Изучение народничества, его места в истории России прошло несколько стадий. До середины 30-х годов по этим проблемам развивалась свободная дискуссия, затем 20 лет народничество предавалось официальному осуждению как главным образом террористическое и враждебное марксизму течение, с середины 50-х до середины 60-х годов проходило бурное, самое плодотворное накопление знаний, были изучены организации народников, после чего начался преимущественно застой, сопровождавшийся тихой реанимацией сталинской линии: стали сдерживаться признания положительных сторон народничества, были случаи, когда по требованию Госкомиздата СССР слово "народничество" в названии книги заменялось на слова "разночинная интеллигенция". Лишь с середины 80-х годов открылась возможность нового подъема в изучении народничества. В целом после 20-х годов оценки народничества попеременно или в большинстве случаев базировались то на ленинской, то на сталинской концепции. В силу этого с ними предварительно и следует познакомиться.

Время примерно с 1861 по 1895 г. В. И. Ленин называл "разночинским или буржуазно-демократическим" этапом освободительного движения в России. Разночинцы принесли с собой характерную идеологию. "Господствующим направлением, соответствующим точке зрения разночинца, стало, - писал Ленин, - народничество"¹ . Это определение обычно замалчивалось сторонниками сталинской схемы, поскольку оно, требуя признать, что народничество как движение и теория господствовало не с 70-х годов XIX в., а в течение всего второго этапа освободительного движения, ломало эту схему.

Классовую основу теории народничества - с самого начала стройной, цельной и последовательной - он видел в крестьянстве: "Крестьянская демократия - вот единственное реальное содержание и общественное значение народничества". Оно было нацелено на удовлетворение демократических требований крестьянства, то есть объективно на расчистку пути для свободного развития капитализма. Ленин назвал и основные черты, присущие этому движению: "Отрицалось господство капитализма в России; отрицалась роль фабрично- заводских рабочих, как передовых борцов всего пролетариата; отрицалось значение политической революции и буржуазной политической свободы; проповедовался сразу социалистический переворот, исходящий из крестьянской общины с ее мелким сельским хозяйством"² . Как видим, по Ленину, народники не отрицали капитализма в России, а лишь не признавали его господства, что, конечно, тогда и трудно было признать. Они не отворачивались от фабрично-заводских рабочих, но опять же не могли считать их в то время передовыми борцами "всего пролетариата", которого еще почти и не было в стране.

Антонов Василий Федорович - доктор исторических наук, профессор

стр. 5

На первых порах политическая программа народников была, по мнению Ленина, рассчитана на то, чтобы "поднять крестьянство на социалистическую революцию против основ современного общества". Но позже народники стали стремиться улучшить положение крестьян не революционными, а мирными средствами и "при сохранении основ современного общества" ³ . Гранью, отделявшей революционное народничество от либерального, Ленин считал 1881 год. 60 - 70-е годы XIX в. он называл эпохой "первых русских социалистов" или "старого русского, классического, революционного народничества"⁴ .

Родоначальниками последнего Ленин считал А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского. "Герцен, - писал он, - основоположник "русского" социализма, "народничества"⁵ . Чернышевский в развитии народнических взглядов "сделал громадный шаг вперед против Герцена... От его сочинений веет духом классовой борьбы". Деятели освободительного движения эпохи крестьянской реформы сыграли, писал Ленин, "величайшую историческую роль", но остались одиночками и "потерпели, по-видимому, полное поражение", потому что "революционное движение в России было тогда слабо до ничтожества, а революционного класса среди угнетенных масс вовсе еще не было"⁶ .

70-е годы XIX в. - новый этап: на историческую арену выступила "блестящая плеяда революционеров" ("действенное народничество"). Ленин не допускал его принижения сравнительно с шестидесятниками. По поводу попыток такого принижения он писал: "Смех" над 70-ками (поворот к истории) доказывает не "только безусловную неспособность встать на историческую точку зрения", - он доказывает также теоретическое принижение 70-ков сравнительно с людьми 40-х и 60-х годов". Наша историография приучена обходить это мнение Ленина и вертится вокруг его слов о теоретическом спаде Н. К. Михайловского сравнительно с Чернышевским. Но Ленин решительно восставал против отождествления Михайловского с революционными семидесятниками. "Это глупо, - замечает он Рязанову, - смешать разнос Михайловского с "забрасыванием грязью поколения революционных социалистов 70-х годов"⁷.

Семидесятники, в отличие от их предшественников, так и не избавившихся от кружковой замкнутости, стали "действенной" силой потому, что на деле соприкоснулись с массами. Наиболее выдающимися событиями 70-х годов XIX в. Ленин считал "хождение в народ" - "расцвет действенного народничества", создание образцовой, "превосходной" революционной организации "Земля и воля" и партии "Народная воля", "сделавшей шаг вперед, перейдя к политической борьбе". В заслугу ей Ленин ставил стремление "привлечь к своей организации всех недовольных и направить эту организацию на решительную борьбу с самодержавием". Но и народовольцы, продолжает он, "опирались на теорию, которая в сущности была вовсе не революционной теорией". Что же касается практической революционной деятельности народовольцев, то Ленин, вслед за К. Марксом и Ф. Энгельсом, дал ей высокую оценку. В революционном подполье, замечает он, тогда "действовали самые последовательные и решительные демократы разночинцы"⁸ .

Вопрос о народовольческом терроре ставился Лениным в двух плоскостях: исторической обусловленности и исторической перспективы. Народовольцы, по его оценке, "проявили величайшее самопожертвование и своим героическим террористическим методом борьбы вызвали удивление всего мира. Несомненно, эти жертвы пали не напрасно, несомненно, они способствовали - прямо или косвенно - последующему революционному воспитанию русского народа".

Выдающимся результатом практической деятельности народовольцев была революционная ситуация 1879 - 1882 годов. Ленин писал об этом: "Вопреки утопической теории, отрицавшей политическую борьбу, движение привело к отчаянной схватке с правительством горсти героев, к борьбе за политическую свободу. Благодаря этой борьбе и только благодаря ей, положение дел еще раз изменилось, правительство еще раз вынуждено было пойти на уступки". Однако "волна революционного прибоя была отбита", так как "в рабочем классе не было ни широкого движения, ни твердой организации, либеральное общество оказалось и на этот раз настолько еще политически неразвитым, что оно ограничилось и после убийства

стр. 6

Александра II одними ходатайствами". Ленин негодовал против либералов, не оказавших "в решительный момент поддержки тем героям, которые наносили удары самодержавию". И революционеры, никем не поддержанные, "исчерпали себя 1-ым марта"⁹ .

Ленин часто говорил о народовольцах как о заговорщиках. "Для народовольца, - писал он, - понятие политической борьбы тождественно с понятием политического заговора... они не могут себе представить политической борьбы иначе"¹⁰ . Это узкое понимание политической борьбы обусловливалось, как и террор, отсутствием в 1879 г. (когда "Народная воля" приступила к выработке своих программно-тактических документов) других, кроме интеллигенции, революционных общественных сил. Главным для Ленина была цель народников - свержение царя, и он, цитируя Манифест РСДРП 1898 г., говорил словами этого документа, что "социал-демократия идет к цели, ясно намеченной еще славными деятелями старой "Народной воли". В этом он видел требование традиции всего предшествующего и последующего революционного движения в России: "Деятели "Народной воли" в самом начале царствования Александра III "преподнесли" правительству альтернативу именно такую, какую ставит перед Николаем II социал-демократия: или революционная борьба, или отречение от самодержавия"¹¹ .

В плане исторической перспективы, в новых условиях, когда в России уже началось массовое пролетарское движение, Ленин осуждал возрождение эсерами терроризма и полагал, что "русский террор был и остается специфическим интеллигентским способом борьбы"¹² . К1905 г. "прошли те времена, когда за неимением революционного народа революцию "делали" революционные одиночки-террористы. Бомба перестала быть оружием одиночки-"бомбиста". Она становится необходимой принадлежностью народного вооружения" ¹³ .

Ленин не осуждал народовольцев за их метод борьбы и, как известно, не выступал против террора вообще. "Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора", - писал он в 1901 г. в статье "С чего начать?". Это - одно из военных действий, которое "пригодно и даже необходимо" при известных условиях, "как одна из операций действующей армии, тесно связанная и сообразованная со всей системой борьбы", а не "как самостоятельное и независимое от всякой армии средство единичного нападения". Попытка народовольцев посредством террора захватить власть, по ленинской оценке, "была величественна". Царизм от их ударов заколебался, но не упал, так как не было "действующей армии", которая могла бы поддержать их борьбу¹⁴ .

В 80 - 90-е годы XIX в., не преобладая над народниками-революционерами численно, но имея возможность участвовать в легальной печати, оказалось на виду преимущественно либеральное направление народничества, ставшее первым политическим оппонентом Ленина. Это направление, формировавшееся с начала 60-х годов, с 80-х выступало за "укрепление крестьянского хозяйства и "мелкого народного производства" вообще" путем содействия кредиту, кооперации, мелиорации, расширению крестьянского землевладения, не покушаясь на само существование буржуазного общества¹⁵ .

Но и это направление не было однородным. Взгляды отдельных представителей либеральных народников, пишет Ленин, порой значительно разнятся, но в то же время "всем различнейшим представителям народничества" свойственны, по его мнению, следующие три основные черты, составляющие систему их воззрений: "1) Признание капитализма в России упадком, регрессом... 2) Признание самобытности русского экономического строя вообще и крестьянина с его общиной, артелью и т. п. в частности... 3) Игнорирование связи "интеллигенции" и юридико-политических учреждений страны с материальными интересами определенных общественных классов".

Эта характеристика обычно переносилась на все народничество. Ленин же, указывая на свойственность этих черт "всем различнейшим представителям народничества", тут же пояснял: "Начиная от... ну, хоть скажем, г. Юзова и кончая г-м Михайловским. Гг. Юзовы, Сазоновы, В. В. и т. п. к указанным отрицательным чертам своих воззрений присоединяют еще другие отрицательные черты, которых,

стр. 7

напр., нет ни в г-не Михайловском, ни в других сотрудниках теперешнего "Рус. Богатства"¹⁶ . Все эти лица - представители либерального народничества.

Вместе с тем Ленин считал неправильным отвергать всю их программу целиком. Различая в ней реакционную (привязывание крестьянина к земле и к старым способам производства, неотчуждаемым наделам) и прогрессивную (самоуправление, распространение знаний в "народе", подъем "народного", то есть мелкого, хозяйства посредством дешевых кредитов, улучшений техники, упорядочения сбыта) стороны, Ленин считал, что последние, общедемократические меры - прогрессивны, так как не задерживают, а ускоряют развитие по капиталистическому пути¹⁷ .

Ленин признавал и другие достоинства народничества. Прежде всего он говорит о преемственности социал-демократии и народничества: "Русские социал- демократы всегда признавали необходимость выделить из доктрины и направления народничества его революционную сторону и воспринять ее"; признавали своими его революционные, общедемократические элементы¹⁸ .

Лучшим в традициях народничества и достойным восприятия Ленин признавал поиск правильной революционной теории. При этом он называл "таких предшественников русской социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чернышевский и блестящая плеяда революционеров 70-х годов"¹⁹ . Теоретической заслугой народничества Ленин считал постановку им вопроса о капитализме в России, хотя оно и не смогло правильно разрешить его.

На традиции народничества Ленин опирался также, добиваясь, "чтобы социал- демократия сосредоточила в настоящее время (1899 г. - В. А. ) все свои силы на организации партии, укреплении дисциплины внутри ее и развитии конспиративной техники", используя опыт "корифеев революционной практики", в частности опыт народнической пропаганды: кружку "корифеев, вроде Алексеева и Мышкина, Халтурина и Желябова, доступны политические задачи... Или вы думаете, что в нашем движении не может быть таких корифеев, которые были в 70-х годах? Почему бы это? Потому что мы мало подготовлены? Но мы... подготовимся"²⁰ .

Широкими были интернациональные связи русских революционеров: "Благодаря вынужденной царизмом эмигрантщине, - писал Ленин, - революционная Россия обладала во второй половине XIX века таким богатством интернациональных связей, такой превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного движения, как ни одна страна в мире"²¹ .

Ленин указывал и на аспекты программной общности социал-демократии и народничества. "Воюя с народничеством, как с неверной доктриной социализма, меньшевики, - упрекал их Ленин, - доктринерски просмотрели, прозевали исторически реальное и прогрессивное историческое содержание народничества, как теории массовой мелкобуржуазной борьбы капитализма демократического против капитализма либерально- помещичьего, капитализма "американского" против капитализма "прусского"²² . Для сопоставления, "какие есть общие исходные пункты у народничества и марксизма и в чем их коренное отличие", Ленин считал удобным брать "старое русское народничество" 70-х годов XIX в.: оно неизмеримо выше либерального, "цельнее показывает лучшие стороны народничества, к которым в некоторых отношениях примыкает и марксизм". А общей у народничества и марксизма, по его мнению, была "защита демократии путем обращения к массам"²³ .

Ленин цитирует П. Б. Аксельрода: "Поскольку народничество было революционно, т. е. выступало против сословно-бюрократического государства и поддерживаемых им варварских форм эксплуатации и угнетения народных масс, постольку оно должно было войти, с соответствующими изменениями, как составной элемент, в программу русской социал-демократии"²⁴ . Социал-демократия наследовала борьбу народничества с остатками крепостничества, борьбу за демократизацию общественных отношений, что составляло ее программу-минимум.

В середине 30-х годов в нашей историографии обнаружился резкий поворот к субъективизму и произволу в оценке народничества. 25 февраля 1935 г., через три месяца после убийства С. М. Кирова, на заседании Ленинградского горкома ВКП(б) А. А. Жданов заявил: "Между прочим, товарищ Сталин не знал, что мы

стр. 8

историю партии проходим только до 1917 года. Он сделал два замечания по этому поводу, что если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов и что с точки зрения истории партии период перед 1917 годом является предысторией"²⁵ . 14 июня последовало постановление ЦК ВКП(б) "О пропагандистской работе в ближайшее время". В нем говорилось: "Необходимо особенно разъяснить, что марксизм у нас вырос и окреп в борьбе с народничеством (народовольчество и т. п.) как злейшим врагом марксизма и на основе разгрома его идейных положений, средств и методов политической борьбы (индивидуальный террор, исключающий организацию массовой партии). Необходимо добиться, чтобы члены партии усвоили, что марксизм-ленинизм вырос, окреп и победил прежде всего в борьбе со старыми народниками, а потом в борьбе с меньшевиками и эсерами"²⁶ .

От утвердившейся в результате споров среди историков и отраженной в "Тезисах культпропа ЦК ВКП(б) к дискуссии о "Народной воле" (1931 г.) трактовки основных проблем истории народничества, близкой к взглядам Ленина, ничего не осталось. Теперь, когда идейная борьба с народничеством была давно уже позади и сама община исчезла в пучине сталинщины 1929 г., с поспешностью, вызванной, очевидно, боязнью возможного возмездия за содеянные Сталиным злодеяния в деревне и обществе в целом, давалось указание учинить "разгром" не только "идейных положений", но, чему, очевидно, придавалось особое значение, "средств и методов политической борьбы" народничества. При этом не случайно все сводилось к народовольчеству и индивидуальному террору. Тем же цинизмом и лицемерием, которыми была пронизана статья "Головокружение от успехов", написанная Сталиным после учиненного им разгрома деревни, отдает и от кампании пропаганды, развернутой с переходом к террору массовому.

На новый политический заказ наиболее оперативно реагировал Е. М. Ярославский. Еще совсем недавно в работе "К. Маркс и революционное народничество" (М. 1933) и в "Истории ВКП(б)" (М. 1934) он старался не уклоняться от ленинских оценок народничества. Но в 1937 г. он уже издает книгу "Разгром народничества", полностью выдержанную в духе новейшего постановления "О пропагандистской работе"; в этой книге во многом предваряются положения, которые годом позже встречаются в "Кратком курсе".

В этой книжке оценки народничества строго негативны, антиисторичны, что является их главным пороком. Концепция "Краткого курса" такова: "Избранный народниками путь борьбы с царизмом посредством отдельных убийств, посредством индивидуального террора был ошибочным и вредным для революции. Политика индивидуального террора исходила из неправильной народнической теории активных "героев" и пассивной "толпы", ждущей от "героев" подвига. Эта ложная теория говорила, что только отдельные выдающиеся личности делают историю, а масса, народ, класс, "толпа", как презрительно выражались народнические писатели, не способна к сознательным, организованным действиям, она может только слепо идти за "героями". Поэтому народники отказались от массовой революционной работы среди крестьянства и рабочего класса и перешли к индивидуальному террору"²⁷ .

Трудно сказать, чего здесь больше: рассчитанной клеветы или элементарного невежества. Вся оценка народничества сведена к будто бы исповедуемой ими теории "героев" и "толпы". Эту проблему разбирал лишь Михайловский, но его работа вышла, на что обратили внимание М. Г. Седов и Н. А. Троицкий, в 1882 г., то есть уже после первого поражения "Народной воли".

О шестидесятниках в "Кратком курсе" не говорится, за народничеством "закрепляются" лишь 70 - 90-е годы XIX века. Характеристика практической деятельности народников начинается с указания на "хождение в народ" и его бесплодность, после чего интеллигентная молодежь будто бы "решила продолжать борьбу против царского самодержавия одними своими силами, без народа, что привело к еще большим ошибкам". Все это как отрицательный фактор связывалось с судьбой рабочего класса и его организации. "Народники, - говорилось далее в книжке, - отвлекали внимание трудящихся от борьбы с классом угнетателей бесполезными

стр. 9

убийствами отдельных представителей этого класса. Они тормозили развитие революционной инициативы и активности рабочего класса и крестьянства. Народники мешали рабочему классу понять его руководящую роль в революции и задерживали создание самостоятельной партии рабочего класса"²⁸ .

Это еще один из основополагающих тезисов, которому потом десятилетия следовала наша историография и от которого не совсем освободилась даже теперь. Осуждая после убийства Кирова террор, сам Сталин становился в позу негодующего. Но, изображая себя врагом террора, он тем самым как бы брал на себя обязанность карать "террористов", обеспечивая себе свободу действия по отношению к своим жертвам.

После XX съезда КПСС отношение к народничеству медленно, но неуклонно стало меняться, а с начала 60-х годов, когда при секторе капитализма в Институте истории АН СССР образовалась группа по изучению народнического этапа освободительного движения, началось массовое и повсеместное, от Прибалтики до Сахалина, устремление исследователей "в народничество". Однако это было всего лишь "оттепелью". Доктринерство осталось непоколебленным, правда, у исследователей появился "выбор" между ленинской и сталинской доктринами народничества.

Конечно, сталинисты не были обескуражены крутым поворотом историков от исповедуемой ими доктрины и, стараясь отстоять свои позиции, давали бой по узловым вопросам проблемы: периодизация народничества, противопоставление революционной демократии революционному народничеству, теоретический уровень движения 70-х годов XIX в. сравнительно с 60-ми, народничество - рабочий класс, преемственность народнического социализма.

Главный диспут состоялся в 1966 г. в Академии наук СССР. Формально стоял вопрос о периодизации движения народничества, которая с 30-х годов выглядела так: 1) Революционные демократы-шестидесятники. 2) Революционное народничество 70-х годов XIX века. 3) Либеральное народничество 80 - 90-х годов XIX века. Ленинская точка зрения была отражена в докладе Н. А. Троицкого "К вопросу о периодизации разночинского или буржуазно-демократического этапа в русском освободительном движении (Материалы дискуссии)" (М. 1966). Попытку возродить прежнюю трехчленную периодизацию предпринял А. Ф. Смирнов в докладе "К вопросу о периодизации движения революционных разночинцев (Материалы для дискуссии)" (М. 1966).

В силу специфики вопроса спор о периодизации, естественно, переходил в спор об оценке всего народничества с позиций той или иной концепции, что и стало главным содержанием дискуссии. Сторонники сталинской концепции тогда не победили, тем не менее их точка зрения с некоторой модернизацией получила преимущество в печати²⁹ .

Что в свое время заставило отсечь родоначальников народничества, Герцена и Чернышевского, от самого народнического движения? К этому вела логика реализации постановления ЦК ВКП(б) 1935 г. и установок "Краткого курса". Ясно, что нельзя было сбросить со счетов истории весь второй этап освободительного движения, включая эти фигуры, предать и их анафеме. Найти же выход из положения не составило труда. Достаточно было (фактам вопреки!) провозгласить мировоззрение деятелей эпохи крестьянской реформы вершиной домарксовой мысли в России, после чего будто бы последовал спад вплоть до Плеханова, - и все становилось на место в угоду новым установкам. Ленинское прикрытие семидесятников устранялось, и они попадали под обстрел вместе с либеральными народниками: подбирались нужные оценки Лениным либерального народничества и распространялись на семидесятников. На базе такой методологии сложилась громадная литература - историческая, философская, экономическая, правовая, политическая, литературоведческая, представившая народничество в крайне искаженном виде.

Возьмем вопрос о принижении семидесятников сравнительно с шестидесятниками. Действенное, впервые вошедшее в соприкосновение с массами народа, а в конце десятилетия объявившее вооруженную войну самодержавию, героическое народничество 70-х годов XIX в. и не оформившееся, на деле выступавшее против властей лишь печатно, народничество начала 60-х в этом смысле столь мало сопо-

стр. 10

ставимы, что можно только удивляться живучести в литературе такого заблуждения. Еще в 1922 г. Б. П. Козьмин показал, что формировавшаяся в начале 60-х годов XIX в. "Земля и воля" старалась вобрать в себя - ценой взаимных уступок - "возможно более широкие круги общества", настроенные оппозиционно к правительству. Эти люди рассчитывали на возможность выступления крестьян, но при этом не хотели допустить резни³⁰ .

Не случайно ядро "Земли и воли" составляли лица, не склонные к насилию: братья Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичи, Н. Н. Обручев, А. А. Слепцов и В. С. Курочкин были типичными демократами-просветителями. Служившая "Земле и воле" в качестве программы прокламация Огарева "Что нужно народу?" при всей ее резко антицаристской и антипомещичьей направленности не содержит призыва к революции. Будущий политический строй представлялся Огареву монархией, ограниченной контролем выборных народных представителей.

"Земля и воля" с начала 1863 г. издавала свой печатный орган "Свобода", в первом номере которого объявлялись программные положения организации. Самодержавие, по мнению Русского ЦК "Земли и воли", "никогда добровольно не может отказаться от вооруженного господства над жизнью людей и их свободою и потому должно быть разрушено". Революция в России считалась неизбежной; она "может получить исполинские размеры кровавой драмы", если ЦК не привлечет в этот момент большинство образованных людей на сторону народа, что сделает царизм бессильным к сопротивлению, и тем самым "так называемые революционеры" предотвратят или ослабят кровопролитие³¹ .

В последующих документах Огарев развивал идею военного похода на центры страны "со всех периферий разом" с попутным увлечением войсками за собой народа. ЦК же "Земли и воли", как видно, делал ставку только на народ. В обоих случаях речь идет об использовании силы лишь для того, чтобы заставить правительство созвать народных представителей для определения политической судьбы страны. ЦК предполагал оказать давление на царя привлечением на сторону народа образованных людей, Огарев - напором армии и народа, движение которых приостановится, если царь, испугавшись, даст согласие созвать Земский собор. Все это, так сказать, джентльменская революционность, грешившая изрядной долей наивности. Таково было общее настроение в прогрессивных кругах.

Те же надежды на действенность - в той или иной форме - напора на власть отражаются и в ряде прокламаций. Н. В. Шелгунов в прокламации "К молодому поколению" тоже предпочитает, чтобы "дело не дошло до насильственного переворота", зовет царя добровольно пойти на уступку народу и тем самым предотвратить народное восстание. Иначе, грозит он, сторонники народа для достижения своих целей не пожалеют вырезать и сто тысяч помещиков³² . И в "Великоруссе" на первый план выдвигается принуждение царя к уступкам подачей адресов. В то время, говорят современники, общественное настроение было проникнуто предчувствием каких-то близящихся изменений, реформ. "Недовольство везде; все ждут чего- то... императорская Россия разлагается" (Н. В. Шелгунов); "Времена приближаются" (Н. А. Серно-Соловьевич).

"При тогдашней политической незрелости, - пишет Л. Ф. Пантелеев, - казалось, что раз есть такой базис, как "общее недовольство" (слова А. А. Слепцова. - В. Л.), то стоит только людям решительным сплотиться между собою, и перед их дружным напором старый порядок неминуемо рухнет, ибо все колеблющееся и пассивно относящееся к общественным делам не только не окажет какого-нибудь сопротивления, но и само будет увлечено.., что касается до организации сил, то это дело, именно в силу свой неизведанности, не представлялось чем-нибудь трудным. Кто из людей убежденных... откажется стать за правое дело, кто не выполнит своего долга перед народом?"³³ Последовательно радикальной и по духу созвучной с революционностью 70-х годов XIX в. была прокламация П. Г. Заичневского "Молодая Россия", но именно в силу этого она в еще большей мере расходилась с революционными возможностями эпохи.

Приведенные факты дают основание говорить, что в годы крестьянской реформы сложился не революционно-демократический, а демократический

стр. 11

лагерь. Объединенные защитой интересов крестьян, борьбой за демократизацию страны, его деятели расходились только в способах решения задач эпохи. Одни были убеждены, что добиваться перемен следует только путем насилия над царизмом. Другим казалось возможным принудить его к уступкам мирными средствами (печать, петиции, адреса, прокламации и т. п.).

Кто из них кто? Сторонниками мер исключительно насильственных по отношению к царизму были Лавров, Добролюбов, группа Аргиропуло - Заичневского и др. Но первые двое считали эти меры пока преждевременными. Добролюбов говорил, что деятели будущей революции еще сидят на гимназической скамье, и ставил целью готовить их к предстоящей борьбе своим революционным просветительством. К демонстрации силы хотели прибегнуть Огарев и деятели второго этапа формирования "Земли и воли", руководимой ЦК. Сторонники мирного пути - Чернышевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин, основатели "Земли и воли" и др. - рассчитывали воздействовать на общественное мнение словом. Именно это направление доминировало в годы реформы. Их тенденция идет от "Современника" к "Отечественным запискам", "Делу" и "Русскому богатству".

Поскольку те и другие находились в ожидании, между ними не было антагонизма. Более того, они не сторонились и либерального лагеря. Созданный демократами Шахматный клуб посещали передовые люди из интеллигенции всех направлений. Чернышевский, обращаясь к образованным людям, либералам-западникам и особенно к славянофилам, звал их оставить свои отвлеченные теоретические споры и объединиться с демократами для совместного напора на правительство с целью предельно радикализировать готовившуюся крестьянскую реформу.

По-настоящему действенной тогда была только печать. "Колокол", "Современник", "Русское слово" формировали общественное мнение, возбуждали чувства протеста против феодально-крепостнических и бюрократических порядков. Чернышевский был арестован не за приписываемый ему призыв крестьян к революции, а как журналист- просветитель, опасный своими обличениями пороков строя и призывами к его коренному реформированию в общинно-социалистическом духе.

Конечно, иное дело - движение 70-х годов XIX века. На смену мечтательному, вырабатывавшему общетеоретические положения поколению первопроходцев вышло новое, полное решимости воплотить теорию в жизнь поколение действенных революционеров. Одно уже великое массовое, почти повсеместное (в 43 губерниях!) движение "в народ" неизмеримо возвышает семидесятников над шестидесятниками. А ведь были еще и "москвичи" с героями их процесса С. Бардиной и П. Алексеевым, создатели образцовой революционной организации "Земля и воля" и грозная "Народная воля", по выражению Плеханова, остановившая на себе "зрачок мира"!

Кому, однако, теперь-то нужно - в свое время надуманное, на песке построенное - противопоставление "революционных демократов" и "революционных народников"? Революционные народники 60 - 70-х годов XIX в. и есть наиболее решительные и последовательные революционные демократы! Различия между народниками этих десятилетий, конечно, были, но они заключались в развитии (восходящем) семидесятниками теории и практики шестидесятников, что уже доказано в ряде работ о народничестве.

До сих пор остаются спорными важнейшие аспекты деятельности "Народной воли" и тактики ее борьбы. Представление о ней как об исключительно террористической организации утвердилось в историографии на основании личной директивы Сталина и затем постановления ЦК ВКП(б) 1935 года. Это одна сторона вопроса. Другая - был ли в 1870-х годах оправдан террор как тактика борьбы?

Уже в 60-е годы в работах М. Г. Седова, С. С. Волка, В. А. Твардовской, а затем особенно Н. А. Троицкого была показана широкая, далеко не ограниченная одним террором, деятельность народовольцев в области практики и теории. Казалось, вопрос исчерпан. Но вот в 1986 г. выходит нашумевшая и во многом действительно оригинальная книга о революционной традиции в России. "Народной воле" посвящается в ней глава с примечательным названием "Тупики революционного терроризма". Стремление обнаружить и показать "тупики" терроризма во всех

стр. 12

направлениях деятельности "Народной воли" исключает возможность считать деятельность народовольцев "шагом вперед" по сравнению с их предшественниками. Явление народовольцев представлено в книге скорее случайным. "Про российских террористов конца 70-х - начала 80-х гг., - пишут Е. Г. Плимак и В. Г. Хорос, - можно сказать, что сначала они вынуждены были действовать, затем уже всерьез задуматься над тем, что из их действий произойдет"³⁴ . Но ведь уже доказано, что к народовольчеству, то есть к политическим средствам борьбы, народническое движение пришло после всех других опытов подготовки экономического переворота, теоретически предуказанного Герценом. Как пишет Твардовская, "народовольчество возникло не только как результат неумолимого стихийного хода революционно- практического движения, но и как итог определенных теоретических сдвигов", уже выявившихся к моменту раскола "Земли и воли"³⁵ .

Слишком упрощенное, если не сказать больше, представление (постреляли - побомбили, а потом задумались, не выйдет ли из этого чего-нибудь иного, помимо мести и самообороны) не может считаться аргументом для столь решительных оценок. Современники-революционеры год 1878-й считали переломным в практике и сознании народников. И причиной этого была не притягательность террора, а неудачи, которые терпели поселенцы в народе из-за жесткого правительственного преследования. Крахом окончились временные успехи в организации крестьян Я. В. Стефановичем и Л. Г. Дейчем в 1877 г., а также В. Н. и Е. Н. Фигнер, А. И. Иванчиным-Писаревым в 1878 году. А. К. Соловьев пришел к мысли о цареубийстве только тогда, когда "потерял веру в пропаганду среди крестьян" и понял, что успех ее может быть достигнут лишь "с расширением политических прав, с какою целью, - по словам Г. Д. Гольденберга, - и совершил покушение"³⁶ . Соловьев показал на следствии, что не только хотел отомстить царю за творимые по его воле зверства в отношении революционеров, но и своим актом способствовать "пробуждению общества, постановке на очередь дня вопроса об изменении политического строя, о конституции"³⁷ .

Борьба народников "в силу централизованности правительственной машины" и единого санкционирующего начала - неограниченной власти царя, "неминуемо, - говорил А. Д. Михайлов, - привела к столкновению с этим началом"³⁸ . Поскольку самодержавие олицетворяло эту систему подавления, царь, естественно, оказывался мишенью для народников. "Становилось странным, - рассуждала В. Фигнер, - бить слуг, творивших волю пославшего, и не трогать господина; политические убийства фатально приводили к цареубийству"³⁹ .

Террористические акции против царя при отсутствии массового движения и сравнительной ограниченности сил революционеров становились неизбежным в то время средством наиболее эффективного удара по самодержавию⁴⁰ . Однако А. Л. Андреев, С. С. Волк и В. П. Наумов и теперь отказываются признать такой метод действия революционеров конца 70-х - начала 80-х годов XIX в. "морально оправданным и неизбежным"⁴¹ .

Аморально всякое насилие над человеком, но бывают такие исторические обстоятельства, среди которых едва ли не на первое место следует поставить господство репрессивного режима власти, когда ответные меры революционеров (если признавать право народа на революцию) на его насилие становятся неизбежными и необходимыми средствами защиты или нападения. Народовольцы с негодованием откликнулись на террористический акт против президента США Дж. Гарфилда: "В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей, в такой стране политическое убийство как средство борьбы есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своей задачей. Деспотизм личности и деспотизм партии одинаково предосудительны, и насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия"⁴² .

Эти слова заставляют нас обратиться к реалиям тогдашней России и без всякого труда увидеть царизм, одержимый ненавистью к свободной мысли, свободному слову и свободному поступку, жестоко карающий за малейшее их проявление его подданными. Особой жестокостью отличались политические процессы с 1878

стр. 13

года. Власти стали предавать революционеров военному суду. С августа 1878 г. по 1 марта 1881 г. 48 (из 63) процессов были проведены военным судом. В зиму 1878 - 1879 гг. в Петербурге было арестовано свыше 2 тыс. человек. Одесский генерал-губернатор Э. И. Тотлебен отправлял в ссылку "вагонами"; киевский, М. И. Чертков, в апреле - мае 1879 г. ежемесячно подписывал по несколько смертных приговоров. За 1879 - 1882 гг. было казнено 30 революционеров. При исполнении приговоров применялись садистские методы. Чего стоила, например, царская "милость", когда приговоренному к смерти закрывали голову капюшоном и так держали перед виселицей (Н. А. Ишутин) или примеряли на шее петлю (С. А. Лешерн), а затем объявляли помилование? Вешали даже за то, что находили при обыске прокламацию "Народной воли" или за принадлежность к революционной организации⁴³ .

Как тут не повторить слова Энгельса, что "против таких кровожадных зверей нужно защищаться как только возможно, с помощью пороха и пуль" и что в России это "единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима"⁴⁴ .

Вот этому режиму (я бы сказал, "чудовищному", если бы не было сталинщины) "Народная воля" открыто объявила войну, из которой, как говорила С. Перовская, лишь одна сторона могла выйти победителем. Спрашивается, можно ли в условиях объявленной войны назвать аморальным применение народовольцами оружия против бешеного белого террора? Или, осуждая ответный красный террор, следует благодушно закрывать глаза на белый? Или, наконец, получив удар и не противясь злу насилием, подставлять себя для другого? А ведь Л. Н. Толстой, проповедуя эту теорию, симпатизировал, как и вся передовая интеллигенция России (что убедительно показано Троицким), народовольцам, наносившим смелые удары по ненавистному самодержавию.

Андреев, Волк и Наумов указывают на некритическое использование иначе, чем они, думающими историками мемуарных источников, на выборочное цитирование высказываний Ленина о терроре. По их мнению, такие историки народовольчества пытаются "пересмотреть выработанную еще первыми российскими марксистами, а затем Лениным, большевистской партией оценку индивидуального террора народников"; они заявляют, будто Ленин "категорически" отвергал народовольческую тактику террора⁴⁵ . Выше показано, что это утверждение неверно, что Ленин и до революции в принципе не отвергал возможности использования террора и большевиками. Речь шла лишь о тактике его применения.

Будь Ленин органически неприемлющим террор, он воспротивился бы ему, когда террор развернулся после революции в таком масштабе, что границы его в полной мере пока еще не определены. Слово "расстрелять!" часто срывалось с языка и выходило из-под пера Ленина, который был вдохновителем массового красного террора. Сохранилось немало документов такого рода; еще один недавно стал доступным. Это письмо Ленина В. М. Молотову от 19 марта 1922 г. об изъятии церковных ценностей. Автор письма настаивает, что, это изъятие "должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять (без суда! - В. А. ), тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели думать"⁴⁶ . Сколько людей было обречено этим письмом на смерть?

Теперь о проблеме "народничество и рабочий класс". Она не богата специальными исследованиями, однако каждый раз, когда она затрагивалась - в книгах о народничестве или о рабочем классе - авторы давали трактовки, редко отличавшиеся от тех, что имелись в "Кратком курсе": народники-де затемняли сознание рабочих, задерживали создание рабочих организаций и т. п. С этим можно встретиться и в сравнительно недавно появившейся литературе.

П. С. Фатеев полагает, что деятели 60 - 70 годов XIX в., сосредоточивая свои усилия на крестьянах, представляли их себе в первозданном, социально недифференцированном виде. Народники якобы были далеки "от реальной действительно-

стр. 14

сти, от жизни остальных слоев трудового народа", а потому не видели ни развития капитализма, ни роста пролетариата и непримиримости противоречий "растущих новых сил"; не замечали они и большей "восприимчивости рабочих к революционной теории и организованной борьбе". А. Ф. Костин, который сначала признал, что народники "способствовали формированию демократических взглядов передовых рабочих, вовлекая их в освободительную борьбу", затем все же счел нужным заметить, что они, в силу ограниченности мировоззрения рамками крестьянского социализма, сковывали развитие рабочего движения⁴⁷ и даже мешали правильному пониманию исторической роли пролетариата.

А как обстояло дело в действительности? Народники прекрасно понимали буржуазный характер реформы 1861 г., видели пролетаризацию деревни и зарождение в общине кулака. Потому-то они и спешили одержать победу, чтобы предотвратить окончательное разложение капитализмом деревни, общины. Народники не только заметили появление в стране рабочих, но и сразу оценили их большую, чем у крестьян, восприимчивость к пропаганде, потому- то и открыли для них свои школы - кружки социализма, первыми стали излагать им сведения о "технике" эксплуатации по "Капиталу" Маркса. Этим в начале 70- х годов XIX в. занялось Большое общество пропаганды. Пока еще народники считали рабочих посредниками между ними и крестьянами, но стали уже продумывать и вопрос о создании рабочей организации.

Продолжая пропаганду в рабочей среде, "Москвичи" и "Земля и воля" со второй половины 70-х годов XIX в. уже включали рабочих в свои организации. Е. О. Заславский в 1875 г. создает Южно-российский союз рабочих, а ученики народников В. П. Обнорский и С. Н. Халтурин, - Северный союз русских рабочих, тесно связанный с "Землей и волей". Землевольцы выступают организаторами рабочих забастовок. Создание в стране первых рабочих союзов - это прежде всего результат привнесения народниками в организованную среду передовых рабочих социалистической теории в виде симбиоза экономической теории Маркса и общинных идеалов народников.

"Народная воля", создав рабочую организацию (со своей программой и органом печати), разрабатывала такой тип политического переворота, который предусматривал сочетание политического заговора с движением рабочих. В рабочей программе (1880 г.) народовольцы именно рабочим в момент политического переворота отводили главную роль в формировании "Временного правительства из рабочих или из лиц, известных своею преданностью народному делу". В случае же создания нерабочего правительства "рабочие, - говорилось в программе, - зорко следят за Временным правительством и заставляют его действовать в пользу народа"⁴⁸ . Это уже крупный шаг в осмыслении революционной роли рабочего класса.

В Программе террористической фракции "Народной воли" (1887 г.) говорится, что "рабочие будут оказывать сильное влияние на исход всякого революционного движения... будут иметь решающее влияние не Только на изменение общественного строя", но и, "являясь наиболее способной! к политической сознательности общественной группой", составят поэтому "ядро социалистической партии, ее наиболее деятельную часть"⁴⁹ .

Наконец, "Группа народовольцев" 1894 - 1896 гг. заявляла: "Революционная партия есть по преимуществу рабочая партия... Мы - социалисты и наше место в среде рабочего класса". Группа активно сотрудничала с Союзом борьбы за освобождение рабочего класса⁵⁰ . Сближением их взглядов объясняется переход ряда членов группы на позиции набиравшей силы социал-демократии. Вспомним ленинские слова о том, что первые социал-демократы начинали мыслить как народовольцы, не исключая, конечно, и самого Ленина, который боготворил своего старшего брата-народовольца. Как видим, народовольчество не исчерпывалось терроризмом, не зашло в "тупик", а шаг за шагом выходило на дорогу сближения с движением рабочего класса.

Сталинщина значительно и надолго отдалила нас от народничества. Но интерес к нему не угас. Конечно, многое в народничестве уже не актуально. Но есть такие его ценности, которые нужны нашему обществу. К ним прежде всего отно-

стр. 15

сится его нравственная, этическая теория, учение о человеке, наиболее обстоятельно разработанное Лавровым. Пренебрежение человеком в пользу прямолинейно понятого примата экономики, подчинение его ей стоило нам ощутимой потери таких качеств, как честь и достоинство личности, благородство поступка и цельность натуры, стыд и совесть... Что же, впрочем, говорить о нравственности, если скомпрометировавшие себя высшие чины как ни в чем не бывало не только не уходят со своих постов, но продолжают поучать, как нам надо работать и жить. Лавров предупреждал: "Самые жестокие, самые опасные удары, которые могут быть нанесены партии, суть удары, наносимые ей нравственной несостоятельностью ее членов"⁵¹ .

В последнее время появляются работы, авторы которых не только указывают на выдающиеся исторические заслуги народничества в прошлом, но и делают попытки перекинуть от него мост к современности. О. В. Мартышин пишет, что народничество 60 - 70-х годов XIX в. "было величайшим революционным движением своего времени, голосом всех угнетенных трудящихся масс России"⁵² . С. Е. Дейцев указывает на революционное народничество и марксизм как на "разные типы революционной, прогрессивной, демократической идеологии"⁵³ .

С далеко идущими оценками народничества выступил Р. В. Филиппов. Он старается обосновать три положения. Прежде всего осуждает шараханье историков, пытавшихся - из-за того, что буржуазные историки "выводят" ленинизм из учения теоретиков народничества, - отрицать национальные истоки революционной социал-демократии России⁵⁴ .

Филиппов пишет далее о возникновении русского марксизма на базе учения Маркса и Энгельса и осмысления теоретического и практического опыта "наших предшественников", в чем ему видится "идейная преемственность между домарксистской общественной мыслью и всем русским марксизмом (в том числе и большевизмом) на более широкой основе, чем та, которая ограничивала ее базу узким кругом некоторых демократических и организационных идей".

Наконец, Филиппов упрекает историко-партийную мысль (?) в том, что она не сумела рассмотреть народничество в перспективе, между тем как Ленин якобы признавал, что в новой политической обстановке, после Октября, стало очевидным здоровое, жизнеспособное социалистическое зерно в учении тех, кто хотел крестьянство в его трудовой части присоединить к международному социалистическому движению рабочих. Филиппов считает, что это относится ко всему народничеству, и потому видит в ленинском высказывании "крупнейшее и важнейшее новое звено" в концепции народничества, коренной пересмотр им точки зрения на социализм, в том числе на "фантазии" "старых кооператоров, начиная с Роберта Оуэна", крестьянский социализм с его общиной, их роль в реализации Декрета о земле⁵⁵ . Словом, будто бы пересмотрев после Октября коренным образом свою точку зрения на социализм, Ленин вернулся к "коренным истокам национальной мысли", в данном случае к народничеству.

Нет, этого с ним не произошло. Ленин потерял четыре года, бесплодно и губительно придерживаясь в период "военного коммунизма" футурологии Маркса. А надо бы было оглянуться назад, обратиться к отечественному наследию, именно к социализму теоретиков народничества, и, сопоставив принципы того и другого учения и с учетом национальных традиций России, избрать наиболее рациональные ориентиры.

В этом случае уместно напомнить принципы "Манифеста коммунистической партии", которыми после Октября стал руководствоваться Ленин: "1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов. 2. Высокий прогрессивный налог... 5. Централизация кредита в руках государства... с исключительной монополией. 6. Централизация всего транспорта в руках государства. 7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану. 8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия. 9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней. 10.

стр. 16

Общественное и бесплатное воспитание всех детей. Устранение фабричного труда детей в современной его форме. Соединение воспитания с материальным производством и т. д."⁵⁶ . Политическое устройство Маркс мыслил в форме диктатуры пролетариата и экономику базировал на безрыночной, распределительной основе. Это были принципы казарменного социализма с его диктатурой власти, исключительной централизацией в руках государства обобществленных орудий и средств производства, собственности вообще и превращением работников города и деревни в трудовые армий.

А что предлагали теоретики народничества? Например, о власти. Все они были федералистами. Но одни (Лавров и Ткачев) считали необходимым установление сначала диктатуры победившей партии, Лавров - партии народа, Ткачев - партии заговорщиков-интеллигентов, сверху декретирующей социализм; другие (Герцен, Чернышевский и Бакунин) были за самоуправление и федерацию. Анархисты-федералисты предлагали не абсолютное безвластие и произвол, как у нас принято думать. Герцен говорил, что "если "анархия" значит беспорядок, произвол, разрыв круговой поруки, несоответствие разуму, - то социализм с ней борется еще более упорно, чем монархия"⁵⁷ .

Герцен, Чернышевский и Бакунин в идею федерации вкладывали право общины, артели, города быть полностью самостоятельными в своей внутренней жизни: "Каждое село и каждый город независимы в делах, касающихся его одного; каждая область - в своих делах", - писал Чернышевский⁵⁸ . Но были и общие интересы: финансы, дороги, почта, ярмарки и т. п. Возникала необходимость общего управления. Оно формировалось путем делегирования полномочий сначала в областное управление, а через него - во всероссийское. Наиболее полно формы, права и обязанности местного, областного и всероссийского управления разработаны Бакуниным⁵⁹ .

Все трое мыслили формирование системы управления на основе принципа демократии. "Социалисты прежде всего, - писал Герцен, - мы глубоко убеждены, что общественное развитие возможно только при полной республиканской свободе, только при полном демократическом равенстве... социализм, который пытался бы обойтись без политической свободы, без равенства в правах, быстро выродился бы в авторитарный коммунизм"⁶⁰ . Диктатура, считал, вторя ему, Чернышевский, несовместима "с необходимыми условиями для народного блага", ибо она основана "на порабощении", а нация "не может быть руководима одним насилием", делающим все здание "похожим на железную клетку". Демократия "противоположна бюрократии и централизации", она требует "самоуправления и доводит его до федерации"⁶¹ .

Ленин стал следовать централизму Маркса. Будь Маркс более последовательным, он, утверждая, что капитализм создает экономические предпосылки социализма, должен был бы признать, что при столь высоко развитых производительных силах, сложившаяся буржуазная демократия исключала бы необходимость насильственного перехода к социализму, да еще диктаторскому. Сколько бы Маркс ни обосновывал эту диктатуру как представительство трудящихся, Бакунин в споре с ним о власти был прав, когда, пророчески возражая ему, говорил, что если даже избранные для управления будут из рабочих, то они, "лишь только сделаются правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной; будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом. Кто может усомнится в этом, тот совсем не знаком с природой человека"⁶² . Так и вышло.

Сейчас мы силимся демонтировать централизованную, придавившую народ партийно-административную диктатуру и на ее развалинах построить здание демократической федерации с органами народного самоуправления на производстве и на местах, что и завещали нам теоретики-федералисты народничества.

Экономическое благополучие масс они связывали с развитием общинного производства на селе и артельного в городе. При этом "право каждого на пожизненное владение землей" было принципом Герцена. Чернышевский хотел в будущем видеть "соединение собственности и работника в одном и том же лице", чтобы "сам

стр. 17

работник был и хозяином" произведенного им продукта⁶³ . "Земля со всеми ее естественными богатствами, - писал Бакунин, - собственность всех, но обладать ею будут те, кто ее обрабатывает". И еще: чтобы "земля... принадлежала крестьянам, и каждый владел только тем, что обрабатывает собственными руками"⁶⁴ .

Вот принцип народников: земля в пределах общины общая, но владение ее участками и продуктами труда - личное. Военный коммунизм и коллективизация сломали эту национальную традицию. Насильственное обезземеливание, экспроприация крестьянства завели наше сельское хозяйство в тупик.

Очевидно, что сохранение при нэпе всесторонне кооперированного единоличника, владевшего средствами и продуктами своего труда при рыночных связях и потому заинтересованного в труде, было бы великим благом для социализма. Именно экспроприация крестьянства, обобществление и обезличение собственности, организация тружеников деревни и города в трудовые армии, что было завещано социализму Марксом, и привели к нашим нынешним печальным хозяйственным делам.

Крах централизованного социализма свидетельствует о двух ошибках Ленина и в отношении к марксизму: он совершил волюнтаристскую революцию в стране неразвитого капитализма и после нее стал следовать догматам марксовой футурологии. Но поскольку революция стала фактом, альтернативой марксизму могло быть лишь учение о социализме, выработанное народническими теоретиками-федералистами, которым Ленин пренебрег как реакционным. Сегодня народничество вновь зовет строптивую науку обратить на себя внимание.

Примечания

1. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 25, с. 94.

2. Там же. Т. 1, с. 284; см. так же: т. 12, с. 40.

3. Там же. Т. 1, с. 272.

4. Там же, с. 271; т. 8, с. 77.

5. Там же. Т. 21, с. 257.

6. Там же. Т. 25, с. 94; т. 20, с. 172, 179.

7. Там же. Т. 5, с. 402.

8. Там же. Т. 22, с. 304; т. 6, с. 135; т. 9, с. 179; т. 24, с. 334.

9. Там же. Т. 30, с. 315, 316; т. 5, с. 39, 44, 45; т. 4, с. 267.

10. Там же. Т. 2, с. 459.

11. Там же. Т. 4, с. 176; т. 5, с. 56 - 57.

12. Там же. Т. 9, с. 130.

13. Там же. Т. 11, с, 269.

14. Там же. Т. 5, с. 7, 8; т. 6, с. 173.

15. Там же. Т. 8, с. 77.

16. Там же. Т. 2, с. 528, 529.

17. Там же. Т. 1, с. 530.

18. Там же. Т. 4, с. 232, 330; т. 6, с. 336.

19. Там же. Т. 6, с. 25.

20. Там же. Т. 4, с. 176, 327; т. 6, с. 106.

21. Там же. Т. 41, с. 8.

22. Там же. Т. 47, с. 228.

23. Там же. Т. 1, с. 353; т. 19, с. 172.

24. Там же. Т. 4, с. 237.

25. Цит. по: СЕДОВ М. Г. Советская литература о теоретиках народничества. В кн.: История и историки. М. 1965, с. 257.

26. Правда, 15. VI. 1935.

27. История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М. 1938, с. 12 - 13.

28. Там же.

29. См.: ВОДОЛАЗОВ Г. Г. От Чернышевского к Плеханову. М. 1969, с. 126; ПАНТИН И. К. Социали-

стр. 18

стическая мысль в России: переход от утопии к науке. М. 1973, с. 121; ИОВЧУК М. Т. Революционный демократизм и научное мировоззрение Н. Г. Чернышевского, его наследие и советская наука. В кн.: Н. Г. Чернышевский и современность. М. 1980, с. 49; БУРЛАК С. Н. Отражение идей марксизма в русской прогрессивной общественной мысли 1840 - 1860-х годов. М. 1980, с. 78, 144, 145; ЩИПАНОВ И. Я. Философия и социология русского народничества. М. 1983, с. 5; ФЕДОРКИН Н. С. Утопический социализм идеологов революционного народничества. М. 1984, с. 195; и др.

30. КОЗЬМИН Б. П. П. Н. Ткачев. Революционное движение 1860-х годов. М. 1922, с. 23, 25 - 28.

31. Материалы для истории революционного движения в России в 60-х гг. Париж. 1905, с. 89 - 92.

32. Народническая экономическая литература. М. 1958, с. 83 - 98.

33. ПАНТЕЛЕЕВ Л. Ф. Воспоминания. М. 1958, с. 295.

34. ПАНТИН И. К., ПЛИМАК Е. Г., ХОРОС В. Г. Революционная традиция в России. 1783 - 1883. М. 1986, с. 256.

35. ТВАРДОВСКАЯ В. А. Социалистическая мысль в России на рубеже 1870 - 1880 гг. М. 1969, с. 39.

36. Цит. по: там же, с. 45.

37. Былое, 1918, N 1, с. 149.

38. Там же, 1906, N1, с. 299.

39. ФИШЕР В. Н. Запечатленный труд. Т. 1. М. 1933, с. 121.

40. См.: МАРКС К. и ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 19, с. 158; т. 21, с. 197; т. 35, с. 147 - 148.

41. АНДРЕЕВ А. Л., ВОЛК С. С., НАУМОВ В. П. Надо внести ясность. - Вопросы истории КПСС, 1988, N 2.

42. Литература партии "Народная воля". М. 1930, с. 127.

43. ТРОИЦКИЙ Н. А. Безумству храбрых. М. 1978, с. 113, 123, 154, 197, 195.

44. МАРКС К. и ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 19, с. 158.

45. АНДРЕЕВ А. Л., ВОЛК С. С., НАУМОВ В. П. Ук. соч., с. 134, 135.

46. Известия ЦК КПСС, 1990, N 4, с. 193.

47. ФАТЕЕВ П. С. Первые российские марксисты. М. 1983, с. 44, 45; КОСТИН А. Ф. От утопии к науке. М. 1984, с. 53, 54, 56.

48. Революционное народничество 70-х гг. Т. 2. М. -Л. 1965, с. 190.

49. Народническая экономическая литература, с. 633.

50. Там же, с. 640.

51. ЛАВРОВ П. Л. Парижская коммуна 18 марта 1871 г. М. -Л. 1925, с. 223 - 224.

52. МАРТЫШИН О. В. Ленинская концепция революционной демократии и развивающиеся страны. В кн.: Революционная демократия и коммунисты Востока. М. 1984, с. 29.

53. ДЕЙЦЕВ С. Е. Идейное наследие П. Ткачева и современная идеологическая борьба. В кн.: История политической мысли и современность. М. 1988, с. 163.

54. Западные авторы действительно глубоко ошибались, заявляя, что в нашей стране реализовывались идеалы народнического социализма.

55. ФИЛИППОВ Р. В. Национальные корни Российской социал-демократии. - Вопросы истории КПСС, 1989, N 12, с. 30, 32.

56. МАРКС К. и ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 4, с. 446 - 447.

57. ГЕРЦЕН А. И. Собр. соч. В 30-ти тт. Т. 25. М. 1961, с. 257.

58. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Н. Г. Полн. собр. соч. Т. 5. М. 1950, с. 653.

59. См. Материалы для биографии М. А. Бакунина. Т. 3. М. -Л. 1928.

60. ГЕРЦЕН А. И. Ук. соч. Т. 5, с. 88, 89.

61. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Н. Г. Ук. соч., с. 399, 523, 652.

62. БАКУНИН М. А. Полн. собр. соч. Т. 2. Б. м. Б. г., с. 217.

63. ГЕРЦЕН А. И. Ук. соч. Т. 14, с. 181; ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Н. Г. Ук. соч. Т. 7, с. 19, 20,23; т. 5, с. 615; т. 9, с. 643.

64. Материалы для биографии М. А. Бакунина, с. 61, 310.

Постоянный адрес данной публикации: