Libmonster ID: RU-8445
Автор(ы) публикации: Г. ГУТНЕР

Для философского понимания языка весьма характерна довольно жесткая дифференциация направлений исследования. Удобно и естественно различать обыденный язык, язык науки, язык истории, язык философии. С другой стороны, несомненный философский интерес должны вызывать две проблемы: во-первых, как возможно взаимодействие этих языков (или между носителями этих различных языков), а во-вторых, как возможен язык вообще, вне всякой связи с установленной сферой употребления.

Наши заметки будут состоять из трех частей - сообразно заявленной проблеме. Сначала мы рассмотрим вопрос об обыденном языке, затем постараемся изучить особенности употребления специальных языков (кстати здесь еще достойна изучения проблема связи языка со сферой употребления. Можно ли говорить, что предметная область задает или детерминирует особый язык? Или, напротив, именно язык конституирует предметную область, сам себе задавая сферу употребления?) Последней темой для изучения станет язык вообще, как общий горизонт специализированных языков.

Семантика обыденного языка

Всякое употребление языка связано с тем, чтобы что-то обозначать. Мы говорим всякие фразы в полной уверенности, что говорим их не просто так, а со смыслом. Мы всегда описываем нечто, нечто просим, нечто подразумеваем и т.д. Не стоило бы обращать внимания на эту банальность (многократно и подробно обсуждавшуюся), если бы в ней не сохранялась одна загадка (ни разу - если я не ошибаюсь- не отмеченная). Прежде всего, следует разобраться: как именно мы говорим нечто. В самом общем виде, говорить, значит соединять подходящие элементы языка подходящим образом. Не будем заниматься инвентаризацией этих элементов. Заметим лишь на будущее (в дальнейшем мы к этому вернемся), что элементы всегда как бы есть, наличествуют под рукой в качестве вполне доступного инструмента. Но с другой стороны, это их бытие явно виртуально. Слова, морфы, буквы, знаки препинания не присутствуют здесь и сейчас, а лишь актуализируются в тех фразах, которые мы производим. Сейчас же мы сосредоточимся на самом факте соединения. Все элементы языка соединяются в фразе регулярным образом. Язык обладает синтаксисом. (Здесь же, впрочем, заметим, что

стр. 54


утверждение "язык обладает синтаксисом" такое же виртуальное как "элементы языка существуют".) Фраза, чтобы нечто выражать, должна быть построена по определенным правилам. Иными словами, всякий план выражения есть продукт синтеза многообразия, совершаемый способностью воображения сообразно априорным законам. Мне представляется совершенно уместным такое внедрение кантовской терминологии в наше рассуждение. Продуцирование выражений языка есть именно конструирование, в котором все названные способности обязательно проявляют себя. Правила языка и в самом деле априорны - причем в точном кантовском смысле. (Более того, рискну утверждать, что если и искать наиболее ясный пример кантовского a priori, так именно среди правил языка.) Они предшествуют всякому опыту языковой деятельности - на том простом основании, что без них эта деятельность вообще невозможна. Они всеобщи и необходимы и в этом смысле совершенно объективны.(1)

Итак, намереваясь сказать нечто, мы создаем регулярную (т.е. соответствующую правилам) вербальную конструкцию. Но эта конструкция, как всем известно, что-то обозначает. Что именно? Попробуем ограничиться простейшим случаем и подумать: как вербальная конструкция обозначает некую ситуацию, т.е. обычное "положение дел", видимое, слышимые и передаваемое другому посредством описания ("на стене висит картина" - что может быть проще). Откуда берется означиваемая ситуация. Ее природа парадоксальным образом совпадает с природой означающей фразы. Эта ситуация - тоже конструкция. Я вижу картину, висящую на стене, только потому, что создаю определенного рода синтез, обращаясь к способности своего воображения. Из неясных цветных пятен, представляемых моему глазу, я создаю законченный образ, который может быть предметом осмысленного описания. Процедура создания образа также базируется на априорных правилах (заметим, что и по поводу этой априорности возможна похожая дискуссия). Иными словами, ситуация - это конструкция, построенная в соответствии с особыми правилами из особого (где-то как-то существующего) набора элементов ("материи восприятия", если использовать кантовские термины).

Как же в таком случае возможно означивание? Ведь мы имеем две, совершенно независимые конструкции, построенные по совершенно различным правилам и никак друг в друге не нуждающиеся. Что связывает


(1)Эта тема, однако, может повлечь длительную дискуссию. Возражая тезису об априорности правил языка, можно, конечно же, вспомнить и о конвенциональности, и об истории языка, и наконец (самое простое) о множественности языков. Отвечая на все эти контр-доводы последовательный априорист, наверное, принужден будет сдать некоторые позиции. Я же хочу только указать, что априорность в известном смысле локальна Не нужно считать априорное вечным или (еще хуже) бесконечно существующим. Априорно то, что создает необходимые условия здесь и сейчас совершаемого конструктивного акта и что не может измениться от самого этого акта. Именно таковы правила языка. История языка здесь не при чем. Как учил Соссюр: следует различать синхронический и диахронический подходы.

стр. 55


их? Почему одна из них как бы сама производит другую. Ведь говоря собеседнику "на стене висит картина", я рассчитываю вызвать у него образ представленной ситуации. Я жду от него не вербального конструирования (или, по крайней мере, не только его одного), но способности представить картину, висящую на стене, т.е. акта синтеза чувственного многообразия. Как я могу иметь подобные надежды, если упомянутый акт вообще никак не связан с синтезом, который только что произвел я сам?

Так что семантика обыденного языка таит в себе определенную трудность. Связь означающего и означаемого не улавливается простыми рассуждениями.

Проблема названной связи, конечно же, не мое открытие. Семантика на то и существует, чтобы эту проблему решать. Рискну, однако, заметить, что многие семантические теории скорее просто топят проблему, чем решают ее. Конечно же, тщательный обзор этих теорий просто необходим. Но с другой стороны, в таких обзорах также нет недостатка, а потому я позволю себе лишь высказать одно соображение.

Трудность, возникающая при описании семантики языковых конструкций, сродни проблеме связи мысли и бытия. Вопрос этот, следовательно, явно философский и попытка решить его чисто лингвистическими средствами не может быть удовлетворительной. Понять, "как я могу судить о существующем" и "как язык способен выразить неязыковую реальность", одинаково трудно. Попытка такого понимания всегда сопряжена с риском редукции сущего к мысли. Философия нередко производит такую редукцию, оставляя статус сущего лишь за мыслимым. Разнообразные лингвистические модели семантики с успехом производят ту же операцию над неязыковыми объектами. Последние объявляются "реальными", но с ними оперируют как с конструкциями языка. Иное трудно представить. Чтобы объяснить, каким способом имя соответствует объекту, а описание - ситуации, нужно чтобы и объект, и ситуация уже были выражены в терминах языка. Иными словами, всякое отношение языка к чему- то вне его становится доступно исследованию только после того, как это "что- то" перестает быть вне языка. Известный способ борьбы с подобной трудностью - введение метаязыка. Это очень продуктивно с точки зрения логики и лингвистики, но для философии оказывается лишь софистическим ухищрением. Можно, конечно, договориться, что лингвистическая конструкция - эта та. которая выражена средствами объектного языка, а вот нечто сказанное с помощью метаязыка - уже реальность, задающая семантику. Но все же понимают, что никуда за пределы языка выбраться не удается, а потому всякая семантика оказывается весьма условной.

Таким образом, вопрос о семантике обыденного языка представляет несомненную философскую трудность. На мой взгляд, трудность большую,

стр. 56


чем семантика научного языка. Что представляет собой последняя, мы попытаемся сейчас рассмотреть.

Асемантический дискурс и дисциплина

В отличии от обыденного языка, к языку науки традиционно предъявляется требование строгости и ясности. Чтобы разобраться в существе названного требования, попробуем ввести еще одну характеристику обыденной речи(2). Я назвал бы ее глубиной. Всякое слово и выражение, произнесенное в обыденной ситуации, обладает неисчерпаемым богатством смыслов. Здесь все многозначно. Описанная нами трудность означает именно то, что под всяким языковым выражением лежит непроясненный неязыковой пласт, пласт предметности (реальности, "вещности"). Он составляет глубину речи, оставаясь в некой потаенной несказанности. Именно поэтому обыденный язык оставляет простор для игры смыслов. В нем возникают всякие двусмысленности и разнотолки. Ничего подобного нельзя допустить в научном рассуждении. В нем все должно быть максимально эксплицировано. Наука делает тайное явным, несказанное высказанным. Исполненное отрицательных коннотаций слово "поверхностность" описывает высшую ценность научного рассуждения, ибо оно должно лишить реальность ее глубины и таинственности. Наука выводит скрытые смыслы на поверхность. Научный дискурс поверхностен по определению. Наука, сознательно претендующая на глубину, начинает походить на магию.

Попробуем описать механизм подобного выявления, обращая внимание на производимую в науке работу с языком.

Наука описывает и объясняет явления. Она продуцирует тексты или речи, которые (вроде бы также, как и речи на обыденном языке) указывают на нечто, существующее помимо них. Но указание не есть научное описание. Научное описание должно быть строгим и ясным. Всякое слово, применяемое в научном описании, должно быть разъяснено в рамках самой науки. Истинность всякого утверждения, которое содержится в научном тексте, должна быть обоснована. Причем средства обоснования также должны принадлежать самой науке.

Рассуждая научно, мы, следовательно, ограничиваем себя совокупностью специально разъясненных научных слов, терминов. Разъяснение может быть просто родо-видовым определением. Однако это не единственная возможность. Чаще всего термины определяются системой отношений, в которых они находятся. Наиболее яркий пример подобного определения -


(2)В данном случае именно речи, а не языка. Мы будем стараться придерживаться строгости соссюровского различения. В этой связи следует обратить внимание также на противопоставление вынесенных в заголовок терминов "дискурс" и "дисциплина". Они различены почти по тому же основанию, что речь и язык.

стр. 57


аксиоматика. Определенность каждого термина создается в ней совокупностью отношений, зафиксированных в системе аксиом. Ни один термин ничего не значит сам по себе. Он - лишь элемент терминологической конструкции и имеет смысл только в пределах целого. Существенной особенностью подобного целого является его способность к расширению. Исходные предложения научной дисциплины (т.е. исходные отношения между терминами) создают возможность для дальнейшего конструирования, для создания новых предложений. Аксиомы не просто определяют термины. Они задают правила их сочетания. Они дают возможность регулярным образом соединять термины, продуцируя иные языковые конструкции. В математике таковыми являются теоремы. В естественных науках это - описание фактов. Последнее обстоятельство заслуживает особого внимания. Мы можем говорить о наблюдениях, экспериментальных данных, объективно происходящих событиях, полагая их неязыковыми данными. Но наши разговоры не выйдут за рамки обыденного языка до тех пор, пока все они не окажутся без остатка редуцированы к терминологическим конструкциям данной научной дисциплины. Научный факт - это не "реальность, данная в ощущениях". Научный факт - это особое предложение языка, созданное из ранее разъясненных терминов сообразно правилам (заданным в аксиомах).

Почему мы так настаиваем на языковом характере научного факта. Потому, что описание фактов оказывается далеко не единственной и даже не главной задачей научной деятельности. Наука (по крайней мере теоретическая наука) не описывает факты, а объясняет их. А для проведения процедуры объяснения нужны не показания приборов, а ясно сформулированные предложения.

Объяснение состоит в том, что для совокупности фактов выдвигается объясняющая гипотеза. Из этой гипотезы все сформулированные факты должны быть получены в качестве простых логических следствий. Но получение логических следствий может быть только языковой процедурой. Таким образом научная деятельность происходит по преимуществу в сфере языка. Как бы ни был важен эксперимент, научный результат- это завершенный теоретический дискурс, построенный по гипотетико-дедуктивному принципу.

В структуре научного дискурса нельзя обнаружить иные составляющие, кроме чисто языковых. Всякое входящее в него предложение обосновано иными предложениями дискурса (а в конечном счете, всем дискурсом в целом). Именно обоснованность делает его истинным. Научное предложение не может быть истинным или ложным вне контекста обосновывающей его теории.(3) "Опора на реальность" конечно же необходима


(3)Здесь вроде бы обнаруживается противоречие с тем аккуратным различением понятий выводимости и истинности, которые приняты в логике и математике. Следует однако иметь в виду, что истинность, понятая как соответствие предложения языка некоторому "положению дел" в области интерпретации, все равно остается чисто лингвистическим понятием. Различая язык и интерпретацию, мы должны понимать, что интерпретирующее множество - это не трансцендентный мир вещей, в котором обретаются некие реальные смыслы. Это точно также сконструированная формальными средствами область математических или лингвистических объектов, которая отличается от множества выражений языка только тем, что конструирование в ней происходит по другим правилам. Поэтому доказательство истинности все равно остается доказательством, т.е. языковой по сути процедурой.

стр. 58


для науки. Но осуществляется она посредством превращения реальности в факты языка. "Несоответствие реальности" так или иначе проявится во внутренней несогласованности теории.

Таким образом, научный дискурс исключает ту семантику, которая обязательно подразумевается в обыденном языке (точнее, в обыденной речи). Его конструкции принципиально однородны. Они создаются и сочетаются одна с другой по одним и тем же правилам. Научный дискурс асемантшен. При его создании проблема значения решается весьма радикальным способом: значение исключается вовсе. В этом и состоит поверхностность научного рассуждения. Оно не должно содержать никакой глубины, чтобы не потерять в строгости.

Мы уже упоминали о том, что проблемы языковой семантики являются выражением общей философской проблемы отношения мысли к бытию. Следует заметить, что именно те философские системы, которые развились из рефлексии над научной мыслью, склонны решать эту проблему путем полного исключения всякой трансцендентности бытия. Оно рано или поздно полностью сводится к мысли. Такова и в самом деле стратегия научного познания.

Сказанное позволяет подойти к дефиниции понятия "научная дисциплина". Она образует ту среду, в которой формируется научный дискурс. Можно определить ее простым перечислением: термины + правила конструирования. Поскольку мы много раз уже воспользовались в этой статье словом "язык", то можем сказать, что дисциплина собственно и есть некий локальный язык с ограниченной лексикой и специфическим синтаксисом. Это замечание, наверное, что-то проясняет, хотя, если подходить к делу строго, является объяснением непонятного через еще более непонятное. О языке в собственном смысле мы будем говорить позже и выясним, что это понятие гораздо сложнее, чем понятие "дисциплина". Так что по поводу дисциплины нужны более подробные разъяснения.

Способом существования научной дисциплины является научный дискурс. Уместно описание отношения дисциплина - дискурс в категориях потенциальное - актуальное. Дискурс есть в наличии. Он создается как конструкция из терминов по предписанным правилам. Где пребывают эти термины и эти правила сами по себе? (Вспомним, что в предыдущем параграфе этот вопрос был отнесен к правилам обыденного языка: в каком смысле они "существуют"?) Они как бы предшествуют

стр. 59


дискурсу, но их нигде нет в наличии помимо какого-либо дискурса. Дисциплина - это то, что может стать дискурсом. Однако это все же не потенциальность в строгом аристотелевском смысле. Дисциплина есть источник многообразных дискурсов. Едва ли верно было бы считать ее материей дискурса, поскольку всякая форма обнаруживается в ней же. Она очерчивает определенный горизонт, в пределах которого возможен дискурс. Именно определенный горизонт. Всегда можно понять, относится ли дискурс к той или иной дисциплине.(4)

Еще раз обратившись к кантовской терминологии, можно также разъяснить понятие дисциплины так: она есть условие возможного дискурса. Причем здесь остается в силе все, сказанное об обыденном языке: названное условие следует считать априорным.

Идея языка

Мы упоминали о возможности роста дискурса в пределах дисциплины. Он осуществляется за счет включения новых фактов - т.е. за счет обращения явлений предметной области в факты языка. Однако возможен рост в ином направлении. Внимательное вглядывание в дискурс заставляет выводить его за пределы дисциплины.

Пока что мы обнаружили в дискурсе только факты и объясняющую гипотезу. Этого явно мало. Чтобы дискурс был сконструирован, нужны по меньшей мере еще две важные конституанты. Во-первых, как мы упоминали, объяснение фактов заключается в получении их из объясняющей гипотезы в качестве логических следствий. Это значит, что должны присутствовать правила вывода. Последние не принадлежат дисциплине. Дисциплина задает правила создания терминологических конструкций только для своих собственных терминов. Правила вывода не связаны со специфическими терминами. Они являются общими для разных дисциплин и отношения терминов для них безразличны. Их заимствуют из логики или математики, но они весьма органично вплетены в ткань дискурса и оказываются необходимым дополнением всякой научной дисциплины.(5) Во-вторых, всякий научный дискурс опирается на


(4)Кажется уместным ввести в рассмотрение понятие предметной области, которое указывало бы на ту сферу реального, которую исследует данная дисциплина. Это - полный аналог области интерпретации для формального языка в логике. В конечном счете предполагается, что предметная область совпадает с дисциплиной, поскольку смысл исследования состоит в установлении изоморфизма между "предметами из предметной области" и терминами дисциплины. Все это, впрочем, размывается, когда начинается разговор о несформировавшихся дисциплинах с неустоявшейся терминологией и неопределенной предметной областью. Но дискурс, осуществляемый в подобных дисциплинах (или квази-дисциплинах), не поверхностен. Он глубок, поскольку оставляет за собой множество непроясненных смыслов. Потому такие дисциплины близки к обыденному языку.

(5)Интересно то, что и логика, и математика также могут быть рассмотрены как дисциплины, обладающие специфическими терминами и правилами их сочетания. Построение дискурса в них окажется иным, чем в научных дисциплинах: здесь нет места гипотетико-дедуктивному принципу. Однако проблема правил вывода остается. Ее обсуждение привело, в частности Рассела и Уайтхеда, к попытке вывести всю математику из логики, а Гильберта - к реализации проекта метаматематики.

стр. 60


совокупность непроговоренных предпосылок, вообще не относящееся к специальной дисциплине. Логическая роль этих предпосылок многообразна. Они обеспечивают приложимость правил вывода к созданным терминологическим конструкциям, они ограничивают поле для поиска объясняющих гипотез. Примером подобных предпосылок являются принцип непрерывности и принцип причинно-следственной связи в науке Нового времени.

Обе внедисцишшнарные конституенты заслуживают особого обсуждения, которого мы, однако, не будем проводить в этой статье. Сейчас нас интересует только одно: в чем состоит особенность роста дискурса, вызванная их присутствием?

Как правила вывода, так и внедисциплинарные предпосылки остаются непроговоренными в рамках научного (дисциплинарного) дискурса. Однако это не означает, что они остаются непроговоренными вообще. Такое бывает, но не обязательно. Всегда остается проблема их прояснения, установления границ их применимости, причин их возникновения и т.д. Решение этих проблем требует проведения нового дискурса. В рамках какой дисциплины? Можно указать на эпистемологию, логику науки, культурологию(6) как специфические дисциплины, пытающиеся управиться с общими принципами, формирующими более частные дисциплины. Любое исследование подразумевает такое расширение конструктивной деятельности. Суждение об объекте есть дискурс, включающий объект. Объяснение факта также включает в себя этот факт, который превращается в логическое следствие объясняющей гипотезы. Теория, объясняющая факты, сама может быть объяснена в рамках более общей теории, а также стать объектом логического или эпистемологического изучения.

Следовательно, перед нами открывается перспектива неограниченного роста дискурса (или безграничного конструирования объектов). Такая перспектива требует указания горизонта упомянутого роста, своего рода объясняющей гипотезы (впрочем, совершенно иной, нежели гипотеза, объясняющая факты). Если мы, вслед за Кантом, будем рассматривать новое объемлющее построение как условие ряда предшествующих конструкций, то нам требуется указать понятие (которому, однако, уже не будет соответствовать никакая конструкция), являющееся безусловным в ряду всех возможных конструкций или, иными словами, абсолютным условием всех возможных дискурсов.


(6)Поскольку возможна постановка вопроса о культурной обусловленности научных принципов.

стр. 61


Это - нечто похожее на дисциплину. Она была понята нами как условие ряда специальных дискурсов. Теперь же мы говорим об априорном условии всякого дискурса вообще, о безусловном, как бы замыкающим бесконечный ряд обуславливающих друг друга дискурсов.

Речь, следовательно, идет о том, что Кант называл трансцендентальной идеей. Обращение к ней позволяет рассматривать безграничный ряд связанных друг с другом явлений как ограниченное проявление некоторого общего принципа. Наличие такого принципа позволяет предполагать, что наше ничем не ограниченное восхождение от частных построений к все более общим совершается так, как если бы некий рассудок уже построил какую-то глобальную конструкцию, которую мы только изучаем (а не создаем). Мы всегда заранее уверены в том, что найдутся требуемые правила, а подходящие термины сложатся в некоторую (пока неизвестную нам) конструкцию.

Нам представляется, что если мы говорим об условии всех возможных дискурсов, то трансцендентальной идеей, призванной обозначить это абсолютное единство условий, является язык. Все конструкции, о которых мы говорили ранее, несомненно можно назвать языковыми. Но никакой конструкции, соответствующей понятию языка представить невозможно. С другой стороны, мы очевидно мыслим язык, как условие всякого дискурса. Он может быть рассмотрен как неисчерпаемый источник средств для построения дискурса и как бесконечный запас правил построения. (Подобным источником, однако способным к порождению лишь ограниченного круга дискурсов, является и дисциплина.) Можно мыслить язык как некий сверх-дискурс (никогда, впрочем, не присутствующий актуально) или как абсолютную логическую форму любого возможного дискурса. Но все это- в высшей мере приблизительные описания. Таких - не всегда похожих, но всегда уместных - можно найти очень много. Достигнуть правильного и исчерпывающего описания языка невозможно по той простой причине, что для его понятия невозможно найти адекватный объект. Иными словами, язык можно рассматривать только как регулятивное понятие.

Заметим наконец, что обращение к идее языка вновь возвращает дискурсу ту семантическую глубину, которую мы отметили в обыденном языке. Построив теорию в рамках дисциплины, мы можем добиться ее асемантичности, но только локально, только оставаясь в границах данной дисциплины. Но возможность безграничного роста дискурса за указанные дисциплинарные границы заставляет предполагать множественность смыслов, которые ни в каком наличном дискурсе не прояснены. Они как бы (виртуально) есть в языке, они возможно будут обращены в новые дискурсивные конструкции, но дискурс, представленный здесь и теперь, все равно не включает всего, что нужно для полной обоснованности его построений.

стр. 62


Дисциплина, как подобие языка, также содержит некие потенциальные смыслы, которые стоят за любым дискурсивным построением. Но эти смыслы всегда могут быть прояснены. Их не составляет труда актуализировать в конкретных терминологических конструкциях (высказываниях, доказательствах, определениях) и не делается это только ради компактности дискурса. Известный оборот, употребляемый во многих работах по математике: "легко показать, что..." - характернейший пример указания на неактуализированный смысл, виртуально присущий дисциплине. Он, тем не менее, ясен всем, т.е. непременно будет актуализирован всяким, понимающим предлагаемый дискурс.

Иное дело - "виртуальная компонента языка".(7) Неактуализированная глубина языка предполагает безграничные возможности выражения. Эта безграничность выводит смысл на грань бессмыслицы. Рождается "нонсенс", о котором пишет Свирский в только что упомянутой (в сноске) статье. Всякий дискурс, производимый языком, никому до конца не понятен. В том числе и его автору. Не в человеческих силах проследить бесчисленность языковых взаимосвязей, сопровождающих каждый элемент построенного дискурса. Эта непроницаемая глубина не есть, как мы уже упоминали, глубина неязыковой (трансцендентной языку) реальности, к которой пытается отослать нас обыденный язык. Это - собственная глубина языка. Он выступает для нас всегда существующей (но никогда не присутствующей актуально) средой, аккумулировавшей в себя все богатство реальности, могущей быть представленной как неязыковая.


(7)Именно так названа она в публикуемой в настоящем издании статье Я. Свирского, о которой мы еще скажем несколько слов.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ДИСЦИПЛИНА-И-ЯЗЫК

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Larisa SenchenkoКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Senchenko

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Г. ГУТНЕР, ДИСЦИПЛИНА И ЯЗЫК // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 08.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ДИСЦИПЛИНА-И-ЯЗЫК (дата обращения: 29.03.2024).

Автор(ы) публикации - Г. ГУТНЕР:

Г. ГУТНЕР → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Larisa Senchenko
Arkhangelsk, Россия
1220 просмотров рейтинг
08.09.2015 (3125 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
Вчера · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ДИСЦИПЛИНА И ЯЗЫК
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android