Среди зарубежных трудов по исторической географии и истории картографии азиатской части России преобладают работы японских ученых. Они накопили значительный опыт в области исторической географии и истории картографии своей страны, а также Азиатской России и Китая. Однако в силу преимущественно языковых преград их работы остаются нам малознакомыми.

Между тем работы японских ученых в этой области заслуживают внимания. В исследовании Т. Накамура на конкретных примерах прослежено влияние японской картографии на русскую и европейскую. Японские карты, составленные Сэкисуем, были хорошо известны и высоко оценены русскими и европейцами в конце XVIII - начале XIX в., а И. Ф. Крузенштерн использовал их при составлении атласов¹ . Началу развития картографии в России посвящена статья О. Атабэ² . Интересно сообщение о четырех старейших картах мира, изготовленных в Японии на ширмах. Эти карты Ямамото, Кобаяси, Кавамура (имена владельцев карт) и храма Дзётокудзи составлены по европейским картам XVI в.³ . В ряде работ идет речь о некоторых специфических японских картах⁴ .

Для ознакомления с японской картографической продукцией в целом и историей картографии Дальнего Востока в частности важное значение имеют публикации П. Телеки и М. Курита, исследования Т. Акиока, X. Накамура ⁵ . Из новейших работ по истории картографии в Японии отметим публикацию факсимиле карт XVI-XIX вв. "Старинные карты в Японии" (1971 г.), монографию Такэо Ода "История карт" (1974 г.) и богато иллюстрированную книгу А. Фунакоси по истории картографии (1976)⁶ .

Предварительное сообщение на эту тему автором сделано 25 мая 1971 г. в Московском филиале Географического общества СССР. Тезисы см. Вопросы исторической географии и истории географии. М. 1973. Перевод большей части японских работ на русский язык осуществлен Ю. Д. Жмакиным.

¹ Таку Накамура. Оценка географических карт, составленных Сэкисуем, в Европе. - Тири, 1968, т. 13, N 1 (на яп. яз.).

² Осаму Атабэ. Развитие древнерусской картографии. - Тидзу, 1969, т. 7, N 1; см. также Акио Фунакоси. По поводу хранящихся в библиотеке Тэнри карт России, напечатанных русской Академией наук в 1745 г. - Библиа, 1965, N 32.

³ Такэдзиро Акиока. О четырех картах мира периода Мамояма (конец XVI в.). - Дзимбун тири, 1956, т. 7, N 6.

⁴ Shinichiro Watanabe. Japan's Oldest Maps. - This is Japan, 1963, N 10; Нити Макино. Карта и атлас из Кореи. Карта Китая и его соседей до 1598 г. и атлас около 1790 г. - Тидзу, 1968, т. 6, N 3;

⁵ Teleki P. Atlas zur Geschichte der Kartographie der Japanischen Inseln. Budapest - Leipzig. 1909; Мотодзи Курита. Сборник старинных японских карт. Токио. 1932; Такэдзиро Акиока. История японских карт. Токио. 1955; Hiroshi Nakamlira; History of Mapping of Eastern Asia. Yokohama. 195S; ejusd. East Asia in Old Maps. Tokyo. The Centre for East Asia Cult. Studies. Honolulu. 1964; Akioka Т., Muroga N. The Short History of Ancient Cartography in Japan. Proc. of IGU Regional Conference in Japan 1957. Tokyo. 1959; Кимура И. Карта японских поселений к концу феодального периода. - Тиндзу, 1963, т. I, N I; Накамура X. История японских карт первой половины XVII в. (см. Journal of the Yokohama Municipal University, 1958, Ser. A-19, N 88.

⁶ Old Maps in Japan. Osaka. 1971; Акио Фунакоси. История картографии северных районов. Токио. 1976.

стр. 163

До недавнего времени научным кругам Японии основные проблемы, связанные с картами Сибири, созданными в России и Западной Европе, в той или иной степени были знакомы лишь по работам, написанным на английском, немецком, шведском, голландском и французском языках. До начала 60-х годов в Японии были почти неизвестны специальные исследования советских ученых⁷ . За последние 10 - 15 лет японские историко-географы стали широко использовать труды советских авторов, начиная с А. И. Андреева, называемого ими "специалистом N 1" в области сибирской истории, географии и картографии.

Обзоры и исследования японских ученых свидетельствуют об их серьезной научной подготовке и историко-географической квалификации. Они основательно знакомы с наследием С. У. Ремезова, С. П. Крашенинникова, Г. В. Стеллера, Г. Ф. Миллера, А. С. Сгибнева, Н. Н. Оглоблина и других русских дореволюционных историков и географов; особенно тщательно, порою скрупулезно ими изучены работы о Сибири советских ученых А. И. Андреева, С. В. Бахрушина, М. И. Белова, Л. С. Берга, В. И. Грекова, А. В. Ефимова, Д. М. Лебедева, Б. П. Полевого, А. А. Преображенского, К. Н. Сербиной, С. Е. Феля, Ф. А. Шибанова, В. И. Шункова и др.

В работе "Русские карты Сибири XVII в." М. Миками анализирует карты Сибири, изготовленные в конце XVI-XVII вв., в том числе карты И. Массы 1612 и 1613 гг., рассматривает сведения "Книги Большого Чертежа", излагает различные точки зрения по вопросу изготовления и датирования карты Сибири 1633 г. и особенно подробно описывает копии годуновского чертежа 1667 г. Он отмечает не решенные до сего времени дискуссионные вопросы, в том числе об интерпретации слова "Печатный" в надписи к чертежу 1667 г., об авторстве этого чертежа и т. д. Автор стремится составить не только обзор материалов, связанных с русскими картами, но выделить проблемы, которые необходимо учитывать при использовании старинных карт при изучении истории, исторической географии и истории картографии Сибири. Важно и то, что Миками присоединяется к общепринятому советской наукой мнению о достоверности доказательств в пользу изготовления карт России и Сибири в Западной Европе до XVIII в. по русским источникам (в том ч;исле по чертежам, не дошедшим до нашего времени)⁸ . В другой работе "Публикация подлинной росписи чертежа Сибири 1667 г." тот же автор знакомит японских читателей с содержанием изданного в СССР подлинника росписи чертежа 1667 г., подчеркивая, что появление этой публикации и комментарий к ней означают шаг вперед в исследованиях карт Сибири XVII в.⁹ .

В исследовании А. Фунакоси "О карте Сибири периода Канси, хранящейся в личном архиве Ло Чженьюя", решается ряд вопросов картографического источниковедения Сибири¹⁰ . Анализ утерянной ныне карты¹¹ , выполненной в масштабе около 1 : 14000000 на шелке темно-синего цвета и охватывающей район Северо-Восточной Азии к северу от Пекина и к востоку от Енисея, опирается прежде всего на историко-источниковое сопоставление карт Сибири из архива Ло Чженьюя, П. Годунова, Э. Пальмквиста, Н. Спафария и иезуита А. Томаса. Для установления источников карты Ло Чженьюя, ее происхождения, авторства и датировки Фунакоси тщательно рассмотрел те географические сведения о Сибири, которые были накоплены европейскими миссионерами-иезуитами в Китае, выявил и подчеркнул степень влияния русских карт Сибири на китайскую картографию XVII в., изучил дневник и карту Спафария. Фунакоси осуществил удачную попытку реконструкции содержания утерянной карты иезуитов, которую видел в Пекине русский посол.

Из особенностей карты Ло Чженьюя Фунакоси отмечает: особый способ изображения горных хребтов; тщательность воссоздания, вплоть до мелких притоков, рек,

⁷ Масатоси Миками. Русские карты Сибири XVII в. - Рэкиси тиригаку кие, 1962, т. 4, с. 88.

⁸ На эту тему см.: Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV - начала XVI века. М. 1974.

⁹ Дзимбун тири, 1963, т. 15, N 6, с. 108; Труды Института истории естествознания и техники АН СССР, 1962, т. 42, вып. 3.

¹⁰ Тохо такухо, 1963, N 33.

¹¹ Опубликована В. Фуксом (Fuchs W. Dber einige Landkarten mit Mandjurischer Beschreibung. - Маус, Манею гакухо, 1933, t. II).

стр. 164

впадающих в Северный Ледовитый океан; выделение речных систем Амура и Сунгари. На карте Ло Чженьюя зафиксирована проходящая в северо-восточном направлении раздваивающаяся горная цепь. Одна из ветвей ее выступает в море, что представляет собой, по мнению исследователя, картографическую интерпретацию гипотезы, связанной с Анианским проливом, появившимся еще на карте Д. Гастальди, и нашедшей свое отражение в надписи на выступе мыса на карте Томаса¹² . Представляется, что можно согласиться с основными выводами автора по поводу датировки карты Ло Чженьюя - 1673 - 1676 гг., ее автора - Ф. Вербиста и научного значения этого источника, отражающего, с одной стороны, специфику географических познаний периода активных русско-китайских дипломатических отношений, и с другой - являющегося переходной ступенью к научной картографии¹³ . Важно то, что Фунакоси существенно исправил ошибочную датировку карты Ло Чженьюя, предложенную Фуксом, который пытался связать ее составление с картой Томаса (1690г.) - отправным пунктом фальсификации географических ориентиров Нерчинского договора 1689 года.

Встречая противоположные утверждения советских авторов по вопросам генезиса, датирования, авторства и интерпретации содержания тех или иных чертежей Сибири XVII в., Миками в серии статей осуществил попытку подвести некоторые итоги изучения отдельных русских картографических произведений. В работе, посвященной анализу и описанию чертежа Сибири 1673 г. (?), он присоединяется к мнению Андреева и Грекова о том, что автором восточной части чертежа был С. В. Поляков, но особо отмечает как не подтвержденные достоверными документальными свидетельствами высказывания по этим вопросам Б. П. Полевого¹⁴ . Рассмотрение и обоснование датирования чертежа (1672 или 1673 гг.), оригинал которого не сохранился, проводится по трем не вполне идентичным копиям с надписями соответственно на русском (карта Военно-ученого архива), немецком (альбом Пальмквиста) и шведском (карта И. Спарвенфельда) языках. Интересно суждение автора об ошибочности мнения Шибанова, отрицавшего наличие генетических связей между чертежами 1673 г. (?) и чертежным описанием 7181 г. (1672/73 г.).

Миками подверг тщательной источниковедческой критике содержание чертежа 1687 г. и карты Спафария¹⁵ . Основное внимание он уделил определению времени составления чертежа 1687 г., проведя анализ в соответствии с исследованиями по этому вопросу Л. С. Багрова и автора этих строк¹⁶ . Раскрывая содержание чертежа 1687 г., составленного в дополнение к чертежу 1667 г., Миками подчеркивает две его важные особенности. Во-первых, если на чертеже 1673 г. имеется изображение Никанской и Китайской империи, то на чертеже 1687 г. впервые появляются Японские острова на составленной в России карте Сибири. Во-вторых, отмечает японский ученый, небольшие выступы суши на копии Пальмквиста 1674 г., большой и неизвестно где кончающийся выступ континента на карте Спафария и небольшой полуостров на чертеже 1687 г. являются первыми попытками изобразить на картах Сибири Камчатку. А имеющая большую протяженность так называемая "каменная преграда", начинающаяся недалеко от озера Байкал и выступающая в море, которую следовало изобразить простирающейся в направлении собственно Камчатки, на карте 1687 г. показана проходящей в сторону Чукотского полуострова, результатом чего и явилась путаница во взглядах многих исследователей.

¹² Florovs,ky A. Maps of the Siberian Route of the Belgian Jesuit A. Thomas (1690). - Imago Mundi, 1952, vol. 8, p. 105.

¹³ Автор опирается на мнение Фукса, отмечавшего, что помещенные в 95-м томе китайского словаря Канси (1690 г.) карты Китая все еще написаны в стиле Мин и что начиная примерно с этого времени в китайской картографии совершается поворот к европейскому стилю изображения (Fuchs W. Der Jesuiten Atlas der Kanghsi-Zeit. Monumenta Sinica. Monograph. Series, 1943, t. IV).

¹⁴ Миками М. Русская карта Сибири 1673 г. - Дзимбун тири, 1964, т. 16, N 1.

¹⁵ Миками М. Русская карта Сибири 1667 г. - Дзимбун тиригакуно сё - мондай. Токио. 1968; его же. Карта Сибири Спафария. - Сиэн. 1968, т. 39.

¹⁶ Bagrow L. Sparwenfeld's Map of Siberia. - Imago Mundi, 1947, vol. 4; The Atlas of Siberia by Semyon Remezov. Facsimile Edition with an Introduction by Leo Bagrow. - Imago Mundi. A Review of Early Cartography. Supplement I. s- Gravenhage, 1958; Гольденберг Л. А. Семен Ульянович Ремезов - сибирский географ и картограф. 1642 - после 1720 г. М. 1965, с. 33.

стр. 165

Высокую оценку Миками дает карте Евразии, составленной Спафарием. На ней, считает автор, значительно подробнее и точнее, чем на других, составленных в XVII в. картах Сибири, изображены северо-восточная часть Азии и главные пути, пересекающие Сибирь. При создании участка карты, на котором изображен Китай, была использована карта Китая, входящая в "Новый атлас Китая" М. Мартини. Исследование карты Спафария базируется на изучении его путешествия с посольским поручением, на сопоставлении данных челобитной М. Стадухина 1649 г., росписей к чертежам 1667 и 1673 (?) гг., "Описания великой реки Амур" и "Сказания о великой реке Амур", путевых записок Спафария от 22 сентября и 2 октября 1675 г. Тщательно анализируются японским автором также сведения о "мысе, который невозможно обойти".

Деятельность амстердамского бургмистра и ученого Н. Витсена всегда вызывала значительный интерес. Фунакоси в работе "Некоторые проблемы, связанные с картой северо-восточной части Азии Витсена" детально рассматривает основные источниковедческие вопросы, касающиеся прежде всего создания карты Витсена¹⁷ . Автор останавливается на объективных причинах, в силу которых обширные историко-географические материалы, собранные и опубликованные Витсеном, обрели в Японии новую жизнь спустя столетие со времени первых их изданий (1692, 1705 гг.). Рассмотрение уровня знаний о северо-восточной Азии, отраженное на "Новой карте северной и восточной части Азии и Европы", показывает, что она составлялась Витсеном в период, непосредственно предшествовавший исследованиям Беринга-Чирикова и расширению географических сведений о Камчатке; благодаря этой карте в западноевропейскую картографию проникли первые (хотя и небезошибочные) географические представления о Сибири. Карта Витсена стала одной из составных частей карт мира вплоть до середины XVIII в. Особое внимание Фунакоси уделяет изучению изображения на карте 1690 г. "необходимых мысов" и горных хребтов, показу значения первых русских чертежей Сибири для географической и картографической осведомленности голландского географа, раскрытию влияния географических и картографических трудов Витсена на японскую географию конца XVII - середины XVIII в. Помимо анализа этой карты Азии 1690 г. (по Фунакоси - 1687 г.), он рассмотрел и другие картографические работы Витсена - "Новую карту великой Татарии" 1692 г., а также "Карту Восточной Татарии" и "Новую ландкарту татар Ниуче", опубликованные в 1785 г., и материалы, использованные для их создания.

Статья Т. Акидзуки, посвященная картам Курильских островов и экспедициям И. Козыревского, является результатом проводившихся этим японским ученым в течение долгого времени исследований русско-японских отношений. Значение своей работы автор справедливо усматривает в том, что она представляет дополнительный (и, добавим, серьезный) научный материал по истории культуры и изученности района к северу от Японии¹⁸ . Фактический материал для анализа Акидзуки черпает из описаний деятельности В. Атласова, И. Колесова, Д. Траурнихта и др., исследования картографических материалов Ремезова, и в особенности его чертежей Камчатки в составе "Служебной чертежной книги", челобитных Д. Анциферова и И. Козыревского, изучения карты и отчета последнего. Автор полагает, что первое изображение Курильских островов и острова Матмай (Хоккайдо, Матцумаэ) появилось на карте 1712 г., и уже вскоре после 1713 г. Козыревский имел в основном полные сведения относительно Хоккайдо и собственно Японии.

Очень важен вывод Акидзуки об огромной ценности доклада 1713 г. Козыревского, обладавшего к тому времени подробными данными и относительно главных Курильских островов, особенно в свете того факта, что в Японии тогда почти ничего не знали о Курильских островах и не имели сведений о каждом из них¹⁹ . Японский исследователь, скрупулезно изучивший карту 1712 г., опровергает суждения Г. Ф. Миллера, С. П. Крашенинникова, Г. Денсена о том, что большая часть сведений

¹⁷ Сирин, 1964,т. 47, N 1.

¹⁸ Акидзуки Т. Экспедиции Козыревского и карты Курильских островов. - Хоппо Бунка Кэнкю, 1968, т. 3; см. также Черевко К. Е. Игнатий Козыревский - автор "Описания Апонского государства". - Проблемы Дальнего Востока, 1975, N 2.

¹⁹ На изготовленных в Японии на рубеже XVII-XVIII вв. картах можно отыскать лишь беспорядочные (без описаний) упоминания о Курильских островах.

стр. 166

Козыревского о Курилах была получена им от японцев, т. к. это делало бы менее убедительными объективные его утверждения о том, что честь открытия островов принадлежит русским. Результаты тщательного рассмотрения карты и отчета 1712- 1713 гг. заставляют его сомневаться в том, что воспроизведенные на ней сведения были получены Козыревским от японцев, потерпевших кораблекрушение²⁰ .

В статье сделана попытка историко-географической реконструкции "Карты всех островов до Матмай", составленной Козыревским в 1713 г., но не дошедшей до наших дней. Реконструкция осуществлена на базе "Карты Шестакова", которая хотя была выполнена в конце первой четверти XVIII в. в традиционной технике русских чертежей XVII в., но по содержанию является заметным шагом вперед. Чукотский полуостров, Камчатка и Курилы представлены на ней как часть Якутского воеводства. Среди карт, имевшихся в то время во всем мире, карта Шестакова давала одно из наиболее точных изображений Японии. Автор ее не был знаком с соответствующими западноевропейскими картами, поэтому его карта свободна от присущих западноевропейской картографии ошибок - изображения в северной части Тихого океана фантастических земель Компании, Гама, острова Штатов и огромного острова Иедзо. Отмечая, что Курильские острова были открыты русскими в процессе ранних исследований Камчатки и поисков путей в Японию, Акидзуки справедливо усматривает большие заслуги Козыревского прежде всего в том, что он первым получил (от местных жителей) довольно точные сведения о всех Курильских островах вплоть до Хоккайдо. В заключение автором рассмотрено влияние карт Козыревского на изображение Японии и Курильских островов в русской и мировой картографии первой половины XVIII в.

К исследованию о Козьгревском непосредственно примыкает работа другого японского ученого, Х. Хирабаяси, об экспедиции Беринга - Чирикова и ее влиянии на развитие картографирования северной части Тихого океана²¹ . В основу историко-сравнительного анализа положены известные труды Л. С. Берга и Ф. Голдера о камчатских экспедициях, дневник С. Вакселя, отчетные материалы М. Шпанберга и вводимые в научный оборот старые японские записи о русских кораблях, приходивших в Японию в 1739 г. Центральное место в исследовании занимает выявление значения экспедиции для развития картографических представлений о Восточной Сибири и Северо- Западной Америке.

Все японские исследователи, изучавшие карты Сибири XVII-XVIII вв., не могли пройти мимо фундаментальных произведений Ремезова. Во всех без исключения трудах в той или иной степени используются материалы трех ремезовских географических атласов Сибири. А неутомимый пропагандист в Японии достижений советской науки в области древнерусской картографии Миками свое очередное исследование целиком посвятил "Чертежу всех сибирских градов и земель" Ремезова²² . Оно основывается на признании достоверности результатов новейших исследований в СССР и исходит из того доказанного факта, что хранящаяся в Румянцевском собрании "Чертежная книга Сибири" 1701 г. является не копией, а подлинником атласа, выполненного Ремезовыми²³ . Несовпадение выводов в прошлых исследованиях (Г. Каен, Д. Бэддли, А. И. Андреев, Л. С. Багров) Миками правильно усматривает в том, что ни у кого из ученых вплоть до 1965 г. не было возможности собрать три атласа Ремезова вместе и изучить их в сравнении. В работе очень детально исследованы вопросы создания карт, предшествовавших листу 21 "Чертежной книги Сибири", и составления собственно этого листа. Центральное место занимает у Миками рассмотрение содержания "Чертежа всех сибирских градов и земель" в целом и раздельно по регионам (Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Тихоокеанское побережье, Средняя Азия). На этом чертеже уточнено местоположение о. Новая Земля, а также начертание рек Обь и Енисей, оз. Байкал, р. Амур. Карта в цело?! была более детальной, чем об-

²⁰ Акидзуки Т. Ук. соч., с. 160.

²¹ Хирендо Хирабаяси. Экспедиции Беринга и создание карт северной части Тихого океана. - Тидзу, 1966, т. 4, N 2.

²² Миками М. 21 лист из "Чертежной книги Сибири 1701 г.". С. У. Ремезова. - Сиэн, 1974, т. 3.

²³ Гольденберг Л. А. Ук. соч., с. 98 - 99.

стр. 167

щий чертеж Сибири 1687 г. Однако изображение морского побережья на северо-востоке и востоке Сибири уступает по точности предыдущим сибирским чертежам. Наиболее крупными ошибками чертежа на л. 21 являются: начертание большого протяженного "необходимого" мыса (очевидно, под влиянием карт Н. Спафария и А. Виниуса), существование о. Камчатка, отсутствие о. Сахалин. Изображение Средней Азии значительно улучшено, хорошо обозначена р. Амударья. Но географическая характеристика района "Море Тенгиз" - оз. Кукунор отражает серьезную путаницу в географических представлениях.

Работа Миками представляет собой образец вдумчивого и серьезного исследования по истории русской картографии. Примечательно, что автор приводит не только результаты своих исследований, но намечает некоторые проблемы, требующие дальнейшего изучения. К числу нерешенных вопросов следует отнести, например, проблему происхождения ремезовской карты Сибири из Екатерингофского дворца (ныне она хранится в архиве Географического общества СССР). До сих пор не установлено, когда и как была составлена карта Сибири, которую видел в 1683 г. немецкий врач Е. Кампфер во время пребывания в Москве в составе шведской миссии М. Фабрициуса.

Среди относящихся к рассматриваемой теме материалов, изданных в Японии, отметим еще публикации Миками - "Колонизация и освоение сельскохозяйственных земель в Западной Сибири в XVII в.", "Народы Западной Сибири и путь через Уральский хребет", "Морские пути вдоль побережья Северного Ледовитого океана в XVI-ХVII вв."; Фунакоси - "Карта Канси, попавшая в Японию в период изоляции"; Т. Сэцувара - "Россия и Северо- Восточная Азия с точки зрения географического описания"; полемическую статью А. Такано "О критике Б. П. Полевым Риндзо Мамие"²⁴ ; статью Миками, посвященную выходу в свет в Советском Союзе публикации труда видного картографа, географа и историка XVIII в. И. К. Кирилова²⁵ .

Настоящий обзор не претендует на исчерпывающую полноту, т. к. труды японских историко-географов продолжают оставаться для нас труднодоступными. В целом японским исследованиям карт Сибири XVII-XVIII вв. присущ некоторый эклектизм, определяемый использованием трудов не только советских, но и западноевропейских авторов (Л. Багров, И. Кеннинг, А. Флоровский и др.). Но в трактовке проблемы "Русская картография XVII-XVIII вв." заметно определенное влияние исследований советских ученых, принципиальные положения которых почти целиком приняты японской наукой.

Для нас труды японских исследователей по истории сибирской картографии, помимо удачных попыток в решении научных задач - систематизации, осмысливания и интерпретации материалов об основных этапах освоения Сибири, - имеют важное значение и в другом аспекте. При объективном анализе достоверных источников японские ученые приходят к обоснованным суждениям, фактически направленным против геополитических доктрин китайских фальсификаторов истории.

²⁴ См. Сиэн, 1954, т. 91; 1968, т. 100; Тохо гакухо, 1967, N 38; Сирин. 1960, т. 43, N 6; Akira Takano. About the Criticism on the Exploit of Rinzo Mamiya by B. P. Polevoy. - The Study of the Russian Language and the Russian Literature, October 1973, Tokyo, N 5.

²⁵ Миками М. И. К. Кирилов и его труд "Цветущее состояние Всероссийского государства". - Мадо, 1979, N 30.

Постоянный адрес данной публикации: