Вооруженный конфликт СССР, МНР с Японией и Маньчжоу-Го на р. Халхин-Гол в 1939 г. продолжает вызывать интерес у историков, писателей, журналистов и общественных деятелей Монголии, России, Японии и других стран. Открываются ранее неизвестные архивные документы, появляются новые подходы, различные трактовки причин, характера и результатов этого конфликта.

В статье предпринимается попытка взглянуть на корни халхингольских событий в свете открывшихся новых архивных документов, в частности на вопрос определения границы между МНР и Маньчжоу-Го в 1932-1939 гг. В статье не рассматривается военный аспект Халхин-Гола, поскольку он уже подробно изучен российскими и зарубежными историками, а главное внимание уделяется анализу международной ситуации в Северо-Восточной Азии.

Система международных отношений, сложившаяся вокруг МНР в 20-х - начале 30-х годов XX в., являлась результатом взаимодействия совершенно разнородных явлений - официальных советско-монгольских отношений, охватывавших широкий спектр вопросов от подъема монгольской экономики до прямой военной и дипломатической помощи, революционно-идеологических связей Коминтерна, Монгольской народно-революционной партии (МНРП), Гоминьдана и КПК, японской политики. На международное положение МНР в начале 30-х годов оказывало влияние созданное Японией в марте 1932 г. марионеточное государство Маньчжоу-Го, в состав которого вошли часть земель Внутренней Монголии (Восточная Монголия), Барги и Маньчжурии.

24 февраля 1933 г. проблема японской агрессии в Китае вышла на новый уровень. На заседании Лиги Наций в Женеве была принята резолюция о японо-китайском конфликте, в которой предлагалось создать специальный комитет из 19 государств с представителями СССР и США для разработки механизма урегулирования инцидента, вопрос же о признании Маньчжоу-Го, активно проталкивавшийся Японией, оставался открытым. 4 марта 1933 г. Япония оккупировала китайскую провинцию Жэхэ, а 27 марта 1933 г., в знак протеста против политики Лиги Наций, вышла из этой организации.

В 1933 г. во Внутренней Монголии на первый план вышло националистическое крыло под руководством авторитетного и независимого в то время от японцев князя Западного сунита Силингольского сейма Дэмчиг Донрова (Дэвана), который 23 апреля 1934 г., объединив князей, не вошедших под японское покровительство, добился от Нанкинского правительства права на создание автономного внутримонгольского государства с центром в монастыре Пайлан провинции Суйюань ¹ . Создание такого государственного образования было прямым результатом борьбы Дэвана против китайской администрации, которая шла во Внутренней Монголии с начала 30-х годов.

Лузянин Сергей Геннадьевич - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник, заместитель руководителя Центра "Россия - Китай" Института Дальнего Востока РАН, специалист по новейшей истории Китая.

¹ Bisson Т.A. Outer Mongolia. A new Danger Zone - The Far East. - Foreign Polisy Reports. New York, 1935, p. 31-33.

стр. 41

Одновременно новый лидер занимал и жесткую антияпонскую позицию, вплоть до готовности его сторонников начать широкую партизанскую войну против Японии ² . Последняя, учитывая это, старалась найти с Дэваном общие точки соприкосновения, предлагая ту или иную форму сотрудничества с Маньчжоу-Го. В Улан-Баторе и Москве также внимательно следили за маневрами Дэвана, но тогда занимали выжидательную позицию.

Осенью 1933 г. администрация Маньчжоу-Го и японская дипломатия через советских представителей в Китае и Японии начали зондировать почву на предмет установления прямых отношений между Маньчжоу-Го и МНР ³ . Советское руководство, рассматривая данную проблему, учитывало различные варианты и как возможность получения от Японии серьезных уступок в ходе проходивших в Маньчжурии советско-японских переговоров о продаже КВЖД ⁴ и как перспективу заключения с Японией в той или иной форме соглашения о разграничении "сфер влияния" в маньчжуро- монгольском регионе с гарантией Токио не вмешиваться в дела МНР.

Летом 1934 г. Япония продолжала наращивать военно- политическое присутствие во Внутренней Монголии. В июле- августе в районе Долоннора (Внутренняя Монголия) Япония построила большое количество военных объектов - аэродромы, укрепленные пункты, оружейные склады, установила несколько радиостанций, провела дорожные коммуникации. В сентябре того же года была учреждена специальная военная миссия в Калагане под руководством полковника Мацуи. Внутренняя Монголия была заполнена японскими офицерами и агентами, занимавшимися самой разной работой - от сбора разведывательной информации до обычной агитации местных князей. Особое внимание уделялось Силингольскому и Уланцабскому сеймам, пограничным с МНР. В конце сентября 1934 г. представитель японского генерального штаба генерал Доихара с инспекционной поездкой посетил провинцию Жэхэ.

11 октября 1934 г. заместитель наркома по иностранным делам Б.С. Стомоняков отправил в Улан-Батор советскому поверенному в делах И.Я. Златкину следующее сообщение: "Отдельные факты, имевшие место за последние 2 месяца на восточной границе, вскрывают характер возможных провокаций японцев: переброску разведпартий под видом охотников, нападение диверсионных групп со стороны Барги. То обстоятельство, что японское правительство в Москве заявило, что "Внешняя Монгольская Республика самовольно передвигает свои границы на Восток", показывает, что вопрос о границах МНР стоит в центре внимания не только японского военного командования, но и МИД. В связи с этим полпредству усилить бдительность монгольского руководства. Быть готовым к осложнениям на восточной границе. Необходимо специально заняться вопросом о границе, как с точки зрения исторической, так и ее юридического статуса и фактического положения" ⁵ .

Последнее замечание Б.С. Стомонякова было не случайно. Точной границы между МНР и Маньчжоу-Го фактически не существовало. Вместо нее была пограничная зона шириной от нескольких десятков до сотни километров без каких-либо опознавательных знаков. Исторически эта территория не была спорной, по ней столетиями кочевали восточные монголы, бар гуты и другие местные племена. Однако в условиях нараставшей напряженности, в связи с японской агрессией в Китае, эта территория превратилась в место постоянных стычек и столкновений монгольских и маньчжурских пограничных разъездов, причем процесс этот был обоюдным и установить изначальную виновность или невиновность той или иной стороны было почти невозможно.

² Фаньцзю. Мэнгу гайкуан юй нэйменгу цзичжи юньдун (Обзор Монголии и движение за автономию во Внутренней Монголии). - Шанхай, 1934, с. 14.

³ Архив внешней политики Российской Федерации (далее - АВП РФ), ф. Референтура по Монголии, оп. 16, пор. 13, пап. 12, д. 23, л. 58.

⁴ АВП РФ, ф. Секретариат Литвинова, оп. 14, пор. 111, пап. 102, д. 021, л. 17.

⁵ Там же, оп. 14, пор. 57, пап. 99, д. 021-022, л. 14 об.

стр. 42

Новые политические реалии - агрессия Японии, образование Маньчжоу-Го и государства Дэвана - заставили монгольское руководство искать оптимальный вариант развития своей внешнеполитической стратегии. Несмотря на этническую близость и некоторое сходство с Маньчжоу-Го по внешним признакам (неопределенность международно-правового статуса, влияние "старшего партнера"), МНР объективно не могла идти на союз с ним, во-первых, из-за японской опасности, и без того волновавшей Улан-Батор; во-вторых, по причинам идеологического характера, разделявшим оба государства. Союз с автономным внутримонгольским государством, несмотря на панмонгольскую привлекательность, предполагал разрушение советско- монгольского блока и отход от Москвы, что также не устраивало Улан-Батор. Поэтому в сложившихся условиях наиболее реальной политикой для сохранения государственности и для поддержания национальной безопасности было дальнейшее военно-политическое и экономическое сближение с СССР. В обстановке нараставшей угрозы со стороны Японии этот союз хотя и потерял былой революционный "романтизм" 20-х годов (МНР - коминтерновский "коридор" в Китай), но зато приобретал черты жесткого военно-оборонительного механизма. В октябре - ноябре 1934 г. состоялся официальный визит председателя Монгольской народно-революционной партии П. Гэндэна в СССР. После посещения Киева Гэндэн провел в Москве переговоры с советским руководством, где и сделал предложение о заключении договора о взаимной помощи и поддержке в связи с японской угрозой ⁶ .

27 ноября 1934 г. стороны договорились о заключении джентльменского, устного, соглашения, предусматривавшего в случае нападения на одну из договаривавшихся сторон поддержку и оказание помощи, в том числе и военной.

В январе 1935 г. взаимоотношения МНР и Маньчжоу-Го получили новый импульс -маньчжурская дипломатия предложила Улан-Батору обсудить проблему спорных территорий ⁷ на специальной встрече уполномоченных двух государств. Одновременно власти Маньчжоу-Го поставили вопрос об установлении официальных дипломатических отношений и обмене представителями. Такие инициативы происходили на фоне усиливавшихся пограничных конфликтов между монгольскими и японо-маньчжурскими погранотрядами.

3 июля 1935 г. на станции Маньчжурия начался первый раунд официальной монголо-маньчжурской конференции по урегулированию пограничных конфликтов. Монгольскую делегацию возглавлял дипломат, работавший в ранге полномочного представителя МНР в Москве Ж. Самбу, маньчжурскую - губернатор Северного Хингана Лин Щин. Накануне открытия была выработана совместная советско- монгольская позиция о тактике ведения переговоров. Особенностью ее была изначальная установка Москвы и Улан-Батора на сведение переговоров к обсуждению конкретного пограничного инцидента и, как отмечалось в письме советского представителя в МНР В.Х. Таирова Самбу, "недопущению расширения переговоров в плане обсуждения общих перспектив в развитии отношений МНР и Маньчжоу- Го" ⁸ . В инструкции НКИД, специально разработанной для монгольской делегации, подчеркивалось, что монголам на первом заседании необходимо добиться включения в повестку дня вопроса о конфликте в районе Халхин-Сумэ, освобождение которого от японцев и маньчжуров входит в "ближайшие задачи делегации" ⁹ . Маньчжурская делегация, фактически возглавлявшаяся сотрудником японского министерства иностранных дел И. Канаки, на первом заседании поставила вопрос о необходимости расширения

⁶ АВП РФ, ф. 011, oп. 15, пап. 23, л. 2.

⁷ Особенно острой была ситуация в районе южнее оз. Буир-Нур, в местности Халхин-Сумэ, в которую в январе 1935 г. вошли маньчжурские отряды. Обе стороны имели свои картографические версии относительно этого района - монгольская ссылалась на древние китайские карты, а маньчжурская - на более поздние цинские карты, однако полной ясности в этом вопросе ни в Москве, ни в Улан-Баторе, ни в Токио не было.

⁸ АВП РФ, ф. Референтура по Монголии, оп. 18, пап. 158, д. 5, л. 53-54.

⁹ Там же.

стр. 43

сферы переговоров и предварительного установления официальных дипломатических отношений между МНР и Маньчжоу-Го. Японцы ссылались на прецедент задержания топографической группы Инукаи на территории восточной МНР, посланной туда японцами в июне 1935 г., и на предложение руководителя японской миссии майора Сакураи о проведении прямой телеграфной линии между Улан- Батором и ст. Маньчжурия ¹⁰ . 5 июля монгольское правительство опубликовало заявление "О вторжении японо- маньчжурских войск на территорию Монголии", а 8 июля полпредом В.Х. Таировым была получена телеграмма Б.С. Стомонякова с выражением поддержки позиции МНР на переговорах на ст. Маньчжурия ¹¹ .

В августе 1935 г. Самбу на очередном заседании конференции сообщил о согласии монгольского правительства вступить в официальные переговоры об обмене уполномоченными, по одному человеку от каждой стороны и о создании пограничной комиссии. Маньчжуры настаивали на прежнем количестве (по три человека) и тех же пунктах представительства. Сторонами был объявлен перерыв.

2 октября 1935 г. переговоры на ст. Маньчжурия возобновились. Самбу получил рекомендации советских представителей ни в коем случае не идти на уступки японцам, стараясь всячески затягивать переговоры. Вновь была подтверждена установка на бойкот предварительного условия японцев об установлении отношений и тактика на обсуждение статуса пограничных комиссий. Удобным предлогом для нового перерыва считалось возникшее противоречие в ходе переговоров о количестве и местах пребывания будущих представителей МНР и Маньчжоу-Го. В течение октября - ноября 1935 г. монгольская делегация упорно настаивала на своей версии представительства - по одному человеку в Тамцак-Булане и на ст. Маньчжурия, а японо-маньчжурская делегация - на своей - по три представителя в Улан-Баторе, Баин-Тумене, Тамцак-Булане и Чаньчуне, Хайларе, ст. Маньчжурия соответственно от Маньчжоу-Го и МНР. Наступил новый кризис, и 25 ноября 1935 г. на 21-м заседании Маньчжурская конференция прервала работу. Делегация Самбу покинула ст. Маньчжурия и выехала в Улан-Батор.

В декабре 1935 г. в отношениях между МНР и Маньчжоу-Го наступил новый этап напряженности и пограничных конфликтов. 19 декабря произошло столкновение монгольских и маньчжурских отрядов по вине последних в районе Буин- Дерсу на восточной границе МНР. Правительство МНР направило Маньчжоу-Го ноту протеста. 30 января 1936 г. произошло новое нападение японо-маньчжурских отрядов, в котором японцы потеряли 12, а монголы - 5 человек. 12 февраля того же года агрессоры устроили еще один пограничный инцидент недалеко от оз. Буир-Нур, в котором также имелись жертвы - восемь японских и семеро монгольских пограничников. В связи с этим западная пресса с тревогой начала писать о том, что японцы пытаются использовать проблему "неопределенности монголо- маньчжурской границы" для дальнейшей эскалации напряженности. Так, английская "Дэйли Телеграф" замечала, что "любая серьезная попытка (японцев - С.Л. ) отбросить монголов из спорных районов может вызывать войну" ¹² . "Манчестер Гардиан", "Ньюс Кроникл" и "Экономист" указывали, что японское наступление против МНР и СССР в значительно "большей мере грозит катастрофой, чем японская экспансия в Китае", нападение "марионеточного Маньчжоу-Го на советское марионеточное государство Внешней Монголии ... неизбежно вызовет советско-японскую войну" ¹³ .

Проблемы монголо-маньчжурских отношений все больше упирались в логику и внутренний механизм советско-японских контактов. 16 декабря 1935 г. в Токио состоялась беседа между членом японского правительства виконтом Иноуэ и советским полпредом в Японии К.К. Юреневым. В ходе беседы Иноуэ заявил, что "Квантунская армия будет и впредь добиваться установления дипломатического контакта с

¹⁰ Там же.

¹¹ Там же, л. 54.

¹² Там же, oп. 19, пор. 11, пап. 18, инв. 420, д. МО- 025, л. 58.

¹³ Там же, л. 53.

стр. 44

Монгольской Республикой" ¹⁴ . В другой встрече Юренева с членом парламента Сидэхарой в начале февраля 1936 г. послу был задан вопрос о причинах срыва переговоров об урегулировании пограничного конфликта и возможности нового их возобновления, на что Юренев уклончиво ответил: "Нельзя требовать от стран дипломатических отношений, если они их не хотят. В случае, если бы штаб Квантунской армии отказался от политики террора в отношении Внешней Монголии, то ... не исключено, что Внешняя Монголия согласилась бы на установление нормальных отношений с Японией" ¹⁵ .

14 февраля 1936 г. в Москве состоялась беседа японского посла Т. Ота и Стомонякова. В ходе разговора последний изложил советскую позицию относительно монголо- маньчжурского конфликта, подчеркнув, что СССР не допустит агрессии против Внешней Монголии и окажет необходимую поддержку монгольскому народу. Информация о разговоре была передана в Токио. 17 февраля состоялось совещание в министерстве иностранных дел Японии, на котором обсуждались возможные сценарии дальнейшего развития советско-японских отношений по монгольской проблеме. Судя по поступившей информации в Москву по дипломатическим и разведывательным каналам, заявление Стомонякова несколько остудило пыл японских политиков, заговоривших о сохранении статус-кво в спорных районах и поиске между МНР и Маньчжоу-Го приемлемого для обеих сторон компромисса" ¹⁶ .

Позиция советской дипломатии в Токио была направлена на то, чтобы выиграть время, необходимое для укрепления военно-экономического потенциала МНР, создания в восточных районах соответствующих оборонительных коммуникаций. Одновременно, не снимая с повестки дня японской угрозы, и в Москве, и в Улан-Баторе считали, что Япония пока не готова вести широкомасштабную войну. Так, в секретном послании Б.С. Стомонякова Таирову указывалось: "Международное положение Японии и ее военная подготовка не таковы, чтобы решиться начать войну против МНР и, следовательно, против СССР" ¹⁷ .

17 февраля 1936 г. Стомоняков собрал совещание в Наркоминделе, пригласив и представителей Наркомата обороны - зам. наркома обороны А.И. Егорова и С.П. Урицкого, а также работников, ответственных за топографическое дело и издание географических карт. Главная тема совещания - проблема реальных границ МНР и Маньчжоу-Го. Совещание, несмотря на тщательную подготовку и долгую дискуссию, не прояснило картину. В письме от 20 февраля 1936 г. Таирову Стомоняков, излагая итоги совещания, просил прислать в Москву "точную официальную карту ... с нанесением на ней указанных границ". Далее он писал: "Ввиду чрезвычайной настойчивости, с которой японцы и маньчжурцы настаивали и настаивают на том, что столкновения происходили на территории Маньчжоу-Го, и, в особенности, ввиду того, что мы имеем серьезные доказательства, что на этот раз японское правительство действительно было уверено, что столкновения происходили на маньчжурской территории, я запросил Вас, уверены ли Вы полностью в верности монгольской информации по этому вопросу. Этот вопрос был еще более естествен ввиду отмеченной выше неточности наших карт" ¹⁸ . Однако ответ Таирова не дал четких ориентиров, так как в Улан-Баторе имелось несколько картографических версий восточной границы МНР и ни одна из них не могла быть взята за основу.

Во второй половине 30-х годов классический "треугольник" СССР - МНР - Китай превратился в новую систему СССР - МНР - Япония - Китай. Последняя отличалась большей противоречивостью и конфликтностью, усиливая международную напряженность в регионе.

¹⁴ АВП РФ, ф. Секретариат Литвинова, оп. 16, пор. 140, пап. 124, л. 26.

¹⁵ Там же, с. 137.

¹⁶ АВП РФ, ф. Референтура по Монголии, оп. 19, пор. 11, пап. 18, инв. 420, д. МО-025, л. 3.

¹⁷ Там же, ф. Секретариат Литвинова, on. 16, пор. 88, пап. 121, д. 021/022-МО, л. 1.

¹⁸ Там же, л. 2.

стр. 45

Структура СССР - МНР - Япония - Китай, во многом державшаяся на советско-японских и японо-китайских отношениях, имела два варианта существования - мирное развитие с последующим разделом "сфер влияния" между СССР и Японией в монголо-маньчжурском регионе (по аналогии с российско-японским союзом 1907-1917 гг.); и военное разрешение как в рамках монголо-маньчжурской пограничной конфронтации, так и в плане более масштабного столкновения СССР и Японии и Японии и Китая. Учитывая общую ситуацию в мире - формирование "оси" Рим - Берлин - Токио и агрессивную паназиатскую стратегию Японии, последний вариант к 1936 г. стал наиболее реальным.

Международная обстановка, сложившаяся в 1937 г. на Дальнем Востоке, отличалась крайней напряженностью. 7 июля 1937 г. Япония начала широкомасштабную войну против Китая. Западные державы осудили японскую агрессию, но их протесты не дали должного результата. 21 августа 1937 г. был подписан договор о ненападении между Советским Союзом и Китаем. Было подтверждено, что если бы одна из сторон подверглась нападению одной или нескольких третьих держав, другая сторона была обязана не оказывать помощи третьей стране или странам ¹⁹ . В Лиге Наций на Брюссельской конференции в ноябре 1937 г. обсуждалось положение на Дальнем Востоке в связи с японской агрессией против Китая. 5 октября 1937 г. было принято решение Лиги Наций, в котором она рекомендовала своим членам воздержаться от действий, могущих ослабить Китай, а также рассмотреть вопросы помощи Китаю.

В 1935 г. началась подготовка Маньчжурской конференции, первый этап которой закончился в 1937 г. Конференция по урегулированию монголо-маньчжурских пограничных отношений как в зеркале отразила комплекс противоречий и прежде всего между Советским Союзом и Японией.

Международный фон готовившейся Маньчжурской конференции создавали стремительно развивавшиеся события во Внутренней Монголии. Созданный еще в 1935 г. автономный Хэбэй-Чахарский политический совет в мае 1936 г. выдвинул князя Дэвана председателем сформированного военного правительства провинции Чахар. Японцы же в апреле-мае 1936 г. в Чахаре и Суйюане провели ряд совещаний и съездов монгольских князей и чиновников с прояпонскими лозунгами и программами, пытаясь создать альтернативное политическое движение правительству Дэвана, Одновременно, на оккупированной японцами территории хошунов, где проживали баргутские племена, зрела волна недовольства японским режимом, вылившегося в ряд антияпонских акций. Вначале мая командование Квантунской армии по подозрению в подрывной деятельности арестовало бывшего руководителя делегации от Маньчжоу-Го на Маньчжурской конференции, предводителя монгольских князей и чиновников в Барге Лин Шеня и без долгих разбирательств расстреляло его и его ближайших помощников ²⁰ . Известие о казни быстро распространилось по Внутренней Монголии, усилив антияпонские настроения даже среди лояльно расположенных к Японии князей и чиновников, поднимая симпатии к Дэвану. Резко упали шансы Японии на создание объединенной Внутренней Монголии под названием "Менгу-Го", нового варианта уже существовавшего Маньчжоу-Го. Последнее обстоятельство было подчеркнуто в беседе, состоявшийся в Тихоокеанском институте г. Владивостока 14 апреля 1936 г. между американским ученым монголоведом и китаеведом О. Латтимором и советскими представителями - Г.А. Войтинским, Мотылевым, Сванидзе, А. Кантаровичем и С. С. Борисовым. Информация О. Латтимора о событиях во Внутренней Монголии и Маньчжоу-Го подтверждала многие донесения советской резидентуры в Маньчжурии и Внутренней Монголии. Так, Латтимор отмечал, что был свидетелем военного продвижения японцев в Жэхэ и видел, насколько быстро и четко действовали их мотомехчасти. "Полученный японцами опыт, - продолжал он, - может быть использован ими в восточном районе МНР при наступлении со стороны

¹⁹ Капица М.С., Коваленко В.И. Дружба, завоеванная в борьбе. М., 1965, с. 92.

²⁰ АВП РФ, ф. Секретариат Литвинова, оп. 16, пор. 141, пап. 124, л. 142.

стр. 46

Барги". На вопрос Войтинского: "Можно ли ожидать в ближайшем будущем объединение Внутренней Монголии японцами и создание Менгу-Го?" О. Латтимор ответил, что "Создание японцами Синаньской (Хинганской) провинции (в 1932 г. - С.Л. ) есть некоторая гарантия против аннексии ими Внутренней Монголии, но у японцев есть шансы объединить монгол на контрреволюционной основе, против МНР и СССР" ²¹ .

Дипломатическая обстановка, влиявшая на ход подготовки Маньчжурской конференции, была связана с развитием советско-японских отношений по монголо-маньчжурской проблеме. Токио, пытаясь отмежеваться от репрессий Квантунской армии в отношении Лин Шэня (китайский чиновник, находившийся на службе у японцев) и его людей, постоянно заявлял свои "права" и претензии на Внутреннюю Монголию. В дневнике К.К. Юренева от 11 мая 1936 г. отмечалось: "Далее разговор перешел на монгольские дела. Виконт Иноуэ резко осудил расстрел штабом Квантунской армии высших монгольских чиновников Маньчжоу-Го, совершенно резонно подчеркнув, что эта активность лишь скомпрометировала штаб и создала враждебные Японии настроения во Внутренней Монголии. На мой вопрос, как обстоит дело с последней? Иноуэ ответил, что вопрос о судьбе Монголии остается открытым. Форма его решения зависит от того - будет ли взята Японией линия на мир с СССР или на войну. В случае войны, во что мой собеседник не верит. Внутренняя Монголия будет занята Японией" ²² .

МНР как и раньше находилась в условиях политической и дипломатической изоляции, с ней имел отношения только Советский Союз. Объяснялось это, с одной стороны, неопределенным статусом самой МНР, а с другой, острой международной обстановкой, сложившейся на ее южных и восточных рубежах. Последнее обстоятельство заставляло Советский Союз не допускать контактов Монголии с внешним миром. Так, в конце 1936 г. английский Форин Оффис поручил своему посольству в Москве выяснить через монгольское представительство, а также Народный комисса-риант иностранных дел СССР, возможно ли посещение МНР английским генконсулом в Мукдене Батлером, возвращавшимся из Лондона в Мукден через Советский Союз. В ответе НКИД говорилось: "Советское правительство отклоняет принятие обращений посреднического характера к правительству МНР, к которому все могут обращаться непосредственно" ²³ . Одновременно, монгольскому послу была отправлена рекомендация "не предоставлять визы ... чтобы не создавать прецедента, на который могли бы ссылаться потом японцы, при аналогичных просьбах" ²⁴ .

В первой половине 1937 г. шла активная дипломатическая переписка между правительствами МНР и Маньчжоу-Го. Переписка касалась двух основных проблем - продолжавшихся пограничных конфликтов и возобновления переговоров о недопущении их. 17 февраля 1937 г. в Улан- Батор поступила очередная нота протеста правительства Маньчжоу-Го по поводу "нарушения ... монгольскими отрядами границы и ... проникновения их на маньчжурскую территорию". 28 февраля того же года в Москве состоялась беседа Таирова с заведующим Восточным отделом НКИД В.И. Козловским по поводу последнего инцидента, в которой Козловский спросил посла: "Где находятся пункты в маньчжурской ноте, на монгольской или маньчжурской территории?". Таиров не смог сразу дать определенный ответ и для прояснения ситуации сделал запрос заместителю начальника Разведуправления РККА А.М. Никонову и сотруднику отдела картографии РККА Саенко. Последний 2 марта 1937 г. сообщил: "По карте военных топографов РККА удалось установить следующие из перечисленных в маньчжурской ноте пункты. 1) Хол-хоит расположен у пересечения руки Керулен на монголо- маньчжурской границе. Маньчжуры пишут, что нарушение границы имело место в 30 км на восток от этого пункта и тогда

²¹ Там же, ф. Референтура по Монголии, оп. 18, пап. 158, д. 8, л. 42.

²² Там же, оп. 16, пап. 158, д. 8, л. 142.

²³ Там же, оп. 18, пап. 158, д. 8, л. 1.

²⁴ Там же, л. 2.

стр. 47

получается на территории Маньчжоу-Го. 2) Гора Ген-Ула (другой пункт нарушения) расположена на маньчжурской территории; 3) Тундан-обо находится в 12 км к востоку от горы Алын-Ула и, следовательно, в спорной зоне" ²⁵ .

В то время руководство НКИД и генеральный штаб РККА оперировали двумя основными картами монголо- маньчжурской границы: картой генштаба российской армии 1906 г. и советским вариантом этой же версии, изданным в январе 1934 г. Управлением Военной Топографии РККА. В последнем варианте граница между МНР и Маньчжоу-Го нанесена по условной линии: Ара-Дулайн - Модон - Тембек - через гору Дархан-Ула на Улан-Удук - Халхин-сумэ и далее севернее реки Халхин-Гол ²⁶ . В январе 1936 г. карта издания 1934 г. была доложена начальнику Генерального штаба РККА А.И. Егорову как наиболее достоверный источник. В этом же году Генштаб отправил экземпляр карты в Улан- Батор правительству МНР, которое нанесло на свои карты ориентиры согласно советской версии: от Итр-Обо до Булун- Дэрису, далее севернее реки Халхин-Гол и по Ара-Дулайн, Модон, Тембек, Улан-Удук и Халхин-сумэ. В Генштабе имелась еще одна карта издания 1933 г., по которой граница проходила уже непосредственно по реке Халхин-Гол, но эта карта была вспомогательным и запасным вариантом. Так или иначе, но полной и объективной картины о монголо- маньчжурской границе на 1937 г. ни в Москве, ни в Улан- Баторе не было.

17 марта министр иностранных дел Маньчжоу-Го Чан Иен-чэн направил премьер-министру МНР А. Амору следующую телеграмму: "Конференция должна возобновиться без всяких предварительных условий... Несмотря на Вашу позицию всячески избегать переговоров, предлагаем возобновить конференцию" ²⁷ .

26 июля 1937 г. монгольская делегация под руководством Самбу вновь прибыла на ст. Маньчжурия для продолжения переговоров. Маньчжуры прибыли с новым руководителем японцем Яно. 2 августа состоялась предварительная беседа Самбу и японского представителя о возможных вариантах повестки дня. Стороны, не договорившись, решили все-таки начать работу и 3 августа состоялось 24-е заседание конференции, обозначавшее старое противоречие по подходу к порядку обсуждения проекта. 4 августа Самбу получил из Улан-Батора от Таирова письмо, в котором предлагалось оставить в покое 1-ю статью проекта и перейти к обсуждению остальных ²⁸ .

9 августа 1937 г. на 25-м заседании переговоры сдвинулись с мертвой точки и началось обсуждение других пунктов проекта. 11 августа стороны приступили к редактированию 2-го и 3-го пунктов - о работе смешанных пограничных комиссий, продолжавшемуся вплоть до 7 сентября 1937 г. (до 35-го заседания). 7 сентября возникла новая дискуссия по формулировке 3-го пункта. Маньчжуры упорно настаивали на своем варианте - организации работы и проведении первых заседаний смешанных погранкомиссий в Улан-Баторе, а монголы были категорически против такой формулировки. Отказ Самбу вызвал ультимативное заявление Симомуры о том, что "монголы не хотят допускать иностранцев на свою территорию... и вопрос о работе пограничных комиссий остается открытым" ²⁹ . На 35-м заседании конференция окончательно прекратила работу.

Сентябрьский кризис в переговорах свел на "нет" всю работу конференции, финал которой был закономерен. Ни Улан- Батор, ни Москва, ни японо-маньчжурское руководство не хотели реального достижения компромиссов. Монголо- маньчжурские переговоры были видимостью, ширмой для демонстрации международной общественности "желания" урегулировать пограничные конфликты. Каждая из сторон фактически готовилась к войне.

²⁵ Там же, д. 5, л. 26-28.

²⁶ Там же, ф. Секретариат Молотова, оп. 1, пап. 132, д. 6, л. 26-28.

²⁷ Там же, ф. Референтура по Монголии, оп. 18, пап. 158, д. 6, л. 36.

²⁸ Там же, л. 54.

²⁹ Там же, д. 1, л. 147.

стр. 48

Оценивая позицию СССР и МНР на конференции, необходимо отметить, что она была продиктована, с одной стороны, желанием оттянуть вооруженное столкновение СССР и Японии, а с другой - не допустить мирного проникновения Японии в форме взаимного дипломатического признания между МНР и Маньчжоу-Го в Монголию. Тактика же японских и маньчжурских представителей строилась на выдвижении заведомо неприемлемых вариантов урегулирования, с расчетом на дальнейшую эскалацию напряженности, что окончательно делало работу Маньчжурской конференции бесперспективной.

Крах Маньчжурской конференции свидетельствовал о завершении дипломатического "спектакля". На сцену выходили реально действовавшие стороны - СССР и Япония. В этих условиях угроза безопасности МНР со стороны Японии возрастала. В связи с этим центральным и приоритетным направлением международной политики и системы безопасности МНР продолжал оставаться курс на тесное военно-политическое и экономическое сотрудничество с СССР. Контакты с Китаем как на революционно- идеологическом уровне (МНРП - КПК), так и по официальным каналам с Нанкинским (первое местопребывание правительства) и Чуньцинским (второе местопребывание правительства) правительствами Чан Кайши, отходили на второй план. К тому же последнее продолжало считать МНР "частью" Китая, временно находившейся под контролем Советского Союза, аналогично Северо-Восточному и Центральному Китаю, оккупированных Японией.

Проблемы безопасности МНР поднимались в ходе визита японского премьер-министра А. Амора летом 1936 г. в Москву ³⁰ , а также в процессе переговоров монгольского министра торговли и промышленности Медээ 13 сентября 1937 г. с Б.С. Стомоняковым.

В январе 1936 г. состоялся ряд заседаний президиума ЦК МНРП, на которых было решено обратиться к СССР с просьбой о введении советских войск на территорию МНР. 1 февраля 1936 г. Советское правительство известило монгольское руководство об удовлетворении его просьбы. В сентябре 1937 г. начался ввод советских войск в МНР. Отдельные воинские части стали прибывать туда еще раньше.

Советские части дислоцировались в основном вдоль восточных и юго-восточных границ МНР на территориях Восточно-Гобийского, Центрального, Хэтэйского, Сухэ- Баторского и Восточного аймаков. Штаб 57-го Особого корпуса, которым командовал комбриг Н.В. Фекленко, располагался в Тамцак-Булаке. Советское правительство выделяло значительные денежные дотации на монгольскую армию. Так, в 1935 г. они составили 6 млн., а в 1936 г. - 8 млн. рублей ³¹ .

В 1937-1938 г. Советский Союз реализовал масштабную программу экономической помощи МНР. В ней предусматривалось строительство кирпичного, цементного, известкового, механо-ремонтного заводов, расширение добычи каменного угля в Налайхе, обширные научно- изыскательские проекты и многое другое. 19 января 1937 г. было принято постановление Совнаркома о строительстве узкоколейки Улан-Батор - Налайха и выделении на это строительство дотаций в размере 2,8 млн. рублей. Позже, по ходатайству монгольской комиссии ³² от 20 января 1938 г. в ЦК ВКП(б) смета была увеличена до 20 млн. рублей. В течение 1938 г. Комиссией были решены вопросы о поддержке Монгольского банка, Центрвоенторга о дополнительном направлении советских специалистов в МНР и подготовке в СССР монгольских кадров, повышение эффективности товарооборота. Размер советских

³⁰ Это был первый официальный визит А. Амора в СССР, в отличие от П. Гэндена, посетившего Москву в 1932 г., 1934 г. (совместно с X. Чойбалсаном) и в конце 1935 - начале 1936 г.

³¹ АВП РФ, ф. Референтура по Монголии, оп. 18, пап. 19, д. 10, л. 3.

³² 16 марта 1932 г. при Политбюро ЦК ВКП(б) была создана Монгольская комиссия во главе с К.Е. Ворошиловым "для разрешения всех вопросов, касающихся Монголии". - См.: В. Шепелев. "Монгольский вопрос" на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б) // Научно-информационный бюллетень, вып. 8. - М., 1996. С. 63.

стр. 49

дотаций Монголии, не считая кредитования по промышленным объектам, которые шли отдельной статьей, составил в 1938 г. 10 млн. тугриков ³³ .

Создавая в МНР индустриальную базу, современную инфраструктуру, Советский Союз, кроме решения задач развития экономики страны и подъема благосостояния монгольских народных масс, исходил из государственно- стратегических интересов - формирование мощной и эффективной системы национальной безопасности на Дальнем Востоке. Модернизированная МНР, с современной армией, жизнеспособной индустрией и сельским хозяйством могла бы стать надежным звеном в общей структуре безопасности в Центральной Азии и на Дальнем Востоке, создававшейся советским руководством с середины 30-х годов.

Определенное влияние на военно-политическую ситуацию оказывал Китай, политика которого с усилением японской агрессии постепенно менялась - от проявления примиренческих настроений в отношении Японии в середине 30-х годов до решения в сентябре 1937 г. о создании единого антияпонского фронта ³⁴ . 14 декабря 1937 г. на совещании высшего китайского руководства в Нанкине Чан Кайши назвал СССР "единственным союзником Китая в борьбе с Японией" ³⁵ .

Военно-дипломатическая обстановка накануне событий Халхин-Гола определялась двумя основными факторами. Во- первых, причинами самого конфликта, связанными с желанием Японии получить в МНР выгодный плацдарм на границах с Советским Союзом. Последнее обстоятельство усиливалось стремлением японского военного командования добиться "компенсации" за поражение от СССР в пограничном столкновении у озера Хасан в 1938 г. А главное, стремлением Японии оказать решающее влияние на быстрое завершение войны в Китае. Токио раздражала усиливающаяся военная помощь Советского Союза Китаю, создание при дипломатической и политической поддержке Москвы единого фронта между Гоминьданом и КПК и другие мероприятия. Министр иностранных дел Японии И. Мацуока в 1939 г. заявил, что война против СССР и МНР "сможет оказать воздействие на Чан Кайши, что приведет к окончательному миру" ³⁶ . Успешный для Японии исход боев на Халхин-Голе, несомненно, поставил бы вопрос о неминуемой гибели Китая как национального государства. Японские правящие круги надеялись победоносной войной подавить мощное антияпонское движение во Внутренней Монголии. Это движение объединяло самые различные политические силы - от националистических группировок, настроенных и против Японии, и против Китая, до различных прогоминьдановских и прокоммунистических организаций ³⁷ .

Во-вторых, самой пограничной проблемой, требовавшей какого-либо разрешения. Начало такому "разрешению" положила Япония своей агрессией в Китае - оккупацией Северной Маньчжурии, а затем и всего Северо-Восточного и Центрального Китая. Следующей фазой стал непосредственно монголо-японский территориально- пограничный конфликт, который развивался с 1932 г. с взаимными вторжениями и на

³³ АВП РФ, ф. Референтура по Монголии, оп. 19, пор. 4, пап. 160, д. 10, л. 215-216.

³⁴ См. подробнее: Мировицкая Р.А. Советский Союз в стратегии Гоминьдана (20-е - 30-е годы). М., 1990; Григорьев А.М. Японская агрессия и продолжение гражданской войны в Китае. - Новейшая история Китая, 1928- 1929. М., 1984, гл. 2, с. 51-94; Никифоров В.Н., Мировицкая Р.А., Титов А.С. Образование единого национального фронта в Китае (сентябрь 1937 г.). - Проблемы Дальнего Востока, 1977, N 3, с. 123-141; Овчинников Ю.А. Автономистское движение в Китае и проблема единого антияпонского фронта (1935-1937 гг.). - Восьмая научная конференция "Общество и государство в Китае". М., 1977, с.157-163.

³⁵ Кедров Ю. Как были сорваны планы нападения Японии на Советский Союз. - Азия и Африка сегодня, 1995, N 12, с. 3.

³⁶ Вартанов В.Н. Влияние событий на Халхин- Голе в 1939 г. на военно-политическую ситуацию на Дальнем Востоке. - 70 лет Монгольской Народной Революции. Материалы межд. науч. конф., 4 июля 1991 Г.М., 1992, с. 53.

³⁷ Дылыков С.Д. О партизанском движении в Маньчжурии и Внутренней Монголии в период господства реакционных режимов Пу И и Дэ Вана. - "Олон улсын монголч эрдэмтний IV их хурал" номонд. Улаанбаатар, 1984, Б. 1, Хх. 114-120.

стр. 50

территорию МНР, и на территорию Маньчжоу-Го. При этом использовалась неопределенность границы и наличие спорных зон, включая территорию реки Халхин-Гол. Так, 21 мая 1939 г., когда уже начались халхингольские сражения, в секретном донесении И.В. Сталину и В.М. Молотову Л.П. Берия сообщал, что в Улан-Баторе "нашлась еще одна карта, датированная 5 июля 1887 г., причем аналогичных экземпляров ни в архивах НКИД, ни в Управлении Военной Топографии РККА, ни в генштабе РККА, обнаружить не удалось ³⁸ . Найденная карта опровергала все ранее фигурировавшие версии о границе и определяла ее "восточнее реки Халхин-Гол", что автоматически превращало шедшие бои на спорной территории в войну на территории МНР, Относительно же карт, изданных в СССР и МНР в 1934- 1937 гг. и их издателей, Берия писал: "Нами ведется расследование, на основании каких материалов и документов в январе 1934 г. Управлением Военной Топографии РККА была издана карта, по которой государственные границы показаны проходящими по реке Халхин-Гол, а также выясняется, что послужило основанием к обозначению государственной границы МНР и Маньчжоу-Го (по обнаруженной карте - С. Л. ) к северо-востоку от реки Халхин-Гол" ³⁹ .

Военные действия на Халхин-Голе, происходившие с середины мая до 16 сентября 1939 г., закончились полным поражением Японии и Маньчжоу-Го ⁴⁰ . В результате переговоров в Москве между народным комиссаром иностранных дел В.М. Молотовым и послом Японии С. Того обе стороны пришли к соглашению о прекращении с 16 сентября 1939 г. в районе конфликта всех военных действий. В тот же день был подписан соответствующий протокол между СССР и Японией ⁴¹ .

Победа на Халхин-Голе подтвердила "дееспособность" советско-монгольского военно-политического союза и эффективность его стратегии национальной безопасности на Дальнем Востоке. Военное поражение Японии означало установление на определенное время мира и баланса сил в регионе между СССР и МНР с одной стороны, и Японией - Маньчжоу-Го - с другой. Одновременно, подписанный в августе 1939 г. советско-германский пакт о ненападении, кроме прямых и непосредственных целей Гитлера и Сталина по разделу "сфер влияния" в Европе и другим регионам, оказал определенное влияние и на Дальний Восток. Япония, в свете заключенного пакта, также была готова пойти на диалог с Москвой и договориться на тех или иных условиях о ненападении и нейтралитете. Китай, в этих условиях, вновь становился основным объектом японской агрессии. Заключенное в июле 1939 г. англо-японское соглашение Арита-Крейги способствовало этому, обеспечивая Японии невмешательство Великобритании в китайские дела. МНР, в отличие от Китая, находилась в более выгодном международном положении - Советский Союз, оказав прямую военную защиту в мае - сентябре 1939 г., продолжал осуществлять дипломатическую поддержку Монголии, как в рамках идущих советско-японских переговоров о нейтралитете, так и в целом в отношениях с другими державами.

³⁸ АВП РФ. Ф. Секретариат Молотова, оп. 1, пор. 132, пап. 13, л. 62.

³⁹ Там же, л. 66.

⁴⁰ См. подробнее: Сафронов В.П. СССР и японская агрессия (1937-1941). - Советская внешняя политика. 1917-1945 гг. Поиски новых подходов. М., 1992, с. 261; Гаврилов В.А. Японский фактор во второй мировой войне: новый взгляд через 50 лет. - 50-летие Великой победы и Восток. М., 1996; Ганин Н.И. Необъявленная война. Халхин-Гол. 1939. -Там же, с. 14-21; Кошкин А.А. Как готовился Халхин-Гол. - Новая и новейшая история, 1989, N 4, с. 42-55; Зориг Г. Халх голын байлдааны тухай японы хэвлэлд. - Дорно дахины судлалын асуудал. У.-Б.. 1985, N 1 (10). - Хх. 69-74.

⁴¹ Советско-монгольские отношения, т. 1, с. 434-435.

Постоянный адрес данной публикации: