Libmonster ID: RU-7690
Автор(ы) публикации: Ц. ФРИДЛЯНД

I

Энгельс не раз настойчиво подчеркивал ту мысль, что историк должен не только писать о прошлом, но теоретически осознать основы той науки, которая посвящена изучению закономерностей исторического развития. Чернышевский выразил эту мысль следующими словами: "Чтобы построить теорию науки, нужно знать ее историю, но написать историю, не зная ее теории, невозможно...".

Вряд ли стоит повторять, что основоположники научного социализма придавали истории первостепенное значение. Блестящей иллюстрацией этого служит письмо Энгельса Джону Лемпло от 11 апреля 1893 г., где Энгельс писал:

"...Мне история представляется еще величественнее природы. Природе потребовались миллионы лет для того, чтобы создать сознательные существа, а теперь требуются тысячи лет для того, чтобы сознательные существа действовали вместе сознательно, сознательно в определении не только своих индивидуальных поступков, но и своих действий как массы, и действовали вместе и осуществляли сообща заранее поставленную общую цель. Теперь мы уже близки к достижению этой цели; Наблюдать этот процесс, это приближение к цели, еще ни разу не осуществленной в течение всей истории мира, представляется мне зрелищем, достойным созерцания, и я, связанный с этим процессом всем своим прошлым, не мог бы оторваться от него ...Ведь в конце концов природа и история-это два составных элемента той среды, в которой мы живем, движемся и проявляем себя"1 .

Здесь Энгельс связывает историческое познание с классовой борьбой, не только объединяющей, но и изменяющей мир; он дает характеристику истории, содержания и целей исторического исследования.

До сих пор наши историки недостаточно работали над исключительно богатыми по содержанию страницами "Анти-Дюринга", в которых проблеме истории как науки отведено видное место. Принципы, положенные в основу познания прошлого, являются для Энгельса не исходным пунктом, а результатом исследования. Они не привлекаются для "приложения" к природе и человеческой истории, а выводятся из них. Согласно взглядам Энгельса "не природа и царство человека направляются по принципам, а принципы правильны лишь постольку, поскольку они согласуются с природой и историей"2 .

"Всю область познавания, - писал Энгельс, - мы можем, по стариннному способу, разбить на три крупных отдела". Этот способ Энгельс применяет для лучшей иллюстрации своей основной мысли.


Статья т. Ц. Фридлянда печатается в сокращенном виде. Полный текст будет помещен в сборнике Коммунистической академии, посвященном 40-летию со дня смерти Ф. Энгельса. - Ред.

1 Энгельс - Джону Лемпло 11 апреля 1893 г. "Большевик" N 14 за 1935 г.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 36.

стр. 5

К первому отделу "относятся все науки, имеющие дело с неодушевленной природой и доступные более или менее математической обработке: математика, астрономия, механика, физика, химия"3 . Но и точные науки не претендуют, конечно, на открытие абсолютных истин.

Ко второму разряду наук относятся науки, "изучающие живые организмы" (разрядка моя - Ц. Ф.). В этой области никак нельзя ссылаться на "вечные" законы. Тот, кто на них ссылается, должен, как говорит Энгельс, "довольствоваться тривиальностями, вроде: все люди должны умереть, все самки млекопитающих имеют молочные железы и т. д."4 .

С точки зрения "вечных истин" еще безотраднее положение третьей группы наук - наук исторических. К этой группе Энгельс относит науки, изучающие "в их исторической преемственности и современном состоянии условия существования людей, общественные отношения, юридические и государственные формы с их идеальной надстройкой в виде философии, религии, искусства и т. д."5 . Если в органической природе мы имеем дело с рядом процессов, которые повторяются довольно правильно в очень широких пределах, то в истории человечества, тотчас же после так называемого каменного века, строгое повторение явлений оказывается не правилом, а исключением; притом же все эти повторения не всегда происходят при совершенно одинаковых обстоятельствах. Виды организмов остались со времен Аристотеля в общих чертах теми же самыми, но, например, такой факт, как общая собственность на землю и формы ее разложения, наблюдаемые у всех культурных народов, происходили по-разному в разные времена. Человеческая история, говорит Энгельс, поэтому гораздо более отстала, чем другие науки. Больше того: "...Если, в виде исключения, нам и удается познать связь социальных и политических форм существования какой-нибудь эпохи, то это бывает всегда тогда, когда эти формы наполовину уже пережили себя, когда они разлагаются"6 .

"Следовательно, - говорит Энгельс, - познание в этой области по существу относительно, ибо оно ограничивается изучением связи и следствий известных, существующих лишь в данное время и у данных народов и по своей природе преходящих социальных и политических форм. Поэтому тот, кто начнет здесь гнаться за окончательными истинами в последней инстанции, за подлинными, никогда не меняющимися истинами, тот добудет лишь мизернейшие банальности и общие места, вроде того, например, что люди вообще не могут жить без труда, что до сих пор они большей частью разделялись на господствующих и подчиненных, что Наполеон умер 5 мая 1821 г. и т. д."7 .

Характерно, что биолог прекрасно понимает, насколько нелепо ссылаться на тривиальные истины (вроде "птицы имеют клювы"), насколько смешно называть эти факты "вечными истинами". Но буржуазные историки, обычно не стесняясь, объявляют нормы поведения буржуазного общества "конечными истинами".

"...Мы можем быть уверены, что при первом же случае этот самый друг человечества заявит, что все прежние фабриканты вечных истин были в большей или меньшей степени ослами и шарлатанами, что все заблуждались, все ошибались, но их заблуждения, их ошибки закономерны, и доказывают, что истина и правда находятся у него, что у него, ныне явленного пророка, имеется готовая, окончательная истина в последней инстанции, вечная мораль, вечная справедливость. Все это повторялось уже так часто, что остает-


3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 87 (разрядка моя).

4 Там же, с. 88 - 89.

5 Там же, с. 89.

6 Там же.

7 Там же.

стр. 6

ся лишь удивляться, как могут еще находиться настолько легкомысленные люди, чтобы верить этому, когда речь идет не только о других, но о них самих. И однако перед нами, повидимому, еще один такой пророк (Дюринг - Ц. Ф.), который, как и полагается, приходит в высоко моральное негодование, когда находятся люди, отрицающие возможность того, чтобы отдельная личность способна была обладать окончательной истиной в последней инстанции. Такое отрицание - даже простое сомнение - есть признак слабости, обнаруживает дикий сумбур, ничтожество, разъедающий скепсис; оно хуже голого нигилизма, дикого хаоса и т. д. и т. д. в стиле подобных же любезностей. Наш пророк, как и все ему подобные, вместо того чтобы заниматься критически-научным исследованием, предпочитает просто выступать в роли громовержца, мечущего без всяких околичностей громы морального негодования"8 .

Энгельс говорит о несовершенстве исторической науки в том виде, как она существовала и существует в буржуазном обществе; он поднял ряд вопросов, связанных с выяснением природы исторического знания.

Вспомним рассуждения Энгельса о единичном и всеобщем в примечаниях к "Анти-Дюрингу", где Энгельс анализирует аргумент Негели о познании "конечного" и "бесконечного". Энгельс пишет: "Действительно, всякое реальное, исчерпывающее познание заключается лишь в том, что мы в мыслях извлекаем единичное из его единичности и переводим его в особенность, а из этой последней во всеобщность, - заключается в том, что мы находим бесконечное в конечном, вечное в преходящем. Но форма всеобщности есть форма в себе замкнутости, а, следовательно, бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное"9 .

Формой всеобщности является закон. Вот чего не понимает и не может понять буржуазная историческая мысль. Продолжая, углубляя и развивая эту мысль, Ленин еще в 1894 г. в "Что такое друзья народа" и в "Экономическом содержании народничества" развернул учение Маркса и Энгельса об общественных формациях, которое является ключом к превращению истории в науку о закономерности исторического процесса. Научная заслуга Маркса и Энгельса, по словам Ленина, "состоит в выяснении тех особых (исторических) законов, которые регулируют возникновение, существование, развитие и смерть данного общественного организма и замену его другим высшим организмом"10 .

Скептицизм Энгельса по отношению к "вечным истинам", к общим местам буржуазного исторического знания относится, разумеется, не к исторической науке как таковой, а к той исторической науке, которая на протяжении столетий была создана в классовом обществе и получила свое завершение в вульгарном антиисторизме современной буржуазии.

К тому, что говорит Энгельс о человеческой истории как науке более отсталой, чем биология, можно прибавить замечательные слова Гегеля: "...Опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно урокам, которые из нее можно было бы извлечь". И дальше: "Каждой эпохе свойственны столь своеобразные обстоятельства, она представляет собой столь индивидуальное состояние, что только исходя из него самого, основываясь на нем, должно и единственно возможно судить о ней". "Народы и правительства народа, - продолжает Гегель, - ничему не учились из истории: каждое время для этого слишком


8 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 90.

9 Там же, с. 353 (разрядка моя).

10 Ленин, Соч., т. I, с. 83.

стр. 7

индивидуально". Ленин в своих замечаниях на "Философию истории" Гегеля в этом месте отметил: "Очень умно"11 .

Маркс и Энгельс, а вслед за ними Ленин и Сталин показали нам практическое значение изучения истории в борьбе пролетариата за изменение мира. Изучение единичного как особенного и превращения его во всеобщее, изучение законов общественного развития является острым орудием в руках революционного пролетариата. История как партийная наука пролетариата решает основные противоречия буржуазной исторической науки - противоречие объективного и субъективного, теории и практики, индивидуального и всеобщего.

Против "святого Макса" Энгельс и Маркс и выдвинули ту мысль, что основные логические понятия исторического исследования являются итогом изучения прошлого, и только в такой мере они пригодны для дальнейшего анализа исторических фактов. Идеалисты поступают иначе. Произвольно конструируя понятия государства и права, те "идеальные типы а, о которых говорит Макс Вебер, буржуазные историки произвольно применяют эти абстрактные логические понятия, эти мертвые схемы к "изучению" прошлого. У такого "исследователя" логическое и историческое произвольно сочетаются и переплетаются. "Для превращения одного представления в другое или для доказательства тождества двух совершенно разнородных вещей, - читаем мы в "Немецкой идеологии", - подыскивается несколько промежуточных звеньев, которые, частью по своему смыслу, частью по этимологическому составу и частью просто по своему звучанию, пригодны для установления мнимой связи между обоими основными представлениями. Эти звенья пристегиваются затем в виде приложения к первому представлению, притом таким образом, что все дальше уходишь от отправного пункта и все больше приближаешься к желательному пункту. Когда цепь приложений готова настолько, что ее можно без опасности замкнуть, тогда заключительное представление тоже пристегивается с помощью тире в виде приложения - и фокус проделан. Это в высшей степени удобный способ контрабандного протаскивания мыслей, тем более действительный, чем в большей мере он служит рычагом главнейших рассуждений. Если с успехом проделать этот фокус несколько раз подряд, то можно... выбросить один за другим отдельные звенья и свести, наконец, всю цепь приложений к нескольким самым необходимым крючкам. Приложение можно далее... также и перевернуть и притти таким образом к новым, сложным фокусам и еще более изумительным результатам". А при исторических рассуждениях, "при изложении связи различных эпох и при их характеристике" этот фокус помогает привести всякую историческую ступень развития "к одному единственному слову, и в конце концов получается тот результат, что последнее звено исторического ряда ни на волос не дальше первого звена, и все эпохи данного ряда подводятся в заключение под одну единственную категорию...". Больше того, чтобы "придать историческому ряду приложений видимость прогресса... заключительная фраза представляется в качестве завершения первой эпохи ряда, промежуточные же звенья - в качестве восходящих ступеней развития на пути к последней, завершающей фразе"12 .

Все это звучит как прямое осуждение того "социологизирования", которое в течение ряда лет тормозило работу многих наших историков. Констатируя органические дефекты прежней исторической науки, исторический материализм нашел для этой науки выход в революционно-диалектическом преодолении гегельянской системы. Отрицая абсолютную истину, гегельянцы


11 XII Ленинский сборник, с. 151.

12 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, с. 254 (разрядка моя).

стр. 8

рассматривали, однако, свои выводы как "вечную истину". Энгельс писал в "Анти-Дюринге": "Всеобъемлющая, раз навсегда законченная система познания природы и истории противоречит основным законам диалектического мышления, что, однако, отнюдь не исключает, а, напротив, предполагает, что систематическое познание всего внешнего мира может делать громадные успехи с каждым поколением"13 .

В сохранившихся заметках к "Анти-Дюрингу" Энгельс показал нам, что и положения исторического материализма являются продуктом определенной эпохи. Он дал нам возможность под углом зрения исторической обусловленности своих взглядов подойти к решению вопроса о природе исторического знания.

Энгельс писал: "Взгляд, согласно которому идеями и представлениями людей созданы условия их жизни, а не наоборот, опровергается всей историей, в которой до сих пор всегда достигалось нечто иное, чем то, чего желали, а в дальнейшем ходе в большинстве случаев даже противоположное.

Этот взгляд может соответствовать действительности лишь в более или менее отдаленном будущем, поскольку люди будут заранее знать необходимость изменения общественного строя... вызванного изменением отношений, и пожелают этого изменения, прежде чем оно будет навязано им помимо их сознания и воли"14 .

В классовом обществе, построенном на частной собственности, подобное руководство стихией человеческого поведения невозможно.

Таким образом, исходным пунктом рассуждений Энгельса об истории как науке является исторически оправданный скептицизм в отношении достоверности исторического знания в буржуазном обществе. Изменение природы исторического знания обусловлено характером, ходом и успехами классовой борьбы.

В классовом обществе люди переживают свою предисторию; подлинная история начинается только с торжеством бесклассового общества. Тем самым классовое общество ставит известный неизбежный предел возможности исторического познания, поскольку стихия человеческого поведения не может быть регулируема в обществе, построенном на частной собственности. И историческая наука - эту мысль Маркс и Энгельс неоднократно подчеркивали на протяжении всей своей жизни - в классовом обществе переживает свою предысторию: ее подлинное развитие начинается с торжеством бесклассового общества.

II

Для выяснения взглядов Энгельса на историю как науку займемся, во-первых, генезисом основных идей исторического материализма и, во вторых, сопоставим взгляды Энгельса с выводами современной буржуазной философско-исторической мысли, в своем гниении наилучшим образом суммирующей весь процесс развития буржуазной историографии.

Не подлежит сомнению, что исторический материализм возник из революционно-диалектического преодоления взглядов Гегеля на историю. Энгельс в "Анти-Дюринге" говорит: "Гегелевская система... была колоссальным недоноском, но зато и последним в своем родг"15 . Ту же мысль в гораздо более резкой форме мы находим в "Немецкой идеологии": "Гегелевская философия истории, это - последний, достигший своего "чистейшего


13 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 24 - 25.

14 Там же, с. 364.

15 Там же, с. 24 (разрядка моя).

стр. 9

выражения" плод всей... немецкой историографии, для которой все дело не в действительных и даже не в политических интересах, а в чистых мыслях, которые представляются впоследствии и святому Бруно, как ряд "мыслей", каждая из которых пожирает другие и под конец исчезает в "самосознании". Маркс в этом месте на полях рукописи сделал чрезвычайно важное замечание: "Так называемая объективная историография заключалась именно в том, чтобы рассматривать исторические отношения в отрыве от деятельности. Реакционныйхарактер"16 .

Младогегельянская школа в исторической науке была, главным образом, школой антиранковской. Мы знаем, какое влияние оказали работы Э. Ганса17 на Маркса и повидимому на Энгельса. Во всяком случае в книге француза Огюста Корню18 о молодом Марксе показано, что Гансу принадлежит ряд первичных формулировок, связь которых с положениями "Немецкой идеологии" очевидна. У Э. Ганса мы находим рассуждения на тему об истории человечества, разъедаемого социальными противоречиями, как предистории человечества. У него же мы найдем интересную трактовку взглядов сенсимонистов на борьбу классов - рабой и господ, патрициев и плебеев, крепостных и феодалов. Известно, что один из младогегельянцев - Кёппен, сделал немало для того, чтобы вовлечь своих приятелей в круг исторических вопросов, общих для значительной части молодой, революционно настроенной группы гегельянцев. Во всяком случае и работа Кёппена о Фридрихе II19 , посвященная Карлу Марксу, в которой знамя просветительства и просвещенной монархии было поднято как знамя борьбы и победы над германским абсолютизмом, и его статья о французской революции - могли иметь (и повидимому имели) большое влияние на Маркса и Энгельса, когда они в 1842 - 1843 гг. изучали историю французской революции. Они пришли тогда к заключению, что "правовые отношения, как и формы государства, не могут быть понятыми ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа. Эти отношения коренятся в материальных условиях жизни, совокупность которых Гегель, по примеру англичан и французов XVIII в., назвал "гражданским обществом". "Анатомию гражданского общества, - утверждали Маркс и Энгельс, - надо искать в политической экономии".

Мы имеем в виду, между прочим, статью Кёппена о "битве при Флерюссе", напечатанную в "Новой Рейнской газете" за 1842 г. Характерно, что Энгельс ссылался на эту статью много десятилетий спустя в своих рассуждениях на тему о революционных войнах и 9 Термидоре20 .

Младогегельянство было не только философской школой, оно занимало определенное место и в исторической науке. Этот вопрос, до сих пор совершенно не изученный марксистами, представляет большой интерес для выяснения, генезиса исторических взглядов Маркса и Энгельса. Работа Густава Майера о молодом Энгельсе21 с полной очевидностью доказала, что путь, приведший Энгельса к Марксу, ничем не отличался от того пути, который привел Маркса к Энгельсу. Тот и другой пришли к марксизму через преодоление социально-исторических, экономических и философских взглядов гегельянства и младогегельянства. Прямой проверкой наших выводов о генезисе исторических взглядов


16 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, с. 30.

17 Из работ E. Gans см.: "Das Erbrecht im Weltgeschichtli cher Entwicklung", I - II; "Vermischte Schriften", "Rückblicke auf Personen und Zusände" (S. 99).

18 Aug. Cornu, Karl Marx - L'Homme et l'oeuvre. De l'hégélianisme au matérialisme historique, 1934.

19 F. Köppen, Friedrich der Grosse und seine Widersacher, 1840.

20 Энгельс - Адлеру 4 декабря 1889 г.

21 Gustav Mayer, Fr. Engels in seiner Frühzeit (1820 - 1851), B. I.

стр. 10

Маркса и Энгельса служат замечания Ленина на лекции по "Философии истории" Гегеля. Особое внимание Ленин уделил "Введению" Гегеля. В этом "Введении", как говорит Ленин, Гегель "остроумно и умно" показал, что "мы, немцы, больше мудрим о том, как надо писать историю, чем пишем ее"22 . Для исторического материализма, как это явствует из замечаний Ленина, важны рассуждения Гегеля о том, что "они (люди) осуществляют свой интерес, но тем самым осуществляется еще нечто более далекое, которое хотя и заключено внутренне в этом интересе, однако не заключено в их сознании и в их намерении". Ленин отмечает на полях: "Ср. Энгельс"23 .

Особый интерес представляют рассуждения Гегеля о великих людях в истории, о тех людях, "чьи личные, частные цели заключают в себе субстанциальное, являющееся волей мирового духа"24. Ленин подчеркивает также мысли Гегеля о "географической основе всемирной истории" и его мысли о всемирной истории в целом. Он показывает, что в рассуждении философа о прошлом можно найти зародыши понимания социальных противоречий, движущих общественным развитием. Он находит здесь "зачатки исторического материализма".

Ленин особо подчеркнул то место в "Философии истории", где Гегель рассуждает на тему о связи человека и природы как основе исторического процесса. "Человек со своими потребностями относится к внешней природе практически; удовлетворяя свои потребности с помощью природы, он ее преодолевает, действуя при этом в качестве посредника. Дело в том, что предметы природы могущественны и оказывают всякого рода сопротивление. Чтобы покорить их, человек вставляет между ними другие предметы природы, обращает таким образом природу против самой природы, и изобретает для этой цели орудия..."25 . Ленин подчеркивает, что в рассуждениях Гегеля есть указания на роль "противоречий" в истории; там, где Гегель рассуждает о политике Цезаря, который устранил "внутреннее противоречие" (республику) и создал новое государство: "театр, который должен был отныне сделаться средоточием всемирной истории"26 .

Вопросы, связанные с понятием закономерности и случайности, Гегель ставит также в рассуждениях о Наполеоне и Бурбонах. "Вообще государственный переворот как бы санкционируется в мнении людей, если он повторяется (Наполеон, Бурбоны)... - пишет Гегель. - То, что вначале казалось лишь случайным и возможным, благодаря повторению, становится чем-то действительным и подтвержденным". В этом месте Ленин пишет на полях: "Категории возможного и случайного versus действительность и подтверждение в истории"27 .

С исключительной тщательностью отмечает Ленин дальше зародыши идей о классовой борьбе в истории, которые мы находим у Гегеля - там, где он рассуждает о полной свободе, которая была не чем иным, как свободой баронов по отношению к монархии, что в свою очередь повело за собою недовольство народа баронами. Гегель добавляет, что когда речь идет о свободе, то надо обратить внимание на то, "не идет ли, собственно, речь о частных интересах"28 .

Но основное внимание Ленин уделил тому абзацу "Философии истории" Гегеля, где дается замечательная картина истории как суммы индивидуальных страстей и действий, как массы общего интереса, как бездны


22 Ленин, Философские тетради, Москва, Партиздат, 1933, с. 245. Ленин цитирует по IX т. Собр. соч. Гегеля, изд. Эд. Ганса, 1837, с. 7.

23 Ленин, Философские тетради, с. 246.

24 Там же; Гегель, ук. соч., с. 32.

25 Там же, с. 249; Гегель, ук. соч., с. 254.

26 Там же; с. 250.

27 Там же; Гегель, ук. соч., с. 322 - 323.

28 Там же.

стр. 11

"мелких сил", как "бесконечное напряжение малых сил, которые из того, что кажется незначительным, создают грандиозное". Это место Ленин выписывает полностью и пишет на полях: "Очень хорошо", "Очень важно"29 . Для историка эта страница представляет огромную важность и интерес30 . Ленин подчеркивает особый интерес рассуждения Гегеля о "малых силах" истории, создающих грандиозное, но общий его вывод о "Философии истории" ясен: "В общем философия истории дает очень и очень мало - это понятно, ибо именно здесь, именно в этой области в этой науке Маркс и Энгельс сделали наибольший шаг вперед. Здесь Гегель наиболее устарел и антиквирован"31 .

Эта антикварность Гегеля была бы еще более очевидна, если бы мы от анализа его общих рассуждений перешли к анализу конкретно-исторической части "Философии истории", - работа, которая до сих пор еще не проделана. А между тем для выяснения взглядов Энгельса, как и Маркса, на природу исторической науки, для того чтобы изучить генезис исторического материализма, проделать эту работу необходимо.

В дореволюционной России историк Герье пришел к выводу, что идеалистическая концепция Гегеля и его опыты над конкретно-историческим материалом являются якобы последним словом научной мысли. Герье считает, что "Философия истории" Гегеля имеет "постоянную, непреходящую историческую ценность"32 . А Лассон в 1920 г. доказывал33 , что конкретно-историческая часть гегелевской книги якобы создала эпоху. Но сравним рассуждения Гегеля, например, о падении Рима, о крестовых походах, о борьбе городских коммун с тем, что на эту тему писали философы буржуазии конца XVIII в., эпохи штурма феодального общества и абсолютной монархии. Этот анализ еще раз подтвердит полную правоту Ленина, утверждавшего, что "Философия истории" Гегеля "дает


29 Ленин, Философские тетради, с. 247.

30 "Если, наконец, мы будем рассматривать всемирную историю с точки зрения той категории, с которой ее надлежит рассматривать, то перед нами раскроется бесконечная картина человеческой жизни, деятельности при разнообразнейших условиях, с многоразличными целями и непохожими друг на друга событиями и судьбами. Во всех этих происшествиях и случаях мы видим на первом плане человеческие дела и стремления; повсюду то, что касается нас и поэтому возбуждает наш интерес за или против. То оно привлекает нас красотой, свободой, богатством, то энергией, то даже порок умеет выступить как нечто значительное. Часто мы видим огромную массу какого-либо общего интереса, которая тяжело движется вперед, но еще чаще бесконечное напряжение малых сил, которые из того, что кажется незначительным, порождают нечто грандиозное; повсюду пестрое зрелище, и стоит чему-нибудь одному исчезнуть, как на его место становится другое.

Однако, ближайшим результатом такого рассмотрения, несмотря на всю его привлекательность, является утомление, которое наступает вслед за тем, как прошло разнообразное зрелище картин волшебного фонаря, и хотя мы признаем за каждым отдельным представлением его ценность, все же у нас возникает вопрос, какова же конечная цель всех этих единичных событий, исчерпывается ли каждое из них своей особой целью, или, напротив, мы должны мыслить себе одну конечную цель всех этих происшествий; не происходит ли под громким шумом этой поверхности работа и созидание какого-то произведения, внутреннего, тихого и тайного произведения, в котором сохранена существенная сила всех этих преходящих явлений? Но если не привносить к всемирной истории с самого начала мысль, разумное познание, то должно к ней подходить по крайней мере с крепкой несокрушимой верой в то, что в ней присутствует разум, или по крайней мере в то, что мир интеллекта и самосознающей себя воли не является жертвой случая, а должен обнаруживаться в свете знающей себя идеи" (см. Гегель, Философия истории, с. 73 - 74; цит. по Ленину, "Философские тетради", с. 252 - 253). Здесь ярко выступают сильные и слабые стороны Гегеля.

31 Ленин, Философские тетради, с. 251.

32 Герье, Вопросы философии, с. 457, 461, 480 - 481.

33 G. Lasson, Hegel als Geschichtsphilosoph, S. 1.

стр. 12

очень и очень мало", так как именно здесь Марксу и Энгельсу пришлось совершить революцию.

Вот одна из многих и многих возможных иллюстраций. Историческая литература XVIII в. придавала огромное значение крестовым походам как поворотному пункту в истории человечества в Европе. Правда, во всей исторической литературе XVIII в. существовал взгляд на крестовые походы как на показатель варварства средних веков. Но даже Вольтер в "Истории нравов" отметил роль экономических причин, породивших крестовые походы, роль разоренного дворянства - последнее было вынуждено продавать свои земли и искать на Востоке источников для улучшения своего социального положения34 . Даже Вольтер показал, как в эпоху крестовых" походов вырастала городская буржуазия и была создана основа для борьбы городов.

Ту же тему разрабатывал в конце XVIII в. и Кондорсе35 , который связывал историю крестовых походов с ростом торговли и городов.

В "Философии истерии" Гегель приходит к выводу, что крестовые походы были "третьим типом реакции": первый - сопротивление народа франкской монархии, второй - сопротивление личности государственной власти, распад государственной власти и, наконец, третий - сопротивление Риму. Крестовые походы рассматривались Гегелем только в аспекте чисто духовном, как явление христианского мессианства36 .

Энгельсу, как и Марксу, приходилось преодолевать не только философский идеализм Гегеля, но и его конкретно-исторический анализ, который стоял ниже выводов исторической науки революционных десятилетий XVIII в. Это не умаляет того огромного значения, которое имели общефилософские рассуждения Гегеля о природе истории и которое Ленин в своем конспекте на книгу Гегеля формулировал словами: "Важнее всего введение, где много прекрасного в постановке вопроса"37 .

Преодолевая гегельянство и младогегельянство при формировании своих исторических взглядов, Энгельс и Маркс разоблачали тот трагикомический контраст, который существовал между действительными деяниями героев немецкой буржуазии и иллюзиями по поводу этих деяний. В "Немецкой идеологии" Маркс и Энгельс формулировали свою задачу таким образом: "...Необходимо взглянуть на весь этот балаган с позиции, находящейся вне Германии"38 .

В "Немецкой идеологии" критика младогегельянства идет безусловно и по линии выяснения природы исторического знания. Отсюда основной тезис работы Маркса и Энгельса: "Мы знаем только одну единственную науку, науку истории... Почти вся идеология сводится либо к превратному пониманию этой истории, либо к полному отвлечению от нее. Сама идеология есть только одна из сторон этой истории"39 .

Борьба с младогегельянством требовала разоблачения того фетишизма надстроечных категорий, который мешал превращению истории в науку. Пришлось утверждать тезис, что "первая предпосылка всякой


34 Voltaire, Essai sur les moeurs et l'esprit des nations, V. II, p. 124.

35 Кондорсе, Картина прогресса человеческого разума, с. 215.

36 См. "Vorlesungen über die Phliosophie der Geschichte", Zweiter Abschnitt, "Das Mittelalter", 2-я глава - "Die Kreuzzuge".

37 Ленин, Философские тетради, с. 251.

38 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, с. 8 (разрядка моя).

Уже одно это показывает нам, насколько ошибочны выводы Асмуса о генезисе исторических взглядов Маркса. В своей книге "К. Маркс и буржуазный историзм" Асмус ограничился только анализом немецкой философской струи, формировавшей историзм Маркса, забывая о критическом опыте французской революции и классовой борьбы в истории Англии.

39 Там же.

стр. 13

человеческой истории это, конечно, существование живых человеческих личностей"40 . История начинается там, где идет речь о действительной жизни людей, только там начинается положительная наука, изображение практической деятельности, практического процесса развития людей. В "Немецкой идеологии" это сформулировано с абсолютной точностью: "...Первое требование, которому должно удовлетворять всякое понимание истории, это - учесть указанный основной факт во всем его значении и объеме и предоставить ему то место, которое он ьаслуживает"41 .

Но эти рассуждения имеют еще и другое значение. Они дают основание Марксу и Энгельсу утверждать, что немцы, не имевшие реальной основы для истории, не имели ни одного историка, в то время как французы и англичане, хотя они часто односторонне понимали связь между действительностью и историей, поскольку они находились в плену у политической идеологии, - все же сделали первые попытки дать историографии материалистическую основу, впервые написали историю гражданского общества, торговли и промышленности. Иначе говоря, по Энгельсу, вся школа Ранке представляет собою не научную, а антинаучную историографию, поскольку эта школа имеет дело с идеалистическими абстракциями, обособленными от реальной, действительной истории. Ее представители пользуются понятиями, превращая их в схемы, под которые можно подогнать исторические эпохи, в то время как трудности исторического исследования "только тогда и начинаются, когда приступают к рассмотрению и упорядочению материала - минувшей ли эпохи или современности, - когда принимаются за его действительное изображение"42 .

Авторы "Немецкой идеологии" отрицают за немецкими историками право считать себя представителями науки не только потому, что им не хватает способности отбирать материал, но прежде всего потому, что у них нет "чувственной достоверности". Там, где не совершается более никакой историй, там нет и историков."

В Германии начала XIX в. больше, чем в какой бы то ни было другой стране, историки бессильны были объяснить прошлое, потому что они бессильны были разрешить противоречие между индивидуальным и общим интересом. Иллюзорное разрешение этого противоречия они находили в государстве. Государство и - государственная идея в работах немецких историков играют самостоятельную роль, оторванную от действительных "отдельных и совместных интересов" или, говоря словами Маркса и Энгельса, - исторические размышления принимают у них характер иллюзорной общности. Эта иллюзорная общность фетишизированных понятий - демократия, аристократия, монархия, борьба за избирательное право и т. д. и т. п. - продолжает существовать в работах всей буржуазной историографии до наших дней, поскольку она за иллюзорными конструкциями не вскрывает реальной борьбы классовых интересов. Более того: "...Практическая борьба этих частных интересов, всегда действительно выступавших против общих и иллюзорных общих интересов, делает необходимым практическое вмешательство и обуздание отдельных интересов посредством иллюзорного "всеобщего" интереса в виде государства"43 .

Игра иллюзорных понятий заполняет буржуазную историческую науку, подменяя реальные категории. Авторы "Немецкой идеологии" усиленно подчеркивали эту характерную особенность буржуазной историографии


40 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, с. 10.

41 Там же, с. 18.

42 Там же, с. 17 - 18.

43 Там же, с. 24.

стр. 14

и приходили к выводу, что "форма общения, обусловленная производительными силами, имевшимися на всех прошлых исторических ступенях, и в свою очередь их обусловливающая, есть гражданское обществ о..."44 .

"Уже здесь видно, - читаем мы дальше, - что это гражданское общество - истинный очаг и арена всякой истории и как нелепо прежнее, пренебрегавшее действительными отношениями понимание истории, которое ограничивалось шумихой государственных мероприятий. Гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торговую и промышленную жизнь той или иной ступени и в этом смысле выходит за пределы государства и нации, хотя, с другой стороны, оно должно выступать вовне в виде национальности и строиться внутри в виде государства. Выражение "гражданское общество" возникло в XVIII в., когда отношения собственности уже вылупились из античной и средневековой общественности. Гражданское общество как таковое развивается только вместе с буржуазией; однако тем же именем всегда обозначалась непосредственно развивающаяся из производства и общения общественная организация, которая во все времена образует базис государства и всякой иной идеалистической надстройки"45 .

Итак, мы имеем теперь ясное и отчетливое представление о содержании истории, об обусловленности этого содержания определенной эпохи. Более того, мы получаем указание, на какой стадии исторического развития содержание истории меняется вместе с гражданским обществом как субъектом и объектом исторической науки.

Все эти рассуждения о гражданском обществе как содержании истории необходимы авторам "Немецкой идеологии" для того, чтобы подчеркнуть свою основную мысль не только о фетишистском характере буржуазного исторического знания, но и об исторической временности той науки, которая в буржуазном обществе называется историей. В самом деле, там, где авторы "Немецкой идеологии" переходят к рассуждениям на тему о "производстве сознания", они говорят, что отдельные индивиды постепенно расширяют свою деятельность до всемирноисторической, но в классовом обществе это расширение неизбежно связано с подчинением всем чуждым индивидам силам. Идеалисты готовы усматривать в этих силах "козни мирового духа". Все расширяющаяся территория воздействия этих сил, говорили Маркс и Энгельс, принимает в конечном счете характер мирового рынка. Это "эмпирический факт предшествующей истории, но столь же эмпирически обосновано и то, что эта столь таинственная для немецких теоретиков сила уничтожится благодаря ниспровержению существующего общественного строя коммунистической революцией,., и благодаря тождественному с ней уничтожению частной собственности; причем освобождение каждого отдельного индивида совершится в той же самой мере, в какой история полностью превратится во всемирную историю"46 . То, что мы называли историей гражданского общества таким образом в классовом, а тем более в капиталистическом обществе, превращается в не что иное, как в попытку класса осознать свое прошлое. Каждый класс имеет ограниченные возможности подчинения стихии чуждых ему сил, порожденных классовым обществом. Эти пределы исчезают только в обществе, в котором стихия человеческого действия подчинена обществу как целому. "Всесторон-


44 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, с. 26.

45 Там же, с. 26 - 27.

46 Там же, с. 27 (разрядка моя).

стр. 15

няя зависимость, эта стихийно сложившаяся форма всемирно-исторического сотрудничества людей, превращается благодаря коммунистической революции в контроль и сознательное господство над силами, которые, будучи порождены взаимодействием людей, до сих пор распоряжались ими и господствовали над ними как совершенно чуждые силы"47 .

Историческая наука по своему существу с момента возникновения есть попытка преодоления этих стихийных сил человеческого поведения. Но сама возможность этого преодоления, его пределы, как мы уже говорили, органически связаны с классовым характером общества, порождающего ту или другую форму исторической науки. Следовательно, этапы развития нашей науки соответствуют этапам развития классовой борьбы. Следовательно, если классовое общество есть предистория человечества, то буржуазно-историческая наука есть предистория исторической науки.

Задача историка сводится к тому, чтобы показать развитие гражданского общества на его различных ступенях как основу всей истории, чтобы потом изобразить это гражданское общество в качестве государства, а затем все различные надстройки, проследив процесс их возникновения, развития и диалектического изменения, и, наконец, на основе всей этой тщательно проделанной работы дать изображение всего процесса в целом.

"Это понимание истории, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе какую-нибудь категорию, а остается постоянно на почве действительной истории, не объясняет практику из идеи, а объясняет идейные формации из материальной практики и в силу этого приходит к тому результату, что все формы и продукты сознания могут быть уничтожены не духовной критикой, не растворением их в "самосознании" или превращением их в "привидения", "призраки", "блажь" и т. д., а лишь практическим ниспровержением реальных общественных отношений, из которых произошел весь этот идеалистический вздор; что не критика, а революция - движущая сила истории, а также религии, философии и всякой иной теории"48 .

Все, что буржуазная историография до сих пор называла историей, игнорировало реальную историю. Историю писали, руководствуясь масштабом вне ее лежащим, из истории устраняли отношения людей к природе и тем самым искусственно констатировали противопоставление природы и истории. В истории видели только события выдающейся государственно-политической важности, а историки называли историей иллюзии своей эпохи. "Воображение", "представление" этих определенных людей о своей действительной практике превращается в единственно определяющую и активную силу, которая господствует над практикой этих людей и определяет ее"49 . Между французами, англичанами и немцами первой половины XIX в., по словам авторов "Немецкой идеологии", разница была в том, что первые заполнили свои исторические произведения политическими иллюзиями, в те время как последние вращались в сфере чистого духа, в сфере религиозных иллюзий.

Что же такое история по Энгельсу? Ход рассуждений, изложенных нами выше, приводит его к следующему выводу: "История есть не что иное, как последовательная смена отдельных поколений, из которых каждое эксплоатирует материалы, капиталы, производительные силы, передан-


47 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, с 27 (разрядка моя).

48 Там же, с. 28.

49 Там же, с. 29 - 30.

стр. 16

ные ему всеми предшествующими поколениями, в силу чего оно, с одной стороны, продолжает унаследованную деятельность при совершенно изменившихся обстоятельствах, а с другой - видоизменяет старые обстоятельства посредством совершенно измененной деятельности. Умозрительно это можно извратить так, будто задача предшествующей истории состоит в том, чтобы создавать позднейшую историю, - будто, например, задача открытия Америки заключалась в облегчении победы французской революции, - благодаря чему история приобретает свои особые задачи и становится "лицом наряду с другими лицами" (как-то: "Самосознание", "Критика", "Единственный" и т. д.). На самом же деле то, что обозначают словами "назначение", "задача", "зародыш", "идея" прежней истории есть не что иное, как абстракция от позднейшей истории, абстракция от того активного влияния, которое оказывает предшествующая история на последующую"50 .

Задача всех конкретно-исторических работ Энгельса заключается в том, чтобы доказать это положение исторического материализма. В "Немецкой идеологии" Энгельс и Маркс показали, как "святой Макс", да и не только он один, при изучении истории Греции со времени Перикла изображал эту историю как борьбу абстракций - "предрассудков", "духов", "светскости" и т. д. Это - мир призраков, где витают аллегорические мифы и метафоры. Отсюда специальная глава "Немецкой идеологии", посвященная "привидениям", которыми полна буржуазно-историческая литература. Люди выступают в этих исторических трудах как представители "всеобщих понятий".

Авторы "Немецкой идеологии" иронизируют: "Эти всеобщие понятия выступают здесь сперва в негроподобном состоянии, как объективные, противостоящие людям духи и называются на этой ступени призраками или привидениями"51 . Эти призраки, если отвлечься от их реальной основы, трактуются часто как представления собственного сознания, как собственные мысли, воплощенные историком в субъекты, вне его стоящие. Призраки эти становятся "блажью" или навязчивой идеей буржуазного историка.

Это делает понятной ту игру историческими аналогиями и рассуждениями о миссии отдельных рас в истории, с которыми выступил в свое время Штирнер и против которого Маркс и Энгельс направляли неотразимые стрелы своего сарказма. Штирнеру принадлежит схема: "Негроподобие представляет древность, зависимость от вещей" (ребенок); монголоподобие - период зависимости от мыслей, христианскую эпоху (юноша)"52 . Критикуя эту схему, во многом напоминающую рассуждения современных фашистских горе-историков, Маркс и Энгельс одновременно обрушиваются на представление о феодальном средневековом обществе, где реальное представление о классовой борьбе подменялось понятием "феодальная иерархия". Маркс и Энгельс с полным основанием утверждали, что иерархия средневековья не существовала для широких масс; для них существовал только феодализм как политическая форма производства и обмена.

Можно было бы увеличить количество примеров упорной борьбы Энгельса против фетишизации исторических категорий. Энгельс с особой силой и блеском осуществил эту задачу в "Анти-Дюринге", и в этом значение "Анти-Дюринга" для выяснения природы истории как науки.


50 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, с. 35 - 36.

51 Там же, с. 137.

52 Там же, с. 143.

стр. 17

III

Преодолевая гегельянские и младогегельянские идеи об историческом прошлом человечества, Маркс и Энгельс тем самым завершили свою борьбу с исторической школой реакционной романтики. Большой интерес представляло бы изучение вопроса о том, насколько правильно укоренившееся в буржуазно-исторической литературе убеждение, что в романтической школе мы находим подлинное начало науки истории. Не подлежит никакому сомнению, что исторические работы романтической школы представляли не прогресс, а реакцию с точки зрения тех достижений, к которым пришла буржуазно-историческая мысль эпохи буржуазной революции XVIII в.

Принято думать, что отрицательное отношение идеологов XVIII в. к истории и их идеалистическое представление о силе разума как движущем факторе исторического процесса означали полное отсутствие интереса к истории, нежелание понять историческую обусловленность их собственной деятельности. Конечно, буржуазная историческая мысль XVIIIв. даже в лице наиболее революционных представителей не могла дорасти до материалистического понимания общественного процесса. Всякому вдумчивому и внимательному читателю исторических произведений XVIII в. очевидно, однако, что нелюбовь их авторов к истории была нелюбовью к феодальной истории, к историкам дворянства. Когда Луи-Себастьян Мерсье в утопии "2440 год"53 утверждал, что в государстве будущего будут сожжены все книги по истории, когда он в других многочисленных своих произведениях доказывал ложь и фальшь исторических произведений, он отнюдь не хотел этим сказать, что история вообще бесполезна. Бесполезна только та история, которая подменяет изучение борьбы народа борьбой королей и знати. Люди, утверждающие, что XVIII век был веком антиисторическим, забывают, что идеологи революционной буржуазии часто всвоем скептицизме по отношению к историческому знанию выражали только свое отрицательное отношение к историкам господствующих классов. Но стоит только внимательно вчитаться в книгу Кондорсе "Картина прогресса человеческого разума", чтобы понять, насколько история в руках представителей буржуазии в эпоху ее революционной борьбы с феодализмом была острым оружием классовой борьбы. В этой книге мы находим блестящие страницы, посвященные революционным катастрофам, тем "критическим эпохам", о которых позже писал Сен-Симон54 . Конечно, классовая ограниченность буржуазии наложила свою печать на историческое сознание буржуазных теоретиков. Весь их историзм служит обоснованием борьбы с феодализмом, он кончается там, где на арену истории выступает пролетариат.

В "Немецкой идеологии" Марксу и Энгельсу, в борьбе с исторической школой романтиков, с идеализмом Гегеля и младогегельянцев, приходилось преодолевать ограниченность буржуазии XVIII в.

Революционно-диалектический историзм, обоснованный Марксом и Энгельсом, ничего общего, конечно, не имеет и с тем историзмом школы исторического права, который лег в основу работ Ранке, духовного отца буржуазной историографии нового времени. Обобщающая историческая мысль XVIII в. была утеряна историками эпохи реставрации. Техника исторического исследования, возможно, прогрессировала, но за счет синтетической мысли, и историческое крохоборство ранковской школы с полным основанием встретило неприязнь уже среди историков-младогегельянцев.


53 "L'an deux milles quatre cent quarante - Rêve. s'il en fut jamais", 1772.

54 Кондорсе, ук. соч., с. 25.

стр. 18

Но только продолжая борьбу, Маркс и Энгельс дали возможность истории вырваться из объятий вульгарной фактологии тем, что их учение послужило орудием для разоблачения фетишизма исторических категорий, для проникновения в тайны истории как науки. Ту грандиозную работу, которую им пришлось совершить в начале своей деятельности и которую Энгельс продолжал в борьбе с Дюрингом у порога империалистической эпохи, вновь приходится сейчас вести историкам-марксистам против фашистской историографии.

Никогда так не расцветал фетишизм исторических категорий, никогда так полно историческую науку не захватывали призраки и метафоры. Буржуазия в борьбе с пролетариатом и пролетарской революцией подняла знамя борьбы с историей как наукой, отказалась от культуры его наследия XVIII и XIX вв. Любопытно, что распространение понятия "историзм", его широкая популярность совпадают с кризисом буржуазной исторической мысли. В начале XIX в. понятие "историзм" было понятием реакционным, оно должно было идею традиционности поднять над идеей революционного переворота. Теоретики романтической школы рассматривали историзм как понятие, двигающее вперед историческую науку господствующих классов.

Теоретики современного фашизма готовы убедить нас в том, что их борьба с историческими идеями есть простое продолжение неприязни к истории, отмечавшей Шопенгауэра, Ницше и Дюринга. Они готовы принять определение истории Дюрингом: "История - это игра теней идеями, обращенными вспять". Но антиисторизм современного фашизма только формально является продолжением взглядов Шопенгауэра, Дюринга и Ницше. Являясь орудием реакционной политики господствующей буржуазии, современный антиисторизм одновременно представляет плачевный итог состояния буржуазной историографии55 .

Кризис историзма проявил себя в различных направлениях и прежде всего в стремлении буржуазных историков подменить объективную историческую правду субъективными представлениями об историческом процессе. Теоретики буржуазной историографии отрицают то, что лежит в основе марксистского понимания истории, что Маркс и Энгельс доказали еще в "Немецкой идеологии" как исходный пункт своего представления об историческом процессе, что Энгельс систематически отстаивал в борьбе с Дюрингом: существование объективного мира исторического познания.

Во-вторых, кризис историзма получил выражение во вновь сформулированном "учении" об "исторических связях", в попытках современной буржуазной исторической мысли представить исторический процесс не как единое целое, а как рассыпанную храмину не связанных друг с другом исторических явлений, событий и изменений.

В-третьих, историческая наука буржуазии пришла от понятий исторического развития и исторического прогресса к понятию косности и традиционности общественного развития, к отказу от разума и логики, к метафизике и метафизическому объяснению прошлого, к "тайне истории". Можно было бы определить содержание современной буржуазной историографии как торжество фетишизма.

Буржуазная философия истории наших дней щеголяет словом "преспективизм". Речь идет не о познании прошлого, а об его освоении для определенных целей. Объекты исторического познания "творчески конструируются", иначе говоря, "разобъективируются" (Entobjektiwierung), т. е.


55 См. книги: E. Troeltsch, Der Historismus und seine Probletne, K. Mannheim, Historismus, "Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik", Bd. 52, S. 1 - 60.

стр. 19

история вновь превращается в "художественное творчество" весьма проблематичной ценности. Каждое историческое явление становится только предметом спекуляций. Историческое развитие подменяется констатированием все вновь и вновь возникающих фактов, которые "мыслимы во времени"56 ; это и есть то, что буржуазные историки называют развитием. Понятие о развитии в трудах этих историков заменено понятием "исторической дистанции".

Шпанн, в своем фашистском рвении проповедуя этот фетишизм, заменивший историю как науку, называет историчным "только духовное, только внутренне свободное, только индивидуальное и однократное". Для фашистов история там, где существует мертвая традиция. Исторично только то, что само по себе не может быть объяснено то что непознаваемо. Новое нельзя познать из старого. Его можно увязать с целым этого старого, сконструированного нами как понятие. Чтобы создалось новое в нашем представлении, старое должно быть единым целым; части в нем должны исчезать в небытии. Отсюда замена гегелевской триады схемой четырех начал, превращающих историю в религиозную концепцию: Vollkommenheit, Verneinung, Gegenverneinung, Vereitelnde Verneinung57 . По Шпанну, таким образом, история не только не знает развития, но она по существу является развитием вспять. Фашистская философия истории доводит до абсурда реакционное учение романтиков начала XIX в.

Взгляды Энгельса на историю оказываются вечно юными, действенными и в наши дни борьбы с фашистской реакцией.

IV

Разоблачение "призраков", заполняющих буржуазную историческую литературу, составляющих ее содержание, - задача, которую Энгельс вместе с Марксом ставил себе в "Святом семействе" и "Немецкой идеологии" еще в 40-х годах XIX в. Эти страницы поражают не только юношеским энтузиазмом мысли, но и изумительной актуальностью их в наши дни, когда фашистская историография на "призраках", "блажи" и "сокровенных тайнах истории" строит всю свою квази-науку. В "Святом семействе" в главе "Критическая критика" как торговец тайнами" Маркс показал, как господин Шелига превращает "действительные тривиальности" в тайны или, как говорит Маркс: "Его искусство заключается не в том, чтобы раскрыть скрытое, а в том, чтобы скрыть раскрытое"58 . Тайной объявлялось "одичание среди цивилизации"59 . Шелига защищал положение: "Перед лицом закона и судьи все равны: великие, малые, бедные и богатые. Положение это занимает первое место в символе веры государства"60 . Современные фашисты делают бесправие, отсутствие равенства символом того же государства. Это не меняет, однако, существа дела. Государство в том и другом случае является святая святых истории, демиургом исторического процесса. Маркс отвечал Шелиге: "Государства? Символ веры большинства государств с самого начала, напротив, устанавливает неравенство перед лицом закона великих и малых, бедных и богатых"61 . Историческая наука реакционной буржуазии превращает прошлое в ком-


56 Heusi, Die Krisis des Historismus, 1932, S. 101 - 110.

57 O. Spann, Geschichtsphilosophie, 1932.

58 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. III, с. 77.

59 Там же, с. 78.

60 Там же, с. 77.

61 Там же.

стр. 20

плекс тайн спекулятивной конструкции; задача марксистов состоит в том, чтобы, разоблачая фетишистский характер этих конструкций, обнаружить те действительные отношения, которые лежат в основе не только подобных спекулятивных категорий, но и тех классов, которые этими спекулятивными категориями орудуют. "...Господин Шелига... - говорит Маркс, - превращает "тайну" в самостоятельный субъект, который воплощается в действительных отношениях и лицах, причем всякие графини, маркизы, гризетки, привратники, нотариусы, шарлатаны, любовные интриги, балы... представляют жизненные проявления этого субъекта"62 .

Энгельсу во времена "Святого семейства" и "Немецкой идеологии" приходилось вместе с Марксом упорно разоблачать псевдонауку исторических спекулянтов. Он продолжал это дело во всех своих дальнейших работах и дал им классическое выражение в "Анти-Дюринге", в главах о теории насилия, об истории войн и военного искусства.

Буржуазная историческая мысль на протяжении XIX в., а в наши дни еще больше, чем в эпоху романтиков, пытается объявить государство как абстрактно-спекулятивную конструкцию содержанием своих исследований, "творческим центром" исторического процесса. Насилие реакционных классов является для буржуазных историков движущей силой государственного развития; при этом оно противопоставляется ими революционному насилию. Еще в "Откровениях" Дюринг писал: "Форма политических отношений составляет основу истории, экономическая же зависимость есть явление производное или частный случай, а потому всегда остается второстепенным фактом"63 . Для Дюринга первоначальный фактор исторического процесса есть непосредственное применение насилия. Энгельс по этому поводу утверждал: "Воззрение, по которому судьбы истории решаются политическими действиями правителей и государств, так же старо, как сама писаная история, и было главной причиной недостаточности дошедших до нас сведений о действительном историческом двигателе: о развитии народов, тихо совершавшемся на заднем плане этой шумной сцены"64 .

Задача Энгельса в борьбе с "теорией насилия" сводилась к тому, чтобы показать действительное значение политического фактора. Энгельсу пришлось при этом пользоваться не историческим материалом какой-либо определенной эпохи, а всей массой фактов истории человечества.

Ему, например, пришлось показать, что рабство стало возможным только на известной ступени развития производства и распределения. Он показал, что рабский труд стал основной чертой определенной общественной формации, стал господствующим способом производства во всем обществе только тогда, когда это общество достигло некоторой степени развития производства, торговли и накопления богатств. Таким образом в древних первобытных обществах с общинным землевладением рабства или вовсе не существовало или оно играло самую второстепенную роль. Таково было положение крестьянского Рима. Рабский труд стал господствовать в римском государстве только тогда, когда Рим стал всемирным городом и землевладение в Италии сосредоточилось в руках малочисленного класса богатых собственников, тогда как крестьянское население было вытеснено рабами.

Это замечание Энгельса требует от нас не простого утверждения об


62 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. III, с. 82.

63 Цит. по "Анти-Дюрингу" (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 161).

64 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 162.

стр. 21

универсальности рабского труда во всех государствах античного мира, а диференциации исторического своеобразия форм рабского труда в государствах древнего Востока, в Риме и Греции на различных этапах исторического развития.

Разоблачая учение о насилии как демиурге истории, Энгельс показал, что возникновение частной собственности и различные формы частной собственности как основа гражданского общества зависят от форм труда, а не являются простым результатом обмана и насилия. Восточные деспоты, пришедшие на смену господству кочующих завоевателей, не смогли уничтожить древний общинный быт, несмотря на разгул "прямого и непосредственного насилия", крупная же промышленность проводит эту революцию решительно и бесповоротно. Энгельс так формулировал свою мысль: "Само собою понятно, что институт частной собственности должен существовать раньше, чем грабитель получит возможность присваивать себе чужое имущество; что, следовательно, насилие может только перемещать имущество из одних рук в другие, но не порождать частную собственность как таковую"65 . Это, конечно, не значит, что насилие не является фактором решающего значении. История классового общества полна крови и слез, но насилие как всеобщая форма классовой борьбы выступает в двух видах, как революционная сила и как реакционное насилие. Это различие остается "тайной" всей буржуазной историографии.

Действительный ход исторического развития "насильственной собственности", начиная с первых десятилетий позднего средневековья, по словам Энгельса, есть не что иное, как история развития буржуазии. Если бы политические отношения были решающей причиной экономического строя, как думает Дюринг, то современная буржуазия должна была бы явиться не результатом борьбы с феодализмом, но его добровольным порождением. Но произошло как раз обратное. Угнетенное сословие, обязанное, платившее оброк господствующему феодальному дворянству, пополняющее свои ряды выходцами из крепостных и других несвободных людей, ушло в прошлое, и буржуазия постепенно завоевала господство в европейских государствах. "... Во Франции она открыто низвергла дворянство, а в Англии постепенно обуржуазила его и присоединила к себе в качестве почетного украшения". Достигла она этого путем изменения своего экономического положения, что повлекло за собой "изменение политических отношений"66 .

Энгельс разъяснил свою мысль: "Борьба буржуазии против феодального дворянства была борьбой города против деревни, промышленности против землевладения, денежного хозяйства против натурального, и решительнейшим оружием буржуазии в этой борьбе было ее постоянно возраставшее экономическое могущество, заключавшееся в развитии сперва ремесленной, потом мануфактурной промышленности, а также в расширении торговых сношений"67 . Буржуазия созревала в рамках феодализма как господствующее сословие. Само буржуазное производство оказалось втиснутым в феодальные средневековые политические формы. Буржуазия покончила с этим положением вещей посредством революции. Дюринг думает, что буржуазия приспособила экономическое положение к политическим учреждениям. Энгельс доказывает, что буржуазия выбросила всю старую, истлевшую политическую рухлядь и создала такие политические учреждения, которые давали возможность развиваться новому экономическому положению. Но буржуа в день своей победы и на другой день после нее


65 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 165.

66 Там же, с. 166.

67 Там же, с. 166 - 167.

стр. 22

призывает на помощь насилие, чтобы сохранить свое господствующее экономическое положение. Как остроумно замечает Энгельс, буржуазия тем самым присоединяется к заблуждениям Дюринга, думая будто "политическое состояние составляет решающую причину экономического положения". Буржуазия предполагает, что с помощью непосредственной политической силы она может переделать экономические явления, иначе говоря, что "крупповскими пушками и маузеровскими ружьями можно отстреляться от экономического действия паровых машин, всемирной торговли, банков и кредита"68 .

Энгельс разоблачает и другую спекулятивную категорию: о войне как движущей силе исторического процесса. Он начинает с выяснения исторической природы тех орудий, с помощью которых столкновение народов превращается в войну. Энгельс дает историю вооружений не в спекулятивно-конструированном, а в реальном государстве рабов. "Робинзон "со шпагою в руке" порабощает Пятницу" - это исходный пункт рассуждения Дюринга. Энгельс, естественно, ставит вопрос о том, откуда взял Робинзон шпагу, ибо, если допустить на секунду, что Пятница владел бы револьвером, он мог бы тогда победить вооруженного шпагой Робинзона. Таким образом вопрос о природе насилия разрешается вопросом о производстве орудий насилия. "Ничто не зависит до такой степени от экономических условий", от реальных отношений классовой борьбы, "как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия находятся в прямой зависимости от данной степени развития производства и средств сообщения. Не "свободное творчество ума" гениальных полководцев совершало перевороты в этой области, а изобретение лучшего оружия и изменение в составе армий; влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивалось лишь приспособлением способа войны к новому оружию и новым бойцам"69 .

В начале XIV столетия порох от арабов проник в Западную Европу, и это означало переворот во всех отраслях военного дела. Но огнестрельное оружие совершенствовалось очень медленно. Пушки оказывались тяжелыми и неуклюжими, ружейный ствол - грубым. Только через 300 лет ружья стали пригодными для пехоты. "...В начале XVIII столетия, - говорит Энгельс, - кремневое ружье со штыком окончательно вытеснило пику..."70 . Вместе с тем изменился и самый характер армий. В эпоху Фридриха II господствовала линейная тактика. Армия линейной тактики встретилась в американской войне за независимость с толпами повстанцев, которые не умели маршировать, но делали гораздо больше чем 75 шагов в минуту; эти повстанцы прекрасно стреляли. Они сражались за свое дело, не дезертировали, как наемники, а нападали на англичан в лесах, действуя подвижными отрядами стрелков. Так создавалась армия рассыпного стрелкового строя.

В дальнейшем из тактики народных восстаний времен французской революции родилась новая армия, родились колонны. Армия революционной Франции была составлена из самостоятельных отрядов, объединявших все виды оружия, отрядов, которые обрушивались, как лавина, на своего врага и сметали вес на своем пути. Наполеон унаследовал лучшее, что дала революция в деле организации вооруженных сил, и только благодаря этому он и смог стать победителем над феодальными армиями Европы.

Энгельс в "Анти-Дюринге" шаг за шагом показывает, что совершенствование тактики революционной армии связано было с изобретением легких лафетов для пушек, с созданием изогнутого приклада, и это давало воз-


68 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 168.

69 Там же, с. 170.

70 Там же.

стр. 23

можность целить и попадать в отдельных людей. Эти, казалось бы, небольшие технические совершенствования оружия способствовали торжеству рассыпного стрелкового строя. Позднее ландвер в прусской армии и нарезное ружье, заряжавшееся с казенной части, сыграли свою роль в истории побед Пруссии над Германией. Из технических усовершенствований родился беглый шаг, единственно возможный под беглым ружейным огнем противника. Новая тактика была найдена солдатами, а не офицерством и введена вопреки руководителям армий.

Разоблачение спекулятивной конструкции насилия приводит таким образом Энгельса к раскрытию природы войны как орудия классового насилия. Энгельс устанавливает затем связь между войной, военным искусством и классовыми отношениями гражданского общества. "Таким образом, оказывается яснее солнца, что искать "первоначальную причину в непосредственней политической силе, а не в производном экономическом могуществе", - невозможно. Наоборот. Что является "первоначальной причиной" самой силы? Экономическое могущество, распоряжение средствами крупной промышленности. Политическая сила на море, опирающаяся на новейшие военные корабли, никоим образом не проявляется "непосредственно", а именно посредством экономических сил, высокого развития металлургии, наличности искусных техников и богатых угольных копей"71 .

Как известно, разоблачение дюринговской теории насилия приводит Энгельса еще к целому ряду чрезвычайно важных исторических выводов, например, по истории землевладения. Дюринг утверждал, что нельзя представить себе крупного землевладельца без господства над рабами, крепостными или косвенно от него зависящими людьми. Этим он хотел сказать, что обработка земельной собственности в больших размерах без землевладельцев и рабов невозможна. Энгельс разоблачает это "свободное творчество". Он показывает историческое происхождение крупного землевладения, построенного на рабском труде; он показывает, как в древности в Италии возникновение крупного землевладения и господства помещика над крепостными было не первичной, а производной формой, возникшей уже на основе классовых противоречий. В Италии, например, говорит Энгельс, крупный землевладелец не обрабатывал пустыри, а "превращал в пастбища обработанные крестьянские земли, опустошал их и разорял целые страны"72 . Историческая роль насилия в данном случае сводится, таким образом, к зависимости политической силы от экономического развития. Всякая политическая сила опирается сначала на экономическую и общественную функции. Эта политическая сила возрастает вместе с разложением первобытной общины, вместе с усилением социальных противоречий внутри самой общины. Это исходный пункт истории гражданского общества.

К тем же выводам приходит Энгельс при анализе истории последних столетий, Энгельсу принадлежат изумительные строки, рисующие процесс торжества буржуазного мира над средневековым: "Современное естествознание, которое одно лишь достигло всестороннего, систематического научного развития, в противоположность гениальным... догадкам древних и... спорадическим и оставшимся по большей части безрезультатными открытиям арабов"73 , начинается с той грандиозной эпохи, когда буржуазия сломила мощь феодализма, когда на заднем плане борьбы между горожанами и феодальным дворянством показалось мятежное крестьянство, а за ним революционные пионеры современного пролетариата, с красным


71 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 176.

72 Там же, с. 180.

73 Там же, с. 475.

стр. 24

знаменем в руке и с коммунизмом на устах. И естествознание, развившееся в атмосфере этой революции, было насквозь революционным, шло рука об руку с пробуждающейся новой философией великих итальянцев, посылая своих мучеников на костры и в темницы. Характерно, что протестанты соперничали с католиками в преследовании естествознания. Первые сожгли Сервета, вторые сожгли Джордано Бруно. Это было время, нуждавшееся в гигантах и породившее гигантов, гигантов учености, духа и характера, - это было время, которое французы правильно назвали Ренессансом, протестантская же Европа односторонне и ограниченно - Реформацией.

Энгельс дал несравненный по полноте и глубине краткий очерк классовой борьбы, породившей буржуазное общество и его могильщика - пролетариат. Напомним предисловие к английскому изданию "Развитие социализма от утопии к науке", помеченное 20 апреля 1892 г. В этом предисловии Энгельс объявляет войну "историческому агностицизму" во имя исторического материализма. Он идет к своей центральной мысли о смене революции буржуазии революцией пролетариата через раскрытие классового содержания истории религии и церкви. Римско-католическая церковь была "великим интернациональным центром феодальной системы". Церковь эта, будучи феодальной организацией, укрепляла и окружала "священным ореолом божественной благодати" феодальную иерархию. Разрушить эту "центральную, освященную организацию" значило разрушить феодализм. Наука буржуазии помогла выполнить эту задачу. "...Всякая борьба против феодализма должна была тогда принимать религиозное облачение, направляться в первую очередь против церкви. Но если боевой клич исходил от университетов и деловых людей городов, то он неизбежно нашел сильный отклик в массах сельского населения, у крестьян, которые повсюду вели ожесточенную борьбу со своими духовными и светскими феодалами-помещиками и притом борьбу за самое существование"74 .

Революция против феодализма прошла в трех крупных, решительных битвах. Первая - это восстание низшего дворянства (1523 г.) и великая крестьянская война в Германии (1525 г.); вторая - крупное восстание буржуазии в Англии; третья - революция во Франции в 1789 г. Во всех великих революциях имело место одно и то же явление: "...Во всех трех великих буржуазных революциях крестьяне доставляют армии для битв, и они же являются тем именно классом, который после одержанной победы неизбежно приходит к гибели, вследствие экономических результатов этой победы"75 . За английской революцией XVII в. последовала реакция, ее история - это история компромисса, заключенного имущими классами за счет трудящихся. Третья революция конца XVIII в. разрешила задачу, намеченную Англией. В ближайшие десятилетия на арену истории выступил пролетариат. "...Я опасаюсь, - писал Энгельс, - что ни религиозное тупоумие британского буржуа, ни наступившее post festum обращение континентального буржуа не сумеют остановить выходящего из берегов пролетарского потока. Традиция - это великий тормоз, эго сила инерции истории. Но она только пассивна и потому должна пасть. Религия также не может служить надолго оплотом для капиталистического общества. Если наши юридические, философские и религиозные представления являются близкими или отдаленными ответвлениями господствующих в данном обществе экономических отношений, то эти представления не могут удержаться продолжительное время после того, как


74 К. Маркс, Избранные произведения в двух томах, Москва, Институт Маркса - Энгельса - Ленина при ЦК ВКП(б), Партиздат, 1933, т. I, с. 310, 311.

75 Ф. Энгельс, Развитие социализма от утопии к науке, предисловие к английскому изданию, М. -Л., Госиздат, 1926, с. 26.

стр. 25

экономические отношения в корне изменились. Или мы должны поверить в сверхъестественное откровение, или согласиться, что никакие религиозные проповеди не в состоянии поддержать гибнущее общество"76 . Рабочему классу Англии, а мы прибавили бы теперь - не одной только Англии, следует при этом разделаться не только с буржуазными традициями, но и с рабочими традициями, унаследованными "со времени первых неуверенных попыток самостоятельных выступлений рабочего класса .."77 . Это то самоочищение пролетариата, которое, как известно, происходит в горниле классовой борьбы.

Так насилие превращается в истории из служанки в госпожу; оно либо действует в направлении экономического развития, и тогда между ним и этим развитием не возникает никакого противоречия, больше того, экономическое развитие в таких случаях ускоряется; либо оно действует вразрез с экономическим развитием, и тогда за редкими исключениями политическая сила бывает низвергнута. Правда, история знает и исключения, когда завоеватели истребляют или изгоняют население страны, опустошают производительные силы, с которыми не умеют обращаться. Так например, поступили, говорит Энгельс, христиане с оросительными постройками в мавританской Испании. Но даже при варварской завоевательной политике, если это завоевание носит длительный характер, завоеватель вынужден приноровиться к высшему экономическому положению, которое он находит в побежденной стране. Покоренный народ часто ассимилирует победителей и заставляет их даже принять свой язык. Дюринг изображает силу как начало злое и первое применение насилия в истории человечества как грехопадение. Он подобно всем историкам-фетишистам готов всю историю изобразить орудием дьявола. Но, говорит Энгельс, "о том же, что сила играет в истории еще другую роль - роль революционную, что она является, говоря словами Маркса, "повивальной бабкой" каждый раз, когда старое общество носит в своих недрах новый порядок, что она служит орудием, которым общественное движение разбивает мертвые и окоченелые политические формы, - обо всем этом мы не находим у г. Дюринга ни слова"78 .

Не подлежит сомнению исключительно актуальное значение этой гениальной историко-критической работы Энгельса, разоблачающей одну из наиболее вредных, спекулятивных конструкций буржуазной историографии.

Существует несомненная опасность, вытекающая из нашего культурного превосходства над варварами фашизма, - опасность недооценить вред и значение сумбурных, нелепых конструкций современной фашистской историографии. В самом деле, когда в роли историка выступает генерал Людендорф вкупе со своей женой Матильдой, и они в книжке об исторических причинах войны 1914 г. доказывают, что первое грехопадение истории - возникновение еврейского народа, породившего христианство, католическую церковь (римский папа при этом оказывается ... вождем еврейского кагала), лютеранство, франк-масонство, французскую революцию, социализм и коммунизм и, наконец, оккультные науки; когда Людендорф вкупе с Матильдой доказывают, что поражение немцев на Марне было результатом воздействия коммуниста франк-масона, близкого к жене генерала Мольтке, с помощью которой он переселил в руководителей немецкой армии душу римского папы, что неизбежно повлекло немцев к поражению в войне, то всякий здравомыслящий человек расценит это как бред сумасшедшего. Но ведь этот сумасшедший - одна из


76 К. Маркс, Избранные произведения в двух томах, т. I, с. 321.

77 Там же.

78 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, с. 186 (разрядка моя).

стр. 26

видных и популярных политических фигур фашистской Германии. То, что излагает Людендорф в "наукообразной" форме со ссылками на исторические источники, мы находим в десятках и сотнях книг и статей современной фашистской Германии и Италии. Все рассуждения о расе, о тевтонах, о средневековье как идеале исторического развития показывают, что у фашистов история превратилась в скверный бульварный роман. Нам не следует, однако, ограничиваться брезгливым пренебрежением к этой чудовищной бессмыслице. Необходимо заняться разоблачением всех фашистских конструкций. Прекрасные страницы "Святого семейства" и "Немецкой идеологии" послужат для нас школой. Работы классиков научного социализма - Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина вооружат нас для борьбы с реакционным неистовством фашистских "историков".


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ЭНГЕЛЬС-ОБ-ИСТОРИИ-КАК-НАУКЕ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Lidia BasmanovaКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Basmanova

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Ц. ФРИДЛЯНД, ЭНГЕЛЬС ОБ ИСТОРИИ КАК НАУКЕ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 24.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ЭНГЕЛЬС-ОБ-ИСТОРИИ-КАК-НАУКЕ (дата обращения: 28.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Ц. ФРИДЛЯНД:

Ц. ФРИДЛЯНД → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Lidia Basmanova
Vladivostok, Россия
2400 просмотров рейтинг
24.08.2015 (3139 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
22 часов(а) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
2 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев
ПРОБЛЕМЫ ИНДИЙСКОЙ ДЕРЕВНИ
Каталог: Экономика 
10 дней(я) назад · от Вадим Казаков

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ЭНГЕЛЬС ОБ ИСТОРИИ КАК НАУКЕ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android