К 10-летию Закона СССР "Об охране и использовании памятников истории и культуры"

В 1948 г. было опубликовано письмо М. Н. Тихомирова, полное тревоги за судьбы документальных памятников истории и культуры. Для их собирания автор предлагал срочно организовать "новую археографическую экспедицию". Письмо Тихомирова, в котором подчеркивалась также ценность собирательского опыта В. И. Малышева, и ответ редакции на него¹стали важной вехой в развитии советской полевой археографии. С 1956 г. после создания по инициативе М. Н. Тихомирова Археографической комиссии АН СССР археографические экспедиции проводятся систематически.

Переломный момент наступил в середине 1960-х годов, когда археографический поиск начали Сибирское отделение АН СССР, Ленинградский, Новосибирский и Московский университеты. К концу десятилетия полевой археографией был накоплен опыт организации, координации, методики. Этим вопросам Археографическая комиссия посвятила Тихомировские чтения 1970 г., когда были сформулированы основные задачи, связанные с превращением полевых археографических работ в общегосударственное дело, а самих экспедиций в особую форму историко- культурных исследований² . С 1970-х годов полевая археография - заметное явление научной и общественной жизни³ . Закон 1976 г. "Об охране и использовании памятников истории и культуры", соответствующая статья Конституции СССР 1977 г. создали прочную базу для развития полевой археографии как метода государственной охраны документальных памятников истории и культуры и пополнения Государственного архивного фонда. I Всесоюзная конференция по полевой археографии, проведенная Археографической комиссией АН СССР в 1976 г., констатировала, что развитие полевой археографии "способствует решению общегосударственной задачи охраны культурного наследия, активному комплектованию фондов государственных хранилищ, изучению народной культуры, расширению источниковой базы исторической науки, языкознания, литературоведения, искусствоведения и других научных дисциплин"⁴ .

¹ Тихомиров М. Н. Письмо в редакцию. - Вопросы истории, 1948, N 3, с. 159; Об охране и сборе древнерусских рукописей (По поводу письма в редакцию чл.-корр. АН СССР М. Н. Тихомирова). - Вопросы истории, 1948, N 9; Малышев В. И. Задачи собирания древнерусских рукописей. В кн.: ТОДРЛ. Т. XX. М.-Л., 1964; Павлов-Сильванский В. Б. М. Н. Тихомиров - организатор археографических экспедиций. - В кн.: Археографический ежегодник (АЕ) за 1970 г. М. 1971; Панченко А. М. В. И. Малышев как археограф. - В кн.: Проблемы полевой археографии. М. 1979.

² Тихомировские чтения 1970 года. Материалы научной конференции, посвященной опыту организации археографических экспедиций в РСФСР. М. 1970.

³ Лихачев Д. С. Новые открытия памятников русской письменности и литературы. - Вестник АН СССР, 1972, N 4; Лихачев Д. С., Шмидт С. О., Покровский Н. Н. Уважение к древности. - Правда, 14.VII.1973.

⁴ Проблемы полевой археографии, с. 150.

стр. 17

Определение предмета полевой археографии как "поиска и изучения документальных памятников в среде их бытования"⁵ оказалось слишком широким для деятельности одних экспедиций и слишком узким - для других. Поэтому существует также представление о полевой археографии как об "одном из направлений изучения народной культуры", осуществляемом "под разными углами зрения многими гуманитарными научными дисциплинами"⁶ .

Возникли два подхода к оценке методики, перспектив полевой археографии, которые и отражают сегодняшний уровень работы в этой области. В настоящей статье делается попытка проанализировать состояние полевой археографии и рассмотреть как ее возможности, так и реальную роль в системе охраны нашего культурного наследия, имея в виду, что с развитием полевой археографии связана судьба тысяч документальных памятников далекого и недавнего прошлого, дающих уникальную возможность восполнить лакуны в истории культуры народов СССР. В статье речь идет, только о собирании кириллической книжности, однако все шире становятся известны и достижения археографов, разыскивающих документальные памятники на восточных языках⁷ .

Сначала о чисто "собирательских" перспективах полевой археографии. В. И. Срезневский, один из зачинателей собирания древних рукописей в Библиотеке Академии наук (БАН), в начале XX в. считал, что через 10 лет даже в богатом древней книжностью районе страны - на Севере - собирать будет нечего. Организуя широкие полевые работы, Малышев, сам спасший тысячи памятников, высказывал убеждение, что при условии правильной постановки работы собирание старинных рукописей и книг повсеместно будет закончено в течение трех-четырех лет⁸ . А. И. Копанев, возглавивший полевую археографию Ленинграда, тоже говорил: "В общем остались крохи. Мы привозим последнее, что сохранилось еще у населения, не очень ценное"⁹ .

Противоположная точка зрения выражена Д. И. Тверской¹⁰ , которая, проанализировав деятельность археографических экспедиций, сделала вывод и о значительных перспективах полевой археографии и о тенденции ее превращения в новое направление историко-культурных исследований. Этот вывод был принят и развит другими исследователями¹¹ . Он подтверждается и сегодня количеством полевых находок¹² . Не-

⁵ Шмидт С. О. Закон СССР "Об охране и использовании памятников истории и культуры" и задачи археографии и источниковедения. В кн.: Актуальные проблемы источниковедения истории СССР, специальных и исторических дисциплин и их преподавания в вузах. Тезисы докладов. Вып. I. М., 1979, с. 158.

⁶ Курносов А. А., Черных В. А., Шмидт С. О. О состоянии и задачах советской полевой археографии. В кн.: АЕ за 1977 г. М., 1978, с. 3.

⁷ Чрезвычайно результативны работы, которые ведутся под руководством М. А. Усманова (Казанский университет), изыскания его коллег из Южноуральского отделения Археографической комиссии и республик Кавказа.

⁸ Малышев В. И. Ук. соч., с. 325.

⁹ Копанев А. И. Выступление в прениях. В кн.: Тихомировские чтения 1970 года, с. 175 - 179.

¹⁰ Тверская Д. И. О некоторых итогах развития полевой археографии на территории СССР в послевоенный период. - История СССР, 1976, N 1.

¹¹ См.: Поздеева И. В. Комплексные археографические экспедиции. Цели, методика, принципы организации. - Там же, 1978, N 2; ее же. Задачи и особенности экспедиций, собирающих памятники кириллической книжности. В кн.: АЕ за 1977 г.; Курносов А. А., Черных В. А., Шмидт С. О. Ук. соч.; Покровский Н. Н. Археографические экспедиции и проблемы изучения народной культуры. В кн.: Проблемы полевой археографии; и др.

¹² Если в 1956 - 1960 гг. в среднем в год собирали 192 книги, в 1961 - 1965 гг. - 281, в 1966 - 1975 - 583, то в 1976 - 1983 гг. - 845. В основе подсчетов лежат данные Д. И. Тверской и цифры, приведенные в статье А. А. Курносова, В. А. Черныха и С. О. Шмидта, а также материалы 1978 - 1983 гг., хранящиеся в Археографической комиссии.

стр. 18

даром Малышев через восемь лет после своего скептического прогноза с удовлетворением и удивлением писал об археографических поисках Н. В. Понырко: "Ведь она обследовала... места, изъезженные вдоль и поперек археографами, и сумела возвратиться с интересными находками"¹³ . Правда, с 1970-х годов стали относительно меньше находить книг XV - XVII вв., но это вполне естественно. Среди всех памятников, собранных в 1948 - 1965 гг., древнейших было 21%, а в 1966 - 1983 гг. - 20%. И это при громадном абсолютном росте количества собранных книг - почти на 370% (с 2,7 тыс. в 1948 - 1965 гг. до 12,6 тыс. в 1966 - 1983 гг.). Между тем речь идет не только об открытии ранее неизвестных памятников, но, как правило, об их спасении - в прямом смысле слова.

Сибирскими археографами была спасена рукопись с наиболее ранними и полными "Судными списками Максима Грека и Исака Собаки" - ценнейший источник по истории общественно-политической и идеологической борьбы первой половины XVI века¹⁴ . Среди находок археографов - самые различные виды источников: хронографы, летописцы и челобитные, памятники юридической мысли, произведения сотен древнерусских и переводных авторов, списки толковых словарей - энциклопедий и учебников древности - Азбуковников; писцовых¹⁵ и разрядных книг; агиографические и литературно-художественные тексты. За последние 20 лет археографы собрали тысячи экз. изданий XVI и XVII вв., десятки книг, напечатанных Иваном Федоровым, в том числе единственный в Советском Союзе экземпляр первой московской печатной учебной книги - Часовника 1565 г. (найден экспедицией Ленинградского университета во главе с А. Х. Горфункелем) и 13 экземпляров Острожской библии (6 найдены археографами МГУ). Археографы нашли, спасли от гибели и ввели в научный оборот 8 экземпляров четырех еще дофедоровских, т. н. анонимных изданий (5 найдены экспедициями МГУ), загадка которых еще не решена наукой. В результате полевых работ получено несколько десятков неизвестных ранее изданий Московского Печатного двора, служивших учебниками. Все это, вместе взятое, привело к пересмотру представлений об исторической роли и культурном значении русского книгопечатания XVII века. Таким образом, новейшие результаты полевых археографических работ позволяют говорить об их перспективности.

Быстрое развитие в последнее время эдиционной археографии, палеографии, книговедения - также в значительной степени результат потребностей и успехов полевых работ. Существенное влияние оказали они на изучение древнерусской музыкальной культуры. Находки археографов позволяют сделать принципиально новые выводы в области истории общественного сознания XVII - XIX веков¹⁶ . Усилиями археографов открываются пласты неизвестной нам ранее духовной жизни социальных низов общества.

Общезначимым достижением полевой археографии является разработка ряда новых научных принципов, среди которых одно из первых мест занимают представления о территориальном книжном собрании и создание соответствующих комплексов источников. Почти во всех хранилищах, куда поступают полевые находки, учет и исследование собран-

¹³ Малышев В. И. Новые поступления в собрание древнерусских рукописей Пушкинского дома. - Русская литература, 1972, N 2, с. 179.

¹⁴ Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. Издание текста и исследование. М. 1971.

¹⁵ Симина Г. Я. Писцовая книга как исторический источник (о писцовой книге XVII в., найденной в 1963 г. на Пинеге). В кн.: Рукописное наследие Древней Руси. Л. 1972.

¹⁶ Покровский Н. Н. Путешествие за редкими книгами. М. 1984; и др. его работы.

стр. 19

ных памятников ведутся сейчас по территориальному принципу. В 1971 - 1981 гг. в БАН СССР пополнялись 2 и были вновь созданы 8 территориальных собраний (526 рукописей), в Древлехранилище Института русской литературы (ИРЛИ) АН СССР пополнялись 8 и начато создание 3 новых комплексов (1211 рукописей); в Уральском университете в 1974 - 1981 гг. создано 21 территориальное рукописное собрание (1116 рукописей); в библиотеке МГУ в 1966 - 1983 гг. - 2 территориальных собрания местной книжности и 8 коллекций (всего 1500 рукописей и 944 старопечатные книги); сибирские находки (1965 - 1982 гг.) объединены в 7 территориальных комплексов (1200 памятников)¹⁷ .

Таким образом, пять ведущих центров полевой археографии комплектуют по территориальному признаку свыше полусотни книжных комплексов, являющихся уникальными источниками для изучения истории и традиционной культуры крестьянского, посадского, горнозаводского населения Поморья, Предуралья, Урала, Сибири, Нечерноземного центра, Молдавии, Украины. Находки археографов создают принципиально новые возможности для изучения истории культуры, идеологии, искусства и быта крестьянских масс нашей страны. Как пишет об этом акад. Д. С. Лихачев, "сильной группе сибирских археографов необычайно повезло: они открыли не только отдельных авторов и переписчиков рукописей - они открыли целую сибирскую крестьянскую литературу"¹⁸ .

Территориальное книжное собрание как комплекс источников отражает особенности внутренней структуры, связей, идеологической ориентации местной книжной, а значит, и всей народной культуры на разных этапах ее развития. Идея об особой источниковедческой ценности таких собраний была изложена на конференции 1976 года¹⁹ . Для создания территориального книжного собрания, репрезентативно отражающего местную историю и книжную культуру, необходимо, чтобы эта культура была, во-первых, достаточно традиционной и богатой и, во-вторых, "живой" настолько, чтобы археографы могли зафиксировать ее как определенную систему с присущими ей структурой и связями. Первое положение завоевало свои позиции в борьбе с укоренившимися в XIX - начале XX в. представлениями о безграмотности и забитости русского крестьянства. Доказательства разнообразия, духовной и художественной высоты, антифеодальной и антицерковной направленности книжной культуры старообрядческого крестьянства были получены при активном участии полевой археографии.

Сохранение древней демократической книжной традиции и определяемого ею типа народной культуры объясняется феноменом старообрядчества, в борьбе с государственной идеологией создавшего принципиально традиционалистскую идейно-психологическую систему, в рамках которой до конца 1920-х годов сохранились живые традиции древнерусской словесности. Различные направления старообрядчества всегда опирались на древнерусскую ("дониконовскую") книжность, авторитет которой был для них непререкаем. Поэтому полевая археография, собирающая кириллическую книгу, ориентируется, как прави-

¹⁷ Кукушкина М. В., Бубнов Н. Ю. Археографические экспедиции и формирование территориальных собраний в Библиотеке АН СССР. В кн.: Вопросы собирания, учета, хранения и использования документальных памятников истории и культуры. Ч. II. М. 1982, с. 13; Дмитриев Л. А. Археографические экспедиции Института Русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР. - Там же, с. 18; Алексеев В. Н. Археографические экспедиции Сибирского отделения АН СССР и формирование книжных собраний Государственной публичной библиотеки СО АН СССР. - Там же, с. 34.

¹⁸ Лихачев Д. С. Археографическое открытие Сибири. Предисловие в кн.: Покровский Н. Н. Путешествие за редкими книгами, с. 7.

¹⁹ Проблемы полевой археографии, с. 155.

стр. 20

ло, на места, заселенные старообрядцами. Первое же исследование составленного в таком регионе книжного собрания, проведенное Малышевым, доказало уникальные источниковедческие возможности совокупности (при этом речь идет не о механическом объединении, а о восстановлении исторической цельности) территориальной книжности²⁰ и репрезентативность воссозданного им в полевых экспедициях комплекса относительно истории и культуры усть-цилемского крестьянства. Позднее аналогичная работа была проведена по воссозданию и изучению традиционной книжной культуры населения района на границе Пермской и Кировской областей²¹ , а также знаменитых Ветковско-Стародубских старообрядческих слобод²² .

Особый интерес представляют работы в Верхокамье, где ранее экспедиций не было и комплексное археографическое исследование, таким образом, проводилось в условиях "чистого эксперимента". За 15 лет работы в этом районе (830 дней в пересчете на работу одного отряда из 2 - 3 человек) обнаружено и описано (частью и получено) более 1750 кириллических книг (треть из них - рукописные, 40% всех находок - XV - XVII вв.)²³ . Оказалось, что в Верхокамье еще на рубеже XVII и XVIII вв. возник один из известных тогда центров поморской традиции на путях ее вековых связей со старообрядческой Сибирью. Исследование верхокамской книжности раскрыло основные моменты истории духовной жизни, факты идеологической и социальной борьбы внутри крестьянства, корни местной культуры, ее особенности, исторические связи.

Типологически близкие результаты дала работа над материалами Ветковско- Стародубского собрания. Оба книжных комплекса признаны репрезентативными для всестороннего изучения местной традиционной культуры и сознания крестьянского и посадского населения. Тот же источниковедческий термин ("репрезентативный") и" очевидно, в том же значении употребляют применительно к Каргопольскому книжному собранию и ленинградские археографы²⁴ . О роли территориальных собраний Сибири главный их хранитель В. Н. Алексеев пишет, что они позволяют "воссоздать целые пласты духовной культуры населения различных районов"²⁵ .

Однако репрезентативное собрание возникает не путем механического суммирования собранного, а только на основе систематических и

²⁰ Малышев В. И. Усть-Цилемские рукописные сборники XVI - XX вв. Сыктывкар, 1960, с. 3 - 44.

²¹ Поздеева И. В. Верещагинское территориальное книжное собрание и проблемы истории духовной культуры русского населения верховьев Камы. В кн.: Русские письменные и устные традиции и духовная культура. М. 1982, с. 40 - 71; Сморгунова Е. М. Лингвистические проблемы в археографических исследованиях. - Там же, с. 72 - 90; Никитина С. Е. Устная традиция в народной культуре русского населения Верхокамья. - Там же, с. 127 - 150; библиография - Там же, с. 28 - 29.

²² Поздеева И. В. Археографические работы Московского университета в районе Древней Ветки и Стародуба. В кн.: Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1975 г., М. 1976; Кобяк Н. А., Кукушкина О. В. Филологические задачи в рамках комплексных исследований района старообрядческих слобод Брянщины и Гомельщины. В кн.: Из истории фондов Научной библиотеки Московского университета. М. 1978; Гусева Э. К. Старообрядческое искусство на Брянщине и Гомельщине. - Там же; Богомолова М. В., Кобяк Н. А. Описание певческих рукописей XVII - XX вв. Ветковско- Стародубского собрания МГУ. В кн.: Русские письменные и устные традиции и духовная культура; Игошев Л. А. К вопросу о значении традиций древнерусского певческого искусства по материалам археографического обследования Ветковско-Стародубских слобод. - Там же.

²³ Описание древнейшей части собрания см.: Кобяк Н. А., Поздеева И. З. Славяно-русские рукописи XV - XVI вв. Научной библиотеки Московского университета. Поступления 1964 - 1978 гг. М. 1981. В печать сдано описание новых находок (по 1983 г. включительно, рукописи XIV - XVII вв.).

²⁴ Кукушкина М. В., Бубнов Н. Ю. Ук. соч., с. 15.

²⁵ Алексеев В. Н. Ук. соч., с. 34, .

стр. 21

целенаправленных полевых работ. Стремление "освоить" максимальную территорию подрывает возможность оценить значение находок, уделить время и силы подготовке создания репрезентативного собрания. К тому же оно может быть составлено только в исторически и географически определенном районе, где сложилась и бытовала развитая традиционная книжность значительной группы населения. Далеко не всегда этот принцип учитывается - либо собрания дробятся, либо перспективные районы не выделяются и не исследуются с необходимой степенью интенсивности.

Если все эти условия в полевых работах соблюдены, то их цель может быть сформулирована как создание модели, или "научно обоснованного аналога... историческому явлению"²⁶ , а собрание рассмотрено как модель местной книжной традиции, позволяющая учесть и проанализировать внутри нее сложность функций и место каждого источника. Это и обусловило большое значение полевого исследования тех территорий, где такое собрание еще может быть составлено, и необходимость, наконец, выполнить задачу, о которой постоянно говорится с 1970 г., - составить карту археографически перспективных районов с указанием их возможной научной ценности и требующегося уровня методики исследования.

Конференция 1976 г. признала задачу "районирования и картографирования"²⁷ как неотложную. Однако и сегодня приходится говорить все о той же задаче²⁸ , меняются только ее формулировки. Уже в 1970г. стало очевидно, что рациональная и интенсивная полевая работа невозможна без общего перспективного плана, необходимость составления которого на конференции 1976 г. была обусловлена "задачами сплошного археографического обследования и составления карты археографической изученности территории СССР"²⁹ , но и сегодня эти для всех очевидные задачи не решены.

Общая организационная слабость, отсутствие разработанной обязательной методики питают мнение, фактически сводящее смысл полевой археографии снова к простому собирательству. В этом плане характерна статья А. А. Амосова (БАН СССР), В. П. Бударагина (Древлехранилище Пушкинского дома), В. В. Морозова (Археографическая комиссия АН СССР) и Р. Г. Пихои (Уральский университет), в которой пересмотр терминологии направлен на отрицание значения территориальных собраний. Вразрез с традициями полевой археографии авторы полагают, что "в условиях сохранения живой местной кириллической книжности", когда памятники получить трудно, "действительно полные и представительные собрания" могут складываться в тех районах, где "функция этих книг радикально изменилась"³⁰ . Очевидно, что в этом случае уцелевшие книги действительно легче и быстрее получить, но уже невозможно ни изучение книжной культуры района как системы, ни функции книги в системе культурных связей; отпадает возможность составить представительное территориальное собрание, предполагающая длительные, трудоемкие, сложные работы методами полевой археографии, сформулированными Всесоюзной конференцией 1976 года. Соответственно из общепризнанного определения задач

²⁶ Милов Л. В. Проблема репрезентативности в источниковедении. - В кн.: Актуальные проблемы источниковедения истории СССР. Вып. 1. М. 1979, с. 69.

²⁷ Курносов А. А., Черных В. А., Шмидт С. О. Ук. соч., с. 10.

²⁸ Алексеев В. Н. Ук. соч., с. 33.

²⁹ Черных В. А. О состоянии и задачах советской полевой археографии. В кн.: Проблемы полевой археографии, с. 30.

³⁰ Амосов А. А., Бударагин В. П., Морозов В. В., Пихоя Р. Г. О некоторых проблемах полевой археографии. В кн.: Общественно-политическая мысль дореволюционного Урала. Свердловск. 1983, с. 19.

стр. 22

полевой археографии удаляется "изучение". Как пишет Р. Г. Пихоя, "суть полевой археографии - поиск памятников в среде их бытования"³¹ .

Утверждение указанных авторов, что сохранение "живой" среды и "живой" книжности отнюдь не способствует "появлению" представительного собрания, опровергнуто работами их предшественников, собравших на базе именно "живой" среды бытования и ее тщательного изучения такие собрания, как Каргопольское и Усть-Цилемское. Опровергает эту теорию и практическая полевая работа, например, А. А. Амосова, который в другом месте пишет как раз о принципиальной и прямой зависимости результатов полевых исследований от уровня сохранности среды. "Внутренняя стабильность" этой среды и "степень устойчивости связей между ее членами", с точки зрения Амосова, диктуют и выбор методики исследования и количество "информации, полученной в ходе многоаспектного поиска"³² . Постулируемая же коллективом авторов как новое достижение "обратная" зависимость результатов полевых работ от уровня сохранности среды на практике привела бы к невосполнимым потерям: археограф должен был бы дождаться, когда эта "живая" среда исчезнет, и затем без "лишнего" труда подобрать остатки.

Одна из наболевших проблем полевой археографии - отсутствие оперативной и систематической информации о результатах работ, замедленность публикации. Поскольку за редким исключением (ИРЛИ, БАН) сведения о полевых работах не публикуются, вовремя получить необходимые данные невозможно. Между тем решить проблему несложно: едва ли такие печатные органы, как "Советские архивы", "История СССР" или "Известия" АН СССР (серия литературы и языка), не в состоянии раз в год печатать материал, непосредственно связанный с их профилем. Гораздо сложнее вопрос о научной публикации результатов экспедиций, от которой зависит научное и социальное значение полевых исследований.

В задачу полевой археографии входит обеспечение не только возможно более быстрого спасения гибнущих книг, т. е. сохранности, но и использование собранных памятников, введение их в научный оборот. Публикации экспедиционных находок имеют свой морально-этический аспект, состоящий в выполнении археографом долга перед "живой историей" - людьми, сохранившими и передавшими книгу в его как представителя государства руки. До сих пор таких публикаций появилось неоправданно мало. Мы пока почти не имеем описаний, а часто и общих характеристик найденного в экспедициях. Именно в отсутствии научных каталогов и описаний, очевидно, заключается одна из причин ограниченного использования новых материалов в исследованиях.

О том, какое количество исторической информации содержат найденные книги, говорят указатели к их каталогам. В аннотированном именном указателе Каталога книг кириллической печати XV - XVII вв. Научной библиотеки Московского университета (М. 1980) учтено 712 имен людей, живших в XVII веке. Они известны из 637 записей того времени (всего в каталоге описано 683 книги), 348 человек из них приобретали в то время книги или ими владели; известно социальное положение 232 человек, в записях названы 140 населенных пунктов Русского государства и 63 монастыря. Порой это интереснейшие дополнения к основным источникам, нередко - сведения уникальные. Одна-

³¹ Пихоя Р. Г. Об изучении памятников истории духовной культуры Урала. В кн.: Вопросы собирания. Ч. II, с. 101, сн. 9. При этом он неправомерно ссылается на работу, в которой говорится именно об изучении памятников (Курносов А. А., Черных В. А., Шмидт С. О. Ук. соч., с. 3).

³² Амосов А. А. Археографическое обследование Каргополья. Итоги и перспективы. В кн.; Вопросы собирания. Ч. II, с. 59.

стр. 23

ко историк может о них узнать только из специальных изданий, после значительной работы археографа, книговеда, источниковеда. Не меньшее значение имеют и издания с методическим, теоретическим осмыслением и практическим описанием экспедиционной работы.

Расширение практики и разработка теоретических основ полевой археографии поставили старую проблему сводных описаний памятников по-новому - как "изучение истории собирательской деятельности научных учреждений и рукописных хранилищ.., а также отдельных коллекционеров"³³ в связи с историей формирования рукописных собраний; была признана и необходимость создания "сводных описаний памятников письменности, собранных в одном районе различными учреждениями"³⁴ . В 1982 г. эта старая идея об археографической реконструкции древних местных книжных фондов нашла, наконец, свое блестящее практическое воплощение, но, к сожалению, оказалась противопоставленной идее территориальных книжных собраний. "Всякое территориальное собрание является заведомо неполным", - пишет А. А. Амосов, который, считая территориальные собрания "вчерашним днем полевой археографии", предложил в качестве пути "расширения источниковой базы грядущих исследований" реконструкцию "круга" книжности, бытовавшей у населения определенной территории и оказавшейся впоследствии в разных хранилищах и собраниях". Автор пишет, что представительность реконструированного таким образом "книжного фонда" "окажется гораздо более высокой, нежели у любого отдельно взятого территориального собрания"³⁵ .

Таким образом, дело сводится к созданию сводных описаний, а еще не законченные, не исследованные и не опубликованные территориальные собрания - завтрашний день нашей науки - рассматриваются как день вчерашний. Бросается в глаза логическая подмена: территориальному собранию, которое заведомо "неполно", противопоставляется как более репрезентативная реконструкция "обращающегося между читателями книжного фонда". Но в источниковедении репрезентативность означает не фактическую стопроцентную полноту, а представительность, т. е. сохранение сложившейся структуры, внутренних и внешних связей, позволяющее увидеть место и функцию каждого памятника, знать, "чем был источник в реальной исторической жизни, какую роль играл в системе общественно-классовых отношений, каково было его место и назначение в ходе социальной практики"³⁶ .

Такая представительность, позволяющая восстановить достоверную историю, структуру, исторические корни и судьбы местной народной книжности - одного из определяющих аспектов народной культуры и народного сознания, может возникнуть сегодня как результат полевых исследований. С позиций источниковедения параллельное изучение территориального собрания и сохранившегося местного книжного фонда путем описания всех местных книгохранилищ, книг, вывезенных и в последние десятилетия и до революции, памятников, находящихся в руках собирателей, - возможность, несомненно, почти идеальная. Изучая же только реконструированный сегодня "книжный фонд", нельзя забывать, что в лучшем случае он представляет древние библиотеки церквей и монастырей, и в нем разрушена структура местной книжной культуры, тогда как территориальное собрание эту структуру помогает сохранить. Это не умаляет роли сводных описаний, их источниковедческой и

³³ Курносов А. А., Черных В. А., Шмидт С. О. Ук. соч., с. 4.

³⁴ Тверская Д. И. Ук. соч., с. 121.

³⁵ Амосов А. А. Ук. соч., с. 60.

³⁶ Ковальченко И. Д. Исторический источник в свете учения об информации (К постановке проблемы). В кн.: Актуальные проблемы источниковедения. Вып. I, с. 49.

стр. 24

историко-культурной пользы. Первый опыт такого рода издания³⁷ , предпринятого группой археографов под руководством А. А. Амосова по инициативе и под редакцией П. А. Колесникова, имеет громадное общественное и научное значение.

Восстановление "всей исторической глубины книжной традиции"³⁸ района может быть достигнуто путем сопоставления территориального собрания с картиной книжности более широкого региона, "развернутой" в пространстве (т. е. с книжностью территории, частью которой является исследуемый район) или во времени (т. е. с книжной традицией, определяющей характер данного собрания). Первый принцип исследования был осуществлен во время многолетних комплексных работ в Пермской области, когда были собраны и параллельно изучались Верхокамское собрание и Пермско- Удмуртская коллекция. Второй реализуется в ходе полевых работ, прослеживающих этапы складывания, исторического бытования, развития и территориальных миграций "ветковского", или "беглопоповского", направления древней книжной и культурной традиции.

Результатом этих работ стало Ветковско-Стародубское территориальное книжное собрание МГУ и еще 4 территориальные коллекции, отражающие книжную культуру, возникшую под влиянием ветковской традиции. Это коллекции Иргизская, Молдавско-Украинская³⁹ , Волго-Донская, Оренбургско-Казахстанская. Они составляют комплекс источников (из них 563 книги XV - XVII и 220 - XVIII в.), связанный с разными стадиями развития данной книжной традиции.

Современная полевая археография, используя методы комплексных экспедиций, открывает принципиально новые возможности для изучения народной, прежде всего крестьянской, культуры как системы. Эту задачу и призваны решать комплексные археографические экспедиции. Культура старообрядчества не должна, конечно, рассматриваться просто как калька древней народной культуры, но может явиться информативным, а нередко и уникальным источником для ее изучения.

Книжная культура - определяющая часть, но все же только часть народной словесности. Вторым объектом комплексных исследований является устная традиция - как относительно независимые от книги жанры фольклора, так и разделы, общие книге и фольклору, возникшие в процессе бытования и разложения традиционной книжности (духовные стихи и легенды, пересказы книжных текстов, бытующая и письменно и устно регламентация поведения, устные формы передачи литургики и т. п.). Параллельное исследование территориального собрания и устной словесности позволяет сопоставить две формы текстов, показать их историческую взаимосвязь, изучить влияние книги на устное народное творчество, зависимость его репертуара от идеологических установок местной книжности.

"Лишь для лингвиста, работающего в археографической экспедиции", как считает Е. М. Сморгунова, доступна возможность "обнаружи-

³⁷ Памятники письменности в музеях Вологодской области. Каталог- путеводитель. Ч. I. Рукописные книги. Вологда, 1982; ч. II. Книги кириллической печати (1564 - 1825 гг.). Вологда. 1983. В ч. I описано 537 рукописей восьми музеев. В Указателе "библиотек и книжных собраний" учтено 50 названий - из них две крестьянские библиотеки (16 книг), пять библиотек горожан (14 книг). В ч. II описаны 1778 экземпляров печатных книг. Согласно Указателю библиотек, они входили в 81 коллекцию: 22 книги принадлежали четырем купцам, две - крестьянам, одна - горожанину, две - неизвестным. Остальные книги - из библиотек церквей и монастырей.

³⁸ Мудрова Н. А. Библиотека Строгановых в XVI - XVII вв. и зарождение книжной традиции на Урале. В кн.: Вопросы собирания. Ч. II, с. 95.

³⁹ Круглова Т. А. Краткое описание рукописей, найденных в 1973 г. на территории Молдавской ССР и Одесской области УССР. В кн.: Из истории фондов; ее же. Обзор кириллических рукописных книг Молдавско-Украинской коллекции Московского университета. В кн.: Русские письменные и устные традиции.

стр. 25

вать памятники русской письменности в среде их бытования и использования, на территории их создания, наблюдать процесс взаимодействия современных и исторических, реликтовых языковых явлений"⁴⁰ . Исследование языка источников позволяет, кроме того, доказать местное происхождение и установить время возникновения не только списков, но и текстов найденных памятников. Поскольку для большинства жанров устной словесности характерно двуединство слова и мелодии, обязательными участниками комплексных экспедиций являются музыковеды - специалисты в области народной музыки и музыкальной палеографии⁴¹ . Основной теоретический и методический принцип работы комплексных археографических экспедиций - сопоставление и параллельное изучение устных и письменных традиций как двух форм реализации культуры. Таким образом, для археографа и историка устное народное творчество становится социально- художественным контекстом, фоном письменной традиции, прямым ее продолжением; оно позволяет изучать источники в их реально существовавшем окружении⁴² . Специалисты, изучающие местное изобразительное искусство в его связи с книгой, вносят в общие работы понимание особенностей материального и духовного воплощения социальных, исторических и догматических воззрений, восприятия эстетических норм⁴³ . "Археографы вступают в контакт со всеми, ибо книга - это и есть все, - пишет Д. С. Лихачев. - Она как бы микрокосмос, отражает большой мир, во всяком случае, все представления о большом мире"⁴⁴ .

В результате работы экспедиций создается сложный комплекс источников. Работы в Верхокамье, кроме территориального собрания, представлены 1 тыс. единиц фонозаписей (около 140 час. звучания), 60 полевыми дневниками, сотнями фотографий и диапозитивов, 1,5 тыс. страниц фольклорных дневников, 3 тыс. карточек в трех рабочих картотеках, указателем крупнейшей, очевидно, коллекции текстов и фонозаписей духовных стихов.

Освоение методики комплексных работ при последовательном ее применении приводило не только к общему успеху, но и к частным: все направления исследований в поле "выводили" на книгу, а собственно археографические выявляли информантов - носителей музыкальных, фольклорных и иных традиций. Это и позволило поставить вопрос о дополнении изучения духовной культуры населения региона исследованием его традиционной материальной культуры. Такие работы в Верхокамье начали экспедиции Пермского университета (руководитель Г. Н. Чагин) и Пермского областного краеведческого музея (руководитель С. А. Димухаметова), которые получили в первые же два года богатый и целостный материал. Ценность его определялась не только количеством и уникальностью находок (в 1985 г. за 20 дней музей получил отсюда 222 предмета, в том числе ряд уникальных, например, древняя соха - "курошимка", которую не удавалось найти почти 10 лет), а и наличием полных комплексов предметов. Так, в Верхокамье уже собран почти полный комплекс орудий по обработке льна и конопли (33 единицы, все с датами и именами мастеров); комплекс предметов, свя-

⁴⁰ Сморгунова Е. М. Ук. соч., с. 89.

⁴¹ Чернышева М. Б. Музыкальная культура русского населения Верхокамья. - В кн.: Русские письменные и устные традиции; Игошев Л. А. Ук. соч., - Там же.

⁴² Никитина С. Е. Устная традиция в народной культуре русского населения Верхокамья. - Там же; ее же. К вопросу описания устной культуры в районах традиционной книжности (в рамках комплексной археографической экспедиции). В кн.: Вопросы собирания. Ч. II, с. 73 - 82.

⁴³ Покровский Н. Н. Археографические экспедиции и проблемы изучения народной культуры; Гусева Э. К. Ук. соч.

⁴⁴ Лихачев Д. С. Археографическое открытие Сибири, с. 5.

стр. 26

занных с ткачеством и шитьем, в составе 79 единиц. В музее начато создание этнографической экспозиции, посвященной древней культуре населения Верхокамья. Таким образом, впервые на базе длительных и тщательных полевых исследований завершается создание максимально полного комплекса источников, который послужит основой для изучения местной народной традиционной культуры в целом. (Книжные памятники Верхокамья хранятся в МГУ, а этнографические - в Перми).

Работы в Верхокамье позволили описать особенности местной народной культуры как древней и целостной системы, определявшей даже в XIX - начале XX в. формы общественной, идеологической, семейной жизни крестьянства. Эта культура складывалась и оформлялась как реакция патриархального и традиционалистского сознания в XVII - XVIII вв. на ломку социальных и морально-этических устоев деревни и выработала аппарат относительной самоустойчивости традиции именно в книжности - ее непререкаемом авторитете и влиянии. Крестьянской культуре Верхокамья свойственна диглоссия: в письменных текстах два стиля и два языка (книжный и народный) сосуществуют, тесно и свободно переплетаются; в устных же они обслуживают преимущественно разные жанры. Устная народная словесность Верхокамья оказалась тесно связанной с книгой и продолжает развиваться на фоне быстрого умирания древней книжной культуры за счет переводов, контаминации, вторичных устных преданий, возникающих в связи с утратой самих письменных текстов или их языка. Поэтому материалы устной традиции, рассмотренные в общей системе культуры, оказываются все более важными и для археографа и для историка.

Одним из достижений науки является разработка сложных закономерностей отражения социально-экономического развития и классовой борьбы в идеологии и культуре. Это направление исследований важно для понимания противоречивого явления старообрядчества. Поскольку полевая археография изучает прежде всего книгу, для методически оправданных, лишенных вульгарного социологизма выводов о социально-экономической базе местной культуры необходимы значительные комплексы источников, которыми и могут являться именно представительные книжные собрания. Например, собрание Ветковско-Стародубских слобод свидетельствует, что на базе принесенной сюда московской письменной традиции сложилась своеобразная по форме и содержанию культура, отражавшая социально-экономические особенности зажиточного сельскохозяйственного и торгово-промышленного населения записных слобод и воззрения т. н. ветковского старообрядческого согласия.

Верхокамское собрание передает особенности крестьянской культуры, продиктованные длительным существованием здесь крестьянской общины, господством с середины XVIII в. воззрений поморского согласия, близостью инонационального населения, имевшего пережитки язычества. Позднее расслоение пореформенного крестьянства привело к расколу общин и возникновению двух враждующих территориально-религиозных сообществ. Присущий обоим комплексам источников народный и старообрядческий характер не затемняет, а, наоборот, подчеркивает различие их состава и интересов носителей книжной традиции, разные типы связей с иными элементами местной культуры. Исследования в Верхокамье позволили археографам с новой, неизвестной стороны показать острую социальную борьбу, которая велась внутри крестьянской общины методами религиозной полемики⁴⁵ .

Комплексные археографические работы подчинены общим принципам системных исследований, но в значительно усложненном варианте,

⁴⁵ См. Поздеева И. В. Верещагинское территориальное книжное собрание, с. 62.

стр. 27

т. к. решают культурологические задачи в историческом плане, а носителем информации является определенная личность. Поэтому их нельзя заменить разобщенными специализированными экспедициями, которые работают десятки лет, но не приводят и не могут привести к чему-либо большему, чем то, о чем пишут и сами сторонники такой замены: в библиотеках и архивах соответствующих научных учреждений откладываются "значительные материалы, позволяющие проследить динамику отдельных сторон местной культурной традиции". Нельзя не согласиться с аргументом тех же авторов, правда, используемым ими для доказательства обратного положения, что "специализированная экспедиция", поскольку она имеет "выраженную специфику... может привести" (и приводит) лишь к "произвольному вырыванию памятников региональной традиции из характерной для них среды"⁴⁶ . Специализированные экспедиции, работая в районах, где сохранилась древняя традиционная культура, подобно археологам XIX в., разрушают как саму среду, так и связи книги с ней.

В 70-х годах наиболее последовательным сторонником и пропагандистом комплексных работ был Н. Н. Покровский⁴⁷ , с именем которого и связано археографическое "открытие" Сибири. Ведущие ленинградские археографы также подчеркивали в начале 70-х годов, что "археографические разыскания сходны с археологическими раскопками, где стратиграфия каждого обнаруженного предмета имеет огромное значение для его исторического истолкования, с той лишь разницей, что археограф производит свои разыскания среди людей", "открывает культурные слои, дающие богатый материал для изучения исторического пути развития русского народа с очень глубокой древности"⁴⁸ .

Всесоюзная конференция 1976 г. отметила "большое научное значение проведения в районах с относительно полно сохранившейся традиционной книжной культурой комплексных археографических исследований с участием специалистов в области смежных научных дисциплин" и высказалась за "их дальнейшее расширение"⁴⁹ . Наиболее перспективными с точки зрения организации этих работ, очевидно, являются экспедиции университетов, в которых имеются различные специалисты, и совместные исследования центральных учреждений, помогающих подготовить местные кадры, с областными музеями, где могут храниться и изучаться все находки комплексных экспедиций.

Работы в Верхокамье позволили начать эксперимент по созданию единого комплекса памятников народной культуры в одном хранилище. По инициативе Пермского областного краеведческого музея и управления культуры Пермского облисполкома с помощью МГУ начаты полевые исследования в районе р. Обвы, который был ранее определен археографической разведкой как перспективный для изучения. В состав экспедиции входили, кроме археографов, лингвиста, историка, музыковедов-фольклористов, также этнографы и художник- прикладник. Экспедиция должна была выявить местное старожильское население, собрать и зафиксировать его древнюю книжную культуру, а также все остальные связанные с нею аспекты местной народной традиционной культуры. За десять полевых дней было собрано около 200 памятников музейного значения: 60 книг XVI - XX вв., ткани, дерево, керамика, знаменитые обвинение прялки, иконы; сделаны 222 записи всех жанров местного фольклора; собраны лингвистические данные о происхождении старожильского населения; зафиксированы различные инструменталь-

⁴⁶ Амосов А. А., Бударагин В. П., Морозов В. В., Пихоя Р. Г. Ук. соч., с. 17.

⁴⁷ Покровский Н. Н. Археографические экспедиции, с. 100 - 111.

⁴⁸ Кукушкина М. В. Выступление в прениях. - В кн.: Тихомировские чтения 1970 года, с. 35 - 36.

⁴⁹ Проблемы полевой археографии, с. 155.

стр. 28

ные наигрыши, игры, танцы. Многочисленные находки экспедиции, действительно отражающие все стороны духовной и материальной культуры, полностью поступили в фонды областного музея. Основные научные и экспозиционные результаты работ на Обве и в Верхокамье были доложены в мае 1986 г. на конференции "Крестьянство и традиционная народная культура Прикамья (полевые исследования последних лет)", собравшей представителей всех направлений полевых исследований, которые проводятся в Пермской области.

При такой организации и направленности полевых работ все лучшее в традиционной культуре прошлого может быть почти сразу использовано в музейной и пропагандистской работе. Например, более 20 музыкальных номеров, записанных на Обве в 1985 г., уже включены в репертуар фольклорных детских и молодежных коллективов Перми (руководители - участники экспедиции Н. И. Жуланова и Л. В. Мальцева). Художником пермского производственного объединения "Парма" Р. П. Казымовой, работавшей в экспедиции, также выполнены и предложены к производству изделия, в оформление которых вошли формы, орнаменты и рисунки, зафиксированные на Обве, их используют и художественные кружки пермского Дома пионеров. Не менее важным представляется нам тот факт, что в работах, которые ведутся и в Верхокамье и на р. Обва, наиболее рационально сочетаются силы и возможности и учитываются интересы как центральных, так и местных учреждений.

Время показало, что комплексные археографические исследования имеют не только познавательно-историческое и охранное значение. Целостное изучение и выявление закономерностей развития народной культуры - это и возможность глубокого понимания современной культурной действительности и аппарат строго научного, исторически обоснованного отбора и возвращения в сокровищницу социалистической культуры лучшего из созданного народом. Сегодня очевидно, что "сравнительно-исторические и комплексные исследования связаны с практическими задачами времени, вызваны внутренней логикой самой науки,.. стремящейся к глубокому проникновению в сущность явления, к раскрытию закономерностей общественного процесса"⁵⁰ . Необходимо добиться, чтобы уникальные возможности, открывающиеся перед исследователями, были осуществлены, т. к. они могут быть безвозвратно утрачены. Оценивая роль полевой археографии, акад. Б. А. Рыбаков говорил; "Работа археографов имеет исключительно важное значение, т. к. от нее также зависит полнота и правдивость нашей истории... Это значение признано сейчас и законодательно закреплено"⁵¹ .

Однако не только комплексные исследования, оставшиеся для почти всех археографов теорией, замененные иногда и в теории теоретическими "специализированными" экспедициями, не получили должного развития, но и чисто поисковые археографические работы на территории РСФСР незначительны. По данным ГАУ РСФСР, заявки на право вести полевые работы по собиранию памятников кириллической книжности в 1979 г. подали 10, в 1980 г. - 13, в 1981 - 1982 гг. - 16, а в 1983 г. - 15 учреждений, но только 9 из них ведут работы систематически. Это - Библиотека АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР и университет в Ленинграде; университет и Отдел рукописей ГБЛ СССР в Москве; Сибирское отделение Археографической комиссии, объединяющее сотрудников АН и Новосибирского университета; Уральский университет, под руководством которого ведет полевые

⁵⁰ Марков Д. Ф. Сравнительно-исторические и комплексные исследования в общественных науках. М. 1983, с. 6.

⁵¹ Рыбаков Б. А. Приветственное слово. В кн.: Проблемы полевой археографии, с. 16

стр. 29

работы ряд учреждений; в последние годы - Горьковский и Ярославский университеты.

Реального хозяина, организатора, контролера у полевых археографических работ пока нет, несмотря на то, что, согласно Закону СССР "Об охране и использовании памятников истории и культуры", государственное управление и государственный контроль в области собирания документальных памятников возложены на ГАУ союзных республик⁵² . Ни в государственном, ни в республиканском масштабе окончательно не решен и важнейший вопрос о координации экспедиций, т. к. учреждения Министерства культуры еще продолжают работать в поле и собирать документальные памятники - в нарушение 9-й ст. Закона РСФСР "Об охране и использовании документальных памятников" - без каких-либо разрешений архивных органов. Главархив РСФСР фактически подменил комплекс возложенных на него функций "государственного управления и контроля" выдачей и регистрацией разрешений на полевые работы. Да и о каком руководстве может идти речь, если Главархив фактически не имеет сведений о самих археографических работах: предварительные списки найденного (не отчеты!) поступают, согласно существующим правилам, только в архивные отделы облисполкомов.

А ведь уже накоплен опыт руководства и контроля за полевыми археологическими работами, получивший осуществление в многогранной деятельности Отдела полевых исследований Института археологии АН СССР и отраженный в "Инструкции к открытым листам на право производства археологических разведок и раскопок" (М. 1984). Аналогичная инструкция, включающая общие законодательные положения и определяющая задачи, порядок получения разрешений, права и обязанности археографов в поле, уровень обязательных методических требований, порядок и форму отчетности, была бы полезна и даже необходима для всех учреждений, ведущих эти исследования⁵³ . Выполнением требований, сформулированных в Инструкции, и следовало бы обусловить выдачу разрешений на полевые работы. Думается, что необходимо, наконец, кроме инструкции, издать методические пособия, о которых говорится уже не менее 15 лет.

Важную роль в развитии и упорядочении полевой практики сыграла археографическая комиссия АН СССР (под руководством М. Н. Тихомирова, В. И. Шункова и С. О. Шмидта), первоначально по собственной инициативе взявшая на себя координацию полевых работ; в 1972 г. Президиум АН СССР официально возложил на комиссию эти функции. В "Положение об охране и использовании памятников истории и культуры" вошел пункт о необходимости согласовывать выдачу разрешений на собирание рукописных и старопечатных книг с АН СССР и академиями наук союзных республик (II, ст. 19), от лица которых эти задачи и выполняют археографические комиссии. Очевидно, что теперь, когда Академии наук СССР предоставлено право отклонять заявки на ведение полевых работ, это возлагает на нее и государственную ответственность за их научный уровень. В связи с этим необходимо пересмотреть формы руководства полевыми работами, установившиеся за последние годы, вернуть ему коллективный характер, предполагаемый самим статусом Археографической комиссии, о чем подробно писал в свое время В. И. Малышев.

Однако главный недостаток сегодняшней организации этих исследований, от которой зависит решение большинства проблем полевой

⁵² Ст. 5, 12, 27; Положение об охране и использовании памятников истории и культуры, N 865, от 16.IV.1982 г. I, ст. 6 - 7; II, ст. 19.

⁵³ Автор приносит искреннюю благодарность председателю "Полевого комитета" Д. Б. Шелову за подробную консультацию.

стр. 30

археографии, в том числе и чисто научных, - это полная незаинтересованность и фактическая безответственность учреждений, ведущих полевые работы. Ни одна организация не обязана начать полевые работы, даже если рядом гибнут документальные памятники. Их спасение и сегодня - дело энтузиастов, которые там, где это оказывается возможным, добиваются и проведения государственных экспедиционных работ. Поскольку нет общепринятых методик и планов, для кого-либо обязательных и учитывающих задачи и перспективы работ в разных районах, какой бы то ни было принятой научной формы отчетов, их проверки и атрибуции, каждое учреждение вольно экспедиции прекращать, неоправданно прерывать на многие годы или просто "держать" "за собой" регион, работая в нем совершенно недостаточными по сравнению с потребностями силами и методами.

Ни научные, ни педагогические, ни архивные учреждения не обязаны вести эти исследования и никак не выигрывают от их даже очень удачного проведения, поэтому совершенно не заинтересованы расширять, перестраивать собирательские работы. Отсюда спешка, неуверенность, горькие признания руководителей полевых работ: "Наши экспедиции носят кустарный характер - другого они и иметь не могут"⁵⁴ , "по существу это командировки по комплектованию рукописей"⁵⁵ . О каком полевом исследовании и создании репрезентативного комплекса источников можно думать в таких условиях? Поэтому прежде всего необходимо максимально расширить и усилить именно государственный фактор в организации полевых археографических работ, сделав их весомой частью государственных планов и задач хотя бы тех учреждений, которые уже доказали свою компетентность.

Важный вопрос, от решения которого во многом зависит судьба полевой археографии и ее общественная роль, - подготовка кадров археографов и необходимая археографическая подготовка студентов, будущих преподавателей гуманитарных дисциплин в средней школе и культурных работников на местах.

При анализе роли различных учреждений в полевой археографической работе бросается в глаза ведущая и все увеличивающаяся роль вузов, прежде всего университетов. В 1979 - 1983 гг. именно вузам было выдано почти 70% всех разрешений на работы; их вклад в результаты полевых сезонов 1981 - 1983 гг. был следующим: в 1981 г. - 58% всех и 45% древнейших (XV - XVII вв.) находок; в 1982 г. - соответственно 64% и 78%, а в 1983 г. - 58% и 90% (!). В те же три года 80% всех и 75% древнейших находок получены экспедициями шести учреждений: МГУ (23% всех и 33% древнейших находок), Института русской литературы (20% и 6%), Уральского университета (19% и 18%), БАН СССР (9% и 6%), Горьковского университета (6% и 5%), Сибирского отделения Археографической комиссии (4% и 6%).

Эти результаты вполне отвечают специфике гуманитарных и педагогических вузов, не только дающей возможность наиболее рационально организовывать полевые исследования, но и делающей их существенной и важной частью педагогического процесса. Экспедиции, исследование найденных источников становятся для их участников школой профессиональной подготовки, практикой самостоятельной работы и реальным участием в охране памятников национальной культуры. Археографические экспедиции - это и действенный метод воспитания не на словах, а на деле активного патриотизма, истинного коллективизма, навыков пропагандистской деятельности, умения наблюдать и понимать сложные социально-экономические и культурные процессы.

⁵⁴ Копанев А. И. Ук. соч., с. 176.

⁶⁵ Тихомиров Н. Б. Стенограмма выступления - В кн.: Тихомировские чтения 1970 года, с. 117.

стр. 31

Кадры, прошедшие археографическую практику, получившие навыки организации, руководства, работы с людьми, документирования процесса и результатов полевых работ, - именно эти кадры призваны и смогут обеспечить правильное собирание материалов для государственных учреждений, хранение и использование собранных документов в музеях. Возникшие в ряде университетов страны сильные коллективы, которые ведут полевые исследования, под угрозой исчезновения, т. к. только Уральский университет имеет для проведения археографических работ специальное подразделение. Эта сторона организации полевых работ также требует немедленных решений. Следует, наконец, пересмотреть учебные планы университетов и педвузов, узаконить археографические экспедиции, а археографическую практику уравнять в правах с археологической; создать в ряде университетов лаборатории комплексного изучения документальных памятников и снабдить их необходимой техникой. В этом случае опыт, теоретические и практические положения и принципы собирания, разработанные полевой археографией, можно было бы использовать не только для спасения, описания и введения в социальный оборот древних книг, но и для организации самого широкого собирания у населения современных документальных памятников личного происхождения. Откладывать дальше решение этих вопросов - значит наносить ущерб культуре и сегодняшнего и завтрашнего дня.

Постоянный адрес данной публикации: