Ни с кем так много не говорили и не переписывались по вопросам теории в 70 - 90-е годы Маркс и Энгельс, как с русскими революционерами и выдающимися общественными деятелями, что легко проследить по их работам и письмам.

"Это как раз человек, способный заставить меня болтать целыми часами ¹ , - писал Маркс о Лаврове. Исключительный интерес представляют эти разговоры и переписка Маркса с Лавровым. В одном из своих писем Лаврову Маркс писал: "Торговый кризис надвигается. Теперь всё зависит от известий, какие будут получены с азиатских, в особенности с ост-индских рынков, которые в течение ряда лет всё более и более переполнялись. При известных условиях, наличие которых, впрочем, не особенно вероятно, наступление окончательного краха могло бы, пожалуй, затянуться ещё до осени. Поистине замечательным является уменьшение продолжительности периода всеобщих кризисов. Я всегда рассматривал эту цифру не как постоянную величину, а как уменьшающуюся; но особенно приятно то, что она обнаруживает такие очевидные признаки своего уменьшения; это дурное предзнаменование для долговечности буржуазного мира" ² .

Такова была одна из тем переписки. А вот и другая. Посылая Лаврову немецкое издание своих экономических работ, Маркс писал 11 февраля 1875 г, что Д. С. Милль - "блестящий пример того, как буржуазные экономисты даже с самыми лучшими намерениями инстинктивно идут по ложному пути именно в тот момент, когда им кажется, что они нашли истину" ³ . И в том же письме Маркс сообщал: "Мне послали целый пакет книг и официальных изданий из С. -Петербурга, но он был украден, вероятно, русским правительством Там, между, прочим, были доклады: "Комиссии по сельскому хозяйству и сельской производительности в России" и "По податному вопросу" - вещи, абсолютно необходимые для той главы второго тома, в которой я говорю о земельной собственности и т. д. в России" ⁴ .

Такова первая теоретическая линяя интересов.

Но общность интересов не замыкалась рамками политической экономии, а шла дальше: "Когда я был у Вас третьего дня, я забыл сообщить Вам важную новость, которая, быть может, Вам ещё неизвестна. Физиологу Траубе в Берлине удалось создать искусственные клеточки. Это, конечно, ещё не натуральные клеточки: в них нет ядра. Смешивая коллоидальные растворы, например, желатин с сернокислой медью и. п., получают шарики, окружённые оболочкой, которые можно заставить расти посредством всасывания. Итак, образование оболочки и рост клеточек вышли уже из области гипотез! Это большой шаг вперёд, который тем более кстати, что Гельмгольц и другие собирались уже провозгласить нелепую доктрину, будто зародыши земной жизни падают в готовом виде с луны, т. е, что они привнесены были к нам аэролитами. Терпеть не могу подобных объяснений, которые решают задачу перенесением её в другую сферу" ⁵ .

Интерес к вопросам биологии и физиологии в самых сокровенных их глубинах связывал Маркса и Энгельса с русскими людьми настолько крепко, что частые личные свидания оказывались недостаточными и приходилось прибегать к письмам.

Лавров пишет статью о дарвинизме и отсылает её Энгельсу с просьбой дать о ней отзыв. И Энгельс откликается на эту статью большим и интересным письмом:

"Лондон, 12 [-17] ноября 1875 г.

Дорогой г. Лавров! Вернувшись из поездки в Германию, я принялся, наконец, за Вашу статью, которую прочёл с большим интересом. Посылаю Вам свои замечания к ней... Самое существенное отличие человеческого общества от общества животных состоит в том, что животные в лучшем случае собирают, между тем как люди производит. Это единственное, но, в то же время и основное различие делает невозможным простое перенесение законов животного общества в человеческое общество. Благодаря этому различию стало возможно, как Вы правильно заметили, чтобы "человек повёл борьбу не только за существование, но за наслаждение и за увеличение своих наслаждений... готов был для высшего наслаждения отречься от низших". Не оспаривая Ваших дальнейших выводов из этого,

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXIV, стр. 564.

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVI, стр. 392.

³ Там же, стр. 381.

⁴ Там же, стр. 382.

⁵ Там же, стр. 392.

я бы, исходя из своих предпосылок, сделал следующие выводы: человеческое производство на известной ступени достигает, следовательно, такой высоты, что могут быть произведены не только предметы для удовлетворения необходимых потребностей, но и для удовлетворения потребностей в роскоши, сперва хотя бы только для меньшинства" ¹ .

Таким образом, новейшие открытия в области физиологии и общие проблемы биологии являются предметом переписки Энгельса и Лаврова. Но не только они. К. ним присоединяются вопросы философии. Энгельс посылает Лаврову свою брошюру, направленную против Дюринга.

"Дорогой г. Лавров!

Надеюсь, что Вы получили экземпляр моей брошюры против Дюринга, которую я отправил Вам вчера. Я бы давно уже послал её, если бы у меня был Ваш теперешний адрес" ² , - писал Энгельс.

У Энгельса были все основания послать "Анти-Дюринг" Лаврову. Не только потому, что за несколько лет до появления статей Энгельса Лавров выступил против Дюринга в русском журнале "Знание", но и потому, что он одним из первых отозвался на статью Энгельса о Дюринге. Об этом Маркс сообщал Энгельсу 3 марта 1877 г.: "Лавров, которому живётся дьявольски плохо, хвалит твою статью против Дюринга, но не привыкли (читай: он не привык) к такой мягкости в полемике со стороны Энгельса" ³ .

И Энгельс не опровергал ни "мягкости", ни необходимости более беспощадной критики Дюринга.

"В самом деле, Лавров прав отчасти, что я с этим парнем до настоящего времени обходился слишком деликатно. Теперь, когда я перечитываю курс политической экономии, когда я знаю молодца и его манеру и когда мне уже не приходится опасаться того, что за фразами скрывается какая-нибудь западня, и когда вся напыщенная пошлость выступает неприкрытой, - я нахожу, что стоило бы отпустить ещё большую порцию презрения. У добряка Лаврова, конечно, имеются свои соображения: ему в своих "проповедях" не приходится прибегать к crescendo, как это приходится делать нам при этом скучном занятии. Тем не менее он уже в конце отдела о философии не будет больше жаловаться на мягкость, а в политической экономии - ещё меньше того" ⁴ .

Когда Энгельс работал над своей книгой "Диалектика природы", он не раз встречался с Лавровым и делился с ним своими мыслями. В разделе "Диалектика и естествознание" Энгельс ссылается на высказывания Лаврова: "Эфир. Если эфир вообще оказывает сопротивление, то он должен оказывать его также свету, а в таком случае на известном расстоянии он должен стать непроницаемым для света. Но из того, что эфир распространяет свет, является средой для него, вытекает необходимо, что он оказывает также сопротивление свету, ибо иначе свет не мог бы приводить его в колебания. Это является решением затронутых у Медлера и упоминаемых Лавровым спорных вопросов"⁵ .

И дальше: "Излучение тепла в мировое пространство. Все приводимые у Лаврова гипотезы о возрождении погасших небесных тел (стр. 109) предполагают потерю движения"⁶ .

Философские интересы связывали Энгельса и Лаврова. И в своих философских исследованиях Энгельс мимо Лаврова пройти не мог.

"Геккель, брошюру которого я только что получил, ограничивается тем, что в общих выражениях говорит о безумных социалистических учениях, но г. Оскар Шмидт из Страсбурга собирается нас разделать во всю да съезде естествоиспытателей в Касселе. Напрасный труд! Если реакция в Германии будет развиваться беспрепятственно, то первыми жертвами после социалистов будут дарвинисты"⁷ , - писал Энгельс Лаврову" 10 августа 1878 года. Это уже разговоры о политике.

Лавров и ряд других русских деятелей, поддерживавшие связь с Марксом и Энгельсом, стояли на уровне современной науки. Темами для их бесед и переписки с Марксом и Энгельсом являлись философия, политэкономия, биологические науки, последние достижения науки и искусства. Эти беседы и переписка продолжались в течение многих лет. Когда умер Маркс, связь русских революционеров с Энгельсом ещё более окрепла. Энгельс искал людей, которые могли бы в той или другой степени заменить ему ушедшего друга, и всё чаще высказывал свои мысли о самых различных вопросах теории именно представителям революционной России; с ними же он обсуждал вопросы, выдвигаемые научным наследием Маркса.

Через пятнадцать дней после похорон Маркса, 2 апреля 1883 г., Энгельс писал Лаврову: "Я нашёл рукопись "Обращение капитала" и из третьей книги - "Весь процесс, взятый в целом", около 1000 страниц in folio. Пока ещё нельзя сказать, может ли эта рукопись быть напечатана в том виде, в каком она есть. Во всяком случае мне придётся её переписать, потому что это черновик. Завтра у меня будет, наконец, время, чтобы посвятить несколько часов на просмотр всех рукописей, оставленных нам Мавром. Особенно меня интересует очерк диалектики, который он всегда хотел написать. Но он всегда скрывал от нас, в каком состоянии его работы. Он знал, что, проведав о том, что у него что-нибудь готово, мы будем приставать к нему до тех пор, пока он не согласится это опубликовать. Всё это между нами, я не имею права ничего печатать без Тусси, которой вместе со мной завещано ли-

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс Соч. Т. XXV, стр. 405, 409.

² К. Маркс и Ф. Энгельс Соч. Т. XXVII, стр. 11.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXIV. стр. 467.

⁴ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXIV, стр. 468.

⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XIV, стр. 428.

⁶ Tам же, стр. 429.

⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 12.

тературное наследство" ¹ . К этому вопросу Энгельс возвращался не раз в письмах к Лаврову.

В письме от 28 января 1884 г. он писал Лаврову: "Что касается II тома, то я, наконец, начинаю в нём разбираться. Для наиболее важных частей 2-й книги - "Обращение капитала" - т. е. для её начала и конца, у нас есть редакция 1875 г. и позднее. Тут надо будет только привести цитаты согласно имеющимся указаниям. Для средней части книги есть не менее четырёх вариантов, написанных до 1870 г.; в этом единственное затруднение. 3-я книга - "Капиталистическое производство, рассматриваемое в целом" - существует в двух вариантах, написанных до 1869 г.; к более позднему времени относятся только несколько заметок и целая тетрадь уравнений для вычисления разнообразных факторов, согласно которым норма прибавочной стоимости превращается в норму прибыли" ² . Именно Лаврову Энгельс подробно и откровенно рассказывал о состоянии литературного наследства Маркса, так как знал, что Лаврова интересует это и что он в некоторой степени является соучастником его: Лавров близко стоит к переводу "Капитала" на русский язык. Вот почему Энгельс подробно рассказывал ему и о подготовительных материалах Маркса, хотя сам Энгельс ещё не знал, в какой мере он сможет использовать их. "Но извлечения из книг о России и о Соединённых Штатах содержат множество материалов и заметок о земельной ренте, а также заметки, относящиеся к денежному капиталу, кредиту, бумажным деньгам, как орудию кредита, и т. д. Я ещё не знаю, в какой мере я смогу их использовать для 3-й книги, - может быть, лучше будет их объединить в отдельном издании. Я так, должно быть, и сделаю, если включение их в "Капитал" представит большие трудности. Больше всего забочусь я о том, чтобы книга вышла как можно скорее, и затем особенно важно, чтобы то, что я издаю, было настоящим произведением Маркса"³ .

Отношения между Энгельсом и Лавровым были настолько близкие, что как только Энгельс получил рукописи Маркса и начал в "них разбираться", он пишет об этом Лаврову. Эти письма иногда полны глубоких эмоций, связанных с работой:

"Дорогой Лавров! Значит решено, книги я Вам вышлю. Ах, этот II том! Если бы Вы знали, мой старый друг, как хотелось бы мне поскорее его подготовить. А вот, пришлось потерять полгода из-за моей проклятой болезни. И теперь ещё я не смогу начать серьёзно работать раньше середины марта; это время мне понадобится для того, чтобы привести в порядок все книги, бумаги, газеты и т. д., а я могу, не переутомляясь, заниматься этим всего лишь по несколько часов в день. Особенно это беспокоит меня потому, что я единственный из оставшихся в живых, кто в состоянии расшифровывать этот почерк и эти сокращения отдельных слов и целых фраз. Что касается издания выпусками, то это отчасти будет зависеть от издателя и от германских законов. Пока я не думаю, чтобы это было очень подходящим для такой книги, как эта"⁴ .

Через несколько дней Энгельс снова пишет:

"Дорогой Лавров!

Принимаю к сведению сказанное Вами относительно русского перевода II тома "Капитала". Когда придёт время, мы вернёмся к этому вопросу. Что касается немецкого издания, то Вы знаете, что там мы под властью самого неограниченного произвола и что там могут запретить всё. Маркс никогда не считался с существующими законами, он всегда высказывался откровенно, и было бы чудом, если бы II том не давал достаточно оснований для конфискации и изъятия по закону 1878 г. Но надо рискнуть, и я, конечно, ничего не стану смягчать"⁵ .

И так переписка велась из месяца в месяц, из года в год. "Второй том "Капитала" печатается; вчера я правил четвёртый лист. Последнюю часть рукописи отправляю через две недели. Самым важным будет третий том; я примусь за него, как только управлюсь со вторым. Английское издание подвигается вяло, так как у обоих переводчиков так много другой работы, что они не могут взяться как следует за дело. К лету, надеюсь, оно будет закончено... В предисловии ко второму тому "Капитала" я возвращаюсь к Родбертусу, чтобы доказать, что его заявления по поводу Маркса основаны на совершенно неслыханном невежестве в области классической политической экономии"⁶ .

Энгельс регулярно пишет Лаврову о ходе работы над "Капиталом" Маркса и о всех изданиях "Капитала", выходящих "а иностранных языках: "Рукопись английского перевода первого тома наконец у меня, я её немедленно же просмотрю. После этого приступлю к окончательной редакции третьего тома. Это будет не лёгкой задачей, но я доведу её до конца" ⁷ . И как только выходит тот или другой том, Энгельс посылает его Лаврову.

"Я получил Ваши любезные письма от 18/30 ноября, 19/31 декабря, 26/7 января и 8/20 января, а также четыре экземпляра перевода, из которых один передан в Британский музей, другой - Полковнику * и третий - хорошо известной Вам даме **, которая тоже перевела несколько работ автора на ваш язык"⁸ , - пишет Энгельс Даниельсону 8 февраля 1886 года.

Второй том "Капитала", переведённый на русский язык, Энгельс послал Лаврову и Засулич. Такое тесное общение с русскими революционерами установилось ещё тогда_, когда был жив Маркс. Маркс и Энгельс поддерживали такие отношения не только с Лавровым, но и с М. М. Ковалевским, кото-

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 300.

² Там же, стр. 348-349.

³ Там же, стр. 349.

⁴ Там же, стр. 352.

⁵ Там же, стр. 355 - 356.

⁶ Там же, стр. 453.

⁷ Там же, стр. 533.

* П. Лавров.

** В. Засулич.

⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 533 - 534.

рого Маркс называл другом по науке, с Гартманом, Даниельсоном и др. и особенно с Германом Лопатиным.

Почему именно с русскими революционерами, с представителями теоретической мысли России, и именно с ними, установилось такое тесное общение у Маркса и Энгельса? Ответ на этот вопрос не раз давали основоположники научного социализма.

В одном из своих писем к В. И. Засулич Энгельс писал: "То, что Вы мне сообщаете о росте в России интереса к изучению книг по теории социализма, доставило мне большое удовольствие. Теоретическая и критическая мысль, почти совершенно исчезнувшая из наших немецких школ, повидимому, нашла себе убежище в России" ¹ .

Политическая и критическая мысль в то время действительно нашла убежище в России. "Я ничуть не сомневался, что II том доставит вам, - писал Энгельс Даниельсону, - такое же удовольствие, как и мне. Развитые в нём идеи действительно отличаются таким высоким уровнем, что обыкновенный, рядовой читатель не даст себе труда измерить всей их глубины или проследить их до конца. Таково в действительности отношение к ним в нынешней Германии, где историческая наука, со включением политической экономии, пала так низко, что едва ли она может пасть когда-либо ещё ниже. Наши "катедер-социалисты" - со стороны их теорий - всегда были немногим больше, чем слегка филантропическими "вульгарными экономистами"; теперь же они спустились до уровня простых апологетов бисмарковского государственного социализма. II том поэтому навсегда останется для них запечатанной книгой. И разве это не прекрасный образчик того, что Гегель называет "иронией всемирной истории", когда мы видим, что германская историческая наука, самым фактом возвышения Германии на ступень первой европейской державы, низводится снова к тому жалкому состоянию, до которого она была доведена глубочайшим политическим унижением Германии после Тридцатилетней войны? Но это факт" ² .

Пройдёт три года, и ту же характеристику Энгельс повторит в письме к Даниельсону: "Вы удивляетесь, почему политическая экономия в Англии находится теперь в таком жалком состоянии. Но то же самое мы видим теперь повсюду. Даже классическая экономия, - нет, даже самые вульгарные приверженцы и" глашатаи свободной торговли встречают теперь лишь высокомерное презрение со стороны ещё более вульгарных "высших" существ, занимающих ныне университетские кафедры политической экономии. И в этом виноват в значительной степени наш автор, который открыл глаза заинтересованным людям на опасные выводы классической экономии; вот, они и находят теперь, что, по крайней мере, в этой области всего безопаснее не терпеть совсем никакой науки" ³ .

Если на Западе интерес к теории был незначительный, то в России, всё ближе подходившей к революции, он всё больше повышался. И это исключало односторонность связи. Её нельзя себе представить так, что Маркс и Энгельс давали очень много русским людям, а русские деятели только пользовались этим. Нет, и они очень много давали Марксу и Энгельсу. Решающим стимулом к разработке Марксом и Энгельсом вопроса о возможности перехода к социализму той или другой страны, минуя капитализм, бесспорно, послужили попытки русских людей разрешить этот вопрос, Маркс и Энгельс придавали огромное значение России и тем научным данным, которые были собраны и разработаны русскими учёными.

Об этом говорит тот факт, что Маркс не считал возможным выпустить в свет II том "Капитала", не изучив этих материалов" что нашло исчерпывающее выражение в переписке Маркса с Даниельсоном.

Даниельсон не раз ставил перед Марксом" вопрос о печатании II тома, настаивал на этом, торопил его. Маркс осторожно дал понять ему, что есть не зависящие от него обстоятельства, которые мешают ему сделать это. Маркс писал: "Я ни за что не согласился бы выпустить второй том, прежде чем нынешний английский кризис достигнет своей высшей точки, своего поворотного пункта. Его проявления оказываются на этот раз очень своеобразными и, во многих отношениях, очень отличными от тех, которые наблюдались в прежних случаях. Это своеобразие, помимо других видоизменяющих обстоятельств, легко объясняется тем фактом, что никогда ещё английскому кризису не предшествовали такие могучие и продолжительные кризисы (тянущиеся в продолжение почти 5 лет) в Северо-Американских Соединённых Штатах, Германии, Австрии и пр. Поэтому необходимо тщательно наблюдать за нынешним ходом дел до их полной зрелости, только тогда можно будет "потребить" эти факты "производительно", т. е. "теоретически" ⁴ .

Этот намёк Маркс расшифровал в письме к Кугельману: "Что касается настойчивых требований Мейснера по поводу второго тома, то не одна только моя болезнь мешала его окончанию в течение всей зимы. Я нашёл нужным приняться за русский язык, потому что при изучении аграрного вопроса необходимо штудировать по первоисточникам русские отношения земельной собственности" ⁵ .

Второй том "Капитала" без анализа аграрного вопроса страны, которая "начинает участвовать в общем движении нашего века" ⁶ , с точки зрения Маркса, не мог быть

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 361.

² Летописи марксизма. Т. III(ХIII), стр. 83 - 84.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т, XXVIII, стр. 56.

⁴ Летописи марксизма. Т. II (XII), стр. 99.

⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVI, стр. 58 - 59.

⁶ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XIII. Ч. 1-я, стр. 354.

выпущен в свет. Эту работу Маркс пытался проделать при участии русских учёных, причём это было не впервые. О первой попытке совместной работы Маркса с русскими людьми рассказано следующее: "Принявшись за перевод "Капитала", Г. А. Лопатин во многих случаях для выяснения себе облика цитируемого Марксом писателя отправлялся в библиотеку Британского музея и там по подлиннику знакомился с тем или другим из авторов, на которых ссылался Маркс. Ему случалось подмечать у этих авторов ещё большую путаницу понятий против той, которую отмечал у них Маркс. В таких случаях Маркс принимал замечания Г. А. Лопатина к сведению и делал соответственные добавления. Примером может служить добавление, которое он сделал к 32-й выноске второго отдела (186 - 187 стр. 4-го немецкого издания) по поводу путаницы понятий Senior'a (русский перевод, стр. 177). Это добавление впервые появилось именно в русском издании. Оно было прислано в приложении к одному из писем Маркса. Иногда Г. А. Лопатин находил, что положение автора может ввести читателя в заблуждение, и делал в этом месте перевода соответствующую выноску, о чём сообщал Марксу. Маркс с ним в этом соглашался и в последующих изданиях оригинала в соответственном месте появлялась такая же выноска (4-е издание оригинала, стр. 179 Notzug 2 Ausgabe; русский перевод, 3-е издание, стр. 170); в первом издании перевода эта выноска отмечена как примечание переводчика" ¹ .

Это было характерно для совместной работы Маркса и Энгельса, но в то же время это один из немногих случаев, когда Маркс вносил изменения в свою работу в результате замечаний других.

Маркс говорил о Лопатине, как о друге, и затем добавлял: "Не многих людей я так люблю и так уважаю, как его" ² .

Ко второму изданию I тома "Капитала" Маркс написал послесловие. Оно помечено: "Лондон, 24 января 1873 г.". Это послесловие имеет большое значение: с момента выхода в свет первого издания "Капитала" прошло более пяти лет. Маркс продолжал напряжённо работать над II томом и тщательно следить за происходившими событиями. Вместе с тем он не прекращал работы над I томом "Капитала"; именно в это время "Капитал" переводился на русский и французский языки и в литературе появлялись первые рецензии на него. По политической экономии появлялись новые исследования. Маркс не только сам вновь работал над I томом "Капитала", но в этой работе принимал участие и Энгельс. И в послесловии ко второму изданию I тома "Капитала" Маркс упоминает об этом. В послесловии Маркс разделался с противниками своей теории, опираясь на тех, кто прошагал вместе с ним или независимо от него те же пути.

"Буржуазия во Франции и в Англии, - писал Маркс, - завоевала политическую власть. Начиная с этого момента классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает всё более ярко выраженные и угрожающие формы. Вместе с тем пробил смертный час для научной буржуазной экономии. Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наёмных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой" ³ .

Это очень похоже на то, что писал Чернышевский: "В начале нынешнего года, излагая по поводу книги г. Горлова общий свой взгляд на политическую экономию, мы говорили, что во Франции после Сэ она получила совершенно новое направление, которого была чужда, когда излагалась Адамом Смитом; что это новое направление, при котором писатели имеют в виду не исследование истины, а только отстаивание во что бы то ни стало известных обычаев и экономических учреждений, придано ей боязнью перед социализмом" ⁴ .

Маркс признал правильными выводы Чернышевского и дал им высокую оценку: "Континентальная революция 1848 - 1849 гг. отразилась и на Англии. Люди, всё ещё претендовавшие на научное значение и не довольствовавшиеся ролью простых софистов и сикофантов господствующих классов, старались согласовать политическую экономию капиталистов с притязаниями пролетариата, которых уже нельзя было более игнорировать. Отсюда тот плоский синкретизм, лучшим представителем которого является Джон Стюарт Милль. Это - банкротство "буржуазной" политической экономии, как мастерски выяснил уже в своих "Очерках политической экономии по Миллю" великий русский учёный и критик Н. Чернышевский" ⁵ . На выводы Чернышевского в первую очередь ссылается Маркс в своей борьбе с теоретическими противниками.

"Он не раз говорил мне, что из всех современных экономистов Чернышевский представляет единственного действительно оригинального мыслителя, между тем, как остальные суть только простые компиляторы" ⁶ , - рассказывает Лопатин. И письма Маркса подтверждают это.

Маркс в борьбе со своими противниками ссылался не только на Чернышевского, но и на рецензента "С. -Петербургских ведомостей" ⁷ : "Косноязычные болтуны германской вульгарной экономии бранят стиль и способ

¹ "Минувшие годы" N1 за 1908 год. Письма К. Маркса и Ф. Энгельса.

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVI, стр. 260.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVII, стр. 13.

⁴ Чернышевский Н. Соч. Т. VI _{стр. 342.}

⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVII, стр. 13.

⁶ "Г. А. Лопатин (1845 - 1918 гг.)", стр. 71. Птрг. Госиздат. 1922.

⁷ "С. -Петербургские ведомости" N 97 от 8 апреля 1872 г.

изложения "Капитала". Литературные недостатки моего труда я сознаю лучше, чем кто-либо другой. Тем не менее ради удовольствия и поучения этих господ и их публики я процитирую мнение английской и русской критики. "Saturday Review", безусловно враждебная моим взглядам, в своей заметке по поводу первого немецкого издания пишет; "Изложение сообщает даже самым сухим экономическим вопросам своеобразную прелесть (charm)". "С. -Петербургские Ведомости" в номере от 20 апреля 1872 г. между прочим замечают: "Изложение его труда (исключая некоторые слишком специальные частности) отличается ясностью, общедоступностью и, несмотря на научную высоту предмета, необыкновенной живостью, В этом отношении автор... далеко не походит на большинство немецких учёных, которые... пишут свои сочинения таким тёмным и сухим языком, от которого у обыкновенных смертных трещит голова". У читателей современной немецко-национально-либеральной профессорской литературы трещит не голова, а кое-что совершенно другое" ¹ .

Так с помощью русских критиков Маркс расправляется с немецкими "косноязычными болтунами" и не менее беспощадно с французскими учёными: "Ещё в 1871 г. Н. Зибер, профессор политической экономии в Киевском университете, в своей работе "Теория ценности и капитала Д. Рикардо" показал, что моя теория стоимости денег и капитала в её основных чертах является необходимым дальнейшим развитием учения Смита-Рикардо. При чтении этой ценной книги западно-европейского читателя особенно поражает последовательное проведение раз принятой часто теоретической точки зрения. Метод, применённый в "Капитале", был плохо понят, как это доказывается уже различными противоречащими друг другу характеристиками его. Так, напр., парижская "Revue Positiviste" упрекает меня, с одной стороны, в том, что я рассматриваю политическую экономию метафизически, а с другой стороны - отгадайте-ка, в чём? - в том, что я ограничиваюсь критическим расчленением данного, а не сочиняю рецептов (контовских?) для лаборатории будущего. По поводу упрёка в метафизике проф. Зибер замечает: "Насколько речь идёт собственно о теории, метод Маркса есть дедуктивный метод всей английской школы, и недостатки его, как и достоинства, разделяются лучшими из экономистов-теоретиков"² .

И далее Маркс пишет: "Немецкие рецензенты кричат, конечно, о гегелианской софистике. Петербургский "Вестник Европы" в статье, посвященной исключительно методу "Капитала" (майский номер за 1872 г., стр. 427 - 436), находит, что метод моего исследования строго реалистичен, а метод изложения, к несчастью, немецки-диалектичен. Автор пишет: "С виду, если судить по внешней форме изложения, Маркс большой идеалист-философ, и притом в "немецком", т. е. дурном, значении этого слова. На самом же деле он бесконечно более реалист, чем все его предшественники в деле экономической критики... Идеалистом его ни в каком случае уже нельзя считать". Я не могу лучше ответить автору, как несколькими выдержками из его же собственной критики; к тому же выдержки эти не лишены интереса для многих из моих читателей, не знакомых с русским языком"³ .

Приведя цитату из Кауфмана, Маркс продолжает: "Автор, очертив так удачно то, что он называет моим действительным методом, и отнесшись так благосклонно к моим личным приёмам применения этого метода, тем самым очертил не что иное, как диалектический метод" ⁴ .

Так же как Маркс, Энгельс в новом издании "Анти-Дюринга" в подтверждение своих выводов ссылается на новые открытия русского учёного Менделеева. "С тех пор как я написал эти строки, мои слова, повидимому, уже подтвердились. Согласно новейшим исследованиям, произведённым Менделеевым и Богуским с помощью более точных аппаратов, было найдено, что все постоянные газы обнаруживают изменяющиеся отношения между давлением и объёмом; у водорода при всех примененных до сих пор давлениях коэфициент расширения оказался положительным (объём уменьшался медленнее, чем увеличивалось давление); у атмосферного воздуха и других исследованных газов была обнаружена нулевая точка давления, так что при меньшем давлении этот коэфициент был положительным, пря большем - отрицательным" ⁵ .

И затем в "Диалектике природы": "Несколько лет спустя Лекок-де- Буабодран действительно открыл этот элемент, и оказалось, что предсказания Менделеева оправдались с незначительными отклонениями: экаалюмний воплотился в галлий... Менделеев, применяя бессознательно гегелевский закон о переходе количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно поставить рядом с открытием Леверрье, вычислившего орбиту ещё неизвестной планеты, Нептуна"⁶ . И в других научных дисциплинах мы отмечаем то же. В 1889 г. К. Каутский написал книгу "Классовые противоречия в 1789 году", посвященную столетнему юбилею буржуазной французской революции. Книга печаталась отдельными статьями в России ⁷ и в Германии ⁸ . Она вызвала ряд замечаний Энгельса. Он писал:

"Дорогой Каутский,

Возвращаю статьи из "Neue Zeit" с беглыми критическими заметками. Главный недостаток - отсутствие хорошего материала,

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVII, стр. 14.

² Там же, стр. 17.

³ Там же.

⁴ Там же, стр. 19.

⁵ Там же, Т. XIV, стр. 92.

⁶ Там же, стр. 530.

⁷ См. Каутский К. Противоречия классовых интересов во Франции в 1789 году. "Северный вестник" NN 4, 5, 6 за 1889 год.

⁸ "Neue Zeit". N. 1, 2, 3, 4. 1889.

боготворимых филистером Тэна и Токвиля тут недостаточно. Если бы ты писал эту работу здесь, ты нашёл бы совершенно другой материал - гораздо лучший материал из вторых рук и массу первоисточников. Помимо этого лучшая работа о крестьянах Кареева написана по-русски" ¹ .

И Энгельс не только называет работу "Н. Кареева, "Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века", Москва, 1879 г."² , но и указывает, что Каутский должен исправить на основании книги Кареева. Энгельс находит большой новый материал в исследовании Кареева, позволяющий делать серьёзные выводы и обобщения, и отмечает компилятивность работы Каутского, находящегося в плену старых историков и их источников.

Это не значит, что Энгельс полностью согласен с позицией Кареева. Ещё задолго до письма Энгельса Каутскому Маркс в письме к М. М. Ковалевскому, отмечая, что "сочинение г. Кареева превосходно (excellent)", одновременно говорил: "Только я не вполне разделяю его взгляд на физиократов... Г. Кареев положительно неправ, говоря, что физиократы противополагали только одно социальное занятие, именно земледелие, другим, т. е. промышленности и торговле, но никогда не доходили, подобно Смиту, до противоположения социальных классов. Если бы г. Кареев вспомнил основную мысль предисловия Рикардо к его знаменитому творению, где он рассматривает три класса государства (землевладельцев, капиталистов и рабочих, трудами которых почва обрабатывается), то он убедился бы, что первое изобретение трёх классов в экономической сфере и их взаимных отношениях могло найти место только в системе земледелия, как это сделал Кенэ. Сверх того, необходимо для писателя различать то, что какой-либо автор в действительности даёт, и то, что даёт только в собственном представлении"³ . Но все эти возражения Маркса не мешали ему и Энгельсу называть это сочинение Кареева превосходным. И Энгельс вспомнил о нём через 10 лет и рекомендовал его Каутскому как лучшее из имеющихся. Маркс считал, что работы русских учёных стоят впереди других, что они являются вкладом в научную мысль Европы, мира ⁴ .

"Мы обязаны Максиму Ковалевскому ("Tableau etc. de la famille et de la propriete" ["Очерк происхождения и развития семьи и собственности"], Stokholm, 1890, стр. 60 - 100) доказательством того, что патриархальная большая семья (patriarchajische Hausgenossenschaft), какую мы теперь ещё встречаем в Сербии и Болгарии под названием "задруга" (означает примерно содружество) или "братство" и в видоизменённой форме у восточных народов, явилась переходной ступенью от семьи, возникшей из группового брака и основанной на материнском праве, к индивидуальной семье современного мира. По крайней мере для культурных народов Старого, света, для арийцев и семитов, это представляется доказанным"⁵ . Так писал Энгельс в своей работе "Происхождение семьи, частной собственности и государства" о М. Ковалевском.

И дальше: "После того как Ковалевский... доказал широкое, если не повсеместное, распространение патриархальной большой семьи как промежуточной ступени между коммунистической семьёй, основанной на материнском праве, и современной изолированной семьёй, вопрос уже стоит не так, как ставили его Маурер и Вайц, - общая или частная собственность на землю; теперь вопрос стоит о форме общей собственности на землю"⁶ .

С точки зрения Энгельса, работа Ковалевского двинула науку вперёд, хотя он не всё считал обоснованным у Ковалевского. "Недавно Ковалевский высказал взгляд, что эти genealogiae представляли собою крупные большие семьи (Hausgenossenschaften), между которыми была разделена земля и из которых лишь впоследствии развилась сельская община. То же самое относится тогда и к fara, каковым выражением у бургундов и лангобардов, - следовательно, у готского и герминонского или верхне-германского племени, обозначается почти, если и не совсем, то же самое, что и словом genealogia в "Аламанской Правде". Действительно ли перед нами род или большая

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVIII, стр. 80.

² Там же.

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т, XXVII, стр. 28 - 29.

⁴ Как произошла посылка Марксу книги Кареева и кто был её инициатором, об этом Кареев рассказывает так: "Когда в самом конце 1878 г. я издал свою магистерскую диссертацию "Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII в.", то послал по экземпляру П. Л. Лаврову и П. А. Кропоткину, исполняя данные им перед тем обещания. Узнав об этих моих посылках, М. М. Ковалевский посоветовал мне послать экземпляр и Марксу, взявшись сам его переправить по назначению. Я, конечно, согласился на это предложение, и книга была послана. Ковалевский сказал мне, что Маркс читает по-русски и что книга моя его, несомненно, заинтересует. В апреле 1879 г. он сообщил мне о получении им письма от Маркса, в котором, между прочим, он благодарил его за присылку моих "Крестьян". Соответствующую часть письма он мне прочитал, переведя её с английского языка, на каком письмо было написано, по-русски, причём я тотчас же перевод записал". Этот перевод Кареев и даёт, сообщая, что письмо погибло ("Былое" N 2 за 1922 г., стр. 103).

⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 1-я, стр. 41.

⁶ Там же, стр. 118.

семья - подлежит ещё дальнейшему исследованию" ¹ .

Энгельс с большим уважением и признанием заслуг Ковалевского говорит о нём.

14 октября 1892 г. в московской газете "Русские ведомости" появился отчёт о заседании Антропологического отделения Общества любителей естествознания в Москве. На этом собрании Н. А. Янчук сделал доклад об исследовании Штернберга. Статьи Штернберга ещё не было, она еще должна была быть только напечатана, а Энгельс уже пишет по поводу неё статью в "Die Neue Zeit": "В последнее время у некоторых рационалистических этнографов вошло в моду отрицать существование группового брака; в связи с этим представляет интерес нижеследующий отчёт, который я перевожу из "Русских Ведомостей" (Москва, 14 октября 1892 г. старого стиля). В нем не только вполне определённо устанавливается наличие группового брака, т. е. права взаимных половых сношений между рядом мужчин и рядом женщин, но и приводится такая его форма, которая тесно, примыкает к браку пуналуа у гавайцев, т. е. к наиболее развитой и классической фазе группового брака... Следует ещё заметить, что и в этом случае подтверждается то, что я писал в "Происхождении семьи", 4-е изд., стр. 28 - 29, а именно, что групповой брак выглядит вовсе не так, как рисует его себе фантазия нашего филистера, привыкшая к домам терпимости; что лица, живущие в групповом браке, вовсе не ведут открыто той развратной жизни, которую он практикует втайне, а, напротив, что эта форма брака, судя, по крайней мере, по встречающимся ещё теперь примерам, на практике отличается от неустойчивого парного брака или также от многоженства только тем, что ряд таких случаев половых сношений, которые при других условиях подвергаются строгому наказанию, здесь дозволены обычаем. То обстоятельство, что фактическое использование этих прав постепенно вымирает, только доказывает, что в стадии вымирания находится сама эта форма брака, что подтверждается также и редкостью случаев её существования. Вообще же всё это описание интересно ещё тем, что оно лишний раз показывает, как сходны, даже тождественны в своих основных чертах общественные учреждения первобытных народов, находящихся на почти одинаковой ступени развития. То, что рассказано об этих монголоидах с Сахалина, в большей своей части вполне применимо к дравидийским племенам Индии, к жителям тихоокеанских островов эпохи их открытия, к американским краснокожим" ² .

И дальше Энгельс приводит перевод отчёта: "Статья будет напечатана в Этнографическом Обозрении"³ .

В 1884 г. Е. Паприц, ставя перед Энгельсом вопрос о переводе его работы "Очерки критики политической экономии", довольно сурово отозвалась о теоретической мысли России.

Отвечая ей, Энгельс писал: "Мне кажется, что Вы несправедливы к Вашим соотечественникам. Мы оба, Маркс и я, не можем на них пожаловаться. Если некоторые школы и отличались больше своим революционным пылом, чем научными исследованиями, если были и есть различные блуждания, то, с другой стороны, была и критическая мысль и самоотверженные искания чистой теории, достойные народа, давшего Добролюбова и Чернышевского. Я говорю не только об активных революционных социалистах, но и об исторической и критической школе в русской литературе, которая стоит бесконечно выше всего того, что создано в Германии и Франции официальной исторической наукой" ⁴ .

В 1883 г. В. Засулич обратилась к Энгельсу с просьбой дать разрешение на перевод II тома "Капитала". Но Энгельс не согласился на это, во-первых, потому, что II том "Капитала" не был подготовлен к изданию; во-вторых, потому, что он считал, что преимущественное право имеет на перевод Лопатин, а из России нет запроса о переводе; в-третьих, ему казалось, чтообстановка не очень благоприятствует переводу.

На перевод другой книги он дал согласие: "Мне доставило большое удовольствие Ваше сообщение, что Вы взяли на себя перевод моего "Развития [социализма] и т. д.". Жду с нетерпением появления Вашего произведения и вполне оцениваю честь, которую Вы мне оказываете"⁵ .

В то время Энгельс встречался уже с представителями третьего поколения. На арену истории начинает выступать русский рабочий класс. Появляется группа лиц (группа "Освобождение труда"), которая связывает будущее России с рабочим классом и считает себя его представителем.

Через ряд лет эта группа начала издавать орган социал-демократии, тем самым подчеркнув свою связь с партиями пролетариата Запада. Но и в то время в её деятельности было новое. И заключалось оно вот в чём. Если другие группы издавали работы Маркса и Энгельса наряду с работами, выражающими другие идеологические течения, то эта группа видела своё призвание в распространении марксизма как идеологии пролетариата.

"Вы спрашивали моё мнение о книге Плеханова "Наши разногласия", - для этого мне нужно было её прочесть, и я читаю по-русски довольно свободно, когда позаймусь им в течение недели, но бывает, что

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 1-я, стр. 113.

² Там же. Ч. 2-я, стр. 321 - 322.

³ Там же, стр. 324

4. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 389.

⁵ Там же, стр. 335 - 336.

я по полгода не имею возможности этого сделать; тогда я отвыкаю от языка, и мне приходится изучать его, так сказать, заново. Так именно и произошло с "Разногласиями"... Если бы у меня нашлось три свободных дня, я покончил бы с ними, да к тому же освежил бы свои знания русского языка. Но и того немногого, что я прочёл из этой книги, достаточно, как мне кажется, чтобы более или менее ввести меня в курс разногласий, о которых идёт речь. Прежде всего, повторяю, я горжусь тем, что среди русской молодёжи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала с анархическими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников. Сам Маркс был бы так же горд этим, если бы прожил немного дольше. Это прогресс, который будет иметь огромное значение для развития революционного движения в России. Для меня историческая теория Маркса - основное условие выдержанной и последовательной революционной тактики; чтобы найти эту тактику, нужно только приложить теорию к экономическим и политическим условиям данной страны" ¹ .

Это было в 1885 году. Энгельс увидел, что Россия выдвигает людей, которые берутся за дальнейшую разработку теории Маркса.

В большом письме к Лафаргу от 2 сентября 1891 г. Энгельс, говоря о Брюссельском конгрессе и о положении в Европе и России, ссылался на статью Плеханова, помещённую в "Neue Zeit": "Россия - т. е. правительство и молодая буржуазия - очень много потрудилась над созданием крупной национальной промышленности (см. в "Neue Zeit" статью Плеханова)" ² .

Для Энгельса Плеханов - авторитет не только в русских делах: он готов поддержать его и на международной арене.

В своём письме в редакцию болгарского сборника "Социал- демократ" от 9 июня 1893 г. Энгельс, радуясь тому, что социализм продвинулся на восток и юговосток и что ему "на старости лет приходится ещё изучать даже румынский и болгарский языки, чтобы следить за продвижением социализма на восток и юго- восток", продолжает: "Но, тем не менее, мы на Западе от души радуемся этим нашим юго-восточным форпостам на границе Азии, которые несут к берегам Чёрного и Эгейского морей поднятое Марксом знамя современного пролетариата - о, если бы Маркс сам дожил до этого! - и которые на приманки и угрозы русского царизма отвечают тем, что царским прокламациям противопоставляют социалистические труды передовых борцов русского пролетариата. Я очень рад был видеть перевод работ Плеханова на болгарский язык" ³ .

Если в письме к Паприц Энгельс писал, что историческая и критическая школа в русской литературе "стоит бесконечно выше всего того, что создано в Германии и Франции официальной исторической наукой" ⁴ , то теперь он склонен сравнивать развитие марксистской теоретической мысли в Европе с развитием марксистской мысли в России и отдавать ей явное предпочтение.

"Статьи Плеханова превосходны", - пишет Энгельс в 1891 году. Это были статьи по вопросам философии, напечатанные в "Neue Zeit" (NN 1, 8, 9 за 1891 - 1892 г.). Они назывались "К шестидесятилетию со дня смерти Гегеля".

"Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы"⁵ . Марксистскую теорию развили и творчески продолжили в своих гениальных работах Ленин и Сталин.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 461 - 462.

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, Ч. 2-я, стр. 145.

³ Там же, стр. 367.

⁴ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 389.

⁵ Ленин. Соч. Т. XXV, стр. 175.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - В. Шульгин, проф.:

Комментарии: