Современная мировоззренческая ситуация как, возможно, никогда ранее характерна ломкой всех парадигм; рассуждения о всеобщем парадигматическом кризисе имплицируют пока еще явно не оформившееся осознание опасности "всеобщей внепарадигмальности". Кризис обусловливает предельную актуальность анализа такого многопланового феномена, каким является присущая человеку рациональность.

Понятие рациональности в современном мировоззренческом континууме претерпело существенное выхолащивание, будучи сведенным исключительно к научно-технической рациональности. Вместе с тем, анализ исторического развития человечества показывает, что рациональность является неким универсальным принципом отношения человека к миру и адекватного встраивания в него; возникновение и развитие рациональности в определяющей степени обусловило генезис культуры. Рациональность, следовательно, является одной из фундаментальных констант человеческого общественного бытия. Подтверждение статуса рациональности в качестве операционального принципа человеческой жизнедеятельности в значительной степени обусловлено определенной предзаданностью рациональности в жизни человека и общества: рациональность изначально выступает в качестве неотъемлемой характеристики деятельности.

Генезис культуры может быть интерпретирован как актуализация иррациональной "избыточности" человека посредством рационального. Нарушение баланса между различными формами рациональности обозначилось из-за абсолютизации научно-технической рациональности, в то время как ценностно-смысловые ее ипостаси скорее регрессировали, нежели позитивно развивались.

Роль рациональности во втягивании планеты в глобальный экологический кризис зачастую трактуется как определяющая: "ответственность за хищническое использование природы необходимо возложить на то специфическое преимущество человека, каковым и является присущая именно ему форма рациональности" [1]. По нашему мнению, однако, такой подход ставит под сомнение ценность и значимость человеческой рациональности вообще, в то время как необходимо подвергнуть анализу глубинные причи-

стр. 100

ни гипертрофированного развития ее отдельных сторон, которое происходит в ущерб общей целостности рациональности - единственно возможному способу построения адекватных отношений человека к миру. Глубокий кризис рациональности выступает одной из важнейших сторон всеобщего глобального кризиса, в который втягивается цивилизация; в этих условиях, по нашему убеждению, необходимо взвешенное и обоснованное "оправдание" рациональности, своего рода "рациодицея".

В условиях кризиса резкой критике подвергаются, с одной стороны, рациональность, интеллект, идея прогресса - понятия, генезис которых неотделим от генезиса общества и самого человека. С другой стороны, "философская разумная логика - логика разума вообще становится сейчас основным предметом ненависти и разрушения для межеумочных настроений мистики и рассудка" [2]. Разум трактуется как первопричина экологического кризиса, порабощения человека техникой, утраты человеком космического всеединства. Глубинные интенции подобного разрушительного для самих основ культуры и цивилизации отношения к разуму глубоко и точно определил Т. Адорно: "Когда рисуют картину разума как институционализированного высшего принципа человечества, то обычно представляют, как принцип господства необходимо утверждается, совершенствуется, подчиняет все своему контролю, все организует, все покоряет и становится всем, апеллируя к своему будущему вечному - так сказать, ad calendasc graecas (на неопределенно долгий срок) - существованию и, в конце концов, превращая все общество от имени морального в гигантскую акционерную компанию по покорению природы" [3]. Абсолютизация принципа господства, его гипертрофированное утверждение в противовес иным ипостасям разума и лежит, на наш взгляд, в основе современного кризиса. Определение мировоззренческих основ становящегося постиндустриального или информационного общества может быть стратегически продуктивным лишь при условии разрешения противоречия между различными ипостасями разума; это условие является необходимым и с точки зрения восстановления триединства человеческой сущности "тело - душа - дух", которая в современном обществе может быть охарактеризована значительной деструкцией.

Понятие "рациодицея", по нашему мнению, неотделимо от идеи ответственности разума, обусловленной его неограниченными потенциями. К середине XX в. произошло "бегство от чуда изначальной ответственности" [4]. Очевидно, однако, что "изначальная ответственность" реально была отражением относительно малых возможностей разума вмешиваться в природные процессы и выстраивать относительно долгосрочные прогнозы. XX в. породил опаснейшую иллюзию господства над природой, бытующую в обыденном, а отчасти и в философском сознании, которая экстраполируется и на законы общественного развития. В плену у этой иллюзии игнорируется следующее. "Как только энергия,

стр. 101

материал, структура - что угодно - попадают в орбиту человека, они приобретают там новый характер. Это уже не просто природа, а элемент человеческого окружения. Они становятся причастны свободе, но также и беззащитности человека и от этого приобретают неоднозначность, становясь носителями как позитивных, так и негативных возможностей" [5]. Многозначность, придаваемая человеком всему, с чем он соприкасается в процессе своей жизнедеятельности и отношений с реальностью, обусловливает ту высокую меру ответственности, которая должна быть осознана человеком и которая призвана вытеснить идею господства. Рациональность, как уже отмечалось, является неотъемлемой чертой разума и, соответственно, человеческой деятельности вообще; однако тотализация рациональности оборачивается в своем предельном развитии утратой ответственности.

В противовес современным мировоззренческим тенденциям следует говорить не столько о кризисе разума, сколько о кризисе рациональности и, в первую очередь, - научно-технической. По нашему мнению, современный кризис этой ипостаси рациональности - одна из наиболее характерных черт всеобщего кризиса западной цивилизации, понимаемого в данном контексте достаточно широко - как кризис смыслов и ценностей.

Фундаментальным постулатом научной рациональности стало принятие в качестве основополагающего, не подлежащего обсуждению принципа причинности. Каузальности присуща безапелляционная одноплановость в оценке реальности. "В каузальном способе рассмотрения сбивает с толку то, что он подводит нас к утверждению: "естественно, так и должно было случиться". В то время как следует думать: это могло произойти так - и многими другими способами" [6]. Оскопление действительности, сведение полифонической реальности к монофонической каузальности становится ценой догматизации принципа причинности.

Гипертрофия принципа причинности вызрела в недрах научной рациональности Нового времени; в основе непоколебимой веры в жесткую причинность мира лежит редукция явлений к классической элементарной механике [7]. Техницизм, наследник механицизма, стал скрижалью философии и идеологии индустриального общества. Претензия техницизма на парадигмальность обернулась трансформацией научного разума в "технологический разум", представляющий собой непрерывно усложняющуюся систему методов, знаний, эталонов, нормативов и правил технологической деятельности. Господство "технологического разума" в качестве не только операционального, но и прежде всего парадигмального принципа способствовало головокружительному взлету науки и техники; оно же породило кризис последних в силу "оскопления" действительности, которое неизбежно, как показывает история, становится следствием гипертрофированного редукционизма. Полный детерминизм служит фундаментом крайнего рационализма, в который вырождается

стр. 102

рациональность, парадоксальным следствием чего становится "ирра- ционализация" самой рациональности.

В качестве весьма показательного примера резкого обострения кризиса научной рациональности может быть приведена заявленная в последние годы некая "универсальная теория проектирования" [8]. Эта теория, по мысли ее идеологов, должна объединить все процессы проектирования, управления, прогнозирования во всех сферах общественного производства и человеческой жизнедеятельности. По нашему мнению, такой сугубо рационалистский подход к сложнейшей проблематике эксплицирует неспособность научной рациональности признать ограниченность собственных методов постижения реальности. Попытки тотальной формализации не только знания, но реальности вообще, помимо несостоятельности, обнаруживают стратегическую опасность.

Исключительная роль науки и техники в решении простых вопросов не подвергается сомнению, однако наука и технология не являются адекватным инструментарием при решении сложных общественных проблем. Вместе с тем, в дихотомии "редукционизм - холизм" не является плодотворным и второй ее полюс. Лежащая в основе холизма идея о том, что единственно правильные объяснения могут быть составлены на основе систем высокого уровня, неоправданно дискредитирует простоту перед сложностью. "Расставание с простотой только тогда эффективно и оправдано, когда оно происходит на пути "восхождения к простоте" через цепочку все усложняющихся моделей или интерпретаций" [9]. Таким образом, возникает насущная необходимость обнаружения того универсального инструментария, который бы позволял решать сложные общественные и гуманитарные проблемы.

Резкое обострение кризиса рациональности в современных условиях во многом предопределено парадигматическими претензиями крайнего рационализма, озвучиваемыми апологетами глобалистской концепции: "Современный рационализм управления миром отличается от рационализма традиционных культур не только ставкой на прогресс знания (познания), но особенно непрерывным вмешательством в мир в виде целеполагания" [10]. Целеполагание, по нашему убеждению, должно осуществляться на основе неизмеримо более широкого контекста, нежели тот, которым располагает рационализм.

Адекватным орудием решения сложных общественных и гуманитарных проблем может быть лишь культура. Расширение контекстуального поля представляется незамещаемой константой культуры; попытки его ограничения иллюстрируют стратегическую несостоятельность. Примат культуры над рационализацией обусловлен превалированием целостности над системностью, напрямую связанной с жесткой иерархичностью. Всепроницающая "мягкая" самоорганизация культуры противостоит "жесткой" искусственной организации, в рамках которой не-

стр. 103

избежно происходит утрата множества тонких, неявных, "второстепенных" связей [11]. Необходимо отдавать себе отчет в том, что сам переход от одного типа рациональности к другому является внерациональным, сохраняющим вместе с тем культурную имманентность.

В контексте выработки фундаментальных положений стратегии человеческой жизнедеятельности представляется необходимым преодоление данного противостояния из-за детерминируемой им жесткой альтернативности, взаимного вытеснения культуры и рациональности. Кризис рациональности в значительной степени обусловлен упорными попытками "снятия" бесконечного разнообразия реальности формализованным и упорядоченным.

Обнаружение универсального инструментария решения многомерных общественных и гуманитарных проблем, по нашему убеждению, непосредственно связано с рациональностью - предзаданным и неотменимым способом взаимоотношений человека с реальностью. Рациональность должна рассматриваться как основополагающий принцип сознательного регулирования собственного поведения, основой которого является адекватное понимание анализируемой ситуации, признание и принятие разумной меры ответственности, активный рефлексивный личностный самоконтроль.

Возможность гармонизации отношений человека и мира видится нам на основе схождения подлинной, открытой, многоплановой и многомерной рациональности и ценностно-смыслового императива культуры, одухотворяющего рациональность; этот универсальный инструментарий может быть назван "культурой рациональности", в ценностно-смысловом континууме которой появляются тенденции преодоления гипертрофированной рационализации культуры и неадекватного стремления к формализации сущего. По нашему мнению, в русле культуры рациональности могут быть преодолены схематизм и иерархичность, присущие, скорее, рационализму, нежели рациональности. Утверждение культуры рациональности становится необходимым условием позитивного разрешения фундаментальных культурно-цивилизационных противоречий современного мира.

Принижение роли и значения рационального начала в науке и в жизнедеятельности человечества в целом (П. Фейерабенд), на наш взгляд, неоправданно и стратегически бесперспективно. Э. Гуссерль, вполне резонно ограничивая научную рациональность как лишь одну из ипостасей разума, пророчески заметил: "Кризис европейского существования имеет только два исхода: либо гибель Европы, если она отвернется от свойственного ей рационального осмысления жизни и впадет во враждебное к духу варварство, либо возрождение Европы из духа философии, благодаря героизму разума, который окончательно преодолеет натурализм. Усталость - вот величайшая опасность для Европы" [12].

стр. 104

Альтернативой "усталости" должна стать позиция активной рациональности. "Тонус рациональности" Г. Башляра - гарантия устремленности помыслов в будущее; он - основа вечно становящегося "духа рациональности", "ядро" философского разума. Подлинная рациональность, вдохновляемая философским разумом, понимаемая как "очевидно возобновляемое мышление, и возобновляемое ежедневно" [13], должна стать, на наш взгляд, личностным императивом нового миростроительства. "Тонус рациональности" призван "оплодотворить" идею ответственности, что позволит наряду с сохранением активных, творческих взаимоотношений с реальностью ограничить экспансию, извечно свойственную активистскому духу. Разумное обоснование пределов вмешательства человека в протекающие природные и общественные процессы, мировоззренческая переоценка степени управляемости этими процессами - все это требует выработки новой идеологической стратегии. Идея ответственности человека, вытесняющая принцип господства - будь то господство над природой или любые другие его формы - должна лежать в основе нового диалога человека с миром и становиться смысловым ядром культуры рациональности. Идея ответственности в свою очередь постулирует актуальностьограничения принципа свободы, что на практике означает необходимую регламентацию деятельности.

В формирующемся ценностно-смысловом пространстве культуры рациональности подразумевается не элиминация или принижение роли научной рациональности, рационализма, но сублимация и включение их в целостность на более высоком уровне. Нарождающаяся "новая рациональность" в качестве такого сублимированного явления становится структурирующим принципом культуры рациональности. Характерными чертами новой рациональности, видимо, станут открытость и рефлексивная экспликация ценностно-смысловых структур, включаемых в механизмы и результаты объективно истинного постижения мира [14].

Необходимым условием выхода на уровень культуры рациональности является достижение так называемой "метарациональности" [15], которая позволила бы организовать некую сферу дискурса, охватывающую замкнутые и в силу этого ограниченные зоны внутрипарадигмальных рациональностей. Понятие "метарациональности" включает в себя верность принципу открытости. Обогащенное историческим опытом современное понятие развитой, открытой рациональности предполагает динамику взаимовлияния свободных и самокритичных познавательных позиций. "Открытая" рациональность может быть также охарактеризована как поле максимальной реализации возможностей человека без свойственных "закрытой" рациональности жесткости и однозначности. "Закрытая" рациональность предполагает "внутрипарадигмальность", раскрывающуюся в целесообразной деятельности, движимой активистским духом; смысловым пространством "открытой" рациональности

стр. 105

является целеполагание [16]. Противопоставление "открытой" и "закрытой" рациональности, а в пределе культуры рациональности и крайнего рационализма имплицирует противостояние разума и интеллекта, сущностное различие между которыми состоит в следующем: разум представляет собой человеческую способность мысленно постигать мир в противоположность интеллекту, под которым следует понимать способность манипулировать миром с помощью рассудка [17]. Таким образом, "открытая" рациональность, "метарациональность", "новая рациональность" органично включаются в целостность культуры рациональности и являются необходимыми условиями преодоления кризиса и гармонизации отношений человека и мира.

Мировоззренческая, духовная основа культуры рациональности - философский разум. Разум, в интерпретации Гегеля, есть рациональность, обнаруживающая способность к творчески-конструктивному расширению поля своих возможностей на основе самокритичного подхода к оценке собственных позиций, которые могут быть и зачастую являются ограниченными. Признание границ рациональности, в пределах которых сохраняется достаточный уровень достоверности, осознание принципиальной неспособности рациональности полностью охватить сущее - доминантный внутренний мотив культуры рациональности. Исследуя потенции и границы рационального, необходимо осознавать: "Ни природа реальности, ни природа свободы, ни природа личности не могут быть постигнуты рационалистически, идеи эти и предметы эти вполне трансцендентны для всякого рационалистического сознания, всегда представляют иррациональный остаток" [18].

Критическая рефлексия, фиксирующая пределы рациональности сознания и человеческой деятельности, является неотъемлемым признаком культуры рациональности и ее ведущим методологическим принципом. Критическая рефлексия обусловливает актуальность определенного "рационального оппортунизма" [19], естественно противостоящего чрезмерной абсолютизации принципов критического рационализма.

Мировоззренческая сущность культуры рациональности выражается в приверженности подлинному духу философского разума, предельной открытости, непредвзятости, интерпретируемым как постоянная готовность к полилогу в противовес монологике, свойственной рациональности Нового времени. Интегративность культуры рациональности обусловливает ее стратегическую потентность в качестве императива, а не методологии, ценностно-смыслового континуума, а не системной критериальности.

Приверженность культуры рациональности философскому разуму, основой которого является свойство понимания - понимания органичности природного и человеческого, взятых в их смысловой связи, заключает тенденцию преодоления противоречия "познание - понимание". По

стр. 106

мысли Н. Бердяева, "философское познание есть духовный акт, в котором действует не только интеллект, но и совокупность духовных сил человека, его эмоциональное и водящее существо... Предрассудок думать, что познание всегда рационально и что нерациональное не есть познание. Через чувства мы познаем гораздо больше, чем через интеллект" [20]. Принимая это утверждение, мы, однако, признаем за рациональностью, поднявшейся до уровня культуры рациональности, право на доминирующую роль в осуществлении адекватной ценностной селекции вариантов. В этой связи в ценностно-смысловом пространстве культуры рациональности просматриваются тенденции будущего конструктивного диалога рациональности и герменевтики, фундаментальные категории которой - предпонимание, интуиция, понимание, интерпретация - могут существенно дополнить и обогатить рационалистическую парадигму. "Герменевтический опыт - это опыт человеческой конечности" [21], беспредпосылочное мышление крайнего рационализма представляется невозможным в контексте конечного человеческого опыта, предпонимание же является той предпосылкой, с которой начинается мышление.

Соотнесенность знания и понимания трактуется некоторыми авторами как наложение различных ракурсов восприятия некоего явления, в совокупности дающих максимально полное представление о нем [22]. Понимание представляется нам, однако, не как один, сколь угодно значимый ракурс восприятия, но схватывание смысловой целостности некоего феномена; оно состоит в постижении тотальной интенции не только "свойств" воспринятой вещи, но и единственного в своем роде способа существования, которым выражаются эти свойства; такая интерпретация понимания эксплицирует неотменимое рациональное содержание этого понятия.

Высказывание А. Эйнштейна "как много мы знаем и как мало мы понимаем" свидетельствовало о констатации явного мировоззренческого крена в сторону научной рациональности. Современная наука, проходя через жерло кризиса рациональности, обнаруживает первые "ростки спасительного". Эти обнадеживающие тенденции можно проиллюстрировать, например, стремлением создать "Теорию Всего" [23], призванную стать глобальным выражением универсальности знания. Смысловое содержание этой теории должно, по мысли автора, состоять в том, чтобы охватывать не просто знание (как описание, объяснение или предсказание), но улавливать самую сущность понимания вещей.

Утверждение культуры рациональности подразумевает необходимость "оправдания" целого ряда понятий в целях воссоздания и обнаружения тех каналов, связей и отношений, присущих целостному восприятию реальности, которые в значительной степени утрачены в условиях кризиса научной рациональности. Понимание, метафора, образ, символ, интуиция - те компоненты, причастные ценностно-смысло-

стр. 107

вому пространству культуры, которыми необходимо сегодня дополнить рационализм до целостности культуры рациональности. Это обусловливается тем, что сами процессы человеческого мышления в более значительной степени метафоричны, нежели дискурсивны. Метафора, будучи средством выражения, является еще и важным орудием мышления, "тем орудием мысли, при помощи которого нам удается достигнуть самых отдаленных участков нашего концептуального поля" [24]. Метафора выявляет границы дискурсивного континуума, иллюстрирует актуальность метарациональной целостности восприятия. "Интуиция...есть прочтение смысла, искусство постижения смысла, опирающееся на стиль до того, как этот смысл будет концептуализирован" [25]. Образ, интуиция, метафора, символ играют значительную роль в исследовании потенций и функций сознания, они могут служить орудием критической рефлексии, нетривиальным средством определения границ рациональности. Концептуализацию смыслов, т. е. смыслополагание, осуществляет разум посредством своей производной - культуры рациональности, интегрирующее значение которой состоит в создании не только функционального поля, но прежде всего ценностно- смыслового континуума. Рассмотрение рациональности в контексте достижения уровня истинности обнаруживает непреодолимый зазор между этими понятиями, в то время как вооруженность философского разума культурой рациональности, по нашему убеждению, позволит осуществлять экспоненциальное приближение к истине.

Критическая рефлексия, упоминаемая выше в качестве методологического принципа культуры рациональности, должна лечь в основу оценки возможностей разума вообще. Становящаяся информационная эпоха прельщает человечество обещанием освобождения беспрецедентной производительной возможности силой разума. "Я думаю - следовательно, я произвожу" [26]. Абсолютизация деятельности в своем предельном развитии оборачивается опаснейшей тенденцией полного устранения глубокого различия между мыслительными и производительными потенциями разума, а также "стирания" его естественных границ. В этой связи необходимо постоянно припоминать Канта: "Наш разум не есть неопределенно далеко простирающаяся равнина, пределы которой известны лишь в общих чертах; скорее, его следует сравнивать со сферой, радиус которой можно вычислить..." [27]. Культура рациональности, формирующаяся в качестве универсальной производной философского разума, предполагает следующую позитивную двойственность: с одной стороны, свободное мышление, с другой - регламентированная деятельность. Онтологически присущая человеку потребность выходить за пределы своего Я, его сущностная "избыточность" должны быть ограничены сферой мышления, которое может быть сколь угодно свободным и действительно безграничным в отличие от деятельности, для регламентации которой требуется создание строгого критериального аппарата.

стр. 108

Сверхзадача философского разума в современных условиях видится в том, чтобы преодолевать "разрыв, рассечение ранее плотно слежавшихся регуляторов человеческого поведения: разума и воли, нравственности и поэтики, души - и духа" [28]. Сверхзадача культуры рациональности в качестве универсального орудия разума состоит в обеспечении реализации позитивного характера напряженности между этими регуляторами, что во многом достигается за счет позитивного разрешения противоречия "неограниченная свобода - регламентированная необходимость". Это предполагает необходимость введения ценностной цензуры научных и технологических разработок, а также отказ от легитимности так называемой "чистой" науки.

Культура рациональности подразумевает актуальность коэволюции различных уровней и типов рациональности, их взаимное пересечение и обогащение при относительной независимости развития. Актуальность преодоления разрыва между различными типами рационализма, например, иллюстрирует У. Бек: "научный рационализм без социального пуст, социальный без научного - слеп" [29]. В этой связи можно прогнозировать стратегически продуктивное соразвитие, или, другими словами, коэволюцию следующих типов рациональности.

1) Рациональность локальных этнокультурных форм общественного бытия.

2) Рациональность научной мысли.

3) Технологическая рациональность.

4) Политическая рациональность.

5) Рациональность экономики и права.

6) Рациональность социальных институтов.

Резюмируя вышесказанное, мы отмечаем, что универсальность культуры рациональности способствует созданию функционально-смыслового пространства схождения и взаимодействия иррационального и рационального, на основе чего можно прогнозировать позитивный культурно-цивилизационный генезис. Культура рациональности имеет следующие характеристические черты:

- примат философского разума над "технологическим", "инструментальным" разумом;

- формирование новой рациональности на принципах открытости, мультилогичности, достижение уровня "метарациональности";

- активный тонус рациональности;

- признание права на коэволюцию различных типов рациональности;

- определение границ, в пределах которых рациональность может иметь гарантированный уровень достоверности;

- критическая рефлексия, позволяющая признать наличие ценностно-смысловых зон, принципиально не охватываемых рациональностью;

стр. 109

- идея ответственности, вытесняющая принцип господства; ограничение идеи свободы, которая предполагает возможность непрерывной экспансии, установление приоритетов и границ деятельности;

- целостность постижения реальности на основе понимания, дополняющего дискурсивное восприятие;

- признание необходимости "ценностной цензуры" научных исследований, отказ от легитимности "чистой науки".

--------------------

1. Хесле В. Философия и экология. М., 1993. С. 41.

2. Библер В. С. От наукоучения - к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М., 1990. С. 268.

3. Адорно Т. В. Проблемы философии морали. М., 2000. С. 165 - 166.

4. Библер В. С. Цит. соч. С. 268.

5. Гвардини Р. Конец нового времени // Вопросы философии. 1990. N 4.

6. Витгенштейн Л. Культура и ценность // Философские работы. М., 1994. С. 446.

7. Башляр Г. Новый научный дух // Новый рационализм. М., 1987. С. 103.

8. Universal Design Theory. Proceedings of the Work Sop, Karlsruhe. Germany, May 1998. Ed. By Grabowski, S. Ryde, G. Grein. Aachen: Shaker Verlag, 1998.

9. Моисеев Н. Н. Универсум. Информация. Общество. М., 2001. С. 26.

10. Мюнх Р. Социологический анализ новой диалектики и динамики развития глобального информационного общества // Социология XXI века: Основные направления исследований / Ред. С. И. Григорьев (Россия), Ж. Коэнен-Хуттер (Швейцария). М., 1999. С. 54.

11. Панарин А. С. Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. М., 1999. С. 28.

12. Цит. по: Гайденко П. П. Научная рациональность и философский разум в интерпретации Эдмунда Гуссерля // Вопросы философии. 1992. N 7.

13. Башляр Г. О природе рационализма Новый рационализм. М., 1987.

14. Степин В. С., Кузнецова Л. Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. М., 1994. С. 234.

15. Швырев В. С. Человек и рациональность // Человек. 1997. N 6.

16. Швырев В. С. О понятиях "открытой" и закрытой" рациональности (рациональность в спектре ее возможностей) // Рациональность на перепутье. В 2-х кн. Кн. 1. М., 1999.

17. Фромм Э. Пути из больного общества // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 481.

18. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1997. С. 114.

19. Теория познания: В 4 т. Т. 4. Познание социальной реальности. М., 1995. С. 147.

20. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 235.

21. Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному. М., 1997. С. 427.

22. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб., 1999. С. 18.

23. Дот Д. Структура реальности. Ижевск, 2001. С. 24.

24. Ортега-и-Гассет Х. Две великие метафоры // Теория метафоры. М., 1990. С. 71 - 72.

25. Мерло-Понти М. В защиту философии. М., 1996. С. 17.

26. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000. С. 513.

27. Кант И. Критика чистого разума. Ростов на Дону, 1999. С. 587.

28. Библер В. С. Цит. соч. С. 279.

29. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М, 2000. С. 35.

Постоянный адрес данной публикации: