, веру в мирное и дружеское сотрудничество трех сословий, доверие к королю (последняя тема усиленно культивировалась и популяризировалась правыми группами); другое направление популяризирует народных героев и все более откровенно и остро осмеивает привилегированное общество и его вождей.

Вот гравюра, изображающая представителей трех сословий, которые сообща несут на голове тяжелую ношу с надписью "Национальный долг". Под картиной подпись: "Наше время требует, чтобы каждый поддерживал тяжелую ношу". Вот эти же трое сообща выковывают на наковальне конституцию. Песенка под их изображением призывает к дружной работе. Вот ярко раскрашенный офорт, на котором представлен король совместно с аллегорической фигурой Франции; король поддерживает книгу с надписью "Закон и Конституция 1789 - 1790 года" и изрекает: "Их благоденствие составляет мою славу". В уста представителя третьего сословия вложены слова: "До тех пор, пока он будет ее поддерживать, наше счастье будет совершенно". С удивлением наблюдают эту сцену в телескоп аббат и дворянин. Надпись поясняет: "Они наблюдают то, чего, никогда еще не видали", - то есть единение короля и закона. Эти изображения и надписи кажутся слащавыми от соседства карикатур, осмеивающих злобную глупость дворянства и духовенства. Веселой шуткой веет от изображения священника, сбросившего сутану, надевшего мундир национального гвардейца и танцующего с

стр. 146
хорошенькой гражданкой, в то время как собака грызет клочья его рясы. Хваленый оратор Мирабо неожиданно появляется перед нами с ослиными ушами, с предостерегающей надписью: "Берегись Мирабо - виден кончик уха" - и стихами, где Мирабо называется проклятым мошенником.

Злобные планы и мечты эмигрантов, интригующих при иностранных дворах против новой Франции, осмеяны в большом раскрашенном офорте неизвестного мастера - "Великая армия бывшего принца Конде", - где Конде и его приспешники изображены распаковывающими и расставляющими игрушечных солдатиков, полученных по почте. Подлинными героинями показаны женщины - участницы голодного похода 5 октября - и войска, перешедшие на их сторону.

Следующим событием, которое отмечено на выставке, является годовщина взятия Бастилии (14 июля 1790 года) - праздник федерации на Марсовом поле. Замечательный рисунок гуашью Навле изображает громадный амфитеатр на открытом воздухе, в сооружении которого принимало добровольное участие все население Парижа. Амфитеатр вмешал до 200 тысяч человек. Торжество началось богослужением; пушечный выстрел возвестил начало присяги. Первый, от имени национальной гвардии и французской армии, принес присягу на верность Франции Лафайет. Войска повторили клятву; играли трубы, гремели барабаны, раздался пушечный салют. Затем принес присягу председатель Национального собрания, после него - король. Торжество закончилось исполнением "Те деум" на музыку, специально сочиненную Госсеком1 . Принимающие присягу проходили на арену через высокую триумфальную арку (слева), построенную в строгих и торжественных формах римской архитектуры Отблеск античной славы и героики должен был лечь на великое событие дня. Многочисленная оживленная толпа окружает амфитеатр. Тут же расположились палатки торговцев закусками и напитками. Непринужденное веселье и радость соединились с продуманным, художественно организованным торжеством присяги. Уже этот первый революционный праздник показал, что именно революцией создаются благоприятные условия для внедрения искусства в жизнь, делают его достоянием широких демократических масс.

На выставке представлена гравюра неизвестного мастера, воспроизводящая рельефы скульптора Муатта, украшавшие триумфальную арку. Один из них посвящен памяти взятия Бастилии. Надпись поясняет: "Аристократия и ее приспешники погребены под развалинами Бастилии. Из глубины этих развалин восстает Свобода, вооруженная мечом, попирая ногами Гидру. Узники - жертвы произвола - благо-

Взятие Бастилии.

Гравюра Хельмана с рисунка Монне.

1 Подробное описание см. у Тьерсо Жюльена "Песни и празднества французской революции" Перевод Жихаревой. Гос. муз. изд. М. 1936.

стр. 147

Праздник федерации на Марсовом поле (14 июля 1790 года). Фрагмент рисунка худ. Навле.

говейно склоняются перед алтарем Отечества".

На другой - изображены французские гражданки, "подобно римлянкам" жертвующие отечеству свои драгоценности; рядом Изобилие и Закон на колеснице, влекомой львами - эмблемами силы Франции. Стихи гласят: "Мы не боимся больше вас, низведенные тираны, вас, кто угнетал народ под множеством имен. Права человека были неведомы в течение веков, они восстановлены теперь для всего человечества".

В художественном стиле этих рельефов ярко проявляется та связь с античным искусством, которая так характерна для эпохи революции. Образы и аналогии античности захватывали воображение политических деятелей, ораторов, всей передовой части общества. Слово "римлянин" было синонимом патриота. По выражению Маркса, "буржуазия забыла, что ее колыбель охраняли древне-римские призраки... В классически строгих преданиях римской республики борцы за буржуазное общество нашли идеалы и искусственные формы, иллюзии, необходимые им для того, чтобы скрыть от самих себя буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, чтобы удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии"1 .

Образы свободы часто изображались ввиде античных гениев с римских триумфальных арок; французские граждане изображались не только в пропорциях античных статуи, но и в условно взятой античной одежде. Античные аллегории была весьма распространены и всем хорошо понятны. В гравюрах, которые издавались ко дню празднования федерации, античные аллегории встречаются очень часто. Примером этого служит картина "Федеративная и национальная присяга, приносимая на Марсовом поле 14 июля 1790 года". На ней изображены обнаженные фигуры античных богов в позах присяги перед алтарем и фигуры гениев с разнообразными атрибутами; приведен текст присяги и дана пояснительная надпись: "Мы клянемся быть верными Нации, Закону и Королю и всемерно поддерживать Конституцию, декретированную Национальным собранием и принятую королем, в частности охранять безопасность лиц и имущества, свободное обращение продовольствия, взимание налогов и пребывать соединенными со всеми французами неразрывными узами братства... Три божества, характеризующие нацию, - Минерва - в науке, Меркурий - в торговле, Аполлон - в искусстве - произносят клятву, которую возвещает гений молвы (да здравствует нация, да здравствует закон!), гений народа возвещает народные крики (да

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч. Т. VIII, стр. 324.

стр. 148

Бегство Людовика XVI в Варенн.

Гравюра неизвестного художника.

здравствует король!). В центре алтаря световой диск с гербом Франции распространяет свои лучи, чтобы оживить находившиеся в упадке Изобилие, Национальную славу, Земледелие, Торговлю, Навигацию, Юстицию и др. Из того же диска исходит молния, которая поражает таких зловредных гениев, как Междоусобие, Зависть, Ревность и др.".

Над лучами диска приведен текст присяги короля: "Я, король французов, клянусь Нации употреблять всю власть, какая мне вверена конституционными законами государства, поддерживать конституцию, декретированную Национальным собранием и принятую мною, и заставлять следовать законам".

Слишком многие искренно и восторженно верили этим торжественным словам, и потому истинное отношение короля к новой конституции, обнаружившееся со всей очевидностью в попытке к бегству, нанесло сокрушительный удар авторитету королевской власти. Отношение народа к этому бегству иллюстрируется на выставке гравюрой, уже самое название которой звучит обвинительным актом: "Преднамеренное бегство или клятвопреступление короля". Надпись протоколирует: "Король французов, арестованный в Варенне в одиннадцать с половиной часов вечера, переодетый лакеем Марии-Антуанетты, назвавшейся баронессой Корф, путешествует с двумя детьми, двумя женщинами, тремя слугами, бывшими лейб-гвардейцами. Бдительные и храбрые господа Манжен и Обер Гийо и стойкое сопротивление национальной гвардии Варенна и се муниципалитета заставили гусаров сложить оружие и перейти на сторону граждан, несмотря на угрозы их офицеров. Рядом с незаряженными пушками на мосту была предусмотрительно опрокинута повозка с мебелью, что немало способствовало возвращению к своим обязанностям этой беглой семьи и ее великолепного и смелого конвоя".

На гравюре неизвестного мастера с большой художественной выразительностью передана ночная тревога маленького городка, разбуженного звуками набата. Набат раздался по сигналу Друэ, сына начальника почты в Сент-Меней, опознавшего профиль короля по его изображению на деньгах и прискакавшего обходным путем в Варенн. Контрастами глубоких теней и ярких бликов, ложившихся от факелов; неверным светом луны, прячущейся среди облаков, автор художественно передает чувство возбуждения, готовности к борьбе, бурю негодования граждан.

Эпизод бегства дополнительно обрисован гравюрой Жермена "Возвращение короля в Париж после попытки к бегству". На картине показаны королевские экипажи, продвигающиеся среди многочисленной, но безмолвной от негодования парижской толпы. В народных карикатурах этого периода Людовик фигурирует теперь в новом облике. Мы видим его нарочито толстым и неуклюжим, в красном колпаке с трехцветной кокардой, с бутылкой в руке. Надпись "Новый договор Людовика с народом" иронически намекает на событие 20 июля 1792 года, когда народ ворвался во дворец, тревожимый постоянно возникающими слухами о новых попытках короля

стр. 149
к бегству. Вот король представлен ввиде жирной свиньи, которую ведет крестьянин для "Последнего расчета".

Искусство не только отражало рост революционных идей, но и само способствовало их пропаганде. Особенный интерес представляет в этом отношении проявление народной художественной самодеятельности, находившей яркие, наглядные и живые художественные формы политической пропаганды. Большую роль играли всякого рода празднества, процессии, карнавалы и инсценировки. На выставке представлена интереснейшая гравюра неизвестного мастера (раскрашенный офорт), запечатлевшая одно из таких торжеств. Гравюра снабжена следующим пояснительным текстом: "Якобинцы Страсбурга с большой торжественностью хоронили королевскую власть; они собрались в Комитете надзора. Это место было выбрано неплохо для начала погребального шествия. Костюмы актеров были туда перенесены, и роли были распределены. Около 8 часов вечера все было готово. Вот порядок следования этой церемонии. Два факела, к которым прикреплены гербы, военная музыка, два других скрещенных факела, гроб, несомый четырьмя мужчинами: национальным гвардейцем, артиллеристом, якобинцем и солдатом линейных войск. Гроб был покрыт королевской мантией, на которой возвышалась корона. Около короны цепи, железный скипетр, держава, колесо с розгами и, наконец, все атрибуты королевской власти. По обеим сторонам гроба следовали кардинал с потаскушкой, одетой великосветской дамой, сноса два факельщика, швейцарец в парадной форме, толстый немецкий барон и "серая" сестра1 , высокий сухой аббат с разжиревшей толстухой-экономкой и два дворянина в визитных костюмах. Монахини различных орденов, два монаха ордена красной ленты, два францисканца, два принца, три доктора Сорбонны, одна королева, два крючкотвора, один дворянин, Людовик последний, его духовник, группа аристократов с ослиными ушами, группа фельянов с длинными носами. Все шествие замыкалось хором, который пел вакхические песни и церковные песнопения в промежутках между музыкой, которая исполняла то траурные напевы, то "Ca ira" ("Все наладится"). Десять тысяч граждан и гражданок предшествовали процессии и замыкали ее. Наконец, королевскую власть похоронили в ящике Пандоры, а Людовика последнего - в бочонке с бургундским вином. Была устроена большая иллюминация, а ночь прошла весело за едой, питьем и танцами. Этот маленький маскарад произвел наилучшее впечатление и больше возвестил о республике, чем это могли бы сделать органы власти с их военными холодными парадами ".

Глубоко верная мысль выражена в этом заключении текста. Она дает прекрасный материал для исторической оценки тех знаменитых народных празднеств, органи-

Похороны королевской власти.

Гравюра неизвестного художника.

1 Особая категория монахинь.

стр. 150

Осада Тюильри 10 августа 1792 года.

Гравюра Хельмана.

зация которых поручалась такому художнику, как Давид1 . Эти празднества подвергались многочисленным осуждениям и насмешкам в ближайшие же годы реакции и в течение всего XIX века со стороны буржуазных политиков и историков В нашей исторической литературе народные празднества французской революции, самодеятельные и организованные революционным правительством, не должны быть забыты, потому что они являются ярким и новым проявлением политической и культурной жизни революционной Франции.

В документах дальнейшего периода все ярче ощущается нарастание народного движения, приведшего пол руководством подлинно революционных вождей к организации якобинской диктатуры. "Якобинцы 1793 года были представителями самого революционного класса XVIII века, городской и деревенской бедноты" (Ленин. Соч. Т. XX. стр. 505). Конечно, листки остроумных карикатур не могут заменить научного анализа событий, построенного на разносторонней аргументации, но они имеют силу наглядной убедительности.

На одном из цветных офортов показана полная противоположность интересов народа интересам звук привилегированных сословий: изображена крестьянка, изнывающая под тяжелой ношей: на спине ее монахиня и знатная дама. На следующем офорте мы видим, что роли переменились: крестьянка с довольным видом занялась своей прялкой, сидя на спине аристократки Подписи еще больше раскрывают острый политический замысел художника: 1. "Надеюсь, игра скоро кончится" и 2. "Я знала, что придет наш черед". Еще один офорт изображает уныло сидящего дворянина, его офицерский мун-

Крестьянка, несущая на спине дворянку и монахиню.

1 Перенесение праха Вольтера - 1791 год, праздник Свобод - 1792 год, праздник Верховного Существа - 1794 год и др. Подробно о празднествах см. "Речи и письма живописца Давида". Перевод В. Денике. Изогиз. 1933.

стр. 151
дир валяется на земле, рядом насторожившийся аббат наблюдает, как молодой санкюлот резким движением натягивает форму национального гвардейца. Ироническая подпись: "Полагаю, сударь, что ваш офицерский мундир прекрасно мне подойдет!" Эти слова напоминают о тех негодующих настроениях, которыми были охвачены патриоты, на каждом шагу убеждавшиеся в предательстве офицерства.

Гравюра Хельмана изображает осаду Тюильри 10 августа 1792 года. Народные войска уже овладели внутренним двором. Обычная торжественная замкнутость дворцового фасада нарушена: из окон вырываются клубы порохового дыма от ружейных выстрелов, направленных против патриотов. Широкое пространство двора между дворцом и главной линией атакующих усеяно ранеными и убитыми, но по открытой площадке двора, под выстрелами, все же бесстрашно перебегают вперед группы храбрецов. Сметены королевские артиллеристы у пушек, направленных на народ со стороны дворцового крыльца, и первый отряд, теснясь, врывается в двери, навстречу новым выстрелам и схваткам внутри дворца. "Буржуа в этой революции, как и всегда, были чересчур трусливыми, чтобы отстаивать свои собственные интересы, и начиная с Бастилии плебей взял на себя выполнение всей задачи"1 .

Арест королевского семейства изображен под названием: "Редкие животные или перевод королевского зверинца в Тампль 20 августа 1792 года, 4-й год Свободы и 1-й год Законности". В уста погонщика-санкюлота вложены слова: "Проклятые животные, мы их откормили своей кровью, а они хотели нам перерезать горло!" Король-индюк взывает: "Ко мне, Лафайет, иначе они меня отведут на гильотину!" Королева-волчица говорит: "Проклятые якобинцы, они разрушили все мои планы!" Королевские дети-волчата кричат: "Они растерзают маленьких детенышей!"

На выставке имеется также гравюра Хельмана "Казнь короля" (21 января 1792 года) на площади Революции и ряд портретов политических вождей эпохи якобинской диктатуры: Робеспьера, общественного обвинителя Революционного трибунала Фукье Тенвилля, Сен-Жюста, Эбера и Марата (гравюра Туркати с рисунка Ити). Особенно интересен портрет последнего. Марат изображен произносящим речь на трибуне. Поза, энергичный жест руки, сжатой в кулак, вдохновенное лицо полны изумительной динамики. Художнику удалось показать в лице Марата образ народного трибуна. На листе бумаги, лежащем перед Маратом, выгравировано начало его речи: "Граждане, я поднялся на эту трибуну, чтобы изложить свое мнение о великих интересах народа и смело поднести порох революции при виде опасности, угрожающей очагам патриотов..." Пол картиной имеется подпись: "Да, граждане,

"Редкие животике", (Семья Людовика XVI).

Гравюра неизвестного художника.

1 Ф. Энгельс. Письмо к Каутскому.

стр. 152
общественное спасение - высший закон, нельзя уклоняться от этого великого принципа".

Собирательный образ этих патриотов из народа, называющих Марата своим другом, дан в гравюре неизвестного мастера под названием "Добрый санкюлот". В простой одежде сидит он за едой у своего очага. Его мягкосердечие в частной жизни передают ласковый взгляд и жест руки, дающей кусок хлеба собаке; о политических убеждениях напоминает трехцветная кокарда на шляпе; пика, висящая над очагом, говорит о постоянной готовности защищать отечество и революцию. Эта гравюра является ценным противовесом: контрреволюционным изображениям санкюлотов с подчеркнутыми чертами бессмысленной жестокости. Доблесть патриотов, выходивших из широких народных масс, отмечена также портретом мальчика-героя Агриколя Виала. Он жил в Авиньоне со своей матерью, но уже тринадцати лег вступил в национальную гвардию; краткие биографические данные говорят о нем как о нежном сыне и храбром гвардейце. В июле 1793 года войска мятежников, отступавшие от Марселя, переправлялись через реку Дурансу по понтонному мосту. Чтобы помешать переправе, нужно было перерубить канат, сдерживающий барки моста. Противники обстреливали берег. Агриколь, схватив топор, бросился к реке и, осыпаемый пулями, стал рубить канат. Сраженный выстрелом, мальчик воскликнул: "Они не промахнулись! Но все равно я умираю за свободу!" Эти последние слова выгравированы под его портретом. Национальный конвент постановил оказать Виала почести французского Пантеона. Организация траурной церемонии была по-

Добрый санкюлет. Гравюра неизвестного художника.

Первое прериаля 1795 года.

Гравюра Хельмана.

стр. 153

Аллегорическое изображение октября месяца.

Гравюра худ. Треска. С рис. Лафитте.

ручена Давиду и назначена на 10 термидора. Она не состоялась, так как 9 термидора произошел переворот и Давиду инкриминировалось впоследствии, что пушечный выстрел, начинавший похороны, должен был якобы служить сигналом какому-то заговору якобинцев.

Обзор исторических событий заканчивается на выставке гравюрой Хельмана "1-е прериаля 1795 года", когда, лишенное уже своих якобинских вождей, население рабочих кварталов врывается в термидорианский Конвент, требуя "хлеба и конституции 1793 года". Эта гравюра интересна еще тем, что знакомит с обстановкой заседаний Конвента. Зал заседаний расположен во дворце Тюильри на месте прежнего театрального зала. К 10 мая 1793 года он был перестроен для заседаний Конвента. Все его убранство отвечала требованиям вкуса революционных лет: вместо сложной пышности королевского дворца господствуют строгая простота, спокойные, гармонические архитектурные формы, в основе которых лежат античные мотивы. Слева, на возвышении, стол председателя, пониже перед ним трибуна. Над этим местом связка, копий, символизирующая единую, неделимую Республику, трехцветные знамена и по бокам статуи знаменитых греческих законодателей - Дикурга и Солона, - под которыми помещены доски: "Конституция 1793 г." я "Права человека и гражданина"1 . Такое оформление зала напоминает о громадном внимании, уделявшемся Конвентом вопросам культуры и искусства.

Этой теме на выставке посвящено несколько листов. Самый замечательный из них, редкая музейная ценность, - "Республиканский календарь" работы Дебюкура (акватинта)2 . Текст поясняет смысл изображения, украшающего календарь: "На возвышении сидит Философия, на мраморном сиденье, украшенном изображением плодоносной природы; вместо короны на ней колпак Свободы, ногами она попирает готические3 памятники заблуждения и суеверия, на которых основывалось невежественное и смешное деление времени, она черпает в великой книге природы принципы и названия нового календаря, которые с ее голоса записывает внимательный гений. С другой стороны находятся различные атрибуты, как книга Морали, линейка, уровень - эмблема равенства". Год делится на 12 месяцев по 30 дней, их латинские названия характеризовали состояние природы. 5 дней составляли годовые праздники - санкюлотиды: 1-й - Добродетели. 2-й - Гения. 3-й - Труда. 4-й - Убеждений. 5-й - Наград. На отдельных листах даны месяцы, олицетворенные женскими фигурами на фоне соответствующего пейзажа; изображение сопровождено было стихами.

К описанным темам сводится содержание выставки.

Конечно, выставка не охватывает с исчерпывающей полнотой все события 1789 - 1794 годов, но она отмечает главнейшие из них. Возможности ее были ограничены как размерами экспозиционной площади Музея, так и характером материалов, пригодных для экспозиции (с дополнительным материалом можно ознакомиться в гравюрном кабинете Музея). Художественное качество экспонатов выставки делает их ценным пособием для углубленного исторического образования и возбуждает интерес к подлинным историческим документам.

1 Художественно гравированный текст "Прав человека и гражданина" включен в выставку.

2 Репродукция с гравюры Дебюкура помещена в N 7 нашего журнала, стр. 35, 1939.

3 Слово "готические" употреблено здесь в смысле "варварские".

Постоянный адрес данной публикации: