Libmonster ID: RU-9798
Автор(ы) публикации: И. СМИРНОВ

(ПО ПОВОДУ СТАТЬИ ПРОФ. П. П. СМИРНОВА)

Статья проф. П. П. Смирнова "Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв.", опубликованная в N 2 - 6 журнала "Вопросы истории", не может не привлечь внимания историков. Автор статьи - видный исследователь социально-экономической и политической истории Русского государства в XVII в. выступает на этот раз изложением своих взглядов по одному из основных вопросов истории СССР. П. П. Смирнов не только выдвигает свою собственную схему образования Русского централизованного государства, но и предпосылает ей обширный историографический обзор, охватывающий развитие воззрении по вопросу о Русском государстве всех крупнейших представителей русской исторической мысли с древнейших времён и до наших дней.

Таким образом, статья П. П. Смирнова, по мысли ее автора, должна подвести итоги всему, что было сделано до сих пор по вопросу об образовании Русского централизованного государства; вместе с тем она является опытом нового решения этой проблемы, с учетом уроков, извлечённых из рассмотрения истории вопроса.

Определение автором своего отношения к его предшественникам является предпосылкой для формулировки им своих собственных позитивных построений по вопросу об образовании Русского централизованного государства. Поэтому обе части статьи П. П. Смирнова тесно связаны и взаимно обусловливают друг друга.

Такая конструкция статьи П. П. Смирнова приводит к тому, что содержащийся в ней историографический обзор приобретает не меньший интерес, чем собственная схема П. П. Смирнова.

П. П. Смирнов справедливо указывает, что образование Русского государства во все времена привлекало внимание общественной и политической мысли. Каждая эпоха давала этому факту свое объяснение и создавала свою теорию его происхождения сообразно с господствующей историко-философской концепцией (стр. 55)1 . Однако применение этого тезиса П. П. Смирновым в процессе изучения и критики теории образования Русского государства носит весьма своеобразный характер. Свою задачу историографа П. П. Смирнов ограничивает констатацией того, что каждая из рассматриваемых им теорий образования Русского государства носит на себе отпечаток своей эпохи. При этом он не пытается проследить, в чём же выражается научный прогресс в области изучения данной проблемы. Говоря точнее, этот вопрос П. П. Смирнов вообще не ставит в историографической части своей статья.

П. П. Смирнов устанавливает три этапа в развитии теории о Русском государстве: "Средневековая историко-провиденциальная школа старца Филофея и митрополита Макария создала теорию Москвы - третьего Рима. Дворянский, крепостнический XVIII век отрекается от суеверия и в качестве исторического двигателя вместо божественного провидения провозглашает личность "просвещённого монарха", гением которого возникают царства... Дворянско-буржуазная историография XIX в. не верила


1 Все ссылки в тексте - на статью П. Смирнова "Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв.", опубликованную в N 2 - 3 журнала "Вопросы истории" за 1946 год.

стр. 30

уже в премудрого бога, ни в просвещённого царя. "Чудеса" из истории исключаются. Роль личности умаляется, а личность и деятельность государей нередко оцениваются отрицательно и осуждаются" (стр. 55).

В той постановке вопроса, какую мы наблюдаем у П. П. Смирнова, обладает всякое принципиальное различие между теориями старца Филофея и взглядами историков XIX в., скажем, Соловьёва или Ключевского. И теория "третьего Рима" и историческая теория Соловьёва равно являются выражением "умоначертаний" их создателя. Вся разница лишь в том, что "умоначертание" Филофея приписывало "значение созидающей положительной силы" богу, а у историков XIX в. этот созидающий фактор выступает в масках "природы", "войны" или "торговли". Такая метаморфоза в воззрениях на Русское государство, однако, ничего не изменяет в самом существе этих воззрений. Изменилась лишь их форма в связи с тем, что изменились общественно-политические условия, в которых создавались исторические теории: "Теория Соловьёва - Ключевского с географическом факторе и зависящих от него действенных факторах экономического и политического порядка отвечала как двойственной природе дворянско-буржуазного общества, так и его оппозиционным настроениям. Она столь же характерна для историографии XIX в., как теория "просвещённого монарха" характерна для историографии XVIII в. или теория Москвы - третьего Рима для писателей эпохи образования Русского государства XV - XVI вв." (стр. 8).

Рассматривая исторические теории образования Русского государства как простое выражение "умоначертаний" их создателей, П. П. Смирнов, естественно, не ставил, да и не мог поставить вопроса об объективной, научной ценности тех или иных историографических теорий; о том, содержит или не содержит данная историческая концепция какое-либо "рациональное зерно". Между тем социально-политическая обусловленность, классовый характер той или иной общественной теории вовсе не означают принципиальную невозможность для этой теории установления или открытия некоторой объективной закономерности, более или менее общей. Достаточно сослаться хотя бы на то, что такая закономерность исторического развития, как борьба классов, была открыта ярчайшими идеологами буржуазии - французскими историографами эпохи Реставрации1 .

Пример с открытием французскими буржуазными историками борьбы классов в истории важен, однако, не только тем, что показывает возможность объективных научных открытий представителями буржуазной (или дворянской) науки. Он не менее ярко показывает и другое. Сколь бы ни были важны и существенны отдельные открытия, сделанные буржуазным обществознанием, построить подлинно научную теорию общественного развития и, соответственно, историю человечества оказался способным лишь марксизм, впервые превративший историю общества в действительную науку.

В своём историографическом обзоре П. П. Смирнов оказался сторонником своеобразного релятивизма, роднящего его взгляды с историографическими воззрениями М. Н. Покровского. Этот релятивизм в подходе к историческим теориям привёл к тому, что в интерпретации П. П. Смирнова все исторические теории о Русском государстве приобрели характер чисто субъективных построений, не стоящих ни в какой связи с предме-


1 См. письмо Маркса Вейдемейеру от 5 марта 1852 г. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXV, стр. 143, и комментарии к этому письму Ленина. См. "Государство и революция". Ленин. Соч. Т. XXI, стр. 392.

стр. 31

том этих теорий - объективным процессом образования Русского государства, - а обусловленных лишь "умоначертаниями" историков.

Именно в этом надо искать объяснения, почему историографический обзор П. П. Смирнова не даёт ответа на вопросы: в чём же выразился научный прогресс (или для определённых периодов - регресс) в изучении истории образования Русского национального государства? Есть ли что-либо объективно ценное в предшествовавших теориях образования Русского национального государства или же они представляют интерес лишь как выражение идеологических воззрений определённой эпохи, и только? Можно ли, наконец, проследить в истории изучения Русского государства периоды подъёма, прогресса буржуазной историографии и время её упадка? Между тем без разрешения этих вопросов нельзя дать правильной оценки теориям дворянско-буржуазной исторической науки, равно как нельзя и критически использовать всё ценное, что накопила дореволюционная наука по вопросу о Русском государстве.

Мы попытаемся проиллюстрировать на двух - трёх примерах некоторые прогрессивные черты в воззрениях отдельных русских историков на происхождение Русского национального государства, равно как отметить и коренные недостатки теорий о Русском государстве, созданных дворянско-буржуазной историографией.

Говоря о прогрессивных явлениях в русской исторической науке, надо прежде всего назвать имя Соловьёва. П. П. Смирнов очень обедняет содержание исторических воззрений Соловьёва, сводя его концепцию исторического процесса к взаимодействию "двух начал - географического, пассивного, и народно-стихийного, активного" (стр. 57). В такой трактовке выпадает основное ядро исторических воззрений Соловьёва - взгляд на историю как на процесс закономерного, прогрессивного развития, причём развития, движущей силой которого является борьба старого, отмирающего, и нового, возникающего.

Эта стройная, монистическая концепция Соловьёва носит идеалистический характер. Но исторический идеализм Соловьёва не лишает его взгляды известного прогрессивного для своего времени характера. В частности и в вопросе об образовании Русского государства Соловьёв вскрыл прогрессивный характер этого процесса, показав и роль великокняжеской власти как носительницы прогрессивных тенденций ("государственного начала"), что обеспечивало ей поддержку новых общественных сил в борьбе против реакционных сил и, в конечном счёте, привело к полному торжеству нового строя.

Концепция Соловьёва является вершиной в развитии дворянско-буржуазной историографии в России. Ключевский, по существу, делает шаг назад по сравнению с Соловьёвым. Правда, заслугой Ключевского является его попытка искать какие-то материальные факторы, определяющие исторический процесс. Но этот шаг в сторону материалистического взгляда на историю общества в значительной степени обесценивается стремлением Ключевского "примирить" материалистическое объяснение истории с идеалистическим, что превращает Ключевского в эклектика. Из схемы Ключевского совершенно выпадает борьба классов как движущая сила исторического развития. Если у Соловьёва, хотя и в мистифицированной форме борьбы "родового" и "государственного начала", исторический процесс выступает как борьба общественных классов (хотя Соловьёв и не признаёт классов), то у Ключевского классы не ведут борьбы, а мирно сосуществуют друг с другом. Поэтому и процесс образования Русского централизованного государства изображается Ключевским как процесс добровольного подчинения удельных князей московскому великому князю, которому удельные князья сами передают свои державные права.

Дворянско-буржуазная историография проделала огромную работу по выявлению роли внешнеполитического фактора в возникновении и

стр. 32

развитии Русского государства. Необходимостью обороны против внешних врагов дворянско-буржуазная историография пыталась объяснить не только важнейшие этапы в развитии Русского государства, но и самый характер Русского государства. Знаменитая теория "закрепощения сословий" в России государством для того, чтобы поставить все сословия на службу делу обороны от внешнего врага, являлась общим местом дворянско-буржуазной историографии.

Классовая природа и политический смысл теории "закрепощения сословий в России" достаточно очевидны. Однако, отвергая теорию "закрепощения сословий", было бы глубоко ошибочным объявлять мифом и самую проблему обороны Русского государства от внешнего врага (как это имеет место, в частности, в историографических работах М. Н. Покровского).

Тезис о необходимости обороны Русского государства от внешних врагов использовался идеологами правящих классов царской России для обоснования и зашиты крепостного права и позднее - внешней политики царизма, однако это обстоятельство не даёт ещё права объявлять несуществующей самую проблему обороны государственной территории России. Напротив, марксистско-ленинское учение о государстве предполагает при рассмотрении вопроса о государстве и его развитии обязательный учёт и внешнеполитического фактора. Ибо "две основные функции характеризуют деятельность государства: внутренняя (главная) - держать эксплуатируемое большинство в узде, и внешняя (не главная) - расширять территорию своего, господствующего класса за счёт территории других государств, или защищать территорию своего государства от нападений со стороны других государств. Так было дело при рабовладельческом строе и феодализме"1 .

Сталинское учение о функциях государства, давая историкам теоретическое оружие для исследования проблем истории государства, вместе с тем делает очевидным и существо воззрений дворянско-буржуазных русских историков в вопросе о роли внешнеполитического фактора в образовании Русского государства. Порочность концепций дворянско-буржуазных историков по вопросу об "обороне" как факторе создания Русского государства состоит в том, что не главную, второстепенную функцию государства, функцию защиты территории своего государства от нападений со стороны других государств, эти историки объявляли главной и основной функцией, главную же функцию феодального государства - держать в узде эксплуатируемые классы - дворянско-буржуазные историки отрицали совершенно, изображая государство силой, стоящей над обществом.

Дело, очевидно, заключается не в том, что дворянско-буржуазные историки констатировали самый факт влияния внешнего фактора на процесс образования Русского государства, а в том, что они этот фактор чрезмерно преувеличили и использовали для маскировки классовой, эксплуататорской сущности государства в России в эпоху феодализма. Следовательно, позиция советских историков в этом вопросе должна заключаться не в "принципиальном" отрицании роли внешнего фактора в процессе образования Русского государства и не в отбрасывании на этом основании исследований дворянско-буржуазных историков, посвященных вопросу о роли внешнего фактора в истории России, а в правильном определении места и значения этого фактора в процессе образования Русского национального государства и в критическом использовании исследований дворянских и буржуазных историков.

Существует принципиальный водораздел во взглядах на государство между дворянско-буржуазными исследователями истории Русского государства и историками-марксистами. Отрицание дворянско-буржуаз-


1 И. Сталин "Вопросы ленинизма", стр. 604, II-е изд.

стр. 33

ной историографией классовой природы государства предопределило и общий характер исследований всех этих историков, независимо от того, к какой исторической "школе" или течению принадлежал данный историк. Поэтому основная, главная движущая сила процесса образования Русского централизованного государства - борьба классов и интересы классов - осталась за пределами внимания их. Однако в ряде случаев, независимо от своих субъективных воззрений на государство и вопреки им, отдельным историкам удалось изобразить объективное содержание процесса развития Русского государства именно как процесса борьбы классов. С другой стороны, дворянско-буржуазная историография в процессе исследования проблемы развития Русского государства сумела выяснить и вскрыть отдельные стороны этого процесса, хотя в большинстве случаев в своих общих построениях неправильно определяла место и значение вскрытых ею моментов. Этим определяется позиция советских историков в отношении дворянско-буржуазной историографии.

Задача советского историка-марксиста должна, следовательно, не ограничиваться указаниями на классовую сущность исторических теорий буржуазных исследователей; он должен уметь критически оценить их и извлечь то объективно ценное, что есть в ряде этих теорий, отбрасывая в то же время их антинаучную тенденцию.

К сожалению, П. П. Смирнов занимает совсем иную позицию. Вторая половина историографического обзора П. П. Смирнова посвящена работам советских историков.

Допуская, что после Великой Октябрьской социалистической революции изучение вопроса о причинах образования Русского государства несколько подвинулось вперёд", П. П. Смирнов в конечном счёте, однако, даёт отрицательную оценку трудов советских историков по вопросу об образовании Русского централизованного государства. "Собственной концепции и правильного решения вопроса советские историки, - говорит он, - всё же не нашли и поэтому не сумели отойти от традиционного дворянско-буржуазного понимания его природы и развития" (стр. 60). Этот свой общий вывод П. П. Смирнов иллюстрирует критическим разбором работ отдельных советских историков. Не останавливаясь на разборе П. П. Смирновым взглядов М. Н. Покровского, Г. В. Плеханова и Н. А. Рожкова, ограничимся его высказываниями о трудах трёх советских историков: В. В. Мавродина, К. В. Базилевича и М. Н. Тихомирова.

Работа В. В. Мавродина "Образование Русского национального государства" получает у П. П. Смирнова такую суровую оценку: "Отдавая должное попытке автора сочетать (1) отмечаемые в буржуазной литературе XIX в. причины образования Русского государства с основными элементами марксизма, мы не можем принять эти заключения как научное достижение. Его сложная эклектическая система внешне громоздка и внутренне противоречива. Она не соответствует монистической теории исторического материализма и поэтому ненаучна" (стр. 66).

Столь же отрицательно П. П. Смирнов относится и к работам другого советского исследователя проблемы образования Русского национального государства - К. В. Базилевича. В оценке П. П. Смирнова взгляды К. В. Базилевича не менее эклектичны, чем концепция В. В. Мавродина. "В основном К. В. Базилевич стоит очень близко к концепции В. В. Мавродина, - говорит П. П. Смирнов, - но вместе с тем он близок к взглядам В. О. Ключевского и Забелина, стремится в то же время дать самостоятельную, по возможности (!) марксистскую, трактовку вопроса" (стр. 67).

Наконец, и работа М. Н. Тихомирова "Начало возвышения Москвы", вышедшая в 1944 г., также не изменила положения дел, по мнению П. П. Смирнова. М. Н. Тихомиров "в теоретической части ограничился перестановкой высказанных ранее положений о причинах возвышения" (стр. 68).

стр. 34

Свой разбор работ советских историков П. П. Смирнов заканчивает следующими выводами: "Несмотря на значительный и понятный интерес к проблеме происхождения Русского национального государства, попытки её разрешения не увенчались успехом, и мы обходимся кое-как подправленными, устарелыми представлениями учёных XIX столетия" (стр. 70).

Можно ли согласиться с такой оценкой работ советских историков? На этот вопрос мы должны дать отрицательный ответ. Но, прежде чем изложить нашу точку зрения на современное состояние изучения вопроса об образовании Русского национального государства, целесообразно рассмотреть ту схему, которую выдвигает сам П. П. Смирнов в качестве "решения проблемы об условиях, причинах и процессе образования Русского национального государства" (стр. 71).

Создавая свою концепцию, П. П. Смирнов исходил из самых лучших намерений - раскрыть материальные основы процесса образования Русского национального государства и тем самым связать изменения в политическом строе Русского государства с вызвавшими эти изменения сдвигами в области производительных сил и производственных отношений. Однако правильно применить эти методологические предпосылки к разрешению проблемы образования Русского национального государства П. П. Смирнову не удалось. Поэтому его концепция образования Русского национального государства носит характер чисто спекулятивный, умозрительный, чтобы не сказать фантастический. Она очень слабо связана с действительным ходом исторического процесса.

*

Существо схемы П. П. Смирнова может быть изложено следующим образом. Татарские завоевания разорили Русскую землю и привели к резкому падению производительных сил страны. В России исчезла более передовая паровая зерновая трёхпольная система ведения сельского хозяйства с плугом как главным орудием обработки земли и возродилась подсечная огневая система хозяйства.

Вместе с тем татарское иго принесло с собой дань - "выход", - шедшую с русских земель татарским ханам.

После первых десятилетий ига, особенно тяжёлых, когда "выход" собирали непосредственно татарские баскаки и откупщики, Александру Невскому удалось добиться передачи татарскими ханами сбора "выхода" в руки русских князей, которые затем доставляли эту дань в Орду. "Эта автономия могла стать и стала орудием будущего освобождения от татарского ига. Но для борьбы за свободу нужны были средства и силы. Каким же образом могли найти русские князья эти средства в XIV столетии?" (стр. 72). Эта сложная проблема была разрешена Иваном Калитой путём увеличения производительности крестьянского хозяйства. Прежде всего Калита добился "установления в стране мира внешнего и внутреннего, что было первым условием развития хозяйства" (стр. 74). Внешний мир был достигнут искусной дипломатией Калиты в Орде; мир внутренний - мероприятиями по устройству суда. Но всё это были лишь "условия" для развития крестьянского хозяйства. Самое развитие, экономический подъём крестьянского хозяйства были достигнуты Калитой путём "изобретения русского плуга" и перевода крестьянского хозяйства с подсечной огневой системы земледелия на паровую зерновую трёхпольную систему. Этим "русским плугом", изобретённым в эпоху Калиты, была соха-косуля или лемеш. В изобретении русского плуга активную роль играли не только земледельцы и землевладельцы, но и великокняжеская власть. "Неизбежная татарская дань вынуждала к изобретательству и земледельцев и землевладельцев, поскольку между теми и другими делился урожай. Но при этом мы решительно отвергаем утверждение В. О. Ключевского, В. И. Сергеевича и Н. А. Рожкова об аполитичном,

стр. 35

бессознательном стяжательстве московских князей XIV века. Самый момент изобретения русского плуга, вероятная внутренняя связь технического сдвига с необходимостью найти источники покрытия татарских платежей, потому что неуплата дани влекла для одних рабство, а для других - потерю княжеского стола, исключает бессознательное скопидомство Ивана Калиты и его преемников" (стр. 78 - 79). Самая возможность изобретения плуга объясняется тем, что хотя татарское иго привело к возрождению подсеки, "однако, несомненно, были сведущие люди, знакомые с иными приёмами полеводства, которые могли научить, каким образом повысить производительность сельского хозяйства, не увеличивая количества крестьянских "сох" и даже не расширяя запашки. Такие люди могли быть и среди местного населения, согнанного со своих мест и теперь оседавшего в уделах Северо-восточной Руси, и среди выходцев из Юго-западной Руси, откуда родом был митрополит Пётр, или даже из Греции, откуда прибыли митрополит Феогност и его спутники" (стр. 74).

Вместе с появлением плуга началось и вытеснение подсечной системы паровой зерновой системой с трёхпольным севооборотом.

"Переход к паровой зерновой системе с трёхпольным севооборотом, резко повышая производительные силы феодального хозяйства, создавал целый переворот как в экономике, так и в социальных отношениях центральных областей государства; он неудержимо влёк за собой также глубокие изменения в политической системе страны... Таким путём при Калите был создан внешний мир для Русской земли, собраны средства и подготовлены силы, а его дети и внуки могли уже подняться до практической мысли об освобождении Русской земли от татарского ига путём воспитания и о создании Русского национального государства" (стр. 80).

Чтобы закончить характеристику взглядов П. П. Смирнова, следует отметить, как он рисует последствия, вызванные изобретением русского плуга, в области классовых отношений. Прежде всего, говорит П. П. Смирнов, изобретение плуга нанесло смертельный удар боярству: "В условиях развивающегося парового зернового хозяйства старинные княжеские, боярские и монастырские вотчины, самые размеры которых, как равно и организация производства, были определены техникой переложной подсечной системы, в новых условиях становились пережитком старины и осуждались на слом без надежды на восстановление" (стр. 82). Напротив, мелкие и средние землевладельцы "быстро стали укрепляться" (стр. 81).

На аналогичный процесс он указывает и внутри крестьянства: "Рост производительных сил, новая техника и производство большого количества хлеба, который можно было продавать и покупать, также взламывали крестьянский класс и раскалывали его на две антагонистические группы, как и класс землевладельцев" (стр. 84).

Эти "молодые классы" (стр. 86) - дворяне и горожане - и явились той силой, опираясь на которую великие князья сломили сопротивление враждебных кругов бояр и князей в "феодальной войне 1433 - 1453 гг." (стр. 87) и построили национальное государство.

Такова суть концепции П. П. Смирнова. Первое, что бросается в глаза при её рассмотрении, - это странная непоследовательность П. П. Смирнова. Провозгласив тезис о том, что возникновение Русского национального государства было результатом развития производительных сил, рост которых вызвал изменение и политического строя, П. П. Смирнов в конкретной части своей схемы развивает прямо противоположную точку зрения, изображая самый рост производительных сил - изобретение плуга и развитие паровой зерновой системы - как следствие и результат политики Ивана Калиты, обусловленной, в свою очередь, таким явно политическим фактором, как татарская дань. Ярче всего эта черта взглядов П. П. Смирнова выступает в наиболее ответственной час-

стр. 36

ти его схемы, в вопросе о появлении плуга. Именно в факте изобретения плуга П. П. Смирнов усматривает "внутреннюю связь технического сдвига с необходимостью найти источники покрытия татарских платежей". По поводу плуга П. П. Смирнов указывает, что "неизбежная татарская дань вынуждала к изобретательству и земледельцев и землевладельцев". Таким образом, на деле теория П. П. Смирнова оказывается очень далёкой от тех принципов исторического материализма, которые он был намерен положить в её основу: вместо теории производительных сил получилась теория изобретения плуга под влиянием татарского ига.

Теория П. П. Смирнова, однако, не может нас удовлетворить не только в плане методологическом. Фактическая основа его концепции также не выдерживает никакой критики. То, что составляет основу всего построения П. П. Смирнова - "изобретение русского плуга" при Иване Калите, - в действительности не имеет под собой, никаких оснований в источниках и является простым недоразумением.

К мысли об изобретении "русского плуга" в период княжения Ивана Калиты П. П. Смирнов пришёл на основании своего наблюдения о том, что "лемех", или "лемеш", - русская форма плуга лесной полосы, впервые упоминается в Земледельческом уставе великого князя Ивана Калиты" (стр. 76). Это "упоминание лемеша, рабочей части русского плуга, в законодательстве Ивана Калиты", даёт основание П. П. Смирнову утверждать, что "здесь, в центре Северо-восточной Руси, в Московском княжестве, уже в первой половине XIV в. совершается переход от подсечной переложной системы хлебопашества к системе паровой зерновой с трёхпольным севооборотом, которая окончательно восторжествовала в Московском государстве XV-XVI вв." (стр. 77). Эти соображения о дате "изобретения русского плуга" П. П. Смирнов подкрепляет утверждением, что до Ивана Калиты в северо-восточной Руси господствовала подсека (стр. 74).

Изображая Суздальский край как отсталый по сравнению с киевским югом и сомневаясь в наличии здесь до татарского нашествия плуга и бороны, П. П. Смирнов оказывается стоящим на позициях, давно уже опровергнутых исследователями Ростово-Суздальской земли. Ещё А. Е. Пресняков характеризовал северо-восточную Русь XII в., как страну "с развитой городской жизнью, богатой материальными средствами, развитием местного ремесла и вообще своей местной культурой"1 и призывал к тому, чтобы "отказаться от представлений о северо-восточной Руси XII в., как о тёмном захолустье, где и культура, и благосостояние, и городская жизнь стояли несравненно ниже, чем на Киевском юге"2 . Исследования же советских историков окончательно сдали в архив устарелое представление о "тёмном захолустье"3 . В частности археологические исследования П. Н. Третьякова установили исчезновение подсеки в районе Верхнего Поволжья задолго до XII-XIII веков4 .

Но, может быть, "подсечное огневое хозяйство" в северо-восточной Руси XII-XIII вв. было результатом татарского нашествия? Свою точку зрения в этом вопросе П. П. Смирнов обосновывает ссылкой на отсутствие в актовом материале упоминаний о плуге и пашенной паровой системе. Надо сказать, что молчание никогда не может быть признано прочным доказательством. Но в данном случае этому аргументу П. П. Смирнова можно противопоставить прямое свидетельство источников о наличии в северо-восточной Руси плуга именно в тот период XII-XIII вв., ког-


1 Пресняков А. "Образование Великорусского государства", стр. 35. 1918.

2 Там же.

3 См. работы Н. Н. Воронина и П. Н. Третьякова.

4 Греков Б. "Киевская Русь", стр. 49. Изд.. 1944 г. с ссылкой на П. Н. Третьякова.

стр. 37

да, по мнению П. П. Смирнова, его там никак не могло быть. Источником этим являются Карамзинский список Русской Правды и знаменитые "статьи о резах", присоединённые к этому списку. Ещё Ключевский отметил значение этих статей Карамзинского списка как источника для изучения сельского хозяйства северо-восточной Руси XII-XIII веков. По меткой характеристике Ключевского, "какой-то сельский хозяин, кажется Ростовской области, положив в основу инвентарь своего села, составил математический, т. е. фантастический расчёт, сколько в 12 или 9 лет получится приплода от его скота и пчёл, прибыли от высеваемого хлеба и пяти стогов сена, а также сколько причтётся платы за 12-летнюю сельскую работу женщине с дочерью". Ключевский оценивает этот "расчёт" как "обильный любопытными чертами русского сельского хозяйства в ХШ в., а, судя по денежному счёту, даже в XII веке"1 .

Такого же взгляда на статьи о резах держится и новейший исследователь Русской Правды М. Н. Тихомиров, по мнению которого в статьях о резах "мы имеем перед собой как бы хозяйственную опись какого-то села". Как справедливо указывает М. Н. Тихомиров, "реальные черты статей о резах могут быть сведены в таблицу, и тогда мы получим представление о хозяйстве, в котором имелось 22 овцы (барана), 22 козы (козла), 3 свиньи, 3 назимых свиньи, 2 кобылицы, 1 лоньская телица, 2 роя пчёл. В этом хозяйстве сеяли 16 кадей ржи и собирали: 40 копен немолоченой ржи, 15 копен немолоченой полбы, 21 половник молоченого овса, 6 половников ячменя, 5 стогов сена". Подобно Ключевскому, М. Н. Тихомиров считает, что "статьи о резах являются памятником северо-восточной Руси". Но, в отличие от Ключевского, по мнению М. Н. Тихомирова, "описание села в статьях о резах возникло... судя по счёту на "резаны" в XIII-XIV вв."2 .

Итак, в статьях о резах Карамзинского списка Русской Правды мы имеем замечательный источник для характеристики экономики северо-восточной Руси XII-XIII-XIV вв. - полный "инвентарь" одного из сёл Ростовской области. Достаточно первого взгляда на этот инвентарь, чтобы признать, что здесь не может быть никакой речи о "подсечном огневом хозяйстве". Перед нами правильно организованное хозяйство, ведущееся на основе трёхполья. Об этом прямо свидетельствует наличие ежегодных посевов озимых и яровых хлебов, причём примерно в равных количествах, насколько об этом можно судить по цифрам сбора ржи, полбы, ячменя и овса. Ясно, что наличие озимого и ярового полей предполагает и третье, паровое поле. Но статьи о резах содержат ещё и дополнительный материал в пользу того, что в селе, описанном в этих статьях, было именно трёхполье. Этот материал тем более интересен, что является вместе с тем и доказательством наличия в Ростовской области в XIII- XIV вв. плуга. Одна из статей о резах гласит: "А в селе сеяной ржи на два плуга 16 кадей ржи ростовских". Таковы данные о сельском хозяйстве северо-восточной Руси XII-XIII вв. (или XIII-XIV вв.), которые можно извлечь из Карамзинскогоо списка Русской Правды.

Уже одних этих данных достаточно для того, чтобы признать несостоятельной схему П. П. Смирнова. Ивану Калите не надо было изобретать "русского плуга" и внедрять его в сельское хозяйство северо-восточной Руси, ибо плуг существовал и использовался в сельском хозяйстве северо-восточной Руси задолго до Ивана Калиты и продолжал существовать и после татарского нашествия, как об этом свидетельствуют статьи о резах. Но тем самым "русский плуг" лишается той чудодейственной силы, которую ему приписывает в своей статье П. П. Смирнов. Все те выгоды, которые, по мнению П. П. Смирнова, должен был извлечь Иван Калита из "изобретения русского плуга", в действительности являются пло-


1 Ключевский В. "Курс Русской истерии". Т. I, стр. 98. 2-е изд.

2 Тихомиров М. "Исследование о Русской Правде", стр. 179 - 180. 1941.

стр. 38

дом фантазии П. П. Смирнова. Ибо никакого технического и экономического переворота в сельском хозяйстве России в первой половине XIV в. не произошло. Если и можно согласиться с мнением П. П. Смирнова, что "переход от подсечной огневой системы сельского хозяйства к паровой зерновой был крупным шагом вперёд, скачком в ведущей отрасли феодального хозяйства" (стр. 79), то произошёл этот "скачок" не в XIV в., а несколькими столетиями раньше.

Необходимо, однако, выяснить, что за источник лежит в основе утверждения П. П. Смирнова об "изобретении русского плуга" при Калите. П. П. Смирнов называет этот источник "Земледельческим уставом великого князя Ивана Калиты" (стр. 76).

Однако с такой квалификацией данного источника согласиться нельзя. Памятник, называемый П. П. Смирновым "Земледельческим уставом" Ивана Калиты, в действительности является русским переводом известного византийского "Земледельческого закона"1 .

Правда, исследователь этого древнерусского перевода Земледельческого закона А. Павлов считает, что могло иметь место и "практическое применение византийского устава как действующего русского закона"2 . Он же относит к эпохе Ивана Калиты "ту редакцию Земледельческого устава, в которой он дошёл до нашего времени"3 . Эти черты рассматриваемого памятника делают, вообще говоря, правомерным привлечение его для характеристики эпохи Ивана Калиты, тем более что сохранилась одна современная Ивану Калите запись, восхваляющая его за то, что "сий бо князь великой Иоа имевше правый суд паче меры поминая божественные исправления святых и преподобных отець по правиломь монокануньным ревнуя правоверному царю Оустияну"4 . Следует отметить, что Земледельческий закон назван в русском переводе "Законы земледелии от Оустиановых книг"5 . Основываясь на этой записи, А. Павлов предполагает, что "принятием, а может быть, и рассылкой этого земско-полицейского и вместе уголовного устава по всем волостям своего княжества Калита в глазах современников всего более мог уподобиться великому законодателю Юстиниану"6 .

П. П. Смирнов, однако, использует Земледельческий закон для своих построений в совершенно ином плане. В то время как для Павлова главный интерес представляет самый факт появления при Калите новой редакции древнерусского перевода Земледельческого закона и возможное использование этого византийского кодекса "как действующего русского закона", что определённым образом характеризует внутриполитическую деятельность Ивана Калиты, П. П. Смирнов использует содержание статей Земледельческого закона для характеристики русской экономики XIV века.

Нет необходимости говорить о том, насколько рискован и опасен этот путь использования Земледельческого закона. При таком подходе к Земледельческому закону исследователь рискует выдать за русскую действительность XIV в. то, что относится к Византии эпохи иконоборцев, с которой связано издание этого закона.

Если содержание Земледельческого закона и может дать какой-либо материал для характеристики русского общества XIV в., то лишь в той мере, в какой русский перевод этого памятника не аутентичен греческому оригиналу. Иными словами, для того чтобы получить право исполь-


1 Павлов А. "Книги законные", содержащие в себе в древнерусском переводе византийские законы, земледельческие, уголовные, брачные и судебные. Сборник отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. XXXVIII. N 3, стр. 3. 1885.

2 Павлов А, Указ. соч., стр. 37.

3 Там же.

4 Там же, стр. 35.

5 Там же, стр. 42.

6 Там же, стр. 37.

стр. 39

зовать текст древнерусского перевода византийского кодекса для характеристики русской действительности XIV в., исследователь обязан установить те элементы в тексте перевода, в которых отразилось своеобразие восприятия русским переводчиком тех или иных норм греческого памятника под влиянием окружавшей его русской действительности. Это воздействие могло найти своё выражение как в терминологии, так и в изменении самого существа отдельных статей или даже включении тех или иных дополнительных статей.

Все подобного рода особенности текста (в случае их обнаружения), конечно, могут и должны быть использованы для характеристики той эпохи, к которой относится перевод.

К сожалению, в использовании П. П. Смирновым Земледельческого закона мы не можем обнаружить той меры и степени осторожности, о которой говорилось выше. Прежде всего П. П. Смирнов чрезвычайно расширительно толкует выводы А. Павлова о влиянии русской действительности на текст перевода. В то время как А. Павлов видит отражение влияния русской действительности на текст закона главным образом в особенностях языка перевода (отмечая лишь четыре случая, когда переводчик сделал к греческому тексту свои дополнения: ст. 29, 33, 34 и 53-я)1 , П. П. Смирнов прямо называет перевод Земледельческого закона "переделкой", "приспособленной к русской действительности XIV века" (стр. 74). В этой своей интерпретации рассматриваемого памятника П. П. Смирнов пытается опереться на авторитет А. Павлова, указывая, что "по выводу известного канониста А. Павлова" Земледельческий закон "относится, несомненно, ко времени Ивана Калиты и отражает русские порядки первой половины XIV столетия" (стр. 76). При этом П. П. Смирнов даже цитирует А. Павлова: "А. Павлов полагает, что в переделке XIV в. устав "весьма близко подходил к быту русского крестьянства до эпохи его окончательного прикрепления к земле" (стр. 76).

Нетрудно, однако, убедиться в том, что П. П. Смирнов очень тенденциозно излагает взгляды А. Павлова на русский перевод Земледельческого закона. А. Павлов относит самый перевод Земледельческого закона на русский язык "к концу XII или началу XIII в."2 . Основанием для такого вывода А. Павлову служит язык памятника: "В подборе слов настолько преобладает русский элемент, что мы не сомневаемся и самый перевод признать делом русского человека, говорившего ещё языком Русской Правды, начальной летописи и других памятников нашей письменности XII в."3 .

Но наряду с этим основным языковым пластом А. Павлов отмечает в языке памятника "хоть и изредка", "такие черты", которые относятся к более позднему времени. К числу этих черт (наряду с "сербизмами") А. Павлов относит "такие русские слова, ввиду которых можно было бы относить происхождение памятника к московскому периоду нашей истории, например "волостель", "наместник", "грош"4 . Эта "примесь к первоначальному языку памятника новых русских речений, свойственных уже московскому периоду"5 , и дала А. Павлову основание высказать предположение, что перевод Земледельческого закона дошёл до нас не в первоначальном виде, а в новой редакции, относящейся к первой половине XIV века"6 .

Итак, вопрос о времени перевода Земледельческого закона выглядит гораздо сложнее, чем это представляется П. П. Смирнову. Особенно


1 Павлов А. Указ. соч., стр. 25 - 26.

2 Там же, стр. 16.

3 Там же, стр. 17.

4 Там же, стр. 18.

5 Там же, стр. 19.

6 Там же, стр. 37.

стр. 40

важно подчеркнуть при этом, что в языке нашего памятника имеются два пласта, относящиеся к разным эпохам.

Ещё менее точен П. П. Смирнов в передаче взглядов А. Павлова по вопросу об отношении содержания норм устава к русским порядкам первой половины XIV века. Как мы видели выше, в изложении П. П. Смирнова, точка зрения А. Павлова состоит в том, что в результате переделки, произведённой при Иване Калите, приспособившей византийский закон к русской действительности XIV в., нормы Земледельческого закона стали очень близки к экономическому быту Руси XIV века. На этом именно основании П. П. Смирнов и счёл возможным использовать текст Земледельческого закона для своих построений. В действительности, однако, точка зрения А. Павлова совершенно иная. Констатируя близость норм Земледельческого закона "к быту русского крестьянства до эпохи его окончательного прикрепления к земле"1 , А. Павлов объясняет эту близость не переделкой норм византийского закона на русский лад, а сходством социального уклада византийского общества времени создания Земледельческого закона с социальным укладом Руси XIV века. Поэтому, если П. П. Смирнов пишет: "А. Павлов полагает, что в переделке XIV в. устав "весьма близко подходил к быту русского крестьянства" (стр. 76, разрядка моя. - И. С.), - то у самого А. Павлова цитированная фраза имеет совершенно другой вид: "Сам по себе Земледельческий устав византийских императоров-иконоборцев весьма близко подходит к быту русского крестьянства"2 .

После этих предварительных замечаний можно перейти к рассмотрению того материала, на основании которого П. П. Смирнов и построил как свою теорию об "изобретении русского плуга", так и теорию образования Русского национального государства.

Источником для всех этих построений П. П. Смирнову служит 59-я статья Земледельческого закона. Статья эта гласит: "Аще кто оукрадеть рало или лемешь (вариант: "лемех") или подоузоу казнен боудеть по числоу днии от того дни, отнелиже оукраде, на всяк день по грошеви, а лице от дасть"3 .

Приведя текст статьи 59-й, П. П. Смирнов заключает: "Этот лемех, или лемеш - русская форма плуга лесной полосы, впервые упоминается в Земледельческом уставе великого князя Ивана Калиты" (стр. 76). Затем П. П. Смирнов развивает свою теорию "изобретения русского плуга".

Возможно ли, однако, делать столь сложные и ответственные выводы на основании текста статьи 59-й? Совершенно очевидно, что нельзя. Дело в том, что текст "Аще кто оукрадеть рало или лемешь" является точным переводом соответствующего текста греческого оригинала, причём словом "лемешь" переведён греческий термин - сошник4 . Это установить тем легче, что в издании А. Павлова параллельно даны и русский и греческий тексты; кроме того А. Павлов специально останавливается на вопросе о переводе этой статьи. Но поскольку перед нами простой перевод греческого оригинала, ясно, что он никак не может быть использован для характеристики технического уровня русского сельского хозяйства XIV века. Впрочем, в одном плане этот текст всё же мог бы представлять интерес. Мы имеем в виду самый факт наличия русской терминологии для обозначения пахотных орудий. Однако в этом плане текст ст. 59-й мог бы быть использован лишь в том случае, если бы можно было точно определить время перевода данного текста, и, во-вторых, если бы этот


1 Павлов А. Указ. соч., стр. 28.

2 Там же. Разрядка моя. - И. С.

3 Там же, стр. 56.

4 См. там же, стр. 17.

стр. 41

текст был наиболее ранним по времени случаем употребления слова "лемешь".

П. П. Смирнов такого анализа текста ст. 59-й не проделал. Между тем такой анализ вполне возможен. Дело в том, что как раз ст. 59-я может служить ярким образцом двуслойности языка русского перевода Земледельческого закона, причём термины "лемешь", "подоуза", "лице" - всё, по мнению А. Павлова, относится к древнейшей основе русского текста, к XII-XIII векам1 , а термин "грош", напротив, А. Павлов относит к той "примеси", которая связана с редакцией XIV века2 .

Таким образом, если употребление в ст. 59-й термина "лемешь" и может быть использовано для характеристики русской сельскохозяйственной техники, то не для XIV, а для XII века, для эпохи Русской Правды, что, впрочем, не представляет особого интереса, так как сама Русская Правда содержит достаточно данных по этому вопросу.

Итак, совершенно очевидно, что текст древнерусского перевода византийского Земледельческого закона не даёт никаких оснований для вывода, сделанного П. П. Смирновым, что в эпоху Ивана Калиты происходит технический переворот в русском сельском хозяйстве, вызванный "изобретением русского плуга". Тем самым оказывается несостоятельной вся развитая им концепция образования Русского национального государства.

Но концепция П. П. Смирнова не выдерживает критики не только в её исходных посылках: все её другие звенья столь же непрочны, как и исходный момент.

Увлекшись своей "плужной" теорией, П. П. Смирнов указывает, что "центром распространения плужных орудий и новой сельскохозяйственной техники" были "центральные области страны: Московская и, вероятно, Тверское княжество" (стр. 77).

Достаточно, однако, навести справки в известном исследовании Н. А. Рожкова "Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке", чтобы убедиться в том, что в XVI в. (к которому П. П. Смирнов относит распространение плуга на всей территории Московского государства, см. стр. 77) именно в Московском, Тверском и других центральных уездах, да и "на большей части территории Московского государства" можно наблюдать "перевес сохи над плугом"3 . Свой вывод Рожков подтверждает огромным актовым материалом.

Другой пример. П. П. Смирнов утверждает, что результатом развития паровой зерновой системы земледелия в Московском княжестве была "необыкновенная дешевизна сельскохозяйственной продукции" (стр. 81), Этот вывод П. П. Смирнов делает на основе "русских и иностранных сообщений о хлебных ценах в Москве и в иных городах" (стр. 80), ссылаясь на летописное сообщение, в котором указывается, что в 1393 г., во время неурожая и голода "оков" (кадь) ржи стоил в Великом Новгороде 7 руб., в Нижнем Новгороде - 9 руб., в Костроме - 2 руб., а в Москве - 1 руб., а также на то, что "в нормальные годы оков пшеницы или чечевицы стоил в Сарае и Ургенче в первой половине XIV в. 4 р. 20 к., а ячменя или проса - 3 р. 20 к.". Из этих данных П. П. Смирнов делает вывод, что "соотношение цен в русских городах и Москве в приведённом случае не зависело от неурожая, а было устойчивым и сохранялось в течение XV и первой половины XVI в., пока длился процесс образования Русского национального государства" (стр. 80).

Однако несмотря на категоричность формулировки данный вывод П. П. Смирнова не может быть принят. Дело в том, что летописное сообщение говорит о ценах на хлеб именно в неурожайный год. Что же ка-


1 См. Павлов А. Указ. соч., стр. 16 - 17.

2 См. там же, стр. 18 - 19.

3 Рожков Н. "Сельское хозяйство Московской Руси XVI века", стр. 112. 1899.

стр. 42

сается данных о ценах на хлеб в Сарае и Ургенче, заимствованных П. П. Смирновым из работы А. Ю. Якубовского, то он почему-то не обратил внимания на то, что эти цены даны у А. Ю. Якубовского в переводе на "довоенные деньги" XX в., что делает их несоизмеримыми с ценами, выраженными в рублях XIV века1 .

Не более убедительны рассуждения П. П. Смирнова по вопросу о характере и причинах классовых сдвигов, относящихся к эпохе образования Русского национального государства. Вряд ли можно всерьёз утверждать, например, что существование, боярских княжеских и монастырских вотчин было возможно лишь в условиях "переложной подсечной системы" и что с развитием трёхполья эти вотчины "становились пережитком старины" и были обречены на слом и гибель вместе с самим боярством (стр. 82). Сам же П. П. Смирнов признаёт, что эти вотчины погибли во времена, гораздо более поздние, чем те, к которым относится исчезновение переложной подсечной системы, - "в опричнину, в смуту, в петровских реформах или в секуляризациях XVIII века" (стр. 82). Ясно, что такой разрыв во времени между исчезновением подсеки и гибелью вотчинного землевладения требует другого объяснения этого процесса, чем то, которое даёт ему П. П. Смирнов.

Столь же сильные возражения вызывает характеристика, которую даёт П. П. Смирнов классовой борьбе в эпоху образования Русского национального государства. В изображении П. П. Смирнова эта борьба превращается в параллельную борьбу "двух борющихся между собой групп или подклассов": дворян против бояр, а горожан - посадских людей - против крестьян (стр. 85). Вместе с тем Смирнов не видит основных классовых противоречий феодального общества - противоречий между крестьянами и феодалами. Нетрудно убедиться в том, что такой взгляд на классовую борьбу совершенно извращает характер борьбы крестьянства, которое изображается П. П. Смирновым, по сути дела, как реакционная сила. Этим П. П. Смирнов и объясняет победу горожан над крестьянством, "из недр которого они были рождены дыханием новой жизни" (стр. 85).

Нет необходимости продолжать дальнейший разбор отдельных моментов концепции П. П. Смирнова, чтобы видеть её несостоятельность.

Опыт П. П. Смирнова по созданию новой теории образования Русского централизованного государства следует признать неудачным. Стремление П. П. Смирнова создать свою собственную, оригинальную теорию явилось результатом его отрицательного отношения к тем взглядам по вопросу о Русском государстве, которые получили распространение и признание в советской исторической литературе.

П. П. Смирнов квалифицировал взгляды советских историков на эту проблему как "кое-как подправленные устарелые представления учёных XIX столетия" (стр. 70). Нам представляется, однако, что такая оценка означает игнорирование очень большой работы, проделанной советской исторической наукой за последние 10 лет по выработке марксистской схемы истории СССР, в том числе и эпохи образования Русского национального государства. Мы считаем, что основы правильного, марксистского понимания процесса образования Русского централизованного государства уже заложены советскими историками, и П. П. Смирнову не удалось поколебать их.

Решающее значение для выработки советскими историками правильной концепции имели "Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР" и "Замечания о конспекте учебника новой истории",


1 Якубовский А. "К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Берке", стр. 22. 1931.

стр. 43

И. Сталина, С. Кирова, А. Жданова, а также постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о "так называемой исторической школе Покровского".

В "Замечаниях" тт. Сталина, Кирова и Жданова были даны основы периодизации истории СССР, в частности и эпохи феодализма. В свете этой периодизации образование Русского национального государства выступает как важнейший этап в развитии феодального государства, открывающий эпоху абсолютистско-феодального государства, который приходит на смену эпохе феодальной раздробленности.

Принципиальные указания по вопросу о процессе образования национальных государств (в том числе и русского) советские историки получили в работе Энгельса "О разложении феодализма и развитии буржуазии", опубликованной в 1936 году. В этой работе Энгельса подчёркнута прогрессивная роль королевской (великокняжеской) власти в процессе образования национальных государств как "представительницы образующейся нации"1 . Энгельс указывает, что "все революционные элементы, которые образовывались под поверхностью феодализма, тяготели к королевской власти, точно так же как королевская власть тяготела к ним"2 . Таким образом, Энгельс вскрывает классовые основы процесса образования национальных государств.

Огромную ценность имели также опубликованные в XXX Ленинском сборнике ленинские материалы по национальному вопросу, в которых Ленин уделяет большое внимание проблеме образования национального государства вообще и России в частности.

Советскими историками было мобилизовано всё богатство теоретических высказываний по вопросам истории России основоположников марксизма и в первую очередь знаменитая ленинская характеристика основных периодов в истории России, данная в его работе "Что такое "друзья народа"...?" и высказывания товарища Сталина о многонациональных государствах.

Вряд ли правильно было бы приписывать заслугу выработки основ марксистской концепции образования Русского национального государства какому-либо отдельному исследователю или исследователям.

Эта схема - результат коллективной работы советских историков, нашедшей своё выражение прежде всего в вышедших учебниках для начальной, средней и высшей школы, а также в многочисленных коллективных обсуждениях и дискуссиях по вопросу о Русском централизованном государстве.

Именно благодаря участию основных кадров историков СССР в разработке марксистской периодизации истории СССР и её важнейших этапов достигнуты прочные результаты в вопросе о Русском национальном государстве.

Из этого, однако, нельзя сделать вывод, что проблема уже до конца исчерпана советскими историками. Напротив, если главный и принципиальный вопрос о природе и историческом значении Русского централизованного государства можно считать разрешённым, то многие вопросы, связанные с проблемой Русского национального государства, остаются невыясненными и спорными. Достаточно назвать такие вопросы, как время сложения Русского национального государства, по которому нет единой точки зрения в советской исторической литературе; проблему складывания "всероссийского рынка", с образованием которого Ленин связывал окончательное слияние национальных областей в одно целое, и др.


1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI. Ч. 1-я, стр. 445.

2 Там же.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/О-ПУТЯХ-ИССЛЕДОВАНИЯ-РУССКОГО-ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО-ГОСУДАРСТВА

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Сева ПятовКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/BookTrader

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

И. СМИРНОВ, О ПУТЯХ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 22.09.2015. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/О-ПУТЯХ-ИССЛЕДОВАНИЯ-РУССКОГО-ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО-ГОСУДАРСТВА (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - И. СМИРНОВ:

И. СМИРНОВ → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Сева Пятов
Moscow, Россия
1418 просмотров рейтинг
22.09.2015 (3111 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
24 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
4 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
5 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
6 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
9 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
О ПУТЯХ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android