С. МАДИЕВСКИЙ, доктор исторических наук, независимый историк и публицист (Аахен, Германия)

Среди немецких ученых, изучающих самый мрачный и позорный период истории своей страны - 12 лет нацистской диктатуры, Гётц Али занимает особое место. Его работы привлекают внимание не только специалистов, но и широкой публики. Так произошло и с нынешней книгой: на нее откликнулись едва ли не все заметные органы немецкой печати. По общему мнению, книга Али "Народное государство Гитлера. Грабеж, расовая война и национальный социализм" - это, бесспорно, новая попытка истолкования исторического феномена, известного как "Третий рейх".

Али задался простым вопросом: в чем причина многолетних успехов Гитлера, поддержки его огромным числом немцев? Как могло столь очевидно мошенническое и преступное предприятие, как национал-социализм, добиться такой высокой, сегодня едва ли объяснимой степени интеграции общества?

Конечно, насаждаемая и разжигаемая сверху ненависть против "неполноценных", "инородцев", "евреев", "большевиков" и т. д. была существенной предпосылкой, однако в предшествующие десятилетия национализм немцев был не более расистским, чем у других европейцев. Утверждение о раннем развитии в Германии особого, специфичного для нее "истребительного антисемитизма" и ненависти к "чужакам", по мнению Али, лишено оснований.

Ответ автора состоит в понимании нацистского режима как "услужливой (по отношению к подавляющему большинству немцев. - С. М.) диктатуры" (S. 35). Гитлер, гауляйтеры, значительная часть министров, статс-секретарей и пр. действовали как классические политики-популисты, постоянно озабоченные настроением управляемых. Каждый день они заново "покупали" их одобрение или, по меньшей мере, нейтралитет.

Программа национал-социалистической партии была не только пропагандистским лозунгом - во многом ее реализовывали на практике. Вот говорящий сам за себя перечень мер социальной политики, осуществленных до войны: введение оплачиваемых отпусков для рабочих и служащих; удвоение числа нерабочих дней; развитие массового туризма, в том числе для рабочих; создание первой модели дешевого "народного" автомобиля; поощрение семей с детьми (выплата пособий) за счет холостяков и бездетных пар; первые шаги по созданию развитой затем в ФРГ системы пенсионного обеспечения; введение прогрессивного налогообложения. К ним следует добавить: защиту крестьян от неблагоприятных для урожая погодных условий и колебаний цен на мировом рынке; защиту должников от принудительного взыскания долга путем описи и продажи имущества, а должников по квартплате - от выселения. Понятно, что все эти меры способствовали популярности режима.

В военное время нацистское руководство, учитывая уроки Первой мировой войны, было озабочено прежде всего продовольственным снабжением населения, организовав его так, чтобы распределение продовольствия

Gotz Aly. hitlers Volkstaat. raub, rassenkrieg und nationaler Sozialismus. Fr. a. M.: Fischer, 2005.

стр. 141

воспринималось простыми людьми как справедливое. Повышенные нормы выдачи были связаны с более тяжелой работой или особыми потребностями, обусловленными состоянием здоровья. Следствием этого был рост симпатий к режиму, что отмечалось даже его противниками.

Кроме того, власть постаралась не допустить безудержной инфляции и краха немецкой валюты. Семьи солдат были обеспечены финансовыми средствами (они получали 85% чистого заработка кормильца до призыва, в то время как семьи британских и американских солдат - менее половины). Военнослужащие отправляли родным посылки из оккупированных стран, отпускники тащили домой мешки, чемоданы, сумки весом в десятки килограммов. С учетом жалованья и довольствия военнослужащих подавляющее большинство немцев жили во время войны лучше, чем до нее. Это "военно-социалистически подслащенное благосостояние" позволяло поддерживать дух масс, побуждая их вытеснять из сознания преступную подоплеку такой политики.

Средства ее осуществления, согласно сложным и трудоемким подсчетам Али, таковы: по меньшей мере 2/3 реальных немецких доходов во время войны проистекали из иностранных (оккупированные и вассальные страны) и "расово чуждых" (евреи, иностранные рабочие по принуждению) источников; оставшаяся треть делилась между социальными слоями немецкого общества крайне неравномерно - на 1/3 его (наиболее зажиточных) ложилось 2/3 налогового бремени, в то время как на 2/3 (широкие массы) - лишь 1/3. В годы войны большинство (в 1943 г. - 70%) немцев - рабочие, мелкие служащие, мелкие чиновники - не платили прямых военных налогов; крестьяне имели существенные налоговые льготы; пенсии в 1941 г. были повышены. Все предложения финансовых специалистов об усилении налогообложения отвергались руководством рейха "по политическим соображениям".

Оборотной стороной такой политики было повышенное налогообложение буржуазии: 75% военных налогов вносили предприятия и получатели высоких доходов. По оценкам, исходящим из деловых кругов, в 1943 г. от 80 до 90% предпринимательских доходов изымалось государством. Даже будучи преувеличенной, цифра отражает налогово-политическую тенденцию нацистского государства.

Та же забота о "благе народа" характеризовала и "генеральный поселенческий план "Ост"" (1939 - 1942 гг.). В своей окончательной форме он предусматривал вытеснение из европейской части СССР "в сторону Сибири" до 50 млн. славян, место которых должны были занять немецкие колонисты. Гитлер мечтал переселить из Тюрингии и Рудных гор "наши бедные рабочие семьи, чтобы дать им больше пространства" (S. 29). "Немецкий рабочий фронт" предусматривал устранить таким путем "по меньшей мере 700 тыс. мелких, убогих сельских хозяйств". В 1942 г. немецкие дети играли "в вооруженных крестьян на черноземных пространствах", а невесты солдат мечтали о сотнях тысяч "рыцарских имений" на Украине. Даже Генрих Белль писал родителям в конце 1943 г.: "...Я часто думаю о возможности колониального существования здесь, на Востоке, после выигранной войны". Все это, как подчеркивает Али, планировалось не ради прибылей юнкеров и монополистов, а как "конкретная утопия для каждого" (S. 30).

Расовая теория нацистов была привлекательна не как идейная подготовка и обоснование ненависти и массовых убийств, а как обещание равенства внутри нации. Нацизм, показывает Али, действительно обеспечил немцам большее социальное равенство и большие возможности социальной мобильности, нежели имевшиеся в кайзеровском рейхе и Веймарской респуб-

стр. 142

лике¹ . Война ускорила демонтаж социальных перегородок. Большие потери командного состава заставили с октября 1942 г. открыть путь к офицерским должностям людям без законченного школьного образования, что было с восторгом встречено в широких слоях населения. Согласно нюрнбергским законам 1935 г., новые браки между "арийцами" и евреями были запрещены, зато впервые в истории Германии офицер мог жениться на дочери рабочего, если не существовало, конечно, биологических противопоказаний.

Итак, резюмирует Али, посредством грабительской войны нацизм обеспечил немцам невиданную ранее степень благосостояния, социального равенства и вертикальной социальной мобильности. Отсутствие сколько-нибудь активного внутреннего сопротивления режиму Али объясняет именно этими историческими обстоятельствами (S. 38). Новизна такой трактовки состоит именно в раскрытии органической связи "народного" ("социального") государства с преступлениями - в противоположность господствующему подходу, отделяющему жестокости нацизма от тех акций режима, которые сделали его столь привлекательным для большинства немцев.

Центральной темой книги, как уже отмечалось, является нацистская политика финансирования войны. В ходе работы над этой темой Али столкнулся с многочисленными трудностями² . Выяснилось, что множество документов о чрезвычайном военном бюджете "Третьего рейха", где подробно фиксировались доходы, полученные из оккупированных стран, были после войны сознательно уничтожены. Это относится прежде всего к актам, касающимся использования еврейского и вражеского имущества, с помощью которых могла быть детально расшифрована невероятно выросшая за годы войны статья бюджета "Общие административные доходы". Уничтожение их происходило как в ФРГ, так и в ГДР. Общим мотивом была заинтересованность в исчезновении документов, из которых без труда могли быть сделаны выводы о необходимости реституции. Сохранившиеся документы из архивов Германии и других стран легли в основу его исследования.

Бюджетная политика Гитлера, как показывает Али, с самого начала была авантюрой, ориентированной на ожидаемые будущие доходы (поэтому с 1935 г. он запретил обнародование госбюджета). Перевооружение Германии, позволившее ликвидировать безработицу и повысить покупательную способность масс, осуществлялось за счет гигантских кредитов, приведших к быстрому росту внутреннего государственного долга. Бюджеты сводились с огромным дефицитом, и к концу 1937 г. Германия стояла на пороге банкротства. Выход был найден во внешней экспансии (аншлюс Австрии, захват Судетской области, а затем и остальной Чехословакии) и экспроприации имущества евреев³ .

¹ Нацистская идеология, подчеркивая различия вне нации, смягчала классовые различия внутри. Это ощущалось в организациях "гитлерюгенда", Союза немецких девушек, при прохождении имперской трудовой службы, в организациях партии и, хотя более медленно, даже в вермахте.

² С нескрываемым сарказмом он отмечает, что в многотомном, стоившем миллионы евро и "становившемся все более бесплодном" труде "Немецкий рейх и Вторая мировая война", подготовленном Военно-историческим институтом бундесвера, этой проблеме уделено минимальное внимание (как и в относящемся к последним годам существования ГДР исследовательском проекте "Европа под знаком свастики"). Представитель первого из этих коллективов заявил Али в 2002 г.: "Для нас, обычных историков, эти финансовые дела слишком сложны, ...мы не можем это исследовать" (S. 42). Приводится и другой разговор в федеральном военном архиве во Фрайбурге. Когда Али заказал там поисковую картотеку (крайне несовершенную) к фонду "Интендантское управление Главнокомандования вермахта", сотрудник архива сказал ему: "Господин Али, Вы, конечно, хорошо разбираетесь в этих делах, но здесь, мне кажется, Вы ошиблись: эти документы обычно никто не заказывает" (S. 42). То немногое, что сохранилось из архива управления, было описано в обзоре фонда неправильно и не подготовлено для использования.

³ Путем наложенного на них после "Хрустальной ночи" "штрафа" в размере 1 млрд. рейхсмарок, а затем "аризации" еврейской собственности.

стр. 143

Финансирование войны организовывалось нацистским руководством при деятельной помощи менеджеров государственных и частных финансов как огромное мошенничество. Чтобы не "лопнуть", оно нуждалось в выгодном победоносном мире, который был призван обеспечить удовлетворение потребительского спроса внутри страны и погашение военных долгов. Чем дольше шла война и чем больше средств на нее требовалось, тем масштабнее должна была быть добыча и бесчеловечнее обращение с покоренными.

Постоянные разговоры о народе без пространства, о колониях, об экспансии на Восток, об "аризации" и т. д. в итоге преследовали одну лишь цель - достижение в кратчайшие сроки не заработанного собственным трудом общего для немцев благосостояния. Нацистские главари, разглагольствуя о том, что они закладывают фундамент "тысячелетнего рейха", на самом деле не знали, чем на следующий день оплатят свои счета.

После быстро и легко одержанных побед финансовые и продовольственные проблемы вставали заново. Как ни велики были завоеванные территории, результат всегда оказывался ниже ожиданий, поэтому Гитлер не мог удовлетвориться эксплуатацией уже завоеванного. Политика "непокрытого чека", подлежащих оплате в короткий срок государственных казначейских обязательств, постоянно растущего внутреннего долга - иначе говоря, политика "финансовой пирамиды" делала нацистскую верхушку объективно неспособной к миру. Прекращение экспансии привело бы к банкротству и концу режима.

Нацисты выжимали из оккупированных стран колоссальные контрибуции, разрушая тем самым их национальные валюты, миллионами тонн изымали продовольствие для прокорма оккупационных войск и отправки в Германию. Они считали, что если во время войны кто-то должен голодать, то пусть это будут не немцы; если военная инфляция неизбежна, то пусть от нее страдает в первую очередь население покоренных стран. Чтобы масштабы грабежа остались тайной, статистика, фиксировавшая отправление солдатских посылок в Германию, которая велась почтовым управлением вермахта, в конце войны была уничтожена⁴ .

Помимо индивидуального процветал коллективный грабеж. Население объединялось для сбора так называемых "билетов имперской кредитной кассы" и марок, а также всякого хлама. Украина в особенности превратилась в "блошиный рынок рейха", где этот хлам сбывался в обмен на качественное продовольствие и другие продукты сельского хозяйства. По словам немецкого наблюдателя, все это напоминало "торговлю" с негритянскими племенами и "обмен" стеклянных бус на слоновую кость. На Украине, писали домой немцы, деньги валяются на улице, в одну ночь можно стать богачом. Чиновников оккупационной администрации прозвали в рейхе "восточными гиенами" (S. 136).

Тотальное разграбление оккупированных стран имело для их населения тяжелейшие последствия. По подсчетам Али, изъятие продовольствия с оккупированных советских территорий означало "голодную катастрофу для десятков миллионов людей" ("полное лишение питательной базы для 21,2 млн. человек") (S. 195). Геринг заявил 16 сентября 1941 г.: "В принципе на оккупированных территориях соответствующим питанием должны быть обеспечены лишь те, кто работает на нас" (S. 202). Как уже ранее показал

⁴ Али обратился через газету "Die Zeit" к пожилым читателям с просьбой описать содержимое этих посылок. Результат был таков: женщины ностальгически вспоминали об отличных продуктах и промышленных товарах, которые получали от находившихся в армии родственников, мужчины же - все без исключений - утверждали, что никогда не отправляли посылок.

стр. 144

другой немецкий историк - К. Герлах, трудности, возникшие с обеспечением немцев привычно высоким уровнем питания, были одной из причин, ускоривших уничтожение европейских евреев. Этим же объясняются отчасти и убийства миллионов советских военнопленных.

С редкой для обычных историков компетентностью Али прослеживает финансово-экономический механизм нацистского грабежа. Прежде всего он раскрывает механику валютных манипуляций финансистов рейха, в частности роль пресловутых "билетов имперской кредитной кассы", которыми оккупационные власти расплачивались с местным населением (в основном в Западной Европе) за реквизируемые товары. Вливаясь в денежное обращение этих стран, немецкие "бумажки" ослабляли национальные валюты - естественно, к выгоде Германии.

Жалованье немецких военнослужащих и гражданских лиц в оккупированных странах выплачивалось поначалу именно в "билетах имперской кредитной кассы", а затем в местных денежных знаках, курс которых по отношению к марке был произвольно занижен (в Западной Европе - на четверть или треть реальной стоимости, а по отношению к рублю - в четыре раза).

Если в оккупированных странах Западной, Северной и Южной Европы вермахт (за исключением хаотических недель отступления в самой последней фазе войны) расплачивался за реквизиции и закупки "билетами имперской кредитной кассы" или местной валютой, вследствие чего масштабы их ограбления можно хотя бы приблизительно вычислить по величине израсходованных денежных сумм, то на оккупированных территориях Советского Союза порядок был иным: денежные знаки задействовались лишь частично, а значительная часть присвоенного оформлялась через так называемые "квитанции" или просто не оформлялась.

Большое место в книге занимает анализ финансово-экономических последствий ограбления евреев в оккупированных и зависимых от немцев странах. Продажа отнятой у них собственности позволяла выбрасывать на рынки капитала, недвижимости, вещевые рынки и в розничную торговлю дополнительное количество благ и таким путем частично удовлетворять увеличившийся спрос на товары повседневного обихода и ценные вещи. Конечно, проблемы со снабжением населения не могли быть решены полностью, но на какое-то время их острота существенно уменьшалась.

На первый взгляд финансовые средства, влившиеся в военную кассу рейха в результате экспроприации собственности европейских евреев (15 - 20 млрд. рейхсмарок, или 5% военных расходов Германии), были не столь велики. Однако поскольку указанные расходы на 50% финансировались за счет кредитов, добавочный доход расширял рамки кредитования на равную сумму, и эффект, таким образом, удваивался. А самое главное - эти вливания позволяли справляться с пиковыми нагрузками военного бюджета в кризисные моменты, когда требовалась мобилизация всех сил и ресурсов. Они давали возможность руководству щадить подавляющее большинство немецких налогоплательщиков, замедлять разграбление оккупированных стран и при этом хорошо оплачивать труд военнослужащих, финансировать закупки оружия и военное строительство. Все это способствовало поддержанию внутренней стабильности в Германии и готовности к сотрудничеству с ней в оккупированных странах.

На последнее обстоятельство Али обратил внимание едва ли не первым. Доходы от продажи экспроприированного еврейского имущества улучшали финансовое состояние оккупированных и зависимых стран, позволяли поддерживать их национальные валюты, сокращая потребность в эмиссии денег.

стр. 145

Сама же продажа позволяла сократить возникший вследствие товарного дефицита резкий перевес покупательной способности. Инфляция, конечно, имела место, но не переходила в галопирующую; национальные валюты сохраняли функцию платежного средства. Иной вариант, подчеркивает Али, сразу затруднил бы или сделал невозможной плановую эксплуатацию оккупированных стран, равно как и сотрудничество их населения с немцами (S. 212).

На вопрос о том, куда девалось имущество ограбленных, депортированных и умерщвленных, Али дает четкий ответ: золото, драгоценности, одежда, предметы обихода, оборудование мастерских и лавок, валюта и ценные бумаги, дома и хозяйственные постройки - все это было продано местному населению (основные ценности оказались в руках биржевиков и коммерсантов). Денежный же эквивалент различными, большей частью обходными путями поступил в немецкие военные кассы. Полученными таким путем национальными дензнаками других стран оккупанты оплачивали местные товары и услуги, приобретаемые для нужд их войск и гражданского населения рейха, выплачивали жалованье своим солдатам.

Понятно, что экспроприация имущества граждан других государств в пользу Германии не должна была документироваться - все относящиеся к ней вопросы обсуждались, как правило, устно. Германская сторона уделяла особое внимание тому, чтобы представить соответствующие мероприятия как внутреннее дело оккупированных (тем более - формально независимых) стран. Чиновники оккупационных администраций тщательно заметали следы, ведущие к источнику средств, переводя их с одного счета на другой, и вовлекали в эту практику финансовые ведомства и национальные банки зависимых и покоренных стран, превратив их, по выражению Али, в "укрывателей краденого" (S. 216).

Выручка от продажи еврейской собственности попадала в "общий котел" бюджетов этих стран, а затем, в очищенной от следов ее происхождения форме, присваивалась немцами. В оккупированных странах это присвоение было стопроцентным, в странах союзных и вассальных, где оно оформлялось как вклад последних в "совместные военные усилия", достигало 40 и более процентов.

Тем не менее сделка была выгодна и для властей покоренных стран. Конечно, немцы требовали в оплату оккупационных расходов огромные, в конечном счете разорительные суммы, но при этом предлагали совместно ограбить кого-то третьего и сделать так, чтобы он затем исчез. "Такая взаимосвязь, - подчеркивает Али, - как правило, опускается даже в новейшей литературе по "аризации", равно как и в отчетах национальных комиссий историков, подчас весьма подробных, относительно экспроприации еврейского имущества" (S. 316 - 317).

Еще одним способом эксплуатации других народов был рабский труд миллионов иностранных рабочих в Германии (часть вербовалась туда добровольно, однако большинство составляли угнанные). Не говоря уже о том, что труд этих людей оплачивался хуже равноценного труда немцев (рабочим из Польши и Советского Союза - самым дискриминируемым - за равный труд предприятия платили на 15 - 40% меньше), их облагали более высоким подоходным налогом плюс особым налогом в размере 15% заработка. Евреи, цыгане и "остарбайтеры" платили в итоге в три раза больше, нежели работающие рядом немцы. Именно поэтому, а также за счет вольнонаемных польских рабочих поступления от подоходного налога в казну рейха в последние годы войны увеличились вдвое.

То, что оставалось иностранным рабочим после вычета налогов, социальных взносов и стоимости содержания в "трудовом лагере", принудительно

стр. 146

отправлялось на их "сберегательные счета". Деньги оттуда можно было снять лишь по возвращении на родину, то есть после окончания войны. "Берлинское бюро Центрального хозяйственного банка Украины", куда предприятия переводили эти "сбережения", было, как отмечает Али, одним из псевдонимов кассы германского рейха (S. 186).

Таким образом, эксплуатация иностранной рабочей силы позволяла почти полностью изымать ее заработки в пользу рейха. Это стабилизировало финансы, щадило немецкого налогоплательщика и избавляло дефицитный потребительский рынок от давления покупательной способности. Если бы вместо этих людей задействовали, скажем, немок или увеличили продолжительность работы тыловиков-мужчин, в денежный оборот влились бы многие миллиарды марок, для которых не было покрытия.

В связи с использованием иностранной рабочей силы Али отмечает еще два обстоятельства. Во-первых, реально труд этих рабочих оплачивался странами их происхождения. Из тарифной ставки, уплачиваемой немецкой фирмой, имперская касса, помимо всех налогов, сборов, социальных отчислений, пресловутых "сбережений", получала и ту часть, которая перечислялась в валюте страны происхождения на содержание семьи работника. Деньги эти брались из бюджета соответствующей страны, и в случае союзных стран, а также Бельгии заносились на клиринговые счета. Однако возможность погашения задолженности, как показывает Али, никогда не воспринималась всерьез, а по отношению к оккупированным странам не рассматривалась даже формально. Во-вторых, к угоняемым на принудительные работы советским гражданам применялась следующая практика: все их движимое имущество реализовывалось местными хозяйственными подразделениями вермахта, а выручка от продажи вместе со всей имевшейся у них наличностью заносилась на "сберегательные счета" в имперской кредитной кассе. Деньги оттуда могли быть получены вкладчиком только по возвращении на родину.

Еще один оригинальный сюжет книги Али касается отношений нацистского руководства и традиционных элит (юристов, дипломатов, генштабистов, особенно экономистов и финансистов) при проведении в жизнь описанной политики. Али в деталях рассматривает ту роль, которую руководство и ведущие специалисты финансово-хозяйственных ведомств - минфина, рейхсбанка, имперской кредитной кассы, интендантского управления вермахта - играли в добывании денег для ведения войны и "подкармливания" немцев.

Известно, что в 1942 г. президент рейхсбанка Функ и рейхсфюрер СС Гиммлер договорились о том, что золото (включая выломанные из челюстей золотые зубы), драгоценности и наличность убитых в лагерях смерти поступают на хранение в рейхсбанк, который начисляет их денежный эквивалент на особый счет, зашифрованный кодовым именем "Макс Хайлигер". Менее ценные мелкие предметы (часы, перочинные ножи, авторучки, портмоне и пр.) продавались через маркитантские лавки фронтовикам, хорошую одежду и обувь могли приобрести немецкие переселенцы. Но выручка от продаж в любом случае шла государству, а затем со счета "Макс Хайлигер" периодически переводилась на соответствующую позицию ("Отдельный план ХVII") военного бюджета. Как подчеркивает Али, министр финансов Шверин фон Крозиг лично следил за ходом этих процессов.

В некоторых случаях инициатива принадлежала специалистам. Именно чиновники министерства финансов и рейхсбанка изобрели практику множественности счетов, позволявшую, переводя награбленные деньги с одного счета на другой и смешивая их с деньгами иного происхождения, скрыть их источник. Система "имперских кредитных билетов" - тоже их изобретение.

стр. 147

Никаких указаний сверху не потребовалось, чтобы начал действовать порядок, в соответствии с которым переводы иностранных рабочих их семьям за границей выплачивались не в рейхсмарках, а в валютах соответствующих стран. Эксперты министерства продовольствия сами устанавливали, какие группы населения должны снабжаться по резко пониженным нормам (прежде всего евреи, советские военнопленные, затем душевнобольные и т. д.).

Финансисты и снабженцы вермахта играли активнейшую роль в осуществлении геноцида. Как профессионалы, они были заинтересованы в максимально высоких контрибуциях - чтобы финансовые дефициты по возможности реже и меньше отражались на стратегических планах и моральном состоянии войск. Поэтому зачастую они сами организовывали грабеж еврейского имущества (в Бельгии, Салониках, на Родосе, в Тунисе и т. д.) или вынуждали к этому местные власти (в Сербии, Франции, Италии). Для последующей депортации ограбленных в лагеря уничтожения вермахт, как правило, предоставлял транспорт. Делалось это, как подчеркивает Али, не просто потому, что военные ненавидели евреев или из-за специфически немецкого рабского повиновения, вытеснившего остатки совести, а в силу реального материального интереса (S. 312 - 313).

Между политическим руководством и чиновниками-специалистами возникали иногда различия взглядов по вопросу о том, как быстро и какими методами Европа должна быть ограблена. Первые чаще всего ориентировались на краткосрочный, вторые - на среднесрочный эффект. Нацистские главари мыслили в категориях политического выживания. Лейтмотивом их деятельности было: любой ценой добиться в кратчайший срок (пара недель или месяцев) соответствующей цели, чтобы удержаться на плаву. Эти противоречия, порожденные ими трения и стычки (картина насквозь авторитарного государства, по мнению Али, неверна) в конечном счете шли на пользу системе. Сохраняющаяся возможность ставить вопрос об оптимальном пути помогала добиваться высокой эффективности. Без тонкой и компетентной коррекции подчас безрассудно рискованных действий нацистского руководства, без этого "убийственного сплава политического волюнтаризма и функциональной рациональности" чудовищные преступления не могли бы осуществиться. Взаимодействие политиков, экспертов и большинства населения - вот что лежало, по мнению Али, в основе свершившегося (S. 18 - 19).

И здесь мы возвращаемся к основному, самому болезненному выводу Али: "Система была создана для общей выгоды немцев. Каждый, принадлежавший к "расе господ", - а это были не только какие-то нацистские функционеры, но 95% немцев, - в конечном счете имел какую-то долю в награбленном - в виде денег в кошельке или импортированных, закупленных в оккупированных, союзных или нейтральных странах и оплаченных награбленными деньгами продуктах на тарелке. Жертвы бомбежек носили одежду убитых евреев и приходили в себя в их кроватях, благодаря Бога за то, что выжили, а партию и государство - за оперативную помощь. Холокост, - заключает Али - остается непонятым, если не анализируется как самое последовательное в современной истории массовое убийство с целью грабежа" (S. 318).

Такой ответ на вопрос о причинах происшедшего решительно расходится с принятыми из "национально-педагогических" соображений объяснениями, возлагающими ответственность на отдельные лица или группы - безумного, якобы харизматичного диктатора и его окружение или на банкиров, руководителей концернов, генералов и т. д. В ГДР, ФРГ, Австрии, констатирует Али, применялись различные стратегии самозащиты, но с одной и той же целью - обеспечить большинству населения спокойную жизнь и чистую совесть.

стр. 148

Али понимает, конечно, сколь ответствен сделанный им вывод: "Когда я говорю о "немцах", это понятие тоже относится к числу коллективистских обобщений... .. И все же, при всем его несовершенстве, оно кажется мне несравненно более точным, чем сильно суженное "нацисты". Ибо Гитлеру снова и снова удавалось расширить базу общественного согласия с его режимом далеко за пределы круга членов и избирателей его партии. Конечно, были немцы и немки, которые оказывали сопротивление, страдали и гибли в борьбе; немецкие евреи тоже были немцами, понимали себя как таковых, зачастую не без гордости. И все же выгоды из аризации извлекали именно немцы (включая австрийцев), иными словами, 95% населения. Тот, кто заявляет, что это были лишь отъявленные нацисты, уходит от реальной исторической проблемы" (S. 47 - 48). Перефразируя слова известного философа М. Хоркхаймера: "Молчащий о капитализме не должен рассуждать о фашизме", Али завершает книгу собственной максимой: "Тот, кто не желает говорить о выгодах миллионов простых немцев, пусть молчит о национал-социализме и Холокосте" (S. 362).

Несколько слов о реакции на книгу научного сообщества. Патриарх немецкой историографии Х. Моммзен вместе с большинством других рецензентов оценили ее положительно. Из видных историков лишь Х. -У. Велер занял иную позицию: по его мнению, Али впал в "узколобый, анахроничный материализм". Оксфордский историк-экономист А. Туз заявил, что автор ошибся в расчетах, вследствие чего вклад немцев в оплату военных расходов оказался заниженным. В пересчете на душу населения они платили в 1944 г. больше налогов, чем, например, англичане, а если учесть рост государственного долга, то их финансовое бремя было еще тяжелее. Али, однако, возразил: подушный расчет не учитывает главного - того, что большая часть немцев практически не платила прямых налогов. Путем налогообложения богатых и перечисленных форм грабежа "чужаков" военные расходы покрывались действительно лишь наполовину, вторую же составляли кредиты, и в конечном счете немцы расплатились за них девальвацией марки, обесценением банковских вкладов, страховых сбережений и пр. Но, во-первых, такой исход не входил в планы нацистского руководства, а во-вторых, людей тогда, как и сегодня, интересовало то, что изымают из их карманов, а не рост государственного долга.

Некоторые рецензенты упрекали Али в том, что он "смакует" картины вывоза немецкими солдатами-отпускниками всего, что плохо лежало в оккупированных странах; это мешочничество, утверждали они, не имело для Германии важного финансово-экономического значения. В ответ Али привел цифры: применительно к Франции, например, стоимость таких закупок составляла 3/4 возложенных на нее оккупационных расходов.

Но суть не только и не столько в экономической стороне вопроса: поощряя грабеж, нацистское руководство создавало впечатление "отеческой заботы о людях", давало им ощущение "маленького счастья посреди большой войны"⁵ .

Означает ли сказанное, что мы согласны с Али буквально во всем? Нет. Нам представляется, что он все же несколько недооценил роль пропаганды

⁵ Последствия посылочно-мешочной эпидемии Али демонстрирует, приводя в пример письма домой... солдата Генриха Белля. Поначалу в них звучат критические нотки по отношению к поведению товарищей, но постепенно эпидемия захватывает и его ("Дьявол, - сетует он в письме, - это действительно дьявол, и он сидит во всех"). "Под благосклонным покровительством "крестных отцов" Геринга и Гитлера, - констатирует Али, - солдат Белль целеустремленно и вдохновенно покупает и переправляет в Кельн родителям и жене масло, яйца, шоколад, кофе, лук, полпоросенка, мыло, косметику, дамские чулки, туфли, безрукавку и т.д., просит прислать ему для закупок все имеющиеся дома свободные деньги. "Католическая, чуждая нацизму политически семья Беллей была довольна... Так возникала лояльность миллионов людей, в случае Беллей - безусловно пассивная. Но для способности к политическому функционированию режиму больше и не требовалось" (S. 132).

стр. 149

и террора в поддержании нацистского режима. О первой он упоминает однажды и мимоходом как об известном, само собой разумеющемся и отнюдь не решающем факторе, второй же квалифицирует как проводимый "пунктиром на периферии (немецкого) общества" (S. 360). Этот последний тезис иллюстрирует цифра: на конец 1936 г., когда начальная волна политических репрессий схлынула, многие противники режима эмигрировали и он очевидным образом консолидировался, численность узников концлагерей составляла 4761 человек (включая алкоголиков, наркоманов и профессиональных преступников) на 60 с лишним миллионов человек населения.

Да, масштабы террора против собственного народа были, конечно, несравнимы со сталинскими. Однако из 300 тыс. членов КПГ, которых та имела на 1932 год, половина провела то или иное время в заключении, а 20 тыс. заплатили за свою деятельность жизнями (наибольшее число жертв в годы нацистской диктатуры пришлось на членов коммунистических партий).

И совсем неправ Али, когда для доказательства того, что "подавляющее большинство (немцев) не нуждалось ни в каком надзоре", приводит сопоставление: в ГДР для контроля над 17 миллионов граждан было задействовано 190 тыс. штатных и столько же нештатных агентов "Штази", а гестапо в 1937 г. насчитывало лишь 7 тыс. сотрудников, включая секретарш и хозяйственников, СД - и того меньше (S. 27). Здесь не учтен главный факт: в "Третьем рейхе" действовала всепроникающая система официальной слежки за населением. Домовые и квартальные надзиратели докладывали о поведении жильцов, их высказываниях, посетителях и т. д. местному партийному руководству, низовыми функционерами которого являлись. Те же функции на рабочем месте выполняли служащие "Немецкого трудового фронта" (нацистский эрзац распущенных профсоюзов). Общее число надзиравших по должности составляло не менее 2 млн. человек.

Но главный тезис - "об удовлетворенном режимом среднем арийце.., который позволял совершаться всем преступлениям и пользовался их плодами"⁶ , - обоснован в книге достаточно убедительно. Следовало бы, дополнив его, упомянуть о той причудливой смеси из предчувствия катастрофы, надежды на чудо, страха перед террором властей и возмездием победителей, глухого недовольства, чувства бессилия и упрямого желания продержаться, которая характеризовала настроения пресловутого "среднего немца". Впрочем, упреки такого рода Али отводит, заявляя: "Моя книга не претендует быть всеобъемлющим объяснением национал-социалистического периода истории"⁷ .

В заключение - о реакции на книгу рядового читателя. Германия переживает сейчас нелегкие времена. Затянувшийся экономический застой, астрономические расходы на интеграцию бывшей ГДР повлекли за собой истощение ресурсов, накопленных за годы экономического процветания. Беспрецедентная для послевоенной Германии массовая безработица, страх работающих перед завтрашним днем, эрозия и демонтаж системы социальных гарантий - все это ведет к снижению уровня и качества жизни и, конечно, воспринимается болезненно. И в это самое время Али заявляет в телевизионном интервью: "Если бы все это (награбленное у иностранцев и инородцев. - С. М.) нужно было возместить - с положенными за истекшее время (с 1944 - 1945 гг.) процентами - наши зарплаты и пенсии пришлось бы сократить вдвое", напоминая соотечественникам, что 95% немцев извлекли некогда личную выгоду из гитлеровского режима. Может ли это понравиться?

⁶ Из статьи Али в "Suddeutsche Zeitung" 1.03.2005 г.

⁷ Интервью Али в газете "Die Zeit" 6.04.2005 г.

Постоянный адрес данной публикации: