Libmonster ID: RU-17730

В воспоминаниях отражены основные этапы формирования чехословацкой историографии после 1948 г., описаны встречи автора с политическими деятелями и учеными ЧССР, а также некоторые трудности, с которыми приходилось сталкиваться историкам-славистам в СССР в 1960 - 1970-е годы.

The memoires reflect main stages in the development of the Czechoslovakian historiography after 1948, contain descriptions of the meetings the author had with politicians and scholars of the Czechoslovak Socialist Republic and refer to some complications the Soviet historians-Slavists were facing in the 1960s - 1970s.

Ключевые слова: Словацкое национальное восстание, Г. Гусак, М. Госпоровский, "историки-шестидесятники", Институт славяноведения РАН.

По институтским меркам - я долгожитель: Институту 65 лет, а мне, если считать аспирантуру, - а почему же ее не считать? - 62 года. Я пришла в Институт в 1950 г. и прошла в нем все ступени, начиная с аспиранта и младшего научного сотрудника (т.е. солдата) до главного научного сотрудника (т.е. генерала). Я помню всех директоров Института: Бориса Дмитриевича Грекова, Петра Николаевича Третьякова (он принимал меня на работу), Ивана Александровича Хренова, Ивана Ивановича Удальцова, Дмитрия Федоровича Маркова, Владимира Константиновича Волкова, и, наконец, Константина Владимировича Никифорова. В Институте мне всегда было тепло, уютно и комфортно, и никогда не возникали мысли о том, чтобы поменять место работы. Занималась я и организационной стороной научной деятельности: долгое время являлась ученым секретарем сектора новейшей или современной (его названия менялись) истории (им долгое время руководил прекрасный человек и ученый Любомир Борисович Валев), некоторое время исполняла обязанности заведующего этого сектора (отдела), в течение двух десятков лет была ученым секретарем, а затем заместителем председателя советской части советско-чехословацкой комиссии историков и архивистов. Так что с чешскими и словацкими историками я многократно встречалась и на научной, и на организационной стезе. Но, к сожалению, я не вела никаких записей об этих встречах, а в памяти сохранились лишь отдельные, разрозненные эпизоды, которые, видимо, произвели на меня чисто человеческое впечатление. С них и начну рассказ.

Далекие послевоенные годы. Я - студентка кафедры истории южных и западных славян исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. Заведующий кафедрой - Сергей Александрович Никитин (тогда он, совсем еще молодой человек, казался мне пожилым и очень строгим, которого все студенты боялись, а я


Марьина Валентина Владимировна - д-р ист. наук, главный научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 69

почему-то нет); преподаватели кафедры: Ирина Михайловна Белявская (она мне запомнилась тоже своей строгостью и тем, что очень хорошо читала лекции по истории Польши, медленно, четко формулируя мысли. Поэтому записи о ее лекциях у меня долго хранились и по ним я сдавала вступительные экзамены в аспирантуру), Бася Менделевна Руколь (она была моим научным руководителем во время написания диплома и вообще опекала всех студентов-богемистов), Генрих Эдуардович Санчук (запомнила его как преподавателя чешского языка). Короткое время язык преподавала также молодая женщина по фамилии Егорова (возможно, журналистка). Тогда никаких пособий по этому предмету не существовало, хотя может и были какие-то самодельные, но студентам приходилось туго, так как надо было сдавать зачеты по языку (определенное количество переведенных страниц). А книг, чтобы обеспечить всех студентов текстами, не было. Помню, что нам давали какие-то куски из сочинений Ф. Палацкого, написанные очень своеобразным, тяжелым языком, трудным для неспециалиста вообще, а студента-неуча тем более. Вспоминаю, что, чуть не плача, я билась над переводом "ужасного" текста, сидя в полутемном зале здания исторического факультета на Герцена, 5. И тут явился "ангел-спаситель" в образе чеха Миши Реймана (он курса на два был моложе меня, знал русский язык), и помог мне с переводом, удивившись попутно, как можно давать такие сложные тексты необученным студентам. На факультете я познакомилась и со словаком Володей Матулой. Но близко я не знала ни того, ни другого. Они жили в общежитии на Стромынке, где, собственно, и протекала вся "веселая" студенческая жизнь, а я встречалась с ними только случайно на факультете.

Еще хуже, чем с чешским, обстояло тогда дело со словацким языком. Я, признаться, даже не знала, что такой существует. Но вот подошло время думать о дипломной работе. Случайно, по-моему на кафедре (как они там оказались, не знаю) мне попалось под руку несколько книг на каком-то непонятном, но явно славянском языке. Книги, типа брошюр, повествовали, насколько я поняла, о восстании в Словакии в 1944 г., что для меня тоже было внове. Я заинтересовалась, и как нельзя кстати, это был 1949 год, подошла пятая годовщина Словацкого национального восстания. Институт славяноведения АН СССР, которому тогда исполнилось уже два года (он размещался на верхнем этаже здания на Волхонке, 14), отметил пятилетие восстания на расширенном заседании дирекции (по-моему, это собрание называлось именно так, а может, и по-другому). На мероприятие пригласили и студентов-чехословакистов кафедры истории южных и западных славян, в том числе и меня. Это было мое первое знакомство с Институтом. Доклад делал Иван Иванович Удальцов (какие он тогда занимал должности, не знаю), а после заседания был фуршет, тоже первый для меня. Видимо, после этого заседания мне и пришла в голову мысль о написании диплома на тему о восстании. Никто меня не отговаривал, мое смелое намерение даже поощрялось. "Источники" были те же, о которых я говорила выше: несколько воспоминаний и публицистических брошюр о восстании. Словацким языком овладевала по наитию, с помощью сопоставления незнакомых слов с известными мне из чешского языка. Дипломом руководила Б. М. Руколь, которая, далекая от этой проблематики, всячески старалась мне помочь, особенно что касалось понимания словацкого языка. Диплом был написан и защищен на "отлично". Словаки мне потом говорили, что это была вообще первая "научная" работа, написанная о Словацком национальном восстании. Конечно, это был наивный взгляд на проблему, научного там ничего не было, и сейчас смешно было бы читать этот текст. Но тогда я почувствовала вкус к словацкой проблематике, новейшей истории Словакии и словацкого народа. Поступив в аспирантуру Института славяноведения, я написала и защитила в 1955 г. диссертацию на тему "Словакия в годы послевоенного революционного подъема (1918 - 1923 гг.)". Моими научными руководителями являлись Валентина Адриа-

стр. 70

новна Смирнова (зам. директора Института), а потом Ирина Николаевна Мельникова. Ей я особенно благодарна: тогда у меня не было денег на то, чтобы печатать текст, и Ирина Николаевна брала фрагменты рукописи, знакомилась с ними, высказывала свои соображения и т.д. Защита проходила на заседании Ученого совета Института истории АН СССР, председательствовала Зинаида Владимировна Удальцова.

В октябре достопамятного 1956 г. я первый раз оказалась в Словакии. А случилось это так. Академии наук СССР и ЧСР приняли решение обменяться молодыми учеными, чтобы те могли познакомиться со страной и коллегами по научной работе. В Институте пал выбор на меня и Анну Ивановну Виноградову, которая, по-моему, тогда занималась историей средневекового города. Для меня все было внове: и полет на самолете, и выезд за границу, и знакомство с известной только по книгам и разговорам Чехословакией. Рейс был ночной, и, представляете, директор Института П. Н. Третьяков распорядился предоставить нам институтскую машину, чтобы добраться до аэропорта. Мы летели в Словакию через Прагу. День был воскресный, и летевшие с нами сотрудники советского торгпредства предложили свою помощь, если нас никто не встретит, а такое случалось. Но, к счастью, тревоги оказались напрасны. Нас встретил на машине сам директор пражского Института истории Йозеф Мацек. Потом, по-моему в тот же день, мы отправились поездом в Братиславу. Но там нас никто не встретил, и мы с большим трудом добрались до советского консульства, где началось выяснение, кто мы, зачем и к кому прибыли. После довольно длительного выяснения вопроса, в консульство приехали зам. директора Института истории САН Мирослав Кропилак и наш знакомый Володя Матула, которому мы страшно обрадовались. Они объяснили, что не получали никаких сообщений о нашем приезде, но вручили нам какие-то деньги (по-моему, собственные) и отвезли в потрясший нас роскошный отель "Карлтон". Через несколько дней все выяснилось, и мы стали уже "законными" гостями Словацкой академии наук. В этот первый приезд я и А. И. Виноградова знакомились с институтами, библиотеками, людьми, выясняли вопросы, касающиеся нашей научной деятельности. Нас принял отсутствовавший во время нашего приезда директор Института истории Людовит Голотик и члены дирекции. Побывали мы и в Институте истории КПС, который находился на Гундуличовой, 4 в мрачном здании, где в 1940 - 1941 гг. размещалось советское постпредство. Директором Института являлся Богуслав Граца, выпускник Ленинградского университета, так что общаться с ним было легко. После 1968 г. он впал в немилость как диссидент. В институте истории партии я познакомилась с прекрасными людьми, с которыми потом долгие годы поддерживала тесные личные и научные связи. Вот их имена: Зденька Голотикова (жена Л. Голотика), Марта Вартикова, Штефан Штвртецки (тоже выпускник ЛГУ) и его жена Анна Гучкова-Штвертецка (оба пострадали после 1968 г.). Все наши новые знакомые были примерно одного возраста с нами, что облегчало общение, но имели за плечами уже солидный научный багаж. Разговаривать с ними было очень интересно. Беседы касались не только науки, но жизни вообще, семьи, детей, быта и пр. Не помню, чтобы обсуждались политически острые вопросы, например о XX съезде КПСС и его решениях, о событиях в Польше и Венгрии (напомню, что это был октябрь). Возможно, и мы, и они интуитивно избегали этих тем. Венцом этой моей первой командировки в ЧСР стало недельное автопутешествие по Словакии. В поездке нас сопровождали Володя Матула и его жена Люся. Мы проехали всю Словакию с запада на восток по южному маршруту (Братислава - Кошице), с востока на запад по северному маршруту (Кошице - Жилина) и возвратились в Братиславу. До сих пор перед глазами стоят чистые словацкие селения, уютные словацкие города и словацкие горы в разноцветном осеннем убранстве. Я полюбила Словакию и всегда с удовольствием приезжала сюда.

стр. 71

Что же представляла собой чехословацкая (и словацкая в частности) историческая наука того времени? Каковы были основные тренды ее развития? Становление новой "марксистской" историографии в Чехословакии началось в обстановке нараставшей холодной войны, международной конфронтации, усвоения коммунистическими партиями тезиса об "обострении классовой борьбы" по мере построения социализма. Чехословацкая историографии начала 1950-х годов безоглядно следовала в фарватере советской исторической науки. Основной задачей чешских и словацких историков, по тогдашним представлениям, являлось написание истории коммунистической партии как авангарда рабочего класса, противостоявшего буржуазии на всех этапах своего развития. Среди историков старой школы лишь незначительная часть испытала влияние марксистской идеологии. Ее носителями стали в основном представители молодого поколения, которые активно пропагандировали новые взгляды, участвуя в качестве членов редколлегий и авторов в работе таких журналов, как теоретический орган КПЧ "Нова мысль", "Чехословацкий исторический журнал", издаваемый созданным в 1953 г. Историческим институтом Чехословацкой академии наук (директор Й. Мацек), "Исторический журнал", орган Исторического института САН (директор Л. Голотик). Особое внимание обращалось на разработку проблем и периодов, которые ранее либо не исследовались вообще, либо, как считалось, извращались буржуазной историографией: социально-экономические отношения, классовая борьба, революционное рабочее движение, создание коммунистической партии и ее деятельность. Именно под этим углом зрения началась подготовка краткой истории Словакии, в которой участвовали представители молодого поколения: Я. Дубницкий, М. Госиоровский, Я. Декан, Я. Тибенский и др.

В это же время приступили к разработке "на основе марксистско-ленинской теории" проблем антифашистской национально-освободительной борьбы чешского и словацкого народов (Йозеф Грозиенчик, Мирослав Кропилак, Богуслав Граца - в Братиславе, Честмир Аморт, Ииржи Долежал, Ярослав Шолц - в Праге). Основное внимание уделялось Словацкому национальному восстанию (СНВ) и руководящей роли в нем коммунистической партии. Однако тут возникли трудности: партия действовала без своего верховного органа - V нелегального ЦК КПС, члены которого (Карол Шмидке, Густав Гусак, Ладислав Новомеский) получили клеймо "буржуазных националистов". В 1950 г. в рамках набиравшего силу "поиска внутреннего врага строительства социализма" против них была развязана мощная политическая кампания. Своего апогея фальсификация СНВ достигла в 1954 г., когда отмечалось десятилетие восстания. "Огромной помощью и неким ориентиром для нас должны стать выступления и статьи наших руководящих партийных деятелей, в которых выражено мнение партии", - говорилось на научной конференции, организованной Словацкой академией наук в преддверии десятилетия СНВ (Historicity casopis. 1954. N 1. S. 6). Тогда в результате проведенного политического процесса Г. Гусак был осужден на пожизненное заключение, а Л. Новомеский - на десять лет лишения свободы.

Достаточно сильные импульсы для оживления общественно-политической жизни в Чехословакии дал XX съезд КПСС (февраль 1956 г.). Разоблачение культа личности Сталина положило начало реабилитации безвинно пострадавших ранее в результате политических репрессий. Зарождалась и набирала силу идея обновления социализма, очищения его от "искажений" сталинизма. В стране развернулась сначала внутрипартийная, а затем всенародная дискуссия по основным вопросам строительства социализма. Новые веяния проявились и в исторической среде, о чем, в частности, свидетельствовала статья К. Гайяна, И. Мацека и З. Шолле "К некоторым проблемам нашей исторической науки" в партийном журнале "Нова мысль" (1956. N 6). Авторы критиковали пренебрежение объективной реальностью, догматизм, преклонение перед политическими авторите-

стр. 72

тами, лизоблюдство, не всегда обоснованное восхваление советской науки и т.д. В статье содержались призывы вернуться к действительному марксизму и принципам ленинизма. Примерно в таком же духе писали статьи И. Гайек, М. Гюбл, К. Пихлик, Ф. Яначек, Й. Долежал, Л. Липтак. Подвергались критике допущенные деформации при одновременном подчеркивании направляющей роли партии. Руководство КПЧ, формально принимая и поддерживая курс, заданный XX съездом КПСС, в то же время не склонно было глубоко переосмысливать прежнюю политику и пересматривать, в частности, политические процессы. Резкие суждения о положении дел в Чехословакии и деятельности КПЧ, раздававшиеся во время вышеозначенных дискуссий, были заклеймены властями как ревизионистские. В 1957 г. ревизионизм был объявлен главной опасностью для строительства социализма в стране.

В чехословацкой исторической науке, в отличие от литературы, в это время не наступило явственно ощутимого подъема и перелома. Вместе с тем она не стояла на месте. В этот период обнаружилось стремление к более глубокому изучению источников и фактов. Но исторической наукой по-прежнему руководили партчиновники из кабинетов ЦК КПЧ. Под их неустанным наблюдением находилась, в частности, подготовка учебника по истории компартии. По наиболее сложным вопросам, относившимся к новейшему времени, консультировались с членами политбюро ЦК КПЧ А. Новотным, В. Широким, В. Копецким, И. Гендрихом, Я. Доланским. В 1960 г. в Праге вышли в свет тенденциозные воспоминания В. Копецкого "ЧСР и КПЧ", подвергшиеся впоследствии весьма резкой критике за содержавшиеся в них фальсификации. Увидела свет доведенная до 1960 г. "История КПЧ" (Praha, 1961), в которой хотя и были скорректированы некоторые утверждения Копецкого, но общая положительная оценка деятельности партии в послевоенные годы и в период "строительства основ социализма" в стране не подвергалась сомнению.

Особое внимание руководители КПЧ уделяли съездам, конференциям и другим собраниям историков, о чем свидетельствовали, в частности, подготовка их Третьего съезда (1959 г.), его ход и результаты. Программа съезда была предложена секретариату ЦК КПЧ, рекомендовавшему ее доработать. Новый вариант рассматривался и был одобрен на заседании политбюро ЦК КПЧ, которое утвердило и состав делегации на съезд. Ее возглавлял И. Гендрих, второе лицо в партии, а членами были В. Коуцкий, З. Неедлы, И. Ленарт и З. Урбан. Историкам надлежало поддержать решения XI съезда КПЧ и поставить историю "на службу культурной революции в период завершения строительства социализма в стране". Рекомендовалось творчески сотрудничать с советской наукой и "занять непримиримые позиции в отношении ревизионистских и буржуазно-идеалистических течений в новейшей историографии". Политбюро также одобрило основные доклады И. Мацека "Задачи исторической науки в период завершения строительства социализма" и И. Веселого о роли рабочего класса в борьбе чешского и словацкого народов. Тональность доклада Мацека соответствовала заданной, но, думается, не отвечала его внутренним сомнениям, о чем свидетельствовали как его позиция в 1956 г., так и деятельность в 1960-е годы. По окончании съезда политбюро проанализировало его ход и результаты. По мнению Гендриха, съезд выполнил возложенные на него задачи и стал первым съездом историков, руководствовавшихся принципами марксизма-ленинизма.

Во второй половине 1950-х годов продолжалось исследование истории СНВ и освободительной борьбы в Чехословакии. В то же время наметились некоторые более конкретные аспекты ее изучения. К числу фундаментальных, написанных в тот период трудов, следует, на мой взгляд, отнести и работу В. Крала, посвященную проблемам социально-экономического развития чешских земель в 1938 - 1945 гг., впоследствии незаслуженно забытую историками в связи с лично-

стр. 73

стью ее автора, в 60 - 70-е годы прошлого века выступавшего с яростной критикой "ревизионистских" тенденций в историографии. Что касается истории СНВ, то внимание исследователей привлекли такие темы, как международная солидарность в восстании, деятельность первых подпольных руководящих органов КПС, развитие партизанской войны, освободительная миссия советских вооруженных сил. Но коренного пересмотра оценок предшествовавшего периода, в частности касавшихся деятельности подпольного руководства компартии Словакии в период подготовки и хода восстания, не произошло. В работах, опубликованных к 15-летию СНВ (1959), сохранялась принятая в начале 1950-х годов концепция и содержалась критика негативных сторон восстания, связанная с деятельностью "буржуазных националистов". В резолюции Третьего съезда историков отмечалось, что ревизионистские тенденции не нашли серьезного проявления в исторической науке.

О некотором ослаблении "зашоренности" историографии во второй половине 1950-х годов свидетельствовали и дискуссии, проходившие по такой острой теме, как характер народной демократии и народно-демократической революции в Чехословакии. Однако споры не выходили за рамки представлений марксистско-ленинской теории о революции, учения о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую. Разница была в том, что некоторые исследователи толковали процессы, происходившие в стране сразу после войны, как начало социалистической революции, другие же, их было большинство, стояли на позициях перерастания и окончательной победы социалистической революции в феврале 1948 г. Видение в народной демократии особого, специфического пути к социализму осуждалось как ревизионизм марксизма-ленинизма.

Историки партии приступили к изучению такой архиполитизированной темы, как строительство основ социализма в Чехословакии. Во внутрипартийных дискуссиях, в документах партийного характера ставились и теоретические вопросы, например о формах диктатуры пролетариата в Чехословакии, об осуществлении общих принципов социалистического строительства в конкретных условиях ЧСР. Обсуждение этих проблем началось еще ранее, и было связано с выработкой генеральной линии строительства социализма, намеченной IX съездом КПЧ в 1949 г. Перед съездом на конференции партработников обозначилось стремление выявить различия между Чехословакией и Советским Союзом в построении социалистического общества и определить национальную специфику этого процесса. Однако в дальнейшем об особенностях перестали говорить, сделав упор на "общих", проявившихся в ходе строительства социализма в СССР, закономерностях. Указания шли сверху и как бы закреплялись в выступлении К. Готвальда в январе 1953 г., посвященном международной значимости ленинизма, воплощенном в советском опыте. Народная демократия в Чехословакии теперь однозначно трактовалась как одна из форм диктатуры пролетариата.

Внимание историков, главным образом занимавшихся историей КПЧ, было обращено на необходимость изучения процессов построения основ социализма в стране. Такие работы, вышедшие преимущественно из-под пера Я. Опата, стали появляться уже с середины 1950-х годов. В них рассматривались вопросы формирования генеральной линии партии после ее февральской 1948 г. победы, строительства и перестройки национальной экономики, в частности, особенности процесса индустриализации в Чехословакии, взаимоотношений классов и политики по отношению к ним. Естественно, методологической основой этих, пока немногочисленных, работ была марксистско-ленинская теория.

Можно сказать, что вторая половина 1950-х и начало 1960-х годов являлись для чехословацкой исторической науки временем поисков направления дальнейшего развития. "Новая интеллигенция, воспитанная на идеологии марксизма-ленинизма, только постепенно осознавала действительное положение вещей и бралась

стр. 74

за ум", - писала в 1994 г. группа чешских историков-шестидесятников, возражая против создания новых легенд в историографии (Soudobe dejiny. 1994. N 2).

Меня в конце 1950-х годов интересовало все, что касалось истории Словакии. Обмен научной литературой между СССР и странами советской сферы влияния был поставлен достаточно хорошо. В библиотеках можно было обнаружить интересующие меня исторические журналы, немногочисленные тогда еще книги и сборники статей. Знакомство с западной литературой было ограничено: вся она находилась в спецхране. Но, к слову сказать, тогда она меня и не очень интересовала. Так получилось, что я являлась единственным в нашем Институте специалистом по Новой и новейшей истории Словакии. Тогда шла работа над вторым томом "Истории Чехословакии", и я получила задание написать все разделы, касавшиеся словацкой истории. Что это было за мучение, трудно сейчас даже представить: материал собирался по крупицам в библиотеках Москвы и Ленинграда. В Словакии, точнее в словацкой марксистской историографии, этот период не нашел к тому времени достаточного освещения. В конце концов, текст, написанный с позиций марксистско-ленинской методологии (другой тогда в советской исторической науке не существовало), появился, получил одобрение сектора и коллектива труда и стал частью второго тома "Истории Чехословакии" (М., 1959).

В то же время я заочно познакомилась со словацким историком Милошем (Ивановичем) Госиоровским (в прошлом - секретарем ЦК Коммунистической партии Словакии - КПС). Он написал первую книгу, посвященную истории развития словацкого рабочего движения с конца XIX в. до образования Коммунистической партии Чехословакии в 1921 г. Она была переведена на русский язык издательством "Иностранная литература", которое и попросило меня написать предисловие к русскому изданию. Книга вышла в СССР под названием "Очерки по истории словацкого рабочего движения" (М., 1958). И с тех пор мы стали друзьями с Госиоровским, встречались и в Москве, и в Братиславе. Милош Иванович всегда был внимателен, оказывал помощь по работе, когда это было в его силах. Освободившись от партийной работы (не знаю, по собственной воле или не угодив чем-то партийному начальству, скорее второе), он стал преподавать в братиславском университете, где получил звание профессора.

В начале 1960-х годов я заинтересовалась историей Словакии первых послевоенных лет и стала собирать материал по этой теме. Осенью 1963 г. приехала в Братиславу, где и лично познакомилась с М. Госиоровским. Узнав о том, что меня интересует, он вызвался организовать мою встречу с Густавом Гусаком, свидетелем и активным участником событий тех лет в Словакии. Обвиненный в "буржуазном национализме", Гусак с 1951 по 1960 г. находился в заключении, по амнистии 9 мая 1960 г. вышел на свободу, а 17 февраля 1961 г. на основе личного помилования президента ему возвратили чехословацкое гражданство. Юрист по образованию, он получил разрешение работать в юридическом кабинете Словацкой академии наук. Тогда Гусак писал книгу о Словацком национальном восстании, одним из руководителей которого являлся. Встреча состоялась в здании САН, ученым секретарем которой тогда являлся сын К. Шмидке, одного из руководителей V нелегального руководства КПС в годы войны. К. Шмидке умер в 1949 г. или 1950 г., избежав тем самым печальной участи своих товарищей Г. Гусака и Л. Новомеского. В первые послевоенные годы коммунист Гусак активно участвовал в строительстве "новой" жизни, занимая различные посты в партийном и государственном аппаратах Словакии. Он возглавлял ведомство внутренних дел, являлся председателем словацкого правительства- Корпуса уполномоченных. И, конечно, не без его участия была раскручена в начале 1950-х годов машина политических репрессий, под колеса которой он сам попал благодаря усилиям, в первую очередь, своего недруга в КПС В. Широкого. Гусак еще в период войны высказывался за федеративное устройство возрожденной Чехословакии, а Ши-

стр. 75

рокий стоял близко к Праге и отстаивал принцип централизованного управления страной. После прихода к власти коммунистов в 1948 г. идея федерализма, к этому времени уже "спущенная на тормозах", казалось, канула в Лету. Гусак, конечно, не был словацким "буржуазным националистом", но то, что он являлся словацким националистом, в хорошем, не ругательном смысле этого понятия, политиком, отстаивавшим интересы словацкого народа, у меня не вызывает сомнения. Другое дело, какие методы и способы он, как убежденный коммунист, избирал для этого. Но это - рассуждения сегодняшнего дня, а тогда передо мной был только пострадавший от репрессий человек, которому я всей душой сочувствовала. Ни мне, ни, думаю, ему тогда не было известно об участии в раскручивании политических процессов в Чехословакии советских советников. Но, тем не менее, я не знала, как отнесется ко мне Гусак, как сложится беседа с ним. Госиоровский, который в начале 1950-х годов, как уже говорилось, занимал пост секретаря ЦК КПС, тоже был причастен к развязыванию кампании против "словацких буржуазных националистов". Однако, по словам Милоша Ивановича, у него к тому времени уже сложились добрые отношения с Гусаком, который нашел в себе силы понять и простить его и, более того, сделать своим союзником. Вероятно, это было действительно так, потому что в противном случае Гусак вряд ли согласился бы встретиться со мной. Хотя, может, у опального коммуниста были и другие соображения на этот счет: понять, что у политиков и дипломатов на уме, всегда трудно, и даже невозможно. К моему великому сожалению, я постеснялась делать записи во время разговора, не зная, как это может воспринять Гусак. Вечером в отеле я сделала короткие заметки о беседе, потом куда-то исчезнувшие. Но общее направление разговора и позиции Гусака помню. Мы сидели с Госиоровским за небольшим круглым столом, когда в зал вошел, как мне показалось, высокий стройный человек в темном костюме. Гусаку было тогда около 50 лет (он родился в 1913 г.). Госиоровский представил нас. "Как мне Вас называть? - спросила я. - Мне было бы удобнее по имени и отчеству". "У нас нет отчества", - ответил он, но все же сказал, что его отца звали Никодим. Так я и обращалась к нему во время нашей двухчасовой беседы: Густав Никодимович. Я задавала вопросы, подготовленные заранее, он отвечал. Тогда Гусак, как я уже упоминала, работал над книгой о Словацком национальном восстании, и, естественно, речь шла и о роли словацкого коммунистического руководства в подготовке и ходе СНВ, а также о событиях 1945 - 1948 гг. Не помню, чтобы шла речь о решении словацкого национального вопроса в эти годы, об аресте Гусака, его отношении к В. Широкому и А. Новотному, о политическом процессе и годах, проведенных в тюрьме. Скорее всего, эти вопросы из-за их остроты и болезненности для моего собеседника я не рискнула затронуть, хотя никто меня не ограничивал. Гусак много говорил об особенностях развития революционного процесса в Словакии в послевоенные годы, о политике компартии и ее партнера по Национальному фронту Демократической партии, о причинах победы на парламентских выборах в 1946 г., о политическом кризисе в Словакии осенью 1947 г. Когда я задала вопрос о том, действительно ли Демократическая партия готовила заговор (тогда уже вовсю шли разговоры о фальсификации и искусственном конструировании заговора), который был раскрыт и ликвидирован, Гусак, немного помолчав, сказал: "Они же ("демократы") выступали против коммунистов". Ответ, таким образом, был не прямой, а косвенный, и как бы содержал скрытый намек на то, что этот заговор и разоблачение заговорщиков нужны были для утверждения власти коммунистов. А Гусак был активным сторонником их полной победы. Больше я с Гусаком не встречалась, но М. Госиоровский, который одним из первых словацких историков приехал в Москву после событий августа 1968 г., передавал мне от него привет.

В этот мой приезд в Словакию (конец 1963 г. - начало 1964 г.) я стала свидетелем важных событий: снова в политической повестке дня оказался словацкий

стр. 76

вопрос, который будоражил, прежде всего, интеллигентские умы, но затронул и все общество. С чем это было связано? В июле 1960 г. общегосударственная партийная конференция наметила конкретную программу "всестороннего развития социалистического общества". В одобренной Национальным собранием новой конституции Чехословакия характеризовалась как социалистическое государство, которое стало именоваться Чехословацкая социалистическая республика (ЧССР). Провозглашая равноправие чехов и словаков, конституция одновременно значительно ограничила компетенцию словацких национальных органов. Мотивировалось это тем, что, дескать, неизбежное сближение наций в условиях социализма приведет в ближайшей перспективе к их слиянию. Фактическое ущемление прав словаков и вызвало недовольство в интеллигентских кругах словацкого общества. Кроме того, реабилитация политических заключенных, в том числе и так называемых словацких буржуазных националистов, проходила недостаточно активно и последовательно, хотя в августе 1962 г. была создана и начала работать комиссия "по пересмотру важнейших политических процессов против лиц, занимавших высокие политические посты". Под давлением общественности в Праге развернула деятельность так называемая Барнабитская комиссия, в которой работало много историков. Вопреки ожиданиям партийно-государственной верхушки ЧССР комиссия не подтвердила наличия в словацкой компартии в послевоенные годы "буржуазно-националистического уклона". А. Новотному не удалось воспрепятствовать возвращению в политику Г. Гусака, который теперь уже вступил на политическую сцену как его активный противник. Думаю, что немалую роль в том, что словацкое общество пришло в движение, сыграли и "самиздатовские" материалы - письма Гусака "наверх" с просьбой о его полной реабилитации по государственной и партийной линиям. Все эти материалы, напечатанные на пишущей машинке на папиросной бумаге, чтобы можно было сделать как можно больше закладок, распространялись по Братиславе, а может, и в других городах, главным образом среди интеллигенции. Получила их и я как представитель страны, к голосу которой в Словакии тогда еще прислушивались и где дело с реабилитацией политзаключенных, по мнению словаков, шло хорошо. Мне эти нелегально распространяемые материалы были даны с наказом передать их в Москве, кому я сочту нужным. Письма "в интересах конспирации" были помещены в картонные папочки, на которых было написано что-то вроде: материалы обсуждения истории КПЧ. С ужасом вспоминаю, какого страха я натерпелась, перевозя эти папочки через границу. Но, к счастью, все обошлось. Встал вопрос, кому все это передать? В ЦК КПСС? В отдел внешних сношений АН СССР? В дирекцию Института И. И. Удальцову? Но как этими материалами во всех этих инстанциях распорядятся? И как вообще отнесутся к моей "курьерской" роли и общению со словацкими диссидентами? Это было начало 1964 г. В Советском Союзе заканчивалось время "оттепели" и обозначились признаки "заморозков". Какой-либо уверенности в том, что привезенные мной материалы могут помочь решению словацкого вопроса, у меня не было. Поэтому я оставила эти материалы у себя. Думаю, что поступила правильно: теперь, по крайней мере, как историк я могу их использовать.

Расскажу еще об одном частном курьезном случае, который, по большому счету, тоже был связан с решением словацкого вопроса. Профессор М. Госиоровский тогда работал над статьей "К некоторым вопросам взаимоотношений чехов и словаков в политике Коммунистической партии Чехословакии". Он готовил ее для публикации в теоретическом органе ЦК КПЧ журнале "Нова мысль" и одновременно направил руководству КПЧ и КПС. Тогда же статья появилась в "самиздате", получила ее и я. Автор опирался на труды классиков марксизма-ленинизма, на решения XX и XXII съездов КПСС, на опыт многонациональных СССР и Югославии в решении национального вопроса. По мнению Госиоровского, в

стр. 77

ЧССР в результате построения социализма возникли все условия для реализации принципа федеративного устройства республики. В Праге отрицательно отнеслись к этой идее. "Нова мысль" отказалась публиковать статью и развернуть дискуссию по ней. Статья вышла только в 1968 г. в "Историческом журнале", органе Института истории САН. Но Госиоровский все эти годы продолжал работу над темой, углубленно изучая и решение национального вопроса в СССР. В одном из писем, адресованных мне, он попросил прислать ему хотя бы несколько номеров газет, выходящих в наших национальных республиках. Поскольку у меня не было возможности получить подобные издания, я решила обратиться за помощью к И. И. Удальцову, тогда директору нашего Института. Но он негативно отреагировал на просьбу Госиоровского, которому явно не симпатизировал, и сказал мне, что такие издания запрещено направлять за границу, куда идут только центральные газеты. Затем Иван Иванович посоветовал мне "поделикатнее" отказать Госиоровскому и попросил показать ему написанное мною письмо. Я была страшно возмущена тем, что моя личная переписка будет подвергнута цензуре, и приняла, на мой теперешний взгляд, глупое ребяческое решение. Письмо в заклеенном конверте я передала секретарю Нонне Константиновне Кольцовой с просьбой показать его директору. Что она и сделала. Иван Иванович мне ничего не сказал, но, по слухам, счел меня, мягко говоря, недалекого ума женщиной. Ну, что ж, его можно было понять! Справедливости ради, следует сказать, что этот инцидент внешне не сказался на отношении директора ко мне.

Но, может быть, поэтому, а может, и нет, И. И. Удальцов посчитал, что заниматься мне словацкими делами не стоит, и предложил нам с Галиной Павловной Мурашко работать над темой кооперирования чехословацкой деревни. К этому времени оно было завершено, а исторических работ по теме ни в ЧССР, ни у нас пока не было. Предполагалось, что особых трудностей с разработкой проблемы не будет: официальная пресса и публицистика полнились статьями и брошюрами об успехах социалистического преобразования сельского хозяйства в ЧССР. У самого Ивана Ивановича имелась масса популярного материала об успехах социалистического строительства в чехословацкой деревне, которые он нам и передал. Мы с Галиной Павловной рьяно взялись за дело. К тому времени и чехословацкие историки обратились к этой теме. Но они пока занимались лишь периодом, предшествовавшим началу социалистического кооперирования, т.е. аграрными преобразованиями первых послевоенных лет, историей кооперативного движения, прежде всего в чешских землях, подходом компартии к решению вопроса о переводе деревни на социалистический путь развития. Чехословацкие историки занимались этой проблематикой серьезно, опираясь на архивные материалы, доступ к которым постепенно открывался.

Здесь следует сделать отступление и охарактеризовать состояние чехословацкой исторической науки в "боевые" 1960-е годы, когда историки активно участвовали в подготовке "Пражской весны". Тогда историография начала постепенно, а потом бурно высвобождаться из пут коммунистической идеологии с ее черно-белым изображением мира. Следует сказать, что в эти годы налицо было и стремление советской исторической науки отойти от существовавших догм и схем, что не могло не сказаться благотворно на работе наших чехословацких коллег. "Мы все чувствуем и знаем, - отмечал в 1963 г., в частности, чешский военный историк О. Яначек, - что не будь XX и XXI съездов КПСС, мы не смогли бы правильно понять и отобразить годы Второй мировой войны" (Historie a vojenstvi. 1963. N 3. S. 454). Именно исследователи истории чешского и словацкого народов в годы войны стали первыми уточнять и корректировать оценки предшествовавшего периода. В 1960 г. был создан Комитет по ее изучению, который с 1963 г. и до его ликвидации в 1970 г. возглавлял профессор Я. Кладива. В комитете с чешской стороны активно работали К. Бартошек, Ф. Беер, А. Бенчик, И. Долежал,

стр. 78

Ф. Яначек, О. Янечек, Я. Кржен, В. Курал, Я. Навратил, Й. Новотны, Б. Пекарек, В. Пречан, Я. Тесарж и другие, со словацкой стороны - Я. Шолц (председатель словацкого комитета, созданного в 1964 г.), Б. Граца, С. Фалтян, Г. Гусак, И. Хрене, Й. Яблоницкий, А. Штвртецка, Ш. Пажур, Я. Ушия, Я. Шуфлярский. Научные и организационные результаты деятельности Комитета освещались в специальном ротапринтном издании "Сопротивление и революция. Сообщения". Я ознакомилась с опубликованными в нем чрезвычайно интересными материалами гораздо позднее, когда в 1980-е годы стала заниматься историей чешского и словацкого движения Сопротивления в годы войны.

Одной из задач Комитета стало содействие формированию действительно научной источниковой базы изучения проблемы. В середине 1960-х годов вышел ряд прекрасно с профессиональной точки зрения подготовленных объемных сборников документов, к которым до сего времени обращаются исследователи, в том числе и я. Не могу их не перечислить. Это - "Словацкое национальное восстание. Документы" (составитель и автор обширного предисловия Вилем Пречан) (Bratislava. 1965); "Путь к Маю. Документы о возникновении и развитии народной демократии в Чехословакии до Февраля 1948 г." (составители Милош Климеш, Петр Лесьюк, Ирена Мала, Вилем Пречан; ответственный редактор Вацлав Крал) (Praha, 1965. Sv. I. С. 1, 2). Планировалось и издание следующего тома документов, посвященного первым послевоенным годам. Велась кропотливая работа в архивах по выявлению документов, готовился макет сборника, однако из печати он не вышел: после 1968 г. его издание показалось властям идеологически опасным. Часть собранных документов вошла в вышедший в 1975 сборник "По пути Мая. Документы о начале нашей народно-демократической революции. Апрель 1945- май 1946 г.)" (составитель Ярослав Соукуп) (Praha, 1975). Опубликованные в сборнике материалы носили в основном официальный характер: декреты президента, законы, распоряжения Словацкого национального совета, воззвания компартии и национального фронта, выступления деятелей КПЧ и пр. Из вышедших в 1960-е годы следует упомянуть два прекрасных тома, подготовленных к изданию Либушей Отагаловой и Миладой Червинковой: "Документы по истории чехословацкой политики 1939 - 1943 гг." (Praha, 1966), в первом из которых рассматривалось отношение международной дипломатии к политике чехословацкой эмиграции на Западе, а во втором - ее сотрудничество с сопротивлением на родине, отношение к правительству Протектората и германизаторской политике оккупантов.

В то же время упомянутый Комитет вел работу по написанию трилогии о национально-освободительной борьбе чешского и словацкого народов. В 1965 г. был опубликован макет задуманной работы "Сопротивление и революция. 1938 - 1945". В эти годы в корне изменился и взгляд на историю СНВ. Политическая реабилитация его руководителей от КПС К. Шмидке, Г. Гусака, Л. Новомеского создала благоприятные условия для решительной переоценки всего ранее написанного о восстании. Состоявшийся в июне 1963 г. съезд Словацкого исторического общества прошел на высокой самокритической ноте и принял решение о борьбе с деформациями в исторической науке. Некоторые его участники, в том числе и М. Госиоровский, публично осудили свои прежние позиции. На конференции в Смоленицах летом 1964 г., посвященной 20-летию СНВ, было дано много новых принципиально важных оценок, касавшихся самых разных сторон его подготовки и проведения. О задачах марксистской историографии в новых условиях говорил на конференции А. Дубчек, тогда член президиума ЦК КПЧ и первый секретарь ЦК КПС. В работе конференции активно участвовали Гусак и Новомеский. Большинство из тех, кто готовил эту конференцию и содействовал утверждению нового взгляда на восстание, позднее, в 1970 - 1980-е годы, когда Гусак возглавил сначала компартию, а потом и страну, были лишены возможности

стр. 79

официально заниматься наукой и репрессированы: Л. Липтак, М. Тихы, Я. Кржен, М. Виетор, А. Штвртецка, С. Фалтян, Б. Граца, Й. Яблоницкий, А. Бенчик, В. Курал, Я. Навратил, Я. Тесарж, Е. Фриш, О. Янечек, Ф. Яначек, Ф. Беер и др. Но тогда Гусак пользовался несомненной поддержкой и симпатиями как большей части исторического сообщества, так и словацкой общественности. Именно поэтому написанная им и вышедшая сначала небольшим тиражом книга "Свидетельство о Словацком национальном восстании" (Bratislava, 1964) оказала большое влияние как на историографию СНВ, так и вообще на настроения в Словакии. Книга представляет собой своеобразный сплав воспоминаний активного участника событий и научного труда. Автор защитил ее как диссертацию на звание кандидата исторических наук. Она опиралась на большой массив документов, почерпнутых Гусаком, в частности, и из упомянутого сборника "Словацкое национальное восстание. Документы", с которым он ознакомился еще на стадии подготовки сборника к печати. Гусак предложил отличную от прежней концепцию восстания, по-новому оценивал участие в нем V нелегального руководства КПС, буржуазного крыла Сопротивления, словацкой армии, партизан, позиции противостоявших повстанцам сил, деятельность Словацкого национального совета и т.д. В общем, это был настоящий переворот во взглядах на восстание. Книга Гусака стала настоящим "бестселлером" и, бесспорно, значительным явлением в историографии восстания. Она сыграла, если иметь в виду концептуальный аспект, роль "путеводной звезды", особенно в 1970 - 1980-е годы, когда ее автор возглавил процесс "нормализации" в стране. В момент выхода большинство рецензентов положительно оценили работу, хотя говорилось и о ее слабых сторонах. Полтора года спустя после выхода книги с ее публичной критикой, по сути с позиций оценок 1950-х годов, выступил В. Крал, тогда директор Института истории европейских социалистических стран ЧСАН. Фронт чехословацких историков Сопротивления, как писал впоследствии один из самых серьезных исследователей истории СНВ Йозеф Яблоницкий, фактически объединился против автора рецензии и на заседании идеологического отдела ЦК КПЧ, где состоялось обсуждение книги, никто из приглашенных историков не поддержал Крала. Однако Яблоницкий, оценивая книгу позже, полагал, что хотя она содержала много новых сведений и оценок, ее автор все же не сумел выйти за рамки участника событий с субъективным взглядом.

Второе издание книги появилось в августе 1969 г., когда Гусак занял пост генерального секретаря ЦК КПЧ. Тогда же в "пожарном порядке" и поэтому в ущерб качеству книга была переведена на русский язык. Вспоминаю, как все богемисты и словакисты Москвы (историки, литературоведы, лингвисты) в течение недели, а может и больше, собирались в здании на Старой площади, где размещался ЦК КПСС, и переводили книгу. Каждый получил по куску текста, рукопись перевода сразу же передавалась находившимся рядом машинисткам для перепечатки на машинке. Помню, некоторые наиболее отважные, например Лев Сергеевич Кишкин, чтобы ускорить процесс, диктовали машинистке текст перевода прямо с книжного листа. 29 августа 1969 г. (29 августа - день начала СНВ) книга объемом 46 п.л. была сдана в набор, 2 сентября подписана к печати, и вскоре издательство "Правда" выпустило ее в свет. Тираж не указывался, как и имена переводчиков и редактора (не уверена, существовал ли он вообще), но цена была проставлена - 1 рубль 40 коп.

Первым по-настоящему научным обобщением новых подходов к истории СНВ стала книга "Исторический перекресток" (Praha, 1964). Не претендуя "на конечную правду и безошибочность", авторский коллектив (Франтишек Беер, Антонин Бенчик, Богуслав Граца, Ян Кржен, Вацлав Курал, Ярослав Шолц) полагал, что "преодоление старого не сводится ни к простому отрицанию прежних представлений, ни к их выворачиванию наизнанку, а состоит в упорном стремлении

стр. 80

выяснить правду, которая должна впитать в себя из прошлых представлений все, что сохраняет непреходящую ценность" (s. 9 - 10). Думается, что чешские и словацкие "историки-шестидесятники" руководствовались при написании своих работ именно этим, весьма актуальным и для сегодняшнего дня принципом. Книга с автографами авторов хранится в моей в библиотеке. История Словацкого национального восстания, вопрос помощи со стороны СССР интересовали меня на протяжении всех лет моей работы в Институте. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на список трудов В. В. Марьиной на сайте Института славяноведения РАН.

Но были и другие интересы. Я уже упоминала, что намеревалась заниматься историей Чехословакии первых послевоенных лет и поэтому внимательно следила за работами по этой проблематике, активно разрабатывавшейся в ЧССР в 1960-е годы. Тогда в связи с 20-летием восстановления Чехословацкой республики на страницах научной литературы, и в первую очередь в журналах, развернулась дискуссия по вопросу о характере революции 1944 - 1948 гг. в стране. Этот вопрос рассматривался в статьях К. Каплана, М. Реймана, Я. Опата, Я. Кладивы, Я. Шедивого и других, опубликованных в журналах "К вопросам истории КПЧ", "Чехословацком историческом журнале" и других в 1966 г. Обсуждение указанной проблематики стало весьма актуальным в связи с критикой допущенных ранее деформаций социализма и поисками путей его реформирования в направлении построения "социализма с человеческим лицом". Многие чехословацкие историки, анализируя сложные общественные процессы послевоенного периода, снова обратились к забытому в 1950-е годы термину "чехословацкий путь к социализму". Идея национального пути к социализму, принятая вскоре после войны на вооружение многими коммунистическими партиями с благословения Сталина, подчеркивала необходимость учитывать особенности, отличия, специфические условия отдельных стран при переходе к социализму. В 1950-е годы, когда упор делался на копировании советского опыта социалистического строительства, эта идея стала своеобразным запретным для гуманитариев плодом. Вопрос снова был поставлен и теоретически обоснован в решениях XX съезда КПСС, а затем в документах совещаний коммунистических и рабочих партий в 1957 и 1960 гг. Тогда проблема и привлекла к себе внимание чехословацких обществоведов, активно обсуждавших возможность реализации альтернативной сталинизму модели демократического социализма.

Сторонники указанных взглядов полагали, что чехословацкая революция 1944 - 1948 гг. относится к типу западноевропейских революций, особенности которых определялись тем, что в XIX в. на Западе возникла реальность в форме буржуазной демократии, парламентаризма, гражданского общества. Вместе с тем подчеркивалась специфика развития революционного процесса в Чехословакии, обусловленная конкретно-историческими внутренними и внешними обстоятельствами конца Второй мировой войны и тесной связью революции с антифашистской освободительной борьбой. Отмечалось органическое единство национальных, демократических и социалистических целей революции. Большое внимание уделялось социально-экономическим (национализации промышленности и банков, аграрной реформе) и политическим преобразованиям первых послевоенных лет.

Активно обсуждалась также роль Национального фронта в послевоенной истории страны. Эта дискуссия была связана с оценкой на страницах печатных органов итальянской и французской компартий политики народного фронта, разработанной VII конгрессом Коминтерна в 1935 г. Проведенная в конце 1965 г. в Институте истории КПЧ встреча историков была реакцией на итальянскую дискуссию по этой проблеме. Некоторые чехословацкие историки поддержали тезис о том, что слабость политики народного фронта крылась в ее связи с советской

стр. 81

моделью социализма. В частности, М. Гюбл и Ф. Яначек полагали, что наибольшее противоречие VII конгресса состояло в принятии тезиса о необходимости искать новые формы и подходы к революции, конечной целью которой считалась советская модель. Рассматривая вопрос о чехословацкой революции 1944 - 1948 гг., историки стали указывать на тесную взаимосвязь внутренних и внешних условий ее развития (Я. Опат, М. Рейман, К. Каплан, Я. Шедивы). Февральские события 1948 г. они считали результатом давления внешних обстоятельств и полагали, что специфические условия развития революции в Чехословакии вели к новой модели социализма. В то же время оппонировавший им И. Белда считал, что в 1944 - 1948 гг. речь шла не о целенаправленном создании некоей новой модели, а лишь о попытке мирным путем реализовать унифицированную советскую модель. В общем и целом дискуссия о характере революции 1944 - 1948 гг. и чехословацком пути к социализму, имевшая, несомненно, творческий и новаторский для своего времени характер, не вышла - да и не могла тогда еще выйти - за рамки марксистско-ленинской доктрины с ее незыблемым постулатом о руководящей роли рабочего класса во главе с компартией в революциях XX в.

С большинством упомянутых выше историков я была знакома, с одними меньше, с другими больше, и в течение моих неоднократных командировок в Чехословакию в 1960-е годы стала свидетелем, а иногда и участником, горячих споров по волновавшим их вопросам. Но, как я уже говорила, с середины этого десятилетия меня вместе с Г. П. Мурашко занимала, прежде всего, тема социалистической перестройки чехословацкой деревни. Именно со специалистами по этой проблематике мы и общались главным образом во время поездок в Чехословакию. Назову их имена: чех Карел Ех (он был аспирантом нашего Института и знал русский язык, но его, того времени, я плохо помню; Ех опубликовал в 1963 г. фундаментальную книгу об аграрных преобразованиях в ЧСР в послевоенные годы); словак Самюэль Цамбел написал работу о решении аграрного вопроса в Словакии; в статьях Желмиры Рихтовой, Властимила Лацины, Марии Лавовой, напечатанных в журнале "Вопросы истории КПЧ" (тогда это был один из самых прогрессивных журналов, как и издававший его Институт истории КПЧ), на конкретно-историческом материале рассматривались вопросы перехода от демократических преобразований к социалистическим и начала социалистического строительства в деревне ЧСР. Все эти люди чрезвычайно дружелюбно относились к нам, делились своими идеями, мыслями, подсказывали, где можно найти тот или иной материал. Много сделал для того, чтобы мы попали в нужные нам архивы, Карел Каплан. Он работал в комиссии по реабилитации, хорошо знал архивные фонды и людей, причастных к архивной службе. Оказывали нам помощь в этом плане и другие историки. Так мы получили доступ к архивам Институтов истории КПЧ и КПС (позднее они были переименованы в институты марксизма-ленинизма), оперативным архивам Министерства сельского хозяйства ЧССР, Государственной плановой комиссии ЧССР. Все изученные нами материалы показали, что дело с социалистической перестройкой сельского хозяйства в Чехословакии обстояло не так гладко, как описывалось в официальных изданиях, что в этом процессе были трудности, провалы, сомнения, перегибы, откаты и т. д. Надо сказать, что во время работы над темой мы тесно общались с Виктором Петровичем Даниловым (Институт истории СССР), который возглавлял коллектив, готовивший к изданию трехтомный труд по истории коллективизации в СССР. Профессионал высокого класса, знаток советских архивных фондов по исследуемой теме, он очень помог нам войти в проблему. К слову сказать, подготовленный к изданию труд так, в конце концов, и не был опубликован, поскольку уж очень нетрадиционно и отлично от официальной точки зрения трактовалась там история коллективизации в СССР. В. П. Данилов понес наказание, был отстранен от руководства отделом и, хотя остался в Институте, однако стал заниматься другими, менее "острыми" темами.

стр. 82

Но когда мы с Г. П. Мурашко работали над нашей книгой, Виктор Петрович очень помогал нам советами. Он знакомился с текстом подготовленной нами рукописи, участвовал в ее обсуждении и рекомендовал работу к печати.

В 1969 г., т.е. уже после событий августа 1968 г., рукопись была сдана в издательство "Наука". И тут начались проблемы, дело застопорилось. Начальство решило перестраховаться и затягивало под разными предлогами выпуск книги. Замечания касались необходимости ее доработки с точки зрения методологии, т.е. опоры на марксистско-ленинскую идеологию. Мы как-то так "умудрились" написать текст, что там отсутствовали цитаты из ленинских работ, и нам предписано было вставить во введении большой кусок о ленинском кооперативном плане, добавить то там, то сям ленинские цитаты, что мы, естественно, и сделали, так как уж очень хотелось, чтобы наша первая монографическая работа увидела свет. Издательским редактором книги была Татьяна Георгиевна Иванова, молодая, очень энергичная женщина, тогда председатель профкома издательства (впоследствии она возглавила парторганизацию издательства, потом стала секретарем райкома партии, а затем даже заместителем председателя президиума Верховного Совета РФ). Татьяна Георгиевна очень помогла нам в подготовке книги к изданию, подбадривала нас ("все будет хорошо") и вселяла оптимизм. Всячески помогал нам и заведовавший тогда историческим отделом издательства мой однокурсник, выпускник кафедры истории южных и западных славян Виктор Иванович Зуев. Ответственным редактором книги являлся Александр Яковлевич Манусевич. Но в издательстве, видимо, сочли, что он плохо разбирается в проблеме, и обратились с просьбой ознакомиться с книгой и высказать свои соображения к Владимиру Константиновичу Волкову. Почему именно к нему, уже не помню. Владимир Константинович (однокурсник Г. П. Мурашко) честно прочитал рукопись, сделал несколько частных замечаний и рекомендовал к изданию. Но и на этом дело не кончилось. От нас потребовали заключения международного отдела ЦК КПСС, и мы отправились туда. Там встретили нас благожелательно, но сказали, что в проблеме ничего не понимают, и направили в экономический отдел ЦК. Недели через две или три мы получили вполне доброжелательный отзыв. Однако и этого оказалось мало: нужно было мнение чехословацкой стороны.

И вот мы - в Чехословакии, по-моему, это был 1970 год. В стране уже полным ходом шел процесс "нормализации", но исторические институты еще не совсем были разогнаны и худо-бедно функционировали. Рукопись мы передали в Институт истории КПЧ (тогда - один из активных рассадников "крамольных" идей), где было много наших хороших знакомых, в том числе и заместитель директора Вило Ганзел. Нам обещали организовать обсуждение рукописи и дать отзыв. А пока нас поселили в партийной гостинице "Прага" в центре столицы. В. Ганзел сказал: "Пока мы (т.е. Институт) еще это можем сделать, а вы посмотрите, как живут наши партийные боссы". А жили они, с нашей точки зрения, неплохо, во всяком случае, бесплатное питание им обеспечивалось. Нас с Галиной Павловной и "нормализаторы", и наши прежние знакомые, которые не попали в эту категорию, но пока еще работали, встретили хорошо. Они определенно знали, что мы не виноваты в том, что случилось в августе 1968 г. И общались мы больше с опальными историками, чем с их идеологическими недругами. Например, в ресторане гостиницы к нам как-то подсел Б. Граца (бывший директор Института истории КПС), рассказывал о ситуации в стране и... анекдоты (я плохо их запоминаю, и поэтому ни одного не помню). В холодном зале Института истории ЧСАН, куда нас привел В. Пречан, Йиржи Долежал, который тогда уже работал таксистом, долго убеждал нас в преимуществах социал-демократической идеологии перед коммунистической. Но были и представители "нормализаторов", которые настойчиво искали встреч с нами. Один (не помню его фамилии, тоже занимался проблемой кооперирования, работая преподавателем в каком-то сельскохозяйствен-

стр. 83

ном институте) буквально преследовал нас, поджидал то в холле гостиницы, то у ее дверей, стремясь поделиться с нами своими соображениями и уверить, что коллективизация в Чехословакии прошла прекрасно. В назначенный день состоялось обсуждение нашей рукописи в Институте истории КПЧ. За круглым столом собралось человек десять. Заседание, которое протоколировалось, вел В. Ганзел, а основным докладчиком являлся К. Ех. Он дал очень хороший отзыв о работе, подчеркнув ее оригинальность, новизну, фундированность выводов. Последовали вопросы и высказывания. В. Ганзел подвел итог и заявил о готовности дать отзыв от имени института. Тут же возникла мысль об издании книги в Чехословакии. Несколько позже договорились об этом с директором Института истории КИС в Братиславе Вильямом Плевзой (В Словакии издать было проще). Мы оставили рукопись, получили отзыв и отправились в Москву. В издательстве, видимо, неважно было, кто дал отзыв, каковы личные политические позиции его авторов, важна была марка партийного института. В конце концов, в 1972 г. книга "Путь чехословацкого крестьянства к социализму (1948 - 1960)" объемом 17 п.л. вышла из печати тиражом (представляете!) 1750 экз. по цене 1 рубль 29 коп. В Братиславе в первоначальном, неурезанном виде рукопись была переведена на словацкий язык и вышла под названием "Распаханные межи. К истории социалистического кооперирования чехословацкой деревни 1948 - 1960" (объем около 23 п.л., тираж 1000 экз., научный редактор В. Плевза) в 1971 г., т.е. раньше, чем в Москве, но из тактическо-политических соображений (ведь, якобы, переводилась книга, а не рукопись) официальным годом издания стал 1972-й. И мы с Галиной Павловной очень неожиданно для себя (никаких предварительных разговоров на эту тему не было) получили даже гонорар (с извинениями, что небольшой), на который смогли купить по дубленке. Книга получила положительные рецензии, как в СССР, так и в Чехословакии.

К слову сказать, кооперирование сельского хозяйства в Чехословакии прошло с меньшими издержками (социальными, политическими, экономическими), чем в СССР. Насколько эффективно функционировала эта система? Сказать трудно: нужно специальное независимое исследование на этот счет. Те оценки, которые существовали в ЧССР, однозначно свидетельствовали о положительном эффекте обобществления сельского хозяйства. Во всяком случае, достаточно успешно функционировавшие сельскохозяйственные кооперативы существовали, и я видела такие. В частности, словацкий историк Юлиус Мессарш возил нас с Галиной Павловной в свое родное село на юге Словакии, где мы, встреченные очень приветливо правлением кооператива, ознакомились с его деятельностью. Конечно, это ничего не значит: такие "показательные" хозяйства существовали и у нас. Определенно, имелись и другие, плохо работавшие хозяйства, которые нам не показывали. Трудно сказать, каких было больше. Но вот что интересно: известно, что после "бархатной революции" попытка тут же ликвидировать сельхозкооперативы наткнулась на сопротивление деревни. Дело в том, что кооперированное крестьянство, достаточно хорошо защищенное в социальном отношении, было заинтересовано в сохранении полученных льгот. Другой вопрос, насколько сильным было это сопротивление и сохранилось ли что-нибудь от созданной в коммунистические времена в деревне кооперативной системы? Не знаю.

После августа 1968 г. наступили тяжелые времена для чехословацкой исторической науки, и прежде всего, для ее мыслящего авангарда, к которому относилось большинство, по крайней мере известных мне, историков-шестидесятников. Я продолжала ездить в Чехословакию теперь уже не только в качестве научного работника, но и в качестве ученого секретаря Комиссии историков и архивистов СССР и Чехословакии. Но об этом другой разговор.


© libmonster.ru

Постоянный адрес данной публикации:

https://libmonster.ru/m/articles/view/ОСКОЛКИ-ПАМЯТИ-ВСТРЕЧИ-СО-СЛОВАЦКИМИ-И-ЧЕШСКИМИ-ИСТОРИКАМИ

Похожие публикации: LРоссия LWorld Y G


Публикатор:

Россия ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://libmonster.ru/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

В. В. МАРЬИНА, ОСКОЛКИ ПАМЯТИ: ВСТРЕЧИ СО СЛОВАЦКИМИ И ЧЕШСКИМИ ИСТОРИКАМИ // Москва: Либмонстр Россия (LIBMONSTER.RU). Дата обновления: 31.07.2022. URL: https://libmonster.ru/m/articles/view/ОСКОЛКИ-ПАМЯТИ-ВСТРЕЧИ-СО-СЛОВАЦКИМИ-И-ЧЕШСКИМИ-ИСТОРИКАМИ (дата обращения: 29.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - В. В. МАРЬИНА:

В. В. МАРЬИНА → другие работы, поиск: Либмонстр - РоссияЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Россия Онлайн
Москва, Россия
160 просмотров рейтинг
31.07.2022 (607 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
ЛЕТОПИСЬ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЙ
Каталог: Политология 
19 часов(а) назад · от Zakhar Prilepin
Стихи, находки, древние поделки
Каталог: Разное 
2 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ЦИТАТИ З ВОСЬМИКНИЖЖЯ В РАННІХ ДАВНЬОРУСЬКИХ ЛІТОПИСАХ, АБО ЯК ЗМІНЮЄТЬСЯ СМИСЛ ІСТОРИЧНИХ ПОВІДОМЛЕНЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Туристы едут, жилье дорожает, Солнце - бесплатное
Каталог: Экономика 
4 дней(я) назад · от Россия Онлайн
ТУРЦИЯ: МАРАФОН НА ПУТИ В ЕВРОПУ
Каталог: Политология 
5 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
ТУРЕЦКИЙ ТЕАТР И РУССКОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
8 дней(я) назад · от Zakhar Prilepin
Произведём расчёт виртуального нейтронного астрономического объекта значением размера 〖1m〗^3. Найдём скрытые сущности частиц, энергии и массы. Найдём квантовые значения нейтронного ядра. Найдём энергию удержания нейтрона в этом объекте, которая является энергией удержания нейтронных ядер, астрономических объектов. Рассмотрим физику распада нейтронного ядра. Уточним образование зоны распада ядра и зоны синтеза ядра. Каким образом эти зоны регулируют скорость излучения нейтронов из ядра. Как образуется материя ядра элементов, которая является своеобразной “шубой” любого астрономического объекта. Эта материя является видимой частью Вселенной.
Каталог: Физика 
8 дней(я) назад · от Владимир Груздов
Стихи, находки, артефакты
Каталог: Разное 
9 дней(я) назад · от Денис Николайчиков
ГОД КИНО В РОССИЙСКО-ЯПОНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
9 дней(я) назад · от Вадим Казаков
Несправедливо! Кощунственно! Мерзко! Тема: Сколько россиян считают себя счастливыми и чего им не хватает? По данным опроса ФОМ РФ, 38% граждан РФ чувствуют себя счастливыми. 5% - не чувствуют себя счастливыми. Статистическая погрешность 3,5 %. (Радио Спутник, 19.03.2024, Встречаем Зарю. 07:04 мск, из 114 мин >31:42-53:40
Каталог: История 
10 дней(я) назад · от Анатолий Дмитриев

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

LIBMONSTER.RU - Цифровая библиотека России

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры библиотеки
ОСКОЛКИ ПАМЯТИ: ВСТРЕЧИ СО СЛОВАЦКИМИ И ЧЕШСКИМИ ИСТОРИКАМИ
 

Контакты редакции
Чат авторов: RU LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Либмонстр Россия ® Все права защищены.
2014-2024, LIBMONSTER.RU - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие России


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android