Марксисты на исторической неделе в Берлине и VI международном конгрессе историков в Норвегии

I.

Русские историки в припадке патриотического "восторга" подписавшие в 1915 г. знаменитый адрес Николаю II, вряд ли подозревали все последствия своего шага.

Изгнав немецких историков и немецкие книги из университетов и об'явив Николая своим "царственным духовным вождем" (так и сказано в адресе!), буржуазные историки не только выполнили свой верноподданнический долг, но подорвали тот самый сук, на котором сидели. За весь период войны, да и позже, не появилось почти ни одной серьезной работы буржуазного историка, - так резко сказалась потеря питательной среды, какой служила для русских профессоров и работа немецких ученых.

Но порвав с современными немецкими историками, русские профессора вынуждены были выбросить за борт и тех, кто так много дал русской историографии: работы Шлецера, Эверса, Шимана - как книги немцев фактически попали в index librorum prohibitorum. И тут история зло подшутила над своими "историками": в роли "наследников" старых буржуазных ученых выступили марксисты. Председатель советской делегации М. Н. Покровский в своем вступительном слове на исторической неделе в Берлине прежде всего подчеркнул, как велика была роль немецких ученых в разработке русской историографии.

Неделя советской исторической науки состоялась в Берлине 7 - 14 июля 1928 г. Задумана она была и сорганизована "Обществом по изучению Восточной Европы", во главе которого стоят профессор Шмидт-Отт, бывший прусский министр народного просвещения, и профессор Берлинского университета, член рейхстага, Отто Гетш. Еще в ноябре 1927 г. немецкие гости на десятилетнем юбилее советской власти повели переговоры с Наркомпросом об организации цикла докладов русских историков в Берлине и тогда же получили следующий список будущих участников исторической "недели" в Германии: М. Н. Покровский, В. В. Адоратский, В. И. Невский, В. М. Фриче, Д. Б. Рязанов, С. М. Дубровский, Н. М. Лукин, Е. Б. Пашуканис, академик С. Ф. Платонов, проф. А. Е. Пресняков, - из Ленинграда, М. М. Богословский, проф. М. К. Любавский и Д. Н. Егоров из Москвы.

Для проведения "недели" в Берлине был создан комитет из тридцати человек. Какое значение придавали в Берлине встрече советских историков можно судить по составу комитета. Наряду с крупными деятелями народного просвещения тут были виднейшие профессора и члены Прусской академии наук - Шмидт Отт - председатель, Отто Гетш - вице-председатель, ректор берлинского университета профессор Норден, профессора Гарнак,

Аугаген, Брекман, Брейсиг, Деельбрюк, Эберт, Гетц (Бонн), Гольдшмидт, Гартунг, Кейр, Крюс, Генрих Майер, Эдуард Майер, Мейнеке, Маркс, Онкен - (Мюнхен), Роденвальт, Саломон (Гамбург), Шумахер, Зеринг, Стеелин, Васмер, Фогель, Виганд, Вилкен, Вульф и генеральный секретарь доктор Ионас.

Комитет наметил проведение "недели" на июнь месяц.

Ряд обстоятельств, однако, заставил изменить, как сроки проведения "недели", так и состав делегации.

Прежде всего неделя совпала с каникулами в советских вузах, когда ряд профессоров успели уже выехать в отпуск или собирались уезжать. Во-вторых, кое-кто из намеченных в списке оказался как раз к этому времени больным. В-третьих, некоторые из профессоров, собиравшихся в августе на VI международный конгресс в Осло, не имели возможности посетить и неделю, и конгресс, между которыми образовался перерыв в полтора месяца.

Наконец, последней причиной отсрочки - последней по порядку, а не по важности - оказалось внутриполитическое положение в Германии.

Капиталистическая Германия успела уже залечить почти все раны, полученные ею в период империалистической и гражданской войн. Сохранивши неприкосновенным свой производственный организм, притом проведя войну преимущественно на чужой территории, германский капитализм несравненно быстрее, чем Антанта восстановил свои производительные силы. Но как раз сейчас - бурный рост капитализма наткнулся на непреодолимое препятствие: репарации тяжелой крышкой нависли над поднимающимся капитализмом. Для всей буржуазной Германии лозунгом дня стал: реванш. То, что многие годы висело угрозой над Францией - побежденный германский орел рано или поздно расправит свои крылья и потребует ответа от галльского петуха - на наших глазах становится фактом.

Англо-французское военное соглашение - свидетельство усиления англо-французского союза - есть ответ не только Америке, покидающей традиционную почву доктрины Монрое, но в известной мере отражение все большего усиления Германии.

Но среди немецкой буржуазии, требующей и готовящей реванш, есть однако, по меньшей мере, два крыла.

Крупная буржуазия и прежнее юнкерство, во главе с германской национальной партией, мечтает о прямом реванше, о военном разгроме Антанты. Для этой группы Советский Союз, несмотря на социальную пропасть между советской и буржуазной системой, открыто и часто подчеркиваемую, кажется наиболее подходящим "союзником". "Англия - наш основной враг по старому. Вместе с советской страной мы могли бы раздавить всю Европу", - так откровенно выразил надежды буржуазии в беседе на банкете один из профессоров.

Для средней, а главным образом для мелкой, буржуазии идея реванша мыслится в ином воплощении. Социал-демократы, отражающие как раз мелкобуржуазные иллюзии, собираются добиться успеха при помощи "бунта на коленях" - ползком, украдкой, вымаливанием одной уступки за другой от Антанты за счет своего советского соседа, авось, удастся добиться реванша.

Правые группы, выполняя свои планы "использования" Советского Союза, принимали деятельное участие в организации недели, но оказались на недавних выборах разбитыми. Некоторые буржуазные партии потеряли до 40% своих голосов, а победителями вышли социал-демократы. Их антантовской ориентации мешала неделя советских историков, как неприятное напоминание Антанте о возможной германо-советской близости. В организации советской "недели" наступила некоторая заминка, внешним отражением которой явилось молчание немецкой прессы. О "неделе" газеты заговорили лишь в самый день открытия, и тут сразу сказался этот парадок-

сальный факт: если исключить коммунистов, то, чем правее политические взгляды той или иной группы, тем более терпимо она относится к Советскому Союзу. Немецкие социал-демократы, у которых к тому же все резче накаляется почва под ногами по мере роста влияния коммунистов, оказались наиболее враждебными элементами.

В то время, когда все газеты, не исключая и "Крейцейтунг", отозвались на "неделю" отчетами, а демократическая пресса и статьями, в которых, не скрывая разногласий, однако, отдали долг научности и интересу постановки проблем советской истории, "Форвертс" поместил лишь одну следующую заметку под крикливым названием "Верх простодушия": "Советское правительство, при посредстве "общества по изучению Восточной Европы", в залах Прусской академии наук организовало выставку, чтобы познакомить публику с исторической наукой в Советской России за время 1917 по 1927 год. Среди выставленных книг находятся воспоминания недавно умершего основателя русской социал-демократии, Аксельрода, появившиеся в Берлине в издании Гржебина. Острота здесь в следующем: аксельродовские воспоминания представлены публике, как продукт советской исторической науки, а между тем в Советской России они запрещены".

Все! Меньшевистский злопыхатель и тут проделал обычный шулерский прием: проявив такую тонкую наблюдательность - в залах, мол, прусской академии, и работа Аксельрода на выставке и т. д. - он не мог не знать, что в каталоге имеется специальный отдел зарубежной русской литературы, где на первой же странице и на первой же строке указан Аксельрод, как издание белое.

Но и для социал-демократов синица в руке оказалась реальней журавля в небе: антантовская ориентация может дать плоды в далекой перспективе, а пока ссориться с своими буржуазными хозяевами не имело смысла и на 7 июля было назначено начало "недели" и открытие выставки советской исторической книги.

Самым трудным делом, несомненно, оказалась организация выставки. Каких-либо сводных указателей не имелось даже в Советском Союзе. К этому следует прибавить изрядное количество литературы, изданной в провинции, особенно в национальных республиках, притом на языках национальных меньшинств. Многие книги оказались уже библиографической редкостью, например, издания эпохи гражданской войны. Наконец, не все научные учреждения были информированы о "неделе", и например, Институт Ленина не был представлен ни одним из своих изданий. К чести, однако, организаторов следует признать, что выставка, хотя и, не дала полной картины состояние советской исторической науки, но сравнительно недурно передавала общее впечатление о наших изданиях и о пропорции между различными отделами.

Всего на выставке было несколько более 2.000 книг, разбитых на XVI отделов:

Архивоведение и библиография             40     номеров
Методология истории                              60           "
Русская история с под'отделами истории 
революции, компартии и III 
Интернационала                           625           "
История нац. меньшинств                                  66            "
Всеобщая история                                         440           "
История литературы                                       143           "
История философии                                        26            "

и т. д.

Для советского читателя все эти цифры до смешного малы, но они, тем не менее, правильно передают пропорции. Так внутри русского отдела из 625 наименований революционному и рабочему движению 17 - 19 столетий дано 174, первой русской революции - 91, Октябрьской революции и гра-

жданской войне - 174, а истории партии и Ленину - 111 названий. При первом же взгляде на выставку не трудно сказать, какие эпохи служат у нас об'ектом научного исследования. Кстати, несмотря на малый срок подготовки, устроители выставки сумели издать полный каталог, что не только систематизировало материал, но и позволяло вовлечь книги в научный обиход.

Помимо книг на выставке был отдел архивных документов. Центроархив блеснул прекрасным качеством своих фотокопий, поразивших даже немцев с их высокой научной техникой, и рядом ценнейших документов, начиная с 13 века. Кроме грамот князей, - Ярослава Ярославовича от 1265 г., всяких порядных, на выставке были показаны листовки Степана Разина, Пугачева, подлинное отречение Наполеона I, очевидно, привезенное нашими войсками, бравшими Париж; затем ряд документов по гражданской войне и Октябрьской революции. Один документ из этой эпохи особенно привлекал внимание публики. Это - отречение от престола за себя и своих потомков нынешнего претендента на российский престол Кирилла I, в 1917 году еще бывшего великим князем. Тут кстати проявилось несколько усиленное ухаживание за советской делегацией и со стороны наиболее терпимо относящихся к нам групп является плодом политического расчета: устроители выставки не показали декларации прав трудящихся с собственноручными поправками Ленина. Наше напоминание, так и осталось без последствий.

В целом весь архивный отдел показал, что в Советском Союзе имеется едва ли не единственная возможность изучать все экономические формации человеческого общества, начиная с родового быта. Так, например, были представлены документы сибирского воеводства, собиравшего дань с сибирских племен в XVI-XVII веках, позволяющие изучать внутри племенные отношения сибирских народностей.

Одновременно с открытием выставки в зале Прусской государственной библиотеки начались и доклады советских ученых в актовом зале Прусской академии наук.

"Неделю" открыл при переполненном зале профессор Отто Гетш, рассказавший историю организации "недели" и заявивший, что в основу работ недели он кладет два принципа, взятые им из советского обихода: реконструкцию и смычку - реконструкцию взаимоотношений и смычку научных деятелей. После него русскую делегацию приветствовал министр народного просвещения профессор Бекер, а от советской делегации благодарил за прием наш полпред в Германии Н. Н. Крестенский и произнес речь на тему - Немецкие ученые и русская историография.

Всего за неделю были прочитаны следующие доклады:

М. Н. Покровский - Теории происхождения самодержавия.

С. Ф. Платонов - Проблема русского севера в новейшей историографии.

В. В. Адоратский - Советские архивы.

М. К. Любавский - Заселение Великорусского центра.

С. М. Дубровский - Столыпинская аграрная реформа.

Д. М. Егоров - Библиотековедение в РСФСР.

Д. М. Егоров - К критике средневековых исторических работ по истории З. Европы.

Е. Б. Пашуканис - Советы солдатских депутатов в армии Кромвеля.

От Белоруссии: В. И. Пичета - Аграрная реформа во второй половине 16 и начале 17 веков в восточных волостях Литвы.

От Украины: М. И. Яворский - З.-европейские влияния на идеологию украинского общественного движения во 2 и 3 четверти XIX столетия.

В. А. Юринец - Социальный процесс в зеркале украинской литературы XX столетия.

Несмотря на уплотненный рабочий день - по 2 заседания утром и вечером - доклады неизменно собирали большую аудиторию, а некоторые про-

шли при переполненном зале. Любопытно при этом, что доклады привлекали много молодежи, главным образом, студентов Берлинского университета, тем более, что доклады читались, за редким исключением, на немецком языке.

В продолжение "недели" советская делегация имела возможность изучить германские архивы, посетив государственный архив в Потсдаме и прусский архив в одном из районов Берлина - Даалеме. Руководитель германскими архивами генеральный директор профессор Кейр организовал в Потсдаме большую выставку архивных документов, причем, идя навстречу нашим интересам, выставил такие документы, как полицейскую записку об Энгельсе, протокол допроса Лассаля, требование русского жандармского управления о слежке за Чичериным в 1907 г. и т. п. Кроме того, ряд документов по внешней политике, например, подлинник протокола венского конгресса и т. п.

О наших архивах и их системе генеральный директор отзывался с большим удовлетворением, особенно о тех параграфах нашего устава, по которым все материалы по истечении определенного времени поступают обязательно в архив. "А я, - с горечью добавил профессор, - вот уже сколько времени воюю, чтобы забрать несколько документов 16 века из министерства торговли". Не лишним будет отметить, как даже на архивах отразилась кургузость революции 1918 г. От старого постарались оставить как можно больше, чтобы легко и быстро вернуться к нему назад. Так, дворцовые архивы Баварии, несмотря на уплату 40 миллионов марок королям, по существу до сих пор являются частными архивами Вительсбахов, с тем только добавлением, что издержки по содержанию аппарата последние охотно переложили на плечи народа, оставив за то за собой почти неограниченное право распоряжения материалами.

Внимательное отношение к советской делегации сказалось, особенно, на специально организованных приемах. Всего их было три. Первый - товарищеская встреча между членами делегации и германскими профессорами; второй - устроенный германскими профессорами в честь делегации, и третий - в советском полпредстве, на котором присутствовали рейхсканцлер Мюллер, министры Гренер и Дитрих, статс- секретари Пюндер и Цвейтинг и т. д., затем крупнейшие деятели германской науки и народного хозяйства.

Какие выводы можно сделать из "недели"?

Это - уже вторая по счету "неделя" советской науки. Первая состоялась в 1927 г. и, несмотря на свой большой успех, имела, однако, одну особенность. То была неделя естественников. Если у естественника отбросить мировоззрение, то останется специалист, которого с огромной пользой может использовать социалистическое государство. Но именно поэтому эта группа ученых, при всей их об'ективной и субъективной преданности новому строю, не характерна для советской науки, - на ней меньше всего отражается характер господствующего класса в стране советов. Для историка же его научную сущность составляет мировоззрение. Без мировоззрения историк - ничто. Как раз на этой группе ученых резче всего и сказывается господствующий характер нового класса. Приглашая советских ученых историков, устроители "недели" фактически приглашали марксистов. Впервые с кафедры Прусской академии наук, едва ли не самой консервативной, зазвучали речи марксистов, притом из уст таких его представителей, как М. Н. Покровский.

Но, являясь господствующим течением в науке, марксизм отнюдь не подавляет другие точки зрения. У пишущего эти строки состоялся следующий диалог с одним из крупных профессоров:

- А разве в делегации есть не-марксисты?

- Есть, притом такой, к примеру, который остался ректором университета, когда из него ушли даже кадеты.

- Я, признаться, думал, что не-марксисты давно изгнаны.

- Вы правы, если имеете в виду профессоров богословия...

- Да и то, вероятно, потому, что у вас нет богословских факультетов - перебил меня мой собеседник.

Выступления беспартийной не-марксистской части делегации нанесли сильный удар по предрассудкам, по которым в Советском Союзе уничтожена буржуазная историческая наука и механически подавляются инакомыслящие.

Второй, не менее сильный удар "неделя" нанесла тем, кто считал, что истории у нас не существует, а остатки ее служат лишь целям "пропаганды" нового режима. На протяжении "недели" перед весьма компетентной аудиторией прошла целая серия докладов из самых различных эпох. Наряду с докладами из эпохи XX века, были доклады о XVI веке русской истории, из эпохи средневековья в Западной Европе и т. п. Даже и пристрастный свидетель вынужден был сознаться, что марксистский метод отнюдь не топчется на одном месте, что в научный обиход втягиваются новые эпохи, бывшие до сих пор достоянием разработки лишь идеалистического метода, что марксизм подвергает критической проработке, и притом плодотворной, материалы и данные самых различных эпох. С точки зрения буржуазных профессоров наши доклады по методу разработки может быть и односторонни, но в научности их никто не сомневался. Самым ярким свидетельством этому служил тот факт, что белоэмигрантские ученые не осмелились не только на демонстрацию, - это было бы политическим преступлением против приютившей их страны, - но даже на академические выступления против советских ученых: все равно не поверят сейчас.

Мало того. "Неделя" не только показала существование исторической науки, но и подчеркнула, как много у нас широчайших перспектив как раз для развития исторической науки. Доклад о наших архивах, по своей организации, отношению к ним государства и богатству материала, оказавшихся вне всякого сравнения даже с германскими, был выслушан с напряженнейшим вниманием и встречен чрезвычайно тепло. На нем присутствовали не только деятели архивного дела, но и очень много молодых ученых.

Советская "неделя" помимо того проиллюстрировала практическое воплощение в жизнь нашего принципа разрешения национального вопроса. Уже самый состав делегации, в числе которой были отдельные представители украинской и белорусской науки, имел крупное политико- пропагандистское значение. А доклады о состоянии науки в союзных республиках и поездка представителей украинской белорусской части делегации по Германии дали недурное представление о нашей национальной политике. Это тем более ценно, что как раз сейчас в Западной Европе, в частности в Германии, национальный вопрос является самой актуальной проблемой, интересующей широкие круги науки и общественности.

Большим достижением "недели" явилось установление фактической связи между советской и германской наукой. Между обеими делегациями состоялось соглашение об архивах, позволяющее не только обмениваться учеными, производящими изыскания в той или иной области, но и самыми материалами. Это соглашение, конечно, явится большим вкладом в науку, значительно продвигая вперед исследовательскую работу.

Наконец, надо указать еще на одно достижение "недели".

Интерес к России и к теперешнему Советскому Союзу был в Германии всегда высок. Сейчас в Германии имеется целый ряд институтов, изучающих Восточную Европу. Кроме "Общества по изучению Восточной Европы" в Берлине существует "Восточно-европейский институт" в Бреславле семинарии по изучению Восточной Европы под руководством профессора Саломона в Гамбурге, затем в Кенигсберге, откуда недавно вышла работа о Чаадаеве д-ра Винклера; недавно организованный семинарий в Дрездене, наконец, семи-

нарий по восточно-европейской истории при Берлинском университете под руководством профессоров Гетша и Стеелина (директор).

Наша "неделя" совпала как раз с 25-летним юбилеем берлинского семинара, основанного еще Шиманом. Семинарий этот, начавшись с 5 участников, превратился сейчас фактически в институт русской истории с 90 слушателями и большой русской библиотекой в 15 тысяч томов.

Для всех этих институтов чрезвычайно острой является проблема новых руководящих кадров. Профессор Гетш как то обмолвился, что если какая-нибудь катастрофа унесет его, Стеелина или Саломона, то он не знает, кто сумеет продолжать руководство по изучению Восточной Европы. Наша "неделя", в известной мере, разряжает эту атмосферу. Прежде всего, по соглашению с организаторами "недели", советская историческая выставка превращается в постоянный фонд, который постоянно будет пополняться все новыми материалами, чего так не хватает Германии.

Во-вторых, между советскими историческими институтами и германскими ныне установится связь, которая поможет обмениваться опытами, литературой, программами и даже лекторами.

II.

Если берлинская "неделя", условно выражаясь, является восходом советской исторической науки, то международный конгресс историков в Осло есть свидетельство заката буржуазной исторической науки. Впрочем, строго говоря, метафора эта вряд ли подходит к буржуазной историографии: нельзя же говорить о закате давно потухшего солнца. Солнце буржуазной исторической науки показалось над горизонтом после победы буржуазии в великих классовых битвах конца XVIII и начала XIX веков, но быстро скрылось после революций 1848 г., когда на политической арене появился новый класс с властным требованием на науку и труд. За буржуазными историками, да и то в лучшем случае, осталось собирание фактических данных, но одни факты нигде еще не составляют науки: и в химии, и в физике, как в истории, науку составляет тот метод, при помощи которого об'ясняют факты. Об'яснять же научно, т. е. исходя из классовой точки зрения, буржуазные историки уже давно не смеют.

Но конгресс в Осло интересен в двух отношениях.

Во-первых, там собрались не отдельные представители буржуазной науки той или иной страны, а вся историческая наука всего мира, облегчая тем самым суждение о состоянии науки в целом. Во-вторых, на конгрессе впервые появилась делегация советских историков.

Даже и на первый поверхностный взгляд трудно назвать конгресс вполне научным. Сама цифра участников и длительность заседаний ярко противоречат научности: делегатов больше 1000, докладов намечено 360, а заседали всего 5 дней.

Но зато, если на первый взгляд конгресс не носил научного характера, то бросался в глаза его политический характер. В самом деле. Если исключить из числа делегатов 300 норвежцев, которые, как хозяева, притом не нуждаясь в валюте для выезда, включили в состав конгрессистов не только всех своих профессоров, но и студентов, обслуживающих конгресс¹ , то из 700 делегатов, представляющих 40 стран, поляки имели 54, а французы 144 делегата, т. е. обе страны имели почти 30% всего состава конгресса. Правда, сюда вошли и приехавшие с делегатами не-члены конгресса, но их привезли не только поляки и французы, следовательно, пропорция не меняется; напротив, цифры

¹ Вообще на конгрессе гостей не было, а все жены делегатов и взрослые дети, или приехавшие с делегатами, включались в состав действительных членов конгресса.

заявленных докладов, где, понятно, нет ни гостей, ни членов семьи, еще рельефнее подтверждают этот факт: из 360 докладов (точнее 358) поляки имели 42, а французы - 75, т. е. вместе 117, что составляет даже 33%.

Политический характер конгресса дополняется тем, что французы и поляки дружно поддерживали одни и те же предложения. Так, в комиссии по изданию конституций, кажется, немцы предложили издавать конституции с комментариями, но французы вместе с поляками выступили против и т. п.

На этой почве политических противоречий можно было наблюдать и совсем курьезные истории: в одной из секций немцы покинули заседание, когда кафедру занял польский докладчик.

Насколько политически напряженной была атмосфера конгресса, можно судить по выступлению белой профессуры. Будь атмосфера работ более академической, даже у белых не было бы стимулов к чисто политическому выступлению.

Эмигрантская профессура пыталась на конгрессе выступить от имени русской науки. Но комитет конгресса резонно раз'яснил им, что русскую науку представляет советская делегация, за белыми же остается возможность посетить конгресс лишь в качестве членов делегации какой-либо другой страны. Таким образом, от Америки попал на конгресс профессор М. И. Ростовцев, от Франции Кулишер А. М., затем В. В. Шацкий, да от Югославии Е. А. Елачич, кстати, довольно дружелюбно отнесшийся к советской делегации и даже очень сочувственно цитировавший на конгрессе работы М. Н. Покровского. Любопытно, что такие страны, как Чехо- Словакия, где расположено большое гнездо белой профессуры не дали не одного места эмигрантам, а о Германии и говорить не приходится. То обстоятельство, что именно Франция и отчасти Америка привезли белых, только лишний раз подчеркивает политический характер конгресса.

Привезенные белые на второй же день конгресса выступили против советской делегации в интервью профессора М. И. Ростовцева. Вот что поместила газета "Афтенпостен" 15 августа 1928 г. со слов М. И. Ростовцева: "Мы встречаем сегодня профессора огорченным тем, что бюро конгресса внесло предложение и избрало проф. Покровского в члены президиума конгресса.

- Знаете, кто он такой? - говорит профессор. - Он является государственным секретарем департамента просвещения в Москве, другими словами - это правая рука Луначарского, а последний является заведывающим того департамента, который пытается уничтожить всякое свободное историческое исследование в России. Это - департамент Покровского, который несколько лет тому назад выслал 26 ученых лишь потому, что их философские и исторические взгляды и учения не совпадали с официальной теорией марксизма.

Вообще, что в сущности делать на этом конгрессе советско- русскому историческому исследованию? Политически их приглашение на конгресс может быть и правильно. Исходя из точки зрения международного сотрудничества, могут еще быть некоторые основания для их приглашения, так что я не желал ни протестовать, ни высказывать своего сожаления по поводу приглашения историков Советской России, несмотря на то, что мне кажется, бюро могло избрать в президиум более нейтрального представителя, чем человека, бывшего самым важным оружием в руках советского правительства в преследовании свободного исследования в России.

Но с точки зрения научной приходится удивляться приглашению советских историков. Вообще не может существовать сотрудничества между остальными членами конгресса и советско-русской делегацией по той простой причине, что мы все другие базируем нашу работу на свободном исследовании и полной свободе взглядов. Между тем, как советско-русские "историки" имеют своей определенной исходной точкой марксизм и задачей их

является как можно лучше приспособить к нему факты. Но это, ведь, ничего общего не имеет с историческим исследованием!

Между тем, задачей конгресса является организационная работа исторического исследования на основе полной свободы для каждого. Мы ищем истину без предпосылок и только ее. И мы знаем, что истина еще далека. Но советско- русские историки, напротив, говорят: истина найдена, это - марксизм; те, которые не видят этого, вредны и должны быть изгнаны. Эти господа, если бы были в состоянии, распустили бы весь конгресс. Исторический материализм для них теология, но не наука. Их исследование не является наукой, а лишь попыткой приноровить фактические условия к теологической догме".

Выступление М. И. Ростовцева, однако, произвело отнюдь не то впечатление, на которое рассчитывали открытые и скрытые недоброжелатели Советского Союза. Откровенно- политический характер его смутил даже и тех, кто ждал и готовился к нему. Как раз эта группа надеялась изолировать советскую делегацию и сделать ее присутствие малозамеченным, а выступление профессора испортило этот план. Тем более, что оно совпало с пребыванием в норвежском порту "Красина", вызвавшего, буквально, бурю восторга даже в мелкобуржуазных кругах.

На следующий день утром в печати появилась статья председателя конгресса, норвежского профессора Кута, с резким ответом зарвавшемуся профессору. Основное в статье Кута состояло в том, что он отгородился от имени конгресса от выступления Ростовцева, сделав его личным делом профессора. В тот же день появилось интервью беспартийной части нашей делегации. Профессор Преображенский, Пичета, Косьминский и Богаевский чрезвычайно остроумно подошли к выступлению М. И. Ростовцева. "Основной принцип научности, - говорили они в своем интервью, - состоит в критическом подходе к источнику. Профессор Ростовцев - ученый, но он не проявил критического подхода к источнику своей информации, поступив тем самым не как ученый". Дальше наши товарищи шаг за шагом, приводя богатый фактический материал, опровергнули утверждения профессора. В частности, в противовес его утверждению о подавлении инакомыслящих, они сообщили, что книга Петрушевского - антимарксистская по своему содержанию - была издана в Москве, что книга самого Ростовцева - активного противника Советской власти, - все же увидела свет в Советском Союзе и т. п.

Давление общественного мнения было настолько сильно, что та же газета, где писал Ростовцев, вынуждена была выступить в роли унтер-офицерской вдовы, самое себя высекшей: газета "Афтенпостен" на другой день поместила портрет М. Н. Покровского и его ответное интервью против Ростовцева.

Протест на этом не кончился. Культурно-просветительное общество "Кларте", в состав которого входят левонастроенные элементы, организовало специальный митинг, на котором выступили члены нашей делегации: профессор П. Ф. Преображенский с докладом о науке в СССР и профессор В. А. Юринец от Украины на тему - Национальный вопрос и проблема национальной культуры в СССР.

Можно судить после этого, насколько "близок" к истине корреспондент "Последних новостей", писавший в газете 27 августа: "что касается представителей советской науки, то участие их в с'езде прошло мало замеченным" (!). Вот уж именно, истинный представитель крыловского "любопытного": не заметить после такой возни...

Чтобы покончить с вопросом о характере конгресса, не лишним будет остановиться еще на одном факте. Каждая крупная делегация выставляла по одному докладчику на пленум конгресса. Французы изо всей своей огромной делегации, насчитывающей крупные исторические имена, тем не менее вы-

ставили официальным представителем французской исторической науки... попа: монсьер Бодриляр прочитал доклад о религиозной психологии короля Людовика XIV. Католический епископ с самым серьезным видом доказывал 1000 профессорам, что Людовик был прекрасным католиком. Что же касается его "похождений", вошедших даже в католические хрестоматии для детей, то это лишь маленькое пятно на светлом солнце, о котором можно упомянуть вскользь. Зато, следуя давно установившейся традиции, монсеньер половину речи посвятил мадам Ментенон, неизменно поддерживавшей строгий католицизм у христианнейшего короля. Кстати. Ее плодотворную деятельность монсеньер ставил в пример и всем присутствовавшим!

Прибавьте к этому то обстоятельство, что французы привезли не одного монсеньера, что попов вообще на конгрессе было много, особенно в секции истории религии, что французы, очевидно, не пустили на конгресс Матьеза, собиравшегося при том читать интересный доклад о диктатуре в Великой французской революции, что многие доклады были на такие темы, как "Религиозные причины Крымской войны", что в докладе о проблеме Тихого океана в современную эпоху не было сказано ни звука о Советском Союзе, а сам доклад кончался заявлением - если Россия возродится, то она снова пойдет рука об руку с Францией и Англией, - то общий фон, на котором разворачивалась работа конгресса, будет сравнительно полон.

Все 360 (в круглых цифрах) докладов были разбиты на пленарные, читанные на общих собраниях и секционные.

Пленарных заседаний было всего два, которыми открыли и закрыли конгресс. На первом выступили Галидан Кут (Осло) - Замечания о национальной идее в современной эпохе; монсеньер Бодриляр со своим уже упомянутым докладом; К. Бранди (Геттинген) - Карл V; Анри Пиренн (Бельгия) - Распространение ислама и начало средневековья; Альфред В. Киддер (Вашингтон) - Современное состояние знания американской истории и цивилизации до 1492 г. На втором пленарном заседании выступили: Карло Калисс (Рим) - Об'единение Италии; Альфонс Допш (Вена) - Натуральное и денежное хозяйство в мировой истории; М. Н. Покровский - Происхождение русского абсолютизма с точки зрения исторического материализма; Розе (Кембридж) - Бонапарт и Восток; Зелинский¹ (Варшава) - Человек древности и человек современности; Иорга (Бухарест) - Запад и Восток в средние века. Два доклада из всей серии, несомненно, представляли большой научный интерес: Допша и Покровского. Профессор Допш повторил тезисы своей последней книги. Не называя имен, Допш, по существу, выступал против марксистов, которым он приписал (от профессора можно было ожидать большей теоретической подготовки), следующую экономическую схему мировой истории: натуральное хозяйство, денежное и кредитное, (!). Что доклад его был заострен против марксистов, доказал сам Допш, кончив свой доклад, представлявший фактическое обоснование ошибочности, созданной им "марксистской" схемы, примерно, так: а все же нельзя об'яснить всю историю из одного экономического фактора. Чувствовалось, что проф. Допш метит как раз в подымающегося уже на кафедру М. Н. Покровского, который даже в теме подчеркнул свою исходную точку зрения.

М. Н. Покровский изложил свою теорию происхождения самодержавия, выслушанную внимательно, но с каким-то напряжением, как будто слушатели ожидали, что вот-вот большевистский ученый скажет что-нибудь особо неожиданное. Н. М. Лукин правильно отметил в своей статье, что кое-кто из профессоров морщился, когда М. Н. Покровский употреблял такие тер-

¹ Любопытно, что поляки не нашли ни одного, достойного представлять Польшу, профессора и имели своим представителем старого русского профессора, который при этом ни звука не сказал о Польше, зато много говорил о Льве Толстом.

мины, как "буржуазная историография", "пролетарская историография" и т. п.

Всех секций, заседавших 2 раза в день, было 15:

I. Секция вспомогательных наук, архивов и публикаций текстов;

II. Доисторическая;

III и IV. История древности;

V. Средневековье;

VI. Новая история;

VII История Америки;

VIII. История религии;

IX. История права;

X. Экономическая и социальная история;

XI. История науки и литературы;

XII. История искусства;

XIII. Методологическая секция;

XIV. Секция по преподаванию истории;

XV. История северных народностей.

Наиболее крупные историки, выступавшие с докладами, следующие: Пиренн от Бельгии, Бранди, Дармштетер, Корнеман, Майер, Мейснер, Онкен, Рейнеке-Блох, Шмидт, Фогель, Виганд и др. от Германии; Бер, Глоц, Леритье, Марион, Буассонад, Блох от Франции; Темперлей и Гуч от Англии и т. д.

Советская делегация состояла, кроме М. Н. Покровского, из следующих товарищей:

Б. Л. Богаевского, прочитавшего доклад на тему - Боги гончарного искусства минойского Крита;

П. Ф. Преображенского - Реалистические черты древних религиозных верований;

Е. А. Косьминсхого - Английская деревня в XIII веке;

В. П. Волгина - Социализм и эгалитаризм в истории социалистических теорий;

В. В. Адоратского - Архивоведение в РСФСР;

М. Яворского - Западно-европейское влияние на идеологию украинского общественного движения во 2 и 3 четверти XIX столетия;

С. М. Дубровского - Крестьянское движение в России в XX веке;

В. А. Юринца - Главные течения в современной украинской литературе.

Н. М. Лукин и В. Пичета докладов не читали.

Немедленно по прибытии в Осло советская делегация на специальном собрании, наметила план своей работы. Прежде всего было решено принять самое деятельное участие в прениях, причем были даже намечены те доклады, которые представляли для нас особый интерес. Следующее постановление касалось вопроса о языке конгресса. Официальными языками считались норвежский, английский, немецкий, французский, итальянский и испанский. Делегация решила настаивать на допущении наряду с другими и русского языка. Кроме того, было постановлено ввести в интернациональный комитет по организации и созыву конгресса М. Н. Покровского и добиваться допущения в комитет представителей Украины и Белоруссии. Из других решений делегации следует остановиться на постановлении о введении в комиссию по доступности архивов т. В. В. Адоратского, а в комиссию по преподаванию истории т. В. П. Волгина.

Сама делегация была составлена по такому принципу, чтобы показать наши достижения во всех областях исторической науки, причем доклады советских историков имели несомненный научный успех. Сошлюсь только на два примера. После доклада Б. Л. Богаевского, читавшего в первый день открытия работ секций, председатель секции, явно стремясь перейти к но-

вому докладу без прений (а в секциях полагались выступления по 5 минут, а сами доклады продолжались 30 минут), поблагодарил докладчика и пригласил второго. В этот момент, протестуя, поднялся профессор Корнеман, заявив, что он много лет думал над проблемой, затронутой Богаевским, и только сейчас убедился в том, что она разрешена. Это дает ему право считать материалистический метод в истории таким же научным методом, как и другие. Само собой разумеется, что секция не ставила на голосование признание научности материалистического метода, но заявление авторитетного профессора имело свое значение.

Доклад т. Адоратского был яркой иллюстрацией того положения, что только пролетарская революция сделала возможной научную разработку наших архивных материалов. В прениях выступил датский ученый Фрис, произнесший буквально панегирик по адресу наших архивов и их постановки дела. После него выступил немецкий профессор Мейснер, полностью подтвердивший проф. Фриса и подчеркнувший научный характер наших публикаций. Познанский проф. Пашковский, работавший в России до октября, в свою очередь поразился такой решительной перемене в архивоведении и огромными успехами советского архивоведения.

Таким образом, как и в Берлине, советская делегация резко подчеркнула классовый, а вместе с тем и научный характер исторической науки в СССР.

Делегаты наши не ограничились лишь докладами. Они довольно часто выступали в прениях, противопоставляя мертвящей скуке, идеалистической интерпретации истории, живой и плодотворный метод марксизма. Отмечалось и на самом конгрессе, что марксистские историки отнюдь не повторяли избитые, общие места и не шли по старым проторенным схемам, что с упорством, достойным совсем другого применения, проделывали буржуазные историки. Каждый марксистский доклад ставил вопрос по-новому, на резко классовой базе, беспощадно расправляясь с идеалистической мешаниной. И эти выступления отнюдь не тонули в идеалистическом море, как самая немногочисленная советская делегация среди сотен буржуазных историков. Напротив, казалось весь конгресс являлся диспутом, на котором большая часть докладчиков направляла свои удары на непропорционально слабо представленный марксизм. Этот факт, едва ли не больше других свидетельствовал о том, как слабы научные позиции идеалистической историографии, если она всю силу своих доводов направляла лишь на борьбу против марксистского метода.

То, что мерещилось перепуганному эмигрантскому профессору - если бы советские историки были в состоянии, они разогнали бы весь конгресс - приобретало реальное значение, однако, в прямо противоположном смысле: конгресс историков сам ставил под вопрос научный характер всей буржуазной истории, поскольку находил в себе силы лишь для огульной атаки на марксизм.

Марксизм в Осло, кроме советской делегации, был представлен лишь одним ученым¹ : председатель исторического конгресса профессор Кут, читал доклад о значении классовой борьбы в современной истории человечества.

Слабое развитие классовой борьбы в Норвегии позволяет либеральной буржуазии проявить такую роскошь, как игра в марксизм. Какой вид, однако, он принимает в ее интерпретации, можно судить по содержанию доклада и прениям. Основной тезис доклада, являющегося, по язвительному замечанию одного из наших делегатов, введением в изучение политграмоты"

¹ Наши делегаты пытались в Осло сорганизовать всех марксистов и создать отдельные общества историков- марксистов. На организационное собрание явилось, однако, только 2 человека.

сводился в следующему: буржуазия в силу развития меновых связей все более интернационализируется и уже не является носителем национальной идеи; носителем национальной идеи выступает новый класс-пролетариат. (!).

Но даже и в своем обуржуазненном виде "введение в политграмоту" вызвало протесты. Выступавшие в прениях повторяли обычные доводы о влиянии многих факторов в истории человечества и односторонности докладчика.

Докладчик в своем заключительном слове... согласился со своими оппонентами.

Само собой разумеется, что от такого марксизма советской делегации пришлось отгородиться.

Но участие советской делегации на конгрессе вскрыло и ряд недостатков, какие следует учесть при организации и посылке новых делегаций. Надо помнить, что всякий научный конгресс в нашу эпоху неизменно является и политическим, а потому, помимо тщательной подготовки к выступлению на этих полуполитических конгрессах, не следует забывать, что проблема времени и числа отнюдь не являются только философскими категориями: наша делегация была так малочисленна, что не имела совсем времени посетить даже все секции, не только выступать в прениях. А между тем, и для научных, и для практически-политических последствий, говорить об огромном значении постоянных и частых марксистских выступлений не приходится.

Во-вторых, надо проявлять большую аккуратность и тщательность в выполнении своих планов. За месяц до конгресса в нашем списке были об'явлены - академик Тарле и профессора - Грушевский и Федоровский. При открытии конгресса первый сообщил телеграммой из Парижа о своей болезни, а вторые почему-то не приехали. Располагая этими данными, белогвардейская пресса писала: "Советское начальство не пожелало допустить на с'езд живущих в России старых ученых с именем и командировало большевистских деятелей, большинство которых не вызвало к себе интереса со стороны международной научной коллегии" ("Последние новости", 27/VIII, 1928).

Конечно, считаться с шавканьем подзаборной литературы было бы ниже всякого достоинства, но зачем же давать материал даже для шавканья?

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - И. Минц:

Комментарии: