Кризис крепостного строя в середине XIX в. подрывал феодальную основу помещичьих хозяйств. Капитализм, стихийно вторгавшийся в аграрный строй России, нарушал привычные формы хозяйствования, вносил разлад в экономические и социальные отношения русской деревни, приводил к падению доходности помещичьих имений и, в связи с этим, заставлял господствующий класс искать выхода из создавшегося положения.

Правительственные меры, направленные на преодоление кризисных явлений, предпринимавшиеся на протяжении всей первой половины XIX в., не достигали цели. Дворянство не шло на их применение. Многие помещики прибегали к индивидуальным мерам интенсификации своего хозяйства, первой из них было усиление эксплуатации крестьянства. Но успешная в период расцвета феодальных отношений эта мера оказала обратное действие в условиях кризиса крепостной системы. Дальнейшими шагами были перевод крестьян на оброк, усовершенствование севооборота, введение доходных технических культур, специализация хозяйства на производстве хлеба для рынка, развитие товарного животноводства, перестройка хозяйства в соответствии с рекомендациями западной сельскохозяйственной науки, механизация и множество других нововведений, которые, хотя и не давали желаемых результатов, однако, заметно меняли характер хозяйства, придавая ему капиталистические черты и одновременно убеждая владельцев в тщетности всех этих мер и необходимости отмены крепостного права.

Порождением этой кризисной переходной эпохи было славянофильское направление русской общественной мысли, объединявшее в своей среде лиц, принадлежавших к поместному дворянству, литераторов, ученых, связанных единомыслием относительно дальнейших судеб России. Выросшие в патриархальных усадьбах, они с детства знали крепостную деревню и проблемы, тревожившие их родителей. Став владельцами крепостных душ и земель, лично занявшись управлением своими хозяйствами, они на собственном опыте убеждались в том, что вопрос об отмене крепостного права окончательно созрел. Типичным представителем этого слоя дворянства был выходец из старинного дворянского рода Александр Иванович Кошелев - либеральный деятель эпохи падения крепостного права, энтузи-

Дудзинская Евгения Александровна- доктор исторических наук; Коновалов Василий Иванович - кандидат исторических наук.

стр. 62

аст земского движения, талантливый публицист и редактор либеральных изданий, активный сторонник освобождения славянских народов.

Биограф Кошелева Н. П. Колюпанов писал, что жизнь Кошелева "представляет общественный интерес", так как он "принимал горячее участие во всех вопросах и задачах, волновавших общество, принося на служение ему и личный труд и материальные средства... биография замечательного человека есть история своего времени" (1).

Кошелев родился 9-го мая 1806г. в Москве на 1-й Мещанской улице. Он был крупным помещиком Рязанской губернии. Ему принадлежало около 40 тыч. десятин земли и 5,5 тыс. душ крепостных. Отец - Иван Родионович в молодости учился в Оксфордском университете и слыл в Москве "либеральным лордом". Мать - Дарья Николаевна, в девичестве Дежарден, дочь французского эмигранта, "родившаяся в России и крещенная по православному обряду". По отзыву самого Александра Ивановича, его родители "были люди высокого ума и большой начитанности". Оставшись вдовой, Дарья Николаевна сосредоточилась на образовании сына и в 14 лет пригласила к нему в качестве учителей и наставников известных университетских профессоров, из которых наибольшее влияние на него оказали А. Ф. Мерзляков - в области русской и классической словесности и X. А. Шлецер (сын известного историка А. Шлецера) - в области политических наук, к которым Кошелев пристрастился на всю жизнь.

Он старательно изучал европейские языки, а также латынь и греческий, причем последний в такой степени, что в 15 лет переводил Фукидида и платонову "Республику", читал наизусть "Илиаду" Гомера, свободно объяснялся по новогречески. В годы завершения национально- освободительной борьбы греков этот интерес был вполне объясним. На уроках Мерзлякова он подружился со своим сверстником, будущим славянофилом И. В. Киреевским, с которым жил по соседству. По свидетельству Кошелева, его "особенно интересовали знания политические, а Киреевского - изящная словесность и эстетика, но оба мы чувствовали потребность в философии". С юными друзьями из высшего дворянского круга Кошелев изучал труды И. Канта, И. Фихте, Ф. Шеллинга, Г. В. Ф. Гегеля. Был в курсе современных ему гуманитарных, естественных и политических наук. В 1824г. 18-ти лет от роду он, вместе с И.Киреевским, сдал экстерном экзамены за полный курс Московского университета, и оба они поступили на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел. Здесь образовался кружок талантливой московской молодежи, который был увековечен А. С. Пушкиным в "Евгении Онегине" под именем "архивных юношей".

Решающим моментом в соприкосновении политических знаний, накопленных Кошелевым из книг в ранний период жизни, с реальной политической жизнью России явилось для него восстание декабристов. Ему было 18 лет, когда, случайно попав на их сходку как родственник декабристов - москвичей М. М. Нарышкина и В. С. Норова, он узнал о существовании организации, которая ставит задачу произвести в России "перемену в образе правления". Этой новостью он немедленно поделился с Киреевским, с которым они жили в то время "как бы одной жизнью". Узнав о восстании на Сенатской площади, Кошелев решил, что и для России уже наступил великий 1789 год, и принялся готовить себя к соответствующим действиям, ежедневно упражняясь в верховой езде и фехтовании в Манеже. Когда в Петербург увезли первых арестованных москвичей- декабристов, в том числе и родственников Кошелева и М. А. Фонвизина, он "почти желал быть взятым и тем стяжать и известность и мученический венец" (2). Известие о смертной казни декабристов Кошелев воспринял с ужасом.

Это громкое политическое дело, имевшее непосредственное отношение к близким ему людям, совершило большие перемены в осмыслении окружающей жизни. Николаевское царствование предстало как олицетворение произвола и деспотизма, что рождало чувство протеста. Но революционные идеи и тактика декабристов воспринимались, как нечто чуждое, занесенное с Запада и неприемлемое для России. Поиски других путей стали

стр. 63

предметом споров западников и славянофилов, в которых Кошелев принимал непосредственное участие на стороне последних.

Декабристы "разбудили" Герцена, но в определенном смысле и славянофилов. И западники и славянофилы совпадали во мнении, что декабристы были далеки от народа, а задачей следующего поколения является освобождение народа от крепостной зависимости и, по возможности, сближение с ним, хотя и различными средствами.

Сравнивая безнадежность вывода о будущности России, сделанного в свое время П. Я. Чаадаевым, А. И. Герцен писал: "Славяне (то есть славянофилы.- Е. Д. и В. К.) решили вопрос иначе. В их решении лежало верное сознание живой души в народе, чутье их было проницательнее их разумения. Они поняли, что современное состояние России как бы тягостно оно не было - не смертельная болезнь" (3). Поиски "лекарств" проводились неустанно и тщательно, как внутри страны, так и вне ее. Характерен интерес славянофилов к государственным преобразованиям в зарубежных странах, а также к изучению теоретических основ этих преобразований, философии, политэкономии, социальных теорий. Чтобы ближе ознакомиться со всем этим, некоторые дворяне путешествовали по западноевропейским странам.

Много путешествовал и Кошелев. В своих поездках он вел подробные дневники, подлинники которых, к сожалению, до нас не дошли, они частично вошли в текст и в приложения к "Запискам" Кошелева, которые он написал в 1869-1883 годах, но не успел опубликовать при жизни. Это сделала его вдова О. Ф. Кошелева, напечатав их в 1884 г. в Берлине и включив большие извлечения из дневников в текст "Записок" и в приложения к ним. Другую часть дневников она передала другу семьи Колюпанову, который взялся за написание биографии Кошелева, использовав дневники, временами вплетая их в ткань повествования, а иногда цитируя. Отдельные части он опубликовал в Приложениях к "Биографии".

Путевой дневник отразил непосредственное восприятие автором происходивших событий, а "Записки" Кошелева, написанные на склоне лет следует рассматривать, как итог прожитой жизни. Дневник интересен непосредственностью впечатлений и свежестью восприятия, молодостью чувств и достоверностью рисуемых картин, но в нем нет четкой авторской позиции по поводу описываемых событий. В "Записках", наоборот, сильна аналитическая сторона и, хотя, события рассматриваются ретроспективно и оцениваются автором с позиций человека давно закрепившегося в определенной системе взглядов, его оценки дают представление об источниках и этапах формирования либерально-буржуазных взглядов автора. Среди множества лиц, встретившихся ему на жизненном пути, он упоминает только тех, кто, по его мнению, оказал на него наибольшее влияние.

В том, что Россия нуждается в больших переменах ни у Кошелева, ни у людей его круга сомнений не было. Но никто не мог еще предвидеть как именно пойдет дело. В кругах образованного общества в 30-х- 40-х годах XIX в. шли ожесточенные споры о путях развития и способах перехода России к новой жизни. Они начались с дискуссий между западниками и славянофилами в аристократических салонах Москвы. Кошелев, подобно другим слвянофилам, пережил увлечение философией Фихте, речи которого, несмотря на их философскую отвлеченность, будили национальное самосознание и звали к борьбе. Вся дворянская молодежь России пережила тогда увлечение философией Гегеля. Киреевский специально ездил в Германию слушать лекции Гегеля и не раз бывал в его доме по приглашению хозяина.

В сентябре 1826 г. Кошелев переехал в Петербург и поступил на службу к графу Д. Н. Блудову - делопроизводителю Комитета для преобразования разных частей государственного управления. Проекты, поступавшие в этот Комитет, помогли Кошелеву при анализе положения России и выработке рекомендаций по ее реформированию. Знания, приобретенные им, он в полной мере применил при подготовке и проведении крестьянской и других реформ в России и в Царстве Польском в середине века. В Петербурге он был принят в салоне Е. А. Карамзиной - вдовы знаменитого историо-

стр. 64

графа, где познакомился со многими государственными и политическими деятелями России, а также встречался с представителями литературного Олимпа. Среди них Кошелев называл М. М. Сперанского, В. П. Кочубея, К. В. Нессельроде, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, А. А. Дельвига, И. А. Крылова и многих других.

В Петербурге Кошелев влюбился в очень известную в литературных кругах Александру Осиповну Россет, которая была столь же красива, сколь и умна, и имела в свете огромный успех. Кошелев уже подумывал о брачных узах, но этому помешало чрезмерное увлечение Россет великосветской жизнью, что оказалось несовместимо с представлением Кошелева о качествах, какими должна обладать его будущая жена. В феврале 1835г. он обвенчался с Ольгой Федоровной Петрово-Соловово, которая более отвечала его идеалам.

Разрыв с Россет вызвал у Кошелева обострение болезни печени и вынудил его в 1831 г. выехать на лечение в Карлсбад. Но лечение оказалось далеко не главным занятием в этом путешествии. В Берлине он слушал в университете лекции известных тогда профессоров: теолога Шлейерма- хера, юристов Ганса и Савиньи. Затем он посетил Лейпциг, Дрезден с его картинной галереей. Четыре дня пешком путешествовал по Саксонской Швейцарии. Наконец, через Теплиц он достиг Карлсбада, где успешно провел курс лечения. В Веймар он приехал в канун празднования 82 годовщицы со дня рождения И. Ф. Гете, 28 августа 1831 года. Гете, не желая быть на торжествах, уехал на несколько дней из дома, и чествование состоялось без юбиляра. Возвратившись в Веймар, Гете принял Кошелева в своем доме. Кошелев с большим восторгом описал встречу с "величайшим гением нашего века", который в свои 82 года "свеж и бодр, а глаза исполнены огня и жизни". Гете в то время закончил вторую часть "Фауста", которую еще никому не читал. Они говорили с Кошелевым о И. Ф. Шиллере и И. Г. Гердере. Гете сетовал на то, что политика и реализм убивают изящную литературу и искусство. С удовольствием вспоминал он свои встречи с Жуковским и сказал, что многого ждет от русской литературы.

Далее, путь Кошелева лежал на Эрфурт, Эйзенах, Франкфурт на Май-не, оттуда на пароходе до Библиха. Затем семидневное пешеходное путешествие по берегам Рейна от Майнца до Кобленца. Через Страсбург, он отправляется в Швейцарию. На протяжении всего пути Кошелев напряженно всматривался в образ жизни немцев и французов, интересуется различными сторонами книгоиздательского и журнального дела, что очень пригодилось Кошелеву в 1856г., когда он стал редактором журнала "Русская беседа". Прусский офицер и ученый, граф Брюль изложил ему содержание военной реформы Г. И. Шарнхорста. С помощью педагога Швабе Кошелев внимательно изучил реформу в области образования.

Зиму 1831-1832 гг. Кошелев провел в Женеве, усердно посещая лекции в университете. Среди женевских профессоров, Кошелев выделял итальянца Росси, читавшего уголовное право. О посленем он писал годы спустя: "Этот человек развил во мне много новых мыслей и утвердил во мне настоящий либерализм... Этому доброму на меня влиянию Росси я весьма многим обязан по деятельности моей и по делу освобождения наших крепостных людей и по управлению делами в Царстве Польском".

Весною 1832г., проездом в Англию, Кошелев посетил Париж, где он познакомился с историками Ф. Гизо и А. Тьером, а также философом В. Кузеном. Кузен был сторонником монархической власти, опирающейся на финансовую аристократию, ярым врагом народившегося пролетариата, Гизо - сторонником равноправного союза дворянства и буржуазии, объединенных вокруг монархии (он считал, что буржуазия должна идти к власти путем компромисса, а не путем революции, не привлекая к своим делам народ), Тьер, так же, как и Гизо, являлся сторонником союза буржуазии, дворянства и монархии, врагом пролетариата; в революционные 30-е- 40-е годы он эволюционировал от руководителя либерально-буржуазной оппозиции до реакционного политика - сторонника

стр. 65

диктатуры. Французские историки и политические деятели преподали Кошелеву уроки западноевропейского буржуазного либерализма.

Находясь в Лондоне в течение месяца, Кошелев часто посещал парламент и познакомился с лордом Г. Пальмерстоном - министром иностранных дел и лордом Г. Греем - тогда заместителем министра колоний. Как раз в это время- в июне 1832г.- завершилась борьба вокруг "реформ-билля", расширившего права английской промышленной буржуазии. Земельная аристократия, до тех пор безраздельно господствовавшая в парламенте, вынуждена была пойти на компромисс и поделиться властью с представителями выросшей к этому времени промышленной буржуазии. Идея компромисса между помещиками и промышленниками, к тому же достигнутая "бескровным" путем, очень импонировала Кошелеву, который называл эту реформу "великим событием".

В Россию Кошелев вернулся, обогащенный знанием современной ему Европы. Он воочию наблюдал развитие противоречий между трудом и капиталом, резкие классовые столкновения. Поскольку России еще предстояло вступить на новый путь, надо было подумать заранее, как избежать антагонистических отношений в обществе. После ожесточенных споров на рубеже 30-х - 40-х годов было найдено "средство" - русская поземельная крестьянская община, призванная, по мнению славянофилов, объединить в лице крестьянина-общинника владельца земли и работника и тем устранить социальный антагонизм.

В 1843 г. в Россию приезжал прусский помещик и ученый барон А. Гакстгаузен, который интересовался славянской общиной и решил изучать ее в России, где она существовала повсеместно. Гакстгаузен воспринял многие идеи славянофилов, которые выдал за свои. Впоследствии в "Записках" Кошелев написал: "Имел я дело с бароном Гакстгаузеном, которому, наконец, мы втолковали смысл и значение русской общины и который прекрасно о ней написал в своей книге о России" (4). По мнению Герцена, именно славянофилы научили Гакстгаузена понимать "сельскую общину, мир и артель" (5). Позже и Н. Г. Чернышевский в полемике с Б. Н. Чичериным сделал замечание, что последний, критикуя взгляды Гакстгаузена на общину опровергает мнение "только разделяемое немецким путешественником, но вовсе не им основанное" (6). Тем не менее, труд Гакстгаузена "Исследования о внутренних отношениях народной жизни и в особенности сельских учреждений России" был очень полезен; в России тогда не было столь обширного исследования русской общины. Правда, на русский язык он был переведен лишь в 1870 г. (да и то не полностью), а в 40-е - 50-е годы с ним могли ознакомиться, читающие по-французски и по-немецки.

В 1835 г., уйдя с дипломатической службы, Кошелев отдался занятиям сельским хозяйством, которое еще до реформы все более приобретало черты капиталистического предприятия. "Постараюсь сделаться первым агрономом России,- писал он матери.- Менее чем через пять лет я удвою свои доходы и произведу чувствительное улучшение положения крестьян. За границей буду обращать внимание на агрономию и относящиеся к ней науки. Я устрою сельское хозяйство по новому способу, я буду производить сахар, примусь за всевозможные предприятия,- одним словом,- постараюсь с возможной пользой употребить свое время" (7). Именно так он и поступал в течение всей жизни, став одним из самых предприимчивых помещиков.

Развивая свое многоотраслевое хозяйство, основанное отчасти на вольнонаемном труде, с помощью передовой для того времени агротехники, новейших и усовершенствованных машин, управляя винокуренными заводами, работавшими на собственном сырье, производя многие продукты сельского хозяйства на продажу. Кошелев активно включал свое хозяйство в товарно-денежные отношения. Он приобрел 3 тыс. десятин строевого леса. Обвел канавами все лесные угодья, установил надзор за лесниками и крестьянами. Лес стал отпускаться только за деньги или за повинности. Завел стадо в тысячу голов рогатого скота, в котором было 300 дойных коров. Развитие молочного скотоводства в таких размерах привело к реорганизации всего хозяйства. Особо остро стояла проблема кормов, которая потре-

стр. 66

бовала изменения всего севооборота, перехода на травосеяние и применения специальных машин. Необходимость переработки и сбыта животноводческой продукции порождала в системе помещичьего хозяйства маслоделие, сыроварение, кожевенное и другие производства, втягивала его в товарно-денежные отношения.

В 1835 г. Кошелев приобрел винокуренный завод, который был в плачевном состоянии. В 1838 г., узнав, что цены на хлеб упали, Кошелев пустил свои хлебные запасы на винокурение и занялся винными откупами. Начиная с 1838 г. он взял на откуп г. Сапожок с уездом, затем, совместно с двумя соседями присоединил к Сапожку Зарайск, Егорьевск, Коломну, Ряжск, Спасск (Тамбовской губернии). Это дало ему в первый же год 100 тыс. руб. серебром дохода, а за 10 лет (1838-1848)- целое состояние. Лишь после этого он отказался от откупов и в 1850 г. составил записку о необходимости их замены введением акцизного сбора с вина и пива. Он доказывал вред откупов для народа и их невыгодность для казны. Высокие прибыли от винного завода позволили улучшить финансовое положение его хозяйства, предпринять разные нововведения и улучшения, а в 1851 г. приобрести большой дом в самом престижном районе Москвы.

Дом этот и поныне стоит на углу Поварской улицы и Трубниковского переулка. В салоне Кошелева собирались друзья-славянофилы, обсуждая проблемы отмены крепостного права в России и другие животрепещущие вопросы. В этом доме по инициативе Кошелева в зимнее время помещики- новаторы из Рязанской и других губерний обменивались опытом хозяйствования в новых условиях, сложившихся накануне отмены крепостного права, обсуждались планы издания журналов "Русская беседа" и "Сельское благоустройство". Посетил этот дом Тарас Шевченко, возвращавшийся из ссылки. Кошелев прожил в нем до конца жизни.

Занимаясь предпринимательской деятельностью, Кошелев сблизился с одним из блестящих представителей крупной российской буржуазии В. А. Кокоревым, обладавшим семимиллионным состоянием. Заслуги Кокорева в торговой, промышленной и банковской деятельности, известного общественного деятеля и публициста, крупного идеолога российской буржуазии высоко оцениваются и в наше время (8).

В 1849г. (21 июня- 5 октября) Кошелев предпринимает второе путешествие по ряду стран Европы. Большую часть времени он проводит в Бельгии и Голландии, где знакомится с различными отраслями сельского хозяйства. Кошелев не собирался копировать у себя то, что видел за границей, путешествия были ему нужны для сравнений и размышлений. К этому времени, в статье "Охота пуще неволи" и письме "Об улучшении быта помещичьих крестьян"(9), посланном министру внутренних дел Л. А. Перовскому, он публично высказал свое отношение к крепостному праву, ставшему тормозом развития общества.

Наряду с Бельгией и Голландией Кошелев посетил, одну за другой, страны, где в 1848 г. произошли революционные события. Он очень хвалит голландцев, за то, что они не поддались общему революционному настроению. Привлекает Кошелева их отношение к своему монарху: "Голландцы имеют короля, но смотрят на него, как на первого сановника". В Германии, через которую он проезжал вначале и в конце путешествия, в отдельных ее частях еще шли арьергардные революционные бои, но на большей части страны уже победила контрреволюция. Незадолго до приезда Кошелева, 18 июня 1849г. было разогнано франкфуртское Национальное собрание. 13 июля была провозглашена конституция, утвердившая власть буржуазии и закон о выборах в Учредительное собрание. 16 июля, находясь в Гамбурге, он среди ночи поднялся с постели, чтобы принять участие в факельном шествии по случаю провозглашения новой Конституции.

Либеральная позиция буржуа Баумейстера, "который всего более содействовал утверждению новой конституции, удерживая демократов и подвигая вперед аристократов", старался примирить крайние точки зрения, вызывала одобрение Кошелева и полностью им разделялась. Любопытна запись Кошелева в дневнике от 18 июля: "Поутру посетил двух гамбургских

стр. 67

аристократов... Они жестоко жаловались на граждан (буржуазию) за то, что все хотят иметь равные права и воображают, будто в состоянии толковать о государственных делах... Тихонько, чтоб не услыхали прикащики, мои хозяева заявляли надежду, что новый закон не будет приведен в исполнение". Эта запись отразила разногласия между буржуазией, идущей на завоевание прав для себя, и феодальной аристократией, не желающей никаких перемен. Пройдет небольшой срок, и аристократия найдет общий язык с буржуазией, объединившись под эгидой монархической власти против более опасного противника - пролетариата.

Кошелев отметил в своем дневнике, что закон о выборах в Германии был составлен так, чтобы обеспечить господство землевладельцев и буржуазии. "Одни верные королю участвовали в этих выборах,- писал он,- и потому все депутаты выбраны из самых умеренных. Общее неудовольствие чрезвычайно". Наблюдая выборы в Дуйсбурге-на-Рейне, он констатировал: "Все происходило чинно и мертво. Левая сторона в них не участвовала. В Пруссии должны были принять участие в выборах 469 тыс. человек, а приняло участие только 114 тыс., так что, только 1/4 часть призвана была к выборам". Возвращаясь домой в октябре 1849 г., Кошелев посетил заседание избранного таким образом берлинского Народного собрания, где шел разговор уже "о ревизии некоторых статей Конституции", на что и надеялись аристократы, беседовавшие с Кошелевым 18-го июня в его первый приезд.

В промежутке между двумя посещениями Берлина Кошелев побывал в Париже, чтобы иметь собственное представление о переменах, происшедших во Франции в результате революции 1848 года. В период его пребывания в Париже, контрреволюция уже восторжествовала и была на пути к реставрации монархии. Описывая лица и поведение деятелей Второй республики, заседавших в Законодательном собрании, он упоминает своего старого знакомца Тьера, который "постоянно бегает, хлопочет и всем руки жмет", Луи Бонапарта, "который очень похож на Наполеона", но особое внимание Кошелев уделяет Л. Э. Кавеньяку, имя которого стало нарицательным, как олицетворение военной диктатуры. Впоследствии, в России, в период диктатуры М. Т. Лорис-Меликова, с которым дружил и не раз лечился в Эмсе на водах, Кошелев говорил, что возникновению революции больше всего содействуют нерешительные и противоречивые шаги правительства и призывал к решительным действиям.

В эту свою поездку Кошелев изучал буржуазные реформы в области суда и юстиции. В Гамбурге он знакомился с содержанием заключенных в тюрьме, в Париже, во Дворце юстиции прослушал целый судебный процесс с участием присяжных. Сравнивая свои наблюдения 1831 и 1849 годов, Кошелев отмечает, что "порядка в судопроизводстве теперь гораздо больше" (10). В письме, которое он отправил 10 сентября 1849г. из Остенде (Бельгия) А. Н. Попову, он писал: "Во всей Европе пролетарии грозят броситься на людей, имеющих собственность. Коммунизм не побежден: он все более и более распространяется. Теперешнее спокойствие, есть лишь станция... Пролетариат есть корень всех зол материальных в Европе, как безверие есть источник бед нравственных" (11). Это было одним из главных наблюдений Кошелева и многих его друзей. Развитие капитализма в Европе еще более укрепило славянофилов в их общинной теории, которая призвана была, по их мнению, предотвратить появление пролетариата и спасти Россию от революционных бурь.

Путешествуя по странам Европы, Кошелев получил представление о буржуазных реформах и способах их проведения в различных странах, изучил положение основных классов буржуазного общества, их взаимоотношения между собой и монархической властью на разных этапах развития. Все это в той или иной форме отразилось в его хозяйственной, журнальной, общественной и административной деятельности, в записках, подаваемых царю и его министрам, в брошюрах, содержащих проекты различных преобразований. Опыт европейских стран переосмысливался им применительно к условиям крепостнической России. Идя от проблем, стоявших

стр. 68

перед русским обществом в середине XIX в., Кошелев искал среди европейских государств модель буржуазной монархии, наиболее подходящую к русским условиям, которые столь отличались от других стран, что о простом подражании не могло быть и речи.

К концу 40-х- началу 50-х годов относится начало литературной и общественной деятельности Кошелева. Он напечатал десятки статей и отчетов о применении сельскохозяйственных машин в помещичьем хозяйстве в "Записках" Московского и Лебедянского обществ сельского хозяйства, в "Трудах Вольного Экономического общества", в "Земледельческой газете". За работы в этой области Московское и Лебедянское общества в 1852г. наградили его золотыми медалями.

К разработке собственных вариантов освобождения крестьян Кошелев приступил еще в 1847 г., когда он решил "все посвятить одному- уничтожению крепостного состояния, просвещению и облагораживанию народа". В уже упоминавшейся, нашумевшей статье "Охота пуще неволи", он доказал преимущество вольного труда перед крепостным. В письме министру внутренних дел Л. А. Перовскому он просил разрешить на очередных дворянских выборах в Рязани обратиться к помещикам губернии с предложением обсудить меры по освобождению крестьян, изложенные в его "Записке об улучшении быта крестьян". В условиях, когда крестьянский вопрос ставился только в секретных комитетах, к предложению Кошелева в правительственных кругах отнеслись отрицательно, а рязанские помещики, прослышав о его намерении, подвергли его остракизму и забаллотировали на дворянских выборах. Однако, верный своей идее Кошелев, в 1849г. попытался создать "Союз благонамеренных людей" (12), ставящий себе задачей в течение пяти лет подготовить все к освобождению крестьян. Но осуществление этого проекта пришлось отложить в связи с тем, что в Петербурге в это время был раскрыт кружок М. В. Петрашевского и власти искали сообщников, в том числе и среди славянофилов. Отложив идею создания "Союза", Кошелев по собственной инициативе отпустил на волю более половины своих дворовых; поставил за правило не переводить крестьян в дворовые и с оброка на барщину; предоставил относительную самостоятельность общине. В 1850 г. он сделал еще одну попытку добиться положительного ответа на свой проект от министерства внутренних дел, но так его и не получил.

Финансовые затруднения правительства в ходе Крымской войны побудили Кошелева в 1854 г. написать записку "О денежных средствах России в настоящих обстоятельствах" (13), которую в 1855 г. он передал через графа Блудова Александру II. Понимая, что "в чрезвычайных обстоятельствах и средства должны быть чрезвычайные", Кошелев предложил правительству ряд срочных мер, которые по тем временам выходили за рамки допустимого. Несмотря на верноподданническую форму, записка содержала предложения, затрагивающие существо политической системы феодального государства. Предлагалось созвать представительное учреждение выборных от всех областей и сословий России для изыскания средств на ведение войны, при этом жертвователи имели бы право потребовать гласности государственного бюджета и отчетности правительства в том, куда эти средства израсходованы. Для получения достаточной суммы Кошелев предлагал ввести в России подоходный налог со всякого имущества и капитала, чтобы налоговое обложение распространялось на все сословия, а не только на податные. Это могло бы поощрить всех к активной деятельности в области развития промышленности, земледелия, торговли и строительства железных дорог. На свою записку Кошелев так и не получил ответа.

Поражение России в Крымской войне поставило как общенациональную задачу отмену крепостного права. В этой обстановке славянофилы получили в 1856 г. разрешение на издание журнала "Русская беседа", который стал самым крупным славянофильским периодическим изданием. В качестве приложения к нему в течение короткого времени выходили журнал "Сельское благоустройство", названный Н. А. Добролюбовым

стр. 69

"гуманнейшим и дельнейшим журналом по крестьянскому вопросу" (14), а также газета "Парус", посвященная славянскому вопросу.

Материальную базу журнала "Русская беседа" составляли вклады пайщиков - Кошелева, А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина и В. А. Черкасского, а также подписная плата. Общая сумма последней была невелика, так как число подписчиков никогда не превышало 1800 человек. Вследствие недостаточной популярности, журнал все время издавался в убыток. Издателем и редактором журнала был Кошелев. Кроме него в журнале участие принимали Хомяков, Самарин, Черкасский, И. и К. Аксаковы, Киреевский. Постоянными корреспондентами были: известный славист А. Ф. Гильфердинг, историк русского права И. Д. Беляев, публицист Н. П. Гиляров-Платонов. В издании "Русской беседы" принимал участие и Кокорев, который нередко оказывал материальную помощь издателям. У "Русской беседы" было 115 сотрудников и корреспондентов, среди которых преобладали дворяне. В программе журнала нашли отражение взгляды помещиков, вступивших в своей хозяйственной деятельности на буржуазный путь. Чернышевский писал в "Современнике": "Мы считаем существование "Русской беседы" в высокой степени полезным для нашей литературы" (15).

Сотрудники "Русской беседы" понимали, что экономические изменения, которые повлечет за собой отмена крепостного права, сделают неизбежными изменения во всей жизни России. Поэтому в журнале было высказано немало предложений о необходимости проведения реформ. Позже они нашли отражение в реформах 60-70-х годов XIX века. При этом в отношении политического строя России сотрудники "Русской беседы" стояли за сохранение монархии: в соответствии с доктриной славянофилов, "сила власти" должна была принадлежать царю, а "сила мнения" - народу.

Журнал просуществовал до 1861 года.

Большой интерес Кошелев и славянофилы проявили к вопросам железнодорожного строительства в России. Потребность в реализации продукции сельского хозяйства, главным образом, хлеба, предназначенного для продажи, а также товаров, принадлежавших им фабрик и заводов,(16) вынуждала помещиков-славянофилов иметь дело с рынком и представителями формирующегося класса русской буржуазии: Кокоревым, И. Ф., Н. Ф. и А. Н. Мамонтовыми, Т. С. Морозовым, Н. А. Найденовым, С. М. и П. М. Третьяковыми, Д. П. и В. П. Шиповыми и многими другими деловыми людьми. Их объединяло стремление развивать промышленность и торговлю, "дать простор производительным силам народа", ввести в оборот капиталы, имеющиеся у населения, вложить их в полезные коммерческие дела. Необходимым условием развития промышленности и сельского хозяйства в России Кошелев и все славянофилы считали строительство железных дорог. В 1851 г. была открыта Петербургско-Московская железная дорога (вследствие Николаевская), которая, конечно, не могла ни в какой мере удовлетворить потребности громадной страны. Начавшаяся в 1853 г. Крымская война подтвердила это. Отсутствие современного транспорта лишало русскую армию необходимой маневренности, отрывало войска от средств обеспечения, и это было одной из главных причин поражения России, что вполне четко осознавалось всем русским обществом. Не случайно одновременно с подписанием в 1856 г. Парижского мира началась оживленная журнальная полемика о строительстве железных дорог. Тем не менее предстояло еще сломить предубеждения в правительственных верхах и, в частности, у царя, считавшего, что железные дороги нужны лишь в стратегических целях. В дискуссии впервые перед русским обществом раскрылись многообразие и многоплановость этого вопроса.

В необходимость строить железные дороги никто не сомневался. Главными предметами спора были цели их строительства, принцип определения главного центра железных дорог и первоочередности строительства той или иной линии. В "Журнале Главного управления путей сообщения" появилась статья "О пользе устройства железной дороги от Динабурга в Курскую губернию" (17). Автор, исходя из того, что Россия является по преимуществу

стр. 70

экспортером хлеба, сельскохозяйственного и прочего сырья в западные страны и останется таковым на многие последующие годы, видел основную цель строительства железных дорог в том, чтобы соединить хлебородный центр России напрямую с балтийскими портами и через них экспортировать русский хлеб за границу. Конкретно предлагалось: сделать центром железных дорог Курск, проведя от него линию к портам Балтийского моря - Риге или Либаве. Эта, весьма популярная в то время точка зрения, отражала интересы, главным образом, помещиков - экспортеров товарного хлеба и сельскохозяйственного сырья. В "Современнике" ее поддержал анонимный автор (18), которым оказался известный инженер- путеец, принимавший участие в строительстве Петербургско-Московской железной дороги Д. И. Журавский. Он полагал, что Россия, вследствие неразвитости промышленности, в течение еще очень длительного времени будет лишь поставщиком хлеба и сырья за границу. В связи с этим, сделать центром железных дорог предлагалось Орел, являющийся, как и Курск, одним из городов хлебородного центра России. От Орла провести линии в Москву, Прибалтику, порты Черного моря, на Восток - к Саратову. Хлеб, доставленный из Орла прямо к портам Балтийского и Черного морей будет дешев и сможет успешно конкурировать на мировом рынке. К этим соображениям добавлялся уже изложенный официальный взгляд, сложившийся под впечатлением от поражений в Крымской войне, что железные дороги должны служить главным образом стратегическим целям (характерно, что Главное управление путей сообщения в то время подчинялось военному ведомству). Таким образом, железным дорогам отводилась весьма ограниченная роль, и высказанные мнения не отражали многих аспектов железнодорожного строительства в перестройке России.

В этом смысле большой интерес представляет серия статей (19), опубликованных в "Русской беседе" Кошелевым, Хомяковым, кн. Черкасским и др. Славянофилы учитывали многогранность и многоплановость проблемы. Статьи эти были с интересом прочитаны и высоко оценены Чернышевским, который писал в "Современнике", что железные дороги "признаны ныне всеми сословиями необходимостью для империи, и сделались потребностью народной, желанием общим, настоятельным", находил доводы славянофильского журнала "ясными и разумными", а статьи "очень дельными" (20)

С ответной статьей "Современнику"- "Соображения касательного устройства железных дорог в России" выступил Кошелев (21). Он подчеркивал, что железные дороги, производят чудеса не только в промышленности и торговле, но и способствуют распространению плодов человеческой мысли. "В России... нет сносных путей сообщения", мало искусственных дорог, а естественные, особенно в черноземных губерниях в течение большей половины года непроезжи. Если в России не начнется быстрое строительство железных дорог большой протяженности и разветвленности, то ей "придется отказаться от всякого участия во всемирной промышленности и торговле, а с тем вместе и во всемирной политике и общечеловеческой образованности". Признавая весьма важными и полезными поддержание регулярных экономических сношений с Европой, Кошелев не считал их, как Журавский, главной целью при постройке железных дорог даже в интересах помещиков, производящих хлеб для продажи, к которым, кстати, принадлежал и сам. Крайне рискованно делать ставку только на экспорт хлеба за границу, ибо ни одна западная промышленная страна не свертывает своего сельского хозяйства, а перестраивает его на новый лад. Железные дороги не принудят европейские страны закупать у России хлеба больше, чем им необходимо. К тому же, по подсчетам известного тогда экономиста Л. В. Тенгоборского, Россия в середине XIX в. производила в среднем 260 млн четвертей разного хлеба, из них только 60 млн шло на продажу, а доля экспорта за границу и вовсе составляла лишь 1/15 этого количества, то есть 4 млн четвертей (22). При строительстве железных дорог, производителю товарного хлеба будет выгоднее и менее рискованно ориентироваться, главным образом, на внутренний рынок, который неизбежно будет расши-

стр. 71

ряться за счет растущих потребностей промышленных городов в продуктах сельского хозяйства и, в свою очередь, потребностей сельского населения в промышленных товарах.

Отвергая прогноз Жуковского, что России уготована на многие годы участь страны, по преимуществу земледельческой, Кошелев предупреждал, насколько опасно руководствоваться этой мыслью при определении целей строительства железных дорог. Если подчинить его исключительно нуждам земледелия, то линии будут загружены не круглый год, а сезонно, и, следовательно, не будут себя окупать. К этому примыкал вопрос, также дискутируемый в журналах: что должны перевозить железные дороги- грузы или пассажиров? Если грузы, то есть по Журавскому, опять-таки хлеб - к морским портам, то это сильно сузит значение железнодорожного транспорта. Ограниченная цель заставит укорачивать расстояние между началом и концом пути, спрямлять его, оставляя в стороне значительные города и промышленные центры, которые не участвуют в производстве хлеба, вести железнодорожные линии по безлюдным местам, что представляется совсем уж нелепым. "Дороги должны соединять людей и товары в уже сложившихся, известных центрах", отмечал Кошелев.

Российская промышленность, хотя и не экспортировала фабричные изделия в Европу, была совсем не так уж ничтожна, как представлялось Журавскому. Кошелев полагал, что "построение чугунок по промышленным местностям есть одна из первых наших нужд... чугунки признаются для фабричной промышленности более необходимыми, чем для земледелия". Только промышленность может существенно оживить земледелие. "Кто живет в деревне, кто занимается преимущественно сельским хозяйством, тот на деле видит тесную связь земледелия с промышленностью",- писал он.

По его наблюдениям русская промышленность производит немало товаров для удовлетворения внутренних потребностей. Дальнейшее развитие промышленности, возникновение новых ее отраслей, еще более будет содействовать расширению всероссийского внутреннего рынка. Железные дороги устранят огромную разницу в ценах на одни и те же продукты. Кроме того, население испытывает огромную потребность в передвижениях: из Рязани мужики уходят в Петербург и Ригу на выгрузку судов, крестьяне Смоленской губернии ведут земляные работы по всей России, ярославские и владимирские во многих отдаленных местах строят каменные дома и штукатурят; великорусские плотники рубят дома в Малороссии. Разветвленная сеть железных дорог во много раз увеличит передвижение населения и произведет большие изменения в сознании людей, пользующихся новым видом транспорта, расширит их кругозор, окажет нравственное влияние, повысит образованность каждого и будет способствовать распространению просвещения.

Отклоняя план Журавского, Кошелев доказал несостоятельность частных соображений при определении общего плана железнодорожного строительства. Он считал крайне односторонней оценку железных дорог как инструмента военной стратегии. "Мы немало не оспориваем важности путей сообщения для военного дела". Железные дороги дадут возможность держать меньше войск под ружьем, оставляя большее число рук для производительной работы, но "войны бывают по временам, а государство и народ живут и действуют постоянно... Где нет торгового движения, там железная дорога- нелепость, бесполезная трата государственных денег",- писал он.

Кошелев справедливо полагал, что при строительстве железных дорог, сулящем, даже на первый взгляд, столь далеко идущие последствия для страны, иметь в виду какую либо одну цель "значит ошибочно судить о важности, могуществе и всепроницаемости действия железных дорог на частный, общественный и правительственный быт государства". Поэтому строительство железных дорог должно производиться со строгим учетом общих потребностей страны. "Необходимо принимать именно то средоточие, которое действительно уже есть; ибо не государство и не народ

стр. 72

приспосабливается к железным дорогам, а дороги приспосабливаются к той стране, в которой они прокладываются".

Центром страны является Москва, которая "по словам народа, есть сердце России, средоточие, вокруг которого собралась вся земля русская, ...которое нельзя безнаказанно ни передвинуть, ни уничтожить". Она является крупным центром русской промышленности, находясь на границе хлебородных и промышленных губерний, соединена железной дорогой с Петербургом, является центром просвещения. Поэтому речь должна идти не о том, какой город сделать центром железных дорог, а о том, "как лучше связать этот, всем бытом России указанный, центр с другими второстепенными центрами и как удобнее проложить дороги, дабы шли они не по безлюдным пустыням, а по направлениям, уже определенным потребностями земледелия, промышленности, торговли, внутреннего управления и общего просвещения".

Мысль о Москве как о центре будущей сети железных дорог была горячо поддержана Кокоревым в статье "Путь севастопольцев". "Москву,- писал он,- окружают на близком расстоянии два пояса губернских городов и входят в нее 24 дороги". Все они связываются между собой только Москвой. Конечно, после того, как линии дорог разойдутся от Москвы на восток к Саратову и Нижнему Новгороду, на Запад к Динабургу, на юг - к Черному морю, через Орел и Курск, с ответвлением после Харькова на Феодосию и Одессу, можно будет определить новые центры, которые уже обозначились, в частности. Юг Россия, требующий своей железнодорожной сети, Украина, Крым, Сибирь, Дальний Восток. Необходимо проведение железных дорог к среднеазиатским ханствам, которые поставляют хлопок владельцам русских текстильных фабрик, и много других. Но все это будет потом, после строительства линий первой очереди. "Центр не может кочевать в зависимости от процветания того или иного

стр. 73

края и передвигаться со всяким шагом России вперед",- писал Хомяков в "Письме к издателю А. И. Кошелеву".

Журавский обвинял славянофилов в их традиционном пристрастии к Москве, ссылаясь при этом на опыт Запада. На это Кошелев резонно отвечал, что Москва не столица, она- древнее средоточие жизненных связей государства. Кстати, изучению опыта строительства железных дорог за рубежом славянофилы уделяли большое внимание. В статье А. С. Ершова "Железные дороги" рекламировались зарубежные книги и пособия по строительству железных дорог. Кошелев в коротком примечании справедливо писал: "Нам надо строить сегодня, а не завтра, и опыт надо брать там, где он есть". В 1851 г., еще до Крымской войны, Кошелев ездил в Лондон на Всемирную выставку и воочию наблюдал работу английских железных дорог, их воздействие на развитие промышленности, сельское хозяйство и общее благосостояние страны (23). Разбирался им также опыт и особенности строительства и эксплуатации железных дорог во Франции, Бельгии, Пруссии, Австрии, США. Приводилось много технических соображений об устройстве путей, конструкции паровозов, вагонов, колес, о влиянии рельефа местности на скорость и т. д.

В связи с тем, что Россия начинала строительство железных дорог, не имея паровозе- и вагоностроительных, а также рельсопрокатных заводов, возникла необходимость покупки всего оборудования за границей. Это требовало огромных финансовых средств.

В разгар дискуссии, 26 января 1857г., правительством было издано "Положение об устройстве в России железных дорог" и утвержден устав Главного общества российских железных дорог(24), куда вошли иностранные, преимущественно французские капиталисты, что соответствовало политической тенденции сближения с Францией. Без привлечения иностранных капиталов было немыслимо начинать это дорогостоящее предприятие, да еще сразу после Крымской войны. Но это было чревато не только экономической, но и политической зависимостью. Необходимо было привлечь к строительству железных дорог капиталы русских купцов и промышленников. Ратуя за это, Кошелев писал: "Говорят, что нет капиталистов. Странное утверждение. На полезное дело не найти денег! Нет, видно не глубоко, не сильно еще в нас убеждение, что теперь жить без железных дорог также невозможно, как после изобретения пороха нельзя дубинками и кольями побеждать врагов, имеющих ружья и пушки" (25).

Связанные со славянофилами промышленники и купцы, да и сами деятели этого направления, были готовы вложить свои капиталы в железнодорожное строительство, которое представлялось прибыльным делом. Как свидетельствует В. С. Аксакова в своем "Дневнике" (26), к славянофилам обращались текстильные фабриканты с просьбой выступить в печати с обоснованием необходимости проведения железной дороги Москва- Оренбург, которая связала бы русскую хлопчатобумажную промышленность с источником сырья - Средней Азией, и готовы были вложить свои капиталы в это строительство.

Кокорев в "Русской беседе" предложил употребить на строительство железных дорог сумму, получаемую государством в виде пошлины на табак, которая, по его подсчетам, за 10 лет составит 100 миллионов, а также мобилизовать денежные средства, имеющиеся у населения: "Капиталы в народе, все равно, что рыба в воде,- писал он,- ловятся тогда только, когда сети хороши" (27). Сам же он в 1857 г., стал одним из акционеров Главного общества российских железных дорог. В 1858 г., вместе с Н. А. Новосельским получил концессию на постройку Волго- Донской дороги, которая была закончена в 1862 году. В 1858 г. Кошелев стал акционером Московско-Саратовской и Московско-Рязанской дорог.

Таким образом, славянофилы не ограничивались теоретическим обсуждением различных аспектов воздействия железных дорог на социально-экономическую, политическую и культурную жизнь страны, они непосредственно участвовали в осуществлении намечаемых ими планов развития России, поощряя друг друга, вступая в деловые контакты с богатыми

стр. 74

купцами и промышленниками и получая прибыль от совместно учрежденных предприятий.

Уделяя много внимания вопросам интенсификации своего хозяйства, руководству журналом, проблемам железнодорожного строительства в России, Кошелев не прекращал общественно-литературной деятельности. В феврале 1857г., он направил Александру II свой главный проект "О необходимости уничтожения крепостного состояния в России" (28). Побудительной причиной написания была речь Александра II, произнесенная 30 марта 1856 г. в Москве перед предводителями дворянства, в которой он выразил желание произвести улучшение быта крепостных людей "сверху", не ожидая, когда это может произойти "снизу".

Проект Кошелева оценивался современниками, как наиболее радикальный. В нем был сконцентрирован весь опыт его хозяйствования и участия в общественной жизни. Большая конкретность, ясность рекомендаций и четкость позиции делают его идеальным примером либеральной мысли эпохи. Для исследователей его выступления стали почти хрестоматийным источником. Признанный одним из лучших эмансипационных проектов, он был передан в Редакционные комиссии для использования его при выработке Положений об освобождении крестьян. Однако его автор не был приглашен для работы в Редакционных комиссиях, так как предыдущая его записка "О денежных средствах России" скомпрометировала Кошелева в глазах правительства своим радикализмом. В Редакционные комиссии вошли его друзья - славянофилы Самарин и кн. Черкасский. Кошелев, желая все же принять участие в подготовке реформы, в течение всего лета 1858 г. находился в Европе, осуществляя роль как бы "связного" между ними и Герценом, который следил за ходом подготовки крестьянской реформы из Лондона и пытался внести в нее свои коррективы. Это было в тот короткий период сближения славянофилов и Герцена на почве решения общенациональной задачи освобождения крестьян накануне реформы, который отражен в литературе(29).

В августе 1859 г. Кошелев, находясь за границей, написал свой "Отзыв..." на проект Положений, подготовленный Редакционными комиссиями, который занял 167 страниц печатного текста. Он хотел ехать в Лондон, чтобы опубликовать его в одном из герценовских изданий, но друзья срочно вызвали его в Петербург. Полагая, что его вызывают для участия в собрании депутатов от губернских комитетов, где будет обсуждаться проект Положений, он отложил свою поездку в Лондон и послал Герцену письмо, объясняющее причину перемены решения. Между тем в Петербурге лидеры Редакционных комиссий, готовясь к приему депутатов от 21 губернии и знакомясь с нареканиями многочисленных корреспондентов с мест на работу комиссии, поняли, что собранные вместе депутаты могут загубить их проект, и дело освобождения крестьян пойдет вспять, как это уже не раз было. Эта мысль была доведена Милютиным и Черкасским до Александра II, который с ними согласился. Собрание было отменено, а вместо этого при участии Самарина была составлена инструкция, по которой посланцы губерний должны были, по приезде в Петербург, письменно ответить на 30 вопросов. По признанию Самарина "этой инструкцией значение депутатов умалено и обрезано донельзя" (30). Их даже не называли депутатами, чтобы ничто не напоминало исторический опыт Франции, где "созыв нотаблей" стал одним из событий, с которых началась Французская революция XVIII в., страшным призраком маячившая перед взором царя и дворянства. Депутаты, и особенно, Кошелев - автор одного из самых радикальных проектов, были оскорблены отведенной им ролью. Он был огорчен, когда его не включили в число членов Редакционных комиссий, а отстранение от обсуждения подготовленного ими проекта, ради чего друзья вызвали его из-за границы, явилось для него настоящим ударом.

Все попытки депутатов получить от царя разрешение подавать согласованные мнения кончились безрезультатно. Александр II ответил, что не видит препятствий к тому, чтобы они совещались между собой, находит полезным, чтобы они "помогали друг другу своей местной опытностью",

стр. 75

но при этом указал, чтобы подобные совещания не имели официального характера. Депутатам оставалось сосредоточиться на том, чтобы ответить на 30 вопросов, передать в комиссии "Отзывы" и разъехаться по своим имениям.

Обиженный Кошелев, уехав в свое имение Песочню, немедленно написал брошюру "Депутаты и Редакционные комиссии по крестьянскому делу", которая вышла в Лейпциге. Вслед за ней он написал, тоже анонимное, "Письмо депутата первого призыва к депутатам второго приглашения", в котором каждый без труда узнавал автора лейпцигской брошюры. Кошелев призывал депутатов отбросить второстепенные вопросы, стараться достигнуть единства мнений и действий и предлагал программу деятельности: добиваться обязательного немедленного выкупа, одновременно выступая против предложенного Редакционными комиссиями положения о бессрочном пользовании землей за неизменные повинности и, конечно, оставить надежды на безземельное освобождение крестьян и уменьшение наделов; отстаивать сохранение народных обычаев (общину), которые хочет разрушить бюрократия; сохранить влияние дворянства в местном самоуправлении, то есть добиваться земского бессословного управления - "присоединиться к народу, слиться с ним и стать во главе его" (31). Поведение дворянских депутатов показало самодержавию, что они не представляют угрозы, что даже самые смелые их действие не идут дальше просьб даровать им право земского представительства, да и то не выше губерний.

Намного опасней была другая сила - не столько действующая, сколько влияющая своим грозным присутствием, а именно крепостное крестьянство. Призрак крестьянского бунта стоял за его молчанием. Но оно молчало только до той поры, пока не прошел шок, наступивший после Манифеста 19 февраля 1861 г. и толкования Положений.

Кошелев, несмотря на свои обиды, все же приветствовал завершение этого важного дела, которое торжественно отметил у себя на Поварской приглашением гостей, среди которых, однако, как заметил И. Аксаков, не было "веселого одушевления". Помещики с беспокойством ждали весны 1861 г., выйдут ли крестьяне на пашню? "Не знаю спокойно ли у вас в Тульской губернии, а у нас повсеместно страшные беспорядки,- писал Кошелев Черкасскому,- крестьяне в доброй половине имений не работают. ...Из Петербурга прислали экземпляры Положения в листах не переплетенные, и крестьяне поделили листы по себе и теперь вычитывают из каждого листа, что им нравится... Власть помещика уничтожена, а новых властей нет... В Тамбовской губернии уже была страшная экзекуция. Прогнали многих сквозь строй: человек 30 сослали в Сибирь... Нет, дражайший князь! Я был, есть и буду против Положения, в котором в виде насмешки говорится о добровольных соглашениях и где регламентаризм- донельзя" (32). В официальных сообщениях говорилось, что в Рязанской губернии было 40 крестьянских выступлений; среди них упоминалось имение Ко-шелева, где были сожжены хозяйственные постройки. Его письма полны жалоб на плохое исполнение барщины, ослушание, воровство, самоволие. Крестьяне хотели отбить у помещика желание заниматься хозяйством и заставить его отдать землю крестьянам. "Земской полиции и прежде не было, а теперь и вовсе ее нет- писал он,- ...Посредники бегут, и зимою неизвестно, что будет в деревнях" (33). Чтобы не искушать судьбу Кошелев отправил жену и дочь на всю зиму 1861-1862гг. в Дрезден, а затем еще продлил их пребывание за границей. Он и сам с удовольствием остался бы там, если бы не обязанности помещика. В создавшейся обстановке он мог сохранить свое хозяйство только при условии нормализации отношений с крестьянами, но даже через полгода ему не удалось договорится с ними. Оставшись один, он не раз прибегал к усмирению крестьян военной силой, жалел о том, что отменили розги. Не принес облегчения и следующий 1862 год.

Лишь в 1863 г. в его письмах появились сообщения, что дела сдвинулись в лучшую сторону. Больше половины крестьян переведено с барщины на оброк, они стали подписывать уставные грамоты, и есть надежда через

стр. 76

год перевести на оброк и другую половину, то есть все 5500 душ, которыми он владел (34). В соответствии с утвержденными нормами, он передал крестьянам после реформы 10 190 дес. 226 саж. земли. Сумма годового оброка со всех имений исчислялась в 27 591 руб. 84 коп. Первая выкупная сделка совершилась в 1865 году. Впоследствии этот процесс, как и у многих помещиков, замедлился и последняя сделка состоялась в 1855г., через два года после его смерти. По всем выкупным договорам с 1865 по 1885 гг. была получена сумма в 525 089 руб. 62 коп.(35).

В архиве сохранилось "Определение о наследстве", сделанное в декабре 1883 г. Рязанским окружным судом при введении в права наследования жены Ольги Федоровны и сына Ивана Александровича Кошелевых, а также дочери Дарьи Александровны Беклемишевой. Здесь перечислено движимое и недвижимое имущество Кошелева и подведен как бы итог его хозяйственной деятельности за всю его жизнь. После передачи крестьянам 10 190 дес. 226 саж. у помещика оставалось в Рязанской, Самарской и Саратовской губерниях еще 27 020 дес. 200 саж. земли, включающей лесные дачи и неудобные земли. Если считать, что рыночная стоимость десятины пахотной земли с 1861 по 1880 годы возросла с 42-х рублей до 83-х, то ясно, сколь значительны были земельные богатства Кошелева. Даже если полагать, что удобной земли было только 50%, то и тогда ее стоимость была бы свыше миллиона рублей. Наряду с земельными богатствами, Кошелев имел ряд промышленных предприятий, дававших большой доход. Среди них 2 винокуренных завода в Песочне и Михеях и 6 мельниц, оцененных земством в 216021руб. 38коп.; 2 дома в Москве, стоимостью в 40 тыс. рублей. В документе зафиксированы также ценные бумаги на сумму 481 128 рублей. Общая оценка движимости равна 635 430 руб. По тому, что с наследства взят 1% пошлины, равный 20 445 руб. можно высчитать, что общая оценка имущества выразилась в цифре 2 044 500 руб.(36).

С улучшением общей обстановки появилась наконец возможность в очередной раз съездить в Карлсбад- "выбросить желчь". Но в связи с восстанием в Царстве Польском, Кошелеву по повелению царя пришлось вместе с Н. А. Милютиным, Черкасским и Самариным срочно отправиться в Варшаву. Еще до этого он следил за развитием событий в Польше и считал, что "приобщение окраин к центру может быть успешно проведено ни насилием, ни самоуправством, ни разными лишениями, а доставлением этим странам разных выгод, большей обеспеченности и пуще всего - уверенности, что там, в центре действуют в отношении к ним не неприязненно, не чужеядно".

В Варшаве он занял должность главного директора финансов и пробыл на ней два года (1864-1866). Ему выпало составить на 1866г. бюджет Царства Польского, который до этого многие годы был дефицитным. Предстояло упорядочить налоговую систему, ликвидировать устаревшие налоги и учредить новые, в частности, был введен налог поземельный, кстати очень высокий, из которого, главным образом, черпались средства для компенсации помещичьих потерь. Кошелеву пришлось заниматься также проблемой повышения рентабельности такого крупнейшего предприятия, как Домбровский угольный бассейн. Был составлен проект полного его переоборудования. Кошелев добился передачи в ведение помещиков разработки недр на земельных участках крестьян, чтобы вести эти разработки на достаточно высоком промышленном уровне.

К 1866 г. положение в Царстве Польском стабилизировалось, и реформы приобрели более спокойное развитие благодаря активному участию опытных в подобного рода делах либеральных деятелей. Теперь, когда кризис был в основном, преодолен, правительство больше не испытывало нужды в этих деятелях. Напротив, они ему уже отчасти мешали. Поэтому, когда Кошелев возбудил вопрос об отставке, правительство не стало его удерживать, наградив надворного советника Кошелева звездой и лентой Станислава I степени и чином действительного статского советника.

В пореформенной жизни России Кошелев играл весьма активную роль. Не перечисляя всех проблем, занимавших его, необходимо сказать, что он,

стр. 77

по преимуществу, уделял внимание двум главным формам общественной деятельности- земской и городской. По свидетельству современников, именно Кошелеву принадлежала первая мысль о земствах, возникшая при обсуждении проблем, связанных с отменой крепостного права, в частности, вопроса об административном устройстве сельского населения после прекращения власти помещика над крестьянином и роли самого помещика в новых условиях. Он представлял эти отношения не в форме "начальничес-тва", а в виде попечительства образованного класса над безграмотным населением, основанного на добровольном избрании помещиков в земские учреждения, где соединятся все сословия на началах выборности, равноправия и местного самоуправления. Особенно привлекательным для Кошелева был общественный характер земской деятельности, возможность, хотя и в ограниченных пределах, дать выход самостоятельности и инициативе, которыми он сам был переполнен.

Идея создания в России представительного органа- Земской думы была не нова, но в наступившую эру конституционных проектов стала "злобой дня". Особенно на этом поприще отличился Кошелев. Разрабатывая в 1862г. конкретные проекты этого учреждения, определяя его структуру, социальный состав, статус в системе государства, он выпустил брошюру "Какой исход для России из нынешнего ее положения?", в которой говорилось: "Единственный исход для России из ее нынешнего положения, исход верный и истинно русский, есть проявление царского доверия к народу - созвание на общий совет выборных от всей земской Руси - созвание Общей земской думы в Москве. Что это - парламент? Конституция? - ни то, ни другое". Конституцию он считал порождением западной жизни. Когда при нем хвалили английский государственный строй, Кошелев, признавая в основном его достоинства, говорил, что этот строй есть порождение английского народного духа и вековой национальной традиции, поэтому как учреждение самобытно-английское оно не может быть перенесено на почву России, так же, как и западные конституции, несущие на себе печать совсем другой народности. Что касается России, то ее государственное устройство должно также складываться самобытно, в форме традиционных учреждений, которые существовали в ней издревле, то есть в форме Земской думы. Она мыслилась Кошелевым как всесословное, законосовещательное двухпалатное учреждение, избранное в процессе трехстепенных выборов. Количество избранных не должно было превышать 300 человек, чтобы Дума не стала неуправляемой. Из наиболее способных людей в ходе ее работы можно будет составить "единомысленное министерство". Земской думе можно будет поручить обсуждение существенных дел: крестьянского вопроса, положения дворянства, состояние финансов, включая бюджет, налогообложение и др.(37).

Дальнейшее развитие мыслей о Думе нашло в брошюре "Конституция, самодержавие и Земская дума". Это прежде всего вопрос о предполагаемых взаимоотношениях самодержавия с Думой и обществом. Самодержавие - не деспотизм, если рядом с ним находится независимое общественное мнение, выражаемое в печати или в Думе народными избранниками, писал он. Именно это мнение помешает царю разогнать Думу, если ему покажется, что "мнения" выраженные депутатами, не согласны с видами правительства, в противном случае царь будет иметь оппозицию на местах в лице разогнанных депутатов. Кошелев твердо верил, что "если законы соответствуют потребностям народа и в нем укоренились; если общественное мнение сильно и общественная нравственность тверда, то государь со своими советниками не может посягнуть на независимость граждан и на их собственность". Предлагаемая Кошелевым законосовещательная Дума, возникающая по воле царя и олицетворяющая общественное мнение, призвана была смягчить голый произвол, скорректировать слишком жесткие и крайние акции самодержавия с тем, чтобы "устранить опасность револю- ционаризма, так как последний порождается стеснением свободы мнения, и надо опасаться не революции, к которой русский народ не склонен, а "кровавого исхода реакции" (38). Повторяя в брошюре свои аргументы

стр. 78

против конституции, объясняя, почему он стоит за самодержавие и существенно уточняя структуру и компетенцию Земской думы, Кошелев еще более укреплял своих оппонентов в мысли, что предлагал он именно конституцию и, говоря о законосовещательном представительном учреждении, стремился к тому, чтобы перевести монарха через заветную черту так, чтобы он этого не заметил.

Отмена крепостного права изменяла не только производственные отношения, но и с неизбежностью указывала на необходимость преобразований всей государственной системы, всей политической надстройки. В этом плане актуальность таких проблем, как самодержавие, конституция и революция еще более возросла.

В 1862г., который исследователи называют "годом конституционного кризиса", мысль о Земской думе стала для Кошелева первостепенной по своему значению. Этим он отдал дань своеобразной форме конституционализма. Разрабатывались конкретные проекты этого учреждения, его структуры, статуса в системе государства, компетенции, социального состава, а также способы осуществления этих планов. Это время Кошелев характеризовал, как "страшный ералаш", когда конституционными стремлениями были увлечены все, начиная с высших правительственных чиновников до революционных демократов.

В среде высшей бюрократии появились проекты, которые можно отнести к правительственному "конституционализму". Из них наиболее известны четыре: П. А. Валуева, вел. кн. Константина Николаевича, Лорис-Меликова и Н. П. Игнатьева. Во всех проектах бюрократический элемент преобладал над выборным, опора была на дворянство. Делались попытки приспособить к новым условиям существующие государственные структуры, в частности Государственный совет в качестве верхней палаты. Однако, ни один из этих проектов не был осуществлен, благодаря неизменной позиции Александра II, который, лавируя, не шел ни на какие уговоры, ссылаясь на неподготовленность России к конституционным преобразованиям. Самое большее на что он соглашался - это на передачу некоторых вопросов для обсуждения в земствах, которые рассматривал, как средство откупиться от конституции. Причем неизменно высказывался против выборности и в пользу назначаемое? представителей.

Представители разных общественных течений высказывались за созыв Земской думы, но существовала принципиальная разница между проектами, выдвигавшимися в то время различными течениями. В советской литературе существует разноголосица в представлении о Земской думе. Например, Н. И. Цимбаев утверждает, что политические идеалы Кошелева "были наиболее удобной формой реализации планов олигархического дворянства" (39). Но олигархическими планами, выдвинутыми В. П. Орловым-Давыдовым и Н. А. Безобразовым предусматривалось создание Земской думы, как чисто сословного учреждения из депутатов от дворянских собраний, которая бы ограничивала власть царя властью дворянства, занимающего ведущее положение в стране и сохраняющего свои сословные привилегии. У Кошелева же Земская дума отличалась всесословностью. Предполагалось избрание в ее состав представителей от земств, то есть всесословных учреждений. Конечной целью Кошелева была конституционная монархия с двухпалатной системой. Что касается Н. А. Серно-Соловьевича и Герцена, то они мыслили Земскую думу как учреждение бессословное, созданное путем равных всеобщих выборов и потому демократическое. Итак, русскому обществу предлагались олигархический, либеральный и демократический варианты политического преобразования России. Такое разнообразие вариантов соответствовало реальному положению сил в стране.

В своей пореформенной деятельности, Кошелев много внимания уделял проблемам народного образования, которые в 70-х годах стали для земств первоочередными. Земства получили от государственных чиновников просветительные учреждения в самом плачевном состоянии, некоторые школы числились только на бумаге. За 60-е годы земствам удалось несколько выправить положение. По словам Кошелева, в Рязанской губернии за это

стр. 79

время было открыто от 300 до 500 школ. Рязанское земское собрание 1866 г. приняло решение открыть училище в целях подготовки учителей для начальных школ и ассигновало на это 30 тыс. рублей. После утверждения Устава в 1869г. оно было открыто. Деятельность Рязанского земства в области народного образования дала свои плоды. В 1880 г. земские школы составляли 80% всех школ губернии, в них работало 400 учителей, из которых 26% составляли выходцы из крестьян и около 30% выпускники учительской семинарии. Историк земства Б. Б. Веселовский отметил особую роль Рязанского земства, которое "выделялось своей интенсивной деятельностью" в деле народного образования(40).

Кошелев, бывший одним из самых крупных деятелей не только Рязанского, но и всероссийского земства был предан идее земщины всю жизнь, несмотря на то, что ему на протяжении 20 лет приходилось в зависимости от хода земских дел переживать и радости и огорчения. В духе либерализма он отстаивал в земстве гласность, самоуправление и всесословность. Он неоднократно отмечал, что в Рязанском земстве было "две партии- крепостники и либералы; и к сожалению первые чаще побеждали, чем последние. Эту беду исправляла наша губернская управа, которая вела дела в истинно-земском духе" (41), то есть либеральном.

В самом начале своей работы в земстве, Кошелев радовался, что "в числе гласных много крестьян и купцов, что собрание это всесословное и что из дворян никто не проявлял крепостнических и сословных стремлений", но к концу жизни отмечал, что дворянство "самое гнилое у нас сословие" "руководится сословными и даже узко-личными интересами", и это особенно заметно среди молодых. "Неужель Россия идет назад, и молодые больше реакционеры, чем даже те, которые уже жили и действовали во время крепостного права", (42) - писал он. Доставалось от него и сельскому духовенству, о котором он написал: "Духовенство у нас вообще усердное по сбору своих доходов, весьма небрежно относится ко всему, что не доставляет ему рублей и гривен. Не желая трудиться безвозмездно оно или вовсе молчит или ограничивается двумя-тремя увещеваниями на счет необходимости иметь школу и затем успокаивается и об обучении крестьян больше не хлопочет" (43). В 1868 г. он подвел итог первого трехлетия земской деятельности в сборнике "Голос из земства", изданном в пользу школ Сапожковского уезда. Это была реалистическая картина деятельности земств за первые три года, с ее плюсами и минусами.

Обострение революционной обстановки в стране беспокоило Кошелева и несколько отдалило его от мысли о Земской думе. Он много раз встречался с министром внутренних дел Лорис-Меликовым и подолгу обсуждал с ним обстановку в России, осложненную политическими убийствами и покушениями на императора. Знакомству Кошелева с Лорис- Меликовым суждено было сыграть известную роль в попытках осуществления славянофильского "конституционализма", на что еще не обратили внимание исследователи.

Назначение Лорис-Меликова главой Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия и наделение его неограниченной властью, наполнили Кошелева ликованием. Ему особенно понравились прямо-таки славянофильские слова из его прокламации: "На поддержку общества смотрю как на главную силу, могущую содействовать власти в возобновлении правильного течения государственной жизни, от перерыва которой наиболее страдают интересы самого общества". Из "Записок" Кошелева видно, что в период близости Лорис-Меликова к трону они встречались неоднократно. Лорис-Меликов казался Кошелеву образцом государственного деятеля с точки зрения славянофильской. Он восхищался тем, что было упразднено III отделение, а отставку графа Д. А. Толстого накануне Пасхи воспринимал как "лучшее красное яичко, каким государь мог похристосоваться с Россией". И многие другие акции Лорис- Меликова неизменно встречали его одобрение. Кошелев рассчитывал на его поддержку своих планов и снова приехал в Петербург осенью 1880 года. Однако, при встрече Лорис-Меликов сказал, что не

стр. 80

надеется получить согласие Александра II на созыв Земской думы, но имеет в виду "собрать общую, довольно многочисленную Комиссию из выборных от земств, а где таковые еще не образованы, из лиц, приглашенных правительством". Из дальнейших встреч Кошелев вынес впечатление, что Лорис-Меликов, хотя и не во всем с ним согласен, однако, "намерен сделать все возможное для оживления и утверждения земских учреждений". Убийство царя 1 марта 1881 г. перечеркнуло надежды Кошелева. Ставка на Лорис-Меликова была бита падением всесильного диктатора. Несмотря на то, что Кошелев неоднократно отмечал отсутствие силы, способной заставить правительство произвести необходимые перемены, он не мог, однако, не испытать глубокого разочарования от того, что деятельность даже такого всесильного человека, как Лорис- Меликов, не привела к какому-либо положительному результату. Он был глубоко убежден в том, что в лице Лорис-Меликова Россия потеряла выдающегося государственного деятеля (44).

В мае 1881 г. Кошелев ездил в Эмс повидать Лорис-Меликова, уже получившего отставку. Летом он снова увиделись на курорте Шлагеннбад и прожили там три недели, встречаясь ежедневно. Здесь была написана брошюра "Где мы? Куда и как идти?", которая, по нашему убеждению, была их совместным трудом, о чем свидетельствует ее содержание. Лорис- Меликов, внезапно отправленный в отставку, не успел осуществить своих замыслов. В новом положении ему неловко было обращаться к царю и своему преемнику графу Н. П. Игнатьеву с советами, поэтому вполне логично предположить, что он воспользовался услугами своего единомышленника, независимого либерала Кошелева и в брошюре, подписанной его именем, обратился к новой администрации со своими рекомендациями.

Напечатав брошюру в Берлине и привезя ее тираж в Россию, Кошелев направил ее Александру III, Н. П. Игнатьеву и М. С. Каханову, но ответа не получил. Заголовок брошюры звучал, как голос заблудившегося человека:

"Где мы? Куда и как идти?". Ответ звучал пессимистически - мы на краю пропасти, а идти можно двумя путями: или к коренным преобразованиям, или к революции и нигилизму. В брошюре уже не говорилось о созыве Земской думы как панацее от всех российских недугов. От этой идеи осталась одна фраза: издать манифест об образовании Общей земской думы из гласных, избираемых земскими собраниями и даровать ей такие-то права. При этом делалась существенная оговорка: "если верховная власть на это пойдет". Поскольку никаких шансов на это не было, Кошелев остановился на рекомендации того учреждения, на которое Лорис- Меликов, еще находясь у власти, указывал как на более или менее возможное: - "созвать в Петербурге общую комиссию из членов, избранных губернскими земскими собраниями и ей решать вопросы, поступающие от земских собраний и от окраин". Общий вывод был таков; "Нужно коренное преобразование всего строя нашего управления" (45).

Кратное переходное министерство Н. П. Игнатьева и возвращение к власти отстраненного Лорис-Меликовым Д. А. Толстого Кошелев переживал, как катаклизм. Это заставило его написать и вновь издать в Берлине в 1882г. последнюю брошюру, заголовок которой звучал совсем растерянно: "Что же теперь?". Как заклинание повторял он: "Мы против конституции, мы- за самодержавие и единение царя с народом... Народ един и одухотворен земским духом... Сохранение самодержавия - долг каждого гражданина, любящего Отечество"(46). Как за якорь спасения хватается Кошелев за образованную 20 октября 1881г. Комиссию М. С. Каханова, бывшего сотрудника Лорис-Меликова, которой было поручено преобразование местного административного управления с привлечением земств и точным обозначением их прав, обязанностей и ответственности. Кошелев предложил образовать, как в эпоху крестьянской реформы, губернские комитеты, поручить им произвести эту работу на местах, а затем призвать в Петербург в Кахановскую комиссию выборных от губерний с их материалами, обсудить, обобщить их в виде соответствующего Положения и представить его на утверждение царю. Кахановская комиссия в данном случае сыграла бы роль Редакционных комиссий. Но и это было неприемлемо

стр. 81

в самодержавном государстве. Ведь и Редакционные комиссии в свое время были так поспешно распущены, что не было возможности даже закончить делопроизводство. Правительство опасалось, что они превратятся в учреждение, подобное французским Генеральным штатам. В 80-х годах эти опасения многократно возросли. О Земской думе Кошелев написал так:

"Я - за Земскую думу и хотя жить мне осталось недолго (ровно 1 год - Е. Д., В. К.), я предпочитаю не видеть ее неудачи и посрамления" (47). Таков был финал всех усилий и попыток представителя либеральной оппозиции добиться осуществления своих чаяний. Ни обращения к царю с личным "мнением", ни "смелые" разоблачения царизма в изданиях, напечатанных за рубежом, ни попытки приблизиться к власти через самого могущественного сановника в государстве не продвинули Кошелева к его политической цели ни на йоту. Сотворенный им кумир в лице Борис- Меликова, развалился у него на глазах. Революционная волна вынудила правительство поднять этого человека на высокий исторический гребень и сделать всесильным диктатором, она же его и смыла, а заодно и кошелевские надежды на осуществление Земской думы. Пик революционной ситуации уже прошел, царизм приступал к разгрому революционного движения и не нуждался более в поддержке либералов.

Поняв, что испытанные средства воздействия на самодержавное правительство- записки, адреса, прошения- не дают никакого результата, Кошелев вместе с известным земским деятелем В. Ю. Скалоном пришел к мысли о необходимости создания из "солидарных и единомышленных" групп земцев политической партии, которая бы выработала общую либеральную программу (48). В условиях наступившей реакции эта идея не могла получить воплощения.

Кошелев откликался на любой вопрос, возникающий в обществе, тем более на любые преобразования. Он приветствовал военную реформу, объявленную в 1870г., у колыбели которой стоял Д.А.Милютин. Еще в процессе ее обсуждения Кошелев в специальной статье проанализировал важнейшие стороны воинской повинности (49). Дело не в том, писал он, как устроить армию, чтобы она могла защищать границы и достоинство империи, а как выгоднее содержать ее в мирное время, чтобы сохранить мирный строй народного быта, а не превращать Россию в вооруженный лагерь, как Пруссия. Существующая система носит в себе печать крепостного права, отмечал он, содержание армии стоит дорого и не гарантирует оборону. Военное министерство, предлагая 7 лет службы и 8 лет запаса отчуждает от дел самое производительное население от 21 года до 36 лет. При ежегодном призыве в 200 тыс. держат под ружьем 1 млн людей. Но в стране, которую населяет 80 млн не надо возбуждать духа военщины, как в Пруссии, где всего 12 млн жителей. Надо беречь рабочие силы и деньги. Надо, чтобы человек посвящал себя военной службе добровольно или призывался наравне со всеми. В 1870г. земства послали царю адреса, одобрявшие реформу, распространявшую воинскую повинность на все сословия. Это отражало и славянофильские чаяния, которые неоднократно высказывались еще в период подготовки крестьянской реформы.

В поле зрения Кошелева в пореформенное время оказались и другие вопросы, в частности, женский, ставший предметом острой журнальной дискуссии. Рассматривались проблемы эмансипации и роли женщин в обществе и семье, условия труда, воспитание и образование детей. Большинство авторов писало о женщинах дворянского круга и только Кошелев обратил внимание на необходимость облегчить труд простой крестьянки (50).

Волновал Кошелева и вопрос о борьбе с пьянством, которое, по его словам, "господствует на Руси и губит наш народ не со вчерашнего дня" (51). В условиях обновления общества этот вопрос приобрел не личный, а общественный характер, поэтому Кошелев предлагал ряд ограничительных мер, среди которых были поощрение обществ трезвости, штрафы, приговоры и зароки от попоек на сельских сходах, ограничение числа кабаков, упорядочение винной торговли, поднятие цен на вино. Не забыта была и политическая сторона дела, Которая выразилась в пожелании, чтобы крестьяне мень-

стр. 82

ше собирались в кабаках для бесед и совещаний и развязывали там языки. Впрочем, последнее Кошелев считал уже не земским делом, а заботой правительства, которое получает значительную часть своих доходов от питейного дела.

После обнародования земской реформы 1 января 1864 г. Кошелев был избран гласным Сапожковского уездного и Рязанского губернского земских собраний, в которых проработал с 1865 по 1883 г., то есть до конца своих дней. За этот, почти 20-ти летний срок, он возглавлял немало различных комиссий, где применял свой богатейший опыт и знания. В частности, был почетным мировым судьей и председателем съезда мировых судей, членом училищного совета и ревизионной комиссии, членом податной комиссии, возглавлял группу гласных, формирующих повестку дня очередных губернских собраний, инициатором создания и председателем комиссии по статистике и т. п.

Кошелеву принадлежала идея образования нового сословия, в которое бы вошли дворяне и землевладельцы, вышедшие из общины, то есть кулачество. При этом дворяне должны были отказаться от сословных привилегий. Дворянству отводилась роль руководящей силы в самоуправляющемся всесословном земстве, которое вписывалось в социально-экономическую структуру пореформенной России и находило теоретическое обоснование в славянофильском положении о "земле" и "государстве".

С огромным энтузиазмом включился Кошелев в работу Московской городской думы. В условиях ослабления дворянства после реформы и необходимости укрепления этого класса он видел в нарождающейся русской буржуазии силу, на которую можно было опереться. Он не прочь был занять место городского головы и был недалек от этого, получив при баллотировке второе место, после кн. А. А. Щербатова, ставшего первым городским головой Московской думы. Кошелев участвовал во многих комиссиях Думы и присутствовал на каждом заседании даже тогда, когда уже вовсе потерял слух. Ведя такой активный образ жизни, Кошелев продолжал писать статьи, брошюры, записки. Зная, что некоторые из них не могут быть напечатаны в России, он прибегал к зарубежному печатному станку.

В России эти брошюры были запрещены и провозились в страну нелегально. Кошелев каждый раз посылал один экземпляр царю в сопровождении верноподданнического письма, свидетельствующего о его преданности и лояльности и, разумеется, не без мысли о возможном влиянии на царя в нужном направлении. В упомянутых брошюрах Кошелев достаточно объективно и компетентно судил об изменениях происходивших в социально-экономической и политической жизни России. Эти качества привлекли внимание К. Маркса (52), который, работая над "Капиталом", подробно законспектировал две брошюры Кошелева: "Наше положение" и "Об общинном землевладении в России", оценивая позицию автора, как либеральную. Оценка "независимого либерала" дана была Кошелеву также и В. И. Лениным (53), использовавшим его брошюру "Конституция, самодержавие и Земская дума" в своей статье "Гонители земства и Аннибалы либерализма". Колюпанов писал, что он делает из его брошюр только краткие извлечения не потому, что они содержат мнения революционные или неблагонамеренные, но потому, что слишком откровенный и правдивый рассказ о прошлом "неудобен по состоянию нашей печати" и жалел лишь о том, что благодаря этому личность Кошелева выяснится не вполне и "не познакомятся читатели с той смелой и беспристрастной оценкой современных фактов, которую будущий читатель почерпнет в этом материале". Кошелев выпускал эти брошюры до последнего года жизни. Они никогда более не переиздавались. Единственная биография Кошелева, написанная Колюпановым, была доведена им только до 1857 г. в связи со смертью автора в 1894 году. К сожалению и сейчас, спустя более 100 лет, мы не имеем полной биографии этого замечательного человека. Исключение составляют некоторые работы и статьи об отдельных сторонах его деятельности, опубликованные в последние годы (54).

стр. 83

Кошелев дожил до 77 лет, не переставая активно участвовать в общественной жизни. Накануне смерти допоздна заседал в финансовой комиссии Московской городской думы, а утром следующего дня - 9 сентября 1883 г. скончался в своем доме на Поварской и был похоронен в Даниловом монастыре под колонной Венелина, рядом со своими соратниками-славянофилами.

Примечания

1. КОЛЮПАНОВ Н. П. Биография А. И. Кошелева. В 2-х тт. М. 1892. Т. 1. Кн. 1, Приложение.

2. КОШЕЛЕВ А. И. Записки. Берлин. 1884, с. 7, 13, 16-17.

3. ГЕРЦЕН А. И. Собр. соч. В 30-ти томах. М. 1954. Т. IX, с. 147.

4. КОШЕЛЕВ А. И. Ук. соч., с. 36-37, 38, 39, 42, 44.

5. ГЕРЦЕН А. И. Ук. соч. Т. IX, с. 163.

6. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Н. Г. Собр. соч. Т. 3. М. 1946, с. 646.

7. КОШЕЛЕВ А. И. Ук. соч., с. 54.

8. Московская правда, 19.XI.1998.

9. КОШЕЛЕВ А. И. Ук. соч. Приложения, с. 11-14.

10. КОЛЮПАНОВ Н. П. Ук. соч. Т. 2. Приложения, с. 20, 21, 111, 113, 123, 124.

11. Русский Архив, 1886. Т. 1, с. 352-353.

12. КОЛЮПАНОВ Н. П. Ук. соч. Т. 2. Приложения, с. 83, 86.

13. КОШЕЛЕВ А. И. Ук. соч. Приложения, с. 31-54.

14. ДОБРОЛЮБОВ Н. А. Собр. соч. в 9 т. Т. 4. М. -Л. 1962, с. 397.

15. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Н. Г. Полн. собр соч. Т. П. М. 1948, с. 421.

16. Кн. В. А. Черкасский и А. С. Хомяков владели сахарными заводами в Тульской губернии. Последний имел каменноугольные копи в Богучарове. Кошелев владел винокуренным заводом в Рязанской губ., Ю. Ф. Самарин - суконной фабрикой в Самарской губернии.

17. Журнал Главного Управления путей сообщения и публичных зданий (ЖГУПС и ПЗ), 1856, N 1.

18. Соображения касательно устройства железных дорог в России.- Современник, 1856, N 2; Еще соображения касательно устройства железных дорог. Там же, N 9; третья статья Д. И. Журавского "О железных дорогах в России" была напечатана в "Русском вестнике", 1856, кн. 2.

19. КОШЕЛЕВ А. И. Соображения о пользе устройства железных дорог от Динабурга в Курскую губернию (Ответ ЖГУПС и ПЗ, 1856, N 1) - Русская беседа, 1856, т. I, с. 158-160; его же. Соображения касательно устройства железных дорог в России (Ответ "Современнику", 1856, N 2)- Русская беседа, 1857, t.i, с. 148-157; его же. Еще соображения касательно устройства железных дорог в России, (в ответ "Современнику" N 9). Русская беседа, 1856, т.Ш, с. 88-112; ХОМЯКОВ А. С. Письмо к издателю А. И. Кошелеву.- Русская беседа, 1857, t.i, с. 81-85; ЧЕРКАССКИЙ В. А. Тройственный союз 15 апреля 1856г.- Русская беседа, 1857, т. II, с. 1-30; КОКОРЕВ В. А. Путь севастопольпев.- Русская беседа, 1858, т. I, с. 77-137, и др.

20. Современник, 1857, т. 61, с. 181.

21. Русская беседа, 1856, т. I, с. 48-57, 148, 150, 151; там же, с. 148; там же, т. III, с. 91.

22. ТЕНГОБОРСКИЙ Л. В. О производительных силах России. T.I. М. 1854, с. 199. 201. Четверть- мера сыпучих тел, принятая в России до введения метрической системы, равная приблизительно 8 пудам или 0,13 тонны.

23. КОШЕЛЕВ А. И. Поездка русского земледельца в Англию на Всемирную выставку.- Московский сборник. М. 1852.

24. Положение об основных условиях устройства первой сети железных дорог в России. СПБ. 1857; Главное общество Российских железных дорог. Указ Его Императорского Величества о сооружении первой сети железных дорог в России. СПБ. 1857.

25. Русская беседа, 1856, т. II, с. 65.

26. АКСАКОВА В. С. Дневник. М. 1913, с. 152.

27. Русская беседа. 1858. Т. I, с. 134.

28. КОШЕЛЕВ А. И. Записки, с. 57-68.

29. Вопросы истории, 1983, N 11.

30. САМАРИН Ю. Ф. Соч. Т. 3. М. 1885, с. 327.

стр. 84

31. Материалы для истории упразднения крепостного состояния в России в царствование Александра II. Т.Н. Берлин. 1861, с. 421.

32. ТРУБЕЦКАЯ О.Н. Материалы для биографии кн. В.Л.Черкасского. T.I, кн. 2. М. 1901-1904, с. 282.

33. КОШЕЛЕВ А. И. Записки, с. 181.

34. Голос минувшего, 1922, N 2, с. 69.

35. Центральный государственный исторический архив, Санкт-Петербург (ЦГИА СП), ф. 577. on. 32, д. 2762, л. 32-37.

36. Подсчеты произведены по архивным делам: ЦГИА СП, ф. 577, on. 32, д. 2053; 2660; 2661;

2761; 2762.

37. КОШЕЛЕВ А. И. Какой исход для России из нынешнего ее положения? Лейпциг. 1862, с. 43.

38. КОШЕЛЕВ А. И. Конституция, самодержавие и Земская дума. Лейпциг. 1862, с. 12, 23.

39. ЦЫМБАЕВ Н. И. Славянофильство. М. 1986, с. 213.

40. КОРНИЛОВ Е. Г. Земская демократическая интеллигенция 70-х гг. XIX в. В кн. Вопросы общественного и социально-экономического развития России в XVIII-XIX веках. Труды Рязанского пединститута, Рязань. 1974, с. 96-97; ВЕСЕЛОВСКИЙ Б. Б. История земства. Т. IV. СПб. 1911,с.482.

41. КОШЕЛЕВ А. И. Записки, с. 212, 185.

42. Там же, с. 270-271.

43. Голос из земства. Вып. 1. М. 1869, с. 102.

44. КОШЕЛЕВ А. И. Записки, с. 45, 247, 253, 260.

45. КОШЕЛЕВ А. И. Где мы? Куда и как идти? Берлин. 1881, с. 61.

46. КОШЕЛЕВ А. И. Что же теперь? Берлин, 1882, с. 57, 63.

47. КОШЕЛЕВ А. И. Где мы? Куда и как идти, с. 72. 73.

48. См. ПЕТРОВ Ф. Л. Нелегальные общеземские совещания и съезды конца XIX в.- Вопросы истории, 1974, N 9, с. 43-44.

49. КОШЕЛЕВ А. И. О воинской повинности с земской точки зрения. - Новое время, 20.III.1871.

50. Записи Лебедянского общества сельского хозяйства, Москва, 1852, с. 239; см. также КО-ЛЮПАНОВ Н. П. Ук. соч. Т. II. М. 1889, с. 219.

51. КОШЕЛЕВ А. И. О мерах по сокращению пьянства. М. 1881. Оттиск из газеты "Земство", М., 1881, с. 2.

52. См. Архив Маркса и Энгельса. Т. ХЗ. М. 1948, с. 21-49, т. XII, с. 140-160.

53. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 5, с. 31-32.

54. Reisen und Reisenbeschreibungen im 18. und 19. Jahrhunderts, Berlin. 1980; Проблемы истории русского общественного движения и исторической науки. М. 1981; Социально-экономическое развитие России М. 1986; Революционеры и либералы. М. 1990; ПОПОВ И. П. Деятельность земств Рязанской губернии в области народного образования в 60-е- 80-е годы XIX- нач. XX вв. Рязань. 1981, с. 27-53; ЦЫМБАЕВ Н. И. Ук. соч.; его же. Составление, общая редакция, вступительная статья к книге "Записки" А. И. Кошелева. М. 1991.

Постоянный адрес данной публикации: