Статья четвертая ^*

(c) 2000

В последней трети XX в. технологический переворот в области обработки и передачи данных придал телекоммуникационным средствам общения четкие глобальные очертания. Возникли принципиально новые, усовершенствованные возможности территориально-политического контроля, увеличившие практическое значение осевой во всемирно-историческом развитии географической территории. Это означает, что борьба за передел мира, открывавшая XX век, но с его окончанием не завершившаяся, вступила в новейшую фазу - фазу борьбы за передел "осевой" территории в условиях глобализации информационных потоков, финансовых операций и управления боевыми действиями.

XIX

Тот факт, что геополитика как направление современной мысли возникла на историческом переходе от XIX в. к XX - в эпоху бурного развития второй технологической (промышленной) революции, ознаменовавшей появление и стремительное распространение нового класса машин, - глубоко не случаен. И так же не случайно, что интеллектуальный климат, в котором столетие назад сложились и оформились основные геополитические представления, определялся, с одной стороны, профессиональными географами, с другой - профессиональными военными.

Маккиндеровская "географическая ось истории", проходящая через территорию исторической России как крупнейшей континентальной державы Евразии, - это образ, а не логически образованное понятие. Образ, который фиксирует работу пространственного воображения, не более того. И, однако же, рожденная этим образом идея географической территории, которая самим ходом истории определяется как осевая в мировом историческом процессе, приобрела в глазах современников силу неотразимого аргумента. Это произошло тогда, когда в 1939 г. идея-образ материализовалась и легла в основу стратегической оси Берлин - Москва, скрепив военный союз двух крупнейших государств, каждое из которых занимало центральное положение соответственно на западе и востоке огромного материка. Произошло именно то, чего англичанин Х.Д. Маккиндер страшился больше всего, - и в 1904 г., когда выступил с идеей "географической оси", и в 1919 г., когда опубликовал адресованную творцам Версальского мира книгу "Демократические идеалы и реальность", где средствами географической науки описал материковую сердцевину мира, или хартлэнд (геополитический эквивалент "оси").

* Окончание. Начало см.: Восток. 2000, N 1, с. 52-64; N 2, с. 32-43; N 4, с. 67-77.

стр. 48

Тот факт, что главное открытие британской геополитической мысли было использовано в войне против Британии и вообще западных демократий, достаточно красноречив. Он указывает на существование геополитических констант, или таких постоянных величин, значения которых не зависят от различия национальных государственных интересов и разного их понимания. Еще существеннее то, что геополитические константы не изменяют своих значений при смене эпох технологического развития. Идея хартлэнда, с помощью которой Х.Д. Маккиндер обосновал стратегическое значение территориально- политического контроля над евразийской материковой сердцевиной, была выдвинута на заре XX в., всего через год после того, как первый в мире самолет с двигателем внутреннего сгорания совершил первый полет. В 20-30-е годы, когда развитие боевой авиации и танков уже быстро меняло способы ведения войн, эта идея задала обширную программу исследований мюнхенского Института геополитики во главе с генералом и географом К. Хаусхофером. Х.Д. Маккиндер подтвердил значение идеи хартлэнда и позже, в 1943 г., в разгар крупнейшей битвы второй мировой войны на Курской дуге. Выяснилось, что эта идея, сложившаяся в русле научно-технических представлений эпохи второй промышленной революции, сохраняла свое значение и в 1945 г., когда американская авиация испытала на японцах первую атомную бомбу; и в 1957 г., когда первый советский спутник сигнализировал о появлении межконтинентальных баллистических средств доставки ядерных зарядов; и в 1969 г., когда впервые состоявшаяся передача информации в сети четырех удаленных компьютеров, установленных на Атлантическом и Тихоокеанском побережьях США, открыла эру информационной революции; и в 1972 г., когда был изобретен микрочип, ставший главным инструментом революции в военном деле; и в 1983 г., когда американцы выдвинули программу "звездных войн"; и в 1990 г., когда начала действовать первая глобальная компьютерная сеть Интернет. Как подчеркивалось в недавней дискуссии американских политологов и географов, посвященной проблемам геополитики, "от Гарри Трумэна до Джорджа Буша преобладающая точка зрения на проблемы национальной безопасности США была выраженно геополитической и восходила к маккиндеровской теории хартлэнда" ¹ ; в области стратегии "географическая среда" - "только сцена, а не сценарий, но она подсказывает сюжет и влияет на распределение ролей" ² .

Геополитические константы на протяжении больших исторических периодов (фактически на протяжении всей писаной истории) обнаруживают характер и меру устойчивого влияния географических конфигураций и климатов на расположение основных производящих районов мировой экономики, важнейших торговых коммуникаций планеты, очагов крупнейших международных конфликтов. В этом утверждении нет "географического детерминизма" - есть лишь констатация того очевидного обстоятельства, что материальные общественные процессы в политике, реальной экономике, международных отношениях пространственно локализованы и протекают на географической карте мира.

Раздающиеся сейчас в литературе призывы "решительно отмежеваться от традиционного понимания геополитики" (К.С. Гаджиев и др.) выглядят как академический курьез. Предложения "интерпретировать префикс "гео" в термине геополитика не как картографическое измерение международно-политической реальности, а как восприятие мирового сообщества в качестве единой и "завершенной" системы в масштабах всей планеты ³ " имеют отношение к господствующим идеологическим представлениям о "глобализации", но никак не к практической геополитике.

Информационная революция, глобальные информационные процессы во всемирных компьютерных сетях, глобализация международных финансов, искусственное сокращение воспроизводственных циклов в рамках так называемой "новой экономики" - это одна плоскость современной действительности. Ее существование не только не отменяет, но и заставляет все более внимательно рассматривать другую

стр. 49

плоскость - физически обусловленную и математически доказанную еще в докладе Римского клуба "Пределы роста" (1972) конечность имеющихся на планете ресурсов, и прежде всего углеводородного сырья, обеспечивающего базовые экономические потребности самой энергопотребляющей экономики мира - США и других развитых экономик. Поэтому весь комплекс вопросов, связанных с географией размещения этих ресурсов и военно-политическим контролем над территориями их транспортировки и транзита, во все большей мере (мера - непрерывный рост энергопотребления) относятся к числу стратегически важнейших и определяют долгосрочные геополитические программы ведущих держав.

В 90-е годы одновременно с бурным ростом информационных ресурсов в глобальных сетях и стремительным развитием телекоммуникационных технологий произошли коренные, далеко идущие перемены в географических условиях государственного существования большого числа народов. С изменением политической карты Евразии в результате расчленения СССР и Югославии на два десятка новых независимых государств, с распространением конфликтов по географической дуге Балканы - Кавказ - Средняя Азия, с расширением зоны оперативного контроля НАТО на значительную часть Восточной Европы за счет территории Польши, Чехии и Венгрии, с нападением Североатлантического альянса на Югославию в марте 1999 г. и выдвижением на восток, на территорию сербского Косова, базы Кэмп-Бондстил - крупнейшей со времен Вьетнама военно-воздушной базы США за рубежом - стало вполне очевидно, что достижения информационной революции влияют на географическое измерение международной политики лишь в одном смысле: позволяя развивать "интеллектуальные" военные технологии, они выводят старую борьбу за территориальный передел мира на новый виток.

XX

Рождение геополитической мысли на заре XX в., в годы первого передела мира, и возрождение интереса к геополитической тематике на исходе столетия типологически подобны. В обоих случаях пики геополитического сознания совпадают с революционными переворотами в средствах коммуникации. В конце XIX - начале XX в. это связано с появлением телеграфа, двигателя внутреннего сгорания, дизеля, электродвигателя. В конце XX в. средства коммуникации революционизируются электронно-вычислительными машинами, микропроцессорной техникой, компьютерными сетями. Новейшие телекоммуникационные технологии проникают в частную жизнь человека и одновременно осваивают планетарное пространство. Следует заметить, что эффект "сжатия" мирового пространства и "глобализации" человеческих возможностей не является привилегией наших дней: люди конца XIX в. испытывали его и драматизировали не меньше, чем те, кто вступают в XXI век. Другими словами "глобализация" уже однажды происходила, и тогда ее непосредственным результатом стала первая в истории человечества мировая война и революционный развал России средствами тотального насилия.

Глобализацию в самом общем смысле слова следует понимать как совокупность материальных и информационных процессов, возникающих в результате того, что развитие средств сообщения ведет к образованию единого планетарного контура коммуникаций. В свою очередь, геополитика - это тип сознания, в котором связь власти и территории начинают рассматриваться с точки зрения гипотетического мирового субъекта этой власти, стремящегося распространить (либо воспрепятствовать распространению) ее на мир в целом. Глобализация и геополитика - явления одного порядка, порождаемые одной исторической ситуацией. Геополитически мыслящий ум мыслит категориями миродержавия, т.е. установления господства над миром либо предотвращения попыток такое господство установить.

стр. 50

Идеальный объект геополитики - это то, что Х.Д. Маккиндер называл the empire of the world. Подчеркивая неустранимость такого факта, как неравномерное распределение по поверхности земного шара ресурсов жизнеобеспечения и стратегических возможностей (что само по себе является источником конфликтов), Х.Д. Маккиндер пошел дальше, заявив, что "конфигурация материков и океанов, а также обеспеченность ресурсами и прохождение естественных путей сообщения таковы, что сами по себе ведут к образованию империй, а в конечном счете - к единой мировой империи" ⁴ . Эту мысль основатель британской геополитики высказал в 1919 г. - когда оба главных противника Англии на континенте, Германия и Россия, лежали поверженными. Не факторы географии "сами по себе", а, скорее, уникальность исторического момента обнажила то обстоятельство, что идеальным предметом британской геополитической мысли, как она предстала в творчестве Х.Д. Маккиндера, является мировое господство.

"Каждое столетие имеет свою собственную географическую перспективу" ⁵ . Эта крылатая фраза афористично выразила характерное для геополитического сознания первенство истории над географией или, точнее говоря, зависимость состояния "сцены" от "сценария" и "сценариста". Фраза означала, что для каждой эпохи с ее техническим уровнем средств коммуникации задачи контроля над одним и тем же географическим пространством должны ставиться и решаться по-своему. В 1919 г. эта фраза диктовалась и более конкретными соображениями: "географическая перспектива", открытая первой мировой войной и развалом России, приближала в глазах Х.Д. Маккиндера к созданию "единой мировой империи".

Факты физической географии на протяжении пяти-шести тысячелетий писаной истории, подчеркивал основоположник британской геополитики, оставались в основном неизменными, влияние же географических условий на человеческую деятельность зависело "не только от реальности, какой она есть и была, но в еще большей степени от того, какой она представлялась человеческому воображению" ⁶ . Сравнив три несовпадающие "формулы географической причинности во всемирной истории", предложенные Х.Д. Маккиндером, соответственно в год русско-японской войны (1904), в год завершившего первую мировую войну Версальского мира (1919) и в год коренного перелома во второй мировой войне (1943), мы увидим, что географическая перспектива, возникающая в воображении геополитически мыслящего, может меняться даже не от столетия к столетию, а значительно чаще: от одного крупного события мировой истории к другому. Регулятором такой смены географической перспективы является в геополитическом сознании приближение либо отдаление практической возможности учредить "единую мировую империю".

Географическая перспектива 1919 г. была задана у Х.Д. Маккиндера образом "Мирового острова (the World-Island)", состоящего из материковой группы трех континентов - Азии, Европы и Африки. Почему континент из формулы 1904 г. с проходящей через него "географической осью истории" в 1919 г. был объявлен частью острова? Ответ Х.Д. Маккиндера звучит недвусмысленно: в 1917 г. "падение русского царизма и вытекавшее отсюда крушение русского военного могущества" создали "новый облик действительности". До 1917 г. война носила черты "старого стиля": британская морская сила в традициях, восходивших ко времени войн с Наполеоном, разделяя противостоящую ей континентальную силу надвое (Германия и Россия), находилась в союзнических отношениях с одной из "континентальных восточных автократий". После состоявшегося в результате революции разрушения России, утверждал Х.Д. Маккиндер, война превратилась в "открытую дуэль островных сил и сил континента" ⁷ . Победа первых и означала, что "Европу нельзя больше рассматривать отдельно от Азии и Африки". Старый Свет стал "островным (insular) или, другими словами, единым целым (a unit), ни с чем не сравнимым крупнейшим географическим целым нашей планеты" ⁸ .

стр. 51

В маккиндеровской формуле "островные силы", несущие миру "идеалы океанической свободы" (Британская империя, а с 1917 г., со времени вступления в мировую войну, и США), суть именно те силы, которые призваны осуществить проект "единой мировой империи". Как писал Х.Д. Маккиндер, "крушение России сделало более ясным наш взгляд на действительность, русская революция очистила идеалы, за которые мы боролись" ⁹ . Главным геополитическим призом в этой борьбе становилась реальная возможность, соединив неисчерпаемые ресурсы "Великого Континента" с преимуществами его нового "островного" положения, сделать Мировой остров "единственной и объединенной базой непобедимой морской силы" ¹⁰ .

Простое сопоставление идей Х.Д. Маккиндера, относящихся к 1919 г., и предложенного З. Бжезинским в 1997 г. образа Евразии как "большой шахматной доски" позволяет обнаружить, что мы имеем здесь дело с одной и той же геополитической конструкцией: разрушение военно-политического могущества континентальной державы в Евразии как путь к установлению глобальной гегемонии ("единой мировой империи").

XXI

"Формула географической причинности", выдвинутая Х.Д. Маккиндером в 1919 г. и несколько видоизмененная по сравнению с формулой 1904 г., устанавливала отношение эквивалентности между "единством океана" и "единством континента": предполагалось, что идея каждого из этих единств может служить интеллектуальным инструментом практической геополитики. Четыре столетия назад путешествия Колумба, Васко да Гамы и Магеллана в течение жизни одного поколения изменили воззрение на мир: тогда новому мировоззренческому взгляду открылось единство Мирового океана. То было, но словам Х.Д. Маккиндера, "великое приключение в океане, океан сделал мир европейским" ¹¹ . То была революция. "Подобная революция совершается также на глазах нашего поколения, когда благодаря современным средствам наземных и воздушных коммуникаций быстро становится реальностью единство континента" ¹² .

Революционный прогресс в средствах коммуникации и стал тем побудительным мотивом, который позволил Х.Д. Маккиндеру выделить на территории Мирового острова материковую сердцевину как область, имеющую ключевое стратегическое значение в попытках создания "единой мировой империи". Существенные детали этой концепции, содержащиеся в оригинальном маккиндеровском тексте 1919 г., практически никогда не воспроизводились, поэтому я на них остановлюсь подробнее.

Х.Д. Маккиндер подчеркивал, что "Хартлэнд, расположенный в центре Мирового острова, - это такой же реальный физический факт, как и сам Мировой остров посреди океана" ¹³ . Это "огромная протяженная зона на севере и в центральной части континента", которая занимает "половину Азии и четверть Европы". Это область, которая протянулась "от арктических побережий Сибири до тропических побережий Белуджистана и Персии" ¹⁴ .

Граница хартлэнда изначально была очерчена Х.Д. Маккиндером с точностью профессионального географа: это общая граница огромной сплошной зоны бассейнов семи крупных рек Евразии, имеющих сток в Северный Ледовитый океан или внутренние моря (озера) континента. Материковая сердцевина мира представала, таким образом, не теоретической конструкцией кабинетного стратега и не отвлеченной идеей, а единым континентальным массивом, который образован бассейнами впадающих в арктические моря Лены, Енисея и Оби, бассейнами текущих в Каспийское море Волги и Урала и бассейнами Амударьи и Сырдарьи, впадающих в Арал. Географически соседствующие территории бассейнов семи евразийских рек характеризовались Маккиндером как геополитическое целое по двум причинам:

стр. 52

во-первых, в силу того, что они были недоступны для океанической навигации и, следовательно, закрыты для прямой экспансии островной или иноконтинентальной державы; во-вторых, потому, что организация этих еще недавно практически бездорожных пространств сетью железных дорог и авиационных маршрутов представляла "революцию в отношениях человека к основным географическим реальностям нашей планеты" ¹⁵ .

Материковая сердцевина мира, писал Х.Д. Маккиндер, представляет собой единство трех географически интегрированных равнинных областей Евразии - "Западной Сибири, Туркестана и бассейна Волги", которые могут быть объединены понятием "Великая Равнина". Здесь Уральские горы не являются сколько-нибудь серьезной границей, а пространство между их южной оконечностью и севером Каспия образует "широкий проход (a broad gateway) из Сибири в Европу". На юге Великая Равнина заканчивается возвышениями; расположенные на них "три страны - Персия, Афганистан и Белуджистан", говорит Маккиндер, удобно объединяемы понятием Иранского нагорья. "Хартлэнд, рассматриваемый как область арктического и континентального речного стока, включает в себя большую часть Великой Равнины и большую часть Иранского нагорья, простираясь, таким образом, вплоть до длинных, высоких, изогнутых хребтов Иранских гор, которые спускаются к долине Евфрата и Персидскому заливу" ¹⁶ .

Помимо материковой сердцевины Маккиндер выделил на Мировом острове еще пять больших геополитических районов. В Евразии - это европейские прибрежные области (European coastland), куда входят Западная Европа, включая бассейны Белого, Балтийского, Средиземного, Черного и Азовского морей, а кроме того, арабский мир и муссонные прибрежные области (Monsoon coastland) - Индия, южные и восточные провинции Китая, Индокитай, Корея и российский Дальний Восток. В Африке - Сахара и так называемый южный хартлэнд (выделяемый потому же признаку речного стока, что и материковая сердцевина Евразии).

Особо отмечено у Маккиндера геополитическое значение арабского мира. Общая территория исторического расселения арабов, писал он, "пересечена тремя большими водными путями, соединяющими арабский мир с океаном"; это Нил, Красное море и впадающий в Персидский залив Евфрат. Хартлэнд, арабский мир и Сахара вместе составляют один широкий, изгибающийся географический пояс, нигде не доступный для проникновения морской силы, за исключением того стратегического направления, которое образовано "тремя арабскими водными путями" ¹⁷ . Великий континент (он же Мировой остров) целиком "перепоясан" этим поясом в направлении с северо-востока на юго-запад, от арктических побережий до Атлантики.

Маккиндер выделил также в этом поясе непрерывную зону степей. Примыкающие к поясу пустынь степи арабского мира он характеризовал как связующее звено между евразийским и африканским хартлэндами, образующее широкий сухопутный переход "из Сибири через Персию, Аравию и Египет в Судан". В оазисах, окаймляющих Аравийскую пустыню с севера, подчеркивал Маккиндер, началась писаная история. "Первый известный нам опыт международной политики связан с развитием коммуникаций между двумя государствами, каждое из которых возникло в аллювиальных долинах соответственно Нижнего Евфрата и Нижнего Нила... Если Мировой остров является главным местом расселения человечества на планете, то тогда территории арабов, связывающие Европу с Индией и северный (евразийский) хартлэнд с южным (африканским), занимают на Мировом острове центральную позицию, имея собственным стратегическим центром Иерусалим" ¹⁸ .

В маккиндеровском описании "Аравии" отмечен и тот факт, что арабский регион имеет выходы к морю со всех сторон, кроме одной - северо-восточной. Здесь территория, постепенно понижаясь, переходит в долину Евфрата. Над всем протяжением узкой горловины, по которой протекает Евфрат, соединяя своим течением

стр. 53

Армянское нагорье и Персидский залив, возвышается гряда Иранских гор - "возвышенная иранская оконечность хартлэнда" ¹⁹ . То есть в формуле 1919 г., которая больше всего привязана к перспективам образования "единой мировой империи", юго-западная часть хартлэнда (с включением Ирана) и северо-восточная часть арабского мира обозначены у Маккиндера как непосредственно граничащие друг с другом.

"Стратегическим фактом решающего значения" выступает у Маккиндера то отмеченное им обстоятельство, что в западной части хартлэнда Великая Равнина, образуемая бассейнами рек арктического и континентального стока, "наезжает" (overlap), как он говорит, на восточную часть "полуострова Европы" ²⁰ - никакой естественный барьер не отделяет одну область от другой. И, напротив, от муссонных прибрежных районов Индии и Китая материковая сердцевина Евразии отделена высочайшими горными системами мира. Другими словами, "Хартлэнд, и в особенности его более открытые части - такие как Иран, Туркестан и Сибирь, - гораздо более тесно связаны с Европой и арабским миром, чем с Индией или Китаем".

Фактически, говорит Маккиндер, "Северный Хартлэнд сливается с Аравией и Европой" ²¹ . Кроме того, "Хартлэнд, если понимать этот термин в широком, стратегическом значении, включает в себя также Малую Азию и Балканский полуостров" ²² .

Определив первоначально материковую сердцевину мира исключительно в терминах географии (как сплошную зону арктического и континентального речного стока), Маккиндер постепенно, по мере перехода к теме, которая обозначена у него как "Соперничество империй", дает - "применительно к задачам стратегического мышления" - все более расширяющиеся границы хартлэнда. В качестве основания для такой расширяющей трактовки того, что есть материковая сердцевина мира, он указывает на мобильность современного человека, возрастающую благодаря развитию средств коммуникации.

"Совершенно очевидно, - пишет Маккиндер, - что если в наши дни континентальная держава закроет Черное море, то весь Черноморский бассейн можно будет рассматривать как часть Хартлэнда... Определяя материковую сердцевину мира применительно к целям стратегического мышления, в нее нужно включать бассейн Балтийского моря, судоходный в его среднем и нижнем течении Дунай, бассейн Черного моря, Малую Азию, Армению, Иран, Тибет и Монголию. В границах Хартлэнда Бранденбург-Пруссия и Австро-Венгрия (1919 год. - В.М.) оказываются, следовательно, так же, как и Россия... В современных условиях Хартлэндом следует считать такую область, доступ к которой может быть закрыт для океанической державы, хотя западная часть Хартлэнда не попадает в зону арктического и континентального речного стока... Великая военная держава, которая установит контроль над Хартлэндом и арабским миром, без всякого труда распространит этот контроль на перекресток всемирных путей на Суэцком перешейке... Мы, правда, устранили эту опасность, но сами факты географии все время предоставляют силам континента более значительные стратегические возможности, чем те, которыми располагают океанические державы" ²³ .

Относительно производимого Маккиндером расширения (на карте) первоначально намеченных им географических границ евразийской материковой сердцевины следует сказать, что геополитические районы - отнюдь не географические факты. Геополитические районы суть геостратегические идеи. "Факты географии" в таких случаях привлекаются для обоснования проектов, стратегическая направленность которых не обязательно вытекает из данных географии.

Область в центре Евразии, выделенная как материковая сердцевина огромного континента по признаку расположения речных бассейнов и направления стока, - это географический факт, который невозможно оспорить. Но расширение границ этой области до размеров гипотетического пространства, которое простирается от

стр. 54

среднего течения Дуная до Тибета и от береговой линии Персидского залива до Северного Ледовитого океана, - за пределами географической науки. Такое "расширение" выдает существование глобального стратегического замысла. На языке геополитики такой замысел впервые подробно и достаточно откровенно изложил именно Маккиндер. В той части своей книги "Демократические идеалы и реальность", где он прямо обращается к творцам Версальской системы и создателям первой всемирной организации - Лиги Наций, язык геополитики сменяется языком идеологии. Здесь маккиндеровский Heartland, будучи геостратегической идеей, становится еще и знаком глобального проекта, предусматривающего достижение мировой гегемонии. Таким образом, геополитическая идея в изложении Х.Д. Маккиндера, отталкиваясь от идеальных представлений о мире как "закрытой политической системе", возвращается к схеме построения глобальной мировой системы уже в практическом плане.

XXII

"Кто господствует в Восточной Европе, управляет Хартлэндом; кто господствует на Хартлэнде, управляет Мировым островом; кто господствует на Мировом острове, управляет миром" ²⁴ . Этим тезисом Хэлфорд Джон Маккиндер, адресуясь в 1919 г. к создателям Версальской системы и Лиги Наций, впервые сформулировал отвлеченную цель достижения мирового господства как конкретную геополитическую задачу.

Разрушенная и терзаемая гражданской войной Россия, а также поверженная с ее помощью Германия давали основание предполагать, что серьезных препятствий к образованию "единой мировой империи" больше не существует. Практически все основные конструктивные элементы глобалистского проекта наших дней - "нового мирового порядка" - в книге Маккиндера "Демократические идеалы и реальность" уже налицо. Но представить проект в его наготе, как экспансию западных победителей на области земного шара, прежде для колониального проникновения недоступные, Маккиндер не мог. Геополитическая задача достижения глобального господства приняла у него идеологический вид задачи установления всемирной демократии.

"Хартлэнд, - писал Маккиндер, - является базисом всемогущего милитаризма. Так как цивилизация - это контроль над природой и людьми. Лига Наций, будучи верховным органом единого человечества, должна учредить пристальное наблюдение за Хартлэндом и его возможными будущими организаторами... На деятельность национального государства нужно наложить ряд ограничений... Не должно быть государства настолько сильного, чтобы оно могло противостоять общей воле человечества... Судьба Хартлэнда будет испытанием для Лиги Наций... Несмотря на происшедшие у русских и немцев революции, общественный организм этих народов работает и обладает мощным запасом исторического движения. Поэтому... теперь, когда все государства замкнуты рамками единой мировой системы, правильно будет рассматривать Лигу Наций как единственную альтернативу земному аду... Цель будет достигнута, если создать в промежуточной полосе между Германией и Россией кордон из новых независимых государств... Государства в полосе кордона, поддерживаемые другими государствами Всемирной Лиги, окончательно решат задачу расчленения Восточной Европы на несколько государственных систем в количестве больше двух... И разве так уже невероятно, что и русские распадутся на некоторое число государств, которые будут составлять расплывчатую федерацию?" ²⁵ .

Примечательно, что свою геополитическую программу, изложенную столь энергичным образом, Маккиндер назвал "окончательным решением Восточного вопроса в широком смысле слова" ²⁶ .

стр. 55

Это, конечно, не язык географа. В маккиндеровских установках, ориентирующих на "единую мировую систему", мы уже в 1919 г. находим такие характерные для международной ситуации 90-х годов XX в. элементы глобализма, как "гуманитарная интервенция", вторгающаяся в сферу суверенитета национального государства, как "глобальное управление" с "мировым правительством" в качестве его субъекта, как поощрение "геополитического плюрализма" на территории Евразии и окружение главного геополитического противника кольцом буферных государств.

В области геополитики Маккиндер выступал как теоретик. Но был в его жизни краткий эпизод, когда в конце 1919 г. правительство Ллойд-Джорджа по рекомендации лорда Керзона назначило лондонского профессора географии на специально учрежденный пост британского Верховного комиссара Юга России, и здесь была предпринята попытка сделать теорию хартлэнда инструментом внешнеполитической практики.

По истечении нескольких недель пребывания Маккиндера на его посту в России он представил британскому кабинету доклад, который не утратил интереса и восемь десятилетий спустя. Возникающие при чтении этого документа параллели с современной ситуацией, которая стала складываться на Юге России с осени 1999 г. после вторжения интернациональных террористических отрядов в Дагестан и начала на Кавказе второй чеченской войны, - наглядное свидетельство того, что значения геополитических констант сохраняются и при смене исторических эпох.

Доклад Маккиндера датирован 21 января 1920 г. Проведя по дороге в Россию переговоры в Варшаве с маршалом Ю. Пилсудским, британский комиссар через Бухарест, Софию и Константинополь прибыл в Новороссийск на территорию, занятую Добровольческой армией. Пятичасовые переговоры в штабном вагоне А.И. Деникина на станции Тихорецкая под Екатеринодаром, встреча с П.Н. Врангелем, консультации с английским представителем убедили Маккиндера в том, что время терять нельзя. Практические рекомендации английскому правительству, содержавшиеся в его докладе, были прямым продолжением его основных геополитических идей, предложенных несколькими месяцами ранее собравшимся в Версале западным лидерам.

"В настоящее время, - говорилось в докладе Маккиндера, - большевизм торжествует... В открытом или тайном союзе с немцами и турками большевики могут выковать оружие, которое станет угрозой для всего мира... Под маской большевизма выступает сегодня русский империализм... Только немедленные решительные меры, принятые до того, как растает лед на Волге и большевистская флотилия появится в Каспийском море, атакуя Баку и Красноводск... могут остановить большевизм, продвижение которого напоминает распространение степного пожара, и удержать его в отдалении от Индии и Малой Азии. Тем временем начнется наступление на польском направлении и со стороны Одессы... Сам по себе успех одновременного наступления поляков и белых русских по всей линии от Финского залива до Азовского моря приведет к тому, что большевики будут отброшены в Азию. В связи с этим существенно важно рассматривать Каспийское море и Кавказский хребет как элементы более широкой политики" ²⁷ .

Под "более широкой политикой" Маккиндер имел в виду предложенный в докладе план расчленения России с юга с установлением на части территории бывшей Российской империи режима протектората при номинальной власти деникинского правительства и реальных властных полномочиях его самого как британского Верховного комиссара.

Главным военным элементом плана было установление контроля над балтийско- черноморской перемычкой, где хартлэнд, по выражению Маккиндера, "наезжает" на "полуостровную" Европу, хотя Европой следует считать все пространство до изгиба Волги у Казани. План должен был осуществляться в ходе одновременного

стр. 56

наступления армий Пилсудского и Деникина в направлении Москвы. "Первая военная операция, - писал Маккиндер, - должна ограничиться задачами выдвижения с линии Одесса - Перекоп на линию, включающую Донецкий бассейн. Таким образом будут отвоеваны хлебная житница, кормящая Одессу, и уголь Донецка. При поставках промышленных товаров Кубань сможет со временем прокормить весь район - Новороссийск, Крым и Одессу" ²⁸ .

Смысл первого этапа предложенной Маккиндером военной операции состоял в том, чтобы отторгнуть от России значительную часть Украины вместе с территориями казачьих войск Дона, Кубани и Терека. "Для нас будет по меньшей мере большим неудобством, - подчеркивал Маккиндер, - если при этом мы оставим в руках большевиков такую мощную базу на Черном море, как Севастополь" ²⁹ .

Вторым элементом маккиндеровского плана было создание такой системы дипломатических союзов, которая связала бы антибольшевистские правительства в зоне "санитарного кордона" на всей протяженности балтийско-черноморской перемычки. "Балтийские провинции, Грузия и Азербайджан должны быть включены в польско-деникинскую коалицию, - писал Маккиндер... - Я не думаю, что республики Закавказья смогут долго сопротивляться большевизму самостоятельно. Но в союзе с Деникиным и Польшей они станут важным звеном в общей цепи, которая сдержит врага. В связи с этим проблему Дагестана нужно рассматривать как подчиненную по отношению к проблеме установления дружественных отношений между Грузией и Деникиным". Что именно британский Верховный комиссар Юга России считал "проблемой Дагестана", видно из перечня предлагавшихся им первоочередных мер, где, в частности, говорилось: "Следует обеспечить позицию на Каспийском море" ³⁰ .

Третьим важным элементом плана был комплекс экономических мероприятий, предусматривавших создание англо-русского торгово-промышленного синдиката с целью экономической организации территорий Юга России. Маккиндер предложил подчинить синдицированный английский капитал власти Верховного комиссара и установить "временную монополию контроля за кредитом" по экспортно-импортным операциям.

План Маккиндера не был принят Лондоном и практических последствий не имел, но до сих пор сохраняет значение продуманное единство всех его компонентов, предусматривавших создание против России сплошного геостратегического фронта огромной протяженности, линией которого предполагалось соединить бассейны Балтийского, Черного, Азовского и Каспийского морей. В этом отношении принятая в 1999 г. новая "Стратегическая концепция" Северо- Атлантического альянса, в соответствии с которой осуществляется "расширение" НАТО на восток, не так уж и нова.

XXIII

История геополитической мысли, мягко говоря, не всегда справедлива в отношении тех, чьи идеи определили ее зарождение и последующее развитие. Это и неудивительно: борьба геополитических представлений, столкновение различных и в том числе противоположных принципов выделения геополитических районов, идеальное проектирование геополитических конфигураций - необходимая составная часть международно-политической борьбы, которая сегодня с большим основанием, чем когда-либо, делает своим поприщем мир как целое.

Глобальные информационные и общественно-производственные процессы не только не упраздняют географическое измерение политической мысли, но и придают ему новую значимость. Каждый большой шаг в развитии средств коммуникации менял отношение человека к географическим условиям его существования. Геополитическое сознание XX в. отразило этот факт, представив его в виде идеи двух

стр. 57

противоборствующих единств - "единства Океана" и "единства Материка". Новейшее единство на базе информационной революции (единство всемирных компьютерных сетей), с одной стороны, как будто ослабляет геополитическую оппозицию "Моря" и "Континента", с другой - выявляет такие аспекты революционизирующего влияния телекоммуникаций, которые ставят перед геополитической мыслью XXI в. новые задачи. Судя по всему, характер этих задач, как и столетие назад у истоков геополитической мысли, предполагает востребованность в первую очередь географических и военных знаний.

Информационная революция во многом изменила механизмы и процедуры принятия решений, в громадной степени повлияла на соотношение между двумя экономиками - финансовой и реальной, решающим образом увеличила скорость морального износа многих продуктов и технологий, повлияла на характер воспроизводственных циклов. Но это не все. Информационная революция, истоки которой относятся ко временам "холодной войны", раньше всего послужила сигналом к началу революции в военном деле и возникновению оружия на новых физических принципах (например, Интернет, как и вообще сетевые технологии, - детище американского военного проекта 60-х годов). Я не предполагаю касаться здесь этой очень специальной и исключительно важной темы, но один из ее аспектов не отметить, видимо, нельзя.

Информационная революция сделала более напряженной борьбу между ракетами и противоракетами на траектории межконтинентального полета (в результате чего ситуация в этой области стала напоминать патовую) и вместе с тем открыла новую перспективу развития высокоточного оружия и "умных" военных технологий, которые не предполагают организацию военного противоборства на межконтинентальном уровне. Тем самым общая стратегическая ситуация до некоторой степени "отыгрывается назад", поскольку актуализируются задачи ведения боевых действий на географически локализованных театрах.

Свою географическую перспективу имеет не только каждое столетие, как правильно заметил Х.Д. Маккиндер, но и каждая великая страна. Стратегические возможности, открытые благодаря англо-саксонской или немецкой геополитической мысли, все еще заслоняют одно важное историческое обстоятельство, которое самое время напомнить. Во второй половине XIX - начале XX в. русские географы, востоковеды, профессиональные военные, отвечая на вызов времени, перед которым стояла Российская империя, сформулировали и обосновали целый ряд идей, которые отчасти были компилированы и усвоены западной геополитической мыслью, отчасти похоронены под грузом исторических обстоятельств ушедшего века.

Я не берусь хотя бы просто перечислить все то в наследии русских ученых, что способно обогатить геополитическую мысль XXI в., но до сих пор оставалось невостребованным на их Родине (такое перечисление, если кто-то за него и взялся бы, не принесет пользы). Однако такое событие, как азиатская поездка президента России В.В. Путина летом 2000 г. по маршруту Пекин - Пхеньян - Благовещенск - Окинава - Петропавловск-Камчатский, дает по крайней мере повод отметить существование подобной темы. Она содержит немало вопросов, и если ответы на них могут представляться лежащими на поверхности, то это ошибочное впечатление.

В свете отдельных элементов русской геополитической мысли - яркой, но не успевшей в начале XX в. сложиться в систему - наверняка, по-новому предстала бы сегодня идея противоборства "Моря" и "Континента". Примечательно, что "атлантические" геополитические концепции строились на идее определяющего стратегического значения материковой сердцевины либо материковой "каймы" Евразийского континента, тогда как для представителей континентальной России исходной посылкой и определяющей стратагемой геополитической мысли выступали скорее морские пространства. Интересен в этом отношении В.П. Семенов-Тян-Шанский,

стр. 58

выдвинувший в 1915 г. идею ключевого стратегического значения "трех средиземных морей" - европейского Средиземного с Черным; китайского (Южного и Восточного) с Японским и Желтым; Карибского с Мексиканским заливом. "Распорядителем и носителем просвещения для прилегающих материков, - писал русский географ, - становился тот народ, который завладевал одним из этих трех средиземных морей, соединял на более или менее продолжительное время воедино всю цепь их благодатных побережий, в то же время удерживая более или менее в сфере своего влияния окрестные пустыни, вследствие чего, при ограниченности географических представлений в давно минувшие века, и считался "господином мира". К нашему времени не произошло таких геологических переворотов, которые могли бы сколько-нибудь существенно изменить мировое географическое значение этих трех морей и их побережий, но понятие "господина мира" увеличилось во много крат. Поэтому "господином мира" будет все-таки тот, кто сможет владеть одновременно всеми этими тремя морями, или тремя "господами мира" будут те три нации, из которых каждая в отдельности завладеет одним из этих морей" ³¹ .

В некоторых случаях представления русских географов, дававшие материал для геополитического конструирования, были явным образом более разработанными и совершенными, чем те, которые, скажем, использовал Маккиндер. Если тот при построении концепции хартлэнда оперировал понятием гидрографического бассейна, то А.И. Воейков, посвятивший в 1904 г. специальную работу ответу на вопрос "Будет ли Тихий океан главным торговым путем земного шара?", ввел в ней весьма операциональное различение двух типов бассейнов - гидрографического и торгового. Это открывало более глубокое и практически более ценное понимание принципов геополитического районирования, но опять- таки осталось неиспользованным. Там же А.И. Воейков отметил уникальную особенность бассейна Атлантического океана, которая заслуживала самой тщательной разработки в свете геополитического сознания: существование "такой цепи средиземных морей, как Средиземное, Мраморное, Черное и Азовское... глубоко проникающих в глубь Старого Света, а за ними, отделенный небольшим перешейком, уже прорезанным двумя железными дорогами, - Каспий, самое большое озеро земного шара, обыкновенно называемое морем" ³² .

И, пожалуй, только в русской геополитической мысли (что понятно в связи с осевым положением России в Евразии и громадной широтной протяженностью ее территории) можно найти элементы разработки такого специального предмета, как стратегия взаимодействия с тремя "Востокам" - Ближним, Средним и Дальним. Сейчас само сближение совершенно различных подходов к этой проблеме представляется чрезвычайно плодотворным.

К числу наиболее эвристичных образцов русской геополитической мысли относится и описание А.Е. Снесаревым большой геополитической конфигурации Среднего Востока (Средней Азии) ³³ . "Настоящий Восток" В.П. Васильева смещен на другой край континента. "Настоящий Восток, - горячо убеждал он в книге "Открытие Китая" (1859), - это нынешние китайские владения с югом в Индии и севером в Сибири... От пределов Кореи до Ситхи (Аляска. - В.М.) образуется из твердой земли естественная арка, поперек соединенная цепью Алеутских и Курильских островов, примыкающих к нашему Сахалину. Не сама ли природа поставила здесь триумфальные врата для будущего величия русского военного и купеческого флота?" ³⁴ . Сегодня эти поиски воспринимаются в свете того, что Россия конца XX - начала XXI в. переживает историческую смену географической перспективы. Активно идущий в настоящее время отбор геостратегических и геоэкономических идей - признак формирования русского геополитического сознания, учитывающего значение неизменных геополитических констант и адекватного вызовам эпохи информационной революции.

стр. 59

На протяжении четырех последних столетий политическое единство "осевого" государства и культурное единство "Европы" и "Азии" имело в истории России прочную географическую основу - единство бассейнов великих евразийских рек континентального (арало-каспийского) и арктического стока, образующих вместе общий территориальный массив в центральной части суперконтинента. Сегодня этот фундаментальный историко-географический факт предстоит осознать заново, в свете того обстоятельства, что после разрушения СССР историческая Россия, оказавшись замкнутой в государственных границах, которые никогда прежде не существовали, столкнулась с угрозами нового типа, соединяющими внешние и внутренние вызовы (международный терроризм, этно-региональный сепаратизм и т.п.).

Вектор, по которому Северо-Атлантический альянс осуществлял в 90-е годы "расширение" на восток, вглубь Евразии, естественным образом предопределил общую направленность первых (со времени исчезновения СССР) геополитически осмысленных шагов новой азиатской дипломатии России, синхронизировавшей, начиная с 2000 г. усилия на всех "восточных" направлениях - "дальнем" (Китай, обе Кореи, Япония), "среднем" (страны Прикаспия, Индийский субконтинент) и "ближнем" (арабский мир). В том же русле геополитически осмысленной государственной практики были осуществлены гражданско-административная реформа, перегруппировавшая 89 лоскутных субъектов Российской Федерации в 7 крупных федеральных округов, и военно-административная реформа, предусматривающая объединение и укрупнение некоторых военных округов. В свете революции в военном деле более четко обрисовались геополитическое значение громадного Циркумполярного региона и стратегическая идея единства Мирового океана.

Геополитические образы и конфигурации сначала всегда складываются в сознании. Но приходит время, и они обязательно обретают плоть устойчивых стратегических союзов и долгосрочных экономических проектов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 A Debate on Geopolitics. - Orbis. Vol. 40, Spring 1996, N 2, p. 258.

2 Ibid., p. 257-258.

3 К.С. Гаджиев. Введение в геополитику. М., 200, с. 25, 28.

4 Н.J. Mackinder. Democratic Ideals and Reality. N.Y., 1962, p. 2.

5 Ibid., p. 29.

6 Ibid., p. 28.

7 Ibid., p. 61, 62.

8 Ibid., p. 65-66.

9 Ibid., p. 68.

10 Ibid., p. 70.

11 Ibid., p. 48.

12 Ibid., p. 71.

13 Ibid., p. 111.

14 Ibid., p. 73.

15 Ibid., p. 73-74.

16 Ibid., p. 74.

17 Ibid., p. 76, 77.

18 Ibid., p. 87, 89.

19 Ibid., p. 91.

20 Ibid., p. 100.

21 Ibid., p. 104.

22 Ibid., p. 107.

23 Ibid., p. 109-111.

24 Ibid., p. 150.

25 Ibid., p. 164, 166, 167, 170, 171.

26 Ibid., p. 154.

стр. 60

27 H. Mackinder. General Report, with Appendices, on Situation in South Russia; Recommendations for Future Policy. - Documents on British Foreign Policy 1919-1939. First Series. Vol. III. L., 1949, p. 778, 777, 760, 783-784.

28 Ibid., p. 782.

29 Ibid., p. 784.

30 Ibid., p. 784, 786.

31 В. Семенов-Тян-Шанский. О могущественном территориальном владении применительно к России. Очерк политической географии. Пг. 1915, с. 10.

32 А.И. Воейков. Будет ли Тихий океан главным торговым путем земного шара? СПб., 1911, с. 2.

33 См.: А.Е. Снесарев. Индия как главный фактор в средне-азиатском вопросе. СПб., 1906; он же. Афганистан. М., 1921.

34 В.П. Васильев. Открытие Китая. СПб., 1900, с. 1, 20.

Постоянный адрес данной публикации: