В мае - июне 1537 г. Российское государство едва не стало ареной кровавой междоусобицы: против малолетнего великого князя Ивана Васильевича (будущего Ивана Грозного) и его матери Елены поднял мятеж старицкий удельный князь Андрей Иванович. С ужасом должны были ждать развязки современники: слишком памятна тогда еще была страшная феодальная война середины XV в. - противоборство Василия II Темного и галицких князей. С интересом следит и историк за сложными перипетиями борьбы центральной власти и удельного князя. Но сам старицкий мятеж был лишь звеном в долгой цепи событий. Вернемся же на несколько лет назад.

Поводом для смуты послужила смерть Василия III в ночь с 3 на 4 декабря 1533 года. Кончина его не была неожиданной ни для великого князя, ни для близких родственников и бояр. 21 сентября 1533 г. Василий III вместе с женой Еленой Глинской и двумя сыновьями, Иваном и Юрием, отправился в Троице-Сергиев монастырь помолиться, а оттуда отъехал на Волок Ламский, в с. Озерецкое для "потехи" (охоты). Еще в августе Василий собирался на Волок, но внезапное известие о том, что к Рязани идут войска крымского хана Саип-Гирея, отвлекло его от поездки. На Волоке великий князь захворал: на ноге появилась болячка, "ни гною в ней несть же, а сама багрова". Первое время Василий III старался не обращать внимания на боль, но постепенно общее самочувствие ухудшилось: он уже с трудом передвигался, еле доходил до бани и с "великою нужею" принимал пищу в постельных хоромах¹ .

Вскоре из Москвы прибыли врачи Николай Булев и Феофил. Посовещавшись с дядей великой княгини князем М. Л. Глинским, они начали прикладывать к "болячке муку пшеничную с медом и лук печен"; болячка стала "рдетися", но боли не уменьшались. Временами Василию становилось легче, но ненадолго. Из болячки стал выходить гной "помалу и поелику больши, яко до полутаза и по тазу". Современному человеку может показаться странным, что так лечили государя. Однако при тогдашнем уровне медицины даже смерть от простуды была делом обыденным. При великом же князе находился известнейший не только в России, но и в Европе немецкий ученый Николай Булев. Имперский посол в России Ф. да Колло вспоминал его как "профессора медицины и основательнейшего во всех науках"² . Однако не помогли Василию III ни ученость Булева, ни его методы лечения. В те времена не имели понятия о том, что такое инфекция, заражение крови. Всякую болезнь лечили стародавними методами. Посланник папской курии А. Поссевино, побывавший в Москве в 1582 г., отмечал позднее в своих записках, что "больные почти не принимают никаких лекарств, если не считать водки, а также воды, в которую погружают мощи святых"³ .

Опасаясь скорой смерти, Василий послал стряпчего Я. Мансурова и дьяка Меньшого Путятина в Москву, чтобы тайно вывезти духовные грамоты отца и деда, необходимые ему для составления собственной духовной⁴ . Ему было о чем бес-

¹ ПСРЛ. Т. 34. М. 1978, с. 18.

² Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. М. 1972, с. 350 - 358.

³ Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М. 1983, с. 29.

⁴ ПСРЛ. Т. 34, с. 18.

стр. 100

покоиться. Смерть уже не за горами. Кто же заменит его на троне? Старшему, Ивану, - три года, младшему, Юрию, - год. Правда, у них еще молодая мать Елена, но оставались родные братья Василия, удельные князья Юрий и Андрей. Реальную опасность представлял дмитровский князь Юрий. У Василия III от первого брака с Соломонией Сабуровой не было детей. Все годы Юрий надеялся, что после смерти старшего брата он унаследует трон. В 1526 г. Василий III развелся с женой "неплодия ради" и женился на молодой Елене Глинской. По словам летописи, она понравилась великому князю и красотою и мудростью, достойной государыни. Через четыре года у Василия родился первенец - Иван, тот долгожданный: наследник, который сделал счастливым отца и похоронил мечты Юрия о престоле. Рождение наследника еще более обострило отношения между братьями: в отличие от Андрея Старицкого Юрий не приехал даже на крестины новорожденного. 24 августа 1531 г. быль составлена "докончальная" грамота Василия с Юрием, в которой специально оговаривалось, что Юрий отказывается от претензий на великокняжеский трон⁵ .

Но осень 1533 г. внесла коррективы: болезнь государя вновь зажгла уже потухшие было надежды дмитровского князя. А вдруг и наследник долго не проживет? Ведь дети в то время часто умирали. Младший же сын Василия III, Юрий, уже тогда внушал опасения, оправдавшиеся потом, когда выявилось, что он глухонемой. Между тем удельному князю 43 года, он опытный воин и ловкий политик и, конечно, может возглаить оппозицию⁶ . У всех еще был на памяти конфликт дмитровского князя с Василием III из-за отъезда к Юрию князей Шуйских в 1526 году⁷ . Все невыгоды положения будущего Ивана IV его отец явственно понимал: не один раз он беседовал с боярами о завещании и о том, "како быти и правити после его государьства". Страх за сына и наследственные права династии вынудил теперь Василия тайно послать в Москву за духовными грамотами, тайно вести разговоры с боярами, тайно писать духовную. Когда же на Волок приехал Юрий, Василий попытался скрыть от него свою болезнь и вскоре отправил его в Дмитров, хотя тот и "не хотяше ехати"⁸ .

Василий III, по всей видимости, говорил с боярами об опасности, исходившей от брата. Иначе трудно объяснить, почему Юрий не был допущен в ближнюю думу великого князя. Мы не знаем точно содержания этих бесед, но завесу тайны приоткрывает важное свидетельство князя А. М. Курбского. Будучи внуком В. М. Тучкова, активного участника этих совещаний, Курбский знал, что происходило в ноябре - декабре 1533 года. В своем известном памфлете против Ивана Грозного "Истории о великом князе Московском" он писал, что Василий со своею "законопреступною женою", не желая, чтобы Юрий унаследовал престол, "заповедающе жене своеи и окаяным советником своим, скоро по смерти своей убити его (Юрия. - А.Ю. ) яко и убиен есть"⁹ .

Иначе говоря, согласно Курбскому, Василий перед смертью сделал устное распоряжение боярам убить "зело мужественнаго и добронравнаго" князя Юрия¹⁰ . Через неделю после смерти Василия III Юрий был схвачен и брошен в тюрьму по обвинению в заговоре против Ивана IV. В августе 1536 г. он умер, по словам летописи, "страдальческою смертью".

Иначе складывались отношения Василия III с другим братом, Андреем Ивановичем¹¹ , который по завещанию Ивана III должен был получить в удел Старицу,

⁵ ДДГ. М. - Л. 1950, N 101, с. 416 - 420; Зимин А. А. Ук. соч., с. 377.

⁶ ПСРЛ. Т. 29. М. 1965, с. 10; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М. 1960, с. 227; Каштанов С. М. Социально-политическая история России конца XV - первой половины XVI в. М. 1967, с. 276 - 304.

⁷ Веселовский С. Б. Последние уделы в Северо-Восточной Руси. В кн.: Исторические записки. 1. 22, с. 105.

⁸ ПСРЛ. Т. 4, ч. ! вып. 3. Л. 1929, с. 555.

⁹ Сочинения князя Курбского - РИБ. Т. XXXI. СПб. 1914, с. 130 - 131.

¹⁰ Тихомиров М. Н. Князь Юрий Иванович Дмитровский, В кн.: Российское государство XV-XVII веков. М. 1973, с. 155 - 169.

¹¹ Полосин И. И. Социально-политическая история России XVI - начала XVII в. М. 1963, с. 58 - 64.

стр. 101

Алексин и Верею. Однако выполнение этого распоряжения зависело целиком от княжича Василия. Не сразу Андрей стал старицким князем. В первые годы правления Василия III он часто находился при великом князе. В 1510 г. они вместе въехали во Псков, в 1513 г. участвовали в Смоленской кампании, в третий поход Василия на Смоленск Андрей был оставлен наместником в Москве. После смерти удельного князя Семена Калужского в 1518 г. Василий III, окончательно убедившись в лояльности младшего брата, отпускает его в удел. И позднее они неоднократно вместе возглавляли полки, стоявшие на Коломне, продолжали сообща ездить на богомолье по монастырям. В виде особой милости Василий III в 1533 г. позволил Андрею Старицкому жениться (боясь перехода династических прав к боковым ветвям московского великокняжеского дома, Василий вплоть до рождения Ивана и Юрия запрещал своим братьям вступать в брак). Старицкой княгиней стала Ефросиния Хованская. Андрей сопровождал великого князя и в последней поездке по монастырям. Теперь же, на Волоке, они по обыкновению собирались поохотиться, но болезнь спутала планы великого князя. Старицкий князь принимал участие в обсуждении возникших проблем: о наследнике, опекунском совете, завещании¹² . Ему Василий III доверял больше, чем Юрию. Но только ли потому, что Андрей был более послушным и терпеливым? Неизвестно, как бы сложились отношения старицкого князя с Василием III, окажись Андрей на месте Юрия: в положении младшего брата, ни на что не претендующего, легче сохранить дружбу с великим князем. Теперь же арест Юрия и особенно его смерть в 1536 г. поставили Андрея в иное положение.

По меткому выражению В. О. Ключевского, "удельный князь был крамольником, если не по природе, то по положению"¹³ . Начало конфликта старицкого князя с правительством Елены, как свидетельствует Воскресенская летопись¹⁴ , относится к январю 1534 года. На сороковой день после смерти Василия III Андрей стал просить у великой княгини прибавки к своей вотчине новых городов сверх "отца своего благословение и чрез духовную грамоту"¹⁵ . Елена отказала, но перед отъездом Андрея в Старицу почтила его, как и прежде это бывало после смерти великих князей, дав ему "свыше". Однако Андрей был недоволен полученными от нее в подарок кубками, конями и шубами и по приезде в Старицу "учал... гнев держати в том, что ему отчины не придали". Эта ситуация, описанная в Воскресенской летописи, вызывает тем не менее сомнение в ее достоверности. Не ясно, как мог Андрей после ареста Юрия вдруг в самый неподходящий момент требовать не принадлежавшие и не завещанные ему владения? И какая щедрость Москвы: в ответ на претензии обнаглевшего удельного князя одарить его! Вот уж не характерно это для средневекового общества, которое не прощало такого рода посягательств.

В науке предлагалось иное объяснение требований князя Старицкого. "Действительно, Андрей Иванович требовал земель сверх ("чрез") тех, какие отошли к нему по духовной грамоте Ивана III, так как свои претензии он основывал на завещании Василия III"¹⁶ . Возможно, требования Андрея были не беспочвенными, ибо опирались на завещание Василия III, которое не дошло до нас. Удивление вызывает тот факт, что остальные духовные грамоты великих князей сохранились (если не в подлиннике, то в списке), о духовной же Василия III находим лишь упоминания в летописных текстах¹⁷ .

Согласно Воскресенской летописи, виновниками ссоры Андрея и правительства были какие-то "лихие люди", которые в январе 1534 г., по возвращении удельного князя из Москвы, стали наговаривать, что великая княгиня собирается его арестовать и посадить в тюрьму. В тогдашнем положении князя поверить в это

¹² Пресняков А. Е. Завещание Василия III. В кн.: Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Пг. 1922, с. 71 - 80.

¹³ Ключевский В. О. Курс русской истории. Т. 2, ч. 2. М. 1957, с. 133.

¹⁴ О ней см.: Левина С. А. Воскресенская летопись XVI в. - Труды Московского историко-архивного института, 1957, т. XIII, с. 402 - 407.

¹⁵ ПСРЛ. Т. VIII. СПб. 1859, с. 292.

¹⁶ Зимин А. А. Княжеские духовные грамоты начала XVI в. В кн.: Исторические записки. Т. 27, с. 286.

¹⁷ Пресняков А. Е. Ук. соч., с. 71; ПСРЛ. Т. 34, с. 18 - 20; т. 4, ч. 1, вып. 3, с. 557; т. VI. СПб. 1853, с. 268.

стр. 102

было нетрудно, если учесть, какой конфликт произошел в Москве по вопросу о землях, которые он должен был наследовать по завещанию старшего брата. Содержание старицких бесед стало известно в Москве. Боясь преждевременных столкновений, Елена послала в Старицу князя И. В. Шуйского и дьяка Меньшого Путятина увещевать Андрея, что "то слова неправые, а у великого князя Ивана и у его матери у великие княгини Елены лиха в мысли нет никоторого". Андрей поверил посланцам и вновь приехал в Москву, где пожаловался на слухи, по которым его якобы собираются арестовать. Елена отвечала: "А у нас про тебя на сердце лиха нет никоторого, а объяви нам тех людей, которые меж нами сорят, чтобы вперед лиха меж нами никоторого не было". Андрей не выдал этих людей и сказал уклончиво, что к нему "пришло мнение"¹⁸ . Возвратившись домой, он должен был, казалось, успокоиться. Однако Воскресенская летопись сообщает, что Андрей все же "мнения и страху не отложил". К нему опять "пристали лихие люди" с разговорами о коварных замыслах великой княгини. Кто-то потом докладывал в Москве о желании князя бежатъ из Старицы. Официозная Воскресенская летопись замечает, что Елена этому не поверила, так как и "наперед меж ими многие неправды говорили".

Существует еще один источник о старицком мятеже - "память" русскому посланнику Савину Ослябьеву-Емельянову, который 23 декабря 1537 г., через две недели после смерти Андрея, был послан в Германскую империю. Ему, в частности, была дана инструкция, что отвечать о судьбе Андрея. "А вспросят Савина: а князь Андрей ныне где, и что его дело... и Савину говорити: как Божья воля осталась, отца государя нашего, великого государя Василья в животе не стало, а государьствы своими всеми пожаловал сына своего государя нашего великого князя Ивана; и князь Андрей государю нашему крест целовал, что ему государю нашему служити прямо, а на лихо ни на которое не умышляти; и он государю нашему учял великие неправды делати, и умышляти учял на самого государя и под ним государств достати"¹⁹ . Из этого первого официального известия о старицком мятеже видно, что на первых порах вина за случившееся возлагалась только на Андрея. Лишь по прошествии нескольких лет официальная версия "поимания" видоизменилась в Воскресенской летописи: главными виновниками ссоры стали неизвестные "лихие люди".

Новые события обострили конфликт. В начале 1537 г. земли Нижегородского уезда подверглись нападению казанских войск. Отношения с Казанским ханством стали враждебными после переворота в сентябре 1535 г., когда был убит ставленник Василия III казанский хан Яналей. Вместо него заговорщики взяли на Казань ханом крымского царевича Сафа-Гирея. В декабре 1535 г. правительство Елены Глинской в ответ на эту "измену" выпустило из "нятства" Шигалея, брата Яналея, в надежде сделать его ханом Казани и восстановить таким образом "дружественные" отношения²⁰ . Правительство Елены Глинской потребовало участия Андрея Ивановича в войне с Казанью. За ним послали в Старицу, но он сказался больным и не поехал. В удел был направлен врач. Осмотрев больного, он доложил в Москве, что болезнь легкая. В Старицу на этот раз отправили посланников и поручили, официально узнавая о здоровье князя, тайно выведать, почему он не поехал в столицу. Возвратились, они рассказали Елене о таинственных людях, которые не всегда у него живут, но "сказывают тайно, что князь лежит за тем, к Москве ехати не смеет"²¹ .

Сохранились "Наказные речи" Андрея, выданные его представителям перед их отъездом в Москву. Этот документ содержал инструкцию - "наказ" послам, что им говорить во время переговоров. Оказывается, посланники ездили в Старицу не один раз. Первым после врача Феофила там побывал сын боярский князь В. Ф. Оболенский. Ему Андрей жаловался на болезнь и просил передать, что не сможет приехать. Елена не поверила и послала в Старицу нового человека. "И ты, государь, -

¹⁸ ПСРЛ. Т. 34, с. 171.

¹⁹ АЗР. Т. 2. СПб. 1848, N 175, с. 321.

²⁰ ПСРЛ. Т. VII, с. 291.

²¹ Там же.

стр. 103

писал Андрей на имя Ивана IV в "Наказных речах", - после того присылал к нам своего сына боярского князя Василия Семеновича Серебреного, а велел еси, государь, нам к себе жь ехати, и мы к тебе, ко государю, с ним приказали, что нам к тебе, ко государю, в своей болезни ехати не мочно"²² . Старицкий князь понимал, что вторичный отказ ехать в Москву чреват нежелательными последствиями, которыми пугали его неизвестные доброхоты. И удельный князь решился послать в Москву своего парламентера князя Юрия Андреевича Пенинского-Большого бить челом Елене, чтобы великий князь "гневу своего не подержал". Но Елена была неумолима и направила в Старицу нового представителя, князя Б. Д. Щепина-Оболенского с ультимативным требованием "к себе ехати, с великим запрещеньем... однолично, как ни иметца".

Старицкий князь попал в трудное положение: теперь ему отказываться нельзя. Великий князь, от имени которого действует Елена, требует его лично, невзирая на болезнь. Но и на этот раз Андрей не преодолел страха и вместо себя отправил князя Ф. Д. Пронского. В "Наказных речах", которые тот повез, удельный князь с иронией отвечал Елене на ультиматум: "А прежде сего, государь, не бывало, что нас к вам, государем, на носилках волочили"²³ . Трудно сказать, был ли Андрей действительно болен. Возможно, легкое недомогание он хотел представить более серьезным, чтобы не ехать в Москву и не повторить судьбу Юрия Ивановича. Ведь ехать действительно было опасно: в Москве уже считали Андрея злоумышленником, что видно по инструкции посланнику С. Ослябьеву- Емельянову: "Милосердный бог тот его (Андрея. - А. Ю. ) умысл розрушил и его думы: то государю сказали, что он думает негораздо"²⁴ . Как бы там ни было, а находившийся в Старице Щепин-Оболенский, не теряя времени, действовал, как было ему предписано. В источнике неофициального происхождения - "Повести о поимании удельного князя Андрея Ивановича Старицкого" говорится, что ему повелели от имени великого князя послать в Коломну старицкого воеводу Ю. А. Оболенского-Пенинского- Большого, "а с ним детей боярских многих"²⁵ .

Князья Оболенские служили и у великого князя и у Андрея²⁶ . В этом нет ничего удивительного, если вспомнить родословное древо Оболенских и его ответвления. Они были одним из первых родов, перешедших на службу к великому князю с сохранением княжеского титула. В последней четверти XV в. около десятка Оболенских служили у московских и удельных князей²⁷ . Так, Василий Никитич Оболенский, родоначальник князей Курлятевых, был боярином у князя Андрея Васильевича Углицкого; его брат Петр служил в уделе Бориса Волоцкого; из рода Оболенских вышли князья Ноготковы, Стригины, Телепневы, Репнины, Пенинские, Щепины, Ярославовы, Кашины; при дворе старицкого князя служили братья Иван, Юрий Большой и Юрий Меньшой Пенинские-Оболенские (Иван и Юрий Меньшой - бояре; Юрий Большой, хотя и был старше Меньшого, стоял на иерархической лестнице ниже младшего брата, являясь дворецким. Быстрому продвижению но службе Меньшой был обязан браку с родной сестрой старицкой княгини Ефросинии Хованской). Главный участник подавления старицкого мятежа, временщик и фаворит Елены Иван Федорович Овчина-Телепнев- Оболенский, как и посланный в Старицу Б. Д. Щепин-Оболенский, приходились троюродными братьями Оболенским, служившим в уделе Андрея. По сути дела, одна фамилия оказалась разделенной меж враждующими лагерями, что не помешало каждому ее члену верно служить своему сюзерену.

Итак, Б. Д. Щепин-Оболенский в Старице выполнял поручение Елены. Ему удалось отправить своего троюродного брата Ю. А. Пенинского-Большого в Коломну. Правительство Елены придавало этой акции большое значение. Не случайно Ще-

²² СГГиД. Ч. 2. М. 1819, N 30, с. 37.

²³ Там же, с. 38.

²⁴ АЗР. Т. 2, N 175, с. 321.

²⁵ Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. В кн.: Русское летописание. М. 1979, с. 220 - 224.

²⁶ Зимин А. А. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. В кн.: История и генеалогия. М. 1977, с. 180.

²⁷ Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М. 1969, с. 434 - 437.

стр. 104

пину-Оболенскому было велено проследить за отправкой войска и одновременно узнать о его количеств²⁸ . Елену больше беспокоили поведение Андрея и возможность вооруженного конфликта с ним, чем набеги хана на южные рубежи государства. Вологодско-Пермская летопись так характеризует планы правительства: "Здумав великая княгиня Елена з бояры имати князя Ондрея Ивановича... и посла по него в Старицу"²⁹ . Андрей, пытаясь уладить конфликт, отправляет в Москву Ф. Д. Пронского с дьяком Вар аном Григорьевым, которые повезли Елене "Наказные речи" как ответ старицкого князя на ультиматум правительства.

"Повесть" сообщает, что в с. Павловском, в 30 верстах от Москвы, посланников Андрея встретил отряд И. Ф. Карпова. Неизвестный автор "Повести" писал: "И яша князя Федора и ведоша его к Москве и возвестиша о нем великому князю. И князь же великий повелел князя Федора посадити внутре города на княжо на Ондрееве же дворе на Ивановича"³⁰ . Когда же это произошло? В "Повести" есть дата отъезда посланников - 12 апреля, но не указано, когда они прибыли в Москву. Старица находится в 160 - 180 км (в зависимости от дороги) от Москвы. Чтобы покрыть это расстояние, требуется несколько дней езды. "Повесть" косвенно указывает на крайнюю возможную дату приезда посланцев Андрея в Москву - после сообщения об аресте Пронского следует известие о бегстве Андрея: "Того же лета майя в 2, на принесение мощем святых праведных мучеников страстотерпцев боголюбивых князей русских Бориса и Глеба князь Ондрей Иванович пошол из своей отчины из Старицы истерпевшись от своих великих обид, и бысть ему первый стан в Новоторжском уезде в Бернове в Васильеве селе Малого"³¹ . Старицкий князь бежал, не выдержав напряжения последних месяцев. Вывод его войск из Старицы и враждебное поведшие Щепина-Оболенского показали ему, что нет надежды уладить миром отношения с правительством. Знал ли Андрей о судьбе посланного в Москву Пронского? Случайно ли для той эпохи, что Андрей бежал именно 2 мая, на православный праздник князей Бориса и Глеба, "невинно убиенных" еще в XI в. их братом Святополком, прозванным на Руси за коварство Окаянным? Отъездом из Старицы в день памяти "святых" Бориса и Глеба Андрей мог намекать, что он не хочет повторить злополучную судьбу князей-мучеников.

Попытаемся восстановить канву событий, которые предшествовали бегству удельного князя. Ф. Ц. Пронский и Варган Григорьев выехали из Старицы 12 апреля и прибыли в Москву еще до 2 мая. Несколько иначе описывает события Воскресенская летопись: Пронский еще не прибыл в Москву, когда князь В. Ф. Голубой-Ростовский ночью тайно прислал к великому князю своего слугу с сообщением, что Андрей утром бежит из Старицы³² . Доверие к этому известию усиливает то обстоятельство, что в "Повести", не связанной с официальной летописью, есть такое же сообщение: "А наперед собя он ещо из города из Старици послал к Москве слугу своего Ерепу к великого князя дьяку к Федору к Мишурину с тою вестью, что князь Ондрей Иванович пошол из Старици"³³ . Стало быть, в ночь на 2 мая В. Ф. Голубой послал в Москву слугу Ерему, чтобы доложить правительству о готовящемся бегстве Андрея. Но почему, по официальной версии, Пронский еще не приехал в Москву? Ведь речь идет о 1 мая. Неужели ему не хватило трех недель, чтобы проехать 180 километров?

Как свидетельствует "Повесть", Пронского в Павловском встретил отряд И. Ф. Карпова, специально посланный из Москвы. Задержки в пути не было, и посланники довольно быстро прибыли в Москву. Слуга от князя Голубого сообщил И. Ф. Овчине-Оболенскому о решении удельного князя бежать, вероятно, 4 или 5 мая. Быть может, это усложнило положение правительства. Ведь нельзя же предпринимать решительные меры до тех пор, пока не станет доподлинно известно о положении дел в уделе. А вдруг слуга ошибся или в последний миг Андрей вспом-

²⁸ Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники, с. 222.

²⁹ ПСРЛ. Т. 26. М. - Л. 1959, с. 317.

³⁰ Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятника, с. 222.

³¹ Там же.

³² ПСРЛ. Т. VII с. 293.

³³ Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники, с. 222.

стр. 105

нил свою клятву и не решился бросить вызов Москве? Из Воскресенской летописи узнаем о решении Елены и бояр послать в Старицу духовного отца Андрея протопопа Семиона, крутицкого епископа Досифея и архимандрита Филофея с официальным и, кажется, запоздалым заявлением, что "лиха в мысли (правительства. - А. Ю. ) нет никоторого". Как, однако, ни старалась Елена рядиться в тогу доброй и справедливой правительницы, ее коварство заметила даже насквозь официозная Воскресенская летопись: на тот случай, если удельный князь "не поверит, а побежит", в Старицу были одновременно посланы войска во главе с Н. В. и И. Ф. Оболенскими³⁴ .

В Москве Ф. Д. Иронский и Варган Григорьев предстали перед Еленой. Мы не знаем, о чем они беседовали. Известно только, что в ответ на привезенные от Андрея "Наказные речи" Елена письменно заверила посланников, что "на нево мнения никоторого нет". Крест от имени правительства целовали боярин И. В. Шуйский, дворецкий И. Ю. Шигона и дьяк Меньшой Путятин³⁵ . Такой ответ посланцы Андрея могли получить до того, как в Москве стало известно от слуги князя Голубого о решении удельного князя бежать. Это еще раз подтверждает мысль, что Пронский не задержался в пути и прибыл в Москву до 2 мая. Правительство Елены не верило в положительный исход переговоров со старицким князем: еще 29 апреля от имени перечисленных выше духовных лиц был составлен черновой вариант "Наказных речей", адресованных Андрею³⁶ . Дата 29 апреля на документе затем была зачеркнута и поставлена другая - 5 мая. Этот новый текст "Наказных речей" был написан уже с учетом сведений, полученных от гонца из Старицы, и отличался от прежнего тем, что теперь был составлен от имени великого князя³⁷ . До 5 мая духовная миссия из Москвы не выезжала. Отъезд мог произойти 5 или 6 мая. В это время Андрей уже подходил к Новгороду (так сообщает Новгородская II архивная летопись): "Того же лета майя в 6 день бысть сметение в Великом Новегороди от князя Оньдреа Ивановичя, брата великого князя" ³⁸ . Согласно официальной версии, отправив войска за Андреем, Елена распорядилась также послать "встречу" Пронскому. Как видно отсюда, официальная летопись путает разные события: приезд в Москву посланников Андрея, который состоялся до 2 мая, и посылку 5 или 6 мая великокняжеских войск в Старицу.

Случайно ошибся официальный источник или же в этом проявилась определенная политическая тенденция? Необходимо отметить, что официальная точка зрения менялась. По упомянутой дипломатической инструкции посланнику Ослябьеву-Емельянову, правительство, узнав о бегстве Андрея, тотчас послало войска вдогонку. Ни о каких попытках переговоров с помощью духовенства в источнике не говорится. О дальнейших же событиях Воскресенская летопись рассказывает, что, как только арестовали Пронского, из Павловского в Старицу бежал сын боярский Судок Сатин, который сообщил удельному князю о судьбе посланников и о том, что к Старице движутся войска великого князя для того, чтобы арестовать Андрея. В то же время Другой сын боярский, Я. Веригин, прибыл в Старицу из Волока и сказал Андрею, что на Волок явились войска Оболенских "со многими людьми", "а едут тебя имати". Андрей испугался, не поверил в добрые намерения Елены и бежал, прихватив с собой бояр, дворян и семью.

Кто же виноват был в этой "великой замятие"? Официальная точка зрения ясна, хотя и убедительна лишь на первый взгляд: "лихие люди", рассорившие Андрея с правительством; в остальном произошло недоразумение, ибо Елена не собиралась арестовывать Андрея. Удельный князь пусть и хотел бежать (в чем виноват), но бежал лишь потому, что неверно понял добрую волю правительства. Эта внешняя достоверность в объяснении причин бегства удельного князя обманула даже такого крупного историка, как И. И. Смирнов³⁹ . Он описывал события старицкого мятежа в основном по официальному источнику, привлекая "Повесть" лишь

³⁴ ПСРЛ. Т. VIII, с. 293.

³⁵ СГГиД. Ч. 2, N 31, с. 39.

³⁶ ЦГАДА, ф. 375, оп. 1537, д. 1.

³⁷ СГГиД. Ч. 2, N 32, с. 40; АИ. Т. 1. СПб. 1841, N 139, с. 201.

³⁸ ПСРЛ. Т. 30. М. 1965, с. 204.

³⁹ Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30-х 50-х годов XVI века. М. - Л. 1958, с. 53 - 74.

стр. 106

как дополнительный материал. Вследствие этого получилась неточная картина событий. Но отчего мы не можем принять версию официальной летописи? Андрей выехал из своей резиденции 2 мая. Отправка войск в Старицу, как уже выяснили, состоялась не ранее 5 или 6 мая. Около 6 мая Андрей находился близ Новгорода. События, рассказанные в Воскресенской летописи, не могли иметь места, ибо к моменту отъезда Оболенских из Москвы (5 - 6 мая) Андрей в Старице уже отсутствовал; поэтому ни Веригин, ни Дмитриев не были в состоянии сообщить ему о подходе московских войск к Старице.

Легко объявить эти известия недостоверными. Но этого недостаточно, чтобы понять, почему же в официальном источнике мы встречаем противоречивые факты. Мог ли современник, знавший о событиях не только по письменным данным, а и по рассказам очевидцев, так исказить их ход? Попытаемся взглянуть на сообщения Воскресенской летописи с разных точек зрения. Елена не могла одновременно с посылкой войск в Старицу отправить отряд для встречи Пронского хотя бы потому, что сохранились "Ответные речи" правительства, адресованные удельному князю. Выше отмечалось, что процедура переговоров проходила в обстановке миролюбия⁴⁰ . Бояре великого князя целовали крест и клялись, что верны соглашению с Андреем. О чем бы они могли говорить, если бы официальная летопись оказалась права? Пронского, как указывает официальный источник, должны были арестовать и привезти в Москву. К этому времени в Москве уже стало бы известно о бегстве Андрея. Могло ли правительство в такой обстановке заверять посланников в верности клятве и при этом еще целовать крест?

Но все это лишь аргументы против такой хронологии событий. Ф. Д. Пронский в действительности приехал в Москву до отъезда Андрея из Старицы, о чем и писал автор "Повести". Если так, то официальный источник несет в себе дополнительную интересную информацию: по "Повести", не до конца понятно, был ли Пронский арестован в Павловском, или высланный отряд лишь сопроводил его в Москву? Если сделать хронологическую "поправку" к сообщению Воскресенской летописи, то получится, что Елена приказала арестовать посланцев Андрея. Такой арест до 2 мая носил бы иную политическую окраску: ведь Андрей еще не мог знать, что в Старицу пошлют московские войска, и Елена еще не ведала, что старицкий князь задумал бежать. Та дипломатическая игра, которую затеяла Елена, оправдывала себя: обе стороны как бы проверяли друг друга и одновременно ждали, кто первым не выдержит. Но это не была борьба равных. Елена сделала все возможное, чтобы максимально ослабить силы Старицкого удела, и только после этого решилась показать свои замыслы. Об аресте Пронского в Павловском старицкому князю мог сообщить Сатин (разумеется, до 2 мая, когда в Москве еще не знали о планах Андрея). Сообщение Сатина рушило все виды удельного князя на мирное разрешение конфликта. Страх ли был причиною бегства? Или сознание безвыходности? Вероятно, и то и другое. Андрей не пожелал ждать, пока с ним расправятся, как с Юрием. УЮрия не было шансов спастись, но Андрей мог бежать.

Уже отъехав от Старицы, он все еще не решил, куда двигаться далее: в Литву через Торжок или в Новгород⁴¹ . Нам неизвестно, чем руководствовался удельный князь в выборе направления. Можно думать, что Андрей надеялся на поддержку новгородских помещиков. Я. Веригин, который сообщил Андрею о движении великокняжеских войск к Старице, смог бы в иной, более правдоподобной ситуации (когда князь уже находился за пределами своей резиденции) сообщить ему о продвижении войск Оболенских. Такое сообщение слуги могло заметно повлиять на выбор направления движения. Из Бернова в Москву тайно бежал князь Голубой, который ранее через своего слугу предупредил Елену о решении Андрея. В. Ф. Голубой был не последним, кто ушел из лагеря Андрея, не веря в успех его предприятия: на третьем стане бежали несколько детей боярских. Одного из них, Андрея Валуева, поймали. Старицкий князь распорядился пытать беглеца, чтобы узнать, кто из заговорщиков еще остался. Валуева раздели и бросили в воду. Вода в мае в северной части России еще холодна, и такая пытка была не из легких. Недолго дер-

⁴⁰ СГГиД. Ч. 2, N 31, с. 39.

⁴¹ ПСРЛ. Т. VIII, с. 294.

стр. 107

жался Валуев и, как сообщает "Повесть", показал "на многих"⁴² . Неожиданно удельный князь велел прекратить это дело. Трудно сказать, почему Андрей не принял предупредительных мер против новых побегов. Может быть, Валуев, спасая свою жизнь, просто обманывал князя, указывая "на многих"? Не исключено также, что Андрей не хотел в такой момент начинать расследование из-за боязни внести разброд в ряды старицких людей.

В то же самое время об отъезде Андрея из Старицы стало известно в Коломне, где находились старицкие войска во главе с Ю. А. Пенинским-Большим. "Повесть" рассказывает, что он плакал всю ночь, молясь перед образом Спаса за своего сюзерена, а утром следующего дня тайно бежал к нему⁴³ . Сделать это было непросто. Пришлось переправляться через Волгу и двигаться маршрутом, каким уже были посланы великокняжеские войска. На р. Березай, не доехав Едрог-Ямы, Ленинский догнал своего князя. Андрей был обрадован приезду слуги, одарил многими подарками и учинил "ему честь велию пред всеми". Удельному князю было за что благодарить дворецкого: в успех мятежа мало кто верил; было очевидно, что военная сила Андрея слабее московской. Знал это и Ленинский. Нужно было иметь немало мужества, чтобы решиться на такой шаг. С другой стороны, пример верности воеводы на некоторое время укрепил ряды старицких дворян.

6 мая 1537 г. войска удельного князя находились в 60 верстах от Новгорода⁴⁴ . Новгородская летопись сообщает, что перепуганные жители наспех "обложили" город на Торговой стороне и возвели укрепления в человеческий рост. Руководили обороной наместник князь Борис Горбатый и дьяки Яков Шишкин и Русин Курцов⁴³ . Андрей хотел привлечь на свою сторону новгородских землевладельцев, для чего рассылал в разные концы грамоты, в которых заявлял: "Князь великий мал, а держат государство бояре, и вам у кого служити? А яз вас рад жаловати"⁴⁶ . Кое-кто из помещиков приехал к нему. На сторону Андрея перешли князь И. С. Ярославский "и иные многие"⁴⁷ . Об этом узнали в Москве. Елена, увидев привезенные ей грамоты Андрея новгородцам, тотчас отправила гонца к Овчине-Оболенскому с предписанием скорейшим образом двигаться к Новгороду⁴⁸ . Овчина должен был по прибытии туда привести новгородцев к присяге великому князю и вместе с горожанами оборонять город. В Москве были очень напуганы тем, как именно и какими лозунгами князь старицкий хотел привлечь под свое знамя оппозиционные силы. Елена и бояре не сразу могли узнать, имеют ли успех грамоты Андрея, или же основная масса служилых не поддержала его. Поэтому инструкция Елены (в передаче летописи) носила осторожный характер и переоценивала силы мятежного князя: "И приедет князь Андрей к Новугороду, и князю Миките, укрепясь с людьми да и с наместники, да против князя Андрея стояти, сколько бог поможет, и посада ему жечь не дати"⁴⁹ .

Но Андрей оказался в безвыходном положении. Из Новгорода, в котором еще не было войск великого князя, навстречу ему был послан отряд воеводы И. Н. Бутурлина, оснащенный артиллерией⁵⁰ . Около Заяцкого Яма под Лютовой горою, в 60 верстах от Новгорода, войска Оболенских настигли старицкого князя и пытались его атаковать с тыла, однако стоявший в охранении И. Б. Колычев не допустил обхода⁵¹ . О том, что произошло дальше, источники приводят противоречивые сведения. Если, согласно "Повести", Овчина-Оболенский первым начал наступление и одновременно был инициатором переговоров с удельным князем, то, по Воскресенской летописи, Андрей сам пошел на Овчину; увидев же полки великого князя, испугался и первым начал "ссылатися" насчет переговоров и у Овчины "правды просити,

⁴² Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники, с. 222.

⁴³ Там же, с. 223.

⁴⁴ Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 246.

⁴⁵ ПСРЛ. Т. VI, ч. I, с. 302.

⁴⁶ ПСРЛ. Т. XIII. М. 1965, с. 95.

⁴⁷ Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л. 1979, с. 76.

⁴⁸ ПСРЛ. Т. VIII, с. 294.

⁴⁹ ПСРЛ. Т. XIII, с. 95.

⁵⁰ Новгородские летописи. СПб. 1879, с. 69.

⁵¹ Тихомиров М. И. Малоизвестные летописные памятники, с. 222.

стр. 108

что его великому князю не поимати и опалы на него великие не положити"⁵² . Согласно дипломатической инструкции, "князя Андрея пошед потоптали, и его княгиню и дети и людей всех поймав, привели к великому государю нашему"⁵³ . Как видим, официальная версия, видоизменяясь, признала такие очевидные факты, не признать которых она уже не могла. А. А. Зимин, истолковывая эти противоречия, отдавал предпочтение версии Воскресенской летописи, полагая, что сильнейшей стороной являлись московские воеводы, поэтому в переговорах больше был заинтересован Андрей ⁵⁴ . С точки зрения здравого смысла это логично: сильнейшая сторона диктует условия. Но вооруженного столкновения не произошло. Поэтому следует говорить скорее о силе потенциальной, нежели реальной.

Итак, в день встречи двух войск, которую автор "Повести" (должно быть, большой любитель охоты) назвал "стравкой", Овчина обещал Андрею от имени правительства, что по прибытии в Москву его простят, отпустят в удел и все забудется⁵⁵ . Дело происходило вечером, обе стороны решили отложить переговоры на утро. На следующий день в торжественной обстановке московские воеводы "даша правду князю Ондрею Ивановичу и крест целовали на том, что великому князю Ивану Васильевичу и матери его великой княгине Елене князя Ондрея Ивановича отпустить на его вотчину и сь его бояры и з детьми боярскими со всем невредимо"⁵⁶ . Обращает на себя внимание то обстоятельство, что воеводы дают "правду" и целуют крест от имени правительства. Это свидетельствует о согласованности действий воевод с планами Елены. Так описаны события в "Повести". По-иному рассказывает Воскресенская летопись: правительство никаких обещаний не давало; Овчина, превысив полномочия и "не обославшись" с великим князем, "князю Андрею правду дал да со князем Андреем вместе на Москву приехал".

Термин "правда" употреблен в источниках в значении клятвенного обещания. По официальной летописи, поскольку Овчина без ведома правительства дал "правду" от себя лично, Елена наложила на своего фаворита "словесную опалу"⁵⁷ . По "Повести" Овчина не только дал "правду", но и целовал крест. Нарушение крестного целования осуждалось средневековой моралью как смертный грех. Тем не менее большинство политических интриг совершалось именно посредством вероломных нарушений обязательств, освящаемых церковью. Воскресенская летопись не упомянула, что Овчина целовал крест. В этом видна определенная политическая тенденция: конечно, "правду" нарушить нехорошо, но преступить крестное целование гораздо страшнее, это уже тяжкий грех. За нарушение "правды" - только словесная опала. Ростовская же летопись подчеркивает: "Князь Иван Федорович и князь Василеи Федорович обеты великия и всякие правды и крест честный меж себя целоваху: поехати князю Андрею и на свой удел и служити ему государю великому князю Ивану Васильевичию всеа Росии верою и правдою, и государь князь великий жалует его как ему бог положит по сердцу"⁵⁸ . Более определенно высказывается Вологодско-Пермская летопись: "И князь велики и великая княгини послали за ним боярина своего князя Микиту Васильевича Оболенского Хромого да боярина же своего конюшего князя Ивана Федоровича Оболенского Телепнева Овчину, а велели его к себе звати, чтоб он шел на Москву, а князь великий его пожалует и вотчины ему придасть... И крест князю Ондрею князь Никита и князь Иван Оболенские целовали на том, что его государю великому князю Ивану Васильевичу и его матери великой княгине Елене пожаловати и вотчины ему придати, и не двинути его ничем"⁵⁹ .

Из приведенных отрывков видно, что Овчина брал обязательства перед удельным князем не самовольно, а получил от правительства указание: в случае переговоров обещать Андрею свободу и прощение. В ход были пущены уловки средне-

⁵² ПСРЛ. Т. VIII, с 294.

⁵³ АЗР. Т. 2, N 75, с. 321.

⁵⁴ Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 247.

⁵⁵ Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники, с. 223.

⁵⁶ Там же, с. 224.

⁵⁷ ПСРЛ. Т. VIII, с. 294.

⁵⁸ Шахматов А. А. О так называемой Ростовской летописи. М. 1904. с. 161.

⁵⁹ ПСРЛ. Т. 26, с. 318.

стр. 109

вековой дипломатической казуистики, наминая от политических угроз и церковной анафемы и кончая лживым крестоцелованием. Такого рода дипломатия была для правительства более пригодным средством, чем открытое сражение, в котором все решали бы случай и личное мужество воинов. Возвращение в Москву оказалось тягостным. Один из стольников Андрея, князь Ших Чернятинский, "видев государя своего незгоду", пытался сложить с себя крестное целование, "убоявся поимания от великого князя и не добыша себе поборника никого же"⁶⁰ . Около московского посада Чернятинский вторично пытался уйти от удельного князя. На этом текст "Повести" обрывается: "Иван же Умной в том слове ему отречеся"⁶¹ .

1 июня мятежники в сопровождении московских воевод прибыли в Москву. По сообщению Вологодско-Пермской летописи, старицкий князь "и на очех у великого князя не был": его сразу схватили и бросили в тюрьму⁶² . Его жену и сына посадили на Берсеньевом дворе⁶³ . Старицких бояр сначала пытали, потом казнили торгового казнью (били кнутом на площади) и после этого посадили в Наугольную стрельницу, "а смертную казнь митрополит отпросил"⁶⁴ . 30 новгородских же детей боярских, принявших участие в "замятне", повесили на Новгородской дороге "не вместе и до Новагорода"⁶⁵ . Казни тянулись до октября⁶⁶ .

Тем и закончился старицкий мятеж. Недолго прожил в тюрьме Андрей. 10 декабря 1537 г. он умер "страдальческою смертью". Перед тем как похоронить его, пришлось оттирать на теле умершего следы от железных оков. Его положили в усыпальнице великих и удельных князей - Архангельском соборе Московского Кремля, но в том конце, где покоились опальные, рядом с братом Юрием, погибшим в той же тюрьме. Немногим более прожила Елена, скончавшаяся в апреле 1538 года. Бояре, ненавидевшие Овчину-Оболенского, заточили его в тюрьму и уморили голодом уже на шестой день после смерти великой княгини. Начался новый этап политической истории Русского государства XVI в. - время боярского правления. На свободу были выпущены Ефросиния Хованская с сыном Владимиром, а также бояре Андрея⁶⁷ . Был образован также новый Старицкий удел, оказавшийся затем последним уделом на Руси.

Мятеж князя Старицкого в мае - июне 1537 г. явился борьбой претендентов за власть в уже едином государстве. В этой схватке за престол решался вопрос о личности государя, а не о судьбе России. Содержание лозунгов Андрея трудно поэтому назвать реакционными либо демагогическими. Что бы произошло, если бы новгородцы поддержали Андрея, объединенными силами добились победы над войсками великого князя, заняли Москву и провозгласили Андрея новым великим князем? Оба варианта (поражение удельного князя или его победа) подразумевают один конечный результат - ликвидацию Старицкого удела. В исторической реальности "поимание" удельного князя, его бояр и дворян автоматически привело к упразднению Старицкого княжества. При победе же Андрея вместо малолетнего Ивана IV на троне сидел бы взрослый великий князь. Его удел, естественно, вошел бы в домен. То есть, независимо от той или иной личности на московском престоле, исторический процесс уже объективно продиктовал успех централизации, успех слияния русских феодальных уделов в единую Россию.

⁶⁰ Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники, с. 224.

⁶¹ ПСРЛ. Т. 34, с. 25.

⁶² ПСРЛ. Т. 26, с. 318.

⁶³ ПСРЛ. Т. VIII, с. 294.

⁶⁴ АЗР. Т. 2, N 175, с. 321.

⁶⁵ ПСРЛ. Т. VIII, с. 294.

⁶⁶ ПСРЛ Т. 4, ч. 1, вып. 3, с. 616.

⁶⁷ ПСРЛ. Т. 34, с. 26.

Постоянный адрес данной публикации: