5 ноября 1918 г. в Кремле слушалось дело о провокаторстве бывшего члена ЦК РСДРП, председателя большевистской фракции IV Государственной думы Р. В. Малиновского. Верховный трибунал при ВЦИК РСФСР приговорил провокатора к расстрелу. В ночь на 6 ноября приговор был приведен в исполнение.

С тех пор прошло более 80 лет, но "дело Малиновского" продолжает привлекать широкое внимание. Разного рода мифы, возникшие вокруг него, были во многом порождены недостатком достоверной информации, а также табу, наложенным на подобные "больные" темы прошлого. Опубликовано сравнительно немного документов, воспоминаний и статей, посвященных этому запутанному делу¹ . При этом историков интересовали прежде всего связи Малиновского с охранкой и тот ущерб, который он нанес партии. Однако ряд сюжетов (подробности биографии Малиновского, механизм его внедрения в руководящее ядро большевиков, отношение к нему В. И. Ленина, партийное расследование обстоятельств ухода Малиновского из IV Государственной думы летом 1914 г., его работа в лагере для военнопленных в Германии в 1914 - 1918 гг. и, наконец, судебный процесс по его делу в октябре - ноябре 1918 г.) оставался в тени. Этот пробел позволяют восполнить некоторые ранее неизвестные документы из фондов Центрального партийного архива (ЦПА) и Центрального государственного архива Октябрьской революции (ЦГАОР) СССР.

В течение долгого времени историки не имели возможности открыто поставить вопрос, сформулированный в заглавии данной статьи. У нас не принято было говорить о "цене" революции, ее издержках, размышлять о соотношении революционных и реформистских альтернатив. Революционеров-большевиков всегда изображали как олицетворение всех самых высоких человеческих качеств; Ленин и его ближайшее окружение были поставлены на такой высокий пьедестал, что в официальной историографии не допускалось даже тени сомнения в их абсо -

ТЮТЮКИН Станислав Васильевич - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории СССР АН СССР; ШЕЛОХАЕВ Валентин Валентинович - доктор исторических наук, зав. сектором Института марксизма- ленинизма при ЦК КПСС.

¹ См., напр., Бадаев А. Е. Большевики в Государственной думе. Воспоминания. М. 1954; Эренфельд Б. К. "Дело Малиновского". - Вопросы истории, 1965, N7; Казнов А. П. Борьба большевиков с подрывными акциями царской охранки в 1910 - 1914 гг. - Вопросы истории КПСС, 1988, N9; Розенталь И. С. Еще раз о деле провокатора Малиновского. - Вопросы истории КПСС, 1989, N5; Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 год бывшего Московского охранного отделения. М. 1990.

стр. 3

лютной непогрешимости. В тех же случаях, когда ошибки, в той числе и в выборе руководящих партийных кадров, были совершенно очевидны, вступала в действие пресловутая фигура умолчания.

Именно так обстояло дело и с историей провокаторства в рядах большевиков. Разумеется, вычеркнуть из истории большевизма зловещую фигуру Малиновского было невозможно. Однако в детали этого темного дела предпочитали не вдаваться: ведь сохранились письма, в которых Ленин называл его "дорогим Романом", и документы, из которых следовало, что лидер большевиков до последней возможности защищал Малиновского от многочисленных обвинений в политической нечистоплотности, исходивших не только от меньшевиков, но и от некоторых большевиков. В итоге "дело Малиновского" неизменно подавалось в исторической литературе с мажорной концовкой: правильное соотношение легальной и нелегальной работы помогло большевикам свести потери от его предательства к минимуму; отправляя в тюрьмы и на каторгу десятки партийцев, Малиновский вынужден был помогать политическому пробуждению тысяч новых борцов с самодержавием.

Однако этот диалектический подход не снимает многих вопросов, которые приобрели в последнее время особую остроту. Разумеется, нас интересует не столько моральный облик самого Малиновского (предатели всегда были, есть и будут), сколько те обстоятельства, которые помогли ему проникнуть в высший эшелон партийного руководства. Иначе говоря, речь идет о критериях оценки личных и политических качеств партийных руководителей, о принципах выдвижения того или иного работника на высокий пост, об ответственности партии за своих вождей. Ясно, что в партийной работе важны не только чисто деловые качества, но и человеческая порядочность, честность и открытость перед своими товарищами по партии и перед всем народом, соответствие поступков провозглашаемым лозунгам и высоким принципам. Возникает и еще один, далеко не простой вопрос: как обеспечить реальный демократический контроль за действиями руководящих партийных работников, как добиться того, чтобы в их среду не попадали карьеристы и люди с сомнительным прошлым, как своевременно и с наименьшими потерями для дела очищать партию от тех, кто все-таки сумел обмануть ее доверие? К чему приводили старые, "испытанные" методы, теперь хорошо известно.

"Дело Малиновского" в свое время, несомненно, потрясло Ленина. Как могло случиться, что он "проглядел" матерого провокатора, который умело разыгрывал перед ним роль народного трибуна, "русского Бебеля", а сам выдавал охранке лучших людей партий? А. М. Горькому запомнились ленинские слова: "А вот негодяя Малиновского не мог раскусить. Очень это темное дело, Малиновский..."² .

Провокаторство в революционной среде, к сожалению, было распространенным явлением. И чем более массовый характер приобретало революционное движение, тем больше был спрос на провокаторов и осведомителей в полиции, с одной стороны, и шире предложение подобного рода "услуг" от морально разложившихся участников и попутчиков этого движения - с другой. Если во времена декабристов подобные факты были редчайшим исключением, то на рубеже XIX и XX вв., особенно после революции 1905 - 1907 гг., внедрение провокаторов в революционные партии приняло широкие масштабы (счет шел на сотни и даже тысячи), да и само провокаторство приобрело изощренные, высокопрофессиональные формы. Не избежали провокаторства и большевики, деятельность которых внушала полиции особую озабоченность: если эсеры были страшны своими террористическими акта -

² Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 1. М. 1956, с. 391.

стр. 4

ми, то сила большевиков заключалась прежде всего в их влиянии на широкие пролетарские массы.

Провокатором N1 в большевистской среде был, бесспорно, Роман Малиновский. Несмотря на то, что его дело трижды подвергалось разбирательству (специальной партийной комиссией с участием Ленина в 1914 г., Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства в 1917 г. и следственной комиссией Верховного революционного трибунала при ВЦИК в 1918 г.), до сих пор так и не удалось точно установить его настоящую фамилию, социальное происхождение, дату рождения и данные о его жизни до призыва в армию в 1901 году.

Во время партийного следствия в 1914 г. Малиновский назвал датой своего рождения 18 марта 1877 года. В 1918 г. он определяет свой возраст - 40 лет (1878 год рождения), что и было зафиксировано в приговоре трибунала. Наконец, в исторической литературе и энциклопедиях можно встретить третью дату его рождения - 1876 год, которая, видимо, была указана в последнем паспорте, выданном Малиновскому Департаментом полиции в мае 1914 года. Перед следственной партийной комиссией Малиновский заявил о своем шляхетском происхождении (дед - тайный советник, родственники сосланы царским правительством в Сибирь и на Волгу, имения конфискованы). Об этом он нередко упоминал и в разговорах с товарищами по партийной и профсоюзной работе. В обвинительном заключении 1918 г. говорится уже о крестьянском происхождении Малиновского (видимо, опять с его слов), хотя приговор фиксирует лишь место рождения: Плоцкая губерния, Липновский уезд, гмина Чарны, деревня Глодово³ . Итак, мы сталкиваемся с первым "белым пятном" в биографии Малиновского, устранить которое пока невозможно.

В своих показаниях 1914 г. Малиновский не называет ни фамилии, ни имени отца, акцентируя внимание на своем несчастном, обездоленном детстве: отец - управляющий имением, умер когда сыну было всего восемь лет. Более того, Малиновский категорически отказался отвечать на вопрос Ленина о его фамилии. Пытаясь выкрутиться из неловкого положения, он заявил, что живет по чужому паспорту. При этом Малиновский выдвинул две версии получения этого паспорта: одна - кража на пароходе у пассажира, вторая - убийство этого пассажира⁴ . С чужим паспортом он и был призван на службу в армию.

Трудно сказать, где здесь правда и где вымысел, но анализ показаний Малиновского и сведений, которые имелись о нем в Департаменте полиции, говорит о возможности такого хода событий. После смерти отца Малиновский был отдан старшими сестрами учеником в книжный магазин Бауэра в Плоцке, но вскоре его осудили за кражу со взломом. Тюремное заключение впрок не пошло, и он продолжал поддерживать связи с преступным миром. В показаниях 1918 г. Малиновский прямо признавал, что постоянно бывал среди "молодежи, такой же, как и я, которая занималась воровством". По его собственным словам, он вел в то время "самую преступную жизнь"⁵ . Переезды из города в город, Попытка отправиться в кругосветное путешествие, связь с воровскими шайками, кражи, тюрьма (в 1896 и 1899 гг.) - таковы основные вехи биографии Малиновского в конце прошлого века.

Осенью 1901 г. Малиновский был призван на военную службу, которую проходил в лейб-гвардии Измайловском полку, в Петербурге, конюхом. Весной 1904 г. Малиновский познакомился со своей будущей женой, Стефанией Андреевной, которая была прислугой у командира полка. Обвенчались они в мае 1906 г., уже после рождения ребенка.

³ ЦГАОР СССР, ф. 1005, оп. 8, д. 5, л. 241.

⁴ См. Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 198 - 199.

⁵ ЦГАОР СССР, ф. 1005, оп. 8, д. 5, л. 203.

стр. 5

Солдатская жизнь Малиновского была не слишком тяжелой. В увольнении он гулял со своей невестой по столице, навещал ее родственников, познакомился через них с рабочими Путиловского завода. При не выясненных до конца обстоятельствах (в своих показаниях Малиновский связывает это с произнесенной им перед солдатами революционной речью) весной 1905 г. ему предложили подать рапорт о желаний уйти добровольцем на войну с Японией, но она уже подошла к концу. Летом 1905 г. он был отправлен с маршевым батальоном в Могилев, где и прослужил до апреля 1906 года.

Весной 1906 г. Малиновский возвратился в Петербург и устроился на работу сначала на Трубочный, а затем на металлический завод Лейтензейна. Началась новая полоса его жизни. Если учесть революционную обстановку того времени, бурный характер рабочего движения в Петербурге и связать это с взрывным темпераментом молодого, недавно демобилизованного рабочего, наделенного от природы несомненным ораторским талантом, то легко понять, почему его политическая карьера началась так удачно. Благоприятное впечатление производила и сама внешность Малиновского: высокий, стройный, с застенчивым взглядом серых глаз, он легко находил общий язык с людьми, свободно чувствовал себя в любой компании, подкупал собеседника юмором, находчивостью, остроумием.

Не зная об уголовном прошлом Малиновского, рабочие видели в нем авторитетного вожака, прошедшего нелегкую солдатскую школу и ориентировавшегося в политических течениях того времени. При этом Малиновский не стал организационно связывать себя ни с одной из фракций РСДРП. Будучи "нефракционным" социал- демократом, он сохранял за собой свободу действий и постоянно подчеркивал, что выступает за единство рабочего класса, а это, как известно, ценилось тогда в пролетарской среде.

Эти факты во многом объясняют разноречивость свидетельских показаний и тех данных о партийной принадлежности Малиновского в 1906 - 1910 гг., которые дошли до нас в мемуарной литературе. Так, в воспоминаниях Г. Е. Зиновьева, знавшего Малиновского с 1906 г., мы читаем: "Я не помню Малиновского ни на собраниях ПК, ни на наших конференциях в Финляндии (главным образом Териоки), всегда служивших ареной самой острой фракционной борьбы с меньшевиками"⁶ . В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 19 мая 1917 г. А. Е. Бадаев, который также был знаком с Малиновским с 1906 г., говорил, что тот все-таки стоял ближе к большевикам⁷ . А рабочий В. Ф. Плетнев показывал в 1918 г., что в 1909 - 1910 гг. "в смысле фракционном он был меньшевик и примыкал к умеренным течениям"⁸ . Наконец, Н. И. Бухарин 27 июня 1917 г. свидетельствовал, что, когда он познакомился с Малиновским осенью 1910 г., тот принадлежал к группе ликвидаторов⁹ .

С большевиками Малиновский держал себя по-большевистски, а с меньшевиками - по-меньшевистски. Такая манера нравилась, по словам Зиновьева, "большому слою рабочих", среди которых были сильны примиренческие и объединительные настроения. Малиновский, вспоминал он, "сознательно держался несколько в сторонке и поэтому не выбирался ни на партийные конференции, ни на партсъезды"¹⁰ . Именно поэтому за ним "ухаживали" и меньшевики, и большевики, и эсеры, и анархисты, и синдикалисты, и интеллигенция народнического типа.

⁶ Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 186.

⁷ ЦГАОР СССР, ф. 1005, оп. 8, д. 5, лл. 32 - 33.

⁸ Там же, л. 80.

⁹ Там же, л. 100.

¹⁰ Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 186.

стр. 6

С легкой руки меньшевика В. В. Шера Малиновского стали называть за его ораторские способности "русским Бебелем", и все левые партии пытались перетянуть его на свою сторону. В свою очередь, такое независимое положение не могло не импонировать молодому честолюбцу.

Уже в июле 1906 г. Малиновский был избран в районное правление полулегального Петербургского союза металлистов. В феврале-апреле 1907 г. он входил в состав секретариата Центрального бюро петербургских профсоюзов. После легализации Союза металлистов в мае 1907 г. Малиновский был избран на общем собрании в правление, а затем секретарем союза (до октября 1909 г.). Фактически в это время Малиновский уже не работал у станка, быстро превратившись в хорошо оплачиваемого профсоюзного функционера. Одновременно он начал более определенно склоняться к большевизму, вел агитационно-пропагандистскую и организаторскую работу, поддерживал постоянные контакты с Петербургским комитетом РСДРП, неоднократно встречался с агентами ЦК, участвовал в работе ряда съездов (кооперативном, фабричных врачей, народных университетов и т. д.).

В ноябре 1909 г. Малиновского как делегата антиалкогольного съезда арестовали; просидев около трех месяцев в камере предварительного заключения, он в январе 1910 г. был выпущен из тюрьмы без права жительства в Петербурге. Правление Союза металлистов оказало ему материальную помощь (100 руб.). Кроме того, 200 руб. собрали для Малиновского сами рабочие, отправившие своего бывшего секретаря на отдых в Финляндию.

В феврале 1910 г. Малиновский вместе с женой и двумя сыновьями приехал в Москву, снял в Бутырках квартиру и устроился на завод Штолле. Напуганный арестом и возможным разоблачением своего уголовного прошлого, он на время отошел от политической работы¹¹ . Между тем в далекой Женеве о нем нередко вспоминал Зиновьев, рассказавший о Малиновском и Ленину. Это было тяжелое время борьбы с ликвидаторством и отзовизмом, время резкого сокращения численности партии. "В эту-то пору, - вспоминал Зиновьев, - мы часто говорили с Ильичем о Малиновском как о влиятельном человеке в легальных обществах, который, по нашим расчетам, не станет работать против нелегальной партии. Мы расспрашивали о нем приезжавших к нам Томского, Скрыпника, Ногина (все они имели близкие отношения к легальному рабочему движению), и, помнится, все говорили, что Малиновский действительно остался верным партии, но что при создавшихся условиях он еще больше осторожничает"¹² . На январском Пленуме ЦК РСДРП 1910 г., когда намечались кандидатуры в ЦК, согласно показаниям большевика И. П. Гольденберга Чрезвычайной следственной комиссии 21 апреля 1917 г., "совершенно единогласно был признан заслуживающим кооптации именно Малиновский". Эту кандидатуру назвал Зиновьев (показания В. П. Ногина от 17 мая 1917 г.)¹³ .

Таким образом, Малиновский прошел через обычную для того времени, хотя, как показало последующее, чересчур поспешную процедуру отбора и предварительной проверки путем сбора информации о его деятельности у ряда авторитетных партийных работников. К сожалению, эта информация оказалась недостаточно точной. Кроме того, следует учитывать то, что тогда партия была обескровлена репрессиями царизма и уходом из ее рядов Многих членов, в первую очередь интеллигентов. На смену им шло новое поколение партийных руководителей из числа передовых рабочих, и не случайно Малиновский был замечен Большевистским центром именно в этот переломный момент. Партии

¹¹ ЦГАОР СССР, ф. 1005, оп. 8, д. 5, л. 113.

¹² Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 187.

¹³ ЦГАОР СССР, ф. 1005, оп. 8, д. 5, лл: 7, 30.

стр. 7

нужны были рабочие вожаки, и одной из наиболее подходящих кандидатур на эту роль и был признан Малиновский.

В апреле 1910 г. В. П. Ногин, которому было поручено в соответствии с решением январского Пленума ЦК РСДРП сформировать Русскую коллегию ЦК из пяти членов, навестил Малиновского в Москве и предложил ему войти в ее состав. "Мы с Дубровинским тогда предполагали между собой, - показал Ногин, - что для пятерки можно было бы остановиться на Романе Малиновском". Интересна реакция на это предложение самого Малиновского, который, по словам Ногина, "ломался и как-то не давал определенного ответа"¹⁴ . Он был явно ошеломлен сделанным ему предложением и не готов к тому, чтобы сразу его принять. Недаром Малиновский побежал советоваться к меньшевику В. В. Шеру, который, видимо, порекомендовал ему принять предложение Ногина, мотивируя это как объединительным характером самого январского Пленума ЦК РСДРП 1910 г., так и примиренческими настроениями некоторых других кандидатов, предложенных в состав Русской коллегии ЦК.

Трудно со всей определенностью утверждать, был или не был кооптирован Малиновский в состав Русской коллегии ЦК (видимо, формально такого акта все же не было), но фактически он принимал участие в работе цекистской "пятерки" (И. Ф. Дубровинский, В. П. Ногин, С. В. Шевченко, В. П. Милютин, Р. В. Малиновский). Известно, что он участвовал в создании нелегальной типографии ЦК в Ярославле, присутствовал на двух совещаниях "пятерки", состоявшихся под руководством Ногина в Петровском парке и на Воробьевых горах. Сотрудничая с большевиками, Малиновский одновременно продолжал поддерживать связи с меньшевиками. По свидетельству рабочего А. Г. Козлова, он оставался "членом обеих фракций и посещал собрания обоих течений"¹⁵ . Иначе говоря, Малиновский продолжал вести ту же двойную игру, которую вел до этого в Петербурге.

13 мая 1910 г. полицией была арестована большая группа участников одного из нелегальных собраний. В их числе оказался и Малиновский. Хорошо осведомленные о его уголовном прошлом и революционном настоящем, московские охранники без особого труда уговорили его сотрудничать с полицией. С мая 1910 г. Малиновский, получив кличку "Портной" и 100 руб. ежемесячного жалованья, стал секретным сотрудником Московского охранного отделения. Некоторые исследователи, например, Б. К. Эренфельд, полагают, что Малиновский был провокатором и до 1910 года. В обвинительном заключении 1918 г. приведены косвенные показания полицейских чинов о том, что Малиновский был агентом еще в период прохождения им воинской службы, когда он якобы сообщал безвозмездно Петербургскому охранному отделению об антиправительственном брожении среди солдат Измайловского полка. В 1906 - 1910 гг. он якобы имел кличку "Эрнест" и вновь добровольно информировал по телефону начальника Петербургского охранного отделения - теперь уже о рабочем движении. По показаниям жены Малиновского, в 1906 - 1908 гг. ее муж получал предложения сотрудничать в охранном отделении, но "согласился ли он, она не знает". Характерно, что коллегия Революционного трибунала рассматривала эти данные лишь как косвенные, но никаких прямых улик против Малиновского по его поведению до 1910 г. в ее распоряжении не было. Не обнаружены они и до сих пор. Вместе с тем нельзя совершенно исключить возможность сотрудничества Малиновского с полицией и до 1910 года.

¹⁴ Там же, л. 30.

¹⁵ Там же, л. 140.

стр. 8

Как бы то ни было, но после майского ареста 1910 г. Малиновский, бесспорно, жил двойной жизнью, регулярно информируя полицию о нелегальной работе и периодически выдавая не только большевиков, но и меньшевиков - партийцев и ликвидаторов, а также деятелей профессионального движения. С 5 июля 1910 г. по 19 октября 1913 г. "Портной" представил Московскому охранному отделению 88 донесений: за 1910 г. - 25, 1911 г. - 33, 1912 г. - 23, 1913 г. - 7¹⁶ . При этом от донесения к донесению повышалось их "качество": они становились все более обстоятельными и содержательными. В итоге Московское охранное отделение располагало подробными сведениями о деятельности Русской коллегии ЦК, партийной организации Москвы и Центрального промышленного района в целом, а также о нелегальных типографиях, каналах распространения нелегальной литературы, партийных адресах и явках. По донесениям провокатора были арестованы большевики Б. А. Бреслав, В. П. Ногин, П. Г. Смидович, меньшевики В. Г. Чиркин, В. В. Шер и другие.

Руководство Департамента полиции и охранки называло Малиновского "гордостью Московского охранного отделения", "серьезным осведомителем", "весьма ценным сотрудником". Росла и оплата услуг провокатора. Она поднялась сначала со 100 до 250 руб., а позже до 500 - 700 руб. в месяц. Помимо этого, выплачивались ему и "разъездные". Характерно, что даже после переезда в Петербург в 1912 г. он продолжал "по старой памяти" осведомлять Московское охранное отделение, получая за эту "любезность" еще по 25 - 50 руб. за каждое донесение.

Естественно, возникает вопрос, заметили ли товарищи неладное после освобождения Малиновского из-под ареста в начале июня 1910 года? Да, подозрения возникали: в мае 1910 г., еще находясь в тюрьме вместе с Малиновским, Ногин удивлялся явно неконспиративному поведению своего товарища. Однако последовало освобождение Малиновского, и Ногин уже не смог наблюдать за ним дальше, ибо сам, остался за решеткой.

Выйдя на волю, Малиновский с помощью Г. М. Кржижановского поступил на работу в трамвайный парк; осенью стал учиться в Народном университете Шанявского и на вечерних курсах по кооперации. В январе 1911 г. он начал посещать "Общество разумных развлечений", а осенью того же года записался в члены потребительского общества. Тогда же Малиновский читал лекции по вопросам страхования в Дорогомиловском обществе трезвости и в Союзе текстильщиков. Следует также иметь в виду, что осенью 1910 г. Малиновский сблизился с неким А. А. Поляковым, которого в революционных кругах не без оснований подозревали в провокаторстве. После большого провала в марте 1911 г. в Туле, куда приезжали Малиновский и Поляков, появились подозрения об их причастности к провалу, но оставалось неясным, кто именно виноват - Малиновский или Поляков.

Сомнения относительно Малиновского возникли и у Н. И. Бухарина, познакомившегося весной 1911 г. в Вологодской тюрьме с четырьмя ликвидаторски настроенными рабочими, довольно хорошо знавшими Малиновского. Они сообщили Бухарину те данные, которые и привел затем Бухарин на партийном расследовании в 1914 году. Суть дела сводилась к следующему. Накануне открытия фабрично- заводского съезда в 1910 г. один из харьковских делегатов направил в Москву письмо с подробностями относительно подготовки съезда и с упоминанием имени Малиновского. Харьковский делегат был после этого арестован, Малиновский же остался на свободе. Второй подозрительный факт состоял в том, что в мае 1910 г. после ареста Малиновского вме -

¹⁶ Там же.

стр. 9

сте с группой профсоюзных активистов он рано утром получил из дома вещи, хотя никакой связи с волей у арестованных еще не было, В дальнейшем во время допросов обнаружилось, что полиция осведомлена о всех разговорах, которые ведут арестованные на прогулках и в камере. Эти подозрения рабочие просили Бухарина передать после его выхода из тюрьмы товарищам по партии.

После освобождения Бухарин, который был знаком с Малиновским по работе в Москве в 1910 г. (последний уже тогда "освещал" его деятельность), в октябре 1911 г. передал полученные им сведения большевику В. М. Щулятикову, возглавлявшему следственную комиссию по провокации при МК РСДРП. Шулятиков ответил Бухарину, что в данный момент следственной комиссии как таковой не существует, но он расскажет о подозрениях рабочих и Бухарина другим партийным работникам. Однако через некоторое время Шулятиков умер, и осталось неизвестным, успел ли он передать кому-нибудь сообщенное ему Бухариным.

О подозрениях рабочих Бухарин рассказал также своей жене, Н. М. Лукиной, и, по всей вероятности, В. В. Оболенскому (Н. Осинскому) и Н. Н. Яковлеву. Впоследствии Осинский писал: "Уже с 1911 г. я (вместе с т. Бухариным) пришел к твердому убеждению, что Малиновский - провокатор, не имея, однако, к тому прямых и очевидных доказательств. Н. Н. Яковлев был в этом убежден наполовину и полагал, что, во всяком случае, Малиновский - личность весьма подозрительная"¹⁷ . Подозрения относительно Малиновского возникли также у большевиков М. И. Фрумкина, Н. Н. Крестинского и других.

Следует, однако, иметь в виду, что широкое распространение провокаторства породило в революционной среде и некоторую "шпиономанию", а полиция намеренно распространяла среди революционеров подобного рода слухи, стремясь перессорить их между собой и отвести подозрения от своих истинных агентов, тем более от такого "хорошего ученика", как Малиновский. Московское охранное отделение без промедления арестовывало и высылало тех, кто так или иначе мог заподозрить Малиновского в провокаторстве.

Получив сведения о подготовке Пражской конференции РСДРП и о том, что кандидатура Малиновского выдвигается в качестве делегата на конференцию, начальник Московского охранного отделения полковник А. И. Мартынов настоял на том, чтобы его агент дал согласие поехать в Прагу. Во всех деталях было продумано поведение Малиновского на конференции, разработаны легенды о его прошлом, причем полиция определила, в какой мере он должен будет сообщить лидерам большевиков о "грехах" молодости.

Делегатом на конференцию Малиновского избрало собрание социал-демократов, работавших в легальных рабочих организациях Москвы. Получив при содействии Кржижановского отпуск на работе, Малиновский с напутствиями полковника Мартынова и выданной ему "на расходы" денежной суммой отправился в Прагу. Когда он приехал туда, конференция была уже в самом разгаре. Неожиданное появление Малиновского в Народном доме, где проходили заседания конференции, вызвало определенный эффект. Когда чешский социал-демократ Гавлена сообщил Ленину и Зиновьеву о прибытии нового делегата, то встречать его пошел Зиновьев. Он так описывал сцену встречи: "Вхожу: Малиновский! Радостно бросается мне на шею. Он приехал из Москвы! Он - делегат от большевистских деятелей профсоюзов и легальных рабочих обществ"¹⁸ .

¹⁷ Цит. по: Вопросы истории КПСС, 1989, N5, с. 111.

¹⁸ Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 187.

стр. 10

Поговорив с Малиновским, Зиновьев возвратился в зал заседаний. Вспоминая позже о реакции Ленина на приезд Малиновского, Зиновьев писал: "Помню радостное волнение на его лице, когда я сказал ему, что это Малиговский. "Вот это то, чего нам недостает на конференции", - что-то в этом роде сказал Ильич. "Ну, что же, звать его сейчас?"- спросил я. "Да, как же!" - сказал Ильич". Зиновьев привел в зал нового делегата, которого он представил как "Константина". "Смущенный, - продолжает Зиновьев, - он занял место, и все (в том числе и Ильич) стали его разглядывать. Смущение скоро прошло. После объявления перерыва Ильич стал с ним разговаривать, шутить, "зондировать" его"¹⁹ .

"Константин" сумел расположить к себе делегатов конференции. Беседуя с Лениным, Зиновьевым и Каменевым, Малиновский упомянул, что у него было "преступление в молодости" (кража из-за куска хлеба) и что он живет по чужому паспорту. Делая эти на первый взгляд доверительные признания, он прекрасно знал, что в революционной среде довольно снисходительно относились тогда к подобным конфликтам рабочих с царским законом и что многие социал-демократы жили по чужим паспортам. В речи на заседании Революционного трибунала в 1918 г. обвинитель Н. В. Крыленко, касаясь "проступков молодости" Малиновского, заявил: "Ссылка на прошлую судимость не является тем, что выводит этого человека из рядов революционеров"²⁰ .

Во время этих бесед Малиновский, понимавший, что неблагоприятные для него слухи могут рано или поздно дойти до Ленина, сказал, .что после серьезных размышлений перешел от меньшевиков к большевикам, а это не могло не вызвать его резких столкновений с рабочими-меньшевиками. Таким способом он подготовил почву, заранее опорочив в глазах Ленина возможные разоблачения со стороны политических противников из меньшевистского лагеря как попытку сведения личных счетов.

По словам Зиновьева, Малиновский держался умно и тактично, подкупая делегатов непосредственностью, кажущейся искренностью, манерами заправского рабочего- передовика. Он, бесспорно, знал настроение рабочей массы, умел передать его в яркой и образной речи, проявлял политическую гибкость. Провокатор привез в Прагу много новых фактов о ренегатстве меньшевиков и, как свидетельствует Зиновьев, "бичевал их страстно". В речах и беседах с делегатами Малиновский выражал глубокую веру в неизбежность новой революции в России. Умея всегда сказать что-то свое и "в то же время в общем большевистское", Малиновский к концу конференции был уже бесспорным кандидатом в ЦК партии²¹ .

На Пражской конференции Малиновский был избран в ЦК РСДРП. Кроме того, его кандидатура была намечена для баллотировки по рабочей курии в IV Государственную думу. Малиновский вошел в полное доверие к Ленину. После окончания работы конференции они вместе поехали из Праги в Лейпциг. "И помнится, - писал Зиновьев, - после возвращения Ильич хвалил Малиновского за то, что он, кроме иных, проявил еще и некоторые дипломатические способности. Доверие было полное"²² . Полное доверие к Малиновскому вначале питала и Н. К. Крупская, впервые познакомившаяся с ним осенью 1912 года. В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии 26 мая 1917 г. она писала: "Малиновский производил на меня хорошее впечатление; он великолепно, в деталях, знал рабочее движение, очень хоро -

¹⁹ Там же.

²⁰ ЦГАОР СССР, ф. 1005, оп. 8, д. 5, л. 234.

²¹ См. Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 188.

²² Там же, с. 193.

стр. 11

шо умел говорить по профессиональным вопросам; мне никогда и в голову не приходило его провокаторство"²³ .

После Пражской конференции Московское охранное отделение оказало всемерное содействие избранию Малиновского в Государственную думу. Для получения необходимого по избирательному закону ценза Малиновский устроился на постоянную работу на фабрику Фермайа. В конечном счете московской охранке, а затем и Департаменту полиции пришлось непосредственно вмешаться в процесс избрания Малиновбкого. Так, московская полиция арестовала помощника механика фабрики Фермана Кривова, пытавшегося уволить Малиновского, а Департамент полиции и Министерство юстиции закрыли глаза на уголовное прошлое кандидата в депутаты. Разумеется, все эти закулисные махинации были неизвестны тогда рабочим избирателям. В октябре 1912 г. Малиновский был избран в IV Думу и вскоре переехал в Петербург. Московская охранка передала своего агента Департаменту полиции, где он стал значиться под новой кличкой - "Икс". Теперь его работу лично курировали товарищ министра внутренних дел директор Департамента полиции С. П. Белецкий и вице-директор того же департамента С. Г. Виссарионов.

В Думе Малиновский сразу же показал себя активным членом социал- демократической фракции. Не случайно именно ему было доверено огласить ее первую программную декларацию. И хотя Малиновский по распоряжению Департамента полиции умышленно опустил при этом несколько принципиально важных положений (о всеобщем избирательном праве и превращении Думы в полновластное законодательное учреждение), общественный резонанс от его выступления был очень велик. Большой успех в пролетарской среде имели также речи Малиновского о проведении в жизнь страхового закона 1912 г., преследовании царскими властями профсоюзов и рабочей печати, положении дел на Ленских золотых приисках, массовых отравлениях работниц в Риге и взрыве на Охтенском пороховом заводе в Петербурге и др.²⁴ , После раскола думской социал-демократической фракции в ноябре 1913 г. Малиновский возглавил шестерку большевистских депутатов.

Повышение статуса Малиновского в думской фракции и одновременно в охранке не могло не сказаться на его внешнем облике и даже на характере. Получая жалованье как депутат Думы (350 руб. ежемесячно) и как провокатор, Малиновский стал хорошо одеваться, посещал фешенебельные рестораны. Одновременно все чаще стало у него проявляться высокомерие по отношению к товарищам, раздражение и даже вспышки гнева, доходившие до истерики и ломания стульев в помещении фракции.

Малиновский неоднократно (6 или 8 раз) посещал Краков и Поронино, беседовал с Лениным, Зиновьевым, Крупской, З. И. Лилиной-Зиновьевой. В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии 26 мая 1917 г. Ленин писал: "Я часто беседовал с Малиновским о думской работе и писал ему проекты речей. Мы больше всего требовали от Малиновского заботы о "Правде" и ее распространении, ее упрочении"²⁵ . В январе 1914 г. они вместе в качестве представителей ЦК ездили в Брюссель на IV съезд Социал-демократии Латышского края, а затем в Париж, где Ленин делал доклад по национальному вопросу, а Малиновский выступил с большим рефератом о думской деятельности РСДРП. Участие Малиновского в Краковском и Поронинском совещаниях ЦК с партийными работниками способствовало укреплению дове -

²³ ЦГАОР СССР, ф. 1005, оп. 8, д. 5, л. 53.

²⁴ Государственная дума. IV созыв. Сессия II. Стеногр. отч. Ч. 1. СПб. 1914, стб. 287 - 291, 490 - 493, 684 - 693, 1307 - 1312, 1552 - 1554 и др.

²⁵ ЦГАОР СССР, ф. 1467, оп. 1, д. 38, л. 53.

стр. 12

рйя к Малиновскому. В публичных выступлениях и в личных беседах с Лениным и его окружением Малиновский всегда высказывался как убежденный большевик. В большевистских кругах в России он неизменно подчеркивал, что является доверенным лицом Ленина и последовательным проводником его политики. По поручению Ленина Малиновский поддерживал связи с польскими социал-демократами.

Некоторые отрицательные черты Малиновского привлекли внимание Ленина. "Мы, - писал Ленин в своих показаниях в 1917 г., - неоднократно выговаривали Малиновскому относительно его самовластия и требовали у него больше товарищеского отношения к его коллегам"²⁶ . Крупская тоже отмечала: "Впоследствии, когда я его ближе узнала, он на меня произвел уже более отрицательное впечатление, но уже своим личным свойством, в политическом же отношении никаких подозрений у меня против Малиновского не было. Отрицательные свойства его характера выражались в некоторой хвастливости, чрезмерном самолюбии, желании везде быть первым; конкуренции он не признавал и не переносил; на этой почве у него с товарищами по фракции произошел ряд недоразумений, причем Малиновский всегда нам старался изобразить своих софракционеров и особенно Петровского с плохой стороны, как людей мало пригодных и будто бы бездеятельных"²⁷ . На наличие в характере Малиновского таких свойств, как честолюбие, франтовство, склонность к спиртному, вспыльчивость, легкомысленное отношение к женщинам, обращал внимание и Зиновьев. Однако Ленину и его окружению все же казалось, что все это не повлияет на его партийную работу или может быть исправлено.

Сложнее обстояло дело с непрекращавшимися слухами о политической нечестности Малиновского, которые доходили и до Ленина. После Пражской конференции Бухарину показалось немного странным, что Малиновский вдруг превратился в большевика, хотя раньше он сталкивался с ним как с ликвидатором. Еще в августе 1912 г., то есть до выборов в Думу, Бухарин рассказал о своих подозрениях Е. Ф. Розмирович, а та, в свою очередь, - своему мужу, А. А. Трояновскому. Своими наблюдениями Бухарин делился также с В. В. Шером и Л. Д. Троцким. В показаниях партийной следственной комиссии в 1914 г. Бухарин писал, что после встречи с Троцким летом 1913 г. в Вене они решили сообщить о своих подозрениях в ЦК, В свою очередь, Трояновский и Розмирович также предупредили Ленина и Зиновьева. В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии 9 июля 1917 г. Трояновский заявил: "От них мы получили официальный ответ, что они берут на себя полную ответственность за Малиновского. Мы требовали проверки деятельности последнего и установления контроля за ним. Нам сказали, что в этом не видят никакой надобности. Подобный же ответ был послан в Вену Николаю Ивановичу Бухарину"²⁸ .

И все же у Ленина временами возникали сомнения. Один из таких эпизодов зафиксирован в воспоминаниях Крупской. "Владимир Ильич, - писала она, - считал совершенно невероятным, чтобы Малиновский был провокатором. Раз только у него мелькнуло сомнение. Помню как-то в Поронине, когда мы возвращались от Зиновьевых и говорили о ползущих слухах, Ильич вдруг остановился на мостике и сказал: "А вдруг правда?" И лицо его было полно тревоги. "Ну, что ты", - ответила я. И Ильич успокоился, принялся ругательски ругать меньшевиков за то, что те никакими средствами не брезгуют в борьбе с большевиками. Больше у него не было никаких колебаний в этом вопросе"²⁹ . Эту веру в Малиновского Ленин сохранял до того момен -

²⁶ Там же.

²⁷ Там же, ф. 1005, оп. 8, д. 5, л. 53.

²⁸ Там же, лл. 101, 65.

²⁹ Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. М. 1957, с. 222 - 223.

стр. 13

та, пока не появились точные, проверенные данные о его провокаторстве.

Малиновский был так хорошо законспирирован полицией, что не только Ленин, общавшийся с ним лишь эпизодически, но и товарищи по фракции, с которыми он работал постоянно, не видели его двойной жизни. Депутаты-большевики изо дня в день наблюдали деятельность Малиновского по выполнению решений руководящих партийных органов, восхищались его ораторским талантом, умением твердо отстаивать большевистскую точку зрения на думской трибуне и в различных нелегальных организациях. Правда, они возмущались порой высокомерием Малиновского, с трудом переносили его истерические выходки, но с этим приходилось так или иначе мириться. Однако постепенно, особенно после кооптации Г. И. Петровского и А. Е. Бадаева в ЦК РСДРП, отношения между ними и Малиновским становились все более натянутыми, а сам Малиновский, не терпевший ни малейшей конкуренции, уже открыто выражал свое недовольство их выдвижением на руководящие партийные посты.

Имея высоких покровителей в Департаменте полиции, Малиновский мог убирать со своей дороги опасных свидетелей. Так, во время пасхальных думских каникул 1913 г. на одном из собраний против Малиновского выступил выборщик И. Т. Савинов, намеревавшийся сообщить о его политической нечестности в ЦК РСДРП. Однако когда он собрался выехать в Краков, то был арестован. Та же участь постигла московских выборщиков Ф. А. Балашова и Я. Т. Новожилова, арестованных вскоре после их возвращения с Поронинского совещания. Вместе с тем Малиновский добился у Белецкого освобождения арестованной весной 1913 г. в Киеве по его доносу Розмирович, так как узнал, что она заподозрила его в причастности к этому аресту.

Для того чтобы сохранить доверие ЦК и думской фракции, Малиновский должен был вести энергичную революционную работу. Он активно участвовал в работе всех партийных совещаний 1912 - 1914 гг., часто выступал в Думе, работал в газетах "Правда", "Наш Путь", журналах "Просвещение" и "Вопросы страхования", поддерживал связи с нелегальными профсоюзными и легальными рабочими обществами. Именно эта сторона его деятельности была у товарищей на виду.

Но через каждые пять дней в отдельных номерах самых дорогих петербургских ресторанов происходили тайные свидания Малиновского с Белецким. На этих встречах постоянно присутствовал Виссарионов, выполнявший функции стенографа и эксперта по вопросам партийной терминологии и состояния нелегальных партийных организаций. Во время этих свиданий Малиновский снабжал Белецкого обширной информацией. Однажды он даже ухитрился передать для копирования в Департамент полиции архив думской фракции. То же самое он проделал со списком подписчиков на "Правду", сведениями о рабочих сборах на "Правду" и ликвидаторский "Луч" и т. д. Малиновский выдал царской охранке Я. М. Свердлова, И. В. Сталина, Г. К. Орджоникидзе, С. С. Спандаряна, Е. Д. Стасову, Е. Ф. Розмирович, Н. В. Крыленко, Ф. И. Голощекина и многих других.

Видимо, эта двойная жизнь Малиновского могла продолжаться еще долго, если бы не изменилась обстановка в самом Департаменте полиции. В результате обострившейся борьбы в верхних эшелонах власти в конце 1913 - начале 1914 г. вынуждены были покинуть свои посты Белецкий и Виссарионов, товарищ министра внутренних дел И. М. Золотарев. Лишившись своих непосредственных хозяев, Малиновский на какое-то время как бы "повис" в воздухе. Новый товарищ министра внутренних дел и командир отдельного корпуса жандармов В. Ф. Джунковский - человек, воспитанный в традициях дворянской

стр. 14

чести и порядочности, узнав о том, что в царском "парламенте" находится агент полиции, заставил Малиновского подать заявление о выходе из состава членов Государственной думы. Провокатору было выдано, однако, "выходное пособие" в размере 6 тыс. руб. и заграничный паспорт. Характерно, что Джунковский уведомил о случившемся казусе председателя Думы М. В. Родзянко. Оказавшись в безвыходном положении, Малиновский вынужден был 8 мая 1914 г. подать заявление о сложении депутатских полномочий.

Как только депутаты-большевики узнали о заявлении Малиновского, было собрано экстренное совещание фракции. Петровского послали за Малиновским на его квартиру. Когда Петровский пришел туда, то застал следующую картину. "У него в комнате, - вспоминал Петровский, - все разбросано. Револьвер лежит на столе. Он сам стоит в шапке, чемоданы упаковываются. Жена в слезах, дети растеряны". Малиновский категорически отказался идти на заседание большевистской фракции. Петровский вынужден был уйти ни с чем и рассказал об увиденном своим товарищам. Депутаты вновь послали его к Малиновскому, но тот продолжал упорствовать, заявив: "Я жду ареста, и что же остается? Только застрелиться". Одновременно он заявил Петровскому, что едет в ЦК к Ленину и там все расскажет. Возмущению депутатов- большевиков не было предела. "Мы, - вспоминал Петровский, - думали его арестовать, а т. Муранов ходил с револьвером и говорил, что "я его здесь прикончу"³⁰ . Собравшиеся в тот же день члены ЦК и депутаты-большевики приняли решение: за неслыханное нарушение партийной дисциплины и за дезертирство исключить Малиновского из рядов РСДРП.

Однако и в это время депутаты-большевики не подозревали об истинных причинах ухода Малиновского из Думы. Почуяв еще в январе 1914 г. шаткость своего положения, Малиновский исподволь начал готовить легенду для ухода из Думы. Чтобы создать основание для заявления о своей неудовлетворенности думской деятельностью, он незадолго до ухода из Думы внес явно несвоевременное предложение призвать массы к немедленному революционному выступлению. На том же настаивал Малиновский и во время своей последней встречи с Петровским, заявляя, что в Думе ему больше делать нечего, а "нужно вести подпольную революционную работу, вооружать рабочих и поднимать восстание"³¹ . Так как это предложение Малиновского было отклонено депутатами, то создавалось впечатление, что он стоит на истинно революционных большевистских позициях.

В Поронине, где жил тогда Ленин, о внезапном уходе Малиновского из Думы узнали из телеграммы Петровского, посланной на имя Зиновьева 8 мая 1914 года. Петровский сообщал: "Малиновский без предупреждения сложил полномочия, дать объяснения отказался, выезжает за границу"³² . В воспоминаниях Зиновьев писал: "Ильич, конечно, был возмущен и встревожен до последней степени. Все, что угодно, приходило в голову - только не версия о провокаторстве. Больше всего "гадали" на то, что это - результат какого-либо столкновения Малиновского с остальными пятью депутатами (такие вещи у него бывали), какой-либо акт вспыльчивости и неуравновешенности"³³ .

По указанию начальника Петербургского охранного отделения два сыщика довезли Малиновского до границы и проследили за тем, чтобы этот, теперь уже бывший, агент охранки направился прямо на территорию Австрии. Прибыв в Поронино, Малиновский сразу же пошел к Зи -

³⁰ ЦПА ИМЛ, ф. 482, оп. 1, д. 26, лл. 15 - 15об.

³¹ Там же, л. 16об.

³² Там же, ф. 17, оп. 1, д. 474, л. 1.

³³ Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 195.

стр. 15

новьеву и, не застав его дома, оставил записку, а сам устроился в местной гостинице. Встреча его с Лениным и Зиновьевым состоялась на следующий день. "Он плакал, - вспоминал Зиновьев. - Повторял, что знает, какой Великий вред делу он принес, но пусть мы его сначала выслушаем, снова повторял, что застрелится"³⁴ . При этом Малиновский попытался взять инициативу в свои руки и сам обратился к Ленину и Зиновьеву с просьбой провести специальное партийное расследование фактов его биографии и партийной деятельности в связи с разного рода слухами, которые появились после его ухода из Думы.

От имени ЦК РСДРП была назначена судебно-следственная комиссия в составе Я. С. Ганецкого (председатель), В. И. Ленина и Г. Е. Зиновьева. Ее работа проходила в очень сложной и нервозной обстановке. Зиновьев писал: "Как сейчас вижу это заседание (запомнилось одно из первых). На терраске нашего жилища в жаркий день. Стол и несколько стульев. Я, кажется, секретарствую, т. е. записываю показания. Все в сумрачном настроении. Ильич удручен, но старается этого не показывать. Рядом в кухне сидят Н. К. Крупская и З. И. Лилина-Зиновьева и тоже удрученно молчат. Точно в доме покойник. Удар партии был сильный"³⁵ .

Масло в огонь постоянно подливали меньшевики-ликвидаторы, которые после ухода Малиновского из Думы активно распространяли слухи о его политической нечестности и настаивали на предании его межфракционному суду. Аналогичная информация появилась в те дни в либеральной и черносотенной печати. Что касается депутатов-большевиков, то сохранившиеся письма Петровского в ЦК РСДРП свидетельствуют о том, что они требовали самого сурового осуждения Малиновского и выражали недовольство "мягким" поведением членов партийной комиссии. Так, в одном из майских (1914 г.) писем Петровского в ЦК говорилось: "Если мы очень мягко отнеслись к ренегату, то Вы своим отношением нас удивили". В другом письме Петровский высказывается еще более резко: "Не вздумайте любимчика около себя пригревать, чтоб и духу его не было к осени"³⁶ .

Прекрасно сознавая всю щекотливость сложившейся ситуации - ведь речь шла о члене ЦК и руководителе думской большевистской фракции, - партийная комиссия в Поронине очень ответственно подошла к проверке слухов. В течение нескольких недель она собирала и по возможности проверяла и перепроверяла сведения, поступившие из Петербурга от членов думской большевистской фракции и от доверенных лиц ЦК. Анализировались показания самого Малиновского, а также Бухарина, Розмирович, М. А. Савельева, проводились даже очные ставки Малиновского с Бухариным и Розмирович.

Комиссия, вспоминал Зиновьев, "вникала абсолютно во все детали, но ничего серьезного против Малиновского не получилось. Будущее показало, что впечатления Бухарина и подозрения Е. Ф. Розмирович были верны. Но тогда они и сами на них не могли настаивать"³⁷ . В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии в 1917 г. Ленин писал: "Мы допросили немало свидетелей, устроили очные ставки с Малиновским, исписали не одну сотню страниц протоколами этих показаний... Решительно никаких доказательств ни один член комиссии открыть не мог... Общее убеждение всех трех членов комиссии сводилось к тому, что Малиновский не провокатор"³⁸ . Комиссия запросила также мнение такого опытнейшего разоблачителя провокаторов, как В. Л. Бурцев, но

³⁴ Там же, с. 196.

³⁵ Там же, с. 197.

³⁶ ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 1, д. 1478, лл. 1 - 1 об.; д. 1488, л. 1.

³⁷ Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 198.

³⁸ ЦГАОР СССР, ф. 1467, оп. 1, д. 38, лл. 50 - 53.

стр. 16

и тот в то время отверг предположение о провокаторстве Малиновского, хотя позже изменил свою точку зрения и злорадствовал по поводу политической близорукости большевиков.

Комиссия проанализировала и основные факты биографии Малиновского, которую он изложил письменно в своих показаниях, а затем и на допросе. "В памяти осталось сильнейшее впечатление от одного из этих допросов, - вспоминал Зиновьев. - В яркой, сильной, местами прямо потрясающей форме (и казалось, абсолютно искренней) Малиновский нарисовал нам картину своей жизни. Он-де выходец из польской обедневшей шляхетской семьи. Бедствовал. Был выбит из колен. Едва пробился через религиозные предрассудки. Голодал. С трудом приобрел первые знания. Мучимый голодом, он однажды что-то украл. Был судим, был опозорен. Долго мучился этим пятном. Ушел от родных. Старался скрыться навсегда от них именно из-за этого позора. Решил добыть себе паспорт на другое имя. Однажды ночью на пароходе из-за этого совершил другое преступление: у ехавшего пассажира украл его паспорт... Стал мучиться еще больше. Стал удаляться от родных еще больше... Затем рассказ (очень яркий), как примкнул к рабочему движению, как понял социализм, как увидал свет - и в то же время, как он всегда мучился своим пятном. Отсюда-де его неуравновешенность, нервозность, склонность к самоубийству, приливы и отливы в настроениях... На этом фоне произошел-де и его уход из Думы. Он - жертва, он несчастен, над ним тяготеет трагическое прошлое. Отсюда и невозможность нести то бремя политической ответственности, которое пало на него. С товарищами из "пятерки" говорить об этом откровенно не мог. Рождались трения. Он не выдержал. Нервы не выдержали. Он сделал безумный шаг. Он сознает, что принес большой вред тому делу, которое любит, во имя которого жил. Таково стечение обстоятельств. Какой выход? Пустить себе пулю в лоб. Если комиссия не оставит ему и тени надежды вернуть его в рабочее движение, в партию, - он должен будет прибегнуть к этому. Если же поймет его, поверит ему, даст возможность, - он будет 10 - 20 лет работать, чтобы загладить свой грех. Рассказал, повторяю, настолько сильно, ярко и, казалось, правдиво, что произвел потрясающее впечатление даже на Ильича. В основе мы этой версии поверили. Может быть, он чего-нибудь не договаривает, но ходит около правды, - примерно так формулировал впечатление Ильич"³⁹ .

В итоге следственная комиссия, не обнаружив прямых доказательств провокаторства Малиновского, поверила в его политическую честность. Вместе с тем члены комиссии видели в уходе Малиновского из Думы акт дезертирства и расценивали его как политическое самоубийство этого бывшего рабочего лидера. Однако исключение Малиновского из рядов РСДРП и тем более предание его партийному суду членами комиссии сначала не предусматривались, ибо они считали, что он и без того наказан уже вполне достаточно. 23 мая (5 июля) 1914 г. Зиновьев писал в редакцию газеты "Путь правды": "Суд кажется нам излишним. Человек совершил политическое самоубийство, устранился, всеми осужден. Что тут расследовать"⁴⁰ .

Члены следственной комиссии оказались, однако, перед выбором: им предстояло либо согласиться с принятым членами Русской коллегии ЦК и думской большевистской фракции решением об исключении Малиновского из партии, либо передать дело на дополнительное расследование межфракционному суду, подключив к нему меньшевиков. Комиссией был избран первый путь. В заключении следственной комиссии говорилось, что, сложив депутатские полномочия без ведома ЦК и без

³⁹ Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 198 - 199.

⁴⁰ ЦПА ИМЛ, ф. 364, оп. 1, д. 214, лл. 1 - 1 об.

стр. 17

предварительных объяснений с избирателями и товарищами по фракции, Малиновский совершил акт чудовищного нарушения дисциплины и тем самым поставил себя вне партии⁴¹ . Принимая такое решение, члены следственной комиссии все же не сомневались в политической честности Малиновского и допускали возможность его возвращения через несколько лет к активной работе в рядах российского пролетариата. Именно этим можно объяснить последующее отношение Ленина и Зиновьева к Малиновскому вплоть до Февральской революции.

Пока шла проверка информации, содержавшейся в показаниях Малиновского; он продолжал жить в Поронине. Однако проверка затягивалась. Началась мировая война, и Малиновский, не предупредив комиссию, уехал в Варшаву, где и был призван в армию. Вскоре в газетах появилось сообщение о том, что он убит. 1 ноября 1914 г. Ленин и Зиновьев опубликовали в N33 газеты "Социал-демократ" некролог "Роман Вацлавович Малиновский". "Каждое слово в нем, конечно, было тщательно обдумано. Этот документ, - писал Зиновьев, - лучше всего показывает, что же именно думал тогда Ильич (и я) о Малиновском после всего поронинского разбора дела"⁴² . В некрологе подчеркивалось, что Малиновский совершил в мае 1914 г. "непростительный грех перед рабочим движением" и "наша партия беспощадно осудила его самой тяжкой карой - поставила его вне рядов". Далее в некрологе говорилось о том, что расследовавшая его дело комиссия ЦК РСДРП "пришла к безусловному и непоколебимому убеждению в том, что Р. В. Малиновский был политически честным человеком". Партия "одинаково обязана как защитить честь умершего бывшего своего члена, так и разоблачить приемы, глубоко позорящие тех, кто прибегает к ним в политической борьбе".

Вскоре после публикации некролога пришло известие о том, что Малиновский жив. Поэтому в N34 "Социал-демократа" Ленин и Зиновьев опубликовали небольшую заметку "Малиновский жив". В ней говорилось: "Нами получено из Петербурга известие, что сообщения о смерти Р. В. Малиновского, появившиеся во всех русских и во многих иностранных газетах, неверны. Малиновский жив и находится на одном из театров военных действий. Говорят, люди, которых ошибочно объявляют умершими, потом долго живут. Пожелаем этого и Р. В. Малиновскому".

15 ноября 1914 г. Малиновский был взят в плен под Лодзью и около четырех лет находился в лагере военнопленных Альтен-Грабов в Германии. Частично сохранившаяся переписка Ленина и Зиновьева с Малиновским свидетельствует о том, что они стремились оказать бывшему члену ЦК РСДРП максимально возможную в тех условиях материальную помощь и моральную поддержку. В Альтен-Грабов, в том числе и через Международный Красный Крест, на имя Малиновского направлялись посылки с продовольствием и теплыми вещами, социал-демократические газеты, журналы, книги. Его информировали также о состоянии российского и международного рабочего движения. Отвечая на упреки А. Г. Шляпникова, считавшего недопустимым поддерживать дружеские отношения с Малиновским, Зиновьев разъяснял ему важность той интернационалистской работы, которую ведет в лагере Малиновский. "Уезжая в Россию после Февральской революции, - вспоминал Зиновьев, - мы приняли ряд мер, чтобы связи с военнопленными не заглохли и чтобы интернационалистская пропаганда среди них продолжалась. И мы были по-прежнему уверены, что и Малиновский будет эту работу производить"⁴³ .

⁴¹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 25, с. 340 - 341, 344 - 345, 349, 392 - 395.

⁴² Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 200.

⁴³ Там же, с. 201.

стр. 18

После Февральской революции в архиве Департамента полиции были обнаружены неопровержимые материалы о провокаторстве Малиновского. Об этом Ленин узнал, возвращаясь из эмиграции в Россию. Просматривая газету "Правда", он наткнулся на заметку Каменева с броским заголовком "Иуда". Вспоминая об этом эпизоде, Зиновьев писал: "Подбегаю еще к Ильичу. Он просматривает номер за номером. Побледнел. Встревожился ужасно. "В чем дело, Владимир Ильич?" - "Малиновский оказался-таки провокатором!" - отвечает "Старик". Он только что прочитал в "Правде" заметку "Иуда". Передает ее мне с печальным видом. Показываем другим. Известие это ошеломляет. Несколько раз Ильич с глазу на глаз возвращается к этой теме. Короткими фразами, Больше шепотом. Смотрит в глаза. "Экий негодяй! Надул-таки нас. Предатель! Расстрелять мало"⁴⁴ .

Дело Малиновского разбирала Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства. Сохранились десятки показаний, часть которых была опубликована в двадцатых годах в семитомном издании "Падение царского режима". Часть показаний до сих пор хранится в архивах. Показания по делу Малиновского давали высшие чины Департамента полиции Белецкий, Виссарионов, Джунковский и др., председатель IV Государственной думы Родзянко, лидеры политических партий различных направлений. Из большевиков показания давали Ленин, Зиновьев, Крупская, Бухарин, Рыков, Ногин, Бадаев, Свердлов, Розмирович и другие. Сенсационное само по себе, дело Малиновского сознательно раздувалось Временным правительством, использовавшим его для дискредитации большевиков.

В мае 1917 г. сведения о провокаторстве Малиновского дошли и до Альтен-Грабова. 18 мая на собрании социал-демократической группы военнопленных было обсуждено письмо Г. Л. Шкловского о провокаторстве Малиновского и принято решение исключить его из всех организаций, которые существовали тогда в лагере. Кроме того, в решении специально подчеркивалось, что необходимо принять все меры к тому, чтоб "при заключении мира доставить его в Россию, а здесь же не принимать к нему никаких репрессивных мер, кроме того, как подвергнуть его товарищескому бойкоту и заклеймить презрением"⁴⁵ . В сохранившейся памятной книге Альтен- грабовской группы РСДРП имеется также краткая запись от 2 июня 1918 г., где упоминается, что в этот день заслушивался вопрос о Малиновском. К сожалению, какой-либо записи, позволяющей расшифровать характер принятых решений, в книге не имеется. Можно лишь высказать предположение, что члены группы обсудили план доставки Малиновского в Россию вместе с очередной группой военнопленных.

Известно, что такая группа прибыла в Петроград 20 октября 1918 года. В источниках отсутствуют сведения о том, был ли Малиновский доставлен в Смольный своими бывшими товарищами или, как это явствует из показаний, написанных им после ареста, явился туда добровольно. Обратившись к одному из, секретарей Петроградского комитета РКП (б), С. М. Гессену, он заявил: "Я Малиновский, приехал, чтобы отдаться в руки советского правосудия; арестуйте меня"⁴⁶ . По существу, он повторил здесь тот же прием, который использовал в 1914 г., когда просил назначить следственную комиссию по разбору его дела. Через несколько дней арестованный провокатор был доставлен в ВЧК и 5 ноября 1918 г. Малиновский предстал перед судом Революционного трибунала...

⁴⁴ Там же.

⁴⁵ ЦПА ИМЛ, ф. 351, оп. 2, д. 123, л. 2.

⁴⁶ Известия ЦК КПСС, 1989, N6, с. 204.

стр. 19

Дело Малиновского показало необходимость самого тщательного отбора кандидатов на выборные партийные должности, особенно когда речь идет о центральных органах партии. Только многократная проверка и перепроверка, недопустимость малейшей неясности в отношении их деловых и человеческих качеств, учет мнения не только партийных руководителей, но и рядовых членов организации могли предохранить партию от появления в ней новых малиновских. Необходим был демократический механизм выдвижения руководящих партийных кадров, постоянный контроль за ними не только "сверху", но особенно "снизу".

Партия заплатила за ослепление внешним блеском Малиновского слишком дорого, и, для того чтобы избежать повторения подобных трагических ошибок, существовало лишь одно средство - развитие внутрипартийной демократии, коллективный контроль передовых рабочих над деятельностью ЦК. Именно об этом говорилось, в частности, в политическом завещании Ленина.

Ставить точку в деле Малиновского еще рано. Даже сейчас, после предания гласности многих закрытых прежде источников, в нем остается немало неясных моментов. Нуждается, в частности, в тщательной проработке и проверке весь комплекс вопросов, связанных с историей взаимоотношений двух членов ЦК РСДРП - Малиновского и Сталина. Неизвестны также пока обстоятельства, при которых Малиновский попал в 1914 г. в плен, подробности его пребывания в лагере для военнопленных в Германии и возвращения в 1918 г. на родину. Привлекая внимание специалистов к этим и другим подобным вопросам, надеемся, что публикация материалов о деле Малиновского, а также детальное знакомство с недоступной ранее советским историкам зарубежной литературой о Малиновском позволят приблизиться к восстановлению полной исторической правды.

Постоянный адрес данной публикации: