Отличительной чертой советской исторической науки послевоенного периода, особенно последних десяти лет, является большое внимание к проблемам теоретического источниковедения и методике исторического исследования¹ . Тем не менее разработка их отстает от изучения вопросов конкретной истории. До сих пор нет ни одного специального исследования, посвященного, например, анализу и синтезу исторических источников, их внешней и внутренней критике, анализу и синтезу исторических фактов. Это обстоятельство, в свою очередь, оказывает отрицательное влияние на разработку конкретно-исторических проблем, снижая их уровень. К числу вопросов, в исследовании которых советские историки делают лишь первые шаги, относится проблема истолкования, интерпретации исторических источников. Рассмотрение ее составляет задачу настоящей статьи.

Необходимость истолкования исторических источников еще до использования их в исследованиях была ясной историкам и XVIII и XIX веков. Это обстоятельство послужило основанием для возникновения особой отрасли научных знаний - герменевтики (от греческого слова ερμηνενω - толкую, объясняю), ставящей своей целью истолковывать смысл изучаемого документа. Однако задачи ее понимались по-разному. Так, основоположники буржуазного источниковедения конца XIX - начала XX в. Ф. Бласс, Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос считали, что главным в герменевтике является "искусство распознавать и объяснять скрытый смысл текстов", их образы, метафоры и т. п.² . По мнению А. С. Лаппо- Данилевского, перед ней стоят более широкие задачи: "Определить, какой именно исторический факт может быть восстановлен на основании данного источника", точнее, "то самое значение", которое автор ему придавал³ . Но если А. С. Лаппо-Данилевский в общем более верно, чем указанные выше авторы, понимал задачи герменевтики, то решал их так же, как и они, с идеалистических позиций, стремясь "подыскать то психическое значение источника, которое более всего соответствует данным его чувственного восприятия, то есть материальному образу источника"⁴ .

¹ М. Ю. Раковський. Про ленiнський етап в джерелознавстві; Одесса. 1961; Л. Н. Пушкарев. Формы и содержание исторических источников. "Советские архивы", 1966, N 5; И. Л. Шерман. Деякі; риси лені;нського методу дослі;дження і;сторі;ї; радяньского пері;оду. "Украї;нський і;сторичний журнал", 1967, N 4; І;. П. Крипякевич. Нарис методики і;сторичних дослі;джень. "Украї;нський і;сторичний журнал", 1967, NN 2 - 4, 7 - 10; М. А. Варшавчик. Вопросы логики исторического исследования и исторический источник. "Вопросы истории", 1968, N 10; В. И. Стрельский. Теория и методика источниковедения истории СССР. Изд-во Киевского университета. 1968; "Источниковедение". Теоретические и методические проблемы. М. 1969 и др.

² Ф. Бласс. Герменевтика и критика. Одесса. 1891, стр. 59 - 60; Ш. Ланглуа, Ш. Сеньобос. Введение в изучение истории. М. 1899, стр. 121 -123.

³ А. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории. Вып. II. СПБ. 1912. стр. 408.

⁴ Там же, стр. 410 - 411, 414 и др.

Советские источниковеды и литературоведы не раз обращались к проблеме истолкования источников. В 1928 г. Б. В. Томашевский характеризовал причины, вызывающие необходимость истолкования текста произведений художественной литературы⁵ . Почти в те же годы вопросы истолкования исторических источников затрагивались в работах Г. П. Саара⁶ и С. Н. Быковского. Последний, в частности, отметил как главную причину истолкования изменение социально-экономических отношений, а следовательно, и мировоззрения, происходившее с течением времени⁷ . Однако эти мысли не получили дальнейшего развития ни в работе самого С. Н. Быковского, ни в трудах других советских историков 30 - 40-х годов.

Вопрос об интерпретации исторических источников, в частности актового материала, вновь был поднят в конце 40-х годов Л. В. Черепниным. Подробно разобрав порочность неокантианского подхода к этой проблеме со стороны А. С. Лаппо-Данилевского, исследователь сформулировал свой взгляд на задачи интерпретации источников. По его словам, она должна проводиться "в целях понимания их смысла как документов классовой, политической партийной борьбы в целях раскрытия, почему определенное содержание облечено в соответствующую форму, и выяснения, в какой мере данная форма источника отражает его социально-экономическое и политическое содержание, не отстала ли она в своем развитии от реальных отношений общественной жизни"⁸ . Л. В. Черепнин считает интерпретацию самостоятельной задачей анализа исторических источников⁹ . С ним солидаризируется И. П. Крипякевич, который, однако, сводит интерпретацию источников к их словесному и речевому истолкованию¹⁰ . В. И. Стрельский, наоборот, полагает, что интерпретация является частью внутренней критики источника¹¹ .

Свою точку зрения на интерпретацию источников в последние годы высказали также И. А. Булыгин и Л. Н. Пушкарев. Они различают понятия "герменевтика" и "истолкование источников": под первой имеют в виду весь источниковедческий анализ памятника прошлого; задача второго, по их мнению, - "определить, есть ли в источнике скрытое значение, не употребляются ли некоторые термины или образы источника в переносном смысле". Эти авторы считают, что истолкование источника должно проводиться после выяснения степени полноты, достоверности и точности сообщаемых в нем сведений¹² . Однако их взгляд на сущность и задачи интерпретации исторических источников пока представляется малоубедительным. Даже если считать противопоставление герменевтики истолкованию неувязкой чисто терминологической, то едва ли возможно определить степень полноты, достоверности и точности сообщений источника до раскрытия того, что хотел в нем выразить его составитель. Разумеется, это не исключает проведения в дальнейшем на основе источниковедческого анализа проверки сделанных наблюдений и даже более глубокой интерпретации источника. Следует

⁵ Б. В. Томашевский. Писатель и книга. Очерк текстологии. М. 1928, стр. 8 - 11; изд. 2-е. М. 1959, стр. 28 - 30.

⁶ Г. П. Саар. Источники и методы их исследования. Баку. 1930, стр. 118.

⁷ С. Н. Быковский. Методика исторического исследования. Л. 1931, стр. 96 - 96.

⁸ Л. В. Черепнин. А. С. Лаппо-Данилевский - буржуазный историк и источниковед. "Вопросы истории", 1949, N 8, стр. 45.

⁹ Л. В. Черепнин. Источниковедение. БСЭ. Изд. 2-е. Т. 19, стр. 44 - 46.

¹⁰ І;. П. Крипякевич. Нарис методики і;сторичних дослі;джень. "Украї;нський і;сторичний журнал", 1967, N 7, стр. 121.

¹¹ В. И. Стрельский. Основные принципы научной критики источников по истории СССР. Киев. 1961, стр. 85 - 89.

¹² И. А. Булыгин, Л. Н. Пушкарев. Источниковедение. СИЭ. Т. 6, стб. 596 - 597.

также отметить, что в пособиях А. Ц. Мерзона, Е. В. Сизоненко и автора этих строк, специально посвященных критике исторических памятников, об интерпретации вообще ничего не говорится¹³ . Это, по нашему мнению, объясняется неразработанностью указанного вопроса в советской исторической литературе.

Попытаемся прежде всего выяснить само интересующее нас понятие. По определению философов, задача всякой интерпретации состоит в раскрытии смысла конструкций, формул, символов, текстов и т. п.¹⁴ . К этому же сводится интерпретация исторических источников. Вместе с тем она имеет свои специфические особенности. Интерпретируя источник, исследователь стремится понять, что сообщается в нем о конкретных фактах, событиях, явлениях. При этом учитывается, что между историческим фактом (явлением и т. п.) самим по себе, восприятием его создателем источника и отражением его в документе имеется существенное различие. Источник отображает исторический факт не подобно зеркалу, а сквозь призму сознания его составителей¹⁵ . По этой причине понять, что в нем выражено, можно лишь при учете значения источника как явления, возникшего в определенной исторической обстановке и выражающего взгляды его создателя как представителя определенного общественного слоя. Это в равной мере относится не только к повествовательным источникам, истолкование которых, по общему признанию, невозможно в отрыве от классовых и политических позиций их авторов, но и ко всем другим его видам¹⁶ . Задача интерпретации состоит в раскрытии с указанных выше позиций значения источника как в целом, так и в его отдельных частях. При этом, разумеется, истолкование совершенно ясных мест не требует какой-то особой работы. Но и они должны пройти сквозь призму сознания исследователя.

Необходимость интерпретации прямого значения того или иного текста определяется свойством языка. Язык - это историческая категория, которая непрерывно изменяется по мере развития общественной жизни, производства, науки и техники, быта и культурного общения между народами. Являясь средством общения людей, язык в равной мере обслуживает все классы общества, но отдельные социальные группы и классы далеко не безразличны к языку и стремятся навязать ему свой особый лексикон, свои особые термины и выражения. Без учета этих обстоятельств текст, заключенный в историческом источнике, не будет правильно понят. В этом смысле даже самый простой перевод текста, по существу, является уже его истолкованием, то есть словесной интерпретацией¹⁷ .

Однако в отличие от чтения и перевода при интерпретации текста основное внимание сосредоточивается на раскрытии его смысла в соответствии с теми конкретными историческими условиями, в которых возник источник. При этом, разумеется, не следует думать, что смысловое толкование отделено непроходимой стеной от грамматического. По характеристике Р. А. Будагова, "логические категории не могут не пронизывать язык - прямо и скрыто - уже потому, что язык есть средство выражения нашего мышления, которое само по себе невозможно без логики"¹⁸ . Язык и мышление относятся друг к другу как форма и содержание. Язык

¹³ А. Ц. Мерзон. Основные задачи критики исторических источников (ротапринт). М. 1953; А. П. Пронштейн, А. Г. Задёра. Методика работы над историческими источниками. М. 1964; Е. В. Сизоненко. Основные принципы научной критики источников по истории СССР. Одесса. 1965.

¹⁴ Философская энциклопедия. Т. 2. М. 1962, стр. 296.

¹⁵ М. А. Варшавчик. Указ. соч., стр. 79 - 80.

¹⁶ А. С. Пиголкин. Толкование нормативных актов в СССР. М. 1962, стр. 10.

¹⁷ А. Ф. Федоров. Введение в теорию перевода (лингвистические проблемы). Изд. 2-е. М. 1958.

¹⁸ Р. А. Будагов. Введение в науку о языке. М. 1958, стр. 132.

является той формой, в которой выражается мысль. Вот почему В. И. Ленин отметил в Философских тетрадях, что "мысль и слово - общее"¹⁹ .

Образуя диалектическое единство, слово и понятие не могут существовать одно без другого, а потому должны изучаться с точки зрения грамматической и логической одновременно. Поэтому нельзя согласиться с теми исследователями (в частности некоторыми юристами), которые отказываются от логического толкования правовых документов и сводят его к грамматическому, а точнее, даже к синтаксическому истолкованию²⁰ . Логическое толкование позволяет с максимальной точностью раскрыть смысл слова, что особенно важно в тех случаях, когда правила грамматики позволяют толковать его по- разному. Дело в том, что содержание заключенных в источниках слов не сводится к их непосредственному значению. Сохраняя его в одних и тех же исторических условиях, слова вместе с тем имеют богатую смысловую окраску. Являясь органической частью речи, они приобретают свой истинный смысл лишь в предложении. Только в контексте, например, раскрывается смысл слов, одинаковых по звучанию, но различных по смыслу (омонимов), или близких по содержанию, выражающих оттенки одного понятия, но разных по произношению (синонимов).

Часто разные слова приобретают одинаковый смысл только у определенного писателя или в данном конкретном документе. Согласно наблюдениям Н. Ю. Шведовой, в книге А. Н. Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву" в качестве синонимов слова гражданин там употребляются выражения: член общества, общественный член, согражданин²¹ . В ней же "в сложный синонимический ряд выстраиваются слова, объединенные общим значением угнетения, тирании, насилия, социального рабства": иго, неволя, оковы, пленение, порабощение, удручение, зверство и другие²² . Чтобы понять их как однозначные (точнее, как синонимы), знания одних грамматических правил и даже лексики определенной эпохи уже недостаточно. Для этого требуется соответствующее истолкование текста, в котором они находятся.

В документах, написанных участниками крестьянских войн XVII - XVIII вв., восставшие именуют себя казаками. Это обстоятельство, кстати, давало основание буржуазным ученым характеризовать народные движения и крестьянские войны XVII - XVIII вв, как чисто казачьи. Но при более внимательном анализе этих источников выясняется, что так называли себя все восставшие крестьяне, ибо права и привилегии казаков и прежде всего личная свобода были для них тем идеалом, к достижению которого они стремились. Это особенно ярко проявилось во время крестьянской войны 1773 - 1775 годов. В манифесте от 31 июля 1774 г. Е. Пугачев, например, выражая крестьянский идеал о свободном труде на свободной земле, воплощенный, по мнению народа, в правах казачества, жаловал крестьян "древним крестом и молитвою, головами и бородами, вольностью и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей"²³ и т. д. В следственных материалах по делу участников крестьянской войны часто встречаем записи, в которых восставшие именуют себя и своих соратников ворами, разбойниками и т. п. Эти материалы будут понятны

¹⁹ В. И. Ленин. ПСС. Т. 29, стр. 246. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 3, стр. 448.

²⁰ Т. Ф. Шершневич. Применение норм права. "Журнал министерства юстиции", 1903, N 1, январь, стр. 65; Salmond, Jurisprudence. L. 1947, p. 169.

²¹ Н. Ю. Шведова. Общественно-политическая лексика и фразеология в "Путешествии из Петербурга в Москву" А. Н. Радищева. "Материалы и исследования по истории русского литературного языка". Т. II. М. -Л. 1951, стр. 10.

²² Там же, стр. 21.

²³ "Пугачевщина". Т. I. М. -Л., 1926, стр. 40 - 41.

лишь при учете того, что записи показаний велись следователями - классовыми врагами восставших, стремившимися тенденциозно представить участников движения²⁴ .

Слова могут обозначать один и тот же предмет, действие или явление, но оттенять при этом разные его свойства и стороны. Это важно учитывать потому, что автор зачастую тем самым выражает свое отношение к предмету, о котором он говорит. Так, по издававшемуся в начале XIX в. "Словарю Академии Российской" слово "равенство" определялось как "одинаковость одной вещи с другою в количестве, величине, состоянии и проч." и расшифровывалось как "равенство чисел", причем оговаривалось, что "равенство как в умах и способностях, так и состояниях людских существовать не может". Однако у А. Н. Радищева это слово употреблялось в другом, несравненно более широком общественно-политическом смысле как равноправное, как одинаковое положение людей в обществе или, по его выражению, в "естественном состоянии", наконец, как отсутствие социального, политического и имущественного неравенства²⁵ . Сплошь и рядом внутренний смысл фразы зависит от порядка слов в предложении и даже от того стиля, которым пишет автор.

В задачу истолкования прямого значения текста входит выяснение смысла заключенных в нем терминов. В писцовых книгах XV - XVI вв. часто употреблялись такие выражения, как "место пусто" и "место живущее". Некоторые исследователи понимали их дословно. Обнаруживая в тех или иных книгах указание на большое число пустых мест, они делали вывод о запустении описанных районов²⁶ . Впоследствии, однако, было установлено, что указанные термины употреблялись в специальном значении. Живущим называли то место, с которого должны были поступать налоги. Оно продолжало числиться таковым и тогда, когда фактически на нем уже никто не жил, до тех пор, пока правительство не освобождало приписанных к этому месту людей от платы налогов. После этого место считалось пустым до включения его нового жильца, как правило, во время ближайшей переписи в число живущих²⁷ . Как видим, чтобы понять указанные термины, прямого перевода недостаточно, их надо истолковать.

В феодальной Руси было очень многообразным наименование юридических и делопроизводственных документов. Только различного вида грамот, то есть документов, исходивших от органов государственной власти и управления или от частных лиц, в которых фиксировались имущественные права, привилегии, обязанности отдельных лиц и взаимоотношения между ними, а также оформлялись судебные решения и различные сделки, исследователи насчитывают около 150²⁸ . Каждый вид грамот имел определенное значение, которое следует знать, чтобы понять, какой смысл вкладывали в ту или иную грамоту ее составители. Следует, например, отличать грамоту срочную от срочной отписной, указную от указной с прочетом, опасную от опасной с заповедью. Не всегда может быть ясным, какие, вопросы могут затрагиваться в грамотах вестовой, взметной, вытягальной, деловой (дельной), земляной, обетной и т. д. Важно знать, в чем различались между собой жалованные грамоты - вотчинная, кормленная, мытная, несудимая, проезжая, тарханная. Помимо грамот, в делопроизводственной практике фео-

²⁴ См. Р. В. Овчинников. Суд и следствие над Е. И. Пугачевым. "Вопросы истории", 1966, N 3, стр. 125.

²⁵ Н. Ю. Шведова. Указ. соч., стр. 13.

²⁶ Б. Д. Греков. Рецензия на писцовую книгу, изданную Майковым. "Журнал Министерства народного просвещения", 1912, январь, стр. 175.

²⁷ А. П. Пронштейн. Великий Новгород в XVI веке. Харьков. 1957, стр. 41 - 42.

²⁸ "Материалы для словаря видов и разновидностей документов". Вып. 2. М. 1967, стр. 3 - 18.

дальной Руси употреблялось еще свыше 250 других видов документов²⁹ . Круг затрагиваемых в них вопросов также следует учитывать и различать между собой; например, десятый - верстальную, разборную и раздаточную; записи - выкупную, жилую, заемную, заручную, клятвенную, поручную, раздельную и складную; кабалы - заемную, заемную закладную, купчую и служилую. Только "книг" разного рода в делопроизводстве было свыше 30, в том числе засечные, заставочные, кабальные, кабацкие, красильные, лавочные, нетчиковые, объезжие, окладные и т. п.

Раскрытие содержания понятий, заключенных в законодательных документах, зачастую тоже нельзя свести к их прямому переводу. Многие из них могут быть уяснены только на основе тщательного истолкования с учетом тех конкретно- исторических условий, в которых обозначаемые этими понятиями категории существовали.

В 30-й статье Судебника 1550 г. говорится о "смесном суде". В период феодальной раздробленности этот термин имел только один смысл: совместное рассмотрение дела представителями государственной власти и вотчинниками- иммунистами. Такое понимание, однако, не укладывается в контекст статьи, устанавливающей "судити смесной суд тому судье, у кого в присуде ответчик". Дело в том, что старый порядок суда уже не существовал. Но так как у разных групп населения сохранялась еще неодинаковая подсудность, хотя и чисто административного характера (по приказам), то ее приходилось учитывать. Однако судопроизводство велось уже не совместно, а тем судьей, в чьей юрисдикции находился ответчик³⁰ . Следовательно, термин "смесной суд" имел уже совсем иной смысл, чем прежде.

Нельзя ограничиваться только простым переводом, необходимо истолковывать такие термины в Русской Правде, как "воля", "земля" (это может быть страна, государство, княжество, владение, обрабатываемая земля), "наклад" (рост, лихва, надбавки, расход, издержки), "правда", "рядитися" (заключать договор, завещать), "свобода", "урок". Нуждаются в истолковании многие понятия Псковской Судной грамоты, Судебников 1497, 1550 гг., Соборного Уложения 1649 года. На недостаточность простого перевода многих терминов обращал внимание Ф. Энгельс в книге "Происхождение семьи, частной собственности и государства". "Этимологически, - писал он, - совершенно правильно переводить слово "басилей" немецким словом "Konig", так как слово "Koning" (Kuning) происходит от Kuni, Kunne и означает "старейшина рода"._ Но современному значению слова "Konig" (король) древнегреческое "басилей" совершенно не соответствует... басилей был военачальником, судьей и верховным жрецом; правительственной властью в позднейшем смысле он, следовательно, не обладал"³¹ . А между тем многие буржуазные историки допускали такую ошибку и отождествляли слово "безилевс" со словом "Konig". То же самое говорит Ф. Энгельс и о латинском слове "rex", которое Т. Моммзен толковал как "абсолютный" монарх³² .

Раскрытие содержания отдельных терминов и понятий неуклонно ведет нас к необходимости истолковать более крупные части текста, в составе которых эти термины и понятия находятся. В этом случае остаются справедливыми правила, сформулированные Г. С. Сааром еще в 1930 году. "Историк, - писал он, - сравнивает все места данного источника, в которых встречается выясняемое слово или оборот речи, и устанавливает, какое именно понятие передается в каждом случае этим

²⁹ Там же, стр. 1 - 2, 19 - 42.

³⁰ "Памятники русского права". Вып. IV. М. 1956, стр. 240, 282 - 283.

³¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 21, стр. 107.

³² См. там же, стр. 106.

словом и в каких именно случаях применяется изучаемый оборот речи. Для проверки своих выводов и для определения понятия слова и смысла оборота речи, если историк не мог определить их по данному источнику, он подвергает такому же сравнительному изучению другие произведения автора источника и его современников. При определении смысла слов и оборотов речи ...никогда не следует изучать слова и отдельные предложения вне их контекста. При изучении их смысла всегда следует иметь в виду источник и его смысл в целом. Изолированное изучение слова и оборота речи только затрудняет понимание их смысла и повлечет за собой самые грубые ошибки"³³ .

Следует также иметь в виду, что составители источников не всегда умели четко выразить свои мысли, вследствие чего не получалось полного соответствия между тем, что автор говорил, и тем, что он хотел сказать. Необходимость истолковывать прямое значение текста возникает, наконец, и в тех случаях, когда в различных местах одного и того же источника или в разных сочинениях одного и того же автора мысли выражаются не только нечетко, но даже и противоречиво (во всяком случае, на первый взгляд). Указанные положения применимы к интерпретации всех групп письменных источников. Но, помимо этого, истолкование каждой из них в отдельности имеет свои особенности, на рассмотрении которых необходимо остановиться специально.

В законодательных источниках требуют истолкования не только отдельные термины, но и правовые нормы в целом. Под нормой права юристы подразумевают правила поведения людей, устанавливаемые или санкционируемые государственной властью в соответствии с интересами господствующего класса³⁴ . Она может быть сформулирована в одном параграфе нормативного акта, в отдельной статье, в нескольких статьях или в специальном законе, а иногда в одной статье может содержаться несколько норм права. Вместе с тем в статье может и не быть правовых норм, а излагаться, например, мотивы принятия их. Истолкование такой статьи важно не только само по себе, но и для уяснения смысла той правовой нормы, к которой эта статья относится³⁵.

Истолкованию норм права советские юристы придают особенно большое значение. "Необходимо учитывать, - пишет, например, А. С. Пиголкин, - что любая правовая норма, как бы ни была она ясно, четко и доступно сформулирована, тесно связана с постоянно изменяющимися условиями общественной жизни и с другими нормами, которые могут уточнить или изменить в той или иной мере содержание толкуемой нормы". При этом советские юристы признают сложность этой работы. "Познание правовых норм, - пишет тот же автор, - есть сложный диалектический процесс развития и углубления нашего знания о предмете, процесс перехода от истин первого порядка к более глубоким и разносторонним истинам второго порядка и т. д."³⁶ . О сложности толкования правовых норм современного законодательства свидетельствует большое число работ советских юристов, посвященных этому вопросу³⁷ . Но не менее трудна интерпретация правовых документов исторического

³³ Г. С. Саар. Указ. соч., стр. 112.

³⁴ Е. И. Фарбер. О сущности права. Саратов. 1959, стр. 52; О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский. Вопросы теории права. М. 1961, стр. 145 - 148.

³⁵ "Теория государства и права". Под ред. проф. К. А. Мокячева. М. 1965, стр. 401 - 402.

³⁶ А. С. Пиголкин. Указ. соч. М. 1962, стр. 97.

³⁷ Помимо указанной работы А. С. Пиголкина, только за последние гады вышли монографии: П. Е. Недбайло. Применение советских правовых норм (М. 1960); А. С. Шляпочникова. Толкование уголовного закона (М. 1960); Н. Г. Александрова. Право и законность в период развернутого строительства коммунизма. (М. 1961). Вопросы толкования правовых норм рассматриваются также во всех курсах теории государства и права.

прошлого, например, феодальной России. Общие для всякого толкования трудности в данном случае объясняются слабой разработанностью правовых вопросов в феодальную эпоху вообще.

Исследования советских историков государства и права свидетельствуют о том, что феодальное право не только в России, но и в Западной Европе вплоть до периода абсолютизма выражалось преимущественно в форме обычаев. Только в конце XV в. в России постепенно стала складываться единая система права для всей страны³⁸ . Однако еще в Соборном Уложении 1649 г., например, не было норм, регулирующих деятельность центральных учреждений, и очень слабо разработаны семейное и обязательственное право³⁹ . В первой четверти XVIII в. в России устанавливается более или менее четкое понятие о законе как источнике права. Определяется различие между законами, административными распоряжениями и судебными решениями. Вырабатывается порядок принятия и обнародования законодательных актов. С этого же времени ведется большая кодификационная работа⁴⁰ .

Однако неудачи кодификационных комиссий XVIII в. свидетельствуют наряду с прочим о том, что и в период абсолютной монархии вопросы теории права по- прежнему оставались слабо разработанными. Издаваемые государственной властью законы во многом так же, как и в более раннее время, отличались расплывчатостью и недостаточной четкостью, правовые нормы в них часто противоречили друг другу, а многие из них были неполными (причем упускались важные стороны правовых отношений), допускали два или даже несколько толкований и т. п.

Задача истолкования правовых норм состоит прежде всего в том, чтобы раскрыть их юридическое содержание. С точки зрения буржуазных ученых, это сводится к уяснению установленных ими правил поведения, независимо от тех конкретных общественно-политических условий, в которых они возникали⁴¹ . Мнение о том, что в задачу истолкования входит выяснение лишь формального содержания изучаемой правовой нормы, иногда высказывалось и в советской литературе⁴² .

Признавая, что непосредственным содержанием правовой нормы является выражение в ней правил поведения, советские исследователи вместе с тем считают, что в каждой правовой норме заключено и более глубокое классово- волевое содержание, которое является первичным по отношению к правилам поведения людей. Юридическое содержание правовой нормы не может быть понято до тех пор, пока не будет раскрыта ее служебная роль в деле осуществления политики господствующего класса⁴³ . Правда, связь правовой нормы с интересами и устремлениями господствующего класса далеко не всегда прямо выражается в законе. Как правило, она может стать окончательно ясной при сопоставлении изучаемой нормы с другими нормами данного законодательного акта или даже в общей системе права, действовавшего в тот период⁴⁴ . Следовательно, классово-политическое содержание правовой нормы окончательно раскрывается на основе внутренней критики источника или синтеза их. Но уже и на этом этапе юридическое содержание правовой нормы выясняется с учетом тех конкретных исторических условий, в ко-

³⁸ С. В. Юшков. История государства и права в СССР. М. 1947, стр. 176 - 177, 275 - 276.

³⁹ Там же, стр. 278.

⁴⁰ Там же.

⁴¹ А. С. Лаппо-Данилевский. Дипломатика частных актов. Птгр. 1920, стр. 158 - 163.

⁴² Л. Д. Воеводин. Толкование норм советского социалистического права. Автореферат. М. 1950, стр. 10 - 11.

⁴³ А. С. Пиголкин. Указ. соч., стр. 37.

⁴⁴ О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский. Указ. соч., стр. 136 - 137.

торых она действует и выражением которых она является, а следовательно, ее классово-политического содержания.

При интерпретации норм права необходимо учитывать, что правила поведения формулируются в законе или как право людей (то есть как охраняемое законом их возможное поведение), или как обязанность (то есть как должное их поведение, гарантируемое применением мер принуждения)⁴⁵ .

Уяснение смысла правовой нормы возможно лишь на основе раскрытия содержания трех ее основных элементов: гипотезы, диспозиции и санкции. Гипотеза содержит указание на те жизненные условия, при наличии которых обязательно должна применяться данная норма. Диспозиция определяет предписываемые ею правила поведения людей. Санкция указывает на те меры, которые государственная власть применяет к нарушителям этих правил⁴⁶ . Не в каждом законодательном акте формулируются три элемента правовой нормы. Некоторые из них могут и подразумеваться⁴⁷ . Усечение правовых норм особенно распространено в неразвитом праве, например в феодальном. В феодальном же праве часто встречаются нормы с неопределенной гипотезой, предоставлявшие право административным органам по своему усмотрению принимать те или иные меры воздействия.

Указанными выше положениями руководствуются все исследователи при истолковании источников⁴⁸ . Однако бывает и так, что комментаторы ограничивают свою задачу истолкованием отдельных терминов и статей. Выясняя содержание Пространной Правды о закупах, Б. А. Романов и М. Н. Тихомиров тщательно изучают значение каждого термина и смысл отдельных статей⁴⁹ . В то же время они не выделяют и не истолковывают правовые нормы, определяющие положение закупов в целом. Если в учебном пособии М. Н. Тихомирова это, на наш взгляд, допустимо, то едва ли правомерно в комментарии Б. А. Романова к академическому изданию Русской Правды. Подобным же образом составлен Б. А. Романовым комментарий к Судебнику 1550 года. Он помещен в одном издании с комментариями Л. В. Черепнина к Судебнику 1497 года. Но в последнем правовые нормы о судебном поединке, суде великого князя и правах надельщиков рассматриваются комплексно; в комментариях же к Судебнику 1550 г. статьи, отражающие данные нормы (9 - 12, 37 - 40, 47, 49, 50, 52 - 54), комментируются каждая в отдельности⁵⁰ .

Но независимо от того, комментируется ли правовая норма или отдельная статья, от внимания исследователя не должны ускользнуть ни одна мысль, ни одно слово, которые содержатся в документе. Так, в 53-й статье Судебника 1497 г. записано следующее: "А кто кого поймает приставом в бою, или в лае, или в займех и на суд ити не восхотят, и они доложа судии, помирятся, а судьи продажи на них нет, опроче езду и хоженого"⁵¹ . Н. Л. Дювернуа и С. Б. Веселовский видели в этом свидетельство обычая, согласно которому можно было на любой стадии процесса заменить судебное решение мировой сделкой⁵² . Но

⁴⁵ "Теория государства и права", стр. 97.

⁴⁶ Там же, стр. 399 - 400.

⁴⁷ Там же, стр. 400 - 402.

⁴⁸ "Памятники русского права". Вып. I. М. 1952, стр. 142 - 143, 147 - 148, 157- 158, 165 - 183.

⁴⁹ "Русская Правда". Т. II. Комментарии. М. -Л. 1947, стр. 482 - 527, 530 - 534, 542 - 543; М. Н. Тихомиров. Пособие для изучения "Русской Правды". М. 1953, стр. 99 - 101.

⁵⁰ "Судебники" XV - XVI веков. М. -Л. 1952, стр. 201 - 204, 217, 233 - 241, 242 - 244.

⁵¹ Там же, стр. 27.

⁵² Н. Л. Дювернуа. Источники права и суд в древней Руси. М. 1869, стр. 333- 334; С. Б. Веселовский. К вопросу о происхождении вотчинного режима. М. 1926, стр. 50.

они не обратили внимания на то, что мировая не могла быть заключена без доклада судье. А между тем, как показал Л. В. Черепнин, это очень важно, потому что свидетельствует о контроле со стороны государственной власти за отношениями между различными сословиями⁵³ .

Раскрытие содержания отдельных правовых норм дает основание для истолкования законодательного акта в целом как части определенной правовой системы. Так, на основе изучения отдельных статей Псковской Судной грамоты характеризуются правовые нормы, определяющие государственное устройство, суд и управление в целом. В связи с этим раскрывается характер статей о вече, посаднике, князе, судьях, сотских, княжеских наместниках и посадниках в пригородах, о порядке вызова в суд, о свидетельских показаниях, о присяге, судебном поединке, своде, обжаловании судебных решений и порядке их исполнения. При интерпретации законодательства Псковской Судной грамоты о положении общественных групп раскрываются нормы, определяющие право собственности: отчину (недвижимое имущество), живот (движимое имущество), находку, приплод, "кормлю" (пользование чужой вещью); обязательственное право: поруку (заручительство), залог, куплю-продажу, мену, дарение, заем, "гостинец" (проценты), ссуду, наем - имущественный и личный; права и обязанности отдельных групп населения и т. д. С теми же целями характеризуются виды преступлений - "перевет" (государственная измена), имущественные, против личности и судебной власти, а также виды наказаний (смертная казнь, продажа). И только на основе всего этого делается общий вывод о характере Псковской Судной грамоты как сборнике законов Псковской феодальной республики.

Следует иметь в виду, что интерпретация каждой правовой нормы невозможна до тех пор, пока исследователь не составил себе общего представления о законодательном памятнике в целом и не выяснил места данного закона в общей системе права. Только на этой основе может стать ясной каждая правовая норма, а истолкование правовых норм в совокупности позволяет теперь уже более глубоко понять закон в целом и место его во всей правовой системе данного исторического периода.

В отличие от законов, каждый из которых формулирует новую юридическую норму, в актах экономические и политические сделки фиксируются в форме устойчивых, переходящих из одного документа в другой юридических норм - клаузул⁵⁴ . Поэтому первая задача, встающая при истолковании акта, - это расчленение его на клаузулы и раскрытие их содержания. Такого рода работу проводили ученые уже в конце XIX века. Но они сводили свою задачу к выяснению эволюции правовых норм, не желая видеть того конкретного содержания, которое в них заложено. Они не учитывали того, что правовые отношения, которые оформлялись в грамотах, являлись продуктом классовых отношений и что всякие сдвиги социально-правового характера немедленно получали отражение в формулярах. По этой причине не только формальный, но и фактический смысл каждого акта можно раскрыть лишь в том случае, если станет ясным, в какой мере эта норма отражает его социально-экономическое и политическое содержание. Из этого, конечно, не следует, что юридическое содержание правовых норм, заключенных в актах, не имеет значения. Напротив, интерпретация актовых, так же как и законодательных, материалов начинается с выяснения содержания каждой формулы независимо от конкретного смысла, вкладываемого

⁵³ "Судебники XV - XVI веков", стр. 87 - 88.

⁵⁴ С. М. Каштанов. Дипломатика как специальная историческая дисциплина. "Вопросы истории", 1965, N 1, стр. 40.

в нее в отдельном документе. Так, в договорных грамотах великих князей с удельными постоянно говорится об отношениях между "братом старейшим" и "братом молодшим". В этих случаях имеются в виду отношения между вассалом и сюзереном. Освобождение от поборов и пошлин выражается в актах формулами "ни мыт", "ни тамга", "ни дань", "ни ямские деньги", "ни посошная служба" и т. д. Условия о передаче в качестве вклада и купли земли в данных, купчих и меновных закреплялись словами "впрок без выкупа", а право на владение землей без ограничения - формулой "куды ис того села ис тех деревень топор ходил и соха ходила". Следует учитывать, что эти устойчивые формулы в момент их возникновения имели самый конкретный смысл. Такова была юридическая практика. Постепенно в силу менявшихся условий жизни в старые формы вкладывалось новое содержание.

При разделении акта на клаузулы и раскрытии их содержания нельзя руководствоваться современными юридическими представлениями. Целый ряд правовых норм, непонятных в наше время, мог быть ясным, например, для правового сознания людей эпохи раннего феодализма. Как справедливо отметил один из исследователей, "клаузула должна фактически пребывать в исторической действительности, то есть в сознании составителей древнерусских изучаемых актов, - хотя бы и не осознанной еще достаточно определенно этими составителями в ее бытии, - а не являться чем-то уже извне навязанным нашим современным юридическим сознанием тому историческому факту, каковым является древнерусский акт"⁵⁵ . Так, с точки зрения современных представлений, нельзя понять клаузулу докладной грамоты 1515 г. великого князя рязанского Ивана Ивановича о займе неким Иваном у Дмитрия Сунбулова двух рублей, записанной так: "...а за рост мне у него работать"⁵⁶ . Напротив, в феодальную эпоху такой способ закабаления должника был обычным и совершенно понятным явлением. Неясной для современного права будет клаузула "по ключю и в холопи", имеющаяся, например, в докладной грамоте 1588 г. о продаже Матвея Данилова в холопство Бахтеяру Изъединову⁵⁷ . Но с точки зрения норм Судебника 1550 г. эта клаузула совершенно понятна⁵⁸ .

На основе интерпретации отдельных клаузул исследователь переходит к истолкованию всей сделки (экономической или политической), выраженной в акте. Для этого необходимо сравнить содержание, состав и порядок расположения клаузул, которые должны быть в формуляре, характеризующем данную сделку, то есть в типическом формуляре, с тем, что имеется в изучаемом акте. Если они в целом совпадают, но отмечаются лишь некоторые изменения, которые можно признать характерными для данного места и для данного времени, то мы устанавливаем характер грамоты и существо оформляемой им сделки.

Необходимо учитывать, что застывшие формуляры (клаузулы и формуляр в целом) далеко не всегда отражали менявшиеся отношения. Поэтому важно установить соответствие между содержанием акта и юридическими нормами, в которых оно выражено. Как заметил А. С. Лаппо-Данилевский, в Актах Юридических помещен документ, в котором Пронька Полуехтов сообщает воеводе, что он с семьей поступил в кабальное холопство к Андрею Сукину. Составители сборника назвали документ служилой кабалой, но фактически он был лишь "сказкой" Полуехтова

⁵⁵ В. И. Веретенников. К вопросу о методике изучения древнерусских частноправовых актов. Сборник статей, посвященных А. С. Лаппо- Данилевскому. СПБ. 1916, стр. 10.

⁵⁶ "Материалы по истории крестьян в России XI - XVII вв.". Л. 1958, стр. 56.

⁵⁷ А. И. Юшков. Акты XIII - XVII вв., представленные в разряд. М. 1898, N 234.

⁵⁸ "Судебники XV - XVI вв.", стр. 169, 284 - 290.

о поступлении его в холопство. Судить по этому документу о содержании служилой кабалы нельзя. "В том же сборнике, - пишет далее А. С. Лаппо- Данилевский, - появилось несколько актов, которые озаглавлены редактором: "порядные зарубежных выходцев", но сами себя называют "ссудными записями". Редактор не счел нужным остановиться на интерпретации подлинной терминологии актов и таким образом под наименованием "порядных" скрыл особую разновидность актов - ссудных записей, существенно отличающихся от порядных моментом займа, а не найма имущества; благодаря такой погрешности последующие ученые долгое время рассуждали об одних только порядных во крестьянство, игнорируя "ссудные"⁵⁹ . Решение этой задачи основывается на классификации актов, которой и в буржуазной и в советской дипломатике придается большое значение. Однако только классификация, выработанная советскими учеными и основанная на представлении об актах как исторических явлениях, возникших в определенных условиях классовой и политической борьбы и проникнутых определенной классовой направленностью и политической целеустремленностью⁶⁰ , дает для этого надежные основания.

На неадекватность застывших формул и отношений, фактически складывающихся на том или ином этапе социально-экономической и политической жизни, исследователи указывали задолго до А. С. Лаппо- Данилевского. В. О. Ключевский, например, писал, что "принимать формулы известного времени за отношения действительности - значит очень часто ошибаться на много времени, на несколько поколений"⁶¹ . Однако А. С. Лаппо-Данилевский и другие буржуазные ученые конца XIX - начала XX в. хотя и видели такие факты, но считали правомерным проводить юридический анализ актов, независимо от реальных условий, в которых они возникали. Это вызвало решительную критику со стороны советских ученых. "Слабость методологии А. С. Лаппо-Данилевского, - писал Л. В. Черепнин, - заключается в отрыве формы актов от их содержания. "Характер юридической ссылки", облаченный в форму акта, не может быть раскрыт в результате анализа только юридического формуляра, оторванного от конкретных явлений общественной жизни. Маркс очень ярко показал, как старая форма часто используется для нового содержания. Подобное явление он очень метко назвал "заклинанием мертвых"⁶² . Примером этого может служить Яжелбицкий договор, заключенный между Новгородом и Москвой в 1456 году. В основе его лежит формуляр, сложившийся еще в середине XIII века. Здесь и признание старинного новгородского уклада, и упоминание Волока Ламского как новгородского владения, хотя он находился в то время уже во власти Москвы, и даже пункты о торговле на основе "царевой" (то есть ханской) грамоты, давно утратившей свою силу. И только при более внимательном чтении можно обнаружить, что все это подрывается пунктами договора, не существовавшими в прежних грамотах, об установлении "смесного" княжеского суда на Городище, о введении княжеской печати и об ограничении роли веча как высшей судебной инстанции⁶³ .

Исследователи отмечают и другие случаи отставания содержащихся в актах правовых норм от менявшихся отношений. Так, известное выражение данных грамот "куды топор, и соха, и коса ходила, и что из-

⁵⁹ А. С. Лаппо-Данилевский. Очерк дипломатики частных актов. Птгр. 1920, стр. 84 - 85.

⁶⁰ См. Л. В. Черепнин. Русские феодальные архивы XIV - XV веков. Ч. 2 М. -Л. 1951, стр. 62 - 64.

⁶¹ В. О. Ключевский. Курс лекций по источниковедению. Соч. Т. IV. М. 1959, стр. 12 - 13.

⁶² Л. В. Черепнин. Русские феодальные архивы XIV - XV веков. Ч. I, стр. 452.

⁶³ В. Н. Вернадский. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М. -Л. 1961 стр. 258 - 259.

старины потягло к той земли", со второй половины XV в. уже далеко не отвечало буквальному смыслу слов. Оно дополняется указанием на "отвод" и точным определением земельных владений, а следовательно, получает новое содержание⁶⁴ . В правовых грамотах XVI в. говорится о "поле" как способе разрешения спорных вопросов. Но эта формула уже давно звучала как пережиток⁶⁵ . Можно привести еще целый ряд подобных примеров.

При интерпретации актов следует учитывать, что на практике в них зачастую под видом одной сделки оформлялась другая, запрещенная или затрудненная законом. В тех случаях, когда монастыри не имели права, возможности или желания увеличивать свои владения путем покупки земель, они осуществляли это в виде вкладов, дарения, а иногда в форме разрешения на покупку⁶⁶ . Там, где земля по закону не подлежала отчуждению, например, в XVIII в. на Дону, старшины и богатые казаки покупали "хозяйственное обзаведение", вместе с которым к ним переходила земля. В других случаях они опутывали станичные общества или отдельных казаков долгами и в компенсацию получали принадлежавшую им землю в виде "права на владение" в течение нескольких лет⁶⁷ .

В XVII - XVIII вв. были широко распространены сделки на крестьян без земли. Но поскольку это запрещалось законом, их оформляли каким-либо легальным способом. Так, при выдаче помещиками своих дочерей замуж в составлявшихся при этом рядных сговорных записях в числе приданого наряду с имуществом передавали и крестьян, без земли в одиночку и целыми семьями⁶⁸ . В других случаях отчуждение крестьян производилось в форме отдачи в обучение ребенка на 25 - 30 лет или через поступные записи за пристанодержательство ⁶⁹ . На практике могут встретиться и другие случаи несоответствия формы документов их содержанию. Взять, к примеру, документы, вышедшие из лагеря восставших во время крестьянских войн в России XVII - XVIII веков. С. Разин рассылал "грамоты" и "памяти", К. Булавин - "письма" и "грамоты", Е. Пугачев, именовавший себя царем Петром III, - указы. Но по существу все эти документы были призывами к восстанию и манифестами его вождей. Вот почему правительственные чиновники стремились дискредитировать эти документы и называли их "воровскими", "прелестными" грамотами и т. п. Из всего этого вытекает, что, лишь учитывая конкретно-исторические условия возникновения каждого акта и грамоты, можно раскрыть их содержание.

О необходимости истолкования повествовательных источников исследователи говорили неоднократно. "Достаточно внимательно вчитаться в любую книжку, - писал Б. В. Томашевский, -чтобы ясно увидеть, что почти на каждой странице встретится или незнакомое слово, или неясный оттенок значения слова, вообще известного, или какая-нибудь бытовая деталь, или какой-нибудь факт профессионального или научного порядка, неясный без комментариев ...Сплошь да рядом пропадает для сегодняшнего читателя намек на факт, когда-то известный, ныне совершенно забытый, на обычай, вышедший из употребления, на бытовую деталь,

⁶⁴ Л. В. Черепнин. Русские феодальные архивы XIV - XV веков. Ч. 2, стр. 68 - 69.

⁶⁵ А. Т. Николаева. О некоторых вопросах содержания и формы письменных исторических источников. "Труды" МГИАИ. Т. 7. 1954, стр. 11.

⁶⁶ АСЭИ. Т. 1. М. 1952, NN 51, 56, 120, 200, 242, 308.

⁶⁷ А. П. Пронштейн. Земля Донская в XVIII веке. Ростов-Дон 1961, стр. 158 - 159.

⁶⁸ А. Г. Маньков. Развитие крепостного права в России во второй половине XVII века. М. -Л. 1962, стр. 193.

⁶⁹ М. А. Дьяконов. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПБ. 1912, стр. 354 - 355; А. А. Шилов. Поступные записи. Сборник статей, посвященных А. С. Лаппо-Данилевскому, стр. 269 - 270.

вытесненную развитием техники и изменением социальных отношений"⁷⁰ . Наблюдение Б. В. Томашевского относится, разумеется, не только к книгам, но и к рукописям.

Объективным обстоятельством, вызывающим потребность в истолковании повествовательных источников, является их смысловая емкость. Смысл каждого повествовательного произведения обычно шире того, о чем в нем говорится прямо, а зачастую оно будит мысль и подводит читателя к выводам, которые на первый взгляд вообще не вытекают из текста. "Семантическая структура текста художественной литературы, - пишет Б. А. Ларин, - всегда характеризуется сочетанием или чередованием прямой или иносказательной речи, то есть одноплановой и двуплановой"⁷¹ . Подобными чертами отличаются и другие жанры повествовательных произведений - исторические повести, сказания, летописи, публицистические произведения, мемуары и пр.

Исходя из этого, задачей интерпретации повествовательных источников является раскрытие заключенных в них мыслей во всей полноте словарно- вещественного и логического содержания. Следует, однако, отметить, что прямой смысл источника далеко не всегда лежит, так сказать, на поверхности. Смысловая емкость прямого значения текста может быть столь объемной, что читатели могут понять его по-разному, в зависимости, например, от позиций, с которых они подходят к тексту. Разное истолкование прямого смысла текста возникает также и от недостаточной четкости выражения автором своих мыслей и по ряду других причин. Во всех этих случаях смысл того или иного текста выясняется путем сравнения его с высказыванием автора по этому же поводу в других местах работы, в разных его сочинениях, а также путем сопоставления данного высказывания с общими взглядами автора на те или иные вопросы.

Интерпретируя изложенные в 7-й главе "Книги о скудости и богатстве" взгляды Посошкова по крестьянскому вопросу, исследователи замечают, что он не жалеет красок для изображения угнетенного положения крепостных крестьян и рисует яркую картину безжалостной эксплуатации и полного разорения их помещиками, которые руководствуются при этом лишь одним правилом: "Крестьянину де не давай обърости, но стриги ево яко овцу до гола". Защищая крестьянские интересы, он заявлял что "крестьянам помещики не вековые владельцы". Это давало основание ряду буржуазных историков (В. И. Семевский, В. О. Ключевский и другие) считать его крестьянским идеологом. Но если более внимательно присмотреться к главе, то можно заметить, что автор не выступал за освобождение крестьян, а крепостное право рассматривал как естественное выражение отношений между людьми. Однако к вопросу о положении крестьян он подходил с точки зрения государственного интереса. Поэтому Посошков хотя и требовал от крестьян "радивости" и строгого наблюдения за тем, чтобы крестьянин "даром не гулял, но какую можно к прокормлению своему работу бы работал", однако считал необходимым не допускать их полного разорения. Заявляя, что "крестьянинъское богатство- богатство царственное", Посошков требовал ограничить власть дворян над крестьянами и точно определить в законе размер крестьянских повинностей, сделав их посильными для крестьян.

В главе "Хотилов" "Путешествия из Петербурга в Москву" перед российскими помещиками выдвигается проект постепенного освобождения крестьян⁷² . Обращение А. Н. Радищева к дворянам послужило осно-

⁷⁰ Б. В. Томашевский. Писатель и книга. Очерк текстологии. Изд. 2-е. М. 1959, стр. 29 - 30.

⁷¹ Б. А. Ларин. О новых лингвистических исследованиях. "Вестник" ЛГУ, 1959, N 20. Серия истории языка и литературы. Вып. 4, стр. 136.

⁷² А. Н. Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву. Т. I. М. -Л 1935, стр. 236 - 277.

ванием для некоторых дворянских и буржуазных историков изображать его либералом, мечтавшим о реформах, проведенных по воле помещиков и самодержавной власти⁷³ . Эти "истолкователи" взглядов А. Н. Радищева "не заметили" в той же главе предупреждения помещикам, что если они не поспешат дать свободу крестьянам, то последует их физическая гибель⁷⁴ . Революционный смысл этой фразы станет особенно ясным, если сопоставить ее с заявлением А. Н. Радищева в главе "Медное", что "свободы не от их (помещиков. - Л. П.) советов ожидать должно, но от самой тяжести порабощения"⁷⁵ . Если к тому же учесть и общее отношение А. Н. Радищева к крестьянскому вопросу, то не будет оснований видеть в его проектах освобождения крестьян выражения взглядов дворянского либерала. А. Н. Радищев и здесь выступает как революционер, требующий от дворян незамедлительного разрешения крестьянского вопроса⁷⁶ .

Во многих случаях прямой смысл неясного отрывка может быть понят при сопоставлении его с сообщением в других источниках. Так, в Новгородской первой летописи говорится, что в 1550 г. Иван IV в Великом Новгороде "порушал ряды и грамоты рядовые собрал в казну"⁷⁷ . По мнению И. Л. Маяковского, здесь говорилось о том, что Иван IV вывез в Москву договоры, заключенные новгородцами с князьями. Но если сравнить это известие с сообщением других летописей, то станет ясной ошибочность такого толкования источника. В Новгородской IV летописи сказано, что "повелением царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси, диаки Чудин Митрофанов, да Федор Сырков, Дмитрей Горин, собрав грамоты рядовские всего Новгорода, да ряды отставили и положили оброк на всякого человека на торгово(го) по окладным спискам по улитцким, на трое: по 5 алтын, да по 4 алтыны, да по пол 7 деньге" ⁷⁸ . Если учесть к тому же, что договоры Новгорода с князьями и назывались докончальными или крестоцеловальными грамотами, а рядами именовали объединения новгородских ремесленников, то станет ясным, что в приведенных отрывках из летописей речь идет об уничтожении самостоятельности цеховой организации ремесленников, к чему стремилась центральная власть в России XVI века⁷⁹ .

Раскрывая содержание повествовательных источников, необходимо учитывать, что в каждом тексте может сочетаться несколько прямых значений. В одних случаях для понимания источника важен и тот и другой смысл в равной мере; в других один из них несет на себе главную нагрузку, другой - побочную. Тогда задача интерпретации состоит в том, чтобы найти основное значение, заключенное в тексте. Возьмем, к примеру, такой источник, как "Копии с отписок", помещенных в журнале Н. И. Новикова "Трутень". Автор одной из них (лист XXVI за 1769 г.) сельский староста пишет своему "государю" о сборе оброка: "...С Филаткою, государь, как поволишь? денег не платит, говорит, что взять негде: он сам все лето прохворал, а сын большой помер, остались маленькие ребятишки; и он нынешним летом хлеба не сеял, некому было землю пахать, во всем дворе одна была сноха, а старуха его и с печи не сходит. Подушные за него заплатил мир, видя его скудость; а за твою, государь, недоимку, по указу твоему, продано ево две клети, за 3 рубля, за 10 алтын, корова за полтора рубля, а лошади у него все пали, другая коровенка оставлена для ребятишек, кормить их нечем: миром

⁷³ П. Милюков. Очерки по истории русской культуры. Ч. 3. СПБ. 1903, стр. 394.

⁷⁴ А. Н. Радищев. Указ. соч., стр. 260.

⁷⁵ Там же, стр. 349.

⁷⁶ Ю. Ф. Карякин и Е. Г. Плимак. Запретная мысль обретает свободу. М. 1966, стр. 29 - 32.

⁷⁷ "Новгородские летописи". СПБ. 1879, стр. 128.

⁷⁸ ПСРЛ, Т. IV, ч. I, вып. 3, стр. 622.

⁷⁹ См. А. П. Пронштейн. Великий Новгород в XVI веке, стр. 166 - 171,

сказали, буде ты его в том не простишь, то они за ту корову деньги отдадут, а ребятишек поморить и его в конец разорить не хотят"⁸⁰ .

В отрывке важна прежде всего картина положения крепостных крестьян, данная бесстрастным языком отчета старосты. Но автор не ограничился этим. По словам И. З. Сермана, Н. И. Новиков дает здесь также "нравственную характеристику людей двух миров. Разоренные, нищие, голодные крестьяне сообща помогают Филатке, платят за него подать, дают ему корову". В то же время "помещик остается глухим к мольбам гибнущего человека, потому что власть и собственность убили в нем все человеческое, сделав его жестокой и безрассудной куклой". В этом, по мнению И. З. Сермана, основной смысл данного отрывка и пафос всей публицистики Н. И. Новикова⁸¹ .

Содержание повествовательных источников не сводится к их прямому номинативному значению даже тогда, когда удается раскрыть все его аспекты. Во многих случаях, помимо него, в тексте заключен переносный смысл в форме иносказания, аллегории и т. п. Возможность понять текст в двух различных смыслах - прямом и переносном - далеко не всегда свидетельствует о двусмысленности самого источника: часто "прямой", или "буквальный", смысл его вообще не имеет никакого значения, а вся суть состоит в аллегориях и иносказаниях. Так, в известной повести XVII века о Ерше Ершовиче⁸² рассказывается о тяжбе из-за Ростовского озера между Ершом и Лещом, которую разбирает судья Осетр. Прямой смысл этого произведения вообще не важен читателям. Но, обратив внимание на характер судебного разбирательства, он, несомненно, заметит, что в "Повести" изображен современный автору приказный суд, где слушается спорное дело между крестьянином (Лещом) и боярским сыном (Ершом). В иносказаниях повести некоторые авторы видят и более точные характеристики. Так, по мнению И. П. Липицкого, Лещ и Голавль - это "свободные в правовом отношении крестьяне, за плечами которых, кажется, не стоит никакой другой действительный владелец озера, помещик- крепостник; тяжба, следовательно, в повести идет из-за "черных" или, что вероятнее всего, из-за дворцовых угодий"⁸³ . Столь же выпукло, по мнению того же исследователя, .предстает в "Повести" картина насильственного "похолопливания" крестьян при помощи приказных зацепок и уверток⁸⁴ . В этом переносном смысле заключено основное значение "Повести о Ерше Ершовиче", позволившее еще В. Г. Белинскому заметить, что "для людей, которым доступна не одна буква, такая сказка есть драгоценный исторический документ"⁸⁵ .

При выяснении переносного смысла, заключенного в повествовательных источниках, следует проявлять большую осторожность. Обычно автор прибегает к аллегориям и иносказаниям потому, что считает нежелательным или даже опасным прямо выразить свои взгляды. В таких случаях он формулирует свои мысли так, чтобы сохранить за собой право не признать приписываемого тексту переносного смысла. Например, в пятом листе "Живописца" за 1772 г. было опубликовано произведение "Отрывок из путешествия в... И. Т.". Оно вызвало резкое недовольство среди дворян, а некоторые из них заявили, что автор этого сочинения бросает тень на "целый дворянский корпус". В ответ на это в 13-м листе "Живописца" была напечатана статья "неизвестного сочинителя" (скорее всего самого Н. И. Новикова) под названием

⁸⁰ "Сатирические журналы Н. И. Новикова". М. -Л. 1951, стр. 141.

⁸¹ "История русской литературы". Т. IV, ч. II. М. -Л. 1947, стр. 128 - 129.

⁸² Н. А. Бакланова датирует эту повесть концом XVI века. "Труды" Отдела древнерусской литературы. Т. IX. М. -Л. 1955.

⁸³ "История русской литературы". Т. II, ч. II. М. -Л. 1948, стр. 194 - 195.

⁸⁴ "Русская повесть XVII века". М. 1954, стр. 429 - 431.

⁸⁵ В. Г. Белинский. О народных сказках. В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений. Т. V. М. 1954, стр. 676.

"Английская прогулка", в которой разъяснялось, что в "Отрывке" говорилось не о всех русских дворянах, а лишь об одном помещике, злоупотреблявшем своими правами⁸⁶ .

Возможность использования такой формы изложения позволяет в некоторых случаях видеть иносказания там, где их не было на самом деле. Так, еретики середины XVI в. выступали против церковной догматики и утверждали, например, что богу "приятен" представитель всякого "языка", творящий правду. Такая позиция не давала оснований считать их богоотступниками. Но Иосиф Волоцкий и его приверженцы объявили их двурушниками, заявив, что, нападая на "отеческие писания", они на самом деле хулили "евангельская и апостольская". Опираясь на это, они требовали казни еретиков и в конце концов добились своего⁸⁷ . В силу указанных причин не следует, как мы полагаем, увлекаться поисками переносного смысла текста в тех случаях, когда его прямой смысл достаточно ясен. Лишь там, где он затемнен, необходимо выяснить, что скрывается за образами, символами и другими иносказаниями автора.

Уже исследователям XIX в. было известно, что "не существует определенного внешнего критерия для верного распознавания иносказательного смысла", заключенного в произведении⁸⁸ . Поэтому герменевтика долгое время считалась не столько наукой, сколько искусством распознавать и объяснять скрытый смысл и переносное значение текстов. Признавая всю сложность этой задачи, современные исследователи тем не менее считают, что для решения ее имеются научные основания.

Важнейшим условием правильного понимания скрытого или переносного значения является всестороннее знание конкретных условий общественной жизни, в которых источник возник. В этом случае от исследователя требуется не только понимание общей обстановки, но и четкое представление о всех деталях, в свете которых мысль, выраженная в произведении неясно или туманно, приобретает в его глазах тот оттенок, который хотел придать ей автор. Решению этой задачи помогает также знание воззрений автора в широком и узком смысле этого слова. Если известна биография автора, круг его интересов, политические и социальные взгляды, конкретная обстановка, в которой создавалось произведение, и повод, по которому оно писалось, то значительно легче понять прямой и переносный смысл изучаемого произведения. Многие места "Сказания" Авраамия Палицына становятся более понятными при учете того, что автор этого произведения был келарем Троицко-Сергиева монастыря. Восстанавливаемые по разным источникам данные о жизни и деятельности князя Андрея Курбского помогают понять скрытый и переносный смысл, содержащийся в отдельных местах его сочинений. Общее знакомство с творчеством любого автора помогает понять, писал ли он по тому или иному вопросу в прямом или переносном смысле и т. п.

Наблюдение над интерпретацией отдельных групп исторических источников свидетельствует о том, что формы и методы этой работы во многом зависят от характера самих источников. Но при этом выдерживаются общие принципы, обязательные для интерпретации всех исторических источников. Они основываются на понимании каждого исторического источника как факта, возникшего в определенной исторической обстановке и являющегося ее составной частью. Поэтому прежде всего выясняется смысл источника в целом. Это требование было выдвину-

⁸⁶ "Сатирические журналы Н. И. Новикова", стр. 245 - 298, 327 - 330, 560 - 564, 559.

⁸⁷ Подробно об этом см. Н. А. Казакова, Я. С. Лурье. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века. М. -Л. 1955, стр. 210 - 224.

⁸⁸ Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос. Указ. соч., стр. 121.

то Д. С. Лихачевым как важнейшее условие правильного прочтения исторических документов⁸⁹ . Оно сохраняет свое значение и при их интерпретации. Только на основе уяснения места источника в конкретно- историческом процессе может быть правильно понят смысл каждой главы, фразы или слова.

Уяснение смысла источника как части общественно-исторического процесса дает лишь общую основу для его интерпретации. Далее необходимо выяснить место изучаемого источника в системе тех конкретных процессов (например, литературной жизни, законодательства), частью которых он является. Затем учитывается положение изучаемого источника в составе сборника (литературного или юридического), в котором он сохранился, место отдельных частей в составе источника в целом, наконец, значение отдельных слов и понятий в контексте. В одном из писем Ф. Энгельсу К. Маркс указывал, что правильное значение многих понятий может быть раскрыто лишь при полном знании культурно-исторического контекста, в котором они употребляются. "Подобно тому как геологи, - писал К. Маркс, - даже лучшие из них, вроде Кювье, истолковывали некоторые факты совершенно превратно, так и филологи такого ранга, как Гримм, переводили неверно самые простые латинские фразы, потому что целиком находились под влиянием Мёзера (который, помнится, восхищался тем, что у немцев никогда не существовало "свободы", но зато "воздух делает крепостным") и ему подобных. Например, известное место у Тацита: "arva per annos mutant et superest ager", что означает: они меняют (по жребию, откуда sortes во всех позднейших "Leges Barbarorum") поля (arva) и, кроме того, остается общинная земля (ager в противоположность arva, как ager publicus), Гримм и др. переводят следующим образом: они возделывают каждый год новые поля, и все же остается еще (невозделанная) земля!"⁹⁰ . Таким образом, при интерпретации следует широко использовать метод дедукции, идя при выяснении смысла текстов от общего к частному, а затем на основе выяснения содержания отдельных частей к раскрытию содержания источника в целом.

Подведем итоги. Интерпретация составляет важный этап работы над историческими источниками. Грамматическое изучение должно быть дополнено раскрытием содержания терминов, правовых норм, клаузул, выяснением конкретного прямого или переносного смысла памятника, особенно в тех случаях, когда допустимо не одно, а несколько пониманий. Только на основе интерпретации можно установить достоверность и точность заключенных в источниках сведений и классово-политические позиции их авторов, то есть вести внутреннюю критику источников.

⁸⁹ Д. С. Лихачев. Текстология. М. -Л. 1962, стр. 148.

⁹⁰ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 32, стр. 44.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. П. ПРОНШТЕЙН:

Комментарии: