Редакция академического издания "Правды Русской" с удовлетворением принимает общую положительную оценку издания, сделанную проф. С. В. Юшковым в начальной часта его рецензии. В этой части автор рецензии признает, что основная цель издания достигнута. Такой целью и было дать заново проверенный и систематизированный материал для построения истории текста "Правды Русской" и изучения ее содержания в свете истории памятника (см. академическое издание, стр. 6, 29 и др.).

Но с общей положительной оценкой находится в противоречии последующая обширная часть рецензии, где проф. С. В. Юшков старается показать недостатки нашего издания. Приступая к своим критическим замечаниям, С. В. Юшков очень осторожно говорит: "...приходится отметить ряд моментов, которые, на наш взгляд, являются недостатками этого прекрасного издания". Из последующего же видно, что, по его мнению, в издании имеются такие серьезные недочеты, при которых оно едва ли заслуживает только что высказанной рецензентом оценки. Такова одна черта рецензии С. В. Юшкова.

Другая отличительная черта рецензии - методологического порядка. Рецензент идет путем прямого или косвенного сопоставления нашего издания с другим изданием, а именно с изданием Украинской академии наук, вышедшим летом 1935 г. под редакцией самого рецензента. Проф. С. В. Юшков стремится доказать, что, в противоположность изданию "Правды" под его редакцией, в рецензируемом издании АН СССР не соблюдены существенные требования, которые должны быть предъявлены к научному изданию.

Первым недостатком издания рецензент считает то, что в нем использованы не все списки "Правды". Он пишет: "В особом перечне указывается, что не были использованы 11 кратких списков и 4 пространных. В предисловии редактора не указывается, почему эти 15 списков не были использованы. Можно только догадываться о причине этого: неиспользованные списки относятся к XVIII и даже к XIX вв., и, следовательно, они были признаны неинтересными для истории текста Русской Правды. В частности, большинство неиспользованных кратких списков - это списки Татищева. Но разве лицу, специально занимающемуся Русской Правдой, будет неинтересно установить, как воспринимал ее текст в XVIII в. Татищев?"

Напрасно, однако, С. .В. Юшков утруждает себя догадками. На стр. 18 издания мы читаем:

"Из числа кратких списков напечатаны два древних: Академический I и Археографический I. Что же касается кратких спи-

сков XVIII - XIX вв., которые все представляют собою в той или иной форме лишь копии, непосредственные или копии с копий, с Академического I списка, то они не приводятся в вариантах к Академическому I списку. Три из этих списков, непосредственно связанные с работой над Правдой Русской первого исследователя ее, открывшего 200 лет назад Правду Русскую, - В. Н. Татищева, печатаются в приложении к 3-му тому.

Из пространных списков тоже исключены три поздних списка: Горюшкинский XVIII века, как копия с Бальзеровского списка, Царского IV - XVIII века и Овчинниковский III - XIX века; хотя относительно последних двух и не установлено, с каких точно списков они списаны, но, являясь однотипными в ряду наличных древних списков, они в вариантах не дают ничего существенного. Кроме того, исключен список так называемый "Музейские отрывки", хотя он и относится к XVI веку. От него до нас дошло всего пять неполных листов (левые части листов обгорели). Список этот также сходится с некоторыми полными однотипными списками. Приведение этих пяти листов не дало бы ничего существенно нового".

Татищевские списки не имеют значения для истории текста "Правды" (см. стр. 32 академического издания). Они имеют значение лишь для истории изучения нашего памятника, поскольку известная переработка текста Татищевым и есть одна из форм, показывающих изучение текста Татищевым. Место им, естественно, не в первом томе, а в третьем томе издания, который и посвящается истории изучения "Правды Русской" (стр. 9 академического издания). При этом и из списков "Правды", которые мы называем Татищевскими, не все служат к изучению работы Татищева, а только списки Татищевские I, II, III, остальные же представляют лишь последующие копии XVIII - XIX вв. со списков Татищевского I и Татищевского II (см. стр. 31 - 32 академического издания).

С. В. Юшков в разных местах рецензии упрекает редакцию издания в том, что она как бы навязывает свои взгляды. Редакция, наоборот, старалась всячески избегать этого, но в то же время никак нельзя согласиться с той пассивной ролью, какую предоставляет С. В. Юшков издателю. В известной сфере издатель не только может, но и обязан не быть пассивным. Издателю приходится брать многое на себя, поскольку он работает непосредственно над рукописью, а исследователю придется иметь дело уже с печатным изданием. Издатель датирует рукописи, издатель видит, что представляют из себя поправки и приписки в списке, и только издатель может во многих случаях выяснить, что та или иная рукопись представляет лишь позднюю копию с другого списка. До известного хронологического предела имеют, конечно, свое значение и поздние копии. Таким пределом в отношении списков "Правды" редакция приняла XVII век, но она, конечно, использовала бы и те или иные списки и XVIII и XIX вв., если бы в них было что-нибудь действительно существенное, что давало бы новый материал для истории текста. При отсутствии такого материала в списках XVIII - XIX вв. было бы напрасным их использование в сводке вариантов, тем более что списки XVIII - XIX вв. по своему письму трудно ставить в ряд со списками древнего письма.

Далее, С. В. Юшков указывает, что "в сводных текстах даны не все списки, а только некоторые", и при этом опять сетует на то, что "редакция не объяснила, чем она руководилась при выборе того или иного списка".

Цели, какие преследовались при составлении сводных текстов, так очерчены в предисловии к изданию (стр. 7):

"Наряду с печатной транскрипцией 15 списков, для того, чтобы дать возможность исследователю легче сравнить между собою виды списков, а равно и для исследователя, не занимающегося специально изучением истории текста Правды, помещаются сводные тексты кратких и пространных списков. Сводные тексты Пространной Правды даются по важнейшим спискам групп, т. е. в основу берется основной список первого, в порядке классификации, вида каждой из трех групп - Синодально-Троицкой, Пушкинской и Карамзинской, - а из основных списков других видов той же группы приводятся варианты, характеризующие различие между отдельными видами. В случаях, когда чтения основного списка данного вида корректируются другими списками того же вида, в сводном тексте приводятся разночтения и из этих других списков вида. Сводные тексты Пространной Правды располагаются параллельно, причем в 4-й колонке дается текст Толстовского (сокращенного) вида".

Как видим, хотя здесь и не говорится о каждом использованном в сводных текстах списке отдельно, но, кажется, достаточно ясно указаны те критерии, которыми руководилась редакция при выборе списков для сводных текстов.

С. В. Юшков отмечает кроме того, что в сводном тексте не дан список, положенный в основу Ферапонтовского вида. Но Ферапонтовский вид списков представляет собой сводный текст из списка Розенкампфовского вида со вставками и изменениями, заимствованными из списка Новгородско- Софийского вида¹ (более древней ветви этого вида чем та, какую представляют дошедшие до нас списки Новгородско-Софийского вида), а поскольку в сводном тексте уже использованы как список Розенкампфовский, так и список Новгородско-Софийский, не оставалось из Ферапонтовского списка существенных вариантов, которые следовало бы приводить в сводном тексте, имея в виду цели, поставленные при составлении этого текста.

¹ См. академическое издание "Правды Русской", стр. 50 - 51.

Далее С. В. Юшков переходит к вопросу о классификации списков "Правды" . Классификация списков является основой такого рода изданий, и поэтому естественно, что и в рецензии на этом вопросе сосредоточено особое внимание. С. В. Юшков сопоставляет классификацию списков "Правды" издания Украинской академии наук, т. е. свою классификацию, с классификацией списков рецензируемого издания, но при этом не обращает внимания на то, что эти классификации построены по разным системам.

Классификация нашего издания построена на основе генезиса списков "Правды", т. е. по системе семей. Все списки "Правды" представляют две большие семьи, названные разрядами: разряд кратких списков и разряд пространных списков. Во второй из этих семей - три меньших семьи: группа Синодально-Троицкая, группа Пушкинская и группа Карамзинская. Из этих трех групп две первые группы являются основными и восходят каждая самостоятельно к общему протографу пространной "Правды", а группа Карамзинская представляет сводный текст из нескольких списков Синодально-Троицкой и Пушкинской групп. В каждой из трех групп выделены, далее, еще меньшие семьи, названные видами. Вопрос о редакциях в этой схеме классификации не ставится, и самая терминология выдержана в соответствии с основным принципом классификации - генетическим. Здесь среди терминов нет и терминов "редакция" и "извод", которые более приложимы при системе классификации по редакциям, так как там приходится прежде всего определять, заключает ли тот или иной текст достаточный комплекс редакционных признаков, т. е. признаков придания тексту в той или иной степени нового содержания, а также новой систематики.

Вопрос о квалификации текста, как редакции, нередко может быть весьма спорным, что особенно видно по литературе о "Правде Русской". Но система классификации по семьям дает полную возможность ни в какой мере не связывать исследователей по такому спорному вопросу, как различение редакций и изводов. Это, однако, не значит, что мы вообще не имеем в виду вопроса о редакциях нашего памятника. Но раз мы стали на путь изучения "Правды Русской" в свете истории текста "Правды", то вопрос о редакциях должен быть разрешен уже в итоге исследования истории текста "Правды" в целом. Вместе с тем только после исследования истории текста "Правды" и возможно будет различить двоякого рода редакции нашего памятника: редакции "Правды", как памятника юридического, и редакции "Правды" чисто литературные, ибо только в итоге исследования текста списков определяется время происхождения тех или иных видов "Правды".

Классификация же списков у С. В. Юшкова построена по иной системе - по системе редакций, и так как подразделений списков у него очень мало, всего пять редакций, то она показывает не все, а лишь некоторые "редакции нашего памятника (и притом с некоторыми ошибками в распределении списков по редакциям).

И вот только невниманием к системе классификации списков в рецензируемом издании можно объяснить брошенное С. В. Юшковым обвинение в том, что у нас "одна из редакций превращается в простой сокращенный вид" и что "упущением редакции является отнесение списка Библиотеки им. В. И. Ленина N 765 к Карамзинской редакции (группа)". Как видим, он уже сам заменяет наш термин "группа" термином "редакция".

Что касается сокращенной "Правды", то она помещается в Кормчих книгах, как и большая часть списков "Правды" Синодально-Троицкой группы, и представляет собой сокращение списка Ферапонтовского вида с некоторыми изменениями¹ . Вследствие этого при системе классификации по семьям сокращенный вид должен быть отнесен к означенной Синодально- Троицкой группе, и место его - непосредственно после списков Ферапонтовского вида. Но это не значит, что сокращенные списки представляют собой извод. Сокращенная "Правда" вовсе не характеризуется непреднамеренными изменениями в тексте, а, наоборот, представляет определенную и притом серьезную редакционную работу, и мы имеем перед собой позднюю редакцию нашего памятника, притом не литературную, а опыт отбора из "Правды" того материала, который сохранял еще практическое значение (см. стр. 35 издания).

Среди списков Синодально-Троицкой группы можно было бы отметить и некоторые другие редакции, но если бы даже сокращенная "Правда" среди этих видов и была единственным видом, который следует квалифицировать как редакцию, то все равно вынесение ее из Синодально-Троицкой группы противоречило бы системе классификации по семьям. Указание, что сокращенная "Правда" является редакцией, имеется в самом рецензируемом издании, где в начале статьи о списках "Правды Русской" написано (стр. 11): "... в двух из Кормчих XVII в. мы находим даже новую редакцию Правды Русской - списки, сокращенные из пространных (списки Толстовский IV и Оболенского I)".

Возражение же С. В. Юшкова относительно Троицкого IV списка (который он называет пространно "список Библиотеки им. В. И. Ленина N 765") следует выяснить в связи со всей его классификацией. Мы не будем касаться первой редакции С. В. Юшкова, т. е. кратких списков, и пятой редакции, т. е. списков сокращенных, так как по вопросу о том, что это действительно особые редакции и что тут списки правильно включены в ту и другую редакции, спора у нас нет. Обратимся к другим редакциям С. В. Юшкова.

Во вторую редакцию его входят все

¹ См. академическое издание "Правды Русской", стр. 36, 51.

списки нашей Синодально-Троицкой группы, кроме сокращенных, и два списка других групп: список Пушкинский (Пушкинской группы) и список Троицкий IV (Карамзинской группы). Таким образом здесь соединены списки трех семей . С точки зрения генеалогии списков и системы классификации по семьям, это абсолютно неправильно¹ . Но правильно ли это с точки зрения системы редакций? Остановимся прежде всего на Троицком IV списке. Он отличается от всех других списков второй редакции С. В. Юшкова, во-первых, тем, что текст его представляет соединение чтений нескольких списков Синодально-Троицкой и Пушкинской групп; во-вторых, тем, что в нем имеются лишние статьи: о судных кунах, "О человеце", "О мостех", "О муке" и о битье кнутом; в- третьих, новой, осложненной систематикой ввиде новых заголовков и более дробного разделения на статьи разделительными знаками (не говорим еще о том, что есть некоторые изменения в словарном составе)² . Уже одного первого признака достаточно для отнесения этого списка к другой редакции, ибо соединение в одном списке, да еще такое сплошное, как здесь, чтений нескольких списков разных групп есть уже большая редакционная работа. К какой же редакции следует его отнести? Все три указанных признака имеются целиком в Карамзинекой, или третьей, редакции, по классификации С. В. Юшкова. Эта его редакция (точнее, протограф этой редакции) отличается от Троицкого IV списка некоторыми изменениями словарного состава и вставкой статей о приплоде от скота и пчел, о прибытке от хлебных продуктов и о сиротьем вырядке. Первый признак - изменения словарного состава - это признак извода, а не редакции. Что же касается статей о приплоде от скота и пчел и пр., то вот как писал С. В. Юшков в своем издании при мотивировке выделения Карамзинекой редакции: "Карамзинский список не только имеет ряд дополнительных статей, которые могут быть признаны не имеющими отношения к основному тексту Русской Правды, напр; о приплоде скота и проч., но и такие важные статьи, как статья "А судным кунам росту нѣт" (ст. 54 по нумерации Сергеевича), "О человѣцѣ" (ст. 58), "О муцѣ" (ст. 59) и "Устав кн. Ярослава о мостѣх"; имеется много весьма важных вариантов" ³ . В нашем издании выражено полное согласие с тем, что признавалось давно в литературе: что действительно указанные статьи - вставка, не подходящая к юридическому памятнику.

Статей этих в Троицком IV списке нет. Но в издании указано, что все остальные дополнительные статьи, которые перечисляет С. В. Юшков, имеются в Троицком IV списке в тех же самых местах, и что в нем есть и ряд "важных вариантов"⁴ , но С. В. Юшков пропустил эти статьи, и их нет совсем в его издании , за исключением "Устава Ярослава о мостех", который напечатан в издании С. В. Юшкова, но как бы венде отдельного памятника, тогда как он имеется в самом тексте Троицкого IV списка, так же как и в других списках Карамзинекой группы. В другой, недавней своей работе С. В. Юшков сказал о вставных статьях о приплоде скота и пр. еще решительнее: "...эта приписка не имеет никакого отношения к тексту Русской Правды"⁵ . Что же касается "важных вариантов", о которых говорит С. В. Юшков, то самые важные и действительно многочисленные варианты обусловливаются соединением материала текста "Правды" двух групп: Синодально-Троицкой и Пушкинской⁶ . Казалось бы, что при установлении происхождения Карамзинской группы, в том числе и Троицкого IV списка, от группы Синодально-Троицкой и группы Пушкинской и при установлении ошибки С. В. Юшкова относительно дополнительных статей, какие есть не только в списках Софийской летописи, но и в Троицком IV списке, у С. В. Юшкова было полное основание к пересмотру его отношения к Троицкому IV списку. Но вместо этого он отстаивает оставление Троицкого IV списка в его второй редакции, ссылаясь на то, что этот список "не содержит статей о приплоде скота, пчел и т. д., т. е. наиболее специфического признака списков этой редакции".

Итак, теперь в основание определения редакции С. В. Юшков кладет то, что, по его же мнению, "не имеет никакого отношения к тексту Русской Правды".

Возвратимся опять ко второй редакции С. В. Юшкова, где среди списков есть список Пушкинский. Он отличается от всех других списков второй редакции, во-первых, как это уже заметил Калачов, "множеством вариантов", в числе которых надо иметь в виду не только изменения слов, но и пропуски, в том числе пропуск фразы о смердьем холопе (ст. 16); во-вторых, включением в состав "Правды" так называемого "Слова Василия Великого" (с опущением заглавия и начальной фразы этого "Слова"); в-третьих, наличием в конце статьи о копьи, которая идет от краткой "Правды", но которая оказалась уже уте-

¹ Напрасно думает С. В. Юшков, что "сомнительность отнесения к Карамзинским спискам чувствовал и В. П. Любимов". Ни у составителя классификации, ни у редакции академического издания во всем ее составе не было никаких сомнений в том, что Троицкий IV список принадлежит к той группе списков, которая названа в издании Карамзинекой. '

² См. академическое издание "Правды Русской", стр. 38 - 39, 40 - 41, 53 - 54.

³ "Руська Правда", стр. III. Изд. Украинской академии наук. 1935.

⁴ См. академическое издание "Правды Русской", стр. 28.

⁵ Юшков С. "Русская Правда", как кодекс русского феодального права", в журнале "Проблемы социалистического права" N 4 - 5, стр. 85. М. 1939.

⁶ См. академическое издание "Правды Русской", стр. 40 - 41.

рянной в Синодально-Троицкой группе; в-четвертых, присоединением к тексту "Правды" "Закона судного людем" (с опущением заглавия). Мы думаем, что этих признаков достаточно для того, чтобы считать Пушкинский список принадлежащим к другой редакции.

Эти признаки мы находим и в Археографическом виде Пушкинской группы. Списки Археографического вида у С. В. Юшкова составляют четвертую редакцию. Что же отличает ее от Пушкинского списка? Разночтения не таковы, чтобы говорить о двух разных редакциях; на разночтения не опирается и С. В. Юшков, выделяя эту редакцию. Отличия же состоят в том, что, во-первых, как в "Слове Василия Великого", так и в "Законе судном людем" здесь в начале опущено по нескольку фраз (а именно в "Законе судном" пропущены в начале две статьи); во-вторых, к тексту "Правды" прибавлена статья о бесчестии; в-третьих, статья о копьи перенесена в конец "Закона судного", и там же приписаны еще четыре статьи русского происхождения, из которых одна, "Устав Ярослава о мостех", имеется и в Пушкинском сборнике, но в качестве отдельной статьи. Для С. В. Юшкова послужило основанием для выделения этих списков в особую редакцию то, что "составитель стремился создать в результате соединения Русской Правды с Судебником царя Константина (т, е. "Законом судным людем") литературное целое и, несомненно, добился этого", прибавляя, что, "оказывается, болгаро-византийские законы иногда выдавались за постановления Русской Правды". Придавая такое значение соединению "Правды" с "Законом судным", С. В. Юшков в своем издании "Правды", однако, совсем не учел, что этот "Закон судный" присоединен и к списку Пушкинскому, и о последнем соединении нигде не упомянул в своем издании. Создается впечатление, что он просто упустил из виду этот факт. Но возможно, что он придавал значение более тесной форме этого соединения в списках его четвертой редакции, из чего и заключил, что здесь "болгаро- византийские законы выдавались за постановления Русской Правды", а в Пушкинском списке еще не "выдавались" за таковые Различие, как мы видим, очень субъективное; оно может быть, конечно, высказано в исследовании, но этим едва ли может руководиться составитель классификации. Однако если даже С. В. Юшков я руководился этим, то все же это не значило, что нужно было оставлять Пушкинский список во второй редакции: его следовало дать в таком случае как особую редакцию¹ .

Итак, вот та, по мнению С. В. Юшкова, "правильная классификация списков, дающая возможность изучить текст в его развитии". Теперь до известной степени можно даже понять его формулировку "текст в его развитии" вместо выражения "история текста". Его третья и четвертая редакции представляют действительно большое "развитие": вставные статьи о приплоде от скота и пр. в списках Софийской летописи занимают около пятой части всего текста "Правды", а в рукописях Археографического вида текст "Закона судного людем" по своим размерам почти равен тексту "Правды Русской".

Конечно, вставки и дополнения - это один из важных моментов и в истории текста "Правды" и при определении редакций памятника, но основное и самое важное в обоих случаях - это текст самой "Правды", на сравнительном анализе которого по разным спискам и необходимо прежде всего основываться. Именно на основе такого анализа и построена классификация списков рецензируемого издания. Анализ текстов в общих чертах показан в издании (в статье "Списки "Правды Русской"), но характерно, что при построении своих возражений С. В, Юшков не входит в обсуждение сказанного в издании. Вследствие этого его критика становится оторванной от рецензируемого издания. Единственным критерием для него служит его собственная классификация (представляющая собою лишь соединение разных частей старых классификаций - Калачова и Сергеевича, - к которым он прибавил от себя одну только редакцию, названную им "четвертой редакцией"). Таким ограничением критерия он и нас заставил здесь входить в оценку его классификации.

С. В. Юшков идет дальше. Он считает, что напрасно в издании напечатано полностью 15 списков. Он, правда, указывает, что "чем больше отмечено и издано редакций и изводов, тем, очевидно, издание ценнее. Но, - продолжает он, - издание под видом групп, видов, изводов и т. д. таких списков, которые не имеют существенного значения в истории текста, не только не придает ценности изданию, а, наоборот, его ухудшает, так как наличие изданных малоинтересных изводов отвлекает внимание исследователей от важнейших списков..." В другом месте рецензии (признавая нужным выделение Синодального вида) он ставит даже вопрос: "Целесообразно ли выделение других видов?" - и решает этот вопрос так: "...в специальном исследовании текста Русской Правды будет нужно разделить списки Троицкого типа (под которым

¹ Заметим, что С. В. Юшков придает особое значение в качестве доказательства тесного соединения текста "Правды" и "Закона судного" в списках его четвертой редакции тому обстоятельству, что "имеется список, где статьям Русской Правды и Судебника царя Константина дана общая нумерация статей". Но это" список (Соловецкий V) сам представляет позднюю редакцию, в которой использовано несколько списков для дополнений, а вместе с тем одной из редакционных черт и явилась киноварная нумерация статей (считая статьи по заголовкам), общая для второй части "Правды", начиная с "Устава Владимира", и для "Судебника царя Константина". Очевидно, писец считал текст "Правды Русской" за два памятника и содержание "Судебника царя Константина" относил не ко всей "Правде", а только ко второй ее половине.

С. В. Юшков разумеет все списки Мерил Праведных и Кормчих книг, кроме сокращенных списков. - Ред.) на подредакции и виды. Но издавать эти виды, которые ничем не отличаются по составу статей от Троицкого списка и очень мало имеют разночтений с ним, целесообразно только в том случае, если в издании будет дан полный сводный текст. В противном случае Пользующийся изданием принужден сопоставить текст семи видов".

С этими положениями трудно согласиться. Сводный текст, как бы он ни был составлен, не может дать надлежащего представления о том или ином списке в целом, а между тем для уяснения типа списков это очень важно. Работа же по сводному тексту с целью реконструирования того или иного списка или даже части списка, даже той или иной статьи, в целом крайне трудна и вместе с тем малонадежна. Тут невольно можно всегда впасть в ошибку и реконструировать текст неточно и неполно. Уже Сергеевич при своей начальной работе по генеалогии списков правильно сказал, что "для решения этого вопроса (т. е. вопроса о генеалогии списков. - Ред.) необходимо иметь под руками самые списки. К сожалению, - говорит, далее, Сергеевич, - их напечатано очень немного. Только относительно напечатанных списков можно представить некоторые по этому предмету соображения"¹ . И вот теперь, когда мы в своем издании дали значительное количество списков полностью, как они есть, вдруг слышится протест. Напрасно С. В. Юшков заботится в данном случае об облегчении исследователей, предлагая вместо полных текстов сводку вариантов. Это плохая услуга. Исследователи сами должны работать над текстами. Да при таком огромном количестве списков полная сводка вариантов и не облегчает работы, что совершенно ясно из обозрения издания "Правды" УАН, где в сводке вариантов разобраться очень трудно. Редакция рецензируемого издания, давая сводный текст с ограниченным количеством вариантов, сделала это в расчете не на исследователей, занимающихся специально изучением истории текста "Правды", и вообще не для детальных исследований; хотя думаем, что и для такого рода исследователей этот текст может служить для первоначальной ориентировки и как известный подсобный материал, но не больше.

При системе классификации по семьям вопрос о том, какие списки напечатать полностью, решается, конечно, в соответствии с основами этой системы. Раз мы делим все списки на известные семьи, называемые нами видами, то по каждому виду и надо напечатать по списку. Поэтому напрасно указание С. В. Юшкова о "наличии изданных малоинтересных изводов". Что значит "интересный" или "малоинтересный"? С точки зрения истории текста, каждая семья списков интересна, и, исключая ту или иную семью, мы исключаем известное звено в истории текста "Правды" и таким образом затрудняем работу по истории текста. Приходится только ограничиваться известными пределами в истории текста, далее которых уже можно не идти при выборе списков для печатания. Так например в числе списков Ферапонтовского вида есть многие последующие ветви, которые представляют семьи с многочисленными и любопытными в некоторых отношениях вариантами, но эти семьи дают лишь образцы поздней работы над нашим памятником - работы чисто литературного характера. Было бы излишним балластом давать полностью тексты этих последующих семей в нашем издании, которое подходит к "Правде Русской" прежде всего как к памятнику историко-юридическому и сосредоточивает внимание на более древних моментах в истории текста. Но, конечно, в иного рода издании возможно напечатание полностью и списков, представляющих эти поздние семьи.

Разделение списков на семьи или виды есть обязанность издателя текста "Правды". Все списки "Правды" издать слишком трудно, да и едва ли нужно. А между тем при работе по разделению на семьи надо знать все списки. Обязанность разделения на виды лежала уже на С. В. Юшкове при подготовке им издания, которое он называет "первым советским научным изданием Русской Правды"; но эта обязанность им не была выполнена. Вместо возражений против напечатания списков в большем количестве, чем это имеется в издании УАН, С. В. Юшкову следовало бы остановиться конкретно на вопросе о правильности или неправильности выделения тех или иных видов с точки зрения основной цели издания, т. е. с точки зрения истории текста памятника. Но легко понять, почему такой критики мы не видим: разделения дифференцированного не указано не только в издании УАН, но не дано и в означенной выше работе С. В. Юшкова, вышедшей незадолго перед выпуском рецензируемого издания "Правды"² .

И вместо этого с целью показать, что в рецензируемом издании выделены и напечатаны не заслуживающие того виды, С. В. Юшков останавливается на одном из видов - Розенкампфовском; но он лишь перечисляет по порядку варианты Розенкампфовского списка против списка Троицкого I, указывая на их малочисленность. Без всякого обсуждения значения той семьи, какую представляет Розенкампфовский список, такой подход является чисто механическим. С. В. Юшков не принимает во внимание, что, не давая списка Розенкампфовского, он тем самым исключает очень важную и притом многочисленную ветвь в истории текста "Правды"³ . Однако даже с

¹ Сергеевич В. "Лекции и исследования по древней истории русского права", стр. 80. 4-е изд. СПБ. 1910.

² Юшков С. "Русская Правда, как кодекс русского феодального права", стр. 77 - 78.

³ См. академическое издание "Правды", стр. 49 - 50.

той точки зрения, с какой подходит С. В. Юшков, т. е. с точки зрения количества вариантов, он является неправым. Он делает сравнение текста Розенкампфовского с Троицким не по Розенкампфовскому списку, а по сводному тексту, в котором приводится на четырех страницах 31 вариант (из них, однако, С. В. Юшков указал 29, а 2 пропустил). Но если бы С. В. Юшков сравнил эту часть текста не по сводному тексту, а по самому Розенкампфовскому списку, то он нашел бы тут свыше 60 вариантов (выбирая по системе, принятой в нашем издании). Таково здесь число вариантов на пространстве ¹ /₇ части текста (а не ¹ /₆ , как указывает ошибочно С. В. Юшков).

А если бы рецензент пошел дальше и вошел бы в оценку вариантов по содержанию, то ему было бы ясно, что даже такие, казалось бы внешние, признаки, как разделение текста по киновари и заголовки, заменяющие заголовки других видов, а частью и пропуск заголовков, говорят о серьезной работе составителя Розенкампфовского протографа. Покажем это хотя бы на начале списка. В ст. 1 составитель отделил положение о назначении 80- гривенной виры от 40-гривенной, вследствие чего фраза "Аще ли будеть русин..." у него начинается киноварной буквой (что в издании передано красной строкой). Далее составитель упразднил заголовок "О убииствѢ" (ст. 3), что целесообразно, так как не только эта статья, но и все начало фразы посвящено постановлениям об убийстве. Потом прибавлен заголовок "А се покоя" вирнику" (ст. 9), но вместо следующего заголовка - "О вирахъ" - написано "О уроцѢхъ" (ст. 10), что вполне верно, так как эта статья говорит, собственно, не о вирах, а об урочных сборах с 80-гривенной виры в пользу вирника. Затем внимание составителя обращает статья, которая в других списках озаглавлена "О княжи отроце" (считая статьи по киновари). Эта статья, будучи в основе взятой из краткой "Правды" и касаясь ответственности за убийство княжих слуг, получила еще в протографе пространной "Правды" прибавление: "Тако же и за боярескъ". Составитель же Розенкампфовского протографа расширяет самый заголовок, написав: "О княжих отроцѢх и о епископлѢхъ вины" (ст.ст. 11 - 14). Таким образом наш составитель как бы продолжает редакционную работу составителя протографа пространной "Правды". В том и в другом случаях на основе юридической аналогии создавались или закреплялись новые юридические нормы: о боярских слугах и о слугах епископских или церковных. Работа по изменению заголовков идет и дальше по всему списку. Как показать творческий характер этой работы в сводке вариантов?

А помимо того есть ряд изменений и в самом тексте. Так, в статье о займах между купцами сказано: "...то купьцу пред послухы кун не имати, послуси ему не надобѢ, и о ином ити ему ротѢ" (ст. 49); тут прибавление слов "о иномъ" указывает на распространение данной юридической нормы на иные случаи и т. п. В статье о поимке беглого холопа сказано "аже ли устрѢлить и гоня" вместо "упустить и гоня" (ст. 114). Наряду с этим здесь же имеются и пропуски (общие с Мясниковским видом), в том числе пропущена статья о смердьем холопе и др. По всей совокупности изменений (в том числе и пропусков) в отношении Розенкампфовского вида, как и некоторых других видов, можно поставить вопрос о квалификации этих видов как редакций. Но эти вопросы надлежит разрешать уже исследователям памятника.

Есть еще одно требование, выставляемое С. В. Юшковым: "...надо, чтобы списки, имеющие особое значение в истории текста Русской Правды, были выделены (чтобы они не были приравнены к изводам - видам, по терминологии нового издания)". Мы не будем опять останавливаться на том, что вследствие невнимания к системе нашей классификации С. В. Юшков отождествляет термины "вид" и "извод", но укажем, что тексты, имеющие особое значение в истории "Правды", в издании выделены. Этих текстов пять: Академический I, Троицкий I, Синодальный I, Пушкинский и Троицкий IV. Списки эти поставлены на первом месте в соответствующих группах; названиями трех из них названы группы Синодально-Троицкая и Пушкинская. В отношении кратких списков название "Академический", конечно, не нужно было применять, так как Академический список является основным списком целого разряда кратких списков. Что же касается Троицкого IV списка, то группа, которую о" возглавляет, названа Карамзинской, а не Троицкой потому, что название "Троицкая" повело бы к смешению с Троицким I списком, а также и в целях научной преемственности (о чем и указано в издании, стр. 34), так как этот тип списков известен как у Калачова, так и вообще в литературе главным образом по списку Карамзинскому. Наконец, описания рукописей, содержащих списки Академический, Троицкий, Пушкинский и Троицкий IV, даны подробнее описаний остальных рукописей; в отношении же Новгородской Синодальной Кормчей этого не сделано вследствие того, что описание этой Кормчей имеется у Срезневского и что о языке Синодального списка существуют работы академиков Е. Ф. Карского и С. П. Обнорского, о чем в описании и приведены соответствующие библиографические справки.

Как мы уже указали выше, С. В. Юшков выделение разных видов списков "Правды" относит к "специальному исследованию текстов Русской Правды". В конце же этой части своей рецензии он все же пишет: "Конечно, хорошо, что в новом издании проведена большая дифференциация списков, но она должна сочетаться с обобщением текста". Таким образом, между нами, в конце концов, нет спора о том, что подготовка издания есть специальная работа по исследованию текста. Редакция постаралась от нее не уклониться. Одним из важнейших моментов работы и явилась классификация списков "Правды", причем установление классификационных категорий и распределение списков по этим категориям состави-

ли неотъемлемую часть общей работы по классификации списков.

Вместе с тем редакция считала нужным дать и обобщение материала. Это сделано в форме сводных текстов. Обобщение обычно предполагает и известный отбор. В сводных текстах отбор проведен, с одной стороны, в отношении числа использованных в них списков "Правды", о чем мы говорили выше, а с другой стороны, в отношении числа вариантов, из коих отобраны наиболее существенные. Основные списки сводных текстов расположены параллельно; это тоже своего рода форма обобщения уже в пределах всего разряда пространных списков, причем в параллель с важнейшими списками - Троицким I, Пушкинским и Троицким IV - поставлен и текст сокращенной "Правды", как особой и притом своеобразной редакции. Равным образом проведено обобщение и в отношении краткой "Правды" подведением в сводных текстах списка Археографического I к Академическому I.

Проф. же Юшков требует, по существу, повторения в той же книге полного издания, только в иной форме - в форме, принятой в издании УАН. Таким образом, он и тут, как и всюду, неизменно отправляется от своего издания.

Вопрос о параллельном напечатании списков всех видов по каждой группе неоднократно ставился в период подготовки издания "Правды". Но при осуществлении этого текст каждого основного списка в Синодально- Троицкой группе представлял бы узкую полосу, которая растянулась бы более чем на 90 страниц, и не было бы цельности представления о списке; для издания это было бы минусом. Дать текст на меньшем количестве страниц возможно, только прибегнув к более мелкому шрифту, но это также было бы нехорошо. Кроме того один из важнейших списков - Синодальный I - вовсе не поддается параллельному напечатанию вследствие особого порядка статей.

По всем этим причинам редакция остановилась на том, чтобы часть тиража книги выпустить ввиде 17 брошюр в папке, причем текст каждого вида составляет особую брошюру. Таким образом, предоставляется полная возможность пользоваться текстами параллельно, и не только по каждой отдельной группе, но по всем группам и видам в любых сочетаниях.

Особенно серьезным, "непоправимым" недостатком издания С. В. Юшков считает то, что при напечатании текста Археографического вида Пушкинской группы редакция "механически отрезала все дополнительные статьи к тексту "Русской Правды". Статьи из "Судебника царя Константина" она опустила совсем, а русские статьи дала в качестве дополнения. Словом, редакция, - говорит С. В. Юшков, - напечатала только отрывок сложного литературного целого". По таким выражениям С. В. Юшкова можно было бы думать, что в состав этого "литературного целого" входят лишь немногие, некоторые или отдельные статьи из "Закона судного людем" (который С. В. Юшков называет "Судебником царя Константина", что не совсем правильно, так как это - уже более позднее название данного памятника). В действительности же к "Правде Русской" в указанной редакции приписан весь текст "Закона судного людем", только без первых двух статей. Так же приписан "Закон судный", но только полностью, как мы уже сказали, и к Пушкинскому списку. Кроме того "Закон судный" имеется и в других рукописях, содержащих "Правду Русскую" других видов и групп, но он не приписан к "Правде", а помещен отдельно. Вопрос о взаимоотношениях этих памятников может быть разрешен только при сравнительном изучении текстов "Правды" и текстов "Закона судного" по разным видам, и, чтобы дать достаточный материал исследователю, надо бы напечатать текст "Закона судного" по нескольким спискам из разных рукописей. Напечатание же его только в соединении с текстом Археографического вида "Правды" "не дало бы, - как и сказано в предисловии к изданию (стр. 9), - истории текста "Закона судного людем", что очень важно в целях изучения взаимоотношения этих двух памятников". На это С. В. Юшков возражает: "Конечно, история текста Закона судного людем не была бы дана, но зато история текста Русской Правды отражена была бы полностью, чего как раз теперь мы не наблюдаем". Но С. В. Юшков как раз и упускает из виду, что необходимо выяснить в истории текста как начало, так и дальнейшую историю взаимоотношения этих двух памятников, выяснить же это по одному Археографическому виду не представляется возможным. А так как напечатание нескольких списков "Закона судного людем" было бы делом слишком громоздким и отвлекло бы от непосредственной цели издания текста самой "Правды", редакция остановилась на том, чтобы в первом томе издания лишь указать на факт соединения и на форму соединения текста "Закона судного" как по Пушкинской рукописи, так и по рукописям Археографического вида (стр. 9, 37, 280, 292 примечание "б", 295). Более подробные сведения об этих соединениях отнесены к обозрению рукописей, которое предположено дать в третьем томе.

На этом заканчиваем наши замечания на возражения С. В. Юшкова по вопросу о классификации списков "Правды" и по некоторым связанным с нею вопросам.

*

Далее С. В. Юшков обращается к вопросу о выборке и сводке вариантов и считает недостатком отсутствие в издании филологических вариантов. Однако не совсем ясно, что понимает сам рецензент под термином "филологические варианты", потому что, требуя "воспроизведения, по возможности, всех вариантов издаваемых списков", он говорит в объяснение разных видов вариантов следующее: "Как известно, варианты бывают

смысловые и "филологические" (иногда применяют выражение "орфографические"). Далее же, приведя указание на признаки выборки вариантов в нашем издании, С. В. Юшков заключает следующим образом: "Таким образом в новом издании даются смысловые варианты, а не филологические". Но, оставляя разъяснение этой неясности за самим рецензентом, мы прежде всего отметим, что указание на отсутствие в издании филологических вариантов фактически неверно. Все те варианты, которые указываются в перечне вариантов, отмечаемых в издании, могут иметь и в большинстве случаев имеют и филологическое значение. Так, замена одного слова другим (например "любо" - "или", "донелѢ" - "доколь", замена одной буквы другой, добавление или пропуск буквы ("купа" - "копа", "тиунъ" - "тинунъ", "портъ" - "портно", "аже" - "аче" - "аше" - "оже" - "иже" и т. п.) часто являются не смысловыми или не только смысловыми, а и филологическими вариантами; перестановка слов может означать иное согласование, и т. д.

Редакция не может согласиться с проф. С. В. Юшковым, что в издании нужно было "воспроизведение, по возможности, всех вариантов издаваемых списков". При громадном количестве списков, использованных при подготовке издания, при подведении всех вариантов была бы крайне затруднена возможность различения и выделения типов списков, отличающихся как смыслом тех или иных статей, так и общей картиной со стороны филологической и палеографической. Не легче было бы устанавливать и некоторые отдельные, характерные места различных списков.

Редакция сочла возможным пойти на некоторые, небольшие ограничения прежде всего в виду того, что в издании напечатано полностью 15 списков "Правды", принадлежащих к разным видам; из числа списков того или иного вида выбирались по возможности лучшие и древнейшие, и притом напечатаны полностью все списки XIII, XIV и начала XV вв., несколько списков средины и второй половины XV в., а также два списка XVI и один - XVII века. Таким образом, в 15 списках, напечатанных полностью, исследователь-филолог найдет весьма немалый материал, притом основной и важнейший.

Что же касается остальных списков, то проведено некоторое различие между вариантами из списков более ранних и более поздних. Так, случайные искажения отдельных слов в списках XVI - XVII вв., не встречающиеся в остальных списках данного вида, не отмечены, как не имеющие значения для истории текста. С. В. Юшков на это возражает, что "каждое искажение слов может быть признано случайным". Редакция в данном случае исходила из установившегося в литературе и в изданиях понимания, чтó такое искажение. Когда говорят об искажениях отдельных слов, то разумеются искажения непреднамеренные. Искажения преднамеренные если и мыслимы, то представляют факт исключительный. Поскольку же в текстах "Правды" таких случаев не встречено, не было надобности и оговаривать, что искажения, о которых мы говорим, являются искажениями непреднамеренными. Но искажения могут быть случайными и неслучайными. Искажение является случайным сначала, будучи результатом либо описки либо непонимания писцом содержания рукописи; искажение перестает быть случайным потом, когда оно переходит в другой список. Из этого рода искажений для истории текста "Правды" важны только последние искажения, а такого рода искажения, имеющиеся в двух или более списках одного вида, в издании отмечены даже в отношении поздних, списков. Конечно, не исключена возможность, что в отдельных, единичных случаях то, что мы сочтем за искажение, есть в действительности новая форма того или иного слова более позднего времени или какой-нибудь отдельной местности; однако такого рода случаи, если и могут быть, то настолько редки, что из-за них заполнять сводку вариантов многочисленными и несомненными искажениями массы поздних списков представляется явно нецелесообразным.

Для иллюстрации наших пропусков вариантов С. В. Юшков приводит перечень пропущенных вариантов из части Хворостининского списка конца XVI века. Им отмечено 63 не указанных в нашем издании вариантов. Это число надо, однако, уменьшить на 2 варианта, так как 2 варианта из числа им указанных в действительности в издании отмечены, а именчо "тиуна - тивуна" и "аче - аще". Из остальных 61 варианта 33 касаются мены букв "оу- у" ("мужь" вместо "моужь" и т. п.). Но это варианты мнимые. В XVI в. (и несколько ранее) буква "у" не пишется (если и встречается кое-где, то в качестве описки), а пишется всюду "оу" или буква, заменяющая это написание, представляющая слитное написание двух букв, из коих "о" написано внизу, а над ним "у" ввиде ижицы. Оба написания передают дифтонг. Но кроме того надо сказать, что для XVI в. (да и не только для XVI в., а и ранее) различие вообще между "у" и "оу" есть чисто графическое, не имевшее фонетического значения . Так же не имело фонетического значения и написание "и" и "і", которые у С. В. Юшкова также отмечены. Притом как написание "і", так и написание "оу" в форме слитной буквы встречаются в рукописях в ряде мест в конце строк, где оставалось мало места писцу. Из других вариантов, указанных С. В. Юшковым, относительно 9 отмечено, что поздним почерком переправлена в словах "вира", "вирный" и т. п., буква "и" на "Ѣ", причем как здесь, так и вообще в своем издании он не указывает, какого времени поправки, а при таком положении самые указания о поправках теряют значение либо могут ввести исследователя в заблуждение или сомнение относительно времени, когда они сделаны. Это один из серьезных недочетов издания С. В. Юш-

кова. В рецензируемом же им издании, на стр. 143, он (в описании Хворостининской Кормчей) может прочесть, что поправки этого списка относятся к XVIII в., а стало быть, не имеют отношения к истории текста "Правды", и вполне правильно было их вообще устранить, что и сделано. Иначе, конечно, приходится относиться к поправкам даже XVIII - XIX вв. в таких важнейших списках "Правды", как например список Академический I или Троицкий I и другие, относительно которых в издании отмечены все поправки с определением времени, к какому их можно отнести, тогда как в предыдущих изданиях (в том числе и в издании УАН) часто такие поправки внесены в текст или не указывается время их написания. Это вводит в заблуждение исследователей, которые могли относить эти поправки ко времени написания подлинника. И среди остальных вариантов, указанных С. В. Юшковым, мы не находим таких, которые имели бы значение для истории текста. Так например "паки" вместо "пакы" или "вервъ" вместо "вервь" указывают лишь на случаи твердости чтения в указанном Хворостининском списке, но даже при совпадении этих написаний с написаниями других списков не могут свидетельствовать об общем происхождении написаний.

Но так сделано в издании лишь в отношении наиболее поздних списков; что же касается ранних списков (даже списков XVI в.), подобные варианты либо подведены либо на наличие их (так же как и особенности графики) указано обобщенно в описаниях рукописей, и это признавалось достаточным выдающимися специалистами-языковедами, которые совместно с историками принимали участие в совещаниях по вопросам подготовки издания "Правды" и давали консультации в течение всей работы по подготовке издания (см. стр. 10 издания).

Возвращаясь теперь опять к Хворостининскому списку, мы должны заключить, что приведенное С. В. Юшковым перечисление вариантов из этого списка показывает, как не следует выбирать варианты, особенно при таком большом количестве списков.

Мы с удовлетворением можем сослаться тут на другую рецензию, касающуюся нашего издания, в которой по этому вопросу читаем следующее: "Остальные списки даны в вариантах с известной мерой взвешенности, т. е. без ненужной попытки дать все орфографические особенности"¹ .

С. В. Юшков говорит еще: "При просмотре текста Новгородско-Софийского вида в примечаниях встречаются такие указания, которые, на наш взгляд, совершенно недопустимы в научном издании", Приводя в пример примечание к словам "оже станем(ь)": "Так в большинстве списков Новгородско-Софийского вида" (стр. 149). "Надо, - заключает С. В. Юшков, - совершенно точно указывать, в каких именно списках". Но С. В. Юшков не принял во внимание, что к спискам в нашем издании даются два ряда примечаний. Первый ряд относится к основным спискам, второй ряд - к вариантам. И тот ряд, в каком имеется указанное примечание, относится только к одному основному, Новгородско-Софийскому списку. В этих примечаниях, однако, в некоторых случаях дается сравнение и с другими списками, имеющее целью только характеристику основного списка, в данном случае в Сравнении с другими списками. Во втором же ряду, на той же странице, под сноской "3" к тому же самому слову, мы читаем: "Г II, КС станеть"; отсюда следует, что в остальных списках "станемь". Сокращения числа вариантов в сводных текстах мы уже касались (при рассмотрении примера, приведенного С. В. Юшковым из Розенкампфовского списка, и при обсуждении вопроса об обобщении материала).

Переходим теперь к вопросу о разделении текста на статьи.

Прежде всего мы должны сказать, что первое, что считала нужным показать редакция, - это деления текстов на известные части (или статьи), имеющиеся в самых подлинниках основных списков и обозначенные в них киноварными заголовками, киноварными инициалами и разделительными знаками. Все такие разделения переданы в тексте красными строками.

Деление же на статьи, привносимое самой редакцией, является только ее условным приемом для облегчения пользования текстами. Она руководствовалась при этом разделении своим пониманием содержания текста (см. стр. 7 издания). Но это деление текста показано нумерацией, которая вопреки предыдущим изданиям не входит в текст, а проставлена на полях, подчеркивая этим, что такое разделение не принадлежит тексту, а является условным.

Что же касается того, что даны только две нумерации деления на статьи: одна - для кратких списков, другая - единая для всех пространных списков, - это вполне оправдывается не только условным характером деления, но и историей текста "Правды". Если все списки "Правды" представляют две большие семьи: разряд кратких списков и разряд пространных списков, - то является вполне закономерным ограничиться только двумя нумерациями, ибо различия в составе разных списков и сводятся к тому, что в некоторых списках известных статей нет, а в некоторых есть лишние статьи. При общей нумерации эти различия наглядно показываются в первых случаях пропуском номеров известных статей, а во вторых случаях - тем, что лишние статьи оставляются без нумерации (но отмечены особым знаком - звездочкой). К цитированию этих статей не может быть затруднений, так как их очень немного: в Пушкинском списке - две статьи ("О коне" - в середине текста и "О копьи" - в конце текста); в Археографическом II спи-

¹ Рецензия М. Д. Приселкова в журнале "Вестник древней истории" N 3(8), стр. 151. М. 1939.

ске - одна статья ("О бесчестии") и в Карамзинской группе - четыре статьи ("О человеце", "О мостех", "О муке" и "О битье кнутом"). Таким образом, их можно цитировать по этим названиям. (Вставные же статьи о приплоде скота и пр. помечены отдельной нумерацией.)

Но проф. Юшков обвиняет редакцию издания в том, что она "разделила все пространные (списки) на 121 статью, независимо от фактического количества статей того или иного списка", что она к Синодальному списку "приписывает сакраментальное число статей пространной Правды, т. е. 121 статью", что "редакция и текст, сокращенный из пространной редакции, делит на 121 статью". Отсюда читатель рецензии может думать, что на месте пропущенных в Синодальном списке ст. ст. 18 и 19 вставлены какие-то статьи из других списков, а текст сокращенной "Правды" разделен по- своему, вследствие чего там тоже оказалась 121 статья. В действительности же в Синодальном списке просто после N 17 идет N 20, ясно указывая на пропуск в подлиннике, а текст сокращенной "Правды" разделен на 55 статей, но только статьи занумерованы не порядковыми номерами, а соответственными номерами единой нумерации, что дает сразу читателю картину пропусков в тексте, т. е. сразу подводит к исходному моменту происхождения сокращенной "Правды".

Таким образом, с принципиальной стороны такая нумерация не только не должна была бы вызвать возражений, но, наоборот, должна быть определенно предпочтена отдельным нумерациям по каждому виду пространных списков. Что же касается технического удобства, то оно настолько очевидно, что трудно понять, как можно говорить о "прокрустовом ложе двух нумераций", и уж если рецензент употребил это выражение по отношению к кашей нумерации, то по отношению к требованию его разных нумераций для разных видов списков позволительно сказать, что такой разнобой нумераций стал бы проволочным заграждением, через которое приходилось бы нелегко пробиваться читателю.

Переходим к самому делению на статьи. Редакция отдавала себе полный отчет, что ни с точки зрения историко-правовой, ни с точки зрения литературной текст памятника не поддается такому делению, которое когда- либо могло бы быть признано стереотипным, окончательным и не подлежащим спору. Поэтому и в данном случае редакция видит в возражениях С. В. Юшкова по вопросу об отдельных разделениях явление естественное. Возражений С. В. Юшков тут привел не так много. Но их было бы еще меньше, если бы он не предъявлял требования, которое в полной мере является неисполнимым, даже противоречит направлению древнерусской юридической мысли. Он пишет, что "нельзя давать статьи, если смысл ее не может быть совершенно понят без учета предыдущей и последующей статей", и что "эта статья будет содержать обрывок мысли, а не правовую, полностью выраженную норму". Это требование С. В. Юшкова было бы неоспоримо, если бы его знали древнерусские юристы. Но последние не руководились этим правилом современной нам юридической науки. Зачастую, составляя то или иное правило (норму), они сами имели в виду написанное ими раньше, а иногда даже и позже, но на письме этого не выражали, а только подразумевали. Исследователи далеко не всегда учитывали эту особенность древнерусского юридического мышления и потому впадали подчас в ошибку. Так, если в указанных проф. Юшковым двух случаях (ст. ст. 4 и 16 Юшкова) соединение нескольких норм в одной статье не является ошибкой, хотя и нецелесообразно, то объединение наших ст. ст. 25 и 26 в одной статье (19 - Юшкова) прямо ошибочно, потому что в ст. 26 термин "противу тому" имеет в виду не только случай, предусмотренный в ст. 25, но и случаи, указанные в предшествующих ст. ст. 24 и 23, также выделенных С. В. Юшковым в отдельные статьи. Будучи последовательным в применении своего требования, С. В. Юшков должен был бы соединить все сейчас названные статьи (17 - 18 и 19 его издания) в одну статью.

По поводу постановлений об обидах, причиняемых закупу его господином, надо сказать, что для точного понимания этих постановлений следует проанализировать все статьи о закупах, а не только ст. ст. 59, 60, 61 и 62 (по нашему делению); выделение же каждой из этих статей вполне закономерно, так как каждая из них заключает "полностью выраженную правовую норму".

Что же касается приведенных С. В. Юшковым двух примеров неправильного, по его мнению, объединения статей, то в отношении ст. ст. 28 и 29 по делению Юшкова редакция считает, что это одна статья, а не две (ст. 35 по нашему изданию): наказания коневому татю - поток, а клетному татю - 3 гривны назначаются только в тех случаях, если преступления будут доказаны путем, установленным в данной ст. 35 (ср. ст. 34).

Также и содержание ст. 45 нашего издания (ст. ст. 38, 39 издания Юшкова) представляет одну статью. С. В. Юшков говорит, что здесь мы неправильно соединили две статьи: "о штрафе за увод коня со статьей об уроках за кражу скота". Но в действительности речь идет не о штрафе за увод коня, а об уроке (или об урочной цене за украденного коня), так же как дальше идет речь об урочных ценах за скот. Конечно, в возмещении за украденное имущество во всех и всяких уголовных кодексах можно видеть и известный штрафной элемент, но это одинаково относится и к урокам за коня и к урокам за скот. При этом и там и здесь, как и вообще в пространной "Правде", эти уроки установлены на случай "паки ли лиця не будеть", т. е. на случай, если украденное не может быть возвращено "лицем" (натурой). А если в данном слу-

чае пришлось поступиться заголовком, приходящимся между двумя частями статьи, то мы знаем, что заголовки в "Правде" не всегда попадали на место. (Ср., например, заголовок "О бороде" к ст. 67; в данном случае заголовок был не на месте, это понималось и в древности, что видно в списках Мясниковского вида, где этого заголовка нет.)

Ограничиваясь настоящими замечаниями по вопросу о делении текста на статьи, редакция должна прибавить, что, давая в ряде случаев деление на статьи иное, чем было до сих пор в существующих изданиях, она должна дать известное обоснование своего деления, но это обоснование целесообразно связать с постатейным комментарием, как и сделано. Постатейный же комментарий дается в третьем томе издания.

Наконец, об археографических описаниях . С. В. Юшков, признавая их одной из положительных особенностей нашего издания, высказывает упрек, что в них "отсутствует перечень статей Кормчих и других сборников, среди которых помещена Русская Правда", считая, что "наличие этого перечня дало бы возможность представить историю Русской Правды в памятниках сложного состава - Кормчих, сборниках и летописях". Но для истории текста "Правды" недостаточно голого перечня статей. Надо знать редакцию этих статей в разных рукописях; по крайней мере, это необходимо в отношении хотя бы некоторых статей, находящихся в большей связи с "Правдой Русской" либо по месту расположения в рукописи либо по происхождению. Без этого исследователь всегда рискует впасть в очень серьезные ошибки. Поэтому наиболее целесообразным представляется остановиться на сравнительном историческом обозрении рукописей, в котором следует показать содержание рукописей в целом, и затронуть вопрос о редакции соответствующих статей. Это и имеется в виду осуществить в третьем томе издания, связав это с историей текста списков "Правды Русской".

Вместе с тем в археографических описаниях в издании приведены библиографические справки об имеющихся печатных описаниях рукописей.

Мы постарались внимательно рассмотреть недостатки, найденные проф. Юшковым в академическом издании "Правды". Эти недостатки, как выяснилось, сводится к тому, что академическое издание не придерживалось тех взглядов и приемов, каких держался в своем издании рецензент, которые были хорошо известны работникам академического издания "Правды", много раз обсуждались на широких собраниях специалистов и не были признаны приемлемыми. Нет ничего удивительного, что С. В. Юшков в качестве рецензента академического издания остается верен приемам своего собственного издания. Принципиальные разногласия при создавшемся положении абсолютно неизбежны.

Акад. Б. Д. Греков, В. П. Любимов, Н. Ф. Лавров, Г. Е. Кочин, Г. Л. Гейерманс

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: