(О статье т. М. Рубача в N 5 журнала "Летопись революции").

"Идейно-политическое родство, связь, даже тождество оппортунизма и национал-социализма не подлежат никакому сомнению".

(Ленин, Соч., т. XVIII, с. 114).

В обстановке "последнего " решительного боя", идущего в нашей стране между пролетариатом, завершающим построение фундамента социалистической экономики, и остатками капиталистических классов, особое значение приобретает четкость коммунистических позиций в области научно-теоретической мысли.

Рост сопротивления выкорчевываемых капиталистических элементов не может не вызывать усиления попыток проникновения в нашу среду классово-враждебных идей. Тот факт, что марксизм является господствующим учением в СССР, не может не вызывать попыток своеобразной "социальной мимикрии" со стороны представителей стремящихся к реставрации капитализма остатков буржуазией науки. Отсюда вытекает необходимость укрепления партийных позиций на научно-идеологическом фронте и решительной борьбы с открытыми или замаскированными антиленинскими, ревизионистскими, буржуазными и мелкобуржуазными тенденциями в науке, глашатаями которых нередко становятся отдельные коммунисты.

Особенно остро и в своеобразных формах классовая борьба на научно-теоретическом фронте протекает в национальных республиках, где она осложняется в высшей степени важным национальным вопросом. XVI съезд ВКП(б) отметил факт активизации в нашей стране как великодержавного шовинизма, представляющего на данном этапе главную опасность, так и местного национализма, и указал на необходимость усиления борьбы и с тем, и с другим национализмом. Отсюда следует, что необходимо активизировать нашу борьбу против конкретных проявлений великодержавного и местного национализма в науке, в частности в исторической науке, решительно реагировать на все и всяческие проявления реакционных, националистических взглядов в историографии, решительно разоблачать тех отдельных историков-коммунистов, которые подпадают под влияние чуждой идеологии и вольно или невольно становятся проповедниками буржуазного национализма.

Для украинского марксистского фронта этот момент имеет особенное значение. Долгое господство яворщины на Украине, наличие крепких групп буржуазных историков, создавших свои школы, как напр., Грушевского, Василенко, при относительной слабости и малочисленности украинского отряда историков-марксистов, делают настоятельно необходимым решительную борьбу, разоблачение и преодоление не только всех откровенно- буржуазных, националистических идей, так или иначе проникающих в нашу среду, но также и скрытых, замаскированных проявлений великодержавничества, местного национализма и примиренческого к ним отношения.

Примером такого примиренческого отношения к национал- демократизму на украинском историческом фронте, к яворщине, является статья т. М. Рубача, напечатанная в журнале украинского Института истории партии "Летопись революции" N 5 за 1930 год.

Эта статья носит громкое название: "Против ревизии большевистской схемы характера и движущих сил революции 1917 года на Украине". По замыслу автора статья должна была быть посвящена критике социал- демократической схемы революции 1917 года на Украине. Беда только в том, что критика эта отнюдь не ленинская, а насквозь проникнута оппортунизмом и примиренчеством.

Статья эта не только не может претендовать на значение подлинно большевистской критики системы взглядов Яворского и его последователей, но наоборот содержит в себе грубейшие извращения, переходящие в форменную ревизию ленинского учения в карди-

нальнейшем вопросе о перерастании буржуазно- демократической революции в социалистическую. Приходится только удивляться тому, что эта, безусловно ревизионистская, право-оппортунистическая статья напечатана в "Летописи революции" без единого примечания редакции и не встретила до сих пор необходимой резкой критики в рядах украинского Общества историков-марксистов.

Статья начинается с правильного замечания, что среди известной части историков-коммунистов Украины национал-демократическая схема Яворского в большом ходу. Причины этого явления Рубач видит в том, что "ряд коммунистов, работающих специально или между прочим в области истории украинской революции, работают не в безвоздушном пространстве, а в известном окружении, поскольку они знакомы в большей или меньшей степени с буржуазной и мелкобуржуазной историографией" ¹ . Таким образом, проникновение враждебных пролетариату взглядов и теорий в среду историков- марксистов объясняется, оказывается, не классовыми отношениями и классовой борьбой, а... фактом знакомства коммунистов с творчеством буржуазных и мелкобуржуазных историков. Тов. Рубач очевидно считает, что пребывание коммунистов в полном неведении относительно классово-враждебной историографии гарантирует от уклонов от марксизма-ленинизма в исторической науке. Вряд ли можно сыскать более вульгарное и обывательское объяснение факту проникновения враждебных взглядов в среду историков- коммунистов, чем то, которое дает наш автор.

На всей статье лежит печать нерешительности и примиренчества по отношению к критикуемым т. Рубачем национал-демократическим теориям. Он находит достаточно резкие слова для характеристики системы взглядов Яворского, этого "исторического" апологета украинской буржуазии. Но как только дело доходит до характеристики некоторых последователей яворщины (Сухино-Хоменко, Речицкого) перо становится мягче, характеристики бледнеют, критика делается менее решительной. На всем протяжении статьи, занимающей почти 100 страниц, мы не найдем указания на то, что идеи Речицкото и Сухино-Хоменко - это в основном, особенно в отношении 1917 года, идеи яворщины. (Рубач не только не говорит о них прямо, как о последователях яворщины, но наоборот относит их работы, в отличие от работ самого Яворского к "украинской марксистской историографии" ² . Такое размежевание кажется тем более странным, что приводимые Рубачем обильные выдержки из работ Речицкого и Сухино-Хоменко не оставляют у читателя никакого сомнения в том, что взгляды Яворского, Речицкого и Сухино-Хоменко на революцию 1917 года на Украине в главном и существенном совпадают.

Больше того в отношении Сухино-Хоменко т. Рубач даже прямо и откровенно делает попытку совершенно отгородить его от яворщины. "Мы рассмотрим, - пишет он, - национал- демократическую схему Яворского и также некоторых товарищей (имеется в виду т. Сухино-Хоменко), которые хотя и не разделяют важнейших ошибочных взглядов Яворского и даже боролись с ними, но в своих собственных работах выдвинули ряд таких ошибочных утверждений, часто родственных, однотипных с ошибками Яворского, что, сами того не замечая, значительно уклонились от ленинского понимания движущих сил и характера революции 1917 года" ³ . Приходится сожалеть о том, что т. Ручач не отметил точно, какие же это "важнейшие вопросы", в которых т. Сухино-Хоменко "не разделяет" и "даже боролся" с вредными, ошибочными взглядами Яворского. Может быть это вопрос о гегемонии пролетариата? Или о роли украинской буржуазии, как движущей силы и гегемона революция 1917 г. на Украине? Или быть может об оценке Центральной рады как якобы органа революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства на Украине? Или возможно вопрос об оценке Советов и большевистских организаций на Украине? Или наконец вопрос о буржуазно- юридическом националистическом понимании исторического процесса, определении сущности этого процесса как борьбы за национальное государство? Положительно, т. Рубачу нельзя позавидовать. Он взялся искусственно, механически отгородить Сухино-Хоменко и других от системы взглядов, именуемых яворщиной, тогда как вся история борьбы с яворщиной на Украине говорит против этого.

Поистине, анекдотически звучит утверждение нашего автора о том, что в проявлении вреднейших взглядов Сухино-Хоменко виновата... китайская революция (бедная китайская революция!) ибо, видите ли, "т. Хоменко... ошибочно приложил к Украине почти без из-

¹ "Летопись революции" N 5, с. 7.

² "Летопись революции" N 5, с. 7, 30.

³ Там же, с. 81.

менений то соотношение и расстановку движущих сил, какие были в Китае в 1925 - 1926 гг." ⁴ . Вместо того, чтобы прямо назвать взгляды Сухино-Хоменко своим настоящим именем, вместо того, чтобы сказать, что в его работах яворщина нашла свое прямое и яркое отражение, т. Рубач пошел по линии затушевывания и сглаживания социальной сути и теоретических источников взглядов Сухино-Хоменко.

Оппортунизм и примиренчество Рубача наиболее ярко проявляются в отношении самого существа национал- демократических взглядов на революцию 1917 года на Украине. Сторонники национал-демократической схемы определяют революцию 1917 года на Украине как национал-демократическую революцию (Яворский, Сухино-Хоменко) или как буржуазную аграрно- национальную революцию (Речицкий). Не видя или не желая видеть того, что национальный момент представляет собой в известных исторических условиях: особую форму проявления классовых отношений, отрывая национальное от классового и выдвигая национальный момент в качестве некоего абсолюта, последователи яворщины, естественно, пришли ко взгляду, что осью исторического процесса является вопрос национальный, что основным содержанием этого процесса является борьба за национальное государство. Отсюда естественна и оценка национального вопроса в 1917 году как главного вопроса, вокруг которого концентрируются все социально-классовые антагонизмы украинского общества. Нет нужды говорить, что подобная теория не имеет ничего общего с марксизмом-ленинизмом, в частности с ленинской схемой истории революции 1917 года и должна быть разоблачена самым беспощадным образом. Как же наш автор борется с этой теорией?

Он довольно решительно восстает против понимания национального вопроса как главного вопроса революции 1917 года на Украине. Не национальный вопрос, - подчеркивает во многих местах своей статьи т. Рубач, - был главным вопросом революции. Что же составляет основное содержание революции 1917 года на Украине? С усердием, достойным лучшего применения, т. Рубач анализирует "относительное значение национального и аграрного вопроса" и приходит к заключению, что главным вопросом революции 1917 года был не национальный, а аграрный вопрос. Основным грехом национал-демократической схемы он считает то, что ее сторонники, "выдвигая на первый план, как основную проблему, национальный вопрос, смазывают, игнорируют самостоятельное значение аграрной проблемы в буржуазно-демократической революции на Украине, подчиняют аграрную революцию революции национальной" ⁵ . "Речь идет о том, - читаем мы в статье, - какая из этих двух проблем буржуазно-демократической революции на Украине является коренной, решающей. Отсутствие такой постановки вопроса затянуло ряд товарищей в болото национализма, привело к подмене классового, социально- экономического анализа националистическим, буржуазно- юридическим". Значит, основной вопрос революции, по мнению т. Рубача - аграрный вопрос, имеющий для 1917 года, как он утверждает, "самостоятельное значение". В подтверждение своего взгляда, т. Рубач приводит ряд цитат из Ленина и Сталина периода первой революции и эпохи реакции, где Ленин и Сталин подчеркивают, что "аграрный вопрос составляет основу буржуазной революции в России и обусловливает собой национальную особенность данной революции" ⁶ , что "не национальный, а аграрный вопрос решает судьбу прогресса России" ⁷ .

Разберемся, однако, в сути утверждений т. Рубача. Что национальный вопрос не был основным вопросом нашей революции - это совершенно бесспорно для большевика. Но был ли этим основным вопросом аграрный вопрос? как думает т. Рубач. На этот вопрос следует категорически ответить - нет. Ни аграрный, ни национальный вопросы, ни тот ни другой, не были и не могли быть главным, решающим вопросом революции. Период от Февраля до Октября не был периодом буржуазно-демократической революции. Это был период уже начавшегося непосредственно после Февраля и чем далее, тем более углублявшегося и расширявшегося, перерастания буржуазно-демократической революции, в революцию социалистическую. "Своеобразие текущего момента, - читаем мы в ленинских "Апрельских тезисах, - характеризуется переходом от первого этапа революции, давшего власть буржуазии, благодаря недостаточной сознательности и организованности пролетариата, ко второму ее этапу,

⁴ "Летопись революции" N 5, с. 48.

⁵ "Летопись революции" N 5, с. 60.

⁶ Ленин, Соч., т. IX, с. 597.

⁷ И. Сталин, Марксизм и национальный вопрос, изд. 1930 г., с. 29 - 30.

который должен передать власть в руки пролетариата и беднейшего крестьянства" ⁸ .

Именно этот вопрос о государственной власти, о переходе этой власти из рук буржуазии в руки пролетариата и беднейшего крестьянства был основным вопросом революции на всем промежутке февраль - октябрь 1917 г. Это не значит конечно, что тем самым снимались с порядка дня все вопросы незавершенной еще буржуазно- демократической революции (аграрный вопрос, игравший понятно огромную роль, национальный, равноправие женщин, полная ликвидация остатков сословности и т. д.), но это значило то, что с марта - апреля 1917 года задачи завершения буржуазно-демократической революции становились подчиненными по отношению к главной стратегической задаче - совершения социалистической революции, перехода власти в руки пролетариата. Именно здесь, как в фокусе, сосредоточились все остальные вопросы революции.

"Революционные рабочие, - писал Ленин в 1917 году, - если их поддержат беднейшие крестьяне, - только они могут сломить сопротивление капиталистов, повести народ к завоеванию земли без выкупа, к полной свободе, к победа над голодом, к победе над войною, к справедливому и устойчивому миру" ⁹ . Тов. Сталин в своем ответе Ян-скому подчеркивает, в полном соответствии с тем, что писал и говорил Ленин, что "при втором этапе революции (февраль 1917 года - октябрь 1917 года) на порядке дня стоял вопрос свержения власти буржуазии и установления диктатуры пролетариата" ¹⁰ .

От установления этой диктатуры, от перехода власти в руки пролетариата, зависело решение и аграрного, и национального, и всех остальных вопросов еще незавершенной буржуазной революции. А т. Рубач упорно не хочет замечать этого действительно основного вопроса, доказывая усердно представителям национал- демократической схемы, что не национальный, а аграрный вопрос был главным вопросом революции 1917 года.

Тов. Рубач видит основной порок национал- демократической схемы в том, что для нее главным вопросом революции является национальный вопрос. Но в действительности основной порок национал- демократической схемы вовсе не в этом. Предположим на минутку, что сторонники национал-демократической схемы призвали бы главным вопросом революции аграрный вопрос, как того добивается т. Рубач. Стала ли бы от этого схема Яворского, Сухино-Хоменко и другой в отношении революции 1917 года на Украине хоть на йоту правильнее? Ничуть. Ибо основной порок этой схемы состоит в том, что она рассматривает 1917 год как буржуазно- демократическую революцию, игнорируя уже начавшийся процесс перерастания.

А т. Рубач относится явно примиренчески, оппортунистически к этой части национал-демократической схемы, возражая только против оценки национального вопроса как главного вопроса революции 1917 года на Украине. Можно сказать, что если Яворский и его последователи выдвинули теорию национал- демократической революции, то т. Рубач фактически заменил ее теорией аграрно-демократической революции, воображая, будто он этим самым прочно утвердился на ленинских позициях в оценке революции 1917 года.

"Перед украинской революцией, - читаем мы на первой же странице статьи Рубача, - стояли те же коренные задачи, которые должна была решить буржуазно-демократическая революция. Во-первых, ликвидировать полукрепостнический политический строй, ликвидировать помещичье землевладение, ликвидировать национальный гнет. Во-вторых, новые задачи ликвидации войны и ликвидации самого капитализма" ¹¹ . Не трудно заметить, что в изложении т. Рубача нехватает "мелочи" - перехода власти в руки пролетариата, отчего зависели и ликвидация крепостническо-политического уклада, и ликвидация помещичьего землевладения, и уничтожение национального гнета, и выход из империалистической войны. Подчеркнув "во-вторых" задачу уничтожения капитализма, т. Рубач замалчивает вопрос о том, что же стало после Февраля доминантой революционного процесса, замалчивает потому, что, как сейчас увидим, не согласен с ленинским мнением о том, что сразу после Февраля началось перерастание.

В своей статье Рубач приводит следующее место из статьи Яворского. "О моих ошибках в концепции истории Украины", напечатанной в "Коммунисте" 5 сентября 1929 года: "Я оши-

⁸ Ленин, Соч., т." XIV, ч. I, с. 17 - 18.

⁹ Там же, ч. 2, с. 42 - 43.

¹⁰ Сталин, Вопросы ленинизма, с. 408.

За неимением под рукой русского издания, перевожу по украинскому изданию "Пролетарий", 1930 г.

¹¹ "Летопись революции" N 5, с. 5.

бочно определил роль украинской буржуазии в целом в этой революции (1917 года). Ибо признавая правильно эту революцию буржуазной, я ошибся, переоценивши роль украинской буржуазии, сделав ее движущей силой буржуазно-демократической революции на Украине". Напрасно вы бы стали искать у Рубача возражений против этой оценки революции как буржуазно-демократической. Рубач сам стоит на той же позиции и поэтому ограничивается только таким замечанием: "Яворский признал только то, что выдвинул украинскую буржуазию движущей силой, тогда как он ее выдвинул гегемоном революции" ¹² . Выходит, что если бы Яворский признавал гегемонию пролетариата, он был бы прав в оценке революции 1917 года. В оценке послефевральского периода как периода буржуазно-демократической революции Рубач стоит на позициях Яворского и его последователей, отбрасывая лишь гегемонию буржуазии и заменяя ее гегемонией пролетариата, вытекающей, по Рубачу, из того, что основным вопросом революции являлся аграрный вопрос. (В скобках заметим, что для обоснования гегемонии пролетариата в революции 1917 года не стоило затрачивать столько труда на анализ "относительного значения аграрного и национального вопросов". Украинская буржуазия столь же мало способна была решить национальный вопрос, как и вопрос аграрный, что блестяще подтвердилось опытом "полной" власти Центральной рады после объявления III Универсала).

В полном противоречии с оценками Ленина и Сталина, послефевральский период фигурирует у т. Рубача в качестве "буржуазно-демократического этапа революции 1917 года". "Какая же партия руководила буржуазно-демократическим этапом, по Яворскому, национальной революцией на Украине?" ¹³ - спрашивает т. Рубач. Таким образом послефевральский период, носящий у Яворского название "национально-демократическая революция", заменяется у Рубача другим названием: "буржуазно-демократический этап революции 1917 года", не меняющим однако сути дела, так как ясно, что национальная революция Яворского есть та же буржуазная по своему содержанию революция. "Буржуазно-демократический этап революции 1917 года" - это не случайная обмолвка. Об этом, никогда не существовавшем в природе буржуазно-демократическом этапе послефевральского периода революции 1917 года, т. Рубач говорит во многих местах не только этой статьи, но и в других своих работах, например в пространной и весьма примиренческой рецензии на книжку Речицкого, напечатанной в "Летописи революции" NN 3 - 4 за 1930 год. Вот ряд примеров: "Когда национальный вопрос берут основою, подчиняя ему другие, более важные проблемы... тогда пролетариат не является гегемонией буржуазно- демократического этапа революции" ¹⁴ . "Украинская буржуазия по Яворскому является гегемоном буржуазно- демократического этапа революции" ¹⁵ . "Некоторые товарищи... механически переносят позднейшие предложения, в буржуазно-демократический период революции, когда аграрный вопрос еще не был разрешен"¹⁶ . "Единственный путь действительно выправить брошюру (Речицкого) - отказаться от освещения украинского национального движения как движения, решающим образом определявшего характер революции и подчинявшего другие основные проблемы буржуазно- демократического этапа революции 1917 года" ¹⁷ .

Сомнения невозможны. Тов. Рубач подвергает правооппортунистической ревизии ленинскую схему перерастания, он не согласен с ленинской мыслью о том, что в феврале 1917 года с переходом власти в руки буржуазии буржуазная революция закончилась. "Первый этап первой революции, именно русской революции первого марта 1917 года, судя по скудным данным, имеющимся в распоряжении пишущего эти строки в Швейцарии, закончился. Этот первый этап наверное не будет последним этапом нашей революции", - писал Ленин в своих знаменитых "Письмах издалека". Тов. Рубач с этим не согласен, как не согласен и с ленинским положением о том, что после февраля начался "переход от первого этапа революции ко второму" ("Апрельские тезисы").

Тов. Рубач считает, что известный период после Февраля (мы далее увидим даже "хронологические рамки" этого периода) длилась еще буржуазно-демократическая революция, или как он выражается, "буржуазно- демократический этап революции". В противовес Ле-

¹² "Летопись революции" N 5, с. 18.

¹³ Там же, с. 16.

¹⁴ "Летопись революции" N 5, с. 17.

¹⁵ Там же, с. 18.

¹⁶ Там же, с. 67.

¹⁷ Там же, N 3 - 4, с. 270.

нину, который считал, что "после этой революции власть в руках другого - класса, именно буржуазии... постольку буржуазная или буржуазно-демократическая революция закончена" ¹⁸ , Рубач считает, что революция буржуазная в Феврале не окончилась, что эта революция должна была пройти еще один последний этап, чтобы начался процесс перехода к революции социалистической.

Наш автор не может не чувствовать, насколько бьет в глаза противоречие между ним и Лениным, и поэтому прибегает к последнему средству. Оказывается: "Ленин, говоря о законченности буржуазией революции, имел в виду революцию обычного типа (разрядка Рубача)... Обычная буржуазная революция передавала власть буржуазии. Но Ленин всегда отличал буржуазную революцию обычного типа от крестьянской революции, как одного из видов буржуазной революции" ¹⁹ . Трудно представить себе большее издевательство над Лениным, чем то, которое допускает в данном случае Рубач. В самом деле. Ленин в противовес правооппортунистической установке Каменева подчеркивал, что буржуазно-демократическая революция вФеврале закончилась. "Революционно- демократическая диктатура пролетариата и крестьянства уже осуществилась, но чрезвычайно оригинально, с рядом в высшей степени важных видоизменений" ²⁰ . В этих новых условиях двоевластия не мог стоять на очереди дня самостоятельно, сам по себе, вопрос о доведении до конца буржуазной революции вообще и буржуазной резолюции крестьянского типа в частности. Не мог стоять потому, что налицо после Февраля оказался факт классового сотрудничества, классового соглашения крестьянства с буржуазией. "Марксист, - говорит Ленин, - не должен сходить с точной почвы анализа классовых отношений. У власти буржуазия. А массы крестьян разве не составляет тоже буржуазию иного слоя, иного рода, иного характера? Откуда следует, что этот слой не может притти к власти, "завершая" буржуазно-демократическую революцию? Почему это невозможно? Так рассуждают часто старые большевики. Отвечаю. Это вполне возможно. Но марксист в учете момента должен исходить не из возможного, а из действительного" ²¹ .Далее Ленин подчеркивает, что действительность состоит в факте классового соглашения крестьянства и буржуазии и приходит к выводу: "Перед лицом этой действительности сегодняшнего дня прямо-таки смешно отворачиваться от факта и говорить о возможностях"..

Тов. Рубач думает, что в Феврале закончилась буржуазная революция обычного типа, но зато только началась буржуазная революция крестьянского типа. Однако, открытие Рубача отнюдь не блещет новизной. Эта же мысль высказана не в 1931 году, а еще весной 1917 года в противовес ленинским "Апрельским тезисам" Каменевым и другими "старыми большевиками", которых Ленин предлагал сдать в архив "дореволюционных большевистских редкостей". Разве неизвестно Рубачу, что Каменев в 1917 году выдвигал против Ленина тот аргумент, что "буржуазно-демократическая революция не закончена, что аграрная революция - тоже буржуазная революция - не только не кончилась, но, наоборот, еще не начиналась".

Лозунгом крестьянской буржуазно-демократической революции является революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Если действительно прав Рубач в своем утверждении, что после Февраля начался переход не от буржуазно-демократической революции к социалистической, а только переход от буржуазной революции обычного типа к революции буржуазно-крестьянской, то чем объяснить тогда решительные возражения Ленина против лозунга революционно-демократической диктатуры, резкое подчеркивание им того, что "эта формула устарела", что она "никуда не годится", что "она мертва" и, что "напрасны будут усилия ее воскресить". Чем объяснить то, что Ленин с самого начала революции, говоря о своеобразном осуществлении революционно-демократической диктатуры в форме двоевластия, подчеркивал: "Неизвестно, может ли теперь быть еще в России особая революционно- демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, оторванная от буржуазного правительства. На неизвестном базировать марксистскую тактику нельзя" ²² .

Для Ленина было ясно, что пока не снят, пока имеется налицо факт классового сотрудничества крестьянства и буржуазии благодаря недостаточной сознательности масс и доверия к мелкобуржуазным демократам (эсерам и меньшевикам), - эту возможность надо совер-

¹⁸ Ленин, Соч., т. XIV, ч. I, с. 28.

¹⁹ "Летопись революции", N 5, с. 81.

²⁰ Ленин, Соч., т. XX, изд. 2-е, с. 705.

²¹ Там же, с. 706.

²² Ленин, Соч., т. XX, изд. 2-е, с. 106.

шенно исключить. Если действительно прав Рубач, говорящий о буржуазно-демократическом этапе революции 1917 года, о переходе от революции обычного типа к буржуазно-крестьянской революции, то чем объяснить появление сразу после Февраля большевистского лозунга диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства? Чем объяснять, что на почве этого лозунга Ленин неизменно стоял весь период от апреля до октября 1917 года? Не кажется ли несколько "странным" этот лозунг в условиях "буржуазно-демократического этапа революции", в условиях перехода к буржуазной революции крестьянского типа.

Чем наконец объяснить тот факт, что уже в апреле Ленин говорит о необходимости "парализовать неустойчивость среднего крестьянства", т. е. выдвигает лозунг нейтрализации середняка? Не кажется ли Рубачу странным, что Ленин в процессе продолжающейся еще буржуазно- демократической революции (крестьянского типа) переходит от лозунга "вместе со всем крестьянством" к лозунгу следующего этапа - "вместе с беднейшим крестьянством и полупролетариатом" при нейтрализации середняка?

Нет смысла еще доказывать, что Рубач просто наклеветал на Ленина, утверждая, что Ленин имел в ввиду переход от революции обычного типа к революции буржуазно- крестьянской, которая после Февраля будто бы только начиналась. Послефевральский период был периодом начавшегося перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую, был "переходом от первого этапа революции ко второму" (Ленин) и следовательно ни о каком буржуазно-демократическом этапе революции, хотя бы и крестьянского типа, после Февраля речи быть не может. Все рубачевские рассуждения но этому поводу представляют собой просто ревизию элементарных основ ленинского учения о перерастании.

Чтобы покончить с этим вопросом, остановимся еще на одном "аргументе" нашего автора. В подтверждение своего взгляда о существовании "буржуазно- демократического этапа революции", о переходе после Февраля к революции крестьянского типа, Рубач цитирует следующее место из ленинских "Писем о тактике": "Но "не грозит ли вам опасность впасть в субъективизм из желания "перепрыгнуть" через незавершенную, не изжившую еще крестьянского движения революцию буржуазно- демократическую?". Рубач думает, что эти слова являются прямым свидетельством того, что после Февраля еще продолжался буржуазно-демократический этап революции. В действительности же эти слава свидетельствуют лишь о том, что, делая ставку на подготовку пролетарской революции, Ленин предостерегал от пренебрежения крестьянской мелкой буржуазией и нерешенными еще задачами буржуазно-демократической революции. Эти задачи должна была решить подготовляемая пролетарская революция, как писал Ленин впоследствии "походя", "мимоходом", как "побочный продукт" своего развития, ибо основою основ, от чего зависело решение всех без исключения вопросов момента, был вопрос о переходе власти в руки пролетариата. Но характерно, что, предостерегая от игнорирования неизжитого еще крестьянского движения, Ленин в то же время подчеркивает новое явление в крестьянстве, раскол в крестьянстве, явившийся следствием уже начавшегося процесса перерастания, в свою очередь подготовленного всеми условиями развития монополистического капитализма после 1905 года, классовыми сдвигами, внесенными столыпинской реформой, плюс империалистическая война. "Троцкизм, - говорит Ленин, - без царя, а правительство рабочее". Мелкая буржуазия есть, ее выкинуть нельзя. Но в ней две части. Беднейшая ее часть идет с рабочим классом"²³ .

Когда же, по схеме Рубача, началось перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую и как он мыслит себе конкретный год этого перерастания? В ряде мест разбираемой статьи мы встречаем указания на то, что перерастание началось "задолго до Октября". Приходится гадать, к какому же месяцу относит Рубач начало перерастания... Однако из всего сказанного выше одно безусловно ясно: перерастание по схеме Рубача началось, во всяком случае не сразу после Февраля. Иначе - какой же смысл говорить "перерастание началось непосредственно еще до Октября", когда можно проще и яснее сказать, что перерастание началось уже в Феврале! Это не что иное как типичный для оппортуниста прием прятать действительную сущность своих взглядов за "гибкими" каучуковыми формулировками. Ясно также и то, что Рубач вводит читателя в обман, ссылаясь в подтверждение своей схемы на то, что "Ленин неоднократно говорил, что перерастание революции началось задолго до Октября 1917 года" ²⁴ . Ленин действительно говорил, что "задолго до Октябрьской революции"

²³ Ленин, Соч., т. XX, ч. 2, с. 112.

²⁴ "Летопись революции" N 5, с. 80.

большевики разъясняли народу, что "остановиться на этом революция теперь не сможет" ²⁵ . Но у Ленина "задолго до Октября" означает за 8 месяцев до Октября, это выражение у Ленина равнозначно выражению "сразу после Февраля", тогда как у Рубача "задолго до Октября" означает, примерно, с июля, до которого длился "буржуазно-демократический этап революции 1917 года".

Что мы нисколько не ошиблись в определении срока начала перерастания по схеме Рубача, подтверждает довольно прямо сам автор. "Весь процесс развития революции 1917 года от Февраля к Октябрю, - читаем мы в статье, - можно условно с точки зрения перерастания разделить на три периода: первый - от февраля до 4 июля, когда еще преобладало буржуазно-демократическое содержание; "второй - от 2 июля до 31 августа, до корниловщины - это переходный этап, и наконец третий период - от 2 сентября до 25 октября, период непосредственной подготовки пролетарской революции, когда уже выявилось преобладание социалистического содержания по сравнению с буржуазно- демократическим". Получается довольно любопытная картина: до июльских дней длится буржуазно- демократическая революция с некоторым, весьма ограниченным объемом социалистических задач и только после корниловщины, даже не во втором, а в третьем, по схеме Рубача, периоде, социалистические задачи революции выдвигаются на первое место.

Такое ошибочное представление, опрокидывающее ленинскую схему перерастания, т. Рубач упорно вдалбливает в голову читателя.

"Основной фон после июля создавала пролетарская революция", - пишет т. Рубач на с. 26, и еще и еще раз повторяет эту "счастливую" мысль на страницах 87, 88, 90, 91 и т. д.

Тов. Рубач не понимает, что решающим для всего этого периода является не изменение тех или иных тактических планов и лозунгов, не переход от одних методов достижения стратегической цели (осуществление лозунга социалистической диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства) к другим, в соответствии с изменением конкретной политической ситуации, а именно эта основная стратегическая линия революции. А решится ли т. Рубач утверждать, что в период Февраль-Октябрь было две, а не одна стратегическая линия революции, решится ли он отрицать, что на всем протяжении революции от Февраля до Октября у большевизма было не два, а один неизменный стратегический план, состоявший, как говорит т. Сталин, в "изоляции мелкобуржуазной демократии (меньшевики и эсеры), стремящейся овладеть трудящимися массами крестьянства, и кончить революцию путем соглашения с империализмом" и имевший своей целью "повалить империализм в России и выйти из империалистической войны"? ²⁶ .

Тов. Рубач споткнулся на том самом месте, что и обратившийся к т. Сталину за "разъяснениями" т. Янский. "Стратегические лозунги нашей партии нельзя расценивать с точки зрения эпизодических побед или поражений революционного движения... стратегические лозунги партии можно расценивать только с точки зрения марксистского анализа классовых сил и правильного размещения сил революции на фронте борьбы за победу революции, за сосредоточение власти в руках нового класса" ²⁷ . Не мешало бы т. Рубачу хорошенько запомнить, что "основной темой стратегического лозунга является вопрос о власти на данном этапе революции, вопрос о том, какой класс сбрасывают, и в руки какого класса переходит власть" (Сталин), а этот вопрос одинаково ставился на всем протяжении от февраля до октября 1917 года. И до июльских дней, и от июльских дней до корниловщины, и наконец, от корниловщины до Октября, вопрос о переходе власти в руки пролетариата был основным вопросом революционного процесса. Основная стратегическая линия революции в течение всего этого времени оставалась неизменной, сменялись только тактические лозунги и средства борьбы, сообразно изменению политической обстановки (сначала, в условиях двоевластия, ставка на возможность мирного перехода власти в руки Советов с расчетом принудить стоявшую во главе Советов мелкобуржуазную демократию провести свою программу и тем самым полностью себя разоблачить перед массами, затем, когда двоевластие исчезло, временное снятие лозунга "власть Советам" и курс на завоевание большинства в Советах и наконец постановка на повестку дня снова этого лозунга, когда Советы ста ли большевистскими).

²⁵ Ленин, Соч., т. XV, с. 608.

²⁶ Сталин, Вопросы ленинизма, укр. изд "Пролетарий", 1930 г., с. 90.

²⁷ Его же. Ответ Ян-скому.

"Июльские дня, - пишет т. Рубач, ссылаясь при этом на ленинский "Проект резолюции о текущем политическом; моменте", - являются переломным моментом в революции. Июльский кризис выявил, что меньшевики и эсеры настолько связались с буржуазией, а буржуазия настолько была; контрреволюционна, что о мирном развитии революции не могло быть и речи" ^27а . И умудрится же человек в такой маленькой фразе так безбожно напутать. Это когда же о мирном развитии "не могло быть и речи", до июльских дней или только после? Из приведенной цитаты следует, что Ленин и партия "недоучли" того, "насколько меньшевики и эсеры были связаны с буржуазией, а буржуазия контрреволюционна". Тяжело Ленину и партии отвечать перед судом вашего "просвещенного" историка! Однако в действительности т. Рубач просто не понял, что к нему Ленин прекрасно видел и до июля и после июля как теснейшую связанность эсеров и меньшевиков с буржуазией, так и безусловную контрреволюционность этой последней. И тем не менее курс на мирный переход власти в руки Советов до июля 1917 года был правилен, ибо он вытекал из факта двоевластия, а не из надежды Ленина на то, что авось эсеры с меньшевиками как-нибудь "поправятся", а буржуазия станет революционной. А временное снятие лозунга "власть Советам" после июля вытекало вовсе не из того, что эсеры, меньшевики и буржуазия "не оправдали надежд" Ленина, а из того, что двоевластие кончилось, сменилось открытой буржуазно-полицейской диктатурой, что к власти пришли "Кавеньяки", что меньшевики и эсеры "проституировали" Советы.

Июльские дни Ленин оценивал как переломный момент вовсе не потому, что якобы только с этого момента началось перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую (доминантное значение социалистических задач было ясно, и из него исходил Ленин задолго до июльских дней), а потому, что июльские дни гигантским образом ускорили революционизирование масс и изоляцию мелкобуржуазной демократии, и тем самым стали важнейшим этапам на пути к Октябрю. С точки же зрения основной стратегической, а не тактической линии в революции, июльские дни никакого изменения не вносили.

Подводя итоги своей статьи и перечисляя "основные черты национал-демократической схемы", т. Рубач, "в-третьих", упрекает представителей национал-демократической схемы в том, что они не видят двух этапов революции (буржуазно- демократического этапа и следующего, послеиюльского этапа непосредственного перерастания) ²⁸ . Но Яворский и его последователи по-своему куда более логичны, нежели Рубач. Как стратегический этап период Февраль - Октябрь для них один этап. Беда только в том, что с их точки зрения это - этап буржуазной революции, идущей у одних до Октября, у других даже после Октября. Рубач же хочет во что бы то ни стало единый, с точки зрении основной стратегической линии революции, этап Февраль - Октябрь разделить на две или даже на три части, выделить из него одному ему известный "буржуазно- демократический этап революции 1917 года".

Ленинская схема перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую совершенно ясна. Основным признаком всякой революции является переход власти в руки нового класса. Власть в Феврале перешла в руки другого класса - буржуазии. Постольку буржуазно- демократическая революция закончена. Доведение до конца буржуазно-демократической революции находится в дальнейшем в зависимости от перехода власти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства. Отсюда лозунг диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства, являющийся переходной ступенью к лозунгу диктатуры пролетариата. Борьба за осуществление диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства - это и есть непосредственный переход к социалистической революции. Именно с этой точки зрения Ленин определил еще в апреле 1917 г. "своеобразие текущего момента" как "переход от первого этапа революции ко второму" или иначе говоря как перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую.

Тов. Рубач цепляется однако за известные цитаты из Ленина, где Ленин говорит о том, что "наша непосредственная задача - не введение социализма". "Он (Каменев) упрекает меня в том, что моя схема "рассчитана" на "немедленное перерождение" этой революции в социалистическую". Это наверно. Я не только не рассчитываю на "немедленное перерождение" нашей революции в социалистическую, а прямо предостерегаю против этого, прямо заявляю в тезисе N 8: "не введение социализма, как наша непосредственная задача" ²⁹ .

^27а "Летопись революции" N 5, с. 87.

²⁸ "Летопись революции" N 5, с. 97.

²⁹ Ленин, Соч., т. XX, изд. 2-е, с. 107.

Тов. Рубач толкует это место в том смысле, будто Ленин считал, что сразу после Февраля еще нет перерастания, еще продолжается "буржуазно-демократический этап революции". Но это ведь сплошное издевательство над Лениным, ясно отметившим, что совершается "переход от первого этапа революции, давшего власть буржуазии, ко второму этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейшего крестьянства". Рубач просто не разобрался, почему Ленин предостерегал от "непосредственного введения социализма". А предостерегал он потому, что перерастание предполагает известную систему переходных мер и лозунгов. Эта; система переходных мероприятий состояла прежде всего в переходе власти к Советам, к данным эсеро-меньшевистским Советам, в организации "регулирования производства и распределении в общегосударственном масштабе, всеобщей трудовой повинности, принудительного синдицирования" ³⁰ , "контроля за пайками, слияния всех банков в один, и т. д.".

"Это еще не социализм, но это шаг к социализму" - подчеркивает Ленин в "Письмах о тактике" ³¹ .

Переход власти к эсеро-меньшевистским Советам - это, разумеется, еще не диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства, но это безусловно шаг к этой диктатуре, этот переход безусловно лежит в плоскости перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую, ибо "власть советов" (хотя бы и данных советов) означала прежде всего другого ликвидацию чиновничьего аппарата, передачу всех функций управления органам, теснейшим образом связанным с массами, короче сказать - переход к новому типу государственности. Тов. Рубач просто отбрасывает эту систему переходных мер и лозунгов и рисует, в полном противоречии с Лениным, иную схему, насквозь механистическую, исходящую из того, это сначала (февраль - июль) преобладает буржуазно-демократическое содержание, затем начинается перерастание, которое только в сентябре создает преобладание социалистического содержания революции.

Корень ошибки т. Рубача заключается в том, что он вульгарно-механистически представляет себе ход процесса перерастания.

По его понятию буржуазно-демократическое и социалистическое содержание революции представляет собой два различных, идущих рядам процесса. На известном этапе развития революции 1917 года преобладает буржуазно-демократическое содержание, на следующем этапе преобладание переходит к социалистическому содержанию.

"Буржуазно-демократическое содержание революции переплеталось с социалистическим содержанием. Это были два идущих рядом, органически связанных между собою процесса, которые в своей совокупности составляли единый процесс революции 1917 г." ³² .

Но "два идущих рядом процесса" существуют лишь в представлении т. Рубача. В жизни же был один процесс - именно процесс перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. "Чем ближе к Октябрю, - пишет тов. Рубач, - тем социалистическое содержание революции все более и более выдвигается на первый план, становясь все более и более решающим в общем ходе революции" ³³ . Но это ведь вульгарно- механистическая, чисто количественная точка зрения, не учитывающая качественных переходов, скачков "перерывов постепенности". На самом деле социалистические задачи революции (переход власти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства) с самого начала стояли в центре внимания, выдвигались на первое место. Только победа социалистической революции могла обеспечить доведение до конца всех нерешенных еще задач буржуазно- демократического переворота, которые пролетариат решил "походя", "мимоходом", уже после победы Октября. Таким образом методология вульгарного механицизма - вот что лежит в основе рубачевской "схемы" революции 1917 года. Тут заключены корни примиренческого отношения Рубача к национал-демократической схеме, к яворщине, поскольку он фактически стоит на ее почве в решающем вопросе о перерастании буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую.

Созданная т. Рубачем теория буржуазно-демократического этапа революция 1917 года ведет к неслыханному извращению ленинской схемы революции, к подмене ее каменевщиной. Эта же неверная, каменевская теория буржуазно-демократического этапа явилась основою примиренческой, оппортунистической критики национал- демократической схемы революции 1917 года на Украине.

³⁰ Ленин, См. Послесловие к брошюре "Аграрный вопрос в конце XIX века".

³¹ Ленин, Соч., т. XX, изд. 2-е, с. 108.

³² "Летопись революции" N 5, с. 77.

³³ Там же, с. 78.

Примиренчество к национал-демократизму проявилось у т, Рубача не только в вопросе о перерастании буржуазно- демократической революции в социалистическую. Оно проявилось также и в том, что т. Рубач не отбрасывает целиком и безоговорочно теорию национально-демократической революции, считая что украинскую революцию "можно назвать национальной революцией условно" ³⁴ . Еще более ярко это примиренчество обнаруживается в решении, какое предлагает т. Рубач в вопросе об отношении классового и национального моментов в истории.

Мы привыкли до сих пор считать, что национальное - есть особая, исторически обусловленная форма проявления классовых отношений, что национальная борьба - есть классовая борьба в особой, своеобразной форме. Не так думает т. Рубач.

"Национализм в истории украинской революции между прочим заключается в том, что не отличают, смешивают в одно и специфическое национальное угнетение и чисто-классовое угнетение, подчиняют второе первому вместо того, чтобы максимально национальное переводить в классовое, максимально разоблачать классовое содержание национального движения" ³⁵ .

Таким образом национальное хоть и переводится в классовое, но не полностью, не без остатка, а только "максимально". Формула "максимально переводить национальное в классовое" весьма растяжима, так как ни т. Рубач и никто другой не сможет в точности сказать, до какого же предела можно национальное переводить в классовое. Что эта постановка для Рубача неслучайна показывает не только тот факт, что о "максимальном переводе национального в классовое" т. Рубач упоминает так же в двух местах своей ранее напечатанной рецензии на книжку Речицкого ³⁶ , но и то обстоятельство, что еще в декабре 1929 г. в докладе на собрании Украинского общества историков-марксистов т. Рубач выдвигал положение, что национальное нельзя полностью перевести в классовое, что остается какой-то "остаток", о содержании которого т. Рубач ничего членораздельного сказать не смог.

Кто говорит только о "максимальном переводе национального в классовое", кто считает, что в национальном моменте после его "сведения" к классовым отношениям, остается некий "остаток", тот фактически оставляет лазейку для национализма, тот подает национал- демократизму палец, чтобы затем подать и руку.

Подведем итог нашего разбора. Тов. Рубач взял на себя труд "дополнить" ленинскую схему революции 1917 года в важнейшем вопросе о перерастании буржуазно- демократической революции в социалистическую. Он даже пробует обосновать необходимость такого "дополнения".

"Общий исторический ход ее (революции на Украине) выдвинул на протяжении 1917 - 1920 гг. столько особенностей, что для правильного понимания развития украинской революции необходима отдельная дополнительная схема, которая, как и всякая схема, имеет вспомогательный, служебный характер" ³⁷ .

Тов. Рубач не расшифровывает, к чему дополнением должна служить его "отдельная дополнительная схема". Но это и без слов понятно. Свою схему т. Рубач выдвигает в дополнение к... Ленину. Мы уже видели, какая настоящая цель этому "дополнению", какая цена теории буржуазно- демократического этапа, которую выдвигает т. Рубач в "дополнение" к Ленину. Теория эта ревизует ленинскую схему революции в одном из кардинальнейших ее моментов, реставрирует правооппортунистические установки Каменева 1917 года.

Статья т. Рубача представляет собой редкий пример того, как не следует большевику критиковать национал- демократизм. Печать оппортунизма и примиренчества к национал-демократизму лежит на всей его трактовке проблем революции 1917 года. Факт этот конечно не случайный. Тов. Рубач выступает примиренцем к национал- демократизму потому, что в основном вопросе революции 1917 г. сам занимает оппортунистические позиции. Недаром Ленин отметил, что "идейно-политическое родство, связь, даже тождество оппортунизма и национал- социализма не подлежит никакому сомнению". Приходится только удивляться тому, что историческая марксистская мысль на Украине до сих пор не определила своего отношения к ревизионистским, антиленинским положениям, содержащимся в статье т. Рубача. И чем скорее это будет сделано - тем лучше.

³⁴ "Летопись революции", N 5, с. 11.

³⁵ Там же, с. 69.

³⁶ "Летопись революции" N 3 - 4, 1930 г.

³⁷ "Летопись революции" N 5, с. 6.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - С. Гехтман:

Комментарии: