Статья посвящена анализу исторических корней идеи так называемой Великой Албании. Впервые она была сформулирована участниками Албанской (Призренской) лиги 1878 - 1881 гг., делегаты которой потребовали объединения всех албанонаселенных земель Османской империи в рамках единого вилайета. Позднее данная идея стала ключевым элементом албанского национально-освободительного движения. Сегодня создание "Великой Албании" является основной целью албанских радикальных движений в различных балканских государствах.

The article analyses the historical roots of the concept known as Great Albania. First it was formulated by the members of the Albanian (Prizren) League in 1878 - 1881. Its delegates demanded to gather all the Albanians-populated lands of the Ottoman Porte in the framework of one vilayet (administrative unit). Later this concept became the key element of the Albanian national liberation movement. Nowadays the making of "Great Albania" is one of the primary aims of Albanian radical movements in different Balkan states.

Ключевые слова: Албания, Сербия, Россия, Балканы, этничность, национализм, международные отношения

На протяжении последних полутораста лет идея создания на Балканах "Великой Албании" переживает перманентный подъем. Как отмечал еще в 1982 г. -во времена социалистической власти Э. Ходжи - один из правительственных чиновников тогдашней Албании Бечир Хоти, "албанские националисты имеют платформу, состоящую их двух пунктов [...] первый - создать то, что они называют этнически чистой албанской республикой, и затем объединиться с Албанией для того, чтобы создать Великую Албанию" [1].

В 1999 г. тогдашний посол США в Македонии Кристофер Хилл озвучил справедливую мысль: "Мы провели 1990-е годы в беспокойстве о "Великой Сербии". С этим покончено. В следующее столетие мы уверенно вступим, испытывая беспокойство из-за "Великой Албании"" (подробнее см. [2]).

Сами албанцы в лице, в частности, интеллектуальной элиты предпочитают не использовать термины "Великая Албания" и "паналбанизм", чтобы не тревожить лояльное к ним мировое общественное мнение. Вместо этого активно применяется термин "албанский национальный вопрос", получивший всестороннее рассмотрение в обнародованном в 1998 г. в Тиране меморандуме Албанской академии наук под названием "Платформа для решения национального албанского вопроса". В документе данное понятие определялось как "движение за освобож-

Искендеров Петр Ахмедович - канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ в рамках исследовательского проекта РГНФ (""Великая Албания": прошлое, настоящее, будущее"), проект N 11 - 01 - 00259а.

дение албанских земель от иностранной оккупации и их объединение в отдельное национальное государство" [3. P. 5]. Обсуждению современного состояния "албанского национального вопроса" была посвящена и прошедшая в 1976 г. в Тиране с большой помпой Национальная конференция этнографических наук. На ней отмечалось, что около пяти миллионов албанцев продолжают оставаться за пределами собственно Албании [4. P. 19].

Впрочем, далеко не все в самой Албании согласны со столь расширительной трактовкой албанской национальной идеи. Среди скептиков - видный албанский интеллектуал Ф. Любонья, заявивший в апреле 2002 г., что "мечта албанцев об объединении являлась частью их коллективного сознания, не становясь политической программой по причине того, что албанцы всегда были очень слабыми" [5. P. 2].

Обнародованные в 2007 г. результаты исследования, проведенного Программой развития ООН в октябре - декабре 2006 г., показали, что лишь 2.5% косовских албанцев считают объединение Косово с Албанией наилучшим способом решения косовского вопроса. И наоборот, 96% из них выступили за то, чтобы Косово стало независимым в своих нынешних границах [6. Р. 16].

Однако согласно итогам опроса, проведенного агентством "Гэллап Балкан Монитор" уже в январе 2010 г., подавляющее большинство граждан Албании и края Косово, в одностороннем порядке провозгласившего в феврале 2008 г. независимость от Сербии, уже выступали за создание "Великой Албании". На вопрос о поддержке этой идеи утвердительно ответили 74.2% респондентов в Косово и 70.5% - в Албании. При этом 47.3% участников опроса в Косово и 39.5% в Албании считают, что появление великоалбанского государства в его самых широких этнических границах возможно уже в ближайшем будущем. На протяжении 2010 г. уровень симпатий к идее "Великой Албании" в Косово еще больше вырос и достиг 81%. Кроме того, эту идею поддерживают свыше половины македонских албанцев (53%) [7. Р. 48].

Данные наглядно свидетельствуют о происходящей в умах албанского населения Балкан опасной "переоценке ценностей". Так что вряд ли стоит особо доверять нынешним заклинаниям ведущих международных организаций об "уникальности" косовского случая и твердом намерении руководства ООН и Европейского союза противостоять дальнейшему дроблению Балкан. В опубликованном в феврале 2004 г. докладе "Международной кризисной группы" утверждалось, что "представления о паналбанизме гораздо более многоплановые и сложные, чем привычные черновые характеристики этнических албанцев, которым природно присущи наклонности к созданию "Великой Албании" или "Великого Косово". Поучительно, что и Армия освобождения Косово (АОК), и Национально-освободительная армия (НОА - албанское вооруженное формирование, действовавшее в Македонии в 2000 - 2001 гг. - П. И.) начали завоевывать народную поддержку соответственно в Косово и Македонии как раз тогда, когда они отошли от своих первоначальных паналбанских националистических целей и сконцентрировались на достижении больших прав для своих собственных народов. Албанской национальной армии (AHA - нелегальное вооруженное формирование в Косово, возникшее на базе АОК. - П. И.), которая публично защищала идею "Великой Албании", никогда не удавалось завоевать народное доверие. Насилие в целях создания "Великой Албании" или любого изменения границ не является ни политическим популярным, ни морально оправданным" [5. Р. 1].

Между двумя полюсами оценок - о неизбежности насильственной реализации на Балканах идеи создания "Великой Албании" и о надуманности самого албанского вопроса в его общебалканском контексте - лежат многочисленные публикации, в которых делается попытка понять специфику развития сербо-албанских отношений на протяжении веков, выявить узловые точки противостояния сербов

и албанцев, наметить пути их сближения и взаимодействия. Количество подобных статей значительно возросло после самопровозглашения независимости Косово. "За неточностью терминов "косовар", "албанец" или "албаноговорящий" стоят века неспокойной истории постоянного переустройства Балкан", - указывает, к примеру, авторитетный швейцарский публицист Жан-Арно Дерен. По его весьма справедливому мнению, "за терминологической неточностью скрываются важные споры о национальной идентичности и переустройстве в соответствии с этой идентичностью албанского мира на Балканах". "На Балканах государственные границы - старые и новые - никогда не совпадали с границами проживания разных народов, что привело к появлению значительных национальных меньшинств. В этой конфигурации Косово занимает особую позицию, потому что это крайне исторически нагруженная территория, где сталкиваются антагонистические национальные притязания", - указывает автор. Именно поэтому, по словам Дерена, "когда сербы говорят о своих монастырях в Косово, албанцы отвечают, что они были построены на руинах более древних албанских католических монастырей, но этот факт труднодоказуем и не имеет большого значения: по меньшей мере до XIII в. этот регион находился под влиянием то Византии, то Рима, а в Косово вместе живут различные народы, в том числе сербы и албанцы [...] Один из наиболее употребительных балканскими националистическими движениями аргументов - утверждение о древности и даже автохтонности своего народа" [8].

Так рассуждают сегодняшние политики и политологи. Насколько их оценки, сомнения и прогнозы отвечают исторической правде?

Первыми документами, в которых было закреплено требование лидеров албанского национального движения об объединении всех албанонаселенных районов тогдашней Османской империи в единое государственно-административное целое, стали программы Призренской лиги - политического объединения албанцев, возникшего летом 1878 г. в качестве реакции местных лидеров на попытки великих держав прочертить в Балканском регионе новые государственные границы. Принятый в июле 1878 г. документ под названием "Карарнаме" ("Книга решений") выдвинул такие цели, как "борьба до последней капли крови против какой-либо аннексии албанских территорий" и "объединение всех населенных албанцами территорий в одну провинцию" [9. S. 18]. Кроме того, в решениях Призренской лиги подчеркивалось негативное отношение албанцев к планам территориальных приращений соседних албанских государств за их счет: "Имея перед глазами балканскую землю, мы не позволим ни за что, чтобы иностранные войска топтали нашу землю". Программа предусматривала и возможное территориальное расширение Лиги за пределы первоначально обозначенных районов: "Представители других краев (земель), которые хотят присоединиться к Лиге, будут охотно приняты, и мы их внесем в список Лиги как друзей власти и страны" [10. С. 40]. Столицей объединенного албанского вилайета предполагалось сделать город Охрид в силу его центрального географического положения [11. Р. 33].

Эксперты в целом сходятся во мнении, что данная петиция "стала первым свидетельством того, что албанцы стремятся к территориальному объединению" [5. Р. 33]. Албанская историография и национально-государственная традиция отводят этому политическому объединению албанцев из различных районов Балканского полуострова роль организатора борьбы за освобождение и объединение албанских земель, за отстаивание национального суверенитета албанцев и противостояние попыткам великих держав и соседних балканских стран оккупировать исконные албанские земли. Возлагая вину за будущее обострение сербо-албанских отношений вокруг Косово на Белград, проводивший жесткую политику в отношении албанцев, они подчеркивают, что "отношение сербского правительства особенно поспособствовало ухудшению отношений между высланными албанцами из Южной Сербии и сербами из Косово (во время сербо-турецкой войны

1877 - 1878 гг. - П. И.). Тогда албанское национально-освободительное движение поднялось до уровня движения за автономию, общее освобождение и независимость. Оно основало и собственный руководящий орган, иными словами, создало Албанскую Призренскую лигу, которая вела борьбу против всех возможных врагов и завоевателей" [12. F. 268]. Схожей концепции придерживаются и некоторые российские исследователи. В частности, Н. Д. Смирнова видела в деятельности Призренской лиги важнейший этап "албанского национального Возрождения" [13. С. 25].

Однако в исторических трудах представителей других государств балканского региона существует и прямо противоположная точка зрения на роль Призренской лиги. Ее сторонники называют данное объединение и принятые им программные документы первым свидетельством великодержавных устремлений стремительно конституировавшегося в конце XIX в. албанского этноса и считают все происходящее на Балканах в последующие годы (вплоть до настоящего времени) борьбой албанцев за реализацию программы Призренской лиги на основе насильственной перекройки границ региона и подавления (в том числе физического) других балканских народов (подробнее см. [14]).

Как явствует из вышеприведенных положений "Карарнаме", документ носил достаточно сдержанный характер. В этой связи можно отчасти согласиться с мнением британского исследователя Г. Гаврича, утверждающего, что в данной программе ничего не говорилось "о реформах, школах, автономии, и даже ничего об объединении албанских земель в один вилайет" [15. Р. 46-47]. С формальной точки зрения это было действительно так, однако следует учитывать, во-первых, пестрый характер делегатов первого заседания Призренской лиги, а во-вторых - не только букву, но и дух документа. Последний не оставлял сомнений в том, что речь идет о развернутой и далекоидущей программе, подразумевавшей в конечном итоге не только обеспечение культурно-религиозных интересов, но и решение других задач национально-государственного строительства. Не случайно председательствовавший на первых заседаниях Абдюль Фрашери позднее характеризовал "основную цель собравшихся как введение в действие бесы (клятвы. - П. И.) оказывать сопротивление, при необходимости кровавое, любой уступке албанской территории другому иностранному государству" [15. Р. 46].

В целях объединения албанцев для защиты национальных земель, участники Лиги приняли решение о создании в Призрене Центрального комитета, координирующего, прежде всего, военные мероприятия. Члены Комитета избрали своим председателем Шейха Мустафу - религиозного лидера из города Тепелена. Комитет принял решение направить представителей во все районы, на которые распространялась юрисдикция Албанской лиги для того, чтобы подготовить отряды ополченцев, готовых выступить по первому сигналу в том случае, если великие державы примут решение о разделе албанских земель. В частности, делегаты из Шкодера пообещали в случае необходимости "поставить под ружье" до 30 тыс. вооруженных бойцов. Еще столько же предполагали выделить Тирана, Эльбасан, Охрид и Дебар, но уже объединенными усилиями. Возможности остальных районов носили еще более ограниченный характер [15. Р. 46].

Одновременно делегаты Призренской лиги направили специальный меморандум участникам Берлинского конгресса (открывавшегося 13 июня 1878 г.), а также турецкому правительству и дипломатическим представителям великих держав в Константинополе, в котором акцентировали внимание Европы на вышеуказанных положениях. В частности, в меморандуме, адресованном представлявшему на Берлинском конгрессе Великобританию премьер-министру Б. Дизраэли, говорилось: "Мы не являемся и не хотим быть турками, но точно так же мы всей своей силой выступим против любого, кто захочет обратить нас в славян, или австрийцев, или греков; мы хотим быть албанцами" [16. Р. 45]. В Берлин отпра-

вилась полномочная делегация Албанской лиги во главе с А. Фрашери. Кроме того, в Лондоне, Париже и Берлине были распространены петиции с изложением требований Призренской лиги.

Однако деятелям албанского национального движения не удалось ни принять участие в работе европейского форума наравне с представителями их балканских соседей, ни хотя бы добиться включения в повестку дня обсуждения в отдельном виде албанского вопроса. Великие державы отрицали сам факт существования албанской нации (фраза "албанская нация не существует" принадлежит председательствовавшему на Конгрессе германскому канцлеру О. Бисмарку [4. Р. 10]) и рассматривали территории с албанским населением лишь в качестве географического понятия. Следует также отметить, что и с чисто географической точки зрения "границы албанской территории в то время было нелегко определить" [11. Р. 30]. Наиболее авторитетными считались свидетельства консула Австро-Венгрии в Шкодере Ф. Липпиха, представившего в 1877 г. специальный меморандум правительству монархии Габсбургов. В нем он впервые предложил опираться на лингвистический, а не религиозный критерий при определении этнической картины региона и на этой основе ввел понятие "языковой границы" албанских земель. Соответствующая северная граница, по его данным, начиналась чуть к югу от города Бар (Антивари), шла через Колашин на Рожай (юго-западная часть Новопазарского санджака), далее до границы с Сербией по течению реки Морава, а затем пересекала долину Вардара и шла мимо Дебара вдоль северного берега Охридского озера [17. S. 8 - 9].

Однако в первую очередь в вопросах территориального разграничения албанских и в целом балканских земель собравшиеся в Берлине представители великих держав руководствовались интересами глобальной политики. Действуя в соответствии с принципами, заложенными канцлером Бисмарком, "конгресс занялся своим делом, не особо считаясь с национальными и местными условиями, а именно - пытаясь подправить расшатанный баланс сил на Балканах. Согласно новому устройству балканских дел, Албания претерпела урезание своей территории в пользу своих соседей" [18. Р. 50 - 51].

Основные положения "Карарнаме" получили дальнейшее развитие в сентябре 1878 г., когда сформировавшееся к этому времени в рамках Албанской лиги крыло радикалов обнародовало новую программу объединения. В ней, в частности, говорилось о недопущении того, чтобы "хоть одна частичка территории албанских областей была передана их соседям или другим народам, с которыми они граничат", а также содержалось требование о соединении "всех албанских областей, в частности, Шкодринского и Янинского вилайетов, в единый вилайет, так называемый Албанский вилайет [20. S. 284 - 285].

В аргументации и требованиях делегаты Албанской лиги ставили вопрос о принадлежности к Албании не только Чамерии, но и всего Эпира, включая города Превеза, Янина и Арта как важные экономические и военно-стратегические центры. К тому времени провинция Эпир включала в себя четыре санджака - Берата, Гирокастры, Янины и Превезы. А район, который албанцы называли "Чамерия" (или "Южная Албания"), греки именовали "Северный Эпир". В качестве одного из аргументов авторы меморандума, представленного великим державам в конце марта 1879 г., ссылались на понимаемое весьма "расширительно" историческое право: "Албанский народ более древний, чем греческий народ; известно, что в старину Эпир был одной из составных частей Албании, и никогда греки в какой-либо мере не владели этой страной" (цит. по [21. С. 182]). Подобные констатации имели весьма отдаленное отношение к подлинной истории региона и самой античной Греции.

В конце марта 1879 г. А. Фрашери вместе с другим видным деятелем албанского национального движения Мехметом Али Вриони посетили, помимо Констан-

тинополя, все ведущие европейские столицы, за исключением Санкт-Петербурга: Рим, Париж, Лондон, Берлин и Вену. В ходе этой поездки албанские делегаты имели беседы, в частности, с такими видными политическими деятелями тогдашней Европы, как министры иностранных дел Англии и Франции Р. Солсбери и В. Ваддингтон, а также глава итальянского кабинета А. Депретис. Они стремились ознакомить правительства и общественность великих держав (в подавляющем большинстве рассматривавших Албанскую лигу в качестве творения и политического инструмента турецких властей) с национальными интересами и требованиями албанцев, которые в сжатом виде были изложены в меморандуме, переданном европейским правительствам. В документе, в частности, говорилось: "Албанцы сохранили свою родину, свой язык и свои нравы, отразив в варварские времена нападения римлян, византийцев и венецианцев. Как можно допустить, чтобы в век просвещения и цивилизации нация, столь храбрая и столь привязанная к своей земле, была принесена в жертву, отдана без каких-либо законных оснований алчному соседу?" (цит. по [21. С. 181 - 182]).

Подобная ситуация заставляет не согласиться с распространенной трактовкой деятельности Призренской лиги как объединения, преследовавшего исключительно оборонительные цели. Подобной точки зрения придерживается, в частности, известная американская исследовательница Б. Елавич. Признавая, что многие албанские лидеры "поддерживали программу, призывавшую к объединению албанонаселенных земель в одно политическое целое со столицей в Битоли", она, тем не менее, видит роль Призренской лиги исключительно в том, что благодаря ей "и Черногория, и Греция получили существенно меньше албанских территорий, чем они могли бы добиться в условиях отсутствия организованного протеста" [22. Р. 365 - 366]. "Более того, великие державы были вынуждены осознать существование и особые национальные интересы албанского народа. Опасность того, что албанские земли будут поделены между соседними балканскими государствами, сохранялась, но, по крайней мере, первый шаг в направлении национальной организации был сделан", - указывает Елавич, избегая говорить о том, что именно лидеры Призренской лиги понимали под "албанскими землями" [22. Р. 366]. Поэтому более точной представляется оценка деятельности Призренской лиги, которую дал российский албанист Г. Л. Арш, оценивающий решения Албанской лиги Призрена как "первую в истории албанского национально-освободительного движения развернутую программу политической автономии Албании" [21. С. 179].

Многие албанские историки (в частности, К. Фрашери) предпочитают трактовать одно из ключевых требований Призренской лиги - о создании общего вилайета для албанцев - как исходившее из сохранения Европейской Турции и потому носившее "протурецкий" характер [23. F. 115]. Однако многие турецкие исследователи - среди них С. Кюльдже - подчеркивают, что цели и деятельность Призренской лиги изначально "находились в противоречии с интересами и самим существованием Османской империи" [24. F. 250]. Близкой по сути к этому была оценка, данная программе Лиги российской газетой "Голос", подчеркнувшей, что Албанская лига "приняла в последнее время характер национальный, имеющий целью домогаться образования автономного Албанского княжества, которое бы находилось только под верховной властью султана" [25].

При этом не следует недооценивать не только конфессиональную и племенную, но и социально-экономическую разобщенность внутри албанского лагеря. Жители северных горных районов Албании традиционно пользовались большей степенью автономии в системе Османской империи, и потому "централизаторская политика Порты возмущала их больше, нежели южан" [11. Р. 34]. С другой стороны, тех и других объединяло стремление воспрепятствовать передаче их земель соседним государствам - Черногории и, возможно, Сербии на севере и северо-востоке, и

Греции - на юге. Что же касается крупных землевладельцев Центральной Албании, то они менее всего были склонны поддерживать радикальные национальные требования Призренской лиги, во-первых, потому что они не опасались за свои земли, а во-вторых - имели более широкое "представительство" в высших структурах иерархии Османской империи. Как справедливо указывала в этой связи российский албанист Ю. В. Иванова, ислам расколол балканское общество "не по этническому признаку, а по религиозному, который в действительности был признаком социальным" [26. С. 24].

Однако в Константинополе отказались даже обсуждать направленные туда резолюции, а султан Абдул-Хамид II заявил о полной неприемлемости образования отдельного албанского вилайета, назвав сторонников указанной идеи "опаснейшими врагами" Оттоманской империи и пригрозив им репрессивными мерами [26. С. 194]. В ответ по призыву А. Фрашери в Призрене в январе 1881 г. состоялся чрезвычайный албанский съезд, собравший сторонников радикального крыла Лиги. На нем был пересмотрен состав его Генерального совета, который теперь объединял исключительно сторонников широкой албанской автономии, а Национальный комитет Призренской лиги, возглавлявшийся Юмером Призрени, был наделен правительственными полномочиями. В речи перед делегатами съезда Фрашери заявил, в частности, следующее: "Порта ничего не сделает для албанцев. Она относится к нам и нашим меморандумам с величайшим презрением. Порта не предприняла ничего для того, чтобы уничтожить в албанских районах старый порядок вещей и огромную нищету, и, возможно, под давлением Европы откажется от части Албании [...] Давайте думать о себе и работать для себя. Пусть не будет разногласий между тосками и гегами (этнические группы албанцев, населяющие соответственно южные и северные районы страны. - П. И.), пусть все мы будем албанцами и создадим Албанию" [26. С. 194].

С этого времени вооруженные отряды, подчинявшиеся сформированной верховной албанской власти, перешли к активным боевым действиям непосредственно против турецких войск, в том числе в Косовском вилайете, Дебарском санджаке и в Македонии, где им удалось занять основные центры, включая города Дебар и Скопье (Ускюб). Однако попытки Лиги распространить вооруженную освободительную борьбу на другие албанские земли окончились неудачей. Шкодринский комитет был разгромлен сразу после падения Улциня, а Янинский занимался исключительно вопросами обеспечения выгодного для албанцев греко-турецкого разграничения в условиях продолжавшегося отсутствия между Афинами и Константинополем формального соглашения. Соответствующая двусторонняя конвенция была в итоге подписана лишь 2 июля 1881 г. - после военного разгрома Призренской лиги.

В конце марта 1881 г. турецкие войска развернули массированное наступление против албанцев. Во главе его встал печально известный карательными экспедициями против албанских повстанцев Дервиш-паша. Упорное сопротивление слабоорганизованных и плохо вооруженных албанских отрядов было сломлено в генеральном сражении у села Штимле; в том же месяце под контроль турецких властей перешел Скопье. В конце апреля десятитысячная турецкая армия под командованием Дервиш-паши взяла штурмом Призрен, а вскоре восстановила контроль над всеми районами Косово. На всей территории, населенной албанцами, осуществлялись массовые репрессии против участников национального движения и депутатов Призренской лиги. Лидер ее радикального крыла А. Фрашери был схвачен в районе албанского города Эльбасан и переправлен в Призрен, где был приговорен к смертной казни, впоследствии замененной пожизненным заключением.

Однако Дервиш-паше (остававшемуся с войсками в Албании вплоть до конца 1881 г.) удалось "умиротворить" лишь население городов и сел, расположенных

на равнинной местности. Горные территории по-прежнему оставались вне досягаемости османских правителей. Это вынудило некоторых европейских дипломатов все-таки задуматься о новых моделях обустройства албанских земель. В частности, этот вопрос был поднят британским секретарем по иностранным делам графом Гренвилем в депеше на имя британского посла в Константинополе Дж. Гошена от 2 октября 1880 г. По его словам, правительство Османской империи уже было проинформировано о том, что ряду районов Северной Албании "может быть гарантирована определенная форма местного самоуправления" [18. Р. 55].

Разгром турецким правительством Призренской лиги ознаменовал собой начало нового этапа в истории албанского национального движения, которое отныне было тесно связано с Косово. Как справедливо указывает албанский исследователь К. Фрашери, "Албанская лига Призрена в качестве патриотической организации, действовавшей в условиях Восточного кризиса в 1870-е годы, идентифицировала себя в качестве Национального албанского движения", в связи с чем ее деятельность "развивалась в рамках политической, общественной и культурной триады" [23. F. 419].

На рубеже XIX-XX вв. произошел новый подъем албанского освободительного движения, лидеры которого считали базой для своего движения все вилайеты Османской империи, где проживали албанцы. В январе 1899 г. в косовском городе Печ одним из активистов Призренской лиги Хаджи Зекой была создана новая, Печская, лига. Ее деятельность вскоре также приобрела политический характер под лозунгом предоставления автономии албанонаселенным районам Балкан.

В 1908 - 1910 гг. участились массовые вооруженные выступления, которые в 1911 г. переросли в крупное антитурецкое восстание. 23 июня 1911 г. в Подгорице членами местного Албанского комитета был подготовлен меморандум, получивший название "Красная книга", ставший новой программой борьбы за широкую территориально-административную и экономическую автономию албанских земель и доведенный до сведения как турецкого руководства, так и правительств ведущих европейских держав. В меморандуме, подписанном руководителями революционного комитета Влеры и направленном во внешнеполитические службы Англии, Франции и России, а также в некоторые европейские средства массовой информации, содержалось обращение к турецким властям в кратчайшие сроки удовлетворить требования албанцев. В противном случае, указывали авторы документа, "мы предпочли бы скорее умереть в борьбе за защиту нашего достоинства и репутации, чем вести жизнь, пригодную для животных" [27. Ф. Консульство в Валоне. Оп. 600 (603). Д. 22. Л. 65].

В июле 1912 г. специальный корреспондент санкт-петербургской газеты "Речь" В. Викторов посетил штаб-квартиру одного из руководителей очередного албанского восстания Риза-бея, с которым имел беседу в присутствии других албанских лидеров, в частности, Байрам Цурри и Асан-бея. Риза-бей заявил ему буквально следующее: "Мы боремся за то, чтобы великий албанский народ получил принадлежащие ему права". "Наша теперешняя борьба, продолжил он, это только первый этап. Мы требуем особых прав для четырех вилайетов: Шкодринского, Янинского, Битольского и Косовского. Относительно пятого - Салоникского - мы еще не пришли к определенным выводам. В этом вилайете тоже живут албанцы. В этой борьбе весь албанский народ с нами" [28].

Российские дипломатические представители на Балканах подтверждали рост влияния албанского фактора и предупреждали об угрозе, которую он несет. Как сообщал в 1912 г. в Санкт-Петербург российский консул во Влере А. М. Петряев, "албанский народ, никогда не игравший политической роли, под турецким господством приобретает такую силу, что выходит из своей области, расширяя свои границы, поглощает другую народность, за которую стоит славное историческое прошлое" [27. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 5296. Л. 52].

Собравшееся 28 ноября 1912 г. во Влере всеалбанское Национальное собрание (Кувенд) стало важной вехой не только в истории албанского национального движения, но и в эволюции великоалбанской идеи. Принятый его делегатами акт о провозглашении независимости Албании готовился с участием представителей ряда великих держав. В частности, глава первого правительства "независимой" Албании Исмаил Кемали предварительно побывал в Вене, где обсудил планы провозгласить Албанское государство и через местную прессу очертил его границы, включавшие помимо собственно албанских земель также Битоли, Янину, Скопье, Приштину и Призрен. И хотя открывшееся в декабре 1912 г. в Лондоне Совещание послов великих держав не признало принятый 28 ноября акт о государственной независимости Албании и решило передать многие территории, на которые претендовали лидеры албанского движения, соседним балканским странам - это не умаляет значения решений, принятых во Влере, для дальнейшего развития албанского национального движения. Что же касается позиции великих держав - от которых тогда напрямую зависели вопросы албанского и в целом балканского разграничения - то в этой связи можно полностью согласиться с мнением Г. Л. Арша, указывающего, что "было бы неправильно [...] оценивать позицию указанных держав как "проалбанскую" или "антиалбанскую": они руководствовались исключительно собственными империалистическими интересами" [29. С. 49]. Выступая 12 августа 1913 г. в палате общин британского парламента, председательствовавший на Лондонском совещании послов великих держав министр иностранных дел Великобритании Э. Грей не без цинизма, но вполне справедливо отметил: "Я не сомневаюсь, что, когда положение о границах Албании будет оглашено полностью, оно вызовет немало нареканий со стороны лиц, хорошо знакомых с местными албанскими условиями и рассматривающих этот вопрос исключительно с точки зрения этих местных условий, но следует помнить, что при выработке этого соглашения важнее всего было сохранить согласие между самими великими державами" (цит. по [30. С. 633]). Этот цинизм великих держав был виден и на Балканах - однако государства региона по-прежнему делали ставку на обретение международной поддержки при планировании и реализации собственных военно-политических акций.

После завершения Первой мировой войны державы в целом сохранили неизменными принципы разграничения Албании с балканскими соседями, что позволило радикальным албанским лидерам утверждать, что "почти половина тех, чья идентичность могла быть с полным правом определена как албанская, остались за пределами албанского государства" [5. Р. 3].

Подлинный ренессанс идея "Великой Албании" пережила в годы Второй мировой войны, когда Германия и Италия присоединили к оккупированной итальянцами в 1939 г. Албании обширные территории соседних балканских государств. Правящая албанская фашистская партия торжественно объявила в мае 1941 г., что почти все балканские земли, на которых проживают албанцы, отныне присоединены к Албании [31. Р. 24]. Частичное исключение составляла лишь греческая область Эпир (Чамерия в албанской топонимике), в которой итальянские оккупационные власти создали местную албанскую администрацию. Однако сама эта область оставалась под контролем базировавшегося в Афинах итальянского военного командования. Подобная ситуация сохранялась вплоть до освобождения вышеуказанных территорий сначала от итальянской, а затем от германской оккупации. Державы антигитлеровской коалиции в рамках послевоенного урегулирования приняли решение вернуть Албанию к ее прежним границам, которые в целом соответствовали решениям Лондонского совещания послов великих держав 1912 - 1913 гг.

Что же касается внешнеполитических приоритетов новых, социалистических, властей Албании в первые послевоенные годы, то они определялись ориентацией

на СССР и Югославию. В одном из обращений Генерального штаба Национально-освободительной армии Албании к командующему Народно-освободительной армии Югославии Иосипу Броз Тито говорилось буквально следующее: "Мы никогда не оставались без вашей помощи, о которой наш народ знает и за которую благодарен. Братство по оружию наших народов скреплено совместной борьбой, и пролитая кровь сцементировала эту дружбу, которую ничто не может разрушить" (цит. по [21. С. 382]).

Как вспоминал позднее близкий соратник Тито, политик, ученый и писатель М. Джилас, югославское и албанское правительства в конце Второй мировой войны "в принципе стояли на точке зрения, что Албания должна объединиться с Югославией, что разрешило бы и вопрос албанского национального меньшинства в Югославии", поскольку "принесло бы не только непосредственные выгоды и Югославии, и Албании, но одновременно покончило бы с традиционной нетерпимостью и конфликтами между сербами и албанцами. И - что [...] особенно важно - это дало бы возможность присоединить значительное и компактное албанское меньшинство к Албании как отдельной республике в югославско-албанской федерации" [32. С. 96]. По сути, Тито "намного больше интересовала судьба задуманной им Балканской федерации, ядром которой стала бы Югославия. Он готов был пожертвовать Косово, чтобы сделать собственные планы привлекательными для Албании" [10. С. 20].

О том же свидетельствовали и советские дипломаты. Посланник в Тиране Д. С. Чувахин после беседы с Энвером Ходжей по итогам его визита в Белград записал 3 июля 1946 г. в своем дневнике, что "Тито считает необходимым принять все меры к сближению населения Косово и Метохии с населением Албании и что одной из таких мер могло бы быть открытие албано-югославской границы и отмена таможенных пошлин на этом участке границы" [33. С. 477].

Примечательно, что сам Ходжа, выступавший за передачу Косово Албании, отнесся к данной инициативе югославской стороны без особого энтузиазма. Как отметил советский дипломат, "по словам Энвера Ходжи, на поставленный маршалом Тито вопрос об открытии албано-югославской границы в районе Косово и Метохии он ответил, что этот вопрос требует специального изучения и что к нему можно будет вернуться в будущем" [33. С. 477]. По свидетельству Чувахина, албанский лидер считал, "что эта область (Косово. - П. И.), населенная в подавляющем большинстве своем албанцами, несомненно, будет присоединена в свое время к Албании, но что это возможно лишь только тогда, когда и Албания, и Югославия будут государствами социалистическими. Энвер Ходжа подчеркнул при этом, что этой точки зрения он придерживался на протяжении всей национально-освободительной борьбы и что такую же позицию в этом вопросе занимало и все руководство албанской КП" [33. С. 476].

В более поздний период правления Ходжи претензии Албании на Косово и в целом великоалбанские настроения если и не афишировались открыто, то активно культивировались путем их распространения среди населения Косово посредством активной издательской и пропагандистской деятельности, в том числе через Университет в Приштине (подробнее см. [34]).

Происшедший в начале 1990-х годов распад единой Югославии окончательно перевел проблему "Великой Албании" в практическое русло. Появившиеся к этому времени многочисленные геополитические концепции переустройства Балкан и всей Центральной и Восточной Европы, наложившись на рост национального самосознания народов, породили центробежные силы, "увлекающие национальные движения на путь отсоединения и сепаратизма" [35. С. 367]. Ведь, как известно, роль этнической идентичности и борьбы той или иной этнической группы за ее обеспечение традиционно возрастает в периоды общественных кризисов - один из которых как раз и вспыхнул в Европе в конце 1980-х годов [36. Р. 99].

Обратной стороной данного процесса закономерно стал рост великодержавных идей или "идеи "большого государства" в разных Балканских странах". Приверженцы последней "опираются на традиционные и разработанные концепции, которые появились вместе с национальными государствами непосредственно на Балканах" [37. С. 150]. В результате в балканском регионе "в последние десятилетия XX в. этническое самоопределение становится наиболее релевантным, этническая идентичность утрачивает прежнюю амбивалентность и приобретает четкие границы" [38. С. 3 - 4].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. The New York Times. 1982. 12 VII.

2. Vaknin S. The Union of Death. Terrorists and Freedom Fighters in the Balkans. Skopje, 2004.

3. Platform for the Solution of the National Albanian Question, Albanian Academy of Sciences. Tirana, 1998.

4. Castellan G. L'Albanie. Paris, 1980.

5. Pan-AIbanianism: How Big a Threat to Balkan Stability? Tirana; Brussels, 2004.

6. United Nations Development Program: Early Warning Report. 2007. March.

7. Insights and Perceptions: Voices of the Balkans // Gallup Balkan Monitor. 2010.

8. Le Temps. 2008. 25 II.

9. Reuter J. Die Albaner in Jugoslawien. Miinchen, 1982.

10. Албанский фактор в развитии кризиса на территории бывшей Югославии. Документы. М., 2006. Т. 1 (1878 - 1997 гг.).

11. Vwkers M. The Albanians. A Modern History. London; New York, 1995.

12. Brestovci S. Marredheniet shqiptare-serbo-malazeze (1830 - 1878). Prishtine, 1983.

13. Смирнова Н. Д. История Албании в XX веке. М., 2003.

14. Искендеров П. А. История Косово в прицеле дискуссий // Вопросы истории. 2010. N 3.

15. Gawrych G.W. The Crescent and the Eagle: Ottoman rule, Islam and the Albanians, 1874 - 1913. London; New York, 2006.

16. SkendiS. The Albanian National Awakening, 1878 - 1912. Princeton, 1967.

17. Lippich F. Denkschrift tiber Albanien. Vienna, 1877.

18. Chekrezi K. Albania. Past and Present. New York, 1919.

19. Polio S., PutoA. The History of Albania. London, 1981.

20. Hasani S. Kosovo. Istine i zablude. Zagreb, 1986.

21. Краткая история Албании. М., 1992.

22. Jelavich B. History of the Balkans: Eighteenth and Nineteenth Centuries. Cambridge, 1983.

23. Frasheri K. Lidhja Shqiptare e Prizrenit. Tirane, 1997.

24. Kulce S. Osmanli Tarihinde Arnavutlluk. Izmir, 1944.

25. Голос. 1878. 29 IX.

26. Иванова Ю. В. Албанцы и славяне: закономерно ли противостояние? // Материалы XXVIII межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов 15 - 22 марта 1999 г. Санкт-Петербург. СПб., 1999.

27. Архив внешней политики Российской империи.

28. Речь. 1912. 28 VII.

29. За балканскими фронтами Первой мировой войны. М., 2002.

30. Албанский узел. М.; Л., 1925.

31. Zolo D. Invoking Humanity: War, Law, and Global Order. London, 2002.

32. Джшшс М. Лицо тоталитаризма. М., 1992.

33. Восточная Европа в документах российских архивов 1944 - 1953 гг. М., 1998. Т. 1.

34. Трнавци Х. Моjа исповест о Косову. Београд, 1987.

35. Чертина З. С. Первая мировая война и этничность: пробуждение вулкана // Первая мировая война: пролог XX века. М., 1998.

36. Eriksen T.H. Ethnicity and Nationalism. London, 2002.

37. Миле П. "Великая Албания": фикция или реальность? // Албанский фактор кризиса на Балканах. М., 2003.

38. Мартынова М. Ю. Косовский узел: этнический фактор // Институт этнологии и антропологии РАН. Исследования по прикладной и неотложной этнологии. N 204. М., 2008.

Постоянный адрес данной публикации: