В статье рассматривается отношение венгерских либеральных политиков Й. Этвеша, Ф. Деака и др. - к этноязыковому разнообразию страны. После поражения революции 1848 - 1849 гг. они не отказались от веры в то, что проживающие на территории Венгерского королевства этнические группы образуют единую политическую венгерскую нацию, но выразили готовность удовлетворить некоторые языковые и культурные чаяния немадьярских народов, опираясь на принцип равенства людей перед законом и используя возможности децентрализованного самоуправления.

The paper considers the views of the Hungarian liberal politicians - Joseph Eotvos, Francis Deak and others on the country's ethno-linguistic diversity. After the defeat of the Revolution of 1848 - 1849, they did not give up their political creed that ethnic groups living on the territory of the Kingdom of Hungary form a unified political nation, but get more inclined to satisfy linguistic and cultural demands of non-Magyar peoples by maintaining the principle of individuals' legal equality and exploiting the possibilities of decentralized self-governance.

Ключевые слова: Иожеф Этвеш, Ференц Деак, национальный вопрос, политическая нация, национальность, равенство перед законом, культурно-языковые потребности, добровольные ассоциации.

Следует признать, что вокруг оценок либерального понятия политической нации и построенного на ней венгерского закона 1868 г. о национальностях до сих не началось серьезных идейно-политических дискуссий [1.45 - 47. old.]. Большинство специалистов едины во мнении, что венгерские либералы XIX в., следившие за духовными процессами на Западе и одновременно бережно хранившие отечественные государственно-правовые традиции, сплавили воедино принципы французского национального государства с наследием венгерской дворянской нации. В так называемую эпоху реформ (1825 - 1848) многие искренне верили, что с распространением дворянских привилегий на широкие слои населения, согласованием интересов отдельных социальных групп, возведением венгерского языка в статус официального и весьма осторожным форсированием процесса мадьяризации, а также с усилением государственно-правовой обособленности королевства и завершением процесса территориальной консолидации¹ страны, Венгрия начнет приближаться к французской национально-государственной модели.

Тевес Ласло ассистент кафедры Новой и новейшей истории Венгрии Будапештского университета им. Л. Этвеша.

¹ Под территориальной консолидацией следует понимать воссоединение с Трансильванией, в XVI в. отторгнутой от Венгерского королевства в ходе османской экспансии и после изгнания турок из Среднего Подунавья возвращенной под скипетр Габсбургов, но в административном плане управлявшейся отдельно, напрямую из Вены. Вопрос об объединении (унии) ставился в революцию 1848 г. и был решен только после заключения австро-венгерского Соглашения 1867 г. в следующем, 1868 г. (Прим. перев.)

Венгерские историки утверждают, что лучшие представители либерального лагеря, осмыслив опыт революции 1848 - 1849 гг., отказались от некоторых пунктов программы, в первую очередь это касалось употребления языков в публичной сфере и возможности получить образование на родном языке, но "даже пальцем не тронули" территориально-правовое единство венгерского государства и с введением в законодательство понятия "политическая нация" "высекли в камне" принцип верховенства мадьяр²: "один народ - одно государство". В этой связи после Вилагоша³ в особенно выигрышном свете предстает роль барона Йожефа Этвеша (1813 - 1871), который, прекрасно разбираясь в мельчайших деталях происходящего в Европе и предлагая исчерпывающий анализ западноевропейского буржуазного развития, пошел гораздо дальше своих современников в понимании сути национального вопроса. Некоторые ученые склонны считать: Этвеш мог предложить народам, проживавшим на территории Венгрии, лишь то, что в конечном итоге стало статьями закона 1868 г., а его концепция не выходила за рамки венгерской либеральной концепции политической нации [2. 5 - 23. old.]. Однако большинство историков полагают, что Этвеш не только как мыслитель, но и как действующий политик и автор закона о национальностях выделялся из современной ему националистической среды венгерского политического спектра. Если он исходил из принципа равноправия национальностей, то пасующий перед давлением дворянского общественного мнения и упорно державшийся своей собственной государственно-правовой концепции нации Ференц Деак (1803 - 1876), свел национальную проблему к языку и - с целью заручиться поддержкой немадьярских народов королевства - прописал в упомянутом законе никому не нужный принцип "политической нации" [3. 78., 143 - 146. old.; 4; 5; 6. 35 - 36., 80 - 81., 118 - 120. old.; 7. 22 - 23., 35 - 42., 52 - 58., 68 - 82., 111 - 112. old.; 8. 103 - 115. old.; 9. 79 - 88. old.].

Если не вникать в детали, получается, что венгерские либералы в "эпоху реформ" работали над воплощением французской национально-государственной модели, а после Вилагоша за неимением лучшего искали, чем бы ее заменить, и тогда концепция Этвеша воспринимается как возвышающаяся над традициями венгерского национализма. Если же глубже вникнуть в венгерскую либеральную политическую культуру и детально проанализировать имевшиеся в распоряжении современников духовные и правовые традиции, картина будет совершенно иной. Окажется, что о французском опыте национально-государственного строительства основная масса венгерских либералов уже в "эпоху реформ" высказывалась крайне негативно. Лучшие публицисты газеты "Pesti Hirlap" ("Пештская газета"), такие как Лайош Кошут (1802 - 1894), Ференц Пульски (1814 - 1897), Миклош Вешшелени (1796 - 1850), резко осуждали любые, в том числе практикуемые во Франции, формы бюрократического политического устройства, когда общественная жизнь регулируется административными методами. Кошут недвусмысленно называл французскую государственную модель "заклятым врагом", говоря, что у французов "можно научиться всему, кроме конституции и системы управления" [10. 1843. 9 IV. 237. sz.]. Венгерские либералы гордо ссылались на отечественные институциональные и конституционные традиции, гарантировавшие широкое применение принципа самоуправления. Перед их мысленным взором стояла такая

² В венгерском языке слово "magyan" - это и этнический венгр, и житель (подданный, гражданин) Венгрии вне зависимости от этнической принадлежности. Современная немецко- и англоязычная историографии во избежание двойственности толкований передают первое значение как "Magyars"/ "Magyaren", а второе как "Hungarians"/"Hungarn". Следуя этой практике, далее в статье проводится различие между "мадьярами" и "венграми". (Прим. перев.)

³ Вилагош (ныне Ширия в Румынии) - крепость и населенный пункт на территории Трансильвании, где 13 августа 1849 г. произошла капитуляция основных революционных сил. Символ поражения революции и освободительной войны 1848 - 1849 гг. (Прим. перев.)

национальная модель, при которой центральное правительство - будь то действующее абсолютистское, или, как им мечталось, ответственное перед парламентом национальное - влияло бы на общество в незначительной степени. Реформирование страны, согласование общественных интересов, выработка чувства социальной сопричастности, расцвет культуры, словом, большая работа по "национальному возрождению" так или иначе протекала в плоскости общественных институтов в форме комитатов, магистратов, гимназий отдельных конфессий или добровольных объединений граждан [10. 1842. 3 VII. 157. sz.; 7 VII. 158. sz.; 10 VII. 159. sz.; 1843 15 VII. 256. sz.].

Необходимо особо подчеркнуть, что такое понятие о нации, точнее стоявшая за ним конституционно-правовая традиция, включала в рамках свободы конфессий религиозную, образовательную и культурную автономию местных общин. Так называемые основные законы королевства ("Золотая булла" 1222 г., статьи Венского (1606) и Линцского (1645) мирных договоров, акты, принятые на Государственном собрании 1790/1791 гг., и некоторые другие) открывали возможность на низшем уровне церковного самоуправления руководить религиозными, образовательными, культурно-просветительскими организациями в соответствии с языковыми и культурными потребностями местной религиозной общины. Несмотря на то, что в "эпоху реформ" в доводах конституционного характера акцент делался на государственно-правовую автономию королевства, никому из видных либералов не могло прийти в голову уничтожить существующую систему конфессионально-образовательных учреждений и на их месте - по французскому образцу - построить полностью секулярную, унифицированную, строго контролируемую государством общеобразовательную систему. Например, относительно "деревенских народных школ" Кошут и его единомышленники были готовы удовольствоваться тем, что основы венгерского языка вошли бы в программу наряду с другими предметами, и соглашались, что преподавание в целом, как и религиозная жизнь, протекали бы на родном языке местной общины [10. 1841. 6 II. 11. sz.; 10 IV. 29. sz.; 24 IV 33. sz.; 28 IV. 34. sz.; 8 V 37. sz.; 2 VI. 44 sz.; 24 VII. 59. sz.; 18 VIII. 66. sz.; 1 IX. 70. sz.; 11 IX. 73. sz., 22 IX. 76. sz.; 1842. 2 XII. 183. sz.; 6 XII. 184. sz.; 1843. 1 I. 209. sz.; 5 I. 210. sz.; 12 I. 12. sz.].

В этой связи не оставляет сомнений классическое толкование политической нации как формировавшегося веками "исторического факта", состоящего из многих этнических групп. В политическом смысле нация - это конституционно единое сообщество, внутренняя сплоченность которого является следствием языкового и культурного единства "общественной жизни" центра, а "жизнь народа" на местах оставляет пространство для сосуществования различных языков и культурных традиций [10. 1842.26 VI. 155.sz.; 11. 163 - 168. sz.]. Разница между программами до и после 1848 г. заключается в том, что если поколение "эпохи реформ" всеми силами пыталось воспрепятствовать появлению невенгерских языков и культур в институтах самоуправления, на ниве народного просвещения и в объединениях граждан, то после Вилагоша в общественной жизни и на более высоких уровнях административной системы стали допускать известную свободу языков и культур, пусть даже в числе приоритетов оставалось, конечно, приращение занимающего ведущие позиции по богатству, политическому влиянию и общественному весу мадьярства.

Венгерские либеральные политики в драматические дни 1848 - 1849 гг. продолжали считать, что языковые и культурные требования немадьярских народностей можно удовлетворить исключительно в конфессиональных, церковно-общинных и школьных рамках. Свои взгляды им пришлось поменять под воздействием двух серьезных вызовов. Во-первых, проживавшие на территории Венгрии словаки и сербы, а также румыны Трансильвании весной - летом 1848 г. друг за другом сформулировали программы национальной независимости, которые в вопросах

употребления языка и организации управления шли гораздо дальше того, что предлагало венгерское революционное правительство, а в некоторых пунктах противоречили буржуазно-либеральной модели, прописанной в законах 1848 г. [12. 248. old.] Во-вторых, в то же самое время между австро-немецкими и чешскими политиками шли споры о программе "национального равноправия", обещавшей различным народностям культурно-языковую и/или территориальную автономию [13. 100 - 104. old.; 14. 5 - 44. old.]. Когда же в конституции 1849 г., октроированной (дарованной императором) Францем Иосифом (1848 - 1916), ни слова не было сказано о практических последствиях "национального равноправия", разочаровавшиеся в Вене румынские политики проявили готовность сесть за стол переговоров с зажатыми в клещи императорских и царских войск венграми. Мирное соглашение, заключенное в июле 1849 г., и основанное на нем решение Национального собрания, принятое в том же месяце в Сегеде, означали идейный поворот в венгерском либеральном законодательстве. В округах, где мадьяры не составляли большинства, и в законодательных собраниях также разрешалось использование языков других народов королевства и давалось обещание создать для румын независимую православную церковную администрацию [15; 16. 452 - 453. old.; 17. 82. old.; 18. 279 - 288. old.].

О возможности прийти к согласию с немадьярским населением писал в конституционном проекте 1851 г. удалившийся в эмиграцию Кошут. Он не отказывался от политико-территориальной целостности Венгрии, но предоставлял меньшинствам коллективные права и тем самым открывал перед ними возможность, чтобы они по примеру децентрализованного лютеранского самоуправления создали для себя самостоятельную культурную инфраструктуру [17. 82 - 84. old.]. Иную концепцию, предлагавшую удовлетворять языковые и культурные запросы немадьярских народов в рамках существующих институциональных рамок, в середине 50-х годов XIX в. развили мыслители, группировавшиеся вокруг Ф. Деака. Они соединили либеральные представления о нации "эпохи реформ" и более древние, восходящие к XVII в., традиции. Для их рассуждений было характерно резкое противопоставление Запада и мира "варварства". Располагавшую собственной конституцией Венгрию они однозначно считали бастионом "западной буржуазной цивилизации", хотя и осуждали культурную и экономическую отсталость венгерского общества. В царской России, которую они называли "Севером", им виделись проявления деспотизма. Соответственно, они старались отгородить немадьярские народы королевства от влияния деспотического панславизма и - вручив мадьярству "знамя западной цивилизации" - так реформировать общественные и экономические отношения, чтобы страна поднялась на высшую ступеньку европейской цивилизации.

Ведущим представителем этого интеллектуального течения был прославившийся как в области политических теорий, так и на ниве изящной словесности барон Жигмонд Кемень (1814 - 1875), развивавший программу либеральной оппозиции 1830 - 1840-х годов. В одном из политических памфлетов он призывал венгров искать "европейский баланс": согласиться с сохранением Габсбургской монархии и честно смотреть в глаза зарождающейся на Балканах угрозе. Хотя венский двор и русский царь сотрудничали по политическим и военным вопросам, в будущем Кемень предсказывал столкновения между "германством" и освобождающимися от турецкого ига и располагающими поддержкой родственных им русских "славянскими" народами. Если распад Османской империи не будет сопровождаться привлечением на свою сторону народностей, иначе способных поставить под угрозу территориальную целостность Габсбургской монархии, то на фоне обострения языковых и культурных конфликтов не удастся предотвратить превращение Австрийской империи в "славянскую" федерацию. Здесь венграм выпадала роль посредников между германством и славянством, а этого могло

оказаться достаточно, чтобы правительство в Вене восстановило государственно-правовую автономию королевства [19. 492 - 53. old.].

Для трансильванского барона и его единомышленников - тех, кого в литературе принято называть "партией" Деака - было исключительно важно, чтобы "окруженное опасностями" мадьярство сохранило культурное своеобразие и национальное самосознание, но не закостенело в анахроничных рамках сословного общества и тем более не скатилось на архаический уровень народного бытия. Еще в начале 1850-х годов Кемень называл ключевой задачу привлечения на свою сторону немадьярских народов королевства. Переформулировав либеральные лозунги "эпохи реформ", он вел речь о такой "политической нации", которую - несмотря на различия в языке - образуют все проживающие в стране народы в силу общих интересов, истории и политического будущего [19. 497 - 511., 517., 524. old.]. Он не дал ответа на болезненный вопрос, какие возможности будут гарантированы "в общественной жизни" для немадьярских народов, и весьма туманно высказывался о том, в каких публичных сферах необходимо использовать исключительно венгерский язык.

Показательно, что Кемень даже в "эпоху реформ" не был сторонником централизации по примеру Франции. Как и большинство либеральной оппозиции, он с большим уважением высказывался о децентрализованном административном устройстве Англии. В числе институциональных предпосылок прогресса он - наряду со свободой прессы и отменой крепостного права - называл местное самоуправление. Так, еще в 1840-е годы он настаивал на том, чтобы проживавшие на территории Венгерского королевства румыны могли в своей среде пользоваться родным языком в вопросах церкви, школы и "внутренних делах" [21.245 - 274. old.].

В 50-е годы XIX в. внимание Кеменя оказалось прикованным к совсем иному кругу вопросов. В начале десятилетия его полностью захватило литературное творчество. Затем - находясь до середины 1860-х годов с небольшими перерывами во главе газеты "Pesti Naplo" ("Пештский дневник") - он, как один из самых читаемых журналистов, делал все, чтобы политически сплотить лучшие умы, разделявшие взгляды Деака, в едином лагере. Солидаризируясь с его стратегией, Кемень стремился поддерживать в общественном сознании культ конституционализма, мобилизовать общественно-политические силы на защиту венгерской культуры и восстановление конституции. Дискуссии о внутреннем устройстве следовало, по его мнению, отложить на более поздний период [21.372 - 385. old.].

Если мы попытаемся поместить в эту интеллектуальную среду Этвеша, окажется, что с середины 1850-х годов с "партией" Деака его связывали довольно прочные нити: порой это была личная приязнь, порой - общность политических убеждений. При этом еще в начале десятилетия барон имел совершенно самостоятельное, научно обоснованное мнение о буржуазном развитии, нации и национальном вопросе. Программа его научных изысканий включала анализ закономерностей хода европейской цивилизации, ее структурных элементов и возможного будущего. Параллельно с формированием научной позиции складывалось мнение Этвеша о том, какие шансы на выживание есть у коронных земель Габсбургской монархии, выполняющей роль цивилизационного бастиона Запада. Главная проблема заключалась в том, что политические движения неверно истолковали "ведущие идеи" (так называлось одно из сочинений Этвеша) эпохи, поэтому свобода, равенство и национальность оказались в непримиримом противоречии друг с другом и даже превратились в источник конфликтов, ставивших под вопрос будущее европейской цивилизации. Для того чтобы вернуть идеям их первоначальный смысл, Этвеш предлагал спрямить путь к достижению выводимой из христианского наследия свободы личности.

По его мнению, современное ему, искаженное толкование национальной идеи служит удовлетворению "жажды власти" отдельных национальных групп. Большинство стремится подавить меньшинство, а меньшинство ставит под угрозу сложившиеся государственные границы. Решение виделось Этвешу в сохранении более крупных государственных образований, вместо народного суверенитета, который ставил крест на свободе индивида, барон предлагал укреплять земельные и местные органы самоуправления, способные не только защитить личные свободы, но дать место для культурных инициатив отдельных национальных групп. Именно поэтому политик полагал, что Австрия должна сохраниться, и спорил с теми, кто понимал "равноправие" как наделение языковых и культурных групп правами коллективного субъекта. В монархии этносы проживали смешанно, дать им территориально-административную автономию означало бы подвергнуть местные меньшинства опасности угнетения. Сам Этвеш предлагал исходить из исторически сложившихся административных границ и создать такую децентрализованную по структуре, но вместе с тем единую имперскую конституцию, которая гарантировала бы провинциям и округам широкую автономию [4; 22. Р. 33 - 38; 23 - 26].

Желание решить национальный вопрос в рамках сложившихся институциональных рамок сближало Этвеша с Кеменем, но было между ними и существенное расхождение: в центре буржуазного развития Карпатского бассейна для Кеменя стояли независимая в правовом смысле Венгрия и мадьярство, для Этвеша - Габсбургская монархия и индивид. За это его не раз критиковали: господин барон в своих ученых трудах принижает историческую роль национальной идеи - этого дражайшего сокровища сражающегося за независимость мадьярства. Между тем, близкие к Деаку политики не считали нужным пригвождать Этвеша за его взгляды к позорному столбу. И в этом они были правы уже потому, что, когда представилась возможность воплотить в жизнь венгерскую программу, автор "Ведущих идей" встал на сторону Деака и изменил отношение к национальному вопросу в самых спорных пунктах [26. 37 - 57. old.].

Не так важно, произошло это по глубоко личным мотивам, или с оглядкой на общественное мнение. Достаточно констатировать, что он тоже признал взаимосвязь между поступательным европейским буржуазным развитием и процессом формирования мадьярства как культурной общности, говорил о широких историко-геополитических контекстах венгерской цивилизаторской миссии, усвоил концепцию политической нации и пространно рассуждал о необходимости государственно-правовой независимости Венгрии. В напечатанной на страницах "Pesti Naplo" короткой, но затрагивающей принципиально важные вопросы статье, Этвеш писал: "Нужно сохранить наше национальное своеобразие, развить таланты и благородные устремления, но при этом нельзя упускать из виду, что в наше время ни один, даже самый выдающийся народ не может находиться в изоляции; он тем вернее обеспечит себе будущее, если свяжет свое выживание с благом и свободой других" [27. 1858. 3 I. 2/2388 sz.].

Этвеш, усиленно размышлявший над согласованием национальных чаяний и венгерских конституционных свобод, так или иначе должен был исходить из отношений, связывающих воедино европейское буржуазное развитие с языковыми и культурными устремлениями. Ранее он доказывал, что мадьярство потому пережило все превратности истории, что стойко защищало западную цивилизацию, следовательно, "боролось не только за свое выживание, но и за самые святые интересы человечества". Теперь барон утверждал, что "процветание и безопасность Европы требуют, чтобы на том месте, где по большей части находилась наша родина, существовало бы большое и сильное государство". Это утверждение необходимо рассматривать в контексте "духа времени", проявлявшегося как раз в немалом влиянии национальных устремлений на внутреннее положение европей-

ских государств. Решение, согласно Этвешу, кроется в сохранении исторической общности, которую Ж. Кемень называл "политической нацией", и заключается в том, чтобы "наши исторические права" и "богатое славными свершениями прошлое" страны оставались бы "общим достоянием" всех "народов, которые испокон веков составляли единую нацию под сенью венгерской короны" [27. 1860. 22 XI. 271/3236. sz.].

Этвеш пытался убедить современников в том, что "всяческие национальности" венгерской короны необходимо "на общих для всех принципах свободы и с полным удовлетворением их национальных чаяний сплотить в жизнеспособное единое целое", потому что в противном случае венское правительство решит проблему на уровне империи. С другой стороны, в интересах немадьярских народов принять венгерскую конституционную свободу, потому что в наш век и в особенности применительно к венгерским реалиям, национальные чаяния удовлетворяются не привилегиями и вычленением отдельных территорий в рамках языковых границ, но "с помощью правильно устроенной системы местного управления, достаточно многочисленной, чтобы у каждой отдельной национальности была возможность свободного развития", и лишь в той мере втиснутой в определенные рамки, в какой это неизбежно необходимо для сохранения государственного единства [27. 1860. 22 XI. 271/3236. sz.].

В 1861 г., как и в 1849 г., венгерское законодательство попало между двух огней. С одной стороны, венгерским политикам нужно было как-то реагировать на то, что проживавшие в стране немадьярские народы потребовали предоставления им политико-территориальной автономии [28. 28 - 35., 36 - 39. old.]. С другой стороны, венгерским либералам приходилось считаться с той неудобной реальностью, что венский двор, позабыв на время об отдаленных планах перевести управление империей исключительно на немецкий язык, вновь заговорил о "равноправии племен [Volksstamme]". Руководство империей стремилось к практическому решению национального вопроса, удовлетворив языковые и культурные потребности различных народностей, прежде всего, в рамках местного самоуправления, образования, церковной администрации и общественных объединений [29. 51 - 77. old.].

В такой обстановке в 1861 г. начал работу сформированный Государственным собранием и вверенный И. Этвешу комитет, который намеревался решить национальный вопрос в духе закона 1848 г. о правовом равноправии. Законопроект в качестве субъектов права рассматривал не отдельные этносы, но граждан различной национальности, а также созданные на основе "свободного волеизъявления" национальные "объединения". Газета "Pesti Naplo" писала, что "элементы таких законодательных мер обнаруживаются в существовавшем веками" окружном самоуправлении, властных механизмах, защищающих права индивида, а также в распространяющейся на церковные и образовательные вопросы религиозно-конфессиональной автономии. "Исходя из этих взглядов", законопроект устанавливал "два основополагающих признака". Во-первых, что в Венгрии все граждане независимо от родного языка в политическом смысле составляют единую нацию, соответствующую венгерскому государственному историческому понятию единую и неделимую венгерскую нацию" (курсив мой. -Л. Т.); во-вторых, "что любой из проживающих в стране народов, будь то мадьяры, славяне, румыны, немцы, сербы, русины и пр., считаются равноправными народами, особые национальные устремления которых в рамках политической целостности страны, на основе свободы индивида и объединений, должны реализовываться без каких бы то ни было препятствий" [30. 105 - 107. old.].

Итак, прочно ассоциирующийся с именем Этвеша законопроект следовал венгерской конституционной и политической традиции и развивал ее. Главным новшеством было то, что после осмысления теории "политической нации", как ее понимали Кемень и Этвеш, закон наводил порядок в восходящем к "эпохе ре-

форм" словоупотреблении, т.е. разводил понятия "нация" и "национальность". Первое обозначало взятую безотносительно к этническому делению историко-политическую общность жителей в языковом и культурном смысле нейтрального Венгерского королевства; под вторым понимались существующие независимо от политической сферы языково-культурные группы. Хотя уточнение этих дефиниций и равноправие, гарантированное для национальностей, предполагали признание коллективных прав немадьярских народов, в преамбуле законопроекта недвусмысленно говорилось: о коллективных правах речи не идет, и конкретные предложения не выходили за пределы классического либерального равноправия, т.е. рамки, очерченные старым самоуправлением. Если в тексте законопроекта говорилось о равноправии, речь шла "только" о равноправии индивидов и добровольных "объединений", т. е. автономией располагали общинные институты, религиозные деноминации, церковные общины и саморегулирующиеся общественные организации образовательно-культурного характера.

Между документами, принятыми в 1848 г. "национальными" форумами сербов, словаков, румын, и моделью, очерченной Этвешем, разница была, как между небом и землей. Однако депутаты Государственного собрания из числа немадьяр все-таки выступили с альтернативным проектом, в котором отвергали восходившее к Кеменю и Этвешу понятие "политической нации". Они называли Венгрию "политической нацией", но понятие "нация" отождествляли с этноязыковыми группами, исходя при этом не из существующих институционально-административных рамок, но из передела комитатов на самоуправляющиеся единицы, созданные вдоль языковых границ. Далее, авторы альтернативного проекта требовали перераспределения мандатов в комитатских собраниях пропорционально численности той или иной этноязыковой группы. Речь, таким образом, шла не о культурно-языковых общностях, действующих вне политической сферы ("национальностях"), но об определяющем административную систему "национальном равноправии" [28. 45 - 48. old.]

Неудивительно, что, после того как парламентские дебаты зашли в тупик, вопрос о национальностях не исчез из политической жизни Венгрии. Вплоть до заключения Соглашения 1867 г. венский двор, преследуя свои реально-политические цели, серьезно размышлял о создании независимой Сербской Воеводины и удовлетворении требований словаков путем предоставления им территориально-административной автономии [29. 67 - 81. old.]. Венгерским либералам было чрезвычайно важно защитить в глазах общественного мнения позицию Этвеша и поддержанный парламентским большинством законопроект 1861 г. Писатель и общественный деятель Имре Мадач (1823 - 1864) требовал различать политико-конституционные и культурно-языковые общности: "Национальность - амбивалентный термин. Он может обозначать политическую национальность как продукт исторического развития. Или отдельное племя, особый язык". Первое связано со свободой и является этнически нейтральным, "правовым" понятием, второе же - "частное право индивида, как право на культуру или религию, и вмешиваться в эту сферу государство не только не может, но и не должно, его обязанность - только защищать это право от внешних угроз". Решить национальный вопрос можно только путем "предоставления личной свободы", подобно тому, как решается проблема сосуществования различных религий [31. 1861. 10 I. 8. sz.].

На защиту законопроекта 1861 г. встал другой единомышленник Деака и старинный друг Этвеша - Ласло Салаи (1813 - 1864). По его мнению, Государственное собрание столкнулось тогда с таким трудным заданием, "с которым еще ни одно государство не справлялось, ни в прошлом, ни в настоящем; оно будет нам по плечу, только если мы станем последовательно придерживаться принципов, выработанных комиссией нижней палаты, дабы сербы, румыны и пр. на территории Венгрии обладали правами не как обособленные национальные организмы

[...], но как индивиды". В этом качестве они смогут беспрепятственно удовлетворять "национальные устремления в довольно широких рамках, по праву свободы собраний", прежде всего "с помощью таких мощнейших институтов, как церковь и школа" [31. 1862. 8 I. 5. sz.; 10 I. 7. sz.; 11 I. 8. sz.].

Писатель Мор Йокаи, расходившийся с Деаком по тактическим вопросам, тем не менее, в издаваемой им газете "Magyar Sajto" ("Венерская пресса") выступил в защиту концепции нации, выработанной Кеменем и Этвешем. Венгерская нация, - писал он, - это "союз говорящих на разных языках народов, спаянных едиными границами, общностью исторической судьбы, одной конституцией и сходными институтами". Не ссылаясь напрямую на законопроект 1861 г., Йокаи, однако, заявлял: мирное сосуществование разноязыких народов, с одной стороны, гарантируется самим ходом буржуазного развития, ибо расширение сети железных дорог, рост промышленности, торговли, банков и экономических обществ создает уверенность в завтрашнем дне и открывает перед немадьярскими народами возможность экономической самоорганизации. С другой же стороны, законодатели должны позаботиться, чтобы - "наряду с государственной инициативой и поддержкой" - на службу интересам национальностей "были поставлены всяческие институты, от которых зависит развитие национальных языков: от школы и церкви до театра и учреждений науки; из чего логически следует, что ни один высокоразвитый язык нельзя исключать из сферы управления и государственной жизни" [32. 1862. 1 П. 26. sz.; 2 II. 27. sz.; 5 II. 29. sz.; 7 II. 31. sz.; 9 II. 33. sz.; 7 III. 55. sz.; 13 III. 60. sz.].

Иштван Пелати в памфлете "Патриотизм и национальность" ясно и даже немного наставительно изложил суть отношения либеральной общественности к вопросу о нации и национальностях. В центре его рассуждений находится противопоставление патриотизма и национальности, политической и языковой нации, нации и национальности. Для него нет никаких сомнений в том, что в одном отечестве может быть только "одна политическая национальность", она же "нация". В то же время, эта единственная нация, "поскольку мы, как граждане своей страны, обладаем равными правами, принадлежит всем племенам без исключения", "выражает собой сумму всех племен". Что же касается "справедливых" и "правомерных" требований "отдельных национальностей", необходимо законодательно гарантировать такую культурно-языковую автономию, которая уравняла бы "родной язык и национальный уклад" немадьярских народностей в правах с "языком и национальным укладом" мадьяр [33].

В 1865 г. сам Этвеш взялся за перо, чтобы лучше разъяснить свою позицию. Впрочем, ему нечего было добавить к сказанному ранее: "Наши говорящие на иных языках соотечественники восемь веков подряд ощущали себя гражданами одной страны, по языку они были славянами, румынами или немцами, но ни на минуту не прекращали быть венграми, и та решимость, с которой они защищали родной язык, никогда не представляла угрозы для целостности королевства". И если "с точки зрения национальностей" "венгерская держава" так и не стала "единой", то как "политическая национальность" она всегда "составляла компактное целое" [34. 360 - 362. old.].

Зарождение в Венгрии этноязыковых конфликтов Этвеш относил к концу XVIII в. и считал их неизбежным следствием европейского буржуазного развития. В национальных устремлениях он выделял два направления: "Одни (исторические народы) ставили во главу угла политическое единство страны, другие - племенную и языковую общность". Оба направления, по мнению политика, слишком рьяно отстаивали свою правоту, проблему же можно было окончательно и безболезненно решить только в том случае, если бы "предлагаемый путь удовлетворил обе стороны и политические и языковые народности пообещали относиться к требованиям друг друга по справедливости". Что касается "правомерных" тре-

бований тех, кто представлял историко-политическую общность (понятно, что речь идет о мадьярах), Этвеш по-прежнему исходил из дихотомии европейского буржуазного развития и геополитических интересов Российской империи. Если решить национальный вопрос, а вместе с ним и судьбу расположенного на периферии цивилизации региона по линиям языковым разломов, на смену историческому государственному образованию, которое охраняет завоевания европейского буржуазного развития и свободы, придут карликовые, в длительной перспективе не жизнеспособные государства. Следовательно, не только судьба мадьярства, но и будущее проживающих в королевстве немадьярских народов зависит от того, насколько "соединенное короной св. Иштвана" государство сохранит свою политическую целостность.

Что же до удовлетворения "справедливых" требований немадьяр, здесь Этвеш, по сути, сохранял верность традициям либеральной оппозиции "эпохи реформ". Французский или прусский путь централизации не приемлем и не желателен для Венгрии. Отчасти потому, что децентрализованное общественное самоуправление "составляет существенную часть" исторической традиции и конституции Венгрии. Отчасти же оттого, что чрезмерная централизация ограничила бы для немадьярских народностей возможности самоорганизации на местном уровне. Благо Венгрии заключается в том, подводил итог Этвеш, что административное устройство государства и удовлетворение национальных чаяний немадьяр "взаимно обуславливают друг друга" [34. 369 - 434. old.].

Прежде чем предложить программу конкретных действий, Этвеш рассматривал две взаимоисключающие концепции. Первая решала проблему с помощью "точно прописанного в законодательстве круга полномочий" или путем гарантирования коллективных прав. Вторая делала ставку на равноправие граждан и сохранение институтов самоуправления. Первый путь, по мнению Этвеша, шел вразрез с логикой самой цивилизации, возрождая "систему каст" и возвращая общество "к средневековому состоянию". Подводя итог, барон настойчиво повторял: "Для соблюдения на практике равноправия национальностей нужно придерживаться буквы закона 1848 г., который предписывает, чтобы в основе управления страной лежал принцип самоуправления, или та форма, которая была проверена веками и наилучшим образом соответствует нашим нравам и обычаям" [34. 335 - 451. old.]. Анонимный автор, отозвавшийся на памфлет Этвеша в газете "Pesti Naplo", восклицал: "Ни у кого из жителей нашего отечества не вызывает сомнений, что у каждого народа для развития родного языка и выражения своих национальных чаяний должны быть права и возможности, гарантируемые государством, потому что в политическом смысле вес мы равны и являемся равноправными гражданами нашей родины" [27. 1865. 2 VI. 126/4538 sz.].

Итак, либеральная оппозиция, подводя итоги революции и освободительной борьбы 1848 - 1849 гг. не создала никакой новой "парадигмы", но переосмыслила венгерскую конституционную традицию, связав ее с децентрализованным самоуправлением и соотнеся с европейским буржуазным развитием, так что для выражения различных языков и культур создавалось пространство в рамках окружных, комитатских, конфессиональных, церковно-общинных, школьных и гражданских автономий. Если поколение "эпохи реформ" хотело любой ценой добиться превращения общественной самоорганизации в форумы мадьярства, то либеральная оппозиция после Вилагоша проявляла известную осторожность. Они ясно понимали, что мадьярство, не прибегая к административным механизмам, в силу социального веса и способности к самоорганизации, может превратиться в социальный, экономический и культурный центр Венгрии, но также во флагмана европейских ценностей и пионера буржуазного развития в районе Карпат. Искренне призывая к удовлетворению культурно-языковых запросов немадьярских народов, они, тем не менее, решительно отклоняли их право на коллективные права и защищали свя-

щенный постулат: люди, проживающие на территории Венгерского королевства, составляют единую политическую нацию. Такое понимание нации было для них тем важнее, что они серьезно полагали, что сохранению Габсбургской монархии и Венгрии грозит "восточный вопрос", а также направленная против завоеваний европейского буржуазного развития "царская агрессия".

Поколение либералов надеялось удовлетворить культурно-языковые чаяния немадьярских народов путем сохранения имеющихся административных рамок и возможностей, предоставляемых гражданским равноправием и децентрализованным самоуправлением. Им было особенно трудно претворить в жизнь свои проекты, потому что имперское правительство по тактическим соображениям заигрывало с лидерами немадьярских национальных групп, требовавшими предоставить им территориальную автономию, и одновременно пробуждало у венгерской стороны страх отчуждения и укрепляло предубеждения против "прирученных" двором немадьярских национальностей [29. 78. old.]. Положение усугублялось тем, что мадьярское большинство комитатской общественности любой ценой хотело сохранить венгерский характер законодательной власти, а немадьярское меньшинство было заинтересовано в переустройстве комитатов по национально-языковым критериям.

Политики, которые, подобно Этвешу, хотели решить вопрос по справедливости, искали равновесие между этими двумя крайностями. Барон шел на уступки то одному, то другому лагерю. В 1867 г. он в качестве жеста доброй воли по отношению к немадьярским народам, в штыки воспринявшим преамбулу законопроекта 1861 г., исключил из предложения нижней палаты парламента понятие о "политической нации", чем, в свою очередь, вызвал огонь критики со стороны комитатов. Немадьярские политики этого жеста не оценили [28. 49 - 52. old.]. Для проекта центрального комитета Этвеш вообще не стал писать преамбулы, зато восстановил венгерский язык в статусе официального в комитатах с тем условием, что протоколы можно параллельно вести на любом другом языке королевства, если за это выступит хотя бы одна пятая депутатов, и эти же языки можно использовать на заседаниях общих собраний [28. 106 - 110. old.].

Ференц Деак, чьи формулировки были приняты в окончательном чтении, практически ничего не изменил в предложениях центрального комитета кроме структуры законопроекта и вновь написал преамбулу к параграфам. В ней он повторил принцип политической нации, а равноправие национальностей однозначно истолковал как равенство граждан перед законом [28. 125 - 128. old.]. Представляется, что он потому воспользовался своим авторитетом и выступил столь решительно, что хотел положить конец бесконечной череде споров и как можно скорее ввести в действие конкретные положения законопроекта, которые в купе с законами о

религиозно-конфессиональном самоуправлении и народном просвещении на самом деле гарантировали гражданам-немадьярам использование родного языка в общественной жизни и свободу культурно-образовательных объединений [35. 10 - 124. old.].

Перевод с венгерского О. В. Хавановой

СПИСК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Tevesz L. A magyar liberalis clit kozos nemzetisegpolitikai koncepcioja. 1849 - 1868 // Kut. 2005. 4. evf. 2. sz.

2. Schlett I. Az 1868-as nemzetisegi torveny kepviselohazi vitaja. Budapest, 2001.

3. Baka A. Eotvos Jozseftol Jaszi Oszkarig. Budapest, 1990.

4. Deak A. "A Magyar nemzet jovoje cultura kerdese". Eotvos Jozsef nemzetisegpolitikai koncepciqja 1850 - 1868 // Aetas. 1990. 6. evf. 1 -2. sz.

5. Peter L. Az 1868. XLIV. tc.: "a nemzetisegi egyenjogusag targyaban" es a torvenyhatosagok nyelve // Aetas. 1992. 8. evf. 4. sz.

6. Galdntai J. Nemzet es kisebbseg Eotvos Jozsef eletmuveben. Budapest, 1993.

7. Kiss K., Lovas K. Tortenelem es nemzet: tanulmanykotet Galantai Jozsef professzor tiszteletere. Budapest, 1996.

8. Body P. Eotvos Jozsef. Budapest, 2002.

9. Gango G. "...mod nyujtassek neki gyermekei neveltetesere, kimuvelesere". Az 1868. evi torveny korunk nemzetisegpolitikajanak Hikreben // Uj Horizont. 2004. 32. evf. 1. sz.

10. Pesti Hirlap.

11. Szontagh G. Propylaeumok a tarsasagi philosophiahoz, tekintettel hazank viszonyaira. Buda, 1843.

12. Gergely A. A forradalom es az onvedelmi haboni // Magyarorszag tortenete a 19. szazadban. Budapest, 2003.

13. Hanak P. Magyarorszag a Monarchiaban. Budapest, 1975.

14. Deak A. A Habsburg Birodalom a nacionalizmus kihivasai kozott. Tervek es koncepciok a birodalom ujjaalakitasara // Aeatas. 1997. 13. evf. 4. sz.

15. Varga J. Romanok es magyarok 1848 49-ben. Budapest, 1995.

16. Gergety A. 1848-ban hogy is volt? Budapest, 2001.

17. Gergely A. Kossuth nemzetisegi politikaja 1847 - 1853 // Tiszataj. 2002. 56. evf. 9. sz.

18. Miskolczy A. Kiserlet az interetnikus kapcsolatok szabalyozasara: az elso magyar nemzetisegi "torveny" // Magyar Tudomany. 2000. 45. evf. 3. sz.

19. Kemeny Zs. Valtozatok a tortenelemre. Budapest, 1987.

20. Kemeny Zs. Korkivanatok. Budapest, 1983.

21. A magyar sajto tortenete. Budapest, 1995. 2/1. kot. 1848 - 1867.

22. Gergely A. Eotvos korszerutlen koreszmei // Uj Forras. 1985. 17. evf. 1. sz.

23. Schlett. Eotvos Jozsef. Budapest, 1989.

24. Gango G. Eotvos Jozsef az emigracioban. Debrecen, 1999.

25. Gango G. Eotvos Jozsef uralkodo eszmei: kontextus es kritika. Budapest, 2006.

26. Deak A. Utkereses es hagyomanyorzes. Vita a nemzeti eszmerol az 1850-es dvek masodik feleben // Acta Universitas Szegediensis. Acta Historica. 2002. 114. evf.

27. Pesti Naplo.

28. Iratok a nemzetisegi kerdes tortenetehez / Szerk. G. Kemeny. Budapest, 1952. 1. kot.

29. Deak A. Soknemzetisegu nemzetallam es soknemzetisegu birodalom erotereben. Nemzetisegpolitikai alternativak 1868 elott // Szazadveg, uj folyam. 2008. 13. evf. 4. sz.

30. Miko I. Nemzetisegi jog es nemzetisegi politika - tanulmany a magyar kozjog es politika tortenetebol. Kolozsvar, 1944.

31. Magyarorszag.

32. Magyar Sajto.

33. Pelathy I. Hazafisag es nemzetiseg. Pest, 1865.

34. Eotvos J. A nemzetisegi kerdes // Reform es hazafisag. Budapest, 1978. 3. kot.

35. Tevesz L. Eotvos Jozsef nemzetisegpolitikai koncepciqja es a Deak part altal kepviselt alkotmanyos nemzeti hagyomany, 1860 - 1868 // Aetas. 2012. 27. evf. 1. sz.

Постоянный адрес данной публикации: