В статье рассматривается позиция известного русского историка-эмигранта А. В. Флоровского в отношении трех последних императоров династии Романовых, личные качества которых и их историческая роль раскрываются ученым в контексте внутренней и внешней политики России второй половины XIX - начала XX в.

The article considers the opinion of the renowned Russian emigrant historian Antony Florovsky about the last three Russian Emperors from the House of Romanov, whose personal qualities and historical role are debated against the background of Russia's home and foreign policy of the second half of the nineteenth early twentieth centuries.

Ключевые слова: династия Романовых, Александр II, Александр III, Николай II, самодержавие, история России, А. В. Флоровский.

Известный русский историк А. В. Флоровский (1884 - 1968), живший в эмиграции в Праге, читал различные курсы по истории России в Русском свободном университете и других эмигрантских учебных заведениях, а также вел большую научно-исследовательскую работу в области отечественной истории и истории русско-чешских отношений на протяжении многих веков. За долгие годы своего научного творчества и преподавательской деятельности он нередко обращался к эпохам царствования того или иного российского монарха. Еще в период работы в Новороссийском университете ученый тщательно разрабатывал тематику, связанную со временем правления Екатерины II (этому были посвящены некоторые статьи, курс лекций и магистерская диссертация "Состав Законодательной комиссии 1767 - 1774 гг.", опубликованная в 1915 г.), личность императрицы нашла отражение в специальном очерке [1]¹. В чешских и других заграничных архивах он обнаружил немало материалов, относящихся к эпохе Петра I, что нашло отражение в ряде статей и монографии [2]. Немалое внимание русским императорам XVIII - начала XX в. ученый уделил в лекциях по истории России, которые он стал читать для студентов философского факультета Карлова университета после смерти профессора А. А. Кизеветтера (1866 - 1933). В личном архиве Флоровского сохранились конспекты лекций, посвященных преемникам Петра I [3], Александру I и Николаю I [4], Александру II [5], Александру III [6]. Все эти материалы относятся к 1933 - 1937 гг. В фонде историка хранится также очерк "Император Николай II" [7], который, возможно, тоже "вырос" из лекции или, наоборот, должен был послужить материалом для лекции; во всяком случае, рукопись предваряется

Аксенова Елена Петровна - канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

¹ В личном фонде историка хранится также очерк "О Екатерине II" (АРАН. Ф. 1609. Оп. 1. Д. 108. Б.д. 28 л. Автограф), а также конспект курса лекций в Карловом университете "Об истории России в период царствования Екатерины II" (АРАН. Ф. 1609. Оп. 1. Д. 130. [1939 - 1940]. 151 л. Автограф).

кратким планом (или конспектом) дальнейшего текста, в конце которого автор приводит источники и литературу, среди которых есть сочинение, вышедшее в 1934 г., следовательно, работа написана не раньше этого года.

О своих политических воззрениях Флоровский не распространялся, но, судя по его работам и письмам, ярым монархистом он не был, как не одобрял и революционного радикализма (хотя принимал во внимание объективные обстоятельства, вызвавшие его). Скорее, историк придерживался либеральных взглядов. В начальный период жизни за границей он, как и многие эмигранты, надеялся на крушение в ближайшее время большевистского режима в России и возвращение прежнего порядка. По всей вероятности, конституционная монархия казалась ученому вполне приемлемой формой государственного устройства для России. Во всяком случае, в лекциях по истории России он не высказывался о преимуществах республиканского строя.

Что касается истории России, которую Флоровский хронологически делил на царствования, то подобная форма периодизации была широко распространена в дореволюционной русской историографии. Вместе с тем наиболее яркие и значимые моменты истории лучше усваиваются студентами, если связаны с выдающимися личностями. А все русские ученые-эмигранты старались дать молодому поколению не только хорошее, по возможности всестороннее образование, но и воспитать патриотическое отношение к своей исторической родине. Все это в полной мере относится и к лекциям Флоровского, который, однако, не приукрашивал действительность, а обращал внимание как на личные качества монархов, так и на различные внешние и внутренние факторы, влиявшие на их политику.

Поскольку Флоровский считал особенно значимым в истории России период второй половины XIX - начала XX в., мы ограничимся рассмотрением его взглядов именно на этот период, точнее - на государственную деятельность представителей династии Романовых и на их личные качества, которые влияли на эту деятельность. В качестве основного источника использованы конспекты лекций (и отдельные лекции) о годах правления Александра II и Александра III, а также очерк "Император Николай II" из личного фонда Флоровского в Архиве Российской академии наук.

Рассматривая эпохи Александра II, Александра III и Николая II, Флоровский прослеживает изменения общественно-политической жизни в стране на протяжении второй половины XIX в. и до революции 1917 г. Этот период, по мнению автора, является важной ступенью "в развитии русской государственности и общественной и культурной жизни русского народа" [7. Л. 3]. Россия, "пройдя в 60 - 70-х годах этап широкого творческого обновления "эпохи великих реформ", остановилась в своем преобразовании старых политических форм", а затем вновь стала на путь преобразований под давлением общественных сил. Годы царствования Николая II "были таким переходным временем [...] от старого самодержавия к новой своеобразной конституционной монархии" [7. Л. 4 - 5]. Вместе с тем Флоровский подчеркивал, что было бы ошибкой считать Николая II "творческой силой, произведшей этот переход, этот поворот России" - наоборот, он вступил на этот путь "весьма неохотно и только под влиянием внешних воздействий и грозных движений в народных низах" [7. Л. 5]. Говоря об эпохе Николая II, историк поясняет, что в центре его внимания "не царь, но страна, государство". Это же замечание можно отнести и ко времени правления предыдущих монархов.

Отношение автора к периоду пребывания на троне Александра II (1855 - 1881), особенно к первым 14 годам, было весьма положительным. Его эпоха - это не просто годы царствования, пояснял Флоровский, а важный этап с точки зрения внутренних процессов в России [5. Л. 6 - 7]. В это время, с одной стороны, проводилась в жизнь "программа государственных преобразований" [5. Л. 11], "активного обновления русского общественного уклада, принципов и форм русского

управления" [7. Л. 7], а с другой - наблюдался интенсивный рост "общественной самодеятельности, общественного самосознания и политической мысли". Эти процессы, как отмечал историк, развивались во взаимодействии [5. Л. 8]. Акцентируя внимание в основном на внутренних факторах, в данном случае ученый выделил внешний фактор, игравший "крупную объективную роль" и влиявший на события внутри России. Это, прежде всего, первый внешнеполитический акт Александра II - "ликвидация Крымской войны", определившей "последующий ход русской жизни". Тяжелые испытания, выпавшие на долю России в войне, выявили "военную неподготовленность страны" и обнажили "все несовершенства и политической, и социальной жизни России" в правление Николая I, приверженца "охранительных начал и твердой центральной власти" [5. Л. 9 - 10, 16 - 17, 18].

Однако, считал ученый, "проблемы русской внешней политики отступают все же на второй план" перед проблемами внутренней жизни в начале царствования Александра II [5. Л. 9]. Необходимы были решительные перемены, и "обновление жизни" стало лозунгом времени [5. Л. 19]. Крушение николаевского режима подсказало, в каком направлении должна действовать власть - прежде всего, в направлении "коренных преобразований социальных отношений на основах общественной самодеятельности, правовой культуры и свободного духовного развития" [5. Л. 20 - 21]. Перечисляя преобразования, затронувшие почти все стороны жизни, Флоровский в первую очередь отмечал упразднение крепостного права, "которое задерживало процесс хозяйственного развития страны и препятствовало установлению известного социального и общественно-морального равновесия в России", а также судебную, земскую, городскую, военную и другие "великие реформы", которые вносили в русскую жизнь "элемент гласности, общественной солидарности и свободной кооперации" [7. Л. 8 - 9]. При этом ученый не преувеличивал значения того, что было реально сделано, он отмечал, что и современники, и следующие поколения видели изъяны "мероприятий правительства, их недоконченность и недостаточную радикальность, в частности, в области социально-экономической". Незавершенность реформ проявлялась и в том, что не были созданы органы народного представительства и орган общерусского самоуправления вроде Земского Собора или европейских парламентов [7. Л. 10].

Самую возможность "великих реформ" Александра II, которые "были реформами сверху" [5. Л. 31], Флоровский связывал не только с объективными факторами, но и с личностью самого императора, отмечая, между тем, что "по личным своим симпатиям и наклонностям он не был и положительным выразителем каких-нибудь новых идей в области государственного управления". Тем не менее Флоровский считал реформы во многом заслугой именно царя (более, чем его правительства), который "сумел усвоить смысл требований времени" и направить работу "бюрократической машины в нужное русло" [5. Л. 22 - 24]. Историк полагал "бесспорным тот факт, что в своей преобразовательной деятельности Александр II [...] шел навстречу лучшим стремлениям русского культурного общества и действовал в самых лучших и благородных намерениях". Особенно заметно его личное влияние, по мнению ученого, на проведение главной реформы - освобождения крестьян, за что он и получил наименование "Царь-Освободитель"². Однако Александр II вынужден был считаться с влиянием и реальной силой "значительной консервативной оппозиции", в связи с чем и не мог "стать на путь столь радикального преобразования России" [5. Л. 24, 51; 7. Л. 10 - 12].

Содержание внутренней истории любой страны, считает Флоровский, составляют деятельность и взаимодействие власти и общества. Но в России "широкое

² Поскольку Флоровский читал свои лекции в Карловом университете в Праге, понятна его ремарка, что акт 19 февраля 1861 г. примирил "с русским политическим режимом такого его недруга в прошлом, каким был великий Палацкий" [5. Л. 51].

раскрытие этого тезиса" произошло именно в эпоху Александра II - во времена его отца, Николая I, власть не шла по пути преобразований, общественная мысль не могла свободно развиваться. Именно эпоха Александра II, подчеркивал историк, "открыла для общественной мысли новые пути, дала для нее новые формы деятельности" [5. Л. 12 - 13], при этом царе "творились новые формы взаимоотношений" между властью и обществом. Поэтому время правления Александра II ученый называет "лучшими годами жизни России" [5. Л. 14].

Послереформенное развитие страны Флоровскому представлялось следующим образом. Консервативность части правящей элиты (не единой по своим политическим устремлениям) вызвала усиление радикализма, которое препятствовало дальнейшему развитию реформ. Ученый полагает, что "крупная личность" на престоле могла бы объединить те круги, на которые ей приходилось опираться, но Александру II не хватало на это воли, он поддавался влияниям различных сил, "не находя прочной почвы под ногами для ведения единой и определенной линии в своем управлении страной". Рост числа террористических актов, прежде всего против государя, высшие слои общества связывали с последствием реформ, в которых усматривали "нарушения частных и сословных прав и интересов". В близких к престолу кругах происходило "назревание и накопление охранительных сил" [5. Л. 39 - 40, 43; 7. Л. 12 - 14]. Сам дух реформ воспринимался ими "как дух западноевропейского демократизма, как дух вредный и опасный для русской жизни и для русской государственности" [7. Л. 17]. Демократическим кругам в реформах Александра II не хватало радикализма, решительности, "отрыва от старого, обанкротившегося политического и социального порядка". Началу реакции предшествовали "противоправительственные воззвания 1862 г., польское восстание 1863 г. и выстрел Каракозова 4 апреля 1866 г.". Но даже переход к реакции после 1866 г., по мнению историка, представлял собой "крутые действия на том же пути социального и политического обновления России" [5. Л. 14, 37, 43].

Между этими крайними общественными направлениями находились либеральные круги, которые, как отмечал Флоровский, стремились "к утверждению в России правового строя", обеспеченного конституционными гарантиями [5. Л. 44]. К концу 1870-х годов особенно заметно нарастание "либерального, конституционного движения" [6. Л. 14].

Касаясь внешнеполитической деятельности Александра II, Флоровский напоминал, что с именем Царя-Освободителя он вошел не только в русскую жизнь, но и в историю болгарского народа, "обязанного своей независимостью в значительной степени именно России, русскому оружию, русскому императору" [5. Л. 52]. Последние дипломатические акции царя были связаны с Русско-турецкой войной 1877 - 1878 гг., Берлинским миром, заключением союза трех монархов (Германии, Австрии и России) [5. Л. 9 - 10]. Помощь балканским славянам была развернута под знаменем славянской солидарности, но именно при Александре II, справедливо замечал Флоровский, на этом знамени "появились новые кровавые пятна" во время польского восстания 1863 г. [5. Л. 53].

Подводя итог всему, что было сделано в эпоху Александра II "в области социальной и политической жизни", Флоровский обращал внимание на то, что присутствовали "рядом с элементами положительного творчества и элементы волнения, брожения и недовольства" и что "в этой эпохе заложены в значительной степени и корни и объяснения того, к чему пришла Россия в пору войны и революций 1917 года", когда было разрушено "многое из того положительного и ценного", что было внесено в русскую жизнь при Александре II [5. Л. 54, 57].

После гибели Александра II на трон взошел его сын, Александр III (1845 - 1894), правивший с 1881 до 1894 г. Для многих современников Флоровского эпоха этого царя была еще "живым воспоминанием", однако, как справедливо считал ученый, историк должен опираться не на субъективное восприятие, а на объективные фак-

ты, при этом учитывая, конечно, их значение не только для своего времени, "но и в целом процессе русской жизни за все последующее время" [6. Л. 7]. Эту эпоху он называл переходной "от эпохи преобразования России на новых началах при Александре II к новой эпохе преобразований при Николае II" [6. Л. 8]. Историк довольно подробно останавливается на внутренней и внешней политике России в эти годы и на общественной жизни в различных ее проявлениях, но нас в его лекциях, посвященных этому периоду, более всего интересует отношение ученого к личности самого императора.

Вступлению на престол Александра III предшествовали трагические события, связанные с гибелью его отца, и именно это обстоятельство, утверждает Флоровский, "имело, несомненно, определяющее влияние" на программу его дальнейших действий [6. Л. 10 - 11]. "Что же представляет собою этот новый государь?" - задается автор вопросом, на который сам и пытается ответить. Александр III - второй сын Александра II - изначально не являлся наследником и стал им лишь в 20 лет, после смерти старшего брата Николая в 1865 г., поэтому "его воспит[ание] и образование [...] не было предметом нарочитого внимания"; к тому же "он леноват и упрям". К характерным чертам будущего царя историк относит замкнутость, нелюбовь к шумихе, придворному быту, ему свойственно было чувство хозяина, семьянина. На формирование его личности оказали влияние Я. Грот, С.М. Соловьев, с одной стороны, и К. П. Победоносцев - с другой. Отношение к политике отца - "в общем скептическое и недовольное", в семейных делах стоит "на стороне матери, не отца". Флоровский отмечает также "религиозно-церковную настроенность" цесаревича, близость интересов к славянофилам, связь с И. С. Аксаковым и др. [6. Л. 20 - 22].

После 1 марта 1881 г. перед Александром III встает вопрос - идти старым или новым курсом. Свое отрицательное отношение к либерализму, напоминает Флоровский, он высказывал и раньше (например в 1880 г., утверждая, что конституционные стремления - "исключительно столичные бредни") [6. Л. 23 - 24], хотя ни либеральное движение тех лет, ни проект конституции не затрагивали по сути "идею самодержавия" [6. Л. 56]. Однако Александр III сделал свой выбор - он, по словам историка, "стал на путь охранительной внутренней политики, на путь, который можно считать реакционным (курсив мой. - Е. А.) по отношению к духу и смыслу реформ шестидесятых годов". В таких условиях, утверждал Флоровский, уже невозможен был никакой союз между правительством и либеральной общественностью, между либералами и радикалами. И это, по мнению автора, во многом зависело от личности царя, на действия которого имели сильное влияние "не столько консервативные, сколько уже прямо реакционные круги" во главе с обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым [7. Л. 14 - 15]. Осуждение последним принципов и основ "великих реформ" и подготовка им "Манифеста о незыблемости самодержавия" (утвержденного императором 29 апреля 1881 г.) повлекли за собой "отказ Александра III от осуществления уже подписанного его отцом плана своего рода урезанной конституции, составленной гр. Лорис-Меликовым³", усиление охранительного режима, "уничтожение ячеек радикально-революционных", урезание введенных реформами различных норм "в области самоуправления, суда, университетской жизни и т.п.", а вместе с тем - восстановление некоторых прерогатив дворянства⁴, ограниченных реформами 1860 - 1870-х годов,

³ Граф М. Т. Лорис-Меликов (1825 - 1888) в последние годы царствования Александра III был министром внутренних дел, проводил умеренно-либеральную политику, являлся автором проекта первой российской конституции.

⁴ Есть версия, которую приводит Флоровский, что в начале своей деятельности в качестве министра внутренних дел Д. А. Толстой прямо заявил царю: "Ваши предки создали Россию - но нашими руками" (то есть руками дворян). Александр III, как пишет историк, "по-видимому рано стал усваивать эту точку зрения - что дворянство есть первенствующее сословие страны, представляющее ее в ее социальном целом и руководящее ее жизнью" [6. Л. 124].

и рост национализма [7. Л. 16 - 17]. Сменивший Лорис-Меликова Н. П. Игнатьев (1832 - 1908) отстаивал идею созыва Земского Собора, но под давлением Победоносцева Александр III отверг ее, уволил Игнатьева, назначив вместо него министром внутренних дел Д. А. Толстого (1823 - 1889), т.е., по словам Флоровского, "найден был стойкий представитель твердой власти без всяких либеральных или романтически славянофильских увлечений" [6. Л. 69, 72 - 73]. Таким образом, при Александре III установился "курс реакции против всесословности", отчетливо проявилось "стремление укрепить позиции социальных верхов и блюсти дистанции между верхами и низами"⁵ [6. Л. 144]. Он осуществляет "русификацию" и "православизацию" состава государственного аппарата [6. Л. 176].

В то же время Флоровский обращает внимание на интерес Александра III к русской истории и культуре, географии и этнографии. В течение многих лет (1865- 1894) он возглавлял Русское историческое общество [6. Л. 177]. Вместе с тем при нем происходит усиление цензуры, закрываются либеральные издания, принимается университетский устав 1884 г., ограничивший автономию университетов, и многое другое [6. Л. 200 - 202]. Ставится акцент на религиозное образование с целью противодействия "вольнодумству, пропаганде материализма и нигилизма" [6. Л. 196].

Флоровский отмечал, что в России сложилась традиция - к имени царя добавлять прилагательное, определяющее суть его царствования. Националистическая линия его политики позволяет негласно называть его "царь-националист" [6. Л. 177]. При Александре III резко усиливается "процесс унификации и обрусения" в национальных областях империи (Польша, Финляндия, Прибалтийский край и др.), ограничиваются права евреев, ведется борьба с униатством и т.п. [6. Л. 180 - 181]. В целом национальная политика направлена на "утверждение единой русской национальной культуры", тесно связанной с православием [6. Л. 193]. По некоторым данным, сам Александр III желал бы именоваться в будущем "императором крестьян", но этого не случилось. Решение крестьянского вопроса не было доведено до конца реформой 1861 г., и 20 лет спустя положение крестьян лишь усугублялось. Александр III, как писал ученый, "вошел в историю с обозначением, обусловленным не его внутренней политикой, но политикой внешней" - в России и в Европе его называли "Царем-Миротворцем" [6. Л. 94].

"Внешняя политика России в царств[ование] Александра III - это, - подчеркивает Флоровский, - более всего личная область деятельности царя". При нем несколько расширились владения в Средней Азии. Ему в наследство достался союз с Германией и Австрией [6. Л. 207]. Но судьба этого союза во многом зависела от политики России на Балканах, в частности в Болгарии, где она после окончания освободительной войны 1877 - 1878 гг. все больше теряла свои позиции и авторитет, пока не признала (в 1888 г.), что "русская игра в Болгарии проиграна", после чего "болг[арский] вопрос отошел на задний план - Александр III им более не занимался" [6. Л. 208, 230]. Продолжая поддерживать и продлевать союз России с Австрией и Германией ради сохранения мира, Александр III не мог не замечать роста противонемецких настроений в стране и призывов "очиститься от нем[ецкой] связи - ради славянства и своей народности" [6. Л. 234, 236 - 237, 240]. К тому же в начале 1880-х годов создается Тройственный союз Германии, Австрии и Италии. Тогда Александр III идет на сближение с Францией, хотя и не симпатизирует ей. Царя смущала возможность заключения союза не с монархией, а с республикой, демократическим государством "явно враждебного русскому политическому строю духа", чуждым самому Александру III. Тем не менее к концу

⁵ В качестве одного из примеров Флоровский приводит так называемый циркуляр "о кухаркиных детях" (1887), в соответствии с которым дети из низших сословий не допускались в гимназии и прогимназии [6. Л. 198].

его правления, в 1893 г. соглашение с Францией было оформлено (положив тем самым начало будущей Антанте), и Александр III, по словам историка, "оставил это новое политич[еское] положение России сыну" [6. Л. 241, 245 - 246, 248 - 249].

Время правления Александра III, отмечает Флоровский, было периодом "роста и углубления либерального и радикального общественного мнения. Последнее, загнанное режимом восьмидесятых и девяностых годов в подполье или вытесненное за границу, продолжало внутренне эволюционировать". К концу царствования Александра III обрела "более или менее законченную форму идеология русской социал-демократии", а старое народничество вырабатывало политическую программу будущей партии социалистов-революционеров. Либеральное движение также постепенно начало принимать "организованные формы политической партии" [7. Л. 21 - 22].

К моменту восшествия на трон Николая II, утверждает Флоровский, внутриполитическая обстановка в России была более сложной, чем к началу правления Александра III, пришедшегося на время "революционного террора". К концу XIX в. накопившиеся "внутренние затруднения" в стране, по мнению историка, могли быть ликвидированы только "в порядке положительного обновления государственного аппарата и созидательного преобразования социально-экономической его конструкции" (т.е. необходимые преобразования, по его мнению, вполне могли осуществиться либеральным способом). Россия в конце концов встала на этот путь, но, подчеркивает автор, не по воле верховной власти, а в результате "решительного давления" со стороны народных масс и оппозиционных общественных сил [7. Л. 22 - 23].

Флоровский обращает внимание на то, что в первые годы правления Николай II в своей внутренней политике "стоял целиком на путях, проложенных его отцом, то есть на путях консервативных и противоположных тому движению общественных сил и интересов", которое вновь стало нарастать к концу века. Новый император вскоре после своего воцарения, отмечает ученый, назвал идеи о конституции для России "бессмысленными мечтаниями" и "призывал общество забыть о них как о напрасных и неосуществимых" [7. Л. 20]. Однако общество не забыло об этих идеях. Русско-японская война 1904 - 1905 гг. вызвала революционный подъем в стране, ответом на который стало учреждение Государственной Думы и Манифест 17 октября (1905 г.). Россия становилась конституционной монархией, но, как подчеркивает Флоровский, этот шаг был вынужденным для правящей династии, он был "уступкой власти", которой оказалось не под силу вступить в коалицию хотя бы с либеральными кругами. Если не впрямую, то косвенно историк обвиняет власти и прежде всего царя в изолированности "от активной общественности", духовной беспомощности, отсутствии государственного мышления, вследствие чего "победителями из революционной бури вышли более радикальные политические элементы" [7. Л. 24 - 25]. Необходимость "радикальных социально-экономических реформ", напоминает ученый, понимал, например, П. А. Столыпин (1862 - 1911), пытаясь воплотить их "в реальную программу", но встречал сопротивление реакционных кругов, склонных проводить лишь "тактику полицейских воздействий" [7. Л. 26 - 27].

Новые испытания, потрясшие страну "в обстановке великой войны" (Первой мировой войны), писал Флоровский, стимулировали процесс "нарастания внутреннего напряжения", которое, прорвавшись, явило свою "разрушительную силу", развалившую "здание русской государственности" и приведшую к власти новых людей с новыми идеями и приемами управления "под флагом не национальной России, но интернационального коммунизма" [7. Л. 27 - 28].

В этой сложной обстановке Николай II потерял не только власть, но и жизнь. Флоровский подчеркивал, что трагический конец императора и его семьи был еще более трагичным от того, что против него "были едва ли не все активные

участники политической жизни страны". А когда началась гражданская война, когда "государственно и национально мыслящие круги" пытались устранить из России "коммунистическую власть", борьба эта не была связана "с именем Николая II, хотя бы как символа России или русской государственности и ее единства", т.е. никто не воспринимал отрекшегося царя как фигуру, способную возглавить государство (при этом историк высказывал уверенность в том, что "Россия, конечно, всегда и везде первее и важнее ее государя") [7. Л. 28 - 29]. Анализируя личность последнего императора, автор как бы подводил итог, замечая, что "в лице Николая II^го была изжита и исчерпана самая идея русского самодержавия (курсив мой. - Е. А.) как организующей и творческой силы, как формы политического творчества, а не пассивного лишь представительства и неподвижного пребывания". В характере царя было много черт, "противоречащих этой идее творческого самодержавия" [7. Л. 29]. Сам Николай II, в личном общении "весьма располагавший к себе, благорасположенный к своему собеседнику [...] в деловых отношениях поражал более своим упорством, нежели живой подвижностью мысли и воли". Он был весьма подвержен влиянию некоторых лиц и не особенно доверял тем, кто проявлял "творческий размах мысли". Ограниченность монарха сказывалась и в том, что он, по мнению Флоровского, "царствовал без широкого политического плана и ему оставались недоступными широкие перспективы политического действия". Бездейственность объяснялась тем, что в характере царя "было много созерцательно-пассивного начала, которое лишь с трудом и как-то неохотно уступало место началам движения и воли". В последнее десятилетие правления безволие Николая II все прочнее сочеталось "с властным и настойчивым характером императрицы Александры Федоровны, все более и более охватываемой мистическими идеями и в них черпавшей новые и новые импульсы для влияния на своего мужа" (историк не называет Распутина, но ясно, что речь идет прежде всего о нем) [7. Л. 30 - 31].

Такой государь, делает вывод Флоровский, "не мог импонировать стране", которая переросла "старые рамки строя и уклада" и требовала обновления [7. Л. 31 - 32]. Николай II не был носителем этого "духа обновления", творчества и ответственности, но при этом полагал, что все его действия имеют "благое значение" для государства. Сравнивая Николая II с его предками - представителями династии Романовых, правивших за 100 и 200 лет до него, историк заключал, что в последнем русском царе не было ничего ни от Петра Великого, ни от Николая I. Лишь формально оставаясь "символом России" (как внутри страны, так и за ее пределами), "Николай II символизировал, однако, не русский мир во всей его целости и сложности, но лишь со стороны его внешней политической формы". Отстаивая "неизменность и традиционность" этой формы, он тем самым невольно способствовал подготовке того взрыва, который разбил старые устои и дал "накопившимся и выросшим народным силам [...] широкий простор для так нужного творчества и самоустроения" [7. Л. 32 - 33].

В конце очерка, приводя немалое количество источников и литературы, которые содержат материалы о последнем российском императоре, Флоровский замечает, что "серьезной объективно-научной обстоятельной биографии Николая II" еще не написано. Свою попытку соединить личность царя с историей государства в то время он, по всей видимости, не считал окончательной, тем более что его работа была основана не на личных архивных разработках, а на опубликованных материалах.

А. В. Флоровский привнес в науку свое видение проблемы верховной власти. Уделяя внимание вкладу каждого императора в развитие исторических событий его эпохи, историк в то же время не переоценивал (но и не преуменьшал) роль личности, отстаивая приоритет страны и отводя монарху роль символа. Ученый не допускал огульного порицания или безмерного восхваления тех или иных

действий или политических решений монархов. Он стремился как можно объективнее и всестороннее осветить деятельность каждого верховного правителя на основании фактов и документов соответствующей эпохи и охарактеризовать личные качества, черты характера, влиявшие на проведение той или иной политической линии и приведшие в конце концов к краху монархии. Значительную долю ответственности за развал империи он отводит Николаю П. Из текстов Флоровского, посвященных трем последним императорам - представителям династии Романовых, становится очевидной мысль историка, что при более внимательном и гибком отношении царствующих особ к социально-экономическим, политическим, национальным и общественным процессам в стране (а также и к внешнеполитическим проблемам) и при проявлении большей творческой активности в преобразовательной государственной деятельности Россия могла бы продолжать мирно существовать и развиваться как европейское государство с конституционной формой правления, без разрушительных катаклизмов. Но в таком виде, как оно было в России, самодержавие изжило себя и было сметено революционным взрывом.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Флоровский А. В. К характеристике императрицы Екатерины II - законодательницы // Сборник Русского института в Праге. Прага, 1929.

2. Флоровский А. В. Петр Великий и чешская культура // Zeitschrift fur Slawische Philologie. 1930. Bd. VII/4; Флоровский А. В. Русско-австрийские отношения в эпоху Петра Великого. Прага, 1955; Флоровский А. В. Из материалов по истории России эпохи Петра I в чешских архивах // Археографический ежегодник за 1967 г. М., 1969.

3. АРАН. Ф. 1609. Оп. 1. Д. 123. 1935 - 1936 гг. 359 л. Автограф. Флоровский А. В. История России. Преемники Петра I. Конспект курса лекций в Карловом университете.

4. АРАН. Ф. 1609. Оп. 1. Д. 124. 1936 - 1937 гг. 327 л. Автограф. Флоровский А. В. История России в XIX веке. (Александр I, Николай I). Конспект курса лекций в Карловом университете; Флоровский А. В. Александр I // Tvurcove dejin. Praha, 1936. Т. 4.

5. АРАН. Ф. 1609. Оп. 1. Д. 122. [1933 г.] 212 л. Автограф. Флоровский А. В. Александр II. Лекции по истории России в Карловом университете.

6. АРАН. Ф. 1609. Оп. 1. Д. 125. 1936 - 1937 гг. 255 л. Автограф. Флоровский А. В. История России в XIX веке. (Александр III). Конспект курса лекций в Карловом университете.

7. АРАН. Ф. 1609. Оп. 1. Д. 52. [Не ранее 1934 г.] 36 л. Автограф. Флоровский А. В. Император Николай II. Очерк.

Постоянный адрес данной публикации: