Предметом социальной философии как фундаментального раздела философии является осмысление взаимоотношений общества, государства и человека. Вопросы о взаимоотношениях государства и общества, о том, к чему общество и государство вправе обязывать человека и что он вправе требовать от государства и общества, всегда были объектом пристального изучения либеральной философии. Для постнаполеоновской Франции эти проблемы были особенно актуальными: либеральные принципы, провозглашенные в годы революции конца XVIII в. и начавшиеся реализовываться в годы нахождения у власти либеральных конституционалистов - фельянов, а потом жирондистов, были свернуты в годы якобинской диктатуры и в период правления Наполеона I, который сохранил основные социально-экономические завоевания революции, но в политической сфере установил режим жесткой власти, не подразумевающей диалога между государством и обществом. В годы Июльской монархии (1830 - 1848) либералы-орлеанисты¹ , пришедшие к власти в ходе "трех славных дней", получили возможность практической реализации своих идей. Время с 1789 г. и до второй половины XX в. можно охарактеризовать как период активных попыток практического воплощения социально-философских идей, когда утопический романтизм теоретиков завершался драматическим, а зачастую и трагическим, воплощением практиков. Автору статьи представляется, что именно такой ракурс, позволяющий рассмотреть практическое воплощение социально-философских

¹ Сторонники режима короля французов Луи Филиппа Орлеанского, правившего во Франции в 1830 - 1848 гг.

стр. 216

идей, является наиболее плодотворным для исследования и выявления значения собственно теоретических подходов.

В либеральной гносеологии именно человек является носителем основных знаний, от которых зависит процветание или деградация общества. Если в наполеоновское время во главу угла ставились прежде всего общегосударственные интересы, идея "величия Франции", а права и свободы отдельного человека задвигались на второй план, то в годы Июльской монархии орлеанисты предприняли попытку "индивидуализировать" свою политику. Однако им не удалось в значительной мере отойти от "коллективистской идеологии", в основе которой - желания, интересы, воля государства, класса, коллектива. И если Наполеон Бонапарт представлял себя "отцом французов", то либералы-орлеанисты значительно сузили свои патерналистские функции до выразителей интересов так называемого "среднего класса", который, правда, они трактовали как весьма широкую социальную категорию.

Рост средних слоев - это одно из важных изменений, которое происходит в социальной структуре современного общества как западного, так и российского. Именно средний класс является основой постиндустриального общества. Он является основным экономическим донором: бюджет страны складывается из налогов широкого слоя налогоплательщиков, рассматривающих себя в качестве опоры государства и, таким образом, наделенных правом контролировать его расходы. Законопослушность среднего класса, его политический консерватизм означает не индифферентность, а активное влияние на власть с целью реализации существующих прав.

Для Франции в силу исторических особенностей издавна было характерно преобладание средних слоев и среднего сектора в экономике. Ряд французских исследователей полагает, что как некая социальная общность средний класс возник во Франции на рубеже XIX-XX вв. Однако концепция среднего класса как гаранта социально-экономической и политической стабильности общества была сформулирована еще в первой половине XIX в. либералами-орлеанистами.

В ходе промышленного переворота во Франции не сложилось такой жесткой полярной структуры, как в Великобритании. Франция оставалась страной мелких собственников со своими частными интересами; здесь сформировалась почва для развития различных идеологических концепций. Как отмечал в XIX в. Г. Вызинский, было "невозможно провести определенную и постоянную черту

стр. 217

между высшим классом буржуазии, с одной стороны, и низшими ее слоями, с другой. Между буржуазией в собственном смысле этого слова и тем, что французы называют le peuple, совершались постоянные приливы и отливы; высшие слои беспрерывно пополняются низшими: между ними нет и не может быть такого глубокого разделения, как между буржуазией и родовой и поземельной аристократией или духовенством. Между средним сословием и народом существует, напротив, постоянная внутренняя связь, постоянное взаимодействие, потому что первое вышло и выходит из второго"¹ .

Как видим, специфика Франции породила особую политическую культуру, которая упирается в средние слои, в теорию их преобладания в обществе. Однако интерпретация ими этого термина существенно отличалась как от современных прочтений, так и от трактовки, характерной для английской традиции тех лет.

В англо-саксонской традиции "middle class" - это буржуазия в традиционном понимании этого термина, т. е. слой, промежуточный между дворянством (gentry) и простым народом. Поэтому он исторически обозначал "буржуазей" крепких горожан, которые в средние века еще не делились на крупную, среднюю и мелкую буржуазию. Таким образом, средний класс концептуально выступает здесь скорее как движущий элемент общественной системы, чем как основа этой системы, как это имеет место в значении понятия "среднего класса" во французской либеральной традиции. Французские либералы под понятием "les classes moyennes" понимали более широкую социальную категорию, включавшую в себя служащих, чиновников, лиц свободных профессий, а также собственно торгово-промышленную буржуазию.

Французская либеральная концепция среднего класса, сложившаяся в рассматриваемый период, вполне соответствовала философским поискам первой половины XIX в., семантическим фоном которых было стремление к реализации концепций синтеза в различных предметных областях. Французская концепция среднего класса также явилась синтетической социально-философской конструкцией. Семантической базой ее формирования явилось обыденное для социального лексикона рассматриваемой эпохи понятие "буржуазия", еще не ставшее в то время вполне определенным и имевшее, таким образом, широкую область применения ad hoc. Таким образом, при анализе генезиса концепции среднего класса

¹ Вызинский Г. Защитники парламентаризма и оппозиционная литература во Франции // Русский вестник. 1858. Т. 17. Октябрь, кн. П. С. 569.

стр. 218

во французской либеральной доктрине прежде всего следует учитывать сложность и многогранность интерпретации термина "буржуазия" во Франции конца XVIII - первой трети XIX вв.

Для историков-марксистов понятие "буржуазия" имело прежде всего социально-экономическое содержание. Буржуазия рассматривалась как "господствующий класс капиталистического общества, собственник средств производства, эксплуатирующий наемный труд"¹ . Между тем, буржуазия именно в таком понимании начала формироваться во Франции достаточно поздно. Как в конце XVIII, так и в начале XIX в., термин "буржуазия" применялся для обозначения более или менее определенного социального слоя. Французская буржуазия в предреволюционный период - это в основном юридическая и отчасти социально-культурная категория. Так называли жителей городов, принадлежавших к третьему сословию, имевших вполне определенный правовой статус и отличавшихся от других социальных групп особым образом жизни² .

Сам термин "буржуазия" в первой половине XIX в. был широко распространен, хотя и без какого-либо четкого определения. В декабре 1847 г. правительственная газета "Le journal des Debats", стремясь показать, что буржуазия - это открытый и обширный слой французского общества, дала ей следующую характеристику: "Буржуазия - это не класс, это положение. Его достигают, его теряют. Его можно достичь работой, бережливостью, способностями. Его можно потерять вследствие праздности, расточительности и пороков. Буржуазия - это класс, двери которого открыты для всех, как на вход, так и на выход"³ .

Как видим, в годы Июльской монархии под "буржуазией" понималась достаточно разнородная социальная группа: к этой категории относили как торгово-промышленные, финансовые круги (рантье), те слои, которые именуются "буржуазией" в марксистском понимании этого термина, так и различные круги чиновников, так называемую "административную" буржуазию, а также профессорско-преподавательский состав высших учебных заведений, "университетскую" буржуазию⁴ .

¹ О неоднозначности термина "буржуазия" см.: Чудинов А. В. Смена вех: 200-летие революции и российская историография // Французский ежегодник. М., 2002.

² Там же. С. 17 - 18.

³ Цит. по: Histoire de la France. La France de la bourgeoisie. 1815 - 1850. P., 1970. P. 101.

⁴ Touchard J. Histoire des idees politiques. P., 1962. P. 526.

стр. 219

В среде крупной финансовой буржуазии доминировала группа парижских банкиров, как их называли "дворянство буржуазного класса"; мир крупной промышленной буржуазии составлял совсем другую категорию, наблюдалось заметное социальное расслоение и разделение банковской и промышленной буржуазии. Мелкая буржуазия - владельцы магазинов и хозяева ремесленных мастерских часто была очень близка к народу, из среды которого она вышла.

В 1830 - 1840-е гг. либералы, пришедшие к власти, разделились на две группы по вопросу о дальнейшем реформировании общества. Правые либералы, так называемая группа Сопротивления, выступали против постоянного реформирования французского общества, считая это чреватым социально-политической нестабильностью, и полагали, что Франция должна сконцентрироваться на консолидации уже достигнутых завоеваний. Лидеры левого либерализма, так называемая группа Движения, выступали за дальнейшее реформирование французского общества, за расширение демократических преобразований как в самой Франции, так и за ее пределами.

В отношении среднего класса позиции либералов как умеренного, так и левого направления совпадали: именно в нем они усматривали социальную основу нового постреволюционного общества. Один из лидеров Движения адвокат Одилон Барро так писал в своих "Мемуарах" о среднем классе: "Наше правление вышло из недр среднего класса; следовательно, это именно с ним и для него оно должно жить и развиваться". О. Барро привел свой разговор со старшим сыном короля Луи Филиппа, герцогом Орлеанским, который сказал: "Я прекрасно знаю, где находятся наши сторонники... Они ни на первых этажах, ни в мансардах; они на средних этажах". Правительство, по мнению О. Барро, должно было опираться именно на "средний класс" и там черпать свою силу, причем силу, как полагал Барро, значительную: "Во Франции, - писал он, - именно этот класс поднимается очень высоко и падает очень низко".

Однако если представители Сопротивления полагали, что годы Июльской монархии - это и есть господство среднего класса, лидеры Движения не были столь оптимистичны. Мы читаем в "Мемуарах" О. Барро: "День, о котором знаменитый Сийес сказал: "Третье сословие - это все", еще не наступил; наше общество больно". Исходя из этого, О. Барро сделал следующий вывод о роли "среднего класса": "Не надо бояться предоставить третьему

стр. 220

сословию политические права, как говорил Луи Филипп; надо его допустить к активному участию в управлении государством"¹ .

Если О. Барро полагал, что в 1830-е гг. средний класс еще не занял лидирующие позиции в обществе, то один из лидеров Сопротивления, теоретик и практик французского либерализма, занимавший в те годы важные министерские посты, Франсуа Гизо, напротив, был уверен, что Июльская революция означала окончательную победу среднего класса.

На таком социально-политическом фоне оценка среднего класса как основы общественного устройства, как гаранта процветания и стабильности общественной системы становилась доминирующей, что нашло отражение, в частности, в философско-политической концепции Гизо. Он писал в "Мемуарах", что средний класс - это "наилучшая защита принципов 1789 г., социального порядка, гражданских и политических свобод, прогресса и стабильности"² . Как видим, французским теоретикам было свойственно делать акцент на практической стороне социально-философских концептов, в то время как метафизическое наполнение понятия "средний класс" могло у различных авторов принимать значения в диапазоне от приписывания среднему классу функций воплощения метафизической свободы до признания за ним роли своеобразного инварианта цели и сущности общественного развития.

Ф. Гизо являлся сторонником цензитарной демократии, отклоняя принцип народного суверенитета и идею демократии как народовластия; он был убежден, что право власти принадлежит не людям, а истине, разуму и справедливости, некоему высшему божественному закону. Носителем политического разума и справедливости Гизо считал именно "средний класс".

Само развитие цивилизации заключалось для него в постепенном развитии и преобладании среднего класса. В работе "О демократии во Франции", написанной в 1849 г., он писал: "Во все времена, для всех государственных нужд, для войны, как и для мира, средние классы обильно снабжали поколения людьми способными, действующими, готовыми пожертвовать собой на службе родине". Со времени революции конца XVIII в. рост влияния среднего класса являлся, по мнению Гизо, характерной чертой французской истории. В 1830 г. именно средние классы, писал он,

¹ Barrot O. Memoires posthumes de Odilon Barrot. T. 1-4. P., 1875 - 1876. T.I. P. 208 - 209.

² Guizot F. Memoires pour servir a PHistoire de mon temps. V. 1-8.P., 1858- 1867. V. 8. P. 23.

стр. 221

привнесли "в это сложное предприятие дух справедливости и политической искренности...Несмотря на все страсти, на все опасности, которые их одолевали...они серьезно хотели...конституционного порядка; они уважали и поддерживали внутри страны свободу, одновременно законную и эффективную, вне - мир активный и процветающий"¹ .

Термин "средний класс" Гизо трактовал очень широко: он включал в себя все социальные слои, кроме аристократии и беднейшей части населения. Средний класс для Гизо - это буржуазия в широком толковании этого социального слоя, это класс открытый, постоянно расширяющийся за счет вливания в него представителей других социальных групп по мере развития их материального благосостояния и повышения интеллектуального уровня. Буржуазия, по мнению Гизо, не требовала для себя какой-либо исключительности и доминирования; она являлась классом, в котором "всегда хватит места для тех, кто хочет и умеет туда войти"² .

Как видим, концепция среднего класса, сформулированная Ф. Гизо, его представления о его социальном составе и интересах весьма расплывчаты, неточны, не доведены до логического конца. Нам представляется, что Гизо сознательно предложил именно такую концепцию, пытаясь сгладить социальные противоречия в обществе, смешивая интересы правящего слоя с интересами чрезмерно расширенного социального блока, которого на самом деле в те годы еще не существовало. В том, что концепция среднего класса оказалась пригодной для решения "прикладных" политических задач такого рода, нашла выражение методологическая специфика. Именно формирование представления о среднем классе как об истинной основе общества, получающей реальное воплощение в процессе его исторического развития, привело к приобретению концепцией среднего класса нормативной и, следовательно, регулятивной функций семантического инварианта в философско-политическом дискурсе, в рамках которого формировалась французская либеральная доктрина.

Таким образом, идеальная социальная структура формировалась до оформления своих реальных элементов, т.е. среднего класса как такового. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что социальная структура не складывается из совокупности сформировавшихся социальных групп в качестве их эпифеномена, но представляет собой актуализированное пространство социальных на-

¹ Guizot F. De la democratie en France. P., 1849. P. 95.

² Guizot F. Memoires...V. 6. P. 349.

стр. 222

строений: во всяком случае, еще не сформировавшийся, потенциальный средний класс тем не менее являлся в своем идеальном выражении реальным социальным фактором. И напряжение, вызываемое этой актуализацией, снимается благодаря появлению нового элемента общественной системы - актуального среднего класса. В этом отношении необходимо констатировать двоякую роль результатов социальной институциализации в целом и формирования социальных групп - в частности. С одной стороны, институциализация элементов социальной системы отвечает тенденциям развития системы "субструктура - суперструктура" и является их необходимым коррелятом. С другой стороны, институциализация приводит к согласованию социальной системы, взятой в состоянии статического равновесия, и этой же системы, взятой в состоянии подвижного комплекса относительно несогласованных тенденций, что приводит к снижению интенсивности актуализации тенденций и, в конечном счете, к их интеграции в статичную социальную систему. Таким образом, процесс институциализации социальных групп может быть описан как процесс реальной и идеальной демаргинализации общественных тенденций, получающих в его результате легитимность в социально-политическом контексте за счет включения в этот процесс. Вместе с тем, легитимизация общественных настроений в социально-политическом контексте невозможна без наличия в нем соответствующих идеальных аттракторов, структурирующих все многообразие существующих настроений и тенденций и способствующих такой их интеграции в существующую систему отношений, при которой необходимость изменения этой системы будет минимизирована. Источником таких аттракторов применительно к социально-политической системе Июльской монархии стало либеральное мировоззрение в качестве философско-политического и идеологического фона практики государственного управления.

Отметим, что концепция среднего класса как обширного слоя, существовавшего в те годы во Франции, включающего разные социальные группы и являющегося гарантом стабильности и процветания всего общества, имела своих оппонентов. В частности, либерал, интеллектуал Алексис де Токвиль определял средний класс как вполне определенную и достаточно узкую социальную группу. Он писал: "В 1830 г. среднее сословие одержало окончательную и такую полную победу, что все политические права, все льготы, все прерогативы, вся правительственная власть оказались замкнутыми и как бы наваленными в кучу в узких рамках этого одного

стр. 223

сословия, в которое был закрыт доступ легально всем, кто стоял ниже, а фактически всем, кто стоял выше. Таким образом, среднее сословие сделалось единственным руководителем общества, даже, можно сказать, взяло его в арендное содержание. Оно заместило все должности, до крайности увеличило их число и приучилось жить почти столько же за счет государственной казны, сколько своим собственным трудом"¹ . Как видим, Токвиль, сожалевший о подавлении аристократии "демократией", определял средний класс скорее как крупную торгово-промышленную, финансовую и аграрную буржуазию.

В последующие годы социальное наполнение термина "средний класс" претерпело существенную эволюцию. До второй мировой войны понятие "средний класс" во многом трактовалось в русле концепций первой половины XIX в.: к среднему классу было принято относить лиц, обладающих частной собственностью. В результате средний класс был слабо очерченным конгломератом социальных сил, в котором наряду с собственниками были и высшие категории наемных работников, подчас обладавших немалым личным состоянием. Как и в годы Июльской монархии, критерий наличия собственности должен был символически сплотить класс, стирая различия между крупными и мелкими собственниками, независимыми и лицами, работающими по найму.

В то время как социально-политическое наполнение термина "средний класс" претерпевало значительные изменения и в настоящее время тот социально-политический смысл, который в него вкладывали либералы середины XIX в., стал достоянием истории, семантическая структура концепта "средний класс", при всех внешних преобразованиях, осталась в своей основе прежней. Как либералы в годы Июльской монархии, так и современные исследователи именно средний слой определяют как основу общества, как гарант социальной стабильности и экономического благосостояния. Однако если в современных условиях средний класс сохраняет свое благополучие во многом благодаря активной социальной политике и помощи со стороны государства, то либералы-орлеанисты, считая средний класс открытым социальным слоем, однако не стремились расширять его путем активной социальной политики, считая ее уделом частных благотворительных организаций. Рассуждая о среднем классе, они имели ввиду прежде всего класс политический, игнорируя эко-

¹ Токвиль А. Воспоминания Алексиса Токвиля, изданные графом Токвилем. М., 1893. С. 11.

стр. 224

номический аспект. Отметим, что еще со времен Реставрации (1814 - 1830) политическая экономия рассматривалась во Франции как дисциплина подозрительная по причине своей кажущейся связи с философией и идеологией XVIII в. (в условиях антипросветительских интеллектуальных и политических тенденций в постреволюционной Франции).

Положение о том, что активная социальная государственная политика приведет к нивелированию заслуг каждой отдельно взятой личности, было неразрывно связано с интерпретацией умеренными либералами идеи равенства, одной из самых противоречивых и неоднозначных категорий либерализма. Французские либералы сформулировали концепцию равных и неравных прав. Они полагали, что все люди по факту своего рождения обладают равными неотъемлемыми правами, среди которых наиболее важные - права на жизнь, свободу, собственность. В то же время люди не равны ни по биологическим параметрам, ни по уму, ни по нравственному облику. Либералы-орлеанисты в духе современного неоклассического либерализма и консерватизма исходили из представления о естественном неравенстве людей, считая, что попытки искусственного выравнивая их экономического положения через вмешательство государства приводят к элиминации стимулов частной предпринимательской инициативы и препятствуют экономическому развитию. Как писал Ф. Гизо в своих "Мемуарах", "долг правительства - прийти на помощь обездоленным классам, помочь им в их растущем стремлении к благам цивилизации. В этом нет ничего более очевидного и более святого. Но это должно делать не государство, а сами люди"¹.

В этом отношении либералы-орлеанисты придерживались базового для классического либерализма принципа "laisser-faire (позволяйте делать)" - представления о том, что социальное творчество освобожденного человека и естественный нерегламентированный ход общественного развития могут наилучшим образом решить практически все проблемы, стоящие перед человечеством. Такой подход во многом был связан с интерпретацией категории свободы классическими либералами, которая воспринималась ими сквозь призму проблемы освобождения, эмансипации личности в условиях распада феодального общества, когда складывались основы особого негативного понимания свободы как "свободы от" - от диктата общества, искусственных, навязанных извне ценностей, внешних ограничений.

¹ Guizot F. Memories...V. 6. P. 347.

стр. 225

В то же время в русле классического либерализма орлеанисты полагали, что государство должно создавать нормальные политические условия, поддерживать внутренний мир и внешнеполитическую стабильность для успешного развития экономической активности граждан. Ф. Гизо еще в своих ранних работах подчеркивал взаимосвязь между внутриполитической стабильностью и социально-экономическим положением основных групп населения: "Если классы, одновременно зажиточные и трудолюбивые, будут чувствовать себя униженными, если они будут жить в состоянии моральной депрессии, сталкиваясь лицом к лицу с наглостью... это будет иметь очень опасные последствия для общественного спокойствия и для самой власти"¹ .

Для орлеанистов богатство было важно не само по себе: оно принималось в расчет скорее как показатель личных заслуг, умственных способностей или моральных качеств. Именно в этом ракурсе следует интерпретировать лозунг, сформулированный Ф. Гизо в кратком варианте, известный как "Обогащайтесь!", и который понимается подчас искаженно и неверно, символизируя якобы господство духа стяжательства, жажду неуемного обогащения и денег. В полном варианте этот лозунг Гизо звучит следующим образом: "Обогащайтесь посредством труда и бережливости, и вы станете избирателями!". А с учетом положений философско-политической концепции Гизо это означало трансляцию личных функциональных качеств в общественно значимые нормативные состояния индивида.

Как видим, Гизо подчеркивал два момента обогащения: обогащение, получение прибыли является естественным вознаграждением за труд, и, кроме того, постепенная эволюция условий жизни посредством труда представляется для него, несомненно, более надежной, чем импровизированная трансформация и революционные потрясения. До настоящего времени остается спорным вопрос, когда Гизо мог произнести оба этих выражения. Сам Гизо не повествует об этом ни в "Мемуарах", ни в своей переписке, ни в многочисленных статьях. Во время обсуждения в палате депутатов 1 марта 1843 г. вопроса о секретных фондах Гизо произнес речь об "истинных нововведениях", откуда можно было извлечь урезанный лозунг: "Обогащайтесь!". Но эти слова нельзя вырывать из общего контекста его речи: "Было время, славное время, когда нация боролась за обретение социальных и политических прав...

¹ Guizot F. Du gouvernement de la France depuis la Restauration et du Ministere actuel. P., 1820. P. 146 - 147.

стр. 226

Это дело совершено, права завоеваны, теперь переходим к другим. Вы хотите продвинуться вперед, вы хотите совершить то, что не успели сделать ваши отцы. Вы правы...В настоящее время, исходя из этих прав, создавайте свое правительство, укрепляйте свои институты, просвещайтесь, обогащайтесь, улучшайте моральные и материальные условия нашей Франции: вот истинные инновации"¹ . Он призывал отнюдь не к непомерному обогащению, а к уважению труда, посредством которого человек сможет подняться на более высокую ступень социальной лестницы, опираясь на свои собственные таланты и способности.

Как видим, умеренные либералы полагали, что если государство и общество будет жестко диктовать индивидууму возможности использования таланта, умения и имеющихся у него средств, то область для его жизненного маневра может оказаться слишком узкой и общество законсервируется в данном состоянии² .

Итак, для либералов-орлеанистов было характерно следование одному из важнейших постулатов социальной философии либерализма - человеку нужно дать ровно столько власти над необходимыми ему вещами, сколько потребуется для реализации индивидуальных целей в соответствии с его уникальными навыками, идеями и знаниями. Максимально использовать индивидуальные знания и умения для достижения личных целей и жизненного успеха человеку позволяет частная собственность, являющаяся одной из базовых категорий либерализма.

Умеренным либералам Июльской монархии был, однако, чужд идеал процветания на американский манер; среди них не было крупных промышленников, промышленные предприятия носили семейный характер. В условиях промышленной революции главным богатством по-прежнему считалась земля: именно земельная рента являлась источником капиталов для развивающейся промышленности. Это буржуазное общество по своим вкусам, нравам, взглядам было весьма близко миру землевладения³ . Именно земельная собственность давала так называемое "notabilite", т. е. знатность, влияние в обществе. Как правило, те, кто сумел нажить состояние в результате занятий торгово-промышленной или интеллектуальной научной деятельности, покупали землю. По словам Ф. Гизо, который также приобрел имение Валь-Рише, именно

¹ См.: Broglie G. Guizot. P., 1990. P. 126.

² См.: Мовсесян А. Г. Либерализм и экономика. М., 2003. С. 55.

³ Согрин В. В., Патрушев А. И., Токарева Е. С, Фадеева Т. М. Либерализм Запада XVII-XX веков. М., 1995. С. 66 - 67.

стр. 227

земельная собственность являлась объектом устремлений человека: "Те, кто ею владеют, предаются все большему и большему наслаждению. Те, кто ею еще не обзавелись, всеми силами стараются ее приобрести. У крупных собственников снова входит в моду жить на своей земле. Буржуа, достигший определенного достатка, размещается в деревне на отдых. Крестьяне мечтают об увеличении своего участка. В то время как движимая собственность все более успешно развивается, земельная собственность становится все более желанной и ценной"¹ (как актуально звучат сейчас эти слова, написанные 150 лет назад, применительно к российской действительности!).

Гизо определял причины, по которым земельная собственность была предпочтительной: это ее устойчивость, меньшая изменчивость, лучшая сопротивляемость социальным изменениям. Однако эти причины сугубо материального характера - не единственные. Движимая собственность, капитал могут дать человеку богатство. Земля же дает ему и нечто другое, то, что Гизо называл "частицей мира". Земельная собственность, по его словам, как бы объединяет бытие конкретного человека со всем миром, она носит вселенский характер, связана с космосом, с Богом, земельная собственность возвышает индивидуума над природой и создает для его семьи "домашнюю родину". Кроме того, по мнению Гизо, земельная собственность наиболее гармонично соответствует природе человека: благодаря ей жизнь и деятельность человека становятся более нравственными. Он подчеркивал, что почти во всех сферах профессиональной деятельности, не связанных с землей, успех зависит от усилий человека, его профессиональных навыков и способностей. В сельскохозяйственной деятельности человек постоянно ощущает присутствие Бога, во многом зависит от сил природы.

В то же время, несмотря на приверженность в социальной сфере принципу "laisser-faire", экономическая модель французского либерализма, по мнению ряда исследователей, носила "консервативный оттенок", что нашло свое выражение прежде всего в приверженности французских либералов принципу протекционизма, который, на первый взгляд, никак не согласовывается с либеральной экономикой. По мнению французского исследователя Ж. Тушара, следует различать либерализм, принимающий технический прогресс, благоприятствующий свободному развитию промышленно-

¹ Guizot F. De la democratie en France. P. 80.

стр. 228

сти, и либерализм в экономическом отношении консервативный и протекционистский¹ . Первая модель либерализма превалировала в Англии, вторая - во Франции, где либерализм, в общем, более смелый в плане политическом, в экономическом отношении показал себя робким и неуверенным.

Либерализм является поборником сложной организации общества, он приветствует создание гражданского общества, наполненного многочисленными, независимыми от государства разнообразными организациями. Самое страшное - когда государство противостоит гражданину при отсутствии иных общественных организаций. Как отмечал Ф. Гизо в "Истории цивилизации во Франции", только свободные учреждения могли обеспечить не только мудрость, но и прочность правительства. По его словам, "нет системы, которая могла бы существовать без помощи общественных учреждений"² . Проблемы взаимоотношений государства и гражданского общества, контроля за действиями властей, недопущения абсолютизации власти, кому бы она ни принадлежала, - это наиболее важные вопросы, стоявшие перед постреволюционной Францией, когда и либеральные политические институты, и гражданское общество находились в стадии становления. Ф. Гизо, представивший в своих работах наиболее глубокий анализ взаимодействия государства и гражданского общества, справедливо отмечал, что государственные деятели часто впадают в заблуждение, полагая, что власть самодостаточна, что она имеет свою собственную силу, свою жизнь, не только отличную, но и независимую от жизни общества: "Министры, префекты, мэры, солдаты - это то, что власть называет средствами управления, и когда она ими владеет, она полагает, что управляет и удивляется, встречая на своем пути препятствия, потому что она не владеет своим народом, как своими агентами". Истинные средства управления, по словам Гизо, заключены в недрах самого общества и не могут быть отделены от него: "Слава Богу, человечество не является полем, возделываемым землепашцем; человеческое общество само производит свои самые прочные средства управления"³ .

Как видим, именно нация, общественное мнение рассматривались французскими либералами как основа сильной власти. В

¹ Touchard J. Histoire des idees politiques. P., 1962. P. 517.

² Гизо Ф. История цивилизации во Франции. T. 1-4. М., 1877 - 1881. Т. 1. С. 257.

³ Guizot F. Des moyens de gouvernement et d'opposition dans l'etat actuel de la France. P., 1821. P. 129.

стр. 229

умении диалога с массами, по мнению Гизо, заключалась "великая пружина власти". "Не здоровые имеют нужду во враче, - говорил Христос, - но больные". Задачи власти, по мысли Гизо, имели аналогичный характер: "Власть имеет дело, главным образом, с социальными болезнями. Ее искусство состоит в том, чтобы находить в самом обществе точку опоры"¹ .

В то же время, следует учитывать, что сложнейшая конструкция социальной философии либерализма создавалась путем множества проб и ошибок, в ходе длительной и продолжающейся общественной эволюции. Это особенно четко прослеживается на примере формирования либеральной философии и идеологии во Франции, происходившего на фоне революционных потрясений и кризисов конца XVIII и всего XIX в. Идеи классического либерализма, сформулированные в первой половине XIX в., пережили свое время, и, претерпев определенную эволюцию, стали базовыми категориями и ценностями современного общества.

¹ Guizot F. De la democratie en France. P. 132 - 149.

Постоянный адрес данной публикации: