Libmonster ID: RU-7768
Автор(ы) публикации: Р. Ю. ВИППЕР

Проф. Р. Ю. Виппер

С распадением большой панской державы (XV век), управлявшей половиной Европы посредством своей финансовой и бюрократической организации, образовался многочисленный церковный "плебс". Роскошная жизнь панского двора, кардиналов, прелатов, соборных капитулов, привилегированных монастырей представляла резкий контраст с жалкой участью викариев, сельских священников, церковно-канцелярских писцов и массы рядового монашества. Но недовольное церковное плебейство, рассеянное по всем странам феодально раздробленной Европы, никогда не могло бы подняться до активных действий и не могло бы увлечь за собой на путь социально-религиозного переворота более широкие массы городской и сельской бедноты, если бы не нашло центра об'единения своих протестов в университетах, т. е. в том учреждении, которое первоначально было создано папами для подготовки церковной бюрократии.

В первые два десятилетия XVI века университеты в Германии и во Франции были переполнены студентами. Конкуренция кандидатов на церковные должности создала перепроизводство aspirantorum (ищущих должности). А в то же время с развитием деловых профессий в городах, с расширением транспорта товаров, с ростом администрации в монархиях появились новые виды светской службы. Старая, схоластическая выучка явно не соответствовала новым потребностям жизни. Особенно остро сознавали неудовлетворительность архаических методов преподавания младшие поколения студентов, проходивших подготовительный факультет1 (так называемый артистический), где изучались artes liberales; сюда впервые проникли новые идеи гуманистов, увлечение греко-римскими классиками. Студенты-артисты протестовали вместе с тем против привилегий высших факультетов (богословского, юридического, медицинского). Перед самим выступлением Лютера с его 95 тезисами и большой части германских университетов прокатилась волна студенческих беспорядков, в которых главным требованием было уравнение в правах артистов со студентами высших факультетов. Эта университетская "революция" была решительным шагом к превращению высших школ из духовных семинарий в светские учебные заведения, а сами "революционеры" - бросавшие монашеское звание и уклонявшиеся от аскетических обетов молодые ученые, учителя, проповедники и писатели - вышли непосредственно на публичную арену и очутились во главе могущественного религиозно-социального движения 20-х годов XVI века, которые мы привыкли звать реформацией.

О том, какие планы реформы гнездились в умах передовой интеллигенции до того времени, когда ей пришлось столкнуться с суровой действительностью, можно судить по интимным беседам в кружке ученых, собиравшемся в первые годы XVI века в Оксфорде и состоявшем из трех друзей: Джона Колета, Эразма Раттердамского и Томаса Мора. Мы находим тут смесь библии с классиками, пророков и апостолов с Платоном, Цицероном, Горацием и Тацитом. Гуманисты мечтали о возврате к простой вере и чистым правам древнехристианской общины, о том, чтобы напоить всех жаждущих просвещения из самых первоисточников религии, из "Нового завета", текст которого следовало проверить и издать со всею тщательностью критического анализа подобно изданиям греческих и римских классиков. Они мечтали об отмене наиболее кричащих злоупотреблений развращенного клира, причем реформа предполагалась мирная, без ломки учреждений, без шумного вмешательства народных масс, по инициативе просвещенных монархов. Наконец, они мечтали о прекращении войн между народами и о внутреннем мире, об устранении споров и распрей, религиозных и социаль-


1 Семь "свободных искусств", 7 ступеней лестницы премудрости, делились на 2 цикла: тривиум и квадривиум. В первый входили грамматика, риторика и диалектика; во второй - арифметика, астрономия, музыка и геометрия.

стр. 99

Цвингли.

них. Если судить по "Утопии" (1516 год) Мора, они даже намеревались внести в будущее общество элементы коммунистического строя.

В этой программе сквозь капризы фантазии, воспитанной на чтении античных авторов, просвечивает классовая среда и обстановка, которая внушила гуманистам тон и направление их мечтаний: они были горожанами и притом гражданами общин старого типа, сложившихся в эпоху феодального раздробления государств и преобладания натурального хозяйства. Они вышли из кругов небогатой буржуазии, трудолюбивой, скуповатой, консервативной. Мор проповедует презрение к золоту; граждане его идеальной общины обходятся без денег, посредством обмена продуктами. От интенсивного скотоводства, приносящего громадные прибыли мануфактуре и торговле, он хотел бы вернуться к патриархальному земледелию.

Нечего говорить о том, что реформаторы - монахи-расстриги или недавние студенты в рясах - были совершенно не подготовлены к той ответственной роли, которую им пришлось играть. Вместо реформы верований и научных методов им пришлось разбираться в требованиях разных общественных классов и профессиональных групп, выдерживать настойчивый натиск преуспевающих и выслушивать жалобы угнетенных. Воспитанные на образах натуральнохозяйственной идиллии, они стали лицом к лицу с жадными устремлениями молодой буржуазии и со стихийными протестами антибуржуазного характера.

Они реагировали по-разному на социальные бури своего времени. Меньшинство - и это были самые горячие головы, героические натуры, - радикальное в религиозных воззрениях, отрицавшее буквоедство и догматизм, стало на сторону бедного крестьянства и городского пролетариата - таковы были Мюнцер, Шапеллер, Роттман. Они понимали коммунистический строй как реальное осуществление "божьей правды" на земле; все они, за исключением немногих бежавших на восток будущих основателей коммунистических сект меннонитов и моравских братьев, погибли в крестьянской войне 1525 года и в восстании 1534 - 1535 годов, известном под названием Мюнстерской коммуны.

Большинство стало на сторону имущих классов. Лютер, до 33 лет, не выходивший мыслью за пределы своей кельи, метнулся сначала в сторону мелкого рыцарства и крестьянства, потому что вообразил в них армию для уничтожения "римского Содома" и завоевания "христианской свободы". Скоро, однако, он отшатнулся от народной массы; свою новую, преобразованную церковь он отдал под покровительство монархической власти в лице курфюрстов и князей империи. Главное материальное достижение реформации - секуляризацию церковных имуществ - Лютер благословил на пользу тех же князей и поместного дворянства; заодно он поддержал помещиков в их настойчивых усилиях увеличить барщину крестьян, потому что считал ее полезной для дисциплинирования "низшей породы человечества", осужденной на вечный труд.

Цвингли в отличие от Лютера, выступившего сразу с общегерманскими и чуть ли не общечеловеческими манифестами, ограничился узкой сферой Цюрихской городской республики и связанной с ней Швейцарской федерации. Рационалист, далекий от мистических порывов радикального направления, швейцарский патриот, противник ухода молодых людей заграницу в качестве военных наемников, он связал свою церковную реформу с интересами высших и средних классов городского населения. Его новая церковь с крайне упрощенным культом отлично подходила к политике магистрата, состоявшего из представителей виднейших купеческих фамилий и мастеров ремесленных цехов, политике бережливой, осторожной, очерченной границами небольшого района.

Цвинглианская церковь совершенно слилась с маленьким государством-городом: пасторы стали советниками республикан-

стр. 100

ского правительства и вместе с тем в качестве духовных руководителей превосходными помощниками его в деле поддержания порядка и подчинения низших классов, отстраненных от управления (мелкой буржуазии, подмастерьев и рабочих).

Цвинглианское устройство церкви приняла большая часть городов Швейцарии, а также прилегающей к ней югозападной Германии, городов, которые приобрели независимость в эпоху наибольшего феодального раздробления в XIV - XV веках, когда отсутствовала сильная государственная власть. Они выросли на транзитной торговле, развившейся со времени крестовых походов, проходившей через Альпы и соединявшей Италию с Германией. С открытием океанических путей и образованием больших держав эти центры старинной индустрии, станции и складочные пункты сухопутной торговли потеряли значение, должны были отступить перед торговыми и денежными центрами нового типа, такими, как Гамбург, Антверпен, Лондон. Реформация застала города старого типа накануне их неминуемого захирения. Вместе с падением их экономической и политической самобытности должна была заглохнуть и принятая имя форма церковного устройства; она осталась ввиде местной провинциальной системы, без размаха, без каких-либо замыслов широкой пропаганды.

По сравнению с реформаторами первого поколения иной характер носила деятельность Кальвина и иначе сложилась судьба устроенной им церковной организации. По своему происхождению, по своему образованию он такой же горожанин и такой же эразмовец, как и более ранние реформаторы; у него был такой же рационалистический ум, как у Цвингли; его цели в устроении церкви были те же: упрощение культа, строгий контроль поведения всех членов общины, отмена роскоши и всяких развлечений. Но разница, прежде всего в том, что Кальвин на 25 лет моложе двух германских реформаторов (родился в 1509 году, тогда как Лютер и Цвингли - в 1483 и 1484 годах); он начал действовать после трагических событий 1524 - 1535 годов, когда в Германии погибли надежды на мирную реформацию, когда протестантам пришлось вооружиться и вести борьбу за существование. Кальвин обладал иными талантами, дарованиями, как раз пригодными для воинствующей пропаганды новой веры. Женевская республика, где развернулась его деятельность, заключала в себе совершенно иные качества и возможности сравнительно с лютеровской Саксонией и цвинглианской Швейцарией.

Кальвин вышел из среды старого бюргерства, процветавшего в III - XV веках, его мировоззрение складывалось на основе традиций средневековых промышленности и торговли, развивавшихся в тесных провинциальных границах. Деятельность Кальвина в Женеве, будущем центре международной денежной торговли, заложила основы для выработки идеологии самой смелой части буржуазии, которой предстояло развиться в эпоху капиталистического производства и буржуазных революций XVI - XVIII веков.

1

Кальвин (собственно Ковен, Calvinus получился из латинизации фамилии Canvin) родился в зажиточной буржуазной семье города Пойона в Пикардии, одной из тех областей Северной Франции, где за 3 1/2 века до того произошли первые коммунальные революции, и где буржуазия гордилась своими старинными вольностями. Многие исследователи, особенно враждебные Кальвину католики и свободомыслящие, настаивали на его дворянских симпатиях, ссылаясь на его воспитание в аристократическом доме Монморов, на его постоянные сношения с дворянами, на его пребывание при дворах Маргариты Наваррской и Ренаты Феррарской.

А между тем к дворянству, особенно высшему, придворному, Кальвин относился с глубоким недоверием. Нигде и никогда он не говорит о дворянстве как о могущественном классе и неоднократно резко

Кальвин.

стр. 101

его изобличает. Главный упрек, который он делает дворянам, состоит в том, что они вместо мирной жизни в довольстве в своих поместьях тянутся ко двору, что они предпочитают своей скромной доле шатанье и разорительную службу у государей. Встроить в этих кругах выражение мужества и справедливости Кальвин почитает прямо за чудо. Только на лесть, на потворство дурным страстям государей способны придворные, и на них падает главная вина в том, что правители, исполнясь смешного и возмутительного высокомерия, забывают о своих, первейших обязанностях перед богом и подданными, заводят ненужные и несправедливые войны, грабят и насилуют беззащитных людей в своей собственной стране. Сами дворяне, опираясь на свою силу и на милость государей, без всякой меры расхищают имущество частных лиц как голодные звери и никогда не могут насытиться. "Откуда же скапливаются огромные богатства в столь короткое время, как не обманом и грабежом, посредством которого эти пиявки сосут кровь жалкого мелкого люда!"

В этом раздражении, в этих нападках на высший класс сказывается представитель деловой и экономной буржуазии. Однако если Кальвин проводит резкую черту между высшим классом и людьми среднего состояния, то, с другой стороны, он отделяет не менее отчетливо буржуазию от низших слоев народа. В пределах господства буржуазного общества Кальвин предпочитает отдать руководящую роль известного рода олигархии. И в церковной и в политической жизни правление должно быть, по мнению Кальвина, в руках меньшинства, облеченного значительным авторитетом. На видные должности не годится выбирать людей безвестных и бедных; напротив, следует выдвигать лиц независимых и влиятельных по своему материальному и общественному положению. Уже в первой своей работе "Комментарии к de clementia Сенеки" Кальвин в резких выражениях распространяется о "дурных" свойствах простого народа: вполне правильно, по его мнению, что в литературе массу всегда называют мятежной, бессильной, раздираемой ссорами. Чернь всегда склонна к переменам; примером служит Рим, который благодаря ее волнениям был не раз на краю гибели. Нигде у Кальвина нельзя найти тех теплых выражений об участи несчастной, заброшенной массы, какие, встречаются в проповедях его долголетнего товарища и друга Гильома Фареля:

Умственное и моральное развитие у Кальвина совершалось методически, без порывов и юношеских увлечений: у него точно и не было молодости. Товарищи по школе метко прозвали его "accusativus" (винительный падеж) за его страсть вечно обвинять всех других. По окончании классической школы (того же парижского коллежа Монтегю, где немного лет спустя учился Игнатий Лойола, основатель иезуитского ордена) Кальвин, по желанию отца, стал учиться юриспруденции в Орлеане и Бурже у знаменитых законоведов д'Этуаля и Альсиа. Эти занятия еще усилили присущее ему стремление к чисто рационалистическим построениям, неумолимо последовательным, но в случае необходимости он умел пользоваться и казуистическими приемами, пригодными для искуснейшего адвоката. Однако его особенно привлекали филология и богословие, и ради изучения этих наук он приехал опять в Париж и поступил в университет, где в это время кипели религиозные споры, и сильно сказывалось влияние германского лютеранства.

Здесь в 1533 или 1534 году произошло обращение Кальвина в протестантизм. Биограф Кальвина Лефран (Lefranc "La jeunesse de Cadvin". 1888) говорит по этому поводу: "...в противоположность порывистому Лютеру, Кальвин не знал душевных мук, не болел сомнениями, не впадал в отчаяние. Его религиозная эволюция совершалась методически. В качестве юриста он взвесил основательно все доводы за и против... Обратившись к новой системе веры, он не стал ее апостолом. Все это было делом логики и рассуждения, чувства тут были не при чем. Скандальная жизнь духовенства очень мало тревожила его; его внимание занимали только вопросы доктрины".

Осенью 1533 года Кальвин был свидетелем весьма бурных событий в Парижском университете. Знаменитый во всем католическом мире богословский факультет, Сорбонна, столп правоверия, кровно задел короля Франциска I, осудив теологическое сочинение его сестры, гуманистки Маргариты Наваррской. Раздражением короля, который отправил в ссылку вождя консервативных богословов Беда, воспользовался только что избранный ректором (т. е. главой студенчества) Николай Коп: он созвал общее собрание студентов всех факультетов, за исключением Сорбонны, для выражения протеста и для осуждения погруженной во мрак суеверия устарелой теологии.

Похоже, было на приближение реформации во Франции. В "день всех святых" (1 ноября 1533 года) Коп произнес в церкви демонстративную речь, направленную против культа святых; он развил вместе с тем основное учение протестантизма о том, что спасение дается грешникам исключительно заслугой Христа, един-

стр. 102

ственного посредника между богом и людьми, что верующие должны повиноваться богу ради его "неизреченной милости", а не в расчете на награду или из страха наказания, за свои грехи.

Известно, что Кальвин дружил с Копом; в бумагах Кальвина после его смерти нашли копию проповеди Копа; отсюда возникла легенда, будто бы речь эта была составлена Кальвином и внушена Копу. У нас теперь есть все основания сомневаться в правильности такого представления о роли Кальвина. Устная пропаганда нового учения не только не занимала его, но, можно сказать, вызывала в нем страх. В его натуре не было героизма, жажды мученичества, не было охоты рисковать жизнью из-за распространения новой веры. Когда в следующем, 1534 году вслед за расклейкой афиш, резко осуждавших католическую мессу, на протестантов поднялись гонения, Кальвин поспешил эмигрировать из Франции.

Кальвин удалился сначала в Базель, потом - в Страсбург, в то время важнейший центр гуманистических ученых. В 1535 году он выпустил в свет свою работу, которая потом несколько раз переиздавалась в расширенном виде, - "Institutio religionis christianae (можно переводить двояко: "Учреждение христианской религии" и "Наставление в христианской религии"). Впервые здесь строго логический ум приводит в догматическую систему те идеи, которые возвещались Лютером, Меланхтоном, Буцером и другими реформаторами. До него эти идеи, разбросанные в многочисленных проповедях и трактатах и не согласованные друг с другом, находились в хаотическом состоянии.

Среди формулированных в "Institutio" тезисов особенно выделяется учение Кальвина о предопределении (praedestinatio), которое у предшествующих реформаторов едва намечено. По убеждению Кальвина, если спасение людей зависит не от их собственных заслуг и усилий, а от благодати божией, то, значит, всемогущий и всеведущий бог заранее определил их судьбу, их путь к спасению или погибели. Решение божье вечно и неотменно. Оно составлено на небесах до рождения людей, которым оно остается неизвестным до самой их смерти. Люди заранее разделены на достойных спасения и осужденных, на вечную гибель; каковы бы ни были усилия отдельных личностей в течение их жизни, своей конечной участи они изменить не могут. Догмат Кальвина о предестинации, или предопределении, сформулированный ввиде религиозного предсказания, стоит в тесной связи с интересами буржуазии эпохи первоначального накопления и отражает убеждение людей этого класса в том, что высшие силы определяют неизбежную судьбу и направление их жизни. Ф. Энгельс во "Введении" к английскому изданию "Развития социализма от утопии к науке" об'ясняет классовые основы этого учения следующим образом: "Его (Кальвина. - Р. В.) учение о предопределении было религиозным выражением того факта, что в мире торговли и конкуренции удача или банкротство зависят не от деятельности или искусства отдельных лиц, а от обстоятельств, от них не зависящих. "Определяет не воля или действия какого-либо отдельного человека, а милосердие" могущественных, но неведомых экономических сил. И это было особенно верно в эпоху экономического переворота, когда все старые торговые пути и торговые центры вытеснялись новыми, когда были открыты Америка и Индия, когда даже издревле почитаемый экономический символ веры - ценность золота и серебра - пошатнулся и потерпел крушение"1 .

Это отрицание за человеком свободной воли чрезвычайно важно для Кальвина как оружие в борьбе против суеверий католичества, как опровержение мнимого сверх'естественного авторитета духовенства. По учению, ни о каком посредничестве церкви в деле спасения не может быть речи, грамоты о прощении грехов, заупокойные молитвы, торжественные мессы и пр. служат для одурачивания народа. Все эти жалкие средства бессильны против решения небес.

Но если такие формулы и были великолепными аргументами в полемике, то у непредубежденных читателей возникало недоумение: как же их применить практически? В самом деле, если все заранее решено и установлено на небесах, зачем тогда человеку волноваться, зачем что-то строить и что-то разрушать, отчего ему не отдаться неизбежному течению вещей, зачем ему вообще быть активным?

Тут могла бы получиться опасная трещина во всей системе реформатора, но на помощь Кальвину, неуклонному логисту, пришел Кальвин - казуист, адвокат, мастер хитроумных комбинаций. Идею предопределения, представление об идеальной церкви, состоящей из одних избранников, пребывающей не то на небесах, не то на земле, он быстро подменяет идеей совершенно противоположной: надо строить реальную, земную церковь, которая была бы орудием пропаганды, борьбы с предрассудками, средством перевоспитания людей;


1 Маркс и Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 2-я, стр. 297.

стр. 103

Женева.

С гравюры 1641 года.

поэтому надо приложить все усилия к тому, чтобы дисциплинировать общину верующих, чтобы выработать людей, безусловно, послушных воле божьей.

В первом издании "Institutio" Кальвин не говорит о том, как будет устроена новая церковь; для него ясно одно: церковь должна быть свободной и независимой, вполне автономной. "Institutio" посвящена королю Франциску I. Кальвин предлагает ему как просвещенному государю взять на себя инициативу реформы. Поэтому он настаивает на лойяльности протестантов, выдвигает принцип повиновения власти, напоминая, что всякая власть исходит от бога. Однако он указывает и на ограничение светской власти правом критики и осуждения, принадлежащим служителям божьим; последних он изображает в чертах ветхозаветных пророков: "...пусть они безбоязненно дерзают на все, пусть заставляют всех сильных, гордых и прославленных мира сего преклоняться перед величием божьим, пусть словом божьим повелевают как высшему, так и низшему, пусть строят дом Христов, разрушают царство сатаны, громят и мечут молнии на мятежников".

Так представлял себе Кальвин великую религиозно-социальную реформу накануне своего появления в Женеве, где начался новый этап его жизни.

2

Женева весьма рано получила значение интернационального центра. Город расположен изумительно выгодно в торговом отношении, на границе трех национальностей: немецкой, французской, итальянской. Здесь соединялось в один узел несколько французских и германских дорог, и начинались пути, которые по альпийским переходам вели в Италию и к Средиземному морю. Со времени крестовых походов по ним происходило оживленное движение товаров, и Женева служила складочным пунктом и местом распродажи; на этом были основаны знаменитые женевские ярмарки, процветавшие в XIV и начале XV века. С течением времени торговое движение усилилось, развились торговые обороты в кредит, умножились пути сообщения между городами, появились новые конкурирующие рынки, женевские ярмарки стали приходить в упадок, уступая первенство лионским; в 1462 году они вовсе прекратились. Это не означало, однако, ослабления транзита через город, вообще не означало экономического падения Женевы; произошла лишь перемена в направлении деятельности женевских коммерсантов. Крупнейшие из них - менялы, которые накопили большие запасы денег во времена ярмарок, - сделались кредиторами купечества. Женева стала местом торговых сделок и расчетов, банкирских ссуд и уплат по векселям. С этой-то новой Женевой, где все вертелось вокруг интересов денежной торговли, с Женевой банкиров и ростовщиков, пришлось иметь дело Кальвину и его ученикам.

Существенная перемена, происходившая в экономической жизни Женевы в конце XV и начале XVI века, совпала с круп-

стр. 104

нейшим политическим кризисом, определившим внешние политические судьбы города.

В феодальной раздробленной Европе XIV - XV веков Женева занимала своеобразное положение. Французский город по языку и культурным связям, Женева принадлежала политически к Священной Римской империи и находилась под суверенитетом епископа, который считался одним из князей империи. С образованием швейцарского союза в XIV веке Женева, фактически отрезанная от Германии, потеряла всякую политическую связь с империей и была предоставлена собственной участи. Отделенный в свою очередь от империи, епископ утратил свой авторитет и признал за Женевой почти полную автономию; город получил демократическую конституцию: он управлялся народным собранием (conseil general), четырьмя ежегодно избираемыми синдиками и тремя также ежегодно изменявшимися в своем составе советами: малым из 25, большим из 60 и расширенным из 200 человек.

Женева стала, таким образом, одной из тех маленьких республик, которые могли существовать изолированно благодаря общеевропейской анархии того времени. Но в конце XV века ей начинает грозить опасность быть поглощенной кем-либо из сильных соседей: Бургундо-Австрией, Францией или Савойей-Пьемонтом. Казалось, что наибольшими шансами обладают савойские герцоги, владения которых с трех сторон окружали Женеву; к тому же они захватили власть наместников епископа и старались проводить в епископы своих родственников. В 1519 году герцог Карл III через своих клевретов добился изгнания из Женевы защитников независимости, которые были вместе с тем и сторонниками тесного сближения с Швейцарским союзом (в это время появляется их название eidguenots от eidgenossen или huguenots от имени их вождя Bezanson Hugues; то и другое значит "республиканцы", "федералисты").

Однако все замыслы савойского герцога овладеть Женевой потерпели крах вследствие противодействия швейцарцев, которые были тогда на вершине своей военной славы и имели лучшее в Европе пехотное войско. Соседние кантоны - Берн и Фрейбург - поддержали женевцев. В 1526 году швейцарцы начали военную интервенцию: они помогли женевским республиканцам изгнать партию герцога Савойи, отменять власть епископа и его наместника. Богатый и сильный Берн отнял у савойского герцога соседнюю с Женевой область Ваадт с Лозанной, а Женева была об'явлена независимой республикой, состоящей в союзе (комбуржуазии) со Швейцарской федерацией (в 1531 году).

События 1526 - 1531 годов имели для Женевы самые решительные последствия и определили ее политическую участь вплоть до нашего времени. Швейцарцы с Берном во главе спасли Женеву от поглощения савойской монархией тем, что включили город в свой союз, а этот союз уцелел в течение последующих веков как островок средневекового соединения городских республик среди моря больших монархических держав нового типа.

Политическая перемена неизбежно повлекла за собой религиозную. Берн незадолго до того принял реформацию по учению Цвингли и потребовал введения ее также у своего союзника - Женевы, которой он доставил свободу. Уничтожение католичества в Женеве состоялось путем всенародного плебисцита. На главной площади собралось народное собрание и приняло следующее решение: "Мы единогласно постановили, обещали и поклялись перед богом, поднявши руки кверху, что все мы единодушно с божьей помощью хотим жить, соблюдая святой евангельский закон и слово, покинув всякие мессы и другие церемонии и злоупотребления папские, иконы и идольские изображения" (21 мая 1536 года).

Если эта демонстрация прошла легко и гладко, воспринятая женевцами как завершение политического освобождения, то на практике проведение реформы встретило такие затруднения, о которых в других местах и не слыхали. В Женеву как город романской культуры пришлось пригласить французских проповедников, а французы явились со своими радикальными требованиями независимой, морально строгой и властной церкви. Эта программа мало подходила к традиционным понятиям женевцев о вольностях, к образу жизни Женевы. Как город ярмарок, как место с'езда иностранцев, Женева привыкла к зрелищам, развлечениям, танцам, к большой легкости нравов; недаром этот город называли веселой гостиницей. С другой стороны, в женевском обществе была мало распространена гуманистическая культура: в отличие от Базеля, Страсбурга и других городов, принявших протестантизм, тут не было просветительных издательств и типографий, не было интереса к серьезному чтению, господствовала легкая литература.

Гильом Фарель, стоявший во главе вновь прибывших проповедников, был великолепный оратор, приводивший в священный трепет сердца прихожан, но он оказался плохим организатором. Составленные им правила воспрещали неприличные танцы и песни, азартную игру, шум-

стр. 105

ные пирушки, пьянство, разврат, совместное мытье мужчин и женщин в банях, роскошные костюмы, вычурные прически и т. п.; но в этом регламенте не было никаких указании на устройство надзора за гражданами и на способы их перевоспитания.

В крайнем смущении Фарель ухватился за случайно остановившегося в Женеве проездом из Италии Кальвина, в котором, несмотря на невзрачную фигуру и крайнюю застенчивость он разгадал дарования властного реформатора. Фарель почти силой удержал при себе Кальвина, пригрозив ему в случае отказа проклятием божьим. Кальвин был назначен пастором собора св. Петра и преподавателем религии, но тотчас же принял участие в выработке задуманных Фарелем правил. В начале 1537 года пасторы предложили магистрату (4 синдикам и малому совету) составленный Кальвином на основании идей "Institutio" проект церковной конституции.

В первом пункте признавалось желательным еженедельное совершение таинства причащения при участии всей общины, и только ввиду "нетвердости" народа допускалось пока ежемесячное повторение обряда. Но это всенародное прощение грехов представлялось немыслимым без учреждения строжайшего надзора, сопровождаемого отлучением недостойных. Согласно проекту, правительство должно было отобрать людей доброй нравственности и хорошей репутации и распределить их по кварталам города для наблюдения за образом жизни и поведением каждого отдельного лица. Если надзиратели замечали, что кто-нибудь "дурно" ведет себя, они должны были сообщить об этом проповеднику и к виновному обращались с братским увещанием исправиться. Если после всех мер воздействия виновный все же упорствовал, он "исключался из среды христиан" до тех пор, пока не выкажет раскаяния; в знак этого исключения он лишался причастия, а остальным верующим запрещалось с ним сноситься. "Если же найдутся такие дерзкие и извращенные люди, которые стали бы смеяться над отлучением, то уже на вашей ответственности, - заявляли проповедники правительству, - будет лежать, потерпите ли вы и оставите ли без наказания такое презрение и надругательство над богом и его евангелием".

На первое время, чтобы выяснить, кто может быть допущен в число членов общины и кто нет, проповедники предлагали заставить всех граждан и обывателей принять составленное ими исповедание и дать отчет в своей вере. Начало должен был положить сам магистрат.

Таким образом, проповедники вовсе не признавали народное собрание верховной властью в решении вопросов веры, на магистрат они смотрели как на исполнителя указаний проповедников - единственных истолкователей слова божия. Магистрат же, напротив, следуя швейцарскому образцу, считал себя высшим авторитетом в духовных делах, а проповедников - лишь своими помощниками. Он отверг требование пасторов об ежемесячном совершении причастия и придуманную ими процедуру увещания порочных членов общины с последующим отлучением неисправимых. Магистрат согласился только на то, чтобы привести всех жителей к поименной присяге. Положено было раздать всем экземпляры составленного пасторами исповедания и затем обойти отдельные дома и собрать подписи граждан; но вместе с тем они должны принести присягу верности городу. Таким образом, женевское правительство считало, что религиозная верность должна была служить только лишним обеспечением политической покорности граждан.

Проповедники почувствовали себя оскорбленными. Теперь можно было ожидать конфликта между духовной и светской властью, какого не знали в швейцарских городах, где пасторы покорно подчинялись магистрату. Но спор о правах церкви осложнился борьбой двух политических групп, на которые распалась большая партия eidguenots. Собственно говоря, между двумя враждующими группами не было принципиального расхождения; скорее, это были две коалиции связанных между собою родством и материальными интересами фамилий, которые боролись за власть. Они отличались друг от друга только во внешней политике: одна держалась французской ориентации, другая - швейцарско-бернской. Борьба обострялась во время ежегодных выборов синдиков, причем победившая партия производила также изменение состава трех советов: малого, большого и совета 200. В январе 1538 года победили бернофилы, занявшие все правительственные места. С требованиями пасторов они были склонны считаться еще менее чем их предшественники, французофилы.

В протокол малого совета занесены следующие резкости, которыми обменялись спорящие стороны: пасторам было сказано, чтобы "они не вмешивались в политику, а проповедывали бы евангелие", а Кальвин бесцеремонно назвал совет "дьявольским сборищем". Из желания угодить своему союзнику - Берну - новое правительство потребовало, чтобы пасторы отпраздновали пасху по бернскому обряду, с причащением на

стр. 106

пресном хлебе (тогда как, по мнению проповедников, это было католическим суеверием, и они допускали в обряде лишь обыкновенный хлеб). Так как пасторы отказались, то им запретили проповедывать в церкви; но они нарушили, и это распоряжение правительства и выступили с речами перед народом. Тогда постановлением народного собрания они были осуждены на изгнание из Женевы.

Кальвин ушел в Страсбург, где стал руководить небольшой общиной французских эмигрантов. В спокойной, обстановке он приготовил новое, расширенное издание "Institutio". Это было теперь монументальное произведение протестантского богословия, создавшее автору громкую известность.

Его обширная начитанность, его диалектическое искусство нашли себе приложение в религиозной дипломатии. В 1540 году Кальвина привлекли к участию в переговорах между светилами "католической и протестантской теологии, устроенных Карлом V (императором Священной Римской империи) в Регенсбурге для примирения религиозных партий. Во второй раз, казалось, открывается перед Кальвином карьера ученого богослова, который может посвятить себя целиком преподаванию, вопросам теории, диспутациям, спорам с гуманистическими противниками. Но очень скоро Кальвин вынужден был прекратить свою научную деятельность и вновь вернуться в роковую для него Женеву, которую он и ненавидел и любил, которой смертельно боялся и которую все-таки хотел переделать на свой лад.

3

За три года отсутствия Кальвина (1538 - 1541 годы) в Женеве произошли большие перемены. Управление бернофилов вызывало большое недовольство населения: мелочные и близорукие, они не выходили из круга узких, местных интересов, играли подчиненную роль при своем швейцарском союзнике - Берне. Невыгодно отразилось на деловой жизни Женевы изгнание выдающихся французских проповедников Фареля и Кальвина: приостановился приток религиозных эмигрантов, и ослабли торговые связи города с другими странами. Гораздо дальновиднее оказались представители французофильской партии, одолевшей бернофилов в 1540 году. Они хорошо сознавали международное значение Женевы. Поэтому они горячо принялись хлопотать о возвращении приобретшего огромную славу Кальвина. В посланиях к своим единоверцам в Цюрихе они так мотивируют свое обращение к изгнанному реформатору: "Женева - порог Франции и Италии, от нее может изойти великое просветление или, напротив, гибель". Выпрашивая Кальвина у Страсбургской общины, новое женевское правительство писало: "Кальвин может больше содействовать возвеличению и пользе всемирной церкви, находись в Женеве, чем, если он останется в Страсбурге".

Надо принять во внимание, что политики, высказывавшие эти соображения, были практичными дельцами, руководителями денежной торговли Женевы; их заявления, сделанные в высокорелигиозном стиле, вполне совпадали с их промышленными тенденциями: Женева должна была стать центром протестантской пропаганды в романских странах, что означало расширение деловых связей, продвижение кредита женевских банков, усиление денежного влияния республики. Для этой цели им нужно было привлечь в свой город деятелей общеевропейского масштаба.

Но, помимо мотивов международной экономической и совпадающей с ней религиозной политики, у них были еще побуждения внутренне-политического свойства, которые заставляли их искать сотрудничества с Кальвином. Победившая на выборах в 1540 году партия спешила закрепить свое влияние на массы, а также обуздать граждан, взбудораженных политическими волнениями. Для этого не было, казалось, лучшего средства, как религиозно-моральный надзор, который в свое время так пренебрежительно отверг магистрат. Теперь правители Женевы готовы были сделать в этом направлении любые уступки.

В свою очередь и Кальвин сдвинулся с прежней своей непримиримой позиции. Он покинул свой фантастический план основания независимой от государства церкви, отказался от мечты о выступлении служителей божьих на манер ветхозаветных пророков; он готов был теперь на тесное сотрудничество со светскими правителями при условии, если и они также проникнутся церковными тенденциями.

В этом духе были составлены принятые вскоре по возвращении Кальвина в Женеву церковные ордонансы 1541 года. Кальвин различает тут четыре духовных чина: пасторов, докторов (т. е. профессоров богословия), старейшин и диаконов (заведующих госпиталем, странноприимным домом и другими благотворительными учреждениями). Последние две должности должны занимать светские лица, но они находятся под контролем пасторов. Вместе с пасторами старейшины образуют

стр. 107

церковный суд: это и есть знаменитая впоследствии консистория.

Консистория собиралась раз в неделю. Она вызывала к себе тех, на кого поступали обвинения и жалобы. Обвинения были самые разнообразные, чаще всего в непосещении церкви, а иногда и по самым пустым поводам. Так, например: вызвали торговку овощами за то, что она в праздник зажгла освященную свечку и бормотала слова католической литургии; купца привлекли к ответу за то, что он с лихвой продал какой-то товар; или молодых людей, которые обменялись легкомысленным обещанием обвенчаться; или нескольких человек, которые, проходя мимо церкви во время богослужения, шумели на улице. А вот в консисторию вызвали двух литераторов: поэта Клепана Маро, сочинителя протестантских гимнов, и Бонивара, историка-патриота, пострадавшего в борьбе с Карлом Савойским; их обвинили в том, что они играли в кости на кварту вина.

В случаях легких проступков рекомендовалось более частое причащение. В случаях более серьезных: отступления от правильной веры, нарушения морали - налагалось наказание ввиде запрета ходить в церковь или недопущения к причастию. Наконец, наиболее провинившихся отсылали в совет, который, как светская власть, обязан был принять решение духовного суда и обыкновенно налагал тюремное заключение. Так вошло в силу столь желанное для Кальвина право отлучения.

Партия, призвавшая Кальвина в Женеву, не могла не быть довольной новым церковным учреждением. Консистория являлась великолепным средством следить за настроением граждан, предупреждать какие бы то ни было попытки заговоров.

Стремления победившей партии образовать замкнутую олигархию ярко отразились в новой конституции, выработанной при участии Кальвина и изложенной в эдиктах 1543 года. Хотя в первом параграфе сделано торжественное заявление: "Никто не может быть избран без одобрения народа", - но большая часть должностей, в том числе важная должность генерал-капитана, т. е. главного военного начальника, признана постоянной, и лица, занимающие их, - бессменными. Народное собрание отстраняется от обсуждения политических вопросов. Правящая группа приняла все меры, чтобы ограничить свободу дебатов в совете 200 и на народном собрании и право отдельных граждан критиковать действия правительства. В целом издание эдиктов 1543 года можно считать олигархическим переворотом, превращавшим Женеву в новую Венецию с ее строго замкнутым аристократическим правлением.

Кальвин был полностью удовлетворен этой политической переменой. В год утверждения новой конституции он выпустил третье, вновь расширенное издание "Institutio". Здесь, в политическом отделе, где речь идет о преимуществах и недостатках трех форм правления: монархии, аристократии и демократии, - Кальвин делает дополнение, в котором он определенно высказывает свою симпатию к строю, только что установившемуся в Женеве. В первых двух изданиях была сказано, что спор о наилучшем строе государства неразрешим. В издании 1543 года к этому абстрактно-теоретическому рассуждению сделана конкретная прибавка: "...впрочем, если сравнить по существу те три формы, различение которых установлено философами, я буду настойчиво утверждать, что аристократия или строй, представляющий смешение аристократии с умеренной демократией, несравненно лучше всякого другого устройства. Это доказано и опытом всех времен и подтверждено волею господа, учредившего у израильтян аристократию, когда он хотел поставить их в наилучшие условия".

4

Кальвину пришлось выдержать долгую и упорную борьбу с весьма разнообразными противниками, которые по самым различным побуждениям не хотели подчиняться его деспотическим правилам. С кем только он не сражался? С женевцами и с эмигрантами, с коллегами и со светскими властями, с патриотами, которые защищали вольности старой Женевы, с инакомыслящими, с веротерпимыми, с равнодушными, с недостаточно прилежными и усердными. Редко находился человек, которому он бы не пред'явил обвинения: так развернулся пророчески отмеченный школьными товарищами "accusativus".

Прежде всего, начались столкновения в среде пасторов. Кальвин неумолимо преследовал всякое отклонение от единообразия в догматах. Среди молодых преподавателей-гуманистов, приглашенных Кальвином в школу, был Себастьян Кастеллион (или Шательон), человек необычайно способный, с критическим складом ума, эразмовского типа, но, в отличие от Эразма, смелый и бесстрашный. Его собирались посвятить в пасторы, но в этот самый момент Кастеллион выступил с двумя богословскими замечаниями, очень характерными для критицизма учеников гуманистической школы. Он предлагал: 1) устранить из числа канонических

стр. 108

книг "Песнь песней" Соломона ввиду того, что это - не благочестивое прославление церкви, а обыкновенная эротическая лирика, и 2) исключить из символа веры слова "(Христа) нисходящего в ад", так как они заключают в себе суеверное представление об аде внутри земли.

Для Кальвина это было, по существу, первое столкновение с затруднениями, которые создавались благодаря принципу свободного исследования текстов, провозглашенному, в пылу увлечения первыми реформаторами. Каковы бы ни были его взгляды, - в данном случае он, как рационалист, вероятно, был согласен с Кастеллионом, - для него было ясно, что всякой критике текста и всякому изменению принятых догматов должен быть положен конец, и что малейшая попытка нарушить этот запрет подлежит строжайшему наказанию.

Дело Кастеллиона, разбиравшееся сначала в дисциплинарном порядке, в "достопочтенной коллегии пасторов", Кальвин перенес на суд правительствующего (малого) совета; здесь он развил ряд сокрушающих аргументов против автора критических замечаний. В результате Кастеллион был отстранен от пасторства, лишен права преподавания и удален из Женевы.

Выступая против Кастеллиона, Кальвин боролся с принципами и методами, провозглашенными Эразмом и подхваченными первыми реформаторами. Он и сам убивал в себе гуманиста-критика; теперь он окончательно порвал с гуманистическим прошлым, с идеями начала XVI века.

За расправой в интимной среде пасторов последовали драконовские меры в более широких кругах светского общества; тяжелую руку Кальвина стали испытывать даже важные и влиятельные в городе лица. В ряде процессов, возбужденных по обвинению в ереси, наглядно обнаружился тесный союз между олигархией, победившей в 1540 году, и новым духовенством, водворившимся в Женеве.

Особенно ярким примером подобных преследований является процесс Сервета (в 1553 году), в котором как в фокусе сосредоточились все жгучие вопросы, волновавшие Женеву. Сервет не был вольнодумцем, сторонником веротерпимости и критицизма. Это не был спор между верой и свободной мыслью, а было только столкновение догматических теологов (ортодоксов и еретиков), причем каждая сторона считала себя ортодоксальной, а противника - еретической. Сервет написал большое сочинение под заглавием "Restauratio christianismi" ("Восстановление христианства"), где отрицал троичность бога и утверждал строгое единобожие.

В процессе Сервета своеобразно переплелись элементы общеевропейского религиозного спора и обстоятельства чисто местного женевского конфликта. Враждебная Кальвину партия ввела в число судей Филибера Бертелье, сына одного из самых знаменитых борцов за независимость Женевы. Он был отлучен консисторией, но заявил, что придет к причастию, несмотря на запрет Кальвина. Этим был поставлен на карту главный вопрос церковной конституции - вопрос об авторитете пасторов. Накануне того дня, когда должно было происходить причащение, Кальвин пришел в совет и сказал, что скорее готов умереть, чем потерпеть унижение. На другой день в церкви он напомнил, что это, может быть, последняя его проповедь. Сходя с кафедры, он сказал: "Теперь, если подойдет к столу причастия тот, кому это запрещено консисторией, он может быть уверен, что увидит меня таким, каков я должен быть и каким был всю жизнь мою". После этих слов Бертелье не решился настаивать на исполнении обряда. Кальвин спас свой духовный авторитет; но это погубило Сервета. Бертелье, как непрощенный грешник, был устранен из числа судей. Кальвин выступил лично в процессе и добился осуждения Сервета на сожжение, терроризовав женевское правительство страхом божьего проклятия.

Победа Кальвина в 1553 году не была, однако, окончательным его торжеством. Только через два года ему удалось отделаться от своих противников и установить окончательно господство нового порядка в Женеве.

В 1555 году он потребовал введения в гражданство множества французских эмигрантов, людей, ему исключительно преданных. После этого Кальвин, освобожденный от мелкой местной борьбы, мог беспрепятственно отдаться широкой международной пропаганде. Он превратил Женеву в центральную крепость воинствующего протестантизма, рассадник учителей и проповедников, которые должны были пойти в разные страны, вооруженные новой верой и знаниями. В 1559 году он основал в Женеве Академию, то есть протестантский университет, точнее, богословский факультет. Отсюда он руководил организацией во Франции тайных религиозных общин, которые, по его мысли, должны были сетью охватить всю его родину и в известный момент реформировать всю Францию. Реформа должна была, далее, по замыслу Кальвина, распространиться по всей Европе, Франция - послужить передовой страной реформации.

стр. 109

Из переписки Кальвина видно, что у него всюду были корреспонденты; не было такой страны в Европе, которой бы он пренебрег, которую бы он не имел в виду в целях распространения своей религиозной системы.

Его мировые планы были тесно связаны с экономической деятельностью женевских банкиров, менял и ростовщиков, дальнозорких, предприимчивых, обладавших широким кругозором дельцов. Кальвин не только накрепко соединился с этим миром, но он открыл женевским дельцам широкие перспективы экономического завоевания под религиозным знаменем целого ряда европейских стран, в первую голову Франции, а затем Нидерландов, Англии, Шотландии, Польши и др.

Связь Кальвина с буржуазией проявляется и в характере и особенностях его учения.

Учение Кальвина является ярким выражением идеологии первоначального накопления. Стремление к аскетизму и всякого рода ограничениям отнюдь не распространяется на денежные отношения. Кальвин завел в Женеве почти монастырский образ жизни, проповедывал и навязывал гражданам аскетизм. Но что такое представлял собой этот аскетизм, чего касались все ограничения и запреты? Кальвин восставал против роскоши, против театра, развлечений и светской литературы, против всякого рода излишеств, художественных украшений, даже против убранства церкви. Эти запреты мотивировались тем, что надо служить богу, а не дьяволу, что богу такие проявления "язычества" неугодны, что в роскоши, в показном богатстве, художественной красоте кроется соблазн, потворство греховным влечениям.

Сходства со старокатолическим монашеским аскетизмом тут нет вовсе. В средние века давали обеты полной бедности, отречения от собственности и семьи, отказа от своей воли, отказа от всякой активности и предприимчивости. Здесь ничего подобного нет и в помине. Ни в одном ордонансе, ни в одной резолюции консистории богатство не осуждается как таковое; никогда и нигде нельзя встретить осуждения забот о семье или предпринимателя за расширение своего дела. Ревнители, проводящие строгую мораль, протестуют только против мотовства, против беспорядочного пользования богатством. Грех не в богатстве, а в растрате богатства. Если человек бережлив и скуповат на выдачу денег, если он носит акуратно свою простую одежду, обходится без украшений, воздерживается от азартной игры, не ходит в трактиры, не развлекается возбуждающими страсти зрелищами, если он отдает значительную часть своей прибыли на постановку религиозного обучения, на пропаганду истинной веры, тогда его богатство не подлежит порицанию; напротив, его обогащение может быть признано святым делом, угодным богу. Такой человек не только не совершает греха, накопляя сбережения и увеличивая капитал, но, напротив, он исполняет религиозный долг.

Нельзя было придумать лучшую мораль для граждан и обывателей Женевы, среди которых большая часть, как выразился один пастор, "от денег только и живет" ("plusieurs qui ne vivent que de lour argent"). И консистория, которая преследовала излишние, бестолковые или неосторожные траты, не ставила никаких препятствий разумно рассчитанным и методически проводимым коммерческим операциям, не мешала гражданам заботливо хранить и увеличивать свое имущество. Напротив, духовный суд по-своему дисциплинировал предпринимателей, оберегал капиталистов от них самих, от ошибок и увлечений, помогал им совершенствовать свое дело.

Сказать, что Кальвин смотрел сквозь пальцы на банкирские и ростовщические операции своих учеников и друзей, будет неверно: он их энергически поощрял, благословлял на эти дела. Они были в его глазах исполнителями божьей воли; они становились достойными спасения не вопреки своему богатству, а благодаря ему. "Обогащайтесь, копите деньги, увеличивайте прибыль, чтобы расширять царство божие на земле и спасать свою душу на небесах!" - таков был едва прикрытый призыв к верующим. В данном случае Кальвину не было нужды, прибегать ни к какой казуистике, не было причины лицемерить; здесь он шел по открытому пути, с ясной программой; здесь он был поистине новым человеком и, больше того, одним из вождей возвышающейся буржуазии.

Особенно замечательно его учение о процентах, которым он резко выделялся среди современных ему реформаторов и гуманистов. Надо принять во внимание положение этого вопроса в теориях того времени. Католическая церковь с давних пор допускала на практике отдачу денег в рост, но в теории она никогда не уступала, признавая все операции с деньгами грехом. Меланхтон и другие реформаторы путались в софизмах по этому вопросу. Кальвин порвал с религиозным сантиментализмом. Он отстранил все три авторитета, на которые опирался запрет взимать проценты с капитала: 1) ветхий

стр. 110

завет - потому, что еврейский закон вообще потерял силу, 2) евангелие - потому, что оно лишь внушает нам милосердие в отношении бедных и слабых, а деловых операций вовсе не касается, 3) классиков - потому, что они повторяют наивно-детский взгляд Аристотеля относительно бесплодности денег. Взгляды отцов церкви Амвросия и Иоанна Златоуста, примыкающих к Аристотелю, Кальвин называет смешным и легкомыслием.

Законность процентов Кальвин иллюстрирует простейшим примером: ведь должник обязан платить кредитору процент потому, что сам будет получать доход с дома, который купит на занятые деньги", следовательно, рост ничем не хуже купли. Кальвин ставит только следующие ограничения взиманию процента: 1) нужно смягчать требования в отношении бедных, 2) отдача денег в рост, не должна обращаться в промысел, 3) размер процента не должен переходить предела, установленного местным законом.

Пришел ли Кальвин к этим взглядам путем самостоятельного размышления или усвоил их под впечатлением женевской обстановки, но, во всяком случае, он их твердо держался и проявил себя верным союзником правителей Женевы в проведении соответствующего экономического законодательства.

Женева издавна славилась своими кредитными и банковскими операциями, своим коммерческим нотариатом (недаром нотариусы наряду с крупными банкирами пользовались наибольшим влиянием в республике). Теперь, под покровительством новых проповедников, практика денежного кредита была поставлена особенно высоко, получила религиозную санкцию. Правительство непрерывно советовалось с пасторами относительно денежных дел; размер процента при ссудах устанавливался не иначе, как по соглашению с духовной коллегией (в 40-х годах Кальвин определил как законное взимание при займах 5%).

Помимо учения о проценте интересны и другие взгляды Кальвина, показывающие его органическую связь с буржуазией. Кальвин не разделял симпатий своих швейцарских коллег к анабаптистскому учению об общности имуществ: коммунизм, по его мнению, несостоятелен и является такой же крайностью, как присвоение чужого имущества. Замечательно, что Кальвин высказывается так резко в Комментарии к "Деяниям апостольским", то есть к сочинению, во вступительных главах которого настойчиво говорится верующим об общности имущества. Здесь во всем блеске выступает казуистика Кальвина. В тексте "Деяний апостольских" сказано два раза о ранних христианах: "...и никто ничего из имения своего не называл своим, по все у них было общее", а затем прибавлено ввиде примера: "...так Иосия принес деньги и положил к ногам апостола". Кальвин обращает пример в единственный случай продажи имущества у ранних христиан и без всякого стеснения прибавляет: "...так поступил один из числа многих тысяч верующих".

В заключение необходимо упомянуть и об отношении Кальвина к рабству. Взгляды его на этот вопрос поражают циничной откровенностью. Он признает преимуществом среднеевропейских стран отсутствие рабства и замену его наемным трудом, но заявляет при этом, что вообще рабство нельзя считать недозволенным, иначе апостолы никогда не допустили бы его, они восстали бы против этого обычая, если бы он был богопротивен. Уничтожение рабства в Европе было результатом суеверия, (то есть, внушено католической церковью). С нравственной точки зрения не приходится осуждать рабство, оно есть у испанцев в колониях, "...у нас, его нет, потому что в нем нет необходимости".

Эта философия Кальвина перешла к его школе, к многочисленным его последователям в англо-саксонском мире. Она с особенной силой проявилась в социальной теории и практике американских пуритан, колонистов Новой Англии, которые во имя божие и для сокрушения дьявола избивали краснокожих и усердно торговали черными рабами, сжигали "колдунов и ведьм" и при этом соблюдали строгую нравственность в семейной жизни, не разрешали себе никаких трат на удовольствия и сосредоточенно копили капитал для будущих поколений.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ЖАН-КАЛЬВИН-И-ПРОТЕСТАНТСКАЯ-РЕСПУБЛИКА-В-ЖЕНЕВЕ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Lidia BasmanovaКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Basmanova

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Р. Ю. ВИППЕР, ЖАН КАЛЬВИН И ПРОТЕСТАНТСКАЯ РЕСПУБЛИКА В ЖЕНЕВЕ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 25.08.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ЖАН-КАЛЬВИН-И-ПРОТЕСТАНТСКАЯ-РЕСПУБЛИКА-В-ЖЕНЕВЕ (дата обращения: 28.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Р. Ю. ВИППЕР:

Р. Ю. ВИППЕР → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Lidia Basmanova
Vladivostok, Россия
3092 просмотров рейтинг
25.08.2015 (3138 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
7 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
7 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
8 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
8 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
9 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ЖАН КАЛЬВИН И ПРОТЕСТАНТСКАЯ РЕСПУБЛИКА В ЖЕНЕВЕ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android