Тема, которая составляет содержание этого очерка, представляет собой попытку понять смысл не только факторов органической эволюции в целом, но и конструктивные особенности эволюции обладающего разумом существа, его космической необходимости и ближайшей перспективы. Очерк представляется с учетом знакомства читателя с ранее опубликованными работами автора (см.: Философские исследования 1997, N 1-2; 1998, N 4). Критический анализ двух взаимоисключающих версий происхождения разума, несмотря на достижения генетики, не оставляет надежды, что совершенствование каждой из них в отдельности приведет к успеху. Специфика проблемы заключается в том, что возникнув, человек разумный неожиданно оказался способным постигать не только естественное, но и потустороннее, что по старым канонам теологии и материализма до сих пор считается, соответственно, либо непознаваемым, либо ложным предметом веры. Между тем, в рамках постановки рассматриваемой проблемы становится очевидным, что постижение смысла органической эволюции и возникновения разума во Вселенной не может быть закончено без знания о том, что последняя имела свое начало, что первоначало как трансцендентное есть именно то ее "основание", до которого мы должны добираться не через его понятийные определения, а через ряд самоопосредствований. Поэтому в первых строках очерка, перед системным обоснованием неизбежности становления разума нам предстоит коротко разобраться в том, почему и как развертывается логический каркас Вселенной, каким образом складывается структура ее первейших элементов. В перспективе и по масштабу - это задача не одного автора. Пока же философские итоги познавательных усилий в решении исследуемой проблемы продолжают оставаться незавершенными вследствие методологической ограниченности, сложившейся ныне не только в философии, но и в естествознании. И это несмотря на ряд эпохальных открытий как в физических науках, так и в биологии в целом. Причем многие даже не подозревают, что теоретический базис последних фактически близок к окончательному решению стержневой проблемы философии.

При всех успехах, которые достигнуты в рамках естественных наук, философия вправе притязать на не менее конструктивный вклад в общее дело науки. Можно без преувеличения сказать, что именно философия, особенно ее фундаментальная часть - учение о сущем - есть единственное прозрачное окно в мир, через которое просматриваются зримые черты формирования нового видения реальности, существенно отличающееся от современного. Следует, однако, напомнить, что столь длительные, нередко малоуспешные усилия и разнообразие философских систем объяснимы одной причиной: на всем протяжении своего становления философия была тесно связана с мифологией, которая удерживала ее в рамках узкосубъективных, частично, религиозных представлений. Очевидно поэтому философия на значительном отрезке времени не была наукой в адекватном смысле ее познавательной функции, не говоря уже о наивных притязаниях материализма, который по существу не имеет непосредственного отношения к попыткам постижения сущности трансцендентного. Философия лишь на последнем этапе стала постепенно освобождаться от субъективизма, мифологии, мистики и религии, становясь разновидностью явного или прикрытого атеизма.

Итак, первое, на чем необходимо сделать акцент, состоит в поисках более радикального метода познания, поскольку, как показал опыт последних исследований, ни принятые ныне законы диалектики, ни формальная логика, ни прагматизм, ни теория эмерджентной эволюции не продвигают науку по пути постижения подлинной реальности сущего.

Рационализация методологий, которая приобрела общую тенденцию в системах неогегельянства, русской религиозной философии, логицизма и экзистенциализма, явилась попыткой придать философии наукообразный вид, вследствие чего она по многим пунктам оказалась способной к анализу достижений как естественных, так и гуманитарных наук. Вместе с тем, драматизм ситуации в философии состоит в продолжении раскола между идеализмом и материализмом, между духом и материей, субъективным и объективным видением реальности, посеявшего семена сомнений и постоянной неудовлетворенности достигнутым. Поэтому в задачу современной философии и, в частности представляемого нами очерка, входит попытка сглаживания остроты противоречий между философскими направлениями, что в перспективе равносильно завершающему синтезу их в рамках единой общепризнанной системы.

Продолжая оставаться особой наукой о смысле существования сущего, философия, как показывает опыт исследований на последнем этапе оказалась способной осуществлять не только функцию критического анализа достижений естественных наук. Кстати, на эту же функцию стал притязать диалектический материализм, который, оставаясь в путах гегельянства, оказался не готов к объективной оценке ряда фундаментальных научных открытий, оказав им ничем не оправданное противодействие. Другой функцией философии явилась ее способность повернуть естественные науки на путь сближения с ней, на путь постижения, в буквальном значении слов, самого смысла существования бытия или, что то же, логического обоснования достаточной необходимости сущего как объективной реальности. Ибо не может существовать мир как система без того, что определяет его объективную необходимость. Более того, должно же быть нечто такое, что определяет собой не только физическую необходимость существования, но и неисчерпаемый источник развития универсума. К сожалению, по этой части ни теоретическая физика, ни даже космология не ставили своей главной задачей постижение смысла существования мира в целом, упиваясь лишь идеальной красотой выводимых математических формул и моделей на основе установленных размерностей устойчивых физических величин.

Несмотря на различие программных установок философии, с одной стороны, физики и космологии, с другой, - при соответствующих методологических коррективах, в их специализациях заключена возможность разъяснения наиболее спорных и в то же время необходимых понятий "начало" и "первоначало". Во всех философских словарях эти, по существу, фундаментальные категории не имеют развернутой аргументации, упоминаясь в контекстах лишь в качестве устаревших "метафизических архаизмов", лишенных, якобы, актуальности. В конструктивном плане различие указанных понятий строго установлено, хотя корень у них один и тот же. То, что мы называем началом, в прямом смысле означает исходный пункт, с которого начинается процесс становления. На том, что мир имел начало, с претензией на истину настаивают космологи Леметр и де Ситер, равно как и Гамов и частично А. Фридман, хотя их аргументация по многим пунктам механистична. Кстати, устоявшаяся в космологии гипотеза "Большого взрыва" есть не что иное, как вывод из ряда астрофизических явлений, дающих право предполагать начало "расширения" Вселенной.

Соглашаясь с выводом о том, что в действительности начало имело место, зададимся вопросом, что же представляет первоначало, если оно существенно отличается от начала. К сожалению, в перспективе необходимого и достаточного разъяснения этого вопроса здесь не оказалось возможности входить в полемику по поводу предшествующих определений этой, по существу, фундаментальной категории метафизики. Поэтому сокращая текст, оставим в стороне негативную позицию материалистов, поскольку, как сказано выше, для них начало, как и первоначало, суть не что иное, как ложное теологическое представление, якобы, не отражающее физических особенностей существования объективной реальности.

Следует иметь в виду, что этимологическая особенность первоначала состоит в том, что оно противоречиво вследствие несовместимости подлинных значений его вербальных составляющих. Дело в том, что непосвященным представляется тавтология слов "первое" и "начало", которые по смыслу кажутся неразличимыми. Не исключено, что по этой причине категория "первоначало" не представила ближайшей возможности выйти за пределы сущего к трансцендентному, оставаясь, так сказать, по эту сторону естественной реальности. Однако здесь мы снова впадаем в коллизию, поскольку констатация кажущейся однозначности трансцендентного (хотя бы и в понятии бога) невольно привязывает к нему предметную наличность познающего субъекта, который на первых стадиях познания оказался неспособным выйти из рамок непосредственного отношения посюстороннего и потустороннего, фальсифицируя его (отношение) ложной пространственной разделенностью между внутренней (имманентной) и внешней (потусторонней) реальностями. Это дает явный повод рассматривать трансцендентное или, что то же, Абсолютное не как формально данное потустороннее (по Канту как "вещь в себе"), а как лишенную предметного самоотождествления неотрицательную или, в более точном смысле, собственную неопределенность, превосходящую формальную однозначность пустоты "чистого Ничто". Если сказать более доступно, неопределенность (и так называемая "непознаваемость") трансцендентного есть не что иное, как предел, исключающий возможность формального определения первоначала через другое, обычно через понятие. В итоге это означает, что само первоначало как трансцендентное не может быть понятием в формальном смысле "потусторонней наличности", поскольку по нашим данным здесь отсутствует равенство его не только другому, но и самому себе. Именно поэтому формальный рассудок (в лице Канта) вынужден был дистанцироваться от познания трансцендентного, поскольку неправомочен брать на себя функцию непосредственного схватывания его в качестве понятия.

Тем самым становится очевидным, что философам вообще нет дела до подобного схватывания, если в действие вступает разум, который не озабочен ложными попытками рассудка придать трансцендентному узкопредметное значение. Напротив, разум располагает прирожденной способностью понять, что в действительности оно есть не что иное, как постоянно никем не задаваемый, но самопрограммируемый и опосредуемый метафеномен или, что то же, как бездуховное Абсолютное, начисто лишенное способности самоотождествления и непосредственного отношения к другому! .

Каждого, кто впервые прикоснулся к этой далеко не очевидной истине, естественно одолевает вопрос: как можно рассуждать о чем-то, если само Абсолютное не располагает ни качеством, ни формой, ни существованием, ни материальностью, ни какой бы то ни было предметной определенностью? Как видно, вопрос ориентирован на поиск глубокого смысла, но в таком невостребованном осознании он поставлен без учета того, что подлинное трансцендентное (Абсолютное) не только не располагает какой-либо отрицательной определенностью, но и не допускает даже возможности мысленно прикоснуться к нему посредством условно установленного обозначения. Это дает основание еще раз напомнить, что мы не должны до бесконечности канонизировать все отрицательные определения Абсолютного, что-то отрицать в нем, либо в порядке упрощения придавать ему значение чистого ничто. В частности, если придать ему статус формальной неопределенности, то это означало бы не что иное, как замыкание его в самом себе, что было бы равносильно возвращению ему ложного качества однозначности. Тем самым остается признать, что никакими словами и терминами невозможно выразить то, что представляет собой Абсолютное, помимо его условного понятийного обозначения. Отсюда как раз и вытекает объективная необходимость самоконструирования такой системы формализации (актуализации) Абсолютного, которая была бы способна представить его неоднозначным, создать ему ореол полной неприкосновенности, сделать недоступным любым формам его непосредственной формализации. Только в таком необыкновенном качестве Абсолютное можно считать предметом теоретического исследования.

Несмотря на непричастность к Абсолютному формальных определений, вышесказанное отнюдь не означает отказа от предварительного использования формальных особенностей (несамотождественности и безотносительности) Абсолютного с последующим (неформальным) снятием их отрицательности. Осуществляется это посредством саморазвертывания Абсолютного, где снятие отрицательности особенностей задействуется посредством Модуля, установленного автором в качестве простейшего независимого от субъекта самораспадающегося оператора постоянного действия. Короче говоря, именно посредством последнего как раз и продолжается процесс деформализации особенностей по бесконечно восходящим уровням актуализации Абсолютного . Причем осуществляется этот процесс, как это ни кажется парадоксальным, в одной условной точке бесконечно чередуемых (внепространственных) актов распада двух составляющих Модуль простейших логических функций - бесконечного опосредствования и программирования, представляющих собой главный и единственный актив деформализации Абсолютного .

Извлеченный из предшествующих исследований смысл свидетельствует о том, что актуализация как бесконечный процесс есть по существу процесс полной самообъективизации того, что происходит в самом основании сущего. Иначе говоря, автором была поставлена цель полностью исключить субъективные домыслы (типа "Я" и "не-Я", "вещь в себе") и тем самым предоставить Абсолютному актуализироваться теми средствами, которые позволяют ему оставаться неформальным метафеноменом "собственной" несамотождественности и безотносительности к другому. Очевидно, такими средствами в излагаемом выше контексте собственно и оказались функции опосредствования и программирования значений Модуля по восходящим уровням системы. А это оказывается возможным лишь при условии, если взаимосвязь этих функций приобретает независимый характер чисто внутренних отношений, где вместо кажущейся активности диалектического противоречия имеет место их строгая взаимная дополнительность, исключающая какую бы ни было возможность активного действия на основе субъективно привнесенного ложного антагонизма между ними. Кстати, по поводу подобных отношений говорится в малоизвестной "теории внутренних отношений" Б.Рассела, где утверждается, "что всякое отношение между двумя терминами (т.е. в нашем контексте: между опосредствованием и программированием. - В.Г.) выражает в первую очередь внутренние свойства этих двух терминов, а в конечном счете - свойства того целого (т.е. Модуля. - В.Г.), которое они составляют" . Что касается того, что на уровне трансцендентального противоречие не составляет собственную сущность Абсолютного, известно высказывание Френсиса Бредли о том, что "если абсолют должен быть теоретически гармоничным, его элементы не должны сталкиваться... Т.е. борьба не должна быть просто борьбой. Должно существовать некоторое единство, которому борьба подчинена, и целое, взятая в котором она больше не борьба" .

Здесь мы специально ставим акцент на раскрытии объективной сущности трансцендентного для того, чтобы в итоге дать читателю возможность понять смысл и необходимость системной актуализации Абсолютного, на основе которой в процессе развертывания Универсума как раз и вызревают необходимые условия для возникновения и космического распространения разума, подобного человеческому.

Итак, из вышеизложенного следует, что целевая установка на избавление Абсолютного от принятой ныне идеализации противоречия и "борьбы противоположностей", равно как и констатация факта познавательной ограниченности рассудка, позволила в конечном итоге кардинально изменить наше отношение к метафизике трансцендентного, придать, наконец, полному раскрытию способа его актуализации статус абсолютной объективной истины. Таким образом, опираясь на ранее достигнутое, мы фактически осуществили прорыв к трансцендентному, но теперь уже в расчете на конечный результат.

Для того, чтобы понять истинный смысл антисубъективистской направленности современной познавательной ситуации, воспользуемся близким по теме нашего исследования утверждением П.П. Гайденко, которая, не без основания упрекая нас в чрезмерной идеализации человеческого разума, пишет, что "рассмотрение человека не сквозь призму его субъективности, его партикулярности..., но как определенный способ бытия (в нашем контексте это напоминает трудности проблематики трансцендентного. - В.Г.) открывает возможность освободиться от иллюзии полной автономности, самочинности и бесконечного всемогущества человека, "я" которого, понятое как чистое мышление или как абсолютный субъект деятельности, противостоит всему сущему как объекту" . И, что не менее существенно, далее высказывается мысль, что возвращение к бытию - "это задача, которая пока лишь поставлена и намечена в отдельных ее аспектах, но решать которую предстоит будущим поколениям философов, чтобы полностью освободиться от той тирании субъективности (! - В.Г.), которая характерна для новоевропейской философии, особенно для последних столетий" . Короче говоря, именно чрезмерная субъективизация результатов философского постижения сущего оказалась тем последним порогом, который необходимо во что бы то ни стало переступить и прорваться к трансцендентному, к смыслу бытия и тем самым показать, что человеческий разум как субъект познания таит в себе не только всемогущество, но и момент самоотрицания.

* * *

Итак, проблема смысла человеческого разума поставлена. Остается задаться главным вопросом: если разум в универсуме - не промысел всевышнего, что же является непосредственным "творцом" столь тонко и гармонично организованного "сгустка материи", оказавшегося способным познавать больше, чем этого требует от него его живая плоть? Иными словами, каким образом разум оказался способным не только приспосабливаться к условиям существования, но и выйти за пределы эмпирического опыта и тем самым адекватно постигать трансцендентное? В порядке уточнения занимаемой позиции отметим, что человеческий разум как сложнейшее качество органического существования - это вовсе не продукт случайности и естественного отбора. Кстати, заметим, что дискуссии на тему факторов антропогенеза безрезультатны и продолжаются до сих пор.

Чтобы развязать узел веками безуспешно решаемых проблем и показать, как становится "материальная" основа разума, вернемся к одной существенной особенности системы актуализации трансцендентного или, что то же, Абсолютного, без которой она не может осуществиться. Речь пойдет о том, что уровни реализации функций опосредствования и программирования возможны лишь на основе постоянной асимметрии всей системы в целом . Причем весьма существенно то, что воссоздание асимметрии возможно лишь при условии, если начало каждой очередной системы актуализации будет постоянно кодироваться (опосредствоваться) в качестве подтверждения ранее имевшего место факта его исходного полагания. Поскольку развертывание системы происходит в единой точке распада функций Модуля, кодирование актуализируется так, что одни из уровней системы становятся восходящими с постоянным преобладанием актов программирования, другие - нисходящими с постоянным преобладанием актов опосредствования, осуществляемыми в порядке прямых и обратных переходов от одной функции Модуля к другой. В качестве более доступного представления, а также с целью конструктивной конкретизации первой группе уровней мы дадим условное название "авангард", другой группе - название "ареал". Причем из самой специфики этих наименований вытекает то, что они исключают из себя взаимную противоречивость, поскольку их конструктивная взаимозависимость основана на принципе взаимной дополнительности, лежащем в самом основании поступательного развертывания каждой очередной системы актуализации. Смысл вышеизложенного заключается в том, что формирование уровней актуализации в системе происходит не иначе, как в строгой зависимости от необходимости демонстрации их дистанцирования от "точки" полагания исходного начала. Иначе говоря, речь идет о том, что каждая отдельная система актуализации, скажем грубо, должна "знать", что, с одной стороны, она является конечной, имевшей ранее исходное начало; с другой стороны, она является потенциально бесконечной с постоянным восхождением вновь складывающихся уровней в системе.

В свете вышеизложенного понятно, каким образом системные представления, получившие наименование авангарда и ареала позволяют преодолеть не только прокрустово ложе категориального аппарата философского догматизма, но и кажущуюся ограниченность возможностей "одноточечной" внепространственной реализации оперативных значений Модуля в системе. Причем подобное преодоление возможно лишь при условии, наглядно говоря, "единовременного" формирования авангарда и ареала, в подсистемах которых значения Модуля периодически "перетекают" через точку его распада с высших уровней на низшие и обратно, образуя в одном случае их комплементарную концентрацию, в другом - их комплеметарное изреживание. В самом деле, исчерпав возможности реализации высших уровней авангарда, система тем самым резервирует возможность обратного процесса концентрации уровней ареала, который, согласно постоянной необходимости деформализации Абсолютного, в свою очередь резервирует их для последующего (обратного) перехода сложившегося избытка их в состав авангарда, но теперь уже в большем их количестве . Этим же объясняется и то, почему процесс становления каждой отдельной системы (звена) актуализации Абсолютного приобретает пульсирующий характер, который подтверждается как общей пульсацией самой Вселенной в целом, так и периодической активностью космологических объектов (звезд, галактик, квазаров и т.д.), Что касается вопроса о том, чем фиксируется через единую точку распада степень дистанцирования уровней от начала, то сама система "решает" его посредством физически воспринимаемого нами умножения числа космологических объектов, которое (умножение) как раз и свидетельствует, какую дистанцию прошла система от старта ее становления. К тому же необходимо отметить, что упомянутые выше космологические объекты вопреки расчетам астрофизиков являются неугасающими маяками Вселенной, постоянным источником активности которых является не ядерный синтез или распад атомов, ибо и то и другое представляют собой лишь непосредственную видимость физических явлений; в действительности же подлинный источник их активности определяется логической необходимостью оставаться Абсолютному постоянно нетождественным себе и безотносительным к другому.

* * *

Если опыт реконструкции процесса актуализации Абсолютного принять за основу, то разъяснение смысла происходящих взаимодействий уровней в системе позволит раскрыть, наконец, сокровенную суть того, почему в составе биосферы возникло существо, именуемое человеком разумным. Ведь с позиции так называемого "здравого смысла" в далеко не райских условиях земного существования появление человека при всей его телесной беззащитности могло бы оказаться попросту необязательным. И все же исходя из вышеизложенного, становится очевидно, что человек разумный или просто разум - это исключительно продукт формирования ареала, где в процессе его структурирования происходит фрагментация значений Модуля на пониженных уровнях системы. Короче говоря, именно ареал Универсума является непосредственной колыбелью разума, где как раз и складываются подсистемы, состоящие из своих собственных локально фиксированных подобий авангарда и ареала. Говоря конкретно, в подсистемах ареала посредством вынужденного изреживания функций Модуля происходит как бы подготовка условий для реализации слабых молекулярных взаимодействий, в результате чего - если перевести это на язык химии - неизбежно складываются строго определенные последовательности полимерных цепей, которые при дальнейшей специализации составляют главную и единственную основу для продолжения органической эволюции. Однако остановиться на констатации физико-химической фальсификации последней - значит не ответить на вопрос, почему все-таки полимерный субстрат ДНК оказался способным к поступательной эволюции органического мира, к переходу его генетических кодов к активному и, что более существенно, направленному действию. А суть заключается в том, что ареал, представляя собой часть глобальной системы, вынужден постоянно воспроизводить, как сказано выше, необходимую последовательность значений Модуля на пониженных уровнях актуализации, без чего вся глобальная система, естественно, не может сохранить необходимую асимметрию. Между тем, последняя, собственно, и является единственным условием относительной устойчивости атомных и молекулярных структур. В таком случае уже не покажется парадоксальным утверждение, что ядро есть авангард в системе атома, что звезды - это авангарды в системах планетных ареалов, что ядро галактики - это авангард с ареалом в виде спиральных ветвей и газопылевых оболочек, что ядро живой клетки - это регулирующий авангард в составе протоплазмы.

Допустимо предположить, что появление разума есть не столько итог замкнутого в себе филогенеза, сколько устремленный вперед локальный органический авангард, выделившийся из среды планетарной органики. Разум не есть результат акта божественного творения, ни следствие естественного отбора "в борьбе за существование". Поэтому и не приходится удивляться известным предвосхищениям ряда авторов (Л.С. Берга, Ю.А. Филипченко, Д.А. Кузнецова и множества других), которые, не располагая достаточным знанием о подлинных причинах строго направленной эволюции живого, все же отважились, вопреки Дарвину, отстаивать идею закономерного, не случайного, а по существу, предопределенного совершенствования видовых признаков .

Если исключить мифологию, достаточно близкой по смыслу, но символической по форме, является версия теологии о "сотворении богом" человека как своего подобия. Понять теолога нетрудно, поскольку человек как относительно разумное существо есть не что иное, как "очищенная" от случайностей копия единства функций опосредствования и программирования, осуществляемого органическим авангардом в точке их распада в процессе актуализации Абсолютного. Не менее очевидно и то, что становление человеческого разума не опосредовано орудиями труда, поскольку вопреки материалистической версии овладение ими есть лишь следствие, но не причина антропогенеза. Если сказать короче, существенным качеством разума является его способность предвидеть и проектировать условия своего существования, его выход за пределы непосредственного опыта, равно как и возможность полного постижения бездуховной сущности трансцендентного. Как видно, способность человека к самопроектированию в отличие от других менее организованных видов, есть не что иное, как исполнение фундаментальной функции программирования, которая собственно и составляет предопределяющую и преобладающую особенность оперативного действия Модуля в системе актуализации Абсолютного. Здесь, однако, не скажешь, будто развитие сложной структуры головного мозга человека есть следствие длительных манипуляций примитивными орудиями труда.

Конечно, можно считать человеческий разум следствием космического "разума", не задаваясь вопросом о том, как это происходит. И все же в основе этой версии лежит ошибка. Еще раз напомним о том, что разум как человеческое качество - это не что иное, как живой программист, выполняющий подчиненную общей системе функцию локального авангарда в подсистеме ареала. А это означает, что не было и нет никакого космического разума, собственное "Я" которого могло бы мыслить и творить по-человечески. В действительности, повторяем, имеет место голая необходимость соблюдения асимметрии общей системы актуализации, где накопление низших уровней ареала возможно лишь при условии умножения числа локальных авангардов, одним из которых как раз и является наша, с позволения сказать, "разумная" цивилизация, ускоренно переходящая в состояние ноосферы. Это дает полное основание считать, что подобные цивилизации в более или менее развитом состоянии - не случайные, а закономерные космологические фрагменты, располагаемые по окраинам спиральных и подобных им галактик. Поэтому неверна версия И.С. Шкловского о том, что мы одни во Вселенной . И все- таки, несмотря на существование множества цивилизаций, наша обреченность на одиночество состоит в том, что огромные пространства, разделяющие нашу и внеземные цивилизации, делают совершенно нереальным взаимный контакт. В действительности же пространство, если сказать более наглядно, не есть некое подобие огромной пустой квартиры, где можно располагать мебель по своему усмотрению, а физически воспринимаемые нами сложившиеся в порядке локальных фрагментаций пустые промежутки между действиями Модуля, где собственно и происходят изъятия его значений в процессе взаимного перетекания их по уровням авангарда и ареала. Короче говоря, пространство (как, впрочем, и время) вопреки версии Канта - это не самостоятельная, а производная реальность. Поэтому наше субъективное восприятие его есть не более, чем иллюзия, дающая возможность ориентироваться в той среде, органическим продуктом которой мы представляемся.

Не меньшей иллюзией является распространенное мнение о том, что разум есть высший продукт, "авангард" материи. Что разум есть органический вид авангарда - это вытекает из особенностей структурирования самой системы актуализации Абсолютного. Если же оставаться на уровне примитивного сознания, то можно было бы обмануть себя тем, будто материя как раз и есть тот единственный созидающий скульптор, который сотворил живое существо, способное мыслить. Нетрудно видеть, что подобная версия, постоянно мусируемая в рамках познавательной практики всех разновидностей материализма, есть не что иное, как ложное утверждение, поскольку в таком представлении мы не видим главной причины того, как и почему появилось существо, способное мыслить и рассуждать, предвидеть и познавать.

Между тем, имеется основание утверждать, что продолжающаяся идеализация разума есть по существу разновидность антропоморфизма, глубоко укоренившегося в нашем сознании еще со времен античной философии. Однако помимо сказанного выше, идеализация разума имеет своей причиной и незавершенность познания. Так, будучи единственным в среде живого обладателем этого качества, человек в большинстве своем, не сознавая относительной органиченности своего разума, невольно отказывается от критического (вопреки познавательной практике Канта) отношения к себе. Именно на почве подобного эгоцентризма не могли не возникнуть философские течения, которые продолжают идеализировать разум как особенность жизни, якобы предваряющую собой не только явление сверхжизни, но и явление "сверхразума". Мы не исключаем того, что слабо аргументированную идеализацию укорененности разума в Универсуме и, в частности в биосфере, представляет собой версия Тейяра де Шардена, связавшего неизбежность появления человека с чисто пространственной ограниченностью Земли, которая, якобы, стала единственно причиной глубокой дифференциации фрагментов жизни с переходом ее в ноосферу . Пытаясь конкретизировать перспективу космической функции разума, де Шарден берет за основу сомнительное предположение, будто "пространство-время необходимо конвергентно по своей природе, поскольку оно содержит в себе и порождает сознание (т.е. разум. - В.Г.). Следовательно, его безмерные поверхности, двигаясь в соответствующем направлении, должны снова сомкнуться где-то впереди в одном пункте, назовем его омегой, который и сольет и полностью поглотит в себе" . Как и следовало ожидать, здесь, как и дальше, не говорится о том, почему необходима конвергентность пространства-времени, если при этом остается совершенно недоказанной бытийственная необходимость материи.

Нельзя пройти мимо другого весьма характерного контекста, где в несколько преувеличенном значении предполагается продуктивная взаимозависимость науки и веры. По этому поводу автор "Феномена..." утверждает, что "после почти двухвековой страстной борьбы ни наука, ни вера не сумели ослабить одна другую... напротив, становится очевидным, что они не могут развиваться нормально одна без другой по той простой причине, что обе одушевлены одной и той же жизнью... ни в своем порыве, ни в своих истолкованиях наука не может выйти за пределы самой себя, не окрашиваясь мистикой и не заряжаясь верой" . Останемся критически корректными к этому не менее показательному высказыванию, поскольку оно, исключая пристрастия, характеризует разум как противоречивое, незавершенное и пока еще недостаточно отшлифованное орудие познания. В самом деле, если перевести его на доступный язык принятых нами основоположений, сама наука, будучи формализованной областью знания, на современном этапе пока еще не в состоянии выйти за пределы самой себя и доказать, что сверхразума (т.е. бога) нет. Не менее характерно и то, что теология, хотя частично и опускается до уровня трансцендентного, все же не в состоянии строго доказать, как и почему он существует и как конкретно из ничего творит то, что мы называем объективной реальностью. Омега, согласно де Шардену, представляет собой конвергенцию всех подступов к единому центру, где через мегасинтез разум превращается в "гармонизированную общность", в своего рода сверхсознание. Несмотря, однако, на то, что Омега есть предвосхищенный символ одного из выдвинувшихся вперед явлений разума в ареале, в контексте де Шардена он остается пока лишь ярким лучом света, блуждающим по темным закоулкам неудовлетворенного собой человеческого сознания. Но не будем строги к автору. Может быть Омега - это и есть знак того, чем станет разум в будущем избавившийся от узкочеловеческой планетарной ограниченности. Если же это не пророчество, то в чем заключается его иллюзия.

Возвращаясь к разъяснению необходимости явления разума в Универсуме, следует отметить, что в общем ряду подобных он является не чем иным, как локальным авангардом, составляющим противоречивую основу ноосферы . В конструктивном плане это означает, что разум есть следствие глубокой дифференциации всей подсистемы ареала, где фрагменты актуализации, будучи изреженными последовательностями актов опосредствования и программирования, концентрируются и умножаются в качестве показателей степени дистанцирования общей системы от исходного начала. Не менее существенно и то, что ноосфера как высшая ступень эволюции человеческого разума, как и общая система актуализации, осуществляется в порядке внепространственной и вневременной (но кодируемой!) фиксации предшествующих ступеней самореализации Универсума.

Думается, этого достаточно для того, чтобы далее не идеализировать разум как якобы совершенно независимое от процессов во Вселенной чисто локальное ноосферное сверхкачество жизни, не мифологизировать его как земное воплощение божественного сверхразума. Короче, это означает, что разум в ноосфере - все-таки не прижизненный идеал постоянного совершенства. Отсюда с необходимостью следует, что преодоление его противоречивой субъективности на всех этапах должно оставаться постоянной заботой и задачей не только философии и социологии, но и естественных наук. Ведь речь идет не просто о давно установленной возможности выйти за пределы опыта, а о том, что такая возможность оказалась судьбоносной, ибо она делает разум единственным орудием самопознания системы более общего порядка, чем сама биологическая способность человека к выживанию в изменяющейся среде. Спрашивается. Что же программируется разумом за пределами опыта, если его самопознание в рамках ноосферы превращается в некое сверхсамосознание всей системы актуализации трансцендентного? Ответ очевиден из вышеизложенного. И все же этот познавательный казус невольно шокирует наше сознание своей кажущейся невероятностью, жестко испытывая нас на способность отказаться от узкосубъективного (личностного) осознания самого себя, от кажущейся случайности своего индивидуального соприсутствия в момент самодостаточного постижения необходимости и смысла становления бытия-сущего.

Поскольку Кант не ставил своей задачей постигнуть смысл сущего как логически доказуемой необходимости, ему нетрудно было ограничить себя "интеллектуальным созерцанием" таких трансценденталий, как бог, единое, благое, душа. Между тем, сейчас мы находимся в совершенно ином познавательном пространстве-времени, где указанные трансценденталии не имеют никаких основания для того, чтобы стать предметом научного анализа. И все-таки кантовская версия о непознаваемости "вещи в себе" свидетельствует о том, что рассудочный формализм не является достаточной основой для исследования вопросов метафизики или, что то же, для постижения сущего. То, что рассудочное мышление не может ставить перед собой задачу адекватного отражения логики становления сущего, становится очевидным хотя бы на примере неразрешимости известной нравственной антиномии добра и зла. Именно на взаимоотношении этих категорий как на оселке оттачивается мысль о том, что взаимоисключение этих категорий слишком поляризовано для того, чтобы найти пути к их примирению. Этот характернейший для познания факт был установлен не только в схоластике и теологии, но и в философии. Причем, как оказалось, невозможность их примирения зависит не столько от неразрешимости противоречия между ними, сколько от невозможности совместить в боге эти взаимоисключающие, но все же неизбежные в человеческом представлении нравственные категории. В самом деле, "Если Бог есть только благость, - вопрошает Шеллинг, - то как из него проистекает способность к злу?" Постановкой вопроса философ стремится доказать, что даже распадение потустороннего на бога и его темную основу не решает нравственной проблемы добра и зла, поскольку при этом возникает "искушение обратиться к дуализму". Далее философ приходит к следующему заключению: "если допустить, что злая сущность была вначале создана доброй и отпала от исконной сущности по собственной вине, то первое проявление способности к богопротивному деянию все-таки остается необъяснимым во всех предшествовавших системах" . В контексте этих высказываний Шеллинга необходимо подчеркнуть, что добро и зло, являясь категориями чисто субъективной ограниченности, не могут притязать на абсолютную согласованность их в качестве объективных реалий.

Другая причина издревле приключившейся в философии и теологии коллизии состоит в том, что бог, будучи по канонам теологии подобием сверхразума, не может, согласно своему статусу, не притязать на ложную формальную однозначность. Отсюда как раз и проистекает невозможность раздвоения бога на "светлую" и "темную" основы, ибо то, что имеет место в действительности, как установлено выше, есть не бог и не "сверхразум", а безосновное первоначало (Абсолютное), которое в отличие от противоречивой двойственности "божественного" начала, будучи по определению неразумным, тем не менее является главным и единственным предрешающим императивом, создающем в системе актуализации постоянное беспокойство.

Это краткое отступление от темы в сферу противоречивых суждений о боге ставило своей целью еще раз напомнить, что безосновное, трансцендентное, будучи лишено различий внутри себя и, что самое характерное, неразумным по существу, тем самым не страдает от тирании антиномий, присущих исключительно человеческому разуму. Что касается того, что различия существуют, то это всего лишь следствие огромной дистанции от начала, которую прошла система актуализации Абсолютного; различия представляются лишь кажимостью многократно опосредованного субъективного восприятия.

Не менее существенный аргумент против чрезмерной идеализации разума состоит в том, что в действительности он оказался недостаточно разумен для того, чтобы стать идеалом подражания. Именно здесь представляется случай высказать с виду парадоксальную мысль о том, что разум в ноосфере в общем-то не есть замкнутая в себе чисто биологическая способность человека. Если исходить из вышеизложенного, становление разума определяется необходимостью исполнения служебной функции локального авангарда в подсистеме ареала. В таком качестве системной специализации функция органического авангарда не предназначена для оправдания узкосубъективных притязаний разума, поскольку последний в перспективе своей специализации есть не более, как локальное средство актуализации, которое при случае может оказаться совершенно безразличным к таким антропоморфизмам, как мораль, традиции, нравственность и, если хотите, как человеческое желание блага и добра. А это значит, что мы не можем полностью исключить отрицательные для человека последствия становления ноосферы. Поэтому вопрос о средствах выживания человека в составе последней так или иначе будет оставаться в повестке дня. Впрочем, не исключено и то, что положительным финалом может оказаться жесткое противодействие как расточительным притязаниям новоявленных аристократий, так и пагубной суверенизации посредственностей человеческого сознания. Однако не менее очевидно и то, что как в прошлом, так и настоящем так называемый "человек разумный" продолжает представляться подобием двуногого чудовища, которому не кажется безнравственным (что исключено среди животных!) уничтожать своих собратьев с беспрецедентной жестокостью и садизмом. Более того, в ноосфере все четче вырисовываются зловещие контуры так называемых цивилизованных государств и блоков, стремящихся установить однополярную диктатуру безответственного атомного кулака.

Однако в подобном неразумии не менее виновен и сам человек, который вследствие отсутствия достаточной образованности и культуры позволил иезуитам и сектантам опутать себя религиозной нетерпимостью к другим. И все это под благовидным прикрытием веры в существование "сверхразумного существа", якобы утверждающего право человека ненавидеть и уничтожать себе подобных. В какой цивилизации мы оказались, во что превращается социум, где, несмотря на естественное сопротивление сознания, все больше отдается преимуществ мифологии, чем аналитическим способностям разума? Разве уникальные достижения науки столетия недостаточны для того, чтобы не позволить посредственному, но амбициозному рассудку в массовом порядке зомбировать человеческое сознание? В самом деле, если мы способны расщеплять атом, если осваиваем космическое пространство, если вторгаемся в структуру живой клетки, то это, конечно, достижение разума; если эти же достижения претворяются в средства узурпации и тирании (о чем говорят факты), мы вправе подозревать, что разум на современном этапе имеет тенденцию превращаться в свою противоположность. Поэтому имеет смысл задаться вопросом: если способность разума постигать смысл становления сущего, с одной стороны, и возможность превращения его в хладнокровного тирана, с другой, оказываются совместимыми в ноосфере, то не является ли это признаком того, что последняя находится в преддверии превращения разума не в средство гуманизации социума, а в миф, которому верят лишь для того, чтобы подобно страусу избавить себя от сознания своей беспомощности остановить сползание ноосферы к финалу человеческой истории.

В контексте того, что физическое истязание планеты (которое возрастает с каждым днем и часом) становится очевидным, человеческой цивилизации может быть уготовано не господство разума, а судьба Атлантиды или внезапно исчезнувших динозавров. Либо мы станем перед необходимостью создания ноосферы разумных ограничений, либо по завещаниям Клаузевица обречены на бесконечные войны как единственное средство решения социальных проблем. Выбор очевиден. И все же, несмотря на кажущуюся неопределенность ближайшей исторической перспективы, очевидной необходимостью остается установка на дальнейшую интеграцию социального бытия, которая представляет собой не только единственное, но и необходимое условие для превращения ноосферы в постоянно действующий авангард органической эволюции.

Постоянный адрес данной публикации: